Тур Трункатов Приключения Гука Часть первая В РОДНОМ СТАДЕ ЗАБОТЫ ЗИТ Море отдыхало после зимних штормов. Оно лежало почти неподвижно, притихшее и бескрайнее. Белесо-синее небо источало ослепительный свет. Лучи солнца бесшумно пронзали застывшую водную толщу, переливались в ней, ласкали и грели её. Приближалось лето с его щедрыми, тёплыми, спокойными днями, обилием вкусной рыбы. Берега уже исчезли позади, а вместе с ними – ритмичный шум прибоя, бесконечное шуршание гальки, грохот моторов. Настало время уйти подальше от этих шумных мест, где много рыбы, но ещё больше беспокойства. Рыба перестала интересовать Зит. В ней росло знакомое чувство, тревожное и радостное. В последние луны она становилась всё толще, всё менее проворной. Теперь она уже не могла глубоко нырять, поэтому и кормиться ей приходилось иногда у самого берега. А это не просто. Днём на берегу слишком много людей, без конца тарахтят противно пахнущие лодки. От них устаёшь, особенно если они кругами носятся над тобой и заставляют уйти от стайки вкусных рыбёшек и искать новую. Близилось время появления нового дельфина. Беспокойство Зит передавалось умудрённой жизненным опытом Керри, но трое других, совсем молодых и ещё неопытных дельфинов об этом лишь догадывались и не очень охотно плыли от берега. Временами Зит совсем становилось невмоготу и она останавливалась. Керри не спускала с неё глаз и всё время была рядом. Беззаботная молодежь наконец также прониклась этим беспокойством и начала увиваться вокруг Зит, вереща и пересвистываясь изо всех сил. Детёныш занимал уже всю Зит, она чувствовала его порывистые толчки, по её телу временами пробегали волны, её мышцы сокращались. Близился великий и опасный миг. В море должен был появиться новый дельфин. Зит и Керри были готовы к этому. А вот готов ли он, новый член их семьи? Звёзды медленно гасли на чёрном бархате неба. Когда Зит задерживалась на поверхности, она успевала хорошо рассмотреть яркую утреннюю звезду, которая одна оставалась там, где был родной берег. Небо светлело с другой стороны – Зит ни разу не бывала в тех краях, но хорошо знала, что именно там начало Великой дельфиньей дороги в мир. Этот путь шёл через проливы в тёплое море, через множество островов, и не торопясь за одну луну им можно было выйти в океан. Небо светлело. Из синего оно стало голубым, потом голубовато-розовым. Близится миг, когда из моря вынырнет солнце. Если высоко выпрыгнуть, то и сейчас можно увидеть, как его оранжево-жёлтый неяркий край покажется над поверхностью, брызнет первыми, чуть тёплыми лучами и сразу всё, кроме воды, кругом просветлеет. В воде ещё долго будут гулять сумеречные полутона и все рыбы и водоросли будут одного цвета. Зит было не до прыжков. Она привычно подмечала всё происходящее кругом. Но сейчас это её мало занимало. Вот уже давно нарастает шум и лязг: это их стадо догоняет большой пароход. Этот грохот разбудил стайку дельфинов-белобочек. Те подняли галдеж по поводу непрошеного вторжения, а потом быстро отплыли подальше. Вот они уже перестали пищать и свистеть. Стихают и звуки парохода. Слева прошла стая голодных кефалей: наверное, выискивают рыбью мелочь на завтрак. «Слишком далеко, чтобы обращать на них внимание», – решила Зит. Теперь это было далеко-далеко и проходило стороной, как бы лишь задевая сознание и не оставляя в нём следа. Детёныш внутри неё возился, устраиваясь поудобнее, бесцеремонно тыкал изо всех сил носом то в левый, то в правый бок. Это было немного больно, но и приятно: малыш собирался в путь. Зит стремилась несколько отдалиться от шумного общества дельфиньего стада, но ей это до конца так и не удалось. Правда, молодежь сейчас спала примерно в ста длинах от неё – хорошо было слышно их резкое ритмичное дыхание, кто-то попискивал во сне, беспокойный Тен явно продолжал преследовать и в своих снах акулу. Всё спокойно и хорошо. Хорошо и то, что Керри была рядом. Керри всё время не спускала с неё глаз: так и плывёт, то слева, то справа, то снизу, то сверху. Она неотступная, как тень, внимательная и заботливая. От её обычной норовистости и порой даже сварливости ничего не сохранилось. Керри впервые должна была стать тёткой малышу, и на неё, как и на мать, падали первые хлопоты, волнения и заботы. Так Зит и не удалось заснуть за целую ночь как следует. ЗДРАВСТВУЙ, ГУК! День разгорался, стало совсем светло. – Где ты, Зит? – пропищал Тен. И не успела Зит по привычке откликнуться, как услышала короткий ответ Керри: – Сюда. И вот уже их снова пятеро. Пора было немного поплавать. Зит шевельнула хвостом, и родная синеватая мгла понеслась ей навстречу. – Потише, потише, Зит, – донёсся до неё спокойный голос Керри, – не торопись, мы на месте. Место было действительно отличное: почти никакого шума и никаких опасностей. Зит поплыла по дуге большого круга. Так можно было плавать сколько угодно долго и всё же оставаться на том самом месте. Движения Зит, изгибы тела сделали своё дело. По её животу пробежала мощная волна сокращений. Одна, другая, третья… и вот показался хвост. Совсем маленький, его лопасти были подвёрнуты внутрь, чтобы не мешаться, и, только попав в воду, они расправились немного. Керри оттёрла любопытных и прочно заняла место рядом с этим появившимся хвостом. Плавание Зит замедлилось, она остановилась для отдыха. Прошло ещё несколько минут. Снаружи был уже спинной плавничок, тоже маленький и подвёрнутый к правому боку. Похоже, малыш хорошо подготовился к появлению в море – вот уже видны и подогнутые к груди грудные плавники. В этот момент Зит обернулась и весь детёныш оказался под водой. Теперь его соединяла с матерью лишь тоненькая нить – пуповидный канатик. В тот момент, когда Зит обернулась, канатик оборвался. Малыш задвигал хвостом и неуверенно направился кверху, к поверхности. Зит развернулась и оказалась под ним. Сбоку внимательно, без единого движения замерла Керри. В любой миг они готовы были прийти на помощь малышу. «Какой он беспомощный… – подумала Керри. – Как трудно достаются ему первые мгновения жизни! Ну когда же он вынырнет?» Но вот малыш достиг поверхности, разбил качающееся зеркало воды. Послышалось короткое пыхтение – и снова весь дельфинёнок у них на глазах, под водой. Он был жив, он сделал первый вдох, он самостоятельно плавал. Зит тут же подплыла к нему, и малыш оказался чуть сзади её спинного плавника, у самого бока. Ей слышалось чистое и ровное дыхание маленького, ей было радостно каждое его прикосновение; мир был чудесным, как это чистое утро! Казалось, начинающийся день улыбался и обещал долгую и прекрасную жизнь только что появившемуся у неё сыну. День говорил, что этому маленькому предстояло вырасти под боком у мамы и превратиться в большого и могучего дельфина, для которого не существует врагов, для которого весь океан, всё море – родной дом, полный друзей, еды и приключений. Так хотелось бы Зит, точно так же, как хочется этого любой другой матери для своего самого лучшего, самого любимого детёныша. Как только детёныш оказался в воде, он инстинктивно устремился вверх. Хотя прошло всего десять секунд, но эта первая в его жизни дорога показалась ему нестерпимо долгой. Казалось, ей не было конца. Он плыл, плыл, и вдруг его голова вылетела на поверхность. Яркий свет ударил в глаза и ослепил малыша, голова дернулась от неожиданности назад, он вдохнул полную грудь воздуха и в тот же миг снова оказался под водой. От неожиданности он выпустил тоненькую цепочку пузырьков, и дельфины услышали слабенький голос, который удивлённо и чуть испуганно произнес: «Г-уу-к». Так малыш объявил о своём появлении на свет, и никто не стал с ним спорить – Гук так Гук, пускай так и зовется. Гук чувствовал себя несколько неуверенно. Вдруг рядом с ним оказался большой дельфин. Рядом с ним было спокойно и уютно. Кругом простиралась спокойная синева, но стоило лишь немного приподнять голову для вдоха из воды, как глаза слепил яркий свет. Через некоторое время Гук стал различать множество звуков. Плывшие рядом с ним дельфины оживлённо пересвистывались, щебетали, крякали. Струившаяся навстречу вода приятно щекотала кожу и прижимала Гука к боку мамы. С каждым ударом хвоста Гук чувствовал себя сильнее и увереннее. Со стороны это было немного комичное зрелище – Зит и Гук. Большой дельфин с чёрной глянцевитой кожей, переливающейся в воде синевой, с белым брюхом и мягкими сероватыми разводьями на боках. Мощные лопасти хвостового плавника, неторопливо вздымающиеся вверх-вниз, чуть вздрагивающие грудные плавники и описывающий пологие дуги спинной плавник. Рядом Гук – в треть мамы, серый, пухленький, с вертикальными рядами складок на боках, с едва начавшимися расправляться грудными плавничками и часто-часто бьющим по воде хвостиком-плавничком. Однако он не отставал от Зит и плыл с ней бок о бок. Прошло ещё немного времени, и Гук уже знал, что мама – Зит, тётка – Керри, остальные трое – просто много пищат. Вдруг он забеспокоился. Ещё не понимая, в чём дело, Гук повернулся и стал тыкаться носом в мягкий бок Зит. Мать повернулась к нему животом, и наконец ему в рот попал сосок. Он обхватил его своими плотными губами и языком, нетерпеливо дёрнул, и в рот хлынула струя тепла и покатилась куда-то дальше внутрь Гука. Беспокойство сразу исчезло. Снова стало хорошо и спокойно. Тёплая струя кончилась, Гук отпустил сосок и вынырнул, чтобы подышать воздухом, а потом снова уютно пристроился к боку Зит. Стадо плыло весь день то быстрее, то медленнее. Малыш быстро уставал, и, как только они останавливались, он погружался в сон. ЗНАКОМСТВО С ЦИУ Незаметно прошёл месяц. Гук чувствовал себя великолепно. Он подрос и окреп, складки на боках разгладились, плавники перестали походить на куски толстой водоросли и стали ровными и гладкими. Стадо плавало взад-вперёд по морю, и никто их не беспокоил. Это плавание было обычной челночной охотой – рыбы было мало, но дельфины редко засыпали голодными, а что касается Гука, то он по многу раз в день неизменно получал порцию восхитительного молока. Зит старалась его не очень баловать; и теперь, когда Гук начинал тыкаться в её бок, она предоставляла ему самому отыскивать то, что его интересовало. Гук опускался к ней под брюхо, чуть поворачивался на бок и припадал к соску. В последние дни часто появлялись стада других дельфинов. Иногда это были быстрые и болтливые дельфины-белобочки, которые любят вылетать из воды и с громким плеском плюхаться обратно. Несколько раз показывались стада афалин, знакомые Керри и Зит. Они обычно не подплывали близко и ограничивались обменом приветствиями и новостями на расстоянии. Гук был бы совсем не прочь с ними познакомиться, но пока это не удавалось сделать. Однажды Гук и все остальные услышали сигналы одиночного дельфина. Керри что-то прокричала в ответ. И вот в синевато-зелёной воде показался большущий чёрный силуэт. По бокам и спине чужака тянулись белые полосы старых шрамов. Зит и Гук почувствовали сильный запах – он совсем не походил на запахи дельфинов родного стада. Пришелец был сильно возбуждён, и Гуку сразу же не понравилось, как он бесцеремонно со всеми перезнакомился и чуть было не отшвырнул Тена, который оказался у него на пути, Гук плотнее прижался к Зит. Справа оказалась Керри. Гук слышал недовольное пересвистывание своих сородичей и удивлялся нерешительности Зит и Керри. Знакомство состоялось, и всё стадо, теперь уже из шести дельфинов, продолжало совместное плавание. Нового пришельца звали Циу, это был повидавший виды самец, хорошо известный и Зит и Керри. Он бывал в это время года обычно мрачноват и не очень разговорчив. Циу любил проноситься мимо, прикасаясь к боку Зит плавниками, снова делать заход и, перевернувшись вверх брюхом, скользить рядом с Зит, призывно посвистывая. Гук всё время плыл между матерью и Керри, но когда вдруг Циу начал носиться вокруг них, Керри оказывалась совсем близко к Гуку, а Зит уходила чуть ниже. Зит скоро надоела эта игра. Она резко, на всём ходу остановилась, Циу пролетел дальше, а она подплыла к Гуку: пора было покормить малыша. Однажды, когда Гук двинулся навстречу матери, радостно отвечая весёлым щебетанием на её призывный свист, Циу, недовольный тем, что Зит перестала играть с ним, издал короткий боевой клич и стрелой бросился к Гуку. Циу надвигался стремительно и неотвратимо. Гук весь сжался в ожидании страшного удара и окончательно потерял способность сманеврировать. Сначала он было хотел нырнуть, потом повернуть налево, – дёрнулся вправо и… остался на месте. Маленький дельфинёнок, такой быстрый несколько мгновений назад, вдруг стал похож на пучок водорослей, подвешенный в водной толще. Гук судорожно дёрнул хвостом и закрыл глаза. Он не видел, как к нему спешила Зит, чтобы прикрыть его своим телом. Её гневный и рассерженный свист резанул воду, и она выросла перед самым носом Циу. Он свернул чуточку в сторону и оказался почти у самого хвоста Гука. Послышалось угрожающее щёлканье, зубастая пасть Циу раскрылась, и несколько зубов скользнули по боку Гука, вспарывая его нежную кожицу. Одновременно с криком Гука, перешедшим в хныканье от боли, страха и обиды, угрожающе раскрытые челюсти Зит сомкнулись на боку Циу, и все услышали её грозный окрик: «Берегись, Циу!» Тот быстро повернулся к ней с самым решительным видом, но, увидев грозно раскрытые челюсти и горящие гневом глаза, сразу же решил забыть, что на боку у него появился десяток кровоточащих рваных полос. Правда, они все время напоминали о себе тупой болью при каждом взмахе хвоста. Циу – старый дельфин-самец, несколько дней назад пришедший в это маленькое стадо, сразу стал его вожаком, а Зит и Керри отошли на второй план. Циу много знал, и с ним стаду было спокойно и хорошо. Конечно, хорошо жить стаду с таким смелым и сильным вожаком, но сегодня он совершил преступление: напал на маленького и беспомощного дельфинёнка. Нельзя сказать, чтобы Циу терпеть не мог маленьких дельфинов, совсем нет. Порой он даже принимал участие в весёлых играх стада вместе с ними. Но сейчас из-за Гука Зит не захотела с ним играть дальше, и он пришел в неистовство. – Но если ты не можешь сдерживать своих чувств, если ты раскрыл пасть на нашего Гука, тебе не место среди нас, в нашем стаде. Иди в свою стаю самцов, откуда ты пришёл, ты нам не нужен! – таков был приговор Зит и Керри. Они знали, что через год Циу снова станет искать встречи с ними и будет только хорошо, если он станет к тому времени немного повежливее и воспитаннее. Вместе с Циу хотел было уплыть из стада к другим самцам и Тен, но Керри и Зит его не пустили. – Тебе ещё многому надо научиться в семье, прежде чем сможешь начать жизнь взрослого дельфина. Тем временем Зит скользнула вдоль маленького Гука, который всё ещё не оправился от испуга и боли, и ласково прикоснулась к нему плавником. Рана на его боку была не опасной и скоро заживёт. Зит ласково поддала его носом и медленно поплыла вслед за Керри. Сбоку и немного сзади плыли все остальные, пересвистываясь и обсуждая происшедшее. Какие они были все разные, дельфины, в стаде! Чиззи было уже больше трех зим, она была самой смышленой и быстрой. Тен был выдумщиком, заводилой и любил посвоевольничать, за что ему частенько попадало и от Зит и от Керри, которая была его матерью. Мей доставляла много хлопот своей боязливостью и молчаливым упорством: никогда нельзя было с уверенностью знать, как она себя поведет. Гук был слишком занят своими переживаниями и саднящей болью в боку, чтобы упрашивать Тена остаться; но когда старшие запретили Тену плыть вместе с Циу, Гук был рад. Привычно ткнулся носом он в материнский бок и тут же ощутил во рту живительную пульсирующую струю тёплого молока. Гук не помнил, сколько прошло времени. Однажды он вынырнул для вдоха, высунул один глаз из воды: ослепительно-яркий мир, полный света и почти лишённый звуков, не переставал его удивлять. Свет был так ярок, что Гук сразу же погрузил голову в воду, оставив на воздухе спину с плавником. Солнечные лучи, как маленькие тёплые пузырьки, щекотали и согревали. А перед глазами ещё стояла картина надводного мира: маленькие волны, бегущие ряд за рядом, – это они сейчас чуть-чуть приподнимают и опускают его, – сверкающие на их изломах бесчисленные слепящие чешуйки солнца и совершенно ничем не заполненная пустота над всем этим. «Нет там, над водой, ничего интересного», – решил он. Он прислушался и уловил вдали чьи-то слабые звуки, но они не были похожи на голоса дельфинов. Гук нырнул и несколько раз дернул хвостом – казалось, что он подвешен в толще голубовато-зелёной водной массы и совсем-совсем один. – Где ты, Зит? – испуганно пискнул Гук и прислушался, опять сделал несколько движений и опять послал свой призыв, полный мольбы и страха. На этот раз ему не пришлось ждать, откуда-то сзади и снизу пришло родное и знакомое: «Здесь, здесь я». Гук развернулся и с радостным треском ринулся на зов. Теперь он ясно слышал какие-то низкие глухие потрескивания и скрипы и среди них короткие очереди Зит: «Т-р-р-рррр-ййау». Гук торопился изо всех сил, и звуки росли и близились. Теперь к Зит присоединились Тен, Чиззи и Мей, и навстречу Гуку неслись их дружные голоса, сливающиеся в разноголосый и мощный хор. Гук попытался им подражать, но у него это не особенно получилось. И вот они уже совсем рядом. Он увидел стремительно мелькающие тела дельфинов, а кругом – вверху, внизу, со всех сторон – в панике носились стайки рыб. Прямо навстречу Гуку неслась серебристая рыбина, а её преследовала Чиззи. Гук вдруг всем телом ощутил могучую дробь щелчков: «Т-р-р-ррр»; расстояние между хвостом рыбины и ртом Чиззи сократилось, челюсти открылись, и уже знакомое Гуку мощное «йяяу» разнеслось вокруг – рыба оказалась в зубах Чиззи. Она резко мотнула головой, пролетая мимо Гука, перехватила уже безжизненную рыбу поудобнее и проглотила её. Гук попробовал было схватить одну из мелькавших кругом рыб, но это оказалось не так просто. Он было попытался ещё несколько раз цапнуть проплывавших мимо рыб, но опять безрезультатно. Солнце стояло высоко, и снопы его лучей почти вертикально пронзали водную толщу: даже на глубине Гук непрестанно чувствовал их прикосновение. Стадо продолжало свой путь к родным крымским берегам. Несколько раз то слева, то справа они слышали глухой металлический грохот. Стадо обычно сворачивало в сторону, и грохот затихал вдалеке. Но однажды такой грохот стал стремительно накатываться, и вынырнувший для вдоха Гук успел разглядеть, как прямо на него летит по воде в тучах брызг рычащее чудовище – скоростной моторный катер. Все дельфины занырнули, Зит пристроилась к Гуку и вместе с ним под водой кинулась в сторону. Грохот затих так же внезапно, как обрушился на них. – Запомни, Гук: от этого грохота надо держаться подальше! – протрещала Зит. К уже привычным для него запахам моря этот грохот прибавлял неприятный привкус железа и горелого машинного масла, а иногда и нефти. Привкус совсем-совсем чужой и настораживающий; хорошо ещё, что обычно он был лишь в узкой полосе воды и можно было, покрепче стиснув челюсти, быстро миновать такое скверное место. В один из дней солнце уже начало садиться, когда впереди стал всё явственнее слышаться ровный шум и совсем слабое шуршание и редкий стук. Стадо замедлило свое движение вперёд и повернуло вдоль этой неведомой Гуку полосы шума. Постепенно шум возрастал, море становилось мельче, и теперь временами Гук видел, как под ним то и дело возникали далеко внизу тёмные вершины подводных каменных глыб. Вынырнув для очередного вдоха, он совершенно неожиданно обнаружил, что обычной воздушной пустоты больше не существовало. Прямо перед ним из моря поднималась гора. Она занимала полнеба и была в пятнах зелени и серых подтёках и наплывах. Тут и там по ней шли чёрные пятна и полосы ущелий и уступов. Слева и справа от неё были горки поменьше. Так впервые Гук познакомился с берегом, а вскоре он уже хорошо умел его различать по неумолчному шуму прибоя, шороху перекатываемой гальки, привкусу водорослей и присутствию прибрежных обитателей. Стадо медленно плыло вдоль линии берега. То и дело встречались небольшие косячки рыб. Дельфины разбрелись и неторопливо насыщались перед вечерним сном. Зит то заныривала поглубже, то уплывала в сторону от Гука – ей тоже надо было подкрепиться. Неожиданно совсем рядом с Гуком замаячил Тен, он осматривал его оценивающим взглядом и, тихо посвистывая, приглашал поиграть. В его приглашении сквозило явное недоверие к силенкам малыша Гука. Это Гуку совсем не понравилось. Он резко мотнул хвостом и подскочил к Тену с задорным треском, но его встретила только вода, и слышно было, как Тен ухмылялся где-то внизу. Набрав побольше воздуха, Гук ринулся за ним. Навстречу полетели каменные уступы с пучками водорослей. Мелькнуло песчаное дно с неторопливо движущимся вверх-вниз хвостом Тена; Гук старался изо всех сил, и Тен постепенно приближался. Он плыл не торопясь и всё время оглядывался на Гука, преследующего его. Гук был так увлечён погоней, что не заметил, что они поднимаются к поверхности. Ещё немного, и он цапнет этого задиру Тена прямо за хвост. Вдруг Тен круто свернул перед самым носом Гука, и тот со всего хода врезался в сверкающий купол поверхности. В следующий миг Гук вылетел почти весь из воды, глотнул воздуха и с размаху шлепнулся грудью и животом о поверхность моря. Целый веер блестящих брызг поднялся вокруг. Произошедшее не столько оглушило, сколько напугало и ошеломило Гука. Он поскорее нырнул в привычную глубину и оказался у бока Тена. Дальше они поплыли бок о бок, и поток встречной воды привычно и надежно прижимал малыша к боку товарища. Тен выждал, пока Гук придет в себя, и начал вместе с ним выделывать всякие фокусы попроще. Они стрелой носились в спокойной воде, круто поворачивали в стороны, резко останавливались и стрелой мчались дальше. Эта игра захватила Гука, и он готов был играть без устали. – Ко мне, Гук, ко мне! – не сразу до него дошли призывные свисты Зит. Они становились всё громче, и в голосе Зит слышалось раздражение. Гук боролся с желанием немедленно кинуться к ней и искушением продолжить увлекательные гонки. За него всё решил Тен, и они продолжали носиться в тёплой прибрежной воде. Внезапно призывы Зит, ставшие совсем близкими, замолкли, а примолкнувшие шалуны юркнули за большой камень и устремились к стайке танцующих зеленушек. – Сюда, Гук! И не болтай! – тихонько протрещал Тен, который был уверен, что их молчание собьёт с толку Зит и они смогут порезвиться ещё. Гук чуточку испугался исчезновения Зит, тем более что он основательно проголодался, и хотел уже было пискнуть: «Где ты, мама?» – как вдруг перед ними выросла Зит. Она заслонила и танцующих зеленушек, и серые камни с качающимися водорослями. Это было так неожиданно, так внезапно, что Тен круто метнулся в сторону, а вместе с ним и Гук. Зит на секунду осталась позади, в два мощных взмаха хвостом она догнала эту парочку и предостерегающе свистнула. Это как будто подстегнуло проказливого Тена, он поддал скорости. Не отставая от них, Зит обстреляла беглецов каскадом негодующих звуков, просунула нос между ними и резко отпихнула Гука от Тена. Тен пролетел ещё с десяток длин… Гук уже давно знал, что дельфины меряют расстояния длиной своего тела. Вот и теперь, наблюдая, как Тен от толчка проплыл ещё десяток длин, Гук сообразил, что он сам от такого же толчка, пожалуй, проскочил бы вперёд десятка на полтора своих длин, ведь он заметно меньше Тена. «Лучше уж сразу слушаться маму!» – решил испуганный Гук. Гук очень устал за этот длинный-предлинный день. Солнце нырнуло, но не в море, как обычно, а за высокую гору на берегу. День медленно угасал, небо над горами горело багряно-фиолетовыми красками. Под водой было уже совсем пасмурно и темно. Гук поудобнее пристроился у бока Зит и заснул. Время от времени его хвостовой плавничок дёргался, и из воды появлялась макушка, и раздавалось короткое «пуфф». Гук спал. Иногда он вздрагивал и пищал, перед его глазами проносились скалы с качающимися водорослями, мелькал хвостовой плавник удирающего Тена, ехидная серебристая рыба нахально тыкалась в него своей мордой. Наконец спокойная неподвижность прозрачных голубых вод обступила его. Несколько раз он просыпался. Вместе с Зит он отплывал в сторону, и снова слышалось только – «Пуфф!». Ночью становилось совсем темно. Все небо было усыпано светящимися точками звёзд, которые уже складывались для Гука в привычную и знакомую картину родного неба. Часть неба у самого моря была закрыта горами. Из-за гор поднималось неяркое желтоватое сияние. Прошло ещё немного времени, и, когда Гук снова приоткрыл глаза, сияние над черными контурами гор усилилось, и вот показался жёлтый край огромной луны. Она выходила на свою ночную дорогу. Второй раз в жизни Гук видел такую большую и круглую луну. Она совсем не была похожа на тот серебристый серп, который он привык видеть в море. Пошёл второй месяц жизни маленького дельфинёнка. СЕМЬЯ КЭЭТ Наступал новый день. Прибрежные скалы озарились неярким желтоватым светом восходящего солнца. Блики от них падали на спокойную воду, но почти не проникали в неё. Гук подрос и стал пользоваться большей самостоятельностью. Зит больше не докучала ему мелочной опекой, он сам искал её общества, чтобы подкрепиться молоком, вкуснее которого он ещё не знал ничего в целом море. Но он становился уже настоящим дельфином, правда пока только маленьким. Ему было только четыре месяца. Кожа его потемнела и стала глянцевитой, на брюхе обозначилось чёткое белое пятно, как у Зит, да и серые разводья на боку были копией таких разводов Зит. Так что любой внимательный дельфин из соседних стад безошибочно мог бы узнать его родословную. Не только Гук, но и Чиззи удивительно напоминала по окраске свою мать. А окраска Тена и Мей точно копировала окраску Керри. Но все они в стаде были близкие родственники, и окраска у всех была похожей. Только Керри унаследовала от отца белые полоски от глаза к уху, которых у Зит, как и у их матери Кээт, бабушки Гука, не было и в помине. Гук уже знал грустную историю своей семьи. Пять зим назад Кээт погибла. А случилось это так. Большое стадо дельфинов под предводительством Кээт мирно жило многие зимы у этого самого берега, где вот и сейчас плывет маленький Гук. Впрочем, кажется, они здесь жили всегда. Появился катер с вышкой на носу и начал крутиться в тех самых местах, где плавали дельфины. Солнце было ещё невысоко, и все занимались ловлей рыбы – как раз проходила большая стая ставриды. Шум мотора, какой-то стук и визг сильно мешали дельфинам, и Кээт подала сигнал общего сбора. Все поплыли в сторону от берега. Вскоре около неё собралось всё стадо – около двадцати дельфинов. Они не торопясь плыли тесными группами, стремясь уйти от назойливого грохота мотора. Однако катер не оставил их в покое и продолжал преследование. Зит с Чиззи, которая была тогда такой же малышкой, как Гук, вместе с Керри поотстали, и катер отрезал их от стада. Они слышали призывные свисты Кээт и изо всех сил стремились соединиться со стадом, но это оказалось невозможно. Тогда Зит протрещала, что они поплывут в море, а потом присоединятся к своим. Ей пришлось повторить это несколько раз, так как грохот мотора заглушал её сигналы и Кээт плохо их слышала. А дальше началось самое страшное. К стуку мотора вдруг добавились резкие и частые удары; они раздавались как раз там, где была Кээт и всё стадо. Зит слышала, как среди дельфинов поднялась паника. Она и другие отставшие от стада дельфины очень испугались и нырнули поглубже. Со стороны стада неслись истошные крики раненых, которые просили о помощи. «Я в опасности!» Для дельфина, слышащего этот сигнал, нет места колебаниям и сомнениям: скорее на помощь! И Зит вместе с Керри бросились к стаду кратчайшей дорогой, прямо под корпусом катера. Маленькой Чиззи не хватило воздуха, и они вынырнули совсем рядом с его грохочущим корпусом. На секунду они увидели, как длинными палками с крючьями на концах люди вытаскивали дельфинов из воды на палубу. Некоторые были уже мертвыми, а другие ещё посылали прощальные сигналы, захлебываясь кровью. Зит и Керри в страхе занырнули и через несколько длин подхватили с боков тонущую Кээт. Они вынесли её на поверхность, она выдохнула фонтан крови и долго-долго не могла набрать в лёгкие воздуха. Обезумевшие Зит и Керри изо всех сил старались отвести её подальше от страшного места. Чиззи металась около них и от запаха крови, наполнившего воду, жалобно пищала. Через некоторое время Кээт не стало. Один за другим умерли и остальные дельфины, которые были ранены и затаились в море до ухода страшного судна с людьми. Так от всего стада Кээт остались лишь трое, и Зит стала старшей в этой маленькой семье. Гук недавно узнал эту историю и теперь понимал правильность строгого запрета близко подходить к людям. Он был очень доверчив и любопытен и до этого пользовался каждым удобным случаем, чтобы поближе с ними познакомиться. В последний раз он чуть было не забрался на песчаный пляж, где было множество людей. Зит пришла в ярость и задала ему трёпку, а потом рассказала историю их семьи. Гук заметно подрос. Редкие толстые щетинки, торчащие у него на рыле, как у всех маленьких дельфинов, вывалились, и от них остались лишь неглубокие ямки, такие же, как и у взрослого дельфина. Эти маленькие волоски помогали ему лучше чувствовать маму, но теперь он легко мог обходиться и без них. Ямки тоже были не помеха, Гук даже не догадывался, что они помогали ему ориентироваться в струях обтекающей его воды, определять их направление и скорость, знать, что вода несётся навстречу или сбоку. Он это чувствовал всей поверхностью своей нежной и подвижной кожи. Точно так же кожа помогала ему быстро плавать и мгновенно останавливаться, потому что по ней пробегали волны складок. Было приятно кинуться вдогонку за Мей, боднуть её легонько в бок и тут же остановиться, чтобы получше услышать, как она жалуется на него всем, и в первую очередь Керри. И приятно потом снова рвануться и оставить с носом Тена, задумавшего ему отплатить, и, не толкаясь, пристроиться к Зит. Это было просто очень здорово – чувствовать себя дельфином, полным сил. Кроме того, у него появились зубы. Правда, пока они ещё были маленькими острыми шипиками, которые показались из десны, но они отчаянно чесались и требовали к себе внимания. Гук попробовал почесать их о Зит, но получил крепкий шлепок хвостом и на полдня остался без молока. Лишь вечером его скулёж подействовал, и Зит его накормила. Больше почесать зубы было не обо что. Другие умудрялись это делать о рыбу, но пока ему удавалось ловить лишь маленьких морских собачек и зеленушек, а настоящий дельфин их есть не станет, ведь в море много действительно вкусной рыбы. Но эта вкусная рыба от него пока удирала. Может быть, потому, что он ещё ни разу как следует не проголодался? Всякая рыбья мелочь шныряла у берега, трещала, щелкала и пищала тысячами голосов. Гук время от времени пересвистывался с остальными дельфинами, но и у них ничего стоящего не было. Однажды Гук набрал побольше воздуха и тихонько направился ко дну. Солнце уже поднялось высоко. Его лучи пробились через поверхность и осветили жёлтое дно, чёрные скользкие камни, покрытые пышными шапками водорослей, острыми створками раковин. На камнях, возвышающихся над дном, и рядом с ними сидят рыбы-собачки. У них короткая, словно тупо срезанная, морда, а глаза расположены где-то совсем на затылке. Над глазами торчат, как уши, кожистые отростки. Ещё у них есть толстое брюшко и длинный сплющенный с боков хвост. Вдоль всей спины натянут спинной плавник, а грудные плавнички, как подпорки, торчат на горле. На каждом большом камне собачек всегда несколько штук, они могут быть и с боков и сверху камня, в самых различных позах. Приближение Гука их явно смущало, и, допустив его на какой-то им известный предел, они начинали смешно покачиваться и суетливо извиваться своим толстым тельцем, перебираясь в более укромное место. В водорослях и между камнями тут и там вились маленькие зеленушки, вспыхивая серебром в солнечном луче. Справа раздалось шуршание и похрустывание – скорей туда. Еще не успели осесть песчинки, и на дне хорошо виден контур крупной камбалы. Только контур, самой рыбины нет: зарылась в песок. Гук проносится, почти задевая дно брюхом, – никакого толку. Тогда он разворачивается и, встав почти вертикально, начинает сыпать барабанную дробь: «Трррр-рррррррр-ррр!» Песок внезапно ожил, и, нелепо размахивая плавниками, из него появилась камбала. Ей явно не понравилась барабанная дробь. Гук бросился к ней, но камбала успела удрать куда-то. Гук радостно закружился на месте, пронёсся между двух больших камней и разогнал при этом всех сонных рыб-собачек, которые висели на их уступах, и зеленушек. Одна из них залетела к нему в рот. Гук подержал её немного и отпустил. Та кинулась было наутёк, но Гук тут же поймал её, перевернул и снова отпустил. Зеленушка вновь кинулась к своему камню, Гук резко рванулся вперёд, догнал малыша, подцепил носом и, перекувырнув несколько раз, умчался. Перед ним вырос прозрачный купол медузы-аурелии со слабо извивающимися бахромчатыми ротовыми отростками. За ней ещё одна, наконец медузы замелькали со всех сторон. Вот было интересно – проноситься, лавируя между этими слизистыми куполами! Только вода стала мутной и появился какой-то неприятный привкус. Гук круто развернулся, выскочил на поверхность и поплыл от берега в сторону открытого моря. Наконец-то вода стала чище и медузы остались позади. Но не все. Вот еще одна, да какая необычная! Массивный матовый колокол оторочен синей каймой, из-под которой свисают пышные кружевные оборки приротовых придатков. Дельфин подплыл к ней совсем вплотную, и тут одно из щупалец задело его по шее. Тут же Гук отскочил как ужаленный: кожа горела и чесалась. Ах так, запомним тебя, медуза-корнерот! Было тихо, и Гук отважился снова подплыть к самому берегу, который в этом месте без пляжа обрывался в воду. Хорошо, что рядом не было никого, а то бы ему здорово влетело за такую проделку. Он медленно плыл вдоль нагромождения скал, которые уступами сбегали в густую синеву глубины. На одном из них показалось что-то шевелящееся. Гук подплыл ближе и скосил один глаз. Две массивные клешни оранжево-жёлтого цвета заканчивались чёрными пальцами, они тянулись навстречу Гуку из тёмно-лилового панциря, сплошь покрытого узором из желтоватых колец и пятен. Клешни угрожающе шевелились и издавали разные щелчки. Ни с чем похожим Гук ещё не встречался, и это было интересно. Гук приблизился почти вплотную к этой каменной полке. Что-то подсказывало ему, что хватать каменного краба за щёлкающие клешни не стоит. Гук пустил короткую россыпь сигналов. Краб попятился и вдруг провалился в не замеченную Гуком расщелину-на поверхности осталась лишь щёлкающая клешня. Гук с сожалением развернулся и поплыл дальше, постепенно поднимаясь к поверхности. Вдохнув воздуха, он пулей бросился обратно; краб сидел на прежнем месте, щёлкал чёрными пальцами, как будто его и не прогоняли в щель. Гук снова пустил в него короткую россыпь сигналов: «Трр-р-рррр-р-р!» – и краб снова оказался в своем убежище. «Вот забавно», – подумал Гук. Гук снова вынырнул на поверхность и уже было собирался продолжить игру – нырнуть вертикально вниз, чтобы отрезать крабу пути к отступлению, – как вдруг услышал призывный сигнал Зит. Надо было подчиняться и плыть не мешкая, это Гук уже усвоил. И всё же он не удержался от искушения – ещё раз нырнул, загнал краба в его щель и с победным видом кинулся чёрной стрелой на далекий призыв. Голос Зит звучал призывно и встревожено: она явно взволновалась столь длительным отсутствием Гука. – Плыву, плыву! – пропищал ей в ответ Гук. Дальнейшее было делом нескольких минут. Ему навстречу летела голубая даль. Она то синела, когда он опускался в глубину, то начинала светлеть ближе к поверхности, потом на него надвигался качающийся и сверкающий купол поверхности. Гук подлетал к нему и с разгона врезался в это сверканье и с новым запасом воздуха продолжал свой стремительный полёт к маме. Зит, не теряя времени, плыла ему навстречу. Ей показалось, что Гук слишком близок к опасному берегу, а это может кончиться очень печально для дельфина. Она уже утолила голод, встретив по пути стаю крупных ставрид, и сейчас без сожаления рассталась с ними. Гук сначала отчетливо видел близкое дно, потом оно стало таять в синеве, и вот он словно замер в водной толще, казалось, что он парит в ней, оставаясь на одном и том же месте. Но он всем своим существом чувствовал, что его тело стремительно раздвигало воду, хвостовой плавник ощущал её упругую ленивую тяжесть и отбрасывал потоки воды вверх-вниз. Когда он выныривал, скорость чувствовалась особенно. Сначала воду разрывал его лоб, и он ощущал им странную лёгкость воздуха – это длилось совсем недолго, меньше полвзмаха хвоста, но этого было вполне достаточно, чтобы выдохнуть и вдохнуть. Воздух вселял новые силы, и почему-то хотелось повыделывать какие-нибудь выкрутасы. Но сейчас ему было не до шалостей – голос Зит звучал тревожно, и Гуку совсем не хотелось её огорчать. Они встретились и поплыли рядом. Керри и остальные были не далее как в ста длинах от них. Керри тихо созывала разошедшихся вовсю Тена, Чиззи и Мей, которые также наелись и теперь устроили весёлые гонки с рыбьей стаей… Им было так весело, что и Гуку захотелось принять участие в этой игре. Он вопросительно пискнул, но Зит не ответила, в этот момент они пересвистывались с Керри о своих взрослых делах. Гук истолковал это молчание как разрешение. Он снова отстал от Зит и рванулся в глубину. До дна здесь было далеко, около 60 его длин, так глубоко он пока ещё ни разу не нырял. Вода темнела, исчезли колеблющиеся лучи солнца, которые были обычными спутниками его путешествий. Они больше не дрожали и не переливались вокруг светящимися щупальцами, сходящимися глубоко внизу. Теперь Гук их перегнал, и они остались где-то сверху. Свисты и потрескивания Зит и Керри неслись сзади. Они теперь были рядом друг с другом. В их сигналах Гук вдруг услышал новые звуки, которые предупреждали, что где-то рядом был человек. Он прислушался – все было тихо. Стая ставрид разметалась по морю усилиями Тена и Чиззи. Оставшись без дела, они сговаривались теперь о какой-то новой игре и не хотели в неё принимать Мей. Снизу под Гуком плыла плотная новая стайка непуганых ставрид, он её хорошо слышал. Ставриды плыли длинах в двадцати от дна, и он ринулся к ним. Плыть вертикально вниз было труднее, чем у поверхности. Вода давила на Гука и затрудняла его движения. Вот показались уже первые рыбины; всего несколько взмахов хвоста – и Гук врежется в их ряды. «Это я неплохо придумал: свалюсь-ка я на них сверху!» – подумал было Гук. Но тут он испустил победный клич, и рыбий строй рассыпался. Они оказались слева и справа от него. «Ах ты, зря поторопился!» – подумал Гук. Впрочем, он и не хотел есть, а собирался лишь попугать глупых рыб. Пора было возвращаться назад и вдохнуть свежего воздуха. Гук на мгновение остановился, его хвостовой плавник плавно ушёл вниз, и он тут же увидел далеко-далеко вверху желанный серебряный купол поверхности. Теперь скорее наверх, к воздуху. Гук заработал хвостом, и его тело послушно понеслось вверх. Теперь все повторялось в обратном порядке – вода помогала ему и как бы расступалась, она сильнее давила на хвост, чем на голову. До сверкающей поверхности оставалось около десяти длин. Блестящая стена росла и ширилась. Вот осталось уже пять, четыре, две длины – теперь сверкающая поверхность занимала весь мир, и Гук наполовину выскочил в воздух. Как только он снова оказался в воде, его внимание опять привлекли повторяющиеся сигналы Зит. К кому они относились? Где-то рядом был человек, это Гук хорошо понял, а значит, ему, Гуку, надо вести себя как следует. Впрочем, это же относилось и ко всем остальным дельфинам, которые слышали Зит. Гук решил осмотреться. Сзади был берег. Никаких всплесков или криков с той стороны не было слышно. Слева были Зит и Керри. Они медленно плыли, и Гуку ничего не стоило быстро их догнать – до них было не больше двухсот длин. Впереди продолжали резвиться Тен и остальные, им не удалось отделаться от Мей, и они весело носились друг за другом. Человека не было и здесь. На море было тихо и хорошо. Правда, чуть правее в воде плавала деревяшка, довольно большая, в полторы его длины. Об неё иногда плескалась вода. Гук нырнул и направился в сторону компании Тена. Зит сразу же начала сигналить ему, Гуку, а не просто всем дельфинам, которые слышат её. Гук не понимал причины её беспокойства и решил побыстрее присоединиться к Тену и остальным, ведь те были явно в безопасности: им ни Зит, ни Керри не подавали предупредительных сигналов. Он быстрее заработал хвостом. Это Зит совсем не понравилось, и она стремительно направилась к нему, как будто он совершил какую-то непростительную ошибку и совсем не понимал дельфиньего языка. «Как будто меня, Гука, уже повидавшего виды большого дельфина, которого даже Тен и Чиззи принимают в свою компанию, надо обязательно держать у своего бока и не пускать в море одного!» – с раздражением подумал Гук. Гуку стало обидно, что его всё ещё считают маленьким. Он ещё быстрее заработал хвостом, чтобы оказаться среди своих раньше, чем его перехватит Зит. Та самая стая ставрид, которую он недавно разогнал, была как раз под ним. Они снова плыли правильным строем, сверкая тысячами чешуй. Но теперь они поднялись повыше и были от поверхности не дальше двадцати его длин. И тут Гук замер. «Так вот почему Зит неслась ко мне, теперь уже сердито свистя! Как я этого не заметил раньше?» Над ним был кусок дерева, а от него вниз шла и где-то терялась в глубине сверкающая тонкая нить. Там и тут на ней были какие-то утолщения. Самое страшное было в том, что эта нить время от времени дёргалась вверх, а потом медленно возвращалась в прежнее положение. Стая ставрид уже подплыла к ней. Рыбий строй рассыпался и начал обтекать дёргающуюся нитку с двух сторон. Несколько ставрид устремились к утолщениям и стали их щипать, их жующие звуки были хорошо слышны. Тут нить опять дёрнулась вверх. Две ставриды издали громкие вопли и начали нелепо извиваться и дергаться у нити. Остальные шарахнулись в сторону. Нить натянулась и пошла в сторону Гука. Ставриды упирались изо всех сил, но блестящая нить тащила их кверху. Они прошли всего в нескольких длинах от Гука, раскололи сверкающую поверхность и исчезли. Все стихло. Гук пришёл в себя от неожиданности и увидел рядом Зит. Всё было ясно. Она развернулась, и они бок о бок понеслись подальше от опасного куска дерева и сверкающей дёргающейся нити. Немного отплыв, Гук обернулся на всплеск и увидел, как нить вновь появилась и тоненькими колечками начала опускаться от куска дерева ко дну, прямо к стае ставрид, всё ещё маячившей внизу. Гук вынырнул и задержался на поверхности. То, что ему представлялось безобидным куском дерева, оказалось лодкой, в которой сидел человек. В руке его был зажат кусок нити, уходившей под воду. Ещё он слышал странные шлёпающие удары, которые шли от лодки. Но Гук не мог догадаться, что это рыбины бились на дне лодки, расплачиваясь за свою доверчивость. Появление Зит с Гудом нисколько не нарушило веселья среди молодежи. Дельфины стремительно носились друг за другом, и Зит сразу включилась в эту игру. Она в два маха догнала Чиззи и, передав ей Гука, занырнула в глубину и направилась к Керри, которая тем временем разыскала стайку барабулек, а от этой еды настоящий дельфин никогда не откажется, даже если он очень сыт. Гук снова обрёл некоторую самостоятельность и тут же воспользовался этим. Он поотстал от Чиззи и начал с Мей новую игру: они закружились в круговом бесконечном танце – весёлом и безудержном. НОВЫЕ УРОКИ Солнце уже было высоко и ярко освещало водную толщу под поверхностью моря. Всё стадо собралось вместе и медленно двигалось вдоль берега. Солнечные лучи почти отвесно падали через воду на дно и, как всегда, носились с места на место. Гук вспомнил, как он безуспешно пытался маленьким поймать этот прыгающий по дну светлый узор, и хотя ему вновь захотелось перехитрить лучики, но он решил воздержаться. Керри была далеко впереди, и изредка были слышны её сигналы – то тихие свисты, то короткие россыпи тресков. Она вела стадо, Гук чувствовал её знакомый запах. Никакой опасности не было: об этом говорила Керри и об этом же говорил оставляемый ею след. Зит была ближе к берегу, её что-то там интересовало, но, когда Гук захотел пристроиться рядом, она его бесцеремонно отправила назад. Теперь Гук прекрасно слышал, где она находится, но она не издавала никаких сигналов, может быть, выслеживала рыбу, и он время от времени попискивал: «Где ты, мама?» Она его успокаивала и вновь замолкала. Эта игра понравилась Гуку, и теперь он решил замолчать. «Почему всё время я должен напоминать о своём присутствии? Пусть-ка Зит сама вспомнит о моём существовании, – решил он. – Сначала надо отстать». Справа от него проплыл Тен. Его тёмная тень мелькнула по жёлтому песку, легла на чёрную громаду камня, исчезнув на мгновение, и замелькала дальше. Отплыв от Гука длин на двадцать, Тен на секунду остановился, повернул голову в его сторону и бросил короткий трескучий пучок сигналов. Они стеганули Гука по мягкой коже, и от неожиданности он слегка дёрнул хвостом и чуть было не ответил Тену тем же, но сдержался и с безразличным видом опустился ближе ко дну, под защиту большого камня. Тена как будто вовсе и не занимало, почему Гук, как деревяшка, болтается на одном месте. «Разве он может знать, этот непоседа Тен, что так приятно, когда солнце щекочет и согревает тебе спину! Скорее всего, он просто об этом никогда не догадывался», – решил Гук. Тен, конечно, поплыл дальше к Керри и остальным, а вот Зит тут же заинтересовалась его трескотней. Ещё пока Гук плыл ко дну, её короткие ищущие сигналы-горошинки пронеслись где-то впереди него, потом как раз по тому месту, где он только что был, затем чуть дальше. Гук вовремя проплыл под прикрытие камня, теперь его уже нельзя было обнаружить со стороны Зит. Её сигналы прекратились. Гук медленно и стараясь совсем не шуметь двигался около дна. Он должен был стать самым незаметным из всех дельфинов на свете – по крайней мере, именно таким он себе казался. Камни и вертящиеся вокруг них зеленушки его не привлекали, главное, сейчас он был невидим, а стоило погнаться за какой-нибудь из этих неповоротливых рыбёшек, как он бы на всё море раструбил, где находится. Гук медленно плыл вслед за стадом. Он хорошо слышал их впереди, то и дело ему попадались их пахучие следы: то Чиззи, то Мей, а вот и самый свежий след разгорячённого и немного уставшего Тена. Появилось течение, которое само тащило Гука вперёд. Это было интересно. Ему можно было лишь чуть-чуть шевелить грудными плавниками и совсем не двигать хвостом. Он смутно помнил, что почему-то этого делать не стоило, но почему? Пора было на поверхность. Гук изогнулся, махнул хвостом и стал приближаться к поверхности. Течение делалось слабее и у поверхности почти совсем пропало. Он вдохнул полные лёгкие воздуха и на мгновение увидел невдалеке красновато-серые скалы, отвесно падающие в море. Нырнул и снова добрался до течения, которое несло его вдоль берега. Песчаное дно сменилось крупными глыбами камня, которые располагались правильными рядами и тянулись в сторону только что виденного берега. «Интересно, почему не слышно привычного шуршания гальки?» Стадо было далеко впереди, и Гук пустил короткую цепочку трескучих сигналов. «Оказывается, до берега всего двадцать моих длин! Кажется, я опять нарушаю запреты Зит?» Гук снова потрещал, исследуя дорогу впереди и вправо. Берег тянулся выступающим в море мысом и переходил в пологий уступ, убегающий в глубину моря. Гуку не хотелось нарушать запреты, и он повернул так, чтобы над этим уступом обогнуть мыс. Теперь под ним было тёмное каменистое дно, почти лишённое растительности. Он приблизился к нему почти вплотную, и оно побежало ровной, гладко отполированной волнами стеной. Кое-где его рассекали трещины, и за них цеплялись тощие пучки водорослей. Не было обычных суетливых зеленушек. Всё было безжизненно и неинтересно. Гуку стало как-то не по себе, он ещё ни разу не встречал такого безжизненного дна. Он поплыл быстрее и вдруг чуть левее увидал провал в этом безупречном гладком дне. Гук приблизился и почувствовал, что из провала навстречу ему струится вода. Она была совсем не похожа на столь обычную для него воду моря, наполненную тысячами оттенков и запахов. «Это тот самый вкус, который я уже чувствовал, когда нырял глубоко-глубоко», – определил Гук, и был прав. Вода сильно пахла сероводородом и была совершенно лишена, мы бы сказали, обычных солей. Гук сказал себе, что эта вода была чуточку колючая и шершавая. Он оплыл этот подводный фонтан с другой стороны. Теперь он уже хорошо видел этот странный поток, поднимающийся со дна моря прямо к поверхности. – Вот так штука, – пробормотал про себя Гук, – ничего подобного я не видел, и никто мне не говорил об этом! Гук так увлёкся своим открытием, что, когда прислушался вновь, стада больше слышно не было. Он кинулся туда, где последний раз слышал Тена, но море по-прежнему молчало. Тут Гук испугался. Он немного устал и здорово проголодался, а тут его вдобавок бросили одного, да ещё в таком необычном месте. Гук вылетел за мыс и прислушался. Здесь тоже было совершенно тихо, только шуршала галька и плескались волны. Даже все рыбы молчали, и безжалостно слепило солнце. Родного стада не было ни рядом, ни вдали. Было от чего испугаться. Гук забыл, что он сам всё это устроил, что использовал маленькие хитрости, чтобы стать самым незаметным дельфином. Сейчас он хотел поскорее оказаться рядом с Зит или Керри, снова быть со всеми вместе. Но стадо исчезло… Не было не только звуков, но и запах стада исчез, растаял в море. Гук беспокойно закружился на месте и изо всех сил засигналил: – Где ты, мама? Ответом ему было насмешливое шуршание гальки. Он плавал всё более широкими кругами, ему было совсем-совсем страшно, и время от времени в море летел его призывный вопль. Ему показалось, что он наткнулся на след Керри, кинулся по нему, но след исчез, и он снова поплыл по большой дуге, непрерывно сигналя о том, что маленький дельфин попал в большую беду. Вскоре ему снова попался знакомый след, на этот раз Тена, потом Мей, но они были такие коротенькие и так перепутаны течением, которое в этом месте отталкивалось мысом в море, что он не мог понять, в какую сторону ему плыть, чтобы найти недавно проплывшее стадо. «А может быть, они и не были здесь совсем, а просто течение принесло родной запах стада как раз с того места, где они были все вместе?» Как бы в подтверждение своего предположения он наткнулся на обрывок собственного запаха, и это его окончательно сбило с толку, и он потерял голову. Теперь он сигналил почти беспрерывно и не получал ответа. Гук даже не подозревал, что проказник Тен видел, как он захотел отстать и спрятался за камень, а Зит потихоньку проверила его след, и они решили его хорошенько проучить. Где уж было знать об этом маленькому глупому Гуку, который казался большим и сильным только самому себе. Зит была всего в ста длинах от него и не подавала признаков жизни. Она слушала и ждала, когда он как следует испугается. Все остальные были в соседней бухте и тоже слышали вопли глупого дельфинёнка: они поджидали его и Зит. Им было пора уходить подальше от берега: низкие звуки неприятно будоражили дельфинов. Эти звуки говорили им о том, что приближается шторм, от которого лучше уйти в море, чтобы не быть выброшенным волнами на берег. Они медленно скользили в спокойных ещё пока водах бухты, но, кроме притихших зеленушек и собачек, ничего съедобного не попадалось: вся рыба уже ушла подальше от берега, на который этой тёмной, безлунной ночью обрушится сокрушительный летний шторм. Ветер ревел и свистел пока далеко-далеко в море. Он поднимал тонкую водяную пыль с поверхности и бросал её в воздух. Потом полетели брызги, волны стали подниматься всё выше и выше, и вот уже ветер их построил рядами, и они начали раскачивать море. Оно почернело, покрылось белыми пенными барашками, и звуки этой отдаленной схватки воды и воздуха, опережая волны и ветер, пришли под водой сюда к берегу, предупреждая всех, кто умел слушать, об опасности. Шторм придёт сюда лишь ночью, за это время можно спокойно проплыть в тихое место, вот только придётся подождать этого глупого Гука и Зит. Гуку казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он остался один у этого мыса. На самом деле прошло, конечно, лишь несколько минут по нашему времени. Как раз столько, чтобы Зит могла решить, что он достаточно перепугался и больше вряд ли когда-нибудь будет пытаться скрыться от своего стада. Она медленно поплыла к сыну, хотя ей очень хотелось рвануться изо всех сил и успокоить его. Но она не торопилась: Гук должен был хорошенько запомнить, как надо себя вести, а не то он может когда-нибудь погибнуть из-за своей глупости. Гук плавал по большому кругу и сигналил неистово из последних сил: «Где ты, мама?» – и слушал. Снова сигналил и снова слушал. Ответа не было. Ему показалось, что к нему кто-то подбирается. «Тр-р-р-р-рр! Кто ты?» Живо обернулся он, бросая короткую трескучую порцию звуков, и тут же получил ответ, что это крадущееся существо – дельфин. Он уже видел его, это была… Зит! Гук опешил от неожиданности и кинулся к ней навстречу. – Зит! – испуганно и восторженно пискнул он, и тут же в бок мягко ткнулся родной и знакомый мамин нос. Только мама могла так нежно и ласково прикасаться своим большим бархатным носом. Тут силы совсем оставили Гука. Он оказался у привычного надёжного бока. Они плыли куда-то, но он ничего не видел и не слышал. Гук больше не был одиноким, всеми брошенным в море дельфинёнком – он был вместе с мамой. Он отдыхал, он был сыт, и ему очень хотелось спать. Дельфинёнок не видел и лишь сквозь сон чуть-чуть слышал, что Керри хотела задать ему хорошую трепку за своеволие и прочие хулиганства, а мама не подпустила её. В его голове проносились обрывки следов то Мей, то Тена, то Чиззи; мелькали чёрные каменные плиты безжизненного дна с редкими чахлыми пучками жёстких водорослей; снова появлялось тёмное отверстие с упругой колючей струёй несущейся кверху воды, но теперь почему-то она была наполнена привычными запахами и совсем не пахла сероводородом. Пахло рассерженной Керри, от которой надо держаться подальше, потому что она может пребольно наподдать своим носом в бок – а нос у Керри не такой мягкий, как у мамы… ПЕРВЫЙ ШТОРМ Когда Гук проснулся, солнце садилось. По морю протянулась длинная дорожка, и по ней бежали жёлтые лучи. Солнце собирало их, чтобы нырнуть на ночь. На небе полыхали багряные облака, а берег был далеко-далеко и виднелся чёрной цепочкой волн, то высоких, то низких. Вот за них-то и ныряло солнце. Неприятные низкие звуки то усиливались, то затихали, то обрушивались на Гука с новой силой. Это были неприятные звуки, и почему-то хотелось плыть им навстречу, чтобы они поскорее прекратились, ведь кто-то их издает. Наверно, это звучало очень большое и страшное существо. Звуки неслись со стороны Великой дельфиньей дороги в мир, о котором ему рассказывали Зит и Керри, и охватывали, казалось, всё море. Ветер усилился, и теперь, когда Гук выныривал на поверхность, его осыпали каскады острых брызг. То слева, то справа, со всех сторон то и дело с шипением и шумом разбивались пенистые гребешки откуда-то прибежавших волн. Собственно, что значит откуда-то? Они пришли с той стороны, откуда всё это время неслись низкие, тревожные и заунывные звуки. Теперь они были уже рядом и кругом Гука. Волны росли и перекатывались. Можно было совсем не плыть к поверхности для вдоха, она сама то приближалась к нему, то уходила высоко вверх. Если бы Гук был один, то, может быть, он попытался бы за ней погоняться вверх-вниз, – это, наверное, очень интересное занятие. Но рядом была Зит, а у её бока было так удобно и спокойно, и она совсем не гонялась за прыгающей, качающейся поверхностью, а спокойно ждала, когда та подойдёт к ней и можно будет сделать вдох свежего, напоенного влагой воздуха. Так продолжалось всю ночь. Когда наступило серое утро и Гук окончательно проснулся, вокруг свистел ветер, завывая и срывая гребни с волн. Волны были где-то высоко-высоко над Гуком и Зит и неслись одна за другой, как бесчисленные огромные рыбы. Они неслись рядами, большие и твёрдые, как те уступы берега, что он видел вчера. Гук собрался было поплавать вместе с Чиззи, но Зит это почему-то не понравилось, и ему пришлось остаться у её бока. Небо было низкое и серое, по нему неслись клочья облаков, они явно стремились поскорее к берегу, который был сзади Гука и грозно шумел. Этот шум был непрерывен и страшен. Теперь-то ему стал понятен запрет Зит близко приближаться к берегу: даже сейчас, когда он был от него далеко, этот шум его оглушал, а если подплыть поближе, то совсем ничего не услышишь в этом рёве воды и грохочущем треске камней. Волны то вырастали над Гуком, то исчезали, а грохот у берега, на который они неслись, стоял непрерывно. Он только как бы скользил слева направо и не успевал кончиться и затихнуть справа, как вновь появлялся слева. И так всё время катились волны и грохотал прибой. Давно наступил день, но солнце не показывалось. Оно не могло пробиться сквозь плотную пелену застлавших небо туч, и Гук лишь временами видел светлое пятно в том месте, где полагалось быть солнцу. Ему порядком надоело неторопливое плавание рядом с Зит. Желание погоняться за прыгающей поверхностью становилось всё сильнее и сильнее. Похоже, что он был не одинок в своем желании: стадо поплыло быстрее, потом дельфины нырнули и сделали поворот к берегу. Теперь волны неслись сзади, но это продолжалось совсем недолго. Они плыли всё быстрее и быстрее, и вот скорость бегущих волн сравнялась со скоростью плывущих дельфинов: волны как будто замерли на месте. Ещё несколько ударов хвостами – и всё стадо на вершине несущейся волны. Дельфины летели вперёд вместе с волнами, с такой же скоростью, как и они. Гук почувствовал, что вода понесла его вперёд, совсем как то течение, в которое он попал вчера, только много быстрее. Надо было лишь чуть управлять плавниками. Сзади вскипали пенные гребешки. Шумя и брызгаясь пеной, они грозились догнать маленького дельфина, но их решимости хватало ненадолго, и они срывались вниз и оставались позади. Вскипали новые гребни и также отставали и рассыпались. А дельфины всё неслись и неслись вперёд. Гуку очень нравился такой способ плавания, было приятно улавливать всей кожей мягкие покалывания вздымавшейся воды и её могучую упругую силу превращать в чудесный и быстрый полёт. Шум берега угрожающе усиливался, но Гук был вместе со стадом и мог не бояться ничего. Зит пронзительно свистнула, требуя внимания, и стремглав рванулась вперёд, скользнула вместе с Гуком с водяной горы вниз и занырнула. Сразу стало темно, и упругие струи бегущей навстречу воды привычно охватили тело Гука. Дельфины плыли сначала на спине, и он хорошо видел катящиеся навстречу по поверхности тёмные и светлые полосы. Иногда поверхность вскипала и тут же продолжала мерно вздыматься и опускаться. Потом Гук и Зит перевернулись, и снова волны одна за другой понеслись им навстречу. Грохот прибоя начал постепенно удаляться, они плыли в открытое море, туда, где были лишь звуки ветра и волн. Теперь Гук знал, что такое шторм, как надо плавать и как можно кататься на волнах. Правда, ему очень хотелось ещё погоняться за качающейся поверхностью, но почему-то даже Тен этого не делал. Гук решил быть первооткрывателем и, резко затормозив, поотстал от Зит и тут же кинулся кверху, к раскачивающемуся белому покрывалу. Он вылетел на поверхность как раз на заднем склоне волны, и тут же шипящий гребень следующей волны накрыл его, а тысячи мельчайших водоворотов обрушили на него шквал ощущений. Гук не успел поэтому нырнуть и вдруг почувствовал, как его что-то тащит и тащит наверх. В следующий момент он увидел себя на самой вершине волны и сразу же полетел вниз. Это было так неожиданно, что он не успел шелохнуть плавником и падал, падал все ниже и ниже. Внизу он не задержался, а догадался сразу кинуться в спасительную глубину. Здесь было тихо и спокойно, и никто его не кидал вверх и вниз. Но это же позор для дельфина, чтобы волны носили его, как кусок дерева! Во всяком случае, рядом была Зит; откуда она появилась, Гук не видел, что она говорила, он не слышал – мысленно он всё ещё падал с водяной горы вниз и чувствовал свое полное бессилие. Нет, с этим покончено, теперь он знал, что такое шторм, и он не позволит волнам играть с ним! Он сам будет кататься на них и плыть совершенно ровно, все равно поверхность качается и приблизится к нему в тот момент, когда ему надо будет вдохнуть свежего воздуха. ПРОШЕЛ ГОД Так и жил Гук в своем стаде. С каждым днём он становился чуточку побольше и чуть-чуть поумнее. С каждым днём он узнавал массу интересных вещей от Зит, Керри да и от остальных дельфинов. Это был не прежний Гук, умевший лишь проказить да суматошно молотить по воде своим маленьким хвостовым плавничком. Он уже мог отыскивать знакомые путеводные звёзды, определять по солнцу и луне время суток. Всё море, где они побывали со стадом за это время, представлялось ему как большущая карта, на которой каждый участок имел свой неповторимый оттенок, который нельзя было спутать ни с каким другим. Гук вряд ли бы смог точно рассказать, как он это делает. Но вот эта бухточка совсем не походила на соседнюю: температура воды, направление течений, неумолчные шумы моря и его обитателей, даже вкус воды в них отличался. Каждое из этих отличий в отдельности могло быть очень маленьким, но все вместе они не походили ни на что другое. Снова дни становились короче, как и год назад. Всё чаще налетал порывистый ветер и начинал раскачивать волны, чтобы потом с грохотом обрушить их на берег. Гук теперь уже безошибочно определял за много часов приближение шторма и вместе со всеми уходил на безопасное расстояние от берега. Солнце поднималось не так высоко и грело не так сильно, как раньше. Так Гук через шесть лун впервые познакомился с наступлением осени, а потом зимы, весны и лета. Теперь ему было уже полтора года. Осенью бывают обычно дельфиньи праздники, когда со всего побережья собираются дельфиньи стада, когда идут несметные стаи рыб, когда молодые дельфины могут посмотреть на всех остальных и познакомиться со своими старейшинами. Маленькое стадо, где жил Гук и которым руководила Зит, было лишь одним из многих стад рода Эрр, рассеянных по всему морю. В каждом из них были свои предводители, и из них самые опытные, умные и больше всего повидавшие за свою жизнь становились старейшинами. Гук знал, что старейшины передавали другим дельфинам все свои знания и весь опыт, они были учителями и наставниками. Они следили за соблюдением дельфиньих законов, которые были созданы самой жизнью давно-давно, и потребность их изменять не возникала. Этих законов было не так уж много, и все они сводились к тому, что все дельфины – братья и должны помогать друг другу, не бросать товарища в беде, если она приключится, помогать слабым и больным и слушаться старших. Один из законов говорил о том, что в море всегда много пищи и дельфины могут легко её найти, поэтому дельфин не должен вырывать пищу у другого или драться с ним за нее, а, наоборот, они должны совместно объединяться, чтобы охотиться и делить добычу по потребности, а также кормить слабых и немощных. Был и ещё один древний закон, о котором тоже узнал Гук. Этот закон гласил, что дельфины должны помогать другим животным, если они попросят помощи или если дельфины сами увидят, что они в беде. Этот закон распространялся и на людей. Правда, в последнее время человек сильно изменился, и поэтому Зит запрещала Гуку приближаться к людям. Пожалуй, это был единственный закон, который немного изменился за время существования дельфиньего народа. Ну и последний закон, который знал Гук, – это запрет приближаться к берегу. Это очень опасно для дельфина. Если он будет плавать у самого берега, то надо всегда следить, чтобы шальная волна не выбросила его на берег, не ударила о камни и не оставила на песке. Стадо Зит покинуло гористые берега Крыма, ставшие Гуку родными и знакомыми, и отправилось на встречу с остальными стадами рода Эрр. Они должны были встретиться на мелководьях Керченского пролива как раз в тот момент, когда на небе будет светить полная луна. В это время здесь шли один за другим косяки вкусной рыбы: ставриды, кефали. Стада, которые приходили раньше этого срока, пировали в ожидании остальных. Через два дня и стадо Зит подошло сюда. Справа и слева были дельфины, Гук ни разу ещё не видал столько дельфинов сразу, вместе. Они плыли тесными группами, расплывались и соединялись вновь. Сколько же тут было знакомых Зит и Керри взрослых дельфинов, предводителей других стад! Много было друзей и у Тена, Чиззи и даже у Мей. А вот Гук никого не знал. Он был немного напуган и теснее прижимался к боку Зит, с завистью глядя, как Тен и остальные затеяли весёлые гонки. Потом один знакомый Чиззи, имени его Гук не разобрал, предложил новую игру. Молодые дельфины выстроились кольцом и начали носиться по кругу, время от времени выпрыгивая из воды и громко шлепая хвостом. Все они были больше Гука, и ему было нелегко за ними угнаться, поэтому он даже не пытался улизнуть от Зит. Наконец к Зит подплыла дельфиниха с таким же дельфином, как Гук. Они были очень похожи друг на друга, только рисунок из светлых полос на боках и у глаза был немного другой. Это был рисунок стада Уир, близкого к роду Зит. Тут Гук осмелел и, отстав от Зит, подплыл к незнакомцу. – Кто ты и как тебя зовут? – пискнул он. – Я Чен из стада Уир, – последовал ответ, – а ты из стада Кээт, и твою маму зовут Зит. А как зовут тебя? Так состоялось их знакомство, и вскоре они уже весело играли. Оказалось, что таких же, как они, молодых дельфинов очень много: они сбились плотной стайкой и затеяли свои игры. Вскоре все стада собрались, и, чтобы не затеряться среди этого множества дельфинов, Гук снова пристроился к Зит. Шёл обмен новостями, дельфины рассказывали о всех важных и новых событиях, которые произошли с ними за прошедший год, – Гуку это показалось интересным: он сразу узнал много-много нового. Особенно его поразил рассказ одного из старейшин о том, что давным-давно разумные существа, живущие на воздухе, называющие себя людьми, были друзьями дельфинов и часто обращались к ним за советом и помощью. Дельфины часто вызволяли людей из беды в море, так как они не умеют долго плавать и могут утонуть, загоняли им в сеть рыбу, и люди делились с ними своим уловом. Но это все было очень-очень давно, и старейшины знали об этом от своих старейшин в то давнее время, когда они ещё были маленькими, а те, в свою очередь, от своих и так далее… Это предание передавалось от одного поколения дельфинов к другому. С тех давних времён люди сильно изменились. Сначала они всё реже обращались к дельфинам за помощью, потом стали использовать для плавания по морю грохочущие и зловонно пахнущие суда и, наконец, стали истреблять дельфинов. Это было настолько нелепо и глупо, что дельфины долго не могли с этим освоиться, и лишь недавно, последние несколько поколений, появилось изменение в законе, которое Гук услышал от Зит и понял как запрещение приближаться к людям. Правда, хотя и редко, но были случаи и сейчас, когда люди беспомощно барахтались в море и просили о помощи. Если рядом оказывались дельфины, то они обычно исполняли эту немую просьбу. Вот и в этом году дельфины стада Уир вытолкнули тонущего человека и подвели его к берегу. Дельфинам из Ээц также пришлось наткнуться далеко от берега на тонущего человека, но, когда они кинулись к нему на помощь, он начал так сильно шуметь и размахивать конечностями, что они сочли за благо предоставить его самому себе, и он утонул. И много других интересных вещей узнал Гук в те дни. Дельфиний праздник окончился, и стадо Зит направилось к родным берегам. И вот тут произошло событие, которое навсегда изменило жизнь Гука. Море было беспокойно. Солнце недавно вынырнуло из него и ещё не успело высоко подняться. Гук и остальные дельфины услышали грохот судов. Сначала они были далеко, потом стали приближаться. Всё стадо занырнуло и понеслось в сторону от этого нестерпимого лязга. Обычно им удавалось довольно легко отделаться от этого шума, но не в этот раз. Пять судов дугой разметались по морю и упорно преследовали дельфинов. На воду были спущены лодки, и от них по воде неслись пронзительные удары, от которых у Гука внутри всё замирало. Грохот нёсся со всех сторон и прижимал стадо всё ближе к берегу. Дельфины метались в поисках выхода из этого грохочущего кольца и вдруг обнаружили узкий проход. Здесь было тихо. Не раздумывая, нырнули в него, и вот уже грохот остается позади. Они пронеслись всего несколько десятков длин, как вдруг прямо перед ними возникла сеть. Она стояла стеной впереди, слева и справа. Зит круто развернулась и вместе с остальными бросилась назад, но было уже поздно. Проход, по которому они попали в ловушку, был закрыт все той же сетью. Дельфины рванулись в глубину, но и здесь дорога в море была им отрезана сетью, лежащей на дне. Они оказались в ловушке. Стадо металось в поисках выхода и не находило его. Правда, в сетке была дыра, но она была рядом с лодкой, и Зит не решилась сначала приблизиться к ней. Сеть стягивали, и пространство воды, в котором плавали дельфины, уменьшалось. Лодка отошла от того места, где на расстоянии полутора длин от поверхности была дыра, и Зит с Гуком приблизились к ней. Дырка оказалась слишком мала для Зит, она могла запутаться в сети, но Гук легко в неё проплывал. И вот случилось так, что Гук оказался в море, а всё стадо внутри сети. Он снова и снова возвращался и призывно свистел, Зит ему отвечала. Как ни велик был страх, Гук не мог бросить своих в беде, дельфиньи законы запрещали это. И тут вмешалась Зит. – Гук, скорее плыви к старейшинам, – сказала она, – и расскажи о том, что мы попали в беду. Это был приказ, но Гук не сразу решился выполнить его. Он всё плавал и плавал вокруг своего родного стада. Вдруг один за другим стали исчезать голоса Тена, Чиззи, Керри, Мей, а вот пропал и голос Зит. Гук остался один. Сеть выбрали из воды, и суда ушли, увозя родное стадо Гука. От всех пережитых волнений и страхов Гук был еле жив. И тут он услышал снова дельфинов. Он бросился к ним навстречу и оказался среди дельфинов рода Ээц. События последних нескольких часов были настолько ужасны, что в голове у Гука всё перепуталось и он никак не мог их связно рассказать. Дельфинам было ясно только одно: что Гук нарушил закон дельфиньего братства и оставил товарищей в беде, а сам как-то спасся. Это было ужасно, и за это его надо было наказать. Старейшины всего многочисленного рода Ээц собрались на совет, и он длился долго. Потом они плотным кольцом окружили несчастного Гука, и он всем своим телом ощутил мощные волны их сигналов. – Гук из стада Кээт, ты нарушил наши обычаи, и мы изгоняем тебя от других дельфинов… Они говорили что-то ещё, но Гук уже ничего больше не слышал – блестящая поверхность моря вдруг повернулась и оказалась не на привычном месте вверху, а где-то сбоку. Гук потерял сознание и стал медленно заваливаться на бок. Два молодых дельфина подхватили его с боков и вынесли на поверхность. Гук непроизвольно сделал глубокий выдох-вдох и начал приходить в себя. Когда он совсем очнулся, то рядом никого не было. Гук остался один, совсем один. Он лишился родного стада, а путь к дельфинам других стад был для него закрыт. Закрыт навсегда… НА ПАЛУБЕ «ДЕЛЬФИНА» Экспедиционное судно «Дельфин» шло полным ходом к крымским берегам, где в одной из бухт располагалась лаборатория по изучению дельфинов. Два часа назад в небольшие ванны с морской водой, что были размещены вдоль бортов, посадили только что отловленных дельфинов. Научные сотрудники, возглавляемые начальником экспедиции Петром Максимовичем, только что закончили все работы по устройству дельфинов в ваннах. Первые, самые трудные и ответственные шаги были позади: дельфины выглядят прекрасно, размещены в ваннах на подвесных гамаках, сверху натянут тент для защиты от солнца, насосы качают свежую морскую воду. В одной из ванн – два дельфина, большой и поменьше. Если бы на них взглянул Гук, то сразу бы узнал Зит и Тена. – Ну вот, осталось измерить этих двух последних, – сказал Пётр Максимович. – Володя! Диктуйте мне промеры… – Три метра девять сантиметров, самка, довольно старая. – Ну, это не совсем точно: ей лет семь-десять. Что называется, в расцвете сил. Наверное, где-нибудь должен быть и её детёныш. Как мы её назовем? – Я предлагаю – «Мама», – отозвался Володя. – Согласен. Давай промеры второго. – Самец, один метр восемьдесят четыре сантиметра. – Возраст – год и несколько месяцев… Как назовем? – Давайте «Петькой»! – Ну что ж, записываю: «Петька». Володя! Надевайте манжеты с номерами на хвосты, а я пошел на мостик. – Пётр Максимович! Вы не забыли, в четыре часа семинар? Вы обещали рассказать… – Помню, помню, соберемся через пятнадцать минут на палубе. Краем глаза Зит наблюдала за странными существами. Она впервые видела людей так близко. Палуба мелко дрожала от работы судовых двигателей, металлический лязг терзал слух. Снизу и с боков Зит мешали лямки гамака, то нос, то хвост натыкался на стенки ванны. Тену было ещё хуже, он беспрерывно призывно посвистывал. Зит как могла старалась его успокоить. Когда все собрались на палубе, Пётр Максимович начал семинар. – Прежде всего о текущих делах. Отловом дельфинов мы практически начали новый этап экспериментальных исследований. Отлов прошёл удачно, и теперь от нас с вами зависит жизнь этих животных. От того, как мы сумеем их перевезти в вольеры лаборатории, насколько своевременно сумеем распознать, что тот или иной дельфин начинает заболевать, какие примем меры, насколько самоотверженно, с полной отдачей сил и знаний будем работать, зависит успех. Впрочем, агитация излишняя, каждый это должен понимать сам. А теперь поговорим о наших задачах. Что заставляет нас предпринимать всё новые попытки проникнуть в мир дельфина? В чем причина интереса зоологов, психологов, кораблестроителей, лингвистов – словом, людей самых разных профессий к этим морским млекопитающим? Теперь уже совершенно ясно, что это не модное увлечение. Мы пытаемся выяснить, как млекопитающие покорили океан. Каким образом китообразным, в частности дельфинам, удалось освоить его просторы от Арктики до Антарктики, от поверхности до глубин в сотни метров, ориентироваться в течениях, избегать преград, передвигаться в бескрайних просторах по одним и тем же «тропам», безошибочно отыскивать пищу? Сейчас человечество уже штурмует ближний космос. Недалеко то время, когда усилия человека будут направлены на освоение «земного космоса» – океана. И тогда понадобится знание того, что за миллионы лет эволюции было создано природой для тех же целей. Наша с вами программа ближайших исследований совершенно определенна. Как вы помните, дельфины обладают уникальным свойством эхолокации. Однако до сих пор ещё неизвестно, каковы же реальные возможности их локатора. Известно, что дельфин излучает короткие сигналы – щелчки и по вернувшемуся эху ориентируется с высокой точностью. Известны кое-какие характеристики самих локационных сигналов, но что может узнать дельфин об окружающем мире с помощью локации, предстоит выяснить нам… День клонился к вечеру, море лежало ровное и спокойное, без единой складки, дельфины вели себя смирно. Заседание подходило к концу, и Пётр Максимович собрался было всех свободных от вахты отправить отдыхать перед трудной ночью, но тут к нему обратился капитан: – Пётр Максимович! Помните своё обещание рассказать о том, откуда произошли дельфины? Сейчас для этого подходящее время – море тихое, моя команда вся в сборе. Другого случая может и не представиться. – Ну что ж, обещания надо выполнять. Начнём с древних. Например, греки в своих мифах вели происхождение дельфинов от людей. Да, да, не удивляйтесь! Кстати, тоже от моряков, только с пиратскими наклонностями. Они решили ограбить своего пассажира, бога Диониса, и были за это наказаны. Он узнал их мысли, и все бы они погибли, если бы другой бог не сжалился над несчастными и не превратил их в дельфинов. – Значит, ближайших родственничков изловили сегодня? – Если верить древним грекам, то именно так. Впрочем, зачем обращаться к доисторическим временам? Возьмём век двадцатый, современную электронно-вычислительную машину и повторим некоторые расчёты, которые на ней недавно сделал один английский ученый. Согласны? – Можно попробовать… – Итак, если в водный поток погрузить детский резиновый шарик, то струи воды сплющат его в направлении потока. Такое воздействие приходится испытывать и живой органической материи, плывущей в воде. Поэтому она стремится изменить свою форму, чтобы приспособиться к постоянно действующим условиям. Если эту задачу приходится решать на протяжении жизни многих поколений животных, скажем, каких-то предков китов, то эволюция отберёт и закрепит самое оптимальное решение. – Возражений нет. Как, товарищ капитан, ваше мнение? – Вроде бы все логично… – Прекрасно, теперь эту программу задаём машине и предлагаем решить задачку применительно к голове человека, которая погружена на миллионы лет в водный поток и он на неё давит в направлении нос-затылок. Прошу заметить, что процесс расчета оптимальной формы был многошаговым. Для исходного профиля рассчитывалось полскоростей и давлений на лицевую поверхность; методами теории оптимального регулирования определялись возможно малые деформации костей черепа, с тем чтобы уменьшить максимальное давление жидкости на лицо, и так далее. Для найденной новой формы черепа снова решалась задача обтекания и вновь рассчитывалась оптимальная форма. Так, на машине за десятки минут был пройден тот путь, который у природы занял десятки миллионов лет. Оказалось, что победа в борьбе с водной стихией далась только за счёт коренной перестройки всего черепа и тела. В самом деле, нос выдвинулся далеко вперед, разросся и округлился. Глаза углубились под защиту кожи и сдвинулись на бока головы; лоб стал покатым, тело обтекаемым, руки превратились в плавники… Надеюсь, вы узнали в этой машинной модели дельфина? А кого погрузили в поток? – Так что же на самом деле: дельфины произошли от человека? – Как интересно, никогда бы не подумал… – Ну конечно, нет. Это всего лишь первоапрельская шутка физиков, хотя и выглядят все эти расчеты убедительно и интересно. Теперь давайте разберёмся в происхождении китов по-настоящему. Китообразных называют вторично водными млекопитающими, а это значит, что они не всегда жили в воде, а точнее, их предки были наземными существами. Это было несколько десятков миллионов лет назад. Ясно, что процесс превращения наземных млекопитающих в морских был длительным. Должны были быть какие-то переходные формы, наполовину сухопутные, наполовину водные. Но до сих пор палеонтологам не удалось обнаружить остатков ни одной настоящей переходной формы. Палеонтологи полагают, что причина такого невезенья в том, что все эти переходные формы обитали в прибрежных пресных водоёмах. А захоронения в пресных водах обычно начисто растворяются и бесследно исчезают, не оставляя науке ничего, кроме широкого поля для догадок и предположений. Но у нас есть немало других фактов: строение органов усатых и зубатых современных китов, состав их крови, особенности эмбрионального развития. Этот материал может дать ответ на вопрос о том, от кого произошли китообразные. Ещё в прошлом веке было высказано предположение, что предками китов были древние хищные. Затем возникли предположения, что киты произошли от древних насекомоядных или от древних копытных. Ни тогда, ни теперь ещё нет решающих доказательств в пользу какой-либо из этих гипотез. В последнее время возникло предположение, что китообразные – не один, а, может быть, несколько различных отрядов млекопитающих, что разные группы китов произошли от многих корней: усатые – от одного корня, зубатые киты, и в том числе наши дельфины, – от другого, а чудо природы – речные дельфины – от третьего… Но всё это лишь рабочие гипотезы, и окончательного ответа пока нет… Вот так, товарищ капитан! Если говорить честно, наука пока ещё не решила этой загадки происхождения китов! Зит приподняла голову над краем ванны и увидела, что много двуруких стояло и сидело рядом с ванной. До неё доносились протяжные низкие и медленные звуки их голосов. Тен как будто немного успокоился и перестал свистеть. Что-то ждало их всех впереди? Что стало с маленьким глупым Гуком? Удастся ли ей снова увидеть его? Часть вторая ОДИН В ОКЕАНЕ НАВСТРЕЧУ ПРИКЛЮЧЕНИЯМ Воспоминания гнали Гука вперёд и вперёд. Он ничего не хотел и никуда не стремился. День проходил за днём, ночь за ночью. Инстинктивно он держался какого-то определённого направления, привычно анализируя запахи и звуки. Пройдя через Гибралтар и держась подальше от торных дельфиньих дорог, Гук плыл туда, где океан казался ему пустыннее. Он был рад вырваться из Средиземного моря, где каждый день приходилось слышать грохот пароходов или обходить стада разных дельфинов. Воды Канарского течения незаметно несли его к югу, почти параллельно берегу Африки. Именно здесь Гук как следует познакомился со странными рыбами, которые умели летать. Да-да, именно летать. Погнавшись за стайкой аппетитных серебристых рыбёшек, Гук очень удивился, когда вдруг из-под самого носа они стремительно рванулись к поверхности и исчезли. Гук решил, что в следующий раз, когда он встретит таких рыб, он не отстанет от них ни за что. Вскоре, солнечным днём, одинокий изгнанник услышал вдали стаю летающих рыб. Не выпуская их из виду, он стал набирать скорость. И снова, подпустив дельфина, юркая стайка кинулась к поверхности океана. Гук летел им наперерез. Кажется, ещё один, последний взмах хвоста – и Гук у цели, но стайка выскользнула из воды в голубую синь неба. Гук по инерции, следом за ней, вылетел в воздух и через несколько метров с шумом и плеском шлёпнулся в ласковые волны. Однако он успел заметить, что эти рыбы полетели дальше по воздуху с такой же лёгкостью, с какой они только что плыли в воде. Прошло несколько дней, прежде чем Гук хорошо изучил повадки этих странных рыб. Они всё время держались недалеко от поверхности, быстро передвигаясь в разных направлениях в поисках пищи – мельчайших планктонных рачков. Но сами они служили лакомой пищей для многих других жителей моря. Чаще других нападали на летучих рыб тунцы и макрели, особенно те из них, которых называют золотыми макрелями, или дорадами. Дорады – крупные рыбы, длиной в 50–60 сантиметров и весом до 10–15 килограммов. Обычно они охотились небольшими группами по пять-шесть штук. Развернутым строем набрасывались дорады на стайку летучих рыб, а те мгновенно врассыпную к поверхности – и, двигаясь всё быстрее и быстрее, наутёк. Маленькие, но сильные хвостовые плавнички с длинной, вытянутой, как палец, нижней лопастью, словно винты пропеллеров, выталкивают рыбу на поверхность. Её движение все убыстряется, несмотря на то что в воде остаётся лишь самый кончик хвостового плавника. За мчащейся над поверхностью рыбкой остаётся кипящий след с маленьким буруном. И когда рыбы оказываются над поверхностью воды, раскрываются, как крылья, её длинные и широкие грудные плавники. Тонкие, прозрачные крылышки-плавники несут её стремительным, планирующим полётом над океаном. Словно живые крылатые стрелки, пролетают они по 100–150 метров, поднимаясь на высоту 10–12 метров. Они умело маневрируют в воздухе, передвигая длинными брюшными и высоким спинным плавниками, работая ими как рулями. Огромные глаза внимательно следят за передвигающимися преследователями. Скоро Гук заметил, что, несмотря на ловкость летучих рыб, охота у дорад почти всегда оказывается успешной. Секрет этого успеха заключен, как понял Гук, в удивительной организованности нападающих. В то время как небольшая группа дорад бросается в стаю летучих рыб и заставляет их подниматься в воздух, другая группа уже мчится к тому месту, где в конце концов должны упасть в воду эти рыбы-птицы. Охота дорад на летающих рыб навела на грустные размышления дельфина-изгнанника. Раз он не нужен роду, ему тоже не нужны никакие другие дельфины, он их забудет навсегда и будет жить в одиночестве. У него хватит сил и ума, чтобы ловить по нескольку летучих рыб в день. Ничего, что некому загонять их в воздух и не придется устраивать организованные охоты. Смелый и ловкий дельфин, если он не последний глупец, поймает этих тварей и на лету, а не только в воде. Так думал Гук сначала. Но всё оказалось не так просто, как представлялось ему. Летучие рыбы и днём и ночью упорно уходили от преследования. Взлетев в воздух, вся стая вдруг резко меняла направление полета, и Гук оказывался вдали от желанной добычи. Он похудел и осунулся. Внешне это был по-прежнему изящный и стремительный дельфин, и только очень опытный глаз мог заметить перемену в его поведении. Он стал пугливым, движения его сделались отрывистыми и менее плавными, он уже не нырял в глубину просто так, от избытка сил, радуясь солнцу, ветрам и волнам, а старался экономить силы. Спать приходилось всё меньше, сон стал тревожным и неглубоким. Однажды Гук проснулся словно от толчка. Открыв глаза и сделав вдох, он погрузился в свой привычный зеленоватый мир. Странная тишина окружила его, и оттуда доносился противный и тревожный запах. Впереди никого не было, он повернулся немного вправо, влево, хотел было повернуться назад и тут краем глаза заметил неясные большие тени. – Я дельфин Гук из рода Эрр! – бросил он свой зов в этом направлении. Отражённые волны звука принесли ему ответ: рядом большие рыбы, кажется, акулы. Они приблизились. Их было несколько. Они замерли в каком-то нервном ожидании, холодно поблескивая пустыми жадными глазами, крепко сжав свои страшные, зубастые пасти и чуть не касаясь своими холодными плоскими носами боков Гука. Как они смогли так незаметно и тихо подобраться к нему, он так и не понял. «В стаде такого не могло бы случиться, – подумал Гук, – В любой момент есть бодрствующие глаза и уши. Любая неожиданность будет встречена достойно, всегда найдется время для ответа на любое нападение!» Пришлось Гуку поработать своим ультразвуковым прожектором, посылая сильные волны звука по сторонам, и напомнить этим акулам, что даже и к одинокому дельфину не стоит приближаться с недобрыми намерениями. Вот с китами ночевать было не страшно. Эти большие, раз в двадцать – двадцать пять превосходившие по длине Гука, громадины с полосатыми животами были удивительно добродушными существами. Да это и понятно стало Гуку, когда он посмотрел, чем они питаются. Они ни на кого не нападают, а едят тех же самых крошечных рачков – подумать только! – которыми питаются маленькие летучие рыбы. Но ни акулы, ни барракуды не осмеливаются нападать на этих гигантов. Лишь иногда изголодавшаяся меч-рыба в слепой ярости таранит своим страшным мечом скорее удивлённых, чем испуганных китов. Такой таран всегда бывает последним в жизни глупых рыб: кит сокращением мускулатуры ломает на куски крепчайший меч, глубоко всаженный в его тело, а изувеченная рыба отбрасывается в сторону. Глубокая рана обычно затягивается эластичным кожным покровом и лежащим под ним слоем сала. К китам Гук инстинктивно тянулся, хотя они и не откликались на интернациональный дельфиний призыв. Они были ему, пожалуй, ближе всех других морских обитателей. Ведь ни у кого из постоянных жителей открытого океана, кроме китов и дельфинов, нет легких. И трудно передать, как приятно бывает вдруг услышать такое родное и понятное «пуфф! пуфф!» среди безбрежных океанских просторов! Гук постоянно чувствовал своё превосходство над всеми акулами, скатами, медузами, тунцами и макрелями, которым никогда не приходилось высовывать нос из воды, чтобы подышать свежим воздухом. Киты охотно принимали Гука в свою солидную компанию. Медлительные и неуклюжие на вид, они оказывались удивительно подвижными, ловкими и точными в движениях. И сколько бы раз Гук потом ни встречался с большими китами, это поражающее сочетание огромной силы с добродушием и необыкновенной ловкостью вызывало в нём чувство гордости и уважения к собратьям по крови. Постепенно боль и обида на старейшин стада утихли. Нет, Гук ничего не забыл и никогда не забудет про свой позор, никогда не простит старейшинам их приговора. Но жизнь есть жизнь. Надо искать пищу, надо остерегаться акул и барракуд, надо, наконец, что-то предпринять, чтобы не нестись пассивно по течению и воле ветра. Гук внимательно стал наблюдать окружающее, его вновь стали интересовать вещи и явления, не только прямо связанные с необходимостью поесть и спокойно поспать. «Почему надо плыть по воле волн, ветра и течения? Дальше от берегов и против течения!» – решил одинокий скиталец. Чуть холоднее стала вода – на 1–2 градуса, как сказали бы люди, посмотрев на термометр, – чувствительная кожа Гука улавливала все тонкие изменения температуры, она была точнейшим термометром. Заметно изменилась и соленость воды. Гук знал из рассказов тетушки Керри, что каждое море, каждый участок океана отличаются своим содержанием солей. «Ах как хорошо пахла Голубая бухта в Чёрном море! Этот запах я узнаю среди тысяч других! – подумал было Гук и оборвал свои мысли: – Нечего мечтать и думать о несбыточном…» Когда Гук выплыл из Средиземного моря и оказался в Атлантическом океане, океанская вода удивила его своей относительной пресностью. Этот вкус даже был похож на вкус воды его родного Чёрного моря. Гук плыл теперь навстречу более пресным водам Северной Атлантики и вспоминал временами свою колыбель – Чёрное море, которое у поверхности почти в два раза менее солёное, чем вода Атлантического океана. Стоило Гуку отвернуть на северо-запад от африканского побережья, как изменился и цвет воды: из зеленовато-голубой и зеленоватой вода превратилась в светло-голубую. Изменение цвета океана, как это обычно бывает, оказалось связано с жизнью в толще воды мельчайших планктонных организмов: когда их очень много, то вода может изменить свой цвет даже до красноватого. Покидая Канарское течение, Гук замечал, что меньше становилось вокруг сельдей, анчоусов, сардин, кефалей, дорад и тунцов. Он не особенно расстраивался – для еды ему рыбы хватало. Зато следов громыхающих и вонючих кораблей, которые вели промысел в этом районе океана, становилось всё меньше и меньше. Гук не видел теперь на горизонте землю. Он жил в бескрайнем, безбрежном океане среди огромных пологих волн, одна за другой катящихся на просторе. Гук скоро обратил внимание, что высота идущих друг за другом волн неодинакова: обычно через шесть небольших волн шла высокая. Иногда такая особенно высокая волна бывала шестнадцатой по счету. Гуку нравилось взлетать ввысь на гребне этих самых высоких волн и с большой высоты оглядывать свой океан. Однажды тихим солнечным вечером во время одного из таких обзорных взлётов он с удивлением заметил вдали, в волнах, сотни отблесков, которые, сливаясь вместе, образовывали как бы одно огромное зеркало на поверхности. Любопытство пересилило осторожность, и одинокий дельфин направился к этому странному месту. Подплыв ближе, Гук был оглушён беспорядочным треском и стуком, далеко разносившимися под водой. Большое стадо зелёных морских черепах двигалось в сторону африканского побережья. Черепахи – некоторые из них достигали длины 60–70 сантиметров – плыли бок о бок, словно спаянные друг с другом, и не обращали внимания на Гука. От соприкосновения панцирей и получался, очевидно, тот странный треск и грохот, который испугал и озадачил Гука. Верхняя крышка каждого черепашьего панциря высовывалась из воды, и скользящие лучи заходящего солнца отражались от них, как от тысяч маленьких зеркал. Любопытный Гук, впервые увидев этих животных, не удержался и нырнул под плывущее стадо. Он внимательно разглядывал их желтовато-белые снизу, круглые, бесхвостые тела и громадные ноги. Передние лапы были почти вдвое длиннее задних, и, что всего больше удивило Гука, именно эти передние лапы и были основными и единственными органами движения животных. Второй раз в своей жизни Гук видел живое существо, которое двигалось, перебирая лапами, как человек, а не изгибая тело. Когда черепаха взмахивала длинными передними ногами, она казалась Гуку похожей на огромную странную птицу, медленно, но уверенно летящую у поверхности моря. Гук попробовал было заговорить с черепахами, но они не отвечали на его призывы. Тогда он решил поиграть, с этими смешными, стучащими существами. Он подплыл под черепаху, подтолкнул её головой снизу и осторожно схватил за лапу-крыло. Бедная черепаха отчаянно захлопала длинными лапами, вытянула навстречу Гуку маленькую головку с испуганно-злыми глазками. Покрутившись ещё некоторое время рядом со стадом черепах, Гук уж совсем в сумерках взял курс на северо-запад. Ещё долго позади он слышал нестройный шум от сталкивающихся панцирей. Если бы через несколько дней Гук смог взглянуть на карту Атлантического океана, он увидел бы, что находится на 38-м градусе северной широты, в какой-нибудь тысяче километров от Европы и почти рядом с Азорскими островами. За долгие недели плавания в океане Гук отвык видеть на горизонте землю. И поэтому однажды был удивлён, заметив далеко на западе белую гору облаков, как бы поднимающуюся из моря. Гук уже знал, что обычно такие облака указывают на землю, которая находится под ними. Уже давно по многим признакам он мог предполагать, что где-то близко есть земля: стало больше птиц, а однажды, нырнув особенно глубоко, он обнаружил скалу, поднимавшуюся со дна океана. Так Гук оказался в водах Азорских, или, как их ещё называют, Ястребиных островов. Он жил здесь уже несколько дней. Дельфину нравилось подплывать совсем близко к берегу, ловить незнакомые запахи стекающих в океан ручьёв и потоков, слушать немолчный шум гальки, перекатываемой прибоем. Всё как когда-то было на родине. Его не особенно беспокоили рыбацкие лодки, снующие между островами. Он не боялся и сетей рыбаков, расставленных на ночь недалеко от берегов. Эти сети, сделанные из тонких ниток, были предназначены для ловли мелкой рыбы, и из них всегда можно было запастись для сытного завтрака или ужина. Вскоре Гук сообразил, что рыбацкие сети и один умный дельфин – это гораздо лучше, чем один умный дельфин без рыбацких сетей. Как только рыбаки отплывали на далёкое расстояние. Гук начинал работать. Он осторожно направлял в расставленные сети косяк за косяком мелких рыбёшек и из запутавшихся выбирал тех, которые ему больше по вкусу. Пошли среди рыбаков рассказы. В знакомых испокон веков местах, где рыбачили их отцы и деды, стали твориться чудеса: то в сетях запутаются отборные анчоусы, то в них не найдёшь ни одного анчоуса, зато все сети забиты скумбрией, то вдруг одна сеть полна анчоусами, а соседняя – всего в десятке метров – сплошь забита барабулей. Рыбакам острова Сан-Мигель и в голову не могло прийти, кому они обязаны богатым уловом: им было невдомек, что это Гук решил разнообразить свой рацион. Гук не боялся людей, хотя и не любил их резко пахнущие и такие шумные лодки. Несколько раз в солнечные дни он показывался совсем близко у бортов рыбацких лодок. А однажды один рыбак даже задел веслом его высокий спинной плавник, попав как раз на рубец, который еще не успел как следует зарасти после одной из ссор с Чиззи. Плавать в водах островов Сан-Мигель, Формигаш и Санта-Мария было интересно. Дно то круто поднималось к поверхности, образуя плоские песчаные банки, то резко обрывалось в бездонную глубину. Всюду было много рыбьих стай. Поймать одну-другую пару рыбин не составляло большого труда, даже без рыбацких сетей. Временами Гук становился прежним – весёлым, беспечным дельфином. Он десятки минут терпеливо поджидал, пока старый грузный лангуст не высунет осторожно из-под скалы свои усы. Гук хватал эти усищи ртом и осторожно вытаскивал десятикилограммового рака из его пещеры среди камней. Завладев раком, он начинал жонглировать, подкидывая его в воде то головой, то хвостом. Бедный рак усы покрепче к телу прижимает, но они торчат во все стороны – ведь усы гораздо длиннее тела. Наиграется Гук, бросит лангуста, а сам наблюдает, как потерявшийся от ужаса морской рак, ощупью и нерешительно пятясь, находит дорожку в свое логово. С омарами – другими огромными морскими раками, которые жили тут же в скалах, но поглубже, метрах в тридцати – сорока от поверхности воды, – Гук остерегался играть так нахально. У омаров, как и у речных раков, две передние ноги превратились в страшные клешни. Одна клешня потолще и бугры на ней покрупнее – для раздавливания раковин моллюсков, которыми он питается; другая клешня – поизящнее и подлиннее – действует как ножницы. Ближе к вечеру, когда в воде становилось совсем темно, омары выползали на дно и искали прикрепившихся к камням моллюсков. Гук думал, что огромные клешни и большие размеры хорошо охраняют омаров от врагов. Но однажды ему пришлось убедиться, что это не так. Из большой тёмной расщелины, как пещера уходящей в глубь камней, спокойно и неторопливо выплыл гигантский окунь-полиприон – такого размера, что Гук невольно сжался, увидев его раскрытую пасть. Весил он не менее, чем Гук, – килограммов сто пятьдесят, а в раскрытой пасти Гук, наверное бы, уместился целиком. Не спеша подплыл он к ползающему по дну омару, сделал неуловимое движение жабрами – и вот вместе с потоком воды омар оказался внутри его пасти. Широкая, плоская голова с маленькими глазками повернулась к Гуку, который наблюдал эту сцену сверху. Невозмутимый полиприон спокойно, еле шевеля плавниками, исчез в темноте подводной пещеры. Ни до, ни после этого случая Гук никогда не встречал таких огромных окуней. Долго потом воспоминания об открытой, как пещера, пасти гиганта, медленно надвигающейся на омара, преследовали дельфина. Весёлым и беззаботным Гук бывал не часто. Естественная настороженность – настороженность одинокого зверя в незнакомом месте – не покидала его. Даже в те минуты, когда, упиваясь своей силой и ловкостью, стрелой бросался он из засады в стаю будто парящих в невесомости крупных кефалей, память предков – бессознательный сторож – всегда была начеку. Будь Гук старше и опытнее, он, наверно, уже давно обратил бы внимание на то, что в этих водах было очень мало дельфинов. Только два или три раза за все недели жизни у Ястребиных островов почувствовал он смутно знакомый запах прошедшей небольшой стайки дельфинов, да и то белобочек – стремительных жителей открытого океана. Такие тихие, безмятежно спокойные воды, уютные заливы, много рыбы, весёлые струи течений, несущие рассказы со всех сторон, – и так мало дельфинов! …Всё началось внезапно. Или так только показалось Гуку, который не обратил внимания на странный и всё усиливающийся кисловато-горьковатый запах, который нёсся ему навстречу. Вот и вода стала как будто теплее, да не просто теплее, а совсем горячая! Тошнотворный запах окружил его со всех сторон. Куда-то пропали все рыбьи стаи. Прозрачная синь моря, такая светлая снизу и серебристо-палевая наверху, замутилась. Как пробка вылетел Гук на поверхность и, потеряв на мгновение точность движения, ударился головой в какую-то большую вялую рыбу, плывшую на боку. «Да ведь это альбакор, красавец тунец в таком жалком виде! Ну и чудеса!» – подумал Гук. Не успел ещё Гук как следует рассмотреть альбакора, как странный, всё нарастающий гул заполнил, казалось, весь океан. Мелкие удары отдавались как оглушительные раскаты в мутящемся сознании Гука. Периодически, через равные промежутки времени весь океан словно вздрагивал и мощные толчки распространялись откуда-то снизу, и сбоку, и сверху… Невыносимый запах обволакивал дельфина со всех сторон, кожа горела. Последнее, что запомнилось Гуку, – огромный плоский пузырь, как-то наискосок поднявшийся к поверхности моря, с треском лопнул, распространяя очередную порцию зловония, а горячие волны обожгли тело. Гук попал в зону извержения подводных вулканов, которые не редкость в этой части Атлантического океана. Только счастливый случай спас его от гибели. Оглушённый, полуотравленный вредными газами, растворёнными в воде и носящимися в воздухе, с кожей, лохмотьями свисавшей по бокам и на спине, Гук собрал последние силы, поплыл в сторону. «Вперёд! Подальше от этого страшного места, подальше от этих коварных берегов», – думал Гук. Но в то же время совсем уплывать от островов, воды которых так богаты рыбой, где никто не вмешивается в твою жизнь, не особенно хотелось. Тем более, что теперь Гук хорошо запомнил признаки надвигающегося извержения – кисловатый вкус сернистого газа, растворённого в воде, резкие подводные толчки и гул. Уж в другой раз он сумеет уйти в безопасное место. Всё же для верности лучше, пожалуй, подальше держаться от опасных отмелей, на которых, того и гляди, взорвётся какой-нибудь вулкан. И Гук решил перебраться от берегов неспокойного острова к другой группе островов, в нескольких десятках километров от первой. У ОСТРОВА ФАЯЛ Так Гук очутился в водах острова Фаял. Остров лежит в стороне от оживлённых морских дорог, которые перекрещиваются в районе Азорских островов, сходясь из Лондона и Нью-Йорка, Гибралтара и Южной Америки. В водах Фаяла рыбаки ставили такие же сетки, как и около острова Сан-Мигуэля. Но однажды Гук увязался в открытый океан за большими лодками, которые шли вдаль от обычных рыболовных районов. Ничего не подозревающий Гук плыл рядом с лодкой, с интересом разглядывая сидевших в ней людей. Их было немного – человек пять, – и в лодке, кроме людей, виднелись какие-то большие бухты канатов и связанные вместе по нескольку штук поплавки от сетей. Внимание Гука привлёк высокий мускулистый моряк, стоявший на носу лодки и размахивающий каким-то длинным предметом, к которому была привязана тонкая, но, видимо, крепкая веревка. С интересом разглядывал этого человека Гук, стараясь понять смысл его движений. Он попробовал было даже заговорить с ним, послав ему интернациональный дельфиний сигнал: «Кто ты, друг? И нужна ли тебе моя помощь?» (уроки мудрой Керри крепко запомнились ему), но не получил никакого ответа. И вдруг Гук скорее почувствовал, чем осознал, что длинное копьё летит прямо в него. Этого он никак не ожидал. Все разумные существа в море, прежде чем подойти друг к другу, обмениваются сигналами. Здесь сигналов не было. Неизвестное животное (Гук подумал сначала, что это было что-то живое) стремительно неслось в воздухе наперерез Гуку, и он не мог ни увернуться, ни замедлить движение. Инстинктивно избегая столкновения, Гук рванулся вперёд и в немыслимом пируэте ушёл под поверхность воды. В то же мгновение он услышал звонкий удар чего-то тяжёлого и почувствовал острую боль в спине. – Не видать нам сегодня хорошей охоты! – проворчал Санчес, с сожалением провожая взглядом медленно погружающегося в глубину раненого дельфина. – Зря ты, Родригес, ударил его. Чем он тебе помешал? – Захотелось попробовать, остёр ли гарпун! Ведь сам меня прошлый раз отругал, когда лезвие гарпуна оказалось чуть тупым. Помнишь историю с Моби Диком? – живо отозвался стоящий на носу лодки Родригес. – Дело не в гарпуне и не в ловкости, а в счастье! – вступил в разговор Педро. – Будь на твоём месте даже сам Альварес – лучший гарпунёр всех островов, – и он не смог бы тогда загарпунить Моби Дика. Поверь мне, я ведь двадцать лет подряд хожу в море и охочусь на кашалотов. Вот эти руки, – Педро поднял вверх обе руки, – встречались с сотнями кашалотов, и мало какие из них остались в живых. А на мне нет ни царапины. Но разве я лучше, чем Коста, чем Рикер, чем Хуан? Помните, как их шлюпку разбил вдребезги кашалот и как их на наших глазах сожрали акулы? Всё дело в счастье… Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Кому суждено убить Белого Кита, тот и убьёт его. Но вот вопрос: суждено ли кому-нибудь из нас убить этого Моби Дика? Помолчали. Журчала волна, ударяясь в борт спокойно скользившей под парусом лодки. В нескольких кабельтовых[Мера расстояния на море; около 400 метров.] справа и слева в море двигались другие лодки. Аккуратно, кольцами уложив конец верёвки, соединяющей гарпун с большим поплавком, Родригес внимательно осматривал в бинокль море. Педро возился с поплавком, прилаживая его к другому гарпуну, лежащему у борта лодки. Санчес сидел на корме, придерживая румпель[Приспособление для поворота руля на лодке.]. – А всё-таки зря ты ударил этого дельфина, – снова начал Санчес. – Не зря старики говорили: если до начала охоты замочишь гарпун, то ничего хорошего из охоты не получится. Да и прямо скажу, жалко мне трогать дельфинов, уж очень они красивы и веселы. – Опять заладил своё! Мало, что ли, дельфинов в океане?! – с вызовом бросил Родригес. – А на приметы мне наплевать. Пусть каждый хорошо делает свое дело, и, даст бог, добыча не уйдет от нас. За себя я ручаюсь: если кит будет не дальше чем в двадцати метрах, считайте, что мой гарпун застрянет в нём навечно! – Бросьте спорить, нашли причину для разговоров – раненый дельфин! Да вспомните, сколько кашалотов мы на тот свет отправили! Что по сравнению с кашалотом какой-то дельфинёнок! – Это правильно ты сказал, конечно. Но ведь кашалотов мы бьём для того, чтобы получить жир и мясо, чтобы из костей сделать муку и удобрить наши виноградники. Не будет промысла кашалотов – и плохо станет нам жить на острове. А зачем трогать дельфина? Слыхали: говорят, дельфины помогли Альваресу обхитрить акулу, когда кашалот выбросил его в воду; будто сам Альварес говорил, что, если бы не дельфин, быть бы ему в животе акулы. – Ладно, эрманос[Эрманос (исп.) – друзья.], не буду больше трогать дельфинов! Да и этого я не хотел убивать – только чуть-чуть задел, наверное, за плавник, – словно оправдываясь, проговорил Родригес. Конечно, Родригес попал бы в бок Гуку и убил его наповал своим страшным гарпуном, предназначенным для того, чтобы пробивать толстую кожу кашалота, если бы дельфин в последнюю долю секунды не изогнулся для нырка вглубь. Гарпун Родригеса, рассчитанный на более медленные и плавные движения кашалотов, не успел за мгновенным маневром Гука. Но и то, что он успел сделать, было достаточно плохо. Горела спина, через которую шёл глубокий разрез, к счастью не задевший главных мышц, управляющих хвостом. Кожа на ней да и на всей доброй половине тела – мягкая, нежная кожа, мгновенными изгибами отвечавшая на скользящие вдоль тела волны, – теперь стала как будто чужой. Как ни старался Гук, но передвигаться стал он значительно медленнее. Потоки воды, завихрения, которые образовывались вокруг его тела, не толкали его вперёд, как раньше, а прямо держали на месте, заставляя расходовать вдвое больше сил для движения. Теперь уже Гук при всём желании не мог с прежней легкостью выскочить в воздух и на полном ходу подхватить зазевавшуюся летучую рыбу. Да и другие рыбы словно стали увертливее и редко попадались на зуб. Все последующие дни Гук старался держаться на одном месте, около вершины подводной горы, не доходившей до поверхности океана длин на двадцать. Над этой вершиной и на её склонах, покрытых причудливыми водорослями, держалось много рыбы, и Гук не страдал от голода. Скоро такая тихая и неинтересная жизнь надоела ему. Неужели дельфины только для того и существуют на свете, чтобы подкарауливать неуклюжих зеленушек да пугать стаи макрелей? Рана почти зажила. Прежняя ловкость, а с нею и уверенность в своих силах постепенно вернулись к Гуку. Одному не так уж безопасно жить в океане, и многое приходится пробовать буквально на своей шкуре, и тем не менее он жив, почти здоров. А океан огромный, и так хочется узнать, что делается в других местах. Прежде чем покинуть эти воды, Гук решил познакомиться с жизнью океана не только у поверхности, но и поглубже, куда даже в полдень не проникают лучи солнца и где стоит вечный сумрак. Гук умел и любил нырять. Ему нравилось опускаться на пятьдесят – семьдесят длин в глубину и, почти не двигаясь, чтобы не тратить и так ограниченных запасов кислорода, наблюдать за окружающим миром. Этот мир без солнца был совсем не похож на тот, который встречал Гука наверху плеском волн, дыханием ветра, криками птиц и ярким светом. Особенно нравилось Гуку нырять поздно вечером или ночью. В тёплые ночи, когда луна ещё невысоко над горизонтом, над океаном совершенно черно. Только знакомые яркие россыпи звёзд на небе. Глаза привыкают к темноте, и, когда ныряешь, не слепнешь от резкой смены в освещении от дневного света до мрака глубин. Кажется, что в воде всё видно гораздо дальше и лучше. Особенно интересны ночные погружения были потому, что все глубоководные обитатели по ночам поднимаются поближе к поверхности. Первыми поднимаются мелкие планктонные рачки, скопления их днём находятся на глубине в десятки и сотни метров. Вслед за ними поднимаются мелкие рыбы и хищные кальмары; за этими, в свою очередь, тянутся хищники покрупнее. За большими хищниками выходят к поверхности и самые громадные пираты моря, те самые, которых лишь несколько раз удалось увидеть людям в разных частях океана. Мириады мельчайших, невидимых простым глазом точек испускают то усиливающийся, то ослабевающий свет. Двинешь плавником в такой воде – и плавник словно обволакивается холодным пламенем. Это светятся мельчайшие планктонные одноклеточные организмы. Из них один наиболее известный – ноктилюка, или ночесветка, живёт и на родине Гука, в Чёрном море. Иногда Гук с удовольствием разглядывал медленно двигающихся огромных огненных голотурий. Голотурии похожи на мягкий мешок длиной от 20 сантиметров до нескольких метров. Ночью, когда голотурии двигаются, по их телу пробегают волны, сначала от головного конца к заднему, а потом – обратно. А у огненной голотурии эта волна светится, и кажется, что по телу пробегают, и переливаются волны света. Гуку нравилось плыть рядом с голотурией и наблюдать, как цвет бегущей светящейся волны изменялся в зависимости от того, с какого места смотрел Гук. То он казался лимонно-жёлтым, то красноватым, то оранжевым, то зеленоватым, то синим. Вот в чёрном бархате глубины словно заиграли голубые и зеленоватые молнии: это стая золотых макрелей прошла недалеко от поверхности. Они не боятся Гука, чувствуют, что слишком велики, чтобы вызвать желание схватить хотя бы одну из них. Дорады не любят погружаться глубоко, хотя отсутствие плавательного пузыря позволяет им очень быстро передвигаться вверх-вниз в толще воды. Большую часть жизни они всё же проводят у поверхности. Дорады – большие любители путешествовать, и они с удивительным постоянством сопровождают небольшие суда в их странствиях по тёплым тропическим и субтропическим водам. Во время своих путешествий Гуку ещё придётся познакомиться с ними поближе и он даже научится играть с ними, а иногда ему будет перепадать одна-две летучие рыбы прямо из-под носа у охотящихся дорад. Нравилось Гуку встречать на глубине ночью стаи хищных морских щук – барракуд. Огромные узкие рыбины, размером не меньше Гука, с пастью, усаженной острыми зубами, они наводят ужас на мелких обитателей океана. Даже крупные рыбы и морские животные стараются держаться подальше от этих «гончих псов», с отчаянной храбростью нападающих на любое живое существо. Барракуд морские жители боятся даже больше, чем акул. Конечно, барракуды никогда не осмеливаются нападать на дельфинов в стаде, зная, что им не поздоровится в этом случае. Но одно дело стая дельфинов, и совсем другое – одинокий дельфин. Не раз Гуку приходилось напоминать этим хищным созданиям, что он как-никак всё-таки дельфин, а не глупая рыба, живущая только силой своих мышц и остротой своих зубов. Неслышимый человеческому уху, властный приказ несли ультразвуковые волны, парализуя нервную систему особо агрессивно настроенных барракуд. Не раз и не два с благодарностью вспоминал Гук в таких обстоятельствах уроки морской мудрости, преподанные далекой теперь Керри. Но, кроме мудрости, полученной от предков, у Гука было неистощимое любопытство и упрямый характер. «Эх! Да что вспоминать то, что не вернёшь… Чем думать о прошлом, лучше посмотрим, что это там светится, как огромный пустой шар?» Из глубины океана, где в сплошной черноте мелькали светящиеся искорки креветок, вспыхивали удочки-фонарики глубоководных рыб-удильщиков и мягкими зеленоватыми молниями проносились стайки каких-то неведомых созданий, медленно поднималось навстречу Гуку что-то совершенно неправдоподобное. Большой, метра полтора в диаметре, светло-голубой шар как бы переливался холодноватым светом. Волны света бежали от полюсов шара к экватору, где исчезали в тёмном кольце. Гук от удивления даже замедлил движение и никак не мог сообразить, какова же истинная величина этого шара и как близко он находится от него. Локатор впереди ничего не показывал, и по этому признаку Гук догадался, что перед ним, скорее всего, какая-то медуза невероятных размеров. Не успел он как следует рассмотреть это голубое привидение, как ослепительная вспышка синего света заставила его на мгновение зажмурить глаза. Когда же он взглянул вперёд снова, то ни светящегося шара, ни огоньков удильщиков, ни сверкающих рыб невозможно было разобрать во внезапно наступившей кромешной темноте. Прошло несколько секунд, и Гук уловил резкий треск, какой издают в предсмертной агонии мелкие скумбрии. «Ага, так вот зачем вспыхивал и гас удивительный шар, – понял Гук. – Это огромная хищная медуза, которая таким образом приманивает, а потом ошеломляет и схватывает мелких рыбёшек!» Кончается кислород, прошло уже минут пятнадцать. Пора наверх. Гук доволен – не каждую ночь увидишь такой синий шар! На поверхности ночь стала как будто ещё черней. Облака закрыли небо. Не видно луны. Такие тихие пасмурные вечера большая редкость в океане. Вдруг Гуку показалось, что он услышал какой-то странно знакомый сигнал. Ну конечно, это не крик рыбы и не мычание усатого кита-гиганта. Это голос какого-то дельфина! – Кто ты, друг? И нужна ли тебе моя помощь? – бросил Гук в океан первый, понятный всем разумным существам моря сигнал. Молчание. Ещё и ещё раз повторил свой вопрос Гук, покачивая головой из стороны в сторону, посылая пучки звуковых волн по разным направлениям. Ответа нет. «Вероятно, ошибся. Просто послышалось что-то знакомое», – подумал Гук. Его внимание привлекли поднявшиеся наверх небольшие кальмары (зоолог определил бы, что они принадлежат к тому виду головоногих моллюсков, который называется гистиотевтис). Тонкая перепонка связывала вместе все десять «рук»-щупалец, длина кальмарчиков была не больше 30–40 сантиметров. По телу переливались, то вспыхивая, то погасая, несколько сотен разноцветных огоньков – в основном голубого и жёлтого цвета. Отдельные фонарики то усиливали яркость света, то изменяли его оттенок. Зрелище было настолько захватывающим, что Гук даже пристроился к кальмарьей стайке, чтобы получше рассмотреть эту феерическую картину. Каждый фонарик на теле кальмара устроен как настоящая фара: на дне углубления, выстланного тёмными клетками, располагается кучка фосфоресцирующих клеток. Этот светящийся комочек прикрыт сверху тонкой линзой из прозрачных клеток. Сверху же на линзу могут наползать со всех сторон черные непрозрачные клетки и, как шторка, закрывать фонарик. Стайка гистиотевтисов, испуганная присутствием Гука, попыталась уйти поглубже. Но Гук, набрав побольше воздуха в лёгкие, устремился за ними, стараясь не отстать. Внезапно ровное движение кальмаров нарушилось, их чёткий строй рассыпался, по телу многих из них пробежали беспорядочные переливы огоньков и они, как по команде, выключили свои фонарики. Казалось, какая-то невидимая преграда встретилась стае кальмаров на пути – и животные в растерянности, не знают, что дальше делать, куда плыть. А вот и Гук почувствовал странное стеснение, как будто получил хороший удар по голове, и как-то сразу очень устал. Движения стали замедленными, ленивыми. Впереди, из глубины океана, всплывало и приближалось огромное существо. От него исходили странные, огромной мощности, обволакивающие звуки, затуманивающие сознание, мешающие думать, соображать, действовать… ВСТРЕЧА С МОБИ ДИКОМ – Кто ты, друг? – только и успел вскрикнуть Гук. Этот сигнал вырвался у него совершенно непроизвольно, автоматически. Закончить это понятное всем разумным существам моря приветствие он не смог – потерял сознание. Какая-то неведомая сила словно отшвырнула его в сторону, и потом лишь постепенно его мысли приобрели обычную чёткость и стройность. Он чувствовал себя снова здоровым и сильным и не понимал, что же с ним только что было? Чей это сигнал обрушился на него? Усатые киты так глубоко не ныряют, да и не могут они так незаметно подобраться. Они переговариваются инфразвуками, которые слышны на десятки километров вокруг. Если же они близко, то всегда слышно, как бурчит у них в животе. Нет, это не усатый кит. Недавно он испытал нечто похожее, когда его выгоняли дельфины. Старейшины одновременно послали ему презрительное «Чен-зэ-к! Уходи!», и тогда от невероятной интенсивности сложенных вместе ультразвуков затуманилось на мгновение его сознание, И ещё вспомнил он рассказы старейшин на дельфиньем празднике об огромных китах, их дальних родственниках, которые живут в открытом океане и редко-редко заходят в Черное море. Эти киты охотятся, как и дельфины, и так же умеют подчинять себе других обитателей моря, парализуя их сознание. «Киты не нападают на дельфинов», – говорили старейшины. Они никогда не видели этих гигантов, но знали об этом от своих предков. Но всё-таки Гук был встревожен. «Что делать? Уплыть отсюда, не узнав, что произошло? Нет, это невозможно. Ведь я дельфин, а не глупая акула. И если даже мне суждено погибнуть, так не всё ли равно когда – сейчас или через много лун?» Огромный кашалот, почти весь белый, который и был причиной замешательства Гука, тем временем спокойно хватал кальмаров – гистиотевтисов, оглушённых его ультразвуковой пушкой. Он чувствовал, конечно, что перед ним рядом с гистиотевтисами плывёт ещё кто-то, но просто не обратил на это внимания. Правда, в последний момент он уловил слабый треск, напоминающий разумные слова, и сразу же прекратил глушить кальмаров. Но разумный призыв не повторился. «Видно, послышалось», – решил кашалот. В этих водах мало дельфинов, да для огромного кашалота это существо слишком мало, чтобы заметить его издалека. А Гук тем временем осторожно приближался к кашалоту. Он понял, что в кашалоте не меньше 10 длин, и решительно направился к передней его части, похожей на огромную квадратную скалу. – Кто ты, друг? Я дельфин Гук из рода Эрр! – выпалил он, решив заменить вторую половину интернационального приветствия ввиду того, что помощи от него явно не требовалось. Белая громада стала медленно поворачиваться в его сторону. Низкий и мощный голос гиганта ударил по Гуку: – Кто ты, малыш? Кто такая Эрр? Разговаривать было трудно. Общими оказались лишь немногие слова. Объяснить, кто такая Эрр, Гук так и не сумел. Бросив на прощание: «Не бойся, друг!» – кашалот набрал в лёгкие воздух и растаял в тёмной глубине. Со смешанным чувством вынырнул Гук за свежим воздухом. Первый раз после стольких месяцев скитаний он услышал в ответ слово «друг». Он снова почувствовал, что в океане живут и другие разумные существа. И гордость охватила его: он не испугался и поступил правильно, поговорив с этим белым гигантом. Жизнь в водах острова Фаял стала интереснее. Гук не раз встречал здесь кашалотов и постепенно узнал их поближе. Когда они ловят кальмаров на глубине, к ним лучше не приближаться спереди. С него хватит и одного раза, когда он почувствовал на себе действие ультразвука кашалота. До сих пор при воспоминании об этом начинала ныть голова. Но в другое время к ним можно подплыть и даже обменяться приветствием. После того как кашалоты узнавали в Гуке дельфина, они начинали вести себя очень осторожно, как будто боялись причинить ему вред. Разговора ни с одним из них не получалось. Они лежали у поверхности и отдыхали, а потом скрывались в глубинах, недоступных Гуку, и появлялись снова уже тогда, когда он отчаивался их увидеть: через 40–50 минут. Некоторые оставались на глубине больше часа! Узнал Гук и зачем выходили в море на лодках со связками верёвок и острыми гарпунами непонятные люди. Они сначала ранили, а потом убивали кашалотов. В жестокой борьбе изматывали силы этих гигантов океана и оттаскивали их к берегу. Это внушало дельфину чувство отвращения и страха. Он старался понять, как такие маленькие существа одолевают гигантов, не имеющих себе равных по силе в море. Вскоре Гук отлично разбирался в тонкостях охоты на кашалотов. Вот гарпунёр на носу лодки застывает с поднятым гарпуном, а гребцы изо всех сил начинают грести туда, где должен вынырнуть кашалот, которому припасён этот ужасный острый гарпун. Он не мог объяснить кашалотам, что отсюда надо уходить подальше, не хватало понятных для них слов, да и не хотели они разговаривать с какой-то мелюзгой. Гук пробовал научиться их языку: это оказалось ему не под силу. И Гук решил покинуть эти кровавые места, тем более что здесь появилось множество акул, пожирающих остатки убитых китов. Это случилось в один из последних дней пребывания Гука у острова Фаял. Рано утром, наевшись рыбы и нежась в спокойном океане, Гук издалека заметил китобойную шлюпку с гарпунёром впереди. Это была та самая шлюпка, которая впервые познакомила Гука с острым гарпуном. Не обгоняя и не отставая от неё, Гук внимательно наблюдал за происходящим. Как и тогда, шлюпка была полна связок верёвок и поплавков. Как и тогда, в шлюпке находились четыре человека, и тот, которого звали Родригесом, внимательно осматривал горизонт в видавший виды бинокль. – Моби Дик! Белый Кашалот! – вдруг подпрыгнул от волнения Родригес. – Ставлю бочку лучшего прошлогоднего вина, если мы на этот раз не почешем ему спину нашим гарпунам. Вперёд! – Слушай, Родригес, может, не будем трогать Моби Дика? – немедленно отозвался Санчес. – Мало, что ли, других кашалотов вокруг! Пускай себе плавает Белый Кашалот! – Пока я гарпунёр, я распоряжаюсь на шлюпке! – вспылил Родригес. – Будете делать, что я требую! Вперёд! Гук слышал всю эту перепалку, но понял только одно страшное слово «Вперёд!», которое всегда произносилось на шлюпках перед броском гарпуна. То, что произошло дальше, не раз приходилось потом вспоминать Гуку во всех подробностях. Желая предупредить кита об опасности, Гук начал посылать тревожные сигналы, понятные всем разумным существам. «Тревога! Опасность! Тревога! Опасность!» – неслись щелчки, перемежающиеся с треском. Гук поворачивал голову из стороны в сторону, напрягал и расслаблял мягкий выступ на голове впереди черепа, и звуки неслись то широким веером, то узким пучком, пронизывая воду далеко впереди. Но, вероятно, кашалотов впереди не было: никто, не откликался, да и локатор, который Гук включал время от времени, не показывал впереди ничего крупного. – Стой! – раздался голос Родригеса на шлюпке. – Спаси нас, пресвятая Мария! Застывшие на своих местах рыбаки увидели в прозрачной глубине моря сбоку от шлюпки беловатое огромное пятно, поднимавшееся к поверхности. Гук раньше людей обнаружил огромного кашалота. Моби Дик – а это был именно он, тот самый огромный белый самец-кашалот, – не обращал внимания на тревожные сигналы дельфина и медленно поднимался к поверхности, где его поджидал Родригес с гарпуном наперевес. Размышлять было некогда. Закон предков, требующий выручать друга всегда и везде, сработал независимо от его сознания. Бешено заработал Гук хвостом. Никогда ещё он не мчался с такой скоростью. Пронырнуть под лодкой и выскочить на поверхность прямо перед остолбеневшим Родригесом было делом нескольких секунд. – А-а-а! – застонал Родригес от ярости. – Тот же проклятый дельфин! Я его насквозь прошью гарпуном и убью вместе с Моби Диком! Педро и Санчес в ужасе привстали, но бешеный взгляд Родригеса бросил их обратно на скамьи. И в тот самый момент, когда Моби Дик появился на поверхности и шумно выдохнул, выпуская отработанный воздух, Гук собрал все силы и стрелой взметнулся в воздух. Со страшной силой своего сто пятидесятикилограммового тела ударил он хвостом по руке Родригеса, занесённой уже для броска гарпуна. Родригес как подкошенный свалился за борт от неожиданного толчка, покалеченная рука плетью повисла в рукаве рубахи. Глазами, полными ужаса, смотрели рыбаки па эту сцену, оцепенев от неожиданности и не в силах сдвинуться с места. Первым опомнился Санчес. – Весло! Весло Родригесу! – закричал он Педро, который был у того борта, за которым барахтался несчастный гарпунёр. Но весло теперь было бесполезно, так как Родригес, потерявший сознание от боли, не приходя в себя, тонул. А рядом уже замаячил треугольник спинного плавника акулы, одной из тех, которые всегда сопровождают шлюпки китобоев в надежде поживиться кусками убитого кашалота. Акулу заметили и в шлюпке. Эти суровые и простые люди знали, что теперь спасения Родригесу нет. Даже если кто-то из них прыгнет за борт, чтобы вытащить тонущего гарпунёра, дело кончится тем, что погибнут двое. Со слезами на глазах, трясущимися руками мелко крестились рыбаки, шепча слова молитвы. И тут во второй раз у борта шлюпки появился дельфин со шрамом, идущим через всю спину позади плавника. Подплыв под безжизненное тело Родригеса, он осторожно подтолкнул его вверх, ещё раз, ещё… Вот гарпунёр уже у поверхности. От прикосновения дельфина или по другой причине он очнулся, попытался плыть к лодке, но боль в сломанной руке заставила его закричать, и он снова потерял сознание. А дельфин тем временем медленно толкал его к шлюпке. Вот Родригес уже совсем близко от шершавого смолистого борта. Только тут очнулись рыбаки и, перегнувшись за борт, втащили бесчувственное тело в шлюпку. В тот момент, когда Гук ударил гарпунера и шлепнулся в воду, Моби Дик почувствовал, что что-то неладное происходит рядом. Прочистив легкие и быстро сделав два-три вдоха, он понял, что тут оставаться не стоит. Медленно отплыл он от шлюпки и хотел было направиться ещё дальше, как услышал слабое попискивание, складывающееся в слова: – Я дельфин Гук из рода Эрр! Здравствуй, друг! Опасность прошла! Всё спокойно! – Здравствуй, здравствуй, Гук! На глубине здесь такие вкусные кальмары! Но что-то неспокойно наверху, и я хочу уплыть отсюда в другие моря! – пробасил Моби Дик, даже не подозревая, какую опасность только что отвёл от него своим телом Гук. Гук из этого ответа понял только, что Моби Дик узнал его и хочет куда-то уплыть подальше от этого места. «Это как раз то, чего мне давно хотелось, – подумал Гук, – попробую-ка я двинуться вслед за ним в путешествие. Надоело болтаться около одного и того же места!» А в идущей под всеми парусами к берегу шлюпке в это время только что очнулся и заново переживал всё случившееся Родригес. Он говорил прерывающимся голосом и почему-то шепотом, время от времени оглядываясь вокруг: – Понимаете, когда я увидел, что дельфин мешает убить кашалота, я решил убить их обоих сразу. В меня вселился какой-то дьявол. И я бы сделал это, клянусь девой Марией, если бы не этот сумасшедший дельфин. Но знаете, что я увидел, когда очнулся в воде? Глаза! Широко раскрытые глаза дельфина около моего лица! Они были как человеческие… – Родригес умолк, погрузился в какие-то далекие мысли. Прошло несколько минут, и вдруг он приподнялся, опираясь на здоровую руку, и торжественно прошептал: – Клянусь своей жизнью, что больше никогда не возьму в руки гарпун!.. Солнце достигло зенита. Верхние слои воды были горячими. Глубоко и надолго ныряя, Гук плыл следом за громадным Моби Диком на юг, навстречу новым приключениям и опасностям. ЗА МОБИ ДИКОМ В течение первых нескольких дней плавания за Моби Диком Гуку пришлось немало поволноваться. Он то и дело терял своего приятеля. Приходилось искать его по басистому голосу или по знакомым пахнущим следам. Странные отношения установились между ними. Моби Дик был флегматичным увальнем и ужасным обжорой и, конечно, постоянно занят своими делами и поэтому был плохим собеседником. Моби Дик давно уже покинул свое стадо, которое он возглавлял на протяжении десятков лет. Последние годы жизни он проводил, странствуя по хорошо знакомым океанским просторам, не нуждаясь ни в чьей помощи, не боясь никого в своем одиночестве. Да и маршруты его были уже постоянны: с наступлением тёплых летних месяцев в южных полярных морях он покидал тропики и направлялся на юг, где проводил время в поисках кальмаров, в беспощадных схватках с самыми крупными из них – археотевтисами. Вот и сейчас Моби Дик отправился в Антарктику тысячелетиями известным всем кашалотам маршрутом: с водами Канарского, а потом Северного экваториального течения через Атлантический океан, затем к югу вдоль берегов Южной Америки с водами Бразильского течения. Моби Дик столько повидал в своей жизни, столько узнал от своих родителей и друзей, что всё в океане было ему знакомо и ко всему, что бы ни случилось, он относился очень спокойно. Теперь он так же спокойно отнёсся к настойчивому сопровождению Гука. Зато как было интересно Гуку плыть с кашалотом! День за днём наблюдал он за гигантом, и многое стало ему понятным. За это время Гук, например, выучился нырять так глубоко, что ни один дельфин из рода Эрр не смог бы теперь потягаться с ним. А всё началось с любопытства. «На какую же глубину опускается кашалот? Как он умудряется так долго оставаться под водой?» – спрашивал себя Гук. Сначала дельфин попробовал нырнуть вслед за Моби Диком, но не смог опуститься глубже ста двадцати своих длин. На этой глубине свет самого яркого дня исчезал и в чёрно-синей темноте без локатора ничего нельзя было разобрать. Все здешние морские жители днём уходили глубже: даже то ничтожное количество света, которое достигало этих глубин, раздражало их чувствительные органы, приспособленные к вечной тьме. С первой встречи с Моби Диком Гук понял, что тот хватает на глубине кальмаров. До этого Гук никогда не ел кальмаров, но однажды вечером, погрузившись, как обычно, на глубину в сто длин, Гук решил их попробовать. Большого труда стоило ему схватить самого маленького кальмарчика: его сигналы никак не действовали на этих подвижных моллюсков. Через несколько минут, после того как он проглотил кальмара, Гук почувствовал прилив бодрости и сил. Гук чувствовал, что вдох можно отложить еще на несколько минут, он плыл легко и свободно. Так Гук открыл, сам того не ведая, один из секретов Дика: добыча на глубине влекла. Можно было дольше нырять. Вскоре Гук понял, какими звуками лучше всего останавливать кальмаров и на каком расстоянии надо включать свой ультразвуковой прожектор, чтобы ошеломить моллюска. Дело пошло было на лад. Но оказалось, что некоторые виды кальмаров могли обнаруживать его присутствие издалека. Гук не знал, что у кальмаров есть «глаза», устроенные таким образом, что могут воспринимать невидимые тепловые лучи, расходящиеся от всякого теплокровного животного. Этих «глаз» иногда бывает несколько десятков, и расположены они на поверхности плавников кальмара. Особенно развиты эти тепловые «глаза» у кальмаров-мастиго, и Гуку редко-редко удается подплыть к этим созданиям близко. Теперь Гук отставал от Моби Дика только на глубине двухсот – двухсот пятидесяти длин, а однажды ему удалось нырнуть не меньше чем на триста длин. В тот раз он пробыл под водой столько, что можно было не меньше двух тысяч раз повторить интернациональный призыв. А Гук, как и все дельфины, отсчитывал время не минутами и секундами, а длиной ультразвуковых сигналов. Для самого короткого из них требовались тысячные доли секунды. Вся фраза приветствия: «Кто ты, друг? И нужна ли тебе моя помощь?» – занимала меньше полутысячи таких сигналов и, по-нашему, приближалась к половине секунды. Повторенный две тысячи раз, этот призыв занимал время не меньше чем семнадцать минут! Вот как долго Гук пробыл под водой! Чем глубже нырял Гук за Моби Диком, тем больше разных кальмаров встречалось ему. Были в океане места, где кальмары властвовали полностью. На глубине ста – ста пятидесяти длин обычно встречались гистиотевтисы со своими рядами разноцветных огоньков. Здесь же и выше встречались и другие кальмары, тоже всегда объединенные в стаи. Перед такими стаями Гук иногда чувствовал себя как-то неловко: ему казалось, что стая кальмаров чем-то значительным и важным отличается от стай тех рыб, на которых он бесцеремонно нападал. Ему нравилось наблюдать, как эти морские ракеты неслись вперед толчками, которые то редко следовали один за другим, то повторялись с такой быстротой, что глаз не успевал их различить. Все студенистое тело кальмара становилось упругой полупрозрачной стрелой с треугольными плавниками-стабилизаторами по бокам. ДЕСЯТИРУКИЕ ЧЕРНИЛЬНИЦЫ «Всё-таки кальмары – удивительные существа!» – думал Гук. В редкие моменты их можно увидеть вечером или утром недалеко от поверхности. И тогда сквозь полупрозрачное тело кальмара видно всё его внутреннее строение. Вот просвечивает тёмный участок – это знаменитая чернильная сумка, с запасом настоящих чернил. Вот венчик из восьми коротких и двух длинных щупалец. Все щупальца отходят прямо от головы этого странного существа, но саму голову трудно рассмотреть: с двух сторон на ней сидят огромные, невероятно большие глаза, а дальше её окружает воротничок мантии – цилиндрического покрова, одевающего всё тело моллюска. Вот мантия на мгновение раскрывается – и вода заполняет все обширное пространство внутри. В следующий миг края мантии «застегнулись»: выступы одной стороны вошли во впадины другой – настоящие одёжные кнопки; мышцы напряглись – и вода с силой забила из небольшого отверстия воронки: заработал реактивный двигатель. И как ракета летит вперёд вытянувшееся тельце кальмара. Когда кальмары двигаются медленно, чуть шевеля боковыми плавниками на хвосте, видно, как пульсируют их сердца в глубине мантии: два гонят кровь в жабры, а третье – главное – по всему телу. Кровь у кальмаров не как у Гука – красная, а… голубая. Она подходит к жабрам совсем прозрачная, а от них оттекает, насытившись кислородом, почти синяя. Гуку нравилось пугать кальмаров издали, посылая сжатый в узкий пучок луч ультразвука. Сначала кальмар резко дергался вперёд, потом старался ускользнуть в сторону из зоны действия луча. При этом нарушался строй движения стаи кальмаров, и всё новые и новые моллюски попадали под луч. Наконец то один, то другой, то третий начинали выпускать чернильную жидкость, густым тёмным пятном обволакивающую в конце концов всю стаю или, точнее, то место, где только что была стая. Неприятно было не только то, что эта жидкость мешала разглядеть, что же делают в чернильном облаке кальмары, но и то, что она очень щипала глаза и имела препротивный вкус. Кальмары не отвечали на интернациональный призыв Гука, но его забавляли и интересовали удивительно слаженные охоты на рыб, их необычное строение и способ движения в толще воды, наконец, их глаза – огромные, смотрящие вперёд, будто пронизывающие насквозь, заставляли Гука инстинктивно стараться узнать как можно больше о жизни этих странных существ. В теле их не было скелета из твёрдых костей, как у рыб. Самыми твёрдыми частями тела были несколько хрящей, небольшая известковая пластинка, идущая вдоль тела, – остатки раковины, когда-то окружавшей тело их предков, да пара роговых клювов, похожих на клюв какой-нибудь хищной птицы. Наконец, что особенно поражало Гука, у кальмаров было много выростов-щупалец, которые пучком прикреплялись к одному из концов тела. И рот с клювом располагался как раз где-то между основаниями этих выростов-щупалец. При плавании все эти выросты складывались вместе, составляя как бы продолжение тела кальмара. При ловле рыбы они превращались в грозное оружие, охватывая и оплетая жертву со всех сторон, присасываясь к ней сотнями присосок, рядами сидящих от вершины до основания на каждом щупальце. Щупальца надежно держали добычу и сантиметр за сантиметром подтягивали её к маленькому рту с хищно раскрывающимся клювом. Стаи кальмаров, как много раз наблюдал Гук, легко и успешно охотились на косяки трески и сельдей. Тысячи кальмаров организованно обходили стаю рыб справа и слева, сверху и снизу. Другие оставались на месте и ждали, пока совершится окружение рыбьей стаи. Потом по сигналу все кальмары бросались в гущу рыб, и через несколько минут от огромного косяка селёдки не оставалось и следа. Первыми хватали добычу два самых длинных щупальца – ловчие руки, которые выбрасывались вперёд. Рыба подтягивается к клюву, и следует молниеносный укус – жертва мгновенно парализована. Мёртвая хватка щупалец ослабляется, кальмар, откусывая своим клювом кусок за куском от добычи, отправляет её внутрь тела, где работает сложный механизм – роговая тёрка, перетирающая всё съеденное. Только тщательно перетертая в мелкую кашицу пища может передаваться по узкому пищеводу в желудок. Со стороны наблюдать за пиршеством кальмаров было очень интересно. Не так интересно было чувствовать на своей спине и голове скользкие присоски с зазубренным краем, которые, впиваясь, оставляли на коже маленькие круглые следы. В этих местах кожа горела, как будто её коснулась медуза-пилема. Боль вскоре проходила, но следы от присосок оставались в виде круглых шрамиков с беловатым ободком. Теперь-то Гук знал, что за странные пятна покрывали голову и спину Моби Дика. Это были следы от присосок громадных размеров. «Каких же размеров должны быть сами кальмары, – думал Гук, – если их присоски величиной с голову дельфина?» Длина этих огромных кальмаров должна во много раз превосходить длину тела Гука. Но таких огромных кальмаров Гук никогда не видел, а потому сомневался, существуют ли они в океане. Гуку нравилось преследовать стаю кальмаров. В первое время он с огорчением убеждался, что кальмары легко его обгоняют. Потом он придумал интересную игру: стая кальмаров обычно сравнительно недолго плывёт в одном направлении, стараясь свернуть вглубь. И в этот-то момент Гук посылал сильный пучок ультразвука, целясь как раз под стаю и отрезая ей путь в глубину. Он быстро покачивал головой, превращая узкий луч в широкий веер. Этот веер заставлял кальмаров из передних рядов в страхе отпрянуть назад, а всю стаю – на какое-то время потерять ориентировку и начать перестраиваться для движения в другом направлении. В ЩУПАЛЬЦАХ СМЕРТИ На этот раз Гук вовсе не хотел съедать или даже ловить кого-нибудь из этой стаи довольно крупных – чуть ли не в его длину – моротевтисов, которые, круто развернувшись, уходили в непроглядную тьму глубины. Просто ему было интересно, удастся ли их так же, как гистиотевтисов, заставить развернуться. И вдруг – именно вдруг – Гук почувствовал легкое движение воды у брюха и сбоку. И в тот же момент его тело оказалось оплетённым двумя широкими мускулистыми лентами. Быстроте реакции Гука ещё в родном стаде завидовал Тен, а в этот момент он превзошел самого себя. Вложив всю свою силу, он рванулся вперёд, изогнулся, выпрямился как пружина и снова рванулся вперёд. Напрасно! Как в мягких тисках, держали его непонятные ленты. Пролетели мгновения замешательства, и, оценив обстановку, Гук решился. Пользуясь тем, что голова оставалась свободной, он изогнулся, повёл ультразвуковым лучом назад, наугад, стараясь определить, что же держит его сзади. Чуть слышное эхо немедленно сообщило, что рядом огромный кальмар! И, словно подтверждая его догадку, поодаль, на расстоянии двух длин, вспыхнули синеватым светом и замерцали два больших диска. «Глаза!» – мелькнуло у Гука. И сразу вода вокруг словно засветилась от сотен и тысяч переливающихся красноватых искр – это вдруг заиграли огоньки на гигантских щупальцах. По направлению их движения Гук определил, что его держали два ловчих щупальца – плоские и широкие на конце. Ужас охватил Гука при виде всех этих искрящихся змей. «Два щупальца ещё дают мне возможность как-то двигаться, но если к ним добавятся ещё два или три, вряд ли удастся вырваться», – мелькнула мысль. Но тут же он вспомнил совет мудрой Эрр: «Никогда не забывайте, что вы дельфины и что нет безвыходных положений… Вы дельфины, и вы способны решать любые задачи…» «Мозг! Мозг кальмара!» – обожгла мысль Гука, стремившегося вырваться из смертельных объятий. Он неожиданно снова повернулся назад и что было сил рванулся прямо между мерцающими голубоватыми глазами. Ловкие щупальца на мгновение ослабли, и он со всего размаха врезался в мягкую студенистую массу. Зажмуривая глаза перед ударом, он еще видел, как вспыхнули ярким синим светом глаза кальмара. А потом густая тягучая слизь охватила голову Гука. Извивающиеся щупальца кальмара старались оторвать его, к ним на помощь подоспели другие восемь щупалец. Все они плотно и намертво обхватили тело Гука, не оставляя свободного места. Первый раз в жизни Гук почувствовал превосходство чужой грубой физической силы. Неподвижное, согнутое неестественным полукольцом тело дельфина мелко задрожало. «Это конец…» – мелькнуло в голове Гука. И он сделал единственное, на что был ещё способен в таком положении: поворачивая голову в стороны, он свистел, трещал, визжал, скрипел, челюстями хватал что-то мягкое, скользкое и рвал, рвал, рвал… Но вот что-то тревожно вспыхнуло в, казалось, погасшем сознании дельфина: хвост был свободен. Ещё не понимая, что происходит, и как будто обретя новые силы, Гук дернулся и почувствовал, что вырывается из смертельных объятий. Ещё не веря в спасение, Гук инстинктивно рванулся вверх, к поверхности, к воздуху, прочь из этой чёрной глубины и мрака. С разбитым носом, с кровоточащими следами от присосок, весь изломанный и разбитый, вымазанный какой-то дурно пахнущей слизью, жадно хватал он свежий морской воздух, не замечая ни блеска солнечного дня, ни криков фрегатов, реющих над ним, ни испуганно взметнувшейся в воздух качурки, напуганной его появлением. «Спасён! Спасён! Спасён!» – звенело на разные лады в его голове. ДЫХАНИЕ ПУСТЫНИ Рядом послышалось знакомое сопение Моби Дика. Впервые за много дней совместного путешествия Моби Дик, казалось, обратил внимание на Гука. Маленьким насмешливым глазом он понимающе оглядел потрёпанного Гука и что-то просвистел непонятное. Единственное, что тот смог уловить, – это намерение кашалота двигаться дальше. И, как бы подтверждая это, Моби Дик решительно направился на юго-запад, почти не ныряя. Ослабевший Гук с сожалением наблюдал, как струйки водяной пыли и пара, вылетающие при каждом выдохе кашалота, становились все меньше и меньше. Исчезали и звуки Моби Дика. Двигаться с такой скоростью Гук не мог. Медленно двигаясь следом за Диком и всем телом ощущая приятную теплоту верхних слоёв воды, прогретой горячим субтропическим солнцем, Гук пытался восстановить картину произошедшего. Конечно, он допустил ошибку, увлекшись преследованием кальмаров и забыв об осторожности. Надо было хоть время от времени прощупывать эхолокатором ближайшие окрестности. Тогда бы он успел вовремя заметить этого разбойника. Теперь-то Гук не сомневался, что гигантские кальмары существуют в глубинах океана. Ведь напавший на него кальмар был по крайней мере в несколько раз больше его длины. Интересно, выслеживал ли он его специально или просто охотился за стаей более мелких жертв и наткнулся на Гука? «В любом случае нужно будет во время таких глубоких спусков быть особенно внимательным», – решил Гук. «Дальше я, пожалуй, поступил правильно, – размышлял Гук. – Если бы мне не удалось растерзать голову кальмара и разрушить его огромный мозг, лежащий кольцом между глазами и вокруг пищевода, мне больше никогда не пришлось бы выплыть на поверхность». Постепенно настоящее вытесняло событие, которое только что чуть было не кончилось так печально. Где-то впереди Моби Дик. За ним, и поскорее! Вот уже несколько дней, как Гук чувствовал что-то непривычное в воздухе. Вроде это был тот же морской воздух, но дышать им становилось всё труднее, першило в лёгких, не хотелось дышать полной грудью. Наши путешественники сейчас находились в нескольких сотнях километров к западу от островов Зеленого Мыса. Густая белесая пелена накрыла море и повисла над волнами. Туман. Но туман не обычный, из мелких капелек влаги, – таких туманов не бывает в постоянно теплых тропических водах, – а особенный, сухой и едкий. Гук никогда прежде не встречал ничего подобного и сначала здорово испугался. Но Моби Дик, сердито пыхтя, как ни в чём не бывало упорно плыл всё дальше. Может быть, он был уже знаком с этим странным туманом? Это был знаменитый пылевой туман, состоящий из мельчайших песчинок, принесенных пассатом из пустынных просторов Сахары. Странное впечатление производило море, подёрнутое непроницаемой пеленой белесого, сухого тумана: стало тихо, крики фрегатов и качурок раздавались глухо, и трудно было определить, далеко или близко находятся хозяева этих голосов. Даже волны, казалось, замедлили свой бег и стали менее быстрыми и крутыми. Гук решил, что на сегодня хватит впечатлений и приключений и что главной задачей остаётся догнать Моби Дика, сопевшего и трещавшего далеко впереди. Неожиданно из густого тумана прямо навстречу Гуку, только что поднявшемуся к поверхности, с огромной скоростью ринулось какое-то существо. Гук лишь рассмотрел, что это создание, похожее на птицу, словно приклеено к поверхности. Никогда Гук не видал таких странных птиц, умеющих так широко раскрывать клюв и бороздить нижней челюстью море. А это был водорез, одна из своеобразных чаек открытого океана. Водорез подхватывает раскрытым клювом с поверхности всякую живность. Этот водорез летал не во всех направлениях, а старался держаться вдоль больших волн, чтобы как можно равномернее бороздить море. Время от времени он поднимался над волнами и захлопывал огромный клюв, что-то глотая. Когда водорез проносился рядом с Гуком, то отчетливо слышалось бульканье разрываемой клювом поверхности воды. Такой треск Гук много раз слыхал по ночам и лишь теперь узнал, откуда он исходит. Водорезы, в основном, сумеречные и ночные птицы, и наблюдать их очень трудно. Вероятно, густой туман подвел водореза, и он решил, что уже наступил вечер, и принялся за охоту. ДОРОГА НА ЮГ Вот уже несколько дней Гук и Моби Дик пересекали Атлантический океан с востока на запад. Гук не переставал удивляться разнообразию природы кругом. Через полдня пути океан совершенно изменился: вода стала мутновато-зелёной от огромного количества микроскопических водорослей, всюду сновали золотистые макрели, то и дело встречались удивительные луна-рыбы, а если нырнуть, то можно было встретить и уродливых на вид молот-рыб, скатов. У поверхности весело пыхтели небольшие группы усатых китов – голубых, горбачей, финвалов, малых полосатиков. Они собрались сюда, привлечённые обилием планктона и мелких рыбьих стай. В безбрежном просторе океана кое-где изредка встречались острова. Казалось, Моби Дик, хорошо зная дорогу, специально плыл так, чтобы их путь проходил возле этих островков. Сначала Гук не понимал, почему так поступает Моби Дик, но потом заметил, что возле таких островков или групп скал, поднимающихся с огромных глубин, оказывается больше всякого морского населения. Особенно много здесь было птиц. Они тучами носились в воздухе. Гук не знал, что их гнезда покрывали всё пространство, свободное от растений и воды, на каменистых карнизах островков. Скалы и отвесные стены островов издалека казались белыми, так сильно они были окрашены помётом множества обитателей: глупышей, огромных морских чаек, фрегатов. Рядом с островами всегда были воды, особенно богатые растительностью и планктоном, а значит, и более крупными морскими обитателями, которые и привлекали сурового увальня Моби Дика. Наши спутники продвигались всё южнее и южнее с водами тёплого Бразильского течения. В нескольких сотнях километров и западнее от них угадывалась громада Южной Америки. Она чувствовалась и по обилию птиц, и по изредка встречавшимся плавающим деревьям. Дни шли за днями. В ясные ночи Гук видел серп луны, уже не плывущий лодкой по небу, как в тропиках, а всё более наклонявшийся. С каждым днём длиннее становились сумерки. Вскоре стала всё заметнее перемена, происшедшая в океане. Вода стала холоднее и в ней появилось множество микроскопических существ, от которых цвет её стал светло-зеленый; тут и там встречались остатки водорослей, влекомых течением уже не на юг, а на север. Гук попал в зону холодного Фолклендского течения. Впрочем, никакого холода он пока не чувствовал. Температура была даже приятной и напоминала родную воду Чёрного моря. А потом, ведь даже в жарких тропических морях на глубине свыше ста метров температура сохраняется низкой круглый год. Однажды Гук был чрезвычайно удивлён, увидев вдали огромный белый остров. Гук, конечно, немедленно поплыл к нему поближе и вскоре попал в необычно прохладную воду, окружающую этот остров. Подплыв ещё ближе, он обнаружил, что этот остров – плавучий. Он медленно, но заметно двигался прямо на север. Гук никогда прежде не встречал айсберги – горы плавающего льда, и теперь он потратил немало времени, чтобы рассмотреть это создание природы. Сначала Гук нырнул на 30 длин, но так и не добрался до основания плавучего острова. Отдышавшись, Гук нырнул длин на 60 и только тогда достиг подошвы этой ледяной горы. Удивительное дело – над водой возвышалась всего лишь пятая часть всего айсберга. Четыре пятых было погружено в воду. Гук подумал, что если и называть айсберг плавающим островом, то правильнее было бы называть его подводным плавающим островом. Для Гука нашлось и ещё интересное занятие. Рядом с айсбергом, в зоне холодной воды вокруг него, двигалось много странных животных, которые прежде не встречались Гуку в тёплых водах. Среди них было множество крупных – сантиметров десять в длину – и очень вкусных креветок. Встречались и необычные небольшие рыбы, такие, каких Гук никогда раньше не видел ни в Средиземном море, ни в тропической части Атлантики. Встреча с этой ледяной горой и сопровождавшей её компанией очень обрадовала Гука. Значит, скоро кончатся однообразные тропические воды, скоро должно появиться что-то новое и интересное. «Вот бы показать другим дельфинам из рода Эрр эту ледяную гору!» – подумал вдруг Гук, но тут же сообразил, что думать об этом совершенно бесполезно. Стада больше нет, и он изгнан всеми… Но кому же передать всё, что он увидел? Как выполнить одну из самых главных обязанностей дельфина: сообщать обо всём интересном и важном всем остальным? Он ни за что не сознался бы в этот момент, что впервые после многих месяцев изгнания он на какое-то мгновение вновь почувствовал себя членом рода Эрр. ТАИНСТВЕННЫЕ КЧИДЖИ Моби Дик куда-то пропал. Несколько последних дней он вёл себя необычно. Активнее стал нырять в глубину, дольше там находился и двигался не прямо на юг, как раньше, а как будто что-то искал, поворачивая то к западу, то к востоку на тысячи своих длин. Гук решил попробовать расспросить Моби Дика о его дальнейших планах. Совместное путешествие в течение десятков дней вроде бы давало ему на это право. С Моби Диком было по-прежнему трудно разговаривать. Правда, за время, проведённое вместе, Гук стал лучше разбираться в басовых руладах этого гиганта, но связного разговора у них так и не получалось. Так было и на этот раз. Найдя Моби Дика отдыхающим на поверхности воды после очередного путешествия в глубину, Гук попробовал начать разговор: – Дик, что мы здесь ищем? – Это ты, Гук? Здесь живут кчиджи, будь осторожен! – Это рыбы? – Нет, это кчиджи. – Это птицы? – Нет, кчиджи! – Это большие черепахи? – Кчиджи. – Они большие? – Разные. Есть в две моих длины. – У них есть зубы? Они могут меня схватить? – Да. – Как их узнать? – Длинная шея, маленькая голова, плотное туловище с четырьмя длинными плавниками, маленький хвост. – Где живут кчиджи? Чем дышат? – Ночью поднимаются к поверхности, днем опускаются на 100–200 моих длин. Чем дышат, не знаю, но мясо у них вкусное! – Ты их ищешь? – Да, каждый год, проплывая здесь, я хочу подраться с ними, но каждый год они обманывают меня. Давно-давно один из них неожиданно напал ночью и схватил меня за хвост, вырвав большой клок. Кчиджи здесь часто нападали на молодых кашалотов и навсегда утаскивали их. – Они живут только здесь? – Нет, изредка они встречаются везде. Во всяком случае, я чувствовал их запах во всех морях. Но здесь огромные глубины и кчиджей вокруг больше, чем где-либо. – Чего они боятся? – Не знаю. Может быть, света. – Куда мы поплывем дальше? – Дальше на юг! На юг! К ледяным горам, к стаям огромных кальмаров, к пингвинам и тюленям! На юг! – Это далеко? – Меньше, чем проплыли. Ещё дней двадцать. И берегись кчиджи! Не столько напуганный, сколько заинтересованный, Гук в следующие дни только и делал, что старался уловить новые запахи да внимательно ощупывал глубину своим локатором. Всё было впустую. Даже стай кальмаров стало меньше. Но море здесь было действительно интересное. Огромное мелководье тянулось на сотни километров от берегов материка. Глубина здесь не превышала ста длин Гука, и он в любом месте свободно доныривал до дна. Но потом, на краю материковой отмели, крутые склоны уходили в глубину на тысячи длин, и именно оттуда неслись незнакомые запахи. Но пока таинственные кчиджи не попадались ни Гуку, ни Моби Дику. Эти огромные рептилии, живущие в океане с тех времен, когда все водяные пространства были заполнены ихтиозаврами, мезозаврами и другими ящерами, вымершими сотни миллионов лет назад, выжили только благодаря своему скрытному образу жизни и распространению в самых глубоководных частях Мирового океана, так называемых котловинах, где глубина достигала 5–6 тысяч метров. Гук и Моби Дик сейчас находились над Аргентинской котловиной. У Гука не возникло сомнения в правильности рассказа Моби Дика. Те животные, которые не верили в существование Морского Змея, говорили так: «Достаньте нам вещественное доказательство его существования». Гуку же вещественным доказательством служил разорванный край хвоста у Моби Дика, его отрывочный рассказ и волнующие запахи глубин. Как настоящее разумное существо, Гук всегда был готов к встрече с Неизвестным и однажды всё-таки встретил его. Был пасмурный весенний день. Гук и Моби Дик плыли в Антарктику на лето, а в Южном полушарии оно бывает в январе – феврале. Был декабрь, последний весенний месяц в Южной Атлантике. Небо то и дело заволакивалось тучами, накрапывал дождь. Гук изрядно промерз, обследуя пещеры в одном из плавучих ледяных островов, которые встречались всё чаще. Эти пещеры в основании ледяного острова промыла вода, да и весь айсберг постепенно таял. Куски льда с промытыми ложбинами и пещерами временами отваливались от острова с гулким грохотом, взметая высокие фонтаны воды. Низ айсберга таял быстрее, чем верхняя его часть. Впрочем, ничего странного в этом не было. В воде тепло распространяется гораздо быстрее, чем в воздухе, и тёплая вода быстрее топит лёд, чем тёплый воздух. Так постепенно исчезала нижняя часть айсберга, грозя нарушить равновесие ледяной горы. Заплыв в одну из подводных пещер и закусив там стайкой небольших тресочек, путешествующих с айсбергом из самой Антарктики Гук вдруг услышал тревожный гул внутри ледяного острова. Наученный горьким опытом не доверять никакому гулу, который слышится в море, Гук бросился подальше от айсберга. И не зря! Вся тысячетонная махина льда слегка осела, как-то странно развернулась на одном месте и стала заваливаться набок. Движение ледяной горы всё более убыстрялось. Тысячи тонн льда стремились занять вновь устойчивое положение. И тут Гук увидел, как вместе с потоками зеленоватой воды, неуклюже извиваясь всем телом, заскользило по льду странное существо. Длинная шея, в две длины Гука, кончалась маленькой головой, не больше головы Гука. Шея присоединялась к массивному веретеновидному туловищу, на спине у которого торчал высокий спинной плавник странной четырехугольной формы. Снизу туловища смешно болтались в воздухе четыре большие плоские конечности. Длина каждой из них была не меньше длины Гука. Хвоста у животного не было, и туловище кончалось как неуклюжий обрубок. Странное существо, в котором Гук узнал описанного Моби Диком кчиджи, на мгновение задержалось на выступе ледяной горы, неуклюже замолотило всеми конечностями по льдине и, как-то странно сложив шею, упало с ледяного уступа в воду. В воде распространился тот самый незнакомый запах, который уже несколько раз чувствовал Гук и раньше. Он чем-то напоминал запах сильно испуганной черепахи, но был более резким и неприятным. Судя по размерам – всего три-четыре длины Гука, этот кчиджи был не особенно большим, и Гук бесстрашно направился туда, куда он свалился. Ошеломлённый падением, ящер вяло и вразнобой шевелил плавниками, втягивал и вытягивал длинную шею. Приближение Гука напугало его: движения стали уверенными, шея совсем короткой. Повернувшись навстречу Гуку, он стал опускаться в глубину. Гук плыл быстрее кчиджи и заплывал то с одной стороны, то с другой – маленькая головка ящера немедленно поворачивалась за ним то в одну, то в другую сторону. Наконец ящеру надоело это преследование, он окончательно оправился от падения. Замедлив спуск, он замер на месте, а потом резким гребком всех плавников бросился на Гука. Гук ожидал какого-нибудь подвоха и был настороже. Легко увернувшись, он решил, что избежал опасности, но в тот же момент почувствовал резкий удар и острая боль обожгла его. Тут он понял, что кчиджи в последний момент резко выбросил вперед голову на сложенной, как пружина, мускулистой шее. Острые зубы скользнули по боку Гука, оставляя длинные кровоточащие раны. «Только этого мне не хватало!» – раздраженно подумал Гук, решив, что знакомство состоялось и нужно выбираться наверх. Напоследок он как следует прицелился своим прожектором в голову кчиджи и дал максимальную интенсивность звука. Ящер вздрогнул, его голова как-то неуверенно заболталась из стороны в сторону, но в следующий момент сильным движением передних широких ластов он развернулся и ушел из зоны действия ультразвука. «До свидания, дядя! – заверещал Гук вслед. – Я расскажу о тебе моим друзьям, и, может быть, ещё когда-нибудь вернемся, чтобы посмотреть на тебя и твоих родичей!» Моби Дик не был особенно расстроен рассказом Гука. Этот кчиджи был слишком маленьким, чтобы померяться силами с ним. Но в следующий раз, когда Гук встретит какого-нибудь кчиджи, пускай он немедленно просвистит об этом Моби Дику. Ну, а пока он тоже будет внимательно осматривать подводные ледяные пещеры в основании айсбергов, и, может быть, ему удастся найти самому кчиджи. В ПОЛЯРНЫХ ВОДАХ День проходил за днём, а движение Моби Дика к югу не прекращалось. Трудно определить тот момент, когда путешественники покинули Атлантический океан и очутились в Южном, омывающем Антарктику. Трудно это сделать потому, что в океанах нет точных границ. Но Гуку и не надо было смотреть на карту, чтобы определять, что они оказались в совершенно другом океане: так сильно изменилось всё вокруг. Вода стала по-настоящему холодной, такой же холодной на поверхности, как и на глубине в сто и двести длин. В океане то и дело встречались ледяные острова, некоторые были такие огромные, что приходилось плыть возле них целый день. На таких островах видно было множество птиц, у которых там, наверное, были гнезда. Иногда на таких островах да и над морем Гук видел странных птиц с размахом крыльев не меньше своей длины. Это были хозяева воздушного пространства в Южном полярном океане – альбатросы. К обыкновенным чайкам и глупышам, которые были уже знакомы Гуку по птичьим базарам на скалах и островах Атлантики, прибавились здесь стремительные бакланы, ловко ныряющие в воду за мелкой рыбой. А однажды Гук увидел существо, которое надолго лишило его покоя. Это был пингвин. Гук с недоумением наблюдал, как это животное с серебристым брюхом и черной спиной, покрытое какой-то прочной чешуей, стремительно ныряло с поверхности и с помощью огромных передних плавников легко опускалось на глубины в много длин, гоняясь за рыбой и кальмарами. Но голова у этого создания была явно птичья, с клювом и хохолком из перьев. Потом Гук много раз встречал пингвинов и в конце концов решил, что они всё же птицы, так как способны долго жить на земле и дышать воздухом и лапы у них похожи на лапы чаек и бакланов. Конечно, Гук сначала попробовал поговорить с пингвином и крикнул было ему: «Здравствуй, друг! Не нужна ли тебе моя помощь?» – но в ответ на этот призыв пингвин испуганно посмотрел в сторону Гука да так заработал крыльями-веслами, что со скоростью кальмара ввинтился в воду и исчез. Ещё не раз пробовал Гук как следует познакомиться с пингвинами, но в конце концов эти попытки кончились тем, что он схватил одного из них за аппетитно круглое упитанное брюхо. Оно оказалось очень мягким и тёплым, но пингвин больно долбанул Гука твёрдым клювом по макушке. Многое поражало Гука в этом суровом крае. Солнце, если его можно было видеть сквозь облака, никогда не поднималось высоко над головой, а всегда висело над горизонтом. Кроме дождей, к которым он вообще-то привык, путешествуя в океане, здесь время от времени на голову сыпался снег и поверхность моря покрывалась холодной снежной кашей. Однажды он попал под сильный град, который уж совсем не понравился Гуку. «Что же хорошего, когда по твоей голове долбят холодными камнями?» К счастью, град скоро прекратился и пошел проливной дождь с сильным ветром. Пришлось Гуку срочно спрятаться за высокий айсберг, где с подветренной стороны было потише. Этой уловке научил его Моби Дик, который, попав к цели своего длительного путешествия, словно старался показать Гуку побольше всяких чудес и диковин. Однажды Моби Дик, а следом за ним и Гук приплыли к окрестности небольшого скалистого острова. Ещё издали Гук обратил внимание на большие площади, занятые колеблющимися по волнам длинными водорослями. Когда они подплыли ближе, Гук обнаружил, что по волнам развевалась лишь часть водорослей, а их стебли плотно прикреплены ко дну. Гук нырнул, чтобы посмотреть, как это они так прочно держатся за дно, но оказалось, что сделать это не так просто: водоросли цеплялись за дно на глубине тридцати, а то и пятидесяти длин! Никогда ни прежде, ни потом Гук не встречал водорослей такой большой длины. Но водоросли этого океана отличались не только своей величиной. Большинство из них, даже те, которые росли у самой поверхности воды у берегов островов, были не зеленые, а бурые или красноватые. В водах этого океана водилось много рыбы, и забота о пропитании не тревожила Гука. Приходилось лишь выбирать стаи более мелких рыб, так как здесь, чаще чем в других местах, встречались огромные. Проглотить таких рыб было просто невозможно. Здесь было множество кальмаров. После памятного случая в тропиках Гук с опаской преследовал их стаи, но для Моби Дика эти места были сущим раем. Он погружался надолго, и количество шрамов на нём от присосок гигантских кальмаров постоянно увеличивалось. Однажды Дик поднялся на поверхность с остатками кальмара, щупальца которого оплетали его голову и грудь. Видно, бой на глубине был ужасный: вся голова Моби Дика была исполосована страшными царапинами – следами огромного клюва, одну из половинок которого Гук заметил около глаза Моби Дика. Кальмар был уже мёртв, но у Дика, верно, не хватило запаса кислорода, и он поднялся на поверхность, не успев съесть своего противника. Гук вздрогнул, увидев щупальца толщиной с себя и размером в шесть-семь своих длин. «От такого гиганта вырваться уже не удастся!» – подумал Гук и с ещё большей осторожностью стал погружаться в эти мрачные воды. ДО СВИДАНИЯ, МОБИ ДИК! Прошло несколько дней, как они попали в это царство снега, ветра, кальмаров, пингвинов и бурых водорослей. Моби Дик резко изменил свое поведение. Раньше они каждый день проплывали несколько десятков километров, теперь же они оставались день за днём в одном и том же участке океана. По всей видимости, Моби Дик окончил свой ежегодный поход на юг, и Гуку надо было на что-то решаться. Ему стало очень грустно: ничто так не сближает, как беды и трудности. А что ли говори, Гук провёл с этим белым гигантом не одну луну. Не раз только спокойствие Моби Дика и его знание моря спасали Гука из довольно рискованных положений. Да и всё путешествие разве мог бы совершить Гук один? Разве мог бы он увидеть столько нового и интересного без своего могучего проводника? – Дик, мы у цели путешествия? – Да! – Что ты будешь делать дальше? – Через две луны здесь появится много льда, станет темно и холодно. Тогда я отправлюсь в обратное путешествие на север. Если хочешь, подожди меня, и мы снова поплывём вместе! – Скажи, Дик, а других путей в океане ты не знаешь? – Можно плыть на восход и на закат, но там нет таких огромных кальмаров, хотя мне давно рассказывали, что где-то далеко есть другие места с вкусными кальмарами. Туда плыть несколько лун. – Есть ли разумные существа здесь и в других водах? – Кроме таких, как я, здесь есть орки. – Какие они? – Похожи на тебя, только побольше. Плавают стаями и хватают рыб и пингвинов. Они жадные и беспокойные. – Я хочу найти их! – Только помни, что долго здесь быть нельзя: придет ночь и лёд! А захочешь меня найти, спроси других кашалотов. Теперь ты хорошо знаешь наш язык. – Вкусных тебе кальмаров! – Спокойной воды, малыш! Что-то оборвалось в сердце Гука, когда Моби Дик, набрав воздуха, нырнул после этих слов. Снова один… А может быть, остаться с Диком и потом вернуться на север? Где-то там рядом будет дорога в родные воды стада из рода Эрр… «Но они меня не примут, я изгнан навсегда! Обратного пути нет», – думал Гук. МОРЕ ПОДО ЛЬДОМ «Дельфин, а раскис, как медуза на песке!» – пристыдил себя Гук и проворно заработал хвостом. Вот уже далеко позади осталась ледяная гора, у которой они простились с Моби Диком. И снова желание узнать новое, необычное овладело Гуком. Они с Диком плыли всё время на юг, туда, где в полдень находится солнце. А почему бы не попробовать поплыть дальше на юг? Что там? Через два дня пути по морю, на котором встречалось всё больше и больше ледяных гор и отдельных небольших льдин, Гук увидел конец моря. Точнее, море продолжалось, но только под толстым слоем льда. От удивления Гук даже попробовал подпрыгнуть вверх и посмотреть, что же делается ещё дальше, на юге. Ничего, кроме белой равнины с торчащими тут и там громадинами вздыбленных и замерзших льдин, он не увидел. Но, может быть, ему на пути встретился огромный ледяной остров, какие не раз встречались и раньше? Тогда надо или обогнуть его или проплыть под ним. Гук решил сначала обогнуть этот остров и целый день плыл вдоль ледяной кромки. Кромка льда то выступала острыми и длинными мысами в море, то, разрезанная трещинами, уходила в глубь ледяного поля. По одной из таких трещин и поплыл Гук. Широкая вначале трещина становилась всё уже, и скоро Гук оказался в узкой щели с отвесными ледяными стенками, на целую длину поднимавшимися над водой. Дальше дороги не было. Но море-то продолжалось подо льдом! И Гук решил нырнуть под этот лёд, рассчитав свои силы так, чтобы успеть вернуться обратно, к спасительной открытой трещине. Подо льдом было сумрачно и удивительно тихо. Никогда ещё Гук не встречал такой тишины у поверхности моря, разве только на глубине в сотни длин. Вот скоро надо и возвращаться назад, иначе не хватит воздуха. А впереди, и справа, и слева-везде только лёд, лёд, лёд… Но что это? Чуткие уши дельфина уловили далёкие, странные звуки. Откуда-то спереди неслись звуки хлюпающей о лёд воды. Значит, там открытое море! Вперёд, и скорее! Через несколько десятков длин звуки усилились. Отступать было поздно, он мог плыть только вперёд, к открытому месту. Гук прибавил скорость, рассчитывая вот-вот увидеть конец ледяного потока. Вот звуки уже совсем близко, а края льда не видно. Ошибка? Ловушка? Но откуда такие звуки? В небольшой полынье, размером в несколько квадратных метров, лениво плескалась вода. На ровном льду около полыньи лежал её хозяин – огромный тюлень Уэделля, один из самых обычных тюленей Антарктики. Это он, постоянно ныряя, поддерживал полынью открытой даже в сильные морозы по ночам. Сейчас он лежал, лениво развалясь на солнышке, и наслаждался тихой погодой. Вдруг в середине полыньи показалась тёмная гладкая голова с длинным рылом. Поднятые сильной струей воздуха капельки воды заставили вздрогнуть заснувшего было тюленя. Торчавшему, как поплавок, в полынье Гуку негде было развернуться, и он дышал, выставив из воды всю голову. Он сразу заметил лежащего рядом с краем льда тюленя и послал ему интернациональное приветствие. Но на воздухе вместо связных слов из дыхала вылетел беспомощный писк. Услышав этот писк, Гук не знал, смеяться или плакать от досады. Тюлень, повернувшись на брюхо и привстав на передних ластах, внимательно наблюдал за тем, что происходит в полынье, и не проявлял признаков волнения. Прямо на Гука смотрели два больших внимательных глаза, а вниз торчали двумя пучками в разные стороны длинные толстые усы. Гук на мгновение ушёл под воду и снова выскочил на поверхность. Тюлень удивленно фыркнул и на всякий случай отодвинулся подальше. «УХОДИ, ЭТО МОЙ ДОМ!» Как следует отдышавшись, Гук попытался осмотреть окрестности. То, что он узнал, обрадовало его. Тут и там в ровном ледяном поле были отверстия – слышался плеск воды. «А где отверстия, там должны быть и тюлени», – решил Гук. Не успел он отплыть и двух десятков длин от полыньи с тюленем Уэделля, как отчетливо услышал какие-то сигналы. Да, да, именно сигналы послышались ему в отрывистом треске и щелчках, идущих откуда-то спереди. Сигналы были незнакомыми. – Кто ты, друг? И нужна ли тебе моя помощь? Звуки пропали. Гук повторил свой призыв, осторожно ощупывая локатором зеленоватую непрозрачную воду впереди. Ага, вот что-то большое замерло длинах в десяти от Гука. Осторожно вперёд! Из зеленого сумрака на Гука надвигался кто-то лохматый, усатый, глазастый. Да это точно такой же тюлень, как тот, что только что испугался Гука у полыньи! Неужели он ничего не понимает? – Я дельфин Гук из рода Эрр! – Я Ле-Птони из Мердо! Уходи отсюда, здесь кой дом! «Значит, он меня понимает, – решил Гук. – Его зовут Ле-Птони, и он меня боится, – это-то уже я понимаю». Ле-Птони тем временем медленно подплывал ближе и ближе к полынье, из которой шел сноп ярких лучей света. Гук спокойно плыл за ним следом, рассматривая Ле-Птони со всех сторон. Это был большой и красивый тюлень. Гук с удовольствием наблюдал за ловкими и изящными движениями ластов, за грациозными изгибами тела. Чуть заметный поворот широкого заднего ласта – и тело начинало двигаться в другом направлении. Он был похож и не похож на тех тюленей, что давно-давно видел Гук в Средиземном и Чёрном морях. Но те были мелкие, с маленькой головой и небольшими глазами. С ними можно было вступать в переговоры, хотя они почти ничего не понимали на языке разумных существ моря, кроме самых простых сигналов опасности и спокойствия. Ле-Птони выглядел более разумным, особенно судя по выражению больших глаз, настороженно следящих за Гуком. Тюленю явно не хотелось поворачиваться к Гуку ни боком, ни хвостом, маленький треугольничек которого трепыхался где-то между задними ластами. Он так и двигался задом наперёд и в таком нескладном положении стал подниматься в полынье наверх. Лёд был толщиной не меньше как в полторы-две длины Гука. Полынья походила на широкую снизу и более узкую сверху ледяную пещеру. Сверху эту пещеру освещал яркий жёлтый свет. Гук немного отстал и стал ждать, что произойдет дальше. ОПЯТЬ ЛЮДИ! А на поверхности льда происходило следующее. Над этой полыньей стояла большая палатка зимовщиков, которые изучали жизнь антарктических тюленей. Тюлени Уэделля, жившие на ледяном поле неподалеку от полярной станции на берегу Антарктиды, совсем не боялись людей: ведь те им ничего плохого не делали. В этот-то край и попал Гук. Над полыньей висела сильная электрическая лампа. Яркий свет освещал палатку, поставленную прямо на снег, какие-то приборы и маленький столик, за которым сидели двое тепло одетых людей. Третий человек в костюме из многослойной ярко-жёлтой губчатой резины стоял на верхней ступеньке лесенки, опущенной в полынью. Он готовился к погружению, из-за спины торчали два ярко-красных баллона акваланга, на лице маска, во рту загубник с гофрированной трубкой, идущей к баллонам. – Скорее, Рей, наш тюля уже вернулся! Готовь свои приборы, – проговорил тот, что стоял у края воды. – Видно, что-то не понравилось ему в воде. Прошлый раз он провел подо льдом целых тридцать две минуты, а теперь – меньше десяти, – откликнулся тот, которого звали Реем. – Да вы поглядите, как он всплывает! У него же морда внизу! – Что он там увидел? Погляди-ка, Дэвид! – обратился, очевидно, старший из них к человеку с аквалангом. Дэвид спустился и погрузил в воду лицо, защищённое маской. Внизу, в середине полыньи, он различил чёткие контуры тела Гука и в ужасе выпрямился: – Доктор Лос, там внизу касатка! – Скорее в воду кинокамеру! Зажгите прожектор! Не подозревавший обо всем этом Гук продолжал медленно подниматься к поверхности. Воздух у него уже подходил к концу, и не худо было бы возобновить его запас. Да и интересно посмотреть, откуда идёт такой яркий жёлтый свет. Но что это за существа рядом с краем полыньи и что это за маленькое солнце висит над водой? Да это опять люди! Опасность! Скорее вниз! Выдохнув отработанный воздух и набрав свежий, Гук стремительно ушел под лёд, оставив болтаться в проруби растерянного Ле-Птони и остолбеневших исследователей. ЗОВ РАЗУМА? – Да это вовсе не касатка, а какой-то большой дельфин! – закричал, как только прошло первое замешательство, доктор Ричард Лос, известный исследователь животного мира Антарктики. – Скорее в воду, Дэвид! И попробуй погладить дельфина по боку, не бойся, они не нападают на человека! Скорее в воду! Оторопевший Дэвид не раздумывая нырнул, и только цепочка мелких пузырьков пробежала в том месте, где только что стоял человек. Привыкший к шуму и крику, Ле-Птони меланхолично смотрел на это сумасшествие: как только он убедился, что дельфина нет рядом, он перестал кого-либо бояться. Вероятно, и Ле-Птони тоже решил, что Гук – это какая-нибудь особенная касатка, которая вот-вот может его укусить. А Гуку, спокойно плававшему подо льдом недалеко от полыньи, было над чем задуматься. Во-первых, Ле-Птони совершенно не боялся этих людей, да и они его, кажется, не трогали и не боялись. Во-вторых, было не похоже, чтобы все эти существа, находившиеся на льду у полыньи, занимались охотой или вообще добывали что-либо для пищи. Скорее всего, они тратили свое время для каких-то других занятий. А следовательно, может быть, они относятся к разумным? Гук хорошо знал, что только разумные существа настолько высоко стоят над окружающим миром, что могут не тратить всё свое время на защиту от хищников и поиски пищи. Дэвид, пуская аквалангом пузыри, медленно приближался к Гуку. Гук решил, что представился хороший случай узнать, насколько разумно это существо. Прежде всего, понимает ли оно интернациональный призыв? – Кто ты, друг? И нужна ли тебе моя помощь? – полетел навстречу Дэвиду знакомый нам сигнал. В ушах Дэвида раздался лёгкий треск, и этот же треск, многократно усиленный приборами, раздался в динамике над полыньёй. Дэвид, конечно, не понял ни слова, но, увидев, что дельфин что-то пропищал, он сделал приглашающий знак рукой и замер на месте. «Так, – подумал Гук, – это существо явно отреагировало на мой сигнал, не поняв его смысла. И оно слишком громко булькает, тоже без ясного смысла, это как урчание в животе усатого кита». – Я дельфин Гук из рода Эрр! – решил продолжить свой монолог Гук, хотя теперь уже был уверен, что ответа от этого существа в жёлтой шкуре он не получит. Никаких ответных звуков действительно не последовало, но Гук увидел нечто другое, прямо-таки ошеломившее его. На голове этого человека вспыхнул сильный свет. Вспыхнул и погас. Через какое-то время снова вспыхнул, погас и вспыхнул. Пролетело, казалось, очень много времени, и снова вспыхнул свет, погас, вспыхнул, погас, вспыхнул, погас, вспыхнул… четыре вспышки. Потянулись мгновения, заполненные нетерпеливым ожиданием. Гук весь внутренне напрягся, стараясь не пропустить начало следующей серии вспышек. Если их будет… Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь! Да, их было восемь!! Один-два-четыре-восемь! Сомнений быть не могло: перед Гуком было разумное существо. Забыв всякую осторожность, он решительно приблизился к этому жёлтому страшилищу. Прямо на Гука сквозь прозрачное стекло круглой маски смотрели два больших внимательных глаза, концы длинных передних конечностей расщеплялись на пять небольших подвижных отростков, и передние и задние конечности легко складывались пополам и направлялись в разные стороны… Гук почти вплотную приблизился к человеку, и тот мягким движением опустил свою руку на его бок. Гук весь напрягся и хотел отплыть в сторону, но почему-то замедлил движение: прикосновение этой странной, мягкой и тёплой, конечности к коже было удивительно приятным. Оно было мягче, чем прикосновение плавника мамы Зит, которое так любил Гук, когда он жил в стаде Зит. А человек гладил его снова и снова по спине, по боку, по нежному грудному плавнику. Гук совершенно растерялся от нахлынувших воспоминаний. Опасности не было никакой, и уже давно он не испытывал ничего похожего на это удивительное поглаживание. Но вот человек слегка отодвинулся от Гука и направился к полынье, как бы приглашая за собой и Гука. Гук направился следом… В последний раз Гук набирал воздух, вынырнув в полынье, и порядком испугался, увидев людей. Теперь, промешкавшись внизу с этим странным разумным существом с огнём на лбу, Гук пропустил возможность доплыть до другой полыньи и спокойно вдохнуть. Воздух подходил к концу, и надо было выныривать. Что-то подсказывало Гуку, что не стоит бояться этих людей. Да и кроме этого, его ум говорил, что существа, которые кажутся разумными, не могут сделать ничего плохого другому разумному существу. С этими мыслями Гук медленно приближался к входу в полынью. Оттуда, как и прошлый раз, падал яркий сноп желтоватого света, глубоко уходил вниз, освещая по пути пасмурную синеватую мглу и превращая её в зеленоватое рассеивающееся облако. Жёлтый человек с широкими мягкими лапами, смешно перебирая ими вверх-вниз, довольно быстро двигался. Время от времени на Гука посматривали сквозь маску внимательные глаза, а одна из передних конечностей смешно дергалась, как бы приглашая следовать дальше. Человек юркнул в отверстие полыньи и тихонько поплыл вверх. Помедлив, Гук сделал то же. Свет усиливался, становился ярче, и Гук почувствовал, что вода стала чуть теплее. Вот и поверхность. Выпустив отработанный воздух и вдохнув свежий, Гук внимательно рассматривал окружающее. Да, эти существа походили на тех, что тогда так здорово обманули его, когда он встретился с Моби Диком. Правда, здесь они были какие-то толстые и нескладные, но головы были точно такие же, с двумя неглубокими глазницами и большими глазами, смотрящими вперёд. Челюсти Гук сразу не заметил, такие они были маленькие и короткие сравнительно с длинными челюстями и большим ртом большинства подводных жителей. Гук почувствовал вновь прикосновение к своему боку мягкой и тёплой конечности жёлтого человека, за которым он приплыл сюда. Приятное поглаживание успокаивало, но очень мешало думать. «Что же такое происходит? Он, образованный дельфин, знающий и понимающий всё на свете (или почти всё, – самокритично перебил свои мысли Гук), подчиняется каким-то членистым существам! Пусть-ка они докажут сначала своё отношение к разумному миру! Как? Ну хотя бы пусть ответят вот на это». И Гук, встав почти вертикально в полынье, снова в который раз за сегодняшний день, воскликнул: – Я дельфин Гук из рода Эрр! Кто ты, друг, и нужна ли тебе моя помощь? При этом Гук чуть раскрыл свои длинные челюсти и повернулся в сторону сначала того страшилища, которое до сих пор находилось в воде и гладило его бок, потом медленно обвёл головой вокруг полыньи. При первых же его звуках, а может быть увидев раскрытую челюсть, сидящий в воде человек испуганно отпрянул от Гука и, схватившись за какой-то трос, лежавший на льду, моментально выскочил из полыньи. Другие двое людей внимательно приглядывались к Гуку, в углу палатки на столике поскрипывали какие-то вертящиеся диски, связанные тонкой лентой. «Верно, они немые», – подумал Гук, так и не получив ответа на свой сигнал. – Кажется, он что-то сейчас сказал, – возбуждённо прошептал тот, которого звали доктором Лосом. – Как жалко, что наши уши не улавливают ультразвук! А что, если… Повернувшись к магнитофону (а это именно он стоял на столике – большой современный магнитофон, на котором они записывали звуки, которые издавал Ле-Птони, и вообще он служил в палатке вместо записной книжки, всегда готовый к употреблению), доктор Лос быстро переключил что-то – лента метнулась в обратную сторону, и барабаны закрутились в противоположном направлении. Повинуясь лёгкому движению пальцев, опустился другой клавиш на передней стенке ящичка и вдруг… – Да это вовсе не касатка, а какой-то большой дельфин! – раздался голос. – Скорее в воду, Дэвид! И попробуй погладить дельфина по боку, не бойся, они не нападают на человека! Скорее в воду! Послышалось шуршание, треск, наступила тишина, и из ящичка вдруг отчётливо разнеслось: – Кто ты, друг? И нужна ли тебе моя помощь? – зазвучал сильно искаженный, какой-то приглушенный и хриплый голос Гука. Гук сначала даже не узнал этот странный голос и вздрогнул от неожиданности, услышав наконец-то интернациональный разумный сигнал. А из шипящего ящичка между тем неслось дальше: – Я дельфин Гук из рода Эрр! И тут только Гук наконец понял всё: эти существа не могли с ним говорить, говорил он сам, эти слова он сказал всего несколько минут назад при встрече жёлтого существа под водой. Ему возвращали эхом его собственные слова! «Они сумели вернуть мои слова, но не могут ничего сказать сами! – догадался неожиданно Гук. – Они глупее, чем тюлени, которые хоть немного понимают и откликаются на сигналы тревоги и выражения радости». И как бы в ответ на его мысли в другой стороне проруби зашевелился наконец оправившийся от испуга Ле-Птони. Широко разевая пасть и смешно поводя вытаращенными глазами из стороны в сторону, он издал странный звук, похожий и на лай и на треск одновременно. По крайней мере именно так его услышали люди в палатке. Но для Гука этот лай был полон смысла. – Уходи отсюда! Это мой дом! Буду кусаться и драться! – разобрал Гук в этом наборе звуков. Однако Ле-Птони не спешил выполнить свое грозное обещание, и Гук это понял. Понял он и то, что Ле-Птони боится его. – Не бойся! Не бойся! – дважды повторил Гук, обращаясь к Ле-Птони, и стал внимательно прислушиваться к звукам, которые долетали из магнитофона. Однако магнитофон замолк, но зато внимание Гука привлёк тот человек, которого звали доктором Лосом. Быстро двигая передними конечностями, губами и глазами – никогда прежде Гук не видел такого подвижного лица, – он издавал какие-то плавные низкие звуки, которые Гук не мог сложить ни в какую членораздельную речь. Именно бесформенным звуковым шумом воспринял Гук пламенную речь доктора Лоса… Через час, уже отплыв на порядочное расстояние от странной полыньи, Гук снова и снова мысленно возвращался к прошедшим событиям, старался вспомнить всё, что он знал о людях, живущих у поверхности моря. Но на память ему приходили только какие-то бессвязные отрывки рассказов и уроков детства, которые ему одному без запаса знаний, что хранятся в головах всего стада, просто нельзя никак было понять. «Странные существа, – думал Гук, – ужасно нелепые на вид со своими длинными конечностями и такие неуклюжие в воде. И как ловко они смогли запомнить и подражать моим словам!» В мозгу Гука, как на хорошем фотографическом снимке, запечатлелось всё, что он видел в палатке. Запечатлелось так же, как запечатлевалось множество событий до этого – накрепко, надёжно и лежало безмолвным грузом, до тех пор пока другие связи, которые будут возникать, не сольются с этими впечатлениями, не разбудят их, не осветят их каким-то смыслом… А на берегу Антарктиды, в маленьком домике с толстыми стенами и без окошек, в уютном кресле сидел теперь совсем не толстый, без меховой одежды, доктор Лос и быстро писал в рабочем дневнике: «…Этот дельфин несомненно что-то говорил нам. Удивительно и то, что он, вероятно, как-то понимает нашего прирученного тюленя. И если он поднялся к проруби после сигналов светом Дэвида, то неужели же у него есть разум? Надо обязательно сохранить запись нашего разговора и попробовать её изучить как следует…» ОДИН НА ОДИН С ДЕЛЬФИНОМ – Пора ужинать, – сказал Рей и отвлек доктора Лоса от записей. – Да, этот эпизод с дельфином натолкнул меня на новые мысли… А где же Дэвид? – откликнулся Лос. – Наверное, его этот дельфин оттолкнул от ужина! – со смехом бросил Рей. – Он потерял аппетит и отправился на его поиски? – Не знаю! Но он не отзывается на мои призывы, и боюсь, что нам придется вместе его откапывать из-под груды книг… А вот и он! – Нашёл, – радостно сказал Дэвид, – хотя пришлось основательно покопаться… Я был уверен, что захватил на зимовку эту книгу. – А ну, покажи-ка, что за книга? – А, «Разум дельфина» Лилли, – прочёл доктор Лос. – Я успел лишь пролистать эту книгу, она мне показалась излишне эмоциональной для научной монографии. – Я не согласен с вами и, пока Рей будет кормить нас ужином, попытаюсь разыскать то, что, мне кажется, имеет непосредственное отношение к сегодняшней встрече с дельфином, – возразил Дэвид. Рей притащил кастрюли с едой, все уселись за стол, и Дэвид начал читать: – «Этот опыт был поставлен в Институте Джона Лилли на Вирджинских островах летом 1965 года. Всё это время Маргарэт Хау и дельфин Питер круглые сутки изо дня в день находились вместе в комнате-бассейне…» – Если вдуматься, – заметил доктор Лос, – то это не так просто – очутиться на долгие месяцы один на один с дельфином. – Заметив удивлённый взгляд Рея, он пояснил: – По самым разным причинам, ну хотя бы потому, что надо жить в воде, пусть по щиколотку, но в воде. – Работать, спать, готовить себе еду… – поддержал Дэвид, листая книгу и орудуя ложкой. – Конечно, не это оказалось самым сложным. «Вначале сделали пробу. В комнате поставили ванну и заполнили её на полметра водой. Постель Маргарэт была в гамаке подвешена на тросах. У неё был стул и откидной стол, а в распоряжении Питера – вся остальная комната. Эта прикидка позволила сделать соответствующие уточнения. Бассейном стала вся комната, бортик ванны у стен подняли на большую высоту; постель Маргарэт была поставлена на возвышение и закрыта водонепроницаемыми занавесками. На основании возвышения укрепили зеркало, наполовину погрузив его в воду, так, чтобы Питер мог себя рассматривать в него. Для связи Маргарэт с миром служил телефон, а все наблюдения можно было записывать на магнитофон…» – Насколько я помню, часть этих наблюдений приведена в книге… – Терпение, Рей, терпение, я как раз к ним и перехожу. «…На то, чтобы «поладить» с Питером, ушло немало времени… И пока дела идут неплохо. Первое время я входила в затопленное помещение в резиновых сапожках. Я уже знала, что такое щипки Питера, и предпочитала их избегать. Он здорово щипался, тогда я стала ходить с метлой. Это его укротило; он хоть и сопровождал меня, но я успешно защищала свои ноги от его назойливого внимания. Через несколько дней сапожки мне надоели, и я их сбросила совсем… Скоро и метла мне надоела, и я решила идти другим путём. Да и Питер вдруг начал вести себя очень ласково… Мы всё больше проникались доверием друг к другу. Я стала ходить без метлы. Питер по-прежнему меня сопровождает и подталкивает рылом… Когда он стискивает ногу зубами, я поднимаю страшный шум, кричу на него, брызгаю водой, даже шлёпаю, если мне больно, и тотчас ухожу из его «зоны». Тогда обычно Питер поворачивается на бок, машет мне грудным плавником и замирает с закрытым ртом…» – Совсем как мой игашэм! – перебил Дэвида Рей. Лос замахал на него руками: – Подождите, Рей, не перебивайте! Дэвид продолжал чтение: – «Я снова подхожу, говорю с ним уже примирительно, и, если он продолжает быть учтивым, мы возобновляем игру, инцидент исчерпан. Если же он продолжает меня ловить зубами (ему удавалось хитростью приманить меня), я сержусь по-настоящему и надолго порываю с ним отношения. Это явно помогает… Что ни день, мы всё больше с Питером ладим…» – Согласитесь, что поведение этого дельфина Питера весьма необычно. Дикие животные избегают контактов с человеком… – не выдержал теперь уже доктор Лос. – Он был уже ручным, это отчасти может объяснить его поведение, – откликнулся Рей. – Ты хочешь сказать, Рей, что и наш дельфин был ручным, а потому сам приплыл к нам? – оторвался от книги Дэвид. – А почему бы и нет! Может, он удрал из океанариума… – Ладно, слушайте дальше… «…Я должна заставить Питера уразуметь, что он должен учиться… Начинаешь, скажем, урок счёта и вдруг видишь, что Питер слушает… переворачивается и смотрит на мячи, когда я на них показываю, переводит взгляд на меня… Когда он ошибается, я просто кладу пальцы на его рыло или дыхало, и он смолкает. Я повторяю… и он за мной. Похоже, он бросил эту противную привычку нетерпеливо скулить, и наша работа идёт куда лучше… Питер часто копирует мою тональность при произношении слов… Он несомненно упражняется в произношении буквы «м» в слове: «Маргарэт»… и убеждается, что «м» выходит неплохо, когда он слегка покачивает головой, так что дыхало чуть прикрыто водой…» – Послушай-ка, Рей, а наш дельфин назвал тебя по имени? – Ты так на него набросился, что не дал нам толком познакомиться! Но послушаем дальше… «Питер внимательно слушает, как я разговариваю по телефону, и начинает издавать звуки… очень громко, иногда явно старается перекричать… Питер смотрится в зеркало… разговаривает с собой, бранится, брызгает на своё отражение водой… Он теперь издает немало человекоподобных звуков. Интересно и многообещающе…» – Очень интересна эта активность дельфина, он проявляет свое отношение ко всему… – Действительно, он стремится принять участие во всех делах. – Видимо, это ему интересно… А вот что дальше: «… Питер всё больше увлекается играми, часто затевает их сам. Он умеет довольно точно кинуть или боднуть мне мяч, и я оказываюсь необходимой участницей его игры… один он редко играет… У нас две игры. Одна из них «принеси»… Питер приносит мне мяч, тряпку или куклу; я бросаю доставленный предмет, он мчится вдогонку и вновь приносит мне его. Вторая игра – «лови»… Он подбрасывает мяч в воздух в мою сторону; часто мне удается его поймать, и я бросаю мяч обратно. Питер очень охотно возвращает мне мяч… …Питер очень внимателен, слушает выше всяких похвал, старается изо всех сил. Я ограничиваюсь немногими словами, стараюсь, чтобы он их освоил. Он слушает, повторяет за мной, вновь слушает. С выговором у него слабо, но модуляции и высота тона с каждым днём даются всё лучше. Когда прослушаешь записи, общее звучание такое, словно он и впрямь говорит по-английски. Только пока неразборчиво. В разгар какой-нибудь вечеринки это сошло бы за разговор за соседним столиком. «Музыка» английского языка схвачена точно… Глядишь, скоро по-настоящему заговорит…» Довольно наивное желание… – добавил Дэвид. – Рей, передайте, пожалуйста, мне компот, а то я начал отставать. Что дальше, Дэвид? – Да, надежда, прямо скажу, несбыточная, – размышлял вслух Дэвид. – Голосовой аппарат дельфина совсем не похож на наш, а кроме того, он приспособлен к разговорам под водой, а это и другие частоты, и другие скорости. Совсем не те, что используем мы на воздухе. – И продолжал чтение: – «… Жить круглые сутки с дельфином – дело очень не лёгкое. Я даже не подозревала, что будет так тяжело. В отличие от собаки, кошки, человека дельфин ведет себя скорее как ваша тень, чем как товарищ по комнате. Если ему это позволить, он от вас никогда не отстанет. Можно говорить по телефону полчаса: Питеру это не наскучит, он не отвлечется, он будет рядом… …Питер научился работать не столько ради рыбы, сколько ради моей похвалы и ласки. Теперь Питер в любое время суток вступает в разговор, испуская человекоподобные звуки и соблюдая правило «говорить-слушать»… Дошло до того, что Питер часто сам меня зовёт или первым заговаривает со мной, когда я рядом, и оказывается, что следующий за этим началом урок или разговор был, по существу, начат Питером…» – Я совершенно заинтригован Питером. Что же ты, Дэвид, замолчал? Что там дальше? Я не припомню, чем закончился этот эксперимент. – Сейчас… Вот, пожалуйста… Общие выводы о способности дельфина к обучению: «… Трудно подсчитать объём информации, воспринятой Питером во время этого эксперимента. Дельфины не только способны усваивать – они любят учиться, учатся быстро и освоили много такого, о чём мы не догадываемся. Приток информации ограничивается нами. Питер часто первый затевал игру с человеком, освоил новые звуки; он научился обучать меня, научился сдерживать свою энергию, учитывая мою человеческую природу… Питер усвоил, что можно доставить мне огромную радость, но может и рассердить меня…» – Выводы Маргарэт очень любопытны… – Особенно этот: «приток информации ограничивается нами»! – Не только. Она приходит к убеждению, что дельфин понял, как можно обучить человека, огорчить его или доставить радость. – Пожалуй, ещё немного, и мы придем к заключению, что весь опыт ставил не человек, а дельфин и что именно он, дельфин, изучал Маргарэт! – Конечно, нет, опыт ставил человек, но в опыте участвовали человек и дельфин. Они жили бок о бок сто дней и за это время приобрели каждый своё; человек вынес своё суждение на страницы книги, а то, что узнал, понял дельфин, осталось его достоянием, нам оно неизвестно… – С одной стороны, неизвестно, а с другой – кое-что мы знаем по тому, как менялось поведение Питера! – Послушайте, я нашел интересное место! На этот раз пишет сам Лилли: «Я глубоко убеждён, что если мы не будем работать с дельфинами уважительно, ласково, этично, они снова отвернутся от нас. Во времена Аристотеля или незадолго до этого дельфины явно «пришли» к человеку. К 50-му году нашей эры, во времена римлян, они отвернулись от человека и не возвращались вплоть до нашего столетия… Во времена Аристотеля человек обратился к дельфинам. И лишь в этом столетии мы снова ищем с ними контакта. Я думаю, что обе стороны искали контакта друг с другом по меньшей мере дважды: один раз между V и II веками до нашей эры, второй раз – уже в XX веке… Дельфин может быть познавательной «ровней» человеку, и, несмотря на это, психика его останется для нас странной и чуждой. Для понимания друг друга нам и дельфинам придётся переводить наши мысля на какой-то общий язык – на дельфиний и на человеческий…» – Вы знаете, после сегодняшней неожиданной встречи в полынье с дельфином я как-то по-новому слушал то, что нам читал Дэвид. Может быть, мы просто заблуждаемся и недооцениваем умственные способности дельфинов? – сказал Рей. – Очень возможно. Для меня всё тоже прозвучало более убедительно. Пока ясно лишь одно: что эти животные заслуживают самого пристального внимания. Их исследования находятся в начале пути. Думаю, что путь этот будет нелёгким… – Дело мне кажется стоящим, а, Дэвид? Кончится зимовка, может, нам вплотную заняться дельфинами? – задумчиво проговорил доктор Лос. За толстыми стенами маленького домика свистел ветер, летела ледяная пыль – зима шла в наступление. А Гук был уже далеко от полыньи с Ле-Птоном, от маленького домика на берегу сурового континента – он плыл на север. АЛЛО! ДЕЛЬФИН СЛУШАЕТ! От Рея и Дэвида все зимовщики узнали о странной встрече с дельфином. Возникли жаркие споры, которым все были рады: неожиданное появление дельфина внесло разнообразие в размеренную и суровую жизнь этих мужественных людей. Вечером следующего дня у большинства зимовщиков выдалось свободное от многочисленных наблюдений за природой Антарктики время, и все собрались в кают-компании. – Дорогие друзья! – начал доктор Лос. – Если хотите, я расскажу вам о некоторых экспериментах с дельфинами. Думаю, что ваши споры от этого станут ещё более горячими. Все зимовщики с удовольствием согласились выслушать ведущего биолога станции. – Знаете ли вы, что ещё в 1961 году Лилли дал дельфинам возможность разговаривать по телефону. Телефон соединил две изолированные ванны с дельфином в каждой. Стоило линию включить, как дельфины начинали обмениваться звуками. Сразу же было отмечено, что они очень вежливы: когда один говорит, другой молчит. Оказалось, что во время переговоров дельфины могут одновременно использовать свисты и щелчки, что указывает на два источника звуков у каждого дельфина. Если телефонную линию выключали, то либо дельфины замолкали, либо раздавались стереотипные позывные, которые назвали сигналами изолированного животного. Если дельфины не слышали друг друга, очередность подачи их сигналов нарушалась. Этот разговор дельфинов по телефону позволил кое-что узнать о том, какие частоты служат им для передачи информации. Лучше всего обмен звуками у них шёл в том случае, когда линия связи пропускала все частоты в диапазоне от двух до восьмидесяти тысяч колебаний в секунду (кгц). Случайно при прослушивании записей звуков дельфинов с замедлением в четыре раза были обнаружены человекоподобные звуки. Да! Дельфины с нашей точки зрения пользуются скороговоркой, которую мы попросту не можем уловить. В чём здесь дело? Скорость звука в воде в четыре с лишним раза больше, чем на воздухе, и длина волн той или иной частоты в воде будет соответственно в четыре раза меньше, чем на воздухе. Поэтому если сравнивать длины звуковых волн разговора человека на воздухе и дельфина в воде, то окажется, что они одинаковы. И человек и дельфин используют примерно одинаковые длины волн! Вот только среда, а следовательно, и частотный диапазон различны. Не мудрено, что с точки зрения дельфина мы говорим не только на невероятно низких частотах, но ещё и крайне медленно. Вслед за Лилли были предприняты и другие попытки выяснить, о чём и как будут говорить два изолированных друг от друга дельфина. В ноябре 1963 года исследователи Лэнг и Смит провели сеанс связи между афалинами Дорис и Дэш, находившимися в изолированных бетонных бассейнах. Весь эксперимент длился 32 минуты и состоял из 16 сеансов, во время которых в чётные периоды (второй, четвёртый, шестой и т. д.) между дельфинами существовала электронная связь, а в нечётные (первый, третий и т. д.) линия была разомкнута. Любопытно, что в первые два сеанса связи Дэш издавал наиболее длительные серии щелчков и несколько раз подпрыгивал в воздух, явно стараясь обнаружить «спрятавшуюся» Дорис. Ни до этого, ни впоследствии никаких прыжков у Дэша не наблюдалось. Дорис, видимо, также была заинтригована местонахождением Дэша, так как в эти же первые сеансы связи она издала больше половины всех своих щёлкающих локационных звуков. Надо заметить одно важное обстоятельство. Хотя обмен акустическими сигналами в животном мире широко распространён, дельфины обмениваются сигналами даже тогда, когда они находятся вне поля зрения друг друга. Это весьма примечательно и крайне редко встречается в животном мира. При отключенной линии связи последовательность и очерёдность в обмене нарушились и преобладали только два свиста, которые можно рассматривать как индивидуальные позывные сигналы. После второго периода связи было издано всего несколько щелкающих локационных звуков. Видимо, в них отпала надобность: дельфины убедились, что не могут найти друг друга. С этого момента свисты стали для них основным средством связи. Начало обмена сигналами в каждый период связи было одинаковым: сначала позывные, а затем информация, как при нашем разговоре по радиотелефону. Расшифровка той информации, которой обмениваются изолированные дельфины, может приблизить нас к пониманию сущности дельфиньего языка. Развитие их мозга, многообразие сигналов даёт все основания надеяться, что с их помощью нам удастся больше узнать о способах общения другого вида. Неоднократно предпринимались попытки воспроизводить дельфинам магнитофонные записи голосов их сородичей. При этом рассчитывали, что если в этих сигналах содержится информация, то дельфины должны на неё как-то среагировать; это могло бы послужить ключом к расшифровке их сигналов. Так, например, дельфинам в бассейне проигрывали запись звуков касаток, которых мы считаем морскими волками. Думали, что дельфины должны испугаться, но этого не произошло. Записали в бассейне голоса арктических белых дельфинов – белух – во время питания рыбой, а потом эти записи стали проигрывать диким белухам, зашедшим в реку в поисках рыбы. Опять никакой реакции! – Может быть, при записи что-то теряется? – спросил кто-то из зимовщиков. – А может, сигналы дельфинов имеют смысл не вообще, а только в определенной ситуации? – подхватил другой. – Я сам задавал те же вопросы, пока ответа нет, – продолжал Лос. – Обнаружены интересные особенности в сигнализации разных видов дельфинов. Оказалось, что некоторые сигналы свойственны всем видам дельфинов, как бы интернациональны. Другими сигналами пользуются дельфины лишь определённого вида, скажем афалины, а гриндам они уже непонятны. – Кажется, известно, что сигналы молодых дельфинов менее отчётливые, более многочисленные и этим чем-то напоминают детский лепет? – спросил Дэвид. – Совершенно верно. Кроме того, было выяснено и другое интересное обстоятельство. В разговоре мы с вами используем довольно ограниченное число слов – сигналов. Так вот, если записать, скажем, десяти– или пятиминутный разговор нескольких людей, а потом подсчитать, какие слова сколько раз при этом употреблялись, то окажется, что одни слова употребляются очень часто, другие реже, третьи совсем редко. Дельфиньи сигналы также подчиняются этому правилу. – Вы хотите сказать, что строй их речи сходен с нашим? – Совсем нет, просто пока выяснено некое, может быть чисто внешнее, сходство в частоте употребления сигналов у дельфина и человека. И только. Каков строй их системы информации – неизвестно. – Доктор Лос, поскольку пошли вопросы, то и я не могу удержаться, – подал голос гидролог. – Вряд ли можно отрицать обмен сложной информацией у животных. Применительно к дельфинам с их большим мозгом, сложной сигнализацией – кажется, известно уже несколько десятков звуков – хотелось бы знать, что известно о степени сложности передаваемых ими сообщений. – У меня почти такой же вопрос, доктор Лос, – подал голос радист. – Можно ли хотя бы предположить, что за информацию они передают в море по своему телефону? – Друзья! В этом-то вся загвоздка! Этого никто не знает! Система информации дельфинов выглядит не примитивно. Кроме того, известно, например, что среди дельфинов довольно быстро распространяются сведения о тех способах, которые используют для охоты на них. И белухи и касатки заочно обучаются избегать опасности. Несомненно, они как-то узнают об этом. Наконец, недавно был поставлен первый эксперимент докторам Бастианом. Он пытался выяснить, может ли один дельфин сообщить другому, что надо сделать, чтобы получить рыбу. В этом опыте дельфину подавали сигнал светом и он должен был нажать тот или иной рычаг. Другой дельфин был рядом, но отделен светонепроницаемой перегородкой, так что мог слышать первого, но ничего не видел. Так вот, если второй дельфин нажимал на тот же рычаг, что и первый, то он получал рыбу. Дельфины с этой задачей оправились. – Значит, второй дельфин получал команды о том, на какой рычаг нажать, только от собрата? – Совершенно верно. Правда, надо учитывать необычайно развитые способности дельфина к эхолокации. Поскольку между отсеками с дельфинами существовала акустическая связь, то, может быть, и без непосредственных команд от первого дельфина второй мог отчетливо представлять всю акустическую картину перемещений его в бассейне и просто её в совершенстве копировал, – Жаль, что опыт поставлен недостаточно чисто, но всё равно он очень интересен. Это довольно высокий уровень координации действий, пожалуй, нечто подобное известно лишь для обезьян и слонов, – заметил Рей. – Я уже как-то говорил, – ответил доктор Лос, – что в исследованиях дельфинов мы находимся в начале пути. Сейчас, пожалуй, больше вопросов, чем ответов. Но то, что мы знаем, довольно обнадеживающе, и я думаю, что усилия исследователей не пропадут даром. Ещё долго после этого вечера в кают-компании зимовщики спорили о разуме дельфинов. А Гук в это время плыл всё дальше и дальше на север. Часть третья СНОВА С ДЕЛЬФИНАМИ ПРОЩАЙ, АНТАРКТИКА! Кончался март месяц. Планета Земля, голубая от огромного пространства воды, на три четверти покрывающей её поверхность, неслась в своём вечном движении вокруг Солнца, всё больше поворачиваясь к нему той стороной, на которой где-то далеко от холодных вод Антарктики плескалось Чёрное море. Лето уходило из Южного полушария, и весна приходила в Северное. День за днём завывал ветер над ледяными полями и горами. Ветер срывал серую пену с крутых волн, разгонял их и с разгона бросал эти послушные свинцовые волны на бока ледяных гор, забрасывая пену на самые вершины айсбергов. Солнце, которое ещё два месяца назад почти не заходило за горизонт и этим так удивляло сначала Гука, впервые попавшего в высокие широты, выныривало на всё более короткий срок. Наступала тёмная, холодная полярная ночь. Ветер был холодный и колючий, но он разбивал волнами тонкую ледяную корку, которая затягивала поверхность океана сразу же, как только прекращалось волнение. Прошло уже много времени, с тех пор как Гук расстался где-то в этом необъятном холодном океане с Моби Диком. Он много раз встречался здесь с кашалотами, но ни разу не встретил Моби Дика. С другими китами, кашалотами, и тем более с неповоротливыми собирателями планктона – усатыми китами, разговоров не получалось. Но в последнее время их здесь остаётся всё меньше. Только лёд, которого делается всё больше и больше в море, и темнота. Ночь и лёд, лёд и ночь… Что-то знакомое почудилось Гуку в сочетании этих слов: «ночь и лёд». Где он слышал их вместе? И почему они так запомнились ему? Гук замедлил движение и пристроился у стенки медленно плывущего под напором ветра небольшого айсберга, стараясь вспомнить. «…Долго здесь быть нельзя: придут ночь и лёд!» – как будто рядом знакомым могучим басом прозвучал в памяти голос Моби Дика. «Да-да, правильно, это говорил Моби Дик, и тогда я удивлялся, как могут прийти ночь и лёд!» – наконец вспомнил Гук. «Неужели это Дик сказал всерьёз? Неужели будет ещё темнее и будет ещё больше льда? Я и так уже трачу на поиски рыб вдвое больше времени, чем раньше. Что же будет дальше? И зачем я здесь плаваю до сих пор? Скорее подальше отсюда, к теплу и солнцу!» – так рассуждал, вероятно, Гук, решительно беря курс на север. Как он определял дорогу в океане? И по солнцу, которое уходило в море на западе, а появлялось на востоке, и по луне, сложные движения которой на небе хорошо были знакомы Гуку, и по звёздам, и по вкусу морской воды. Он хорошо запомнил вкус воды, когда они с Диком плыли на юг, а сейчас услужливая память развёртывала ему книгу вкуса в обратном порядке. Почти неделя понадобилась Гуку, чтобы, плывя на север и северо-запад, покинуть море Уэделля и, пройдя через пролив Брансфилд, разделяющий Южные Шетландские острова, попасть сначала в бурный, но зато болеё тёплый пролив Дрейка и затем подойти к побережью Южной Америки в воды Огненной Земли. Трудно сказать, что потянуло Гука повернуть именно на северо-запад и через пролив Дрейка проплыть в Тихий океан. Конечно, он не мог видеть навигационных морских карт, но, вероятно, в море есть много таких ориентиров, которые нам, чуть-чуть узнавшим лишь поверхность океана, даже и не приходят в голову. Пролив Дрейка Гук преодолел из-за чистого упрямства. Дело в тот, что на протяжении большей части года здесь стоит отвратительная погода, с туманом, дождями, снегом, неожиданно налетающими шквальными порывами ветра. Кроме того, через этот пролив круглый год мощное, сравнительно тёплое течение несет воды Тихого океана со скоростью 50–70 километров в сутки в Атлантический океан. Возможно, что Гук решил плыть навстречу этому потоку воды, надеясь встретить где-то у его начала ещё более тёплое море. Через несколько дней Гук оказался в виду многочисленных островков, окружённых пенистыми бурунами от подводных камней. Плоские берега уходили вдаль, где угадывались высокие горы, покрытые в это время года снегом. Это и была знаменитая Огненная Земля – большой остров, завершающий на юге американский материк. Двигаясь дальше и дальше к северу, в более тёплые воды, Гук невольно обратил внимание на резкий контраст между суровым видом земли с обрывистыми скалами и заснеженными ледниками, спускающимися кое-где до самого моря, и богатством жизни в море. Пожалуй, нигде раньше ему не приходилось видеть таких огромных полей водяных растений. Эти поля водорослей, крепкие и гибкие стволики которых поднимались с глубины десяти – пятнадцати длин, играли здесь роль волноломов: накатывающиеся со стороны открытого моря бесконечные крутые валы, попадая в эти заросли, как бы утихали, теряли свою высоту и докатывались до берегов лишь небольшими холмиками, отдавая всю свою страшную силу вечно колеблющимся стволам этого огромного подводного леса. Было страшновато нырять в сумерки этого таинственного, подвижного сверху донизу переплетения водорослей. Казалось, что водоросли обязательно запутают его в своих мягких бурых стволах. Но он нашёл несколько просек и провел немало минут, наблюдая за удивительной и своеобразной жизнью этого «леса». Между скользкими пластинами водорослей сновали бесчисленные мелкие рыбёшки. Они гонялись за стаями креветок, которых было здесь великое множество. На крепких стволиках и на нижних краях особенно больших пластин водорослей прикреплялись разноцветные мягкие существа размером с глаз дельфина и больше. Странно было видеть в буроватом сумраке мелькающие красные, фиолетовые, оранжевые тельца этих животных, которых зоологи назвали бы асцидиями. Тут и там на водорослях висели гроздья небольших конусовидных улиток-маргариток, буро-зелёных – под цвет водоросли – сверху и перламутровых изнутри; между водорослями иногда мелькали проворные морские войлочные черви-афродиты, покрытые по бокам густыми длинными волосками, которые переливались всеми цветами радуги, да и тело червей блестело металлическим блеском. Несмотря на свои четыре глаза, сидящих на вершинах тонких стебельков, они не могли увернуться от длинного и быстрого носа Гука, и он попробовал их на вкус. Впрочем, на вкус они оказались совсем не такими замечательными, как на вид. Проплыв через водорослевые заросли и очутившись в небольшой тихой бухточке у берега какого-то острова, Гук замер на месте, чуть не врезавшись в стаю мелких рыбёшек, вроде сардинок по внешнему виду, которые находились в каком-то оцепенении: едва двигая плавничками, сотни рыбок были в самых странных и нелепых позах – вверх брюхом, вниз головой, на боку. Докатывающиеся сюда слабые волны слегка то поднимали, то опускали эту спящую рыбью стаю, и ничто, казалось, не могло нарушить этот сон. Гуку и раньше приходилось видеть такие «спящие» стаи рыб, но они встречались на большой глубине, и долго наблюдать за ними не удавалось. Здесь же стайка держалась недалеко от поверхности и можно было удобно наблюдать за этим сонным царством. Он хотел схватить ближайшую к нему рыбёшку, как вдруг по невидимой и неслышимой команде все рыбёшки приняли нормальное положение и перед удивлённым Гуком оказалась стройная обычная стая, действующая слаженно и согласованно. Посланный Гуком пучок ультразвука не только не разрушил её, но, напротив, рыбки, словно подхлёстнутые, сплотились ещё больше и бросились резко в сторону. Так и осталось ему неясным, что же заставило стаю заснуть и почему все рыбки разом проснулись. Гук за долгие месяцы одиночества уже привык разгадывать такие загадки самостоятельно, не обращаясь ни к кому за помощью, привык в одиночку принимать быстрые решения, выбираться из самых запутанных положений. Жизнь заставила его проходить хорошую, хотя суровую и беспощадную школу. Гуку всё чаще приходила мысль о том, что его знания могли бы пригодиться в роде Эрр, что те испытания, которые выпали на его долю, позволили ему взглянуть на мир по-другому и глубже понять всё его многообразие. «А сколько всяких интересных вещей я не понял только потому, что рядом не было Зит или этой всезнайки Чиззи, к которой даже старейшины относились с уважением! Ну вот, почему этот небольшой оранжевый шар, неподвижно лежавший на дне между камнями, вдруг зашевелился и двинулся в сторону? А что, если я его чуть-чуть подкину носом?» И Гук осторожно дотронулся до бока медленно двигавшегося по дну морского апельсина – круглой, шершавой губки, которую люди назвали донатеей. Неожиданности в море встречаются на каждом шагу, или, лучше сказать, в каждой волне. Вот и сейчас, стоило дотронуться до такой безобидной губки, как нос Гука загорелся от уколов десятков мелких иголочек, которыми, оказывается, было покрыто её тело. Но этого мало. Ошеломленный Гук успел разглядеть, что этот шар покатился и вдруг уменьшился на глазах чуть ли не вдвое. И сразу же вся вода кругом стала препротивного вкуса. Нос горел, во рту щипало, даже начал слезиться правый глаз; а вот почему этот шар мог передвигаться по дну, Гук так и не узнал. Но недаром Гуку доставалось в своё время за упрямый характер. Осторожно взяв в рот длинную створку раковины, Гук снова подтолкнул оранжевый шар, на этот раз уже не голым и мягким носом, а большой створкой раковины. Ещё, ещё раз. Ага! Вот почему ты мог передвигаться по дну: из нижней части шара высовывалась большая клешня рака-отшельника! Раковины, в которой сидел рак, видно не было под толстым слоем губки, наросшей на всё это сооружение. То приближаясь, то удаляясь от побережья, Гук настойчиво плыл день за днём всё дальше и дальше на север. Правда, теперь он не очень спешил: пропали плавающие льды, и вода стала теплее, и день был не такой удручающе короткий. Даже если Гук и не особенно спешил, то мощное течение Гумбольдта, идущее с юга на север, само переносило его каждый день на несколько десятков миль. Море в этом районе океана кипело жизнью. Здесь встречались сотни стад крупных и мелких усатых китов: днём они разыскивали и выедали скопления планктона, развившегося на границах холодных и тёплых вод. По ночам эти киты преследовали огромные стаи кальмаров, поднимавшихся ближе к поверхности. Здесь же пировали и кашалоты, которые, впрочем, не особенно преследовали этих мелких кальмаров, а искали тех, что жили в глубине и были покрупнее. Над океаном реяли огромные альбатросы, размах крыльев которых, наверное, был не меньше длины Гука. Как-то Гуку удалось удовлетворить свое любопытство – подсмотреть, как альбатрос схватывал на лету плававших у поверхности небольших кальмаров, проносясь над морем, почти касаясь грудью воды. Но однажды – это было уже довольно далеко на севере – Гук наблюдал совместную охоту альбатросов и дорад – золотистых макрелей на кальмаров. Стая дорад преследовала кальмаров, и кальмары, как ракеты, один за другим вылетали из воды в воздух, спасаясь от преследования. Тут-то их и хватали альбатросы, неизвестно каким образом узнавшие о том, что именно здесь можно поживиться. С водами холодного течения продвигались на север, в тропики, не только альбатросы, усатые киты, кашалоты. То и дело Гук слышал характерный плеск играющих на поверхности пингвинов. Пингвины двигались обычно небольшими стайками, наверное, потому, что стайками удобнее было охотиться на мелкую рыбу, удобнее было находить скопления громадных креветок, надежнее можно было спасаться не только от таких одиноких озорников, как Гук, но и от настоящих серьёзных врагов. А Гук уж действительно не упускал случая схватить пингвина, нырнувшего на большую глубину, за такое мягкое, тёплое брюхо. Впрочем, это удавалось сделать редко. Обычно он успевал слегка цапнуть зазевавшегося пингвина за толстую ногу с перепонкой между пальцев, а ещё чаще нападение на пингвина кончалось мягким шлепком, который Гук получал от испуганной птицы. ГЕЛИОМЕТРЫ И ЕЖИ Гук обычно не любил подходить близко к берегам, где шум прибоя, треск перекатываемой гальки, мутная вода и поднимавшиеся со дна моря скалы делали плавание его весьма беспокойным. Но когда большие глубины подходили к берегу, Гук с удовольствием следовал за ними и с любопытством разглядывал недоступный для него мир, раскинувшийся по берегам. Так было и на этот раз, когда спокойное море и значительные глубины позволили ему провести несколько дней совсем рядом с берегом, в глубоком проливе среди нескольких небольших островов и материков в районе архипелага Чонос. Тут-то уж Гук отвёл душу и в полном спокойствии как следует рассмотрел существа, которые живут у самой границы той зоны моря, куда ещё проникает солнечный свет, – на глубине 150–200 длин. В спокойной прозрачной воде под защитой мелких островков здесь, на такой большой глубине, кое-где встречались огромные, величиной с хвостовой плавник Гука, розоватая и красноватая морские лилии – гелиометры. Сначала Гук принял эти создания с десятью длинными лепестками-щупальцами за диковинные водоросли, но потом обнаружил, что эти «водоросли» с большим изяществом могут двигаться с места на место, одновременно поднимая пять одних и опуская пять других щупалец. Гелиометры не такой огромной величины, а поменьше встречались и в более высоких слоях воды, и здесь-то Гуку пришлось наблюдать, как это такое изящное существо всё время ищет места, где в её щупальца-руки попадало бы побольше всякой живности. Стоило малькам и креветкам оказаться около её щупалец, как они парализовались «выстрелами» десятков мелких стрекательных капсул, вероятно содержащих какой-то яд, действующий на мелкие существа. Гук не знал, что не забывала лилия подбирать и всякие остатки погибших в верхних слоях живых организмов: в нижние слои воды во всех морях беспрерывно опускается настоящий «дождь» таких остатков от отмирающих планктонных организмов верхних слоев, от пиршеств крупных хищников. Эти гелиометры, жившие здесь в сравнительно прохладных, но очень богатых органической жизнью водах у чилийского побережья, по величине были самыми большими из всех морских лилий, с которыми сталкивался Гук в своих путешествиях по океану. Лишь у немногих из них все десять рук-щупалец были одинаковой величины: обычно несколько щупалец были меньшими, кривыми. «Видно, и морской лилии есть с кем драться, если так часто она лишалась этих нужных частей тела», – решил сообразительный Гук. Здесь же, в этих подводных каньонах, познакомился Гук ещё с одним диковинным жителем морского дна. На ровных песчаных местах, в расщелинах скал он обнаружил много больших морских ежей, не таких маленьких, каких он видел и раньше, тёмных, с такими же тёмными иголками, торчащими в разные стороны, а настоящих гигантов, величиной больше, чем его голова. Каждая из сотен иголок этого ежа была длиной с грудной плавник Гука. Эти ежи лежали на дне группами и, кажется, совсем никого не боялись. Хорошо заметные ярко-красные и темно-фиолетовые шары с торчащими чёрными иглами на светлом фоне песчаного дна. «Чересчур хорошо заметные!» – подумал Гук, вспомнив знакомство с тоже хорошо заметной круглой оранжевой губкой, от прикосновения к которой нос до сих пор слегка почесывался. Ежи перебирались с места на место, переставляя свои огромные иглы-ходули, которые оказались очень подвижными. Присмотревшись, Гук обратил внимание на каких-то ярко-полосатых мелких рыбёшек, которые бесстрашно сновали между длинными иглами ежей, и ещё больше укрепился в мнении, что трогать или даже близко подходить к этим ежам не стоит: ведь не зря же крутятся эти мелкие рыбёшки на виду у всех и ничего не боятся, – значит, иголки действительно защищают их от опасностей. Таких случаев, когда в море одни существа живут вместе с другими, под защитой и укрытием стихии, Гук знал немало. Вероятно, даже правильнее было бы считать, что именно в таком постоянном сожительстве – симбиозе – и проходит жизнь большинства существ в океане. С полями водорослей связаны сотни видов животных; с зарослями кораллов связано и великое множество рыб, и ракообразных, и моллюсков, и водорослей; акулы и черепахи связаны с прилипалами и лоцманами, и так без конца. «Только, пожалуй, дельфины ни с кем особенно не связаны. Ни с кем особенно, и вместе с тем могут вступить в связь с любым существом под водой, – подумал Гук. – Мы стоим на вершине жизни в океане и можем поступать так, как хотим, а не так, как хочет кто-то другой…» Тут цепь его рассуждений прервалась. Говорить «мы» об одном дельфине было смешно, а говорить о всех дельфинах одинокий изгнанник не мог, не имел права. «А хорошо бы встретить стадо дельфинов из нашего рода, – подумалось ему непроизвольно. – Ведь должны же быть в этом богатом океане где-то другие дельфины? И интересно, что делается сейчас в родном стаде?» Какое-то грустное безразличие охватило дельфина. Мысли о том, что он одинок, что он никому не нужен, что всё, что он узнал и увидел, никогда не станет достоянием других дельфинов, прогнали его интерес к наблюдениям подводной жизни да и вообще нарушили желание двигаться куда-то, к чему-то стремиться. Иногда Гуку казалось, что он снова плавает в родном стаде, что он рассказывает старейшинам о виденном, а те внимательно слушают его рассказы, вставляют свои замечания, предлагают свои объяснения, помогают ему понять многое виденное и благодарят его за эти рассказы. Иногда ему казалось, что он стал снова маленьким непослушным дельфинёнком и ему надо скорее плыть в знакомый заливчик, куда приплывали играть подростки из окрестных стад. Ему казалось, что наконец-то настало время проучить несносную Мэй, которая была такой ябедой… Так нежданно-негаданно свалилась на Гука эта тоска по покинутой родине, по родному стаду. Трудно сказать, сколько прошло времени – дней или часов, пока прошёл этот приступ глубокой меланхолии. Вновь возвратил Гуку интерес к жизни смешной случай. В том проливе, где он как-то оказался, почти на голову ему неожиданно шлёпнулась какая-то довольно большая птица. Шлёпнулась с лёта в воду, тут же проворно нырнула и понеслась под водой, молотя короткими лапками с перепонками и смешно двигая головой вправо-влево, будто высматривая что-то. Вот она и в самом деле заметила стайку мальков и стремительно спикировала от поверхности в самую её гущу. Стайка метнулась было в сторону, но в длинном клюве уже трепыхалась одна рыбёшка. Гук не видел, что, вынырнув на поверхность и подняв голову с зажатой в клюве рыбкой, она ловко перехватила её головой внутрь и проглотила; расправила коротенькие тёмные крылышки, приподнялась над водой и быстро-быстро побежала – сначала медленно, потом быстрее и быстрее, оторвалась от поверхности и, как тяжелая торпеда, стремительно понеслась в воздухе в другое место пролива. Шлёп! – нырнула там, и только круги расплылись по поверхности. В Гуке неожиданно проснулся охотничий азарт. Он решил во что бы то ни стало поймать эту ныряльщицу. Определив направление её полета и заметив, куда она последний раз нырнула, он ринулся не в тот район, а поодаль, куда, по его расчётам, могла перелететь эта утка. Утка полетела в том направлении, в котором предполагал Гук, но опустилась в воду значительно дальше того места, где он мог её схватить. Снова ему пришлось менять позицию. Вскоре игра увлекла его целиком: он бросался из конца в конец заливчика и никак не успевал схватить юркую птицу, которая, казалось, даже не обращала внимания на его преследование. И вот на одном из поворотов, около огромной скалы, где в море впадал большой ручей и вода кругом была на вкус какая-то сладковатая, напоминающая воду родного Чёрного моря, Гук носом к носу столкнулся с диковинным существом. Это, несомненно, был зверь: у него было четыре коротеньких ноги, длинный плоский хвост и небольшая вытянутая голова. Быстро двигая хвостом и помогая себе лапами, он попытался скрыться от Гука, но не тут-то было! Гук попробовал поговорить с выдрой – именно с ней он встретился под водой. По всему было видно, что выдра слышала его сигналы – она вздрагивала при каждой фразе и старалась ещё быстрее работать ногами и хвостом, убегая в сторону. Она даже что-то завизжала в ответ, но в этом визге были только паника и страх. Гук хорошо видел, как смешно топорщились её длинные усы на морде, как её маленькие сердитые глазки тревожно бегали из стороны в сторону, а сильные ловкие ноги с широко растопыренными пальцами, соединенными широкой тёмной перепонкой, панически молотили воду. Во рту выдра держала что-то круглое и коричневое. Гук подплыл поближе, чтобы получше рассмотреть, что это такое она держит в зубах, но обезумевшая от страха выдра, видя рядом с собой огромного дельфина, вдруг раскрыла рот, отпустив большого краба, который был там, и неожиданно кинулась в атаку на дельфина. Чего-чего, но такого нахальства Гук уж никак не ожидал! Как и все дельфины, всегда миролюбиво настроенный, лишённый какого-либо примитивного оружия в виде когтей, клыков, шипов иди колючек, Гук в соответствии со строгими правилами жизни в море всегда старался инстинктивно вести себя так, чтобы не допускать никакого нападения. «Я тебе не сделал ничего плохого», – хотел было протрещать Гук, но не успел, почувствовав, как по коже больно заскребли когти, а её зубы безуспешно пытались укусить круглую гладкую поверхность головы. Одним глазом Гук ничего не видел, так как его закрыла своим телом выдра. Оправившись от неожиданного нападения, Гук попробовал стряхнуть с себя непрошеного наездника, но не тут-то было! Выдра ухитрилась как-то прочно держаться на голове Гука, уцепившись одной лапой за крепко зажатое дыхательное отверстие и царапая другими лапами голову Гука. И только когда рассердившийся Гук нырнул поглубже и стал осторожно прижиматься головой к какому-то камню на дне пролива, выдра со сдавленным писком оторвалась от его головы, кувыркаясь, полетела наверх и поплыла изо всех сил к недалекому берегу. Гук мотнул исцарапанной головой из стороны в сторону, как бы проверяя, на месте ли она сидит, потом осторожно приоткрыл крепко зажмуренный левый глаз и заморгал. Из свежих царапин сочилась кровь и расплывалась в окружающей воде розовато-серым облачком. Противный приторно-тошнотворный вкус крови окончательно привел Гука в чувство, и он легко поднялся к поверхности. Эта встреча как бы встряхнула его, и он по-новому взглянул на жизнь. Всё-таки хорошо было кругом! И тёмно-зелёный густой лес, стеной подходящий к берегу; и снежная вершина – где-то там далеко; и спокойное, слегка колеблющееся море; и тот нырок, которого так и не удалось перехитрить; да и знакомство с этим царапающимся зверем скорее смешно, чем трагично. Хватит торчать на одном месте – вперёд, на север! Навстречу новым приключениям! ЦУНАМИ Гук даже не подозревал, как быстро они начнутся, эти новые приключения. Но прежде чем рассказать о них, посмотрим на карту Тихого океана. Если на этой карте нанесены действующие вулканы, вы увидите как бы огромное огненное ожерелье, охватывающее океан с запада, севера и востока. Цепи активных вулканов, зоны сильных землетрясений – так называемые сейсмически активные зоны – сопровождают все мало-мальски глубокие впадины на дне океана, которых в Тихом океане больше, чем в любом другом. И вот к одной из них, в район знаменитой Атакамской впадины, и приближался ничего не подозревающий Гук. Он чувствовал, что глубина моря стала значительно большей, чем раньше. Крутой склон уходил вниз от гористого берега, и глубины то подходили совсем близко, на несколько сот метров, к берегу, то отходили от него на несколько километров. Что произошло в тот день, точно так и не удалось установить, как не удалось установить в своё время и точные подробности знаменитого землетрясения 1868 года и самого крупного землетрясения нашего времени – чилийского землетрясения в мае 1960 года. Одновременно по всей огромной дуге Анд, вытянувшейся и нависшей над пучинами Тихого океана, «заговорили» несколько вулканов. Сотрясения почвы, достигавшие силы 12 баллов – максимально возможной величины вообще, вызывали резкое изменение всей местности: реки меняли русла, исчезали одни горы и вздымались другие, на поверхности образовывались огромные складки и разверзались бездонные пропасти, в прибрежной зоне исчезали одни и появлялись другие острова. Землетрясение носило характер катастрофы невиданного масштаба: в течение нескольких дней погибло или пропало без вести более десяти тысяч человек, миллионы остались без крова. Об изменениях, которые произошли в строении морского дна на склонах Атакамской впадины, можно было только догадываться по огромным, многометровым волнам, родившимся где-то в пучине этой впадины и обрушившимся на колеблющийся берег. Эти волны оказались настолько мощными, что со скоростью реактивного самолета – несколько сот километров в час – они пересекли Тихий океан во всех направлениях и обрушились на берега Австралии, Новой Зеландии, Филиппин, Японии, Курильских островов, Камчатки и Аляски. Высота волн в Японии, на Курильских островах достигала десяти метров. Чуткие приборы зарегистрировали, что заметные отголоски этой волны обежали кругом Землю и пришли к западным берегам Южной Америки. Всего этого не знал, да и не мог знать, конечно, наш путешественник. Конечно, он сразу же насторожился, почувствовав всем телом далёкий нарастающий гул и толчки. Он живо вспомнил подводное извержение вулкана у Азорских островов, которые чуть было не стали его могилой. Но вкус воды не изменился, никакого привкуса серы не было. Между тем кругом творилось что-то необычное: вода от берега начала сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее уходить в море. Сначала Гук попробовал было бороться с этим течением и постарался держаться на одном месте, но потом вдруг почувствовал, что под ним остается очень мало воды, и – что ещё удивительнее – увидел, как море стало отступать от берега. Вот вода ушла из того места, где он полчаса назад ещё свободно плавал на глубине в несколько длин, вот соединился с берегом небольшой островок, стоявший длинах в ста от берега. Уходя, море оставляло за собой многочисленные озерки, беспомощно поникшие на камнях заросли водорослей. Кругом плескались тысячи рыб… Гук растерялся. Происходило что-то совершенно необычное, необъяснимое и потому страшное. Испуганный непонятным наступлением суши Гук решил отплыть подальше в открытое море. Не успел он отплыть и несколько сот длин, как увидел прямо перед собой в море отвесную водяную стену высотой в много его длин. Стена двигалась на него с фантастической быстротой и в полном молчании. Потом Гук понял, в чём дело: стена воды неслась со скоростью звука, и поэтому шум и грохот, которыми сопровождалось её движение, достигли ушей Гука одновременно с массой воды. Волна, даже очень большая, как ни странно, успокоила Гука немедленно. Уж с волнами-то он привык обходиться за свою жизнь. Самый лучший способ пропустить волну – это нырнуть как можно глубже под её основание и вынырнуть уже далеко позади гребня. Но можно и покататься на гребне волны: дождаться особенно крупной волны и, уравняв свою скорость со скоростью катящегося гребня, замереть на мгновение и понестись на волне в свободном полете. Сейчас, не раздумывая, Гук нырнул поглубже, сообразив, что врезаться со скоростью звука в берег даже на гребне такой замечательной волны не сулит ничего приятного. Когда он показался на поверхности и оглянулся, он не узнал очертаний берега. Собственно берега он и не увидел – была кипящая белая масса воды, которая расстилалась насколько хватал глаз, и только далеко-далеко возвышались горы. Гук растерянно повертел головой, стараясь найти заметный высокий островок, покрытый лесом и с высокой скалой на его мористой стороне, – острова не было! Что-то заставило его повернуть снова голову в море. И вовремя. Он едва успел нырнуть в основание другой огромной волны, которая незаметно подобралась со стороны моря. Вынырнув за гребнем этой волны, Гук внимательно стал наблюдать за морем и вскоре заметил катящийся издали новый громадный вал. Теперь в нём проснулся азарт, и он решил не уходить от встречи с волной, а постараться прокатиться на ней. Повернувшись носом к берегу, он что было силы заработал хвостом, разгоняясь до максимальной скорости. Волна настигла его, крутанула, перевернула несколько раз и выплюнула на поверхность не на самом гребне, а чуть позади. С огромной скоростью вал вместе с Гуком нёсся в сторону берега. По мере приближения к мелким местам вал рос, становился белее, и скоро Гук уже ничего не мог различить вокруг себя в хаосе пены, брызг, каких-то бревен; он перестал что-либо слышать из-за оглушительного треска сталкивающихся камней, которые волокла волна по дну, из-за треска ломающихся, как спички, стволов деревьев. Но вот наконец этот шум несколько стих. Вал, который накатывался на берег вместе с Гуком, успокоился, догнав замедлившие своё движение у берега первый и второй валы. Теперь Гук мог сориентироваться. Он плыл в потоке пенистой грязной воды над каким-то лесом. Внизу под ним угадывались поваленные и сломанные стволы гигантских деревьев. Насколько мог видеть Гук, впереди, позади, по сторонам – всюду была только одна вода. Но вот что-то изменилось. Всё более замедлявшееся движение воды впереди совсем приостановилось. И тут Гуку стало страшно. Он представил, что вот-вот вся эта огромная масса воды уйдет обратно в море и он останется на берегу, среди этого страшного леса, над которым он плывет. Не теряя ни секунды, что было сил он резко развернулся и бросился в сторону открытого моря и успокоился только тогда, когда обнаружил, что под ним обычное морское дно, а не этот страшный и непонятный лес. Минут через двадцать море действительно схлынуло с суши, и вот уже обнажилась вершина скалы, что стояла на мористой стороне островка недалеко от побережья. До этого дня Гуку пришлось повидать в море много всякой всячины, но он никогда ещё так ощутимо не сталкивался с необузданной мощью моря, никогда не испытывал такого чувства собственного ничтожества перед этой великой и необъятной силой. Что произошло в тот день в таинственных морских глубинах, какие образовались новые подводные горы или вскрылись новые бездонные трещины в дне моря, вряд ли когда-нибудь удастся узнать нам… ГАЛАПАГОСЫ – ЧЕРЕПАШЬИ ОСТРОВА Нетрудно понять Гука, который, испытав впервые в жизни силу цунами – волн от подводного землетрясения, решил больше пока не ввязываться в новые приключения, а спокойно и обстоятельно обследовать новые места. Так он попал к Черепашьим островам, лежащим в нескольких сотнях километров от берега Южной Америки, прямо на экваторе. В тропиках смена времён года не так ощущается, как в высоких широтах. Разве что прольёт побольше тёплого дождя в тот сезон, который можно назвать и весенним и осенним, по желанию. Зимой же и летом температура совершенно одинаковая. Но Черепашьи острова, несмотря на то что по расположению они должны были быть с самым тропическим климатом, не имели его; и до них долетало холодное дыхание Южного полярного океана. Его приносило прохладное течение Гумбольдта, в котором всё это время и путешествовал Гук. В полдень солнце стояло точно над головой. Берега острова, к которому он приблизился после многодневного пути в океане, были удивительно пустынными. Они чернели подтёками лавы, на которой лишь кое-где зеленели кустарники и травка. Острова были гористы, и тут и там на берегах виднелись небольшие возвышенности с кратером в центре. Нет, пожалуй, здесь не стоило задерживаться долго – ничего особенно интересного в этих водах не предвиделось. В водах островов он встречал уже знакомых ему по Антарктике и водам Южной Америки пингвинов. На некоторых пляжах и скалах грелись на солнце и резвились в воде у берега десятки некрупных морских львов, которые, как и все другие тюлени, могли понимать лишь примитивные сигналы тревоги. А поговорить с кем-нибудь так хотелось! Несколько раз в океане он чувствовал следы прошедших недавно стад дельфинов, а однажды сумел точно определить, что прошло стадо афалин. По обилию мелкой рыбы, по многим неуловимым признакам Гук был уверен, что эти дельфины не уходят далеко из этого района. Он хотел и боялся встречи с ними. Хотел потому, что за долгие месяцы своего скитания он понял, как важно иметь рядом друга и советчика. Боялся он встречи с дельфинами потому, что чувствовал, что не сможет скрыть от дельфинов своей истории и не сможет не рассказать о приговоре старейшин. А если его и это стадо попросит уйти? Раздумывая таким образом, Гук медленно пересекал полосу зеленоватой холодной воды и вдруг попал в тёплую. Дело в том, что именно в водах островов последние отголоски Южного полярного течения перемешивались с тёплыми тропическими водами, но это перемешивание было не постепенным, а неожиданным. В одном и том же месте можно было нырнуть в холодную воду, а вынырнуть в настоящей тропической воде. Гуку понравилось задерживаться на такой границе перехода, ощущая хвостом холодную воду, а головой погружаясь в тёплую, почти горячую, нагретую тропическим солнцем. На границе этих струй всегда было плохо видно: всё виделось искажённым, колеблющимся и даже маленькую акулу можно было принять за кашалота. Вероятно, именно поэтому Гук не обратил особого внимания на появившегося на глубине в несколько длин необыкновенного вида морского жителя: длинное серовато-белое существо, покрытое мелкими чешуями, с большой плоской головой, усаженной поверху чешуями покрупнее. Вдоль всего тела посередине спины и по всему длинному плоскому хвосту шла гребёнка из роговых зубцов. Небольшие конечности были плотно прижаты к телу. Двигалось это существо с помощью быстрых изгибаний хвоста. Ничего подобного Гуку раньше не приходилось наблюдать. Сначала было он подумал, что этот зверь ему мерещится и на самом деле внизу плывёт какая-нибудь длинная змеевидная рыба. Но отплыв от слоя перемешивания холодной и тёплой воды, Гук с изумлением определил, что перед ним на самом деле находится какое-то неизвестное существо, да притом довольно крупного размера – почти такой же длины, как и он сам. Как вежливый и образованный дельфин, Гук первым делом осведомился на интернациональном языке разумных существ: «Кто ты, друг? И нужна ли тебе моя помощь?» Причём он сделал это скорее по привычке, чем надеясь получить вразумительный ответ. Странное существо и в самом деле даже не обратило внимания на его слова. Тогда Гук, вспомнив о своём решении не ввязываться во всякие приключения, решил посмотреть, что же будет делать это существо дальше, и спокойно поплыл за ним следом. Даже не видя этого чешуйчатого длиннохвоста, Гук мог спокойно плыть за ним вслед, с лёгкостью ориентируясь по сильно пахнущему следу. След вёл его к небольшой подводной возвышенности, покрытой густыми зарослями невысоких ярко-зелёных и красно-зелёных водорослей. Здесь и нашел Гук своего преследуемого, да не одного, а сразу нескольких. Эти громадные гребенчатые амблиринхусы, как их называют зоологи, размером по меньшей мере в метр-полтора, спокойно паслись на подводной лужайке, передвигаясь между водорослями и поедая их. Если бы Гук знал, что из всех обитающих на Земле сотен видов рептилий эти амблиринхусы, наверное, единственные из ящериц, которые могут жить и питаться в море, проводя под водой десятки минут, он бы, наверное, повнимательнее с ними познакомился. Но Гук разбирался в животном мире суши не лучше, чем мы разбираемся в животном мире моря. Поэтому он уделил этим диковинным ящерицам ровно столько времени, сколько нужно было для того, чтобы хорошенько запомнить их странную форму тела, понять, как они плавают, узнать, что они делают на подводном пастбище. ЗА-ЛОФ УМЕЕТ КУСАТЬСЯ Уже вскоре его внимание привлекло нечто более интересное. Невдалеке от подводного пастбища с ящерицами на выступающих из моря скалах лежали группами рыжие на солнце морские львы. В каждой небольшой группе находился один самец-секач и несколько самок. Самки были под его полной защитой и покровительством. Самец решительно изгонял каждого, кто осмеливался приближаться к границам его владений. Гук и не думал нарушать границы чьих-либо владений, просто он залюбовался игрой нескольких самок в воде. Даже ему, повидавшему многое в океане, редко приходилось видеть что-либо более грациозное и изящное! Мягко и разом загребая воду передними ластами, слегка изгибая туловище и направляя его в любую сторону, две молоденькие самочки, весело повизгивая, гонялись друг за другом. Когда одна догоняла другую, следовал лёгкий толчок, и догнавшая, в свою очередь, пускалась наутёк – ну точь-в-точь как ребята, играющие в пятнашки. Гуку захотелось принять участие в игре. Протрещав: «Не бойся!» – он с разгона догнал убегавшую и толкнул её мягким носом в плавник. Бедная тюлениха сначала перепугалась, но тут же сообразила, что опасность ей не грозит, и бросилась за Гуком вдогонку, повизгивая от удовольствия и предвкушая, очевидно, как она ловко его сейчас догонит. Гук же нарочно двигался медлительно и неуклюже, дал подплыть ей на полдлины и, круто изогнувшись, отскочил от неё на несколько длин. Он даже рассмеялся, увидев растерянную и огорчённую физиономию тюленихи, не ожидавшей такой прыти от этого неуклюжего дельфина. Она, бедняжка, даже застонала от неудовольствия и досады. И в тот же момент Гук почувствовал, что кто-то большой приближается к нему сзади. Это был взрослый самец – морской лев, который кинулся на выручку своих подопечных, решив, что на них нападает враг. Не разбирая дороги, как мощный таран, мчался он прямо на Гука, свирепо вращая большими глазами и оскалив пасть. – Стой! – крикнул ему Гук, но тут же сообразил, что разъярённый лев все равно ничего не услышит. Лучше всего было бы спокойно ретироваться с неожиданно открывшегося театра военных действий, но в Гуке заговорило упрямство и раздражение против этого глупого льва. Он не сделал льву ничего плохого и не намерен так просто уйти отсюда только потому, что этого хочет этот усатый сумасшедший ластоногий. Для начала Гук просто отпрянул в сторону, и лев пулей пролетел мимо него. Но он тут же развернулся и снова направился на Гука. Хотя Гук и был рассержен, но не настолько, чтобы первому начинать активные боевые действия. Он снова уклонился от встречи, сильным движением хвоста обогнул льва и легонько уцепился за его мягкие задние ласты. Что тут произошло! Лев заревел не то от страха, не то от ярости, вырвал ласты из неплотно сжатых челюстей Гука и стал наносить ими удары по голове и спине Гука. Гук немного растерялся от такой неожиданной встряски и на какую-то долю секунды потерял ориентировку. Эта-то доля и решила всё: изогнувшись, тюлень схватил Гука зубами за правый плавник и что было силы сжал челюсти. Гук оказался в беспомощном состоянии. На переднем плавнике мешком висел тюлень и не собирался отцепляться. Плавник сразу же заныл, и в воде показалась кровь. Маневренность была потеряна, и Гук ничего не мог сделать, чтобы освободиться от разъярённого зверя. В довершение он почувствовал сильный удар в бок – это одна из милых и изящных самок решила вступиться за своего покровителя и чувствительно стукнула Гука головой, пытаясь ухватить зубами гладкий и круглый его бок. Положение становилось угрожающим. Нужно было срочно что-то предпринимать. Времени для раздумывания не оставалось; решение пришло мгновенно и автоматически. – Я дельфин Гук из рода Эрр! На помощь! – понёсся во все стороны призыв Гука. Сам же он, стараясь не вертеться – это причиняло боль плавнику, зажатому в пасти морского льва, – стал погружаться всё глубже и глубже, надеясь, что глубина и недостаток воздуха заставят морского льва разжать челюсти. Медленно промелькнули вершины скалы с подводным лугом и ящерицами на нём, испуганно метнулась в сторону большая стая рыб-солдатиков, плавно расступилась парочка больших рифовых окуней, давая дорогу в глубину необычной паре. Превозмогая сильную боль в грудном плавнике, Гук погружался всё глубже и глубже. Но что это? Среди треска окуней и щёлканья омаров, сидящих в расщелинах скал, среди всего многообразия звуков наполненного жизнью океана ему вдруг послышалось – да, пожалуй, послышалось, – что где-то далеко прозвучало такое знакомое: «Кто ты, друг? И нужна ли тебе моя помощь?» И затем чей-то голос совершенно внятно сказал: «Здесь никого нет!» – а другой, очень похожий на голос его приятеля Тена, ответил: «Пахнет дельфином и кровью!» Забыв о боли в плавнике, повернувшись в сторону, откуда шли голоса, Гук, ещё не веря случившемуся, бросил призыв: – Я дельфин Гук из рода Эрр! На помощь! На помощь! – и что было сил рванулся вверх. Там, где-то там, были дельфины. А раз дельфины рядом – бояться нечего, скорее к ним, скорее, и всё будет в порядке! Не ожидавший такого толчка, морской лев ещё крепче сжал челюсти и ударил Гука задними ластами. Гуку показалось, что сумасшествие, охватившее льва, постепенно проходит и он становится снова полуразумным тюленем, способным немного соображать. – Уйди! – приказал он льву, и тот, услышав его приказ, чуть разжал челюсти. В НОВОМ СТАДЕ – Вот он! Вот он! – треснуло в ушах Гука сразу несколько голосов, и в тот же миг два дельфина, плывя один чуть позади другого, пронеслись мимо Гука, резко затормозили, подплыли с другой стороны, внимательно осматривая его. – Ты звал на помощь? Ты дельфин Гук из рода Эрр? – Да! Да! – А зачем ты держишь этого За-Лофа? Зачем ты сунул ему в рот свой плавник? – Я играл с тюленями, а он напал на меня сзади. Теперь я никак не могу от него отцепиться, он, наверное, сошел с ума! – выпалил Гук. – Он не понимает самых простых слов. Тем временем За-Лоф – так, оказывается, на языке морского народа назывался морской лев – начал понимать происходящее и теперь лишь искал случая, чтобы улизнуть от расплаты. Быстро отпустив плавник Гука, он рванулся наверх и хотел было удрать. Но второй дельфин, тот, который пока не принимал участия в разговоре, ловко задержал его, схватил челюстями за задние ласты. – Хорошо, – одобрил его поступок первый дельфин. – Сейчас мы с ним поговорим. – И, уже обращаясь к сникшему За-Лофу, сказал: – Как ты смел напасть на дельфина? Чуть покачивая головой, он напряг свой прожектор на лбу, максимально сузил пучок ультразвука и послал серию мощных импульсов прямо в голову За-Лофа. Гук и второй дельфин сделали тотчас то же самое. Сначала За-Лоф старался отвести голову, но вот она безвольно сникла, оглушённая мощным треском. – Стоп! – скомандовал старший из приплывших дельфинов, и экзекуция морского льва прекратилась. – Скорее толкнём его наверх, а то, чего доброго, ещё захлебнётся! Два дельфина бережно подтолкнули вялого За-Лофа к поверхности и даже слегка приподняли его голову над водой. Тюлень медленно открыл глаза, щурясь от яркого солнца, и глубоко вздохнул. – Прощай! – чирикнул, обращаясь к тюленю, старший дельфин. – И не дуйся на нас. Смотри, твои самки волнуются без тебя. – Ты плывёшь с нами? – Теперь старший дельфин обращался уже к Гуку. – Да, но не особенно быстро, – попросил тот, слегка заваливаясь на правый бок, который весь горел и ныл. – За-Лоф чуть не выдернул мне плавник! – оправдываясь, сказал он. – Сам хорош! Что бы ты делал, если бы мы не приплыли? Ты давно живёшь здесь? Что это за род Эрр? Почему его не было на прошлых межродовых играх? – Я Гук из рода Эрр! Мой род живёт в десяти лунах пути отсюда. Переговариваясь так, плыли дельфины, слегка поддерживая Гука с правой стороны. А навстречу уже неслись звуки большого стада дельфинов: потрескивание, неразборчивый ультразвуковой шум, в котором трудно разобрать отдельные слова, но который трудно спутать с чем-либо ещё. Свершилось то, о чём часто в последнее время мечтал Гук: он попал в стадо дельфинов, родных ему по крови, понимающих каждое его слово и движение. Появление нового дельфина в стаде – большое событие. Вскоре вокруг Гука и его провожатых собралось всё стадо, состоящее из нескольких десятков дельфинов разного возраста. Среди них были и взрослые самцы, и самки, и молодёжь, и совсем маленькие дельфинята – совсем такие, каким был Гук два года назад. Дельфины выстроились большим кольцом, головами к центру, а хвостами наружу, так что получилась огромная ромашка. В середине оказался Гук, и все дельфины его внимательно рассматривали. Гук почувствовал, что должен как-то объяснить своё появление здесь. – Я Гук из рода Эрр! Я путешествую один в океане вот уже десять лун. Я был вместе с кашалотом Моби Диком в Великом холодном море, меня чуть не съел громадный кальмар, я видел подводное извержение вулкана, познакомился с людьми, видел много странного и загадочного в своих путешествиях и очень соскучился без друзей… – Ты можешь остаться в нашем стаде, – сказала среди общего молчания Чакка – предводительница этого стада. – Мы пробудем в этих водах ещё недолго, а потом двинемся на запад – в Страну заходящего солнца. Там через две луны соберутся наши собратья из всех племён, и там ты всем расскажешь свою историю. – Если можно, я пока останусь с вами, – сказал Гук. Ромашка рассыпалась и разделилась на несколько небольших групп. Гук оказался в одной из групп вместе с пятью взрослыми самками, двумя молодыми самцами, одной молодой самкой и несколькими маленькими. Молодой самкой оказался тот второй дельфин, что приплыл на зов Гука. Она взяла как бы шефство над Гуком. – Впереди плывёт Чакка – она глава нашего небольшого стада. Другая часть нашего рода должна быть в двух-трёх днях пути отсюда. Они скоро соединятся с нами. Меня зовут Эч, и я очень люблю играть в колесо. Ты играешь в колесо? Я не хочу хвалиться, но во всех соревнованиях я получаю первую всеобщую славу. – Я раньше тоже хорошо играл в колесо, но больше я любил играть в перескоч. – И Гук рывком выскочил из воды и перелетел через замедлившую движение Эч. – Подумаешь, одинарный перескоч! Я могу сделать четверной. Вот к вечеру, когда мы остановимся где-нибудь на отдых, мы сможем поиграть! Прошло несколько дней. Как хорошо было чувствовать себя снова в стаде, в полной безопасности, спокойно и уютно. Другие дельфины словно понимали состояние Гука и не выспрашивали его о виденном, а лишь иногда обращались к нему за советами при неожиданных встречах. Иногда Гуку удавалось, вспоминая свои приключения, давать очень дельные советы. Постепенно сложилось так, что Гук, несмотря на молодость, оказался одним из опытнейших в стаде. Нечего и говорить, что по неписаным дельфиньим законам Гук постарался подробнейшим образом вспомнить и рассказать другим старейшинам всё, что могло представлять хоть самый незначительный интерес для дельфинов. Он рассказал и об охоте на кашалотов, и о схватках с кальмарами, и о встрече с кчиджи, и о Ле-Птони, и о пингвинах в Антарктике, и о многом другом. Теперь-то он был уверен, что его знания, полученные в трудном и рискованном путешествии, не пропадут даром, а будут использованы дельфинами. С ещё большей жадностью Гук слушал своих новых наставников и друзей. С каждым днём перед ним открывался новый мир, с иными обитателями, которых не было в его родном Чёрном море, с иными правилами жизни в океане, с иными масштабами. Если Гук в общем знал Чёрное море и бывал у разных его берегов, то ни один из дельфинов рода Чакки не бывал у всех берегов Великого океана, где они жили. И это несмотря на то, что путь, который проделывало стадо Чакки, пожалуй, побольше пути родного стада Гука. Здесь у дельфинов Великого океана были свои правила информации и обучения. Хотя они не плавали по всему океану, благодаря общению одного стада со многими другими дельфины знали о всех примечательных событиях и особенностях жизни во всех уголках океана. ИСТОРИЯ ЭГГА Дельфины время от времени упоминали о людях, с которыми им или дельфинам других стад приходилось сталкиваться в океане. По понятным причинам Гук с особенным интересом прислушивался к этим рассказам. Пожалуй даже, он жадно впитывал эти сведения, сопоставляя их с тем, что знал о людях сам. Как и в родном Чёрном море, люди здесь плавали на кораблях, катерах и лодках, ныряли под воду и иногда тонули. В этом они не представляли интереса. Узнал Гук и о том, что люди здесь уже давно не убивают дельфинов, но с недавних пор то в одном, то в другом месте на дельфиньи стада стали устраивать охоты. В последние луны такие охоты в прибрежных водах происходили несколько раз, и все дельфины были об этом оповещены. Это взволновало Гука и вновь воскресило в его памяти печальные события детства. Однако дельфины кое-что знали о судьбе своих пленённых товарищей от тех дельфинов, которым удалось снова вырваться на свободу. И то, что пленённые дельфины были живы, вселяло в Гука надежду когда-нибудь вновь увидеть свою семью, услышать голос мамы… Во время прошлого сбора дельфинов все были взволнованы рассказом одного старого самца, который отсутствовал несколько лун. Оказалось, что его вместе с другими дельфинами поймали сетью с быстроходного катера и долго возили по морю на корабле, а потом посадили в маленький каменный бассейн, где было очень неудобно плавать. Люди кормили его дохлой рыбой, а из чёрных круглых камней, висящих в разных местах бассейна (люди их зовут подводными излучателями), время от времени раздавались то тихие, то громкие свисты, трески и даже дельфиноподобные звуки. Старый Урр отказался от рыбы и стал уплывать от людей. Прошло немного времени, и его пересадили в другой бассейн, немного побольше первого. В нём плавали три дельфина и огромный неповоротливый самец гринды. Урр быстро освоился с новым обществом и стал им верховодить. Люди ему активно не нравились, и все дельфины в бассейне последовали его примеру. Прошло ещё несколько дней, и вдруг уровень воды в бассейне спустился так низко, что плавать можно было лишь с трудом. Урра поймали, снова погрузили на корабль и… выпустили в океан. Пока он находился в бассейне с другими дельфинами, ему удалось кое-что узнать, всё это он передал дельфинам. Среди этих сведений Гука особенно поразила история молодого дельфина Эгга. Эгг жил со своим стадом около острова Оаху. Рано утром появилось несколько катеров, которые подогнали стадо дельфинов к Пингвиньей отмели, и Эгг оказался в плену, в маленькой ванне на палубе. Он был совершенно один, и это было неприятно. Потом его вынули из ванны и пересадили в деревянную клетку, которая покачивалась на якорях в глубине лагуны. И снова он был один: в воде рядом не было следов дельфинов и не было слышно их сигналов. Он вплотную познакомился с людьми, из которых один проводил с ним больше времени, чем остальные. Вскоре Эгг понял, что люди дали ему новое имя – Кейки, и стал отзываться на него. Разумеется, он и не догадывался, что это странное для дельфина имя по-гавайски означает «ребёнок». Как только Эгг несколько освоился со своим новым положением и стал охотно есть, рыбу стали давать только после того, как он по свистку подплывал к тренеру. Это было совсем несложно и даже скучно. Чтобы как-то разнообразить это скучное занятие, Эгг стал после свистка выскакивать из воды и, опираясь на быстро работающий хвост, пододвигаться к тренеру. Потом людям зачем-то стало нужно, чтобы Эгг прикоснулся носом к подводному громкоговорителю после сигнала вызова. Постепенно громкоговоритель стали от него удалять и тем самым потребовали, чтобы дельфин подплывал к нему, чтобы прикоснуться. Если Эгг ошибался, то тренер от него уходил, давая время ученику на «размышления», а затем возобновлял занятия. Тренировки Эгга происходили в большой полузакрытой лагуне, в которой был выгорожен сетью небольшой участок. После того как дельфин два дня прожил за сеткой, ему предоставили возможность выплыть в лагуну. Сначала Эгг не желал покидать садок, а потом не желал в него возвращаться. А потом всё наладилось. По сигналу дельфин выплывал в лагуну и по сигналу возвращался в садок. Теперь Эггу разрешили плавать по всей отгороженной от моря части лагуны, однако он редко отваживался заплывать туда, где было достаточно глубоко. Каждый день ему давали много холодной и мёртвой рыбы. В лагуне в преизбытке водилась живая рыба, но Эггу незачем было зря уничтожать её. Когда люди сняли сети, отгораживающие лагуну от моря, Эгг не уплыл из лагуны. Он привык к людям и хорошо знал, что они не сделают ему ничего плохого. Гук плыл в стаде свободных дельфинов и размышлял об Эгге-Кейки. Эгт-Кейки по своей воле остался жить с людьми! «Удивительно», – думал Гук. Навстречу ему неслись послушные упругие волны; он был с друзьями, и ему было совершенно непонятно, как можно сидеть в деревянной клетке, есть дохлую, хотя и приятную, наверное, рыбу и не использовать первую возможность, чтобы попасть в свое стадо. – Почему же Эгг не уплыл к своему стаду? – спросил Гук. – Мне тоже это было непонятно, – сказала Эч, – но Чакка нам все объясняла. Эгг был совсем маленьким дельфином, он ничего ещё не знал о море. Наконец, ему было просто страшно плыть одному: ведь он и рыбу толком ловить не умел и не знал дороги к родному стаду. Сбоку показался второй дельфин и тоже засвистел Гуку: – Когда я услышал начало этой истории Эгга, я вспомнил, как я проявлял самостоятельность в детстве и несколько раз чуть-чуть не потерялся. А ты разве маленьким не попадал в переделки? – А почему «начало истории»? – уклонился Гук от ответа. – Разве о Кейки что-нибудь известно ещё? – Конечно, продолжение он рассказал сам. Ведь Эгг снова с родным стадом. – Да, ему повезло, – просвистела Эч. – Он прожил у людей ещё несколько лун, подрос и стал, как они говорят, совсем ручным. Он много знал о людях, но мало о море. На него надевали разные ящички, мешающие плавать, и по такому сигналу, – Эч мелодично и сильно свистнула, – заставляли нырять. Но Эггу это не нравилось, и он не стал нырять глубоко. Может быть, он так навсегда и остался бы с людьми, но однажды во время опыта появилась огромная акула. Эгг очень испугался: он не знал, как надо поступать с акулами, и бросился в открытое море. Когда его испуг прошел, то ни акулы, ни людей рядом не было. Долгое время он плыл один, куда глаза глядят, а потом встретил дельфинов, и они ему показали дорогу к родному стаду. – Эгга можно поздравить, – сказал Гук, думая о себе и своем стаде. – Как говорит Чакка, всё это не так просто, – просвистел Тру, – И Урр и Эгг рассказывали о других дельфинах, которые, сколько себя помнят, живут с людьми. И они уж не собираются от них уплывать. – Конечно, у них нет своего стада, им интересно с людьми, и они привыкли к новой жизни. – Мне трудно этому поверить, – проскрипел Гук. – Как можно жить в каменных стенах и есть дохлую рыбу? – Не торопись с выводами, помни, что говорит Чакка: «Всё это не так просто!» «Может быть, это и так», – думал Гук. И он вспомнил, что сам при встрече в Антарктике с людьми не сразу уплыл прочь. Его тоже что-то тянуло поближе познакомиться с этими странными существами. ПОДВОДНЫЙ ДОМ Солнце стояло в зените, и дельфины медленно скользили в зелёных волнах океана. Они плыли над глубокой впадиной, а стадо Чакки было впереди и чуть в стороне. Рыбы не было, да дельфины ещё и не проголодались. – Гук совсем ничего не знает о людях, – сказала Эч, – расскажи ему, Тру, о людях, которые живут под водой. – Как бы не так! – свистнул Гук. – Люди умеют плохо плавать, они неуклюжи и медлительны… – Это так, но мы знаем, что они могут нырять очень глубоко и остаются на глубине так долго, как может лишь Моби Дик. Правда, при этом на них надеты большие пузыри с воздухом и наверх тянется трубка. – Вот видишь, они не могут свободно и легко плавать, где уж им жить в море! – Гук, ты очень нетерпелив. Люди могут нырять и без воздушных трубок. – Да, пожалуй, я познакомился именно с таким человеком подо льдом. – Вот видишь! А ещё у них есть корабли, которые плавают под водой. Тебе они не встречались? – спросил Тру. – И это ещё не всё, – свистнула Эч. – Людям, видимо, нравится у нас под водой, потому что они стали строить себе какие-то скалы. – Какие скалы? – заинтересовался Гук. – Мы знаем об этом от других дельфинов, – отвечал Тру. – Эгг познакомился с дельфином, который не хочет уплывать от людей, его зовут Тэффи. И этот дельфин помогает людям жить под водой в пустых внутри скалах… – Да, Гук, Тэффи большой и умный дельфин, и он знает о людях много-много всего. Они ему нравятся. Он охраняет их от акул, и он-то и рассказал об этих скалах, – подтвердила Эч. – Всё это странно, – просвистел Гук, – и я не слышал раньше ни о чём подобном. Наверное, эти скалы нужны людям как подводные убежища. Все неуклюжие и медлительные существа в океане прячутся в убежища. А что ещё рассказывал Тэффи? – Люди, которые живут в этих пустых скалах, очень медлительны и совсем не выныривают на поверхность… – А как же они дышат? – Внутри скал очень много воздуха, так много, что из них всё время вырываются воздушные пузыри. Тэффи говорил, что от этого рядом с домом находиться очень трудно, так как стоит сильный шум. – Я вспомнил, – просвистел Гук, – человек подо льдом тоже выпускал большие пузыри воздуха, и при этом раздавался сильный шум. – Эгг не знает, что люди делают под водой. Рассказ Тэффи так его удивил, что он забыл расспросить об этом. – Во всяком случае, – добавила Эч, – они не ловят рыбу. Для этого у них есть корабли и огромные сети. Гук, наверное, видел, как это делается. Гук был знаком с обычными сетями, которые ставят у берега рыбаки, но не успел ничего сказать, так как словоохотливая Эч продолжала рассказ: – Когда нам попадаются эти огромные грохочущие корабли, которые тащат за собой по морю длинные сети и процеживают через этот мешок океан, бывает очень забавно наблюдать, как глупые рыбы удирают во все стороны. Но иногда, – просвистела Эч, – рыбы бывает так много, что она забивает весь этот мешок. Некоторые глупые дельфины, особенно лагеноринхи, так увлекаются охотой на рыбу, что сами попадают в этот мешок. – Ну для этого надо совершенно потерять голову, – просвистел Тру, – Я, например, люблю плыть рядом с сетью и хватать тех рыбешёк, которые считают себя уже в полной безопасности. – Да, – сказал Гук, – из ваших рассказов я понял, что совершенно ничего не знал о людях. Мое знакомство с ними просто не идет в сравнение с тем, что знаете вы. Подумать только: дельфинов ловят не для того, чтобы убивать; их держат в плену, кормят и, как говорила Эч, делают ручными, а сами люди начинают жить под водой. Пожалуй, можно сказать, учатся жить под водой. – Так-то, Гук, Чакка права, – просвистел Тру. – «Всё это не так просто». А теперь нам пора прибавить ходу, стадо ушло далеко вперёд. И три гибкие мощные тени скользнули и растворились в синеве океана. Величественные волны бесстрастно катились вперёд и вперёд. И этому вечному движению стихии не было конца и края. РАСПОРЯДОК ДНЯ К рассказам своих новых товарищей Гук прислушивался с жадностью и мог слушать их без конца. Из них Гук узнал о том, что, по всей вероятности, из Великого океана был путь снова на запад, и в конце концов этот путь снова приводил в Великий океан, но уже с востока. Узнал Гук, что если плыть на север дальше и дальше, то, как и на юге, станет всё более и более холодно, и там снова появятся льды. И ещё он услышал о диковинных зверях, которые живут на севере океана. Время в стаде пролетало для Гука быстро. День делился на три неравные части. Мало времени дельфины тратили на добычу пищи. Добывать рыб и кальмаров было совсем нетрудно: одни загоняли, другие оглушали рыбу ультразвуком и хватали. Обычно охотились дельфины всем стадом утром и вечером, когда солнце не слепило глаза и когда было спокойное море. Ночью некоторую часть времени все спали. Сон дельфинов – это совсем не сон в мягкой кровати, а, скорее, полудрёма с равномерным бессознательным выныриванием на поверхность через равные промежутки времени. Конечно, у стада были и бодрствующие часовые, но на их долю приходилась нетрудная работа: во-первых, потому, что в море нет хищников, осмеливающихся нападать на стаю дельфинов, а во-вторых, потому, что ночное дежурство длилось для каждого часового очень недолго – может быть, час или чуть больше. Основное время суток – третью и большую их часть – стадо тратило на весёлые игры, обучение малышей всему, что надо знать в жизни, спорам и рассказам. Стадо никогда не двигалось сплошным строем, а разделялось на небольшие группки. Это и естественно, ведь около каждой дельфинихи держались её дети, некоторые сами уже были взрослыми и имели своих собственных детей. Такие небольшие семейные группки составляли основу стада. Конечно, никто не запрещал нескольким дельфинам, собравшись вместе, уплывать совсем в другую сторону, чем та, куда направлялось стадо. Главным требованием при этом было точное сообщение своего маршрута и регулярная связь со стадом. Однажды Гук вместе с Эч и ещё одним дельфином решили сплавать на полянку с ящерицами, похожую на ту, которую как-то обнаружил Гук перед схваткой с За-Лофом. Эч знала такую полянку и обещала доставить друзьям удовольствие игрой с ящерицами под водой. Это место находилось довольно далеко от стада: туда надо было плыть не меньше полдня. Они отправились рано утром, не дожидаясь коллективной охоты, решив удовлетворить свой голод по пути. Часа через два пути Эч, которая была как бы старшей в этой тройке, повернулась назад в сторону стада и проверещала что было мочи: «Я Эч из рода Чакки! Я Эч из рода Чакки!» И, предупредив так дежурных по стаду, что у них всё в порядке, поплыли дальше. Через несколько часов они уже были на таком большом расстоянии от стада, что, как это хорошо знал Гук, пройти его не мог ни один звук дельфинов. Но Эч повела себя как-то непонятно: нырнула длин на десять и там начала кричать: «Я дельфин Эч из рода Чакки!» – Зачем ты ныряешь и там кричишь? Кто тебя услышит, когда мы в пяти часах пути от стада? – спросил Гук. – Как, неужели ты не знаешь о звуковых каналах в океане? – в свою очередь удивилась Эч. – В разных местах океана, на разной глубине – в пятидесяти, а то и ста длинах под поверхностью – лежат особенные слои воды, звук по которым может распространяться в сотни раз дальше, чем у поверхности воды. Все дельфины Великого океана знают об этом и часто пользуются ими для передачи сообщений на далекие расстояния. Если заранее договориться, то можно передать сообщение с одного конца Великого океана на другой за время меньшее, чем то, которое нам надо, чтобы наловить рыбу. – А как же в стаде узнают, что им надо слушать звуковой канал? – А ты не обратил внимание, что в стаде всё время кто-нибудь из дельфинов находится на глубине? Вот тот, кто бывает на глубине, тот и слышит любой сигнал в этом слое и рассказывает о нём товарищам. ЯЩЕРИЦЫ ПОД ВОДОЙ Эч привела друзей к берегам острова Тауэр и, как в хорошо знакомое место, поплыла в узкий пролив, который вёл куда-то в глубь острова. Через несколько десятков длин дельфины оказались в большом кратере древнего вулкана, теперь наполовину заполненном морской водой. Кругом них громоздились сероватые скалы, а на покатых стенках кратера грелось на солнце великое множество ящериц. Ящерицы сидели не как попало, а каждая на своем участке, готовая защищаться от любого вторжения. На каждом таком участке располагались самец и несколько самок. Стоило другому самцу перейти или даже приблизиться к границам соседнего участка, как самец-хозяин приподнимался на высоких лапах и, повернувшись навстречу пришельцу, начинал мерно кивать головой, что означало вызов на бой. Внезапно одна ящерица бросалась на другую, и они сталкивались головами. Столкнутся и снова стоят друг напротив друга, мотают головами вверх-вниз, вызывают друг друга на новую схватку. Потом снова сталкиваются в лобовой атаке и снова расходятся. И так до тех пор, пока кто-нибудь не признает себя побежденным и не распластается на камне в униженной позе. Такого не трогают больше, и он может немного погодя спокойно уйти. Но если вторжение происходило на запретную территорию без соблюдения правил, то есть без вызова на битву, а тайком, то хозяин участка без предупреждения бросался на пришельца и кусал его за что ни попало, бил хвостом и царапал когтями до тех пор, пока не заставлял удалиться. У подножия скалистого крутого берега с ящерицами было мелководье, заросшее водорослями. Спустившись со скалы, ящерицы прижимали ноги к туловищу и плыли прямо на своё пастбище, сильно мотая хвостам из стороны в сторону. Дельфины застали на пастбище штук пять крупных ящериц. Все они были заняты обгладыванием водорослей. Не обращая внимания на дельфинов, ящерицы продолжали срезать своими челюстями кусочки водорослей и отправлять их в объёмистое брюхо. Эч, ловко пристроившись сзади самой крупной из них, быстро схватила её за хвост и, приподняв над водорослевой зарослью, мотнув головой, бросила в сторону. Ящерица, с широко расставленными лапами, пыталась обрести равновесие, двигаясь по широкой дуге, но это ей удалось, только когда она опустилась на дно в двух длинах от дельфина. Странное дело: как ни в чем не бывало, она тут же стала снова ползать между водорослями, выискивая те, что казались ей вкуснее. Настала очередь Гука метнуть ящерицу, что он и сделал почти так же ловко, как Эч. При этом Гук успел нырнуть вслед за летящей в воде ящерицей и подбросить её носом к поверхности, потом ещё и ещё раз. Когда ящерица опустилась на дно, то не побежала в водоросли, как первая, а сразу же прижалась всем брюхом ко дну, всей своей позой выказывая полную капитуляцию. Самолюбие Эч было ущемлено. Она быстро нырнула к песчаному дну в стороне от зелёной лужайки и, подкинув какую-то тяжёлую вещицу, стала балансировать на носу ею, держась в воде торчком, носом вверх. Эта вещица, небольшая, величиной с глаз дельфина, ярко-желтая, блестящая, плоская. «Такую штуку удержать на носу не так-то просто», – подумал Гук. И где же Эч нашла такую интересную штуковину? А Эч, словно догадавшись о мыслях Гука, нырнула ко дну и поманила его за собой. – Смотри, сколько их здесь! – И она указала носом на груду тускло блестевших золотых монет, горкой лежавших среди полусгнивших остатков чего-то вроде дубового бочонка. Кругом из песка тут и там торчали остатки толстых брёвен, какие-то ржавые предметы. От ржавчины шли терпкие струйки воды, но от груды жёлтых кружочков – монет Гук не мог уловить никакого запаха. Ведь золото очень устойчиво, и даже в морской воде оно не растворяется и не окисляется. – Ничего интересного нет, – возразил Гук. – Эти кружочки совсем мёртвые. Непонятно только, откуда они взялись, такие совершенно одинаковые. – Нам рассказывали старейшины, что несколько поколений назад в водах этих островов часто встречались бесшумные деревянные суда размером в десять и двадцать длин. На них плавали по морю те самые люди, которых ты встречал в Южном полярном море на льдине. Иногда они громко трещали из каких-то коротких палок, и часто один корабль разрушал другой, и выбрасывали тогда много мёртвых тел за борт. Наверное, здесь лежит один из таких разбитых кораблей, и эти блестящие кружочки сделали люди. – По непонятным нам законам, – вступил в разговор другой дельфин, – эти люди управляют большими судами и делают много всяких странных вещей. Но есть что-то общее между ними и нами. Может быть, они на земле то же самое, что мы в море. – Иногда мне кажется, – сказал Гук, – что люди знают что-то такое, что нам очень важно, но неизвестно. У них такие огромные глаза, как у кальмаров, только более глубокие и живые, и очень приятные передние конечности – суставчатые и в то же время мягкие. – Правильно, но откуда ты об этом знаешь? Ты разве был на празднике Великой Дружбы? – Я даже не слышал об этом празднике. Но я встречался с двуногими подо льдом в Южном полярном море, – отвечал Гук. – А что это за праздник? – Скоро узнаешь, ведь мы как раз и двигаемся к тёплым островам, где бывает этот праздник. Да, кстати, у тебя ещё болит плавник после драки с За-Лофом? – Немножко. И знаешь, не заживают следы от зубов. – Тогда поплывем лечиться. Помнится мне, где-то здесь были заросли геодии, я чувствовала их запах, когда мы проплывали в этот залив. Открывая и закрывая рот, чтобы вода лучше промывала язык, дельфины медленно поплыли к выходу из затопленного кратера. Трудно, конечно, выбрать из тысячи запахов только тот, который тебе нужен, но врожденное чувство ориентировки никогда не покидает дельфина. Вот их собственные следы, вот запах ящериц, бегающих на пастбище, вот след от стайки барракуд, вот след от пингвина, а вот целая струя насыщена запахами морского льва. Пожалуй, надо плыть несколько пониже. И в самом деле: ближе ко дну четче стали выделяться запахи придонных обитателей. Вот пахнет лангустом – этот огромный рак сидит где-нибудь поблизости в своей норе и, наверное, даже перестал шевелить усами, почувствовав приближение больших дельфинов. Вот запахли крупные раковины, прикрепившиеся к скалам, а вот откуда-то донесся знакомый запах потревоженного морского апельсина – и у Гука сразу защипало язык. Интересно, какой это чудак решил трогать морской апельсин? И словно в ответ на этот немой вопрос, Гук увидел на дне под собой два морских апельсина, смешно наскакивающих друг на друга и трущихся боками. Иногда в сторону отлетали мелкие камушки из-под них, а вот показалась клешня одного из крабиков, живущих внутри. «Так, подрались, значит, голубчики, а я должен нюхать ваш противный запах? Нет – подальше в сторону», – решил Гук. И тут ему в рот попадает новый запах. Запах сильный и незнакомый, горький немного и какой-то приторный. Откуда он? Сейчас узнаем: голову направо – пахнет слабее, голову прямо – пахнет так себе, голову налево – запах сильнее. Лёгкий поворот налево – и снова быстрый анализ. Через несколько длин запахло так сильно, что, кажется, весь пропитался этим запахом. А вот и Эч появилась, издалека видно, что она плывёт, как и Гук, время от времени проверяя, откуда доносится этот запах. Прямо под двумя сплывшимися вместе дельфинами на дне, среди некрупных водорослей, возвышались странные сооружения или, пожалуй, не сооружения, а какие-то странные растения: коротенькие – в полдлины и толстые – наверное, не толще тела Гука, жёлто-оранжевые ветви, идущие от дна. – Вот она, геодия. Знаешь, как лечиться? Потри больной плавник об это создание, да посильнее. Не бойся, будет сначала больно – она вся покрыта мелкими иголочками: они потом выйдут из кожи, и боль пройдёт. Главное, что после такой операции твоя рана быстро заживет. Гук осторожно, сжав челюсти, чтобы не задохнуться от противного запаха, приблизился к одному из стволов. В нём виднелись какие-то отверстия, ведущие внутрь. Из некоторых отверстий-каналов высовывались креветки, в других шевелились какие-то черви, по поверхности этой губки – а геодия и была именно огромной губкой – ползали мелкие моллюски. Гук пристроился как-то сбоку и, оттопырив плавник подальше от тела, прикоснулся к шершавой поверхности губки. Он ждал болезненных уколов и поэтому не особенно испугался. Ещё и ещё раз проводил он больным плавником по поверхности губки, всё сильнее нажимая на неё. «Хватит, наверное, – решил он. – И так все дельфины будут теперь шарахаться от меня из-за этого противного запаха». – Эй, Гук! Ты заснул около губки, что ли? – защёлкала сверху, от поверхности, Эч. – Хватит тереться об эту тёрку, поплыли обратно к стаду! ПЕРЕСКОЧ И ДРУГИЕ ИГРЫ В стаде всё шло своим чередом. Многие группы дельфинов расплылись на день по океану, и теперь стадо занимало площадь во много тысяч длин. Ближе к вечеру группа за группой собирался морской народ, и все принимались за игры. Чего только здесь не выделывали дельфины! В зависимости от численности игры бывали равные. Если играют три-четыре дельфина, то обычно в перескоч. Разбегутся и перескакивают друг через друга. Особым шиком считалось перескочить другого, когда тот не ожидает: из самого неожиданного положения или даже без разгона, с места. В стаде Чакки оказались мастера перескакивать даже боком. Это было удивительное зрелище, когда один из двух спокойно двигающихся у поверхности дельфинов вдруг выметывался в воздух и оказывался с другой стороны спутника. Гук подумал, что если уж ему доведётся вернуться в Чёрное море, то он научит всех дельфинов такому трюку. Другая игра, в которую можно было весело играть, когда было мало народа, – спираль. Один дельфин спокойно плывёт вперёд, другой догоняет его сзади и крутится вокруг него спиралью, перегоняя и выплывая вперёд. Победитель тот, кто сделает больше витков вокруг другого. Эта игра была знакома Гуку, и он даже знал встречную спираль, когда спираль закручивает один из плывущих навстречу дельфинов. Другая весёлая игра – таран. Разгонятся два дельфина издалека и мчатся друг на друга. В самый последний момент отворачиваются и проносятся на расстоянии полплавника друг от друга. Самое главное в этой игре – разогнаться посильнее и пронестись мимо друг друга близко-близко. Ну конечно, играли дельфины и в колесо – чудесную весёлую игру, в которую можно было играть часами. Нужно было плавать большими кругами. Обычно первый круг надо было сделать на большой глубине, а каждый следующий – всё ближе и ближе к поверхности. Наконец, последние круги уже были у самой поверхности, и даже можно было вылетать из воды и кончать круг в воздухе. Это было замечательно! Правда, в колесо, как и в прыжки в высоту, лучше было играть, когда рядом было много противников, равных по силе и ловкости. Так бывало, когда вместе сходились несколько стад и особенно когда объявлялись межродовые игры. Тогда сотни дельфинов одновременно могли вырываться в воздух, соревнуясь, кто прыгнет выше. Чтобы определить победителя, прыгать приходилось очень слаженно, в один и тот же момент вырываясь из воды вверх. На две длины мог прыгнуть всякий дельфин, на три – лишь некоторые, но находились время от времени и такие мастера, которые могли прыгать даже на пять длин! Чтобы хорошо прыгнуть вверх, прежде всего было нужно нырнуть и помчаться к поверхности, всё скорее и скорее работая хвостом. Если разгонишься, то можно смело выскакивать и крутиться в воздухе, как сумеешь, но если почему-либо замедлил движение перед прыжком, то лучше и не выскакивать – прыжок получится некрасивый, и все долго будут хихикать. В этот вечер стадо Чакки соединилось с другим стадом, которое проводило время у острова Кокос, в трёх днях пути отсюда. Возглавляла это стадо Речи – одна из дочерей Чакки. Другая старшая дочь Чакки – Чимк – была главой третьего небольшого стада этого же рода и проводила сейчас время в открытом океане, в пяти-шести днях к западу от Черепашьих островов. Весь род должен был собраться у известных только им Коралловых островов, далеко на западе отсюда, в то время, когда красная звезда по вечерам будет встречаться с полной луной над горизонтом. Там же к роду должны будут присоединиться молодые самцы, путешествующие по Великому океану под руководством опытных взрослых самцов. – Будут родовые игры, и, может быть, мы договоримся с другими родами о проведении межродовых игр! – с восторгом заключила Эч. – Знаешь, какие есть веселые дельфины в роде Кэц, а кроме того, так интересно бывает слушать знаменитого Ра-Корра из рода Ти-Чи-Ли, когда он рассказывает о прошлых временах и дальних странах. Стадо Чакки день за днём двигалось всё дальше и дальше от Черепашьих островов на запад. Путь дельфинов лежал через самый большой океан на Земле – через Великий, или Тихий. В открытом океане было не менее интересно, чем у берегов островов. Тут были и кальмары, хорошо знакомые Гуку по встречам в Атлантике, и летучие рыбы, и фрегаты, и стаи тунцов, и золотистые макрели, и ещё великое множество рыб, многие из которых пока ещё не нашли своего места в справочниках и музеях человека. Здесь Гук познакомился с удивительной змеиной макрелью – ночной и глубоководной жительницей, которая поднимается в верхние слои воды только в безлунные ночи. Длинное гибкое тело, длиной с Гука, огромная зубастая пасть и – самое интересное, что удалось разглядеть Гуку, – светящиеся зубы, которые направлены острыми вершинами назад. Уж если какая-либо добыча попадётся в рот этой хищнице, эти зубы не дадут ей вырваться обратно. А другая встреча была совсем из другого – дневного и солнечного – мира. Маленький и безобидный родственник кальмаров – малютка аргонавт однажды встретился со стадом дельфинов. Странные существа размером с большое яйцо медленно скользили у поверхности воды. Спинка кораблика-аргонавта окрашена в нежно-фисташковый цвет и прерывается серебристыми полосками, идущими с боков. Нижние полоски и бока туловища – серебристо-коричневые и отливают то красноватым, то сероватым, то голубым. По всему телу, кроме того, рассыпано звёздочками множество мелких блестящих пятнышек. У этого головоногого моллюска сохранилась и раковина – тонкая-тонкая, словно бумажная. Отсюда, кстати, и название моллюска – португальский, или бумажный, кораблик. Зачем нужна раковина моллюску, который плавает по морю? Оказывается, для того, чтобы хранить там яйца, из которых выведутся маленькие аргонавтики. И раковина поэтому есть только у самки. Двигается это маленькое чудо, как и все головоногие моллюски, головой назад, выбрасывая предварительно набранную внутрь воду из небольшой воронки – реактивного двигателя. Без особых приключений день за днём стадо продолжало двигаться всё дальше и дальше на запад. Океан был спокойным, ветер – ровным, и дельфины вовсю развлекались. Но вот на пятый или шестой день путешествия от Черепашьих островов вечером погода изменилась. Обычно желтовато-зелёный чистый вечерний небосвод стал тревожно-красным, а на горизонте появилось небольшое тёмное пятнышко. Ночь прошла спокойно, даже как-то чересчур спокойно: ни дуновения ветерка, даже волны как будто замедлили свой бег. Как будто ничего не изменилось в природе, и в то же время как будто всё переменилось. Исчезли птицы, всегда реющие над океаном, куда-то пропали красавицы золотые макрели и тунцы. Даже акулы и те опустились поглубже. Впрочем, сказать, что скрылись все акулы, было бы неверно. Именно в эти предгрозовые часы встретила стая дельфинов огромную китовую акулу. Даже для дельфинов такая встреча была событием. Они долго сопровождали это чудовище длиной, по крайней мере, в десять длин Гука, внимательно разглядывали его и даже попробовали поиграть. Уже самые маленькие дельфинята знали, что этой громадины с лягушачьей мордой и пастью, способной целиком вместить взрослого дельфина, бояться совершенно нечего, так как питается она только планктоном. Но взгляд на огромную, плоскую и широкую голову с маленькими, туповатыми глазками и громадными складками, свешивающимися вниз от уголков безмерно большого рта, производил жутковатое впечатление. Перед широкой пастью гиганта морей веером плыла стайка полосатых, как зебры, лоцманов. Целая куча прилипал, самые большие из которых были чуть ли не с Гука величиной, уместилась у гигантской акулы на брюхе. Природное любопытство, весёлость и игривость не изменили дельфинам и на этот раз. Вполне освоившийся в стаде Гук на этот раз выступил заводилой и подговорил нескольких дельфинов поиграть с акулой. Моментально созрел план – с двух сторон подплыть к акуле и осторожно прицепиться к её грудным плавникам. Самое главное, как знали дельфины, было уберечься от ударов ужасного хвоста гиганта, который легко мог свернуть голову любому самому сильному дельфину. Задумано – сделано. И вот уже по два дельфина висят, крепко вцепившись в широкие грудные плавники. Что тут произошло! Растерявшаяся в первый момент акулища заработала хвостом так, что на поверхности моря образовалась огромная воронка. Проплыв сколько-то у поверхности, акула ринулась в глубину, да с такой скоростью, что даже у видавших виды дельфинов захватило дух. Но все крепко держались, переговариваясь между собою. Десять, двадцать, пятьдесят длин в глубину проносится акула с висящими на ней хулиганами-дельфинами. Движения гиганта по-прежнему такие же легкие и уверенные, как будто не к ней прицепились дополнительные полтонны веса. Наконец, на глубине в сто длин, в совершеннейшем мраке дельфины решили отцепиться от своего живого буксира и разом по команде разжали челюсти и расплылись в стороны, избегая ударов хвоста. Всё кончилось благополучно, и ещё долго после этого участники диковинного рейса рассказывали другим дельфинам о своих впечатлениях. А Гук решил, что такой способ игры с акулами гораздо более заманчивый и интересный, чем простое их избиение. Нам, сухопутным жителям, бывает страшно, когда повстречается в море ураган, буря, шквал или просто наступает плохая погода. Дельфины – жители моря, и не страшны им ни бури, ни ураганы в их родной стихии, к ним они привыкли, они знают их особенности и даже – что уже совсем удивительно для нас, сухопутных крыс, – идут навстречу разбушевавшимся стихиям. Так было и на этот раз. Как только по многим явным и незаметным признакам дельфины определили, что надвигается не простой шторм, а ураган, они двинулись ему навстречу. Можно было этого не делать, можно было просто уйти в сторону от урагана – времени оставалось вполне достаточно. Но по решению Чакки, поддержанному единодушно всеми взрослыми дельфи нами, было решено изменить курс движения и пойти навстречу урагану. Немаловажное значение при этом имело то, что маленькие дельфинята стада ещё ни разу в жизни не были в урагане, и взрослые сочли необходимым познакомить их с ним. Это был, так сказать, для них один из предметных уроков в великой школе жизни. Но и самим взрослым было интересно ещё раз побывать в урагане, наверное, так же интересно, как альпинистам взбираться на высокие горы, спелеологам открывать неизвестные пещеры или туристам, взвалив на плечи тяжёлый рюкзак, идти в снег и слякоть по новым, нехоженым тропам. Небо было серое от быстро бегущих облаков, которые неслись так низко, что казалось, волны вот-вот достанут до них. Так прошло полдня. Временами начинался дождь, и вместе с сильным ветром он доставил немало неприятностей малышам из стада; они ещё не умели как следует «отплевываться», когда им в дыхало сильным ветром неожиданно заносило крупные брызги. Многие из них ещё и потом, спустя несколько дней после урагана, продолжали чихать и кашлять. Ураган – это огромный вихрь, воздуховорот, мчащийся над океаном. По его краям ветер крутит сильнее всего, в центре – затишье. Как только стадо попало в полосу сильного ветра, то направление движения снова изменилось – дельфины направились поперек ветра, прямо в центр урагана. Через несколько часов они оказались в штилевой зоне. Кругом на огромном пространстве бушевали ветер и волны, здесь же, на крошечном пятачке, диаметром, может быть, в несколько десятков километров, стояла удивительная тишина. Но зато море было неописуемо. С каждой стороны урагана ветер гнал волны, и в центре они все сходились вместе, образуя невероятную толчею. Волны были не длинные, но очень крутые, – скорее, это были не волны, а настоящие водяные стены с глубокими пропастями-провалами между ними. Бедным малышам приходилось туго в этой сумятице волн, а взрослые немедленно принялись играть: кто перескочит через самую большую впадину между волнами, отталкиваясь от одной вершины и взлетая на другую вершину волны. К вечеру ураган пронёсся, и солнце погружалось уже в спокойное море. Приближалось полнолуние, и с каждым днём красная звезда всё ближе и ближе сходилась с диском луны на ночном небе. Через несколько дней должна была состояться ежегодная встреча всего рода, а до места встречи, уединённого кораллового атолла, оставалось несколько дней пути. У КОРАЛЛОВОГО АТОЛЛА Ещё задолго до встречи всего рода у кораллового атолла в стаде было многое известно через систему бесперебойной связи между разными стадами дельфинов, сведения шли и по подводной дальней связи и, главное, благодаря непрерывному обмену небольшими группами дельфинов между стадами. Обычно группки по два-три дельфина, приплывавшие из других мест, находились несколько дней в стаде и потом снова исчезали, уходя в свое родное стадо и перенося множество новостей. Так, все знали, что стада самцов уже несколько дней находятся в районе встречи и что стадо Чимк подойдёт одновременно с основной частью рода, в которой сейчас плыл и Гук. Безбрежный Великий океан кончился. Теперь на пути стада каждый день встречались небольшие островки, группы островов, скалы, коралловые рифы. Стадо вошло в воды Полинезии, удивительной страны тысяч островов, простирающейся от Гавайских островов на севере до Новой Зеландии на юге. Гук с возрастающим любопытством изучал окружающую природу и ждал, не мог дождаться, когда же наконец стадо достигнет назначенного кораллового атолла, чтобы как следует познакомиться с жизнью в этой части океана. И наконец настал день, когда Эч предупредила Гука о том, что сегодня они должны увидеть нужный и долгожданный атолл. Вскоре после полудня Гук увидел впереди типичную картину, которая знакома всякому приближающемуся к атоллу: пенистая полоса прибоя, за ней ослепительно белый песок с ярко-зелёной полосой кокосовых пальм. Атолл был огромный: полоса зелени тянулась с небольшими перерывами вправо и влево так далеко, что тому, кто захотел бы проплыть из конца в конец атолла, понадобился бы, наверное, не один день пути. – У этого атолла наш род собирается на протяжении жизни многих поколений, – объяснила Гуку Эч. – А чем отличается этот атолл от других? – Здесь очень большая лагуна, и в неё ведет сразу несколько хороших проходов из океана. В этой лагуне может долго жить не только один наш род, но и еще несколько. Стадо тем временем подплыло к самому атоллу. Гук слышал оглушительный рёв океана, разбивавшего волны о коралловый риф, широким кольцом опоясывающий весь атолл со всех сторон. Стадо уверенно направлялось прямо в разбивающиеся о скалы волны и вскоре очутилось в широком – в несколько десятков метров – проливе, который образовался на месте разрыва в сплошной стене кораллового барьера. За этим проливом лежала спокойная и мелководная внешняя лагуна атолла. Здесь в этот час дня почти не было волнения: все волны разбивались о внешнюю часть рифа, и стадо дельфинов спокойно проплыло через следующий глубокий пролив во внутреннюю лагуну атолла. То, что Гук принял издалека за большой остров, оказалось узкой цепочкой длинных песчаных островков, образующих вместе окружность во много километров. Ширина полоски суши оказалась ничтожной – не больше 50 длин. Всё пространство внутри этой суши оказалось занятым большим озером – лагуной. В ней тут и там возвышались отдельные коралловые рифы, но они здесь не достигали такой мощности, как во внешнем барьерном рифе, окружавшем атолл со стороны моря. Наконец-то Гук мог спокойно познакомиться с жизнью кораллового рифа с разных сторон. Вскоре у него появилась хорошая компания – двое молодых самцов, только что вернувшихся из длительного путешествия на север и восток, конечно же, Эч, привязавшаяся к Гуку за время путешествия, и один старый дельфин, сопровождавший молодых и очень хорошо знавший этот атолл. Во главе с этим дельфином стайка приятелей обшарила уголок за уголком внешней и внутренней лагуны, и Гук узнавал всё новые и новые чудеса. Весь этот коралловый остров – результат труда многих поколений коралловых полипов – небольших организмов, похожих на хорошо знакомых Гуку по Чёрному морю актиний (полупрозрачных мелких животных с многочисленными щупальцами), питающихся всякими мельчайшими органическими остатками, попадающими на поверхность их клейких щупалец. У коралловых полипов в нижней, основной, части образуется известковый скелет. Миллионы таких скелетов и составляют коралловые острова, рифы. На коралловом рифе живым оказывается только верхний слой полипов, развивающийся на этих известковых скелетиках от прошлых поколений полипов. В разных частях острова встречались разные колонии кораллов. Всего лучше были развиты коралловые колонии на внешней части острова, где морская вода все время приносит массу питательных веществ и необходимый для жизни кораллов кислород и растворенный кальций, из которого полипы могут строить свои скелеты. С внешней стороны коралловый барьер отвесно уходил в пучину. Гук сразу же захотел нырнуть поглубже и посмотреть, где же кончается этот барьер, но сначала он набрал слишком мало воздуха и не смог нырнуть глубже ста длин, а потом, когда он нырнул почти на двести пятьдесят длин, он всё равно не достиг дна океана. По-прежнему со стороны острова возвышалась вертикальная отвесная стена, уходящая дальше в глубину. Правда, внизу эта стена была иной, чем вверху. Куда исчезли яркие краски, куда девались тысячи мелких рыб всех возможных цветов, снующих у поверхности кораллового рифа? Мёртвые тела кораллов, вернее, только то, что осталось от живших сотни и тысячи лет назад кораллов, скреплённые и сцементированные известковыми водорослями. – Кораллы могут жить только недалеко от поверхности воды, – рассказывал старый дельфин, – и самые яркие из них живут в самой чистой и прозрачной воде. Как бы подтверждая его слова, мимо Гука неслись красные, розовые, жёлтые, оранжевые кружева полипов, живущих колониями у поверхности рифа. А рядом темнели кораллы фиолетового цвета и самых разных оттенков зелёного: от изумрудно-зелёного до серо-зелёного. Самой неожиданной была и форма коралловых кустов. Здесь были и широкие блюда, и огромные мозговидные глыбы, и кусты длинные и тонкие, и кусты толстые и низенькие, и коралловые зонтики, и балкончики, и козырьки, и самые невероятные сочетания цвета и формы. Но коралловая стенка только издали казалась сплошной. Вблизи в ней открывалось бесчисленное множество трещин, проходов, закоулков, туннелей, ямок и впадин. И отовсюду на Гука смотрели глаза то хищной мурены, спрятавшей своё змеевидное тело в узкую щель между коралловыми глыбами, то каких-то крабиков, покрытых длинными волосами, а между кораллами сновали полчища рыбёшек. Вот стайка рыб-бабочек – голубых с золотыми полосами. Вот куда-то направляются стайки красно-золотых рыб, а вот уж совсем невиданное дело: рыбы, толщина тела которых не больше зуба Гука; посмотришь на них сверху или спереди – ничего не видно, еле заметная чёрточка в воде. А посмотришь сбоку – рыба как рыба, только широкая какая-то. А им, наверное, таким тоненьким, очень удобно протискиваться меж густых зарослей кораллов внутри рифа. Вот мелькнула группа совершенно голубых помацентрид, а среди них, как принцы, плыли несколько светло-зелёных с золотыми хвостами. Вот важно плывут две коралловые трески – красные с голубыми пятнами, а кто это выбирается из-под кораллового куста с такими яркими красными стрелами на боках? А, да это перламутровый королевский окунь. Гук мог часами как заворожённый медленно скользить над коралловыми колониями и открывать всё новых и новых рыб. Такую алую рыбу с чёрно-белым поперечным поясом нарочно не придумаешь! А разве можно увидеть где-нибудь кроме кораллового рифа, эту коричневую сверху и оранжевую снизу красавицу рыбку с бледно-голубой полосой поперёк головы? Вскоре Гук хорошо разобрался в этом карнавале. Он понял, что эти ярко окрашенные рыбёшки совершенно исчезают на фоне ярко окрашенных кораллов, а некоторые из них – те самые, которые словно привлекают своей окраской к себе внимание хищников, – моментально скрываются среди шевелящихся щупалец актиний или морских анемон. Все щупальца их со стрекательными ядовитыми клетками, и горе тому неосторожному хищнику, который погонится за красивыми рыбками: если он большой, то будет обожжён и напуган, а если маленький – парализован и втянут щупальцами в ротовое отверстие этого «цветочка». Заметил Гук и то, что самые большие анемоны – те, которые величиной с его хвост, – бывают чаще коричневатые и зеленоватые, а самые мелкие всегда бывают очень яркими. И красными, и синими, и зелёными, и голубыми, и жёлтыми, и фиолетовыми… – Посмотри сюда, Гук, – позвала его Эч, – видишь этот предмет на дне, между кораллами? Гук сразу же увидел большое темное, видимо, мягкое существо вроде толстого червяка или огромной сосиски с полметра в длину. Еле заметно двигался этот «червяк» по песку, и было видно, как мелкие песчинки и мусор исчезали в его небольшом ротовом отверстии, окруженном несколькими клейкими щупальцами. А сзади за этой живой землечерпалкой оставался след из очищенного от всякого съедобного мусора песка, прошедшего через кишечник этого родственника морской звезды, голотурии или трепанга. Но что это такое? Только что плававшая сзади этой сосиски небольшая серебристо-зелёная рыбка вдруг как-то аккуратно пристроилась к отверстию в теле сосиски и, сделав несколько быстрых движений, исчезла внутри голотурии, лишь голова виднеется в отверстии, но вот и голова скрылась внутри тела животного. Такого Гук ещё не видал. Вот уж никогда бы не подумал, что рыба сама бросается в живот! – Смотри, смотри, Гук! Это ещё не все! И в самом деле, чудеса, оказывается, только начались. Вот из отверстия снова появилась голова, туловище, а вот и вся рыбка цела-целёхонька. Снова плавает вокруг своего живого дома, подбирает крошки со дна. Но стоит приблизиться хищнику – она снова юркнет в свой дом. Такую невкусную черную тушу, набитую песком, разве кто-нибудь станет есть! Внимание Гука снова привлекли коралловые рыбки. Оказывается, они крутятся среди коралловых зарослей не просто так, а потому, что кораллы дают им и кров и стол: эти рыбёшки питаются нежными живыми частями коралла. Тут и там можно видеть, как они общипывают бедный коралл, который ни убежать, ни скрыться никуда не может. У многих из этих рыб даже форма рта специально приспособлена, чтобы лучше сгрызать полипы с их твёрдых оснований: то в виде клюва, то в виде рыльца, как у свиньи… Кажется, можно бесконечно наблюдать за жизнью большого кораллового рифа и никогда не узнать всю её до конца. Откуда взялась эта огромная стая щетинкозубов? Только что в этом направлении мелькали отдельные рыбы-попугаи и никаких плоских, круглых, ярко-жёлтых рыб с чёрными полосами не было видно, а теперь они тут как тут. «Из расщелины какой-нибудь выплыли», – решает Гук. А за щетинкозубами уже спешат парами, как в каком-то непонятном танце, серебристые тарелки, с коричневой головой и чёрным хвостом, а за ними важно двигаются четвёрками какие-то блины с фиолетовыми и оранжевыми вертикальными полосами и плавниками, развевающимися шлейфом сзади. Минутку внимания! Только что плыла совсем некрасивая коричнево-зелёная рыба небольшого размера. Хотел Гук уделить ей чуть больше внимания – двинулся к ней навстречу и замер от удивления: на месте обыкновенной рыбы появилось сначала что-то толстое и бесформенное, а потом – настоящий шар, да не простой, а весь покрытый длинными тонкими иглами. Нет уж, пожалуй, подальше от этого колючего шара! Между внешним рифом и берегом атолла в более спокойной воде лагуны встречались огромные раковины тридакны – самые большие раковины, когда-либо виденные Гуком в океане. Они достигали длины Гука, а однажды он обнаружил ещё большую раковину. Громадные створки её, сверху серовато-зелёные, были приоткрыты, и наружу высовывались ярко-лиловые складки мантии – мягкой внутренней выстилки. Но стоило даже небольшой рыбе приблизиться к этому гиганту, как её створки немедленно захлопывались. «Вот интересно! – подумал Гук. – Чем же она питается?» И принялся терпеливо ждать, надеясь увидеть, кого она поймает. Прошло довольно много времени, солнце заметно передвинулось по небосводу, а Гук так и не смог увидеть охоты тридакны. Но зато он увидел, как у спокойной раковины в складках мантии открывались два больших отверстия. Через одно из них вода широким потоком устремлялась внутрь раковины, а через другое – такой же поток выходил изнутри. «Не иначе как этот гигант питается морской водой», – решил Гук, и он был не так уж далек от истины. Если бы Гук мог рассмотреть как следует воду в этих потоках, то обнаружил бы, что вода, выходящая из раковины, совершенно чистая – без мелких частиц ила, грунта и, главное, без того огромного количества мельчайших планктонных организмов – рачков, водорослей, которые всегда находятся в морской воде. Эти почти микроскопические существа и служили пищей гигантской раковине. Время от времени створки открывались пошире и из выходного отверстия вода била настоящим фонтаном, вынося скопившиеся внутри раковины непереваренные частицы и отбросы. Но, пожалуй, самого удивительного способа питания этой раковины Гук увидеть не смог. Он не знал, что внутри мантии тридакна имеет постоянный и практически неиссякаемый резерв пищи. Там живут крошечные водоросли зооксантеллы, которые находят в тканях раковины защиту от ярких лучей тропического солнца и углекислоту, необходимую им для жизнедеятельности. В свою очередь, тридакна переваривает в кишечнике некоторое количество водорослей, попадающих туда при избыточном размножении их в тканях мантии. И раковине и водорослям такое сожительство очень выгодно. И всё-таки, несмотря на красочную и богатую жизнь рифа днём, Гук знал, что это лишь жалкие остатки того, что происходит здесь ночью, когда просыпается, приходит в себя весь риф после ослепительного солнца. Тогда раскрываются все полипы на коралловых колониях, тогда выходят на охоту миллионы сумеречных жителей, днём скрывающихся в трещинах, глубоких пещерах, под глыбами мёртвых рифов и в других тенистых местах. Прячутся на день под обломками кораллов знаменитые тигровые каури – белоснежные раковины с нежной окраской верхней части с переливами голубого, коричневого, зелёного, кремового цветов; прячутся туда же моллюски «кошкины глазки» с большим темно-зелёным пятном на поверхности раковины, окружённым коричнево-белыми кольцами, – ну совсем как глаз у какого-нибудь зверя. Прячутся подальше от дневного света страшные конусовидные моллюски, способные своими длинными мясистыми хоботками с острыми зубчиками на концах парализовать даже крупную жертву… Красивый, но опасный мир живёт в коралловых рифах, и горе тому существу, которое посмеет неосторожно вторгнуться в этот красочный заповедник. Но наш Гук, руководимый опытными консультантами – Эч и старым дельфином, – ничего не хватал, ничего не тревожил: он только смотрел, запоминал, смотрел и восхищался красотой и многообразием жизни. ДЕЛЬФИН ГУК ИЗ РОДА ЭРР И ЧАККИ Конечно же, Гук не мог всё время проводить на рифе хотя бы потому, что быть вместе с собравшимся стадом было не менее интересно. Когда в лагуне собрался весь род Чакки – и стадо самой Чакки, и стада, приведенные её дочерьми Речи и Чимк, и стада самцов, – прежде всего наступило время обмена информацией. Что где встретили особенного и необычного, чему интересному научились дельфины за это время, что услышали интересного от других дельфинов, что стоило бы запомнить и оставить на вечное хранение в коллективной памяти стада. Мы не знаем, как шёл этот обмен новостями, но вскоре все дельфины в роде знали главные события, которые надо было запомнить; и к тому необъятному количеству сведений, что уже хранились в голове каждого дельфина и в памяти всего рода, добавились новые крупицы, среди которых заметное место занял рассказ Гука о его путешествии и о приключениях, выпавших на его долю. Особенно привлёк старейшин рассказ Гука о встречах с кчиджи, о путешествии в холодном полярном море и знакомстве подо льдом с людьми, которые повторили его голос, наконец, о его встрече с гигантскими волнами, которые понесли его над землей. Последнее сообщение особенно заинтересовало слушателей, так как в это же время, когда гигантские волны цунами накатывались на берег, стада рода, находившиеся в разных местах океана, чувствовали тоже что-то странное – гул, толчки – и по океану прокатывались волны, только небольшие и никому не представляющие опасности. Такие волны на памяти даже каждого из старейшин, не говоря уже о памяти всего стада, случались не раз. Но вот то, что у берегов проходят огромные волны, пока дельфины не знали и попросили Гука ещё раз повторить это место рассказа. Рассказывая о своей встрече с Моби Диком, очень коротко и невзначай Гук упомянул о том, что научился нырять на глубину больше 250 длин. Это вызвало всеобщее изумление: ни один из дельфинов рода не мог нырять так глубоко. Старейшины остановили Гука и потребовали, чтобы он снова и подробнее рассказал, как он достиг такого результата. Гук рассказал им, что после того, как он наелся кальмаров на глубине, ему стало легче нырять и он мог дольше пробыть на глубине. Поблизости от атолла не встречалось стай кальмаров, но Гук несколько раз повторил свой рассказ о том, как можно увеличить глубину погружения, и это сообщение тоже было оставлено в памяти стада. После обмена информацией Гук стал едва ли не самым известным дельфином в роде Чакки. Дело в том, что до сих пор очень редко бывало, чтобы столько сообщений, сделанных одним дельфином, стадо решало сохранить в своей памяти. И не только сохранить в своей памяти, но и передать другим стадам: эти сведения было решено сообщить первым же встречным дельфинам из рода Ти-Чи-Ли и особенно из рода Кэц, район обитания которых лежал к югу от района рода Чакки и доходил даже до Южного полярного моря. Как-то после очередного рассказа Гука один из слушающих дельфинов задал вопрос, которого так боялся Гук: – Скажи, Гук, почему ты покинул своё стадо и даже уплыл из своего рода? На Гука со всех сторон смотрели спокойные и весёлые, знакомые и незнакомые глаза. И все они, как показалось Гуку, задавали ему тот же вопрос: «Да-да-да! Расскажи-ка нам, почему ты покинул своё родное стадо?» – Наверное, я виноват перед вашим стадом, что не рассказал сразу, почему я ушёл из своего рода. Но я не просто ушёл, я был изгнан, изгнан навсегда из своего рода… – тихо проговорил Гук и рассказал дельфинам ту историю, которую мы уже знаем. – Старейшины решили, – закончил Гук, – что я недостоин жить среди дельфинов и заслуживаю самого страшного наказания. Сначала я решил умереть и хотел выброситься на берег под палящие лучи солнца, но потом решил выполнить приказ старейшин и покинуть навсегда Чёрное море, чтобы никогда больше не возвращаться. Мнение старейшин и другого рода должно с уважением рассматриваться среди дельфинов, и никогда не подвергается сомнению правильность их решения. Но перед родом Чакки замер, ожидая решения, не тот молодой и самонадеянный дельфин, который по небрежности или по халатности мог допустить гибель своих товарищей, и не тот испуганный и угнетённый дельфин, который не смог рассказать старейшинам подробности случившегося и оказался в их глазах виновен в том, в чём не был виноват. Сейчас перед дельфинами был много переживший, смелый и активный, любознательный и откровенный, дружелюбный и взволнованный, совсем другой Гук. Обсуждение было недолгим. – Ты можешь оставаться в нашем роде столько, сколько захочешь, – сказала Чакка. – Мы не будем и удерживать тебя, если ты захочешь вернуться в своё родное море и рассказать своим старейшинам всё так, как рассказал нам здесь. – Вы считаете, что я имею право вернуться в свое стадо? Правильно ли я понял мнение старейшин? – Да! Ты был испуган и ничего не мог объяснить, чем и спутал старейшин, которые судили тебя, как взрослого и сознательного дельфина, а ты был ещё неоперившейся летучей рыбой! – воскликнула порывистая и решительная Чакка. – Я рад, что смог рассказать вещи, которые род решил оставить в памяти, я горд, что род Чакки принял меня, я счастлив, потому что вы вернули мне надежду на возвращение в родное стадо. За много лун одиночества я понял, что дельфин не может жить без других дельфинов, и я благодарю род Чакки за то, что он принимает меня, – волнуясь, проговорил Гук. Если бы в тот день кто-нибудь понимающий дельфиний язык очутился в уединенном заливчике около атолла, он мог бы наблюдать такую картину: большой дельфин плавал вокруг раковины тридакны, почти такой же размером, как и он сам, и время от времени говорил кому-то, очевидно этой самой раковине: «Здравствуй, друг, я дельфин Гук из рода Эрр и Чакки! Да-да, из рода Эрр и Чакки!» Игры, в которых принимал участие и Гук, прошли, как всегда, весело и без особых происшествий. Молодые самцы, подросшие за время путешествия в родительском стаде, теперь должны были впервые покинуть его, вступая в самцовое стадо под покровительством старших и опытных. В одно из самцовых стад должен был перейти и Гук. Как было постановлено на совете старейшин, это стадо самцов должно было отправиться далеко на север – познакомить молодых дельфинов с природой этой части океана, провести через штормы и льды, научить их ориентироваться ночью и днём и не теряться в любой обстановке. – Одна из задач нашего плавания на север, – несколько торжественно начал свою речь на совете Сэпп, – найти морских коров, тех самых, что живут около островка. Туда привели их наши предки, спасая от хищников. – Другая важная задача плавания самцов на север – знакомство с океаном, которым им придется владеть в будущем и в котором им придется решать судьбу рыб, кальмаров, тюленей. Мы, дельфины, – говорила Чакка, – хозяева океана. И мы должны хорошо знать всё, что происходит в любом месте океана. Вместе с другими родами мы должны смотреть, чтобы всегда исполнялся в океане великий закон дружбы. Наш клич: «Кто ты, друг? И нужна ли тебе помощь?» – не просто сигнал, по которому мы узнаем друг друга, а великое правило братства разумных существ! Конечно, в стаде были не только молодые, неопытные самцы. И это было даже очень хорошо, потому как в стаде оказались вместе и молодые задорные, и пожилые спокойные, и старые, умудрённые жизнью дельфины. Такому стаду не страшны никакие препятствия, не страшен никакой враг, в таком стаде интересно жить, потому что каждый день узнаёшь что-нибудь новое. Неиссякаемы рассказы стариков, которые передают молодым не только то, что сами повидали за долгий век, но и то, что из поколения в поколение передаётся как самое ценное сокровище стада – накопленный запас информации, запас знаний об океане, обо всём, что окружает дельфинов, с чем приходилось сталкиваться их предкам, их отцам и им самим. Наверное, когда у людей ещё не было письменности, запас накопленных знаний тоже передавался только из уст в уста, как передаются до сих пор народные поверья и сказки, народные знания о съедобных и целебных травах, как до сих пор кое-где передаются знания о повадках зверей и птиц, о правилах ухода за домашними животными и разведения культурных растений. И теперь мы хорошо знаем, что такие знания только тогда хорошо передаются от поколения к поколению, когда они повторяются много раз каждым рассказчиком. Мы с детства знаем многие сказки и истории не только потому, что они нам очень понравились, а и потому, что они повторялись нам много раз. Так и в дельфиньем стаде старые дельфины множество раз повторяли свои рассказы, и эти рассказы, инструкции, как вести себя в том или ином случае, сведения о самых разных разностях делались как бы частью каждого дельфина. Прощание рода было коротким. Никаких нежностей, никаких тревог за судьбу остающихся в других стадах друзей и родных: ведь они все остаются не одни, а в стаде. Стадо не даст их в обиду, а через двенадцать лун, а может быть, и раньше – как решит совет старейшин – снова соберётся род в водах этого атолла. А пока – вперёд, к новым интересным встречам, к весёлому и радостному завтрашнему дню! НА СЕВЕРЕ В совет стада самцов, которое теперь плыло на север, входили все наиболее опытные дельфины: Чу-Гец, Крач, Си-Кок, Чи, Заз и другие. В совете мог принимать участие любой дельфин стада, если он мог сказать или услышать здесь что-то полезное. Остальные дельфины во время совета занимались своими делами, играли, ловили рыбу, спали. Иногда совет привлекал всё стадо, кроме самых маленьких и подростков, ещё недостаточно серьёзных дельфинов, иногда же вопросы обсуждались всего двумя – четырьмя дельфинами, и их решениям вполне доверяли все остальные члены стада. Но что это такое: рядом с заметным издалека плавником Гука мелькнул совсем светлый плавник какого-то другого дельфина, который мог принадлежать только Эч – ни у кого в роде Чакки не было такого светлого плавника. Откуда могла взяться Эч в этом стаде самцов, стремительно мчавшихся на север? А дело обстояло таким образом. Накануне разделения рода на стада Гук, который должен был отправляться со стадом самцов на север, нашёл Эч, которая должна была, как в прошлом году, оставаться в стаде Чакки, и напомнил ей об обещании показать ему праздник Дружбы. – Ты мне сказала, что я увижу этот праздник и снова встречусь с двуногими, когда соберется род. Но никакого праздника, кажется, не было. – Не было в этот раз, но это не значит, что такого праздника нет вообще. В мире происходит много очень занятных вещей, о которых мы знаем недостаточно. Праздник Дружбы – это необычное событие, которое повторяется довольно редко. На моей памяти было всего два таких праздника. Как возник этот обычай, не расскажешь в двух словах. – Послушай, Эч! Давай поплывём вместе в одном стаде, и ты расскажешь мне об этом празднике. А я расскажу тебе, как живёт мое родное стадо в Чёрном море. Помнишь, ты спрашивала меня об этом? – Хорошая мысль! Я давно хотела сама посмотреть на разные части океана, а наше стадо всё время плавает около Черепашьих островов. Наверное, старейшины стада не будут возражать, если я поплыву с самцовым стадом: по скорости и ловкости я не уступлю ни одному из самцов. – Я сейчас же поговорю с Сэпп: он самый спокойный и мудрый дельфин в нашем стаде. Совет сделает так, как решит он, – предложил Гук. И вот Эч и Гук отправились вместе в одном стаде. Море было спокойное, рядом плыли надежные товарищи. Эч рассказывала Гуку: – Когда я в первый раз участвовала в празднике Дружбы, я долго не могла ничего понять. Всё стадо охватило какое-то безумие. Мы все вдруг ринулись к небольшому острову, в лагуне которого плавало несколько больших лодок. Мы крутились и плавали вместе с пловцами – людьми вокруг этих лодок, и вместе с ними мы выплыли прямо к берегу. Люди нас гладили, надевали на нас приятно пахнущие зелёные мягкие венки. Что было потом, я не помню, потому что потеряла сознание от ярких солнечных лучей и невероятной жары. Очнулась я в воде на мелком месте, где меня поддерживали своими верхними плавниками люди. А вот что рассказывается в наших преданиях, – продолжала Эч. – Много поколений назад, когда дельфины уже были хозяевами всех вод Великого океана, люди обратились к дельфинам за помощью против акул, которые мешали им ловить рыбу, пожирали плавающих в море. В те далекие времена люди умели немного разговаривать с дельфинами, и мы знали, что это хозяева суши такие же, как мы – хозяева моря. Нас связывала крепкая дружба, и мы часто приходили на выручку этим беспомощным людям, попадавшим в море. С нашей помощью они распространились по всем крупным островам и атоллам и до сих пор живут на них. Но потом у них появились большие сооружения, на которых они передвигаются по морю. Потом откуда-то из других стран приплыли огромные сооружения с другими людьми, не похожими на обитателей островов. Эти пришельцы не умели разговаривать с нами и не отвечали на разумный призыв. Постепенно все отношения между людьми и нами были прерваны, потому что они перестали обращаться к нам за помощью. Лишь на некоторых небольших островах сохранились люди, знающие наш язык, и интернациональный призыв о помощи, и клятву дружбы. И когда они произносят эту клятву, любое стадо, оказавшееся поблизости, немедленно плывёт к ним, и начинается праздник Дружбы. – А что ещё известно вам об этих странных существах, живущих на суше? Там, где живет род Эрр, по берегам сейчас много их. Много и сооружений, грохочущих, воняющих и неуклюжих, встречал я во время своего путешествия. Больше того, они даже могут причинять вред нам, дельфинам! – Здесь, в Великом океане, люди нам не причиняют вреда. Говорят, правда, что на севере и западе иногда много дельфинов исчезает в тех местах, где закидывают сети. Но мы стараемся держаться подальше от таких мест. Память предков говорит, что вряд ли мы сможем когда-нибудь понять этих странных людей. Разве можешь ты нырнуть на пятьсот длин в глубину? Нет! Можешь ты сопротивляться волне от подводного землетрясения или подводному извержению вулкана? Нет! Это всё не подвластно нам, и мы не можем ничего изменить. Но нам необходимо знать, что такие вещи существуют в мире, и уметь избегать или встречать их подготовленными нужным образом – вот что говорит память моего рода! – Да, – согласился Гук. – Я помню много преданий о дружбе некоторых людей с дельфинами. И всегда люди первые обращались к нам за помощью. Наверное, им очень трудно живется на земле, раз они всё время заплывают в море. – Гук, скорее вперёд! Смотри, где стадо! И Эч помчалась вперёд. Следом за ней Гук, который сожалел о прерванном разговоре. Он обязательно как-нибудь поговорит с Эч об этом и, может быть, даже спросит старейшину стада. «Это, должно быть, очень интересно», – решил Гук. – Я Сэпп из рода Чакки! – донеслось до Гука из стада, и он понял, что там происходит что-то интересное. Гук успел вовремя. Всё стадо столпилось вокруг небольшого пучеглазого гавайского тюленя-монаха, невесть каким образом очутившегося здесь, в открытом океане, довольно далеко от своих любимых Гавайских островов. Огромные, выпуклые, близко посаженные глаза смотрели на дельфинов настороженно и даже злобно. Этот молодой тюлень, видно, ещё не встречался с дельфинами и изрядно испугался. Он повизгивал от страха и изредка огрызался на какого-нибудь молодого дельфина, особенно близко подплывавшего к нему. По хорошо сохранившемуся в воде запаху Гук быстро определил, что здесь где-то недавно было много тюленей, и этот молодой самец, верно, отстал от своего стада. Конечно, встреча в море с тюленями – обычное дело. Старшие же решили показать молодым дельфинам, как надо разговаривать в подобных случаях. – Кто ты, друг, и нужна ли тебе наша помощь? – начал первым Чу-Гец. – Я Мо из рода Хус! Я Мо из рода Хус! – заверещал тюлень, понявший из вопроса только то, что его не хотят обижать. – Слышите, – обратился Чу-Гец к молодым дельфинам, – он не понимает полностью наших сигналов и отвечает на все вопросы одно и то же. Он может ещё кричать об опасности, звать на помощь своих соплеменников и должен, кроме того, понимать наши позывные и крики всех рыб, которые водятся в этой части океана. – Не будем нарушать наших законов, – вступил в разговор Заз, – если он не нападает и если он не хочет играть с нами, его надо оставить в покое. – Правильно, друзья. Мы и так его напугали достаточно. Прощай, Мо из рода Хус! – И Сэпп первым отвернулся от тюленя, направляясь вперёд, на север. – У больших островов Гавайи в океане таких тюленей из рода Хус мы увидим очень много. Вперёд, друзья! Кто захочет, сможет поиграть с ними. И снова на поверхности океана замелькали плавники дельфинов, засверкали на солнце их тёмные лоснящиеся бока, иногда выступающие из воды в перекатывающейся небольшой волне. Дружное, весёлое стадо дельфинов под предводительством Сэппа спешило на север, навстречу длиннозубым тюленям – моржам и другим диковинным зверям, о которых столько интересного слышал Гук в последние дни от старых дельфинов стада. Дни летели один за другим без особых приключений, наполненные играми, рассказами, охотой на рыб и кальмаров. Кончилась и неделя, которую провело стадо наших дельфинов в водах островов Гавайи. Остались далеко позади, у побережья этих островов, смешные и доверчивые лупоглазые тюлени-монахи, которые до того любили нежиться на солнышке, что только атаки мух и слепней сгоняли их по утрам в воду. Море незаметно из синеватого становилось зеленоватым, вода делалась не такой прозрачной, как в водах кораллового атолла, заметно похолодало. Ночи стали чуть светлее, вечера длиннее, а звёзды не такими яркими. В тропиках Гук с удовольствием рассматривал по ночам созвездия. Они огромными светящимися гирляндами были подвешены совсем недалеко от поверхности моря. Такие яркие и большие звезды никогда не встречались на его родине. От группы больших островов Сэпп повёл стадо на северо-запад, вдоль цепи небольших рифов, вулканических островков и просто безжизненных скал, поднимающихся из глубин океана. Пересекая охотничьи тропы кашалотов, встречая каких-то неизвестных Гуку крупных усатых китов и большие стада дельфинов, которые не понимали как следует языка дельфинов-афалин рода Чакки, стадо Сэппа без остановок плыло всё дальше. Запомнилась Гуку одна из встреч в океане. Только что растаял на горизонте небольшой островок – один из последних в гряде Гавайи, – и стадо, рассыпавшись широким строем на расстоянии двухсот – трехсот длин, мелкими группами двигалось вперёд. Но что это за странная рыба мелькнула внизу? По размеру как будто бы акула. Во рту она несет что-то большое и тяжёлое, схваченное поперёк. А ну-ка посмотрим, что это такое! Легонько сжав хвост акулы зубами и отплевываясь от заполнившего весь рот противного запаха, Гук изо всей силы рванулся вверх и поднял хвост акулы. Ну вот, на некоторое время она безопасна и будет болтаться, как мешок, перпендикулярно к поверхности моря, пока все её внутренности, не прикрепленные в полости тела и сейчас сдавившие сердце, не переместятся в обычное положение. Теперь можно заняться её осмотром. Оказалось, что во рту акула ничего не держит. Это просто поперечные выросты на голове. Так, значит, вот она какая, знаменитая молот-рыба. Ну и сооружение: голова кончается двумя широкими и толстыми выростами, идущими направо и налево. По краям этого странного живого молота сидят в специальных углублениях на небольших бугорках большие глаза. Маленький рот открывается снизу небольшой треугольной щелью. Как у всех настоящих акул, рот полон треугольных острых зубов. «Ну и нелепая же голова», – подумалось Гуку. – Хватит её мучить, – предложил один из дельфинов. – Давайте положим её на бок. Сказано – сделано. Дернули за хвост, установили огромное тело акулы горизонтально. Акула медленно стала оживать, вот она судорожно дернулась и плавно нырнула ко дну. Как ни в чём не бывало, поведя головой из стороны в сторону, рванулась к песчаному дну, схватила поднявшегося в облачке песка небольшого ската и перекусила его широкое тело пополам – как ножом разрезала. У ЛЕЖБИЩА РИ-НУСОВ С каждым днём океан заметно менялся. Стало прохладнее, и теперь вода на поверхности океана не так уж сильно отличалась от воды глубин. Часто дельфины попадали в пятна тумана, сплошной пеленой опускавшегося на море и покрывавшего его на протяжении десятков тысяч длин. В таких местах океана на поверхности было тихо и пасмурно и даже волны были маленькие и спокойные. Снова наполнился жизнью воздух над океаном. В небе всегда видно буревестника или качурок, а на волнах – то и дело плавающих глупышей и бакланов. Глупыши любят плавать стайками, и собираются они обычно там, где смешиваются струи разных течений. Иногда вдоль такой полосы колышется на поверхности цепочкой несколько сотен птиц. Они и в самом деле глупыши, потому что можно подплыть к ним осторожно снизу и цапнуть за ногу зубами. Вот к бакланам так не подберешься. Чувствуют осторожные птицы, что снизу кто-то к ним приближается, и вовремя успевают взлететь. Вечерами и ночами к поверхности моря поднималось огромное количество жителей глубин, которые днём уходили на сотни длин вниз. Сначала поднимался планктон – мельчайшие рачки, за которыми поднимались и стаи сельдей, трески, сардин, кальмаров. За этой мелочью поднимались к поверхности и рыбы покрупнее, и начиналось ночное пиршество. Дельфины превосходно знали «расписание» подъёма всех видов и могли по желанию выбирать себе пищу и без особого труда находить пропитание по вкусу. Однажды вечером, когда стадо пировало, ушедшие вперёд разведчики сообщили, что слышат незнакомые звуки, похожие на крики тюленей при ловле рыбы. Любопытство заставило дельфинов оставить ужин и броситься вперёд, навстречу незнакомым звукам. Ещё издали стали хорошо слышны отрывистый треск и крики испуганных рыб. Почувствовав приближение дельфинов, те впереди, что только что усиленно трещали, преследуя ошеломленных рыб, разом замолчали. Уж не ошиблись ли дельфины, есть ли кто-нибудь впереди? Но нет, локатор показывает: впереди какие-то чёткие силуэты, по величине похожие на дельфинов, настороженно замершие у поверхности, сбившись в кучку. Плывшие впереди дельфины бросили первый сигнал приветствия: «Кто ты, друг, и нужна ли тебе помощь?» Этот сигнал был, конечно, не особенно нужен, так как всем было ясно, что замершим впереди существам помощи не требовалось – и без дельфинов они отлично только что расправлялись с рыбьей стаей. Да, в общем, ясно было и кто затаился впереди: по запаху в воде уже давно можно было догадаться, что впереди затаились какие-то тюлени. Но интересно, какие тюлени плавают здесь по ночам, ведь уже много дней в океане дельфины не встречали тюленей. Неожиданно молчание впереди лопнуло. «Ри-Нус, Ри-Нус, Ри? Нус!» – раздалось сразу нестройным хором. – А, котики! – проскрипел, обращаясь к Гуку и Эч, оказавшийся поблизости Си-Кок, который уже не раз бывал в этих водах на севере Великого океана. – Ну, с ними можно спать спокойно. – Я Сэпп из рода Чакки! Не бойтесь! – словно в ответ на тревожное щебетанье котиков, откликнулся Сэпп. В воде было темно, и Гук ничего не видел, кроме каких-то неясных теней. Пользоваться локатором вблизи было неприлично. Котики, видно, не испугались дельфинов и постепенно вновь начали погоню за рыбьей мелочью. Так и есть: немного отплыв от группы тюленей, Сэпп дал команду остановиться, и стадо дельфинов рассыпалось вокруг. Вскоре на поверхности океана можно было слышать только изредка раздающееся тут и там звучное «Пуфф!», вылетающее из дыхала спящего дельфина, поднимающегося к поверхности за свежим воздухом, да редко-редко локационный луч какого-нибудь проснувшегося на минуту дельфина ощупывал окрестности. И снова спокойствие над водой и в океане. Рано утром – ещё солнце не выползло из-за волн – стадо дельфинов пришло в движение. На завтрак пришлось немного потрудиться, прежде чем большая стая сельдей была окружена и изрядно прорежена проголодавшимися дельфинами. Солнце уже поднялось довольно высоко, когда… – Под нами недалеко дно! – раздался сигнал какого-то дельфина. – Скоро должны быть Калло-Ри-Нусные острова, – откликнулся Чи, один из старых самцов, много раз бывавший здесь. – Нигде я не видел столько Ри-Нусов вместе, сколько их бывает у берегов этих островов. Словно в подтверждение его слов, вдали послышались странные звуки: они принадлежали стайке Ри-Нусов, или морских котиков. Они спешили в том же направлении, куда плыло стадо Гука. Через час стадо котиков сильно увеличилось. Всё море наполнилось коротким треском, который нёсся и справа, и слева, и сзади. А впереди был слышен шум волн, разбивающихся о берег, и шуршание гальки, перекатываемой по дну у невидимых в тумане островов. Дельфины, осторожно лавируя между многочисленными котиками, приближались к острову. Судя по звукам волн, до берега осталось не более ста длин, но густой туман скрывал впереди всё. Глубина здесь была довольно большая: не меньше десяти длин, но двигаться вперёд приходилось с большой осторожностью. И вот стадо почти замерло на месте. Гук не понимал, зачем старейшины привели их так близко к берегу. Вряд ли они увидят что-нибудь интересное. Наконец туман клочьями полез вверх и отодвинулся под нажимом ветерка, дувшего с берега. Гук от неожиданности даже подпрыгнул в воздух: перед ним расстилался неширокий, но очень длинный пляж, сплошь занятый шевелящейся массой тюленьих тел. Котики лежали тесными группами по двадцать – тридцать штук. В центре или у края каждой такой группы возвышался огромный самец. Он был раза в три-четыре больше любой из окружавших его самок. Между светло-коричневыми самками тут и там чернели совсем маленькие тёмные, пушистые котята, родившиеся, видно, совсем недавно и ещё не отходившие далеко от своих мамаш. Воздух над котиковым лежбищем звенел и дрожал от рёва старых самцов, тявканья самок и жалобного писка маленьких. То и дело то один, то другой самец с неожиданной ловкостью и лёгкостью сдвигался с места и хватал зубами за загривок самку, направившуюся было к другому самцу или просто к морю. Всё это Гук рассмотрел, конечно, не сразу. Стадо дельфинов медленно плыло вдоль огромного лежбища, и любопытные морды дельфинов то и дело высоко высовывались над поверхностью воды. Смотреть было неудобно: большие и маленькие скалы, торчащие из воды у самого берега, часто закрывали от дельфинов панораму лежбища, и видны были лишь отдельные одинокие котики, гордо восседавшие на вершинах и по склонам этих скал. Здесь преобладали молодые самцы, которые не смогли, вероятно, отвоевать себе место на лежбище. Между ними то и дело вспыхивали стычки и – Гук это уже не видел издалека – только шерсть летела во все стороны, когда два полных силы и задора молодых громадных котика-секача ожесточённо рвали друг друга зубами, сшибались грудь с грудью. Побеждённый отступал к воде, а иногда и просто удирал вплавь. От такого бойца с ещё не остывшим жаром битвы шарахались в сторону самки, плававшие около лежбища, и проходило немало времени, пока не сникал его воинственный пыл. – Осторожно, Гук! – крикнула Эч, едва увернувшись от рассерженного секача, который, не разбирая дороги, промчался сквозь стадо дельфинов. Да, такого количества тюленей сразу Гук ещё ни разу не видал, и, конечно, стоило сюда плыть, чтобы посмотреть на такое чудо природы – котиковое лежбище. Но где же эти бедные котики находят себе пищу? Кругом лежбища на много сотен длин море было пустым – рыбьи стаи боялись заплывать в это бурлящее и кипящее от тел тюленей место. Так вот почему стайки котиков уходят пастись так далеко от берегов! Наконец лежбище на берегу кончилось. Сразу чище и вкуснее стала вода. У лежбища Гук старался вообще не разжимать рта, чтобы не чувствовать этого резкого запаха тюленей, наполнявшего всё море. Стадо остановилось для короткого совещания: плыть ли дальше на север или задержаться здесь подольше? В совете участвовали, конечно, только старейшие, которые уже не раз были в этих водах и знали, что ещё надо показать молодым дельфинам и что интересно посмотреть самим. – Сейчас середина тёплого сезона, – взял слово Заз, – и поэтому сейчас лучше всего плыть как можно дальше на север: пока тепло и льды ушли к северу, нам надо пробраться к Ледяной Земле и увидеть длиннозубых гигантских тюленей, Одо-Бе-нов. Через две луны на севере станет холодно и неуютно. – Рахиа-Нектесы, ракушечные киты, тоже в это время уходят на север, а уж они-то знают, когда лучше жить на севере, – поддержал Заза Крач. – Сейчас – на север, а на обратном пути посмотрим всё остальное. Наконец затрещал Сэпп: – Кажется, все согласны идти дальше на север, не задерживаясь особенно здесь. В нашем распоряжении – до наступления плохой погоды – только две луны. Мы должны посмотреть не только Одо-Бенов и Рахиа-Нектесов у Ледяной Земли, но и познакомить молодежь с Эн-Хидрами и, главное, с добродушными Ре-Тинами. Все эти твари – вершины пищевых цепей в океане. И каждый дельфин должен хорошо знать, что и как происходит в океане, знать содержание Всеобщего Равновесия в природе. – Теперь – вперёд! Я думаю, до Ледяной Земли отсюда плыть не меньше чем пол-луны. Да столько же обратно… Времени у нас мало и потому – в путь! НА БОКУ ЛЕЖАТЬ ОПАСНО Все были согласны с мнением старейшин, и к концу этого дня Туманные острова с котиковым лежбищем остались далеко позади. Снова полетели дни, а в пути дни бегут незаметно. Изменялась разве что вода, которая стала совсем холодной. Холодной вода была даже в верхних слоях, а внизу так просто можно было замерзнуть. Даже в Антарктике Гук не встречал такой холодной воды. Молодые дельфинчики, впервые попавшие в полярные воды, пока держались хорошо, но было видно, что им приходится трудновато. К счастью, вместо туманов и дождей, которые преследовали дельфинов около Туманных островов, то и дело стал выпадать снег, с которым очень понравилось играть молодым дельфинам. Вылетят из воды в самый разгар снежного бурана, засыпающего поверхность воды снежной крупой, и попискивают от удовольствия, когда снежинками исколет всю их нежную кожу. После снега и вода кажется теплой. Каждый день приносил что-то новое. То встретится стайка холодолюбивых рыб, которые раньше не попадались на зуб дельфинам, то над морем пронесется в стремительном полете стайка смешных птиц-топорков, голова у которых несёт не обычный клюв, а целый костяной шлем, да ещё с ярко-красной полосой поперёк. Через несколько дней пути Гук, как обычно, решил нырнуть насколько может глубоко и посмотреть, что делается там, в глубине моря. С давних пор он привык ожидать от глубин чего-то нового и интересного: будут ли это новые удивительные рыбы со светящимися глазами и плавниками, или взрывающиеся голубым огнём медузы, или таинственные кальмары… Десять, двадцать, сорок, пятьдесят длин вниз. Мимо чуткой кожи проносятся слои воды с разной температурой, язык чувствует, как меняется и солёность моря на разной глубине. Стоп! Локатор показывает, что впереди, на глубине ещё нескольких десятков длин, перед Гуком находится дно! Быть этого не может! Ведь стадо далеко от берегов в открытом море. Ещё вчера никакого дна локаторы дельфинов не могли нащупать даже при самых глубоких нырках. Но ошибки быть не может. Вот и Эч, и Чу-Гец, вместе с Гуком ушедшие под воду, недоуменно защелкали, то усиливая, то уменьшая мощность локатора. Значит, тоже обнаружили дно. Посмотрим, что там, на дне этого холодного моря. И тут уж даже Гуку пришлось недоуменно защелкать: перед ним в густом полумраке лежало ровное плоское дно. Небольшие возвышения, углубления лишь подчеркивали его общую плоскость. И насколько можно было видеть, тут и там распластались на дне огромные плоские тела неизвестных Гуку рыб. Некоторые из них не уступали по длине дельфину, а вот эта, что прямо под Гуком спокойно примостилась в небольшой впадине, наверное, вдвое длиннее Гука. Между этими громадинами изредка мелькали рыбины поменьше. Их было даже трудно различить на фоне дна, и только когда Гук приближался, он замечал, что от дна отделялся кусочек и, перебирая длинными боковыми плавниками и маленьким хвостом, превращался в небольшую камбалу. Это было настоящее царство камбал. Правда, зоолог, если бы попал сюда вместе с Гуком, наверняка определил бы среди них, по крайней мере, десяток видов различных камбал: камбаловидных палтусов и просто разных палтусов. Гук скоро уже превосходно различал много разных рыб по их внешнему виду, по запаху, по манере передвигаться с места на место, наконец, по звукам. Через несколько минут всё стадо дельфинов уже знало о скопище плоских рыб на дне моря. Один за другим дельфины ринулись вниз, чтобы рассмотреть этих диковинных рыб и попробовать их при случае на вкус. Гук и Эч отплыли подальше в сторону и, нырнув, тоже принялись рассматривать придонных жителей подробнее. Длинные спинные и брюшные плавники соединяли сравнительно маленькую голову с большим зубастым ртом и короткий прямой хвостовой плавник. Мелкая, почти незаметная чешуя, совсем маленькие грудные плавнички. Но самое забавное и неожиданное – это глаза, расположенные рядышком на одной стороне тела. Ну, одному глазу здесь быть и полагается по всем правилам строения тела рыбы, но второй глаз! Он должен сидеть вовсе не здесь, а на той стороне, которая обращена в сторону грунта. А он, этот глаз, как будто переполз и примостился на краешке плоской головы с чужой стороны. – Смотри, Эч, как опасно долго лежать на боку! – весело протрещал Гук. – Станешь такая же кривобокая, с двумя глазами на одном боку, как у этих палтусов! – Нет, я лучше сделаюсь невидимкой, как вот этот хитрец! – И Эч ткнула носом прямо в дно. От прикосновения Эч слетели песчинки и мелкие камушки, и Гук отчётливо разглядел контуры тела большой камбалы, неподвижно затаившейся на дне. – Как ты увидела эту притворщицу? Я её еле-еле рассмотрел под твоим носом! – А ты смотри внимательнее кругом. Эти рыбы шлепаются на дно и движениями хвоста набрасывают на себя всякий мелкий песок и камни. Да к тому же они, кажется, меняют свой цвет, приноравливаясь ко дну, – объяснила Эч. – Таких камбал, только поменьше размером, много и в тёплых водах Великого океана. Когда я была маленькой, мы любили наперегонки разыскивать их. – Маленьких камбал я тоже хорошо знаю: их много водится в Чёрном море. Но я никогда не подозревал, что они могут быть такие огромные. Помнишь того громадного палтуса, вдвое длиннее меня? Интересно, как много тут этих камбал и палтусов! Может быть, они собрались сюда со всего моря? – Я не знаю этого, Гук. Но я много раз слышала, что наши старики называют это море «мелким морем с плоскими рыбами». Поплывём дальше на север и посмотрим, кто живёт на дне моря там, – отозвалась Эч. Берегов не было видно ни через день, ни через два, ни через три. Дно было ровное, глубина около 80-100 длин. На дне во множестве жили камбалы и палтусы. Пищи для дельфинов было достаточно. Главное, подплыть поосторожнее к камбале и схватить её, пока она не вздумала убежать, поняв, что обнаружена. Впрочем, хватать приходилось только самых маленьких, большие просто не влезали в рот, уж очень они были длинные и широкие. Как и на всяком новом месте, вода была наполнена незнакомыми запахами. Так пахнет большой палтус, а это – очень похоже на него, только послабее – камбала. Откуда-то доносится слабый запах больших китов. Неужели здесь живут постоянно какие-нибудь дельфины? – Послушай, Сэпп! Какими это дельфинами изредка пахнет кругом? – наконец не выдержал любопытный Гук. – Огромными и белыми. Мы их скоро должны встретить. Каждый из них в две длины, у них тупые морды, нет спинного плавника, и, самое главное, они совершенно белые, совсем как снег, который падает здесь так часто. – Они понимают наш язык? – Да, и очень хорошо. Правда, жизнь в этом суровом краю делает их тоже суровыми и угрюмыми. Да и рыбу им труднее добывать в этих водах. Ну, да, наверное, скоро сам сможешь узнать всё от них. – А как их зовут, как называть их, когда встретим? – Они сами скажут тебе своё имя. А узнаешь ты их по голосу. Ни у кого из морских жителей нет такого звонкого голоса, как у этих белых дельфинов. Но прошло несколько дней, прежде чем дельфины впервые встретили этих белых собратьев. Действительно, голоса белых дельфинов – белух – оказались такими звонкими, что их было слышно за много сотен длин. Несколько белух плыли недалеко от сурового обрывистого берега плотной стайкой. Они были очень красивы в зеленоватой воде, на фоне тёмного берега – совсем как небольшие, подвижные льдинки на поверхности моря. Длинного разговора не получилось. – Я дельфин Сэпп из рода Чакки! – Я белый дельфин Ле-Ук из рода Касс! – В этом месте вы живёте весь год? – спросила Эч. – Нет, мы приплыли сюда, ожидая, что к берегу подойдет много рыбы! Скоро здесь будет очень много рыбы, и сюда соберётся всё наше стадо. А что привело ваше стадо в наши воды? – По приказанию совета старейшин мы путешествуем по Великому океану. Наш род живет в тёплых водах, но ты знаешь, что нашему роду необходимо хорошо знать, что делается в океане. – Да, я знаю, что вы думаете, будто управляете всеми живыми существами в море, – вёл разговор большой белый самец, один хвост которого в размахе был больше половины длины Гука. – Это только хорошо, что вам не приходится просить у нас помощи, – спокойно ответил Си-Кок. – Но разве в памяти вашего стада уже пропало знание о годе Большого Льда, когда нашим предкам пришлось потрудиться, пригоняя стаи рыб в ваше холодное море? Наши старейшины говорят, что все белые дельфины были благодарны нам за помощь. Разве не так? Белейший самец промолчал. – Молчишь, приятель, и это хорошо. Счастливой охоты! Кстати, далеко ли длиннозубые тюлени? – Если плыть так, как плыли вы, – день пути, если с нами вдоль берега – дня два. Дельфины решили поскорее добраться до моржей и хотели было распрощаться с белухами. Неожиданно Гук попросил Сэппа разрешить ему отправиться немного вдоль берега вместе с белухами, чтобы посмотреть, как они будут расправляться с приплывающей к берегам рыбой. Дельфины решили, что можно разделить стадо. Несколько самцов и Эч поплыли вместе с Гуком следом за белухами. Скоро они вновь услышали звонкие переливы белушьих голосов. Белухи, видимо, хорошо знали местность. Не сворачивая, пересекали они глубокие бухты, выдерживая одним им известное направление. Вскоре они встретили ещё одну небольшую стайку белух, которая тоже двигалась в том же направлении. Через несколько часов белухи были уже и справа, и слева, и спереди, и сзади. Их было не меньше, чем дельфинов у кораллового атолла. – Уж не родовая ли встреча белух происходит здесь? – вслух подумал Гук. – Может быть, нам лучше отправиться обратно, чтобы не мешать им? Но белухи вели себя спокойно, не обращали внимания на дельфинов и твёрдо держались какого-то направления. Наконец белухи прекратили своё стремительное движение и стали крутиться возле берега в том месте, где небольшая речка широко разливалась перед выходом в море. У самого её устья образовался невысокий песчаный вал, за которым угадывалось небольшое озеро. Здесь-то Гук и стал свидетелем охоты белух на рыб. Как раз в эти дни стаи кеты и горбуши подходили к устьям дальневосточных рек. Они входили в реки не спеша, после некоторого периода привыкания к пресной воде. А затем стремительно поднимались вверх по реке и там, в верховьях, откладывали икру, пряча её в камнях или крупной гальке на дне. Гук не знал, сколько трудностей должны преодолеть эти большие и тяжёлые рыбины в четверть, а то и половину его длины. Им приходятся и прыгать вверх, преодолевая водопады, и устраивать гнёзда для икры, разгребая на дне мелкие камни, и, наконец, совершать далёкие путешествия, за тысячи километров, чтобы найти ту самую реку, в которой они когда-то вывелись сами. И грозная опасность поджидала в образе белух этих рыб перед входом в реки. Увидев огромные белые тела белух, услышав их резкие, мяукающие, переливающиеся, звенящие голоса, рыбы совершенно теряли ориентировку и легко становились добычей дельфинов. «Как же белуха может съесть такую огромную рыбину? – подумал Гук, увидев, что размеры рыбы раза в два-три больше, чем величина рта у белухи. Присмотревшись, он с удивлением обнаружил, что белухи не проглатывают этих рыб целиком, а аккуратно откусывают, проглатывая каждый кусок отдельно. От этого любопытство Гука ещё больше увеличилось. Он хорошо знал на собственном опыте, что разорвать рыбу на части – дело очень трудное для дельфина, зубы которого представляют нечто вроде ряда толстых, но коротких гвоздиков, торчащих из челюсти. У самого Гука во рту было, наверное, не меньше восьмидесяти таких гвоздиков. «Сколько же их должно быть у белухи, чтобы так ловко разрывать рыбу?» – подумал Гук и чуть было не залез в пасть ближайшей белухи, стараясь рассмотреть зубы. Оказалось, всего по 7–8 зубов с каждой стороны. Но зато какие это были зубы! Каждая пара зубов была настоящими ножницами: верхние изогнутые, длинные и острые зубы приходились против тупых и прямых. Эти нижние зубы плотно входили в канавки, протёртые на верхних зубах. Получались своеобразные ножницы. А как они действовали, Гук только что видел. – Послушай, Гук, – затрещал откуда-то сбоку голосок Эч, – а что будет, если эти белые дельфины съедят всех рыб, которые идут на нерест? Ведь в каждый последующий год рыб будет всё меньше и меньше? – Если бы они съедали всех рыб, то действительно в конце концов не осталось бы ничего. Но белухи ловят рыб у устьев рек с незапамятных времен, и рыб не становится меньше. Значит, иного рыб проходит на нерест и оставляет икру. И кроме того, разве ты не знаешь, что гибнут прежде всего слабые? А слабым нельзя оставлять потомство – от этого вред будет гораздо больше, чем от сотен белух. Слабое потомство породит ещё более слабое, и вот тогда действительно рыб станет всё меньше и меньше. Посмотрите кругом, – продолжал Гук, обращаясь скорее к двум молодым дельфинам, крутившимся рядом, чем к Эч, – везде увидишь тот же простой принцип: над одними организмами стоят другие, которые их ограничивают, не дают размножиться. Плохо ли это? Нет, это неизбежно! Если бы вся кета и горбуша, сейчас идущая на нерест, дала бы потомство, то скоро бы не хватило мест на нерестилищах, корма для них в море. Посмотри, как важно присутствие акул в море, ведь они тоже прежде всего хватают больных и слабых рыб и этим приносят пользу стае. Законы нашей природы жестоки по отношению к каждой особи, но гуманны по отношению к виду. Никто не смеет нарушать эти законы безнаказанно, даже мы, дельфины… Пока Гук занимался просвещением молодежи, вокруг стало заметно меньше белух. То ли меньше стало подходить рыб к реке, то ли разогнали их белухи, но там, где полчаса назад то и дело мелькали белые спины, теперь они встречались только изредка. – Смотри, Гук, это плывёт кто-то из нашего стада! – заверещал один из молодых дельфинов, показывая звуковым лучом на серый силуэт дельфина, мелькнувший рядом с проплывшей белухой. «Странно, что он не дал нам сигнала, – подумал Гук, тоже обративший внимание на незнакомого дельфина. – Попробуем его догнать!» Вскоре стайка дельфинов окружила небольшого тёмно-серого дельфина без спинного плавника и с головой, по форме очень похожей на голову белухи. – Я Гук из рода Чакки и Эрр! – Я Ле-Ук из рода Касс! – Какая же ты белуха, если ты не белый? – засмеялся один из молодых дельфинов. – Год назад, когда родился, я был совсем тёмный! – обиженно пробулькал серый дельфин, назвавший себя белухой. – А через год, когда мне исполнится два года, я буду совсем белый. Белыми белухи становятся только через несколько лет после рождения. Эх, вы, таких простых вещей не знаете! Прощайте, и счастливой охоты! ВСТРЕЧА С ОДО-БЕНАМИ День подходил к концу. Как всегда на севере, сумерки долго не могли окутать море, даже когда наступила ночь, небо оставалось не чёрным, как на юге, а белёсым. В призрачном колеблющемся свете ночи дельфины дремали, время от времени прислушиваясь к доносящимся звукам. Всё было спокойно, как и во все предыдущие ночи в этом холодном море. Утром дельфины оказались в центре густого пятна тумана и долго не могли выбраться из него. Гук любил плавать с открытыми глазами и поэтому с облегчением вздохнул, когда туман рассеялся. Надо было подумать о пище. Скоро выяснилось, что единственной возможностью поесть была ловля мелких камбал, с ловкостью маскирующихся на песчаном и каменистом дне. Началась индивидуальная охота, потому что и камбалы индивидуалисты. – Надо встретиться со стадом. Кто обнаружит следы нашего стада, пусть сразу сообщит всем, – предупредил Гук своих товарищей. Стадо прошло где-то здесь вчера, и следы ещё должны были хорошо сохраниться в воде. По таким следам искать стадо удобнее, потому что они расплываются широкой полосой на много десятков длин, и их легче было обнаружить в океане. В этой части моря было совсем неглубоко – не глубже 20–25 длин. Дно песчаное, с мелкими камнями. Гук обратил внимание на углубления в две-три длины величиной, там и сям покрывавшие дно. Как будто чем-то острым втыкали и бороздили мягкий грунт. – Эч, что здесь такое происходило? Может быть, это следы от движения раковины? Но тогда эта раковина должна быть размером с меня или с тебя… – Никогда вам не догадаться, – вмешался в разговор Заз, который рад был показать свою осведомленность, – это следы Одо-Бена. Это он проделал своими зубами такие борозды. – Вот бы интересно посмотреть на кого! – мечтательно проговорил Гук. – Подумать только, прокопать такие борозды зубами! Даже не верится. А зачем он копает эти канавы? – А так он поднимает грунт вместе с моллюсками, которые сидят, глубоко зарывшись, и потом ловит в мутной воде раковины и разгрызает их, – пояснил всезнайка Заз. – Но сейчас они, наверное, все на берегу или около берега, потому что, когда они бывают в море, далеко кругом слышно, как они громко сопят и дерутся между собой. – Раз они здесь бывают, то, наверное, и сейчас недалеко где-нибудь, – предположил Гук. – Давайте подплывём ближе к берегу. Стадо от нас не убежит, догоним его позднее. Дельфины теперь плыли вдоль самого берега, то плоского, унылого, без кустика и деревца, то крутого и каменистого. Во многих местах на берегу лежал снег, который живо напомнил Гуку горы льда и снежные метели в Антарктике. «Всё-таки, – подумал он, – здесь гораздо теплее». И тут же невольно вспомнил родное Чёрное море. Там тоже бывал снег, а иногда даже часть моря замерзала. Но разве может сравниться Чёрное море с этими холодными водами или даже с тропическими? В нём не слишком холодно, но и не слишком жарко. И там родное стадо, и там родина, известны все заливчики по берегам, известны все течения в море… Что случилось с его стадом? Что делается в роде Эрр? Были ли родовые игры? Наверное, были, ведь прошло много-много лун с тех пор, как он покинул стадо. – Знаешь, Эч, я был такой смешной и глупый, когда покинул родное стадо: я думал, что дельфин может прожить без стада, один-одинёшенек в море. Как я не понимал, что дельфины потому и стали дельфинами, что они всегда помогают друг другу. И если дельфины хозяева в море, то они в ответе за всех остальных жителей в нём. – Сейчас ты тоже смешной и глупый, – весело поддразнила Гука Эч, – раз говоришь такие простые и понятные всякому разумному существу вещи, да ещё с таким умным видом! Видно, плохо тебя учили в детстве. Ты лучше потряси своим языком и определи, что за запах кругом, уж нет ли рядом Одо-Бенов? Погрузившись в свои мысли, Гук действительно перестал обращать внимание на окружающее и прозевал, когда в воде появился резкий запах, напоминающий запах тюленей, но ещё не встречавшийся Гуку. И тотчас издали, оттуда, где плыли молодые дельфины, донёсся призыв: – Кто ты, друг? Я дельфин Чик из рода Чакки! – Так и есть, наверное, встретили наконец Одо-Бенов! – решил Гук и быстро заработал хвостом, направляясь прямо на звуки разговора. Перед двумя молодыми дельфинами висело в толще воды и покачивало огромной головой из стороны в сторону нелепое, коричневато-красное существо. У этого существа была бугристая кожа. Выпученные глаза сидели вроде как на небольших толстых стебельках и поворачивались не вместе, а порознь: один в одну сторону, а другой – в другую. У этого существа были широкие и круглые передние ласты. На морде у него было такое количество волос, что Гук просто оторопел. Волосы были толстые, они сидели ровными рядами на передней части морды зверя и смешно шевелились. Две жёлтые тупые изогнутые палки торчали из верхней челюсти вниз так, что маленькая нижняя челюсть примостилась где-то между ними. Это существо было Одо-Беном, длиннозубым тюленем на языке дельфинов, или просто моржом. Морж с удивлением смотрел на крутившихся около него дельфинов и иногда с изяществом, непонятно откуда бравшимся в огромной туше, поворачивался, провожая взглядом того или другого. Перед Гуком был старый самец, весь покрытый буграми-шишками, предохраняющими его грудь и плечи от страшных ударов клыками других моржей. Притупленные клыки, ровная, словно подстриженная у парикмахера, щетина его усов показывала, что этот трудяга провел не одну сотню часов, вспахивая клыками дно, улавливая своими приемниками-усами малейшие колебания грунта, выдающие присутствие моллюсков. Глядя на дельфинов, старик морж что-то вспоминал. В его большой голове основное место занимали кости, поддерживающие длинные клыки. Но в том небольшом мозгу, который находился там, хватало места для таких же, как он, серьезных и основательных мыслей. Он когда-то давно видел этих или таких же дельфинов, совсем не похожих на хорошо знакомых белух. От дельфинов опасности ждать нечего, пошумят, почирикают, покрутятся кругами и уплывут неведомо куда. И они уже никогда не встречаются в тех местах, где он привык проводить своё время – среди огромных льдин, на мелководьях арктических морей. Это вот в этом году он постарел и не поплыл вместе со льдами и со всеми самками на север. Там сейчас резвятся в воде маленькие моржата, и не он, а другие – те, которые посильнее, стерегут детёнышей от нападения белых медведей. Правда, и здесь не особенно скучно. На берегу на лежбище собралось немало молодых моржей и таких же стариков, как он сам. Но он, пожалуй, старше всех. У него даже не хватает силы, чтобы выбрать и отстоять от натиска молодых получше место на лежбище. Приходится лежать на самом краю лежбища. Но ничего, зато спокойно. И кроме того, эта молодежь так беспечна, что, того и гляди, прозевает опасность. А он ещё сумеет постоять за себя да и сможет вовремя предупредить других об опасности… Но какой опасности? От этих дельфинов нет вреда. Что-то забыто, что-то надо сделать… А они, кажется, спрашивали, кто я, – ну что ж, мне скрывать нечего. – Я Ро из рода Одо-Бенов! Одо-Бенов! Одо-Бенов… Кто сказал, что здесь вкусные раковины? Вот когда я плавал… – Он, наверное, от старости уже ничего не соображает, – предположил Гук. – А может быть, все Одо-Бены такие странные? Поплывём вперёд, там, должно быть, их больше. В самом деле, впереди моржей было гораздо больше, а вскоре их стало столько, что дельфины невольно вспомнили кипящее от котиков море у лежбища на Туманных островах. Моржи, впрочем, вели себя потише, посолидней. Но так было только в воде. То, что делалось на лежбище, рассказать трудно. Гук, конечно, не смог хорошенько рассмотреть, что происходит на оконечности этой длинной и низкой песчаной косы, с трёх сторон окруженной морем. Он разглядел только массу шевелящихся тел и дрожащий тёплый воздух над этим невероятным скопищем моржей. Подобраться ближе к лежбищу было невозможно: всё море около лежбища было занято плавающими в воде на глубоких местах, вздымающимися в пене волн телами моржей. Соваться в эту кашу было не только опасно (задавят ещё случайно, чего доброго!), но и просто противно от удушающе резкого запаха, который исходил от этих толстых туш и насыщал всё море кругом. Гук был удивлён тем, что он увидел. Он не знал, что звери могут так тесно находиться рядом друг с другом. «И как только они не задавят друг друга!» – подумалось ему. Но он был бы удивлён еще больше, если бы смог получше рассмотреть, что делалось в центре лежбища. Здесь уж моржи лежали не просто бок к боку, а в два и даже в три слоя. Правда, это не нравилось нижним, и они довольно определенно выражали своё неудовольствие – размахивали головами и, высоко задрав клыки, били соседей направо и налево. Но эти удары принимались безо всякой обиды, как должное. Да и вреда они не приносили, уж слишком толстокожие соседи! По краям лежбища было потише, сюда попадали все выходящие из воды животные. Здесь можно было даже поспать. Спали моржи и на боку, и на животе, и на спине. Полежит неподвижно минут десять – двадцать и тронется с насиженного места. Под северным негорячим солнышком проведёт часа три-четыре на лежбище, в толкотне и гаме, – и в воду. Бросится с размаху в море, поднимет столбы брызг и поплывёт, фыркая и пыхтя. «Будет что рассказать в стаде, а может быть, старейшины решат оставить эти рассказы даже в памяти рода Эрр?» – подумал Гук и сам даже удивился, как он спокойно и уверенно думает о возвращении в родное стадо. Но тут же перебил свои мысля: «О каком возвращении может идти речь, если я не знаю даже, как отсюда можно добраться до родного моря? Океан такой огромный, и я знаю только одну случайную дорогу, по которой приплыл сюда… И как я могу покинуть стадо Чакки и Сэппа? Ведь здесь же останется Эч…» – Ты что это замечтался, Гук? – раздался сбоку треск Эч. – Нам надо торопиться найти стадо, там, наверное, давно ждут нас! Дельфинам пришлось ещё несколько часов бороздить море, прежде чем они напали на след. Только поздно вечером они оказались в стаде Сэппа. Гук узнал, что за время их отсутствия стадо Сэппа тоже встретило Одо-Бенов и тоже было возле одного из лежбищ моржей на берегу. Решено было поворачивать на юг: дальше на север забираться было опасно. Становилось холодно. В море кое-где стали встречаться небольшие льдины. Родившиеся в тропиках дельфины изрядно мёрзли. И тут произошла еще одна встреча. РАХИА-НЕКТЕСЫ Издалека дельфины услышали низкие звуки, которые обычно говорят о присутствии усатых китов. Разобрать, что передают усатые громадины этими сигналами, дельфины не могут – слишком маленькое расстояние у них между ушами, и длинные звуковые волны проходят, не улавливаясь полностью. Но дельфины – ох уж эти морские хитрецы! – неведомо в какие древние времена додумались до удивительного способа подслушивания разговоров усатых китов. Три дельфина вместе и рядом становились головами в направлении звуков, и уши крайних дельфинов работали как приемники звуков, расставленные примерно на такое же расстояние, как и уши у одного усатого кита. Тогда удавалось кое-как уловить их сигналы. Расшифровать же их было не особенно сложно. Эти усатые гиганты не проявляли особой сообразительности, и все их разговоры сводились к сигналам сбора, передвижения, рассказам о том, много ли корма есть и как глубоко надо за ним нырять. Редко, редко когда они объединялись для совместной охоты на рыбьи или кальмарьи стаи. Каждый из них предпочитал работать самостоятельно – раскроет пасть и плывёт некоторое время так. Потом захлопнет и выталкивает языком воду изо рта. А пластины рогового уса с бахромой на внутреннем крае не дают возможности вырваться из этой страшной пасти всякой мелюзге – рачкам-бокоплавам, мелким рыбёшкам, кальмарам. Всё это хорошо изучил Гук, который раньше, в Черном море, никогда не встречал усатых китов и слышал о них только в рассказах старших. Теперь же здесь, на севере, встретить этих усачей было довольно странно. Гук мог поклясться, что в море вокруг совсем не было плавающих рачков-бокоплавов или другой пищи, годившейся для гигантов. Что же они здесь делают? Это надо обязательно выяснить, и потому – скорее к ним навстречу. И здесь ещё один сюрприз ждал Гука. Перед ним оказалась пара действительно усатых китов, но таких, каких он никогда прежде не встречал. Длиной не больше шести-семи его длин, пёстро-серые, с короткими хвостовыми и грудными плавниками, с ровной спиной без плавника. Но самое замечательное – по всей морде, особенно на верхней челюсти, вся поверхность головы была густо усажена небольшими светлыми раковинками. Присмотревшись, Гук обнаружил, что это были не раковины моллюсков, а удивительным образом измененные рачки – зоолог назвал бы их усоногими ракообразными криптолефас. Между их раковинками в кожу впились тысячи других паразитических рачков – китовых вшей циамусов. – Рахиа-Нектесы! Рахиа-Нектесы! – в восторге закрякали несколько молодых дельфинов, увязавшихся с Гуком. Серые киты – а это были именно серые киты – не обращали на дельфинов никакого внимания. Медленно и степенно плыли они вдоль берега, время от времени погружаясь до самого дна, которое здесь находилось на глубине 15–20 длин. Здесь, почти у самого дна, в небольших углублениях и особенно между зарослями морской капусты ламинарии, чьи длинные листья развевались по течению, скапливалась всякая морская живность – мелкие рачки, многощетинковые черви-полихеты и другие придонные обитатели. Кит ловко хватал особенно густые заросли в пасть и глотал, что попадалось в рот вместе с массой ила, кусками водорослей. В воде за ним оставались взъерошенные и прощипанные подводные луговинки и долго не оседающий столб ила. Проплыв некоторое время за серыми китами, Гук обнаружил, что рачки сидят у них не только на голове, но и на брюхе и у плавников. Видно, не так уж плохо существовать на теле кита, который всё время поднимает с илом всяких микроскопических жителей. Киту, конечно, и дела нет до того, что в облаке мути, окутывающей его тело, несётся пища для многих нахлебников, облепивших его тело со всех сторон. Пара китов, за которыми плыл Гук с несколькими дельфинами, уверенно направлялась прямо к берегу. Там виднелся небольшой залив, и, судя по вкусу воды, в этот залив должна была впадать речка. Вскоре Гук услышал звуки голосов дельфинов из стада, которые обнаружили еще несколько серых китов и вместе с ними тоже направлялись к этому небольшому заливчику. Становилось всё мельче и мельче. Глубина уменьшилась до пяти длин, а серые киты плыли спокойно, как будто под ними было глубокое море. Гук хотел было предупредить их об опасности, но, видя, что недалеко плывущее стадо дельфинов спокойно следует за китами к берегу, промолчал. Вот глубина стала уже всего две длины. Теперь, когда кит особенно сильно двигал хвостом, потоками воды от этого движения со дна поднимались густые клубы песка. Но они всё продолжали движение вперёд, может быть, лишь несколько помедленнее. Уже трудно стало плыть даже дельфинам, которые старались не заныривать после вдоха-выдоха, а киты всё пробирались к берегу. Было видно, что они брюхом касаются дна, и всё же они осторожно плыли, или, точнее, пробирались вперёд и вперёд. Вода кругом была уже почти пресная. И здесь, в большой и мелкой лагуне, киты наконец остановились, а лучше сказать – улеглись на дно. И тут раздался предупреждающий зов Сэппа: – Осторожно, отплывите подальше от Рахиа-Нектесов, скорее! Не понимая, с чем связано это предупреждение, Гук и его товарищи быстро отодвинулись от спокойно лежащих китов. И вовремя. С китами – а их скопилось в лагуне несколько – стало происходить нечто непонятное. Сильными движениями хвоста они перекатывались с боку на бок, поднимая столбы грязи, песка и воды в воздух. Со всех сторон только и слышались гулкие удары хвоста о воду и дно и сопение. Это фантастическое зрелище продолжалось несколько минут, после чего киты, словно по команде, успокоились и снова улеглись неподвижно на дно. – Ну, теперь нам пора возвращаться к югу, – проговорил Сэпп, когда все дельфины стада собрались вместе. – Теперь вы видели, что не всегда киты боятся подходить к берегам. В этой лагуне серые киты могут лежать несколько дней подряд, пока пресная вода и солнце не погубят паразитов и нахлебников, облепивших их голову и тело. Вода и воздух холодные. Киты не перегреваются на солнце, как у нас в тропиках. Здесь и дельфины могут лежать часами в мелкой воде у берега, но остерегайтесь остаться хотя бы полчаса на песке у берега в тропиках: вас хватит солнечный удар, и тогда никто вам не поможет! – А у меня на родине можно лежать у берега не полчаса, а часа два, пока бокам не станет очень жарко или пока не потревожат люди, – тихонько просвистел Гук, обращаясь к Эч. Всё стадо дельфинов, разбившись на небольшие группки, спокойно двигалось от берега прямо в открытое море. К вечеру гористый берег скрылся за верхушками невысоких волн. Позади остались снежные берега Ледяной Земли – Чукотки, серые великаны киты, терпеливо ждущие избавления от паразитов в пресной лагуне, остались позади Одо-Бены и стада Ле-Уков. Вечером старейшины попросили молодежь рассказать, что они запомнили из путешествия к Ледяной Земле. Запомнили они, конечно, всё, что видели, и слышали, и чувствовали. После их восторженных воспоминаний заговорил Чу-Гец: – Всё это каждый должен сохранить в памяти навсегда. Если это не пригодится вам самим, то пригодится вашим потомкам, которые должны так же хорошо знать океан, как мы с вами. И ещё запомните главное: здесь, на севере, жизнь сурова для нас, но для живущих здесь она так же хороша, как для нас жизнь в тропиках. Здесь мелко, и основная масса живых существ ютится около дна: и Одо-Бены, и Рахиа-Нектесы питаются у дна. Даже наши родственники Ле-Уки – белухи – питаются в основном донными рыбами. Они хорошо знают, что временами здесь бывает много рыб, приходящих на нерест, и используют это время для своих желудков. Если бы нам пришлось здесь жить долго, то и мы стали бы придонными собирателями. Потому-то мы и считаем себя хозяевами моря, что знаем все пищевые цепи и не допускаем их разрушения нигде в океане. КТО ТАКИЕ РЕ-ТИНЫ? Кончал совет, как всегда, Сэпп: – Теперь мы должны встретить в нескольких днях пути отсюда Ре-Тин. Найти их очень важно. Их осталось мало, очень мало. Несколько поколений назад их истребили люди в окрестностях того острова, где они всегда жили. Нашим предкам удалось, как говорят наши легенды, уговорить оставшихся Ре-Тин уплыть из этого страшного места в другие, укромные места, куда ещё не добирались люди, и там они живут до сих пор. А почему мы так заботимся о Ре-Тинах, вы узнаете, когда мы найдем их. – Скажи, Сэпп, зачем люди истребили Ре-Тин и почему дельфины им не помешали это сделать? – не выдержал Гук. – У людей, вероятно, очень тяжелая жизнь, особенно на севере. Они только и делают, что добывают себе пищу – ловят рыб, бьют Одо-Бенов – моржей, даже ухитряются убивать Рахиа-Нектесов. Но Одо-Бены осторожны, Рахиа-Нектесы могут уплывать далеко в море, рыбу люди ловить не умеют, они её больше пугают. А Ре-Тины оказались незащищенными. Мы пытались поговорить с людьми, но они не понимают разумного языка. Может быть, если бы они больше жили в море, как в тропиках, мы бы и договорились с ними, но тут не получилось. – И самое главное, – продолжал Сэпп, – запомни: дельфины многого не могут делать тогда, когда сталкиваются с существами, приходящими в море с суши. Вспомни наши предания. Миллионы поколений мы были хозяевами моря, и мы хорошо управлялись, если оно такое богатое жизнью сейчас. Но несколько сотен тысяч лун назад у берегов морей появились люди, и с тех пор многое начало меняться. Что будет дальше, неизвестно. Но не забудь, что наш главный закон – дружба не за вознаграждение… Через несколько дней стадо дельфинов оказалось далеко к югу от берегов Ледяной Земли – Чукотки. Далеко на горизонте угадывался высокий гористый берег. Море кругом было усеяно подводными холмами, которые не достигали поверхности воды совсем немного, иногда на две-три длины, иногда даже чуть обнажались при сильной волне. Между этими холмами, склоны и вершины которых поросли густыми зарослями водорослей, бурых, красных, зеленоватых, дно понижалось до 15–25 длин. Море было более живое, чем на севере. Больше было рыб. По дну ползали огромные крабы. Гук никогда раньше не видал таких огромных крабов. Когда дельфины проплывали здесь вчера, они встретили много усатых китов, где-то дальше в море, наверное, охотились на кальмаров кашалоты – их следы хорошо сохранились в воде, – и в море несколько раз дельфины пересекали вонючие следы от больших грохочущих коробок двуногих. Но сюда, к этим холмам, не заплывали киты и не подходили корабли. Китам здесь делать нечего, негде развернуться, да и добычи нет приличной, а кораблям подходить сюда опасно, того и гляди, напорешься днищем на крутой каменистый холм. Сэпп и другие опытные дельфины, бывавшие уже в этих местах, рассыпались широкой цепью, надеясь по запаху найти следы Ре-Тин. Они должны были жить где-то здесь, как объяснили старейшие. И в самом деле, вскоре дельфины напали на следы, которые привели всё стадо за полосу подводных холмов ближе к берегу, к подбережью крошечного каменистого островка. Здесь и жила одна из немногих семей Ре-Тин – громадных морских коров, питавшихся водорослями. Только теперь Гук понял, почему дельфины так заботились о судьбе Ре-Тин. В океане обычно все пищевые цепи кончаются крупными животными-хищниками, которые поедают рыб или кальмаров. А Ре-Тины, поедая водоросли, не нарушают сложных пищевых цепей организмов, используют практически безграничные запасы энергии, скрытой в водорослях, которая без них бесполезно пропадала бы. Ре-Тины раза в три-четыре были длиннее Гука, с широкими хвостами, как у китов, совсем без задних ног. Но зато передние ласты у них были очень подвижные и длинные, и ими эти капустницы, как прозвали их дельфины, очень даже ловко загребали длинные пластины водорослей в рот. Каждый плавник кончался небольшим копытцем, которым Ре-Тина ловко сковыривала особенно крепко приросшие к камням водоросли. Мощные, массивные нижние челюсти всё время двигались, пережёвывая водоросли. Но ни на них, ни на верхних челюстях Гук так и не рассмотрел зубов, хотя, кажется, он залез своим рылом прямо в рот одной добродушной корове. Вместо зубов были небольшие бугристые роговые пластинки, которые действовали как тёрки, когда корова жевала водоросли. Плавать Ре-Тины не любили и проводили большую часть дня на каменистых отмелях, поросших водорослями. Иногда, когда доступные участки были достаточно объедены, они перебирались на другие отмели или к другим мелким островкам, которых здесь было несколько. Водоросли быстро отрастали снова, и уже через несколько лун снова можно было возвращаться на старые места. Сейчас здесь жило несколько семей морских коров, которым хватало тех водорослей, что росли на окрестных отмелях. Помочь морским коровам перебраться на другое богатое подводное пастбище, которое, как знали дельфины, находилось в нескольких сотнях километров от этого уединенного уголка моря, что и собирались сделать дельфины, пока не потребовалось, и стадо покинуло этот единственный в океане заповедник, за раскрытие тайны которого люди дали бы многое. Может быть, когда-нибудь придёт время, и дельфины расскажут об этом заповеднике людям? Может быть, они даже когда-нибудь попросят людей пошире расселить этих замечательных животных? Этого мы пока не знаем, как не знаем и точного места, где находится этот заповедник. Где-то у Корякского побережья Берингова моря… После встречи с морскими коровами стадо дельфинов продолжало двигаться на юг, вдоль побережья, то приближаясь, то отдаляясь от берегов. Берега здесь стали заметно живописнее, чем на Ледяной Земле. Высокие горы, которые издалека видны в море, были покрыты по-прежнему ледяными шапками, но пониже тут и там виднелись заросли низкорослого кедрового стланика, а по долинам речек, по склонам и руслам ручьёв поднимались невысокие деревца. Да и издали низменные места берега выглядели теперь зелёными, а не серыми, как тундры Чукотки. Именно у этих берегов произошла встреча стада дельфинов с Эн-Хидрами. Как и обычно, задолго до встречи с неизвестным животным дельфины почувствовали в воде присутствие следов. Старейшины знали, что это следы от Поедателя ежей – Эн-Хидры. По следам быстро нашли и саму Эн-Хидру – изящного калана, или морскую выдру. Как и обычно, она лежала у поверхности моря на спине и что-то крутила небольшими ловкими передними лапами, держа их у груди над водой. Занятая своим делом, она не заметила стаи дельфинов, а когда услышала их, бежать было уже поздно. Эн-Хидра так разволновалась и перепугалась, почувствовав себя окруженной большими и ловкими дельфинами, что застыла на месте совершенно неподвижно, готовая броситься, казалось, на первого же дельфина, приблизившегося к ней. – Не бойся! Не бойся! Я дельфин Крач из рода Чакки! – немедленно попытался успокоить нервную выдру Крач. Эн-Хидра перестала дрожать, но ещё долго не спускала настороженного взгляда с крутившихся поблизости дельфинов. Одним из правил поведения дельфинов было приходить на помощь попавшим в тяжёлое положение существам. Но было и другое правило, запрещавшее попусту тревожить морских обитателей. Почувствовав, что они могут нарушить второе правило, дельфины отплыли на некоторое расстояние от Эн-Хидры и стали исследовать место, в котором они оказались. Глубина – небольшая, не больше двадцати длин, дно каменистое, водорослей на дне мало, но много морских ежей. Среди ежей преобладают небольшие чёрные, с тупыми иглами. Рыбы не особенно много. Поблизости из воды поднимаются небольшие скалы. Вот, пожалуй, и всё, что принесли дельфинам разведочные проплывы. Тем временем Эн-Хидра настолько успокоилась, что принялась за своё прерванное занятие. Тут уж настало время Гуку и молодым дельфинам, никогда раньше не видавшим этого зверя, понаблюдать за его повадками. Стряхнув с груди какие-то крошки и твёрдые кусочки, калан ловко повернулся на брюхо и бесшумно, не подняв ни волны, стал опускаться ко дну. Сильное и подвижное его тело кончалось довольно длинным – с голову Гука – и широким хвостом, который зверь использовал как руль. Небольшая голова с огромными, смотрящими вперед глазами напоминала тюленью, но только была более широкой и плоской. Между пальцами ног были натянуты широкие и прочные перепонки, особенно толстые на задних лапах, которые и служили главным органом движения в воде. Длинные усы смешно топорщились в разные стороны. Проплыв некоторое время у дна, Эн-Хидра схватила небольшого ежа и… сунула его под мышку. Большая складка кожи, соединяющая передние лапы и спину, немного оттопырилась. Туда же отправился ещё один небольшой морской ёж, пара крупных раковин, которые она с ловкостью отодрала от большого камня. «Но камень-то, камень зачем ты схватила?» – с удивлением подумал Гук, увидев, как Эн-Хидра подобрала со дна увесистый кусок камня и со всем собранным отправилась к поверхности. – Сейчас посмотрим, как он будет грызть этот камень! – с восторгом прошептала Эч, уверенная, как и Гук, что камень калан схватил по ошибке. Но ошибся не калан, а они сами. – Смотри, он камнем бьёт по раковине! – возбужденно засвистел один из молодых дельфинов. – Он разбил её створки камнем! Он съел моллюска! Да, Гук это тоже хорошо рассмотрел: несколько сильных ударов, нанесённых камнем, зажатым в одной лапе, по раковине, которую он придерживал другой лапой, – и створки раковины разбиты вдребезги. Ещё секунда – и остатки пустых створок полетели в сторону. Теперь настал черёд морских ежей. Камень был убран под свободную подмышку, и в ход пущены зубы. С видимым удовольствием калан выедал остатки ежа из круглого панциря, облизнулся длинным красным языком (этот язык тоже удивил Гука – ни у кого из его знакомых морских обитателей не было такого длинного, подвижного и красного языка) и выбросил пустой панцирь, ещё две минуты назад бывший морским ежом. Так же он расправился со вторым иглокожим. «Выкинь камень, чудак!» – хотел было посоветовать Гук калану, но вовремя сдержался. Тот как раз вытащил камень из-под мышки, повертел его в лапах, осмотрел со всех сторон и… сунул снова под мышку. Второй раз, когда калан отправился на дно моря, он уже не подбирал камня, а лишь набрал несколько раковин и ежей. На поверхности спектакль с камнем повторился снова. Дельфины были в восторге и, не выдержав, громко затрещали, зачирикали, запищали и заскрипели, рассказывая друг Другу, как здорово это получается у Эн-Хидры и какая она сообразительная, эта Эн-Хидра. Недовольный этим шумом калан поспешил к скале, вылез на большой камень и с независимым видом принялся разглядывать плавающих вокруг под ним восторженных дельфинов. Часть четвертая В РОДНЫЕ КРАЯ В ПОДВОДНЫХ ДЖУНГЛЯХ АЛЬДАБРЫ – Луи, забирай камеру и скорее ко мне! Внизу крутится совершенно ручная макрель и ждёт не дождется, когда мы её снимем в кино! – закричал показавшийся над поверхностью воды Эмиль Фле. Тот, которого звали Луи, сидел в небольшой лодке, стоявшей на якоре у кораллового рифа. Риф тянулся вдоль побережья небольшого острова. В километре от лодки в море покачивалась на волнах небольшая моторная шхуна. – Иду! – бросил Лун пловцу и, натянув ласты и маску, осторожно спустился за борт лодки. Его товарищ, остающийся в лодке, помог ему поудобнее пристегнуть баллоны акваланга и подал большой и тяжёлый бокс с крыльями стабилизаторами – кинокамеру. – Смотри внимательно за морем, – это относилось уже к остающемуся в лодке, – и не прозевай, когда мы появимся на поверхности, может быть, тебе придется помогать. Вода прозрачная, и Луи видит, как Эмиль, ныряя вниз, манит его рукой за собой. Вот и риф. Огромные мадрепоровые кораллы самой причудливой формы уходили на глубину не меньше 50 метров. Тут и там мелькали стайки мелких коралловых рыб, проплывали рыбы покрупнее. Эмиль спускался всё ниже, легко ориентируясь по приметным глыбам. Вот он остановился, поджидая Луи. Знаками показывает вперёд, на расщелину в рифе. Оттуда спокойно смотрит на людей серебристая, плоская, как щит, макрель метра полтора в длину и килограммов сорока весом. Нерешительно двигается навстречу пловцам, потом медленно поворачивается и как бы говорит: «Ну разве я не хороша!» А макрель действительно хороша! Но что это: рядом с головой макрели плывет малюсенькая рыбёшка, не больше ногтя размером, голубенькая, с ярко-жёлтым брюшком. Вот приподнялись жаберные крышки макрели, пропуская свежую воду к жабрам, и в то же мгновение малютка кидается к нежным жабрам, впивается челюстями в мягкую ткань и вырывает микроскопический кусочек. Не успевают жаберные крышки опуститься, как маленький разбойник пулей вылетает оттуда и как ни в чём не бывало продолжает свой путь рядом с головой своего хозяина. Жужжит киноаппарат – идет съёмка. Какая-то тень падает на макрель, и Луи с досадой оборачивается, чтобы прогнать этих вечно мешающих работе акул, которые всегда крутятся около рифа. Но это не акула, это дельфин, а рядом ещё один. Эмиль тоже поворачивается, видит дельфинов и показывает жестами Луи, чтобы он снимал их. Но дельфины плывут против света, снимать их снизу невозможно, и пловцы осторожно поднимаются к поверхности. Дельфины делают широкий круг и снова возвращаются к пловцам. Впереди плывёт крупный самец со шрамом поперёк спины, у самого основания спинного плавника, а следом за ним самка со светлым спинным плавником. Они чуть покачивают головой из стороны в сторону и приоткрывают челюсти. – Ты слышал, как они пищали что-то? – кричит, выныривая, Луи, обращаясь к Эмилю. – Ей-ей, они спрашивали нас о чём-то! Нырнём снова. Но дельфинов уже нет поблизости. Вечером в крохотной кают-компании итальянского экспедиционного судна «Стрекоза» участники киноэкспедиции обмениваются впечатлениями о прошедшем дне. – А мы сегодня познакомились с парой афалин. Снимаем большую макрель и видим дельфинов. Конечно, макрель отставили в сторону, поплыли к дельфинам. А они не подпускают близко, хотя и не уплывают. Качают головами и трещат, как будто спрашивают что-то, – рассказывал Эмиль. – Ты завтра попроси своих дельфинов найти нам живого целаканта. А то стоим здесь уже почти месяц, наснимали уйму плёнки, скоро кончится срок экспедиции, а целаканта нет как нет! – перевёл разговор на другую тему Альберто Прациоли, руководитель научной группы экспедиции. А с другой стороны острова остановившиеся на ночь Гук и Эч (читатель уже догадался, конечно, что это были именно они) тоже обменивались впечатлениями. – Самое странное, что эти двуногие не хватают рыб, а смотрят на них и будто бы играют с ними, – вслух размышлял Гук. – Сигналов разумных существ они по-прежнему не понимают, хотя всё их поведение показывает, что они не заняты добычей пищи, – поддержала Эч. – Эч, а ты не жалеешь, что мы покинули стадо Сэппа? Ты по-прежнему хочешь попасть со мной в Чёрное море? – Да, Гук. – А что будет, если мы не найдем дорогу в океане? Ведь мы не знаем, куда надо плыть сейчас! – Нам помогут другие дельфины, так же как они помогали нам на протяжении многих лун, пока мы не попали к этим островам. Вспомни, что нам говорили в стаде Ту-Куц, – продолжала Эч. – Да, кажется, мы всё время плыли так, как они рассказали, и теперь надо поворачивать на север… – И мне так кажется. От этого острова надо добраться до большого берега и вдоль большого берега на север. Как взойдёт солнце, мы продолжим наш путь, только ещё раз заглянем к этим двуногим и посмотрим, что они делают. …Утром все члены экспедиции собрались на палубе. Альберто предложил не расплываться всем в разные места, а целый день продежурить около глубоководного прохода в коралловом барьере. Именно в таком проходе в прошлом году французская экспедиция у Коморских островов обнаружила и поймала целаканта. План был принят, и на двух лодках пять участников экспедиции отправились к проходу в рифе. Случилось так, что к этому же проходу направились утром Гук и Эч. Они не искали целаканта и даже не подозревали о его существовании. Через барьер вместе с течением проносились огромные стаи рыб, и здесь можно было без всякого труда позавтракать. Здесь, где коралловый барьер по каким-то непонятным причинам был разорван, белое песчаное дно круто уходило в синюю глубину. Течение неслось из открытого океана в сторону лагуны, и с этим течением проносились стремительные барракуды, стайки ставрид-карангид, стараясь сохранить важность, боролись с сильным течением крупные снэпперы-лучианы, или рифовые окуни, бесчисленные красные, зелёные, жёлтые, синие скарусы, или рыбы-попугаи, со своими клювообразными челюстями, способными откусить кусок от самого крепкого коралла. Акулы сновали и в лагуну, и из лагуны, и поперёк течения, казалось, без всякого труда. Для этих могучих пловцов течение не играло никакой роли. Здесь они были хозяевами и выбирали добычу по вкусу. Гуку пришлось немного потревожить покой акул и дать им понять, что на время здесь прекращается их деятельность. Акулы попались сообразительные, и, услышав сигналы, которые Гук и Эч посылали в разные стороны, молниеносно исчезли. То ли они уже встречались с дельфинами, то ли поняли, что пришли настоящие хозяева моря. – Эмиль, ты обратил внимание, что сегодня мы не видели ни одной акулы? – удивился Альберто, вынырнув после первого погружения в районе прохода в рифе. – Рыб сколько угодно, вода чистая, а акул нет. Без них даже как-то непривычно, чего-то не хватает в море. Пробкой вылетевший на поверхность Луи закричал изменившимся, срывающимся голосом: – Скорее, скорее вниз, там целакант! Повторять приглашение не пришлось. Через секунду все члены экспедиции погрузились в прозрачную глубину следом за плывшим Луи. Вот он повис над стенкой кораллов с одной стороны от прохода и стал медленно погружаться. Сделал полукруг и рукой показывает на что-то находящееся прямо на поверхности мадрелорового рифа, метрах в двадцати от поверхности. Это был самый настоящий целакант. Ошибиться было невозможно. Только у целакантов – кистеперых рыб, сохранившихся в неизменном виде несколько сотен миллионов лет, – есть такие мясистые длинные лопасти в основании парных плавников, только у целаканта хвостовой плавник разделяется в центре такой толстой лопастью… Точно такие же рыбы жили в океане, когда на суше ещё не было позвоночных; именно далекие предки этого целаканта первыми вышли на берег и превратились сначала в полуводных амфибий, а потом в рептилий, птиц, млекопитающих. Прошли сотни миллионов лет, а здесь, в море, условия жизни остались примерно теми же. Вот она, долгожданная встреча! Стараясь не приближаться к целаканту слишком близко, Эмиль и Луи нацелились на него двумя киноаппаратами и по сигналу нажали на спуск. …В воде послышалось слабое жужжание, которое привлекло внимание Гука. Что это за жужжание, было непонятно, и пришлось поплыть в сторону звука. Вскоре дельфины увидали следующую картину: у выступа мадрепорового коралла, согнувшись в три погибели и наставив с двух сторон аппараты на необычного вида большую рыбу, застыли три человека. Жужжание и шло именно от этих аппаратов, которые люди держали в руках. Рыба, на которую было обращено внимание, некоторое время продолжала оставаться неподвижной, как бы опираясь о поверхность рифа, вдруг неожиданно сделала молниеносный пируэт и устремилась вглубь, в сторону от рифа. Гука тоже заинтересовала эта рыбина, которую он никогда прежде не встречал, и, сообразив, что она вот-вот исчезнет в глубине и он её не успеет рассмотреть хорошенько, Гук направил ультразвуковой луч ей вдогонку. Рыба замешкалась, свернула влево, потом снова хотела погрузиться глубже. Но луч ультразвука доставал её всюду. Вот она повернула вверх, и Гук сразу же замолчал: вверх он разрешил ей подниматься. Когда она поднялась достаточно высоко, он спокойно подплыл под неё и принялся её рассматривать. Его поразили мясистые плавники, толстое круглое туловище, коричневая крупная чешуя, маленькая голова, еле заметная щель жаберной крышки. За этим занятием его и сняли через телеобъектив итальянцы, сначала изумленно наблюдавшие, как рыба не смогла опуститься вниз, а потом потерявшие вообще дар речи, увидев, как старательно осматривает Гук эту рыбину. От островка к островку, хорошо ориентируясь по подводным мелям и впадинам, Гук и Эч через два дня вечером вышли к побережью Африки. Теперь путь был прост – на север, вдоль побережья. Никогда раньше Гук не поверил бы, что желание вернуться в родное море может быть таким сильным. Он готов был плыть день и ночь, не останавливаясь ни на минуту. Всё окружающее потеряло для него интерес, если только не было каким-то образом связано с его возвращением домой. Зато Эч, разделяя желание Гука поскорее добраться до Чёрного моря, ещё не совсем потеряла голову и не упускала случая, чтобы поближе познакомиться с разными морскими чудесами. Ну разве можно проплыть просто так, не осмотрев эту странную башню, торчащую прямо из дна на глубине 25–30 длин? Наверху нечто вроде рыхлого губчатого цилиндра из красноватой, мягкой, пенистой резины, и сидит он на прозрачной тонкой игле, толщиной в стебель хвоста Гука и высотой не меньше длины Гука. Такого огромного монарафеса дельфины не видели даже в океане. Вот уж справедливо названо это сооружение стеклянной губкой! Немало сказочно красивых кремневых губок, за свой прозрачный, нежно сплетенный как бы из стеклянных нитей скелет названных стеклянными губками, повидал Гук в разных морях. Он узнал, что эти губки любят жить только на большой глубине, куда попадает совсем мало света и не докатываются морские волны; узнал, как опасно попадание твердых и острых кусочков скелета губок на кожу. Поэтому, осторожно проплыв раза два вокруг невиданного гиганта, Гук и Эч удалились, не притронувшись к этому созданию. В этой части океана было невероятно много разных акул. И здесь Гук смог познакомиться с ними, не прибегая к обычным уловкам. В море, довольно далеко от берега, рыбаки на ночь выставляли специальные сети, и к утру в них попадало много самых разных акул, которых Гук мог рассматривать вблизи сколько хотел. ДЕЛЬФИНЬЯ БУХТА Полуденное солнце палило нещадно. Утренние опыты закончились, и Пётр Максимович пошёл посмотреть, как идёт стройка небольшого лабораторного корпуса. Не успел он обогнуть красную скалу, как его нагнал лаборант Толя. – Пётр Максимович! Пришёл катер, много народу, какая-то комиссия… – А, давненько мы их ждём! Пошли встречать гостей… По широкой тропе от причала к дощатым домикам лаборатории поднималась группа людей. – Вот и хозяин здешних мест, профессор Волошин, знакомьтесь! – И академик Мешков, высокий, с седым ёжиком волос, дружески обнял Петра Максимовича. – Ты уж извини, что без предупреждения, но знаешь, то один, то другой заняты, а сегодня суббота, ну вот мы и решили нагрянуть к тебе… Пётр Максимович поздоровался со всеми, представил сотрудников, которые оказались поблизости, и пригласил приехавших наверх, в свой дом. – Подожди, под крышей ещё насидимся. Показывай-ка лучше своё хозяйство! – Можно и так, – сказал Пётр Максимович, поворачиваясь к бухте. – Отсюда как раз всё хорошо видно. Видите большой вольер в центре? В нём живут десять афалин. Это основное стадо, пойманное два года назад, и приплод. Здесь изучаем групповое поведение дельфинов, ведём некоторые работы по дрессировке. Вольер поменьше и подальше от берега – дельфин Гюйс. Он совершенно ручной, приучен выходить в море и возвращаться по сигналу… – А где же гений гидролокации, кажется, Петька? – В береговом бассейне. Вон там, ниже и левее причала. – Пётр Максимович показал рукой. – Вижу, вижу. Ну, прошлогодние результаты ваших работ мы знаем. А какие получены новые данные? Расскажи-ка коротко, а уж потом мы посмотрим и отчёты. – С удовольствием! Всё это время мы занимались в основном исследованием особенностей ориентации. Мы разобрались в системах, производящих акустические сигналы и принимающих эхо, выяснили возможности локатора… – Это Петька решал ваши задачки с геометрическими фигурами? – В основном он, но также и другие дельфины. – Пётр Максимович, – обратился другой член комиссии, гидродинамик Сухов, – как же можно в общем охарактеризовать возможности локатора дельфина? – В общих чертах, Иван Семёнович, можно сказать, что с помощью локатора дельфин получает удивительно подробную акустическую картину окружающей обстановки. Размеры, форма, расположение в пространстве предметов, даже материал, из которого они практически сделаны, великолепно различаются дельфином. Так что практически киты «видят ушами». – Вы полагаете, что у них создается настоящая акустическая картина? – С одной стороны, так, а с другой – слово «видят» мы позаимствовали из собственного опыта. Полнота акустического восприятия у дельфина так велика, что мы её можем сравнивать лишь с нашим зрением. – А как вы относитесь к предположениям о гелографической решётке на лобном выступе дельфина и к идее о фокальных пятнах? Можно ли говорить о настоящем звуковидении? – Пока это только рабочие гипотезы, которые требуют специальных дополнительных опытов. С другой стороны, обнаружен крайне интересный эффект вращения локационного луча у дельфина. Вы видели эти статьи? – Да, довольно интересно: дельфин может произвольно менять направление излучения и «смотреть» локатором то вперёд, то вбок без поворота головы. – Ну, биологи кое-что явно сделали. Теперь слово за вами, акустиками. Игорь Петрович, – обратился Мешков к третьему из приехавших, высокому и грузному доктору Снегирёву, – когда вы нам расскажете, как дельфин обрабатывает свои щелчочки? Как и какую информацию оттуда надо извлекать, чтобы «видеть ушами»? Очень мне хочется на старости лет тоже «посмотреть ушами»! – Вы же знаете, Александр Васильевич, что наши интересы совпадают! Работаем, пока… – словно продолжая какой-то спор, тотчас откликнулся Снегирёв. – Ладно, ладно, придёт время, посмотрим, что наработали! Да, профессор, а что, действительно вам удалось найти у дельфинов неуловимые вкусовые лукавицы? Когда, покажите препараты? – с живым интересом обратился Мешков к Петру Максимовичу. – Конечно, Александр Васильевич, хоть немедленно. Этим занимается Людмила Ивановна, она и покажет, и расскажет. Вкусовые сосочки оказались там, где и предполагалось, – в ямке на корне языка. Так что отныне дельфинам и китам «разрешается» дегустировать морскую воду, читать, запахи моря. – Я рад за них, ну и за ваши успехи тоже. Осталась совсем малость: узнать, что же это за запахи. Но это уже работёнка для гидрохимиков. Надо подумать, кого из них к вам подключить… А теперь хватит печься на солнышке! Пошли по лабораториям! – И академик бодро зашагал в гору, к стоящим невдалеке двум дощатым домикам. Не заходя в дом, все расположились под большим брезентовым навесом у длинного обеденного стола. Здесь гулял лёгкий ветерок и была защита от прямых солнечных лучей. Теперь разговор повёл Снегирёв. – Пётр Максимович, – Снегирёв протянул Волошину блокнот и ручку, – расскажите нам в двух словах об «эффекте маски». – Пожалуйста. Как вы знаете, в воде далеко не увидишь – прозрачность не та, максимум десятки метров. Поэтому зрение у китов ближнее, но зато панорамное, с широким полем обзора. С другой стороны – у поверхности воды обычно очень светло, а чуть глубже сразу же значительно темнее. Вот и зрачок у них щелевой: он лучше регулирует яркость потока света в глубине и на поверхности. Глаза у дельфинов в темноте светятся за счёт зеркального слоя – это тоже приспособление к темноте, как у других ночных и сумеречных животных. – Да ещё, знаете ли, цвета разделяются ими только по яркости, а не по окраске. – Так, а при чём тут «эффект маски»? – По расчёту, на воздухе дельфин близорук, а на практике они точно ловят в воздухе рыбу и мячи. В чём тут дело? Мы обратили внимание на слой густой и прозрачной слизи, выделяемой специальными глазными железами. По своим оптическим свойствам эта слизь является как бы контактной линзой. В воде она не мешает зрению, а как только глаз оказывается на воздухе, этот слой начинает работать, как система, согласующая глаз с новой воздушной средой. – Красивая гипотеза! Мы, ныряя в маске, помещаем перед глазами слой воздуха и тем приспосабливаем свои глаза к видению в воде, а киты на воздухе обходятся контактной линзой из слизи с такими же оптическими свойствами, как вода! Ну, а какие ещё есть новые идеи насчёт ориентации дельфинов? – Надо бы поискать материал для контактных линз с оптическими свойствами, как у воздуха, и тогда аквалангистов, водолазов, а главное, гидронавтов можно было бы освободить от допотопной маски. – Ну что же, Пётр Максимович, доклад ты нам практически сделал по всей форме. Немного отдышались, товарищи? – обратился академик к остальным членам комиссии. – Пойдём-ка посмотрим на самих дельфинов. ДОМАШНИЕ ДЕЛЬФИНЫ Спустившись к морю, по плавучему настилу все перешли к большому вольеру. Дельфины медленно плавали тремя группами, в прозрачной воде было отчетливо видно каждое их движение. – Какие красавцы! – Мешков присел и опустил руку в воду. Один из дельфинов возник из глубины и прикоснулся к ней носом, прежде чем академик успел отдернуть руку. – Вот напугал, чертяка! Откуда ты взялся? Дельфин медленно развернулся и остановился у самой поверхности. Его пасть раскрылась, набирая воду, потом челюсти сомкнулись, и упругая тонкая струя воды обрушилась на соломенную шляпу и белоснежный пиджак академика. – Вот это встреча! Холодный душ для начала! Все рассмеялись. – Это ещё малая доза, с поправкой на ваш чин, а нас, – весело заметил Волошин, – иногда угощают вёдрами водички. Удар хвостом – и, если зазевался, окатят с ног до головы. – Ну, раз так, я не в претензии; знакомиться так знакомиться! А эти друзья у тебя что, для цирка приготовлены? – Мешков показал на тройку дельфинов, лихо перебрасывающих мяч. – Мы их не учили никаким трюкам, не до того. Дельфины сами придумывают себе развлечения, и надо сказать, что преуспели в этом. Пожалуй, действительно их всех можно показывать в цирке. – Не увлекайтесь! Успех дрессировки дельфинов в океанариумах, кажется, мало чем отличается от известного для других видов! – заметил Снегирёв. – Правда, они все премудрости дрессировки постигают много быстрее… – Батенька мой, – не выдержал Мешков, – а вы видели хоть раз их огромный мозг? Надо быть хорошим специалистом, чтобы с первого раза отличить, что это мозг животного. Огромный, весь в бороздах и извилинах! Чему ж тут удивляться, что они быстро дрессируются! – Александр Васильевич! Хотя эта работа и не входит в нашу программу, но я могу рассказать… – А ну давайте рассказывайте! Сегодня вы прямо как именинник! – Профессор Крупинский с нашими дельфинами поставил серию интересных экспериментов. Он выяснял уровень их рассудочной деятельности… – Это очень интересно! – откликнулся Сухов. – Помнится, американец Бастиан пытался выяснить что-то в этом роде? – Ну, не совсем так. Бастиан пытался выяснить, может ли один дельфин передать другому информацию о том, как надо себя вести, чтобы получить рыбёшку, – вставил Снегирёв. – Совершенно верно. А в этих экспериментах дельфины должны были решить, куда прячет человек их любимую игрушку: в плоскую фигуру, окажем, треугольник или квадрат, или в объёмную – пирамиду, куб. – Ну и как они справились с этой задачей? – Представьте себе, блестяще! Экспериментатор получал от дельфина мяч, закрывался ширмой и прятал мяч в объёмную фигуру, потом ширма открывалась, и обе фигуры, плоская и объёмная, разъезжались по роликам в разные стороны. В подавляющем большинстве случаев дельфин плыл за объёмной, нажимал на рычаг, фигура опрокидывалась, и он получал мяч для игры. – А что же, другие животные с этой задачкой не справляются, что ли? – скептически бросил Снегирёв. – Только обезьяны с первого раза решают эти задачи, а собаки – нет! Их надо этому обучать. – А ваши эксперименты с Гюйсом, разве они не говорят о большом своеобразии этих животных? – вступил в разговор Сухов. – Я знаю мало примеров, – продолжал он, – когда бы дрессированное животное, оказавшись на свободе, осталось таким послушным и управляемым, как Гюйс. – А может, просто человек в других случаях не проявил достаточно терпения и изобретательности в приручении диких животных? – заспорил Снегирёв. – Как бы не так! Полезных для него животных человек приручал, одомашнивал, а бесполезных добывал! Зачем их было приручать? – Боюсь, что скоро добывать будет некого. Так что человек вполне заслужил, что всё живое спасается от него бегством, а попав в неволю, старается при первой возможности удрать снова на свободу. Но дельфины кажутся исключением из этого правила, – принял участие в разгоревшемся споре Мешков. – Дельфины значительно отличаются от других млекопитающих своим отношением к человеку, – убеждённо начал Пётр Максимович. – Они сами стремятся к контактам с человеком. Многочисленные примеры из истории служат этому подтверждением, сталкиваемся с этим и мы в своей работе. Но, заметьте, это касается одного, изолированного от себе подобных дельфина. Меньше это применимо к двум дельфинам, содержащимся вместе, и то, если до этого они были порознь выдрессированы. А вот перед вами плавает стадо афалин. Они живут в неволе два года, совсем не боятся человека. Но мы не представляем для них особого интереса: у них хватает собственных дел и развлечений. – Ну, а как быть тогда с американской программой «Человек и море»? Вы лучше меня знаете, что дельфин Тэффи выполнял сразу несколько обязанностей: почтальона, проводника, телохранителя. – Ну знаете, теперь Тэффи никого не удивишь. После этого был Кейки, а наш Гюйс работает в море лучше их обоих! – парировал Пётр Максимович. – Обратите внимание! Во всех случаях действительно один дельфин… – задумчиво заметил Мешков. – Не так давно профессор Куроки предложил курс обучения дельфинов, рассчитанный на двенадцать лет… – продолжал Пётр Максимович. – Срок немалый – курс средней школы. – Он надеется за это время обучить несколько поколений дельфинов выполнять специальные команды человека, чтобы пасти стада рыб. Вы представляете: подводный пастух-дельфин? Это же замечательно! – Когда-то человек первой приручил собаку, которая и сейчас порой бывает незаменима. Может быть, и дельфин может стать таким же помощником и другом человека в океане? – явно поддержал Сухов. – Значит, делаем дельфинов домашними существами? – весело подвел итог Мешков. – А разве это невозможно? Профессор Точилин считает, что примерно за семьдесят лет афалину можно превратить в домашнее животное! – Позвольте! Прирученные животные – это всего лишь одиночные особи! Одомашнивание же – это приручение целого вида! Неужели вы не видите, что здесь мало дрессировки? Генетика, селекция, а главное, время, время и время! – не сдавался Снегирёв. – Всё это ведёт к тому, что давно пора от промысла переходить к хозяйству… Да, именно к хозяйству, широкому, настоящему хозяйству. И надо добиться, чтобы так считали не только в нашей стране, но и во всем мире! Нашим детям и внукам захочется жить на богатой и разнообразной природе, при изобилии разных продуктов, а без океана всего этого не добиться. Так-то, друзья, – закончил неожиданный спор академик. И, помолчав, добавил: – Связались бы вы, Пётр Максимович, со своими американскими коллегами да добились бы их приглашения в эту бухту. Они дельфинов, говорят, для войны дрессируют, а мы – для мирного хозяйства… Вот и давайте обращать их в нашу веру! Моя помощь вам обеспечена. – Александр Васильевич! Пётр Михайлович! – не давая прекратиться разговору, подхватил Сухов. – У меня есть одна идея по международному мирному использованию китов: в качестве плавучих гидрометеостанций, сообщающих подробные сводки погоды из разных точек океана. В нашем институте радиоэлектроники могли бы, наверное, создать необходимые передатчики и другое оборудование, а биологи, наверное, могут найти способы надежного крепления аппаратуры к животным. – Это сделать, наверное, можно. Но одомашнивание дельфинов – из области научной фантастики, – упорствовал Снегирёв. – Но начинать всегда приходится с малого. Отдельные ручные дельфины – уже реальность, – заметил Сухов. – Надо вырастить теперь несколько поколений ручных дельфинов! – Эти ваши ручные дельфины не будут знать моря! Что от таких проку? – настаивал Сухов, – Другой путь не легче. Расшифруй их язык, попробуй с ними договориться на равных! Пока у нас не получается такого разговора, хотя мы и очень хотели бы этого… – задумчиво закончил Пётр Максимович. – Пошли, может быть, теперь в лабораторию? Я покажу вам отчёты и материалы. Люди уходили с вольера, и топот их ног был привычен, но чуть громче обычного. Зит коротко свистнула, разрешая каждому заниматься своим, и поплыла к Керри. Чиззи достала со дна кусок верёвки и затеяла весёлые гонки. Жизнь под водой шла своим чередом. ЗДРАВСТВУЙ, ЗИТ! Прошло два долгих года, как Гук покинул родное Чёрное море. Но здесь всё осталось по-прежнему: те же запахи, те же звуки, те же рыбьи стаи. Даже небо знакомое и родное… Мутная от весенних штормов вода как будто радостно расступалась, пропуская вперёд стремительно летящее тело Гука. За ним мелькает знакомый белый плавник Эч. – Ну как, Эч, ты видишь теперь, какое оно замечательное, моё Чёрное море! Ты чувствуешь, какие здесь мягкие волны? Ты слышишь, как здесь много всякой рыбы? – свистел и щёлкал Гук. – Весь мой род сейчас должен быть у гористых берегов. В эти луны там спокойно и очень много рыбы. Мы начнём наше путешествие по морю от Голубой бухты – любимой бухты моего детства. Я знаю каждый камень на дне и каждую трещинку в скалах… – Гук, Гук, но уже здесь пахнет дельфинами! – Нет, Эч, мы придём к дельфинам по пути моих предков: от Голубой бухты вдоль берега. – А мне кажется, Гук, что ты просто боишься появиться в стаде! – Ничего я не боюсь… Но давай всё же сначала поплывём в Голубую бухту, мне хочется начать всё с самого начала… И вот уже Гук различает вдали такие знакомые силуэты окрестных гор. Вот огромный Сокол с отвесной стеной, вздымающейся на сотни длин над морем, вот длинный и гористый полуостров, закрывающий бухту с юго-востока. Ещё сотня длин – и вход в бухту… – Гук, ты чувствуешь? – Да! – только и мог бросить в ответ Гук, задохнувшийся от струй запаха, такого родного запаха, который мог принадлежать только… – В бухте или где-то рядом много дельфинов! – затрещала Эч. – Я дельфин Гук из рода Эрр и Чакки! Я дельфин Гук из рода Эрр и Чакки! Я дельфин Гук из рода Эрр и Чакки! – не выдержал Гук. Молчание… – Я дельфин Гук из рода Эрр и Чакки! Я дельфин Гук! Вот Гук и Эч миновали последний мысок, и перед ними вход в небольшую уединенную бухту, окружённую высокими горами, поросшими густыми соснами. – Запах моего стада! – Гук рванулся в бухту и вдруг замер на месте: локатор ясно показывал перед ним странную стенку. Сеть! Толстая высокая сеть на всю глубину бухты! – Я Зит из рода Эрр! Кто ты? Осторожно, мы в плену. – Мама! – Гук! Я знала, что ты придёшь снова! Я слышала вчера твой голос! Я знаю всё, и старейшины узнали всё о тебе и простили тебя… Гук! Мой мальчик! Какой ты большой и красивый! У тебя разорван грудной плавник? У тебя шрам на спине? И ты не один? – Это Эч из рода Чакки! Мы с ней плыли сюда много лун. Она знает про всё на свете, и мы с ней самые близкие друзья! – Здравствуй, Зит из рода Эрр! Я Эч из рода Чакки! Но почему вы в плену? – Нас поймали большой сетью и теперь держат здесь уже две зимы. Здесь всё моё стадо, оно стало теперь большим: Керри, Мэй, Чиззи, и их дети – всего 12 дельфинов. Не подплывай близко к сетке, это опасно, Гук, можно запутаться! – Эч, ты не разучилась играть в перескоч? Вперёд! Останавливать его было бы бесполезно. Эч ещё никогда не видала Гука таким взволнованным. От громкого удара двух тел о воду звонкое эхо покатилось по склонам холмов. Из палатки, стоящей недалеко от берега, выглянула Люда и внимательно осмотрела вольер. – Пётр Максимович! Пётр Максимович! Скорее сюда! Смотрите, что делается в вольере! А посмотреть было на что. Все дельфины, живущие в вольере, огромными лепестками ромашки окружили каких-то двух дельфинов. Моментально выскочивший на зов Люды Пётр Максимович стал считать дельфинов. Два, четыре, шесть, восемь, десять, двенадцать. Что за чёрт! Два, четыре, восемь, двенадцать… Опять сбился. – Люда, быстро пересчитайте дельфинов. – Четырнадцать, Пётр Максимович! – Коля, Петя! Гидрофоны в порядке? Скорее включите магнитофоны! Записывать все звуки в вольере. Кажется, начинается что-то интересное… – Теперь вы знаете, что произошло со мной за эти два года. Всё, что потребуют старейшины, я повторю перед ними, и может быть, что-нибудь из моих рассказов и многое из рассказов Эч будет оставлено в памяти рода. Когда должна быть встреча рода? И почему здесь сидите, за сетью? – Нас обманули люди. Однажды, когда мы спокойно плавали недалеко от берега, с вонючих судов окружили нас огромной сетью. Когда мы хотели вырваться, оказалось, что сеть окружает нас со всех сторон. Ты помнишь это. Нас привезли сюда. У двуногих очень приятная кожа, тёплая и мягкая. С ними приятно плавать рядом. Сюда заплывает много рыбы, да и люди дают нам ещё. Здесь мы живем неплохо, но никак не можем понять, зачем всё это. Кто им дал право нарушать порядок моря и лишать дельфинов свободы? – А как ты думаешь, откуда мы узнали, что ты должен прийти к нам? – не выдержала Чиззи. – Несколько дней назад вдруг откуда-то с берега до нас донеслись твои слова: «Кто ты, друг, и нужна ли тебе моя помощь? Я дельфин Гук из рода Эрр». Только голос у тебя был очень хриплый и нечёткий. Но это говорил ты, мы все узнали твой голос. – Мы стали звать тебя, но ты только повторял эти слова снова и снова и не приближался! – с горечью воскликнула Мэй. – Мы сразу определили, что твой голос шёл не из моря, а из круглого черного предмета, болтающегося около дна. Здесь их несколько в разных местах бухты. Твой голос был везде, а тебя не было нигде, – задумчиво сказала Керри. – Я однажды тоже слышал свой голос – это было за много лун пути отсюда, в холодном море. Там я тоже встретил людей, и они повторили мои слова, которые я незадолго перед этим сказал тюленю Ле-Птони. Но я сказал свои слова там, и они там же их повторили. Я не знаю, – продолжал Гук, – как мой голос мог оказаться здесь. Ясно только, что люди могут повторять слова и передавать их на большое расстояние. Это удивительно, как удивительно многое, связанное с ними. Я думаю, что настало время поговорить со старейшинами рода о людях, посмотреть, что есть в памяти рода об этих существах. – Но мы заперты в бухте и не сможем найти старейшин отсюда, – вступила в разговор Зит. – Нужно уйти отсюда, но с нами маленькие, которые не могут перепрыгнуть сеть. А кроме этого, может быть, звучит и странно, но мы привыкли к нежным и ласковым поглаживаниям людей, и нам кажется, что ничего плохого они не хотят нам сделать. – Мы всё время пробуем поговорить с ними, но они, очевидно, лишены возможности понимать наш язык и ничего не отвечают. Они могут только повторять, что мы говорим, да и то очень искаженно и непохоже. – Это всё надо рассказать старейшинам, а для этого надо уйти отсюда, – решил Гук. – Пожалуй, ты прав, – поддержала Керри. – Прав! Прав! Гук прав! – засвистели и защёлкали все дельфины. Теперь оставалось только найти способ выбраться из запертой бухты. Сеть непреодолимой стеной закрывала выход на волю. Конечно, взрослые дельфины, да и молодые, могли бы с легкостью перепрыгнуть через верхний край сети, но как быть с малышами? Эч, угадывавшая каждую мысль Гука, ринулась вниз и принялась внимательно осматривать нижний край сети. Сеть перегораживала всю бухту – сверху донизу, и её тяжелый нижний край крепился на якорях и больших каменных плитах. В одном, месте сеть лежала на подводной скале, выступавшей на несколько длин, из дна и по бокам этой скалы оставались узкие щели. В эту щель не мог проплыть взрослый дельфин. А если… Схватить зубами край сети, потянуть на себя и вверх было делом не особенно трудным. Сеть потянулась, но отверстие почти не увеличилось. – Гук! Керри! Тен! Сюда! – засвистела Эч. Когда четыре дельфина разом потянули за нижний край сети, отверстие стало заметно больше. Ещё усилие – и открылся проход, вполне достаточный, чтобы в него проскользнул взрослый дельфин с плывущим рядом детёнышем. – Все сюда! Все сюда! – раздался резкий и требовательный зов Зит. Теперь, когда решение было принято, Зит снова стала твёрдой и решительной главой стада. – В это отверстие выходят все, кроме тех, кто держит сеть. Быстро! Держать тяжёлую сеть зубами было трудно. Хвосты четырех дельфинов работали как маленькие моторы, пока все десять дельфинов не проплыли в отверстие и их голоса не раздались с другой стороны сети. – Выходите из бухты и ждите нас в открытом море! – крикнул Гук. Четыре дельфина, державшие сеть, отпустили её, и она аккуратно легла на дно. Оставшиеся в вольере дельфины спокойно поплыли вдоль верхнего края сети. Через несколько минут Гук подал команду: «Перескоч!» – четыре гибких тела взвились в воздух, пролетели несколько метров и легко вошли в воду уже по другую сторону сети. Так же светило солнце, так же плескались волны о прибрежные камни, так же шуршал песок на пляже, но бухта стала иной. Не слышно было резкого «пуфф-пуфф», и не видно было темных глянцевых спин и плавников дельфинов в вольере, и на ленту, медленно наматывающуюся на барабан магнитофона в одной из палаток, уже не попадали ни щелчки, ни треск, ни писк… – Дельфины ушли!!– раздался тревожный голос над бухтой. Всё население небольшого лагеря высыпало на берег. Кто-то бросился в воду, не веря, кто-то уверял, что разорвалась сеть, кто-то пытался завести мотор небольшой лодки… Сразу осунувшийся и помрачневший Пётр Максимович решительно направился к мысу, загораживавшему вход в бухту со стороны моря. Недалеко от берега медленно плыло стадо дельфинов. Дельфины будто не собирались никуда уходить и чего-то ждали. Но вот из-за мыса показались ещё четыре дельфина. Сверху, с мыса, было хорошо видно, как они стремительно неслись из бухты к стаду. У одного из них поперёк спины шёл широкий светлый рубец, а у другого спинной плавник был не тёмным, как у всех других дельфинов, а совсем белым… Маленькое стадо, казалось, только и ждало этих четырёх, и скоро вдали можно было разглядеть лишь небольшие буруны, образующиеся на поверхности в тот момент, когда дельфин на полном ходу выныривает для вдоха. На этот раз род Эрр собрался далеко от берегов – там, где нет следов от гремящих кораблей, там, где лишь редко-редко прожужжит в ослепительно-голубом небе серебристый самолет. Старейшины выслушали рассказ Гука и подтвердили, что он может остаться в стаде, и что он не дослушал их прошлое решение до конца, так как они лишь на время, а не насовсем изгоняли его. Долго рассказывали Гук и Эч о своих встречах и приключениях, и многое из этого было оставлено навсегда в памяти стада. И много раз дельфины снова и снова упоминали о людях. – Многое нам непонятно, – говорил Кру, один из старейшин. – Эти существа отличаются от неразумных. Они всё больше вторгаются в море. Они не всегда приносят зло, и часто бывать с ними безопасно и даже приятно. Они водятся не только по берегам нашего моря, но и везде по берегам океана. – Мы их не можем понять и не можем ими распоряжаться, как акулами или другими рыбами, – говорили старейшины. – Мы не можем предвидеть их поступки, как не можем предвидеть шторм или извержение вулкана. Мы живём в одном мире, они живут в другом. В каждом мире свои законы. Законы их жизни нам непонятны и, может быть, останутся непонятными всегда… – Законы их жизни пока непонятны и, может быть, долго останутся непонятными для нас, – закончил свой доклад в институте Пётр Максимович. – Мы столкнулись с очередной тайной природы, и пока у нас слишком мало средств, чтобы разрешить эту загадку. После двух лет жизни дельфинов в вольере, когда многие из них стали совершенно ручными и не уплывали от нас, даже когда мы выпускали их в открытое море, в вольер проникли два новых дельфина. Видели бы вы, что происходило с нашим стадом! В течение нескольких дней эти два новых дельфина были центром всего. У нас есть пять километров магнитофонной ленты, где записано всё, что происходило в вольере в течение этих дней. Потом все дельфины исчезли, исчезли непонятным способом, не повредив сеть и не перепрыгнув через неё, ведь нам хорошо известно: до появления этих двух новых никто из них не выпрыгивал, а кроме того, детёныши, которых в стаде было трое, не могут прыгать через сеть! И ещё непонятное: когда мы передавали через гидрофоны запись голоса дельфина из Антарктики, присланную нам доктором Лосом, стадо всегда приходило в возбуждение, а самые старые звери что-то трещали и свистели прямо в наши микрофоны. Эти записи тоже у нас есть. – Мы должны больше знать о дельфинах, но, наверное, пока мы не спустимся к ним в море и не поймем их язык, нечего и мечтать о том, что мы сможем узнать их жизнь, их тревоги, радости и проблемы. Две недели назад мы поместили в береговой бассейн новую группу дельфинов. Как раз с ними сейчас ведутся исследования. – А не пытались ли вы расшифровать записи на пленке? Неужели даже с помощью наших электронных машин нельзя уловить хотя бы построение их языка и что-то понять? – спросил кто-то из зала. – Этим-то и занимается сейчас вся лаборатория. Но пока мало надежды на скорый успех. Пока приходится только фантазировать и предполагать, предполагать и фантазировать… – Иногда нам кажется, что мы вот-вот поймём, о чём идёт речь в этой беседе. Нам кажется, что эти два дельфина вернулись в стадо – в родное стадо – после долгого, долгого путешествия и рассказывают что-то очень интересное и важное для всего стада. Иногда их речь перебивают вопросами, и тогда они снова повторяют то же самое, что только что рассказали, и продолжают дальше. И может быть, это рассказ о тайнах Великого океана, а может быть, это передача задания, которое они принесли от находящихся на свободе дельфинов… И снова море отдыхало после зимних штормов. Оно лежало почти неподвижно – притихшее и бескрайнее. Белесо-синее небо источало ослепительный свет. Солнечные лучи бесшумно пронзали застывшую толщу воды, переливались в ней, ласкали и грели… Сегодня в стаде дельфинов, плывущем где-то в этом бескрайнем море, знаменательное событие: настало время, когда из общего стада должны уйти самцы. И поведёт их – по решению старейшин – Гук, который с сегодняшнего дня становится главой стада и членом совета старейшин рода Эрр. С гордостью смотрит на Гука Зит, с грустью – Эч и с почтением и доверием – молодые дельфины. Гуку хочется сказать Эч, что уплывает он совсем ненадолго, что его стадо будет всё время где-нибудь неподалеку, что ей обязательно надо остаться в стаде Зит, потому что новорождённый дельфинёнок, который скоро должен появиться у неё, не может подвергаться опасностям жизни в бродячем стаде самцов. Но всё это Эч знает и сама… И вот дальше и дальше звуки стада Гука, и еле слышно доносится оттуда знакомый голос: – Кто ты, друг? И нужна ли тебе помощь? Я дельфин Гук из рода Эрр и Чакки! От авторов О ДЕЛЬФИНЕ ГУКЕ И ЕГО ПРИКЛЮЧЕНИЯХ В ОКЕАНЕ Откуда может быть известно, как ведут себя дельфины в море, кого боятся и на кого нападают, с кем дружат и куда плавают? Попробуем очень коротко рассказать здесь, что действительно известно ученым о жизни дельфинов и об их загадочном мире. Дельфины – млекопитающие. У них горячая кровь, и они умеют поддерживать температуру своего тела на постоянном уровне, они рождают живых детёнышей и выкармливают их молоком. Наконец, их строение очень близко к строению других млекопитающих, в том числе и человека, но… Это «но» очень серьёзно и очень важно. – Дельфины – единственные в своем классе, единственные среди млекопитающих – стали полностью водными животными. Они проводят в море всю жизнь – с момента появления на свет и до смерти. Другие млекопитающие тоже стремились освоить водную среду, и есть виды, которым это удалось, правда в разной степени. Одни проводят в воде всего несколько часов или минут: это бобр, ондатра, норка – известные всем пушным звери. Другие, например разные тюлени, живут в воде по нескольку месяцев. Но чтобы произвести на свет потомство, им обязательно надо выйти из воды. Попытки человека освоить море пока напоминают лишь робкие первые шаги ученика: несколько минут – вот предел погружения человека под воду без снаряжения. Согласитесь, что это немного. Для того чтобы работать под водой, ученые используют громоздкое снаряжение – акваланги, компрессоры, газовые смеси, водолазные скафандры, гидрокостюмы, строят «подводные деревни». Свою неприспособленность к водной стихии человек возмещает изобретениями своего ума, творениями своих рук. Всё это лишь подчеркивает, как сложно приспособиться к жизни в воде. Природе потребовалось много миллионов лет, чтобы эволюционный процесс смог создать столь совершенное млекопитающее, как дельфин, для которого водная стихия – дом родной. Долго жить в воде человеку или трудно, или невозможно. Вода – это особая среда. Она в восемьсот раз плотнее воздуха – в ней трудно передвигаться не только пловцам, а даже лодкам и кораблям. В воде люди становятся неуклюжими и малоподвижными. Вода ненасытно отбирает тепло – человек в ней быстро замерзает, его начинает бить озноб после нескольких часов плавания даже в тёплой воде. Наконец, воздух, необходимый для дыхания, тот самый живительный воздух, без кислорода которого всё живое на земле гибнет, где его взять? Рыбы, моллюски, миллиарды обитателей океана извлекают кислород прямо из воды, млекопитающие дышат кислородом атмосферы. Для этого надо вынырнуть на поверхность моря – так делают все млекопитающие животные, а человек, кроме того, берет некоторый запас его под воду в баллонах акваланга или получает через шланг скафандра. Казалось бы, чем не выход? Но за это приходится платить дорогую цену: час работы на глубине 60 метров – это несколько часов постепенного подъёма водолаза, остановки для декомпрессии… Иначе человека подстерегает кессонная болезнь. Почему возникает кессонная болезнь? Каждые десять метров погружения – это прибавка в давлении на один килограмм. Десять метров – 1 атмосфера, 100 метров – 10 атмосфер, 1000 метров – 100 атмосфер или 100 килограммов на каждый квадратный сантиметр поверхности тела. Если человек находится на глубине 60 метров, то вода давит на него с огромной силой – 6 килограммов на каждый квадратный сантиметр. Чтобы на глубине можно было дышать, надо водолазу воздух подавать под тем же давлением, с которым давит вода. Водолаз час дышал воздухом под давлением 6 атмосфер. Все клетки его тела, все органы испытывали то же самое давление воды. Теперь, если быстро поднять его на поверхность, во всех клетках и тканях его организма выделятся миллиарды пузырьков. Это всё равно, что нагреть бутылку лимонада и открыть пробку – содержимое выплеснется из неё пенистым фонтаном. Почему так происходит? Воздух, которым дышал водолаз, растворялся у него в крови. Кислород использовался для дыхания клеток и тканей тела, а инертный азот насыщал и насыщал кровь и ткани тела. Стоит изменить давление, и азот начнет из растворенного состояния переходить в газообразное: кровь закипит миллиардами пузырьков, которые закупорят сосуды, и наступит смерть или тяжёлый паралич. Правда, если очень быстро снова повысить давление, – например, поместить водолаза в специальную декомпрессионную камеру, – то газ снова перейдёт в раствор, затем, постепенно понижая давление, можно человека спасти, так как избыток азота будет постепенно уноситься током крови и через лёгкие выводиться наружу. А вот киты могут нырять даже на большие глубины без всякой опасности заболеть страшной кессонной болезнью. Всё дело в том, что они ныряют с одной порцией воздуха в лёгких. Даже если весь воздух из их легких растворится в крови во время погружения, то и в этом случае быстрое всплытие не приведет к образованию газовых пузырьков – слишком мало воздуха было в организме. Поэтому ничего не придумано в рассказе о погружении Моби Дика и Гука на огромные глубины. Замечено, что дельфины афалины (Tursiops truncatus по-латыни) погружаются на несколько сот метров. Конечно, обычно они ныряют на меньшую глубину – всего на несколько десятков метров. Кашалоты же – рекордсмены среди всех китов по глубине ныряния: несколько раз их находили запутанными в подводных кабелях на глубине свыше 1000 метров, а однажды даже на глубине свыше 2000 метров! Итак, китообразные – млекопитающие, но их строение претерпело огромные изменения. Даже чисто внешне эти животные похожи на рыб. Вытянутое обтекаемое тело, передние конечности превратились в грудные плавники, задние исчезли совсем, и органом движения стал хвостовой плавник с горизонтальными лопастями-вёслами. Все эти перестройки позволяют быстро перемещаться в плотной среде и быть маневренным и подвижным. Так дельфины «преодолели» плотность воды. Их кожа стала толстой и упругой, исчезли бесполезные теперь железы и волосы, но зато появился мощный слой жира, который как хороший изолятор надёжно защищает теплокровное животное от гибельного переохлаждения. Вместе с тем в коже имеется огромное число нервных окончаний и кровеносных сосудов – она стала не только органом, приспособленным для сохранения тепла и выведения из организма его избытка, образующегося при интенсивном плавании, но и служит сигнализатором о всех изменениях температуры, давления и скорости воды. Толщина, упругость, а также слой специальной мускулатуры обеспечивают ей некоторую подвижность. Удалось заметить, что во время стремительного плавания, особенно при резких поворотах, на коже образуются специальные скоростные складки, которые как бы «бегут» вдоль тела и, возможно, гасят турбулентные завихрения. А всё в целом – обтекаемая форма тела, упругая кожа, мощный хвостовой плавник – позволяет дельфинам плавать со скоростью до 50 километров в час. Недавно высказана интересная гипотеза о ещё одном возможном качестве кожи: находящиеся в ней в огромном числе нервные окончания могут не только воспринимать температуру, давление воды, но и звуки, приходящие сбоку или сзади (как мы ощущаем дуновение ветерка, когда загораем на пляже). На такую возможность указывают не только расчеты, но и эксперименты по выяснению чувствительности дельфиньей кожи. Оказалось, что отдельные участки воспринимают давление в 10 мг/мм2, а этого достаточно, чтобы чувствовать звуки давлением в 90 бар. Если добавить, что звуки дельфинов достигают 900 и 9000 бар, то станет очевидно, что дельфины их могут «принимать» своей кожей. Дельфинам надо дышать воздухом атмосферы. Природа не заготовила им акваланга, приходится выныривать для вдоха на поверхность. Но и здесь, в этом простом и естественном акте, произошли огромные перестройки. Прежде всего изменилось строение органов дыхания – нос и рот у них разъединены. Носовые отверстия передвинулись на самую высокую, выступающую часть головы – на макушку. Стоит лишь её выставить на поверхность – и можно дышать. Правда, удобно? Но это не всё. Глотка перегорожена посредине удлинёнными хрящами гортани – настоящей хрящевой трубкой, пути пищи и воздуха навсегда разделены. Это значит, что можно под водой глотать свою добычу и не бояться, что в лёгкие попадет вода. Необычайно интересно устроен «нос» дельфина. Он открывается наружу одной ноздрей, которая, как только выдох-вдох закончены, плотно закрывается специальным кожистым клапаном. Чем глубже погружается дельфин в воду, тем надежнее действует этот затвор. Под клапаном начинается воздухоносный путь, от которого вперёд отходит несколько пар карманов; они располагаются на разных уровнях по высоте. Оказалось, что эти карманы для воздуха могут менять свою форму и размеры под действием многочисленных мышц, а при этом воздух из них будет выжиматься через узкие отверстия. Считалось, что, регулируя усилия мышц вокруг воздушных карманов, дельфин может издавать множество самых разнообразных звуков – писки, свисты, кваканья, мяуканья, скрип и многие другие, о которых читатель уж знает из книги. Однако оказалось, что основным источником сигналов в дельфиньем носу является пара мышечных клапанов, а воздушные мешки необходимы для перекачки воздуха при издавании звуков и изменения его давления. Долгое время считалось, что киты и дельфины лишены голосовых связок, но в последнее время установлено, что это не вполне точно: не особенно сложный, но настоящий аппарат голосовых связок есть в гортани ряда исследованных дельфинов. Выяснилось и то, что вытянутые в трубку и плотно прилегающие друг к другу хрящи гортани могут в некоторых случаях работать как большой свисток. Таким образом, часть звуков производится носом, а часть гортанью. Необычен процесс дыхания китов. Вдох и выдох длятся лишь полсекунды. И за это мизерное время дельфин успевает выдохнуть от трех до десяти литров воздуха, а потом снова вдохнуть такое же количество. По своей интенсивности дыхание дельфина превосходит дыхание спортсмена при забеге на сто метров, а при сравнении с нашим дыханием оно интенсивнее раз в шесть-восемь. Нос на макушке и краткость дыхательного акта – прекрасные приспособления дельфинов к постоянной жизни в воде! Во время ныряния у дельфина происходит важное перераспределение крови в организме. Кровеносные сосуды, питающие мышцы и внутренние органы, перекрываются специальными клапанами, и кровь из лёгких, обогащённая кислородом, поступает для питания лишь нервной системы и органов чувств, которые плохо переносят кислородный голод. А как же работают мышцы, за счёт какого горючего они сокращаются и позволяют животному стремительно нестись в водной толще? Оказалось, что они действительно вынуждены обходиться внутренними ресурсами. Надо сказать, что у китообразных мышцы почти чёрного цвета – так много в них миоглобина, связывающего кислород. Поэтому во время дыхания на поверхности они запасают кислород, а во время погружения расходуют его запасы. Когда же эти запасы кончаются, они переходят на бескислородное окисление – в них начинает накапливаться молочная кислота. Тот же процесс идёт у человека и у других животных, когда они надолго задерживают дыхание. Процесс бескислородного окисления с образованием молочной кислоты у дельфинов развит очень хорошо. Это, равно как и резкое уменьшение числа сердечных сокращений – не надо большого количества для снабжения мозга и органов чувств, можно экономно расходовать запасы кислорода из лёгких, – позволяет китам и дельфинам значительно удлинить время погружения. Кстати сказать, именно поэтому Гук и смог научиться оставаться на глубине дольше, после того как он стал там интенсивно питаться. Быстро протекающее у дельфинов и китов переваривание пищи даёт, очевидно, организму дополнительные резервы энергии. И даже если эти резервы не особенно велики – около двадцатой части энергии, которую можно было бы получить, «сжигая» полученные углеводы в присутствии кислорода, – они должны существенно помочь киту на глубине. Обычно афалины ныряют минут на пять-восемь, но могут оставаться под водой и минут пятнадцать. Вероятно, в некоторых крайних случаях это время может быть даже несколько увеличено. Кашалоты и некоторые другие зубатые киты (например, бутылконосы, ремнезубы) могут оставаться под водой по 30–40 минут. Есть данные о полуторачасовом пребывании кашалотов под водой. Предел оптической видимости лежит не дальше 60 метров, а у нас в Чёрном море только 20. Согласитесь, что это совсем не много, а ведь большинство млекопитающих получают львиную долю всех сведений о мире с помощью зрения. Как же быть китам? Они используют свойство воды прекрасно проводить звук. Скорость его в воде почти в пять раз больше, чем в воздухе (1500 метров в секунду). Именно звук становится для них источником огромного количества информации. Есть информация пассивная – когда мы слышим чей-то разговор, шум ветра, грохот прибоя, но есть и активная – когда мы задаём вопросы и получаем на них ответы. Задавать вопросы и получать ответы можно в словесной форме, можно и с помощью какого-то другого сигнала – например, радиоволн, выстукиванием азбуки Морзе и т. д. Дельфины используют оба эти способа. Они издают большое количество сигналов, служащих им для связи друг с другом, пользуются природным локатором высокой разрешающей способности и надежности и, конечно, великолепно разбираются во всех звуках моря. Поэтому для Гука звуки играют решающую роль: он узнаёт издалека о приближении опасности, он определяет с помощью своего локатора расположение любого препятствия. Вполне вероятно, что ультразвук– хорошее оружие для жителей океана и что именно с помощью ультразвуковой «пушки» дельфины командуют рыбьими стаями и расправляются с акулами. Голова китов и дельфинов крайне своеобразна – длинные, далеко выступающие вперёд челюсти, за ними горой вздымается череп с носом на самом верху. Всё пространство между черепом и челюстями заполнено жировой тканью. Что-то очень похожее на большую поварёшку ручкой вперед. Долго исследователи ломали голову по поводу столь непонятного каприза природы. Ответ был неожиданным – такая форма черепа определена деятельностью локатора. Череп как бы собирает звуки, издаваемые в носу, и одновременно играет роль рефлектора, который отражает и направляет эти звуки в жировую подушку. Здесь они фокусируются. Получилось, что дельфины обладают уникальным акустическим прожектором, в котором есть и излучатель, и рефлектор, и линза. Чтобы получился локатор, осталось совсем немного: нужен приёмник вернувшихся обратно сигналов – эхо-сигналов. У дельфинов он есть и превосходно приспособлен к улавливанию звуков и эха в воде. Слух у них обладает большой чувствительностью – можно без сомнения сказать, что у дельфинов абсолютный слух, причём очень широкого диапазона. Мы с вами слышим лишь в обычном диапазоне частот, от 20 до 20 тысяч колебаний в секунду, а используем звуки средней части этой шкалы, самое большее до 10–12 тысяч колебаний в секунду. Дельфин превосходно слышит и инфразвуки и ультразвуки и использует их для ориентации, общения со своими сородичами, и для гидролокации. Верхний предел его слуха лежит где-то около 280 тысяч колебаний в секунду. Локатор ему во многом заменяет зрение, помогает избегать столкновений, отыскивать пищу, находить дорогу, ориентироваться в море. Буквально дельфины могут «видеть ушами». Представьте, что сигнал, посланный дельфином, помчался вперёд и через секунду вернулся обратно, «докладывая», что впереди на расстоянии 750 метров камень, стая рыб, акула или подводная лодка. Впрочем, «ответ» дельфин получит, конечно, не в виде изображения, скажем, акулы, и не в метрах. Он слышит эхо собственного сигнала, и оно «рассказывает» ему о том, что лежит или плывёт впереди. Не верите? Зря! В этом легко убедиться. Возьмите карандаш и легонько ударьте им по столу, а теперь по книжке. Слышите? Звуки разные. Пробуйте ещё и ещё, и вы убедитесь, что всё имеет свой «голос». Потренируйтесь и вы с закрытыми глазами; по звуку от удара сможете почти как дельфины различать предметы. Вот только дельфины обходятся без карандаша, и тренировались они не пять и не десять минут, а миллионы лет. А теперь о метрах. Нам неизвестно, в каких единицах измеряет дельфин длину предметов, расстояние до них. Нам неизвестно и какими единицами времени пользуется дельфин. Но что дельфин ориентируется с помощью эхолокации с большой точностью, известно совершенно достоверно. Но это неизбежно значит также и то, что дельфин должен уметь с большой точностью «отсчитывать» ничтожные промежутки времени, и он это делает раз в десять лучше, чем мы определяя размеры предметов; и в опытах дельфины демонстрируют свою способность отличать одну фигурку от другой, если они отличаются по длине на несколько миллиметров. Какими мерами они пользуются? Мы не знаем, поэтому предположение о том, что дельфины меряют всё длиной своего тела, не выглядит нелепым. Достоверно описан процесс кормления маленького Гука. Теперь, после многократных наблюдений в океанариумах разных стран мира, этот процесс хорошо известен. Вы помните, что, во-первых, само строение их глотки таково, что они могут глотать пищу, не рискуя захлебнуться, во-вторых, они не сосут. Да, мы не оговорились: для сосания надо иметь мягкие щёки, которых у дельфинов нет. Молоко им впрыскивается в рот. В молочной железе матери имеются специальные полости – цистерны, где скапливается молоко. Как только детёныш подплывает к матери и, найдя сосок, обхватывает его кончиками челюстей, тыкаясь носом ей в брюхо, сокращаются специальные мышцы и порция молока вливается прямо ему в рот. Весь процесс кормления занимает всего несколько секунд. Очень интересно и другое: молоко китов лишь по привычке можно назвать молоком. Этот продукт скорее напоминает наши сливки или жидкую сметану. Его жирность в десять раз выше, чем у коровьего молока, оно очень богато и белками, а вот сахара в нём мало. Оно густое, а цвет бывает белым или с небольшим зеленовато-жёлтым оттенком. По вкусу оно чуть солоноватое и пахнет грибами или скорее напоминает сырое яйцо. Дельфины пьют его с удовольствием до полугода, а иногда и много дольше – до полутора лет. Молоко очень питательно, и детёныш растёт как на дрожжах. Взглянув на следующие ниже цифры, вы согласитесь, что это именно так: Говоря о китообразных вообще, надо всегда помнить, что это собирательное понятие. К ним относятся два больших подотряда млекопитающих животных: усатые киты и зубатые. Усатые киты – крупные животные, от 10 до 30 с лишним метров, это самые крупные среди всех когда-либо живших на земле существ. Вес 35-метрового синего кита составлял 190 тонн, а рост с десятиэтажный дом. Усатыми они названы потому, что вместо обычных зубов в их ротовой полости расположены многочисленные ряды роговых пластин с длинной и тонкой бахромой. Эти пластины служат как бы ситом, через которое кит процеживает огромные количества воды, чтобы отфильтровать планктонных рачков и водоросли, а затем с помощью языка отправить их в желудок. Иногда та же участь постигает и стайки рыб. Усатых китов насчитывается около полутора десятков различных видов. Эти животные с незапамятных времен служили объектом промысла человека, и сейчас их количество в океане сильно сократилось. Промысел давал в основном жир, мясо и костную муку. Но сейчас людям приходится совсем отказаться от охоты на них, так как они находятся на грани уничтожения. Истребление же разных видов животных не только обедняет природу, но и нарушает сложные процессы, происходящие в ней. Зубатые киты – более многочисленный подотряд с несколькими десятками видов, в него входят и такие гиганты, как 20-метровые кашалоты, 10-метровые касатки, 7-метровые гринды и множество видов дельфинов от 5 метров до 90 сантиметров длиной. В Чёрном море живут три вида дельфинов: афалины, знакомые читателям по этой книге, белобочка, или обыкновенный дельфин (Delphinus delphis), и морская свинья – азовка (Phocaena phocaena), или пыхтун. Лучше всего переносит неволю афалина – самый крупный из черноморских дельфинов. Этот дельфин обычно держится вблизи берегов и питается на глубине нескольких десятков метров у дна. Мелкие – азовка и белобочка, обитатели открытого моря, – ныряют сравнительно неглубоко и кормятся в поверхностных слоях моря. Большинство известных в истории и описанных в последние годы случаев контактов человека с дельфинами происходило именно с афалинами – и в Средиземном море, и у берегов Новой Зеландии, и у берегов Америки, и в нашем Чёрном море. РАЗУМНЫ ЛИ ДЕЛЬФИНЫ? Мелкие зубатые киты-дельфины обратили внимание учёных и публики, после того как их стали содержать в специальных океанариумах, где они демонстрировали чудеса любознательности, игривости, смышлености и дрессировки. Об этом написано много книг и статей, пересказывать которые здесь было бы просто невозможно (смотри, например, книги Дж. Лилли «Человек и дельфин», изд. «Мир», 1964; В. Бельковича, С. Клейненберга и А. Яблокова «Загадка океана», изд. «Молодая гвардия», 1965, и «Наш друг дельфин», изд. «Молодая гвардия», 1967; X. Кей «Дельфин спрашивает и отвечает», изд. «Детская литература», 1966; А. Г. Томилина «История слепого кашалота», изд. «Наука», 1965; Э. Олперс «Дельфины», изд. «Судостроение», 1971). Здесь же можно привести недавно ставшие известными сведения, лишний раз подтверждающие, что ещё в древности устанавливались дружеские контакты между человеком и дельфинами. В «Книге о мире» («Джаан-наме»), написанной на персидском языке более 700 лет назад Муххамадом-ибн-Нажиб Бакраном и содержащей описание известных тогда стран мира и их природы, есть такие слова: в Средиземном (Румском) море «обитает рыба, своим внешним видом напоминающая бурдюк, наполненный воздухом. Ее называют дельфином. На него не охотятся. Потому что, как говорят, он любит человека и всегда плывёт вблизи корабля. Говорят, что это животное спасает тонущего человека». О помощи дельфина человеку, терпящему бедствие на воде, говорится и в арабских рукописях XIV–XV веков. Эти сведения очень хорошо дополняют дошедшие до нас свидетельства древних греков и римлян, узнавших дружелюбие дельфинов по крайней мере ещё две тысячи лет тому назад. Известно, что у всех дельфинов огромный мозг. У афалины, например, головной мозг превосходит по своим размерам мозг человека. В среднем мозг человека весит около полутора килограммов, у дельфина на двести-триста граммов больше; у кашалота на четыре-пять килограммов больше, у слона на два-три килограмма больше, чем у человека! Значит ли это, что дельфин умнее человека? Чтобы представить себе, каков вес мозга животного, этот вес сравнивают с его общим весом или какими-то линейными размерами. Из этого соотношения выводят какой-то относительный показатель – коэффициент. Так, по отношению к весу тела вес мозга дельфина уступает нашему коэффициенту, но превосходит эти показатели у других животных. Профессор Дюбуа ввел специальный коэффициент цефализации (развития) мозга. У человека он равен 2,89, у дельфина – 2,25, у шимпанзе – 0,74, у собаки – 0,45. Так что, как видите, дельфин действительно выше других животных по этому показателю. Даже наружное строение его мозга – наличие борозд, извилин – говорит в пользу высокого развития. Да и проведённые недавно более тщательные исследования строения показали, что по числу нервных клеток, их плотности мозг дельфина не уступает мозгу человека[Подробнее смотри нашу книгу «Киты и дельфины. Монографический очерк». М., «Наука», 1972.]. Следует всё же оговориться, что это лишь начало изучения мозга дельфина, так как до сего времени мы пока ещё не знаем, как развиты в нём части, которые ответственны за те или иные функции, за переработку богатой информации, которая туда поступает. Мнения ученых относительно возможностей этого гигантского мозга разделились. Одни считают, что он развит необычайно высоко, мало в чём уступая мозгу человека, а может быть, даже превосходит его по ряду признаков. Другие твёрдо убеждены, что это заблуждение и что по уровню умственного развития дельфин занимает место где-то между обезьяной и собакой. И те и другие приводят веские доказательства в пользу своей точки зрения, но до тех пор, пока не будет получено большое количество сведений о деталях деятельности этого мозга, о его возможностях, окончательно решить этот вопрос нельзя. Как это ни странно, но до сих пор учёные не могут прийти к соглашению относительно того, что же считать критерием, мерой разумности. Лучшим из известных кажется нам критерий элементарной рассудочной деятельности, предложенный профессором Л. В. Крушинским. Первая ступень этой меры – так называемый «экстраполяционный рефлекс». Например, подопытное животное видит через окошко в ширме двигающуюся кормушку с кормом. Если оно сообразит, что надо бежать к концу ширмы, чтобы получить корм, значит, оно обладает зачатками отвлеченного мышления, значит, животное сообразило, что корм не пропал, а, двигаясь в том же направлении, должен появиться из-за ширмы. Опыт можно усложнить, поставив на пути животного разные преграды, например такие, которые заставляли бы его бежать сначала в противоположную сторону от корма и только потом допускали бы его к пище. Оказалось, что способностью к экстраполяции («экстраполяция» обозначает в переводе с латыни примерно следующее: «вычисление по ряду данных других значений, находящихся вне этого ряда») не обладают ни рыбы, ни амфибии, обладают некоторые черепахи, некоторые птицы (например, вороны) и большинство млекопитающих. При этом часто выявляются значительные индивидуальные различия: среди собак, например, попадаются такие, которые с первого раза экстраполируют, и такие, которые лишь за несколько предъявлений корма способны обучиться этому. Вторая ступенька рассудочной деятельности, по мнению того же учёного, – оперирование размерностью, то есть представлениями об объёме и форме предметов. Опыт ставится так. Животному показывают корм, затем прячут его за ширму и из-за ширмы в противоположные стороны разъезжаются на тросиках плоская фигура (например, квадрат или треугольник) и соответствующая ей по контурам объёмная фигура (соответственно куб или конус). Животное должно сообразить, что в плоской фигуре нельзя поместить, скажем, кусок мяса, но в полой фигуре это вполне можно сделать. Лучше всех из зверей решают эту задачу обезьяны (но и среди них есть несообразительные). С дельфинами такой опыт поставить оказалось сложнее, так как они обычно не особенно заинтересованы в корме и могут голодать довольно продолжительное время. Зато если у дельфина отобрать какую-нибудь его любимую игрушку, то тут его внимание обеспечено. На такой заинтересованности дельфинов и был основан опыт профессора Крушинского. Исследователь на глазах у дельфина скрывался за ширмой с мячом, а затем из-за ширмы в разные стороны разъезжались плоская и объёмная фигуры, например треугольник и равного размера конус. Мяч был, конечно, в конусе. Опыт повторялся с разными дельфинами, и они всегда уверенно выбирали объёмную фигуру, толкали рылом нужный рычаг и получали мяч в своё пользование. Вывод из всех этих экспериментов может быть только один: элементарная рассудочная деятельность у дельфина развита чрезвычайно высоко, не менее хорошо, чем у обезьян. Можно сказать, что дельфины разумны. Но насколько они разумны, насколько сложна их рассудочная деятельность? Проведённые опыты ответа пока не дают. Как бы то ни было, но дельфины, безусловно, высокоразвитые в умственном отношении животные. Об этом свидетельствует не только их большая любознательность, но и особенности поведения, быстрота приспособления к новым условиям жизни, в которые люди их помещают в своих лабораториях, богатство средств сигнализации, которые они используют, сложные взаимоотношения животных внутри стада да и сама стадная жизнь. Дельфины, вероятно, не менее высокоорганизованные животные, чем высшие обезьяны, а в некотором отношении они могут даже превосходить их. Но здесь всегда приходится помнить, что они обитают в совершенно иной среде, с иными условиями жизни, иными потребностями. Может быть, это послужило для развития особого восприятия мира, отношения к другим животным, к питанию, общению друг с другом. Этот мир чужд и непонятен нам с вами и, может быть, мало отличается от условий существования мыслящих существ где-нибудь на других планетах. Человек вознёс себя на высокий пьедестал, с которого иногда трудно рассмотреть, что и у многих животных есть достаточно тонкая психическая деятельность, существует сложная система совершенной и разнообразной сигнализации[Подробнее смотри книги Р. Шовена «От пчелы до гориллы». М., изд. «Мысль», 1964; «Поведение животных». М., изд. «Мир», 1972; Н. Тинбергена «Поведение животных». М., изд. «Мир», 1969; Дж. Хаксли и Л. Коха «Язык животных». М… изд. «Мир», 1968 (к этой книге приложена пластинка с записью голосов многих животных, в том числе и морских).]. Перелом наметился лишь недавно, когда во многих областях техники стали широко использовать «патенты», которыми располагает природа. Чтобы их скопировать, пришлось по-новому взяться за изучение животных и растений, пришлось сойти с высокого пьедестала и с удивлением обнаружить, что, кроме обычного – скажем, акустического – способа сигнализации в виде слов, существует богатейший язык свистов, мимики, поз и жестов, наконец, совершенно пока малопонятный химический «язык» у насекомых. Может быть, когда мы будем понимать химический язык, которым пользуются муравьи, язык свистов дельфинов нам покажется совсем родным и близким, тем более что на свистовом языке разговаривают многие племена – на Канарских островах, на севере Турции и в горах Испании. Это язык, который используют тысячи людей для общения друг с другом. Мы с вами его не понимаем, но это не значит, что его нельзя выучить или что умеющие разговаривать на нём некоторые турки или испанцы существа более низкого умственного развития. Дельфины – стадные животные. В этой книге описаны взаимоотношения дельфинов внутри одного небольшого стада – семьи, объединение нескольких стад в рода и т. д. Всё это пока предположения, но предположения, основанные на твёрдых научных основаниях, среди которых важное место занимают многолетние наблюдения в океанариумах за большими группами дельфинов и анализ тонких особенностей строения некоторых органов (можем же мы по некоторым характерным чертам лица сказать, что дети похожи на родителей!). Известно, что в неволе среди групп дельфинов устанавливаются и поддерживаются более тесные отношения между матерью и её ставшими уже взрослыми детьми. Дельфины достигают зрелости на втором-третьем году жизни, а продолжительность их жизни около 30 лет. Значит, в одном стаде находятся дельфины сразу нескольких поколений: от новорождённых до прапрапрапрапрапрапрапрапрабабушек. Такая структура стада должна вести к очень сложным и развитым отношениям внутри стада, неизбежно должна быть связана с определённой структурой самого стада – иерархией. Такое иерархическое строение стада или просто населения одного района сейчас хорошо известно для многих млекопитающих. Оно выражается в выборе вожаков и в строго последовательной (иерархической) подчинённости одних особей другим. Самцы дельфинов держатся отдельными небольшими группами, вместе путешествуют, питаются, тогда как в основном стаде остаются лишь все самки от мала до велика, новорождённые и молодые самцы. И в таком материнском стаде верховодит, конечно же, одна из наиболее опытных и сильных самок. Известно и то, что изредка небольшие стада дельфинов с обширных пространств моря собираются в грандиозные стада по нескольку тысяч или даже десятков тысяч животных. Причины таких сборищ нам пока неизвестны. Учёными пока очень мало изучена внутренняя жизнь стада дельфинов. Каков способ общения у дельфинов, сравним ли их язык с человеческим? Мы знаем, что дельфины действительно подают друг другу сигналы звуком; действительно сигналы у одного вида дельфинов несколько отличаются от сигналов дельфинов других видов; были эксперименты, показавшие, что дельфины могут «переговариваться» с другими за тысячи километров. В книге точно описано, как с помощью телефона ученые давали возможность дельфинам, живущим у Гавайских островов, слышать дельфинов, живущих у побережья Америки, причём создавалось полное впечатление беседы: когда свистел один дельфин, другой молчал, и наоборот. В ряде экспериментов была установлена передача информации от одного дельфина другому… И всё же загадка общения дельфинов между собой и неизбежно более сложная проблема общения человека с дельфином остаются предметами научных споров и исследований. «Поведение дельфинов… Неискушенному зрителю оно может показаться однообразным – бесконечное плавание, плавание и плавание, то в одиночку, то в паре, то в группе, пять ударов хвоста – поворот, снова несколько ударов хвоста и опять поворот, и так день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Если же проводить день за днём, месяц за месяцем рядом с этими животными, то начинаешь постигать сложность их мироощущения, начинаешь узнавать каждого из них «в лицо», и с удивлением обнаруживаешь, что всё время открываешь для себя что-то новое в этом псевдооднообразии. Работать с этими животными, как и со многими другими, страшно увлекательно, но одновременно и очень трудно. Их нельзя «выключить», как какой-нибудь прибор: все 24 часа в сутки они «ведут себя» – плавают, ныряют, прыгают, едят, спят, играют… И если вы решились посвятить себя их изучению, то не остается другого выхода, как включиться в этот «нечеловеческий ритм», чтобы ничего не пропустить, всё увидеть, осмыслить, запомнить. Через некоторое время вы убеждаетесь, что взялись за непосильное дело, и лучшее, на что вы годитесь, – это кормление их рыбой, потому что нет объективных критериев для оценки увиденного; и если трое видят одно и то же, то могут тройственно истолковать увиденное, потому что нет приборов, которые холодно и объективно всё взвешивали бы и раскладывали «по полочкам». В лучшем случае, можно объяснить увиденное мотивами и чувствами из собственной человеческой практики. С известными оговорками это ещё применимо для области эмоций, но для мотиваций это явилось бы грубейшей спекуляцией, ибо мы можем считать важным то, что для самого животного не имеет никакого значения. И всё-таки, сознавая собственные слабости и недостатки, исследователи упорно продолжают работать. Наблюдают, ставят эксперименты, ищут подходы, и кое-что начинает получаться. Это «кое-что» обнадеживает и вселяет новые силы, даёт уверенность в том, что человек сумеет сделать дельфинов своими помощниками в океане и не только многому их научить, но и многому научиться у них». ОКЕАН ГЛАЗАМИ ДЕЛЬФИНА В только что прочитанной вами книге сделана попытка показать жизнь океана глазами дельфина. Эта задача не менее интересна, чем рассказ о мире дельфинов. Море покрывает три четверти поверхности нашей планеты, а о жизни моря мы знаем ещё очень мало. Гук мог встретиться со всеми теми животными и растениями, мог видеть те явления природы, которые описаны в книге; он мог быть свидетелем подводного извержения вулкана в районе Азорских островов и свидетелем морского землетрясения у побережья Южной Америки и мог встретить у дна в одном из районов Чёрного моря минеральный источник. Он должен был чувствовать изменение солёности и вкуса морской воды – разной в разных частях океана – и должен был видеть месяц на тропическом небе не так, как мы видим его в северных широтах, а именно как плывущую по небу ладью – лежащим совсем на боку. Он мог встретить гигантские айсберги, длиной в несколько сотен километров. Конечно, стада дельфинов постоянно живут в одних и тех же морях. И то, что Гуку пришлось проплыть вокруг земного шара, не болев чем удобный приём, чтобы попытаться посмотреть глазами дельфина на разные моря нашей планеты. Сейчас известно, что дельфины из Северного моря могут попадать в Средиземное, а из Средиземного – в Атлантический океан. Но нет прямых наблюдений о переходах дельфинов из Атлантического в Тихий океан да и в другие места. Но везде, где побывал Гук, везде могли быть дельфины. Все эксперименты с дельфинами, о которых рассказывается в книге, действительно были проделаны учёными. Маргарэт Хау действительно сто дней жила наедине с дельфином Питером[Дж. Лилли. Мир дельфина (отрывки из книги). Журнал «Природа», № 5 и № б, 1960.], действительно жили и участвовали в описываемых в книге экспериментах дельфины Кейки и Тэффи, действительно дельфины «говорили» по телефону в экспериментах Бастина, и так далее. Наконец, при рассказе об исследователях дельфинов затрагиваем не какие-то выдуманные проблемы, а как раз те, которые на самом деле в наши дни интересуют учёных разных стран, занимающихся изучением этих замечательных морских животных. Несколько слов о «биологических наблюдениях» Гука. По данным, известным науке, в Чёрном море действительно водятся великолепные лангусты, а летучие рыбы на самом деле могут пролетать 100–150 метров на высоте 10–12 метров над водой. Неоднократно наблюдались и описывались совместные охоты дорад на стаи летучих рыб; известны и встречи в Атлантическом океане больших стад зелёных черепах. До нашего времени в водах Азорских островов сохранилась охота на кашалотов с помощью простого гарпуна – та самая охота, одну из битв которой выиграл Гук, спасая жизнь Моби Дика. Фантастическая на первый взгляд, разноцветная огненная феерия: огненные голотурии, меняющие окраску тела, светящиеся золотые макрели, светящиеся медузы и кальмары, гистиотевтисы – всё это реальные обитатели океана. О кальмарах, вероятно, необходимо сказать особо. Кальмары – истинные и полноправные владыки глубин океана. Они поднимаются ближе к поверхности лишь в тёмное время суток. Благодаря своему проворству они легко уходят от наших неуклюжих ловушек и поэтому редко встречаются в научных коллекциях. Но когда приходится вскрывать желудки убитых крупных тюленей или кашалотов, поражаешься разнообразию и размерам этих удивительных десятируких созданий природы. Кстати, в желудках кашалотов были открыты некоторые новые виды кальмаров, ранее неизвестные науке. Если судить по остаткам щупалец, которые находят в желудке у убитых кашалотов, а также по следам от присосок на теле китов, то не покажется фантастическим вывод о возможности встречи с кальмаром и в 20, и в 30, и даже в 45 метров длиной[И. Акимушкин. Приматы моря. М., Географгиз, 1963.]. Изредка таких гигантских кальмаров (кракенов) можно видеть и у самой поверхности океана. Иногда их добывают смельчаки. С рассказами о гигантских кальмарах иногда смешивают рассказы о легендарном «морском змее». Не вдаваясь в подробности историй о морском змее, напомним, что ученые Мидвальдо и Николль с борта исследовательского судна «Валгалла» в декабре 1903 года наблюдали что-то очень похожее на кчиджи Гука, и как раз в тех самых местах, где с ним встретился Гук. Вот как они об этом писали: «…Позади плавника под водой угадывались очертания какого-то крупного тела. Внезапно впереди плавника появилась угреподобная шея около шести футов (почти два метра) длиной, толщиной с человеческое бедро, которая заканчивалась головой, похожей на голову черепахи…» Можно спорить о реальности существования морского зверя, но вряд ли можно отрицать возможность существования в глубинах океана ещё неизвестных науке животных, в том числе и очень крупных. Достаточно напомнить в связи с этим, что уже после 1950 года японскими учёными был открыт новый вид крупного китообразного – гингкозубого ремнезуба длиною около 10 метров. Вполне могла состояться и встреча в Антарктике с Ле-Птони. В Антарктике все звери и птицы находятся под охраной международного соглашения, запрещающего охоту на обитателей этой части земли. И действительно, ни звери, ни птицы не боятся там человека, который им не причиняет никакого зла. Больше того, некоторые тюлени начинают вести себя довольно нахально; известен случай, когда один тюлень Уэделля (Leptonychotes wedellii), играя с аквалангистом, сорвал с его ног резиновые ласты и принес их потом обратно. Описание подводной жизни в зарослях гигантских морских водорослей у побережья Южной Америки выглядит также вполне реалистично. Возможна и встреча Гука с выдрой в этих районах: здесь, как наблюдал ещё Ч. Дарвин во время своего знаменитого путешествия на «Бигле», речная выдра не боится морской воды; возможны и встречи Гука с удивительными ящерицами амблиринхусами на лугах водорослей в водах Галапагосских островов. Чудеса, которые наблюдал Гук во время своего плавания в водах коралловых островов, не раз видели и люди. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать прекрасные книги Г. Хааса, Т. Квиличи, Ж. Кусто и Ф. Дюма – всемирно известных исследователей голубого континента. Не такой уж невероятной оказывается и встреча Гука с «живым ископаемым» – кистеперой рыбой – в водах островов у побережья Африки. Известны и пингвины, с которыми Гук встречается у экватора, в районе Галапагосских островов. Интересны наблюдения Гука около моржового лежбища у берегов Чукотки. Учёным только недавно удалось непосредственно наблюдать процесс питания моржа: он вспахивает мягкий грунт клыками в поисках вкусных моллюсков. Наконец, нельзя не сказать о встрече Гука где-то у побережья Берингова моря с небольшим стадом морских коров. Известно, что морские, или стеллеровы, коровы были полностью выбиты промышленниками еще два века тому назад. Но время от времени появляются наблюдения, говорящие, что где-то в глухих и малопосещаемых участках побережья могли сохраниться небольшие группы этих замечательных животных. Последнее такое сообщение было опубликовано в 1962 году в журнале «Природа». Примерно в том же районе, где был и Гук, и как раз в таких же местах наблюдались несколько крупных животных, больше всего похожих именно на морских коров. Книга прочитана. Позади остались встречи Гука с Моби Диком и Ле-Птони, Рахиа-Нектесами и Одо-Бенами, десятирукими чернильницами, Ре-Тинами, таинственными кчиджи и многими другими жителями моря. А океан продолжает и сейчас перекатывать лёгкие тёплые волны, и, может быть, где-то в этом мире по только ему известной дороге ведёт своё стадо Гук. И если у мальчишек и девчонок, которые прочитали эту книгу, возникнет чувство симпатии к дельфинам, желание узнать больше и про жизнь моря, и про жизнь дельфинов, авторы смело могут считать свою главную задачу выполненной. А. Яблоков, В. Белькович See more books in http://www.e-reading-lib.com