Анжела Марсонс Немой крик Angela Marsons SILENT SCREAM © Angela Marsons, 2015. This edition published by arrangement with Lorella Belli Literary Agency and Synopsis Literary Agency © Перевод на русский язык. А. С. Петухов, 2016 © Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016 * * * Благодарности Это одна из серии книг, над которой я сейчас работаю. Ким Стоун вошла в мою жизнь и теперь не хочет уходить. В моем воображении и на страницах книги она превратилась в сильную, умную женщину, которая, может быть, не всегда идеальна, но обладает страстью и настойчивостью и которую вы предпочли бы иметь на своей стороне. Я хотела бы поблагодарить команду «Букотур» за то, что они разделяют мою увлеченность Ким и ее историями. Их энтузиазм, вера и поддержка были всеобъемлющими и вдохновляющими. Моя благодарность Оливеру, Клэр и Ким бесконечна, и я считаю для себя честью носить гордое имя писателя издательства «Букотур». Я бы хотела отдельно поблагодарить Кешини Найду, мою прекрасную редакторшу и сказочную Крестную Мать, которая предоставляла мне свою поддержку на протяжении всего этого долгого пути. С момента нашей самой первой беседы она, совместно с остальной командой издательства, обеспечивала меня своими советами и поддерживала своей верой, которые превратили мои мечты в реальность. Хочу поблагодарить всех писателей «Букотур» за то, что тепло приняли меня в свою семью. Их поддержка была действительно неоценима. Так что теперь, с появлением Каролин Митчелл, можно считать, что #bookouturecrimesquad полностью и надежно сформировано. И, наконец, я хочу поблагодарить мою семью и друзей за их веру в меня, мои писательские способности и в мою мечту. Особые благодарности Аманде Николь и Эндрю Хайду за их постоянную поддержку. Мои сердечные благодарности всем вам. Посвящается моему партнеру, Джули Форрест, которая никогда не прекращала верить в меня и не позволяла мне забывать о своей мечте. Пролог Роули Регис, Черная Страна[1] 2004 Пять фигур составили пентаграмму вокруг свеженасыпанного холмика. Только они знали, что на самом деле это могила. Отрыть могилу в промерзшей, покрытой слоем льда земле было равносильно попыткам выдолбить отверстие в каменной плите, но они делали это по очереди. Все без исключения. Рыть могилу для взрослого человека было бы дольше. Лопата переходила из рук в руки. Некоторые из них выглядели нерешительными и осторожными, другие вели себя более уверенно. Но никто не отказался работать и не произнес ни слова. Все они знали о том, что Бог призвал к себе невинную душу, но между ними существовало соглашение. Тайна должна быть надежно спрятана. Пять голов склонились к земле, и пять человек представили себе тело, лежащее под слоем земли, уже успевшей покрыться свежей корочкой льда. Когда первые снежинки припорошили могилу, по группе прошла дрожь. Пять человек разошлись, и их следы остались на свежем, белоснежном снегу. Все было кончено. Глава 1 Черная Страна Наше время Терезу Уайатт не покидало странное ощущение, что нынешняя ночь будет ее последней ночью. Она выключила телевизор, и в доме повисла тишина. Но это была не та тишина, которая окутывала все вокруг каждый вечер, когда дом и его хозяйка постепенно успокаивались и готовились ко сну. Тереза не была уверена в том, что ожидала увидеть в выпуске вечерних новостей. Сообщение уже прошло в местной вечерней новостной программе. Может быть, она надеялась на чудо, на то, что в самый последний момент все это окажется «уткой»? С момента самого первого запроса, поданного два года назад, Уайатт ощущала себя заключенным, ожидающим смертного приговора. Периодически перед ее глазами появлялись надзиратели, которые провожали ее к электрическому стулу, а потом, в самый последний момент, судьба возвращала ее в надежную и безопасную камеру. Но теперь это был конец. Тереза знала, что больше не будет ни новых обсуждений, ни дополнительных задержек. Интересно, подумала она, а другие видели новости? Чувствуют ли они то же самое, что и она сейчас? Готовы ли признать, что их главной эмоцией является чувство самосохранения, а вовсе не угрызения совести? Будь она более добродетельным человеком, точно испытала бы сейчас нечто похожее на них, скрытое под страхом за свою судьбу, но этого не происходило. Если б она не придерживалась плана, то была бы уничтожена – Тереза не уставала повторять это себе самой. Тогда ее имя произносили бы с презрением, а не с тем уважением, которым она наслаждалась в нынешнее время. Тереза не сомневалась, что к заявлению все отнеслись абсолютно серьезно. Источник был несколько странным, но заслуживающим доверия. Правда, его заставили замолчать навсегда – и она ни минуты об этом не жалела. Хотя время от времени в эти годы, прошедшие после Крествуда, ее желудок вдруг сжимался при виде похожей походки, цвета волос или поворота головы. Тереза встала и попыталась стряхнуть охватившую ее меланхолию. Пройдя в кухню, поставила в посудомоечную машину единственную тарелку и бокал для вина. У нее не было ни собаки, которую надо было бы выгулять, ни кошки, которой требовалось бы открыть дверь. Просто последняя вечерняя проверка всех замков. И опять женщина почувствовала, что это было бесполезным занятием, что ничто не сможет оградить ее от прошлого. Она прогнала эту мысль. Бояться абсолютно нечего. Все они заключили договор и выполняли его в течение десяти лет. Только пятеро знали правду. Тереза чувствовала, что слишком напряжена, чтобы немедленно заснуть, но она назначила на семь утра совещание, на которое не имела права опаздывать. Войдя в ванную комнату, Уайатт включила воду, добавив предварительно в ванну щедрую порцию пены. Помещение мгновенно наполнилось ароматом лаванды. Горячая ванна, вместе с выпитым ранее бокалом вина, заставит ее заснуть. Тереза ступила в ванну, рядом с которой, на ящике для грязного белья, были аккуратно сложены халат и ночная пижама, закрыла глаза и с облегчением погрузилась в воду. Напряжение стало ослабевать, и на лице ее появилась улыбка. Она начинает слишком болезненно воспринимать окружающее. Тереза чувствовала, что ее жизнь разделилась на две части. Были тридцать семь лет до ТОГО – так она предпочитала называть жизнь до Крествуда. Эта жизнь была великолепна. Тереза была одинока и амбициозна и сама принимала все решения. И ни перед кем не отчитывалась. А вот жизнь после Крествуда была совсем другой. В этой жизни за ней повсюду бродил страх – он диктовал ей, что надо делать, и влиял на ее решения. Совсем как мир до и после рождения Христа. Тереза помнила, как где-то прочитала, что совесть – это не что иное, как страх быть пойманным. Она достаточно честна перед самой собой, чтобы признать, что это было правдой – по крайней мере, в том, что касалось ее. Но их тайна надежно похоронена. По-другому и быть не может. Неожиданно женщина услышала звук разбившегося стекла. И донесся этот звон не откуда-то издалека – он прозвучал у нее на кухне. Она лежала абсолютно неподвижно и напряженно вслушивалась в тишину. Такой звук не мог привлечь ничьего внимания. Следующий дом находился на расстоянии двухсот футов[2] от ее жилища, а с другой стороны ее дома высилась живая изгородь из двадцатифутовых кипарисов. Атмосфера в доме сгустилась. Тишина, которая последовала за звуком разбитого стекла, была полна угрозы. Может быть, это просто бездумный акт вандализма? Может, пара учеников из школы Святого Иосифа узнали ее домашний адрес? Боже, пусть это будет именно так! Кровь громко стучала у Терезы в висках. Она сглотнула, пытаясь прочистить уши. Тело начало реагировать на ощущение того, что она не одна в доме. Испуганная женщина села. Звуки воды, заплескавшейся в ванне из-за того, что она поменяла позу, прозвучали как гром. Рука Терезы соскользнула с фаянсового края ванны, и она опять погрузилась в воду – всей своей правой стороной. Звук, донесшийся снизу от лестницы, разрушил остатки надежды на бездумный акт вандализма. Тереза поняла, что ее время закончилось. Где-то в другой, параллельной вселенной ее тело напряглось, реагируя на опасность, но в реальности и ее тело, и мозг замерли в ожидании неотвратимого. Она понимала, что прятаться ей больше некуда. Услышав скрип ступеней, женщина прикрыла глаза и приказала себе оставаться расслабленной. Она даже почувствовала какую-то свободу, столкнувшись, наконец, лицом к лицу со страхами, которые ее преследовали. Ощутив, как в комнату проник прохладный воздух, Тереза открыла глаза. Вошедшая фигура была одета во все черное и, как тень, выглядела лишенной каких-либо индивидуальных черт. Рабочие брюки и толстый свитер из овечьей шерсти были прикрыты длинным пальто, а лицо скрывала шерстяная балаклава[3]. «Почему я?» – билась в голове Терезы отчаянная мысль. Она отнюдь не была самым слабым звеном. – Я ничего никому не сказала, – произнесла женщина, покачав головой. Ее слова были едва слышны. Все ее чувства замерли, а тело приготовилось к смерти. Черная фигура сделала два шага в ее сторону. Уайатт попыталась определить, кто это, но не смогла. Однако она знала, что это мог быть только кто-то из четверых. Тело Терезы предало ее, и в ароматную воду пролилась моча. – Клянусь… никому… – Ее слова затихли, пока она пыталась сесть в ванне. Пена сделала фаянсовую поверхность очень скользкой. Женщина дышала тяжело и хрипло, думая о том, как лучше вымолить жизнь. Она вовсе не хотела умирать. Ее время еще не пришло. Она к этому не готова. У нее еще остались дела… Неожиданно она представила себе, как вода наполняет ее легкие, раздувая их, словно воздушные шары. Она умоляюще протянула руку и смогла, наконец, заговорить: – Прошу вас… умоляю… нет, я не хочу умирать… Фигура наклонилась над ванной и прикрыла руками в перчатках ее груди. Тереза почувствовала, как на нее давят, пытаясь погрузить под воду, и опять попыталась сесть. Ей надо было постараться объясниться, но руки давили на нее все сильнее и сильнее. Она еще раз попробовала изменить свое положение, но все было напрасно. Земное притяжение и грубая сила лишили ее всякой возможности сопротивляться. Когда вода подобралась к ее лицу, Тереза открыла рот и коротко всхлипнула. – Клянусь… – попыталась она в последний раз. Ей не дали договорить, и Тереза увидела, как у нее из носа стали подниматься воздушные пузыри и лопаться на поверхности. Волосы полоскались вокруг лица. Фигура мерцала по другую сторону водной поверхности. Тело Терезы стало реагировать на недостаток кислорода, и она попыталась подавить охватывающую ее панику. Затем замолотила руками по воде, и одна рука, затянутая в перчатку, соскользнула с ее груди. Женщине удалось поднять голову над водой и взглянуть в холодные, пронизывающие насквозь глаза. Узнавание лишило ее последней возможности дышать. Короткого мгновения смятения оказалось достаточно для нападающего, чтобы сменить позу. Под давлением обеих рук тело Терезы погрузилось в воду, да так там и осталось. Но даже когда женщина стала терять сознание, она все еще не могла поверить в увиденное. Тереза поняла, что ее подельники даже представить себе не могут, кого им надо бояться. Глава 2 Ким Стоун повернулась к «Кавасаки Ниндзя»[4], чтобы отрегулировать звук своего айпода. Из динамиков лились серебряные звуки «Летнего концерта» Вивальди, приближающегося к любимой части Ким – финалу, называемому Грозой. Она положила торцовый ключ на верстак и вытерла руки ветошью. Перед нею стоял «Триумф Тандербёрд»[5], который она реставрировала последние семь месяцев, но сегодня он почему-то совсем не заводил ее. Ким взглянула на часы. Почти одиннадцать. Ее коллеги как раз сейчас вываливаются из «Собаки». Сама она не дотрагивалась до алкоголя, но всегда сопровождала их в тех случаях, когда считала, что заслужила это. Женщина снова взяла торцовый ключ и опустилась на колени перед «Триумфом». Сегодня ей нечего было праздновать. Когда Стоун залезла во внутренности мотоцикла и нащупала конец коленвала, перед глазами у нее встало полное ужаса лицо Лауры Йейтс. Она надела головку на гайку вала и стала двигать ключом вправо-влево. Три доказанных случая изнасилования надолго упекут Теренса Ханта за решетку. – Но недостаточно надолго, – сказала Ким самой себе. Потому что была еще четвертая жертва. Она повернула ключ еще раз, но гайка не хотела заворачиваться. Женщина уже успела собрать подшипники, звездочку, хомут и ротор – гайка была последней частью этой головоломки, и эта чертова штука отказывалась заворачиваться. Ким посмотрела на гайку и мысленно приказала ей двигаться, ради ее же собственного блага. Никакого эффекта. Тогда Стоун сосредоточила все свое недовольство на ручке ключа и нажала на нее изо всех сил. Резьба сорвалась, и гайка свободно провернулась. – Черт бы тебя побрал! – воскликнула Ким, швыряя ключ через весь гараж. Лаура Йейтс вся тряслась на свидетельском месте, вспоминая о том, как ее затащили за церковь, а потом грубо насиловали и издевались над нею в течение двух с половиной часов. Они сами могли видеть, как тяжело и больно ей садиться. И это через три месяца после изнасилования… Девятнадцатилетняя девушка сидела в суде все то время, пока присяжные произносили «виновен» по трем предыдущим эпизодам изнасилования. А потом они произнесли слово, которые навсегда изменило ее жизнь. «НЕВИНОВЕН». Но почему? Потому что девушка была не вполне трезвой. И не говорите нам об одиннадцати швах, наложенных спереди и сзади, о сломанном ребре и синяках под глазами. Она сама на это напросилась, и все из-за того, что выпила эти две несчастные порции алкоголя… Стоун почувствовала, как ее руки затряслись от ярости. Ее сотрудники считали, что три из четырех – это не такой уж плохой результат. И так оно и было. Но не для Ким. Она наклонилась, чтобы оценить урон, нанесенный мотоциклу. Ей пришлось потратить почти шесть недель, пока она разыскала эти необходимые чертовы гайки. Ким вновь накинула головку торцового ключа и стала осторожно, двумя пальцами поворачивать его. В этот момент зазвонил ее мобильный. Она бросила гайку и вскочила. Звонки почти в полночь никогда не предвещали ничего хорошего. – Инспектор Стоун. – У нас тут труп, мэм. Ну конечно! А чего еще она ожидала услышать? – Где? – Хэгли-роуд. Сторбридж. Ким знала это место. Оно находилось прямо на границе с соседним графством, Западной Мерсией. – Нам позвонить сержанту Брайанту, мэм? Ким скривилась. В тридцать четыре года она еще не была готова к тому, чтобы ее называли «мэм». Она это слово просто ненавидела. В голову ей пришла мысль о коллегах, которые с трудом забирались в такси перед «Собакой». – Да нет, я думаю, что сама справлюсь, – сказала она и разъединилась. Задумавшись на пару мгновений, Ким уменьшила звук айпода. Ей надо выбросить из головы то осуждающее выражение, которое она увидела в глазах Лауры Йейтс, – не важно, было ли оно реальным или воображаемым, но она его видела. И никак не могла забыть. Теперь Стоун крепко запомнит, что закон, в который она твердо верила, не смог помочь тому, кого призван был защищать. Ведь это она убедила Лауру поверить и в нее, и в систему, которую она представляла. Так что Ким не могла избавиться от ощущения, что эту девушку предали. И она и система. Глава 3 Через четыре минуты после звонка Ким уже отъезжала от тротуара на десятилетнем «Гольфе GTI», которым пользовалась только при гололеде и в тех случаях, когда рев мотора «Ниндзя» воспринимался бы как вызов обществу. Порванные джинсы, вымазанные в масле, краске и грязи, были заменены на черные холщовые брюки и простую белую футболку. На ногах у Стоун были черные кожаные ботинки с каблуками в четыре дюйма[6]. Ее короткие черные волосы не требовали большого ухода – достаточно было провести по ним растопыренными пальцами, и она была готова. Ее клиент точно не будет возражать против такого внешнего вида. Ким направилась в конец улицы. Машина в ее руках ощущалась чем-то инородным, и хотя она и была совсем маленькой, Стоун приходилось тщательно контролировать дистанцию до автомобилей, мимо которых она проезжала. Окруженная таким количеством металла, Ким чувствовала себя громоздкой и неповоротливой. За милю до места назначения в машину стал проникать запах гари. Он становился все сильнее. За полмили до места назначения Ким увидела столб дыма, который казался выше Клентских холмов. За четверть мили Стоун поняла, что едет прямо на него. Уступая по численности только лондонской, полиция Западного Мидленда работала на территории, которую населяли 2,6 миллиона человек. Черная Страна располагалась к западу и северу от Бирмингема и уже во времена королевы Виктории была самой развитой в индустриальном плане частью страны. Название произошло от угольной пыли, которая покрывала почти всю территорию. В те времена пласт угля и руды высотой в тридцать футов, имевшийся в этом месте, был самым массивным на территории Великобритании. А сейчас уровень безработицы здесь был на третьем месте в стране. Росло количество мелких преступлений, так же как и частота антисоциальных проявлений. Преступление было совершено совсем рядом с шоссе, которое соединяло Сторбридж с Хэгли. Обычно такие места редко привлекают внимание преступников. Дома, расположенные ближе всего к дороге, были новенькими двойными зданиями, имевшими входы с двух сторон и сверкавшими белыми римскими колоннами по фасаду и затемненными стеклами окон. За ними располагались дома, которые были значительно старше и стояли довольно далеко друг от друга. Ким подъехала к оцеплению и припарковалась между двумя пожарными машинами. Не говоря ни слова, она помахала своим значком перед офицером, который охранял периметр. Он кивнул и приподнял ленту, чтобы ей было легче пройти. – Что случилось? – спросила Стоун у первого же попавшегося ей пожарного. Он указал ей на остатки кипариса, стоявшего на самой границе участка. – Огонь начался здесь, а потом распространился на остальные деревья еще до того, как мы успели приехать. Ким заметила, что из тринадцати деревьев, которые росли вдоль границы участка, только два ближайших к дому остались неповрежденными. – Тело обнаружили вы? – спросила она. Пожарный ткнул пальцем в одного из своих коллег, который, сидя на земле, беседовал с констеблем. – Почти все соседи высыпали, чтобы понаблюдать за происходящим, но в самом доме не горело ни одной лампочки. Соседи уверяют, что черный «Рейнджровер» принадлежал хозяйке и что она жила одна. Ким кивнула и подошла к пожарному, который сидел на земле. Он был бледен, и Стоун заметила, что правая рука у него слегка дрожит. Находить трупы всегда неприятно, независимо от того, какая у тебя подготовка. – Вы до чего-нибудь дотрагивались? – поинтересовалась Ким. – Дверь в ванную была открыта, но я туда не заходил, – покачал головой пожарный, задумавшись на мгновение. У входной двери инспектор остановилась и выудила из картонной коробки, стоявшей слева от входа, синие одноразовые бахилы. Перешагивая через две ступеньки, она поднялась в ванную и обнаружила там Китса – патологоанатома. Его миниатюрная фигура с абсолютно лысой головой дополнялась усами и свисающей на грудь бородой. Восемь лет назад он имел честь произвести вместе со Стоун ее первое в жизни самостоятельное вскрытие. – Привет, инспектор, – сказал Китс, глядя ей за спину. – А где Брайант? – Боже, мы же с ним не сиамские близнецы! – отозвалась женщина. – Ну да, хотя вы и напоминаете мне одно блюдо китайской кухни – свинину в кисло-сладком соусе… А вот без Брайанта ты становишься кислой до оскомины. – Китс, как ты полагаешь, насколько я расположена выслушивать твои остроты в это время суток? – Если честно, то чувство юмора у тебя отсутствует в любое время дня и ночи. Как же ей хотелось достойно ответить ему! Например, она вполне могла бы ткнуть его носом в плохо отглаженные брюки. Или указать на то, что воротник его рубашки слегка износился, и даже упомянуть о кровавом пятне на спине его пиджака… Но прямо сейчас между ними лежало обнаженное тело, которое настойчиво требовало ее внимания. Ким осторожно приблизилась к ванне, стараясь не поскользнуться на воде, которую расплескали вокруг двое санитаров. Тело женщины было наполовину скрыто под водой; глаза раскрыты, крашеные белые волосы плавают по поверхности воды, обрамляя лицо. Тело на плаву, соски грудей торчат из воды. Стоун определила для себя, что женщине было где-то между сорока пятью и пятьюдесятью и что она находилась в хорошей физической форме. Загорелые руки безвольно болтались в воде. Ногти на ногах были покрашены в розовый цвет, а сами ноги – гладко выбриты. Количество воды на полу указывало на то, что женщина отчаянно сражалась за свою жизнь. Ким услышала на лестнице грохочущие шаги. – Инспектор-детектив Стоун, какой приятный сюрприз! Она застонала, узнав этот истекающий сарказмом голос. – Инспектор-детектив Уортон, я совершенно польщена. Они несколько раз работали вместе, и Ким даже не пыталась скрыть свое презрение. Уортон был типичным карьеристом, который старался как можно быстрее подняться по служебной лестнице. Расследование преступлений его совсем не интересовало – главным было то, как оно скажется на его карьере. Самым большим ударом для него было то, что Стоун получила чин инспектора-детектива раньше, чем он. Это ее раннее продвижение по службе заставило его переехать в Западную Мерсию: полицейских там было меньше, и конкуренция, соответственно, была не такой жесткой. – Что вы здесь делаете? – спросил Уортон. – Мне кажется, что преступление относится к юрисдикции Западной Мерсии. – А мне кажется, что оно произошло на самой границе, и первой здесь оказалась именно я. Женщина бессознательно встала прямо перед ванной. Совершенно ни к чему, чтобы на обнаженное тело жертвы пялились еще чьи-то любопытные глаза. – Это мое преступление, Стоун, – заявил Уортон. Ким покачала головой и сложила руки на груди. – Я от своего не отступлю, Том. – Она вздернула подбородок. – Мы можем заняться этим вместе. Но я была здесь первой и буду главной. Худое, неприятное лицо Уортона покраснело. Отчитываться перед ней он согласится только после того, как съест свои собственные яйца. Ким оценивающе осмотрела его с ног до головы. – Кстати, первое, что я вам прикажу, это появляться на месте преступления одетым соответствующим образом. Уортон взглянул сначала на ее ноги, а потом на свои, на которых не было бахил. «Тише едешь, дальше будешь», – подумала про себя Стоун. – И не вздумай устраивать из этого соревнование, у кого струя дальше бьет, Том, – добавила она, понизив голос. Прежде чем развернуться и вылететь из ванной, он бросил на нее взгляд, полный презрения. Ким же вновь повернулась к трупу. – На этот раз победила, – негромко сказал Китс. – Что? – Струя дальше бьет, – с восторгом повторил патологоанатом. Стоун кивнула. Она все понимала. – Ее уже можно вытащить? – Еще только несколько снимков ее грудной клетки. Пока Китс говорил, один из судмедэкспертов направил камеру с объективом, напоминающим по длине выхлопную трубу, на грудь жертвы. Ким наклонилась пониже и рассмотрела два синяка над грудями женщины. – Ее силой удерживали под водой? – предположила она. – Полагаю, что так. Больше никаких повреждений первичный осмотр не показал. Больше смогу сказать после вскрытия, – ответил патологоанатом. – Как думаешь, когда это произошло? Не заметив печеночного зонда, Ким решила, что перед ее приходом Китс пользовался простым ректальным термометром. Она знала, что за первый час труп холодеет на полтора градуса по Цельсию. И обычно на один-полтора градуса – каждый последующий час. Также Стоун знала, что на эти цифры влияет масса внешних факторов. И не в последнюю очередь то, что жертва была обнажена и находилась в теперь уже холодной воде. – Точнее смогу определить позже, но мне кажется, что где-то в пределах двух часов, – пожал плечами Китс. – А когда ты сможешь… – Меня еще ждет девяностошестилетняя старушка, скончавшаяся, выпав из кресла, и двадцатишестилетний молодой человек, у которого из вены все еще торчит игла… – То есть ничего срочного? – В полдень устроит? – Он посмотрел на часы. – В восемь утра, – возразила женщина. – В десять, и ни минутой ранее, – ворчливо произнес патологоанатом. – Я – живое существо и периодически нуждаюсь в отдыхе. – Отлично, – согласилась Ким. Именно это она и хотела услышать. Это даст ей время провести брифинг для своей команды и поручить кому-нибудь поприсутствовать на вскрытии. На лестнице опять раздались шаги, и Стоун услышала затрудненное дыхание. – Сержант Трэвис, – сказала она, не поворачиваясь. – И как же наши дела? – Ребята обходят окрестности. Первый из них, появившийся на месте преступления, опросил нескольких соседей – все говорят, что первыми появились пожарные. Их вызвал кто-то из проезжавших мимо. Ким повернулась и кивнула. Первый полицейский, появившийся на месте преступления, отлично поработал, обеспечив сохранность следов преступления до прибытия судмедэкспертов. Он же успел опросить кое-кого из потенциальных свидетелей, хотя дома находились в стороне от дороги и были разделены участками площадью по пол-акра[7]. Так что любителям подглядывать здесь не позавидуешь. – Продолжайте, – сказала инспектор. – Преступник проник в дом через разбитое стекло задней двери, хотя пожарные говорят, что передний вход не был заперт. – Хм-м, уже интересно… – Ким кивком поблагодарила сержанта и спустилась вниз. Один из специалистов обыскивал холл, а второй покрывал заднюю дверь порошком на предмет обнаружения отпечатков пальцев. На стойке бара лежала дизайнерская дамская сумочка. Стоун понятия не имела, что означают золотые инициалы на застежке. Сама она никогда не пользовалась сумочками, но эта выглядела довольно дорогой. Из дверей столовой появился третий специалист. – Ничего не пропало. Кредитные карточки и наличные на месте, – сказал он, кивнув в сторону сумочки. Ким кивнула в ответ и направилась на улицу. На пороге она сняла бахилы и положила их во вторую коробку. Вся защитная одежда будет позже увезена и проверена на предмет наличия каких-либо улик. Затем женщина вышла за периметр. Одна из пожарных машин все еще оставалась на дежурстве, дабы ее экипаж убедился, что огонь полностью погашен. Огонь – это такая штука, что малейшая незамеченная искра может полностью уничтожить здание всего за несколько минут. Ким остановилась перед машиной и осмотрела панораму, раскинувшуюся перед ней. Тереза Уайатт жила одна. Из дома ничего не пропало – казалось, что там вообще ни до чего не дотрагивались. Убийца вполне мог спокойно уйти, будучи уверенным, что тело обнаружат не раньше следующего утра, и это в лучшем случае. Но, тем не менее, он для чего-то устроил пожар, чтобы привлечь внимание полиции. И вот теперь инспектор Стоун должна была всего лишь выяснить, почему он так поступил. Глава 4 В семь тридцать утра Ким припарковала «Ниндзя» у полицейского участка в Хейлсовене, совсем рядом с окружной дорогой, которая охватывала городишко с небольшим торговым комплексом и колледжем. Участок был расположен совсем рядом со зданием суда – с одной стороны, очень удобно, а с другой, подобная близость убивала любую надежду получить хоть какое-то возмещение расходов[8]. Трехэтажное здание было таким же неухоженным и неприветливым, как и любое другое административное здание – казалось, что их вид служит немым укором всем налогоплательщикам. Ни с кем не здороваясь, Ким прошла на свое рабочее место. Она знала, что все считают ее холодной, необщительной и неэмоциональной. Подобное отношение сразу же исключало всякую вероятность праздной болтовни, что вполне ее устраивало. Как и всегда, она первой оказалась в кабинете детективов, поэтому сразу же включила кофемашину. В комнате находились четыре стола, которые были сдвинуты попарно, друг против друга. Каждый стол с компьютерным экраном и разнокалиберными лотками для бумаг был зеркальным отражением противоположного. Три стола имели своих постоянных хозяев, а четвертый пустовал после того, как несколько месяцев назад в участке прошла волна сокращений. Именно здесь, а не в своем кабинете, Стоун и предпочитала находиться, когда работала в офисе. Место же, на котором висела табличка с именем Ким, обычно называли «кутузкой», – это было не что иное, как крохотная каморка в правом углу комнаты, отгороженная панелями из стекла и пластика. Его она использовала для «индивидуальной работы с подчиненными», больше известной как старая добрая «промывка мозгов». – Доброе утро, командир, – произнесла детектив-констебль Вуд, не успев опуститься в кресло. Несмотря на то, что она была наполовину англичанкой, а наполовину нигерийкой, Стейси никогда не выезжала за пределы Англии. Ее густые черные волосы были коротко подстрижены и плотно лежали на голове, демонстрируя полное отсутствие какой-либо курчавости, а гладкая кожа цвета жженого сахара отлично гармонировала с прической. Рабочее место Вуд было аккуратно и хорошо организовано. Все, что не находилось в надписанных лотках для бумаг, было сложено в аккуратные стопки, которые располагались в верхней части ее стола. Почти сразу же после нее появился детектив-сержант Брайант, который пробормотал: «Привет, шеф!», заглядывая в «кутузку». Выглядел он безупречно, как будто его шестифутовое тело собственноручно одевала мамаша специально для посещения воскресной школы. Однако пиджак был немедленно снят и повешен на спинку стула, узел галстука к концу дня будет растянут до предела, верхняя пуговица сорочки расстегнется, а рукава будут закатаны до локтей. Ким увидела, как он смотрит на ее стол в поисках кружки с кофе. Убедившись, что она уже выпила свою утреннюю порцию, Брайант наполнил свою кружку с надписью «Лучший Таксист в Мире», которую ему подарила его девятнадцатилетняя дочь. Разобраться в том хаосе, который был на его столе, не мог никто, кроме него самого, но любую затребованную бумагу Ким получала в течение всего нескольких секунд. На центральном месте стола Брайанта стояла его фотография с женой, сделанная в день двадцать пятой годовщины их свадьбы. Фото дочери он хранил в бумажнике. У третьего члена ее команды, детектива-сержанта Кевина Доусона, на столе не было никаких фотографий. Даже если б он и захотел разместить там фото самого дорогого ему человека, то ему пришлось бы весь день любоваться на свою собственную физиономию. – Простите за опоздание, командир, – извинился Доусон, опускаясь на свое место напротив Вуд. Теперь вся команда Стоун была в сборе. В принципе, Кевин совсем не опоздал, так как рабочий день начинался в восемь утра, но Ким любила, когда ее люди появлялись пораньше, особенно если начиналось новое расследование. Инспектор никогда не работала только от сих и до сих, так что те, кто не мог без этого, надолго в ее команде не задерживались. – Слушай, Стейси, я получу сегодня свой кофе или как? – поинтересовался Доусон, проверяя свой мобильник. – Ну конечно, Кев. А как прикажете подать – добавить молоко, сахар и вылить прямо на колени? – милым голоском с сильным местным акцентом произнесла девушка. – А тебе, Стейси, кофейку не принести? – спросил, вставая, Доусон, прекрасно зная, что девушка не пьет кофе. – Ты ведь, поди, умаялась, всю ночь воюя с колдунами… – добавил он, намекая на увлечение Вуд игрой «Мир Уоркрафта», которое граничило у нее с зависимостью. – Знаешь, Кев, накануне я получила от Верховной жрицы очень сильное заклинание, которое может превратить взрослого мужчину в полного придурка, но, увы, кто-то уже успел добраться до тебя раньше меня, – парировала мулатка. Доусон схватился за живот и изобразил гомерический хохот. – Шеф, а шеф, – произнес Брайант через плечо, – тут детишки опять разыгрались. – Он повернулся к пикирующимся и погрозил им пальцем. – Вот подождите, вернется ваша мама домой!.. Ким закатила глаза и уселась за свободный стол. Ей не терпелось начать. – Брайант, раздай бюллетени, а ты, Кевин, – марш к доске! – объявила она. Доусон взял маркеры и занял место у белой доски, которая занимала всю заднюю стену помещения. Пока Брайант возился с бумагами, его начальница рассказала о событиях, произошедших рано утром. – Убитая – Тереза Уайатт, сорока семи лет, очень уважаемая директриса частной школы для мальчиков в Сторбридже. Незамужем. Детей нет. Жизнь вела комфортную, хотя и не слишком роскошную. Ни о каких врагах нам в настоящее время не известно. Кевин записывал информацию на доске в колонке, озаглавленной «Жертва». Зазвонил телефон Брайанта. Сказав в него несколько слов и разъединившись, он кивнул Ким. – Тебя хочет видеть Вуди. – Кев, следующий заголовок: «Преступление», – сказала Стоун, полностью игнорируя слова Брайанта. – Орудия убийства нет, следов ограбления нет, улик нет, а данные экспертизы еще не готовы. Затем идет: «Мотив». Как правило, людей убивают за что-то, что они уже сделали, или делают, или собираются сделать. Насколько мы знаем, наша жертва не занималась никакой опасной или незаконной деятельностью. – Э-э-э-э… Шеф, вас вызывает старший инспектор сыскной полиции! – попытался все-таки привлечь ее внимание коллега. – Поверь, Брайант, – сказала ему Ким, отпивая глоток свежего кофе, – мы с ним гораздо лучше ладим после того, как я напьюсь кофе. Кев, вскрытие в десять. Стейс, выясни все, что сможешь, о нашей жертве. Брайант, свяжись со школой и предупреди, что мы у них сегодня будем. – Шеф… – вновь напомнил о себе Брайант. – Успокойся, мамочка, я уже иду! – Стоун допила свой кофе. Она поднялась на третий этаж, перешагивая через две ступеньки, и постучала, прежде чем войти, в дверь кабинета. Старший инспектор Вудворд был крупным мужчиной, перешагнувшим рубеж пятидесяти пяти лет. Смешанная кровь одарила его гладкой, коричневой кожей, которая особенно хорошо была видна на абсолютно лысой голове. Его белая рубашка была тщательно отглажена, а стрелки на брюках идеально отутюжены. Очки для чтения, надетые на самый кончик носа, не могли скрыть пары усталых глаз. Он взмахнул рукой в знак приветствия и указал на стул, с которого его посетительница могла наслаждаться видом его коллекции миниатюрных моделей автомобилей, которая располагалась в шкафу со стеклянными дверцами. На нижней полке стояли модели классических британских автомобилей, а верхняя была отдана историческим моделям, которые использовались полицией Великобритании в разные годы ее истории. Здесь стояли: «MG TC» сороковых годов, «Форд Англия», «Черная Мария» и «Ягуар XJ40», занимавший почетное место в самом центре. В правом углу шкафа, надежно закрепленная на стенке, находилась фотография Вуди, пожимающего руку Тони Блэру, а рядом с ней стояло фото его старшего сына Патрика в парадной форме, сделанное накануне отправки в Афганистан. В этой же форме его и похоронили пятнадцать месяцев спустя. Закончив говорить по телефону, Вуди немедленно схватил мягкий антистрессовый мяч, который лежал на краю его стола. Его правая рука стала сжиматься и разжиматься на нем. Ким вдруг осознала, что он часто пользуется этой штукой в ее присутствии. – И что у нас есть на данный момент? – Почти ничего, сэр. Мы как раз намечали пути расследования, когда вы меня вызвали. Суставы пальцев старшего инспектора побелели от того, что он с силой сжал шарик, но больше он на эту резкость никак не среагировал. Глаза Ким посмотрели за его правое ухо, туда, где на подоконнике стояла собираемая в данный момент модель. Это был «Роллс-Ройс Фантом», к которому не возвращались вот уже много дней. – Как я слышал, у вас произошла стычка с инспектором-детективом Уортоном? – спросил Вудворд. Так, значит, барабаны джунглей уже вовсю громыхают! – Мы с ним обменялись любезностями над трупом убитой, – ответила женщина. С моделью что-то явно было не так. По мнению Ким, колесная база была слишком длинной. – Мне звонил его начальник. Они подали формальную жалобу на ваши действия и хотят забрать дело себе. – Пальцы шефа с силой сжали мяч. Ким закатила глаза. Почему этот придурок не займется своими собственными делами? Подавив желание взять в руки «Роллс-Ройс» и исправить ошибку, она посмотрела прямо в глаза своему старшему офицеру. – Но они же его не получат, сэр? – Нет, Стоун, не получат, хотя формальная жалоба будет не очень хорошо смотреться в вашем личном деле. – Начальник не отвел взгляда. – Честно сказать, я уже начинаю уставать от всех этих жалоб… – Он переложил мяч в левую руку. – Интересно, с кем вы предпочли бы вести это расследование? Ким почувствовала себя, как ребенок, которому предложили выбрать себе нового «лучшего друга». Ее последняя аттестация имела только один положительный пункт: умеет тактично вести себя с коллегами. – А что, нужно выбирать? – уточнила она. – А кого бы вы выбрали? – Брайанта. На губах старшего инспектора мелькнула тень улыбки. – А если хорошенько подумать? Значит, никакого выбора нет, вздохнула про себя женщина. Брайант умел контролировать ущерб, который она наносила окружающим, так что при наличии «соседей», дышащих ему в затылок, Вуди не хотел рисковать: он хотел, чтобы за Ким следил ответственный взрослый человек. Стоун хотела было дать шефу небольшой совет по поводу того, как сэкономить кучу времени на разборе задней оси «Роллса», но быстро отказалась от этой мысли. – Что-нибудь еще, сэр? Вуди положил мячик на стол и опять надел очки для чтения. – Держите меня в курсе. – Обязательно. – И вот еще что, Стоун, – добавил он, и инспектор повернулась к нему от двери. – Давайте вашим сотрудникам возможность хоть иногда высыпаться. Ведь они не могут подзаряжаться через USB-кабель, как вы сами. Ким вышла из кабинета, размышляя о том, как долго Вуди готовил эту маленькую шутку. Глава 5 Ким шла за Кортни, школьным администратором, по коридорам школы Святого Иосифа в кабинет исполняющего обязанности школьного директора. Глядя на служащую школы со спины, Стоун восхищалась ее способностью передвигаться с такой скоростью на каблуках, высота которых была не меньше четырех дюймов. Брайант вздыхал, проходя один класс за другим. – Ты не считаешь, что учеба была лучшим периодом в твоей жизни? – поинтересовалась его коллега. – Нет. Они повернули в длинный коридор на втором этаже, откуда их ввели в дверь кабинета, на которой виднелся выцветший прямоугольник от только что снятой именной таблички. Мужчина, сидевший за столом, встал. Он был одет в дорогой костюм и галстук небесно-голубого цвета. Тусклый черный цвет его волос говорил о том, что их только что покрасили. Он протянул через стол руку, но Ким сделала вид, что не заметила ее, рассматривая документы, развешанные на стенах. Любые сертификаты или грамоты, в которых упоминалось имя Терезы Уайатт, уже исчезли со стен. Брайант пожал протянутую ему руку. – Спасибо, что нашли время принять нас, мистер Уайтхаус. – Как я понимаю, вы заместитель директора, – заметила Стоун. Мужчина кивнул и сел на свое место. – Меня назначат исполняющим обязанности, и я готов оказать вам любую помощь при расследовании. – Ни на минуту не сомневаюсь, что вас назначат, – прервала его Ким. В манерах этого человека было что-то лицемерное. Все казалось заранее отрепетированным, а тот факт, что он уже переехал в кабинет Терезы Уайатт и успел уничтожить в нем любые намеки на ее пребывание, было по крайней мере противно – ведь женщину убили меньше двенадцати часов назад. Ким была уверена, что он уже успел внести соответствующие исправления в свое резюме. – Мы хотели бы получить список всех сотрудников, – потребовала она. – И организуйте все так, чтобы мы могли поговорить с ними в алфавитном порядке. Сжатые скулы заместителя директора показали, что он не слишком рад тому, что женщина дает ему указания. Ким мельком подумала, касается ли это всех женщин или только ее? – Конечно, я попрошу Кортни немедленно все организовать, – Уайтхаус опустил глаза. – Я велел освободить для вас комнату дальше по коридору; надеюсь, она вам подойдет. Ким осмотрела кабинет и покачала головой. – Спасибо, но я думаю, что здесь нам будет вполне удобно. Глава школы открыл было рот, чтобы ответить, но воспитание не позволило ему заявить свои права на помещение, у которого только что был совсем другой хозяин. Он собрал свои вещички, которые лежали на столе, и направился к двери. – Кортни сейчас к вам подойдет. После того, как за «исполняющим обязанности» закрылась дверь, Брайант негромко рассмеялся. – А в чем, собственно, дело? – спросила Ким, садясь в кресло за столом. – Да так, ни в чем, шеф. Ее коллега придвинул один из стульев к столу и тоже сел. Стоун оценила месторасположение последнего свободного стула, который предназначался для опрашиваемых. – Подвинь его немного назад. Брайант отодвинул стул так, чтобы тот был ближе к двери. Теперь стул стоял совершенно отдельно, и сидящему на нем не на что было опереться и не к чему прислониться. Так удобнее будет наблюдать за невербальными реакциями опрашиваемых. В дверь негромко постучали. Полицейские хором крикнули: «Войдите!», и в комнате, с листом бумаги в руках, появилась Кортни, которая с трудом сдерживала мстительную улыбку. Видимо, мистер Уайтхаус был не самой популярной фигурой в школе. – Мистер Эддлингтон ждет в приемной. – Пригласите его, пожалуйста, – кивнула Ким. – Могу ли я предложить вам что-нибудь? Чай? Кофе? – Конечно, можете. Два кофе. Служащая направилась к двери, и тут Стоун осенило: – Благодарю вас, Кортни. Женщина кивнула и распахнула дверь перед первым допрашиваемым. Глава 6 В четверть пятого, после двенадцати бесед, похожих друг на друга, как две капли воды, Ким ударилась головой о столешницу. В соприкосновении ее головы с деревом было что-то успокаивающее. – Я понимаю, шеф, – кивнул Брайант, – такое впечатление, что в нашем морге сейчас лежит святая. Он вытащил из кармана коробочку с ментоловыми леденцами от кашля. По скромным подсчетам его начальницы, это происходило уже в пятый раз. Два года назад, после легочной инфекции, доктор был вынужден посоветовать Брайанту отказаться от его обычных тридцати сигарет в день, и теперь, пытаясь избавиться от разрывающего легкие кашля, полицейский беспрерывно сосал леденцы. Он смог отказаться от курения, но вместо этого подсел на конфеты. – Тебе надо завязывать с этим делом, – заметила инспектор. – Да просто день сегодня такой, шеф. – Как любой старый курильщик, ее напарник злоупотреблял своей дурной привычкой тем больше, чем больше волновался. – Кто следующий? – Джоанна Уэйд, английский язык, – ответил Брайант, сверившись со списком. Когда дверь открылась, Ким непроизвольно закатила глаза. В кабинет вошла женщина, одетая в сшитые на заказ черные брюки и шелковую блузку сиреневого цвета. Длинные светлые волосы были убраны в конский хвост, и ничто не мешало видеть ее лицо с сильными чертами и почти полным отсутствием косметики. Не предлагая руки, женщина села и закинула правую ногу на левую. Ее руки спокойно легли на колени. – Мы не займем у вас много времени, миссис Уэйд. Нам просто надо задать вам несколько вопросов, – начала Стоун. – Мисс, – поправила ее учительница. – Простите? – Мисс, инспектор, а не миссис, но вы можете называть меня Джоанна. – У женщины был низкий и сдержанный голос с небольшим северным акцентом. – Благодарю вас, мисс Уэйд. Как долго вы знали директора Уайатт? – Директор Уайатт приняла меня на работу три года назад, – с улыбкой ответила учительница. – И какие между вами были отношения? – Что, инспектор, прямо вот так, сразу, без всяких предварительных ласк? – Уэйд слегка наклонила голову набок и зафиксировала взгляд на Ким. Та проигнорировала инсинуацию и твердо ответила на ее взгляд. – Прошу вас ответить на мой вопрос. – Ну конечно… У нас были нормальные рабочие отношения. Не без некоторых шероховатостей, как это случается между женщинами. Тереза была довольно упертым директором, не желающим отказываться от своих убеждений или менять их. – Что вы имеете в виду? – С того момента, когда она последний раз стояла за кафедрой, методы преподавания значительно изменились. И очень часто для того, чтобы заронить зерно в молодые, жаждущие знаний головы, необходима элементарная креативность. Все мы пытаемся как-то адаптироваться к изменчивости культуры, но Тереза была уверена, что методичная, настойчивая зубрежка является единственным способом что-то выучить, и каждый из нас, кто имел на это свой взгляд, получал соответствующие «рекомендации». Пока Джоанна говорила, Ким оценила ее язык жестов как открытый и честный. Она также заметила, что женщина ни разу не взглянула на Брайанта. – А вы можете привести пример? – Пару месяцев назад один из учеников представил мне работу, в которой половина текста была написана языком, который сейчас широко применяется в электронных письмах и при общении в «Фейсбуке». Я велела всем двадцати трем ученикам принести из шкафчиков свои мобильные телефоны, а потом заставила их в течение десяти минут писать друг другу послания правильным, с точки зрения лексики и грамматики, английским языком. Это было для них дико, но они поняли то, что я хотела донести до них. – А именно? – Что человеческий язык нельзя заменить жаргоном. После этого никто больше не использовал этот новояз. – И Тереза этим удовлетворилась? – Совсем нет, – ответила мисс Уэйд, покачав головой. – Она посчитала, что школьник, о котором шла речь, должен был быть наказан и что это было бы ему более понятно. Я посмела ей возразить, и Тереза сделала в моем личном деле запись о неповиновении руководству. – Остальные сотрудники не рассказывали нам ничего подобного, мисс Уэйд. – Я не могу отвечать за других, – пожала плечами женщина, – хотя должна заметить, что некоторые из учителей, работающих здесь, давно сдались на милость обстоятельств. Они больше не могут достучаться до молодых душ и просто высиживают время, оставшееся до пенсии. Они предпочитают никого не вдохновлять и не вдохновляться самим. Я к этой категории не отношусь, – Джоанна склонила голову на другую сторону, и на ее губах появилась слабая улыбка. – Научить нынешних тинэйджеров понимать и уметь наслаждаться красотой английского языка – задача совсем не из легких. Но я твердо верю, что человек не должен искать легких путей. Вы со мной не согласны, инспектор? Брайант закашлялся. Ким тоже слегка улыбнулась вместо ответа. Уверенность в себе сидящей перед нею женщины и откровенная беседа, которую она вела, были как глоток свежего воздуха после двенадцати похожих друг на друга ответов. А ее неприкрытое кокетство было очень занятным. – А что вы можете рассказать о Терезе как о женщине? – спросила Стоун, откидываясь в кресле. – Вы хотели бы, чтобы я присоединилась к коллегам и произнесла приличествующую случаю эпитафию, или ждете от меня откровенности? – Я с благодарностью выслушаю честный ответ. – Как директор школы, Тереза была мотивированной и целеустремленной женщиной. – Джоанна поменяла положение ног. – А вот как женщина она, боюсь, была крайне эгоистична. Даже на ее столе, как вы видите, нет ни фотографий, ни других указаний на тех, кто ей дорог. И ей ничего не стоило задержать сотрудников до восьми-девяти часов ве Брайант сделал несколько пометок в своем блокноте. – Вы больше ничего не хотите сообщить следствию? – спросила Стоун. Женщина отрицательно покачала головой. – Благодарю вас, мисс Уэйд. – Если вам нужно алиби, – подалась вперед Джоанна, – то я была в спортзале «Либерти», где занималась йогой. Это изумительная штука для поддержания гибкости. И если вас это интересует, то я бываю там каждый четверг по вечерам. Ким твердо смотрела ей в глаза. Незамутненные голубые глаза Джоанны излучали вызов. Она сделала пару шагов к столу и предложила инспектору свою карточку. У той не было другого выхода, как протянуть за ней руку, и учительница вложила карточку ей в ладонь, превратив это мимолетное касание в рукопожатие. Ее рука была твердой и прохладной. Она провела пальцами по ладони Стоун и убрала руку. – Вот номер моего телефона. Вы можете всегда позвонить мне, если вам понадобится моя помощь. – Благодарю вас, мисс Уэйд. Вы оказали нам неоценимую поддержку. – Ничего себе, командир! – произнес Брайант, как только за женщиной закрылась дверь. – Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять все эти намеки. – Ничего не поделаешь – либо это есть, либо этого нет, – пожала плечами Ким и убрала карточку в карман. – Кто-нибудь еще? – Нет, она была последняя. Полицейские встали. – На сегодня хватит. Отправляйся домой и отдыхай, – велела Стоун. У нее было предчувствие, что отдых скоро понадобится им всем. Глава 7 – Ну что ж, друзья мои, надеюсь, что вы все хорошо отдохнули и попрощались со своими любимыми… – Опять никакой личной жизни на ближайший обозримый период, – простонал Доусон. – Для Стейси ничего не изменится, но мы-то все нормальные люди! – АНН желает, чтобы проблема была решена до конца недели, – Ким предпочла пока никак не реагировать на выступление Кевина. Все они знали, что сокращение АНН означало Абсолютно Неразумный Начальник. При этом, в зависимости от настроения инспектора Стоун, последнее слово могло меняться в самом широком диапазоне. – А что, если наш убийца ничего об этом не знает, командир? – со вздохом спросил Доусон, проверяя свой мобильный телефон. – Тогда в пятницу я арестую тебя и, поверь мне, смогу выколотить из тебя нужные мне показания. Кевин рассмеялся. – Прекрати доставать меня, Кев. Это совсем не шутка. – Ким была абсолютно серьезна. – Что дало нам вскрытие? – Полные воды легкие. Жертву, несомненно, утопили. Две гематомы как раз над грудными железами. Признаков изнасилования нет, но наверняка утверждать трудно, – зачитал Доусон из своей записной книжки. – Что-нибудь еще? – Ага. На обед она ела корму[9] из цыпленка. – Отлично, это именно то, чего нам не хватало. – Много из этого не выжмешь, командир, – пожал плечами Кевин. – Брайант? Детектив стал копаться в бумагах, но Ким знала, что вся информация уже навсегда запечатлелась в его памяти. – Вчера еще раз обошли всех соседей, но они ничего не видели и не слышали. Некоторые из них знали убитую в лицо, но, кажется, она была не самым приветливым человеком в округе. Совсем не любила общаться с людьми. – Ну, вот вам и мотив – убита из-за отказа пообщаться! – хмыкнула Стоун. – Людей и за меньшее убивают, шеф, – возразил Брайант, и Ким была вынуждена с ним согласиться. Три месяца назад они расследовали убийство санитара, которого грохнули за две банки пива и какую-то мелочь в кармане. – Еще что-нибудь? – спросила инспектор. – Эксперты пока молчат. – Брайант взял в руки еще одну бумагу. – Скорее всего, они только начали экспертизу по отпечаткам пальцев и остаткам волокон. Ким вспомнила о принципе обмена Локарда. По этой теории, преступник всегда что-то приносит на место преступления и что-то оттуда забирает. Это может быть все, что угодно, – начиная от волоса и кончая тончайшим волокном ткани. Все искусство состоит в том, чтобы их отыскать. А на месте преступления, которое истоптали восемь пожарников, и в залитой водой ванной улики сами собой не появятся. – Отпечатки? Брайант покачал головой. – И все мы знаем, что убийство было совершено голыми руками, так что маловероятно, что орудие убийства валяется где-то в кустах. – Знаете, командир, это все совсем не похоже на «C.S.I.: Место преступления»[10], – заметила Стейси. – В телефоне тоже ничего нет. Все входящие и исходящие – только в школу и в местные рестораны. Записная книжка довольно короткая. – Что, вообще никаких друзей или членов семьи? – По крайней мере, на мобильный они ей не звонили. Я запросила журнал звонков на домашний номер, и скоро нам привезут ее компьютер. Может быть, там удастся что-то обнаружить. – Итак, прошло уже тридцать шесть часов, а мы все еще ничего о ней не знаем, – фыркнула Ким. – Я на секунду, командир, – сказал Брайант, вставая и выходя из комнаты. – Ну что ж, пока он пудрит носик, давайте подведем некоторые итоги, – вздохнула Стоун. Она посмотрела на доску, информации на которой, по сравнению с прошедшим днем, совсем не прибавилось. – Женщина, по возрасту ближе к пятидесяти, амбициозная и трудолюбивая. Не слишком общительная и любимая. Жила одна – ни домашних животных, ни семейных связей. Не занималась ничем противозаконным или опасным, не имела хобби и мало чем интересовалась. – Это не совсем так, – сказал Брайант, возвращаясь на свое место. – Кажется, она сильно интересовалась археологическими раскопками, которые совсем недавно разрешили провести в месте под названием Роули Регис. – Откуда ты это знаешь? – повернулась к нему начальница. – Только что говорил с Кортни. – С какой Кортни? – С той самой, которая вчера весь день поила нас кофе. Я спросил у нее, говорила ли жертва за последние недели с кем-то, кто не входил в ее обычный круг общения. Выяснилось, что она просила Кортни разыскать номер профессора Милтона в Ворчестерском колледже. – Кажется, я видела что-то по телевизору, – вмешалась Стейси. – Профессор добивался разрешения начать эти раскопки много лет. Там просто голое поле – детский дом, который стоял на этом месте, сгорел, – полное, как говорят, зарытых монет. Почти два года он давал разные пояснения на возражения, и вот только на этой неделе получил окончательное разрешение. А в новости это попало потому, что судебный процесс длился невероятно долго. это было лучше, чем ничего. – Хорошо, продолжайте копать, прошу прощения за невольный каламбур. Брайант, заводи наш «Бэтмобиль». Доусон тяжело вздохнул. Ким взяла свою куртку и притормозила возле его стола. – Стейси, а тебе не надо сходить в туалет прямо сейчас? – оглянулась она на мулатку. – Да нет, у меня вроде все в порядке. – Стейси, оставь нас одних, – прямо сказала Стоун. Такт и дипломатию придумали люди, которым некуда было девать свободное время. – Кев, отвлекись на секунду от телефона и послушай меня, – обратилась она к Доусону. – Я знаю, что сейчас у тебя тяжелый период, но во всем виноват ты сам. Если б ты придержал свой член в узде еще всего пару недель, то сейчас был бы в объятиях своей девушки и новорожденной дочери, а не в гостевой комнате своей мамочки. Инспектор не имела привычки думать о щепетильности, разговаривая с членами своей команды. Ей хватало этих мыслей при общении с посторонней публикой. – Это была глупая ошибка по пьяни, на мальчишнике… – начал оправдываться ее коллега. – Кев, не обижайся, но это твоя проблема, а не моя. Но если ты не перестанешь хныкать, как ребенок, каждый раз, когда что-то получается не по-твоему, вот тот стол будет не единственным свободным столом в этой комнате. Мы поняли друг друга? Стоун жестко посмотрела на подчиненного. Тот сглотнул и кивнул в знак согласия. Не произнеся больше ни слова, Ким вышла из комнаты и направилась к лестнице. Доусон был одаренным детективом, но сейчас он пытался играть с огнем. Глава 8 Во второй раз за два дня Ким окунулась в атмосферу наивного ожидания чуда, которая присутствует в любом учебном заведении. Брайант направился к стойке администратора, а Стоун скромно отошла в сторонку. Справа от нее группа молодых людей смеялась над чем-то в мобильном телефоне. Один из них повернулся в сторону Ким и неторопливым взглядом окинул ее с ног до головы, задержав взгляд на груди. Слегка кивнув, студент улыбнулся. Инспектор зеркально повторила его действия и увидела узенькие джинсы, футболку с вырезом и прическу под Джастина Бибера[11]. После этого она ответила на его взгляд: «Даже не надейся, сладкий мой». Парень мгновенно отвернулся, надеясь, что его друзья ничего не заметили. – Здесь что-то не так, – заметил вернувшийся Брайант. – Когда я спросил профессора, секретарша выглядела очень смущенной. Сейчас кто-то к нам выйдет, но я не уверен, что это будет сам профессор. Неожиданно студенты стали расступаться, как Красное море перед Моисеем, и в проходе появилась женщина высотой всего в четыре фута[12] вместе со шпильками. Несмотря на маленький рост, она двигалась вперед, как снаряд, ни перед кем не останавливаясь. Ее колючие глаза осмотрели окрестности, и она направилась прямо к полицейским. – Черт, пора прятаться, – заметил Брайант, когда увидел, что она идет прямо к ним. – Детективы? – произнесла невысокая дама, протягивая руку. Нос Ким наполнился ароматом «Яблоневого цвета»[13]. На голове у женщины были прилизанные седеющие локоны, а на носу – очки в оправе, по которой явно страдала дама Эдна[14]. Брайант пожал протянутую руку, Ким – нет. – А вы, значит… – Миссис Пирсон. Ассистент профессора Милтона. Что ж, по-видимому, профессор был слишком занят, чтобы уделить время полицейским. Но если они ничего не узнают от его ассистентки, им придется настоять на своем. – Не ответите ли вы на несколько вопросов, касающихся проекта, над которым сейчас работает профессор Милтон? – задал вопрос Брайант. – Только очень быстро, – последовал короткий ответ. Напарникам не предложили пройти в какое-нибудь более уединенное место – и женщина ясно дала понять, что готова уделить им только очень немного времени. – Профессор интересуется археологическими раскопками? – продолжил спрашивать сержант. – Да, несколько дней назад мы получили официальное разрешение, – кивнула Пирсон. – А что именно он ищет? – поинтересовался Брайант. – Ценные монеты, детектив. – В поле на задворках Роули Регис? – Ким с удивлением приподняла бровь. Миссис Пирсон вздохнула, как будто разговаривала со сбитым с толку младенцем. – Вы, по-видимому, ничего не знаете о богатствах, хранящихся в округе. Вы что, никогда не слышали о Стаффордширском кладе? Стоун посмотрела на Брайанта, после чего они оба покачали головами. Ассистентка профессора даже не попыталась спрятать свое презрение. «Люди вне академических кругов – абсолютные дикари», – говорил ее взгляд. – Одно из наиболее известных открытий в наши дни было сделано на поле в Личфилде несколько лет назад. Более трех с половиной тысяч изделий из золота, общей стоимостью три миллиона фунтов. А совсем недавно в Стоке-на-Тренте был обнаружен клад с серебряными динарами, которые датируются тридцать первым годом до нашей эры. – И кто в этом случае получает деньги? – спросила заинтригованная Ким. – Ну, возьмите, например, последнюю находку в Брендон-Хилл, в Ворчестере. Мужчина с металлоискателем наткнулся на золотые изделия и монеты времен Римской империи. Так вот, он и фермер, которому принадлежала земля, получили более полутора миллионов фунтов. – А почему профессор думает, что найдет что-то в Роули? – Есть местная легенда – миф о битве, которая произошла возле этого места, – пожала плечами миссис Пирсон. – А профессор в последнее время не общался с женщиной по имени Тереза Уайатт? – Кажется, да, – ответила ассистентка Милтона, подумав несколько мгновений. – Она звонила несколько раз и требовала соединить ее с профессором. Мне кажется, что один раз он ей перезванивал. Ким решила, что с нее достаточно. Во всем этом что-то было, и она не хотела больше общаться с дрессированными обезьянами. Для того чтобы во всем разобраться, ей нужен сам дрессировщик. – Спасибо вам за помощь, миссис Пирсон, но мне кажется, что, несмотря на всю занятость профессора, нам необходимо немедленно переговорить с ним лично, – заявила Стоун. Сначала на лице Пирсон появилась озадаченность, а потом – гнев. – У меня к вам всего один вопрос, инспектор: вы что там, в полиции, совсем не общаетесь между собой? – Простите? – переспросил Брайант. – Скорее всего, вы не из отдела по розыску пропавших без вести, иначе уже знали бы… – Знали о чем, миссис Пирсон? Женщина фыркнула и сложила руки на груди. – О том, что профессор Милтон исчез больше сорока восьми часов назад. Глава 9 я на все ее предосторожности, звук вставляемого ключа разнесся по всей лестничной площадке, как это обычно и происходит в два тридцать утра. Сейчас покажется Мира Даунс из апартаментов 4С, чтобы проверить, что является источником всего этого шума. Никола готова была поклясться, что эта бухгалтерша на покое спит прямо рядом с входной дверью. Как она и ожидала, послышались звуки отодвигаемых засовов, но ей удалось проскользнуть в свои собственные апартаменты до того, как местный наблюдательный комитет, состоявший всего из одного члена, смог ее обнаружить. Не успев еще нажать на выключатель, Никола почувствовала, что ее дом изменился. Его захватили и отобрали у нее. Хотя юридически квартира принадлежала ей, она вынуждена была делить ее. И уже не в первый раз. Молодая женщина сняла туфли и осторожно прокралась через холл на кухню. Несмотря на посетителя, жившего в свободной комнате, она все-таки старалась придерживаться своих собственных привычек и вести обычный для себя образ жизни. Достав из холодильника лазанью, она поставила ее в микроволновку. После работы ей всегда хотелось есть, и это уже превратилось у нее в рутину: возвращаясь из клуба, Никола ставила разогреваться еду, а пока та грелась, принимала душ и, закусив и выпив бокал красного вина, отправлялась в постель. Сейчас, когда ей приходилось делить свою квартиру, ничего не изменилось. И тем не менее в ванную Адамсон прошла на цыпочках. Она сильно устала и не была настроена на душещипательные беседы. Оказавшись в ванной, Никола с облегчением выдохнула. Каждая дверь, которую ей удавалось бесшумно закрыть за собой, была ее настоящей победой. Она представляла себя участницей компьютерной игры, главной целью которой было убраться из комнаты до того, как в ней появится враг. Так нечестно, говорила она самой себе, снимая одежду и кучей складывая ее рядом с вместительной душевой кабиной. Ей пришлось выставить температуру, отчего Никола здорово разозлилась. Еще неделю назад это было не нужно: термостат всегда оставался на той температуре, которую она выбирала. Никола закрыла глаза и подставила лицо под горячую воду. Было приятно почувствовать покалывание струек воды на коже. Затем она отвернулась от них и подставила им затылок, и через несколько секунд ее длинные белые волосы насквозь промокли. Не глядя, она протянула руку к металлической полке, но под рукой у нее оказалась только пустота. Черт возьми, бутылка опять стоит на полу! Женщина наклонилась, подняла ее и так сжала флакон, что струя шампуня попала в стеклянную стенку кабины. И опять ей пришлось подавить растущее негодование. Казалось бы, делить квартиру с кем-то еще не должно быть таким уж сложным случаем, но для нее это было просто невыносимо. Никола почувствовала, как напряглись ее плечи. Сегодня вообще был не ее день… Она работала в «Роксбуре» уже пять лет, с того самого момента, как ей исполнилось двадцать, и обожала свою работу. Ее не волновало, если люди предпочитали думать о ее занятии как о чем-то грязном и унизительном. Ей нравилось танцевать, нравилось демонстрировать свое тело и нравилось, когда мужчины платили большие деньги, чтобы на него полюбоваться. При этом она не оголялась, а дотрагиваться до нее посетителям было вообще категорически запрещено – таковы правила клуба. В центре Бирмингема имелись и другие клубы, но все девушки, которые в них работали, стремились попасть в «Роксбур». А для Никола это был единственный клуб, в котором она была готова работать. Адамсон подумывала над тем, чтобы закончить с танцами лет в тридцать и заняться чем-нибудь еще, и ее накопления в банке вполне сообразовывались с этим планом. За последние пять лет она стала наиболее популярной танцовщицей в округе. В среднем за вечер ее приглашали на три приватных танца, а так как стоили они по двести фунтов каждый, то зарабатывала она совсем неплохо. Никола знала, что для некоторых феминисток она была реинкарнацией самого дьявола, но ей это было по барабану. Для нее свобода женщины в обществе заключалась в праве на выбор, и она выбирала танцы – и не потому, что была какой-то наркошкой в поисках легких денег, а потому что обожала танцевать. Еще будучи ребенком, Адамсон любила выступать перед аудиторией. Она стремилась к этой независимости, к этой индивидуальности, которая отличала ее от всех и заставляла людей любоваться ею. Но сегодня она была недовольна своим представлением. Конечно, со стороны клиентов не было никаких жалоб: «Кристалл» лился рекой, а последний клиент даже купил две бутылки «Дом Периньон»[15], заставив ее босса почувствовать себя на седьмом небе от счастья. Но сама Никола знала. Она знала, что сегодня во время работы думала не только о ней и не ощущала полного подчинения своего тела и мыслей лишь Танцу. А для нее это было именно тем, что отличало настоящую звезду от лучшей актрисы второго плана. Никола смыла кондиционер и вышла из душа. Вытершись насухо, она накинула на себя халат, наслаждаясь ощущением теплой материи, касающейся ее кожи. Затем, затянув пояс, вышла из ванной комнаты. И остановилась как вкопанная. На какое-то время она обо всем забыла. Но только на какое-то время. – Бет! – выдохнула Никола. – А кого еще ты ждала? Танцовщица направилась в кухню. – Прости, если я тебя разбудила, – извинилась она, доставая лазанью из микроволновки, и, вытащив две тарелки, разделила ее пополам. Одну тарелку поставила перед своим стулом, а вторую – напротив себя. – А я, типа, не голодная, – сказала Бет. Никола постаралась не обращать внимания на ярко выраженный диалект Черной Страны, на котором предпочитала объясняться ее сестра. Будучи детьми, они обе на нем говорили, но Бет так и не постаралась от него избавиться. – А ты вообще ела сегодня хоть что-нибудь? – спросила Никола и тут же мысленно одернула себя – когда, наконец, она закончит играть эту роль старшей из близнецов? Старшей, хотя разница была всего лишь в каких-то минутах… – Ты вроде как не хошь, чтоб я здесь тусила, прада? – спросила тем временем младшая сестра. Никола смотрела вниз, на лазанью. Неожиданно ей расхотелось есть. Прямота вопроса сестры ее совсем не удивила, а врать было бесполезно. Бет знала ее так же хорошо, как она сама. – Дело не в том, хочу я или не хочу. Просто прошло так много времени… – уклончиво ответила Никола. – И кто ж в энтом виноват, сеструха? Никола сглотнула и отнесла тарелку в раковину. Ей не хотелось смотреть на Бет. Не могла выносить эти обвинения и обиды. – У тебя есть какие-нибудь планы на завтра? – постаралась она перевести разговор на что-то менее опасное. – А чо, конешна. А ты чо, опять вечером впахиваешь? На это Никола ничего не ответила. Было очевидно, что Бет не одобряет ее образа жизни. – И на фига ты себя так позоришь? – продолжила младшая из близняшек. – Мне нравится то, что я делаю, – попыталась возразить Никола. С огорчением она отметила, что ее голос поднялся на целую октаву. – А чо ж с твоей степенью по социологии? Жалко, чесслово! – У меня хоть степень есть, – огрызнулась Никола и тут же пожалела об этом. В воздухе чувствовалось напряжение. – Так ведь это ж ты лишила меня энтой мечты или как? Никола знала, что Бет именно ее винит за их взаимное охлаждение, но у нее никогда не хватало мужества прямо спросить сестру почему. Она наклонилась к раковине и вцепилась в ее край. – Зачем ты вернулась? – А куда мне еще деваться? Никола молча кивнула, и обстановка разрядилась. – И все теперь, типа, вернется на свои места? – негромко спросила Бет. Сестра почувствовала в ее голосе такую беззащитность, что ее сердце заныло. Есть связи, которые невозможно разорвать. Грязная тарелка перед ее глазами расплылась, и на нее навалились все те годы, которые она провела без сестры. – И как же на этот раз ты собираешься меня защищать, старшенькая? Никола вытерла глаза и повернулась, чтобы обнять свою близняшку, но дверь ее спальни уже закрылась. Танцовщица освободила вторую тарелку и негромко сказала, обращаясь к закрытой двери: – Бет, я не знаю, за что ты меня ненавидишь, но мне жаль. Очень, очень жаль… Глава 10 В семь утра Ким стояла перед могильным камнем, плотно закутавшись в кожаную куртку. Сильный ветер дул на вершине холма Роули, на котором располагалось кладбище Поук-лейн. Была суббота, а по субботам инспектор всегда находила время для семьи, независимо от того, расследовала ли она новое преступление или нет. На могилах все еще были видны следы Рождества, оставленные живыми, вечно испытывающими чувство вины перед мертвыми: венки, уже превратившиеся в жидкие веточки и остатки соцветий пуансеттии[16], почти полностью уничтоженных погодой. Имперский красный гранит был покрыт изморосью. После того, как ей удалось разыскать простой деревянный крест, отмечающий место погребения, Стоун откладывала почти все, что зарабатывала на двух работах, и, в конце концов, купила этот камень. Его установили через два дня после того, как ей исполнилось восемнадцать. Ким посмотрела на крупные золотые буквы – это было все, что она могла себе позволить в те времена: только имя и две даты. И как и всегда, ее поразил коротенький промежуток между этими двумя датами. Просто мгновение. Она поцеловала свои пальцы и плотно прижала их к камню. – Спокойной ночи, малыш Мики. Крепкого тебе сна. На ее глаза навернулись слезы, но она мужественно сдержалась. Это были те же слова, которые она произнесла, когда маленькое, хрупкое тельце испустило последний вздох. Ким тщательно спрятала эти воспоминания в дальнем углу своей памяти и надела шлем. Взяв «Кавасаки Ниндзя» за руль, она повела его к воротам. Грохотать двигателем объемом тысяча четыреста кубических сантиметров на территории кладбища казалось ей кощунством, но выйдя за ворота, она немедленно завела мотоцикл. У подножия холма женщина повернула на индустриальную площадку, украшенную надписями «Аренда» – наглядное свидетельство былого индустриального величия и достаточно уединенное место, чтобы можно было позвонить. Ким достала мобильный. Этот разговор не мог состояться рядом с могилой Мики. Она не позволит, чтобы место его последнего упокоения было заражено Злом. Даже сейчас она обязана защищать его. Трубку сняли после третьего звонка. – Попросите, пожалуйста, сестру Тейлор, – произнесла сотрудница полиции. Несколько минут линия молчала, а потом раздался знакомый женский голос. – Привет, Лили. Это Ким Стоун, – сказала инспектор. – Привет, Ким, – ответила медсестра теплым голосом. – Здорово, что вы позвонили сегодня. У меня было предчувствие. Эта женщина каждый раз говорила одно и то же, не изменяя ни одного слова. Ким звонила ей двенадцатого числа каждого месяца уже на протяжении шестнадцати лет. – Ну, как она? – спросила Ким. – Рождество прошло тихо, и ей, кажется, понравился хор… – А приступы буйства? – Нет, давно уже не было. Ее состояние вполне стабильно. – Еще что-нибудь? – Вчера она опять спрашивала о вас. Хотя она и не имеет понятия о датах, но создается впечатление, что она знает, когда вы должны позвонить, – сказала медсестра и немного помолчала. – Знаете, если вы захотите приехать и… – Спасибо за информацию, Лили. Стоун никогда не приезжала и никогда не приедет. Ее мать находилась в психиатрической лечебнице Грантли с тех пор, как Ким исполнилось шесть лет. Там же она и останется навсегда. – Я скажу ей, что вы звонили. Инспектор еще раз поблагодарила медсестру и разъединилась. Для Лили ее ежемесячные звонки выглядели как проверка состояния здоровья ее матери, и Ким никогда не пыталась ее в этом разубедить. Но в действительности Стоун звонила для того, чтобы убедиться, что эта злобная сука-убийца надежно спрятана за решеткой. Глава 11 – Итак, на чем мы стоим, ребята? Кев, что говорят в отделе розыска пропавших? – Профессор Милтон только что развелся в третий раз, командир. Типа Саймона Коуэлла[17]. И все три его бывших отзываются о нем только в превосходных степенях. Собственных детей нет, но усыновил пятерых. Врагов не замечено. – Когда он исчез? – Последний раз его видели в среду. Его ассистентка в колледже подняла тревогу, когда профессор не появился в четверг утром. Он не выходил на связь ни с одним членом своей семьи, что, в его случае, довольно необычно. – Раньше с ним подобное случалось? – Если послушать его бывших, то он живая реинкарнация Ганди[18], – покачал головой Доусон. – Очень кроткий и мягкий. – Он сверился со своим блокнотом. – Последняя бывшая говорила с ним во вторник вечером, и он был очень взволнован тем, что получил, наконец, официальное разрешение на раскопки. – Командир, я узнала кое-что об этом, – вступила в разговор Стейси. – Первый запрос профессор Милтон направил два года назад. В то время он получил более двадцати замечаний по проекту: все они касались вопросов культуры, окружающей среды и политики. Дальше этого я пока не продвинулась. – Продолжай, Стейси, – кивнула Ким. – Брайант, а мы знаем точно, когда жертва общалась с профессором? – Кортни прислала мне журнал телефонных разговоров, – ответил Брайант, протягивая бумагу. – Они говорили в среду, в течение двадцати минут около пяти тридцати вечера. – Значит, все, что мы сейчас знаем, – это то, что жертва имела разговор с университетским профессором в среду вечером. – Ким сложила руки на груди. – И вот теперь она умерла, а профессор бесследно исчез. Раздался стук в дверь, и на пороге появился констебль. – Что вам нужно?! – рявкнула Стоун. Она ненавидела, когда кто-то прерывал ее брифинги. – Мэм, пришел джентльмен, который хочет с вами переговорить. Ким посмотрела на полицейского как на сумасшедшего. – Я знаю, мэм, но он настаивает, что готов говорить только с вами, – принялся объяснять тот. – Он говорит, что он профессор… Инспектор вскочила. – Брайант, за мной, – распорядилась она, выходя из двери. – Стейс, узнай все, что возможно, об этой земле. Она стала спускаться по ступенькам, и сержант еле поспевал за ней. В приемной к ней подошел мужчина с окладистой бородой и копной вьющихся волос. – Профессор Милтон? – уточнила Стоун. Он прекратил потирать руки и протянул одну для рукопожатия. Ким слегка коснулась ее и быстро возвратила владельцу. – Прошу вас, пойдемте со мной. Она провела мужчину по коридору в комнату № 1 для допросов, по пути отдавая новые распоряжения: – Брайант, позвони в отдел розыска пропавших и сообщи им новость – пусть не теряют время. Что мы можем вам предложить, мистер Милтон? – Чашку сладкого чая. Брайант кивнул и закрыл за собой дверь. – Очень многие беспокоились о вас, профессор, – заметила Стоун. Ей не хотелось, чтобы ее слова прозвучали как укор, но она ненавидела, когда время полиции растрачивалось впустую. Его и так ни на что не хватало. – Прошу прощения, инспектор, – понимающе кивнул археолог. – Я просто не знал, что мне делать. Всего несколько часов назад я связался с миссис Пирсон, и она рассказала мне о вашем посещении. А еще сказала, что вам можно доверять. Ким была удивлена, что старая карга успела составить о ней такое мнение. – Ну, и где же вы были? – спросила она. Это был не тот вопрос, который ей не терпелось задать, хотя, если б рядом с ней сидел Брайант, то он тоже посоветовал бы не торопиться. Было видно, что ученый дрожит и никак не может расцепить руки. – В пансионе в Бармуте, – ответил он. – Мне необходимо было уехать. – Но миссис Пирсон сказала нам, что в среду вы были на седьмом небе от счастья… Мужчина кивнул, и в этот момент в комнату вошел Брайант. В руках он держал три пластиковых стаканчика и, усевшись, подал один из них профессору. – Вы говорили в тот день с женщиной по имени Тереза Уайатт? – продолжила беседу Ким. – Да, миссис Пирсон сказала мне, что вы интересовались именно ею. – Было видно, что археолог озадачен. – Но я не совсем уверен, что это как-то связано с тем, что случилось со мною позже. Стоун не имела ни малейшего представления о том, что с ним случилось, но твердо знала, что Тереза позже превратилась в труп. – Если это не секрет, зачем Тереза Уайатт вам звонила? – Никакого секрета тут нет. Она спрашивала, принимаю ли я волонтеров на этот проект. – И вы ответили?.. – Я ответил, что принимаю волонтеров, отучившихся в университете хотя бы год, – покачал головой профессор. – Мисс Уайатт интересовалась археологией, но не имела никаких специальных знаний. А о том, чтобы получить их до начала проекта в конце февраля, речи не шло. Ким почувствовала разочарование. Это не тот след, который позволит им найти убийцу. Беседа выглядела вполне безобидной. – Вы говорили о чем-то еще? – задал вопрос Брайант. – Она интересовалась, где именно мы будем проводить раскопки, – ответил ученый, помолчав. – Судя по остальной беседе, мне это показалось немного странным. Да, подумала Ким. Действительно странно. – А что случилось потом? – спросила она, вспомнив о том, что сказал профессор. – Я вернулся домой, – тут мужчина с трудом сглотнул, – и Тесс не встретила меня так, как встречала обычно. Ким бросила взгляд на Брайанта. Доусон сказал, что профессор жил один. – Обычно она дремлет в спальне, рядом со своей поилкой, но как только я вставляю ключ в скважину, выбегает и машет хвостиком, – продолжил рассказывать ученый. Ну что же, в этом есть какой-то смысл, подумала Ким. – А в среду этого не произошло. Войдя на кухню, я позвал ее, но она не появилась, – Милтон еще раз сглотнул. – Она билась в конвульсиях на полу. У нее были стеклянные, широко раскрытые глаза, и в первые несколько секунд я даже не обратил внимания на записку. Схватив ее на руки, я помчался в ветеринарную клинику, но было уже слишком поздно. Она умерла по дороге… – Профессор вытер правый глаз. Стоун уже приготовилась спросить его о записке, но Брайант остановил ее. – Мы искренне сожалеем об этом, профессор, – сказал он. – А она что, болела? – Вовсе нет, – покачал головой археолог. – Ей было всего четыре года. Но ветеринар даже не стал ее осматривать. Он сразу почувствовал запах антифриза. Оказывается, собачки его любят, потому что он сладкий. Эту гадость налили в ее поилку, и она выпила очень много. – Вы что-то говорили про записку? – мягко напомнил Брайант. – Да. Негодяй степлером прикрепил ее к уху собачки, – глаза профессора покраснели. Ким содрогнулась. – А вы помните, что в ней было написано? – спросила она. – Она у меня с собой. – Милтон опустил руку в карман пиджака. – После всего этого ветеринар отдал ее мне. Стоун взяла записку в руку. С точки зрения экспертизы, эта бумажка была совершенно бесполезна, ибо уже успела побывать в руках профессора и ветеринара. Инспектор развернула ее и положила на стол. На белом листке бумаги простым черным шрифтом было напечатано: ОТКАЖИСЬ ОТ РАСКОПОК, ИЛИ СЛЕДУЮЩЕЙ БУДЕТ ТВОЯ ТРЕТЬЯ – Я даже не стал возвращаться домой. Стыдно признаться, но я был в ужасе, – говорил тем временем ученый. – Правда, ужас и сейчас еще никуда не делся. Кто на такое способен? Я вас спрашиваю, инспектор. – Он допил остатки чая. – Я даже не знаю, куда мне теперь идти. – К миссис Пирсон, – предложила Ким. Она хорошо помнила выражение лица женщины, когда та говорила о своем начальнике. Этот маленький бульдог никому не позволит приблизиться к нему. Стоун встала и забрала записку, пока Брайант жал профессору руку и предлагал подвезти его туда, куда ему понадобится. Сжимая записку в руке, Ким вернулась в кабинет. Она не могла избавиться от ощущения, что где-то находится громадная банка, полная червей, а ей только что вручили открывашку. – Так, Кев, мне кажется, что кофе надо освежить, – объявила она. – Стейс, что насчет земли? – Площадью около акра, расположена рядом с крематорием в Роули. Прямо на самом краю жилого квартала, который муниципалитет построил в середине пятидесятых. До строительства это была территория сталелитейной фабрики, – отчиталась Вуд. Брайант вошел в комнату, продолжая говорить по мобильному. – Большое спасибо, Кортни. Вы нам очень помогли. – Посмотрев на своих коллег, он увидел три пары любопытных глаз, уставившихся на него. – А в чем дело? – Кортни? – повторила Ким. – Мне что, пора рассказать об этом твоей жене? – Я счастлив в браке, шеф, – Брайант со смешком снял пиджак и повесил его на спинку стула. – Так, по крайней мере, говорит моя жена. А Кортни сейчас зализывает сердечные раны, нанесенные ей Джоанной, преподавательницей английского языка, которая не так давно строила вам глазки. – Это правда, командир? – Глаза Доусона чуть не вылезли из орбит. – Успокойся, мальчик. – Стоун повернулась к Брайанту. – А зачем ты ей звонил? – Следуя вашей всегдашней логике, – сержант приподнял бровь, – я спросил Кортни, есть ли у нее список мест, где работала Тереза Уайатт. Сейчас она его готовит. – Не забудь послать ей открытку на Рождество. Она сэкономила нам целое состояние на бумаге, – усмехнулась Ким и повернулась к Стейси, пытаясь представить себе территорию, о которой та говорила. – Подожди-ка секундочку… Ты говоришь о земле прямо рядом с крематорием? О той, на которой обычно останавливается передвижная ярмарка? Вуд повернула экран в ее сторону и показала землю, о которой шла речь. Экран заполнила карта Гугла. – Смотрите-ка. Вот здесь, возле дороги, есть какой-то огороженный участок, а в остальном это просто заброшенная территория. Внутренности Ким скрутились в крутой комок. Все ее чувства обострились до предела. – Стейс, мне необходимо все, что ты сможешь найти по Крествуду. А пока мне надо сделать несколько звонков. Сев за свой собственный стол, Стоун глубоко вздохнула. Несколько кусочков головоломки встали на свое место. И впервые в жизни она надеялась, что ошибается. Глава 12 Том Кёртис отвернулся от окна. Обычно дневной свет не мешал ему спать после восьмичасовой смены в доме для престарелых. Работа была совершенно изматывающей: перемещение дряблых, жирных стариков с места на место, укладывание их в постель, утирание им слюней и подтирание задниц. Ему удачно удалось избежать двух внутренних расследований, но от третьего, по-видимому, не отвертеться. Дочь Марты Браун навещает ее раз в неделю, и она наверняка заметит синяк во время следующего визита. Другие сотрудники не обратили на это никакого внимания. Невозможно было не терять время от времени терпения. Будучи единственным мужчиной в команде, Том часто брал на себя ночные смены и, приходя на них, обнаруживал, что самую тяжелую работу оставляли именно ему. А жаловаться он не мог. Если б он честно заполнил свою медицинскую карту, то вообще никогда бы не получил этой работы. Но спать ему не давала отнюдь не проснувшаяся совесть. Он был абсолютно равнодушен к тем старикам, за которыми ухаживал, так что если их родственникам что-то не нравится, то пусть забирают их домой и сами подтирают им задницы. Нет, дело было в непрекращающихся звонках его мобильного телефона. И хотя Кёртис выключил звук, они все равно раздавались у него в голове. Том повернулся на спину, радуясь, что жена с дочерью уже ушли и что он один в доме. Сегодня его ожидал один из Черных дней. В последние два года Черные дни пунктиром проходили через всю его жизнь. Это были те дни, когда желание выпить становилось непреодолимым. Именно в эти дни Том чувствовал, что трезвость не может стоить всех тех мучений, что достаются ему в жизни. Оканчивая кулинарную школу, Кёртис и подумать не мог, что в будущем будет менять подгузники старикам. В то время он не мог представить себе ощущение дряблого, желеобразного тела на своей шее, когда ему надо было укладывать стариков в постель и поднимать их утром. Тому и в голову не приходило, что когда-нибудь он будет с ложечки кормить людей, которых, еще до их смерти, уже охватило трупное окоченение. В двадцать три года Кёртис перенес свой первый сердечный приступ, который закрыл ему путь в ресторанный бизнес. Долгие часы работы и связанный с нею стресс не вязались с долгой жизнью человека с диагнозом «врожденный порок сердца». И вот, еще сегодня он творил блюда «высокой кухни» во французском ресторане в Уотерс-Эдж, в Бирмингеме, а уже на следующий день готовил бургеры из индейки и жареный картофель для кучи никому не нужных сорванцов. Многие годы Кёртису удавалось скрывать свое пагубное пристрастие от жены. Но в день второго сердечного приступа вся его ложь выплыла наружу, когда врач сказал, что следующая порция алкоголя будет для него последней. С того дня он не выпил ни капли. Том протянул руку и включил звук мобильника. И немедленно раздался звонок. Мужчина нажал на кнопку, сбрасывая его, и увидел список из пятидесяти семи звонков, которые он пропустил за последние два дня. Номера были ему незнакомы, а на экране не высвечивалось никаких имен, но Том знал, кто ему звонит. Если б звонивший не тратил время впустую, а вовремя попытался бы дозвониться до Терезы, от этого было бы больше пользы. Очевидно, что она раскрыла рот, и за это ее убили. Мужчина понимал, что разрешение на раскопки заставило всех занервничать, но это не значит, что им надо делать ему контрольные звонки. Он сохранит их проклятый секрет, так же, как они сохранят его собственный. Они же заключили договор. Том знал, что остальные считают его слабым звеном в целой цепи обманов, но он еще не настолько ослаб, чтобы нарушить договор. Бывали времена, особенно в Черные дни, когда его так и подмывало заговорить и излить из себя весь этот яд. С такими мыслями легче всего бороться хорошей выпивкой… Кёртис опять мысленно вернулся в прошлое, как делал это каждый божий день. Черт побери, он должен был сказать тогда «нет»! Должен был выступить против всех остальных и сказать свое «нет». Его собственные прегрешения казались ничем по сравнению с последствиями его соглашательства. Однажды Том обнаружил, что сидит за оградой полицейского участка в Олд-Хилл. Он сидел там в течение трех с половиной часов, борясь со своей совестью. Вставал, садился, ходил вокруг участка и вновь садился. Он рыдал и вставал во весь рост. А потом ушел. Если б ему хватило мужества рассказать все, то он, скорее всего, потерял бы жену. Если б она узнала обо всем, что произошло, то, как женщина и мать, почувствовала бы к нему отвращение. И самым страшным было то, что Том не мог бы ее за это винить. Он отбросил в сторону одеяло. Нет смысла пытаться заснуть – сна ни в одном глазу. Надо выпить кофе, и чем крепче, тем лучше. Том направился на кухню – и замер перед обеденным столом. Перед ним стояла бутылка «Джонни Уокер Блю Лэйбл»[19] и лежала записка. При виде жидкости золотисто-янтарного цвета его рот пересох. Бутылка с сорокаградусным алкоголем стоила больше ста фунтов. Это был один из лучших старых виски, изготовленных из зерна и солода – настоящий мировой король виски. Тело Кёртиса реагировало независимо от его сознания – он чувствовал себя так, словно наступило рождественское утро. Том оторвал глаза от бутылки и протянул руку за запиской. ХОЧЕШЬ – ПО-ТВОЕМУ, ХОЧЕШЬ – ПО-МОЕМУ, НО ЭТО БУДЕТ СДЕЛАНО. НАСЛАЖДАЙСЯ. Он рухнул на стул, не отводя глаз от своего лучшего друга и злейшего врага. Ему было ясно, что нужно людям, пославшим ему этот подарок. Им надо, чтобы он умер. И вместе со страхом к нему пришло облегчение. Кёртис всегда знал, что рано или поздно день расплаты наступит. Не в этой жизни, так в следующей. Том отвинтил пробку, и его ноздри немедленно заполнил аромат. Ему было ясно, что если сейчас он выпьет, то умрет. Он ведь не ограничится одной порцией – у алкоголиков отсутствует само понятие порции. Если он начнет, то прикончит всю бутылку, а для него это означает смерть. И если он выберет такой способ умереть, то никому больше не придется страдать. Жена подумает, что он просто дал слабину, и с нею все будет в порядке. Если сильно повезет, она так и не узнает, что же все-таки произошло. А дочери и не надо этого знать. Мужчина медленно поднял бутылку и сделал первый глоток. Затем задержался всего на одну секунду, прежде чем вновь поднес горлышко к губам, и после этого уже не останавливался, пока чуть не задохнулся. Эффект он почувствовал незамедлительно. За два года его тело потеряло всякий иммунитет, и алкоголь побежал по его венам прямо в мозг. Кёртис сделал еще один глоток и улыбнулся. Не самый плохой способ свести счеты с жизнью. Еще один глоток – и короткий смешок. Никаких больше ванн, старики. Никаких грязных подгузников. Забудьте о вытирании слюней. Он вновь поднес горлышко к губам и прикончил половину содержимого бутылки. Все его тело горело, и он ощущал настоящую эйфорию. Как будто наблюдал за любимой командой, выносящей противника с разгромным счетом. Больше не надо будет скрывать сделанного. Не надо будет бояться. Он все делает правильно. По его щекам потекли слезы. В душе он чувствовал покой и счастье, но его тело предавало его. Том задержал бутылку у рта и посмотрел на фото, висевшее на стене. На нем его дочь кормила козочек в зоопарке Дадли. Это было в день, когда ей исполнилось шесть лет. Мужчина скосил глаза. Он не помнил такой улыбки у нее на лице и такого вопроса у нее в глазах. – Сердце мое, мне очень жаль, – сказал он фотографии. – Клянусь, это было всего один раз. Выражение лица девочки не изменилось. «А ты в этом уверен?» – словно спрашивала она. Кёртис закрыл глаза, чтобы не видеть осуждающего выражения на лице дочери, но ее образ все равно стоял перед его мысленным взором. – Ну, хорошо, может быть и больше, чем один раз, но, сердце мое, я в этом не виноват. Это она меня заставила. Она надо мной издевалась и дразнила меня. Я ничего не мог с собой поделать. Но я не виноват. «Но ведь взрослым был ты?» Том закрыл глаза, чтобы не видеть этого детского отвращения. На его щеке появилась одинокая слеза. – Прошу тебя, пойми, что ей было гораздо больше пятнадцати. Она была умна и умела манипулировать людьми, так что я просто поддался ей. Она меня соблазнила, а у меня не хватило сил сопротивляться. «Она была ребенком». Кёртис с силой дернул себя за волосы, чтобы физической болью заглушить душевную. – Знаю, знаю. Но ребенком она как раз не была. Она была коварной девицей, которая знала, как добиться своего. «Но то, что ты сделал потом, простить нельзя. Папочка, я тебя ненавижу». Теперь Том уже рыдал во весь голос. Он никогда больше не увидит свою красавицу дочь. Он не увидит, как Эми вырастет и превратится в молодую леди, и не будет защищать ее от мальчишек. Он никогда больше не поцелует эти нежные щечки и не сожмет крохотные ручки в своих… Мужчина опустил голову, и слезы закапали ему на колени. Посмотрев полными слез глазами вниз, он заметил тапочки, которые Эми подарила ему на День отца[20]. На них был вышит Гомер Симпсон[21], его самый любимый персонаж. «Нет!» – возопил его мозг. Должен быть какой-то другой выход. Он не хочет умирать. Он не хочет терять свою семью. Он должен все им объяснить. Может быть, ему стоит обратиться в полицию? И признаться в содеянном. Ведь он же был не один. И вовсе не он принимал решения. Он просто последовал за всеми остальными, потому что был молод и испуган. Он был слабаком и глупцом, но не убийцей. Конечно, его накажут, но это стоит того, чтобы видеть, как растет твоя дочь. Том вытер слезы и сосредоточился на бутылке. В ней оставалось меньше половины. Он стал молиться, чтобы не было слишком поздно. Но когда он поставил бутылку на стол, то почувствовал, как кто-то схватил его сзади за волосы и резким рывком поднял его подбородок вверх. Бутылка упала на пол, пока Кёртис пытался сообразить, что происходит. Он почувствовал прикосновение чего-то острого и холодного, металлического, под левым ухом. Его горло сжимал в захвате чей-то локоть. Том попытался повернуться, но кончик лезвия вошел в его кожу. А потом Кёртис увидел, как рука в перчатке провела под его подбородком линию слева направо. Это было последнее, что он увидел в своей жизни. Глава 13 После третьего гудка Ким повесила трубку. Она надеялась, что ошибается и что чуть не отвлекла очень важных людей от их дел. Стоун с удовольствием приняла бы нагоняй от Вуди за свою ошибку. На этот раз то, что она права, не принесет ей никакого удовлетворения. Кто-то настроен против раскопок. – Ну, что там у тебя, Стейс? – спросила Стоун, присаживаясь на край свободного стола. – Надеюсь, что вы удобно устроились, командир, – отозвалась ее сотрудница. – Здание, которое все еще стоит там, когда-то было частью комплекса, построенного в сороковые годы. В то время комплекс предназначался для лечения ветеранов войны с психическими расстройствами. Солдаты с физическими ранами направлялись в разные учреждения в округе, а вот люди с психическими расстройствами размещались только в Крествуде. На самом деле это была закрытая клиника для тех, кто уже никогда не сможет стать полноценным членом общества. Мы сейчас говорим о машинах для убийства, которым забыли вставить выключатель. Все тридцать пять пациентов этой клиники, которые были там изначально, к семидесятым годам либо умерли естественной смертью, либо совершили самоубийство. После этого здание использовали как исправительное учреждение для несовершеннолетних преступников. Ким почувствовала раздражение. Под этой старомодной терминологией могло скрываться все что угодно. – Продолжай, – кивнула она. – По рассказам, в восьмидесятые годы там царили надругательства над детьми и массовое растление малолетних. Проводилось даже расследование, но никаких обвинений выдвинуто не было. А в начале девяностых там открыли дом для девочек-сирот, но репутация заведения ничуть не изменилась. Из-за сокращения бюджета и необходимости ремонта дом закрыли в двухтысячном году, а в две тысячи четвертом, во время пожара, он почти полностью выгорел. – Пострадавшие? – Никаких упоминаний, – покачала головой Стейси. – Отлично. Кев, Стейс, займитесь списком сотрудников. Я хочу… Она замолчала, так как заработал факс. Все они знали, что им передают, и догадывались, что они увидят. Брайант снял лист с факса и быстро просмотрел его. Он стоял рядом со столом Стейси и протянул ей резюме Терезы Уайатт. – Ну, вот и всё, ребята. Кажется, у нас появился первый реальный факт. Все они обменялись взглядами, мысленно просчитывая открывающиеся возможности. Никто не произнес ни слова. И тут зазвонил телефон. Глава 14 – Боже, командир, хоть немного помедленнее! Это же не «Кавасаки Золотое Крыло». – Спасибо, что сказал, тем более что такого не существует в природе. – А ты знаешь, что спасти его мы все равно не успеем, – слишком поздно. Ким притормозила было перед желтым цветом светофора, но потом передумала и пролетела на красный на Редмор-роуд. Она то выскакивала на полосу встречного движения дороги, которая шла вдоль торгового центра Мерри-Хилл, то вновь ныряла в свой ряд. – Кстати, на этой машине нет сирены, – добавил ее пассажир. – Послушай, Брайант, расслабься. Мы же все еще живы. – Стоун покосилась на сержанта. – Подумай лучше о ране на своей левой руке. – Она заметила ее под рукавом его сорочки во время брифинга. – Простая царапина. – Опять играл в регби вчера вечером? Брайант согласно кивнул. – Тебе действительно пора с этим завязывать. Ты или постарел, или слишком неповоротлив для этой игры. В любом случае, рано или поздно ты получишь серьезную травму. – Спасибо за заботу. – Каждая последующая травма всегда хуже, чем предыдущая, так что лучше всего завязать. Стоун пришлось остановиться на следующем светофоре. Брайант отпустил ручку над дверью, за которую судорожно держался, и расслабил пальцы. – Не могу, – вздохнул он. – Регби – это мой ян[22]. – Твой что?.. – Мой ян. Противовес. Моя женушка заставляет меня каждую неделю ходить с ней на занятия по бальным танцам. Так что регби мне необходимо для душевного равновесия. Ким влетела из крайнего левого ряда[23] на островок безопасности, не обращая внимания на сигналы, которые неслись ей вслед. – Значит, сначала ты гарцуешь на бальном поле, а потом обнимаешься с потными мужиками для восстановления душевного равновесия? – Командир, это называется схватка. – Ты не подумай, что я кого-то осуждаю. – Стоун посмотрела на напарника, стараясь не рассмеяться. – Одного только не могу понять: почему ты добровольно выдал мне эту информацию? Ты же понимаешь, что сильно ошибся? Сержант откинулся на подголовник, закрыл глаза и застонал. – Только сейчас дошло… – Он повернулся к Ким. – Давай оставим все это между нами. Хорошо, шеф? – Не могу обещать того, что не смогу выполнить, – честно призналась Стоун, покачав головой. – А кому ты недавно звонила? – решил поменять тему разговора Брайант. – Профессору Милтону. – Зачем? – Чтобы убедиться, что он благополучно добрался до миссис Пирсон. – Полная фигня, – сказал сержант, закашлявшись. Машины медленно двинулись с места, и инспектор пристроилась за едущим впереди нее автомобилем. В том месте, где три ряда переходили в два, передняя машина резко затормозила, и Ким тоже пришлось нажать на тормоз. Брайант снова вцепился в ручку. – Итак, что нам известно? – спросила его Стоун. – Мужчина, ближе к сорока, горло разрезано от уха до уха. Возможно самоубийство, не исключена простая неосторожность. Ким закатила глаза. На этой работе невозможно было обойтись без черного юмора, чтобы окончательно не сойти с ума, но иногда… – Теперь куда? – Налево мимо школы, а там уже будет видно. С визгом покрышек инспектор повернула за угол, и Брайанта бросило на пассажирскую дверь. Автомобиль взлетел на вершину холма и остановился как вкопанный перед оцеплением: Стоун использовала ручной тормоз. Из прихожей, больше похожей на коробку, они сразу же попали в гостиную, в которой на диване сидела женщина-констебль, успокаивающая другую женщину, почти потерявшую рассудок. Ким прошла прямо в столовую, соединенную с кухней. – Боже мой!.. – прошептала она. – Наверняка еще ничего не известно, – заметил Китс. Мертвый мужчина все еще сидел за обеденным столом. Конечности его безвольно висели, как у тряпичной куклы, голова была откинута назад, и макушка почти касалась лопаток. Стоун сразу же пришли в голову кадры из разных мультфильмов. Для живого человека такой угол наклона был просто невероятен. По законам физики этот несчастный уже давно должен был упасть на пол, но его удерживала спинка стула, зажатая между затылком и спиной – при этом затылок играл роль крюка. В зияющей ране на шее виднелась желтоватая жировая ткань, располосованная лезвием. Ударившая струей кровь достала аж до противоположной стены и теперь высыхала на груди у убитого, превращаясь в подобие детского нагрудника кошмарного вида. – Боже мой! – повторил Брайант, входя на кухню вслед за начальницей. – Такое впечатление, что у вас одна фраза на двоих, – покачал головой Китс. Ким не обратила на него внимания, стараясь поточнее запомнить сцену преступления. Она встала прямо над телом и посмотрела на него сверху. Глаза убитого были широко раскрыты, и на лице его был написан ужас. На полу лежала пустая бутылка из-под виски. – Он что, пил с утра? – задала вопрос инспектор. – Думаю, что полбутылки у него в желудке, а вторая половина на ковре, – ответил патологоанатом. – Чертовски жаль. Такой «Джонни Уокер» стоит больше ста фунтов за бутылку. – Брайант, надо… – Уже иду. Сержант повернулся и направился в сторону гостиной. Он гораздо лучше умел обращаться с обезумевшими женщинами, чем Ким. В ее присутствии они почему-то начинали рыдать еще сильнее. Стоун обошла тело, рассматривая его со всех сторон. В кухне отсутствовали следы борьбы, и все вещи лежали на своих местах. Возле нее терся один из помощников Китса. – Инспектор, Киган слишком хорошо воспитан, чтобы попросить вас отойти в сторону, но для меня это не составит труда, – сказал ей медик. – Отойдите, чтобы он мог сделать свою работу. Ким бросила на Китса уничтожающий взгляд, но послушно отошла в угол комнаты. С ехидным удовлетворением она отметила, что обшлаг на его правой штанине оторвался, но будь проклята та последняя капля оставшейся у нее благовоспитанности, которая не позволила ей сказать об этом вслух. Киган сделал сначала несколько цифровых фотографий, а потом достал одноразовый фотоаппарат и повторил все сначала. – Бумажник лежит наверху, так что об ограблении речи нет, – заметил Китс, подойдя к Ким. Но в этом она и сама была уже уверена. – Что за нож? – спросила Стоун. – Думаю, это был кухонный нож с семидюймовым лезвием, которые обычно используются для резки хлеба. – Не слишком подробно для предварительного осмотра. – Или это может быть один из окровавленных ножей, которые лежат в раковине, – пожал плечами Китс. – Его что, убили его же собственным ножом для резки чертова хлеба? – Инспектор, я бы не хотел делать столь поспешных выводов, но, – тут врач понизил голос и наклонился в сторону Стоун, – рискну предположить, что кто-то ведет против нас нечестную игру. Ким закатила глаза. Отлично, сегодня все пытаются сыграть роль комика. – Как убийца проник в дом? – Дверь на веранду была открыта, чтобы кошка могла свободно входить и выходить. – Рада видеть, что кампания «Безопасное жилье» принесла такие отличные результаты. Инспектор подошла поближе к двери на веранду. Со стороны улицы эксперт покрывал дверную ручку пудрой. Ким внимательно осмотрела каждый дюйм пространства. Внезапно она что-то заметила, наклонилась к земле и внимательно осмотрела палисадник на заднем дворе. Тропинки были сделаны из плитки, со щелями, слегка присыпанными гравием. По периметру шла аккуратная изгородь. – Китс, кто из сегодняшней команды выезжал вчера в дом Терезы Уайатт? – спросила Стоун. – Только я, – ответил эксперт, осмотрев всех присутствовавших помощников. Значит, их только двое. – На тебе те же ботинки, что и вчера? – Инспектор, моя обувь… – Китс, хватит выпендриваться. Просто ответь. Помолчав несколько мгновений, медик направился в ее сторону. – Другие. Сама Ким тоже сменила обувь. – Посмотри, – предложила она, указывая пальцем на землю. Мужчина взглянул на объект не длиннее одного дюйма. – Веточка золотистого кипариса, – произнес он. Их взгляды встретились, и они оба поняли все возможные последствия этого открытия. – С виски некоторая проблема, командир, – сказал Брайант, подходя к ним. – Клиент был алкоголиком в завязке. Держался около двух лет. Жена утверждает, что никакой бутылки в доме сегодня утром не было, а из дома он в таком виде никогда не вышел бы. Кроме того, в бумажнике лежит та же сумма денег, которая лежала в нем, когда она утром уходила из дома. Хотя она продолжает осматривать вещи. – Зачем убийце надо было приносить с собой виски? – спросила Ким, выпрямляясь, и достала маркер для улик из технического чемодана. – Не представляю, – пожал плечами Брайант. – Правда, у него был порок сердца, так что, возможно, хорошей дозы алкоголя для него было бы достаточно. Стоун была озадачена. Убийца принес бутылку, понимая, что она может оказаться фатальной для Тома Кёртиса, – и, тем не менее, все-таки отрезал ему голову… В этом не было никакого смысла. – Наш убийца мог просто принести бутылку и исчезнуть, но ему этого показалось мало. Почему? – Псих оставляет нам какое-то послание? – предположил Брайант. – Или убийца знал, что у жертвы проблемы с сердцем, но хотел добавить некий штрих лично от себя; или алкоголь был просто способом расслабить убитого и облегчить выполнение задачи… Сержант покачал головой, но в этот момент зазвонил мобильный Ким. – Командир, как полное имя убитого? – раздался в трубке голос Доусона. – Том Кёртис… а в чем дело? – спросила Стоун, почувствовав, что ее коллегу переполняет волнение. Ее желудок сжался в комок, потому что она уже предвидела ответ. – Вы в это не поверите, но десять лет назад в детском доме в Крествуде был шеф-повар. Его звали Том Кёртис. Глава 15 – Благодарю, шеф, за то, что доверили мне отвезти вас назад. Мои нервы не выдержали бы еще одних «американских горок». – Да уж, это тебе не мисс Дейзи[24] возить… Кстати, – хорошо было бы добраться до участка еще до выходных. Брайант направился в сторону Хэлсовена, а Ким достала свой мобильный. Она еще раз набрала номер, по которому уже звонила: – Профессора Милтона… да… Добрый день. Насчет нашего предыдущего разговора. Все готово? – Я, милочка, сделал несколько звонков и думаю, что смогу вам помочь. – Я вам очень признательна, но все дело в том, что у нас появился еще один труп, связанный с первым, так что времени у нас практически не остается. Она услышала, как археолог резко втянул в себя воздух. – Все будет сделано, инспектор. Ким поблагодарила его и разъединилась. – О чем разговор? – полюбопытствовал ее напарник. – Не заморачивайся и следи за дорогой. К тому моменту, когда Брайант подъехал к участку, Стоун уже успела созвониться с Вуди и договориться о короткой встрече с ним. Так что, войдя в здание, она сразу же направилась на третий этаж, постучала в дверь кабинета начальника и открыла ее за секунду до того, как тот разрешил ей войти. – Стоун, надеюсь, что у вас что-то важное. Я как раз… – Сэр, убийство Терезы Уайатт гораздо более запутано, чем мы предполагали вначале. – Это еще почему? Ким набрала в легкие побольше воздуха. – В тот день, сэр, когда она была убита, Уайатт позвонила профессору Милтону, который накануне получил официальное разрешение на раскопки в Роули Регис. Она попросила включить ее в проект в качестве волонтера, но ей было отказано. После этого она проявила повышенный интерес к участку, о котором идет речь. – А почему эта земля так важна? – Это место, где раньше располагался детский дом. – Тот, что был рядом с крематорием? Инспектор кивнула. – И Тереза Уайатт, и Том Кёртис когда-то работали в этом доме. Через несколько дней после того, как профессор получил разрешения на раскопки, ему угрожали и даже отравили его собаку. А два бывших сотрудника Крествуда были убиты с особой жестокостью. Вуди уставился на пятно на стене за спиной Ким. Он уже начал догадываться. – Сэр, кто-то не хочет этих раскопок. – Не надо торопиться, Стоун. Наверняка здесь замешана какая-то политика. – Оборудование доставят на место завтра утром. – Стоун, вы сами понимаете, что это невозможно, – начальник Ким сжал челюсти. – Мы должны все тщательно подготовить. – При всем моем уважении, сэр, это ваши проблемы, а не мои. Судя по той скорости, с которой развиваются события, у нас почти не осталось времени. Вуди задумался. – Вы должны быть там завтра с утра, но раскопки начнутся только после того, как я дам свое разрешение. А до этого вы не имеете права переместить ни одной лопаты земли. Ким промолчала. – Стоун, мы хорошо поняли друг друга? – нахмурился ее собеседник. – Конечно сэр, как скажете. Женщина встала и вышла из комнаты. Глава 16 Бетани Адамсон выругалась, когда неожиданный шум нарушил тишину холла. Металлическая пластина между лифтом и лестничной площадкой загремела под ее тростью. Девушка пошла по коридору, пытаясь найти ключ от входной двери. Делала она это одной рукой, поэтому все закончилось тем, что вся связка загремела на плиточном полу. Бет еще раз выругалась и наклонилась, чтобы поднять ключи, – боль пронзила ее ногу от колена до бедра. Когда они уже были у нее в руках, она услышала звук отодвигаемого засова в квартире этой старой коровы. Бет выпрямилась и почувствовала, как из соседней квартиры на нее повеяло теплым воздухом. – У вас всё в порядке? – поинтересовалась соседка. В ее голосе не было слышно никакого беспокойства, так что эта фраза была больше похожа на скрытое замечание. Мира Даунс, в своих украшенных мехом тапочках, была ростом в пять футов. Обнаженная кожа на ее ногах была сухой и покрытой волосами. Бет поблагодарила бога за то, что эта женщина одета в длинный халат. Ее мясистые руки были скрещены на когда-то полной груди, которая сейчас больше напоминала висячие уши спаниеля. На морщинистом лице застыла недовольная гримаса. Девушка смело посмотрела ей в глаза. Может быть, Никола и боится этой старой коровы, но не она. – Все путем, миссис Даунс. Меня тока што ограбили и изнасиловали три громилы, так што спасибочки за ваше беспокойство. – Знаете, некоторые люди иногда пытаются заснуть! – фыркнула женщина. – Это произойдет быстрее, если вы облокотитесь на дверь. Лицо соседки изменилось и стало похоже на морду бульдога, в рот которому залетела оса. – До того как вы здесь появились, этот этаж был вполне приличным местом, а теперь, с вашими скандалами и шумом в любое время суток… – Миссис Даунс, сейчас половина одиннадцатого, и я, типа, уронила ключи. Проклятые вывернулись из пальцев… – Ну… ну… – Лицо женщины покраснело. – И как же долго вы собираетесь здесь жить? Еще один жилец против того, чтобы она здесь оставалась. Вот проклятое невезение! – Ну, я еще, может, здесь поживу. Ник как раз выправляет на меня документы. Ложь стоила того, чтобы увидеть ужас, появившийся на лице соседки. – Нет-нет-нет! Я буду говорить с вашей сестрой о… Эта говорливая кошелка начинала действовать Бет на нервы. – Слуште, какие у вас, черт побери, проблемы?! – Знаете что, милая леди, громкий шум по ночам может испугать одиноких жильцов. – Да кто ж к вам заберется? У вас три замка, и один из них с цифровым кодом. – Адамсон осмотрела соседку с ног до головы. – По-чесноку, вам совершенно нечего бояться. – Я не могу с вами разговаривать, – сказала Даунс, отходя от двери. – Лучше я поговорю с Никола. Она гораздо приятнее вас. Тоже мне новости, подумала Бет. Она продолжала смотреть на соседку, пока та, наконец, не захлопнула дверь. Тогда девушка позволила себе улыбнуться. Эта маленькая стычка была достойным завершением дня. Она еще несколько раз позвенела ключами, прежде чем войти в свои апартаменты. Положив трость на край софы, уселась и растерла колено. От холода оно болело совершенно невыносимо. Потом Бет протянула руку за тапочками, стоявшими на краю софы. Овечья кожа была мягкой и нежной, а меховая отделка – изысканной и теплой. Девушка сняла свои ботинки без каблуков и засунула ноги в дорогую обувь. Тапочки были не ее, но Никола не будет возражать. Они всегда всем делились друг с другом. Ведь для этого и существуют близнецы. Бет встала и постаралась выбросить из головы боль в колене. Она негромко постучала в дверь спальни Никола. Тишина. А чего она ожидала? Естественно, этой проститутки, ее сестры, не было дома! Она где-то танцевала и за деньги показывала свое тело… Бет открыла дверь и вошла. Как и всегда, вид комнаты заставил ее задохнуться. Это была именно та комната, о которой они мечтали, прижимаясь друг к другу в Крествуде. В их комнате должны были лежать розовые подушки и одеяла, подходящие по оттенку. А над кроватями должны были быть балдахины, висящие на изысканных кружевах. Они мечтали о таком же волшебном шкафе, как в Нарнии[25], о полках, полных игрушек и шаров с падающим в них снегом, и о волшебных лампах, которые прятались бы у изголовий обеих кроватей. Их воображаемая спальня должна была быть сказочной, светлой и заполненной вещами, которые принадлежат только им. Засыпая, они наблюдали бы за их тенями на стенах. Бет вошла в комнату. Она провела рукой по полке над камином и в конце ее нащупала одинокого плюшевого мишку, а потом, открыв дверь в гардеробную, отступила от нее на шаг. Одежда Никола, ее белье и обувь были развешаны и разложены по цветам. В двух ящиках хранились драгоценности. В одном – дорогие и изысканные вещи, разложенные по фирменным коробкам. Бетани заметила, что одна коробка была от «Картье» и две от «Де Бирс»[26]. Во втором ящике лежали более крупные и вычурные украшения, которые, как полагала Бет, сестра использовала для работы. Она быстро закрыла этот ящик и двинулась дальше. Ей не нравилось думать о работе Никола. Туалетный столик отделял одежду от полок с обувью. По краю зеркала шла линия простых бесцветных лампочек. Младшая Адамсон вернулась в спальню и уселась на кровать с пологом на четырех столбиках. Это была комната для принцессы, именно такая, какой они ее себе представляли. И именно в такой комнате они поклялись жить вместе долгие, долгие годы… Комната их мечты, но только с одной кроватью. С одной кроватью, которой могла наслаждаться ее сестрица, владеющая всем этим богатством. Но все то, что было у Никола, не злило Бет так, как ее отказ признаться в том, что она сделала. Та патетика, с которой старшая сестра отказывалась от прошлого, возмущала младшую все больше и больше. И никакие извинения Никола ничего не могли с этим поделать. Ее поведение лишило их всякой надежды на счастливую совместную жизнь, и тем не менее она настойчиво притворялась ничего не понимающей. «Я не знаю, почему ты меня ненавидишь. Я не знаю, что я тебе сделала. Я не знаю, чем я тебя обидела…» И эти отрицания повторялись до бесконечности. Но что бы ни говорила Никола, в глубине души Бет была уверена, что она знает правду. Глубоко-глубоко в душе она это знала. Глава 17 – Черт возьми, Брайант, ты можешь стоять спокойно? Сержант переминался с ноги на ногу. Температура ночью опустилась до минус трех, земля покрылась ледяной коркой, а холод от нее проникал сквозь подошвы ботинок и добирался до самых костей. – Для тех из нас, кто сделан не из титана, – произнес Брайант, пытаясь согреть пальцы теплым дыханием, – сообщаю: холод такой, что яйца вот-вот отвалятся. – Да будь же ты мужчиной, наконец! – сказала Ким, подходя к краю земельного участка. По площади весь этот участок равнялся футбольному полю. Он почти незаметно поднимался в сторону ряда деревьев, которые отделяли его северный конец от муниципальной застройки. По его западному краю проходила дорога, отделяющая его от крематория Роули Регис, а с северной стороны, поближе к шоссе, рядом с автобусной остановкой и фонарным столбом располагались остатки большого здания. Эти развалины окружал забор высотой в шесть футов, который не давал видеть нижние этажи постройки. Ким взглянула на запад и покачала головой: как, должно быть, приятно было брошенным, запущенным и прошедшим через надругательства детям смотреть из своих окон на поле мертвых! Иногда равнодушие системы выводило инспектора из себя. Просто в какой-то момент это здание оказалось свободным, и в этом случае ничто другое не имело значения. Стоун вздохнула и послала воздушный поцелуй в сторону могилы Мики, которая сейчас была скрыта за полосой тумана на расстоянии двух сотен футов от остального мира. К грунтовой стоянке на верхнем конце площадки подъехала «Вольво» – универсал. Ким подошла к машине в тот момент, когда из нее вылезли профессор Милтон и два молодых человека. – Инспектор, рад вас видеть, – улыбнулся пожилой археолог. Она обратила внимание на то, насколько разительно изменился внешний вид профессора – его щеки порозовели, а глаза заблестели. Двигался он быстро и целенаправленно. Если это произошло всего после одной ночи, проведенной у миссис Пирсон, то может быть, ей, Стоун, стоит самой записаться к ней на прием? Ученый повернулся к своим спутникам как раз в тот момент, когда рядом с ними появился Брайант. – Позвольте вам представить: Даррен Браун и Карл Ньютон. Волонтеры, которые должны были помогать мне с раскопками. Они будут заниматься оборудованием. Ким считала себя обязанной быть откровенной с археологом, который успел столько сделать для них. – Вы понимаете, профессор, что пока это просто предчувствие? Там может вообще ничего не оказаться. – А что, если там что-то есть, инспектор? – Глаза у Милтона были очень серьезными, и говорил он низким голосом. – Я пытался получить разрешение на раскопки целых два года, и все это время кто-то ставил мне палки в колеса. Теперь я хочу знать почему. Ким была рада, что профессор все понимает. Рядом с машиной профессора припарковался «Опель Астра». Из него выбрался мужчина лет пятидесяти с приличным животиком, в сопровождении высокой рыжеволосой женщины, которой, по оценке Стоун, было где-то ближе к тридцати. – Дэвид, спасибо, что приехали, – сказала она мужчине. – Мне кажется, что у меня не было выбора, инспектор, – заметил тот с полуулыбкой на губах. – Профессор Милтон, познакомьтесь, пожалуйста, с доктором Мэтьюзом, – представила ученых друг другу Ким, и они пожали друг другу руки. Стоун встретилась с доктором Дэвидом Мэтьюзом в университете Глеморгана. Это учебное заведение, совместно с Кардиффским университетом и Управлением полиции по Южному Уэльсу, образовали уникальное в Соединенном Королевстве учебное заведение, которое называлось Университетским институтом по изучению проблем полицейской деятельности. Оно занималось научными исследованиями и подготовкой персонала в области расследования криминальных преступлений. Доктор Мэтьюз был консультантом в Глеморганском центре криминологии и сделал большой вклад в организацию в Университете курса по изучению места преступления. Два года назад Ким присутствовала на одном из семинаров курса и предложила несколько усовершенствований, основываясь на своем собственном опыте. В результате она провела два дня своего уик-энда в университете, работая с Дэвидом. – Позвольте представить вам Черис Хьюз, – познакомил он всех со своей спутницей. – У нее диплом по археологии, и она только что закончила курс по криминалистике. Ким кивнула женщине. – Отлично. Главное, чтобы вы понимали, что, пока у нас нет разрешения, нам нельзя начинать копать. Мой босс сейчас пытается обойти все эти бюрократические препоны, но мы не имеем права что-либо предпринять, пока все бумаги не будут в порядке. Если вы увидите что-то подозрительное, сообщите мне. Доктор Мэтьюз сделал шаг вперед. – На все про все у вас есть три часа. Но если к концу этого срока вы ничего не обнаружите, мы с Черис уедем. Ким кивнула. Три часа его драгоценного времени против двух дней ее отдыха. Вполне справедливо. – А пока мы возьмем пробу земли, чтобы определить, какая здесь почва, – продолжил Дэвид. Стоун внимательнее посмотрела на Черис. Внимательный, пристальный взгляд голубых глаз, ярко-рыжие волосы так коротко подстрижены, что едва достают до нижней линии квадратного подбородка… Ее нельзя было назвать красавицей, но в ее лице было что-то загадочное, привлекающее внимание. Хьюз встретилась с инспектором взглядом, а потом последовала за Дэвидом, который отправился на верхний край участка. Последнее место на парковке занял фордовский фургончик. Женщина-водитель открыла задние двери. Внутри находился попыхивающий паром резервуар и лежало множество завернутых в пергамент и фольгу пакетов. – Это что, сон? – закашлялся Брайант. – Нет, явь. Проследи, чтобы каждый выпил что-нибудь горячее и съел сандвич с ветчиной, прежде чем начнется работа, – велела ему Стоун. – Знаешь, шеф, иногда… – улыбнулся сержант. Концовку Ким не услышала, потому что направилась вниз по участку к развалинам здания. Она обошла его по периметру, двигаясь вдоль забора, и убедилась, что калитки нигде не видно. Фасад здания смотрел на шоссе и на жилые дома на его противоположной стороне. Слишком много любопытных глаз. Инспектор вернулась к тыльной части здания и занялась поисками слабого места в заборе. Он не был сделан из вертикальных досок, традиционно заходящих одна на другую. Каждая его секция состояла из горизонтальных брусьев прочного, толстого дерева, которое обычно применяется для изготовления палетт, и они не были плотно подогнаны друг к другу. Между девятидюймовыми деревяшками проникали слабые солнечные лучи. Ким подергала один из столбов. Его основание успело сгнить, и он свободно качался в земле. – Даже не думай, командир, – сказал Брайант, протягивая ей горячий пластмассовый стаканчик. Она взяла его в левую руку и продолжила исследование столбов. Следующие два были крепкими, а вот четвертый вновь свободно раскачивался. – Как тебе удалось заполучить доктора Мэтьюза? – поинтересовался ее напарник. – Ты что, запугала его? – А что в твоем понимании значит «запугать»? – задала Ким встречный вопрос, раскачивая следующий столб. – Хотя лучше не говори. Тогда я смогу вполне правдоподобно отрицать свою вину и всякое такое… А кроме того, присутствие здесь эксперта по судебной археологии никому не помешает. – Полностью согласен. Правда, не забывай, что мы не имеем права приказывать кому бы то ни было что-то здесь делать. Стоун пожала плечами. – Представь себе на минуту, что под землей ничего нет, – сказал Брайант. – Значит, мы все отправимся по домам пить чай. А если есть? Тогда мы сделаем рывок прямо на старте. Доктор Мэтьюз имеет право… – Да знаю я все это. Он только что подробнейшим образом рассказал мне о своем образовании. Но Вуди подчеркнул, что до его разрешения мы не должны ничего делать. – Послушай, ты прямо на глазах превращаешься в зануду. – Просто пытаюсь прикрыть твою задницу, шеф. – С моей задницей всё в порядке. Так что беспокойся лучше о своей собственной – особенно если ты собираешься умять и вторую булочку с ветчиной, которая лежит у тебя в кармане. – Откуда ты о ней знаешь? Ким покачала головой. «Да потому что ты не мог не принести ее для меня, хотя и знал, что я до нее не дотронусь!» – подумала она. Отойдя от изгороди, инспектор допила свой кофе. – А вот теперь надо решить – перелезать или просто проломить ограду? – пробормотала она. – А может быть, постараться держаться от нее подальше? – простонал Брайант. – Такой вариант я к рассмотрению не предлагала. – У нас нет разрешения заходить на территорию. – Или ты мне помогаешь, или идешь на все четыре стороны. Так что тебе решать… Женщина поставила пустой стаканчик на землю, и Брайант тяжело вздохнул. – Если ты разломаешь загородку, то откроешь детям доступ к этим развалинам. – Тогда надо перелезть. Ким направилась к одной из секций изгороди между двумя крепко стоящими столбами. Прицелившись, она ударила ногой по одной из перекладин на высоте собственного бедра. Перекладина затрещала. Ким ударила еще раз, и деревяшка разлетелась на две половины. Стоун пропихнула сломанные концы внутрь изгороди, так чтобы нижнюю перекладину можно было использовать в качестве ступеньки. Одним быстрым движением она поставила на эту ступеньку свою левую ногу и, воспользовавшись плечом Брайанта как точкой опоры, подтянулась. Схватившись за левый столб, перекинула ногу через верхнюю перекладину и, найдя точку равновесия, уселась верхом на изгороди, перекинув ноги во двор. Спрыгнула она с нее спиной вперед и приземлилась на согнутые в коленях ноги, чтобы смягчить удар от контакта с землей. В высокой траве вокруг дома было полно крапивы. Ким осторожно прошла к единственному разбитому окну, которое она увидела на первом этаже. Высокая ограда защитила окна на первом этаже от вандалов, в то время как все окна на более высоких уровнях были разбиты вдребезги. В траве стоял жестяной бак для мусора. Сняв с него крышку, инспектор ударила ею по остаткам стекла в окне. – Что ты, черт побери, там делаешь?! – крикнул Брайант. Начальница не стала ему отвечать, а выбила еще пару торчащих осколков стекла, перевернула бак и встала на его дно. Затем осторожно пролезла в окно и оказалась на чем-то вроде длинного стола из формайки[27], по всей видимости, предназначенного для какой-то работы, который тянулся вдоль всей стены, разделенный только двойной раковиной. Ким осмотрелась и заметила стены, поврежденные огнем. Она читала, что пожар вспыхнул именно на кухне. Самыми темными стены были возле двери, ведущей в коридор. Все углы помещения были затянуты целыми покрывалами из паутины. Где-то в глубине здания раздавались звуки капающей воды, хотя всю воду должны были перекрыть затычкой. Стоун решила, что это капает дождевая вода, которая попадает в здание через разрушенную пожаром и временем крышу. Переступив через порог, она увидела, что коридор разделяет здание на две равные половины. Стены справа от нее были выкрашены в грязно-белый цвет. Кое-где на них была видна грязь, но в целом огонь их совсем не коснулся. А вот слева от инспектора деревянные перекрытия, поддерживающие потолок, сильно пострадали от огня. Дверные рамы обуглились, и на стенах осталось только несколько островков краски. Между стропилами свисали обрывки проводов и кабелей. Пол коридора был покрыт мусором и упавшей сверху потолочной плиткой. Казалось, что чем дальше к концу здания, тем сильнее был видимый ущерб. Ким вернулась на кухню и еще раз внимательно осмотрела ее. Стенные панели рядом с дверью имели крапчатую поверхность, расцветкой напоминавшую мрамор. Двери холодильника и морозильной камеры были покорежены и болтались на петлях, но на шестиконфорочной плите не было ничего, кроме легкого налета сажи. Сотрудница полиции открыла дверь ближайшего к плите стенного шкафа, и из него посыпались испражнения грызунов. Изнутри к двери был прикреплен лист бумаги формата А4, на котором все еще можно было что-то прочитать. С левой стороны были расположены имена девочек, а с правой находился график их недельных дежурств. Стоун на минуту замерла. Она подняла руку и дотронулась до первых в списке имен. Ким ведь тоже была одной из этих девочек – правда, не здесь и не в то время, – но она подсознательно знала каждую из них, душой ощущала их одиночество, боль и гнев. Неожиданно инспектор вспомнила свою приемную семью № 5. Из своей крохотной комнатки в самом дальнем углу дома она ночи напролет прислушивалась к нежному курлыканью, доносившемуся из дома напротив. Когда голубей выпускали, она провожала их глазами, желая им улететь подальше и навсегда избавиться от неволи. Но они всегда возвращались. И в Крествуде было все то же самое. Иногда его птичек освобождали, но они все равно возвращались домой. Как и выход из тюрьмы, освобождение из детского дома сопровождалось пожеланиями, полными надежды, но вот уверенности, что они сбудутся, в них не было. Мысли Ким были прерваны воем сирены вдали. Женщина выбралась из кухни, встала на бак для мусора и спустилась на землю. Не успела она перенести бак к ограде, как вой сирены и шум двигателя смолкли. – Привет, Келвин. Это еще что за представление? – громко произнес Брайант. Ким прикрыла глаза и прислонилась к ограде. – Нам сообщили, что кто-то находится внутри здания, – услышала она ответ. Отлично, значит, полиция приехала за ней. – Да нет, это я здесь понемногу шпионю, – кашлянул Брайант. – Досталась же мне сегодня работенка – следить за этой бригадой землекопов, вот я и развлекаюсь, пытаясь выяснить, что за изгородью… – Но в здание вы не заходили? – с сомнением спросил констебль. – Да нет, приятель. Ведь я же не полный идиот! – Понял, детектив. Тогда не буду вам мешать. Констебль повернулся, чтобы уйти, но затем сделал несколько шагов назад. – Эту работенку подбросила вам ваша начальница? – спросил он. – А кто же еще? – Должен сказать вам, сэр, что вам сочувствует весь участок. Ведь надо же, какой попадос – работать с этаким конем с яйцами! – Знаешь, если б она тебя услышала, то, скорее всего, согласилась бы с тобой, – закашлялся Брайант. – Холодная, как ледышка, правда? За забором Ким согласно кивнула. Да, ледышка, и в этом нет ничего плохого! – Да нет, она не так уж плоха, как кажется. Стоун чуть не застонала. Ничего подобного, она еще хуже! – Более того, как раз пару дней назад она жаловалась, что все вы, ребята, ее избегаете и совсем с нею не общаетесь. Брайанта она точно убьет. Но медленно. – Да никаких проблем, сэр. Я это обязательно запомню, – сказал констебль. Потом, вернувшись к машине, он передал в дежурку, что на территории дома всё в порядке. – Сукин сын, – прошипела Ким сквозь изгородь. – Ой, командир, прошу прощения! – воскликнул ее коллега. – А я и не знал, что ты там… слушаешь. Стоун встала на бак и покинула территорию тем же путем, каким и попала на нее. Она приземлилась на ноги, но как будто бы случайно покачнулась, врезалась в Брайанта и чуть не сбила его с ног. – Прошу прощения, – произнесла она. – По шкале искренности извинений это тянет на оценку «минус семь», – заметил ее напарник. – Детективы, – произнес профессор, появляясь перед ними, – мы готовы начинать. Брайант не отводил взгляда от Ким, пока археолог возвращался на свое место. – Ну, и что же ты узнала во время своей противозаконной вылазки на сбор улик? – спросил он начальницу. – В отличие от письменного отчета, пожар начался не на кухне. Глава 18 Ким догнала профессора, когда тот уже подходил к Биллу и Бену[28], как она прозвала волонтеров. – Доктор Мэтьюз закончил первичный анализ почвы – оказалось, что в ней много глинозема, – сообщил Милтон. Совсем не удивительно, ведь речь идет о Черной Стране. – Такие условия будут влиять на показатели радара, так что мы начнем с магнитометра, – сказал Мэтьюз. – Gesundheit[29], – пожелал им Брайант. Профессор проигнорировал это замечание коллеги Ким и продолжал разговаривать, обращаясь только к ней, как будто инспектор понимала, о чем он говорит. Стоун редко подвергала сомнению профессиональные знания других людей. Она всегда тщательно выполняла свою работу и ожидала того же и от других. – Магнитометр с помощью сенсоров измеряет изменения магнитного поля. Причиной этих изменений могут быть материалы различной плотности – наш прибор способен определять изменения поля, вызванные нарушением поверхностного слоя земли и наличием в ней разрушающихся органических материалов, – объяснил археолог. Билл двинулся в их сторону в сопровождении Бена. По мнению Ким, он был похож на главного персонажа из «Терминатора». Через плечо у него был перекинут черный ремень, поддерживающий удилище приблизительно шести футов длиной, которое он держал параллельно земной поверхности. На переднем конце удилища, перпендикулярно к нему, располагалась перекладина, на которой крепились сенсоры. От них к прибору, который крепился на поясе, шли черные провода, а на спине Билла виднелся черный же матерчатый вещмешок. – Мы начнем с нижнего конца участка и будем двигаться по прямым линиям, как будто стрижем лужайку, – сказал он всем остальным. Ким кивнула, и троица отошла в сторону. Доктор Мэтьюз с помощницей скрылись в теплой машине. – И тебя все это устраивает, командир? – спросил Брайант. – А почему меня должно что-то не устраивать? – огрызнулась Стоун. – Ну, понимаешь, хотя бы потому… – Не понимаю. И если ты сомневаешься в моих способностях, то можешь обсудить это с моим непосредственным руководством. – Ты же знаешь, шеф, что я никогда этого не сделаю. Я спросил, потому что беспокоюсь за тебя. – Со мною всё в порядке, и оставь меня в покое! Инспектор никогда не рассказывала о своем прошлом, но Брайанту было известно, что какое-то время она находилась в приюте для брошенных детей, хотя и не знал, по какой причине. Он знал также, что ее мать страдала параноидной шизофренией, но как эта болезнь отразилась на Ким, ему было неведомо. И еще Брайант был в курсе, что у Стоун когда-то был брат-близнец, но не знал, как и когда тот умер. Все о ее прошлом было известно только одному человеку в мире, и его начальница дала себе клятву, что так это и останется навечно. Раздался звонок ее мобильного телефона. Это был Вуди. – Сэр? – с надеждой произнесла она в трубку. – Все еще ждем, Стоун. Позвонил просто убедиться, что вы не забыли того, о чем мы говорили вчера. – Конечно, я помню, сэр. – Потому что, если вы попытаетесь нарушить мое распоряжение… – Сэр, уверяю вас, что мне можно доверять. Брайант покачал головой. – Если я не получу разрешения в течение ближайших двух часов, отпустите профессора Милтона и поблагодарите его от моего имени, – продолжал Вудворд. – Да, сэр, – ответила Ким. Слава богу, что он не знает о докторе Мэтьюзе! – Я знаю, что нет ничего хуже, чем просто ждать у моря погоды, но процедуру надо соблюдать. – Я понимаю, сэр. Здесь Брайант хочет высказать вам свои сомнения насчет того, как ведется расследование. Она протянула коллеге телефон. Тот зверем посмотрел на нее, прежде чем отойти на несколько шагов. – Хотя нет. Кажется, я ошиблась, – заявила Стоун. Вуди поцокал языком и разъединился. Ким набрала номер Доусона. Тот ответил после второго гудка. – Что там у вас? – Не так много, командир. – А имена других работников получили? – Пока нет. Местные власти не так открыты для сотрудничества, как Кортни. Сейчас мы просматриваем все статьи, в которых упоминается Крествуд, и пытаемся найти что-нибудь полезное для нас. Однако все, что мы пока смогли обнаружить, – это отчет о том, что некто пастор Уилкс совершил благотворительное восхождение на Три Пика[30], чтобы собрать деньги для однодневной экскурсии для девочек. – Хорошо, Кев. Дай мне Стейси. – Доброе утро, командир, – послышался в трубке голос мулатки. – Стейс, я хочу, чтобы ты занялась составлением списка детей, которые жили здесь в тот момент, когда дом загорелся. Даже если таким образом они ничего не найдут, им все равно придется встречаться с экс-воспитанницами, чтобы выяснить, что связывало Терезу Уайатт и Тома Кёртиса. Вуд пообещала заняться этим немедленно и разъединилась. Ким посмотрела на волонтеров. Они прошли уже около сорока футов и теперь остановились, проверяя оборудование. Поискав глазами, она увидела Брайанта, стоявшего на краю участка спиной к ней. Странно, но инспектор почувствовала себя виноватой за то, что окрысилась на него. Женщина понимала, что его вопрос был вызван беспокойством за ее судьбу, но она не умела правильно реагировать на проявление заботы. – Эй, послушай, а ты все еще не съел булочку с ветчиной? – спросила она, дергая мужчину за рукав. – Нет. А ты что, хочешь? – Нет. Лучше выброси ее в урну. У тебя и так слишком высокий холестерин. Не успела Стоун произнести эти слова, как поняла, что они могут быть по-разному истолкованы. – Ты что, общалась с моей благоверной? – спросил Брайант. Ким улыбнулась. Она получила от нее СМС-сообщение два дня тому назад. Услышав какое-то движение, Стоун обернулась. К ним чуть ли не бегом направлялся профессор. У него было покрасневшее возбужденное лицо. – Инспектор, прибор показывает интересные данные! Мне кажется, что мы что-то нашли. – Командир, у нас все еще нет разрешения, – сказал Брайант, не отрывая от начальницы глаз. Та ответила ему долгим взглядом. Если в земле находится мертвое тело, то она не позволит ему находиться там ни секундой больше, чем это требуется. – Начинайте копать, – кивнула Ким профессору. Глава 19 – Командир, со всем моим уважением, но тебе не кажется, что ты сошла с ума? – Что тебя так волнует, Брайант? – То, что ты вполне можешь за это лишиться работы. – Но это же моя работа, – пожала Ким плечами. – Все правильно, но иногда не вредно остановиться и немного подумать. – Давай так. Ты постоишь вот здесь и подумаешь за меня, пока я буду делать то, что мне положено. Стоун отошла от своего коллеги и направилась к профессору. Доктор Мэтьюз мчался по участку, как выпущенный из катапульты. – Инспектор, я не могу вам этого позволить! Что вы, по вашему мнению, здесь делаете? – Выполняю свою работу. – Это не ваша работа до тех пор, пока вы не получите разрешения на раскопки. – А кто что говорит о раскопках? Мы просто глянем одним глазком. Все семеро сошлись в одном месте и теперь стояли, глядя на прибор. – Таким своим поведением вы можете поставить под угрозу все расследование, – предупредил Мэтьюз. – Доктор, если мы найдем труп, я немедленно перейду на соблюдение всех и малейших правил, но пока мы только наткнулись на какое-то отклонение. И это вполне может быть просто трупом мертвой собаки, – ответила Ким и только после этого сообразила, что сказала. – Прошу прощения, профессор. – Потенциально это возможное место преступления, – не сдавался Мэтьюз. – Которое любой энтузиаст со старым миноискателем мог уже давно раскопать. И в этом случае, уверяю вас, он не стал бы выполнять никаких протоколов. В этом была логика Стоун, и она не собиралась от нее отступать. Когда Дэвид понял, что она не отступит, он крепко сжал челюсти, после чего осмотрел стоявших вокруг них людей, и вновь повернулся к Ким. – От этой вашей импульсивности может пострадать будущее всех этих людей. Инспектор согласно кивнула. – Дайте мне лопату, – сказала она, поворачиваясь к Биллу и Бену. – Командир… – попытался вмешаться Брайант. Волонтеры смотрели на профессора, который, в свою очередь, не отрывал глаз от Ким. – Да боже ж мой! – простонала она, схватив лопату. – Доктор Мэтьюз, вы вполне можете вернуться в машину и подождать там, пока не поступит необходимое разрешение. Остальные могут заниматься чем им заблагорассудится. Она подняла руки и воткнула штык лопаты в землю, а потом с помощью правой ноги вогнала ее как можно глубже. Вывернув кусок земли, положила его слева от себя и вновь вонзила лопату в грунт. Дэвид фыркнул и отвернулся от нее. – Я отказываюсь принимать в этом участие. Пойдемте, Черис. – Сейчас, доктор, – произнесла его помощница, не глядя на него. Она поймала взгляд Ким. – Я хочу немного посмотреть. Какое-то время Мэтьюз колебался, а потом покачал головой и направился к машине. Ким благодарно улыбнулась эксперту-криминалисту. Ее присутствие обеспечивало ей некоторую защиту, и Черис Хьюз это хорошо понимала. Стоун продолжила копать. Земля оказалась промерзшей, что грозило потерей кучи времени, но все-таки это было лучше, чем просто стоять, ничего не делая. – Да провались это все к чертовой матери! – сказал Брайант, протягивая руку за второй лопатой. Он встал напротив Ким, на расстоянии около шести футов, и тоже воткнул лопату в землю. Лицо профессора исказилось. – Нет-нет-нет! – покачал он головой. – Если вы все-таки решили это сделать, то делайте, по крайней мере, правильно. Следующие два часа Ким и Брайант продолжали рыть, меняясь местами с Биллом и Беном, а Милтон и Черис руководили этим процессом. Помощница Мэтьюза периодически корректировала местоположение раскопа, сверяясь с данными прибора, – она указывала, где и насколько глубоко надо копать. В какой-то момент она наклонилась совсем близко к тому месту, где копала Ким. – Господа, – сказала Хьюз, – мне кажется, что вам лучше вылезти. Профессор, вы не подадите мне мой мешок с ручными инструментами? Стоун вылезла из канавы, которая была уже в шесть футов длиной, в восемь шириной и в полтора фута глубиной. Она попыталась очистить свою одежду, но это было нереально: высохшие ошметки грязи покрывали ее брюки до колена. Милтон и Черис сверились с показаниями прибора и указали на несколько точек в раскопе. Молодые люди спустились в раскоп с ручными инструментами и стали следовать распоряжениям Хьюз. – А с тобой не соскучишься, – произнес Брайант, встав рядом с Ким. – По крайней мере, ты «сжег» всю булочку, которую съел, – отозвалась та. – Это точно. В животе у инспектора что-то заурчало. Половина тоста, которую она съела в половине седьмого, давным-давно переварилась. – Почти два. Времени до сумерек осталось не так уж много, – заметил Брайант. То ли Билл, то ли Бен пригласил Черис в раскоп. Она встала на колени и принялась чистить какое-то место, чем-то напоминающим увеличенную в размерах пуховку для нанесения румян. Ким заметила, что Хьюз совершенно не обращает внимания на грязь, которая прилипла к ее светло-синим джинсам. Некоторое время она еще поработала «пуховкой» и выпрямилась. – Прошу всех, кто не имеет судебно-медицинского опыта, немедленно выйти из раскопа. Она осталась там одна и, повернувшись к Ким, посмотрела ей в глаза. – Инспектор, у нас здесь кости, и если только у собак не бывает пяти пальцев на лапах, то это не труп собаки. А потом, как будто раскопанные кости подали какой-то таинственный сигнал, рядом с ними с визгом тормозов остановились две патрульные машины, и у Ким зазвонил мобильный. Это был Вуди. Слава богу! – Стоун, немедленно возвращайтесь и захватите с собой Брайанта! – рявкнул он. – Сэр, я должна вам сообщить… – Все это подождет, пока вы не доберетесь сюда. – Но мы обнаружили скелет! – Я уже сказал вам – немедленно возвращайтесь! И если вы не появитесь через пятнадцать минут, то можете не появляться вообще. Линия замолчала. Ким повернулась к Брайанту. – Мне кажется, что он все знает. Сержант закатил глаза. – Трогайся, встретимся в управлении, – велела ему Стоун. Он кивнул и направился к своей машине. – Ребята, спасибо вам всем за помощь, но если вас будут спрашивать, то Брайант ни до чего здесь не дотрагивался, договорились? – обратилась инспектор к ученым и их помощникам. Все согласно покивали. Ким бросилась к мотоциклу и натянула шлем и перчатки. Затем отъехала от места раскопок и приготовилась к головомойке. Глава 20 Что-то в ней вызывает у меня восхищение. Она все время в центре происходящего – окружена сиренами, машинами, движением, – и все-таки я не могу оторвать от нее глаз. Она выделяется в толпе. Как трехмерный объект в двумерном фильме. Она полна бурной энергией. Как будто ее ведет за собой сам дьявол. Это темная энергия, которая интригует меня. Даже в толпе она всегда одна. Ее действия и движения едва поспевают за никогда не отдыхающими мыслями. И хотя я никогда не видел ее раньше, мне кажется, что я давно ее знаю. Мне знакомы ее ум, ее неугомонность, подозрительность, которая не исчезает из ее глаз. У нее есть что-то, что скрыто от многих. Этому нет названия и это невозможно описать, но это присутствует во всем, что с ней связано. Мне уже доводилось наблюдать нечто подобное раньше. Ах, Кэйтлин… Очаровательная, обожаемая Кэйтлин… Она слишком быстро ушла. И фильм остался без своей звезды. Мой интерес пошел на убыль, но я все еще там, где был и раньше, полностью погруженный в свои мысли. Что было раньше, яйцо или курица? Я часто задавал себе этот вопрос. Я совсем не страдал, когда моя мать от меня отказалась, или она отказалась от меня, потому что я не умел страдать? Есть вопрос, над которым бьются многие ученые мужи: психопатами рождаются или становятся? У них нет на него ответа так же, как и у меня. Было время, когда я этому сопротивлялся, пытался с этим бороться и даже пытался разобраться в себе, но это время осталось далеко позади. Мой путь начался с золотой рыбки. Это была обыкновенная золотая рыбка, которую мой отец выиграл во время передвижной ярмарки. Я принес ее домой. Она прожила в банке два дня, а потом умерла. Моя сестра была безутешна. Мне же было все равно. Она вся изрыдалась, а я так ничего и не почувствовал. Я завидовал сестре. Я тоже хотел ощутить ее боль, ощутить ее страдание. Я тоже хотел чувствовать. Потом появился котенок. У него была мягкая и теплая шерстка. Предполагалось, что котенок будет наш с сестрой, но ее он любил больше. Он даже не сильно сопротивлялся, когда я зажал ему рот. Я ждал, после того как он испустил последний вздох, но опять ничего не произошло. У всех детей в школе были домашние любимцы, и мне тоже хотелось заиметь одного. Но чтобы он принадлежал только мне. И он появился. Я гулял с ним, кормил его, и он жил в моей комнате. На этот раз я здорово надеялся, но звук его сломавшейся шеи не вызвал у меня никакого сострадания. Он просто усилил мое любопытство. Теперь мне было интересно, до чего я могу дойти. Смерть трех подряд животных вынудила родителей ввести эмбарго на домашних любимцев. Это в какой-то степени ограничило мои возможности познавать мир, но потом я понял, что самый главный и абсолютный тест всегда был у меня прямо перед глазами. Все говорили, что она очаровательна – обожаемый и всеми любимый ангел. И я решился. Я знал, что просто так она ни за что не подойдет к пруду – это было написано у нее в глазах. Она иногда видела вещи, на которые другие не обращали внимания. И я сказал, что около пруда поселились зайки – мама-зайчиха с зайчатами. И указал на куст прямо рядом с водой. Она заглянула туда. В это время она стояла ко мне спиной. Я толкнул ее вперед и прижал ее шею. Она кашляла и отплевывалась, пока, наконец, не затихла. Ох, Кэйтлин, Кэйтлин, Кэйтлин… Это ведь ты сделала мне этот подарок. Когда я слез с ее крохотного тельца, у меня на руках были уже все ответы. Я понял, что не проклят, а благословен. Пожертвовав сестрой, я освободил сам себя. С того самого дня я был готов брать все, что мне нравилось, и уничтожать все, что мне не нравилось, не испытывая при этом никакого чувства вины или угрызений совести. Я так же не ощущаю никакого сострадания, как инвалид не ощущает своей ампутированной конечности. Низшие существа связаны моралью и этикой поведения. А я не знаю, что такое мораль. Так что же было раньше, яйцо или курица? Правильный ответ – а мне плевать. Звук мотора ее мотоцикла затих вдали, а я развернулся и ушел. Она будет незаурядным противником. И расследуя это дело, столкнется с уликами, которые приведут ее именно туда, куда хочу я. Она раскроет секреты Крествуда, но никогда не раскроет моих. Глава 21 Несмотря на то, что Брайант уехал раньше, Ким подъехала к управлению лишь на мгновение раньше его. Он припарковался рядом с начальницей. – Иди и приведи себя в порядок. А я пойду на встречу с Вуди. – И Ким направилась к лестнице. – Я самостоятельно принимал все решения, так что… – Так что не будем тянуть – у меня всего семь минут до конца отведенного мне времени. Они оба взлетели по ступенькам и вбежали в кабинет. – Боже, вы оба выглядите так, как будто участвовали в борьбе в грязи! – Глаза Кевина Доусона широко распахнулись. Он откашлялся. – Хотел бы я это видеть… Я бы поставил на командира. – Послушай, Доусон, любой бы поставил на командира, – сказал Брайант, усаживаясь. – Мы нашли кости, – пояснила Ким, снимая куртку и проводя рукой по волосам. – Брайант все расскажет. – Шеф, – остановил ее сержант, – лучше сказать всю правду. – Ну конечно, – ответила Стоун и направилась к лестнице. Когда она постучала в дверь, то была уверена, что у нее осталась еще минута в запасе. Ким подождала, пока ее не пригласят войти. Смысла еще больше злить и так уже разъяренного начальника не было. Ей понадобилось четыре шага, чтобы добраться до стула и заметить, что антистрессовый мячик спокойно лежит на крышке стола. Что ж, значит, на этот раз она действительно влипла. – Стоун, как вы думаете, какого черта вы натворили? – Э-э-э-э… а поточнее нельзя? – Смысла брать на себя лишнюю вину не было. – Хватит играть со мной в игрушки! Ваш с Брайантом идиотизм может поставить под угрозу… – Брайант здесь ни при чем, сэр. Он просто наблюдал. – А мне кое-кто говорил, что видел его в раскопе, – уставился Вуди на подчиненную. – А у меня есть четыре свидетеля, которые скажут, что его там не было. – А сам Брайант что скажет? Ким с трудом сглотнула. Они оба знали ответ на этот вопрос. – Сэр, мне жаль, что я все это сделала. Я знаю, что это было неправильно, и я хочу искренне… – Хватит ваших выступлений. Они вызывают у меня тошноту и ничем вам не помогут. Босс был прав. Стоун ни о чем не жалела. – Как вы узнали? – Хотя это вас и не касается, но доктор Мэтьюз… – Ах вот как! Мне надо было бы догадаться, что он… – … Был абсолютно прав, позвонив мне, – сказал Вуди, повышая голос. – Что вы, черт побери, там делали, по вашему мнению?! – Сэр, мне надо было с чего-то начать. Инстинкт подсказывал, что там спрятан труп, а сама идея дожидаться в такой ситуации необходимых разрешительных документов показалась мне идиотской. – Идиотская она или нет, но существует масса причин, по которым мы вынуждены соблюдать процедуры, и не в последнюю очередь это суд, перед которым мы должны быть чисты как слеза младенца. И вам бы уже давно пора знать, что мои распоряжения не могут иметь двойного толкования. – Я вас понимаю. – Единственное, что спасает вас от немедленных выводов, – это то, что ваш инстинкт вас не подвел и все силы теперь будут брошены на уменьшение нанесенного вами ущерба. Ким кивнула. – Хотя лично я теперь не уверен, что вы именно тот человек, который способен возглавить это расследование. – Но, сэр, не можете же вы… – Инспектор выпрямилась на стуле. – Вот именно, что могу, и в настоящий момент я всерьез рассматриваю вопрос о вашем участии в расследовании. На мгновение Стоун задумалась. Ее следующие слова могут сыграть решающую роль. И она решила говорить только правду. – Сэр, вы знакомы с моим личным делом, – произнесла она низким голосом. – Вы всё знаете о моем прошлом, так что понимаете, что лучше меня с этим никто не справится. – Все это вполне возможно, но мне нужен человек, в котором я буду уверен – уверен, что он выполнит мои приказы. Если найденные сегодня кости принадлежат ребенку, который находился под патронатом социальной службы, то в средствах массовой информации произойдет настоящий взрыв. Очень многие захотят дистанцироваться от этого как можно дальше, а я вовсе не собираюсь давать им такой юридической возможности, да еще и созданной руками одного из моих собственных сотрудников. Ким знала, что начальник прав. Но знала она и о том, что лучше нее с этой работой действительно никто не справится. – Так что начнем с того, что сейчас вы с Брайантом немедленно отправитесь домой и приведете себя в порядок. А о своем решении я сообщу вам утром, – заявил Вудворд. Стоун прекрасно чувствовала, когда дело пахло отстранением, и возблагодарила свою счастливую звезду, которая на этот раз помогла ей избежать дисциплинарной комиссии. – И знаешь, Ким… – произнес Вуди ей в спину, когда она была уже около двери. Черт, как же она ненавидит, когда шеф обращается к ней по имени! Женщина повернулась. Вудворд снял очки и твердо посмотрел ей в глаза. – В один прекрасный день твой инстинкт тебя подведет, и тебе придется по полной отвечать за последствия, но это уже твой собственный выбор. Не надо только забывать о людях, которые тебя окружают. Твои ребята уважают тебя и пойдут за тебя в огонь и в воду только для того, чтобы тебя защитить и заслужить твое одобрение… Ким сглотнула. Она знала, что это особенно касается одного из членов ее команды. – Так вот, когда наступит день, в который твои необдуманные действия поставят под угрозу карьеру или даже жизнь окружающих тебя людей, то отвечать тебе придется уже не передо мной, и даже не перед всей полицией Соединенного Королевства… Ким почувствовала, как к горлу ей подступила тошнота, никак не связанная с чувством голода, которое она ощущала. Закрыв за собой дверь, Стоун пожалела, что ее не направили на дисциплинарную комиссию. Отличительной чертой Вуди было то, что он знал, как сделать ей побольнее. Глава 22 Когда раздался звонок в дверь, Ким открыла ее, даже не поинтересовавшись, кто пришел. Наверняка это Брайант со своей китайской едой. – А вот и сказочный чоу мейн[31], – провозгласил он. – Я разрешу тебе остаться, только если ты принес крекеры из креветок. – Стоун не была расположена к шуткам. Брайант снял свою куртку – под ней оказались джинсы и рубашка-поло. – Я балдею от того, что тебе удалось сделать из этого помещения, – сообщил он Ким. Та не обратила на эти слова никакого внимания. Он произносил их каждый раз, когда входил в ее дом. Другим ее жилье казалось лишенным индивидуальности и каких-либо изысков, а сама она была противницей индивидуального украшательства. Если ей завтра придет в голову уехать, то понадобится всего с десяток мешков для мусора и пара часов, чтобы быть готовой. Жизнь в приютах для брошенных детей многому ее научила. Ким разогрела лапшу с говядиной и рис с яйцом. Две трети Брайанту и одна треть ей. Она передала сержанту тарелку, и он устроился на одной софе, а сама Стоун села на противоположную. Она набрала целый рот еды и постаралась скрыть свое разочарование. Ожидание чего-то вкусного было во много раз интереснее, чем поедание этого вкусного. Во рту еда превращалась в элементарное топливо – источник энергии. Стоун заставила себя проглотить еще немного и поставила тарелку на стол. – Черт возьми, а ты часом не объелась? – хмыкнул Брайант. – Мне этого хватит. – По сравнению с тобой воробей выглядит прожорливым монстром. Надо больше есть, шеф. Ким посмотрела на своего собеседника. Здесь, у себя в доме, она не была инспектором-детективом, а он – ее подчиненным. Он был просто Брайантом – единственным человеком, которого она могла назвать своим другом. – Ах да, прости! – Мужчина прикрыл глаза. – И хватит суетиться по пустякам, я уже большая девочка. Хозяйка отнесла свою тарелку на кухню и приготовила свежий кофе. – Ну, сама посмотри… К тебе приходит дружелюбно настроенный мужчина приятной наружности и приносит тебе еду, которую ты отказываешься есть. Так для чего, скажи на милость, я с тобой вожусь? – Для того, чтобы иметь счастье находиться в моей ослепительной компании, – пошутила инспектор с абсолютно серьезным видом. Она никогда не была о себе слишком высокого мнения. – Гм-м-м, – рассмеялся Брайант. – Позволь мне оставить это без комментариев, потому что, хотя ты сейчас и Ким, но пытаешься вести себя как командир. Закончив есть, он отнес свою тарелку на кухню и добавил: – Я думал как раз о другом. – И о чем же? – О свидании. – С тобой? Брайант расхохотался. – Но ты же сам об этом сказал! – Ким тоже рассмеялась. – У тебя прекрасный смех. Тебе надо чаще смеяться. – Ответ отрицательный, – сказала Стоун, поняв, что за этим последует. – Но ведь ты же даже не знаешь, о ком речь! – Прекрасно знаю, – ответила инспектор и состроила гримасу. Выходя из управления, она успела заметить Питера Гранта. Ей все еще приходилось с ним встречаться как с обвинителем из Службы уголовного преследования, но она избегала общаться с ним после того, как они разошлись. – Послушай, Ким, дай ему еще один шанс, – вздохнул Брайант. – Он без тебя такой несчастный… А ты без него еще несчастнее. – Вовсе нет, – подумав, абсолютно честно ответила Стоун. – Он любит тебя. Ким пожала плечами. – Ты тоже была другой, когда вы были вместе, – не отставал от нее Брайант. – Не скажу, что более счастливой, но точно более снисходительной к людям. – А сейчас я счастливее. – Не верю. Стоун налила кофе, и они вернулись в гостиную. – Послушай, Ким. Я больше чем уверен, что он очень сожалеет о своем неправильном поступке. Но женщина не была в этом уверена, потому что Питер не совершал никаких неправильных поступков. Все дело было в ней самой. Как и всегда. – Брайант, а сколько времени мы с Питером встречались? – Почти год. – И как ты думаешь, как часто он оставался здесь на ночь? – Думаю, что часто. – Правильно. А хочешь знать, из-за чего мы расстались? – Если ты хочешь со мной поделиться. – Только обещай, что после этого ты от меня отвяжешься. Я все прекратила, потому что однажды утром он не забрал свою зубную щетку. – Ты шутишь?! Ким покачала головой, вспомнив тот день, когда Питер отправился на работу, а она зашла в ванную и увидела ее – чужую щетку, лежащую рядом с ее собственной. Ни одно место преступления не вызывало у нее такого приступа ужаса. – Я тогда поняла, что не готова делиться своим стаканом для полоскания зубов, так же как и чем-либо еще, – пояснила женщина. – Но ведь это можно было как-то утрясти… – Послушай, это не «Свидание вслепую»[32], а ты не Силла Блэк[33]. Некоторым людям на роду написано найти свою вторую половину и после этого жить долго и счастливо. А другим это просто не дано. Вот и все. – Мне просто хочется, чтобы в твоей жизни появился кто-то, кто сделает тебя счастливой. – А ты что, веришь, что после этого со мной будет легче работать? – спросила Ким, показывая этим, что тема исчерпана. Брайант все понял. – Черт возьми, – сказал он, – если б все было так просто, я бы сам к тебе переехал… – Ага, только не забывай свою зубную щетку. – Ну нет, я привезу с собой собственный стакан, в который на ночь кладу свои вставные челюсти. – Слушай, это уже перебор! – Понимаешь… – Довольно меня подкалывать! Ким вскочила и направилась в гараж. Брайант шел в двух шагах за ней. Она взяла с верстака свое сокровище, повернулась к коллеге и осторожно развернула хлопковую наволочку, которая защищала поверхность от царапин. Брайант в восхищении уставился на бензобак мотоцикла. – Оригинальный? – Абсолютно. – Просто красавец! Где ты его достала? – На «И-бэй». – Можно? Стоун передала гостю бензобак. Она потратила шесть недель, чтобы обнаружить это чудо от модели 1951 года. Гораздо проще было разыскать запчасти к моделям 1953 года и более поздним, но Ким никогда не искала легких путей. Брайант погладил резиновые нашлепки с обеих сторон бензобака и покачал головой. – Красота! – Хватит, отдавай. Гость отдал хозяйке бензобак и обошел вокруг мотоцикла. – Марлон Брандо в «Дикаре»[34] ездил на такой же модели? Ким подпрыгнула и уселась на верстак. – Нет, – покачала она головой. – У него была модель пятидесятого года. – И ты собираешься ездить на этом мотоцикле? Инспектор утвердительно кивнула. «Триумф» будет ее терапией. «Ниндзя» – это вызов, это скорость. Езда на нем удовлетворяла страсть, скрытую глубоко в душе женщины, а «Тандербёрд» был произведением искусства. Одно лишь его присутствие отправляло ее в те три года ее жизни, когда она испытывала нечто, напоминавшее полное удовлетворение и спокойствие. В этакую интерлюдию… Ким вздрогнула от резкого звонка телефона, соскочила с верстака и взяла трубку на кухне. – Боже, только не это! – прошептала она, увидев номер звонившего, после чего выбежала из дома на улицу. Лишь миновав два соседних дома, нажала кнопку. Она не могла допустить, чтобы ее дом заразился. – Ким Стоун. – М-м-м-м… мисс Стоун, я звоню вам по поводу того, что произошло с вашей матерью, – послышался в телефоне незнакомый голос. – Она… – А кто вы? – О, простите, я не представилась! Меня зовут Лора Уилсон. Я ночная сиделка в клинике Грантли. Боюсь, что с ней случилось происшествие. Ким в недоумении затрясла головой. – А почему вы звоните мне? Короткое молчание. – Потому что ваш телефон указан в ее деле как телефон человека, которому надо звонить в экстренных случаях. – Там именно так и написано? – Да. – Она что, умерла? – Боже, конечно нет! У нее просто… – Тогда вам надо было внимательнее прочитать ее дело, мисс Уилсон, и вы узнали бы, что я требую звонить мне в одном-единственном случае; но вы только что подтвердили, что этого не произошло. – Мне очень жаль. Я ничего не знала об этом. Инспектор услышала, как дрожит голос женщины, и ей стало стыдно за свою реакцию. – Ну, хорошо. Так что же она натворила на этот раз? – Сегодня днем ей пришло в голову, что наша тренер по лечебной гимнастике хочет ее отравить. Для женщины, которой почти шестьдесят, она еще достаточно бодра, так что она напала на тренера и сбила ее с ног. – С ней всё в порядке? – Да. Мы слегка подкорректировали лекарственную терапию… – Я имею в виду тренера. – Она немного испугалась, но сейчас с ней всё в порядке. Все это – часть ее работы. Ну да, обычный день из жизни параноидного шизофреника. – Что-нибудь еще? – Ким не терпелось закончить разговор. – Это все… – Спасибо за звонок, но я прошу вас каким-то образом обратить внимание персонала на мое предыдущее распоряжение. – Конечно, мисс Стоун, и еще раз прошу вас простить мне эту ошибку. Инспектор разъединилась и оперлась о фонарный столб, стараясь выкинуть из головы все мысли о матери. Она готова была думать об этой женщине только на своих собственных условиях. Раз в месяц, в то время и в том месте, которые она выберет сама. И под своим контролем. Оставив все мысли о матери на улице, Стоун твердо прикрыла за собой дверь. Она не позволит матери проникнуть в ее святая святых. Ким достала из буфета чистые чашки и налила себе и Брайанту еще кофе. Ее напарник ничего не сказал, когда она вернулась в гараж, как будто выбегать из дома для того, чтобы ответить на телефонный звонок, было самым обычным делом. Ким опять уселась на верстак и положила бензобак на колени. Затем взяла проволочную щетку, размерами больше напоминающую зубную, и осторожно смахнула ею ржавчину с правой стороны бака. Чешуйки ржавчины попали ей на джинсы. – Наверняка это можно сделать быстрее и проще? – спросил сержант. – Послушай, Брайант, скорость волнует только мужчин. Стоун продолжила заниматься своим делом, и в гараже повисло приятное молчание. – Знаешь, он не снимет тебя с расследования, – негромко произнес Брайант. Ким покачала головой. Она совсем не была в этом уверена. – Не знаю. Вуди прав, когда говорит, что мне нельзя доверять. Он понимает, что, несмотря на все обещания, которые я даю, бывают случаи, когда я над собой не властна. – И именно поэтому он и не будет тебя снимать. Инспектор подняла глаза на напарника. – Он же многое про тебя знает, а ты все еще работаешь. Тебя ни разу не вызывали на дисциплинарную комиссию, что, если хочешь знать правду, шокирует кого угодно. Но он уверен, что ты способна работать на результат и не будешь ни спать, ни есть, пока его не добьешься. Особенно в том, что касается этого случая. Ким ничего не сказала. Преступление действительно задело ее за живое, и Вуди вполне мог это почувствовать. – И есть еще одна причина, по которой он тебя не отстранит, – добавил Брайант. – Какая же? – Он будет полным идиотом, если это сделает, а Вуди – и мы оба это знаем – совсем не идиот. Стоун тяжело вздохнула и отложила бак. Она искренне надеялась, что ее друг и коллега окажется прав. Глава 23 Никола Адамсон перемотала пленку и еще раз просмотрела выпуск новостей. Высокий, крепкий темнокожий мужчина по имени Вудворд подтвердил, что на территории бывшего детского дома в Крествуде было обнаружено мертвое тело. Его короткое заявление сопровождалось кадрами аэрофотосъемки того места, которое она когда-то называла своим домом. Танцовщица почувствовала мгновенное облегчение. Наконец-то они решатся вскрыть все секреты этого богом забытого места! А потом пришел страх. Как Бет отнесется к этим новостям? Никола знала, что ее сестра не будет с ней откровенна. В детстве они были очень близки друг с другом – ведь у них больше никого не было. Они делились абсолютно всем. Никола попыталась вспомнить, когда все это изменилось. Они отдалились друг от друга после Крествуда. Четыре года назад, когда старшая из близняшек лежала при смерти с инфекционным мононуклеозом, младшая вернулась, но как только Никола покинула палату интенсивной терапии, она вновь исчезла. Неделю назад Бет появилась вновь, и, хотя Никола было не совсем удобно делить свою квартиру еще с кем-то, она была счастлива, что ее сестра вновь с нею. Правда, голос где-то в подсознании не переставал задавать один и тот же вопрос: надолго ли? Когда Бетани не было рядом, Никола чувствовала, что лишилась части самой себя, а когда она появлялась, старшая сестра начинала нервничать, не уверенная в реакции младшей на то, что происходило вокруг. Бет изменилась. В ней появилась отстраненность и холодность, которая наложила свой неприятный отпечаток на ее лицо и заставила младшую Адамсон нетерпимо относиться к окружающим. Никола чувствовала, что радость навсегда покинула ее сестру. Танцовщица проверила содержимое духовки. Она решила приготовить любимые блюда Бет – панированные кусочки цыпленка и картофельные оладьи с чуточкой кетчупа. Девушка улыбнулась. Было странно, что Бетани никак не перерастет эти детские привычки. Несмотря на всю разницу между ними, Никола хотела бы упрочить свои связи с сестрой, поэтому искренне стремилась понять, что заставило их разойтись. Она надеялась, что они, в пижамах, устроятся перед телевизором и посмотрят какой-нибудь фильм, наслаждаясь детской едой, которая, может быть, сможет достучаться до памяти Бет. Совместное проживание было, конечно, далеко от идеала, но Никола была готова терпеть некоторые неудобства ради удовольствия вернуть сестру. И она сделает все возможное, чтобы сестра осталась с ней. Глава 24 Ким появилась в офисе после сорокаминутной беседы с Вуди. Три пары глаз с надеждой уставились на нее. – Я остаюсь, – объявила инспектор. Все находившиеся в комнате дружно выдохнули. – Остеоархеолог-криминалист, – продолжила Стоун, – подтвердил, что кости принадлежат человеку и что они достаточно свежие, так что вся территория теперь является местом преступления. Черис осталась с нами и теперь возглавит археологическую часть проекта, а из Данди к нам скоро приедет антрополог-криминалист. В Университете Данди находился крупнейший центр по изучению и идентификации человеческих останков, в котором вот уже многие годы проводилось обучение антропологов-криминалистов. ЦИИЧО регулярно привлекался к проведению сложных экспертиз по идентификации трупов как в Англии, так и за рубежом. Вуди, которому хотелось, чтобы в суде свидетельствовали только специалисты высшей квалификации, пришлось надавить на некоторые кнопки. – Что там у нас с сотрудниками Крествуда? – задала Стоун новый вопрос. – Я исключил всех, кто работал временно или по краткосрочному трудовому соглашению, – доложил Доусон, сверяясь со своей записной книжкой, – и у меня осталось еще четыре фамилии постоянных сотрудников, которые работали в доме в то время, когда он сгорел. Как мы знаем, Тереза Уайатт была там заместителем директора, а Том Кёртис – шеф-поваром. Директором был мужчина по имени Ричард Крофт. Кроме того, в доме много лет работала сестрой-хозяйкой Мэри Эндрюс, а также двое ночных охранников, которые еще и выполняли разные хозяйственные работы. Пока мне только удалось установить, что Мэри Эндрюс находится в доме для престарелых в Тимбертри… – А Ричард Крофт – это не член парламента от консерваторов из Бромсгроува? – прервала коллегу Ким. Она готова была поклясться, что читала в газете статью о том, как Крофт совершил какой-то благотворительный велопробег. – То же имя, но мне пока не удалось связать его… – Передай все это Стейс, – велела Стоун и увидела, как окаменело лицо Доусона. – Стейси, как там насчет имен детей, содержавшихся в Крествуде? – Нашла пока семерых и большинство из них через «Фейсбук». Ким закатила глаза. – О Крествуде не так много письменной информации и еще меньше людей, готовых о нем говорить, – пожала плечами Вуд. – Как я понимаю, младшие дети к тому времени уже были расселены по приемным семьям или по другим детским учреждениям в округе. Еще шесть или семь вернулись к своим родственникам, так что во время пожара в доме оставалось человек десять воспитанников. – Ужас. Поиски могут превратиться в настоящий кошмар. – Для простых смертных – может быть. Ким улыбнулась. Стейси обожала трудные задачи, так что для нее это будет настоящим испытанием. – Хорошо. Брайант, заводи. Сержант схватил свой пиджак и вышел из комнаты, Ким зашла в кутузку, чтобы переодеть свои мотоциклетные сапоги. Занимаясь этим, она слушала обрывки разговора, происходившего в общем кабинете. – А цветы ты пробовал? – спрашивала Стейси. – Конечно, – отвечал Доусон. – Конфеты? – Естественно. – Драгоценности? На это ответа не последовало. – Ты что, вправду не попробовал драгоценности? Запомни, Кев, ничто лучше роскошного ожерелья не сможет подкрепить фразу: «Прости меня за то, что я аморальный сукин сын». – Отвали, Стейси. Ты-то откуда об этом знаешь? – Я-то знаю, красавчик, потому что я настоящая же-е-е-е-нщина. Ким улыбнулась, завязывая правый шнурок. – Ага, как же! – хмыкнул Кевин. – Но, к сожалению, любовная жизнь, которая проходит в мире гоблинов, не считается. Мне нужен совет женщины, которая встречается с мужчинами. Я имею в виду реальных мужчин. Беседа прекратилась, когда в офисе снова появилась начальница. – Стейс, теперь на тебе и сотрудники, и воспитанники, – заявила она. Казалось, что Доусон окончательно запутался. – Одевайся, и поехали со мной, – велела ему Стоун. Кевин снял пиджак со спинки стула. – Я бы на твоем месте захватила пальто. Тебе придется поработать с криминалистами на месте преступления. – Правда, командир? – Лицо молодого человека просветлело. – Я должна мгновенно узнавать обо всем, что там происходит, – кивнула Ким. – И я хочу, чтобы ты всех там довел до белого каления. Задавай вопросы, ходи за ними по пятам, встревай в разговоры, и как только услышишь какие-то новости – немедленно сообщай мне. – Так точно, командир, – с готовностью произнес Доусон и спустился вместе с начальницей к ожидающей машине. – Пристегнитесь, дети мои, – посоветовал Брайант, выезжая с парковки. В заднем зеркале Ким увидела возбужденное, энергичное лицо Кевина и, отвернувшись, стала смотреть в окно. Может быть, она ничего не понимает в вопросах мотивации персонала, но, по закону больших чисел, время от времени ее решения будут оказываться правильными. Глава 25 Площадка, которую Стоун покинула вчера, сегодня превратилась в небольшой городок, огороженный стеной. По краю участка шла легкая металлическая ограда. Два выхода, расположенные вверху и внизу участка, охраняли четыре констебля. Остальные стояли вокруг изгороди, на расстоянии прямой видимости друг от друга. Охрана периметра вполне удовлетворила Ким. Рядом с верхним краем площадки устроили загон для журналистов, но сейчас все они бродили вдоль ограды. На самой площадке были установлены две белые палатки. Одна стояла прямо над раскопом, а во второй техники хранили свои инструменты. Инспектор направилась прямо в первую, но оказалось, что она не готова к тому, что ожидало ее внутри, и к тому впечатлению, которое на нее произведет скелет, лежащий в канаве. Она видела множество мест преступления и наблюдала тела в различных стадиях разложения, но здесь перед ней оказались просто кости. Когда на костях присутствуют остатки человеческой ткани, то кажется, что их еще можно вернуть семье для захоронения и оплакивания. А вот голые кости были лишены всякой индивидуальности – они напоминали собой фундамент здания без самой постройки, которая и делала его уникальным. Ким совершенно не понравилось то, что ей пришлось увидеть. Кроме того, она была также сильно шокирована тем крохотным объемом, который занимал скелет. – И что, никакой одежды? – спросила Стоун у археолога-криминалиста, который оказался рядом. – Доброе утро, инспектор, – произнесла Черис Хьюз. Черт возьми, вечно она забывает поздороваться! – Отвечая на ваш вопрос, хочу сказать, что это не значит, что на жертве не было никакой одежды. Все дело в том, что у разных тканей разные периоды деградации и разложения. Все зависит от того, как долго они находятся в земле. Хлопок исчезнет лет через десять, а вот шерсть будет сохраняться многие десятилетия, – Черис повернулась к инспектору лицом. – Я не была уверена, что вы вернетесь. Они отошли в сторону, чтобы не мешать технику фотографировать скелет со всех возможных ракурсов. Рядом с костями лежал маркер желтого цвета. – Вчера у нас так и не было времени поболтать, – заметила Ким. Хьюз убрала выбившуюся прядь волос за ухо. – На меня вы не произвели впечатления болтушки, ну да ладно… Мне двадцать девять лет, я не замужем, детей нет. Любимый цвет – желтый. Обожаю чипсы со вкусом цыпленка и в свободное от вязания время являюсь членом Территориальной армии[35], – Черис помолчала. – Про вязание я, естественно, наврала. – Все это здорово, но меня не это интересует. – Тогда задавайте вопросы, инспектор. – Насколько вы пригодны для этой работы? – спросила Ким, не моргнув глазом. Ее собеседница попыталась скрыть улыбку, но ее выдали блеснувшие глаза. – Я защитила диплом по археологии в Оксфорде восемь лет назад. После этого четыре года проработала в разных археологических экспедициях, в основном в Западной Африке. Вернулась домой, получила второе образование криминалиста и вот уже два года пытаюсь самоутвердиться в мире, в котором доминируют мужчины. Вам ведь это знакомо, детектив-инспектор, не так ли? Стоун громко рассмеялась и протянула руку. – Рада, что вы с нами. – Благодарю. Теперь, когда мы очистили кости, я жду антрополога, чтобы обсудить с ним вопрос выемки. Мне надо быть уверенной что мы не только не захватим лишнего, но и не оставим ничего важного. Ким посмотрела на криминалиста ничего не понимающими глазами. – Ой, простите, но нам надо быть очень осторожными в этом смысле. Второй раз повторить этого мы уже не сможем. Инспектор все еще ничего не понимала. На какой-то момент Черис задумалась. – Ну, хорошо. Представьте себе землю в виде кирпичной стены. Каждый слой кирпича соответствует определенному временному периоду. Если мы захватим слишком много почвы, то рискуем задеть временной слой, относящийся к периоду, предшествовавшему убийству, а это может дать нам ложную информацию. Стоун кивком дала понять, что все поняла. – Когда кости будут вынуты, мы начнем просеивать почву в поисках улик, – продолжила Хьюз. – Инспектор, я хотел бы вас кое с кем познакомить, – услышала Ким знакомый голос Китса, своего любимого патологоанатома. – Инспектор-детектив Ким Стоун, позвольте представить вам доктора Дэниела Бэйта. Он антрополог-криминалист из Данди и будет работать здесь и в моей лаборатории, пока это преступление не будет раскрыто. Мужчина, протянувший ей руку, был на два дюйма выше Ким, и у него была фигура атлета. Лицо с сильным подбородком обрамляли черные волосы, а неожиданно зеленые глаза составляли странный контраст со смуглой кожей. Все трое – Ким, Черис и вновь прибывший – представились друг другу. Рукопожатие у Дэниела оказалось твердым и теплым. Он немедленно двинулся вдоль раскопа, и у Ким появилась возможность понаблюдать за ним со стороны. Доктор Бэйт был совсем не похож на ученого. Скорее, ему подошла бы работа на свежем воздухе, требующая большой физической силы. Одежда, состоящая из джинсов и свитера, тоже не прибавляла ему солидности. – Итак, – произнес Китс, – теперь у нас здесь присутствуют три самых главных человека, которые дойдут до самой сути этого преступления. Один из них найдет улики, второй их объяснит, а третий сложит их все вместе и назовет имя убийцы. Стоун не обратила на это выступление никакого внимания и остановилась возле Бэйта. – Можете что-нибудь сказать после первичного осмотра? – поинтересовалась она. – Да. Я могу подтвердить со стопроцентной уверенностью, что в канаве лежат кости, – ответил ее новый знакомый, потирая подбородок. – Это я и сама вижу, доктор Бэйт, – вздохнула Ким. – Как я понимаю, вы ждете каких-то немедленных откровений, но я еще не дотрагивался до костей, а без этого я не могу высказывать никаких предположений. – Это что, твой родственник? – повернулась Ким к Китсу. – Я знал, что вы двое понравитесь друг другу, – рассмеялся тот. – Не могу поверить, что вам нечего сказать… – Стоун вновь посмотрела на Дэниела. – Ну, хорошо. Этот несчастный находится здесь никак ни менее пяти лет. Тело нормального взрослого полностью разлагается за период от десяти до двенадцати лет, а подростки разлагаются в два раза быстрее. Первая стадия разложения называется автолизис – имеется в виду разрушение ткани энзимами, которые появляются в мертвом теле. Вторая стадия – гниение, когда мягкие ткани уничтожаются присутствующими микроорганизмами. В этом случае они постепенно превращаются в жидкость и газ. – Вас, наверное, часто приглашают с выступлениями на вечеринки, док? – спросила Ким. Мужчина расхохотался. – Прошу прощения, инспектор, но я совсем недавно вернулся из учреждения в Ноксвилле, штат Кентукки, где от тел избавляются всеми возможными способами, для того чтобы определить… – Пол? – задала Стоун следующий вопрос. – Только после того, как угостите меня обедом, инспектор. – Совсем не смешно. Что, даже предположить не можете? Бэйт покачал головой. Ким закатила глаза. – Только не надо мне говорить, что у вас не было времени поработать с телом в лаборатории! – воскликнула она. – Боюсь, что и это ничего не изменит. Если мы говорим о подростке, то изменения костей, связанные с половым созреванием, еще не произошли. Если же нашей жертве от шестнадцати до восемнадцати, то у нас может появиться шанс определить пол, основываясь на изменении пелвиса[36]. Но если жертва моложе, то мало кто из специалистов рискнет назвать пол по костям еще не сформировавшегося человека. – Значит ли это, что существуют другие способы? – Есть технологии, которые позволяют выделить Х- или Y-хромосомы из ДНК, полученной из зубной ткани. Но это и дорого, и очень долго. Вообще, гораздо проще определить возраст подростка, чем его пол. Для этого мы можем исследовать рост и развитие костей, зубов и то, насколько заросли роднички на черепе. Приблизительный возраст я смогу сообщить вам сегодня попозже. – Ну, а если навскидку? Бэйт посмотрел на женщину. В его глазах появились упрямство и вызов. – Назовите мне дату, время и место ареста убийцы. – Это будет профессор Плам, и мы арестуем его в библиотеке, в четверг, восемнадцатого, в одиннадцать часов утра, – ничуть ни смутившись, ответила Ким. – Да, и вот еще что, хоть вы и не спрашивали: в руках у него будет свечка. – Я ученый, так что не умею гадать. – Но вы же можете сделать какие-то выводы из… – Китс! – крикнул Дэниел поверх головы Стоун. – Прошу вас прекратить этот допрос, пока я не признался в похищении Линдберга[37]. Ким понравился его шотландский акцент, который перекрывал заполнявший палатку акцент Черной Страны. Если она прикроет глаза, то он будет звучать почти как Шон Коннери[38]. Почти. – Говорил же я, что вы сразу полюбите друг друга, – заметил Китс с ухмылкой. – Дэниел, только что привезли коробки. Инспектору пришлось отодвинуться от края канавы, так как в палатку вошли техники с чистыми пластиковыми коробками в руках. Женщина уже совсем запуталась, кто к какой команде принадлежит, и была рада, что на месте преступления останется Доусон, а не она. Если ей придется пообщаться с этим тормозом в образе врача еще хоть немножко, то здесь может произойти второе убийство. – Завела себе нового друга? – поинтересовался Брайант. – Ага. Он такой затейник! – усмехнулась Стоун. – Настоящий ученый? – Ну да, я ему так и сказала. – Готов поспорить, что ему это понравилось. – Вот этого я так и не поняла. Брайант слегка закашлялся. – Тебе, шеф, всегда было сложно разбираться в эмоциональных реакциях других людей на вашу персону, да? – Брайант, пошел в ж… – Нет-нет-нет! – раздался крик доктора Бэйта, и он спустился в раскоп. Его голос был громким, и в нем слышалась привычка командовать. Все замерли. Дэниел опустился на колени рядом с мужчиной, который работал с черепом. Черис присоединилась к ним и устроилась рядом. Все молчали, пока двое ученых о чем-то переговаривались. Наконец, доктор повернулся и посмотрел прямо на Ким. – Инспектор, у меня, кажется, есть что вам сказать. Женщина подошла поближе и затаила дыхание, а потом спрыгнула в раскоп и встала рядом с ним. – Говорите. – Вы видите вот эти кости? Ким кивнула. – Затылочная кость примыкает к шее, которая состоит из семи позвонков. Сверху вниз это С-один – первый позвонок, затем идет С-два, второй, и так далее до С-семь, последнего. Палец Дэниела двигался по шее, показывая на шейные позвонки, и Стоун заметила, что между третьим и четвертым было ясно видно свободное пространство. Инстинктивно она подняла правую руку и пощупала свою шею. Как, черт возьми, он умудрился заметить это с такого расстояния? – Так поясните же для непонятливых, док! – воскликнула инспектор. – Могу сказать вам, что ваша жертва, без всякого сомнения, была обезглавлена, бедняжка, – объявил Бэйт. Глава 26 – Пошли Брайант. Нам пора, – сказала Ким, вылезая из ямы. Она взглянула на «Тойоту» – пикап и методом исключения определила, что эта машина принадлежит доктору Дэниелу Бэйту. Корпус над ободом запасного колеса был сильно помят, а весь автомобиль покрывал толстый слой грязи. – Боже, а это еще что такое?! – воскликнула Ким, отпрыгивая назад. – Э-э-э-э, вообще-то, это называется собакой, шеф, – сообщил ей Брайант. Стоун нагнулась ближе и вгляделась в мохнатую морду, которая, в свою очередь, смотрела на нее через заднее пассажирское боковое стекло. – Брайант, мне это только кажется, или… – нахмурилась Ким. – Нет, шеф, не кажется. У нее действительно только один глаз. – Инспектор, прекратите дразнить мою собаку, – сказал Дэниел Бэйт, подходя ближе. – Уверяю вас, что она ничего не знает. – Вот видишь, Брайант, собаки – всегда точная копия своих хозяев, – повернулась Стоун к сержанту. – Знаете, инспектор, после того, как меня сегодня разбудили в четыре утра, и после того, как мне пришлось провести за рулем три с половиной часа, мне трудно назвать вас подарком на день рождения. – Она что, слепая? – спросила Ким, когда он открыл дверь машины. Собака выпрыгнула на улицу и уселась на землю. Доктор Бэйт пристегнул поводок к ее красному ошейнику и покачал головой. – Она все прекрасно видит правым глазом. Стоун решила, что эта собака – белая немецкая овчарка. Она сделала шаг вперед и дотронулась рукой до ее носа. – А она не кусается? – Только если речь идет о чересчур заносчивых детективах. Ким еще раз закатила глаза и погладила собаку по голове. Ее шкура была мягкой и теплой. Стоун запуталась. Если Бэйт ехал на машине, то ему должно было понадобиться значительно больше, чем три часа, чтобы проделать 350 миль от Данди… – А что она здесь делает? – Инспектор вновь повернулась к Бэйту. – После завершения предыдущего дела мы решили отдохнуть несколько дней. И как раз изучали площадки для скалолазания в Чеддере, когда мне позвонил босс. Я оказался ближе всех к вашему городу. В голосе Дэниела не было никакого недовольства – он просто как бы подтверждал то, что такие звонки были частью его работы. Ким почувствовала, как нос собаки тычется ей в правую руку, которой она прекратила гладить ее голову. – Вы только посмотрите, инспектор, – сказал доктор Бэйт с лукавым блеском в глазах. – Наконец-то на площадке появилось хоть одно живое существо, которому вы нравитесь. Стоун уже собралась было послать его на три буквы, но в это время зазвонил ее телефон. Она нажала кнопку, а Дэниел развернулся и пошел вместе с собакой к верхнему краю участка. – Что случилось, Стейс? – А вы где? – Собираемся уезжать с раскопок. А в чем дело? – А скажите, вы смотрите сейчас на верхний или на нижний край участка? – Что? – Мне удалось разыскать Уильяма Пейна, одного из ночных охранников. – Давай адрес. – Посмотрите на подножие холма. Там вы увидите семь домов, стоящих в ряд. Так вот, его дом прямиком в самом центре. Все пространство перед ним и позади него покрыто каменными плитами. – А это-то ты откуда знаешь? – Ким уже спускалась по холму. – Карты «Гугл», командир. Стоун покачала головой и разъединилась. Иногда Стейси выводила ее из себя. – И куда же мы все-таки идем? – поинтересовался Брайант. – Поговорить с нашим первым свидетелем. – Здесь? – уточнил сержант, когда Ким открыла калитку, доходившую ей до груди. Передний двор был весь покрыт устрашающего вида серыми каменными плитами. Дорожка начиналась прямо у калитки и шла под уклон до самой входной двери. Полицейские постучали дважды. Дверь открыл высокий мужчина с абсолютно белой копной волос на голове. – Уильям Пейн? – обратилась к нему Стоун. Мужчина кивнул. – Мы можем войти? – спросил Брайант, демонстрируя свой полицейский значок. Хозяин дома нахмурился и не сделал никакой попытки отойти в сторону. – Я ничего не понимаю. Вчера у нас уже был полицейский, и он записал все подробности. Прежде чем заговорить, Ким посмотрела на Брайанта. – Мистер Пейн, мы пришли в связи с расследованием, которое ведется в отношении Крествуда. И я сюда никого не посылала. На лице мужчины появилось понимание. – Ну конечно, прошу вас, заходите. Он отошел в сторону, и Стоун окинула его оценивающим взглядом. Из-за цвета волос он казался старше, чем был на самом деле. Создавалось впечатление, что в этом человеке идут два независимых друг от друга процесса старения. По его лицу можно было решить, что ему где-то между сорока и сорока пятью. – Только прошу вас, потише. У меня дочь спит, – попросил Уильям. У него был приятный низкий голос, в котором начисто отсутствовал акцент жителя этих мест. – Проходите, – прошептал он. Затем хозяин провел полицейских в помещение, которое занимало весь этаж дома. В первой половине этого помещения располагалась гостиная, а за ней был виден обеденный стол со стульями, который стоял возле большого окна, выходившего из патио во внутренний дворик. Идеально выложенная каменными плитами, его поверхность не оставляла никакого места для травы или кустов. Внезапно Ким услышала шум за спиной. Это были какие-то ритмичные глухие звуки, и оказалось, что они шли от прибора, который выглядел как аппарат искусственной вентиляции легких. К аппарату была подсоединена девочка, которой Стоун дала бы на вид лет пятнадцать. Ее кресло на колесиках было хитроумным изобретением, к которому была присоединена еще и капельница. К левому подлокотнику кресла была привязана красная кнопка экстренного вызова, напрямую связанная со службой «Скорой помощи», какие обычно использовали обездвиженные пациенты. Инспектор поняла, что если бы кнопка висела у девочки на шее, то от нее было бы мало толку, поэтому ее и поместили менее чем в дюйме от ее левой руки. Фланелевая пижама больной была украшена изображениями Бетти Буп[39], но они не могли скрыть атрофию тела, которое прикрывала одежда. – Это моя дочь Люси, – сказал Уильям Пейн из-за спины Ким, затем наклонился вперед и с нежностью убрал за ухо девочки выбившуюся прядь волос. – Прошу вас, присаживайтесь, – сказал он, провожая нежданных гостей к невысокому столику. Фоном звучала негромкая музыка Джереми Кайла. – Могу я предложить вам по чашечке кофе? Оба детектива согласно кивнули, и Пейн вышел на кухню, которая по размерам больше напоминала коробку и находилась рядом с гостиной. Прежде чем принести кофе, хозяин дома поставил на стол три металлические подставки, на которых затем поместились три фарфоровые кружки. Запах кофе был просто восхитителен, и Ким мгновенно отпила глоточек. – «Колумбийское золото»? – спросила она. – Это мой единственный недостаток, инспектор, – улыбнулся мужчина. – Я не пью и не курю. У меня нет спортивной машины, и я не охочусь за женщинами. А вот без хорошего кофе я не могу жить. Стоун кивнула и сделала еще один глоток. Брайант же выпил свою порцию с таким видом, как будто его напоили растворимым «Теско»[40]. – Мистер Пейн, не могли бы вы… – начал он и остановился, почувствовав, как Ким толкнула его в ногу. Этот допрос она проведет сама. – А можем мы узнать, чем больна Люси? – спросила инспектор. – Ну конечно, – улыбнулся Уильям. – Я всегда рад поговорить о своей малышке. Ей пятнадцать лет, и она родилась с мышечной дистрофией[41]. – Он не отрываясь смотрел на свою дочь, и это дало Ким возможность открыто понаблюдать за ним. – Мы рано поняли, что с нею что-то не так. Она поздно начала ходить и так и не перестала передвигаться неуклюжими шажками. – А мать Люси здесь? – спросила Стоун, оглядываясь. Уильям перевел на нее взгляд; на его лице было написано искреннее удивление. – Простите. Иногда я совсем забываю, что у Люси была мать. Просто мы слишком долго живем с ней вдвоем. – Я понимаю, – сказала Ким, подаваясь вперед; его голос понизился до еле слышного шепота. – Мать Люси – совсем не плохой человек, но у нее были свои ожидания, в которых не было места неизлечимо больному ребенку, – объяснил Пейн. – Вы только постарайтесь меня понять. Я уверен, что абсолютно любой родитель мечтает об идеальном ребенке. И эти мечты не включают в себя круглосуточный уход за человеком, который никогда не сможет сам себя обслуживать… Прошу прощения. Он взял салфетку и вытер слюну, катящуюся по подбородку дочери. – Еще раз простите. В любом случае, Элисон честно боролась в самом начале, особенно когда еще оставались какие-то проявления нормальности, на которые можно было опереться. Но болезнь продолжала прогрессировать, и у нее просто закончились силы. К тому моменту, как жена уехала, она уже просто не могла видеть Люси и месяцами к ней не приближалась. Так что мы оба решили, что ей лучше пожить без нас. Это произошло тринадцать лет назад, и с тех пор мы о ней ничего не слышали и не видели ее. Несмотря на то, что все это было произнесено равнодушным голосом, Ким почувствовала скрытую боль сидящего перед нею мужчины. Хотя он и относился к матери Люси с более заметным пониманием, чем отнеслась бы к ней сама Стоун. – Именно поэтому вы согласились на ночную работу в Крествуде? – До этого я занимался ландшафтным дизайном, – кивнул Пейн. – Но работать и ухаживать за Люси оказалось мне не по силам. А ночная смена в Крествуде означала, что весь день я смогу проводить с дочкой. Иногда соседка приходила и сидела с нею по ночам. – И вы не женились во второй раз? – спросил Брайант. Уильям покачал головой. – Нет. Я поклялся любить Элисон всю жизнь. Может быть, для закона развода и достаточно, но Господь его не приемлет. Ким подумала, что встретить кого-то, кто согласился бы ухаживать за чужим и к тому же смертельно больным ребенком, было практически нереально. Из угла послышался булькающий звук, и Пейн вскочил. Через мгновение он уже был возле дочери. – Доброе утро, милая. Как спалось? Хочешь попить? Хотя инспектор и не заметила никаких движений, было очевидно, что отец и дочь каким-то образом общаются друг с другом, потому что Уильям взял питательную трубку и поместил ее у Люси между губами. Указательный палец на правой руке девочки дотронулся до кнопки на подлокотнике, и в рот ей вылилась порция жидкости. – Хочешь послушать музыку? – Пауза. – Тогда, может быть, аудиокнигу?.. – Уильям улыбнулся. – Ну, тогда повернуться? Тут Ким поняла, что общаются они с помощью подмигивания. Когда Пейн повернул кресло, сотрудница полиции была потрясена бледностью гладкой кожи и прямотой и серьезностью взгляда его ребенка. Она задумалась о том, как печально то, что идеально функционирующий мозг находится в бесполезном теле. Действительно, трудно найти более жестокую судьбу! – Люси всегда сидит у окна так, чтобы видеть улицу. Вчерашняя деятельность заворожила ее, – рассказал хозяин дома. – Мистер Пейн, вы говорили… – Стоун мягко постаралась вернуть его к основной теме разговора. – Ах да, конечно. Так вот, работа в Крествуде была достаточно легкой. Мне надо было только убедиться, что все замки надежно заперты, чтобы девочки не разбежались и чтобы никто не мог попасть в дом с улицы, проверить детекторы дыма и доделать то, что не успевали доделать дневные работники. Мне это было очень удобно, и я расстроился, когда все это подошло к концу. – Вы имеете в виду пожар? Пейн кивнул. – Хотя, по правде говоря, лавочку по-любому хотели прикрыть, но я надеялся, что все это продлится еще несколько месяцев. – В ту ночь вы работали? – Нет, это была смена Артура, но я сразу же услышал сигнал тревоги. Понимаете, я сплю в спальне, которая выходит на шоссе. – И что вы сделали? – Я проверил Люси, а затем перебежал дорогу. Артур вывел почти всех девочек, но стал задыхаться от дыма. Так что я бросился внутрь и в последний раз проверил все помещения, чтобы убедиться, что там никого не осталось. Первыми появились мисс Уайатт и Том Кёртис, и вот тогда начался настоящий кавардак. Все составляли какие-то списки, чтобы убедиться, что ни одна из девочек не пропала. Парамедики забирали девочек, чтобы перевязать небольшие порезы и ожоги, и никому об этом не говорили. Я тоже пытался как-то помочь, но, мне кажется, делал только хуже. Так что когда стали подъезжать остальные сотрудники, я просто ушел. – И во сколько это случилось? – уточнила Стоун. – Думаю, около половины второго. – А источник возгорания удалось определить? – Честно говоря, не знаю. Не представляю, насколько тщательно они его искали. Ведь никто серьезно не пострадал, а здание и так было уже приговорено. – Вы знаете, что и Терезу Уайатт, и Тома Кёртиса недавно убили? – Милая, мне кажется, что настало время послушать музыку, – сказал Пейн, вставая и подходя к дочери. Ким не заметила никакого мигания со стороны больной, но Уильям надел ей наушники и включил музыку. – Она великолепно слышит, инспектор, – объяснил он гостье. – В таких случаях четырнадцатилетних детей обычно просят выйти из помещения. Считайте, что это наш эквивалент уходу из комнаты. Стоун готова была откусить себе язык. Сама того не желая, она относилась к Люси как к пустому месту, – и все из-за ее неподвижности. Больше она подобной ошибки не повторит. – Что вы можете рассказать об убитых? – Не так уж и много. Я редко виделся с дневными сотрудниками. Иногда Мэри, сестра-хозяйка, дожидалась меня и передавала мне все слухи. – И какие же это были слухи? – В основном о том, как собачились мисс Уайатт и мистер Крофт. Мэри говорила, что это надо было видеть. – А вам не приходит в голову, кто мог бы хотеть причинить зло кому-нибудь из девочек? Уильям заметно побледнел и уставился в окно. – Но вы же не думаете, что… вы же не думаете, что тело, найденное в земле, принадлежит какой-то из воспитанниц Крествуда? – Мы не можем полностью исключить это. – Прошу прощения, но не думаю, что я могу вам в этом как-то помочь. Неожиданно Уильям встал. Выражение его лица резко изменилось. И хотя хозяин говорил все тем же тоном, было видно: он решил, что их время истекло. – Так как насчет девочек? – настойчиво вмешался в разговор Брайант. – Они доставляли вам много хлопот? – Да не очень, – ответил Пейн, постепенно отодвигаясь от полицейских. – Было среди них несколько бунтовщиц, но в основном это были нормальные, спокойные дети. – А что вы в данном случае подразумеваете под «бунтовщицами»? – Да ничего. То же, что и все. Было ясно, что Уильям Пейн ждет не дождется, когда они уйдут, и Ким начала понимать почему. – А что именно… – попытался все же добиться ответа ее коллега. – Брайант, мы закончили, – сказала инспектор, поднимаясь. Уильям с благодарностью посмотрел на нее. – Но я бы хотел… – запротестовал сержант. – Я сказала – хватит. – В голосе женщины прозвучала угроза. Брайант закрыл блокнот и встал. – Благодарю вас за беседу, мистер Пейн, – произнесла Ким, проходя мимо Уильяма. – Мы не будем вас больше задерживать. С этими словами она подошла к креслу больной девочки, остановилась и легко дотронулась до ее левой руки. – До свиданья, Люси. Мне было приятно познакомиться с тобой. В дверях Стоун обернулась. – Мистер Пейн, еще один короткий вопрос. За кого вы нас приняли в самом начале, когда мы только появились? – Позавчера нас попытались ограбить. Ничего не пропало, но я все-таки решил заявить, – объяснил Уильям. Ким благодарно улыбнулась, и он закрыл за ними дверь. Когда они вышли за ворота, Брайант повернулся к начальнице. – В чем, собственно, дело? Ты что, не заметила, как он изменился, когда мы стали спрашивать насчет девочек? Он не мог дождаться, пока мы уберемся! – Ты все не так понял, Брайант. Инспектор перешла через дорогу и остановилась, осматривая дом. Из всех семи зданий он был единственным, на воротах которого была установлена охранная система. Источник инфракрасного излучения и сенсор были направлены прямо на ворота, а чуть раньше Стоун заметила, что такой же датчик был установлен на заднем дворе. Шестифутовая изгородь была по верху украшена шипами против кошек. Обычно домушники не связываются с самыми охраняемыми домами в окрестностях. А в случайные совпадения Ким никогда не верила. Брайант продолжал кипеть. – Как ты можешь знать, что я понял, когда ты не дала мне даже шанса попытаться что-то выяснить? Он очень нервничал, шеф! Поднимаясь вверх по холму, Ким покачала головой. Она прошла мимо Дэниела Бэйта, который с собакой на поводке возвращался к машине. – Привет, инспектор. Все никак не можете нас забыть? – улыбнулся он. – Точно, док. Не могу, – ответила Стоун, даже не остановившись. – Шеф, что, черт возьми, происходит?! – выпалил Брайант, когда они подошли к машине. – Раньше ты никогда не боялась прямой конфронтации. Этот парень настолько разнервничался, а ты просто взяла и ушла! – Вот именно. – Он уже был готов вышвырнуть нас силой! – Вот именно. Ты абсолютно прав, – Ким повернулась и посмотрела на своего друга поверх крыши машины. – Потому что ему срочно надо было поменять подгузник своей дочери. Глава 27 Дом для престарелых был идеально симметричен. Во входном шлюзе, друг напротив друга, располагались две стеклянные двери. По правую руку от Ким оказался крохотный офис, в котором стояла пара столов и сидела женщина в черной футболке. Привратник. – Могу я чем-то помочь? – Инспектор скорее прочитала по губам, чем услышала вопрос через стеклянный барьер, который их разделял. – Мы хотели бы поговорить с одной из ваших пациенток, – сказала Стоун. Служащая пожала плечами, явно не поняв, что ей сказали. Ким указала на раздвигающиеся двери, но женщина покачала головой и произнесла одними губами: «Только в случае тревоги». На мгновение инспектор почувствовала себя закрытой в какой-то дезактивационной камере. Она показала на внутренние раздвижные двери. Женщина кивнула и, в свою очередь, ткнула пальцем в журнал, который лежал справа от окна. Правой рукой она сделала какой-то пишущий жест, и Ким поняла, что ей велят записаться в журнал. – Это сразу заставило меня вспомнить о мировых достижениях в сфере коммуникаций, – пробормотала она Брайанту. Они записались и стали ждать сигнала. Войдя в здание, Стоун тут же поняла, что в нем живут два мало связанных друг с другом сообщества людей. С левой стороны находились еще ходячие резиденты. Кто-то передвигался при помощи ходунков, а некоторые сидели в креслах на колесах, погруженные в беседу. На экране телевизора Филип Шофилд[42] бубнил что-то о том, как надо управлять своими собственными деньгами. Все резиденты повернулись и теперь смотрели в сторону полицейских – новых, свежих посетителей с незнакомыми лицами. С правой стороны звуков почти не доносилось. Сестра провезла тележку с набором лекарств для раздачи больным. На них никто и не посмотрел. Женщина за стеклом вышла из своей комнатки. Прямо над левой грудью она успела прикрепить именной знак с надписью: «КЭТ». – Могу я вам чем-нибудь помочь? – Мы хотели бы переговорить с одной из ваших пациенток, – сообщила ей инспектор. – С Мэри Эндрюс. Кэт подняла руку к горлу. – Вы ее родственники? – Мы из полиции, – ответил Брайант. Он еще продолжал говорить, но по реакции женщины Ким поняла, что случилось что-то малоприятное. Они опо-з-дали. – Мне очень жаль, но Мэри Эндрюс умерла десять дней назад. Еще до того, как все началось, машинально подумала Ким. Или, может быть, именно с этого все и началось? – Спасибо, – ответил Брайант. – Мы переговорим с патологоанатомом. – А это еще зачем? – спросила Кэт. – Чтобы узнать, от чего она умерла, – пояснил сержант. Ким развернулась и толкнула дверь, но та оказалась запертой. – Вскрытия Мэри Эндрюс не было, – ответила служащая. – Она была неизлечимо больна – рак поджелудочной железы, – так что ее смерть никого сильно не удивила. Не было никакого смысла подвергать ее семью дополнительным испытаниям, так что ее выписали прямо к Хиктонам. Ким не надо было объяснять, о чем идет речь. Любой в округе знал имена владельцев кладбища Крэдли Хит. Они хоронили жителей города с 1909 года. – В день смерти у Мэри Эндрюс были посетители? – спросила Стоун. – У нас здесь пятьдесят шесть резидентов, так что, думаю, вы извините меня, если я скажу, что не помню. В голосе Кэт звучала враждебность, но Ким не обратила на это внимания. – Но вы не будете возражать, если мы посмотрим ваш журнал посещений? Служащая задумалась на мгновение, а потом кивнула в знак согласия. Она нажала зеленую кнопку, двери раздвинулись, и Ким смогла пройти во входной шлюз. Пока она листала журнал, Брайант ногой придерживал дверь, чтобы та не закрылась. – Сэр, или вы дадите двери закрыться за вами, или сейчас прозвучит тревога, – предупредила его Кэт. Получив по заслугам, сержант тоже вышел во входной шлюз. – Что с тобой происходит? Ты что, имеешь что-то против стариков? – спросила Стоун, заметив внезапно окаменевшее лицо Брайанта. – Да нет. Просто такие места вгоняют меня в депрессию, – проворчал тот. – Что? – переспросила Ким, перевернув еще пару страниц. – Ну, когда начинаешь понимать, что для них это уже последняя остановка. Когда ты еще в реальном и бескрайнем мире, то может произойти все, что угодно, но когда ты попадаешь в такое место, у тебя остается всего один выход… – Хм-м-м-м, веселые же у тебя мысли… Вот, – сказала инспектор, постучав пальцем по странице. – Десятого числа в двенадцать пятнадцать. В графе «Имя» посетители, которые хотели навестить Мэри Эндрюс, написали что-то совсем не читаемое. Брайант показал пальцем на верхний правый угол фойе. Ким повернулась и постучала по стеклу. Из-за него на полицейских оскалилась Кэт. Инспектор указала на внутренние двери. Раздался зуммер. – Нам надо посмотреть записи с ваших камер наблюдения. Сначала было похоже, что сотрудница дома престарелых хочет послать незваных гостей куда подальше, но потом ее настроение быстро изменилось. – Сюда, – поманила она их за собой. Они прошли следом за ней через основной офис и оказались в маленькой каморке. – Все здесь, – сказала Кэт и вышла. Помещение, в котором они оказались, сложно было назвать комнатой. Здесь хватило места только для стола, на котором стоял старенький монитор и лежал пульт управления. Сбоку пристроился пленочный видеомагнитофон. – О цифровой записи можно и не мечтать, – пожаловался Брайант. – Да, придется удовлетвориться старой доброй пленкой. Только бы они были пронумерованы! – Ким уселась на единственный стул, а ее коллега занялся шкафами с записями. – На нужную нам дату есть всего две кассеты, – сообщил он вскоре. – Одна дневная и одна ночная. Пленки здесь меняют каждые двенадцать часов. – Значит, пишут с временными интервалами. – Боюсь, что так, – Брайант взял кассету. С точки зрения доказательной базы, запись в реальном времени вполне подходила, потому что фиксировала все подряд. А вот при записи с временными интервалами камера включалась через определенные промежутки времени, так что запись воспроизводилась рывками, и изображение выглядело набором фотографий. Ким вставила кассету в видеомагнитофон. Экран осветился, и она перемотала пленку на нужное им время. – Ты видишь то же, что и я? – спросила инспектор через несколько мгновений. – Пленка пришла в полную негодность. Проклятие, на ней ничего не видно! – Как думаешь, сколько раз ее использовали? – спросила Стоун, откинувшись на спинку стула. – Судя по качеству изображения, никак не меньше ста. Пленки для видеокамер внутреннего наблюдения обычно уничтожались после двенадцати циклов, чтобы избежать того, что напарники видели сейчас на экране. Ким продолжала рассматривать размытые фигуры, входящие и выходящие из фойе. – Боже, вот это вполне могла бы быть я сама! – вырвалось у нее. – И это действительно ты, шеф? – серьезно поинтересовался Брайант. Стоун отклонилась назад и открыла дверь. – Кэт! – крикнула она. – Можно вас на минутку? Служащая появилась на пороге. – Знаете, инспектор, вам совсем не обязательно… – Мы забираем эту пленку, – объявила Ким. – О'кей, – пожала плечами Кэт. – Где мы должны расписаться? – Чего? – Брайант!.. – произнесла Стоун в полном изнеможении. Полицейский вырвал листок из своего блокнота и написал на нем порядковый номер пленки, их с Ким имена и название полицейского участка. Работница дома престарелых взяла листок, хотя было видно, что она не понимает, зачем он ей нужен. – Кэт, а вы понимаете, что эта ваша система наблюдения абсолютно бесполезна? – спросила ее Ким. Женщина посмотрела на нее, как на полную идиотку. – Инспектор, это дом престарелых, а не тюрьма для особо опасных преступников. – Она явно почувствовала себя триумфатором. Стоун согласно кивнула, а Брайант занялся изучением своих ногтей. – Вы абсолютно правы… но если бы записи были четче, то мы сейчас, возможно, смогли бы опознать человека, ответственного за два, а то и за целых три убийства. И мы бы постарались лишить его возможности убивать опять. – Ким одарила охваченную ужасом собеседницу приятной улыбкой. – Так что спасибо за ваше время и полезное сотрудничество. – Знаешь, шеф, я всегда знал, что ты страшнее всего, когда улыбаешься, – заявил сержант, когда они вышли на улицу. – Отвези эту пленку Стейси. Может быть, она знает какого-нибудь волшебника, который сможет что-то из нее выжать… – Есть, командир. Куда теперь? Ким взяла у напарника ключи от зажигания. – А теперь, Брайант, прокатимся в средоточие твоих ужасов, – сказала она, широко открывая глаза. – Прямо из дома скорби в дом последнего прощания. – Прекрасно, – вздрогнул детектив. – Но уж если ты за рулем, то постарайся, чтобы эта поездка не оказалась для меня последней, лады? Глава 28 – Серьезно, шеф, слыхал я, было дело, что полиции приходилось гоняться за машинами «Скорой помощи», но вот за катафалком с трупом?.. – Ты же слышал, что сказали в похоронном бюро? – Ким до минимума сократила расстояние до идущей впереди машины. – Ее увезли всего два часа назад. Если мы успеем, то остановим церемонию и потребуем вскрытия. – Родственники точно будут в восторге, – фыркнул Брайант. – Хватит ныть! – А ты заметила, что мы мчимся в крематорий, который находится прямо рядом с раскопками? У тебя нет ощущения, что мы двигаемся по замкнутому кругу? – Ты себе даже не представляешь, как ты прав, – сказала Стоун, сигналя ползущему впереди автомобилю, водитель которой, по-видимому, сбился с пути. Наконец, машина повернула направо. Ким промчалась по Гаррет-лейн на холме, а потом проехала по мосту через канал. Брайанта, сидевшего на месте пассажира, бросало из стороны в сторону. Женщина воспользовалась четвертым съездом с острова и попала прямо на территорию крематория, где и остановилась у самого входа в здание. – Черт, ни машин, ни безутешных родственников! – заметила она. – А может быть, мы слишком рано? – предположил ее друг. – Они вполне могли задержаться дома. Ким промолчала, но вылезла из машины и прошла в здание крематория. Возле стены, окружавшей его, сидела совсем юная девочка со склоненной головой. Не останавливаясь, Стоун прошла вперед. Ее ждала погребальная церемония, которую необходимо было предотвратить. Войдя в помещение, Ким невольно вздрогнула. По обеим сторонам прохода ровными рядами выстроились деревянные скамьи. Центральный проход вел к помосту, который обычно закрывается красными бархатными занавесями. Сейчас они были отдернуты. Справа на возвышении стояла кафедра. На доске за ней были прикреплены тексты трех гимнов. Стоун ощутила всю бездушность этого места. Она редко ходила в церковь, но там все-таки существовал хоть какой-то баланс. Ведь в храмах проходили еще и помолвки и крестины, там молились за будущее, которое уравновешивало потери. Это же место принадлежало только смерти. – Я могу вам чем-нибудь помочь? – раздался голос из ниоткуда. Полицейские посмотрели друг на друга. – Господи боже! – громко прошептал Брайант. – Не совсем так. – Из-за кафедры появилась человеческая фигура. Хотя мужчина и не был слишком толстым, черное облачение священника совсем ему не шло. Лицо его не было таким уж округлым, как можно было ожидать, судя по его фигуре. Черные с проседью волосы густо росли по бокам его черепа, а вот на макушке превращались в подобие хорошо утоптанной лесной тропинки. Стоун решила, что ему где-то около шестидесяти лет. – Может быть, я смогу помочь вам в Его отсутствие? – Голос незнакомца был мягким и ровным, с намеком на какой-то ритм. Приемная мать Ким № 5 специально выработала у себя голос для телефонных разговоров, который был совершенно не похож на тот, которым она говорила в повседневной жизни. «А не может ли у него тоже быть специальный голос для ведения службы?» – подумала сотрудница полиции. – Мы ищем церемонию погребения Мэри Эндрюс, – сказал Брайант. – Вы ее родственники? Сержант предъявил свой значок. – В таком случае, вы здорово опоздали. – Черт! А можно как-то остановить процесс кремации? Священник взглянул на часы. – Она находится там уже около часа при температуре в тысячу сто градусов. Боюсь, что от нее уже ничего не осталось. – Да чтоб тебя… Простите, святой отец! – Я всего лишь проповедник и не имею сана, но я передам ваше извинение по команде. – Спасибо за помощь, – сказал Брайант и стал подталкивать Ким к двери. – Черт побери, черт побери, черт побери… – как заводная повторяла инспектор, пока они шли к машине. Боковым зрением она опять увидела девочку, которая все еще сидела в одиночестве возле стены. У машины Стоун еще раз обернулась. Она заметила, что девочка дрожит, но это была не ее проблема. Она открыла дверь машины и замерла. Это действительно не ее проблема. – Сейчас вернусь, – сказала Ким, захлопывая дверь. Она рысцой подбежала к девочке и остановилась рядом с ней. – Послушай, с тобой все в порядке? Было видно, что девочка удивилась. Она постаралась выдавить из себя вежливую улыбку и кивнула. Ее глаза красными кругами выделялись на бледном лице. На ней были кожаные ботинки на плоской подошве с черно-белыми шнурками и толстые черные чулки, которые накрывала юбка, доходившая ей до колен. Серая блузка пряталась под двубортным пиджаком, слишком старым и слишком большим для нее. Было видно, что костюм был подобран специально для похорон, но не мог защитить ребенка от холода, потому что температура вокруг не превышала двух градусов тепла. Ким пожала плечами и отвернулась. Свой вопрос она задала. Девочка была глубоко опечалена, но в остальном с нею все было в порядке. Теперь она может идти с чистой совестью. Это совсем не ее проблема… – Кто-то близкий? – спросила сотрудница полиции, усаживаясь рядом. – Да, – еще раз кивнула девочка. – Бабушка. – Мне жаль, – посочувствовала Ким. – Но сидение здесь ничего не исправит. – Знаю, но она была мне почти как мама. – И что же ты здесь все еще делаешь? – мягко спросила Стоун. Девочка посмотрела на трубы крематория. Из них валил густой дым, который постепенно растворялся в воздухе. – Я не хочу уходить, пока… Не хочу, чтобы она оставалась совсем одна. Ее голос прервался, и по щекам покатились слезы. Ким сглотнула, когда до нее, наконец, дошло, с кем она разговаривает. – Твою бабушку звали Мэри Эндрюс? Девочка кивнула и прекратила плакать. – Я Пола… а вы откуда знаете? Инспектор не считала нужным сообщать какие-то подробности глубоко расстроенному ребенку. – Я детектив. Ее имя всплыло в связи с тем, что произошло вон там, – указала она в сторону бывшего приюта. – А, ну да, она когда-то работала в Крествуде. Была там сестрой-хозяйкой больше двадцати лет. – Неожиданно девочка улыбнулась. – Она брала меня с собой, когда работала по субботам и воскресеньям. Я помогала ей менять постели и убираться. Правда, не знаю, насколько ей это помогало. И все девочки ее любили, хотя она и была с ними строга. Они ее уважали. Совсем не подшучивали над ней и часто обнимали. – Уверена, что остальные сотрудники ее тоже любили. – Дядя Билли точно, – Пола пожала плечами и опять улыбнулась, а затем кивнула в сторону подошвы холма. – Раньше он жил вон там. – А откуда ты знаешь дядю Билли? – спросила заинтригованная Ким. – Иногда бабуля смотрела за его дочкой, чтобы он мог сходить в магазин, – девочка с улыбкой посмотрела на трубы. – Ей надо было просто сидеть и смотреть за Люси, но моя бабушка не такая. Она всегда находила себе работу по дому и делала ее до его прихода. В основном гладила или пылесосила. А я играла с Люси. А когда он возвращался, бабуля ему ничего не говорила. Ей не нужны были благодарности, она просто любила помогать людям. – Мне кажется, что твоя бабуля была совершенно необычным человеком, – сказала инспектор – и она в это действительно верила. – После пожара мы к ним никогда больше не ходили. Бабушка сказала, что они переехали, – Пола задумалась. – Знаете, после пожара для бабушки многое изменилось. Она никогда не была старой бабушкой, если вы понимаете, о чем я, но после пожара из нее как будто дух выпустили. Ким задумалась, почему Мэри Эндрюс соврала о том, что Уильям Пейн переехал. – А ты пробовала поговорить с ней об этом? – настойчиво возвратилась она к разговору. Стоун знала, что использует в своих целях желание девочки выговориться. Возможность говорить о недавно ушедших помогала их родственникам сохранить их живыми в своих сердцах и душах, помогала сохранить связь с ними. Ким надеялась, что ее помощь ребенку окажется взаимной. – Только один раз, и она на меня очень сильно рассердилась, – кивнула Пола. – Она велела мне никогда больше не вспоминать ни этого места, ни этих людей. Вот я и не вспоминала. Стоун заметила, что ее юная собеседница вся дрожит. Ее тело сотрясали судороги. Из трубы все еще продолжал идти дым. – Знаешь, однажды мне кое-что сказали, и я запомнила это на всю жизнь… – Ким вспомнила, что это произошло на похоронах ее приемных родителей № 4, и ей тогда было тринадцать. Она увидела, как к ней повернулось невинное, без единой морщинки детское личико, полное ожидания хоть какого-то утешения. И таким утешением была для нее Стоун, хотя Пола и не говорила ей об этом. – Мне сказали, что тело – это не что иное, как одежда, которую сбрасывают, когда она больше не нужна. Твоей бабушки больше нет, Пола. Ее одежда доставила ей много горя, но теперь бабушка от нее освободилась. Ким подняла глаза и увидела, что дым стал прозрачнее. – Мне кажется, что одежда исчезла, так что тебе пора идти, – добавила она. – Спасибо вам, – сказала девочка, вставая. – Большое, большое вам спасибо! Инспектор кивнула, и Пола отвернулась от нее. Слова могут утешить горе на какие-то мгновения. Горе, глубоко эгоистичное по своей натуре, – это успокоение для живых. Оно позволяет людям понять, насколько глубоко они ощущают свою собственную потерю, и, в редких случаях, оценить, насколько сожалеют о ней. Ким следила за тем, как Пола бежит вниз по холму. Она хотела было рассказать девочке, что Люси продолжает жить в том же самом доме, но подумала, что у бабушки была какая-то причина солгать внучке, а она должна уважать решения бабушки. Звонок телефона возвратил ее в настоящее. Это был Доусон. – Командир, вы где? – Так близко, что чувствую запах твоего одеколона. – День превращался в худший вариант «Сумеречной зоны»[43]. – Это хорошо, командир, потому что вы срочно нужны здесь. – А что случилось? – спросила Стоун, спеша к машине Брайанта. – Этот магнитометр опять заговорил. Кажется, у нас еще один труп. Глава 29 Ким пешком добралась до места быстрее, чем Брайант на машине. Она пробежала мимо доктора Бэйта и Китса, которые загружали коробки в фургон. Доктор повернулся к ней. – Послушайте, инспектор-детектив, если вы будете продолжать вести себя таким образом, то я могу поставить вопрос о запретительном судебном приказе[44]. – А как насчет того, чтобы отвалить куда подальше? – спросила Стоун, не останавливаясь. Она услышала, как Бэйт сказал Китсу за ее спиной: «Да, ты был совершенно прав», но сейчас ее ничуть не интересовало, в чем же заключалась правота патологоанатома. Инспектор прямиком направилась к группе людей, которая расположилась в сорока футах к западу от первой палатки. То, что место находилось за палаткой, в которой хранилось оборудование, скрывало его от журналистов, и Ким мысленно поблагодарила Господа за этот маленький подарок. – Что здесь происходит? – спросила она хлопочущих вокруг криминалистов. – Гарет на всякий случай проверял оставшуюся территорию, – пояснила Черис, отведя ее в сторону. – Он дошел до этого места, и магнитометр указал на еще одну аномалию. – Боже мой! – Ким засунула пальцы в копну своих волос. – А не может это оказаться чем-то другим? – Такая вероятность всегда существует, – пожала плечами Хьюз, – но понять это мы сможем, только начав раскопки. А пока я хочу показать вам кое-что еще. Ким прошла за Черис в складскую палатку. В ней были установлены складные столы и стоял стойкий запах контейнеров «Тапперэйр[45]». Парочка из них была пуста, но остальные были заполнены различным количеством почвы. – У нас есть несколько мелких металлических фрагментов, которые мне еще предстоит исследовать, но вот это, мне кажется, вас может заинтересовать. – Черис протянула руку к одному из самых маленьких контейнеров, в котором находилась мелкая грязь с вкраплениями, похожими на конфеты-драже. – И что это такое? – удивилась Стоун. Криминалист достала один из шариков и поднесла его к глазам Ким. Это была идеальная розовая сфера с желтоватыми вкраплениями. – Бусина? – наклонилась к находке инспектор. Черис кивнула. – И сколько вы их нашли? – Пока семь. – Браслет? – А вот это уже ваше дело, инспектор, – улыбнувшись, пожала плечами Хьюз. – Хотя всегда есть шанс, что они относятся совсем к другому периоду. – К чему другому? Черис на секунду прикрыла глаза. – Вы помните, что я рассказывала вам о стене из кирпича? – То есть вы хотите сказать, что бусины могут не иметь к трупу никакого отношения? – уточнила она на всякий случай. – Вполне возможно. – Могу я получить фотографии? – Все фотографии, сделанные сегодня, будут у вас на столе завтра утром. Стоун кивнула и вышла из палатки. Место, обнаруженное прибором, было обведено желтым спреем. Ким повернулась к Черис, которая стояла рядом с ней. – А почему вы не копаете? – Сейчас уже почти три часа. У нас осталось всего полчаса дневного освещения. Времени недостаточно. – Да вы что, издеваетесь?! Собираетесь оставить ее здесь до завтра? Хьюз с удивлением повернулась к инспектору. – Прежде всего, мы не уверены, что это не мертвая собака, – здесь она использовала слова самой Ким, которая произнесла их только вчера. – Кроме того, если там лежит еще одно тело, то глупо наделять его половыми признаками, тогда как первое… – Да что с вами, с учеными, происходит?! У вас что, в университетах читают специальный курс под названием «Прощай, свободомыслие»? – Если мы начнем копать сейчас, зная, что не сможем закончить работу до конца дня, мы рискуем открыть захоронение для внешнего воздействия. Так мы можем потерять ценные улики. – Вы все похожи друг на друга, – покачала головой Ким, – как маленькие клоны-андроиды, которые надеются на… – Уверяю вас, что вы не правы. Вчера мы все сделали по-вашему, но сегодня все будет по-моему. Ким бросила на собеседницу сердитый взгляд. – Я понимаю ваше нетерпение, инспектор. – Черис сложила руки на груди. – Более того, по собственному опыту я вас тоже хорошо понимаю, но не позволю заставить себя делать ошибки. Кроме того, мои сотрудники встали сегодня в четыре часа утра, чтобы вовремя сюда добраться. Им необходим отдых. Хьюз уже собралась было уходить, но остановилась. – Я обещаю вам, что за сегодняшнюю ночь с ней точно ничего не случится. – Спасибо… Черис. – Всегда к вашим услугам… Ким. Затем инспектор подошла к Брайанту и Доусону и отвела их в сторону. – Значит, так, ребята. На сегодня вы здесь закончили. Если завтра мы обнаружим еще одно тело, то здесь начнется настоящий тихий ужас. Так что отправляйтесь домой и хорошенько выспитесь. С завтрашнего дня мы работаем в режиме нон-стоп – объясните вашим близким, что нормальные рабочие часы остались в далеком прошлом. – Никаких проблем, командир! – радостно заявил Доусон. Глаза у него потемнели, и в них были видны лопнувшие сосудики, но свой урок он хорошо усвоил. – А что скажет Брайант? – повернулась Стоун к сержанту. – Всегда готов, шеф! – отозвался тот. – Отлично. Брифинг в семь утра. Предупредите Стейси. Ким отошла от них. Внутри у нее все кипело. Она никогда не умела ждать. Глава 30 В гараж Стоун вошла около полуночи. Тихая семейная улица, на которой она жила, погрузилась в уютную тишину. Женщина включила айпод и выбрала ноктюрны Шопена. Фортепианное соло расслабит ее и поддержит до тех пор, пока тело не потребует сна. Уехав с места раскопок, она вернулась в участок, будучи не в состоянии ничем заняться, пока в земле ее ждал потенциальный новый труп. В конце концов, Ким добралась до дома и полностью пропылесосила все комнаты, отдраила кухню и вылила на рабочие поверхности почти полбутылки «Силит Бэнг». Стиральную машину она использовала дважды, и теперь в ее шкафу висели выстиранные, высушенные и отглаженные вещи. И тем не менее, нервное напряжение не проходило, так что Стоун починила сломанную полку в ванной, передвинула мебель в гостиной и разобралась с сушилкой на верхней лестничной площадке. «Наверное, ее надо было просто прочистить», – думала Ким, входя в свое самое любимое помещение в доме. В левой части гаража стоял «Ниндзя», весь нацеленный вперед и готовый к их следующему приключению. На мгновение женщина представила себе, как она всем телом лежит на мотоцикле, прижавшись грудью и животом к бензобаку, с крепко обхватывающими кожаное сиденье бедрами, и заставляет своего «железного коня» проделывать серию последовательных крутых виражей – и при этом ее колени оказываются всего в дюйме от поверхности трассы. Координация действий ее рук и ног, которыми она управляет этим зверем, требует абсолютной концентрации, и она начисто забывает обо всем на свете… Езда на этом мотоцикле напоминала укрощение непокорной лошади. Все дело было в обретении контроля, в укрощении бунтаря. Однажды Брайант сказал, что его начальница вечно спорит с судьбой. Судьба, говорил он, сделала ее красавицей, а она всячески это скрывает, ничего не предпринимая для того, чтобы выглядеть привлекательнее. Судьба распорядилась так, что не дала ей способности готовить, а она, назло ей, пыталась каждую неделю сотворить какое-то сложное блюдо. Но только одна Ким знала: судьба решила, что она умрет молодой, и пока ей удавалось противостоять такому решению. И успешно сопротивляться. Случались моменты, когда рок пытался превратить Ким в то, чем она была в возрасте шести лет, – в среднестатистическое ничто. Поэтому даже сейчас Стоун время от времени бросала ему вызов, искушая его еще раз завладеть ею так, как это удалось ему много лет назад. Реставрация «Триумф Тандербёрд» была для инспектора любимым делом, памятником в честь тех двух людей, которые попытались дать ей чувство защищенности, попытались полюбить ее. «Тандербёрд» был тем эмоциональным началом, которое очищало ее душу. В этом помещении напряжение и проблемы рабочего дня покидали ее тело и оставляли ее расслабленной и удовлетворенной. Здесь ей не надо было быть детективом-аналитиком, препарирующим каждую улику, или лидером команды, которую приходится мотивировать на достижение максимального результата. Здесь Стоун никому не должна была доказывать свою способность выполнять любимую работу или стараться скрыть полное отсутствие способности к социализации, которым она страдала. Здесь она была счастлива. Ким скрестила ноги и занялась сборкой деталей, которые по крупицам выискивала в течение пяти месяцев. Оригинальные части «Триумфа» 1953 года выпуска должны были образовать кожух коленчатого вала. Теперь его владелице осталось только понять, как этого добиться. Глобальная задача реставрации классического мотоцикла включала в себя сотни более мелких. Коленвал был самой главной частью механизма, поэтому Стоун, как и всегда, начала с головоломки внутри головоломки и разложила вокруг себя все необходимые части. Уже через двадцать минут все прокладки, сальники, клапаны, патрубки и вкладыши были разложены по отдельности, и женщина открыла чертеж, который должен был помочь ей сложить все это вместе. Обычно при взгляде на чертеж у нее перед глазами сразу появлялась трехмерная голограмма. Мозг Ким легко находил место, с которого надо было начинать, и она принималась двигаться вперед от этой точки. Но сегодня чертеж оставался просто бумагой, покрытой рисунками, стрелками и цифрами. После десяти минут внимательного изучения он все еще ничем не отличался от пиктограмм Розеттского камня[46]. «Черт побери!» Ким поняла, что, несмотря на все ее усилия, сегодня ей ничего не удастся создать. Она выпрямила ноги и облокотилась на стену. Может быть, все это из-за того, что она слишком много времени проводит в относительной близости к могиле Мики? Ведь хотя она и приносила на нее цветы каждую неделю, воспоминания о том, что с ней произошло в возрасте шести лет, были надежно заперты в глубине ее сознания. Они были похожи на бомбу, соединенную с датчиком движения, время для разминирования которой не настанет никогда. Каждый психиатр, к которому ее направляли, пытался это сделать, и все они потерпели поражение. Несмотря на то, что все врачи убеждали Стоун, что ей необходимо проговаривать произошедшее, чтобы рана затянулась, она упорно сопротивлялась им. Потому что все они ошибались. В течение нескольких лет после смерти Мики Ким передавалась от одного специалиста другому, как какая-то головоломка, не имеющая решения. Сейчас, оглядываясь назад, она часто задумывалась, была ли обещана награда тому, кто сможет разговорить близнеца, оставшегося в живых после того, что назвали «самым ужасным случаем пренебрежения родительскими обязанностями» за всю историю Черной Страны. Может быть, такому специалисту обещали набор кухонных ножей? Тому же, кто сможет вновь восстановить личность ребенка, не обещали, как подозревала инспектор, вообще ничего. Молчание и агрессия стали ее лучшими друзьями. Ким превратилась в трудного ребенка, как она того и добивалась. Она никогда не хотела, чтобы за ней ухаживали, чтобы ее любили, чтобы ее понимали. Не хотела, чтобы у нее возникали какие-то душевные связи с приемными родителями, «неродными» родственниками и платными опекунами. Она хотела, чтобы ее оставили в покое. До того, как попала в приемную семью № 4. Когда Кит и Эрика Спенсер решили взять ребенка на воспитание, они были уже немолоды. Ким была у них первой и, как потом оказалось, последней. Оба они были преподавателями, которые в молодости сознательно отказались от собственных детей. Зато они могли тратить все свободное время на любимое занятие – путешествия на мотоциклах. После смерти одного из близких друзей супруги решили отказаться от постоянных путешествий, но страсть к мотоциклам осталась. Попав к ним в возрасте десяти лет, Ким ощетинилась всеми своими колючками, приготовившись к очередному раунду душеспасительных бесед и притворного понимания. Первые три месяца она безвылазно провела в собственной комнате, оттачивая свои способности к сопротивлению и готовясь к неизбежной атаке. Когда же атаки не последовало, девочка вдруг обнаружила, что стала спускаться вниз на короткие промежутки времени, совсем как дикое животное, которое осторожно проверяет, безопасно ли уже выходить из зимней спячки. Если ее новые родители и были удивлены, то никак не показали этого. Во время одной из таких вылазок она с интересом обнаружила Кита в гараже, занятого восстановлением старого мотоцикла. В первый раз Ким уселась как можно дальше от мужчины, и ее приемный отец, не поворачиваясь к ней лицом, стал подробно объяснять ей все, что он делал. Девочка не произносила ни слова, но он не прекращал своих объяснений. С каждым днем Стоун придвигалась к нему все ближе и ближе, пока в один прекрасный день не оказалось, что она, скрестив ноги, сидит прямо рядом с ним. С этого дня если Кит находился в гараже, то там же была и Ким. Постепенно приемная дочь стала задавать вопросы о действии разных механизмов, пытаясь понять, как все эти отдельные части связаны между собой. Спенсер показывал ей чертежи, а потом демонстрировал все на конкретных примерах. Иногда Эрике чуть ли не силой приходилось вытаскивать их на кухню, чтобы угостить своим последним произведением кулинарного мастерства, рецепты для которых она выискивала в бесчисленных книгах по кулинарии, стоявших на полках на кухне. Приемная мать с удовольствием прикрывала глаза, слушая, как Ким, даже во время еды, продолжает задавать свои вопросы на фоне негромкой музыки из коллекции произведений классической музыки, собранной самой Эрикой. Девочка жила с ними уже около полутора лет, когда Кит однажды повернулся к ней и сказал: – Ну что ж, ты много раз видела, как это делаю я; а сама ты сможешь закрепить эту гайку и прокладку на выхлопной системе? Он освободил ей место и вышел на кухню за прохладительными напитками. С первым поворотом гайки Ким пропала. Позабыв обо всем на свете, она копалась в разложенных на полу деталях и, в конце концов, закрепила на мотоцикле еще пару из них. Негромкое покашливание заставило ее повернуться. В дверях стояли оба ее приемных родителя. Глаза Эрики были на мокром месте. – Мне кажется, что ты унаследовала мой проницательный ум, детка, – сказал Кит, подойдя к ней и шутливо ткнув ее локтем в бок. И хотя Ким и знала, что это невозможно, горло у нее перехватило, когда она подумала, как они с Мики могли бы быть счастливы, если бы судьба была к ним более благосклонна. За две недели до ее тринадцатого дня рождения ее приемная мать принесла горячий шоколад в ее спальню и поставила чашку на тумбочку рядом с девочкой. Выходя, Эрика остановилась у открытой двери. Не поворачивая головы, она крепко сжала ручку. – Ким, ты же знаешь, как мы тебя любим, правда? Стоун ничего не сказала, но не отрываясь смотрела в спину миссис Спенсер. – Даже если б ты была нашей родной дочерью, мы не могли бы любить тебя больше, – продолжила та. – Запомни, мы никогда не будем пытаться изменить тебя. Мы любим тебя такой, какая ты есть, запомнишь? Ким молча кивнула, боясь, что если она произнесет хоть слово, то разрыдается. Ничего не говоря ей, эти пожилые люди смогли растопить ее сердце и заложить в душе первый в ее жизни краеугольный камень стабильности и постоянства. Через два дня после этого оба они погибли в автомобильной катастрофе. Позже Стоун узнала, что в тот день они возвращались от адвоката – специалиста по усыновлениям. Уже через час после несчастья вещи Ким упаковали и вместе с ней возвратили в лоно социальной службы, как никому не нужное почтовое отправление. Ее возвращение не сопровождалось ни празднествами, ни звуками фанфар. Никто, казалось, не заметил ее трехлетнего отсутствия. Просто несколько приветственных кивков и первая же свободная кровать. Девочка вытерла катившуюся по щеке слезу. В этом была вся проблема с ее прошлым. Любое счастливое воспоминание непременно вело к горю и потерям. Именно поэтому она так не любила вспоминать прошлое… Из кухни потянуло ароматом кофе. Ким поднялась на ноги и захватила с собой опустевшую кружку. Наполняя ее, она осмотрела коллекцию поваренных книг, которая украшала полки на кухне. И неожиданно для себя произнесла слова, которые опоздали на двадцать один год: – Эрика, я тоже вас люблю. Глава 31 Никола Адамсон сделала еще один глоток «Южного комфорта»[47]. Обычно во время работы она не притрагивалась к алкоголю, но сегодня девушка чувствовала необходимость стряхнуть сковывающее ее оцепенение. Казалось, что ее суставы окаменели, а мышцы свело судорогой. Чувствовалось, что атмосфера в клубе наэлектризована до предела. В нем находилась группа банкиров из Швеции, полных энтузиазма и денег. Звучала музыка, и то тут, то там раздавались взрывы заразительного смеха. Молодые сотрудницы смешались с посетителями, и их улыбки были открытыми и искренними. Все говорило о том, что впереди всех их ждет приятная ночь. Обычно в такой атмосфере работа не составляла для Никола никакого труда. Обычно. Девушка понимала, что пытается избавиться от последствий своей ссоры с сестрой. Как всегда, все началось с чего-то незначительного, а закончилось чуть ли не физической стычкой. Бет вполне предсказуемо попыталась сыграть на ее чувстве вины, перечисляя, что у нее, у Никола, есть из того, чего нет у ее младшей сестры. Естественно, в конце Бетани в ярости ушла из дома, да так и не вернулась до ухода танцовщицы на работу. Младшая Адамсон была вполне самостоятельна и умела сама за себя постоять, но Никола все еще ощущала себя ее старшей сестрой, ее защитницей. И несмотря на вражду, она все-таки беспокоилась о ней и ничего не могла с этим поделать… – Привет, Ник, с тобой всё в порядке? – Все хорошо, Лу, – ответила танцовщица, вздрогнув от неожиданности. Хозяин клуба был бывшим борцом, и это не могли скрыть даже костюм и сорочка, которые он ежевечерне надевал на работу. Клуб был его детищем, которое он создал на пустом месте. Однажды Лу привиделся высококлассный клуб, в котором приятные молодые девушки танцуют для развлечения посетителей. С самого начала в клубе было три правила, которые неукоснительно соблюдались как сотрудниками, так и гостями: никакой обнаженки, никаких домогательств и никакого неуважения. Для сотрудников существовало правило № 4 – никаких наркотиков. Владелец лично следил за выполнением первых трех, а ежемесячные медицинские осмотры закрыли вопрос, касающийся четвертого. Эти принципы были единственным бизнес-планом Лу и концепцией его деятельности, так что он предпочитал быть для всех примером. Ни одна из тех девушек, которых знала Никола, не чувствовала себя некомфортно в его присутствии. – Ты, девочка, сегодня сама на себя не похожа, – сказал он ей. Никола захотелось соврать, но она слишком хорошо знала своего босса. – Просто немного расстроена, Лу. – Может быть, хочешь постоять за стойкой? Никола покачала головой, а потом кивнула и глубоко вздохнула. Она никак не могла понять, чего же ей хочется. Начальник жестом пригласил ее пройти в дверь за баром и там, оказавшись в относительной тишине коридора, остановился. Мимо них протиснулась Мэри Эллен, бывшая модель из Сан-Диего. Подождав, когда она отойдет на безопасное расстояние, Лу спросил: – Это как-то связано с твоей сестрой? У Никола от удивления отвалилась челюсть. – А ты откуда знаешь про Бет? Лу посмотрел вправо и влево вниз по коридору. – Знаешь, я не хотел ничего говорить, но она сегодня приходила ко мне… – Она приходила сюда? – Девушка почувствовала, что во рту у нее пересохло. – Требовала, чтобы я тебя отпустил, – пожал плечами хозяин бара. – Чтобы ты смогла заняться чем-то более значимым. – Боже, только не это! – выдохнула Никола, почувствовав, что краснеет. Еще никогда в жизни она не испытывала такого унижения. – И что ты ей сказал? – Что ты взрослый человек и в состоянии сама принимать решения. – Спасибо, Лу. Мне очень жаль… Она еще что-то говорила? – Ну да, обозвала меня последними словами и сказала, что я тебя эксплуатирую. То есть ничего нового. – Мужчина закатил глаза в притворном изнеможении. Никола громко рассмеялась. Этот смех был спасительным облегчением и хорошим противоядием напряжению, которое растекалось по ее телу. Несмотря на очевидную беспечность шефа, она была в ужасе от того, что Бет рассказала об их семейных проблемах у нее на работе. – Знаешь, Лу, что-то я сегодня не в себе… Может быть, разрешишь мне уйти домой? Начальник с пониманием кивнул. – Я только хочу сказать, что рад, что из вас двоих на меня работаешь именно ты. Твоя сестрица – дама, очень недовольная жизнью. – Я знаю, – негромко согласилась с ним Никола, подумав про себя, что он даже не подозревает, какова Бетани в действительности. Она направилась в раздевалку в конце холла. – Да, и вот еще что, Ник… Девушка обернулась. – Будь осторожна. Мне показалось, что она здорово разозлилась на тебя. Никола тяжело вздохнула, и ей повторно пришла в голову та же самая мысль: «Ты действительно совсем ее не знаешь». Глава 32 – Кев, ты начинаешь, – распорядилась Ким. Она уже рассказала коллегам о своем посещении места убийства Тома Кёртиса и о веточке кипариса, которую там нашла. Именно эта находка позволила объединить два убийства в одно дело. Черис выполнила свое обещание, и пачку фотографий доставили в полицию в 6.30 утра. На белую доску был прикреплен аэрофотоснимок места раскопок. Доусон встал и провел маркером линию от места первого раскопа до края снимка. – Это жертва номер один. Хотя ее пол не был достоверно определен, нам кажется, что остатки одежды и бусины, обнаруженные рядом со скелетом, характеризуют последний как женский, и находится он в земле вот уже около десяти лет. Сейчас кости перевезены с места раскопок в лабораторию Китса и доктора Бэйта. Единственное, что мы знаем на этот момент наверняка, – то, что у жертвы отрублена голова. – Это просто отвратительно, – заметила Стейси. Рассказывая, Кевин делал пометки на белой доске. Ким не нравилось, что это все еще была «жертва № 1». Когда-то эти кости были частью живого человека. На них были мускулы, кожа, а может быть, даже какая-нибудь родинка… Было лицо с изменяющимися выражениями. То есть это были не просто кости. Эта девочка достаточно много времени провела в полном забвении, и инспектор злилась, что они все еще не выяснили ее имени. Она ясно вспомнила момент, когда сама поняла, в каком забвении существуют дети-сироты. Когда Стоун было восемь лет, она зашла в бельевую, чтобы взять себе свежую наволочку. Там она случайно обратила внимание на лист бумаги, прикрепленный к планшету. На нем, как и на остальных листах, были нарисованы планы всех семи спален. На них были изображены кровати, каждая под своим номером. То есть над каждым из прямоугольников, изображавшим кровати, было написано: «№ 1», «№ 2», «№ 3» и так далее. Ким задумалась, почему над ее кроватью вместо имени стоял № 19. Но затем она быстро поняла, что все это сделано, чтобы не слишком сильно заморачиваться: воспитанницы менялись, а кровати – нет. Тогда Ким встала на стул и, опершись на гладильную доску, написала против каждой кровати имя девочки, которая на ней спала. Но когда она, ради любопытства, решила проверить планы через пару дней, то увидела в бельевой свежие листы с номерами 1, 2, 3 против каждой кровати. То, что у нее в голове ассоциировалось с ее личной безопасностью, с ее индивидуальностью, изменилось по мановению пальца. Это стало ей уроком, который она никогда не забудет. Теперь инспектор перенесла свое внимание на Доусона, который указывал на доску. – Здесь была обнаружена вторая аномалия – приблизительно на расстоянии пятидесяти футов от первого трупа. – Он провел линию к краю снимка и пометил ее звездочкой. Все внутри Ким взбунтовалось, когда она услышала слово «аномалия», но ей удалось сдержаться. Ведь тело они действительно пока не обнаружили. – Спасибо, Кев, – сказала она своему подчиненному. – Сегодня археологи проведут проверку всей площадки, чтобы убедиться, что нас больше не ждут никакие сюрпризы. – А вы что, ожидаете, что будут еще тела, командир? – повернулся к ней Кевин. Ким пожала плечами. Она действительно не знала этого. – Стейс, тебе удалось взглянуть на пленку? – задала она новый вопрос. – Ну да, и я не исключаю, что когда-то на ней был записан «Бен Гур»[48], – Вуд скорчила гримасу. – Видно, что ее переписывали несколько сотен раз. У меня есть один приятель, который мог бы ею заняться, но он не зарегистрирован у нас как человек, к которому… – В любом случае, пусть он ее посмотрит, – решила Стоун. – Как доказательство в суде, она совершенно бесполезна, потому что мы никогда не сможем доказать, что Мэри Эндрюс умерла не своей смертью; но она может дать нам дополнительную информацию. Стейси сделала пометку в блокноте и продолжила: – По Терезе Уайатт больше ничего нет. Я получила распечатку разговоров с ее домашнего телефона, но никаких номеров, которые могли бы нас заинтересовать, там не оказалось. Криминалисты на месте преступления ничего не нашли, за исключением нескольких отпечатков обуви, основательно затоптанных. Было ясно, что убийца старательно уничтожил все свои отпечатки, для того чтобы еще больше запутать следствие. Как будто того, что должны были натворить пожарники, ему было недостаточно. – С одной стороны, умно, а с другой показывает, что убийца нетерпелив, – заметила Ким. – А почему нетерпелив? – спросил Брайант. – Обнаружение тела Терезы Уайатт было ускорено поджогом, и в результате это произошло где-то в течение часа после ее смерти. Том Кёртис почти наверняка умер бы, если б продолжил пить, но это нашего убийцу не устраивало. – Он хочет, чтобы мы знали, что он рассердился, – вслух предположил Брайант. – Без сомнения, он хочет нам что-то сказать. – Так давайте остановим его прежде, чем он скажет это кому-то еще… – произнесла Стейси, нажимая несколько клавиш на компьютере. – И вот еще что: я могу подтвердить, что Ричард Крофт, которого обнаружил Кев, действительно является членом парламента от консерваторов Бромсгроува. – Дьявол! – вырвалось у Ким. Вуди будет просто счастлив. – У меня есть и его адрес, и адрес второго ночного дежурного, – заметила мулатка. Заработал принтер, и Брайант снял с него единственный напечатанный листок. – Я также раздобыла последние данные о девушках из Крествуда у местного врача, который в те времена обслуживал приют, но честно скажу, что информация о тех, кто был там во время пожара, гораздо надежнее на «Фейсбуке», – добавила Вуд. – Продолжай, Стейси, это может помочь нам идентифицировать первую жертву, – велела Стоун. – Кто-то может узнать бусины. Но сегодня мы должны сосредоточиться на сотрудниках. Ведь ничто не указывает на то, что бывшие воспитанники находятся в опасности. Мы с Брайантом уже говорили с Уильямом Пейном. Его дочь очень больна и практически неподвижна. Ему нравилась работа в Крествуде, но с другими сотрудниками он встречался нечасто. Совсем недавно их дом попытались ограбить, что, принимая во внимание то, как он охраняется, совершенно алогично. Кев, может быть, когда вернешься на место раскопок, ты нанесешь ему визит вежливости, чтобы подбодрить? Доусон согласно кивнул. – Надеюсь, всем понятно, кто чем занимается? – уточнила Ким, вставая. После она зашла в кутузку, чтобы забрать куртку, а затем обратилась к сержанту: – Собирайся, Брайант. Сначала проверим, что нам скажет доктор Спок[49]. – Не торопись, шеф, – сказал напарник, выходя вслед за ней. – Сейчас только половина восьмого. Дай ему шанс добраться до места. – Уверена, что он уже там, – возразила Ким, спускаясь по лестнице. Открывая пассажирскую дверь, она глубоко вздохнула. Кто, черт возьми, может знать, что приготовил им грядущий день? Глава 33 Когда Ким вошла в помещение для аутопсии, ей пришлось несколько раз сморгнуть, чтобы дать глазам привыкнуть к ослепительному свету. Казалось, что от полированной нержавеющей стали отражаются сотни ламп одновременно. – У меня мурашки бегут по телу, когда я сюда попадаю, – признался ее напарник. – Когда это ты успел превратиться в маленькую девочку? – повернулась она, услышав эти слова Брайанта. – Да я всегда ею был, шеф. Помещение для патологоанатомических экспертиз совсем недавно модернизировали, и теперь оно состояло из четырех маленьких отсеков, расположенных как больничные палаты. В каждом из них, помимо металлического стола, имелись раковина, письменный стол, настенные шкафы и поднос с инструментами. Многие из этих инструментов выглядели совершенно безобидно и напоминали ножницы и скальпели, которые используются при операциях на живых людях, а вот другие – такие как долото для черепной коробки, пила для костей и фрезы для ребер – выглядели так, как будто их придумал Уэс Крэйвен[50]. В отличие от обычных госпитальных палат, эти отсеки не разделялись шторками. Их обитатели не страдали от ложной скромности. Найденные кости были выложены в форме скелета, и сейчас он казался еще более покинутым и несчастным, чем когда его раскопали в земле. Теперь эти кости, находящиеся в стерильной атмосфере, изучались, анализировались и внимательно осматривались со всех сторон. Казалось, что им предстоит пережить еще одно, последнее, пренебрежительное отношение к себе. Стол был длинным, и по всей его длине шел приподнятый бортик, так что он сильно походил на блюдо для индейки. Лампы были спущены до уровня плеч, и это напомнило Ким кабинет дантиста. Доктор Бэйт проводил измерения бедренной кости и заносил данные в таблицу. – И кто же это у нас сегодня так рано? – спросила инспектор, входя в помещение. – Кто рано встает, тому бог подает – так, кажется, говорят в народе? Конечно, если вы не этот самый Бог, потому что в этом случае поговорка будет полным идиотизмом. – Док, признайтесь, что это была шутка, – Ким притворно схватилась за сердце. – Правда же? Белый халат Дэниела распахнулся, и под ним оказались выцветшие джинсы и свитер для игры в регби. – Инспектор, а вы всегда так язвительно относитесь ко всем, кого встречаете? – Я стараюсь, – ответила Стоун, на мгновение задумавшись. Теперь эксперт полностью повернулся к ней лицом. – И как же вам удается добиваться успехов, будучи такой грубой, агрессивной, надменной, несносной… – Не так быстро, док. Не забывайте, что у меня есть еще и отрицательные черты. Брайант, просвети его. – Она действительно… – попытался подтвердить ее слова сержант. – Так что вы можете сказать нам о нашей жертве? – прервала его Ким. Доктор в отчаянии покачал головой и отвернулся к столу. – Начнем с того, что кости могут больше рассказать о жизни жертвы, чем о том, что с нею стало в могиле. Благодаря им мы можем определить, сколько лет ей было в момент смерти, чем она болела, какие у нее были травмы, какого она была роста и веса и были ли у нее какие-нибудь физические недостатки. Возраст обычно сильно влияет на период разложения. Чем моложе умерший, тем быстрее разлагается его труп. О детях мы вообще не говорим – их кости гораздо мягче, и в них почти не содержится минералов. Тучный же человек будет разлагаться быстрее из-за большого количества плоти, которая станет питательной средой для микроорганизмов и всяческих личинок. – Отлично. А теперь, что действительно полезного вы можете нам сказать? – спросила Стоун. Доктор откинул голову назад и расхохотался во весь голос. – В одном вам нельзя отказать, инспектор, – в последовательности! Ким ничего не ответила и просто ждала, пока он надевал очки в простой черной оправе. – У нас есть два поражения плюсневой кости на левой ноге, – стал рассказывать Дэниел. – Такие травмы обычно связаны с игрой в футбол, но в нашем случае их не назовешь старыми, так как кость не успела зарасти. – Они могли появиться от того, что жертва ударила во что-то ногой? – спросил Брайант. – Возможно, но обычный человек, скорее всего, нанесет удар правой ногой – если только его не учили одинаково пользоваться обеими. Бэйт прошел вдоль стола ближе к голове скелета. – Я уже показывал вам перелом в районе шейных позвонков, так что мы знаем, что в какой-то момент жертву лишили головы. Убийца действовал беспощадно, при этом голова не отделилась с первого удара. Если вы посмотрите на позвонки С-один и С-два, то поймете, что я имею в виду, – он взял в руки увеличительное стекло. Ким наклонилась над скелетом вместе с медиком. На поверхности позвонка С-один было ясно видно утолщение. – Видите? – спросил Дэниел. Женщина кивнула и почувствовала, что его дыхание пахнет мятой. – Подержите, пожалуйста, – сказал он, передавая ей лупу, и слегка повернул кости – так, чтобы на них можно было посмотреть с другой стороны. – Теперь обратите внимание на С-два. Бэйт придерживал скелет, пока Стоун подносила лупу к верхним шейным позвонкам, расположенным возле головы. И опять увидела похожее утолщение. Ким отступила назад и почувствовала, как к горлу у нее подступила тошнота. – Но тот перелом, который вы показали мне вчера, был не на боковой стороне шеи, – заметила она. Доктор кивнул, и мгновение они смотрели друг на друга в полном единодушии. – Ничего не понимаю, – сказал Брайант, сильно наклоняясь над столом, чтобы рассмотреть шею получше. – Она была еще жива, – пробормотала Ким, – и старалась увернуться, когда он пытался отрезать ей голову. – Больной человек, – выдохнул сержант, покачав головой. – А травма на ноге не могла появиться потому, что на нее наступили, чтобы ограничить возможности жертвы к сопротивлению? – предположила Стоун. – Это ведь может объяснить, почему жертва извивалась на земле, но не могла убежать. – Вполне логично, – согласился эксперт. – Смотрите, не берите на себя такую ответственность, док… – В отсутствии мягких тканей я не в состоянии подтвердить или опровергнуть эту теорию, инспектор, но могу официально подтвердить, что не обнаружил никаких других причин смерти. – И сколько же она пролежала в земле? – Не менее пяти и не более двенадцати лет. Ким в изнеможении прикрыла глаза. – Послушайте, если бы я мог назвать вам день, месяц и год, я бы с удовольствием это сделал, но на разложение влияет слишком много внешних факторов: температура, состав почвы, возраст жертвы, чем она болела, различные инфекции… Как и вы, я хотел бы, чтобы рядом с трупом лежали фотография, медицинская карта, паспорт и последний оплаченный счет за коммунальные услуги, но, к сожалению, мне приходится довольствоваться тем малым, что у нас есть. – Так что же у нас есть, док? Только конкретно, – казалось, что его раздражение не произвело на инспектора никакого впечатления. – По моей просвещенной оценке, у нас на руках скелет подростка не старше пятнадцати лет. – А просвещенная оценка – это научный термин для простого человеческого слова «догадка»? – Нет, – покачал головой мужчина, – под этими словами я готов присягнуть в суде. А вот по моей догадке, скелет принадлежит девочке-подростку. – Но вчера же вы говорили… – Ким была сбита с толку. – У этой догадки нет никакой научной основы. – Это все из-за бусин? Бэйт отрицательно покачал головой. – Вчера вечером Черис принесла мне вот это. – Он поднял пластиковый пакет, в котором лежал обрывок материи. Стоун пригляделась попристальнее. На материи был виден какой-то рисунок. – Это часть носка, – сказал Дэниел. – Шерсть разлагается гораздо медленнее любой другой ткани. – И все-таки я не… – Под микроскопом я смог рассмотреть изображение розовой бабочки. – Достаточно, – сказала Ким и, повернувшись, вышла из помещения. Глава 34 Девочка не понравилась мне с самого начала. В ней было что-то вызывающее жалость, что-то душераздирающее. И она была уродлива. Все, во что ее одели, было мало ей на целый размер. Пальцы ног выпирали из носков ботинок, холщовая юбка слишком высоко обнажала бедра. А ее торс выглядел слишком маленьким, по сравнению с конечностями, которые торчали из него. Я совсем не ожидал, что она доставит мне какие-то проблемы. Она была такой серой мышью, что я едва запомнил ее имя. Девочка была не первой и не последней, но осознание того, что у меня есть возможность прекратить ее мучения, доставляла мне удовольствие. Ее никто никогда не любил в прошлом и не полюбит в будущем. Рок был достаточно жесток к той, кто был рожден от пятнадцатилетней матери в округе Холлитри. Через пять лет, родив второго ребенка, ее мать исчезла. Родительский отказ последовал через шесть лет, когда ее отец оставил девочку в Крествуде с одним мешком ее мирских причиндалов. Он сразу дал понять, что никаких надежд на посещения по выходным и, тем более, на возвращение в лоно семьи у нее нет. Когда ее отец от нее отказывался, девочка стояла возле стола – она была уже достаточно взрослой, чтобы все понимать. Отец не обнял, не приголубил и не поцеловал ее на прощание, но в последний момент остановился и посмотрел на нее долгим, жестким взглядом. Мелькнула ли у нее в тот момент надежда на какое-то сожаление с его стороны, на какое-то объяснение, на оправдание, которое было бы ей понятно? Надеялась ли она услышать обещание вернуться, пусть даже и фальшивое? Отец вернулся и отвел ее в сторону. – Послушай, детка, запомни одно – налегай на учебники, потому что мужика ты себе никогда не найдешь. – С этими словами он исчез навсегда. Она бродила среди ровесников, как тень: всегда готовая услужить, отчаянно мечтающая о любви или хотя бы о каком-нибудь ее подобии. Девочка смутно представляла себе, что такое настоящая привязанность, поэтому за внимание, которым одаривали ее товарки, она готова была платить умилительной благодарностью и вечной преданностью, которые проявлялись в постоянных подношениях еды и денег – то есть всего того, о чем ее просили две самые закадычные ее подружки. Она бегала за ними, как щенок-дворняжка, и они милостиво позволяли ей делать это. Смешно, что самая незаметная из всех девочек, которые когда-либо ходили по земле, сейчас обретала некоторую значительность. Она всем была известна как записная сплетница, а мне нужна была свежая информация. – Я кое-шта знаю о Трейси, – сказала она мне однажды вечером. – И я тоже знаю кое-что о ней, – ответил я. Мы договорились встретиться после того, как все улягутся спать. Я сказал ей, что это будет нашим секретом и что у меня есть для нее сюрприз. Зайчики около озера. Это всегда работало, как часы. В половине второго ночи я увидел, как открылась задняя дверь. Луч света упал из дверного проема на неуклюжую фигуру, и она превратилась в какой-то мультяшный персонаж. Девочка на цыпочках направилась в мою сторону. Я улыбнулся сам себе. С нею все будет просто. В ее желании оказаться в центре внимания было что-то тошнотворное. – Я хочу рассказать тебе кое-что, – прошептала она. – Я тебя слушаю, – ответил я, с удовольствием включаясь в ее игру. – Я не думаю, шта Трейси убежала. – Правда? – переспросил я, притворяясь удивленным. В этом не было ничего нового. Девочка рассказывала всем, кто не успевал вовремя убраться с ее пути, что она не думает, что Трейси убежала. На ее тупом, грубом лице были написаны старательность и готовность высказаться. – Понимаешь, она не тот человек, а кроме того, она оставила свой айпод. Я нашла его у нее в кровати. Этого я от нее совсем не ожидал, но какого черта? Как же я упустил это из вида? Он же всегда болтался в ухе у той глупой коровы! Явно украденный, он был ее гордостью. – И что же ты с ним сделала? – спросил я. – Спрятала в шкафу, чтобы никто не увидел. – И никому об этом не рассказала? Девочка покачала головой. – Никому это не интересно. Как будто ее никогда не было. Ну конечно. Это было именно то, чего я добивался. Но вдруг появился этот чертов айпод… – Ты очень умная девочка, – улыбнулся я. Даже в темноте я увидел, как она покраснела от удовольствия и улыбнулась, счастливая от того, что может помочь, угодить, что имеет какое-то значение. – И вот еще чего: она не могла сбежать, потому шта была… – Ш-ш-ш, – произнес я, поднеся палец к губам. Я близко наклонился к ней – ее друг и соучастник. – Ты права, Трейси не убежала, и я знаю, где она. – Я протянул девочке руку. – Хочешь ее увидеть? Она взяла мою руку и кивнула. Я повел ее по траве в дальний угол участка – в самую темную его часть, которая была расположена дальше всего от здания и скрыта деревьями. Девчонка шла с правой стороны от меня. Споткнувшись о вырытую в земле яму, она стала заваливаться назад. Я не стал ее поддерживать. На мгновение на ее лице появилось недоумение, и она вытянула руку, пытаясь защититься от меня, когда увидела, что я тоже спрыгнул в яму. Я шарил рукой в поисках лопаты, но она сдвинула ее в сторону при падении. Пока я искал лопату, девочка умудрилась встать, но мне она нужна была лежащей на земле. Схватив ее за волосы, я дернул ее голову назад. Ее лицо оказалось на расстоянии нескольких дюймов от моего. Дышала она лихорадочно и тяжело. Я поднял лопату и направил ее кончик в подъем на ее ноге. Вскрикнув всего один раз, она упала на землю и схватилась за раненую ногу. От боли у нее закатились глаза, и она на какое-то мгновение потеряла сознание. Я снял носок с ее другой ноги и засунул его ей глубоко в рот. После этого я уложил ее вдоль могилы и, сделав шаг в сторону, опять резко опустил лопату. Она скользнула по ее шее. Боль заставила девочку прийти в себя. Она попыталась закричать, но носок был отличным кляпом. Ее глаза, сумасшедшие от страха, шарили вокруг. Я поднял лопату еще выше и опять опустил ее на извивающееся в могиле тело. На этот раз получилось лучше – я услышал звук лопаты, разрубающей плоть. Девочка оказалась настоящим борцом. Она не прекратила извиваться. Я ударил ее и перевернул на спину. Я постарался сконцентрироваться. Все дело было в точности прицела. И опять я поднял лопату и опустил ее на горло девочки. Ее глаза потускнели, но нижняя часть тела продолжала дергаться. Это напомнило мне рубку леса. Дерево уже подрублено, и последний удар его, наконец, свалит. На этот раз удар был нанесен точно сверху, и я услышал звук металла по кости. Дерганье прекратилось, и неожиданно наступила тишина. Правой ногой я наступил на лопату. Потом использовал и левую ногу. Получилось, что я стоял как бы на ходуле. На лопату я давил до тех пор, пока не почувствовал, как она вошла в мягкую землю. Девочка не отводила от меня глаз, пока я засыпал ее. Мертвая, она была даже хорошенькой. Я отошел от могилы, которую никто не заметит посреди оставшегося после передвижной ярмарки мусора. Девочка всегда была готова помочь, оказаться для кого-нибудь полезной – и вот теперь она получила такую возможность. Я притоптал дерн и выпрямился. Потом поблагодарил ее за то, что она сохранила мой секрет. Наконец-то она смогла сделать доброе дело. Глава 35 – Ну и что ты думаешь? – спросил Брайант, когда его начальница села на пассажирское место. – О ком? – О докторе и археологе. – Похоже на глупую шутку. – Да брось ты! Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ты думаешь, они… – Да что, черт побери, с тобой происходит?! – рявкнула Ким. – Полчаса назад вел себя как маленькая девочка, а теперь сплетничаешь, как старуха? – Вот насчет старухи обидно, шеф. – Я была бы больше рада, если б ты направил свои ограниченные мыслительные способности на расследование преступления, а не на обсуждение сексуальной жизни наших коллег. Брайант пожал плечами и направил машину в сторону Бромсгроува. Их следующей целью был офис Ричарда Крофта на центральной улице города. Проезжая через Лай, Ким не отрывала глаз от окружающей местности. Она никак не могла избавиться от образа пятнадцатилетней девочки, держащейся за раненую ногу и пытающейся увернуться от ударов лопаты, который стоял у нее перед глазами. Первые два удара, по всей видимости, разрезали ее плоть, хрящи и мускулы, но не сильно повредили кости – и это вызывало у Стоун позыв к рвоте. Она закрыла глаза и попыталась представить себе тот страх, который должен был охватить ребенка. Инспектор была полностью погружена в эти свои мысли, пока они не добрались до окраин Бромсгроува и до того места, где находилась психиатрическая клиника «Барнсли-холл». Она была открыта в 1907 году и в свои лучшие времена вмещала до 1200 пациентов. Здесь мать Ким провела почти все семидесятые годы до того, как ее выпустили на свободу в возрасте двадцати трех лет. Самое время для таких воспоминаний, подумала Стоун, когда они проезжали жилой квартал, построенный в конце девяностых, после того, как клиника была закрыта и разрушена. Она помнила, что население было очень расстроено разрушением водонапорной башни в 2000 году. Это строение в готическом стиле из кирпича и песчаника, украшенное терракотовым орнаментом, возвышалось над клиникой. Сама Ким была счастлива, когда ее разрушили. Это было последнее напоминание о доме скорби, который был виновен в смерти ее брата-близнеца. Брайант припарковался на стоянке позади супермаркета с товарами для животных, и инспектор попыталась собраться с мыслями. Они сократили путь, пройдя по галерее между двумя магазинами, и в ноздри им ударил запах свежей выпечки, доносившийся из булочной Грегги. Сержант застонал. – Даже не думай, – сказала Ким и стала осматривать близлежащие здания. – Вот это, – решила она, показывая на красную дверь, расположившуюся между магазином карт и магазином, торговавшим уцененной одеждой. Под табличкой с именем был прикреплен интерком. Стоун нажала кнопку, и им ответил женский голос. – Мы хотели бы увидеть мистера Крофта, – сказала инспектор. – Боюсь, что в настоящий момент он отсутствует. Сегодня у нас день… – Мы занимаемся расследованием убийства, так что прошу вас открыть дверь. Ким не собиралась вести беседу через электронный прибор. Раздался негромкий зуммер, и дверь отворилась. Перед полицейскими оказалась узкая лестница, ведущая на верхний этаж. На верхней площадке они обнаружили две двери, расположенные друг напротив друга. Левая дверь была сделана из цельного куска дерева, а в правую были вставлены четыре стеклянные панели. Стоун открыла ту, что была справа. За ней располагалась крохотная комната без окон, которую занимала женщина. По мнению Ким, ей было около двадцати пяти, а волосы были настолько туго зачесаны назад, что на висках у нее образовались морщины. Брайант достал свой полицейский значок и представился. Помещение было крохотным, но выглядело ухоженным и функциональным. Вдоль одной из стен стояли шкафы для бумаг, а на противоположной висели несколько сертификатов и органайзер на текущий год. Из динамиков компьютера доносилась музыка с «Радио 2»[51]. – Мы можем переговорить с мистером Крофтом? – спросила инспектор. – Боюсь, что нет, – ответила сидящая в комнатушке женщина. Ким обернулась на вторую дверь на лестничной площадке. – Его там нет. Сейчас он ходит по квартирам. – А он что, участковый врач? – раздраженно поинтересовалась Стоун. Откуда берутся все эти ассистентки, которые считают своим первейшим долгом защищать мужчин средних лет? Они что, оканчивают какое-то специальное учебное заведение? – Советник Крофт тратит много времени на посещение своих избирателей, которые не могут выходить из дома, – объяснила женщина. Ким немедленно пришел в голову термин «пойманная аудитория»[52], и перед глазами у нее появился политик, который отказывается уйти прежде, чем ему будет обещан голос на выборах. – Мы расследуем убийство, поэтому… – Уверена, что смогу найти для вас подходящее время, – ответила служащая, протягивая руку к органайзеру размером А4. – А может быть, проще позвонить ему и сообщить, что мы уже здесь? А мы пока подождем. Женщина провела кончиками пальцев по жемчужному ожерелью у себя на шее. – Его нельзя отвлекать, когда он посещает избирателей, поэтому, если вы хотите назначить… – Нет, я не хочу назначать эту чертову… – Как мы понимаем, советник – очень занятой человек, – вмешался в разговор Брайант; мягко отодвигая начальницу в сторону; он говорил низким, теплым голосом, полным сочувствия и понимания. – Но нам необходимо расследовать убийство. Вы уверены, что сегодня у него не будет времени? Помощница Крофта открыла дневник на текущем дне и покачала головой. Брайант посмотрел на страницу вместе с ней. – Честное слово, самое раннее, что я могу вам предложить, это четверг в… – Вы что, шутите?! – рявкнула Ким. – Нам подойдет все, что вы предложите, – сказал Брайант. – … девять пятнадцать, детектив, – сообщила секретарша. – Спасибо вам за помощь, – улыбнулся сержант, после чего повернулся и вывел Стоун за дверь. Оставшись с ним наедине, кипящая негодованием инспектор повернулась к нему лицом. – В четверг утром, Брайант?! – Конечно, нет, – покачал головой ее коллега. – Судя по его дневнику, всю вторую половину дня он будет работать дома, а его адрес нам известен. – Отлично, – согласилась удовлетворенная Ким. – Знаешь, шеф, нельзя все время получать все, что тебе нужно, используя только грубую силу. Но Стоун была с ним не согласна – до сих пор это прекрасно работало. – Ты когда-нибудь читала книгу «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей»?[53] – поинтересовался ее напарник. – А ты когда-нибудь видел фильм «Пролетая над гнездом кукушки»[54]? Эта девица – живая копия сестры Рэтчед[55]. – Я просто говорю о том, что своего можно добиться разными способами, – рассмеялся Брайант. – Вот для этого ты мне и нужен, – сказала Ким, останавливаясь перед кофейней. – Мне двойной латте, – заказала она, входя в помещение. Ее коллега покорно вздохнул, увидев, что она устраивается около окна. Несмотря на все старания Брайанта, Стоун так и не научилась подстраиваться под других людей. Еще будучи ребенком, Ким не могла ассимилироваться в коллективе. Она не умела скрывать свои чувства, и ее душевные реакции, как правило, появлялись у нее на лице еще до того, как она брала их под контроль. – Знаешь, иногда хочется выпить просто чашечку кофе, – проворчал Брайант, ставя чашки на стол. – А у них здесь выбор больше, чем в китайской забегаловке, торгующей навынос. Кажется, это американо. Ким покачала головой. Иногда ей казалось, что ее друг вылез из машины времени, попавшей в настоящее прямиком из восьмидесятых. – Так почему же ты так завелась с этой сестрой Рэтчед? – спросил сержант. – Да потому, что мы топчемся на месте, Брайант. – Ага, застряли в районе луковых колец[56]? – В районе чего? – Для меня преступление напоминает обед из трех блюд. Все начинается с закуски, в которую ты вцепляешься, потому что элементарно голоден. Свидетели, место преступления – так что ты объедаешься информацией. А потом приходит черед основного блюда, и оно похоже, я бы сказал, на мясное ассорти. Приходится выбирать, что вкуснее. Еды становится слишком много, так же как и информации. Так что же, съесть все мясо и оставить гарнир, или остановиться на сосиске и приберечь место для десерта? Большинство людей решит, что пудинг – это лучшее, что есть в обеде, потому что когда съедаешь его, то обед кажется завершенным, а аппетит – удовлетворенным. – Это самый большой набор ерунды… – Ну да, только давай посмотрим, где именно находимся мы. Мы уже съели закуску, и перед нами два возможных пути расследования. И вот мы пытаемся понять, какой из них приведет нас к десерту. Ким отхлебнула кофе. Брайант обожал проводить аналогии, и время от времени она ему в этом потакала. – Так вот, главное блюдо становится гораздо вкуснее, если съедается под душевный разговор, – продолжил ее коллега. Стоун улыбнулась. Они действительно работают друг с другом целую вечность. – Ну, хорошо. Давай, не томи. Что же тебе подсказывает твоя душа? – Какая у нас была начальная теория? – Что Терезу Уайатт убили из личной неприязни. – А потом? – После убийства Тома Кёртиса мы решили, что убийца как-то связан с Крествудом. – И смерть Мэри Эндрюс… – Никак не повлияла на нашу теорию. – Тело, найденное в земле? – Подводит нас к мысли, что кто-то убирает людей, замешанных в преступлениях, которые произошли лет десять назад. Так что, если все суммировать, мы считаем, что человек, убивший молоденькую девочку, сейчас убивает сотрудников Крествуда, чтобы те не выдали первоначального преступления? – Вот именно, – с воодушевлением закивал Брайант. Именно здесь душа Ким и чувствовала какое-то несоответствие. – Мне кажется, это Эйнштейн однажды сказал, что если факты противоречат теории, то надо менять факты, – пробормотала она. – Что ты имеешь в виду? – Человек, который убил девочку, хладнокровен и расчетлив. Он умудрился убить и спрятать по крайней мере одно тело так, что его никто не поймал. Смог не оставить никаких улик, и убийство никто и никогда не обнаружил бы, если б не навязчивая идея профессора Милтона. А теперь вернемся к Тому Кёртису. Для убийства был использован алкоголь, но этого убийце показалось мало. Он оставил нам абсолютно ясное послание, что мужчина заслужил свою смерть. – Шеф, только не говори мне, что твоя душа нашептывает тебе то, что я предполагаю, – с трудом сглотнул Брайант. – А именно? – Что мы имеем дело не с одним, а с несколькими убийцами. – Я думаю, Брайант, – сказала Ким, отпив кофе, – что нам понадобится тарелка повместительнее. Глава 36 – Ты уверен, что она назвала именно этот адрес? – спросила Ким. – Ну да, именно «Бык и Пустомеля». Известен тем, что это второй паб на Дельфской миле. Дельфская миля была отрезком Дельф-роуд на котором было расположено подряд шесть баров. Первый, «Хлебная Биржа», располагался у банка «Куорри», а последний, «Колокол», находился в Эмблкоуте. Для многих мужчин, а в последнее время и для женщин, стало традицией проходить весь отрезок от первого заведения до последнего, поглощая по дороге столько алкоголя, сколько могли вместить их тела. Ни один уважающий себя мужчина в возрасте старше восемнадцати лет и живущий в радиусе двух миль от этой достопримечательности, не признался бы, что ему хотя бы раз в жизни не удалось пройти всю эту милю из конца в конец. Когда Брайант постучал в дверь дома Артура Коннопа, абсолютно равнодушная хозяйка рассказала ему, где можно найти ее мужа. «Бык и Пустомеля» был зданием с тремя окнами, горчичного цвета, интерьер которого был отделан красным деревом. – В одиннадцать тридцать утра? – продолжала допытываться Ким. На ее вкус, здание больше походило на заведение, в котором люди, скорее, заканчивают, а не начинают свой день. Входная дверь открывалась в маленький темный коридорчик, который предоставлял несколько альтернатив на выбор. Сразу налево был выступ; за ним располагались двери в туалеты, цвет которых совпадал с темным цветом оконных наличников, поэтому у вошедшего немедленно начинался приступ клаустрофобии. Вонь застаревшего эля была ужаснее, чем любая сцена убийства, которую Ким когда-либо видела в своей жизни. Ее друг открыл правую дверь, которая вела непосредственно в бар. Помещение было не намного светлее, чем коридор. Вдоль всей стены тянулся накрепко прикрепленный к ней диван. Его обивка была грязной, вся в каких-то пятнах. Вдоль него стояли столики, к каждому из которых было придвинуто по паре стульев. На самом правом из них лежала газета и стояло полпинты пива. Брайант подошел к стойке и заговорил с женщиной лет пятидесяти, которая протирала бокалы полотенцем сомнительной чистоты. – Артур Конноп? – спросил он. Женщина кивнула на дверь. – Только отошел отлить. В этот момент дверь распахнулась, и в нее вошел мужчина ростом не более пяти футов, который на ходу поправлял пояс брюк. – С сыром, Морин, – произнес он, проходя мимо барменши и полицейских. Барменша заглянула под исцарапанную пластмассовую крышку, изучила упаковки бутербродов, которые там находились, и положила одну из них на стойку бара. – Две монеты, – произнесла она. – И налей-ка мне пинту «Биттера»[57], – добавил мужчина, поглядывая в сторону Стоун и ее напарника. – А легавые пусть сами себе заказывают. Морин нацедила пинту пива и поставила ее на стойку. Артур отсчитал мелочь и положил деньги на заросшую грязью подставку для кружек. – Мы ничего не будем, спасибо, – сказал Брайант, и Ким мысленно поблагодарила его. Конноп протиснулся между диваном и одним из столов и уселся. – Ну, и шо надо? – спросил он, когда полицейские уселись на стулья напротив него. – Вы нас ждали, мистер Конноп? – уточнила инспектор. Мужчина в нетерпении зажмурился. – Тока шо вернулся на энтом банановозе. Вы шо-то разнюхивали там, где я раньше работал. Парней, с которыми я работал, замели, так шо было понятно, шо и до меня вы скоро доберетесь. Он развернул упаковку сандвича, который в этом заведении был едва ли не единственным кулинарным изделием, которое предлагалось посетителям. Ким немедленно почувствовала резкий запах лука. Крошка сыра упала на стол. Артур облизал палец, поддел ее на его кончик и съел. Стоун догадалась, что руки после туалета он так и не мыл, и к горлу у нее подступила тошнота. Брайант под столом похлопал ее по колену. – Мистер Конноп, в настоящий момент нас интересует далекое прошлое. Не могли бы вы нам помочь? – обратился он к Артуру. – Ежели вам надо. Тока говорите побыстрей и отваливайте! Ким так и подмывало показать ему фотографии в своем телефоне, но она вовремя вспомнила ценный совет, который дал ей Вуди: «Если не умеешь обращаться с людьми, то предоставь это Брайанту». Кожа Коннопа была вся покрыта лопнувшими капиллярами, а на лице у него лежала печать длительного беспробудного пьянства. Белки глаз были такими, словно он болел желтухой, а давно запущенная щетина на щеках была седой. Морщины на лбу никогда не расправлялись, и Стоун решила, что он уже при рождении был обижен на весь мир. Артур подносил сандвич ко рту, держа его двумя руками, и громко чавкал. Демонстрируя, что способен делать несколько дел одновременно, он повторил: – Ну, давайте, задавайте ваши вопросы и отваливайте. Ким решила не смотреть на то, как его рот превращает бутерброд в пюре из хлеба и сыра. – Что вы можете сказать о Терезе Уайатт? Конноп сделал глоток пива, чтобы запить откушенный кусок. – Надменная воображала, но дело свое знала туго. Никогда не общалась с нищетой навроде меня. Все задания писались на доске, а я должон был их выполнять. – А какие у нее были отношения с воспитанницами? – Да она с ними почитай шо не общалась. Не слишком-то занималась ежедневными делами. Чессно говоря, она вела бы себя точно так же, ежели б дом был заполнен домашними животными. Слыхал, что была довольно нервной, но окромя этого, ничё не скажу. – А как насчет Ричарда Крофта? – Мерзкий гребаный тип, – ответил мужчина, откусив еще кусок. – А поподробнее? – Да нечего тут поподробнее! Ежели он все еще жив и вы до него доберетесь, то сами все поймете. – А он много контактировал с девочками? – Вы шо, шутите? Да он вааще не выходил из свово офиса, шоб с ними поговорить. Да и они тожа старались его не беспокоить. Его дело было – бюджет и сотрудники. Все рассуждал про какие-то зарубки на скамейках, и задушевных исполнителей, и прочее подобное дерьмо. Ким догадалась, что Крофт имел в виду сравнительный тест и показатель эффективности[58], хотя этот шустрый человечек явно не понимал значения этих слов. – И этот парень вечно одевался не по уровню, – добавил Артур и почесал нос. – Вы имеете в виду, что у него была красивая одежда? – Я имею в виду, шо у него было все красивое. Костюмы, рубашки, обувь, галстуки. И он не покупал их на зарплату чиновника. – Вы его именно поэтому не любили? – поинтересовалась инспектор. – Я не любил его из-за сотен причин, но только не из-за этого, – фыркнул Конноп, и его лицо скривилось от отвращения. – Отвратительный, скользкий тип. Надменный тихушник и… – И о чем же он молчал? – задал вопрос Брайант. – Откуль я знаю? – пожал плечами мужчина. – Но я отказываюсь понимать, зачем человеку два компьютера на столе. И почему, когда я входил к нему, он всегда закрывал крышку того, что поменьше. Не знаю. Никогда не мог энтого понять. – А знали вы Тома Кёртиса? Артур кивнул, запихивая остатки сандвича в рот. – Был неплохим парнем. Молодым и симпатичным. Он больше возился с девочками, чем все остальные. Готовил им всякие перекусоны, ежели они пропускали чай, и всякое такое. Все храбрился. – По какому поводу? – спросила Ким. – По поводу своего пребывания в Крествуде, конешно. Вот, понимашь, в чем дело: там ведь каждый находился по какой-то своей причине. И для тех, кто хотел подняться повыше, это была неплохая ступенька. Кроме, конешно, Мэри. Эта была просто святая. Стоун на мгновение отвернулась и подумала о подопечных этих людей, которые, в самом лучшем случае, не получали от них ни тепла, ни советов, ни искренней поддержки, а в худшем вполне могли рассчитывать на изуродованные уже с детства жизни. – А что вы можете сказать об Уильяме Пейне? – продолжил допрос Брайант. – Вы имеете в виду Золотые Яйца? – заржал Артур. Ким совсем не понравился его смех. Она повернулась и внимательно осмотрела человека, который сидел перед ней. Алкоголь начинал развязывать ему язык. Взгляд его слегка расфокусировался, и он сделал еще один большой глоток пива, почти допив пинту. Инспектор встала и подошла к бару. – Сколько он уже выпил? – спросила она у Морин. – Один двойной виски, а теперь допивает четвертую пинту. – Это его обычная норма? Барменша, которая в этот момент наполняла тарелку солеными орешками, до которых Ким ни за что не дотронулась бы даже под дулом «АК-47», согласно кивнула. – Когда он закончит эту пинту, то попросит еще одну, а я ему откажу, – продолжила Морин, выбрасывая пустую упаковку в мусорный пакет в баке. – Он обзовет меня и потащится домой, чтобы проспаться перед тем, как появиться здесь к вечеру. – И так каждый день? Морин молча кивнула. – Великий боже! – Не жалейте его, инспектор. Если вам обязательно надо кого-то пожалеть, то пожалейте его жену. Артур – несчастный старик, который все то время, что я его знаю, всегда считал себя жертвой обстоятельств. Он совсем не похож на милого дедушку и одинаково противен как трезвый, так и пьяный. Ким улыбкой поблагодарила женщину за ее откровенность. К моменту, когда она вернулась за столик, последняя пинта почти закончилась. – Гребаный Билли то, гребаный Билли сё! Все расстилались перед этим гребаным Билли. И всё потому, шо у него была дочь с судорогами. Стоун почувствовала, что сейчас не выдержит, но Брайант покачал головой, и поэтому она расслабила сжавшиеся уже было кулаки. Бить сидящего перед ней пьяницу не имеет никакого смысла. Такое не лечится. а ему угодно, а Артур в оставшееся время. У всех у нас есть проблемы, но если б он в свое время запихнул бы ее в приют, то у нас никогда бы… – Что «никогда бы», мистер Конноп? – подсказал Брайант. Мужчина покачал головой, глаза у него поплыли, но он смог нащупать бокал с пивом, после чего поднял его к губам и допил. – Еще пинту, Морин! – крикнул он, поднимая бокал в воздух. – Хватит с тебя, Артур, – отозвалась барменша. – Гребаная шлюха! – проговорил Конноп заплетающимся языком и грохнул бокалом по столу. Встав, он закачался. – Артур, что вы хотели сказать? – приподнялся следом за ним сержант. – Ничего. Отвалите и оставьте меня в покое! Слишком поздно вы появились. Ким вышла вслед за Коннопом на улицу и схватила его за плечо. Ее терпение по отношению к этому озлобленному старику закончилось. Говорила она громко, потому что рядом стояла машина с работающим двигателем: – Послушайте, вы же знаете, что за последние две недели умерли три бывших сотрудника Крествуда. По крайней мере двое из них были убиты. Так что если вы ничего нам не скажете, то, вполне возможно, окажетесь следующим. Но Артур вдруг взглянул на нее взглядом, который совсем не соответствовал уровню алкоголя у него в крови. – Ну и пусть. Хоть какое-то облегчение… Вырвав у инспектора свою руку, он, спотыкаясь, двинулся вниз по дороге. Сначала врезался в припаркованную машину, а потом его отбросило к стене, совсем как шарик для пинбола. – Ничего не получится, шеф. В таком состоянии он нам ничего не скажет. Может быть, стоит зайти к нему попозже, когда он немного проспится, – предложил Брайант. Ким кивнула и повернулась к нему. Полицейские пошли к машине, которую припарковали за углом. Когда Стоун открывала дверь, они услышали тупой удар, сопровождаемый пронзительным вскриком. – Какого черта?! – воскликнул Брайант. Инспектору, которая уже бежала назад к пабу, в отличие от ее напарника, не надо было ничего спрашивать. Она уже обо всем догадалась. Глава 37 Через несколько секунд Стоун была уже возле распростертой фигуры Артура Коннопа. – Все назад! – рявкнула она. Три человека из проходивших мимо отошли в сторону, и Брайант мгновенно занял позицию между ними и распростертым на дороге телом. Прежде чем заняться раненым, Ким кивнула сержанту в сторону юнца на противоположном тротуаре, который навел на них свой мобильник. Брайант бросился к нему, и оставшаяся без его присмотра толпа зевак снова стала надвигаться на Ким. – Прошу всех отойти! – крикнула инспектор, пытаясь оценить опасность травм. Неестественно согнутая нога Коннопа лежала на самой обочине. Стоун наклонилась, приложила два пальца к артерии на его шее и убедилась в том, что уже подозревала. Мужчина был мертв. Молодая женщина с коляской звонила в «Скорую». Вернувшийся Брайант посмотрел на Ким. – Шеф, мне… – Зафиксируй свидетелей, – распорядилась Стоун. Она не требовала от своих сотрудников ничего, что не могла бы сделать сама. А ее учили именно так, черт побери! Ким встала на колени возле тела, а Брайант постарался отодвинуть свидетелей на приемлемое расстояние. Инспектор осторожно перевернула Коннопа на спину. Его лицо было пятнистым от гравия, лежавшего на дороге. Невидящие глаза смотрели в небо. Стоун услышала, как перехватило дыхание у одной из свидетельниц, но у нее не было времени беспокоиться о зеваках. Смотреть на то, что позже будет вызывать ночные кошмары, было частью человеческой натуры. А для Ким сейчас главным был Артур Конноп. Она осторожно откинула назад его голову, взяв ее за подбородок двумя пальцами. Его кардиган на молнии не был застегнут, и поэтому женщина разорвала его рубашку. Правой ладонью она уперлась в самую середину его груди, левую положила на нее сверху, сцепив пальцы обеих рук в замок, и стала резко нажимать на грудную клетку, которая опускалась сантиметров на шесть. Досчитав до тридцати, она остановилась, передвинулась к лицу Артура и зажала ему нос пальцами левой руки. Затем, плотно приложив свои губы к его рту, стала дуть. Она увидела, как в результате искусственного дыхания его грудная клетка поднялась, и повторила упражнение, а потом вновь перешла к закрытому массажу сердца. Стоун знала, что сердечно-легочная реанимация используется для того, чтобы сохранить мозг в работоспособном состоянии до тех пор, пока не появится возможность восстановить нормальное кровообращение и дыхание. Даже сейчас, в полном шоке, инспектор смогла уловить всю иронию происходящего: она пытается сохранить мозг, который его владелец методично уничтожал долгие годы. Где-то у нее за спиной смолк вой полицейских сирен. В первую очередь они перекроют дорогу, чтобы сохранить возможные следы. А потом займутся опросом свидетелей. Стоун ощущала все, происходившее вокруг нее, но ее внимание было сосредоточено на лежащей перед ней безжизненной фигуре. Ее окружала какофония различных голосов, но один из них все же прорвался к ней в сознание: – Шеф, помочь? Не поднимая глаз, Ким отрицательно покачала головой. Она прекратила давить на грудную клетку, уверенная, что увидела, как та стала двигаться самостоятельно. Затем внимательно пригляделась. Еще одно движение грудной клетки. В глазах лежащего перед ней мужчины появилось осмысленное выражение, и он издал утробный стон. Ким села на асфальт и в изнеможении опустила руки. Артур Конноп смотрел прямо на нее. В его глазах она увидела узнавание и понимание того, что произошло. Болевые импульсы дошли, наконец, до его мозга. Он опять застонал, и гримаса боли исказила его лицо. – Не шевелитесь, «Скорая» уже едет, – сказала Стоун, положив руку ему на грудь. Его блуждающие глаза нашли ее взгляд как раз в тот момент, когда на заднем плане послышалась сирена. – Вот и всё, – выдохнул он. Ким наклонила голову вперед. – Что всё, Артур? – спросила инспектор. Раненый сглотнул и поводил головой из стороны в сторону. Это вызвало новые стоны. – Что вы сказали? – переспросила Стоун, услышав у себя за спиной шаги парамедиков. – Не бросайте… – едва смог произнести умирающий. Женщина посмотрела ему в глаза и увидела, что сознание опять покидает его. Руки ныли от боли, но она инстинктивно снова положила их на грудь Коннопа, прежде чем почувствовала, что ее отодвигают в сторону. – О нем позаботятся, шеф. Ким отвернулась, пока мужчина-парамедик крепил контакты дефибриллятора к груди пострадавшего. – Нет, с ним все кончено. – А что он сказал? – полюбопытствовал Брайант. – Попросил довести дело до конца. Ким прислонилась к стене. Уровень адреналина понизился, и ее охватила усталость. – Что бы ни происходило в то время в Крествуде, оно не отпускает этих людей до самого конца… – выдохнула она. – Свидетели говорят, что видели отъезжающую белую машину, – кивнул Брайант. – Сам момент удара никто не видел, но одни клянутся, что это был «БМВ», а другие утверждают, что «Ауди». Хотя машины могут быть и не связаны с несчастным случаем. – Брайант, он каждый день проходил эти сто ярдов совершенно невредимый, – сказала Ким, поворачиваясь к полицейскому. – Так значит, ты не считаешь это простым несчастным случаем? – Нет, Брайант. Я считаю, что убийца ждал его и что у этого подонка хватило нахальства сделать это практически у нас на глазах. – Пойдем, тебе надо привести себя в порядок, прежде чем мы… – Сержант легко коснулся руки Ким. – Сколько времени? – отдернула она свою руку. – Чуть больше полудня. – Пора нанести визит вежливости нашему советнику. – Но, шеф, пара часов никакой… – Она может сыграть решающую роль, – сказала Стоун, вновь направляясь к машине. – Кроме Уильяма Пейна, советник – последний из оставшихся в живых. Глава 38 – У тебя остались эти твои мятные таблетки, Брайант? – спросила Ким. Она использовала и выбросила три влажные салфетки, чтобы вытереть лицо, руки и шею, но все равно никак не могла избавиться от стойкого аромата пива и лука. Брайант достал из кармана на двери свежую пачку и протянул ей. Инспектор взяла одну таблетку и засунула в рот. Сильнейший запах ментола мгновенно заполнил ее легкие. – Боже, да как ты можешь ими пользоваться?! – спросила она, вытирая слезу, выкатившуюся из правого глаза. – А у меня что, есть выбор, шеф? Инспектор смогла полностью насладиться конфетой, пока они подъезжали к центру Бромсгроува. Брайант повернул направо и поехал вдоль здания, в котором до 1948 года была исправительная тюрьма. Они находились всего в десяти милях от Сторбриджа, но, казалось, попали в другую вселенную. Впервые сведения об этой местности появились в начале IX века, и тогда она называлась Бремесгроф. Здешнее население занималось в основном сельским хозяйством и производством гвоздей. Сейчас оно состояло в большинстве своем из белых британских фермеров, зажиточных и невероятно консервативных. Национальные меньшинства составляли здесь не более четырех процентов. – Ты что, издеваешься надо мной? – спросила Ким, когда Брайант свернул с Литтлхит-лейн. Цены на недвижимость в этой части города начинались с семизначных цифр. Длинные подъездные аллеи и живые изгороди закрывали особняки от посторонних глаз. Известное как «банковский пояс», место было заселено профессионалами, занимающимися финансами, которые имели отсюда легкий доступ к федеральным дорогам М5 и М40. Местные члены парламента обычно не живут в таком окружении. Машина остановилась перед стеной с металлическими литыми воротами. Брайант опустил стекло и нажал кнопку интеркома. Ответивший им голос был настолько искажен, что Ким так и не поняла, принадлежал ли он женщине или мужчине. – Полиция Западного Мидленда, – сообщил Брайант в микрофон. Ему никто не ответил, но раздался низкий звук работающего двигателя, и ворота медленно поехали за левую стену. Брайант проехал, как только открывшийся перед ними проход оказался достаточно широким для машины. Гравийная дорога привела их во двор из красного кирпича, в котором находился двухэтажный фермерский дом. Двор имел L-образную форму, и Ким заметила в отдалении отдельно стоящий гараж, в котором ее собственный дом легко уместился бы несколько раз. Несмотря на то, что места для машин в нем было явно немало, два автомобиля были припаркованы с правой стороны от дома. В дом вело крыльцо под навесом, а по всему периметру здания, на равном расстоянии друг от друга, стояли кадки с калифорнийскими лаврами. – Просто так, без боя, такое не отдашь, – заметила Стоун. – Он свидетель, а не подозреваемый, шеф, – напомнил Брайант, выбираясь из машины. – Ну конечно! И я постараюсь не забыть этого, когда буду его допрашивать. Дверь открылась еще до того, как они подошли к ней. Перед ними стоял мужчина, и Ким решила, что это сам Ричард Крофт. На нем были надеты хлопчатобумажные штаны кремового цвета и ярко-синяя футболка. Седеющие волосы были влажными, а на шее висело полотенце. – Простите, но я только что вылез из бассейна, – сообщил он нежданным гостям. Ну конечно, подумала Ким. У нее просто дар причинять всем неудобства! – Хорошие машины, – заметила она светским тоном, кивнув на припаркованные «Астон Мартин DB9» и «Порше 911»[59]. Между ними оставалось место для еще одного автомобиля. На крыше здания Ким увидела две камеры наружного наблюдения. – Не слишком ли много охраны для члена парламента? – поинтересовалась она, проходя в холл вслед за Ричардом Крофтом. – Это охрана для моей жены, – обернулся хозяин. Он повернул налево, и все трое прошли через двойные стеклянные двери в следующее помещение – по мнению Ким, в одну из гостиных. Потолок там был низким и держался на искусно отреставрированных деревянных балках. Кожаные диваны цвета жженого сахара и розовато-лиловые стены делали комнату светлее. Французские двери выходили на оранжерею, которая, по-видимому, шла вокруг всего дома. – Прошу вас, присаживайтесь, а я распоряжусь насчет чая, – сказал политик. – Как мило, – заметил Брайант, когда Ричард Крофт вышел из комнаты, – сам хозяин приготовит нам чай! – А мне показалось, что он собирается распорядиться насчет чая, – возразила его начальница. – Я почти уверена, что это значит, что сам он не собирается его готовить. – Марта появится через минуту, – сообщил Крофт, входя в комнату. Полотенце исчезло, а волосы его были зачесаны назад, открывая седые виски. – Это ваша жена? – спросила Стоун. Мужчина улыбнулся и продемонстрировал зубы, которые оказались немножко слишком белыми для того, чтобы быть натуральными. – Ну конечно, нет! Марта – это наша служанка, которая постоянно живет с нами. Она помогает Нине с детьми и по дому, – объяснил хозяин. – Кстати, у вас очаровательный дом, советник, – сказала инспектор. – Прошу вас, называйте меня Ричардом, – великодушно разрешил депутат. – Дом – это еще один обожаемый ребенок моей жены. Она много и напряженно работает, так что хочет иметь возможность расслабиться после работы в удобном жилище. – И чем же она у вас занимается? – Она барристер[60] по гражданским правам. Защищает права людей, с которыми вы точно не захотели бы провести время. – То есть террористов, – мгновенно сообразила Ким. – Людей, которых обвиняют в террористической деятельности, – так будет более политкорректно. Стоун постаралась скрыть свою неприязнь, но это ей, видимо, плохо удалось. – Любой имеет право на защиту закона, вы не согласны, инспектор? – спросил Крофт. Ким промолчала, не решившись открыть рот. Она была твердо уверена, что закон применим ко всем и каждому, и поэтому была вынуждена согласиться, что защита этого закона должна быть предоставлена всем и каждому. Так что она соглашалась с Крофтом и при этом ненавидела себя за это. Но гораздо более интересным, чем профессия его жены, было полное отсутствие движения лицевых мускулов депутата, когда он говорил. Лоб и верхняя часть лица Ричарда были абсолютно неподвижны. Для Ким в том, что люди добровольно соглашались вводить себе в тело производное одного из самых смертельных токсинов на Земле, было что-то сюрреалистическое, а применительно к мужчине, которому еще не исполнилось и пятидесяти, это выглядело просто отвратительно. – Нина любит комфорт, – сказал Крофт, обводя рукой комнату, – а мне просто повезло, что она любит еще и меня. По-видимому, он произнес эту фразу, чтобы продемонстрировать свою скромность и очаровать своих собеседников, но инспектору она показалась самодовольной и ограниченной. «Наверное, не так сильно, как ты любишь самого себя», – хотела ответить Стоун, но, по счастью, в тот момент в комнате появился поднос с чаем, который внесла стройная блондинка, тоже с влажными волосами. Ким обменялась понимающим взглядом с Брайантом. Боже, ни о какой морали в этом доме не было и речи! Она испугалась за двух идеально одетых и подстриженных мальчиков, чья фотография стояла на каминной полке. Когда Марта вышла, Ричард разлил содержимое чайника по трем небольшим чашкам. Ким не увидела на подносе молока и не почувствовала запаха кофеина. Вытянув руку, она отказалась от чая. – Я подумывал о том, чтобы приехать самому и предложить вам свои услуги, но последние дни я был очень занят со своими избирателями. «Ну да, – подумала Ким, – это ведь они заставили тебя трахаться в полдень в бассейне!» Даже голос у этого человека был фальшивый. «Может быть, – подумала она, – в офисе он звучит более искренне?» Но здесь, среди окружавшей его роскоши, зная, чем он занимается, женщина никак не могла совладать с охватившим ее отвращением. – Ну вот, теперь мы сами приехали к вам и хотели бы задать вам несколько вопросов. – Конечно, прошу вас, начинайте. Крофт сел на противоположный диван и высоко закинул ногу на ногу. Ким собралась начать с самого начала. Этот человек был ей абсолютно неприятен, но она решила не позволять своему личному мнению влиять на ее профессиональную оценку. – Вы знаете о том, что недавно была убита Тереза Уайатт? – Просто ужас, – произнес Крофт, ничуть не изменившись в лице. – Я послал цветы. – Очень мило с вашей стороны. – Это самое меньшее, что я мог сделать. – А про Тома Кёртиса вы слышали? – Кошмар, – Ричард покачал головой и понизил голос. Стоун была готова поспорить на собственный дом, что Тому он тоже послал цветы. – Знаете ли вы также о том, что несколько дней назад скончалась Мэри Эндрюс? – Нет, не знаю. – Политик посмотрел на стол. – Я должен сделать пометку, чтобы не забыть… – Послать цветы, – закончила за него Ким. – А вы помните вашего сотрудника Артура Коннопа? – Да, да, он был одним из ночных дежурных… – Казалось, что Крофт на секунду задумался. Инспектор не могла понять, какую помощь мог оказать им этот человек, даже если б добрался до участка, потому что сейчас он был не очень откровенен. – Мы с ним сегодня встречались. – Ему можно только пожелать всего наилучшего. – Сам он ничего подобного вам желать не хотел. Ричард рассмеялся и протянул руку к чашке с зеленой жидкостью. – Я заметил, что люди редко вспоминают о своих начальниках с любовью. Особенно когда эти люди – записные лентяи. Мне часто приходилось делать мистеру Коннопу выговоры. – И за что же? – Сон на рабочем месте. Плохо выполненная работа… Слова Крофта затихли, как будто ему было что еще сказать. – А еще? – Да так, всякие замечания по ходу дела… – А что вы можете сказать по поводу Уильяма Пейна? Задав этот вопрос, Ким заметила, как глаза ее собеседника едва заметно изменились. – А с ним что такое? – Ну, он же был вторым ночным дежурным. Вы делали ему такие же замечания? – Вовсе нет. Уильям – просто образцовый работник. Я полагаю, что вы знаете о его семейных обстоятельствах? Стоун кивнула. – Уильям не сделал бы ничего, что могло бы угрожать его работе, – добавил Ричард. – А нельзя сказать, что к нему относились лучше, чем к Артуру Коннопу? – надавила на него Ким. Она чувствовала, что за всем этим что-то скрывается. – Если честно, то мы закрывали глаза на некоторые вещи, – признался политик. – Какие же? – Мы знали, что время от времени Уильям по ночам навещал свою дочь, особенно когда у нее бывали обострения или соседи не могли за ней присмотреть. Но он никогда не оставлял девочек одних, так что мы спускали это на тормозах. То есть, я хочу сказать, что мы об этом знали, но… – Крофт пожал плечами. – Вы сами согласились бы оказаться на его месте? – Ну, а что-нибудь более серьезное? Артур намекнул… – Послушайте, инспектор, я уверен, что Артур Конноп уже при рождении был зол на весь мир. Если вы с ним встречались, то, наверное, поняли, что этот человек – жертва по своему складу характера. Он считает, что все плохое, что с ним случалось, случалось по вине кого-то другого, и он ни на что не мог повлиять. – Сегодня утром, когда машина ударила его в спину и уехала, оставив умирать, в таком подходе был какой-то смысл. – Он что… умер? – сглотнул Ричард Крофт. – Пока не знаем, но его вид был не слишком многообещающим. – Боже мой! Какой нелепый, трагический случай!.. – Политик глубоко вздохнул. – Ну что же, тогда, наверное, я могу быть с вами абсолютно откровенным, инспектор. – Буду вам благодарна, – ответила Ким, не понимая, почему он вдруг решил разговориться. – Незадолго до пожара мне сообщили, что Артур снабжает некоторых девочек наркотиками. Не тяжелыми, но, тем не менее, наркотиками. – Но зачем? – многозначительно спросила Стоун. – Если б об этом узнали, он потерял бы работу, был бы поставлен на учет и провел бы несколько месяцев в Физерстоуне[61]. – Уильям был основным ночным дежурным, которого два раза в неделю подменял сменщик. Иногда Артур работал и в другие дни, чтобы заработать сверхурочные. Никто из сотрудников этого не знал, но первую половину своей смены Артур обычно проводил в пабе. Этот факт легко обнаружили дилеры, которые и решили этим воспользоваться. – Они что, шантажировали его? – вмешался в разговор Брайант. – Я бы не хотел использовать такой сильный термин. «Для человека, который отвечал за учреждение, это совершенно естественно», – подумала Ким. – Артур молчал, боясь, по всей видимости, потерять работу. – Что и должно было произойти! – взорвалась Стоун. – Он отвечал за жизнь и благополучие пары десятков девочек в возрасте от шести до одиннадцати лет. С этими детьми во время его отлучек могло произойти все, что угодно! – Вы что, оправдываете этих «детей», инспектор? – с любопытством посмотрел на нее Ричард. Конечно, она их не оправдывала; правда, в этом Крествуде ей еще не попался ни один человек, который чисто по-человечески беспокоился бы о воспитанницах. – Не оправдываю, – ответила Ким, старательно подбирая слова, – но если б Артур добросовестно выполнял свои обязанности, он не попал бы в то дерьмо, в котором оказался. – Я вас понял, инспектор. – Депутат согласно улыбнулся. – Правда, девочки, о которых мы говорим, не были образцами невинности… Ким подавила внезапный приступ злобы. Значит, это поведение самих девочек делало их моральными уродами без будущего и без каких-либо надежд на исправление? Что ж, это не удивило Стоун, когда она вспомнила Артура Коннопа, пример которого эти девочки видели перед собой чуть не каждый день. Она задумалась, почему Крофт решил сдать Артура. Ему-то какая выгода? – Еще чаю? – подался вперед Ричард. – Мистер Крофт, а вас, кажется, не очень заботит то, что ваши бывшие коллеги умирают с неестественной быстротой, – заметила инспектор. – По моим подсчетам, двое из них были убиты, одна умерла своей смертью, и еще с одним произошел несчастный случай, который еще неизвестно чем закончится. Что же случилось в Крествуде в то время? – Ким была очень настойчива. – Хотелось бы мне это знать, – ответил Крофт, ничуть не смутившись. – Но я работал там только последние два года перед закрытием объекта. – Именно в тот период значительно увеличилось количество беглянок, вы не согласны? Он твердо встретил ее взгляд, но в его выверенной позе появилось легкое раздражение. Инспектор же, в свою очередь, изменила свой метод беседы с общего разговора на глубокое зондирование. Ричарду явно не нравилось, что она ставит под сомнение эффективность управления объектом в то время, когда им руководил именно он. – Некоторые дети не подчиняются никаким правилам, независимо от того, какими бы разумными эти правила ни были, – заявил советник. Однако Ким помнила, что большинство правил устанавливалось для удобства воспитателей, а не воспитанниц. – Вы рассказали мне об Артуре, – продолжила она. – А скажите, насколько вы сами были близки к воспитательному процессу в Крествуде? – Не слишком. Моей задачей было принятие организационных решений и эффективное управление объектом. То, что он постоянно использовал термин «объект», заставляло женщину думать о Крествуде как о закрытой лечебнице в Брэдморе[62], а не как о доме для детей без родителей. – Мистер Крофт, есть ли у вас причины подозревать, что кто-то из ваших сотрудников хотел причинить зло кому-нибудь из девочек? – Конечно же, нет. – Ричард встал. – Как вы можете о таком думать? То, что вы говорите, просто ужасно. Все, кто работал на объекте, были обязаны ухаживать за этими детьми. – За ежемесячное вознаграждение, – не сдержалась Ким. – Так же, как и те, кто ничего за это не получал! – огрызнулся политик. – Но даже пастор не смог достучаться до душ некоторых из воспитанниц. – А как же все-таки Артур? – Он совершил ошибку. Но он никогда бы не причинил никому зла. – Все это я поняла, мистер Крофт. Но у нас на руках имеется скелет девочки-подростка, который был захоронен в окрестностях Крествуда, и единственное, что я знаю абсолютно точно, так это то, что она попала в могилу не по собственной воле. Депутат замер, не шевелясь, и только провел рукой по волосам – это было его единственной реакцией на ее слова. Выражение его лица невозможно было прочитать из-за ботокса. – Мистер Крофт, вы сами или кто-то из известных вам людей выступали против разрешения профессору Милтону проводить раскопки на участке? – задала инспектор очередной вопрос. – Разумеется, нет. У меня на это не было никаких причин. – И, наконец, последний вопрос, прежде чем мы уедем, – Ким встала и повернулась к нему лицом. – Где вы были в ту ночь, когда была убита Тереза Уайатт? Лицо Ричарда стало багровым, и он указал пальцем на дверь. – Буду благодарен вам, если вы немедленно покинете мой дом. Я снимаю свое предложение о сотрудничестве. Отныне все вопросы только через моего адвоката. Стоун пошла в сторону двери. – Мистер Крофт, я с удовольствием покидаю дом вашей жены и благодарю вас за ваше время. Когда Ким выходила из дома, к нему подъехал по гравию серебристый «Рейнджровер». Водитель не стал занимать место между двумя спорткарами, показав, таким образом, что оно принадлежит кому-то еще. Из машины вылезла стройная женщина, которая взяла портфель с бумагами с заднего сиденья. Деловой костюм с юбкой-карандашом чуть ниже колен; на ногах туфли с четырехдюймовыми каблуками; блестящие черные волосы, стянутые в плотный конский хвост на затылке. Когда она проходила мимо, инспектор не могла не заметить, что женщина невероятно красива. Она наградила Ким снисходительной улыбкой и лаконичным кивком. – Не могу понять, что она могла в нем найти? – спросил Брайант. Его начальница покачала головой и забралась в машину. За женатой парой закрылась дверь. Все-таки в этом мире еще существуют загадки… Брайант завел машину и включил заднюю скорость. – Шеф, ты когда-нибудь научишься вести себя полюбезнее? – Обязательно. Как только у меня будут собеседники поприятнее. Стоун вздохнула и бросила последний взгляд на дом у нее за спиной. На мгновение она вспомнила про Уильяма Пейна и его дочь Люси. Все-таки судьба часто несправедлива к людям. – О чем думаешь? – спросил Брайант, остановившись перед открывающимися воротами. – О его реакции на известие о мертвой девочке. – А что тебя заинтересовало? – Он даже не спросил, опознали ли мы труп. Ничто из того, что мы сказали ему, его не шокировало. Возможно, ботокс может сделать лицо неподвижным, но он не может скрыть реакцию глаз. В глубине души Ким была настроена резко против мистера Ричарда Крофта. Что-то он знает, в этом она была абсолютно уверена. Но она все еще искала тот постоянно ускользающий кончик нити, потянув за который, можно было сбросить покрывало секретности с событий, произошедших в Крествуде. Глава 39 – Что им было надо? – спросила Нина Кроуфорд, ставя свой портфель в холле. – Расспрашивали о Крествуде, – ответил Ричард, проходя за женой на кухню. После пятнадцати лет совместной жизни он все еще не переставал удивляться двум вещам. Первое – ее внешнему виду. Сейчас она выглядела так же фантастически здорово, как и в день их первой встречи. Он тогда по уши влюбился в нее и, к несчастью, до сих пор продолжал любить всем сердцем. Второе – той ледяной отстраненности, которая возникла между ними семь лет назад. Нина остановилась перед небольшим бассейном с цветами в середине громадной кухни. Ее муж встал напротив. Она смотрела на него, стоящего на фоне посуды «Ле Крёзе»[63], которой никто никогда не пользовался. – И что ты им рассказал? – поинтересовалась миссис Крофт. Ричард опустил глаза. Семь лет назад, после рождения их второго сына, он находился в состоянии полной эйфории. Присутствие на родах, во время которых его красавица-супруга подарила ему еще одного ребенка, вызвало у него такую яростную любовь и такое желание взять ее под свою защиту, что он решил, что скрепляющие их узы не порвутся никогда. Он почувствовал, что может полностью ей довериться… Два дня спустя, уложив Харрисона в его кроватку, Крофт решился рассказать жене все секреты Крествуда. С тех пор он спал в постели один. Не было ни гнева, ни обвинений, ни обещаний сдать его властям. Но между ними опустился ледяной туман, который так больше никогда и не поднялся. – Что конкретно они спрашивали? – спросила Нина. Политик слово в слово повторил весь разговор. Она слушала его без всяких эмоций, пока он не дошел до двух последних вопросов. Когда женщина услышала их, на ее щеке дернулся мускул. Закончив, советник стал ждать, что она скажет, и почувствовал, как на лбу у него появились капельки пота. – Ричард, много лет назад я уже говорила тебе, что не потерплю, чтобы твои прошлые ошибки влияли на мою жизнь или на жизнь моих детей. – Это было тогда, когда ты навсегда покинула мое ложе, милая? Время от времени ее тон, в котором слышалось плохо скрываемое презрение, действовал на депутата, как удар под дых. В этих случаях его позвоночник иногда отказывался сгибаться перед ней. – Вот именно, любимый. Вся любовь, которую я к тебе испытывала, испарилась после твоего ночного признания. Нам хватило бы скандала, если б расследование выяснило, как ты не мог удержаться, чтобы не наложить лапу на деньги, предназначенные для детей. – Женщина подняла глаза к потолку, как будто разговаривала с ребенком. – То, что ты воровал деньги у воспитанниц, уже достойно порицания, любовь моя, – продолжила она ледяным тоном, – но то, что ты сделал для того, чтобы замести следы… Знаешь, скажу тебе честно, у меня просто не хватает слов. И вновь Ричард проклял свою откровенность в ту ночь. Да, он немного добавлял к своей зарплате. Но он этого заслуживал, а девочки ничего даже не замечали. Их базовые потребности всегда полностью удовлетворялись. Отвращение, написанное на лице его жены, проникло, наконец, в его сердце. Первым побуждением Крофта было вернуть удар. Причинить жене боль, которая заставит ее показать хоть какие-то эмоции. – Что ж, у меня, по крайней мере, есть хоть кто-то, кто готов дарить мне любовь, если моя жена этого делать не хочет, – улыбнулся он, опустив голову, и затаил дыхание. Он ждал хоть какой-то человеческой реакции. Реакции, которая показала бы, что между ними еще что-то осталось. Нина рассмеялась вслух, но это не был счастливый или радостный смех. – Ты имеешь в виду Марту? Этого ее муж никак не ожидал. На лице женщины появилась хитрая улыбка. – Ты… ты знаешь про Марту? – спросил он, чувствуя, как ему на голову опускается потолок. – Знаю, милый? Да я плачу ей за это приличные деньги! Политик отступил назад, как будто жена ударила его по лицу. Она лжет. Не может не лгать. – Послушай, Ричард, ты старый, нелепый дурак. У Марты в Болгарии большая семья, которую она почти полностью содержит на свою зарплату. Эта зарплата гарантирует им пропитание. А ее… э-э-э… приработок позволил ей оплатить школу для двух братьев, поэтому она готова заниматься с тобой сексом в любое время – ведь здесь у нее почасовая оплата. И я с удовольствием ей плачу, потому что она отрабатывает каждый пенни. Когда правда, во всей ее неприглядности, наконец, дошла до него, депутат почувствовал, что краснеет. Сегодня днем Марта была очень настойчива. – Ты бессердечная, холодная сука, – заявил он супруге. Та не обратила внимания на оскорбление и повернулась к кофемашине. – Я уже говорила тебе, что не допущу, чтобы даже малейшая тень скандала упала на мое имя. Я слишком много работала, чтобы заслужить ту жизнь, которой живу сейчас, а так как ты занимаешь в обществе определенное место, то я не возражаю против того, чтобы ты шел по жизни вместе со мной. Но только пока ты делаешь это молча. Ричард почувствовал, как его накрывает отвращение к собственной жизни. Его жену интересовали только те привилегии, которые он имел, будучи членом парламента. То есть та часть его карьеры, которая добавляла ей респектабельности, чтобы с ее помощью можно было сбалансировать наличие ее сомнительной клиентуры. – И не смотри на меня в таком шоке, дорогой, – добавила женщина. – Схема хорошо работала и будет продолжать работать. Крофта передернуло от мысли о необходимости делить постель с Мартой после всего того, что он только что узнал. Временами ему казалось, что между ними существует настоящая близость, а оказывается, что все это было только ради приработка к зарплате… – Но почему Марта? – спросил он жену, все еще потрясенный ее откровениями. – Самым главным для меня является имидж, и я не позволю тебе пачкать его. Ты мужчина, и у тебя существуют определенные потребности – так вот, я никогда не позволю тебе трахать какую-нибудь заразную уличную шлюху и подвергать моих детей опасности. Советник тупо смотрел, как Нина вытаскивает мобильный телефон. – А теперь беги и будь умницей, пока я подтираю за тобой твое дерьмо. Ричард понимал, что для него наступил поворотный момент, и прижал руки к бедрам. Он мог развернуться и уйти – уйти из этого дома, уйти от ледяной холодности Нины и ее вечного контроля. Он мог пойти прямиком в полицию и избавиться от груза, который давил на него столько лет. Он мог освободиться от этой женщины и от той жизни, которую вел в последние годы. Но тут он вспомнил нищенскую зарплату в 65 000 фунтов в год, которую получал как член парламента. Даже креативная бухгалтерия не смогла бы уничтожить пропасть между ней и доходом его жены, исчисляющимся цифрой с шестью нулями. Его жалкой месячной зарплаты хватало только на оплату обязательных счетов по дому, а жена платила за ипотеку, машины и выплачивала ему те ежемесячные 5000, которые он аккуратно получал первого числа каждого месяца. Крофт повернулся и отправился к себе в кабинет, понимая, что никуда не денется из этой золотой клетки. И только закрыв за собой дверь, он вытер капли пота, которые скопились у него за ушами. Последние оставшиеся у него крупицы гордости не позволили ему сделать это в присутствии жены. Тереза и Том умерли, Артур скоро последует за ними. Ричарду очень хотелось поверить, что все сошлось именно так совершенно случайно. Он не мог в это не поверить… потому что если б не верил, это означало бы только одно: его очередь, скорее всего, следующая. Глава 40 Пока Брайант делал заказ в «Макдональдс», Ким набрала номер Стейси. Девушка ответила после второго гудка. – Стейс, нам срочно нужны адреса всех бывших воспитанниц Крествуда, которые у тебя есть; количество сотрудников стремительно сокращается. – Да, мы уже слышали, – ответила мулатка. – Вуди уже спускался сюда – он ищет вас, командир. – Вуди меня разыскивает, – прошептала Ким Брайанту, пока Стейси стучала по клавишам компьютера. Сержант скривился. – Значит, так, первая в списке… подождите-ка, да их целых двое! Сестры-близнецы Бетани и Никола Адамсон. Адрес Никола в Бирмингеме – Бриндли-плейс. Ким повторила за ней точный адрес, и Брайант записал его. – Отлично. И займись розысками пастора, о котором ты однажды упоминала. Он опять всплыл в одном из разговоров. Может быть, девочки с ним откровенничали. – Есть, командир. – Спасибо, Стейс. Какие-нибудь новости от Доусона? – Мне он не звонил. Ким отсоединилась. – Нам действительно надо было вернуться в участок после всего, что сегодня произошло, – заметил Брайант. Стоун и сама знала, что они должны были поставить Вуди в известность о наезде, а потом действовать по процедуре, разработанной на тот случай, когда полицейские становились свидетелями происшествия, связанного с ранениями или травмами. Правда, в этом случае из участка они больше не выбрались бы. – Отчет я составлю позже и тогда же поговорю с Вуди, – решила инспектор, – а сейчас у нас очень мало времени. Пока нам удалось лишь потерять четырех человек, которые трудились в Крествуде в момент его закрытия. Она откусила кусок чикенбургера. На вкус тот показался ей куском картона, положенного между двумя листами древесно-волокнистой плиты средней плотности. Ким отложила его в сторону и снова достала мобильный. Доусон ответил мгновенно. – Как дела? – спросила Стоун. – Идут потихоньку. Черис в новом раскопе со своими ручными инструментами, так что очень скоро узнаем, что же там зарыто… – В голосе Кевина чувствовалась усталость. – А к Уильяму Пейну ты заходил? – спросила инспектор. – А как же, командир! Я позвонил на пульт, чтобы убедиться, что сигнал тревоги работает. Потом прочистил и проверил датчики движения, которые расположены на арке пятнадцатифутовой высоты. Заставил его убрать от загородки парочку кадок с растениями и поменять батарейку в приборе Люси для экстренных вызовов, но это уже просто на всякий случай. Да, и еще я переговорил со всеми патрульными офицерами, и теперь дом Пейна включен в список зданий, в которых они обязательно проверяют периметр. Ким улыбнулась. Вот поэтому-то Кев у нее и работает! Хотя случались моменты, когда с этим человеком было труднее, чем с упрямым малышом, который только начал ходить. Иногда он мог довести ее до белого каления, а иногда выполнял свою работу просто безупречно. – Для вашего сведения, командир, – добавил Доусон. – По радио сообщили, что Артур Конноп умер. На это Стоун ничего не сказала. Она и так была уверена, что он не выкарабкается. – Дорога все еще перекрыта следственной бригадой. Никогда не знаешь, что там может найтись, – продолжал ее подчиненный. Ким разъединилась. – Конноп, – прошептала она. – Скончался? – спросил Брайант. Инспектор кивнула и тяжело вздохнула. Она никак не могла разобраться с чувствами, которые вызывала у нее смерть этого человека. Его жена, когда они с ней разговаривали, всем своим видом подчеркивала, что ей наплевать, где он находится, и ни один человек из тех, с кем общались они с сержантом, не испытывал к Коннопу никакой привязанности – ни в настоящем, ни в прошлом. Может быть, лишь Морин заметит его отсутствие по тому, как уменьшится потребление пива и сырных сандвичей в ее заведении, но вряд ли кто-то будет искренне оплакивать его кончину… Ким хотелось бы верить, что этот грубый и невыносимый старик был когда-то достойным человеком, который со временем окрысился на весь белый свет, но его яростное отрицание всех обвинений в грехах десятилетней давности не позволяло ей так думать. Наверное, Морин была права – Артур всегда был жалким эгоистом. Но сейчас Стоун пришлось задуматься: а не был ли он кем-то похуже? И на что готов был пойти, чтобы замести свои следы? Брайант вытер рот салфеткой, и Ким посмотрела на часы на приборной доске. Было уже больше трех, а ее еще ждала масса бумажной работы в участке. День и так уже был достаточно трудным и изматывающим, так что воспитанницами вполне можно будет заняться завтра с утра. Тело Стоун молило о душе и отдыхе. – Так что, отвезти тебя по бирмингемскому адресу, шеф? – предложил ее друг. Ким улыбнулась и кивнула. Глава 41 Раскинувшийся на семнадцати акрах Бриндли-плейс был самым крупным многофункциональным девелоперским проектом в Великобритании. Фасадам фабрик, расположенных по берегам канала, и викторианской школе был возвращен их первоначальный вид. Строительство началось в 1993 году, и теперь застройка состояла из трех зон. Сам Бриндли-плейс – из целого ряда малоэтажных зданий, предлагавших роскошные офисные помещения, торговые места и пространства для художественных галерей. В Уотер-эдж находились бары, рестораны и кафе, а сами жилые дома начинались от Симфони-корта. – Не могу понять, шеф, что мы делаем не так, – размышлял Брайант, пока они стояли перед дверью на четвертом этаже здания верфи Короля Эдварда. Дверь им открыла стройная, спортивного вида девушка, лицо которой раскраснелось от только что законченной разминки. – Никола Адамсон? – спросил ее сержант. – А вы кто? Брайант показал свой полицейский значок и представил себя и свою начальницу. Девушка сделала шаг в сторону, и они прошли в пентхауз со свободной планировкой. Ким ступила на деревянную дорожку из тика, которая вела прямо на кухню. Диваны, покрытые светлой кожей, стояли под углом к стене, на которой висел громадный плоский телевизор. В этой же стене были расположены еще несколько электронных приборов, все провода от которых были тщательно убраны. В потолке спрятались точечные светильники, а несколько бра были закреплены над камином из грубого булыжника. Стеклянный обеденный стол, окруженный плетеными стульями, означал конец гостиной зоны. Здесь же заканчивался ламинат и начиналась плитка. По мнению Ким, перед ними предстала жилая площадь никак не меньше 1500 квадратных футов. – Могу я предложить вам что-нибудь выпить? – спросила хозяйка. – Чай? Кофе? – Кофе, – кивнула Стоун. – И чем крепче, тем лучше. – Что, инспектор, один из тяжелых дней? – открыто улыбнулась Никола. Она прошла на кухню, которую формировали несколько блестящих белоснежных шкафов, кое-где отделанных коричневым. Ким ничего не ответила и продолжила осмотр квартиры. Левая стена ее была вся сделана из стекла, лишь кое-где подчеркнутого круглыми каменными столбиками. За стеклом находился балкон, и, даже не выходя на него, Стоун смогла заметить роскошный вид на обводной канал Бриндли. Чуть дальше возле стеклянной стены она увидела велотренажер, полускрытый за ширмой в восточном стиле. Что ж, подумалось ей, если уж без физических нагрузок не обойтись, то это лучшее место для занятия ими. Квартира производила сильное впечатление, особенно если учесть, что принадлежала она девушке лет двадцати пяти, которая к тому же находилась дома в самый разгар рабочего дня. – А что вы делаете? – задала ей Ким вопрос в лоб. – Простите? – У вас прекрасная квартира. Мне просто интересно, чем вы зарабатываете себе на жизнь? Такт и дипломатия у Стоун закончились сегодня где-то в районе одиннадцати утра. День был действительно тяжелым, так что теперь эта девушка или ответит ей, или нет. – Не очень понимаю, как вас это касается, потому что не занимаюсь ничем противозаконным, но я танцовщица в клубе, – сообщила Адамсон. – Экзотические танцы. И я – одна из лучших. Этому Ким не удивилась. Никола двигалась с врожденной грацией и изяществом. Хозяйка принесла поднос с двумя кружками, над которыми поднимался пар, и бутылкой воды. – Я работаю в «Роксбурге», – произнесла она с таким видом, как будто это все объясняло. И в случае со Стоун это именно так и было. Клуб, в который допускались только его члены, специализировался на предоставлении развлечений для взрослых. В отличие от других клубов такого рода в центре Бирмингема, строгий менеджмент следил за тем, чтобы у полиции было как можно меньше поводов появляться там. – Вы догадываетесь, почему мы пришли сюда? – спросил Брайант. По ошибке он уселся на один из роскошных диванов и теперь отчаянно боролся с тем, чтобы мебель не поглотила его полностью. – Конечно. Я, правда, не очень понимаю, чем могу помочь, но постараюсь ответить на ваши вопросы, – кивнула Никола. – Сколько вам было лет, когда вы жили в Крествуде? – спросил сержант. – Дело в том, что мы не жили там постоянно, детектив. Мы с сестрой с перерывами находились в детских домах начиная с двух лет. – А сколько вам вот на этой фотографии? – Ким показала на фото, стоявшее на низком столике рядом с ней. Девочки на этом снимке были похожи друг на друга как две капли воды – так же, как и их наряды. На обеих были надеты белые накрахмаленные блузки, купленные в магазине форменной одежды. Ким прекрасно помнила эти блузки, так же как и вечные насмешки, которые сопровождали носивших их. Кроме того, на близнецах были одинаковые розовые кардиганы с цветочным узором, вышитым на левом рукаве. Вообще, у девочек было одинаковым все, за исключением причесок: у одной светлые волосы свободно лежали по плечам, а у другой были собраны на затылке в пучок. Никола протянула руку к фото и улыбнулась. – Я так хорошо помню эти кардиганы! Бет свой куда-то засунула и все время пыталась утащить мой. Пожалуй, это было единственное, из-за чего мы ссорились. Брайант открыл было рот, но, увидев выражение лица Ким, закрыл его, не сказав ни слова. Взгляд хозяйки дома внезапно изменился – теперь она смотрела не на фотографию, а куда-то сквозь нее. – В этих кардиганах не было ничего особенного, но они были нам очень дороги. Мэри искала добровольцев, чтобы отмыть краску во всем здании. Мы с сестрой взялись за это дело, потому что Мэри была хорошим человеком и всячески ухаживала за всеми нами. А в конце дня она заплатила нам несколько фунтов за работу… – Никола, наконец, оторвала глаза от фото; у нее было печальное и задумчивое выражение лица. – Вы не можете себе представить наши ощущения. На следующий день, с самого утра мы отправились на базар в Блэкхит, где провели целый день, бродя между прилавками и выбирая, что бы нам купить. И дело было даже не в самих кардиганах, а в том, что они с самого начала принадлежали только нам. Не какие-то обноски после старших девочек и не ношеная одежда из благотворительных магазинов. Они были абсолютно новыми, а их хозяйками – только мы. Из правого глаза Никола выкатилась слеза. Она поставила фотографию на место и вытерла щеку. – Звучит это довольно глупо. И вы не можете этого понять. – Могу, – сказала Ким. – Нет, инспектор, вы действительно не можете… – Девушка снисходительно улыбнулась и покачала головой. – А я говорю, что могу, – повторила Стоун. Никола посмотрела ей в глаза и несколько мгновений не отводила взгляда, а потом согласно кивнула. – Так вот, отвечая на ваш вопрос, – здесь нам по четырнадцать лет. Брайант посмотрел на Ким, и та жестом показала ему, что он может продолжать. – Вы все время находились в приюте в Крествуде? – спросил мужчина. – Нет, – покачала головой девушка. – Наша мать сидела на героине, и мне очень хотелось бы сказать, что она делала все, чтобы соскочить с иглы, но это не так. До тех пор, пока нам не исполнилось двенадцать, наша жизнь была бесконечной чередой приемных семей, различных приютов и попыток матери очиститься от зелья. Я не очень хорошо все это помню… Однако по ее глазам Ким поняла, что та ничего не забыла. – Но вас было двое? – уточнила инспектор, глядя на фото. В течение шести лет их с братом тоже было двое. – Да, – кивнула хозяйка дома. – Нас было двое. – Мисс Адамсон, у нас есть причины считать, что тело, найденное поблизости от Крествуда, принадлежит одной из воспитанниц. – Нет, – произнесла Никола, качая головой. – Вы шутите! – Что вы можете вспомнить о том времени, которое вы провели в Крествуде, и что могло бы нам помочь? По глазам танцовщицы было видно, что она пытается что-нибудь вспомнить. Ким с Брайантом молчали. Постепенно Никола стала отрицательно качать головой. – Честное слово, я не могу вспомнить ничего интересного. Мы с Бет всегда держались друг за друга и отдельно от других воспитанниц… Нет, решительно ничего. – А ваша сестра? Как вы думаете, она сможет что-то вспомнить? Девушка пожала плечами, и в этот момент зазвонил сотовый Ким. Спустя две секунды раздался и звонок мобильника Брайанта. Оба детектива вытащили телефоны и сбросили звонки. – Прошу прощения, – извинился сержант. – Так вы говорили?.. – Не исключено, что Бет сможет что-то вспомнить. Она сейчас живет здесь, у меня, – Никола посмотрела на часы, – и должна появиться где-то через полчаса. Если вы хотите, то можете ее подождать. Телефон Ким завибрировал у нее в кармане. – Нет, этого достаточно, – сказала она, вставая. Брайант тоже поднялся и протянул руку. – Если вы о чем-то вспомните, пожалуйста, позвоните нам. – Обязательно, – ответила хозяйка, провожая их до двери. – А вы не помните, никто из девочек не увлекался бусинами? – Этот вопрос Ким задала просто наугад. – Бусинами? – переспросила танцовщица. – Может быть, у кого-нибудь был браслет из них? Никола на секунду задумалась, а потом прикрыла рот рукой. – Да, да! У нас была девочка, которую звали Мелани. Она была старше меня, так что я не очень хорошо ее знала. Она была одной из «отмороженных», одной из смутьянок. Стоун затаила дыхание. – Да. И я помню бусины. Она раздавала их своим близким подругам. Вроде как знак принадлежности к закрытому клубу. – Никола еще раз кивнула. – Ну конечно, их было трое! И у них у всех были бусинки. Ким почувствовала пустоту в желудке. Она готова была поспорить, что все трое убежали из приюта. Глава 42 – Черт, – произнес Брайант, когда они уселись в машину. – Ты думаешь о том же? – спросила Ким, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. – Если ты имеешь в виду, что там может быть еще одно тело, то да. – Замени «может быть» на «должно быть», и получится, что мы с тобой думаем одинаково. Брайант кивнул, и Стоун вытащила телефон. Сержант последовал ее примеру. – Два пропущенных звонка и послание от Доусона, – сказала инспектор. – А у меня письмо от Вуди, – добавил ее коллега. Они оба погрузились в свою голосовую почту. Ким выслушала возбужденный голос Кевина и удалила послание. – Доусон хочет, чтобы я немедленно приехала на площадку. – А Вуди хочет, чтобы я немедленно привез тебя в участок, – усмехнулся Брайант. – Но, несмотря на все твои таланты, насколько я знаю, ты еще не научилась быть в двух местах одновременно. Так что, куда прикажете, шеф? Пункт А или Б? Ким взглянула на него и приподняла бровь. – Именно это я и ожидал от тебя услышать… Глава 43 Брайант припарковался на грунтовой парковке. Им понадобилось целых сорок минут, чтобы преодолеть восемь миль от центра Бирмингема. – Проверь, всё ли в порядке с Доусоном, – велела Ким, открывая дверь. – Будет сделано, шеф. Инспектор рысцой двинулась к третьей палатке. Площадка все больше становилась похожа на место проведения какого-то празднества, а не на место преступления. Женщина притормозила, прежде чем войти, и, обернувшись, посмотрела на подножие холма и на центральный дом посреди шести ему подобных. Подумав об узнице, которая в нем содержалась, она на всякий случай взмахнула рукой. Когда Стоун вошла, Черис сразу же повернулась к ней. Ким взглянула на раскоп. – Ну, и где же она? – не задумываясь, Стоун отнесла новую находку к женскому роду. Определить достоверно это было невозможно, но так подсказывало ей шестое чувство, а инспектор привыкла ему доверять. – Дэн велел перенести тело в другую палатку. Это сделали с полчаса назад. Мы просеяли землю в трети ямы, и, думаю, вам будет интересно узнать, что… – Вы нашли бусины, – закончила за нее Ким. – А как вы догадались? – Что-нибудь еще? – пожала плечами инспектор. – Мы закончили обследование всего участка и… – Нашли еще одну аномалию, – опять прервала ее Стоун. – Так, может быть, мне лучше отправиться домой? – спросила Черис, упершись рукой в правое бедро. – Простите, я просто устала, – улыбнулась Ким. – День был очень трудным. Вы раскопаете третью аномалию завтра? – Я начну прямо с утра. Пока мы не стали отмечать ее на земле, чтобы не привлекать внимания этих шакалов, – сказала Хьюз, имея в виду журналистов. – Сейчас мы пока не уверены, что там еще одно тело. Комок в животе говорил Ким, что она может в этом не сомневаться. – Пресса следит за каждым нашим шагом, так что я велела ребятам все осмотреть, а потом упаковать и убрать приборы так, чтобы не вызывать у них подозрения. – А как вы поймете, где надо копать, если вы не отметили место? – спросила Стоун. – Я шагами измерила расстояние от него до палатки. Будьте уверены, я не ошибусь, – заверила ее Черис, и Ким поняла, что в ней можно быть уверенной. – Есть и хорошие новости – первый раскоп завтра можно закрыть и закопать. Мне надо просто подписать бумаги, и первую палатку можно будет убирать. – Нашли еще что-нибудь интересное? – Несколько кусков материи – все разложены по мешкам, промаркированы и отправлены в лабораторию. Это может помочь идентификации. После беседы с Никола Стоун считала, что на этот раз выбор будет ограничен тремя воспитанницами. – Что-нибудь еще? – спросила она. Черис покачала головой и отвернулась. Ким оценила упорство этой женщины. Ее собственный стимул лежал в области чего-то большего, чем простое желание раскрыть преступление, хотя она и пыталась убедить себя, что это не так. Инспектор знала о болезненном прошлом этих девочек. Ведь это не они сами, проснувшись однажды, выбрали себе такой путь, и изменение в их поведении не может быть отнесено к определенному году, месяцу, дню и часу. Все это развивалось в течение долгого времени и имело свои подъемы и провалы, пока, наконец, обстоятельства не лишили их последней надежды. И эти изменения состояли из множества мелочей. Например, Ким помнила, что только в приюте ее называли «ребенком». Просто «ребенком», как и всех остальных, чтобы персоналу не надо было морочиться и запоминать их имена. Так что Стоун понимала, что ее стимулы были связаны с желанием вернуть справедливость этим заброшенным детям и что она не остановится до тех пор, пока это не будет выполнено. И она с уважением относилась ко всем, кто был вместе с ней. – Эй! – позвала Ким эксперта, подойдя к выходу. – Спасибо вам. Черис улыбнулась. Инспектор же прошла во вспомогательную палатку. Дэниел стоял к ней спиной, но она увидела, что он и двое его сотрудников заняты маркировкой пластиковых мешков. – Док, что у вас новенького? – Что – и никаких оскорблений, никаких издевательств? – оглянулся Бэйт. – Послушайте, я здорово вымоталась, но если вы без этого не можете, то я напрягусь… – Нет-нет, всё в порядке! Сегодня и я обойдусь без них. Ким заметила, что ученый был более угрюмым, чем обычно. Плечи его, когда он закрывал мешок, в котором лежал череп, слегка сутулились. На мешке были наклеены белые полоски пластыря, а на них черным маркером написан номер раскопа и перечислялись лежащие внутри кости. Помощник доктора потянулся к крышке пластиковой коробки, но тот покачал головой. – Подождите. Стоун была в недоумении. Она видела раньше, как заполняются пластиковые контейнеры: сначала на дно складывались самые тяжелые кости, а потом все более легкие. Череп, как правило, укладывался самым последним. Инспектор стояла рядом, когда Бэйт взял коробку, больше подходящую для сандвичей, уже выложенную мягкой бумагой. На одном конце стола была сложена кучка совсем мелких косточек. Рука ученого слегка дрожала. – Это взрослого или нет? – спросила Ким. – Точно не взрослого, – покачал головой Дэниел. – У меня сейчас нет никаких версий о том, как она умерла. На первый взгляд, на теле нет никаких повреждений, которые были бы несовместимы с жизнью. – Он говорил негромким напряженным голосом. – Погодите-ка, док, – перебила его окончательно запутавшаяся Ким. – Я никак не могла заставить вас определить пол нашей первой жертвы, потому что она была подростком, а сейчас вы говорите об этом скелете как о женском, хотя его еще даже не доставили в лабораторию… – Правильно. – Мужчина снял очки и потер глаза. – Никаких сомнений в половой принадлежности второй жертвы у меня нет, инспектор. – Он взглянул на коробку для сандвичей. – Потому что эта юная леди была беременна. Глава 44 – Что за гребаный день! – произнес Брайант, паркуя машину перед участком. Это были первые слова, произнесенные после того, как они уехали с места раскопок. – И Доусон был какой-то пришибленный… – Тебя это удивляет? – вздохнула Стоун. Кевин все никак не мог отвести взгляд от маленького контейнера, пока его не поместили в более крупный, рядом с костями матери. – Отправляйся домой, Брайант. Я переговорю с Вуди и тоже поеду спать, – решила инспектор. Было уже больше семи вечера, и у них начинался тринадцатый час шестого рабочего дня подряд. Брайант хотел бы остаться вместе с начальницей, но у него была семья, а у нее – нет. Поднимаясь по ступенькам на третий этаж, Стоун исчерпала последние запасы энергии. Она постучала в дверь и стала ждать. Когда Ким услышала ответ Вуди, то страшно удивилась уровню ярости, который он сумел уместить в трех слогах слова «войдите». А когда она села, антистрессовый мячик был уже в его правой руке. – Вы хотите меня видеть, сэр? – Точнее, хотел, когда звонил вам три часа назад, – прорычал старший инспектор. Ким взглянула на его правую руку и готова была поклясться, что слышит, как мяч пищит, взывая о помощи. – На раскопках происходили события, которые требовали… – Стоун, сегодня вы стали участником травматического, с точки зрения психологии, происшествия, – перебил ее шеф. – Брайант не так уж и плохо водит машину, – слабо попыталась отшутиться Ким. День действительно был длинным и тяжелым. – Замолчите. Вы отлично знаете процедуру и то, что должны были вернуться в участок для опроса и проверки вашего состояния. – Со мною всё в порядке. Можете спросить у Брайанта… – Надеюсь, что вы извините меня, если я не стану тратить свое время на эту ерунду, – Вудворд откинулся в кресле и переложил мяч в левую руку. Черт, угроза все еще не миновала! – У меня есть обязанность – обязанность соблюдать осторожность, которую вы своими действиями не позволяете мне выполнять. Вам было необходимо обеспечить поддержку и психологическую защиту… – Если мне понадобится, чтобы кто-то рассказал мне, как я себя должна чувствовать, то я обязательно дам вам знать, – раздраженно ответила Ким. – В том, что вы ничего не ощущаете, Стоун, и может заключаться основная проблема. – Для меня в этом никакой проблемы нет, сэр. Шеф наклонился вперед и буквально прожег взглядом свою сотрудницу. – Может быть, не в данный момент, но рано или поздно отрицательные последствия могут нарушить вашу способность нормально функционировать. Ким в этом сомневалась, но у нее был свой способ бороться с проблемами. Она раскладывала их по коробочкам, которые намертво запечатывала. Главным было просто не открывать эти коробочки ни под каким видом. Она часто удивлялась, почему другие люди не поступают так же. Старая народная мудрость гласит, что время все лечит, а Стоун научилась этим временем манипулировать. В реальности она не смогла спасти Артура Коннопа всего семь часов назад, но та бурная деятельность, которая занимала ее в течение этих семи часов, сильно отодвинула ее воспоминания. Так что в ее сознании все это произошло уже неделю назад. Именно поэтому она помнила произошедшее гораздо хуже, чем думал Вуди. – Сэр, благодарю вас за беспокойство, но со мною действительно всё в порядке. Я уже давно смирилась с тем, что не смогу спасти мир, так что не слишком виню себя за то, что люди иногда умирают. – Хватит, Стоун. Я принял решение, – Вудворд поднял руку. – После того, как вы закончите это дело, вы встретитесь с психологом, или я отстраню вас от должности. – Но… – Если вы этого не сделаете, то накопившиеся отрицательные эмоции вас уничтожат, – покачал головой старший инспектор. То, что скопилось у нее внутри, его абсолютно не касалось. Все было заперто и находилось под надежной охраной. Единственное, чего она боялась, – это как бы все запертое не вырвалось наружу. В этом случае ее действительно ждало немедленное разрушение. Ким тяжело вздохнула. Об этом можно будет поволноваться как-нибудь в другой раз. – Больше мы не будем это обсуждать, но, прежде чем вы пойдете, я хотел бы сказать еще кое-что… – снова заговорил ее начальник. Изумительно, подумала Стоун. – Мне сегодня позвонил суперинтендант[64], которому, в свою очередь, позвонил старший суперинтендант, и они оба хотят, чтобы вас освободили от этого дела. – Вуди откинулся в кресле. – Так что расскажите мне, с кем вы успели сцепиться сегодня? Пудрить ему мозги не имело смысла. Инспектор действительно хорошо взъерошила кому-то перышки. – Сэр, я могу предоставить вам список; правда, боюсь, что он не будет исчерпывающим, – вздохнула женщина. – Единственный человек, которого я могла разозлить до такой степени, – это Ричард Крофт, но мне и в голову не могло прийти, что у него такие связи. Она замолчала, и их с Вудвордом глаза встретились. – Жена, – сказали они хором. – А что вы ему сказали? – поинтересовался старший инспектор. – Да много чего, – ответила Ким, думая, что жена Крофта его действительно очень любит. – Так он свидетель или подозреваемый? – Всего понемножку, – состроила гримасу Стоун. – Черт побери, Ким! Когда же вы, наконец, поймете, что, проводя расследование на таком уровне, нельзя забывать о политике?! – Нет, сэр. Политика при расследовании – это ваш уровень. А на своем я все еще занимаюсь выяснением правды. Вуди взглянул на свою подчиненную. Ким вовсе не хотелось, чтобы ее слова прозвучали так, как они прозвучали. Она надеялась, что он это поймет, и решила ничего не объяснять самой. – Так вы последуете распоряжению и отстраните меня? – Она выставила вперед подбородок. – Стоун, я не нуждаюсь в вашей помощи, чтобы сохранить прямоту своего хребта в неприкосновенности. Им уже сообщено, что вы продолжите возглавлять это расследование. Инспектор улыбнулась. Могла бы и сама догадаться! – Советнику явно есть что скрывать, иначе бы он не стал спускать своего сторожевого пса с поводка. – Впервые за много дней на губах Вуди появилось какое-то подобие улыбки. – Так что, думаю, пора мне спустить своего. – Да, сэр, – согласилась Ким, тоже продолжая улыбаться. Глава 45 Ким перевела взгляд с Брайанта на Стейси. – Что ж, начинается новый день. Доусон поедет прямо на раскопки и будет звонить, если там произойдет что-то интересное. Еще раз: из шести обнаруженных нами сотрудников Крествуда в живых остались только двое: Ричард Крофт и Уильям Пейн. Ричард Крофт сильно меня невзлюбил, так что от него мы мало чего добьемся. Но он что-то скрывает. – Командир, первые два возражения на заявку профессора были составлены юридической фирмой «Трэвис, Данн и Коэн», – сказала Вуд. – Жена Крофта? – Она работает под своей девичьей фамилией, – кивнула Стэйси. – Значит, что бы он ни пытался скрыть, она об этом знает. – Может быть, стоит заглянуть к ней в офис, шеф? – Она уже попыталась отстранить меня от расследования, – покачала головой Ким. – Я не собираюсь давать ей новый повод. Никакой помощи мы от нее не получим. Что бы Крофт ни пытался скрыть, его жена в этом замешана, так что будет блокировать каждый наш шаг. – И как далеко, по-вашему, она может зайти? – спросила Стейси. – Все зависит от ее оценки возможной опасности, – ответила инспектор, вспоминая раздвижные ворота, дом и машины, не говоря уже о карьере их хозяйки. Затем Ким подошла к доске, которая была разделена на две половины. Первая при этом была разделена еще на четыре части. Информация о Терезе Уайатт и Томе Кёртисе занимала первые две четвертинки. Следующие две были отданы Мэри Эндрюс и Артуру Коннопу. – Криминалисты выяснили что-нибудь об Артуре? – задала вопрос Стоун. – Обнаружены осколки стекла от передней левой фары и частички белой краски, оставшиеся на его штанине. Сейчас они пытаются определить их происхождение, – рассказала Вуд. Ким пристально посмотрела на левую половину доски. Несмотря на то, что она не могла этого доказать, инспектор была уверена, что смерти Мэри Эндрюс и Артура Коннопа были связаны с какими-то серьезными событиями, произошедшими десять лет назад. «Что же вы такое наделали?» – мысленно задала она вопрос. Противоположная половина доски была разделена на две части, которые были посвящены выкопанным жертвам. Ким знала, что до конца дня доску разделят по-новому. Но сейчас на ней было написано три имени: Мелани Харрис Трейси Морган Луиза Данстон – Как обстоят дела с идентификацией? – спросила Стейси, проследив за взглядом начальницы. – Скорее всего, эти трое были небольшой сплоченной группой, – ответила Стоун, не поворачиваясь. – Надеюсь, что доктор Бэйт обнаружит какие-то улики, чтобы мы могли определить, кто есть кто. – А вы не думаете, что их может быть больше трех, командир? – поинтересовалась мулатка. Ким покачала головой. На этой конкретной группе сосредоточились по определенной причине. – Ты можешь побольше узнать об этих трех в «Фейсбуке», но только так, чтобы тебя не обнаружили? – Легко. Когда я спросила, помнит ли меня кто-то из девочек, то одна из них спросила, не та ли я застенчивая негритяночка с толстыми стеклами очков и заиканием. И я с ней согласилась. Ким глубоко вздохнула. – А что тебе удалось выяснить о проповеднике? – Единственный проповедник, который как-то связан с Крествудом, – это Виктор Уилкс. Тот, который занимался благотворительностью. Его имя появляется в нескольких постах. Девочки благодарно называют его «отцом». Он посещал приют раз в месяц и проводил для них короткие службы. – Откуда он? – Сложно сказать. Пока я только смогла выяснить, что несколько лет Уилкс провел в Бристоле, пару – в Ковентри и год – в Манчестере. Я разослала несколько писем, чтобы выяснить хоть что-то дополнительно. – А где он сейчас? – В Дадли. – Когда он туда попал? – Два года назад, – ответила Стейси, постучав по клавишам. – У тебя есть адрес? Вуд уже как раз протягивала Ким листок с адресом, когда Брайант положил телефонную трубку. – Шеф, звонили снизу. К вам посетитель. Стоун нахмурилась. Она была слишком занята, чтобы бросить все ради какого-то посетителя. – Перезвони им и… – От этого посетителя не отмахнуться, шеф, – возразил сержант. – Это Бетани Адамсон, и она очень зла. Глава 46 – Чем я могу вам помочь? – спросила Ким, спустившись вниз. Девушка повернулась, и инспектор вздрогнула – она была потрясена до глубины души. И не тем, как эта посетительница была похожа на Никола – в конце концов, они были однояйцевыми близнецами. Потрясло ее то, насколько мало эти двое были похожи друг на друга. Сестра танцовщицы не стала протягивать руку для приветствия. – Меня зовут Бетани Адамсон, и я хотела бы с вами переговорить, – заявила она. Пока Ким шла с ней к комнате для допросов № 2, ее сопровождал какой-то ритмичный глухой шум. Введя код, Стоун открыла дверь, и посетительница протиснулась в комнату мимо нее, используя зажатую в правой руке трость. Инспектор заметила, что на Бетани были добротные сапоги с плоской подошвой без каблуков, которые доходили ей до колен. В них были заправлены свободные черные джинсы. Широкая зимняя куртка почти полностью скрывала хрупкую фигуру девушки, которая была еще тоньше, чем фигура ее сестры. – У меня не так много времени, мисс Адамсон, – сказала Стоун. – То, чё я хочу вам сказать, инспектор, не займет многа время. Ким удивилась тому, насколько все-таки распространен акцент Черной Страны. Она кивком предложила девушке продолжать, а сама внимательно осмотрела ее. Если б она не знала, что Адамсоны были близняшками, то решила бы, что Бетани – это старшая сестра Никола. Светлые волосы посетительницы, с жирными и непромытыми корнями, их хозяйка стянула на затылке в конский хвост. Черты ее лица, хотя и идентичные по своей лепке чертам ее сестры, были тоньше и резче, чем у танцовщицы. Было ясно, что основная часть харизмы и жизнерадостности досталась второй близняшке. Инспектор заметила, что девушка всем своим весом опирается на трость. Она предложила ей сесть, но Бетани отрицательно помотала головой. Тогда Ким тоже осталась стоять. Они смотрели друг на друга через длинный стол для переговоров. – Вчерась вы говорили с моей сестрицей, – начала посетительница. Стоун была потрясена суровостью, которая появилась на лице у этой девушки. У нее были тонкие губы, а брови, когда она хмурилась, почти соединялись на лбу. – Ваши имена всплыли во время проводимого мною расследования, – пояснила инспектор. – Нам нечего вам сказать. – А откуда вы это знаете? – поинтересовалась заинтригованная Ким. Бетани Адамсон поймала ее взгляд, и какое-то время они не отрываясь смотрели друг на друга. Глаза посетительницы были холодными и пустыми. В них не было видно ни злобы, ни агрессии. Они были просто мертвыми и немигающими. Если считать, что лицо – это зеркало души, то эта девушка никогда в жизни не испытывала ни радости, ни любви. – Я просто это знаю, – заявила она. – Ваша сестра была более любезна, – заметила Стоун, складывая руки на груди. – Ну, она ж не понимает, правда? – Не понимает чего? – У нас было тяжелое детство, – вздохнула Бетани. – Нашей матерью была шлюха, сидевшая на героине, которая сдавала нас в приюты и забирала оттуда, как книжки из библиотеки. А када мы подросли, наши шансы на счастливую жизнь вааще испарились, потому што мы были никому не нужны. На всем свете нас было только двое… – Я все это понимаю, мисс Адамсон, но… – Годы, проведенные в Крествуде, совсем не были щасливыми, но вы, боюсь, никогда не поймете, што такое иметь мать, которой вы нужны тока как источник детского пособия. Девушка не отводила от Ким глаз. – В детстве у нас не было ни любви, ни стабильности, и мы не хотим об этом вспоминать, – продолжала она. – Ни я, ни Никола. Инспектор понимала Бетани гораздо больше, чем была готова признать. Несмотря на манеру посетительницы вести себя, Ким очень хотела достучаться до нее. Она понимала, откуда взялась эта защитная реакция, но сейчас ее окружали трупы, прошлые и настоящие, и о них она должна была думать в первую очередь. – Что там происходило, Бет? – негромко задала она вопрос. – Мисс Адамсон, если вы не возражаете, а выяснить это должны именно вы, инспектор. Но не приплетайте к вашим поискам ни меня, ни мою сестру. Это не принесет нам ничё хорошего. – Даже если это поможет поймать убийцу? – Даже если поможет. – Лицо девушки абсолютно ничего не выражало. – Моя сестра слишком вежлива, штобы просить вас о чем-то. А я не такая. Так што оставьте нас в покое. – Если в интересах следствия мне придется еще раз переговорить с любой из вас… – Я бы на вашем месте этого не делала. Ежели вы не оставите нас в покое, то обещаю, вы об этом пожалеете. С удивительной скоростью Бетани Адамсон подошла к двери. Она исчезла до того, как Ким сообразила, что ей только что открыто угрожали. Но вместо того, чтобы испугать ее, слова этой резкой девушки произвели на инспектора прямо противоположное действие. Теперь она мучилась еще одним вопросом. Детство Никола и Бет было абсолютно одинаковым, но выросли они прямыми антиподами. Так что же произошло с Бетани, что превратило ее в такую злобную и недружелюбную индивидуалистку? Глава 47 Жилой массив Холлитри находился между Брирли-Хилл и Уордсли. Весь этот район, построенный муниципалитетом в семидесятые, располагался на площади в две квадратные мили, и на данном этапе в нем только официально зарегистрированных сексуальных маньяков проживало целых шесть штук. Внешний круг состоял из серых сборных домов с окнами, стекла в которых были или разбиты, или заколочены досками, или зарешечены. Ограды, которые когда-то разграничивали участки, давно исчезли, а палисадники возле заброшенных домов жители массива теперь использовали в качестве свалок для мусора. Дороги были забиты брошенными машинами с вывороченными панелями. Внутренний круг состоял из домиков, стоявших по двенадцать в ряд. Внешние стены зданий были сплошь покрыты вульгарностями, нанесенными спреем из баллончиков, которые рассказывали об интимной жизни пчелок и птичек гораздо больше, чем школьные учебники. Битву с создателями этих произведений муниципалитет давно проиграл. Ким совсем не нужно было выходить из машины, чтобы ощутить тяжелый запах подворотен, в которых обменивалось больше лекарств, чем в аптеках «Бутс»[65]. В центре района возвышались три высоких здания, которые доминировали над всей остальной застройкой. Годы, проведенные жителями этих домов в объятиях пенитенциарной системы ее величества, простирались до самого Ледникового периода. – Знаешь, шеф, если Толкиен действительно списывал темные земли Мордора[66] с Черной Страны, то смотрел он именно на эту застройку, – сказал Брайант. Ким была согласна с ним. Надежда давно покинула сию землю – инспектор хорошо это знала, потому что первые шесть лет своей жизни провела именно в одной из башен Холлитри. Брайант припарковался перед длинным рядом домов, в которых раньше располагались местные магазины. Последним из них закрылся газетный киоск, после того как его хозяина, под угрозой ножа, ограбили два двенадцатилетних хулигана. Центральное здание, в котором когда-то раньше располагалось заведение, торгующее горячей пищей, было теперь приспособлено под Центр социально-медицинской помощи. Возле входа в него ошивались семеро девочек-тинэйджеров. Вход был заблокирован как их телами, так и их ненавистью. Брайант посмотрел на Ким, и та улыбнулась в ответ. – Только постарайся без членовредительства, шеф, – попросил сержант. – Ну конечно, обязательно. Брайант держался позади, а Стоун подошла к девочке, которую посчитала главной в группе. Ее волосы были выкрашены в три оттенка фиолетового цвета, а нежные, без единой морщинки, щеки проколоты металлическими булавками. – Входная плата, – произнесла девочка, вытянув руку. – И сколько же? – Ким посмотрела ей в глаза, стараясь сдержать смех. – Как насчет сотни? – Неа, слишком круто, – покачала головой Стоун. – Может, слыхала – на дворе рецессия. Девочка ухмыльнулась и сложила руки на груди. – Вот поэтому и приходится задирать цены. Ее товарки посмеивались и толкали друг друга локтями. – Хорошо, ответь мне на простой вопрос и считай, что мы договорились, – предложила инспектор. – Не буду я ни на чё отвечать, потому шо ты, сука, все равно не войдешь. Ким пожала плечами и стала поворачивать назад. – Как хочешь, я, конечно, уйду, но я предложила тебе хоть какой-то шанс заработать. – Ну и чё, шо за вопрос? Стоун повернулась и увидела перед собой лицо, полное жажды денег. – Скажи, сколько мне придется заплатить, если у меня пятнадцатипроцентная скидка? На лице крашеной девочки появилось замешательство. – Не знаю я никаких гре… – Вот видишь. А если б ходила в школу, то могла бы вымогать гораздо больше. – Ким наклонилась ближе, так, что их лица почти соприкоснулись. – А теперь вали, пока я не вытащила тебя за твое кольцо в носу. Стоун говорила негромко, надеясь, скорее, на свой взгляд, чем на голос. Девочка не отводила глаз целую минуту, но Ким ни разу не сморгнула. – Пошли, девчонки. Не хочется об эту суку руки марать, – произнесла, наконец, крашеная, отходя влево. Ватага последовала за ней. Остановившись в дверном проеме, Ким повернулась: – Девчонки, десятка той, кто последит за машиной. Предводительница компании была уже готова отказаться, но тут ее в спину толкнула одна из товарок. – Идет, – проворчала крашеная. Брайант, вслед за Ким, вошел в здание. Все, что представляло собой хоть какую-то ценность, было давно разворовано, включая и потолочную плитку. Через заднюю стену помещения проходила семифутовая трещина. В противоположном углу стояли трое мужчин. Все они повернулись в сторону вошедших, и двое из них мгновенно напряглись и направились к двери. Потомственные преступники ничем не отличались от ищеек – полицейских они чуяли за версту. – Мы вас что, чем-то испугали, ребята? – спросил Брайант. Один из «ребят» втянул сквозь зубы воздух, выражая таким образом свое презрение, и Ким покачала головой. Чувство было взаимным. Третьего, оставшегося, Стоун узнала: это был тот человек, которого она видела в крематории, когда они с Брайантом гнались за телом Мэри Эндрюс. – Пастор Уилкс, – с сарказмом обратился к нему Брайант, – а я и не узнал вас без одежды. Виктор Уилкс натянуто улыбнулся – было видно, что он с трудом переносит эту шутку, которую слышит уже не первый раз. Хотя Брайант был недалек от истины. Одетый в церковные одеяния, Уилкс был образцом респектабельности, благоговения и дружелюбия. А вот здесь, в обычных условиях, он выглядел как совершенно ничем не примечательный человек. В крематории, при первой встрече, Ким решила, что ему около пятидесяти, но без церковных одеяний он стал лет на десять моложе. Обычные голубые джинсы и синий свитер подчеркивали его фигуру, состоявшую из одних мускулов. – Хотите попить? – спросил он, указывая на серебряный сосуд. Инспектор обратила внимание на два последних пальца его правой руки. Они были согнуты внутрь, как крючки. Такую травму она уже видела у бойцов, предпочитавших боксировать без перчаток, и поэтому, принимая во внимание его рост, который был выше среднего, решила, что когда-то он принимал участие в уличных боях. Ким посмотрела на сосуд и ткнула Брайанта локтем в бок. – Нет, спасибо, пастор… то есть проповедник, то есть… – забормотал ее коллега. – Прошу вас, называйте меня Виктором. – И какого черта вы здесь делаете? – спросила Стоун, зная, что ни один человек в здравом уме не появится в этом районе по своему собственному желанию. – Пытаюсь дарить людям надежду, инспектор, – улыбнулся Уилкс. – Этот район – один из самых нищих в стране. Так что я пытаюсь доказать его жителям, что выход есть всегда. Осуждать их очень просто, но в каждом есть что-то хорошее, надо только уметь разглядеть его. Ага, а вот и голос, приберегаемый для церемоний! – И каковы ваши успехи? – раздраженно спросила Ким. – Сколько заблудших душ вам удалось спасти? – Цифры меня не интересуют, дочь моя. – К счастью, – заметила женщина, оглядывая комнату. Брайант решил, что пора поговорить о расследовании. – Как мы понимаем, вы регулярно посещали Крествуд – разговаривали с воспитанницами, проводили службы? – спросил он. – Это так, – кивнул проповедник. – Мы также знаем, что время от времени вы подменяли Уильяма Пейна. – И это верно. Все мы время от времени предлагали ему свою помощь. Его положение – думаю, вы со мной согласитесь – совершенно незавидное. Его привязанность к дочери потрясает. Он постоянно благодарит Бога за то, что Люси жива, и без устали ухаживает за нею. Все сотрудники пытались ему помочь, – Уилкс задумался, а потом добавил: – Ну, почти все. Ким закончила осмотр комнаты и встала рядом с Брайантом. – Кстати, коль уж вы заговорили о сотрудниках… Не могли бы вы рассказать нам о тех, кто работал там в ваше время? – попросила она. Виктор подошел к сосуду, и женщина удивилась, что этот металлический предмет еще не успели украсть. Священник бросил в пластиковый стаканчик пакетик чая. – В то время на позицию менеджера как раз пришел Ричард Крофт. Его роль была чисто административной. Мне кажется, что перед ним была поставлена задача понизить расходы и повысить эффективность заведения. Он почти не контактировал с воспитанницами, и его это полностью устраивало. Я всегда ощущал, что этот человек пришел туда ненадолго и что он торопится выполнить эту работу, достичь своей цели и двигаться дальше. – А как насчет Терезы Уайатт? – Естественно, что между ними были трения. Терезу обошли при назначении нового менеджера, и она была этим возмущена. Уилкс попытался выдавить хоть немного заварки из спитого пакетика. – Тереза не была, что называется, теплой женщиной, и они с Ричардом мгновенно сцепились, – добавил он. – Они ненавидели друг друга, и все это знали. Все это очень интересно, подумала Ким, но никак не объясняет наличие в земле двух, а то и трех детских трупов. – Как мы понимаем, Тереза была женщиной с характером, – заметила она. Виктор пожал плечами, но ничего не ответил. – А вы когда-нибудь наблюдали его проявления? – задала Стоун новый вопрос. – Нет. Лично – никогда. – А кто-то другой? – продолжала настаивать Ким. Проповедник поколебался, а потом развел руками. – Не вижу, чем это теперь может повредить… Тереза рассказывала мне о висящем над нею обвинении. Я и до этого слышал, что время от времени она давала волю своим рукам, когда не могла совладать со своим характером, но на этот раз все было серьезнее. Она так сильно ударила девочку в живот, что та харкала кровью. Инспектор почувствовала, как ее нога начинает выбивать чечетку, и прижала ее рукой. – В этом и заключалась жалоба? – уточнила она. – Нет, – покачал головой священник. – Тереза боялась не столько самой жалобы, сколько того, что могло раскрыть ее расследование. – И это было?.. – То, что Тереза Уайатт избила девочку за то, что та отказалась заниматься с нею сексом. – А это действительно так и было? – Я так не думаю… – Было видно, что Виктор колеблется. – Тереза честно рассказала мне о своем нападении. Она полностью призналась в том, что сделала, но поклялась, что это никак не было связано с сексом. Она прекрасно понимала, что такое обвинение навсегда уничтожит ее. Подобное пятно осталось бы на ней до конца ее жизни. Ким зажмурила глаза и покачала головой. Казалось, что секретам не будет конца. – И кто же на нее пожаловался? – спросила Стоун. Она готова была поставить на кон все – это была одна из той троицы с бусинами. – Тереза ее не назвала, инспектор, – ответил Уилкс. – Беседа касалась только самой Терезы. Она хотела выговориться, чтобы привести в порядок свои собственные мысли. «Ну, разумеется, – усмехнулась про себя Ким. – Она даже и не думала о том, чтобы рассказать всю правду!» – А Том Кёртис? – спросил Брайант. – А, вы, наверное, имеете в виду повара? – уточнил Виктор, подумав немного. – Он-то как раз был тихим. Ни с кем не ссорился. Думаю, что таких обычно называют баранами. Хотя пару раз он получал выговор за то, что вел себя с девочками слишком вольно. – Правда? – удивилась Стоун. – Ему было где-то около двадцати пяти – он был самым молодым из сотрудников, – поэтому ему было легче с ними общаться. Некоторым казалось, что он делает это слишком вольно, – однако это только слухи, так что комментировать их я не буду. – Но собственное мнение по этому вопросу у вас должно быть? – Я не буду пачкать доброе имя умершего человека, – лицо Виктора окаменело, и он поднял правую руку, – раз у меня у самого нет никаких доказательств. – То есть вы хотите сказать, что у других они были? – не отставала от него Ким. – Это не мое дело, и я не намерен высказывать догадки. – Понятно, Виктор, – успокоил его Брайант. – Пожалуйста, продолжайте. – Мэри Эндрюс была женщиной серьезной и, пожалуй, уделяла девочкам больше всего внимания. Она было твердой, но любящей, и всегда находилась под боком. Для нее это была не просто работа. – А Артур? – Ах, Артур Конноп!.. – рассмеялся мужчина. – Я о нем почти забыл. Довольно несчастная личность – так мне всегда казалось. Я часто задумывался, что должно было произойти в его жизни, чтобы он стал таким злобным и недружелюбным. Странный коротышка – не любил вообще никого. – И особенно Уильяма Пейна? – уточнил Брайант. – Мне кажется, что в этом не было ничего личного, – сморщил нос Уилкс. – Уильяма трудно не любить. Мне кажется, что Артура раздражало то, что все сотрудники пытались время от времени помогать ему. А Артур не любил, когда кому-то доставалось то, чего не было у него самого. – А какие у него были отношения с девочками? – У кого? У Артура? Да никаких. Он их всех ненавидел. Из-за своего характера Конноп легко поддавался на всякие розыгрыши. Вот они его и разыгрывали – прятали его инструменты и все такое. – А Уильяма они разыгрывали? Виктор задумался. По лицу у него пробежала тень, и он покачал головой. – Не совсем так, потому что Уильям работал в ночную смену и его контакты с воспитанницами были ограничены. Ким наклонилась вперед. Чего-то он здесь недоговаривает! – А что вы можете сказать о самих девочках? – Они были не такими уж плохими. Некоторые из них приходили в приют на короткое время из-за каких-то домашних неурядиц; других размещали там после того, как родителям предъявляли обвинение в совращении малолетних. Были и такие, которые находились в приюте до тех пор, пока за ними не приезжали родственники, а у других родственников вообще не было. – А вы помните близнецов Никола и Бетани? – Ну конечно, – Виктор расплылся в улыбке. – Очень красивые малышки. Если я правильно помню, то Никола всегда была заводилой, а Бетани пряталась за нею и позволяла ей вести все переговоры. С другими девочками они редко общались – наверное, потому, что их было двое. – То есть проблемных девочек там не было? – уточнила Ким. То, что описывал проповедник, было совсем не похоже на те приюты, в которых жила она сама. – Конечно, были девочки с более жестким характером. До которых сложно было достучаться, – признался Уилкс. – Особенно выделялись трое… но сейчас я уже не помню их имен. Они и поодиночке-то не были подарком, а все вместе превращались в жесткую, крепко сбитую группировку. Они заряжались друг от друга и впутывались во всевозможные истории: воровство, курение, мальчики… – тут он отвернулся. – Ну и всякое такое. – Что вы имеете в виду? – поинтересовался Брайант. – Я бы не хотел об этом говорить. – Они что, причинили кому-то вред? – вмешалась Ким. Священник встал и подошел к окну. – Не столько в физическом плане, инспектор. – А в каком же тогда? – Стоун переглянулась со своим напарником. – Они были гораздо более жестоки, чем другие. Особенно когда собирались втроем, – вздохнул Виктор. – И что же они натворили? – продолжала настаивать Ким. – Одна из этих девочек была местной и знала про Люси. – Священник так и остался стоять у окна. – Однажды, когда Уильяму нужно было выполнить какие-то поручения, они предложили присмотреть за девочкой. Будучи человеком очень доверчивым, он решил воспользоваться случаем и зайти в супермаркет. Когда Пейн вернулся всего через час, то ни девочек, ни Люси нигде не было видно. Он весь дом перевернул вверх ногами, – Виктор отвернулся от окна и подошел к полицейским. – И вы знаете, где он нашел Люси? Ким почувствовала, как ее челюсти сводит судорогой. – Они раздели ее догола и запихнули ее крохотное тельце в мусорное ведро. У нее не было достаточно сил, чтобы оттуда выбраться. – Мужчина с трудом сглотнул. – Так она и сидела там больше часа, покрытая мусором, остатками еды и собственными грязными памперсами. В то время бедняжке было всего три годика. Стоун почувствовала, как к горлу у нее подступила тошнота. Куда бы они ни направлялись, расследуя это преступление, они все равно возвращались к порогу Уильяма и Люси Пейн. Пора было вновь встретиться с ними. Глава 48 – Что, черт побери, здесь происходит?! – воскликнула Ким, когда машина остановилась возле дома Пейна. На улице были припаркованы «Скорая помощь» и ретранслятор, причем задние двери машины «Скорой» были широко открыты. Пока инспектор обегала автомобили, из дома вышли двое парамедиков с носилками. Худое, хрупкое тело Люси было едва заметно под простыней. Они несли ее с легкостью, как будто она была маленьким ребенком. Когда Люси не сидела в кресле, атрофия ее конечностей была гораздо заметнее. Ее небольшое личико скрывала кислородная маска, но Ким смогла рассмотреть ее полные ужаса глаза. Она легко дотронулась до руки девочки, но парамедики торопились побыстрее поместить носилки в машину. Из дома выбежал Уильям Пейн. В лице у него не было ни кровинки. Глаза несчастного отца были широко раскрыты и тоже полны ужаса. – Что случилось? – спросила его Стоун. – У нее были проблемы с дыханием ночью, но утром все вроде бы наладилось, – пробормотал Пейн. – Я менял постельное белье на втором этаже, а у нее, наверное, опять начался приступ. Но она же не могла издать ни звука! Она не могла позвать меня! Они с Ким стояли у дверей «Скорой помощи», пока врачи устанавливали носилки в кузове. Глаза Уильяма покраснели, как будто он старался сдержать слезы. – Она как-то смогла нажать кнопку экстренного вызова на кулоне, так что я уже услышал сирену вдали. Когда я спустился вниз, она уже посинела. – Мужчина покачал головой и из глаз у него потекли слезы. Голос у него был хриплым и полным ужаса. – Она могла бы умереть из-за того, что я не услышал ее призывов!.. Ким открыла было рот, чтобы попытаться успокоить Пейна, но тут один из парамедиков выпрыгнул из машины. – Сэр, нам надо… – Мне надо ехать, – прохрипел Уильям. – Прошу вас простить… Стоун подтолкнула его к машине. Двери за ним закрылись, и «Скорая», включив сирену и проблесковые маячки, умчалась. Наблюдая за удаляющейся машиной, Ким почувствовала, как у нее запершило в горле. – Плохи дела, шеф? – К ней подошел Брайант. Женщина покачала головой и, перейдя дорогу, направилась к раскопкам. Она вошла в палатку жертвы № 2. Черис была там – стояла в яме на коленях. Она повернула голову к вошедшей Ким и улыбнулась. Инспектор протянула ей руку. Хьюз сначала сняла резиновые перчатки, потом оперлась на нее и выбралась из раскопа. Ее пожатие было теплым, а рука покрыта тальком от перчатки. Черис остановилась у верхней части раскопа. – Я слышала сирену, – сказала она. – Все в порядке? Ким пожала плечами. Не было никакого смысла пытаться что-то объяснить про Люси. Криминалист не имела никакого отношения к этой части расследования, а свои эмоции, которые она испытывала по отношению к девочке, Стоун не могла даже понять, не говоря уже о том, чтобы объяснить. – С первым раскопом уже закончили? – спросила инспектор. – Его уже закопали и прикрыли дерном. Сейчас этот дерн напоминает неудачную попытку пересадки волос, – рассказала Хьюз. – Одну палатку убрали, но установили другую, на месте третьей аномалии. – Ну, и что там? – Скоро узнаем. Приборы показывают, что аномалия расположена не глубже двух футов. В отличие от Черис, которая, будучи ученым, не хотела говорить о трупе, пока не увидит его собственными глазами, Ким уже знала в глубине души, что там находится третья девочка. Теперь оставалось только выяснить, кто есть кто. – Документы на эту яму я заполню сегодня, и к вечеру ее тоже закопают, – продолжала тем временем эксперт. – А в ней что-то еще нашлось? – спросила Стоун. – У нас есть бусины, – ответила Черис, подходя к раскладному столу. – Общим счетом одиннадцать. И еще вот это. – Она подняла пластиковый пакет. Ким взяла его и пощупала сквозь пакет толщину лежащей внутри материи. – Мне кажется, что это фланель, – предположила Черис. – Пижама? – Может быть, но только верх. – Пуговиц нет? Эксперт отрицательно покачала головой. Ким ничего не сказала. Отсутствие нижней части вызвало у нее в голове такую картинку, что она непроизвольно заскрипела зубами. – Может быть, низ был сшит из материи другого сорта – бывают такие комбинированные пижамы, – предположила Хьюз. – Так что она вполне могла уже истлеть. Стоун кивнула. Хорошо бы! – Что-нибудь еще? – спросила она. Черис протянула ей пластиковый контейнер с еще какими-то испачканными грязью фрагментами. – Небольшие кусочки металла, но мне кажется, что они никак не связаны с убийством, – сказала она. – Дальше? Хьюз вытерла пальцы о джинсы. – Я иду в палатку номер три. Пойдете со мной? Ким прошла за ней в последнюю палатку. – Как раз вовремя, командир, – произнес работавший там Доусон, когда они вошли. Инспектор посмотрела вниз и увидела ногу скелета, которая торчала из темной почвы. Семеро человек, находившихся в палатке, молча смотрели на мелкую могилу. И не важно, что большинство из них ожидало увидеть именно это. Каждое тело заслуживает хоть короткого момента уважения, молчаливой декларации единства всех присутствующих в их желании отдать преступника под суд. Черис повернулась к Стоун, и та тоже посмотрела на нее. Взгляд археолога был хотя и усталым, но твердым. Негромким низким голосом она произнесла вслух то, о чем думал каждый из присутствовавших в палатке: – Ким, ты должна обязательно найти этого мерзавца. Инспектор кивнула и вышла из палатки. Она твердо намеревалась сделать именно это. Глава 49 – Шеф, я получил сообщение, – сказал Брайант, когда они выходили из палатки. – Доктор Дэн хотел бы нам кое-что показать. Ким ничего не сказала и направилась вниз по холму. Сержант завел машину, и они поехали в сторону больницы Рассел-Хилл. Он знал, когда начальницу лучше не трогать. Стоун же переполняла ярость. Что бы они ни сделали, эти девочки не заслужили смерти. То, что кто-то посчитал, что с их жизнями можно обращаться, как с одноразовыми предметами, выводило ее из себя. Она сама была одной из таких девочек, и им всем полагался хотя бы один шанс в жизни. Неудачное начало жизненного пути еще не означало полного отсутствия такого шанса в будущем. Если посмотреть на первые годы ее жизни, то впереди Ким ждали наркотики, нарушения закона, попытки самоубийства, а может быть, и кое-что похуже. Все говорило о будущем уничтожении или ее собственной жизни, или жизней других людей, которые окажутся рядом с нею, и в то же время она смогла показать средний палец этой предопределенности. И ничто не говорило о том, что эти три жертвы не смогли бы сделать то же самое. Брайант остановил машину у главного входа в больницу. Инспектор выпрыгнула из авто и быстро направилась внутрь. Сержант догнал ее уже около лифтов. – Шеф, не так быстро! С регби я еще кое-как справляюсь. А вот пытаться угнаться за тобой – это совсем другое. – Давай, дедушка, поторапливайся, – покачала головой Ким. Она вошла в морг и увидела, что кости жертвы № 2 разложены на столе рядом с останками жертвы № 1. И хотя это были мертвые останки, Ким почувствовала облегчение, когда увидела, что первая жертва теперь не одна среди стерильной холодности окружающей их лаборатории. Если эти две девочки были подругами в жизни, то и в смерти они вновь были рядом. Но это облегчение было очень коротким, потому что взгляд Стоун упал на кучку крохотных костей, которая лежала возле второй жертвы. – Младенец? – спросила она. Дэниел кивнул. На этот раз они не обменялись ни приветствиями, ни своими обычными шуточками. Ким пригляделась. Кости были крохотными и никак не указывали на будущий внешний вид новорожденного, что расстроило женщину еще больше. Теперь Дэн должен был исследовать эти косточки в поисках улик, притворяясь, что это нечто абстрактное, а не кирпичики, из которых вырос бы младенец. От всех них требовалась объективность настоящих ученых, и об эмоциях следовало забыть. Но Бэйт должен был найти улики в живом существе, которое так никогда и не родилось. Сама Стоун была не способна на такое. Поэтому сегодня между ними не будет никакой пикировки. – Сколько? – последовал очередной вопрос инспектора. – Кости начинают формироваться на тринадцатой неделе, – стал объяснять доктор. – В момент рождения у младенца существует уже около трехсот сформировавшихся костей. Думаю, что этому было где-то между двадцатью и двадцатью пятью неделями. Уже настоящий человечек, подумала Ким. Как с точки зрения этики, так и с точки зрения закона. Аборты обычно запрещены после двенадцатой недели, если только не существует серьезной угрозы жизни матери. – Тогда это двойное убийство, шеф. И матери, и младенца, – заметил Брайант. Стоун согласно кивнула. Ее так и тянуло к костям. Она хотела прикрыть их рукой. Почему – этого женщина не понимала. Дэниел обошел стол и встал между двумя скелетами. – Не знаю, поможет ли это вам, но у меня есть кое-что новое по жертве номер один. Она была около пяти футов четырех дюймов ростом, плохо питалась и, я бы сказал, выглядела недоедающей. Брайант вытащил свой блокнот. – Она не следила за своими зубами, а нижние резцы у нее были кривыми, – продолжал эксперт. – У нее были сломаны два пальца на левой руке, а большая берцовая кость раздроблена. Правда, это никак не связано с ее смертью. – Издевательства над ребенком? – предположила инспектор. – Скорее всего, – ответил Дэн, отворачиваясь, но Ким успела заметить, как тяжело он сглотнул. – По поводу нашей второй жертвы у меня еще нет такого количества деталей, – продолжил он, поворачиваясь к скелету № 2, – но, мне кажется, есть кое-что, что вам необходимо знать. Он подошел к верхней части стола и осторожно взял нижнюю челюсть жертвы № 1. – Внимательно приглядитесь к внутренней части ее зубов. Стоун наклонилась поближе. Она увидела то, что Дэниел назвал кривыми резцами, однако, если не считать полного отсутствия десен и плоти, зубы выглядели нормально. – А теперь посмотрите на жертву номер два, – сказал Бэйт. Ким повернулась и наклонилась над черепом второй девочки. Ее зубы были довольно прямыми, и на них не было видно никаких повреждений, но что-то в цвете их эмали отличалось от первых образцов. – Вы чистили зубы у первой жертвы? – спросила инспектор. – Ни у той, ни у другой, – покачал головой ученый. Стоун уже надоела эта игра в отгадки. – Так говорите же, док! – Налет грязи на зубах жертвы номер один мог образоваться с течением времени, когда земля проникла в ротовую полость после разрушения кожного и мышечного покровов, – стал объяснять Дэниел. – Это могло произойти лет через пять-шесть после того, как жертва была захоронена. А вот грязь во рту нашей второй жертвы появилась в первый же день ее захоронения. Ким быстро сложила два и два. Грязь могла так быстро прилипнуть к внутренности зубов только в одном случае. Девочку похоронили живой. Глава 50 Трейси была первой из «сбежавших», и иногда я жалел об этом. Это внезапное чувство сожаления, которое я почувствовал после того, как все закончилось, было таким удивительным и незнакомым, что я долго пытался найти ему какое-то название. Психопаты обычно не углубляются в размышления о своих прошлых деяниях, если только их план не провалился, но и в этом случае эти размышления носят аналитический, а не эмоциональный характер. Мой мир слегка поколебался, когда я бросил эту приставалу на землю. Уже позже я понял, что сожаление у меня вызвало не то, что я с ней сделаю, а то, что я никогда ее больше не увижу – не увижу округлых движений ее бедер, когда она движется по комнате. Так что сожаление было связано только с моей собственной потерей. Мир восстановил равновесие. Но независимо от этого, я всегда знал, что Трейси была другой. Есть женщины, которые, даже будучи совсем юными, выделяются из толпы. Они входят в комнату, и все головы поворачиваются в их сторону, а глаза начинают обшаривать их тело. Это никак не связано с их красотой – скорее, дело в их внутреннем стержне, в их духе, который никогда не сломается. В их решительности, которая позволяет им добиваться того, чего они хотят. Это привлекает и возбуждает. Я знал, что мать Трейси, Дина, впервые продала ее за тридцать пять фунтов, когда девочке было девять лет. Через неделю, когда Дина освоилась с рыночными ценами, стоимость ее дочери значительно возросла, а через пару месяцев сама Дина полностью распрощалась со своей профессией. Социальные службы забрали у нее Трейси, через два дня после того, как девочке исполнилось четырнадцать лет. Ее привезли в Крествуд и поместили среди других девочек: избитых, изнасилованных, брошенных… Трейси это не понравилось. Она совсем не чувствовала себя жертвой и хотела продолжать заниматься тем, чем занималась. Убедившись на своем горьком опыте, что верить никому нельзя, Трейси прятала свои сбережения от Дины в течение двух лет. Девчонка не жаловалась на трудности, с которыми сталкивалась в своей жизни, – она научилась превращать их в свою выгоду. Трейси все рассказала мне о своей прошлой жизни, и ее рассказ напомнил перечисление ничего не значащих фактов из какой-то книги. Может быть, раз или два ее голос слегка задрожал, но она быстро пришла в себя и продолжила рассказ. Я слушал, кивал, а в конце предложил свою помощь. А потом мы занялись сексом. Прошу прощения… сексом занялся я, а она мне сопротивлялась. Изнасилование – слово очень грубое и не полностью отражает то, что произошло между нами. После всего она встала и посмотрела мне в глаза. Ее взгляд был холодным, оценивающим и никак не вязался с ее юным личиком. – Ты за это дорого заплатишь, – пообещала она. Я совсем не боялся, что Трейси расскажет кому-то о том, что произошло между нами. Ведь она не верила никому, кроме себя. Она придумает такой способ отомстить мне, который сможет принести ей хоть какую-то прибыль. Я был восхищен ее юным оптимизмом и совсем не удивился, когда она зажала меня в углу через пару месяцев после случившегося. – Я залетела, и ребенок твой. – В ее голосе звучал триумф. Это меня развлекло, хотя я и не поверил ни одному ее слову. Больше всего в Трейси мне нравилась ее способность вывернуть любую ситуацию так, чтобы она принесла ей выгоду. – И что? – спросил я. Мы оба поняли, что переговоры начались. – Мне нужны деньги, – сказала девочка. Я улыбнулся. Кто бы сомневался! Вопрос состоял в том, сколько. По идее, это должна была быть цена аборта и немножко сверху. Обычная плата за удовольствие. Я ничего не говорил, используя молчание как самое мощное оружие в переговорах. Трейси наклонила голову и ждала. Про молчание она знала все. – Сколько? – милостиво спросил я, наконец. – Достаточно, – в этой девчонке определенно что-то было. Я согласно кивнул. Конечно, я дам ей достаточно. – Пять сотен за… – начал было я. – И близко не лежало! – Глаза ее сузились. Названная цифра была начальной ставкой в торговле. Ведь никогда не знаешь… До того она срабатывала дважды. – И о какой же сумме ты думаешь? – Пять штук, или я открою рот. Я рассмеялся вслух. Это было значительно больше, чем «немножко сверху». – Аборты не стоят… – Никакого гребаного аборта не будет. Ни за что! Деньги мне нужны, чтобы вырваться отсюда, – тут она похлопала себя по животу, – и начать все сначала. Такого просто не могло произойти. Я человек вполне вменяемый и понимал, что если она прямо сейчас выступит со своими обвинениями, ей никто не поверит. А вот с ходячей ДНК, идентичной моей, мне спокойно не жить. Появление ребенка на свет будет для меня постоянной угрозой. Он не должен был родиться. Я кивком показал, что понял ее. Мне, мол, надо время все обдумать и все приготовить. Ночью того же дня я был готов. – Нам надо расстаться по-доброму, – сказал я, наливая хорошую порцию водки в стакан с пузырящейся кокой. – А мои деньги ты принес? – спросила Трейси, поднимая стакан. Я кивнул и с готовностью похлопал себя по карману. – И какие же у тебя планы на будущее? – Рвану в Лондон, сыму квартиру, найду работу, а после пойду в школу и научусь хоть чему-нибудь. Она продолжала говорить, а я продолжал подливать ей водку. Через двадцать минут ее глаза поплыли, и она стала заговариваться. – Пойдем со мной, хочу тебе кое-что показать… Я предложил ей руку. Она ее проигнорировала, поднялась на ноги и шлепнулась назад. Прошло несколько мгновений, прежде чем Трейси повторила попытку. На этот раз она метнулась к двери, как собака на соревнованиях по аджилити[67]. Я шагнул вперед и распахнул перед ней заднюю дверь. От неожиданного порыва свежего воздуха девочка упала прямо на меня. Я попытался поставить ее на ноги, но они ее не слушались, и она упала на землю. Рассмеялась, пытаясь подняться. Я засмеялся вместе с ней, схватил ее под мышки и повел по траве. Мы сделали двадцать пять шагов на северо-запад, и тут я ее уронил. Она хихикнула, и я хихикнул вслед за ней. В яме я встал на колени рядом с ней и положил руки ей на горло. Ощущение ее кожи под пальцами возбуждало меня, хотя она и пыталась освободить шею. Ее глаза были закрыты, и она извивалась подо мной в полубессознательном состоянии. Движения ее бедер и волнение грудей загипнотизировали меня. Их нельзя было просто проигнорировать. Я одним быстрым движением сорвал с нее тонкие шорты и немедленно вошел в нее. На этот раз ее тело было как глина в моих руках. Сознание то покидало ее, то вновь возвращалось. Она двигалась как во сне. Когда я встал, ее глаза закатились. Скорчившись в ограниченном пространстве ямы, я дотянулся до ее разорванных шортов. Теперь они останутся у меня навсегда. Они помогут мне не забыть. Мои руки еще раз нащупали горло Трейси. Пальцы легли на ее гортань, но отказались сжиматься. В ступоре ее хорошенькое личико продолжало улыбаться. Разочарованный, я выбрался из ямы. Первая лопата земли попала на ее торс. Она так и не открыла глаза. Я работал лихорадочно, без остановок, и через несколько минут засыпал яму. Притоптав землю, прикрыл ее дерном. С полчаса я оставался у могилы. Мне не хотелось оставлять Трейси одну. Я сидел рядом и проклинал ее за то, что она со мной сделала. Если б только она не была такой жадной! Если б она согласилась взять деньги на аборт, все было бы о'кей. Но этот ребенок не должен был родиться. Глава 51 Брайант тяжело вздохнул и засунул в рот леденец. Это была его реакция на выход из помещения с вывеской «Не курить». – Ты можешь представить себе что-нибудь более страшное, чем быть похороненным заживо? – спросил он, когда они подошли к машине. – Да. Быть похороненной заживо вместе с тобой, – ответила Ким, пытаясь поднять себе настроение. – Благодарю, шеф. Но я имел в виду другое. Как такое вообще может прийти в голову? Стоун покачала головой. Такая смерть была слишком ужасна, чтобы ее осмыслить. Она считала, что большинство людей мечтает о смерти во сне в своей постели. Для себя же Ким желала смерти от пули. Жертву № 2 надо было как-то обездвижить или отключить, пока она лежала в яме. Сознание вернулось бы к ней, когда она почувствовала, что окружена непроглядно черной землей. Она не могла бы ни видеть, ни слышать, ни шевелиться. Может быть, она попыталась закричать, что было бы естественной реакцией на тот ужас, в который она попала. Тогда ее рот должен был заполниться землей, и с каждой попыткой вдохнуть ее нос и рот забивались бы все большим и большим количеством грязи. Воздух постепенно выходил бы из ее тела, и судорожно открывающийся рот глотал бы только почву… Ким закрыла глаза и попыталась представить себе страх, который охватил девочку, ту панику, которая должна была начаться у этого юного, полуодетого создания. Эту бездну женщина постигнуть не могла. – Как только человек может превратиться в такое исчадье ада?! То есть я хочу сказать: когда такое начинается? – не умолкал сержант. – Эдмунд Бёрк[68] был прав, – пожала плечами Ким, – когда сказал: «Для торжества зла нужно всего одно условие – чтобы хорошие люди сидели сложа руки». – Что ты сказала? – Я говорю, что эта жертва не могла быть его первой. Очень редко хладнокровное убийство является единственным свидетельством извращенного сознания. Наверняка были и другие проявления, на которые не обращали внимания или которые прощали. Брайант кивнул, а потом повернулся к начальнице. – Как думаешь, долго она умирала? – Думаю, что недолго, – ответила Стоун, но про себя добавила, что для жертвы это все равно было как целая жизнь. – Слава тебе господи! – Знаешь, Брайант, я так больше не могу, – сказала Ким, тряся головой. – Как именно, шеф? – Я не могу называть жертвы по номерам: номер один, два и три. С них хватило этого, когда они были живы. У нас есть три тела и три имени, и я должна выяснить, кто есть кто. Инспектор стала смотреть в окно. И неожиданно вспомнила… Ее пятнадцатый день рождения пришелся на период между приемными семьями № 5 и № 6. За два дня до этого события к ней подошел один мужчина из обслуживающего персонала. – У Ким завтра день рождения, и все собирают ей на подарок. Ты сделаешь взнос? – спросил он у Стоун. Она не отрываясь смотрела на сотрудника приюта целую минуту, надеясь, что он поймет, что только что предложил ей сделать взнос на ее же собственный подарок. Но понимания на его лице так и не появилось… – Направление, шеф? – спросил Брайант, подъезжая к больничным воротам. Получив информацию от Дэниела Бэйта, Ким поняла, что помочь ей может только один человек. Ее не смутила даже угроза, которую она получила накануне. – Я думаю, Бриндли-плейс, Брайант. Пора нам побеседовать с близнецами, – сказала она. Сержант кивнул, и его пассажирка снова повернулась к окну. – Я должна знать их имена, – повторила женщина, глядя на дорогу перед ней. Глава 52 Одетая в шелковую пижаму Никола Адамсон открыла дверь на второй стук. Ее волосы были в полном беспорядке, и, здороваясь, она широко зевнула. – Прошу прощения, если мы вас разбудили… – начал Брайант. «Если» здесь было совершенно неуместно, хотя была уже вторая половина дня. – Поздно задержалась в клубе, – Никола еще раз зевнула и протерла глаза. – Вернулась где-то в пять, то ли ночи, то ли утра – как вам больше нравится. Она заперла дверь и направилась прямо на кухню. Ким, хотя самой ей было всего тридцать четыре, задумалась, бывали ли в ее жизни времена, когда она вылезала из кровати в таком потрясающем виде. – Ребята, я рада с вами поговорить, но сначала мне надо выпить кофе, – заявила хозяйка дома. Стоун отодвинула в сторону сумочку и уселась на софу. – Сегодня ко мне приходила ваша сестра. – Она сделала… что? – Голова Никола дернулась. – Ей не слишком нравится то, что вы нам помогаете. Танцовщица покачала головой и отвернулась. Банка с растворимым кофе с грохотом вернулась на свое место в шкафу. Ким показалось, что Бет уже не в первый раз вмешивается в жизнь своей сестры. – И что же она вам сказала? – спросила девушка. – Она велела мне оставить вас обеих в покое и не бередить старых ран. Никола кивнула и, казалось, расслабилась. – Это она так обо мне заботится. Я знаю, она бывает грубовата, но это от того, что она очень волнуется. – Адамсон пожала плечами и села. – С близнецами всегда так. Вот именно, подумала инспектор. – Но я девочка взрослая и сама предложила вам помощь, так что спрашивайте, – улыбнулась Никола. – Тем более что кофе уже у меня в руках. – Ваша сестра недавно повредила ногу? – спросила Ким, подумав, не этим ли объясняется озлобленность Бет. – Нет, это детская травма. Она здорово упала с яблони, когда нам было по восемь лет. Коленная чашечка оказалась разбита. Потом все срослось, но в холодную погоду кости болят… Итак, чем я могу вам помочь? – У нас появилась новая информация о жертвах, – Брайант достал свой блокнот. – Вот мы и подумали, что, может быть, вы поможете нам опознать их. – Ну конечно, если смогу. – Первая жертва, по-видимому, самая высокая из них. Скорее всего, очень худая, с кривыми нижними зубами. – Это Мелани Харрис, – уверенно произнесла Никола. – Вы в этом уверены? – Ну конечно, – кивнула девушка. – Она сильно страдала из-за этих зубов. Все девочки здорово над нею издевались, пока она не сошлась с двумя другими своими подружками. После этого издевательства прекратились. Она немного странно смотрелась рядом с ними и возвышалась над ними, как телохранитель. Нам тогда сказали, что она убежала. – Никола вдруг всхлипнула. Ким и Брайант промолчали. – И кто бы мог причинить Мелани зло? – спросила танцовщица, покачивая головой из стороны в сторону. – Именно это мы и пытаемся выяснить, – отозвался сержант. – Есть жертва номер два, Никола, – негромко продолжила Ким. – И она была беременна. Адамсон наклонилась через стол, протянула руку к сумочке, которую отодвинула Стоун, и достала из нее сигареты и одноразовую зажигалку. Когда накануне они посещали эту квартиру, Ким не заметила никаких признаков того, что кто-то из жильцов курит. Никола засунула сигарету в рот, а вот огонь смогла зажечь только с третьей попытки. – Трейси Морган, – прошептала она. Ким посмотрела на Брайанта, который удивленно поднял брови. – Вы в этом уверены? – спросила инспектор. – Уверена. Здесь нечем гордиться, но в детстве я была очень любопытна, – призналась Адамсон. – В моих школьных характеристиках всегда стояло что-то вроде: «Никола достигла бы больших успехов, если б занималась своими делами так же, как занимается делами других учениц». – Дома у меня живет точно такое же чудо, – хихикнул Брайант. – Так что я подсматривала и подслушивала у дверей, – пожала плечами девушка. – Помню, как Трейси говорила своим подружкам, что «залетела» – именно так она и сказала. – А не знаете, с кем она встречалась? – спросила Ким. – Это может быть еще одной ниточкой. – Нет. Я слышала, как она сказала, что собирается поговорить с отцом ребенка, но не стала задерживаться надолго, чтобы меня не поймали. Никола загасила сигарету, и тут вдруг ей в голову пришла новая мысль. – Что, есть еще и третья?.. Полицейские помолчали, давая ей возможность привыкнуть к этой мысли. – А вы можете рассказать нам о… – начала Стоун. – Ее звали Луиза, – кивнула танцовщица. – Третью из них. Не помню ее фамилии, но она была их вожаком, самой жесткой из всех троих. Никто не хотел связываться с Луизой. Даже когда те двое убежали – простите, я хотела сказать, ушли, – никто не смел с нею связываться. – Никола на мгновение замолчала. – Знаете, сейчас я вспоминаю, что она тогда настаивала, что ее подружки не могли убежать. – А что в Луизе было такого особенного, что могло бы нам помочь с идентификацией? – Ну конечно, ее зубной протез! – Адамсон раздавила сигарету в хрустальной пепельнице. – У нее выбили три передних зуба во время драки с девочками из другой школы. Она ненавидела себя без этого протеза. Одна девочка в Крествуде спрятала его однажды ночью – просто ради смеха. Так Луиза сломала ей нос. – А вы что-нибудь знаете о том, что произошло с дочерью Уильяма Пейна? – Вы имеете в виду ночного дежурного? – Никола нахмурилась и покачала головой. – Мы не так часто его видели. Точно я ничего не слышала, но помню, что однажды всю троицу за что-то продержали взаперти целый месяц. Они всегда хулиганили, но… но совсем не заслужили такого. Брайант перевернул страницу в своем блокноте. – А Тома Кёртиса вы помните? Танцовщица прищурила глаза. – Он был моложе, чем остальные сотрудники. Выглядел немного застенчивым, и многие девочки были в него влюблены. – Девушка внезапно подняла руки к горлу. – Нет-нет, вы же не думаете, что он может быть отцом!.. – Ее голос замолк, как будто ей трудно было закончить свою мысль. Такая мысль уже приходила Ким в голову, но она предпочла промолчать. Инспектор поняла, что большего от Адамсон в данный момент ожидать было нельзя. – Спасибо, что уделили нам время, Никола, – сказала она, поднимаясь. – Прошу вас, никому не говорите о нашем разговоре, пока жертвы не будут опознаны официально. – Конечно. Стоун пошла к двери, но вдруг неожиданно повернулась. – Кто была первой? – Простите? – не поняла ее хозяйка дома. – Кто исчезла первой? Трейси или Мелани? – уточнила Ким. О Луизе она уже знала, что та была последней. Никола сморщилась от напряжения и ответила не сразу: – Первой пропала Трейси. Мелани и Луиза подумали, что она сбежала из-за беременности. Ким кивнула и пошла дальше. – Инспектор… – окликнула ее девушка. Стоун снова обернулась. – Несмотря на то, что вам сказала моя сестра, я рада вам помочь всем, чем могу. Ким поблагодарила ее кивком и вышла. – Дальше куда? – спросил Брайант. На часах его начальницы было больше трех часов дня. – Давай в участок. – Она достала телефон и набрала номер Доусона. – Приветствую, командир, – послышался в трубке его голос. – Как там дела на раскопе, Кев? – Вторую могилу засыпают, и Черис уже наполовину очистила третий скелет. Сюда выехал доктор Бэйт. Так как могила не очень глубокая, то они надеются вырыть его уже сегодня. Ким понимала, насколько за эти дни вымоталась ее группа. – Когда появится доктор Бэйт, можешь уехать домой, – разрешила она Кевину. – На раскопе не произойдет ничего, что не могло бы подождать до завтра. – Командир, я лучше останусь, если вы не против. Впервые Доусон отказывался от предложенного отгула. – Кев, с тобой все в порядке? – удивилась инспектор. И прислушиваясь к его голосу, вдруг поняла, что он неожиданно охрип. – Командир, я наблюдал, как из земли извлекли тела двух молодых девочек, так что, если вы не возражаете, я останусь здесь до конца. Иногда он ее просто шокировал. – Хорошо, Кев. Я позвоню позже. Ким разъединилась и покачала головой. – Ты что, действительно так удивлена? – спросил Брайант. – Да нет. Он хороший парень, хотя иногда ему не хватает рассудительности… – … и ты в любой момент готова видеть его в своей группе, – закончил сержант. Они не так уж часто дудели в одну и ту же трубу, но, если надо было, Брайант мог быть вполне объективен. Ким выбралась из машины, и сержант запер двери. – Проверь, как дела у Стейси, и напиши на доске имена. А потом отправляйся домой. – Ким хотела как можно скорее покончить с анонимностью трупов. Она направилась к своему мотоциклу и остановилась возле него, отстегивая шлем. Что-то было не так в том, что рассказала им Никола. Что-то не давало инспектору покоя; что-то, на что она должна была обратить внимание. Как будто ее глаза увидели нечто, что не смог зарегистрировать ее мозг. Глава 53 Второй раз за день Ким оказалась перед главным входом в больницу Рассел-Хилл. Она оставила мотоцикл на тротуаре, рискуя заработать штраф. Войдя в клинику, Стоун прошла сквозь большую группу пациентов и посетителей, которые наслаждались табачным дымом под знаком «НЕ КУРИТЬ!». Инспектор приблизилась к справочной, которая располагалась с левой стороны холла. Женщина со значком на груди, который сообщал, что ее зовут Бренда, приветливо улыбнулась Ким. – Как я могу увидеть Люси Пейн, которую привезли сегодня в первой половине дня? – Вы ее родственница? – Двоюродная сестра, – кивнула Стоун. – Палата С-пять, терапия, – ответила Бренда, нажав несколько клавиш на компьютере. Ким прошла мимо кафе и сверилась с планом здания на доске. Поднявшись на второй этаж, она пошла по коридору в восточном направлении, периодически уступая дорогу кроватям с пациентами, которых везли из операционных и перевязочных. Вслед за одной из таких кроватей инспектор вошла в отделение. Помещение, в котором она оказалась, было полно механических шумов и негромких голосов. Тележка с лекарствами переехала из одной шестиместной палаты в другую. Ким поняла, что подошла к самому концу времени, выделенного для посещений родственников. Все они сидели в полном молчании, давно рассказав обо всем, о чем хотели рассказать, и теперь ждали только, когда раздастся бой часов. – Люси Пейн? – спросила сотрудница полиции, подойдя к дежурной сестре. – Боковая палата, вторая дверь по коридору, – ответила та. Стоун прошла мимо первой двери, которая вела в крохотную кухоньку. Подойдя ко второй, она подняла руку, чтобы постучать, и замерла за мгновение до того, как ее рука соприкоснулась с деревом. Люси, с головой, поддерживаемой пятью подушками, спокойно спала на громадной кровати. Датчик от монитора был прикреплен к ее указательному пальцу на правой руке. Справа, у нее за спиной, ритмично попискивал какой-то аппарат. На крышке высокой прикроватной тумбочки стояла одинокая открытка с надписью «Поправляйся поскорее» и сидел серый плюшевый медвежонок. Ким вошла и осторожно двинулась мимо Уильяма Пейна, мирно похрапывающего в удобном кресле в углу. Остановилась у кровати и посмотрела вниз, на спящую фигуру. Люси выглядела гораздо моложе своих пятнадцати лет. А ведь она так много страдала! И она не просила об этой жестокой болезни, которая медленно высасывала ее силы, постепенно лишая ее подвижности, так же как не просила и о матери, которая ее бросила. И уж естественно, она не хотела, чтобы три идиотки запихнули ее в мусорный бак. Сегодня Люси чуть не умерла. Она старалась кричать, но ее окружала мертвая тишина. Несмотря на тяжелую жизнь, которая ей досталась, эта смелая девочка продолжала бороться. И она смогла отойти от самого края просто потому, что хотела жить. То, что она смогла нажать кнопку экстренного вызова, подтверждало ее желание. … Никто не давал Ким высоких шансов на выживание, когда ее вынесли из квартиры на верхнем этаже здания в Холлитри. Покачивания голов и глубокие вздохи сопровождали ее на всем пути до больницы, где девочку кормили внутривенно, мало надеясь на успех. Ее шестилетнее тельце весило всего около десяти килограммов. Ее волосы вылезали клоками, и у нее не было сил говорить. Но уже на третий день она села в кровати… Ким взяла салфетку и вытерла слюну с подбородка Люси. Наконец-то она поняла, что так сближало ее с этой девочкой, которую она знала всего пару дней. Люси была настоящим бойцом, и она не хотела играть теми картами, которые сдала ей судьба. Каждый день она, вопреки всему, боролась за свою жизнь, хотя все шансы и были против нее. Ведь утром Люси вполне могла не нажимать кнопку экстренного вызова. Она могла поддаться своей болезни и выбрать путь в вечный мир, но этого не сделала, потому что ее поддерживало только одно. Надежда. «Интересно, может ли девочка как-то улучшить качество своей жизни по сравнению с тем, что у нее есть сейчас? – подумала Ким. – Может ли ее существование быть более безопасным и приятным?» Этого инспектор не знала. Она знала только одно: в этой крохотном беспомощном существе был стержень, сплавленный из мужества и решительности, которым сама Стоун могла только восхищаться. Положив салфетку на тумбочку, она почувствовала, что в комнате что-то изменилось. Храп за ее спиной прекратился. – Вы знаете, что нам надо поговорить? – негромко произнесла женщина, не поворачивая головы. – Да, инспектор, знаю, – ответил Уильям севшим голосом. Ким кивнула и вышла из комнаты. Пора было возвращаться домой. Ее ждали дела. Глава 54 Бет листала журнал. Она не вникала в то, что в нем было написано, но хотела проучить Никола. Младшая сестра почти физически чувствовала волнение старшей. С момента возвращения Бетани они еще не обменялись ни словом. Бет хорошо знала свою сестру. Никола хотела спросить ее, в чем дело, но боялась услышать ответ. А все дело было в том, что она не смогла бы его пережить. Старшая Адамсон всегда ненавидела, когда люди на нее сердились. Она любила ублажать людей. Хотела, чтобы все были счастливы. И за эту черту своего характера она дорого заплатила. Они обе заплатили. И опять заплатят из-за ее желания угодить абсолютно всем. Бет была настолько разозлена, что не могла поднять голову. Так она и сидела, тупо уставившись в журнал. Никола не сможет молчать слишком долго. Бетани равнодушно перевернула страницу. – Вчера со мной говорила Мира, – начала танцовщица. – Она сказала, что ты была с нею очень груба. – Правильно, – согласилась Бетани. Если уж сестричка хочет говорить о ничего не значащих вещах, вместо того чтобы обсудить главные расхождения между ними, то она ничего не имеет против. Рано или поздно Никола все равно сломается. – Зачем же быть такой недоброжелательной? Эта женщина ничего тебе не сделала. – Она старая любопытная корова, которая сует свой нос во все дела, – пожала плечами Бет. – Какое тебе до нее дело? – Она моя соседка, и я здесь живу, – ответила Никола и немного помолчала. – Ты что, сказала ей, что я собираюсь добавить твое имя в контракт аренды? Младшая Адамсон улыбнулась про себя. Из-за этого старая сука наверняка перестала спать по ночам! – Именно это я и сказала. – Ты что, хочешь максимально осложнить мне жизнь, пока живешь со мной? – Знаешь, Ник, я попросила тебя кое-што сделать, но ты мою просьбу проигнорировала. Ты попросила меня быть милой с этой старой шалашовкой, и я тоже проигнорировала твою просьбу. И в чем между нами разница? – Ради всего святого, Бет, я знаю, что ты на меня сердита! Так скажи – за что? Внутренне Бетани улыбалась. Она так хорошо знает свою сестру… И всегда знала. – И какую из причин ты хочешь услышать? – спросила она, переворачивая страницу. – Любую, которую ты решишь назвать. Любую, которая, наконец, прекратит эту пытку молчанием. Ты же знаешь, как я ненавижу, когда ты на меня сердишься! Бет действительно знала свою сестру слишком хорошо. – Я же говорила тебе не разговаривать с ней, – проворчала она. – С кем? – переспросила Никола. Вопрос прозвучал неестественно – старшая сестра прекрасно знала, кого младшая имеет в виду. Бет перевернула еще одну страницу, зная, что это расстроит сестру еще больше. Никола хотела, чтобы она все внимание отдавала только ей. Никола выводило из себя то, что Бет во время разговора могла заниматься еще чем-то, а не думать только о том – как это делала сама Никола, – что происходит между ними. – Ты имеешь в виду инспектора? – спросила танцовщица. – Угу. – Боже, Бет, как ты можешь быть такой спокойной?! Они находят тела в месте, в котором мы когда-то жили! – И что из того? – Мы знали этих девочек. Мы разговаривали с ними, мы ели с ними за одним столом. Как же ты можешь оставаться такой равнодушной?! – Да потому, што для меня они никто! Они мне никогда не нравились, так почему я должна волноваться? – Потому, что они умерли! И что бы они ни делали, смерти они не заслужили. Какой-то монстр закопал их в землю и забыл про них. Я должна постараться помочь. – О них ты волнуешься больше, чем обо мне. – О чем ты говоришь? На этот раз непонимание старшей Адамсон было неподдельным. Вот в чем загвоздка. Они никогда не смогут двинуться дальше, пока Никола не признается в том, что совершила. – Ты знала, што они со мной сделали, и тебя это нисколько не волновало. – Бет, я не знаю, кто и что с тобой сделал. Расскажи же мне! Бетани перевернула еще одну страницу и покачала головой. – Спроси у инспекторши; может быть, она тебе это объяснит, тем более што ты решительно настроена принять во всем этом активное участие. – Только потому, что я знаю, что все это как-то связано с нами. Рука младшей Адамсон застыла в воздухе. Страница выскользнула из ее пальцев. То, что ее сестра почувствовала эту связь, само по себе было большим достижением. Она хотела, чтобы Никола помнила. Она хотела извинений. Она хотела услышать, наконец, слова, которых ждет вот уже десять лет. Но еще не сейчас. – Говорю тебе, Ник, не лезь во все это, – только и сказала Бетани. – Но я хочу, чтобы об этом знали все! Младшая сестра услышала эмоции, которые переполняли старшую. Она не смотрела на Никола. Просто не могла на нее смотреть. – Бет, я бы очень хотела понять, чем тебя обидела. Каким образом я могла тебя так страшно подвести. Ты моя единственная сестра. Но между нами слишком много секретов. А я люблю тебя и хочу знать правду! Бет отбросила журнал в сторону и встала. – Ник, будь поосторожнее со своими желаниями… а то вдруг они в один прекрасный день исполнятся? Глава 55 Ким решила назначить утренний брифинг попозже. Напряжение сказывалось на всей ее команде, так что самое меньшее, что она могла сделать для своих людей, – это дать им выспаться. К тому моменту, когда она закончила свой доклад Вуди о том, что произошло за последние сутки, Брайант, Доусон и Стейси уже сидели на своих рабочих местах. – Привет, ребята, – кивнула им Стоун. – Я уверена, что вы об этом уже знаете, но хочу еще раз напомнить, что интерес к расследованию со стороны средств массовой информации значительно возрос. Все газеты поместили сообщение о нем на первых страницах, а в новостях «Скай ньюс»[69] ему был посвящен отдельный сюжет. – Мы видели, шеф, – простонал Брайант. – Уверена, что мне не надо напоминать вам о том, чтобы вы не болтали с представителями прессы, как бы они ни были настойчивы. Дело слишком деликатное, так что мы не можем допустить появление в газете неточных цитат, кто бы из нас их ни произносил. Ким решила включить в эту группу и себя. Она знала, что может сказать, если пресса загонит ее в угол, и именно поэтому ее старались держать как можно дальше от средств массовой информации. – А если кто-то хочет узнать, насколько паршиво мы работаем, он может ознакомиться с газетными статьями в кабинете у Вуди. Стол их большого босса был завален газетами, и во время утренней встречи он прошелся со Стоун по каждой публикации. – Вы это серьезно, командир? – спросил Доусон. Инспектор утвердительно кивнула. Лучше пусть знают, что против них ведется атака. – Но не расстраивайся, Кев, – сказала она. – Ты же знаешь, как это происходит. На третий день мы всегда становимся виноваты во всем, так что если мы умудрились продержаться до пятого дня с момента обнаружения первого скелета, то могу сказать, что это просто здорово. Это утешение не помогло: Ким почувствовала, как в атмосфере комнаты появился негатив. – Если внимание массмедиа для вас так важно, – вздохнула Стоун, – то вам надо было идти в шоу-бизнес. А мы только офицеры полиции, и нас вообще мало кто любит. – Но это немного расстраивает и понижает энтузиазм, командир, – заметила Стейси. Тут Ким поняла, что духоподъемные беседы – это не ее конек, и решила перейти к делу. – Давайте все посмотрим на эту стену, и посмотрим на нее очень внимательно. Ей самой было легче смотреть на доску после того, как на ней появились имена жертв. Сейчас правая половина доски была разделена на три части: Жертва № 1 – Мелани Харрис. Возраст – 15 лет. Выше среднего роста, недоедающая, с дефектом зубов и носком с бабочкой. Отрезана голова. Жертва № 2 – Трейси Морган. Возраст – 15 лет. Беременная. Отсутствует низ пижамы. Похоронена заживо. Жертва № 3 – Луиза Данстон? Возраст 15 лет. Отсутствуют три передних зуба. – Этих трех девочек убил настоящий монстр, – сказала инспектор. – Кого-то из них он изнасиловал, кого-то избил, кого-то задушил, а потом всех зарыл. И для них это не было просто заметкой в газете. Это была их собственная жизнь, это была реальность, в которой они существовали. И каждое утро мы с вами вылезаем из наших постелей для того, чтобы найти этого человека, который считает, что все это сошло ему с рук. Несколько дней назад эти дети не имели имен, были забыты и молчали. Но сейчас, благодаря всем нам, Мелани, Трейси и Луиза смогли заговорить. И не сомневайтесь, мы поймаем подонка, который это совершил. – Ким замолчала и оглядела сидевших в комнате. – Если вам нужна еще какая-то мотивация, то вы выбрали себе не ту профессию. – Спасибо, шеф, – кивнул Брайант. – Всегда с вами, – с улыбкой добавила Стейси. – Конечно, – в тон им заключил Доусон. Стоун заняла свое обычное место на краю свободного стола. – Итак, Кев, что с раскопками? – спросила она. – Доктор Дэн извлек останки около двух часов утра. Черис провела первичный осмотр могилы, но просеивание почвы начнется только сегодня, – сообщил Доусон. – Док сказал что-нибудь о протезе? – Он мало о чем говорил. Он вообще какой-то странный, командир. – Об этом тебе лучше рассказать Черис. Думаю, что ты еще застанешь ее в могиле. Что у тебя, Стейс? – повернулась инспектор к девушке. – Мне привезли мобильный Тома Кёртиса, – отозвалась та. – У него более пятидесяти неотвеченных звонков за последние два часа перед смертью. – Продолжай, – Ким наклонилась вперед. – Все звонки были сделаны с телефона Крофта. – Боже! – Инспектор начала медленно закипать. – Что-нибудь еще? – Пленка из дома престарелых абсолютно бесполезна, так что у нас нет ничего в отношении смерти Мэри Эндрюс. – Что следственная бригада говорит по поводу Артура Коннопа? – С девяностопятипроцентной уверенностью это краска с «Ауди ТТ»[70]. – Что-нибудь еще? – Ага. Данные по Крествуду, которые имеются в Городском совете, – полное дерьмо. Я все еще продолжаю неофициально мониторить «Фейсбук» и официально обзванивать бывших воспитанниц. Получается, что кое-кто из официально зарегистрированных беглянок был в приюте в ночь пожара, а некоторые из постоянно живущих там съехали за недели до него. «Интересно… – подумала Ким. – Или это полная недееспособность Горсовета, или намеренная попытка запутать данные о количестве проживающих». На данном этапе было возможно как первое, так и второе. Ким не особенно нравился тот факт, что Вуд что-то выясняла на «Фейсбуке», но это оказалось более продуктивным, чем поиск в официальных источниках. – Стейс, попробуй закинуть удочку насчет Тома Кёртиса, – распорядилась инспектор. – Выясни, насколько он был близок к девочкам. Я хочу знать, не было ли каких слухов о некорректном поведении. – Будет сделано, командир. – О'кей. Кев, возвращайся на раскоп, а мы с Брайантом, я думаю, нанесем визит советнику Крофту. – М-м-м… командир, есть еще кое-что, – вновь заговорила вдруг Стейси. – Говори же, – сказала Ким, протягивая руку за курткой. – У меня есть три адреса. Последние, по которым проживала каждая из девочек. Стоун переглянулась с Брайантом. Это была самая нелюбимая всеми детективами часть их работы. Каковыми бы ни были обстоятельства, из-за которых девочек поместили в приют, Ким была уверена, что у всех у них остались живые родственники, на которых их смерть может произвести глубокое впечатление. Проходя мимо стола Стейси, Брайант взял у нее список. Сначала они посетят живых, а потом выполнят свои обязанности в отношении мертвых. Глава 56 Ким кивнула на полицейскую машину, припаркованную возле ворот. Хотя полиция Западного Мидленда и отказалась приставить к Ричарду Крофту круглосуточную охрану, стражам порядка было дано распоряжение проверять его по интеркому, если они проезжали где-то поблизости. Брайант нажал кнопку на интеркоме и стал ждать, когда откроются ворота. Подождав секунд десять, он нажал на нее еще раз. Они со Стоун посмотрели друг на друга. Во время первого визита ворота открылись практически мгновенно. – Продолжай, – велела инспектор, вылезая из автомобиля. Она подошла к полицейской машине. Офицер, сидевший в ней, опустил стекло. – Сколько времени прошло с вашей проверки? – спросила Стоун. – Минут двадцать. Он сказал, что сегодня будет работать дома. Через несколько минут из ворот выехала машина. По-видимому, няня. Ким рысцой возвратилась к Брайанту. Крофт находился в доме совершенно один не менее двадцати минут. – Есть успехи? – спросила инспектор. Сержант покачал головой. – Хорошо. Нам надо войти. Стоя перед воротами, Ким стала планировать свой путь. Ворота из литого железа были украшены орнаментом из цветов, листьев и каких-то завитков. Женщина выбрала узкую полоску слева, почти вплотную к стене. Затем попробовала потрясти ворота – они оказались достаточно прочными. Внезапно Стоун почему-то вспомнила, как Кейт рассказывал ей легенду о том, что много лет назад один местный кузнец попытался что-то исправить в форме для отливки ворот как раз в тот момент, когда в нее должны были заливать металл. Свалившись в нее, он намертво застрял в ней, и приглашенному викарию пришлось читать молитву над раскаленным металлом, который залили в форму. Инспектор помнила, как надеялась тогда, что из кузнеца получилось что-то нужное в хозяйстве. Прости, приятель, мысленно произнесла она, начиная подъем. Вскоре женщина была уже наверху и перебросила правую ногу через футовой длины пики, которые украшали верхнюю часть ворот. – Ничего не выйдет, – сказал снизу Брайант. – Да давай же ты, девчонка-переросток! – отозвалась Ким. – Я вполне могу в нее превратиться, если постараюсь повторить твой маневр. Спускаясь с высоты восьми футов по другую сторону забора, Стоун подумала, что если им повезет, то Крофт сейчас спокойно сидит и слушает музыку и просто не слышит интерком. Или что высокотехнологичная система открытия ворот сломалась и хозяин сейчас идет вниз по подъездной дороге, чтобы их впустить. Она всегда предпочитала людей пусть и раздосадованных, но живых. Спустившись на землю, Ким пробежала по подъездной аллее, ногами чувствуя небольшой подъем, который не заметила вчера, когда ехала на машине. Подбегая к дому, она не заметила никакого движения. Инспектор стала барабанить в дверь, одновременно нажимая на звонок. Потом она отошла от двери, чтобы определить, куда смотрят камеры наружного наблюдения. Одна была нацелена на въездные ворота, а вторая – на эти дурацкие машины. Ни одна не смотрела на задний двор. – Продолжай стучать, – сказала женщина Брайанту, который только что подбежал и даже умудрился не развалиться по дороге. Сама она побежала вдоль стены дома и споткнулась о лопату, которая была к ней прислонена. Сначала Стоун почувствовала скрип стекла под ногами и только потом заметила разбитую стеклянную панель. Она изо всех сил позвала Брайанта, и тот подбежал к ней с другой стороны дома. Входная дверь в оранжерею, которая шла вдоль всего дома, была разбита. Инспектор уже почти вошла внутрь, но остановилась, так и не опустив ногу на пол. – За мной, – велела она и бросилась назад, к центральному входу в дом, по дороге схватив лопату, о которую только что споткнулась. – Разбей вон то окно, – приказала Ким Брайанту, протягивая ему эту лопату. – Я не хочу, чтобы на задней двери появились какие-нибудь новые следы до того, как приедет следственная бригада. Ее напарник отошел как можно дальше и бросил лопату. Панель раскололась от удара, и стекло посыпалось внутрь. Ким кирпичом разбила торчащие осколки стекла, чтобы не порезаться о них, а затем встала на терракотовую кадку для деревьев, используя плечо Брайанта как упор. Ногой она нащупала какую-то твердую поверхность под подоконником и нажала на нее – та показалась ей достаточно надежной. И только проникнув внутрь, женщина поняла, что это антикварное бюро и что в дом она влезла через кабинет. Оказавшись на твердом полу, Стоун протянула руку Брайанту, чтобы поддержать его, пока он перелезает через подоконник. Тяжелая дубовая дверь вывела их в фойе. Здесь инспектор повернула налево, а сержант стал подниматься на второй этаж. Следующей комнатой, в которую вошла Ким, оказалась гостиная, которую она узнала по своему предыдущему визиту. Она быстро осмотрела ее. – Гостиная – чисто! – крикнула Стоун, выходя в фойе. Сверху донесся голос Брайанта: – Хозяйская спальня – чисто! Ким подошла к двери в библиотеку и остановилась как вкопанная. В центре ковра лежала раскинувшаяся фигура Ричарда Крофта с восьмидюймовым кухонным ножом, торчащим из спины. Женщина позвала своего друга и опустилась на колени рядом с телом, стараясь ни до чего не дотрагиваться. Ковер успел пропитаться кровью по обе стороны от тела. Рядом появился Брайант. – Ад и все его обитатели, – сказала инспектор, дотрагиваясь двумя пальцами до шеи убитого. – Он еще жив. Сержант достал мобильный и стал вызывать «Скорую помощь». Ким же принялась искать интерком и нашла его на стене, рядом с холодильником «СМЕГ» невероятных размеров. Она нажала на кнопку и увидела по монитору, как тяжелые ворота стали отъезжать в сторону. Стоун заметила, что охранная сигнализация в доме не включена. «Интересно, почему люди предпочитают использовать датчики проникновения для защиты своего барахла, когда их нет дома, но не включают их, чтобы защитить свою собственную жизнь, когда находятся внутри, особенно когда бывшие коллеги умирают с нечеловеческой скоростью?» – подумала она. Покачав головой, женщина вернулась к центральной двери и распахнула ее. Теперь парамедики смогут попасть прямо в дом. Рысью обежав дом, Ким остановилась в шести футах от места проникновения. Повернувшись, она посмотрела на сад за домом. С первого взгляда инспектор не заметила никаких уязвимых точек. Сзади участок был защищен не стеной, а шестифутовой загородкой; декоративные решетки увеличивали высоту изгороди еще на полтора фута. Все части изгороди выглядели неповрежденными. – Ну что же, сукин сын, если ты не перелез через изгородь, то должен был пройти сквозь нее! – пробормотала Стоун. Начав с самой первой секции, она двинулась по левой стороне изгороди, пробуя на прочность каждую секцию по очереди. Столбы были деревянными, но крепкими, и все секции с левой стороны оказались свободны от кустов. На участке росли низкорослые растения, так что любой, кто захотел бы попасть в дом с этой стороны, был бы немедленно замечен теми, кто находился в задней части дома. Тогда инспектор перешла к изгороди, проходившей по нижней границе участка. Там через каждые десять футов рос пятнадцатифутовый лавр. Большинство деревьев, за исключением самого последнего, росли по центру секций. За трехфутовым стволом последнего дерева, возвышавшегося в самом углу, скрывалась часть секции и столб. Ким пробежала до него около сотни футов и указательным пальцем легко надавила на секцию. Она легко подалась, и Стоун увидела, что секция никак не прикреплена к столбу. Позади нее раздались шаги бегущего человека, который огибал дом. – Мэм?! – позвал ее полицейский. Женщина вышла из-за дерева, наглядно демонстрируя мастерство, с которым были приготовлены точка проникновения и тайник. – Что я должен делать, мэм? – спросил сотрудник полиции. – Охраняйте заднюю дверь. И никого к ней не подпускайте. Он кивнул в ответ и занял позицию перед дверью, лицом к участку. Ким же вернулась к лавру и еще раз нажала на секцию. Та легко двигалась под ее руками, и в открывающееся отверстие запросто мог пролезть человек. – Черт побери! – вслух произнесла инспектор. – А ведь негодяй неглуп… – Она отошла от дерева и вернулась в сад, чтобы быть уверенной, что ничем не помешает сбору улик. Взбираясь на перекладину качелей, Стоун услышала, как машины с сиренами проехали по подъездной аллее и остановились у главного входа. Сверху она посмотрела через изгородь и увидела крутой склон, спускающийся к тыловой части торгового участка. За ним шел жилой район, напоминающий кроличий садок со всеми своими запутанными улицами, переулками и тупиками. Совсем как это чертово преступление, подумала Ким, спускаясь на землю. Она еще раз прошла путь от сломанной изгороди до задней двери дома, внимательно оглядываясь по сторонам, и остановилась в четырех футах от полицейского. – Как вы сегодня поживаете, мэм? – спросил тот. Женщина уже открыла было рот, чтобы задать ему встречный вопрос о том, как она, по его мнению, должна поживать, но тут узнала в нем того констебля, который пару дней назад общался с Брайантом. Теперь он делал именно то, что ему сказали, то есть пытался разговорить ее. Ким закатила глаза, покачала головой и отправилась к фасаду здания. Там стоял Брайант, наблюдающий, как закрывают задние двери машины «Скорой помощи». – Ну, что? – обратилась Стоун к напарнику. – Все еще дышит, шеф. Нож вынимать на стали, – рассказал тот. – Парамедики решили сначала внимательно посмотреть, куда точно он попал. Странно, но оружие, предназначенное для убийства, сейчас может сохранять жизнь жертвы. – Да уж, ирония судьбы, – заметила женщина, присаживаясь на каменные ступени. – А вот и помощь подоспела, – сказал Брайант, увидев, как на гравии с визгом затормозил «Опель Корса». Из него выскочила женщина, которую они узнали, – служанка Марта. В лице у нее не было ни кровинки. – Что… Что?.. Ким осталась сидеть, а Брайант подошел к девушке. – Мистер Крофт серьезно ранен. Вам необходимо связаться с его женой и сообщить ей, что она должна как можно быстрее приехать в больницу. Марта кивнула и неуверенно прошла внутрь здания. К дому подъехали еще две патрульные машины, сопровождаемые фургоном следственной группы. – Не знаю, – сказал Брайант вставшей Ким, – эти полицейские прямо как автобусы: то не дождешься, а то сразу… – Сержант Доддс, – представился их тучный коллега, державший руки в карманах пуленепробиваемого жилета. Брайант отвел его в сторону, чтобы объяснить ситуацию, а Стоун схватила первого попавшегося эксперта, который выходил из фургона следственной бригады, – высокого блондина. – Пойдемте со мной, – велела она, не представляясь, и потащила его за собой. Они обошли вокруг дома, и там инспектор отвела эксперта в самый дальний угол сада. Здесь она показала ему дерево. – Сломанная секция и нарушение периметра. А вот там – точка проникновения. – Ким махнула рукой в сторону задней двери. – Понял, мэм. Стоун вернулась к главному входу, где ее перехватила Марта, которая протянула ей мобильный телефон. – Миссис Крофт хотела бы поговорить с вами. – Слушаю, – сказала Ким, беря в руки трубку. – Детектив-инспектор, если я правильно поняла Марту, то моей собственности нанесен серьезный урон, – послышался в трубке женский голос. – Не такой серьезный, как вашему мужу, – ответила Стоун. – Я хотела бы получить от вас объяснения, что вы там делаете. Я специально требовала, чтобы вас освободили… – Он в Рассел-Хилл, если вам это интересно, – ответила Ким и отключилась. Затем она протянула трубку Марте и вместе с Брайантом направилась к выходу с участка. – Мы здесь закончили? – спросил сержант. Ким кивнула, и они подошли к своей машине, которая стояла в самом начале подъездной аллеи. – Подводишь мосты к миссис Крофт, да, шеф? – усмехнулся Брайант. – Ну конечно, и с каждым разом мы с ней становимся все ближе и ближе, – кисло ответила его начальница. – И куда мы теперь? – Жилой район Холлитри, – негромко сказала Ким. Откладывать дальше было некуда. – Испортим там настроение одной семейке. Глава 57 Брайант проехал по целому лабиринту переулков и улочек, пока они не остановились перед тремя высокими зданиями в самом центре района. Всего в нем было 540 квартир и домов, и две местные банды, призванные поддерживать в жителях необходимый уровень страха. Одна из них, группа молодых людей, которые жили на территории, обслуживаемой почтой местечка Дадли, называлась «Дельтой», а вторая, в свою очередь контролировавшая территорию почтового отделения Сандвелл, звалась «Би Бойз». Сержант припарковал машину рядом с детской площадкой. Несмотря на то, что на ней стояли веревочные качели, качалка-балансир и несколько скамеек, детей на ней не было со времени ее создания. Площадка была известна под названием «Дыра», и именно на ней представители конкурировавших организаций встречались и решали свои «дела». Насколько знала Ким, за последние два года на площадке были обнаружены три трупа, а вот свидетелей никаких найти не удалось. По оценке Стоун, на площадку выходили окна не меньше чем семидесяти квартир, но ни одна живая душа в этих домах ничего не видела. Полицейские смогли беспрепятственно добраться до этого Бермудского треугольника – присутствие полиции там хотя и не приветствовалось, но никак не ограничивалось. Район был полностью отрезан от внешнего мира, поэтому преступления, совершавшиеся в этом анклаве, в нем же и раскрывались. Так что лидеры банд пребывали в полном покое, твердо зная, что ни один житель района не станет открыто общаться с полицейскими. – Боже мой! – пробормотал Брайант, закрывая нос рукой. Ким же, в отличие от него, успела набрать в легкие свежего воздуха, прежде чем они вошли в подъезд среднего здания. Он был темным, очень маленьким и вонял мочой. Окна в нем отсутствовали, две лампы были разбиты, и никому не пришло в голову их заменить, так что единственным освещением был слабый свет, сочившийся из забранного решеткой отверстия под потолком. – Какой этаж? – спросила инспектор. – Седьмой. Пойдем по лестнице? – спросил ее коллега. Ким кивнула и прошла к лестничному пролету. Лифты в этих домах пользовались дурной славой за то, что имели привычку неожиданно застревать между этажами, а шансов на то, что кто-то придет на помощь, не было практически никаких. Или ори во всю силу легких, или помирай. Другого выбора не было. К моменту, когда они достигли третьего этажа, Брайант насчитал семь использованных шприцев, три разбитые пивные бутылки и два презерватива. – И кто говорит, что в мире не осталось романтики? – спросил он, когда они вышли на площадку седьмого этажа. Ким промолчала. – Сюда, шеф, – вновь подал голос Брайант, указывая на дверь квартиры № 28С. В центре двери был виден след, оставшийся после удара кулаком, и ее открыла девочка, которой, по мнению Ким, было года три-четыре. Она не улыбнулась и не произнесла ни слова – просто продолжала сосать сок из детской бутылочки. – Рианна, отвали от этой гребаной двери! – раздался женский голос внутри помещения. Брайант, отодвинув девочку в сторону, вошел в квартиру. Стоун последовала за ним, обойдя ребенка, и закрыла за собой дверь. – Прошу прощения! – громко произнес сержант, стоя в заплеванном коридоре. – Полиция… не могли бы мы… – Какого черта!.. – В одной из комнат послышалось лихорадочное шевеление. – Я уже все унюхала! – крикнула Ким и прошла мимо Брайанта в гостиную. Шторы были задернуты, но недостаточно плотно прилегали одна к другой. В комнате стояла молодая женщина с большими серьгами-кольцами и с одутловатой физиономией, которая размахивала руками, пытаясь разогнать дым. Воздух в комнате был пропитан запахом травки. – Какого черта вы здеся делаете? – накинулась женщина на полицейских. – У вас нету никаких прав… – Нас Рианна пригласила, – ответила Ким, чуть не споткнувшись о стоявшую на полу люльку, в которой спал новорожденный младенец. – Нам нужен Брайан Харрис. – Это мой папаша. Он спит, – ответила местная жительница. Время было уже больше половины двенадцатого. – Значит, вы сестра Мелани? – уточнил Брайант. – Кого? – спросила женщина с презрительной усмешкой. Стоун услышала, как где-то дальше по коридору открылась дверь. К ним направился разозленный полуодетый мужчина. – Какого черта вы здеся делаете?! – повторил он вопрос своей дочери. – Мистер Харрис, – любезно произнес сержант, вставая прямо у него на пути, поднял свой полицейский знак и представился. – Мы просто хотели бы поговорить с вами о Мелани. Мужчина замер на месте и нахмурился. Ким стало казаться, что они ошиблись адресом. Однако свой рост Мелани точно унаследовала от отца – в нем было больше шести футов. Все его ребра выпирали наружу, а ремень джинсов свободно вращался вокруг тощих бедер. Костлявые руки были покрыты самопальными татуировками. – И шо эта сучка натворила? – спросил он, заглядывая за спинку дивана. Ким проследила за его взглядом. Темно-коричневый стаффордширский бультерьер тяжело дышал в клетке, которая больше подошла бы крупному йоркширу[71]. Это была сука с набухшими красными сосками. Рядом с клеткой стояла картонная коробка, в которой тыкались носами друг в друга четыре щенка. Инспектор не могла определить, открылись ли уже у них глаза, но знала, что их оторвали от матери с совершенно определенной целью. Если щенка так рано отбирают у матери, то в будущем его ожидают поведенческие отклонения, которые будут совсем не лишними у такого статусного символа принадлежности к банде «Дельта». Стоун взглянула в глаза взрослой собаки, которой устроят следующую вязку сразу же, как только это позволит ее состояние. Затем она перевела взгляд на Брайанта, который тоже рассматривал собак. Напарники переглянулись. – Шоб ни натворила эта девчонка, меня это не касается. Я отказался от нее много лет назад! – заявил хозяин квартиры. Младенец на полу расплакался. Молодая женщина села и принялась раскачивать люльку правой ногой. Достав айфон, она одной рукой стала набирать текст. Брайан Харрис уселся рядом с дочерью и довольно чувствительно ткнул ее локтем в бок. – Поставь-ка чайничек, Тина. – Сам поставишь, ленивый ублюдок, – огрызнулась та. – Поставь или собирай манатки и отправляйся со своими спиногрызами на все четыре стороны! Тина бросила на мужчину ненавидящий взгляд и отправилась на кухню. Рианна пошла следом за ней. Харрис наклонился вперед и закурил сигарету, выдохнув дым на голову младенца. Брайант приказал себе говорить спокойным голосом и уселся напротив хозяина. Ким осталась стоять. – Когда вы видели свою дочь в последний раз? – спросила она. – Да точно и не упомню, – пожал плечами Харрис. – Она еще ребенком была. – А сколько ей было лет, когда вы сдали ее в приют? – уточнила Ким. – Откуда я помню, давно это было. – В лице у Брайана ничего не дрогнуло. – Она была непослушным ребенком? – Не-а. Просто ела слишком много. Пузатая корова, – тут мужчина улыбнулся своей собственной шутке. Ни Ким, ни Брайант не произнесли ни слова. – Послуште. У меня на руках было двое детей, когда эта шлюха, их мать, от нас сбежала. И я делал все, што было в моих силах, – проворчал Харрис и пожал плечами с таким видом, как будто награда «Отец года» уже ждала его за следующим поворотом. – То есть ей просто не повезло? – уточнила Стоун. – Она довольно странно выглядела. Одни ноги и никакого мяса. Ее никак нельзя было назвать красоткой. – Мужчина оскалился и продемонстрировал ряд желтых зубов. – А вы навещали ее хотя бы раз, пока она была в приюте? – наклонился вперед Брайант. – Энто бы ее расстроило, – покачал головой Харрис. – Рубить надо было сразу и акканчательно. Не знаю даже, в какой приют ее запихнули. Вполне может быть, што в тот, где щас копают. – Мужчина затянулся сигаретой. – И вам не пришло в голову позвонить в полицию и выяснить, не является ли одно из тел, обнаруженных в Крествуде, телом вашей дочери? – спросила Ким в изнеможении. Если б у Брайана появились на лице хоть какие-то эмоции, к ней бы вновь вернулась вера в человечество. – А што, Мелани одна из убитых? – подался вперед Харрис. «Ну, наконец-то, – подумала Ким, – хоть какой-то интерес к дочери, которую он бросил пятнадцать лет назад!» – Но ведь это ж ничо не будет мне стоить? – насупил брови мужчина. Инспектор сжала кулаки, спрятав руки глубоко в карманах. Иногда она хотела научиться запирать их там ради своего же собственного благополучия. Тина вернулась и протянула отцу кружку, над которой поднимался пар. Взглянув на ее лицо, Ким подумала, что на месте ее отца не стала бы пить ничего из приготовленного дочерью. – Мистер Харрис, мы с сожалением должны информировать вас о том, что мы полагаем, что одной из недавно обнаруженных девочек является ваша дочь Мелани. Вскоре вы получите официальное уведомление, – сообщила Стоун. Брайан попытался напустить на себя печальный вид, но его выдал мелькнувший в глазах эгоизм. – Понимаете, я отказался от нее много лет назад, так што меня это не касается. Ким смотрела, как Рианна обошла диван сбоку, подошла к клетке, просунула пальчики между прутьями и стала тянуть собаку, которой некуда было деться, за челюсть. Инспектор придвинулась поближе и правой ногой отодвинула ребенка от клетки. Тогда малышка двинулась к коробке со щенками, но тут вмешался ее дед. – Тина, убери ее к чертовой матери! Заворчав, молодая женщина встала. Она взяла дочь за руку и увела ее в спальню. Когда ребенок вышел из комнаты, у Ким уже больше не было сил сдерживаться. Руками действовать она не могла, но в ее распоряжении были и другие способы. – Мистер Харрис, я хотела бы нарисовать вам одну картинку, – заговорила она. – Так сказать, на долгую память. Смерть вашей пятнадцатилетней дочери была ужасна. Кос помощь, когда эта нелюдь резала ее на кусочки, – Ким наклонилась прямо к этому омерзительному подобию отца. – И это я рассказываю вам совершенно бесплатно. На несколько секунд в комнате повисла тишина. – Мы закончили, – произнесла затем Стоун, взглянув на своего коллегу. Она прошла мимо Харриса и направилась к двери. Брайант пошел было за ней, но внезапно остановился, не закрыв за собой двери. – Подожди здесь, – сказал он начальнице. – Хочу задать ему последний вопрос. Пока Ким ждала его, ей пришло в голову, что она нарушила все правила из инструкции по информированию граждан о смерти их близких. Но если б она увидела на лице отца Мелани хоть гран любви или хотя бы привязанности, она бы выполнила инструкцию до последней точки. Пусть с другими семьями работает кто-то еще, решила женщина. Она не была уверена, что сможет сдержаться, если еще раз встретится с подобным семейным безразличием. Дверь распахнулась, и Ким в шоке уставилась на своего коллегу, который выходил из помещения. – Брайант, ты просто сошел с ума! Глава 58 – На, возьми щенков, а я попридержу их мать. С этими словами Брайант пихнул начальнице в руки коробку. Четверо щенков зашевелились, и Ким увидела, что глаза у них только-только раскрылись. Да и то еще не совсем. – Как, черт возьми… – Я сказал ему, что готов закрыть глаза на криминальную деятельность в его квартире при условии, что он отдаст мне собак, – объяснил сержант, спускаясь вслед за Стоун по ступенькам. – Правда, я не обещал ему не ставить в известность социальные службы. Ким почти бегом спустилась по лестнице и остановилась возле машины. – Гм-м-м, и что теперь, доктор Дулитл[72]? Брайант посадил суку на заднее сиденье, а коробку со щенками поставил рядом с ней. – Садись за руль. – Куда прикажете, шеф? – спросила Ким, забираясь в машину. – Послушай, командир, ты что, не знаешь, где я живу? – Боже мой! – воскликнула инспектор, заводя двигатель. Она с трудом вырулила из трущоб, а потом бросила взгляд на заднее сиденье. Сука смотрела через край коробки, а один из щенков тянулся к ней, пытаясь достать ее нос. – Никогда в жизни, Брайант, не смей больше называть меня импульсивной. Что теперь скажет твоя женушка? – А какой у меня был выбор? – пожал плечами сержант. Ким промолчала. Как бы им этого ни хотелось, оба понимали, что весь мир им спасти не удастся, но иногда приходилось решать те проблемы, которые возникали прямо на пустом месте. Инспектор остановилась на светофоре. – Посмотри, шеф, – сказал ей Брайант. Женщина опять обернулась. Сука лизала того щенка, до которого смогла дотянуться. Остальные царапали коробку. Спустя пять минут Стоун затормозила в Ромсли, возле таунхауса Брайанта с тремя спальнями. – Если ты возьмешь… – начал было сержант, выйдя из машины. – Даже не надейся, – ответила Ким. – С этим тебе придется справляться одному. – Трусишка! – фыркнул ее напарник. – Точно. Брайант взял поводок взрослой собаки. Она самостоятельно выскочила из машины и замерла на месте. Зажав коробку под левой рукой, полицейский направился к входу в дом. Ким мысленно вознесла молитву. Пару раз она видела женушку Брайанта в плохом настроении и теперь боялась, что никогда больше не увидит своего коллегу. Она решила, что даст ему десять минут, а потом тронется дальше, а пока достала мобильный и позвонила в службу социальной опеки. Поговорив несколько минут, женщина разъединилась – звонок с сообщением о «рискованной ситуации» от офицера полиции немедленно заставит всех действовать. Сотрудник организации будет на пороге квартиры Харриса уже через час. Стоун полагала, что Тине уже не поможешь, но у Рианны и младенца был хороший шанс. Открылась дверь дома Брайанта, и он появился на улице. Ким не могла утверждать на все сто процентов, что он цел, но руки и ноги у него были вроде бы на месте. – Все еще счастливо женаты? – уточнила она, перелезая на пассажирское сиденье. – Мама и детишки воссоединились на одеяле перед батареей на кухне. В духовке томится рис с курицей, а женушка шарит по Интернету в поисках информации об уходе за щенками. – И ты оставишь их у себя? – Пока они не подрастут, – кивнул Брайант. – Как тебе это удалось? Сержант пожал плечами. – Просто рассказал ей всю правду, шеф, – улыбнулся он. Ким представила себе, как в его доме будут носиться со щенками и баловать их. – А теперь выброси меня около участка, – она безнадежно покачала головой, – и отправляйся в больницу. Один из нас должен допросить Крофта, как только появится такая возможность. – А ты не поедешь? – Это не самая лучшая идея. Может быть, я становлюсь параноиком, но мне кажется, что миссис Крофт не очень меня любит. Глава 59 Рев «Ниндзя» затих, когда Ким остановилась на грунтовой дороге. Она сняла шлем и повесила его на правую рукоятку. Теперь Стоун смотрела на место раскопок прямо сверху. Первая и вторая ямы были зарыты и опять стали частью пейзажа. Вспомогательную палатку успели разобрать. Разборная изгородь больше не окружала площадку, и прессы уже нигде не было видно. Полицейское оцепление тоже было снято, а в верхнем углу участка были собраны остатки оборудования. Площадка вновь превратилась в часть незастроенной муниципальной собственности, на которой жителей окружающего района ежегодно развлекала передвижная ярмарка. Только несколько плюшевых мишек да потрепанные ветром цветы, оставленные у подножия холма, напоминали о событиях, развернувшихся здесь в последние дни. Эта часть расследования закончилась. Все улики у мертвых были собраны, и теперь Ким и ее группе предстояло найти им объяснение. В один прекрасный день имена этих девочек появятся в «Википедии». На них можно будет перейти с главной статьи о Черной Стране, рассказывающей о ее истории. Тройное убийство навсегда останется на ней черным пятном. Читатели будут пропускать статьи о том, что местные кузнецы из Нетертона выковали цепи для «Титаника» и о том, как двадцать шайрских тяжеловозов протащили через весь город груз весом в сто тонн. Торговля изделиями из металла, ведущая свою историю от XVI века, будет забыта перед лицом такой сенсации. И она явно не будет включена в статью о золотом периоде в развитии графства. – Так и думал, что это вы, командир, – сказал Доусон, выходя из палатки. Под глазами у него виднелись темные круги. Джинсы были грязными, а свитер – весь в пятнах, но его работа на раскопках и верность делу завоевали для него право выглядеть настоящим земляным червем. Ким хотела было поблагодарить его за отличную работу, но побоялась сглазить. Обычно через день после того, как этого сотрудника хвалили, он выкидывал какой-нибудь очередной фокус. – Доусон, должна сказать, что ты меня безумно разочаровываешь. Ты отличный детектив, но иногда ведешь себя как трехлетний младенец, – заявила инспектор и внезапно замолчала. Она хотела сказать совсем другое. – Послушай, я знаю, что у тебя была трудная неделя, но, несмотря на это, ты показал себя отличным работником. – Спасибо, командир, – Кевин запрокинул голову и рассмеялся. – Из ваших уст это дорогого стоит. – Я говорю правду, Кев. Их глаза встретились, и женщина поняла, что ее коллега знает это. – Послушай, возьми отгул на завтра, – посоветовала она. – Мы без перерывов работали целых восемь дней. В субботу проведем несколько часов за кофе с маффинами[73] – платит Брайант, – проанализируем все, что у нас есть, и наметим план действий на следующую неделю. – Да, неделька выдалась не из легких, – согласился Кевин. – Вы все еще на меня злитесь? – Не-а, – покачала Ким головой, – мне кажется, что Брайант заслужил этого больше. Она вошла в последнюю оставшуюся палатку и увидела одинокую Черис, которая стояла возле могилы, рядом со складным столом. – Все твои друзья исчезли? – спросила инспектор. Хьюз повернулась и улыбнулась ей. – Мои люди в гостинице, пакуются перед отъездом. Неделя была очень длинной. Ким согласно кивнула. – А как же ты? – спросила она. – А я пока остаюсь, – глубоко вздохнула криминалист. – С этой могилой я закончу через пару часов. Мне кажется, много в ней не найдешь. Нашу третью жертву закопали не так глубоко, как других, но я хочу все тщательно проверить. – Значит, ты уедешь позже? – уточнила Стоун. – Нет, – покачала головой Черис. – Я еще долго буду возиться со всякими бумагами. Она взяла небольшой пластиковый контейнер и протянула его Ким. – Опять бусины, но это для тебя уже не новость. На костях были остатки одежды, но я отправила их Дэниелу, потому что они были слишком тонкими, чтобы попытаться снять их прямо в раскопе. – Что-нибудь еще? Хьюз указала на участок в голове могилы площадью около фута. У нее было измученное и осунувшееся лицо. – Если там не окажется ничего интересного, то, боюсь, это все. – А ты не находила зубной протез? – спросила Ким. – Нет. А что, должна была? – нахмурилась Черис. – Это последняя деталь, которая нужна мне для идентификации. – Из костей протез совершенно точно не выпадал, если он вообще там был. «Черт, без него мы не можем быть полностью уверены в точности показаний Никола!» – пронеслось в голове инспектора. Она кивнула в знак того, что она все поняла, и вышла из палатки, но затем, подумав, вернулась. – Черис, с тобой все в порядке? Эксперт повернулась, удивленная то ли самим вопросом, то ли тем, кто его задал. Она снова улыбнулась, но улыбка у нее вышла вымученной и холодной. – Знаешь, Ким, честно сказать, я не знаю. Душа у меня полна ярости, от которой я не могу избавиться. Понимаешь, меня не интересует, что эти девочки сделали или чего они не сделали. Я знаю только, что обращались с ними, как с бездушными отбросами. Их мучили, а потом завалили землей и оставили гнить, а ведь они… черт возьми, они были просто детьми! Я бы хотела присутствовать при том, как ты арестуешь этого урода. Я бы хотела сделать с ним то же, что он сделал с девочками, и меня пугает то, что я чувствую в себе достаточно жестокости для этого. Стоун видела, что из ее собеседницы как будто выпустили весь дух. Она иногда забывала о том, что Черис была новичком в криминалистике, и о том, что как для новичка данное преступление было для нее поистине ужасным. – Как тебе это удается, Ким? – Хьюз взглянула на нее и недоверчиво покачала головой. – Как ты можешь ежедневно сталкиваться с чем-то подобным и не сойти с ума? Сотрудница полиции долго думала, прежде чем ответить. – Понимаешь, наверное, потому, что я созидатель по жизни, – сказала она, наконец. – Я беру кучу грязи и мусора и создаю из нее нечто прекрасное. Я иногда создаю вещи, которые нивелируют весь ужас того, чем нам приходится заниматься. Это здорово помогает. Но знаешь, что помогает больше всего? – Что? – Осознание того, что я его поймаю. – А ты в этом уверена? – Конечно, – улыбнулась Ким. – Просто потому, что мое желание достичь этого намного превосходит все те силы, которые ему понадобятся, чтобы от меня скрыться. Я не остановлюсь до тех пор, пока он не будет наказан за содеянное. И все, что ты здесь сделала, каждая улика, которую ты нашла, каждая косточка, которую ты выкопала, помогут мне в этом. Это очень тяжело, Черис, но ради этого стоит жить. – Я это знаю и верю тебе, – улыбнулась эксперт. – Ты его обязательно поймаешь. – Обязательно. А когда поймаю, передам привет от тебя. Повисла тишина. Ким больше не о чем было просить женщину, которая без устали трудилась в течение многих дней, полностью выкладываясь и физически и эмоционально. Инспектор подошла к эксперту и протянула ей руку. И хотя кожа Хьюз местами была грубоватой, пожатие получилось нежным и теплым. – Спасибо тебе за все, Черис. И счастливой дороги домой. Надеюсь, что когда-нибудь мы еще встретимся. – Того же самого и тебе, инспектор, – отозвалась Хьюз. Ким кивнула и вышла из палатки. Ей надо было искать зубной протез. Глава 60 Дэниел и Китс сидели за столом, склонив головы над файлом, который лежал между ними, когда Ким вошла в лабораторию. Когда Китс повернулся к ней, доктор Бэйт отошел в сторону. – Инспектор, как мило, что вы зашли. Стоун подозрительно посмотрела на судмедэксперта. – Нет, я правда очень рад. Для меня это расставание было почти непереносимым. Я уже начал думать о том, что моя нежная и деликатная натура все-таки сможет полюбить ваш едкий язычок. – Да уж, без меня у вас была вполне спокойная неделя, правда? – спросила Ким, приподняв брови. – Как вы правы, инспектор! – Китс стал загибать пальцы. – Всего-то две ножевые раны в Дадли, пожилой дядька, который отключился на ужине в честь своего восьмидесятипятилетия, и два непонятных диагноза. Ну и конечно, шлейф трупов, которые вы изволили оставить за собой. – Рада, что мне удалось чем-то заполнить ваше время, но скажите, вам удалось совершить хоть что-нибудь для бессмертия? Патологоанатом на секунду задумался и покачал головой. – Нет, но я только что изменил свое мнение о вас и только сейчас понял, что совершенно по вас не скучал. – Китс, прошу вас! – простонала Ким. – Сегодня утром я послал результаты вскрытия к вам в офис. Как вы сами знаете, Терезу Уайатт какое-то время подержали под водой. Большой борьбы с убийцей у нее не получилось, потому что жертва и так уже была в воде. На теле не найдено никаких других следов и никаких признаков сексуального насилия. Для своего возраста она была в приличном физическом состоянии. Дальше – не думаю, что причина смерти Тома Кёртиса вызывает у кого-то какие-то сомнения, но хочу сказать, что эта бутылка виски, скорее всего, убила бы его. Сердце было в таком ужасном состоянии, что непонятно, как он умудрился дотянуть до сорока пяти. Кстати, его последняя еда состояла из салата и куска мяса. По-моему вырезки из отруба[74]. Ким в изнеможении подняла глаза к потолку. – Что же касается Мэри Эндрюс, то в церковь вы благополучно опоздали, – продолжал ее старый знакомый. – А мне, для того чтобы определить причину смерти, обычно нужен труп. Ну, а Артур Конноп умер от тяжелой травмы внутренних органов, вызванной столкновением с транспортным средством. Его печень почти развалилась, но остальные органы были на удивление здоровыми для человека его возраста. Стоун подняла руки вверх, как будто хотела сказать: «Хватит, достаточно!» – И никаких улик, следов или чего-то подобного? – уточнила она. – Нет, инспектор, потому что мы с вами не снимаемся в телевизионном шоу. А вот если б нашей задачей было создание такового, то я смог бы выяснить, что Тереза Уайатт проглотила ковровую ворсинку, которая совпадает с ковром в доме подозреваемого. А на теле Тома Кёртиса я смог бы обнаружить выпавший волос, и даже с фолликулом[75], который убийца оставил нам на счастье. Но я не актер из телевизионного мини-сериала. Ким застонала. Однажды у нее был зубной абсцесс – и ту боль ей было перенести легче, чем лекцию Китса. Причем его хмурое выражение лица говорило о том, что он еще не закончил. Женщина спиной оперлась на стол из нержавеющей стали и сложила руки на груди. – Сколько человек убил Йоркширский Потрошитель? – неожиданно задал вопрос Китс. – Тринадцать, – ответил Дэн. – И как его поймали? – Два офицера арестовали его за то, что он ездил с поддельными номерами, – вмешалась Ким. – Так вот – тринадцать трупов за плечами, а вычислили его вовсе не по волосу или ковровым ворсинкам, – продолжил рассказывать патологоанатом. – Поэтому я могу передать вам только то, что мне рассказал труп. И никакие криминалистические находки не заменят того, что называется доброй полицейской работой: дедукции, инстинкта и здравых практических рассуждений. А кстати, почему я не вижу Брайанта? Инспектор бросила на медика такой взгляд, что он немедленно вернулся на свое место. Она заметила лейбл, который торчал из-под воротника его рубашки. Женщина наклонилась и своим указательным пальцем запихнула его внутрь. Китс отвернулся, и Стоун с удивлением подняла брови, после чего патологоанатом улыбнулся и вновь повернулся к ней. – Док, вы нашли зубной протез? – обратилась Ким к Бэйту. Дэниел посмотрел ей в глаза, и Ким была поражена усталостью, которая была в его взгляде. Она знала, что он до раннего утра работал в раскопе, чтобы вытащить скелет третьей жертвы. Она бы на его месте поступила точно так же. – Что, без всяких оскорблений, сарказма или поддевок? – усмехнулся Бэйт. Инспектор чувствовала, что они во многом похожи. Когда возникал вопрос, доктор требовал на него ответ и не успокаивался до тех пор, пока не получал его. При таком расследовании, которое они вели сейчас, не существовало никакого расписания и порядка действий. Было только всепобеждающее желание знать. И Ким хорошо это понимала. Откинув голову назад, она улыбнулась. – Не-а, док. Не сегодня. Дэниел не отвел глаз и улыбнулся в ответ. Китс же окончательно отвернулся к столу и занялся изучением каталога оборудования. – Никакого протеза не было, – заявил Дэн. – Черт побери… – вырвалось у Стоун. – Но он должен был быть. Три передних зуба жертвы выбиты. Ким тяжело вздохнула. Теперь она точно знала, как зовут третью жертву. Это, без всяких сомнений, был скелет Луизы. – А Черис вы не спрашивали? – спросил Бэйт. – Она его тоже не обнаружила. – Посмотрите, что я нашел, – послышался вдруг негромкий голос Китса. Дэниел прошел вдоль рабочей поверхности стола и посмотрел на ту точку, куда указывал палец патологоанатома, после чего медленно кивнул. – Что там? – спросила Ким. Китс, полностью лишившийся дара речи, повернулся к ней, и женщина мгновенно занервничала. Этот мужчина видел трупы в последней степени распада. За свою жизнь он присутствовал на самых жутких местах преступления, не раз наблюдал продукты разложения и сопутствующие им формы жизни. При ней он проводил первичный осмотр полуразложившегося тела, нежно обращаясь к покрывавшим его личинкам: ребятки. Что, черт возьми, было способно привести его в такой ужас?! – Посмотрите сюда, – сказал Дэн, указывая на лобковую кость. Ким увидела только трещину, которая разделяла кость посередине. – Лобок сломан? – спросила она, поднимая голову. – Посмотрите повнимательнее. Инспектор наклонилась как можно ниже и заметила царапины на краю кости. Всего она насчитала их семь. Та, что была в центре, оказалась глубже остальных. На обеих сторонах треснувшей кости были видны какие-то зигзаги, а кроме того, Стоун заметила, что зазубренная царапина была длиной в целый дюйм. В конце она соединялась с трещиной. В ужасе Ким отступила назад, перевода взгляд с одного криминалиста на другого, не способная поверить в то, что видела перед собой. – Именно, инспектор, – хрипло произнес Китс. – Негодяй пытался распилить ее пополам. В комнате повисла тишина, и все трое уставились на скелет, который когда-то был юной девочкой. Совсем не ангелом, не без недостатков, но, тем не менее, молодой девочкой. Стоун сделала шаг в сторону и чуть не упала на Дэна. Он поддержал ее. – С вами все в порядке? – спросил криминалист. Ким кивнула и высвободилась из его рук. Она не решалась заговорить, пока не пройдет тошнота. Звонок ее мобильного заставил всех присутствующих вздрогнуть, и все они задвигались, как будто кто-то отключил кнопку «пауза». Звонил Брайант, и он был где-то рядом. Во рту у Ким мгновенно пересохло, но она ответила на звонок. – Шеф, я зря трачу здесь время, – заявил ее друг. – Его что, все еще оперируют? – спросила Стоун, посмотрев на часы. Если это так, то дела Ричарда Крофта действительно плохи. – Нет. Его перевезли в палату час назад. Нож извлекли, и я его упаковал. Он то приходит в себя, то проваливается в забытье, но миссис Крофт никому не позволяет к нему даже приблизиться. – Иду, – сказала инспектор и разъединилась. – Куда вы теперь? – спросил Китс. Ким взглянула на жертву № 3 и глубоко вздохнула. – Придется подраться кое с кем. Глава 61 Я чувствовал, что Луиза меня раскусила. Она была не похожа на двух других. Мелани была застенчивая и хотела быть нужной – она отчаянно нуждалась в оценке и дружбе. Трейси была чувственной и обладала уличной мудростью, а вот в Луизе было что-то низкое и нечистоплотное, что было видно за версту. Луиза была совсем не похожа на других. Над ней никогда не совершали насилия, ее не бросали, от нее не отказывались. Ей просто не понравились новые правила, которые появились в доме вместе с отчимом и маленьким братом. Она всегда хотела быть главной – я заметил это в первый же день, когда она выбирала себе кровать. Девочка, которая уже спала на понравившейся ей кровати, посмела сказать ей «нет» и заплатила за это сломанной кистью. Легко можно было представить себе тот поток насилия, который она обрушила на своего семимесячного брата и за который ее пришлось убрать из дома. В отличие от Трейси, в ней начисто отсутствовал какой-либо баланс. Она была просто жестокой – и точка. Ни сексуальности, ни юмора – и я просто не мог на нее смотреть. Никто не связывался с Луизой. В ней была ярость, которая только и ждала, чтобы ее выпустили наружу. Она могла только обидеть или нанести увечья. Но я знал о ней нечто, чего не знал больше никто. Луиза была жестокой и бесчеловечной, и при этом все еще писалась в кровать по ночам. Каждую ночь будильник будил ее в четыре часа утра, и она вылезала из теплой кровати и направлялась в туалет. И не возвращалась оттуда до тех пор, пока полностью не освобождала мочевой пузырь. – Привет, Луиза, – сказал я однажды ночью, когда она выходила из туалета. – Чего тебе? – спросила она, прикрывая рот рукой. – Думаю, что нам пора немного поболтать. Последнее время ты очень нервничаешь. – А чё ты хочешь? – спросила она, упершись рукой в бедро. – Мои подруги исчезают просто одна за другой. – Видно, что они не слишком тебя любят, чтобы оставаться, – пожал я плечами. Ее губы надулись, а лицо собралось в складки в самой середине. Она прищурила глаза. – Может, и так, а может, от них это и не зависит. Какой же я все-таки молодец! Только настоящий психопат может раскусить психопата. С Луизой не было смысла играть в игры. Ее судьба была предрешена. Но я решил немного развлечься. – Это как? – спросил я у нее. – А я знаю, что ты имеешь к этому какое-то отношение. Ты все притворяешься милым и хорошим, но что-то с тобой не так. Мысленно я поздравил Луизу с ее проницательностью. – Но тебе некому об этом рассказать. Кто намеренно причинял боль своему младшему брату? В тебе столько всякой гадости, что это всех от тебя отталкивает. Готов поспорить, что твои подружки исчезли, потому что больше не могли тебя выносить. Тебя сейчас ненавидит даже собственная семья. – А мне наплевать! – Луиза выдвинула вперед подбородок. – А тогда почему ты до сих пор писаешь в постель? Она бросилась на меня, целя своим кулаком прямо мне в лицо. Но я был к этому готов. Я схватил ее за кисть и повернул спиной к себе. Мой локоть зажал ей горло. Девчонка дергала головой из стороны в сторону, но я нажал на нее своим подбородком. Левой рукой я зажимал ей рот каждый раз, когда она пыталась закричать. Я вел ее вперед, а она пыталась укусить меня за пальцы. Ее руки периодически взлетали вверх, но не причиняли мне никакого зла. Ее борьба за жизнь становилась все слабее, и я вывел ее на улицу. Сжав ее плечо правой рукой, я усилил свою хватку. Как из куклы, я вытряс из нее последние остатки жизни. Ее тело навалилось на меня так, как будто кто-то вынул из него все кости, и тогда я понял, что ей пришел конец. Я перенес правую руку с плеча ей на шею, просто чтобы в этом убедиться. Кожа под пальцами была абсолютно неподвижна. Тогда я забросил ее на плечо и отнес к приготовленной могиле. В отличие от первых двух, я ничего не ощущал по отношению к телу, лежащему теперь в яме. Желание Мелани угодить всем вызывало у меня тошноту: вся кожа у меня покрывалась пупырышками, когда я смотрел на ее раболепное лицо. Трейси вызывала во мне желание, и к печальному концу ее привела только собственная жадность. Но к Луизе я не испытывал ничего. Она была только средством… Моей страховкой. И смерть ее должна была сбить всех с толку. Поэтому я раздвинул ее ноги и потянулся за пилой. Глава 62 Во второй раз за два дня Ким шла по коридорам больницы Рассел-Хилл. Так как время для посещений уже закончилось, ей пришлось представиться офицером полиции. Первым приоритетом медицинского персонала была забота о пациентах, но при этом все сотрудники старались быть полюбезнее с полицейскими. Стоун прошла через крохотную комнату ожидания в самом начале отделения. Увидевший ее Брайант встал, но Ким жестом велела ему сесть на место. – Где я могу видеть Ричарда Крофта? – спросила она, остановившись перед сестринским постом. Невысокая, круглая женщина, сидевшая на посту, была одета в синюю униформу. Эластичный пояс, надетый на ней, безуспешно пытался намекнуть на ее талию. – Инспектор, я не думаю, что он готов отвечать на ваши вопросы. Посетительница кивнула в знак понимания, однако ей хотелось, чтобы ее тоже поняли. – Сестра, – негромко проговорила она, наклоняясь к столу, – на этой неделе были убиты шесть человек, и все они взывают к правосудию. Ричард Крофт чуть не стал номером семь и может нам помочь. Женщина еще больше нахмурилась. – Уверяю вас, – Ким подняла руку, – что я не сделаю ничего, что могло бы повлиять на его состояние. И это было правдой, потому что Стоун вообще не собиралась что-то делать. Сестра кивнула в сторону третьей открытой в коридор двери. – Но только не больше нескольких минут, хорошо? Ким согласно кивнула и бесшумно пошла вдоль коридора. Остановившись в дверном проеме, она посмотрела не на неподвижное тело Крофта на кровати, а на фигуру его жены, которая, сидя в удобном кресле, полностью погрузилась в изучение содержания своего мобильного телефона. Когда инспектор облокотилась о притолоку, голова Нины Крофт с прической из блестящих черных волос поднялась. На лице этой женщины застыло выражение вежливой толерантности. Было ясно, что такое выражение она приберегает для обслуживающего персонала. Но когда она увидела Ким, остатки этой толерантности мгновенно испарились. Стоун была удивлена, насколько быстро это красивое лицо исказилось от внутренней злобы. Красота неожиданно исчезла и сменилась на прищуренные глаза и злой рот. – Какого черта вы здесь делаете? – прошипела Нина. – Миссис Крофт, мне необходимо допросить вашего мужа. – Не сейчас, инспектор Стоун, и уж точно не вам. Миссис Крофт встала. Именно так, как и надеялась Ким. На кровати застонал Ричард. Инспектор сделала шаг в его направлении, но Нина мгновенно возникла на ее пути. – Убирайтесь! – сказала она, словно выплюнув это слово. Ким пыталась обойти ее, но жена Ричарда грубо схватила ее за руку и подтолкнула к двери. Если бы Стоун не была офицером полиции при исполнении служебных обязанностей, она с удовольствием заехала бы ей по физиономии. Но в данном случае игра не стоила свеч. – Немедленно убирайтесь из этой комнаты и держитесь от моего мужа как можно дальше! – потребовала миссис Крофт. Вместе с Ниной Ким дошла до входа в отделение. Когда они проходили через приемную, инспектор поймала взгляд Брайанта и кивнула ему на никем не охраняемую комнату. Выйдя из отделения, супруга Ричарда отбросила руку Ким в сторону, как будто у той была проказа. – Инспектор, мне не нравитесь вы и ваши методы! – Поверьте, бессонницы у меня от этого не появится, – заявила Стоун. Ее противница повернулась, чтобы вернуться в отделение. – И не нравятся вам вовсе не мои методы, не так ли, миссис Крофт? – добавила Ким. Нина повернулась и на шаг отошла от двери. Отлично. – Вы ведь женщина неглупая, – продолжила сотрудница полиции. – И перед тем, как потребовать, чтобы меня отстранили от дела, наверняка постарались выяснить обо мне как можно больше. А не нравится вам мой процент раскрываемости. – Вовсе нет. Мне не нравится то, что вы превратили моего мужа в подозреваемого, – возразила женщина, делая шаг в направлении Ким. – А это свидетельствует о том, что вы не можете вести данное расследование. Совершенно ясно, что вы не способны… – Но почему вы добиваетесь, чтобы меня сняли с расследования, когда хорошо знаете, что я способна довести его до конца, независимо от того, сколько на это потребуется времени? Нина Крофт продолжала сверлить инспектора глазами. – Особенно теперь, когда ваш муж тоже находится в зоне риска, – продолжала Ким. – Любая нормальная жена хотела бы, чтобы убийцу поймали как можно быстрее, дабы защитить от опасности любимого человека. – Будьте очень осторожны с тем, что вы мне говорите, инспектор Стоун. – Чего вы так боитесь, миссис Крофт? Почему тот факт, что я найду ответы на все вопросы, вас так ужасает? И что же, черт побери, натворил ваш муж десять лет назад?! – Начнем с того, что вы никогда не сможете доказать, что он что-то натворил. – Нина отступила на шаг и скрестила руки на груди. – Интересно, что вы не сказали, что он ничего не натворил, – а только то, что я не смогу этого доказать. – Не играйте словами, инспектор. – Ваш муж знает что-то о том, что произошло в Крествуде, и хотя он сейчас борется за свою жизнь, другим его коллегам повело гораздо меньше. Казалось, что это не произвело на адвокатессу никакого впечатления. Ким не была уверена, что ей когда-нибудь приходилось встречать женщину более непробиваемую, чем Нина Крофт. – Вы всячески стараетесь помешать этому расследованию, – с недоверием покачала головой инспектор. – Вы постарались – правда, безуспешно – добиться того, чтобы меня от него освободили. Вы использовали свои связи, чтобы помешать началу раско… Слова Ким внезапно затихли, когда она прозрела правду. – И это вы убили собаку профессора! – воскликнула она. – Когда вы исчерпали все легальные возможности, то решили любыми способами помешать началу этих раскопок. Боже мой, да что же с вами происходит?! – Так арестуйте меня за использование скрепок не по назначению, инспектор, – пожала плечами Крофт. Движение за спиной Нины показало Ким, что Брайант вышел из палаты. Она встала прямо перед женой Ричарда. – Вы – безжалостное, холодное, никчемное подобие женщины. Вас ничто и никто не волнует. Мне кажется, что вы отлично знаете, что тогда произошло, но заинтересованы в защите только одного человека – самой себя. И вот что я вам обещаю – наступит день, когда я еще раз встречусь с вами. И это будет очень громкий арест по обвинению в воспрепятствовании исполнению правосудия. Ким дождалась, пока ее коллега прошел через первые двойные двери, и добавила: – А теперь у вас есть законная причина подать жалобу. Поэтому вы уж постарайтесь! Подошедший Брайант встал рядом с ней. – Узнал все, что надо? – спросила его начальница. Сержант кивнул и повернулся к Нине. – Ваш муж зовет вас. Жена Ричарда, не отрываясь, смотрела на полицейских, понимая, что ее перехитрили. Кровь отлила от ее лица. Нина Крофт не любила проигрывать. – Ах ты, хитроумная сучка… Ким повернулась к ней спиной. – Практиковались в обмене любезностями, шеф? – поинтересовался ее друг. – Теперь мы с ней лучшие друзья навеки, – усмехнулась инспектор. – Что ты узнал? – Ни черта. – Ты что, шутишь?! – Ким даже остановилась. – Вовсе нет, – покачал головой Брайант. – У нас есть живая жертва! Единственный выживший после нападения негодяя, который убил по крайней мере двух человек. И Крофт ничего не рассказал? – Шеф, он говорит с очень большим трудом, но, используя метод наводящих вопросов, я смог выяснить, что он стоял спиной к двери, когда ему в спину воткнули нож. Он упал навзничь и мгновенно потерял сознание. Ким тихонько присвистнула. – Какие-то минуты, Брайант… Мы опоздали на какие-то чертовы минуты! Кто бы это ни был, он знал, что у него было очень мало времени – пока Марта ездит по магазинам, – и знал, как войти и выйти из дома незамеченным. Когда полицейские вышли из здания больницы, было уже темно. – Слушай, я уже сказала Кеву. Ты тоже возьми на завтра отгул, – велела Стоун напарнику. – В субботу мы постараемся во всем этом разобраться. Неделя выдалась просто кошмарная. На этот раз Брайант не стал с ней спорить. Обходя здание больницы сбоку, Ким отправилась к тому месту, где припарковала свой мотоцикл. За угол женщина завернула в полной темноте. Подойдя к мотоциклу, она протянула руку к шлему, и в этот момент зазвонил ее телефон. Глава 63 Стоун нажала кнопку. Индикатор заряда аккумулятора показывал, что тот совсем сел. – В чем дело, Стейс? – Командир, я просматривала старые посты в «Фейсбуке» и наткнулась на нечто, что, как мне кажется, вы должны знать. – Продолжай. – Месяцев восемь назад одна из девочек видела Тома Кёртиса с семьей в зоопарке Дадли. В своем посте она прокомментировала то, как он потолстел и как они все были в него влюблены десять лет назад. Последовало несколько детских шуток, вроде того, что он засовывал свою сосиску в чью-то булочку, и всякая подобная ерунда. Но потом всплыли и три наши жертвы. Ким закрыла глаза – она уже догадывалась, что за всем этим последует. – Командир, совершенно ясно, что у него были отношения с одной из них. Ким тут же подумала о пятнадцатилетней беременной девочке. – Трейси назвали по имени? – Нет, командир, и это-то самое интересное! Том Кёртис спал с Луизой. Стоун покачала головой, чувствуя, как ее переполняет ярость. – Командир? С вами все в порядке? – удивилась ее молчанию Вуд. – Да, Стейси. Отличная работа, а теперь давай-ка за… Голос девушки в трубке исчез – аккумулятор сел окончательно. Ким засунула телефон в карман и в сердцах ударила по стене ногой. – Черт, черт, черт! – прорычала она. Стоун не могла найти выхода гневу, который переполнял ее. Этим негодяям была доверена безопасность девочек, и они предали их по всем статьям. Казалось, что каждый из них нашел свой, особенный, способ надругаться над этими детьми. Надругательство над детьми обычно делится на четыре направления: физическое надругательство, сексуальное надругательство, надругательство с психологической точки зрения и пренебрежение родительскими обязанностями. По мнению Ким, сотрудники приюта преуспели во всех четырех. И вся ирония состояла в том, что большинство девочек поместили в Крествуд, чтобы защитить от всех этих надругательств. Ни одна из воспитанниц не оказалась в Крествуде по своему выбору. Ким знала по собственному опыту, что подобные приюты похожи на свалки отходов – удобный, с точки зрения гражданского общества, способ избавиться от мусора. Это были места, в которых собирались никому не нужные люди, с надломленной психикой, отбросы общества, а дети там, в лучшем случае, быстро теряли человеческий облик и лишались индивидуальности или, в худшем, продолжали подвергаться все тем же надругательствам. Ким сама видела это. Плохое отношение к детям в приютах вполне ожидаемо вызывало определенный способ поведения. И постепенно, как кол, вбиваемый в землю, голова ребенка исчезала под слоями всей этой грязи. Стараясь успокоиться, Стоун несколько раз обошла вокруг мотоцикла. Она сжимала и разжимала кулаки, чтобы ослабить все усиливающееся напряжение. Причины, по которым девочки попадали в Крествуд, были различными и, как правило, совсем не радужными. От Мелани легко отмахнулся ее отец – сделал «подарок» государству, чтобы избавиться от лишнего рта. А критерием выбора стало то, что она оказалась самым непривлекательным ребенком в семье. Разве Мелани могла не знать этого? И как она смогла смириться с этим в своей детской головке? Смириться с тем, что ее предал единственный человек, который должен был всячески о ней заботиться, и предал только потому, что она была некрасива… Этот ребенок жаждал хоть какого-то внимания, хоть какого-то доказательства того, что он – личность, достойная любви. Для того, чтобы найти свое место в социуме, девочка даже пыталась покупать дружбу своих товарок. И была счастлива являться частью этого мусора до тех пор, пока мусор принимал ее. Это была история Мелани. Но таких – или похожих – историй было множество. Каждый ребенок в этой системе имел свою историю. И у Ким тоже была своя собственная история. Только сначала она была не только ее историей. У нее перед глазами появился образ Мики. Это был не тот образ, который Стоун хотела бы увидеть, а тот, который она всегда видела. Ким отодвинулась в темный угол рядом с мотоциклом – эмоции уже перехватили ей горло. Они с Мики родились на три недели раньше срока, поэтому не могли похвастаться крепким здоровьем. Но здоровье Ким очень быстро пошло на поправку – она стала набирать вес, и ее кости становились все крепче, – а вот Мики так и остался болезненным ребенком. Их мать, Патти, забрала их домой, когда им было по шесть недель, и разместила в квартире в одном из «небоскребов» Холлитри. Первое воспоминание Ким относилось к тому моменту, когда ей было четыре года и три дня, и она увидела, как ее мать крепко прижимает подушку к лицу ее брата-близнеца. Его короткие ножки колотили по кровати, а сам он судорожно пытался вздохнуть. Девочка попыталась оттащить мать, но та крепко держалась за кровать и за подушку. Тогда Ким бросилась на пол, широко открыла рот и впилась зубами в щиколотку матери, как взбесившаяся собака. Она сжимала зубы изо всех своих слабых сил и ни за что не отпускала ногу. Патти развернулась в ее сторону, и подушка упала на пол, но Ким все равно не отпускала ее ногу. Мать стала хромать по квартире, крича от боли и пытаясь стряхнуть девочку, но малышка разжала челюсти только тогда, когда женщина отошла на безопасное расстояние от кровати. Ким помнила, как после этого подбежала к кровати и стала трясти Мики. Он отплевывался, кашлял и хватал ртом воздух. Девочка спрятала его позади себя и уставилась на мать. Ненависть, которую она увидела в глазах родившей их женщины, заставила ее задохнуться от страха. Она облокотилась на кровать, все еще закрывая брата собой. Ее мать подошла поближе. – Глупая маленькая сучка! Неужели ты не видишь, что это сам чертов дьявол! Он должен умереть – тогда замолчат и голоса. Ты что, не понимаешь этого? Ким отрицательно покачала головой. Она этого не понимала. Это был никакой не дьявол, а ее родной братик. – Но я его еще достану. Не сомневайся в этом, – пообещала Патти. С этого момента Ким приходилось всегда быть на один шаг впереди матери. В течение следующего года женщина еще несколько раз пыталась привести свою угрозу в исполнение, но ее дочь никогда не отходила от брата слишком далеко. Днем она держала в кармане значок, которым колола себе руку, чтобы не забывать о бдительности, а по ночам запихивала себе в рот пригоршни кофе и держала растворяющиеся, горькие гранулы у себя на языке – и только когда слышала ритмичный храп матери, позволяла себе расслабляться. Время от времени к ним приходил сотрудник службы социальной защиты. Как правило, это был измученный работой человек, который проводил десятиминутный опрос, постоянно сверяясь с вопросником, который держал в руках, – этот опрос Патти всегда удивительным образом умудрялась пройти. Будучи уже взрослой, Ким много раз думала, как долго результаты опроса должны были быть положительными, чтобы они продолжали находиться под опекунством матери? Нет признаков использования кокаина – галочка. Нет признаков пьянства родителей – галочка. На детях нет заметно бросающихся в глаза шрамов – галочка. Когда через неделю после их шестого дня рождения Ким вышла из туалета, она нашла своего брата прикованным наручниками к радиатору. Девочка с ужасом посмотрела на свою мать и растерялась буквально на несколько секунд. Но для Патти этого было достаточно. Она схватила девочку сзади за волосы и намотала их на свою руку, а потом подтащила ее к радиатору и тоже приковала. – Если для того, чтобы достать его, мне надо раньше достать тебя, то вот, получай. Это были последние слова ее матери. К концу дня Ким умудрилась засунуть правую ногу под кровать и вытащить оттуда пять крекеров и полбутылки кока-колы. В течение первых двух дней она была уверена, что мать вернется. Что наступит один из редких моментов ее просветления, и она их освободит. На третий день она поняла, что мать не вернется и что она оставила их умирать. Когда у них осталось всего два крекера и несколько глотков коки, Ким полностью прекратила есть. Она разделила оставшиеся крекеры на четыре части каждый – так, чтобы Мики мог поесть восемь раз. Каждые несколько часов она пыталась вытащить руку из наручника, но всякий раз лишь сдирала себе кожу. К концу дня Мики съел пять кусочков крекеров, а в бутылке остался последний глоток жидкости. Тогда мальчик повернул к сестре свое такое тонкое и бледное лицо. – Кимми, я опять описался, – прошептал он. Девочка посмотрела ему в глаза – его так расстроила крохотная лужица среди всей той грязи, в которой они сидели! Серьезное выражение его лица заставило ее рассмеяться в голос. А начав смеяться, она не могла остановиться. И хотя он ничего не понимал, Мики тоже присоединился к ее смеху – так они смеялись, пока по щекам у них не потекли слезы. А когда слезы остановились, Ким крепко прижала брата к себе. Потому что она уже все поняла. И стала шептать ему на ухо, что мамочка уже идет к ним с едой и что им надо просто еще немного продержаться. А потом она поцеловала его в голову и сказала, что любит его. Два часа спустя он умер у нее на руках. – Спокойной ночи, малыш Мики. Крепкого тебе сна, – прошептала Ким, когда последний вздох покинул его измученное, хрупкое тельце. Она не знала, прошли ли после этого часы или дни, но однажды комната наполнилась людьми. Их было очень много. Они хотели забрать у нее Мики, а она была слишком слаба, чтобы им сопротивляться. И она отпустила его. Снова. Четырнадцать дней, проведенных в больнице, превратились в бесконечную череду трубок, иголок и людей в белых халатах. Все они слились в один день. Но пятнадцатый день она запомнила гораздо лучше. Ее перевели из больницы в приют. И там она получила кровать № 19… – Простите, мисс, с вами все в порядке? – раздался голос у нее над головой. Ким с удивлением обнаружила, что сползла по стене и теперь сидит на земле. Она вытерла слезы и встала. – Спасибо вам, у меня все в порядке. Водитель «Скорой помощи» поколебался несколько мгновений, а потом кивнул и отошел. Стоун стояла и глубоко дышала, стараясь разогнать охватившую ее печаль, пока она убирала воспоминания назад в коробочки. Она никогда не сможет простить себе, что не смогла защитить брата. Шлем был надет, и она приготовилась к решительной борьбе. Она этого не допустит. Она не позволит себе предать этих девочек, потому что они, черт побери, что-то значили. Для нее, например. Глава 64 Стейси откинулась в кресле и потянулась. Мускулы ее шеи болели, и девушка повертела головой в разные стороны. В шейном отделе что-то хрустнуло. Командир сказала, чтобы она шла домой, и именно это она сейчас и сделает. Вуд закрыла страницу «Фейсбука» и почту, которая располагалась под ней. Несколько писем все еще были помечены как непрочитанные, но она разберется с ними в субботу утром. А теперь она мечтала о горячей ванне, полной пены, пицце и серии «Настоящих домохозяек»[76], причем все равно каких. Жужжание компьютера прекратилось, и комната погрузилась в тишину. Мулатка засунула ноги в туфли, которые стояли под столом, накинула жакет и направилась к двери. Но в последний момент левая рука девушки задержалась на выключателе – что-то не давало ей спокойно уйти. Что-то, что она только что видела, но не поняла. Застонав, она вернулась к столу. На этот раз гудение компьютера, как ей показалось, было громче, как будто он был возмущен тем, что ему не дают покоя. Стейси решила, что она валит с больной головы на здоровую. Не глядя, Вуд ввела пароль и сразу перешла к почте. Второе непрочитанное письмо заставило ее сердце забиться быстрее. Стейси начала читать его с самого начала, и глаза ее широко раскрылись. К тому моменту, когда письмо было дочитано до конца, рот полицейской был совершенно сухим. Дрожащими пальцами девушка взяла телефон. Глава 65 Ким припарковала мотоцикл возле обнесенного изгородью здания и сошла на обочину. Было восемь часов вечера, но казалось, что уже значительно позже. Температура опустилась ниже нуля, и жители округи заперли двери, задернули шторы и расположились перед потрескивающими дровами в камине, приготовившись к просмотру вечернего фильма. Стоун привела сюда мысль, появившаяся у нее, когда она, наконец, подъехала к своему дому, в котором почти не появлялась всю последнюю неделю. Она никак не могла избавиться от этой мысли – ответы на некоторые вопросы постепенно проявлялись, как будто с них медленно сходил туман, но одна улика, тем не менее, отсутствовала, и это сильно заботило инспектора. Место, на котором проходили раскопки, было пусто. Все следы деятельности археологов и криминалистов были убраны. Что-то зловещее было в этой опустевшей площадке. Белые палатки были отвезены на склад и теперь дожидались там следующей жертвы, все оборудование разобрали и должны были увезти на следующий день. Тогда же должна была уехать и Черис. Для непосвященного человека, да еще и в темноте, площадка выглядела точно так же, как и неделю назад. Даже остававшиеся букеты цветов и плюшевые мишки куда-то исчезли. Но Ким знала, что она легко может определить месторасположение каждой из трех могил. Она будет помнить их и через много лет после того, как земля в этих местах полностью зарастет. Стоун не переставала задавать себе вопрос: сколько бы еще девочки пролежали под землей, если б не маниакальное желание профессора найти в ней спрятанные монеты? И вот только благодаря его упорству три юные девочки, лежавшие на этом непритязательном участке земли, будут теперь похоронены как положено. И Ким побывает на всех похоронах. Она знала, что это преступление задело каждого из тех, кто был занят в его расследовании. Черис извлекла скелеты из земли, Дэниел обследовал их, чтобы определить способ убийства, а ей предстояло найти убийцу. Ким бросила взгляд на средний из домов, которые стояли у подножия холма. Внутри его что-то происходило. Люси и Уильям вернулись из больницы и теперь будут вести свою привычную жизнь. Пока. Стоун оторвала взгляд от освещенных окон. Наступило время для очень непростого объяснения с Уильямом Пейном, но он никуда не денется, а ей еще предстоит разыскать недостающую улику. Протез должен быть где-то здесь, и Ким почему-то считала его очень важным материальным свидетельством. То, что его не нашли на скелете и не отыскали в могиле, значило только одно: он где-то в здании. И его месторасположение расскажет ей обо всем. На этот раз инспектор хорошо подготовилась. Она достала из седельной сумки мотоцикла молоток. Стоун помнила, что если убрать две горизонтальные перекладины, то получится отверстие, через которое она сможет проникнуть во двор. Ким сняла черные кожаные перчатки и зажала во рту фонарик. Она решила воспользоваться раздвоенным концом молотка, чтобы вытащить из столбов гвозди, которыми крепились к ним горизонтальные перекладины. Первые два гвоздя она вытащила без всяких усилий. После этого попыталась оторвать панель от столба, но оставшиеся два не поддавались. Потом верхний гвоздь все-таки поддался, но нижний даже не пошевелился. Женщине удалось лишь отжать перекладину вниз, и та повисла вертикально, держась на этом упрямом гвозде. Ясное дело, десять лет назад муниципалитет был готов платить за качественные материалы, но не оплачивал качественную работу. Ким повторила то же самое со второй перекладиной, и теперь перед нею была щель, достаточно широкая, чтобы она могла через нее протиснуться. Пробравшись во двор, инспектор потрясла руками и попыталась согреть их своим дыханием. На резком ветру кончики ее пальцев онемели от холода. Она намеренно не поставила ни Брайанта, ни других сотрудников в известность о своих планах. У нее не было никакого права проникать в этот дом, но разрешения на обыск пришлось бы ждать целую вечность. А еще Стоун очень хорошо запомнила слова Вуди о том, как ей предана ее команда. В темноте Ким пришлось по памяти восстанавливать план тыльной части здания. Она осветила фонарем землю – та заросла травой и была усыпана кусками кирпичей и прочим мусором, – затем подсветила фонарем открытое окно, через которое попала внутрь здания в первый раз. Ким попыталась пройти из точки А в точку Б кратчайшим путем, но споткнулась о шлакобетонный блок. Выругавшись, женщина все-таки удержалась на ногах. Подойдя к окну, она вспомнила, что сама отнесла бак, с помощью которого забиралась в окно, к забору. Ким вернулась, тщательно следя за тем, чтобы вновь не наткнуться на блок, а затем взяла бак и поставила его под разбитым окном. Она еще раз осветила фонарем периметр разбитого окна, чтобы понять, где остались осколки. После этого вновь взяла фонарь в рот и, помогая себе обеими руками, влезла в разбитое окно. Теперь Стоун была внутри здания. Глава 66 Я знал, что прав, с того самого момента, как ее увидел. Ее настойчивость и усердие сослужили ей хорошую службу. Может быть, даже слишком хорошую. Потому что она опять вернулась ко мне. Сначала я подумал, что мы никогда не увидимся, но это оказалось не так. Мое искусное заметание следов и моя страховка оказались недостаточными. Для кого-то этого, может быть, и хватило бы, но только не для нее. И вот теперь она здесь – совершенно одна, поздней ночью. Она пытается проникнуть в заброшенное здание в поисках ответов. И не успокоится до тех пор, пока не раскроет все секреты. Абсолютно все. Если б она не была настолько умна, я не стал бы ее убивать. Но люди должны отвечать за свои собственные действия. Помню, однажды в столовой, когда мне было двенадцать лет… У Робби был сандвич с салатом и курицей. Он выглядел гораздо аппетитнее, чем мой, с ветчиной и сыром. Я предложил ему поменяться, но Робби рассмеялся мне в лицо. Сломав ему ребро, поставив синяк под глазом и раздробив пару пальцев, я спокойно занялся сандвичем с курицей, и вкус у него был восхитительным. А ведь этого могло и не случиться. Если б он поменялся, то все было бы прекрасно. Я попытался объяснить это преподавателям, но они меня не поняли, только пытались придумать объяснения отсутствию у меня всякого чувства раскаяния. А у меня не было никаких проблем. Я не искал внимания к собственной персоне. Я совершил это не потому, что переживал смерть любимой бабушки. Мне просто хотелось сандвич с курицей. Очень жаль, что инспектору придется умереть. Мне будет не хватать ее острого ума и интуиции, но она сама во всем виновата. Это не моя вина. Моя единственная вина заключалась в той ошибке, которую я сделал несколько лет назад, но после нее я уже больше не ошибался. Но ведь даже величайшие умы человечества время от времени совершали ошибки. И глядя на то, как она пролезает сквозь забор, я понял, что эта ошибка инспектора будет ее последней. Глава 67 Ноги Ким оказались на столе из формайки, и осколки стекла захрустели под ее ботинками. В кромешной тишине эти звуки напоминали раскаты грома. Она опустилась на пол и обвела лучом фонаря все помещение. Здесь ничего не изменилось за те несколько дней, что прошли после ее последнего посещения, да и само это помещение ее мало интересовало. Но Стоун все-таки задержалась на мгновение, представляя себе, как девочки прокрадывались в эту комнату, когда в ней никого не было, чтобы раздобыть себе пакетик чипсов или какое-нибудь питье. Сколько раз Мелани входила в эту комнату и выходила из нее, прежде чем ей так безжалостно отрезали голову? Стоун направилась через кухню и чуть не подпрыгнула, когда что-то окутало ее лицо. Она схватила себя за щеки, освобождая лицо от мягких нитей, и фонариком осветила дыру величиной с голову, которую проделала в паутине, затягивающей весь дверной проем. Потряхивая головой, инспектор провела руками по лицу и волосам. Одинокая паутинка щекотала ее ухо. Выйдя из кухни в коридор, она почувствовала, как с верхних этажей дует ветер, который проникал в здание через разбитые стекла окон. Над головой у нее заскрипела балка. На мгновение Ким задумалась, насколько правильно она поступила, появившись в доме одна и ночью, но она не собиралась отступать перед какими-то насекомыми и легким ветерком. Стоун прошла по коридору, не забывая выключать фонарь, когда проходила перед окнами, выходившими на дорогу и группу домов по другую ее сторону. С левой стороны располагалась кладовая, а справа – общий зал. Инспектор представила себе Луизу, которая вершила в этом зале суд и расправу, сплачивая своих сторонников, – до тех пор, пока мерзавец не попытался распилить ее пополам. Ким направилась к комнате в самом конце холла, туда, где начался пожар. К кабинету директора. Войдя, она выключила фонарь. Свет от фонаря, покачивавшегося рядом с автобусной остановкой, тускло освещал помещение. «Ты стояла на этом самом месте, когда молила его о помощи? – молча спросила Ким у Трейси. – Приходила ли ты к Ричарду Крофту и спрашивала ли у него совета, прежде чем тебя похоронили живьем? Скорее всего, нет», – подумала женщина. Она отбросила посторонние мысли и осмотрела комнату. Прямо за открытой дверью стояли два шкафа для бумаг. Инспектор открыла все ящики, один за другим. Свет от фонаря на улице не проникал так далеко в комнату, так что каждый из них она для верности обшаривала руками. Пусто. Ким перешла к книжному шкафу у противоположной стены. Это было тяжелое деревянное сооружение, всего на три дюйма ниже потолка. Стоун провела рукой по каждой пустой полке, а потом встала на вторую полку снизу, чтобы проверить самую верхнюю крышку. Ее руки покрылись темной, жирной сажей, но и там ничего не оказалось. Часть черноватого порошка с рук она сдула, а остатки вытерла о джинсы. Теперь Ким приблизилась к столу, который был ближе всего к окну, и по очереди открыла все его ящики. На дне самого нижнего она нашла жестянку для мелочи и легонько встряхнула ее. Опять ничего. Стоун выпрямилась и еще раз осмотрела комнату. Протез был где-то здесь – она это чувствовала. Куда бы она его запрятала, если б хотела быть уверенной, что огонь его уничтожит? Ее взгляд вновь перешел на книжный шкаф рядом с дверным проемом. Пожар начался в холле перед офисной дверью – это место было расположено дальше всего от спален девочек. Но почему-то огонь выбрал свой собственный путь и двинулся вниз по холлу, не тронув кабинет Крофта. Ким спрятала фонарь в карман брюк и встала прямо перед книжным шкафом. На этот раз она изучила все полки, его верх, низ и все боковые панели. Она даже встала на колени в поисках щели между нижней полкой и полом. Бесполезно. Стоун чихнула от пыли и сажи, клубы которых поднялись в кабинете. Она широко раскинула руки в стороны, схватилась за края шкафа, словно крепко обняв его, и стала постепенно отодвигать его от стены, по очереди толкая то его левую сторону, то правую. Каждое такое движение отпихивало шкаф от стены примерно на один дюйм, и через какое-то время щель между ним и стеной достигла целых восьми дюймов. Не так много, но достаточно, чтобы можно было дотянуться до его задней стенки. Ким стала водить рукой по клееной фанере. Ее лицо прижималось к боковой стенке шкафа, пока она пыталась дотянуться как можно дальше. Кончики ее пальцев тронули гладкую поверхность, текстура которой отличалась от фанеры. Лицо женщины больно вдавилось в боковую стенку шкафа, пока она старалась вытянуть руку еще дальше. У нее даже заболело плечо, но она все-таки дотянулась и нащупала что-то еще. Пленка. Кончики ее пальцев касались края целлофановой полоски. Селлотейп[77]. Последним могучим усилием она пролезла в угол. Ей тут же пришла в голову ее приемная семья № 3, которая использовала «уголок для непослушных» в качестве наказания. По ее оценкам, Ким простояла в таком углу треть пятимесячного срока, который она провела с этой семьей. И не всегда из-за своей собственной вины. Иногда это наказание ей подстраивали нарочно. Инспектор замерла, когда ее пальцы дотронулись до предмета, который имел форму зуба. Неожиданно в голове у нее блеснуло слово «наказание», и она даже прикрыла глаза. Еще не веря себе самой, покачала головой. Какого черта она не обратила на это внимание раньше?! Это же все время находилось у нее прямо перед глазами. Усекновение Головы, Похороны Заживо и Казнь Пилой – ведь это не что иное, как формы высшей меры наказания. Она вытащила руку из-за шкафа. Зубной протез может подождать. Он больше не так важен, как раньше. Надо звать подмогу. Теперь у нее в руках все части этой головоломки. Еще один, последний, визит – и ее девочки смогут упокоиться с миром… Ким слишком поздно заметила тень в холле, отброшенную уличным фонарем. А потом наступил непроглядный мрак. Глава 68 Когда она открыла глаза, то увидела, что во рту у нее торчит какая-то тряпка, концы которой завязаны у нее на затылке. Ким лежала на боку, и ее руки и ноги были связаны таким образом, что подбородком она упиралась в собственные колени. Боль в теле была ничем по сравнению с тем, как трещала ее голова. Боль в ней начиналась от макушки и щупальцами обвивала виски, уши и даже нижнюю челюсть. Ледяной холод от бетонного пола проникал сквозь одежду и пробирал до самых костей. Несколько мгновений Стоун не могла сообразить, где она находится и почему оказалась в таком положении. Однако потом у нее в голове отдельными вспышками стали возникать картинки предыдущего дня. Все это здорово напоминало коллаж. Она вдруг увидела Ричарда Крофта, лежащего лицом вниз в луже крови, а потом смутно припомнила последний брифинг, но не могла вспомнить, происходил ли он накануне или в другой день Она, скорее, чувствовала, чем помнила, что возвращалась на площадку и разговаривала с Черис… Когда эти отдельные кадры недавнего прошлого стали выстраиваться в хронологическом порядке, инспектор припомнила, что вернулась в Крествуд, чтобы найти зубной протез. Как в тумане, она вспомнила, что нашла его до того, как погрузилась во мрак. Ким не представляла, сколько времени провела без сознания, но понимала, что находится в кабинете директора. На ее кожу налипли грязь и сажа. Ее зрение стало проясняться, и глаза постепенно привыкли к освещению. Комната не изменилась, а уличный фонарь все так же заливал ее призрачным светом. Тишина нарушалась только звуками капающей где-то внутри здания воды. В этом непрерывно повторяющемся, методичном звуке было что-то зловещее. Ким потянула за веревки, которыми была связана. Они были крепко затянуты и с каждым рывком все сильнее врезались ей в кожу. Стоун еще раз напрягла руки, не обращая внимания на боль в кистях, но веревка, как раскаленная цепь, впилась в ее поврежденную кожу. Пленница попыталась вспомнить, не было ли в комнате чего-то, что могло бы ей помочь. В голову ничего не пришло, но она знала, что не должна просто лежать и ждать непонятно чего. Что-то пробежало возле ее головы, и это вызвало у нее приступ лихорадочной деятельности. Стоун попыталась продвинуться вперед, извиваясь, как дождевой червяк под лучами солнца. Но все ее усилия вызвали только новый приступ головной боли, от которой у нее во рту скопилось огромное количество желчи, которая жгла ей горло. Ким молила Бога, чтобы ее не вырвало и она не захлебнулась рвотной массой. Неожиданно она услышала какой-то звук и перестала извиваться, напрягая все свои органы чувств. Ким умудрилась выгнуть шею так, чтобы ей стал виден дверной проем. В нем появилась фигура. И контур этой фигуры был ей знаком. Инспектор заморгала глазами, когда ее противник шагнул вперед и остановился на фоне скудного освещения. Ее взгляд стал медленно подниматься вверх – ноги, бедра, туловище, плечи, – пока не уперся в глаза Уильяма Пейна. Глава 69 Уильям Пейн медленно двинулся в ее сторону. Глаза у него были абсолютно пустыми, и от страха Ким стала мотать головой из стороны в сторону. Это неправильно! Все у нее внутри отказывалось согласиться с тем, что видели ее глаза. Она должна была увидеть совсем другого человека. Пейн наклонился над ней и попробовал развязать веревки, которые опутывали ее, как овцу. Пальцы его двигались быстро, не неуклюже. Ким попыталась заговорить, но материя во рту сделала ее вопросы нечленораздельными. – У нас мало времени, – прошептал мужчина, качая головой. Он хотел сказать еще что-то, но из коридора донеслось негромкое посвистывание. Уильям приложил палец к губам и отошел в тень. Из-за кляпа Стоун не могла издать ни звука, но догадалась, что он призывает ее хранить молчание. Посвистывание продолжалось и становилось все громче. Походка нового посетителя значительно отличалась от походки Пейна. Шаги были быстрыми, уверенными и целенаправленными. И опять в дверном проеме появилась тень, но на этот раз Ким не надо было ждать, пока ее владелец войдет в комнату. Это был тот, кого она ожидала увидеть. Глава 70 – Брайант, ты должен найти командира! – прорычала Стейси в трубку. – Это всё пастор. Это Уилкс. Он убил девочек, и я не могу дозвониться до командира! – Не так быстро, Стейс, – сказал Брайант. Звук работающего телевизора стал тише, и Вуд поняла, что ее коллега перешел с телефоном в другую комнату. – О чем ты говоришь? – Да эти электронные письма, которые я разослала скорее для понта! На одно мне ответили, что двенадцать лет назад, в Бристоле был большой скандал. Там семья нашла металлическую спицу в прахе своего родственника. Крематорий обвинили в том, что в нем путали трупы, и Уилкс убрался оттуда в большой спешке. – Стейс, ты не обижайся, но это не значит, что он виновен в… Мулатка с трудом скрывала свое разочарование. У нее почти не было времени. – Я проверила архивы, и за две недели до этого из Клифтонского приюта сбежала девочка, Ребекка Шоу… – продолжила она. – А почему об этом написали? – спросил Брайант. – Потому что она уже попадала в газеты до этого, когда ее сбила машина. У нее были сильно повреждены колени… – И в этом случае ей в кости должны были вставить спицы, – закончил сержант за свою коллегу. Вуд почти слышала, как у него в голове встают на свои места части головоломки. – Именно так он раньше избавлялся от них, – сказала она. – Но больше рисковать он не мог. – Боже, Стейси, скольких же мы… – Девушка услышала тяжелый вздох сержанта. – Брайант, ты должен разыскать командира. Ее телефон отключился, когда я говорила с ней вечером, и у нее что-то было с голосом. – Что ты такое говоришь? – Не знаю. Она была какая-то растерянная и возбужденная. Мне кажется, что она не собиралась домой. И я волнуюсь, что… – Стейс, немедленно разошли информацию о том, что она исчезла. Я с удовольствием отвечу за эту дезу, если только с нею всё в порядке. – Сейчас сделаю, но, Брайант… – Что еще? – Просто найди ее. Слово «живой» ни один из них так и не произнес. – Найду, Стейс, обещаю. Вуд положила трубку. Брайанту она верила. Он найдет Ким. И девушка очень надеялась, что он не опоздает. Глава 71 Он вошел в комнату и поставил лопату возле стены. Ким наблюдала, как его ноги двигаются в ее направлении. Она не могла больше выгибать шею, чтобы посмотреть вверх, хотя ей этого очень хотелось. Ей хотелось посмотреть прямо в глаза мерзавцу, который собирался распилить девочку напополам. У него был низкий и жизнерадостный голос, как будто он обсуждал, где они будут обедать сегодня вечером. – Как мило, что ваши коллеги вырыли для меня несколько ямок… Раскопать самую последнюю было совсем просто. Думаю, что в ней вы будете счастливы. Пленница завозилась в своих путах и попыталась выплюнуть кляп. Она почувствовала, что веревка вокруг ее правой руки ослабла, но этого было недостаточно. Виктор Уилкс громко рассмеялся. – Вы, инспектор, испытываете сейчас совсем новые для вас ощущения. Раньше вы всех контролировали, но теперь это в прошлом. Стоун почувствовала растущее разочарование. Один на один она бы с ним справилась. Она бы вышибла из него все дерьмо. Он контролирует ее только потому, что спеленал, как ту чертову индейку. Уилкс опустился рядом с ней на колени, и Ким наконец смогла посмотреть ему в глаза. Они светились от триумфа. – Я много прочитал о вас, инспектор. Я понимаю вашу страсть и то, что вами движет. Я могу даже понять ту близость, которую вы испытываете по отношению к юным жертвам… Его голос был мелодичен, как будто он проводил службу в честь недавно усопшего. – Вы ведь тоже были одной из таких девушек… милочка. Ну, не совсем такой – ведь вам удалось стать порядочным членом общества. Пленница опять натянула путы. Она отчаянно хотела свернуть Виктору шею и навсегда стереть самодовольное выражение с его физиономии. Он отступил на шаг и рассмеялся. – Послушайте, Ким, я всегда знал, что вы будете вести себя как настоящий боец. Стоун издала булькающий звук в кляп. – Вы считаете, что мне это не сойдет с рук? – Мужчина склонил голову, прочитав в ее глазах неискоренимую ярость. Ким кивнула и опять забулькала. – Вы совершенно не правы, милочка. Понимаете, на этой площадке уже никто никогда не будет копать. По крайней мере, не в течение моей жизни. – Он кашлянул. – И уж точно не в течение вашей. Сейчас эта земля является местом изначального захоронения трех юных девочек. Никому не позволят ее потревожить. Так напомните мне еще раз: кто знает о том, что вы здесь? Стоун поползла в его сторону. Она видела тень Уильяма Пейна, который стоял за открытой дверью. Значит, надо было повернуть проповедника так, чтобы он не заметил аномалии в освещении. Но ее движения заставили Виктора только сменить ногу, на которую он опирался. Он все еще стоял напротив двери. – А еще, милочка, вы забыли одну жизненно важную деталь. Я уже делал это раньше. По крайней мере три раза, – так что, полагаю, вы согласитесь, что я достаточно искусен… Его речь прервалась, потому что тень слева вышла из темноты. Ким застонала, почувствовав движение воздуха. Она знала, что Уильям слишком рано покинул свое убежище. Те три шага, которые он должен был сделать, чтобы подойти к проповеднику вплотную, позволили тому принять удобную боевую стойку. Он с легкостью отразил первый удар Уильяма. И хотя Пейн был моложе и выше Уилкса, кажущаяся полнота Виктора скрывала недюжинную силу. Проповедник воспользовался моментом, когда Уильям отступил на шаг, и в ту же секунду бросился на него. Он поднял руку и нанес боковой удар. Голова Пейна дернулась. Виктор тут же провел левый хук[78], и голова его противника мотнулась в другую сторону. Движения проповедника показали Ким, что она была права, подозревая, что в молодости он занимался боксом. У Пейна не было никаких шансов. Стоун попыталась выкатиться на середину комнаты в надежде на то, что Уилкс споткнется об нее и Уильям сможет этим воспользоваться. Никогда в жизни она не ощущала себя такой бесполезной. – Послушай, ты, жалкое дерьмо, ты же должен быть благодарен мне за то, что я сделал, – заметил Виктор, когда Уильям медленно сполз по стене. – После всего того, что эти сучки сотворили с твоей дочерью… Ты должен быть благодарен мне по гроб жизни! Скорчившийся у стены Пейн бросился вперед, целясь рукой в промежность Уилкса. Это движение заставило проповедника отступить. Правой ногой при этом он задел голову Ким, и из глаз у той посыпались искры от боли. Женщине потребовалось несколько мгновений, чтобы проморгаться, но она успела увидеть, как Виктор схватил Уильяма левой рукой за горло и, заставив его выпрямиться, прислонил к стене. В ужасе она увидела, что зрачки Пейна никак не реагируют на свет. Уилкс нанес ему последний удар в голову, а затем отпустил. Ким громко вскрикнула, когда Уильям Пейн, схватившись за грудь, рухнул на пол. Глава 72 Когда Уильям как подрубленный рухнул после удара преступника, его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица Ким. Женщина стала искать в нем хоть какие-то признаки жизни, но в сумеречном свете рассмотреть что-то было просто невозможно. Виктор Уилкс наклонился к ним, а потом оттащил неподвижное тело Уильяма в сторону от инспектора – так, словно это был мешок с картошкой. Стоун увидела, как он приложил два пальца к шее пострадавшего. – Жив. Пока… Ким с облегчением вздохнула. Подойдя к ней, Виктор встал возле нее на колени и, достав из кармана нож, прижал лезвие к ее горлу. – Уверен, что ваше последнее предсмертное желание – это поговорить со мной, инспектор. Я удовлетворю его, но если вы вздумаете закричать, то я перережу вам горло. Мы хорошо поняли друг друга? Женщина осталась неподвижной и продолжила, не отрываясь, смотреть в бездушные глаза перед собой. Это был уже не приветливый пастор, говорящий негромким голосом с группой родственников, оплакивающей усопшего, которые ждут от него успокоения. И самодовольный триумф тоже исчез из его глаз, оставив вместо себя взгляд бессердечного убийцы. Уилкс вынул кляп из ее рта. Повязка упала ей на грудь. – Ты дорого заплатишь за то, что сделал, мерзавец! – выплюнула она свои первые слова. Они оцарапали ей горло – кляп превратил ее небо и язык в наждачную бумагу. Ей пришлось три раза с усилием сглотнуть, чтобы во рту вновь появилась влага. Теперь Виктор был радом с телом Уильяма, приставив нож к его сонной артерии. – Думаю, милочка, что вы ошибаетесь. Ведь только вы дошли до того, что стали меня подозревать. Я прочитал это на вашем лице несколько дней назад. Вы даже сами этого еще не знали. А я уже понял, что очень скоро вы сложите эту головоломку. – Ты убил трех невинных девочек? – Я бы не назвал их такими уж невинными. Ким понимала, что должна тянуть этот разговор как можно дольше. Никто не знает, где она находится. Убийца был прав, говоря о том, что никто не придет к ней на выручку. Ее последний шанс на спасение лежал без сознания в шести футах от нее. Так что она должна заставить преступника говорить. Она дышит, пока он говорит. Стоун проклинала себя за то, что не поняла всего быстрее. Ведь что-то в словах Никола ей не понравилось. Трейси Морган никогда не сказала бы, что получит деньги с отца. Она, скорее всего, использовала бы слова «папаша ребенка» или просто назвала бы его по имени. А хотела она сказать, что получит деньги со святого отца. – Ты был отцом ребенка Трейси? – спросила инспектор. – Ну конечно. Эта глупая маленькая сучка решила меня шантажировать. Она даже захотела оставить ребенка и начать новую жизнь. – Ты изнасиловал ее? – Я бы сказал, что до нее было нелегко добраться. Всем своим существом Ким жаждала выхватить нож у него из рук и воткнуть его мерзавцу между глаз. – Подонок… Как ты мог это сделать? – Да потому, что она была пустым местом, инспектор. Как и большинство из них, она была никем. В ее жизни не было никакого смысла. – Почему она никому ничего о тебе не рассказала? Хотя Ким уже знала ответ, еще до того, как Виктор произнес его. – Потому что она чувствовала, что заслужила это. Глубоко в душе она тоже догадывалась, что она ничто. Ее жизнь ни на что не влияла. И когда она исчезла, никто не рыдал и не оплакивал ее. Она была бесполезна. Женщина почувствовала, как внутри у нее начинает закипать злоба. Она понимала чувства девочки. Знание того, что единственные люди, которые заботятся о тебе, делают это за плату, разрушало душу. Чувство бесполезности, возникнув однажды, уже никогда не исчезало. А повседневная рутина только усиливала его. – Значит, Трейси была первой? – спросила Ким. Ей необходимо было вернуть Виктора к основной теме разговора, пока она пытается понять, как ей освободиться. – Ну да, Трейси была первой. И с ее подружками ничего не случилось бы, если б они не были такими настойчивыми. Они продолжали утверждать, что Трейси никуда не убегала. – Но ты же похоронил ее заживо! – сказала Стоун, сама не веря своим словам. Уилкс пожал плечами, но в глазах у него что-то мелькнуло. – У тебя не хватило сил убить ее самому? – удивленно догадалась женщина. – Ты не собирался хоронить ее заживо. Вначале ты хотел убить ее, но не смог… Боже мой, у тебя к этой девочке были какие-то чувства! – Не говори глупостей! – рявкнул мерзавец. – Ничего я к ней не испытывал. Просто напоил водкой, чтобы легче было справиться. Все мои действия были предрешены заранее. Ким почувствовала, как ее рот снова наполняется желчью. У нее перед глазами появилась Трейси Морган – пьяная и беспомощная. От такого шанса этот мерзавец ни за что бы не отказался. – И ты опять изнасиловал ее, правильно? – Послушайте, инспектор, – она увидела, как проповедник улыбается, – я всегда знал это. Без сомнения, вы знаете, для чего у вас голова на плечах. – Но ведь ты же служитель Церкви! – Всевышний знает меня лучше, чем кто бы то ни было, и тем не менее Он предоставлял мне все эти возможности. Если б Он почувствовал, что я делаю что-то не так, то немедленно остановил бы меня. Двое ее подруг не верили, что она убежала. Все остальные в это поверили. Пошли слухи, что она забеременела, поэтому все решили, что она или убежала с отцом ребенка, или исчезла, чтобы избавиться от плода. – Но ее подруги с этим не согласились? – Нет. Это были упрямые маленькие шлюхи, которые не хотели оставить все в покое. – Ты специально подставил Уильяма Пейна? – Не в случае с Трейси. Я просто хотел, чтобы она исчезла. А уже потом я понял, что те же три девочки, которые не давали мне спокойно спать, совершили нечто непотребное с его дочерью, так что я решил немного перестраховаться. Для Ким это было понятно. Мерзавец мудро решил появляться в приюте во время ночных дежурств Пейна и давать тому возможность проводить больше времени с дочерью. Если постоянные сотрудники и знали об этом, то закрывали на это глаза из-за болезни Люси. Виктор понимал, что в этом случае подозрение прежде всего падет на Уильяма. – А кто нашел протез? – задала Стоун следующий вопрос. – Тереза Уайатт. Она знала, что Луиза ни за что никуда не ушла бы по собственной воле без протеза. Она вынимала его, только когда ложилась спать. Поэтому Тереза быстро поняла, что к чему, и додумалась именно до того, что было мне необходимо. Она проверила ночное расписание и выяснила, что все три девочки исчезли во время ночных дежурств Пейна. А весь персонал прекрасно знал, что произошло с Люси. Поэтому было не так уж сложно поверить, что преступления совершил Пейн, чтобы отомстить. – И они решили его прикрыть? – Ну да, инспектор, – Уилкс хихикнул. – Именно так они и решили. – Чтобы защитить Уильяма? – Да бросьте вы! То есть, со стороны все это выглядело именно так. Его жизни было не позавидовать. Он был обречен следить за тем, как его дочь угасает с каждым днем, и ничего не мог с этим поделать. Без него у Люси никого бы не осталось. Но прикрыли они его ради самих себя. Ким не понравилось, что Виктор стал говорить об Уильяме в прошедшем времени. «Интересно, а вырытой могилы хватит для двоих?» – подумала она. – Уверен, что вы уже знаете все их тайны, – рассказывал тем временем проповедник. – Любое официальное расследование уничтожило бы их всех вместе и каждого по отдельности. Раскрылось бы воровство Ричарда, а Терезу обвинили бы в физическом и сексуальном нападении на Мелани. Стало бы известно, что Том спит с Луизой, и кто поверил бы в то, что это происходит по обоюдному согласию? А Артур просто страстно ненавидел этих девочек. Они делали его жизнь несчастной. Да и кроме того, девчонки все равно были уже мертвы, так что правда никому ничего не давала. Стоун услышала вдалеке звук сирены, но женщина знала, что машина едет не за ней. Она стала лихорадочно соображать, как можно использовать этот звук, чтобы остаться в живых. – И кто же был у них вожаком? – попыталась она еще немного потянуть время. – Они единогласно решили, что от похода в полицию никто ничего не выиграет. Оставшихся воспитанниц надо было как можно быстрее распихать по другим учреждениям, а компрометирующие документы уничтожить. – Пожар? – Ну да. Хаос и издержки, связанные с переводом девочек, должны были создать атмосферу настоящего административного кошмара. – И что, никто даже не удосужился поговорить с Уильямом? – А зачем? Всего несколько слов, которые я посвятил его психическому состоянию, и его ярость по отношению к девочкам все решила. – И они подожгли дом? – Ну да, хотя жизнь девочек была вне опасности. Пожар начался в самой дальней точке от спален. Пожарная тревога сработала мгновенно, а Артур Конноп был уже наготове, чтобы вывести детей из здания. – Итак: три девочки лишились жизни, Уильям лишился работы, а кое-кто из персонала лишился последних проблесков ума… – Как я уже сказал, Он был на моей стороне. – А в Манчестере, Бристоле и черт знает где еще Он тоже был на твоей стороне? – Он всегда со мной, – с улыбкой ответил Виктор. – И ты в этом уверен? – уточнила Ким. Звук сирены становился все громче, и Стоун заметила на лице убийцы неуверенность. Она знала, что другой возможности выжить у нее не будет. Очень скоро ее противник воспользуется ножом и похоронит ее в могиле одной из своих предыдущих жертв. Его надо напугать до такой степени, чтобы он совершил ошибку. Звук становился все громче, и у Ким появилась идея. – Но ты забыл одну очень важную вещь, Виктор, – произнесла она с широкой улыбкой. – И это будет твоим концом. В тот момент, когда Уилкс наклонился к ней поближе, чтобы услышать ее слова за воем сирены, застонал и перекатился на спину Уильям. Женщина увидела, что на груди у него висит кулон с кнопкой экстренного вызова, который принадлежал Люси. Так что хватался он вовсе не за грудь. Звук сирены усиливался с каждым мгновением. Но руки и ноги Ким все еще были связаны. – Так что же именно я забыл, инспектор? – спросил проповедник. Его лицо вплотную приблизилось к ее глазам. Убийца был уверен, что сирена звучит не для них, и хотел узнать, какие еще следы он не успел замести. Но даже будучи спеленатой по рукам и ногам, Ким знала, что победила. – Ты же уже говорил, что я знаю, зачем у меня голова на плечах? Изогнув шею, пленница откинула голову как можно дальше, а затем что было силы бросила ее вперед. Она попала Виктору лбом как раз по переносице. В голове у нее взорвался салют из искр, и вначале она не могла сообразить, чья голова треснула, ее или ее врага. Рев боли, который издал Уилкс, показал ей, что кость треснула именно у него. Проповедник инстинктивно схватился руками за лицо, и нож упал в полуфуте от связанных рук женщины. Убийца с трудом поднялся на ноги, а она постаралась подползти к ножу. – Сука! – завопил Уилкс, ковыляя по комнате, как незрячий. И в тот момент, когда связанные руки Ким дотронулись до рукоятки ножа, Виктор, казалось, сообразил, что у него в руках ножа больше нет. Все еще закрывая лицо руками, он направился к лопате, которая стояла, прислоненная к стене. Сломанный нос дал инспектору фору в одну минуту, но она была связана, так что достаточно одного взмаха лопатой, и с нею будет покончено. Звук сирены стал просто оглушающим. Ким повернула нож лезвием к себе и стала пилить веревку, которую смог ослабить Уильям. Веревка поддалась, но от этого ни ее руки, ни ее ноги не освободились, хотя ей и стало на дюйм или два свободнее. Рука Стоун лихорадочно двигалась. Еще пара шагов – и убийца будет совсем рядом! Уильям вытянул правую руку и схватил Уилкса за колено. Тот споткнулся и упал, но быстро поднялся. Средним пальцем Ким попыталась натянуть одну из веревок, которая охватывала все ее конечности, соединяя их вместе. И Стоун стала пилить изо всех сил. Дыхание вырывалось у нее изо рта короткими, хриплыми толчками, а она все пилила и пилила эту центральную веревку. Теперь Виктор стоял прямо над нею. Его глаза сверкали от ярости, а из носа капала кровь. В свете уличного фонаря подсыхающая на его лице кровь превратилась в подобие усов и бороды. Он поднял лопату высоко вверх, а потом резко опустил ее. Ким откатилась влево, и лопата врезалась в пол в дюйме от ее головы. Звук удара чуть не оглушил ее. Инспектор чувствовала, как веревка ослабевает под напором лезвия. Мысленно она видела, как ее волокна лопаются под ножом одно за другим. Но лопались они недостаточно быстро. Лопата вновь взметнулась у нее над головой. Ярость в глазах Уилкса была просто убийственной, и Стоун знала, что на этот раз он не промахнется. Неожиданно сирена замолчала, и наступила мертвая тишина. Убийца перехватил ручку лопаты, и на его лице появилась триумфальная улыбка. Женщина увидела, как острие лопаты двигается в сторону ее головы. Времени у нее больше не было. Она бросила нож и, собрав все свои силы, попыталась разорвать путы, разведя руки в стороны, мысленно молясь о том, чтобы перерезанная веревка оказалась именно той, которая нужна. Отчаянным резким рывком ей, наконец, удалось освободить руки и ноги, и она перевернулась на колени, однако поступательного движения лопаты было уже не остановить. Ее железная часть пришлась как раз по нижней части спины Ким. Удар получился оглушающим. Она закричала от боли и ударила Уилкса по ногам. Тот свалился на спину и, падая, врезался локтем правой руки в стену. Ким не обратила внимания на боль в спине. Она знала, что должна использовать эту возможность на все сто процентов. Та травма, которую она нанесла убийце, не сможет обездвижить его надолго. Стоун навалилась Уилксу на ноги и продвинулась вверх по его туловищу. Он попытался занять сидячее положение, но сейчас Ким была быстрее его. Она собралась с силами и оседлала убийцу. Он катался и извивался под ее весом, но колени Стоун крепко сжимали его ребра. Она услышала, как на кухне под чьими-то шагами скрипит стекло. – Сюда! – закричала инспектор. В глазах убийцы появился животный страх. – Кажется, Ему тоже надоели твои преступления, – проговорила Ким. Уилкс еще раз попытался сбросить ее, используя свое превосходство в весе. Сжав кулак, Стоун ударила его в лицо, именно в то место, куда чуть раньше попала головой. Убийца завизжал от боли. – Они были детьми, тварь! – крикнула Ким. – А вот это тебе от Черис! – Она нанесла еще один удар. Ее осветил луч фонаря. Парамедик-мужчина водил лучом по комнате. – Гм-м-м… Полиция сейчас подъедет, – произнес он, не пытаясь войти в комнату. Было видно, что он не понимает, что там происходит. – Слава богу! – сказала инспектор и потянулась за своим полицейским значком. Медик посмотрел на него. – О'кей, так какого черта… – Сначала осмотрите его. У него двусторонняя травма головы. – Стоун показала на Уильяма, который стонал рядом с ней. – Вам нужна… – Со мною всё в порядке. Сначала он. Уилкс вновь заворочался под ней. – Да лежи же ты тихо, – Ким ударила его коленом в ребра. В комнату влетел второй парамедик. – Полиция на подходе! – крикнул он, с подозрением глядя на Ким. Почему они оба сразу же отнесли ее к «плохим парням»? – Она сама из полиции, Мик, – объяснил его коллега с ноткой недоверия в голосе. Мик пожал плечами, а затем встал на колени возле Уильяма. Женщина узнала его – это был санитар, которого она видела во время последнего визита к Люси. Ким не могла не задуматься, сколько раз их уже вызывали к этому несчастному ребенку. – Люси, – с трудом пробормотал Уильям. – С ней всё в порядке. Она смогла объяснить, где вы находитесь, – ответил Мик. «Вот это ребенок!» – изумилась Ким. – Ты… никогда… не докажешь… – забормотал вдруг Виктор. – Заткнись! – Инспектор еще раз ударила его коленом. Вдали послышались новые сирены. По звуку было ясно, что машины торопились. Сирены замолкли, и через несколько секунд в коридоре раздались шаги. В комнату ворвались Брайант и Доусон и остановились как вкопанные. – Привет, ребята! – улыбнулась им Ким. – Спасибо, что пришли. Правда, минут на десять бы пораньше – и все было бы просто отлично. Брайант протянул ей руку, чтобы помочь подняться, пока Кевин заводил руки убийцы ему за голову. Стоун проигнорировала протянутую руку и встала самостоятельно. Казалось, что каждая клеточка ее тела взывала о помощи, но боль в спине превосходила все остальное. Выпрямившись, она скривилась. – Откуда вы узнали? – Стейси получила электронное письмо от священника из Бристоля, – ответил Брайант. – Все подробности – а их немало – позже, шеф. Обычно он их не хоронил. Раньше он их сжигал. Ким не удивилась. Она прикрыла глаза и вознесла безмолвную молитву за тех жертв Уилкса, кого уже никогда не найдут. – Подними его, Кев, – произнесла она с глубоким вздохом. Брайант и Доусон схватили преступника под руки и подняли. Ненависть во взгляде Виктора прожигала инспектору кожу. Но если он думал, что ее это испугает, то ошибался. Он наверняка никогда не видел рассерженного Вуди. А полюбоваться на это стоило. – Виктор Уилкс, вы арестованы по подозрению в убийстве Трейси Морган и ее неродившегося ребенка, а также в убийствах Мелани Харрис и Луизы Данстон. Вы можете хранить молчание, но все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде, мерзкий убийца, – произнесла Стоун и добавила: – Уберите его с глаз моих. Ей понравилось, как он посмотрел на нее глазами, полными ненависти. – Шеф… – с сомнением сказал Брайант. – Со мной всё в порядке, – Ким вытянула вперед руку. – Доставьте его в управление в целости и сохранности. А я скоро. Стоун заметила беспокойство в глазах коллеги. Если она позволит ему задержаться здесь еще на несколько минут, он силой потащит ее в больницу. А именно сейчас у нее не было на это времени. Скривившись от боли, женщина наклонилась к Уильяму. – Мисс, вам нужна помощь… – произнес ближайший к ней парамедик. – Как он? – спросила Ким, проигнорировав его слова и кивая на Пейна. – Сильное сотрясение. Ему кажется, что у меня на руке восемь пальцев. Его срочно надо в больницу. – Люси, – опять прошептал Уильям. – С ней все будет хорошо, – легко коснулась его руки инспектор. Поблагодарив медиков, она вышла из здания. Каждая косточка в ее теле стонала от боли. Ким вышла как раз в тот момент, когда отъехала машина с Виктором Уилксом. «Сколько же всего человек он убил? – подумала она. – Над сколькими еще ранимыми девочками с изломанными судьбами он надругался – и как теперь это выяснить?» – Но теперь всё, Виктор, – произнесла женщина вслух, глядя вслед машине. – Больше ты этого не сделаешь. Глава 73 Ким перебежала дорогу и нажала на дверную ручку. Та оказалась открытой. Стоун закрыла за собой дверь и пошла к двери в гостиную. – Боже, только не это! – воскликнула она, вбегая внутрь комнаты. Люси лежала на полу, лицом вниз, прямо перед своей коляской. Инспектор наклонилась к ней, и ее спина чуть не разломилась надвое от боли. – Люси, всё в порядке, – сказала она, гладя девочку по волосам. Выпрямившись, Ким постаралась понять, как быстрее всего поместить девочку в кресло. Она опять встала на колени и медленно и осторожно перевернула ребенка на спину. В глазах Люси плескалась паника. – Все хорошо, милая. Можешь подать мне знак «да»? Девочка мигнула два раза. – Я подниму тебя под руки, хорошо? Два мигания. Ким наклонилась и, взяв Люси одной рукой за шею, посадила девочку. Она знала, что мускулы этого ребенка не могут выдержать вес его тела, поэтому покрепче прижала девочку к своей груди, чтобы та не завалилась назад. Потом она просунула руки Люси под мышки и подняла ее. Бессильное тело висело, как тряпка. Ее вес был значительно меньше веса нормального пятнадцатилетнего подростка, но Ким чуть не вскрикнула от боли в спине. – Знаешь что, в этом танце я сама тебя поведу, – сказала женщина, поворачивая Люси и осторожно опуская ее в кресло. Сама она устроилась на стуле, лицом к девочке, и крепко сжала ее правую руку. – С тобой все хорошо? Ты не ранена? Люси смотрела на нее, не мигая, и Ким быстро поняла, что задала два вопроса подряд. – Прости. С тобой все хорошо? – переспросила она. Девочка мигнула два раза. – Ты пыталась добраться до папы? Еще два мигания. Стоун крепче сжала руку девочки. Боже, да у этого ребенка сердце настоящего бойца! – С ним все будет в порядке. Он получил удар в голову, и сейчас его отвезли в больницу, чтобы убедиться, что с ним все в норме. В глазах девочки появилось облегчение. Затем она качнула головой в сторону Ким. – Прости, Люси, но я тебя не понимаю. В глазах дочери Уильяма появилось раздражение. Она повторила свое движение, на этот раз более решительно. – Ооооооооо, – смогла произнести девочка. Стоун пришла в отчаяние от вида этого мучающегося ребенка. Мозг Люси работал как часы, но ее неспособность общаться была для нее настоящей тюрьмой, ужас которой трудно было себе вообразить. Люси еще раз повторила все то же движение и звук, и Ким, наконец, по отчаянию в ее глазах, догадалась, о чем ее спрашивают. – Ты хочешь знать, всё ли в порядке со мной? – От нахлынувших эмоций у нее ком встал в горле. Два мигания. Ким посмотрела на хрупкую ручку, которую сжимала в своих руках. На какую-то минуту на глаза ей навернулись слезы, и она закашлялась. – Со мной все хорошо, Люси. И это во многом благодаря твоему папе. – Стоун подумала о тех нескольких мгновениях, которые он подарил ей, схватив Уилкса за ногу. – Он практически спас мне жизнь. В выразительных глазах ребенка появилась гордость. – А теперь мне пора идти, – сказала инспектор. – Я могу кого-нибудь пригласить, чтобы за тобой посмотрели? Не успела Люси мигнуть, как передняя дверь распахнулась. В холле раздался женский голос: – Не знаю, что за цирк они устроили напротив, но… – В дверь вошла круглая женщина, лет пятидесяти, и, увидев сотрудницу полиции, сложила руки на груди. – А вы кто такая? – Детектив-инспектор Стоун, – представилась Ким. – Гм-м-м… очень приятно. Женщина встала перед инспектором – так, чтобы получше видеть девочку. – Всё в порядке, Люси? – спросила она. По-видимому, ребенок подал ей какой-то сигнал, потому что женщина сделала шаг в сторону, но глаз от Ким не отвела. – А где Уильям? – Его пришлось отправить в больницу, – быстро ответила Стоун. – Что же вы, черт побери, с ним сделали?! – грубо спросила женщина. – С ним всё в порядке? – С ним все хорошо, но, скорее всего, он пробудет там до утра. – Тогда я правильно сделала, что заглянула их проведать, правда?.. Ну хорошо, сейчас поставлю чайник на огонь, а потом мы с тобой, Люси, попьем чайку. С пиццей, такой, как ты любишь. Женщина вышла на кухню, но ее голос продолжал звучать на весь дом: – Не могу никак понять, что, во имя всего святого, вы там делаете – полиция, «Скорая помощь», палатки, какие-то приборы… Я уже было подумала, что все кончилось, но нет, вы опять взялись за свое… Ким прятала улыбку до тех пор, пока не посмотрела на Люси, которая в изнеможении закатила глаза. Тогда она рассмеялась. – Ну хорошо, мне действительно пора. Два мигания. – Тебе ничего не надо? И снова Люси мигнула два раза. Стоун проанализировала ситуацию. Из кухни продолжал доноситься громкий голос. Ким догадалась и поднесла правую руку к уху. Еще два мигания. Инспектор встала и взяла с подоконника айпод. – Правильно? Ответом ей был утвердительный знак и яркий блеск глаз. Ким не удержалась от тихого смеха. Она надела наушники на голову Люси, а пульт пристроила на подоконнике кресла рядом с ее правой рукой. – А вот теперь мне по-настоящему пора… – Стоун показала на дверь и увидела два мигания в ответ. На прощание она легко коснулась руки девочки и направилась к двери. «Скорая помощь» как раз отъезжала, когда у дома появилась вторая патрульная машина. Ким перешла через дорогу и подошла к зданию приюта. Там, где парамедики прошли сквозь изгородь, зияла большая дыра, как будто от вырванного зуба. – Парни, в самом конце коридора рядом с дверью находится книжный шкаф, – сказала инспектор своим коллегам. – На его задней стенке приклеен зубной протез. Упакуйте его, промаркируйте и отвезите в лабораторию. Полицейские кивнули и вошли в здание. Неожиданно все опять стихло. Ничто не говорило о том, что здесь только что произошло. Не было никакого знака, который показывал бы, что именно в этом самом месте Ким чуть не распрощалась с жизнью. И что спас ее кулон с кнопкой экстренного вызова. Простой приборчик, который помогал Люси проживать каждый день ее жизни, оказался спасителем женщины-полицейского. Ким остановилась как вкопанная, когда поняла, чего ей не хватает. К горлу подступила тошнота – последняя деталь головоломки встала на свое место. – О господи! – прошептала она в темноту. – Протез у нас, мэм, – сказал один из констеблей, выходя из-за угла здания. Ким поняла, что ее работа еще не закончена, а помочь ей может только один человек в мире. – Констебль, будьте любезны, подайте мне мой телефон, пожалуйста, – попросила она. Глава 74 Когда мотоцикл с негромким урчанием остановился на полосе гравия, Ким уже почти пришла в себя. Она приняла душ, переоделась и отполировала свой «Триумф». Теперь он стоял в ее гараже как музейный экспонат. Не имело смысла пытаться закрыть глаза на то, что необходимо было сделать. Каждая клеточка ее существа молила о том, чтобы ночь выдалась темной и она смогла вернуться на площадку и закончить дело. В самом конце поля, недалеко от дыры в изгороди, которую парамедики проделали всего несколько часов назад, она увидела Черис. Солнце еще не показалось, но восход был не за горами. – Значит, ты сказала правду, когда позвонила мне прошлой ночью? Нас действительно будет только двое – ты и я? – спросила Хьюз. – Ага, – ответила Ким. Она собиралась сделать нечто, что впоследствии могло выйти ей боком, и в голове у нее крутились слова Вуди. Она ни за что не подставит своих ребят. – Я встретила Дэна, когда выходила из гостиницы. Он послал тебе официальный отчет, но устно подтвердил, что зубной протез, который ты нашла, действительно принадлежал Луизе Данстон, – сказала Черис. Стоун кивнула. Криминалист стала нажимать кнопки на приборе и записывать в блокнот какие-то цифры. – Отлично. Он готов к работе, – сказала она, наконец. – А насколько ты уверена, что здесь что-то есть? Ким глубоко вздохнула, закрыла глаза и еще раз прислушалась к своему внутреннему голосу. – Больше, чем мне этого хотелось бы, – ответила она. – Но ты понимаешь, что, что бы мы здесь ни нашли, мы не сможем использовать этого в суде? Инспектор согласно кивнула. Если она права, то до суда это никогда не дойдет. – Дай мне прибор и объясни, что делать, – Ким протянула руки, сделав шаг вперед. – Я и так уже доставила тебе достаточно проблем на этой неделе. – Я взрослая девочка и сама могу за себя постоять! – огрызнулась Хьюз. – И не обижайся, но это дорогое оборудование, которое я просто не могу тебе доверить. – Черис, а ты не могла бы… – разочарованно вздохнула Стоун. – И хватит об этом, Ким. А теперь подай мне рюкзак. Инспектор наклонилась, подняла рюкзак и держала его до тех пор, пока Черис просовывала руки в его лямки. После этого эксперт закрепила на поясе монитор, а Ким затянула ремень и подтащила удилище ближе к Черис. – А мне ты всегда представлялась одетой в «Прада»[79], – сказала она, отступая на шаг. Хьюз покачала головой. – Теперь слушай, – сказала она. – Я прошлась по участку, и он весь засыпан мусором и обломками. Его надо очистить. – Надо понимать, что это моя забота? – усмехнулась Стоун. – А ты видишь здесь кого-нибудь еще? – Ладно, и где же? – Я начну с задней стороны здания. Его фасад выходит прямо на дорогу и на дома, так что если мы ищем то, о чем ты думаешь, то эта территория слишком хорошо просматривается. – Нужна помощь, инспектор? – послышался вдруг рядом мужской голос. Ким повернулась и увидела Уильяма Пейна, который только что вышел из-за угла ограды. Он был бледен и выглядел усталым. Стоун сделала несколько шагов ему навстречу. – Как вы себя чувствуете? – Болит, но повреждения не настолько серьезные, – вздохнул мужчина. – Пару часов назад они отпустили меня домой. – А как Люси? – Да вы сами посмотрите… Ким подошла к краю ограды. Шторы в доме Пейнов были раздвинуты, и парализованная девочка смотрела в окно. Стоун помахала ей рукой и вновь повернулась к Пейну. – Мне кажется, что вы не в том состоянии… – Инспектор, я понятия не имею, что вы собираетесь здесь сегодня делать, но знаю, что мы с Люси каким-то образом стали частью этого. Так что я действительно хочу вам помочь. Ким была тронута. – Они ведь были всего лишь детьми, инспектор, – добавил мужчина. – Битыми жизнью, брошенными и всеми забытыми, но детьми. Так же, как и я, они знали: то, как они поступили с Люси, было недопустимо. Они все трое вернулись на следующий день, вернулись по собственной воле, и попросили прощения. – И вы приняли их извинения? – Не важно. Главное, что их приняла Люси, – пожал плечами Уильям. – А вы знаете, что ваша дочь – настоящее сокровище? – с удивлением покачала головой Стоун. – Разумеется, – Пейн улыбнулся с гордостью. – Только ради нее я каждое утро вылезаю из постели. – Да вы и сами не так уж плохи. – Ким склонила голову набок. – Прошлой ночью, например. Если б вам не удалось ослабить веревки и схватить Виктора за ногу… – Но здесь я, в общем-то, ни при чем, инспектор. Я увидел, как вы вошли в здание, и пошел посмотреть, не нужно ли вам помочь. И наткнулся на Виктора Уилкса, копавшего яму… Мужчина покраснел и не стал договаривать. Стоун поняла, что героем его сделали обстоятельства, но, тем не менее, он все-таки спас ей жизнь. – Даже если это так… – Достаточно, – сказал Уильям, поднимая руки. – А теперь скажите мне, что я должен делать? Ким мысленно улыбнулась. Этот человек не искал никаких благодарностей, похвал или признания. – Хорошо, – кивнула она. – Видите мусорный бак вон там, у окна? Мы должны заполнить его мусором, который валяется на земле и может помешать работе прибора. Пейн начал с левого конца площадки, а Ким – с правого. Они двигались от забора к центру участка и подбирали с земли все, что попадалось им на глаза. – Ребята, чем меньше травы, тем точнее показания! – крикнула им Черис от края периметра. Стоун оглянулась. В некоторых местах трава доходила ей до колена. Она наклонилась, чтобы вырвать ее, но неожиданно раздался сигнал прибора. Ким выпрямилась и посмотрела на Хьюз. Та вернулась футов на десять и еще раз медленно прошла над тем же местом. Звук повторился. – Кажется, твой внутренний голос тебя не обманул… Глава 75 Черис посмотрела на Ким, потом на Уильяма и опять на Ким. Инспектор быстро подошла к Пейну и взяла у него из пальцев сорванную траву. – А теперь, Уильям, я прошу вас оставить нас. Когда мужчина взглянул на то место, которое привлекло внимание Хьюз, в глазах у него появилась боль. Но он согласно кивнул. – Уильям, вы абсолютно ни в чем не виноваты, и я хочу, чтобы вы это знали. – Стоун пожала ему руку. – Из-за вас никто не умер. Просто все это было так подстроено заблудшим и порочным существом, в котором не было ничего человеческого. Пейн встретился с ней глазами. Было ясно, что ему понадобится время, чтобы полностью осознать это. – Тогда я вас оставлю, инспектор. – Меня зовут Ким. – Женщина еще сильнее сжала его руку. – И я хочу поблагодарить вас за все, что вы сделали. Уильям покраснел от смущения, и она отпустила его руку. – Возвращайтесь к вашей изумительной дочери. – Спасибо, инс… Ким, – широко улыбнулся мужчина. – Обязательно. Стоун проводила его взглядом и подошла к тому месту, где Черис положила прибор. – Что бы там ни было, оно не очень глубоко, – археолог повернулась к инспектору. Ким кивнула и с трудом сглотнула. – В багажнике фургона лежат лопаты. Принеси их, пока я размечаю место. – Хьюз протянула ей ключи от машины. Стоун рысью спустилась к фургону, схватила лопаты и вернулась к Черис. Действие болеутоляющих, которые она приняла утром, заканчивалось, и нижняя часть ее спины была вся охвачена болью. Хьюз разметила место для раскопок, и Ким сразу же заметила, что оно меньше, чем предыдущие. Археолог еще раз взглянула на показания прибора и распорядилась: – Копай с этой стороны, но не слишком налегай на лопату. Инспектор воткнула лопату в землю. Теперь у нее заболела уже вся спина, но она не обратила на это внимания, а сосредоточилась на копании. Они молча работали в течение получаса. – Отлично, Ким. А теперь прекращай и вылезай отсюда, – неожиданно сказала Черис. Яма была пяти футов в длину, трех в ширину и не больше одного фута в глубину. Даже домашних животных закапывают глубже. Прежде чем спуститься в нее, Хьюз дважды обошла яму по периметру, а потом сняла ручными инструментами немного почвы и положила ее сбоку от ямы. Ким молчала, не отрывая от Черис глаз. А эксперт продолжила копать. Количество снимаемой ею земли становилось все меньше. Затем она стала расчищать что-то в середине ямы краем маленькой лопатки, и после третьей попытки сделать это перед женщинами открылось что-то белое. Черис поводила мягкой щеткой по поверхности. Белого стало больше. Внутренности Стоун свернулись в один большой комок, когда она поняла, на что сейчас смотрит. – Скорее всего, это рука, Ким, – подтвердила археолог. Она продолжала копать и расчищать, пока не дошла до того, что напоминало плечевой сустав. Стоун, не отрываясь смотрела, как кости открываются все больше и больше. – Что это, Черис? – спросила она, увидев что-то, торчащее прямо из сустава. Эксперт стряхнула землю, и инспектор поняла, что это обрывок материала. Сердце заколотилось у нее в груди. – Очисти получше, Черис! – попросила она. Хьюз так и поступила, и Ким выругалась. Археолог встретилась с ней глазами. – Именно это ты и ожидала здесь найти? Стоун кивнула, и ее ноги сами собой двинулись в сторону мотоцикла. – Черис… мне надо… – пробормотала она неуверенно. – Иди, – сказала ей эксперт и достала телефон. – Я сама сообщу… И Ким изо всех сил бросилась вверх по холму. Глава 76 Ким постучала в дверь и глубоко вздохнула. Дверь отворилась. – Инспектор, доброе утро. Прошу вас, заходите. – Доброе утро, Никола, – поздоровалась Стоун, входя в квартиру. Адамсон заперла за нею дверь и встала перед ней. – Вы сегодня в одиночестве? – спросила она. – Дала своим ребятам немного отдохнуть, – кивнула Ким. – А сами как же? – Скоро, Никола. Очень скоро. – Прошу вас, присаживайтесь. Стоун уселась. Пока она устраивалась, ее взгляд упал на край софы, и Ким полностью поняла всю важность того, что мельком увидела во время своего предыдущего визита. – Что я могу для вас сделать? – спросила Никола. Секунду Ким анализировала выражение лица девушки. Оно было открытым и серьезным. Черт возьми! – Мы обнаружили еще одно тело, – сказала, наконец, инспектор. – О боже, только не это! – Рука танцовщицы взлетела к ее рту. Ее шок был вполне искренним. – Никола, а вам ничего не приходит в голову насчет того, кто может быть четвертой жертвой? – Даже не могу себе представить, кто… – Адамсон принялась нервно ходить вперед-назад за софой. – Никола, в их группе был четвертый человек? – настаивала Стоун. Девушка нахмурилась. Движения ее глаз показывали, что она пытается вспомнить. – Нет, инспектор, уверена, что их было только трое. Ким вздохнула и встала, как будто собралась уходить. – А может быть, Бет вспомнит еще одну девочку? – с надеждой спросила вдруг она. – Сейчас Бет пошла по магазинам, но когда она вернется… – Танцовщица покачала головой. – А вы уверены? – спросила ее гостья. – Конечно, уверена, – ответила Никола с улыбкой. – А почему же она не взяла свою трость? – Ким кивнула в сторону края софы. Взгляд хозяйки остановился на трости, которая была прислонена к спинке софы. На лице у нее появилось выражение искреннего недоумения. Воспользовавшись этим, Ким быстро пересекла свободное пространство и направилась к ближайшей двери, просто надеясь, что не ошибется. – А может, она еще не ушла? Может быть, она… – Инспектор, не входите сюда. Бет не любит… Слова танцовщицы затихли, когда Ким открыла дверь. Никола остановилась рядом с гостьей, и они обе осмотрели комнату. Одинокая постель была простым матрасом, положенным в деревянный корпус. Ни простыней, ни покрывала. Рядом с этой неиспользуемой кроватью стоял двухстворчатый комод. Стоун подошла к шкафу в углу и распахнула дверцы. На нее уставились семь пустых вешалок. Ким посмотрела на Никола, которая в ужасе замерла в дверях. Инспектор ждала ее реакции, но Адамсон продолжала просто смотреть на пустую комнату. – Она опять ушла – и даже не попрощалась… – По щеке девушки покатилась одинокая слеза. Сотрудница полиции вывела Никола из комнаты и закрыла за собой дверь. Затем проводила девушку к софе и села рядом с нею. – Бет уже поступала так раньше? – спросила она мягким голосом. – Она делала это постоянно, после того как мы покинули Крествуд, – кивнула танцовщица. Теперь слезы градом катились по ее лицу, и она стала вытирать их рукавом своего джемпера. – Она всегда очень на меня сердится, но не говорит, за что. Никогда. Она то возвращается, то снова бросает меня. Это нечестно. Она же знает, что, кроме нее, у меня никого нет! Ким вышла на кухню и оторвала там ленту бумажного полотенца. Затем, снова усевшись рядом с Никола, протянула ее плачущей девушке. До конца слез было еще далеко. – А вы помните, когда она возвращалась последний раз? Танцовщица прекратила плакать и задумалась, а потом всхлипнула и кивнула. – Это было два года назад, когда у меня начался инфекционный мононуклеоз и меня положили в больницу. Я тогда пришла в себя, и она сидела возле постели. – А перед этим? – Я попала в аварию – так, ерунда, ничего особенного… Со мной ничего не случилось, но я сильно испугалась… потом долго не могла сесть за руль. – Значит, она периодически появлялась в вашей жизни после того, как вы покинули Крествуд. А вы не догадываетесь, почему она могла на вас сердиться? – Она не хочет мне говорить, – в отчаянии покачала головой Никола. Ким услышала в голосе девушки раздражение и поняла, что то, что ей предстоит, будет даже тяжелее, чем она себе это представляла. – Я хочу, чтобы вы вспомнили день пожара. – Стоун взяла девушку за руку. – Мне кажется, что вы кое-что забыли про этот день. Как вы думаете, сможете вспомнить, пока я здесь, с вами? – Да мне нечего вспоминать, – ответила озадаченная Адамсон. – Всё в порядке, Никола. Я здесь, с вами, – Ким сжала девушке руку. – Расскажите мне, шаг за шагом, что произошло в тот день, и вместе мы постараемся восстановить картину. Никола уставилась перед собой, глядя на какую-то невидимую точку на противоположной стене. – Помню, что было холодно, и мы с Бет поссорились из-за какой-то ерунды. И она опять воспитывала меня молчанием. Поэтому я вышла в общую комнату… – И кто же был в этой общей комнате? – все так же мягко спросила Стоун. – Никого. – Танцовщица покачала головой и нахмурилась. – Все были на улице – лепили снеговика. – И что же вы сделали? – Я услышала какие-то голоса и крики. – Адамсон вздернула голову. – Они раздавались из кабинета мистера Крофта. – И о чем шла речь, Никола? Ким сжимала руку девушки, а ее большой палец лежал на ее тонкой кисти. Она почувствовала, как пульс ее собеседницы участился. – Они говорили об Уильяме и о том, что что-то надо скрыть. И еще, что он попал в беду и может оказаться в тюрьме. Они обсуждали, что после этого может произойти с Люси. – А вы помните, чьи голоса вы слышали? – Мистера Крофта и миссис Уайатт – они все время спорили. И отца Уилкса – он говорил негромко. А где-то на заднем фоне звучали голоса Тома Кёртиса и Артура Коннопа. Пятеро, подумала инспектор. – А как насчет Мэри Эндрюс? – спросила она вслух. – Ее тогда не было. У нее был грипп, – покачала головой Никола. – А что произошло потом? – Отец Уилкс открыл дверь и увидел меня. Было видно, что он очень рассердился, и я убежала. Ким почувствовала, как ладонь девушки стала влажной. – И куда вы пошли? – К Бет. Она была в нашей комнате. А я уже устала от того, что на меня кто-то постоянно сердится. – И что же вы сделали? – Голос Стоун понизился до шепота. – Я сказала ей… сказала… Ким сжала руку танцовщицы еще крепче, но голова девушки стала раскачиваться из стороны в сторону, как маятник. Глаза ее беспорядочно метались, пытаясь заглянуть в прошлое в надежде его изменить. – Нет. Нет. Нет, – повторяла она. – Нет. Инспектор попыталась удержать ее руку, но Никола легко освободилась и заметалась по помещению, как дикое животное по клетке, в поисках места, где она могла бы спрятаться. Было видно, что ее охватывает паника. Движения ее стали быстрыми и беспорядочными. – Нет, такого быть не может… Я не могла… Адамсон изо всех сил ударила руками по кухонному столу, после чего повернулась и принялась колотить руками сначала по стене, а потом – себе по голове. Ким подбежала и схватила ее сзади, прижав ее руки к туловищу и пытаясь предотвратить повреждения, которые Никола могла себе нанести. – Что ты сказала Бет? – повторила свой вопрос инспектор. Танцовщица попыталась освободиться из объятий Стоун, но та сцепила пальцы и не собиралась ее отпускать. – Замолчите. Я не могу… – простонала девушка. Голос Ким стал громче. – Никола, ты должна вспомнить! Что ты сказала Бет? Голова девушки моталась из стороны в сторону, и инспектору пришлось даже выгнуть назад шею, чтобы избежать удара. – Скажи мне, Никола! – Теперь Ким уже кричала прямо ей в ухо. – Что ты сказала своей сестре?! – Я сказал, что она может взять этот чертов кардиган, если он ей так нужен!!! – завизжала Адамсон. В воздухе повисла мертвая тишина. Силы покинули Никола, и она рухнула на пол. Стоун упала вместе с нею, так и не разжав пальцы, и села на полу, крепко прижимая к себе танцовщицу, – она понимала, что сейчас перед внутренним взором Никола проходят картины десятилетней давности. – И она его взяла, правильно? – спросила инспектор. Девушка кивнула, и Ким почувствовала, как ей на руки закапали слезы. – И они все приняли ее за тебя из-за этого кардигана? – продолжила она спрашивать. Никола опять согласно кивнула. – Сначала я видела, как она играет на улице вместе со всеми, а потом вдруг исчезла. Я стала всех расспрашивать о ней, и каждый раз все посылали меня в новое место. В конце концов, я вернулась в нашу комнату и стала ждать, но она так и не появилась. А потом, как раз перед пожаром, я увидела их из окна кухни. Они все стояли вокруг ямы, и я все поняла. Я не знала, что мне делать. Боялась, что они придут за мной, и поэтому, когда начался пожар, я почувствовала облегчение от того, что они не смогут меня достать. Ким знала, что Бетани не могла убежать. Ее колено не позволило бы ей сделать это в холодную погоду. – А когда Бет вернулась опять? – Недели две назад, – ответ девушки прозвучал хрипло. Когда сообщение о раскопках появилось в прессе, танцовщица опять испугалась. – Теперь ты понимаешь, Никола, что ты сама возвращала ее? – Не-е-е-е-т!.. Это был рев раненого животного. Несчастного раненого животного, которое извивалось в агонии. Стоун крепко держала Никола, пока та пыталась избавиться от воспоминаний, заполнявших ее голову. Сейчас не имело смысла обсуждать с ней то, что она совершила, будучи в шкуре Бет. Это Никола в конечном итоге осознает с помощью квалифицированного психиатра. Сидя и укачивая молодую красивую девушку с изломанной душой, чье чувство вины полностью уничтожило ее собственное «я», Ким не была уверена, что эта девушка сможет когда-нибудь предстать перед судом за убийство Терезы Уайатт, Тома Кёртиса и Артура Коннопа. Через несколько минут инспектор осторожно выпустила Никола. Наступило время для телефонных звонков. Глава 77 Уильям долил в овсяную кашу немного холодного молока. Затем согнул мизинец и его косточкой попробовал температуру еды. Отлично. Мужчина улыбнулся. Любимая еда Люси. Его вымытая и переодетая дочь ожидала свой завтрак. После этого он уберется в ванной и поменяет постельное белье. А после ленча наступит очередь генеральной уборки духовки. Пейн опять улыбнулся. Он знал, что большинство людей ему сочувствует, однако, размышлял он, это все потому, что они абсолютно не знают Люси. Свое вдохновение он ежедневно черпал в мужестве дочери. Она была самым смелым и глубоким человеком из тех, кого он знал в своей жизни. Мужчина понимал, что больше всего девочку расстраивает то, что она не может свободно общаться, и бывали дни, когда Люси просто уставала от попыток рассказать все, что ей приходило в голову, с помощью мигания глазами. Но они заключили совместный пакт. В тяжелые дни отец откровенно спрашивал ее, не надоела ли ей такая жизнь. Много лет назад Уильям сказал девочке, что всегда будет с уважением относиться к ее решениям и никогда не станет продлевать ее жизнь из-за своих шкурных интересов. И когда он задавал этот вопрос, то, пока ждал ответа, внутри у него все замирало. Паузы между вопросом и ответом становились все длиннее, задержанное дыхание все сильнее жгло ему грудь, но пока в ответ он всегда видел одно мигание. Уильям с ужасом думал о том дне, когда девочке все надоест и она мигнет два раза. Ему оставалось только надеяться, что в этом случае у него хватит мужества выполнить свое обещание. Ради дочери. Пейн отбросил в сторону эти мысли. Вчера у Люси был хороший день. К ней приходила посетительница. Сначала Уильям не узнал эту девочку, но она представилась как Пола Эндрюс и, посмотрев на нее повнимательнее, он вспомнил внучку Мэри Эндрюс, которая в прошлом иногда приходила к ним вместе с бабушкой, чтобы поиграть с Люси. Мужчина искренне сожалел о недавней смерти Мэри, которая была его близкой подругой во времена работы в Крествуде. Похоронили ее два дня назад, и хотя сам Уильям на похоронах не был, он видел процессию из окна своей спальни. Люси мгновенно узнала Полу и была на седьмом небе от счастья. Через несколько минут девочки выработали свой собственный метод общения, в детали которого не стали посвящать Уильяма. И он был абсолютно счастлив. Надо было отдать должное Поле – она ничем не показала, какое впечатление на нее произвело физическое состояние подруги. Пейн несколько раз выходил на кухню, волнуясь за душевное состояние дочери. Ему бы в голову не пришло запрещать кому бы то ни было навещать Люси, но он был бессилен заставить посетителей вернуться еще раз. С другой стороны, Уильям понимал, что никогда не сможет полностью изолировать дочь от внешнего мира. Девочки умудрились найти способ поиграть в настольную игру. – Люси Пейн, а ты совсем не изменилась. Всегда была не прочь смошенничать, – услышал Уильям возглас Полы. За ним последовало бульканье его дочери, которое означало у нее смех. Сердце мужчины пропустило удар. Он вышел на полчаса на улицу и выполол несколько растений, которые пробились между плитками во дворе, будучи уверенным, что его дочери ничего не угрожает. Эти несколько минут, проведенные на бодрящем утреннем воздухе, вдохнули в него силы на весь оставшийся день. А еще через два часа Пола попросила у него разрешения прийти еще раз. Уильям с радостью согласился. Он принес кашу в гостиную и уселся на стул. Лицо Люси было розовым и радостным, а глаза внимательными и сосредоточенными. Сегодня тоже будет хороший день. Посещение Полы пошло им всем на пользу. – Ты, что, никогда не устаешь от этой овсянки? – спросил Пейн. Одно мигание. Отец закатил глаза, и дочь повторила его жест. Уильям рассмеялся вслух. Затем поднес ложку овсянки к губам девочки. Она взяла ее в рот, и на ее лице появилась гримаса блаженства. Мужчина уже приготовил вторую ложку, когда в дверь позвонили, и он поставил тарелку на подоконник. Когда он открыл дверь, его охватила паника. Перед ним стояли мужчина и женщина, одетые в брючные костюмы. На плече у женщины была сумка, а в руках у мужчины – портфель для бумаг. Уильям мгновенно подумал о сотрудниках социальных служб, хотя время для их визита еще не настало, и они всегда предупреждали его заранее. Сразу после того, как их оставила мать Люси, Пейну пришлось выдержать настоящую битву за дочь. Он вел себя, как дрессированное животное в цирке, и только что не прыгал через обруч, стараясь показать, на что способен. Видя его решимость, сотрудники службы стали работать вместе с ним, чтобы сохранить ему дочь, а наличие работы в Крествуде сыграло в этом немаловажную роль. Но в его душе все еще жил страх, что в один прекрасный день он может ее потерять. – Мистер Пейн? – спросила незнакомка. – Мистер Уильям Пейн? Уильям утвердительно кивнул. Женщина широко улыбнулась и протянула ему свою визитную карточку. – Меня зовут Ханна Эванс, и мы из компании «Энтерпрайз электроникс». А пришли мы к Люси. – Но… я не знаю… – неуверенно забормотал хозяин дома. – Зачем? Ханна потерла руки и подышала на них. – Может быть, вы впустите нас, мистер Пейн? Уильям отошел в сторону. Эванс вошла в гостиную и оказалась перед его дочерью. Пришедший с ней мужчина сел и открыл портфель. – Доброе утро, Люси. Меня зовут Ханна, и я рада с тобой познакомиться. – У гостьи была теплая и открытая улыбка, и говорила она спокойным приветливым голосом, который был совсем не похож на снисходительный тон большинства взрослых. – У тебя всё в порядке сегодня? Люси замигала. – Это значит ДА, – перевел отец. Не двигаясь с места, Эванс улыбнулась ему. – Я знаю, мистер Пейн. Язык миганий широко распространен среди людей с ограниченными возможностями к коммуникациям. И Ханна подмигнула его дочери, которая забулькала в ответ. – М-м-м… прошу прощения, – сказал сбитый с толку Уильям. – Я не понимаю, кто вы и что вы здесь делаете. – Все очень просто, мистер Пейн. Мы представляем компанию, которая выпускает наиболее продвинутые коммуникационные системы, которыми можно управлять минимальными физическими усилиями, – стала объяснять женщина. – И существуем мы для того, чтобы делать жизнь людей с физическими ограничениями более интересной и занимательной. – Ничего не понимаю. – У Уильяма закружилась голова. – Я ни с кем не говорил… У меня и денег нет… – Насколько я понимаю, обо всем этом уже позаботились, – Ханна подняла руки вверх. – Это не мое дело, и у меня есть собственная задача. Пейн почувствовал себя так, как будто оказался в параллельной вселенной. Он судорожно искал ответы и не мог их отыскать. А Ханна уже снова повернулась к его дочери. – Люси, у меня только один вопрос. Можешь ли ты двигать хотя бы одним пальцем? Два мигания. – В таком случае мы можем многое для тебя сделать, – Эванс широко улыбнулась Уильяму. Глава 78 Ким посмотрела на то, что стояло перед ней, и решила, что «Тетушка Бесси»[80] – неисправимая лгунья. Коробка из-под готовых ингредиентов, с рецептом, стояла рядом с собственным произведением инспектора, которое она только что достала из духовки. Его не могли спасти ни блестящие украшения, ни горы сахарной глазури. Стоун выбросила коробку в бак с мусором. Она почувствовала себя преданной. – Все равно я добьюсь, Эрика, – она подняла глаза к потолку. – Обязательно. Обещаю. Во входную дверь постучали. – Открыто! – крикнула хозяйка дома. Появился Брайант – в джинсах, свитере и с пиццей в руках. – Я не видел тебя сегодня в офисе, – сказал он, ставя пиццу на стол. – Распоряжение Вуди, – закатила глаза Ким. – Я не хочу больше ему возражать, потому что у этой кошки осталась последняя жизнь[81]. – Он что, сам так сказал? Инспектор кивнула и стала загибать пальцы. – Начать с того, что я заработала две официальные жалобы на свое поведение. Потом трижды нарушила прямые инструкции и действовала вопреки официальному протоколу, – тут она загнула все пальцы в кулак. – И это не считая всего остального. – Боже, неужели он был так жесток?! – воскликнул Брайант, уронив голову на грудь. – Вот именно, – сказала его начальница, немного подумав. – Он вообще много чего сказал. – И что же ты ему ответила? – Я ответила, что у его модели сзади не хватает рычажных рессор. Брайант расхохотался в полный голос, и Стоун последовала его примеру. Сейчас это казалось ей невероятно смешным. Однако на самом деле это был ее способ сказать «спасибо». У Ким не было никаких иллюзий насчет того, что она может потерять работу, и Вуди абсолютно четко сообщил ей, что теперь ее спасли только результаты. Если б хотя бы одна из ее догадок не подтвердилась, в кутузке уже был бы новый постоялец. Это расследование подвело ее к самой грани, после которой она могла потерять самое дорогое из того, что у нее было, – и тем не менее, оно того стоило. – А на прочее сколько времени он тебе дал? – Месяц, – простонала Ким, доставая из буфета две чистые кружки. – Боже, и что же ты собираешься делать? Инспектор пожала плечами. У нее было четыре недели на то, чтобы переговорить с психологом – в противном случае ей грозило временное отстранение от должности. – Но ты же не думаешь, что он действительно выполнит эту угрозу? Ким вспомнила решительное выражение на лице Вуди. – Можешь не сомневаться, – вздохнула она. – Обязательно выполнит. – Ну что ж, тебе, наверное, будет интересно узнать, что Ричард Крофт выглядит уже гораздо лучше, – сменил тему ее гость. – Правда? – По крайней мере, так было, когда я зачитывал ему его права. Хотелось бы Стоун поприсутствовать при этом лично! – Только не говори мне, что миссис Крофт при этом не было, – сказала она. – Конечно же, она была. На несколько минут она превратилась в верблюда, страдающего запором, но быстро пришла в себя, собрала свои бумаги и компьютер и сообщила, что все дальнейшие переговоры будет вести только через адвоката. – Переговоры? – Ну да, с Ричардом. Мне кажется, что в недалеком будущем его ждет развод по ускоренной схеме. – И что же он, в конце концов, показал? – Подтвердил, что Бет убил Виктор. Остальные просто помогли захоронить тело. И еще он сказал, что это Тереза Уайатт предложила устроить пожар, чтобы запутать все списки девочек: и тех, которые бежали, и тех, которые были переведены в другие учреждения, и тех, которых передали родственникам. – Ты ему веришь? – Не знаю. Хотя это и не имеет принципиального значения. Конечно, у него будет хороший адвокат, но какое-то время ему точно придется провести в тюрьме. Важнее то, что его нынешняя жизнь закончена. Жена, дом, карьера и, вероятно, дети – всего этого он лишился навсегда. Ким промолчала. Говорить было нечего. По отношению к Ричарду Крофту она не испытывала ничего, кроме сильнейшего отвращения. Да и жизнь ему удалось сохранить по чистой случайности. – Как ты думаешь, Виктор Уилкс действительно такой монстр? – Лицо у Брайанта было серьезным. – То есть я знаю, что он сделал, но в то же время он окормлял свою паству и все такое… Может быть, хоть что-то хорошее в нем оставалось? Иногда сержант казался инспектору гораздо моложе своего возраста. И Ким было жаль, что именно ей придется объяснять ему, что Деда Мороза в жизни не существует. – Нет, Брайант, – покачала она головой. – Он работал в таких местах, где погруженные в отчаяние дети давно попрощались с малейшей надеждой на новую жизнь. И вот там он им представлялся настоящим маяком надежды в океане невзгод. В этом было и его вознаграждение, и его реальная власть. Секс с испуганными, незащищенными, молодыми девочками давал ему физическое удовлетворение. Он все время находился в местах, где обвинение в изнасиловании было практически невозможно доказать, а те, кто начинал представлять собой какую-то проблему, просто исчезали. Он убивал их, и от этого тоже получал удовольствие. Делал это, потому что был уверен в своей безнаказанности и потому что подвел философское оправдание под убийство любого, кто ему мешал. Думаю, что жертвы Уилкс находил и в Холлитри, и, как это ни печально, мы так и не узнаем их полный список. За два года с того момента, как он там появился, из этого комплекса исчезли девятнадцать девочек. Добавь сюда те случаи, о которых члены семьи вообще не заявили, потому что или не заметили их, или им было на это глубоко наплевать. Думаю, что эта цифра удвоится. – Мерзавец, – пробормотал Брайант. Ким согласилась, но успокоила себя тем, что Виктор Уилкс уже никогда не выйдет на свободу. – Машину нашли? – спросила она. – Гараж за апартаментами, зарегистрированный на имя Никола Адамсон. Белая «Ауди» с поврежденным передним крылом. Стоун покачала головой. Несмотря на все свои усилия, она никак не могла испытать хоть какую-то симпатию по отношению к Терезе Уайатт, Тому Кёртису, Ричарду Крофту и Артуру Коннопу. Вместе с Виктором Уилксом они скрыли смерть трех молодых девочек и на десять лет лишили их всякой надежды на правосудие. И все это только для того, чтобы скрыть свои собственные грязные секреты. Каждый из них нашел свой собственный способ, чтобы еще больше надругаться над жертвами… Более того, они все приложили руку к убийству еще одного ребенка, единственная вина которой заключалась в том, что она хотела надеть розовый кардиган своей сестры. – Интересно, Ким, а когда ты решила, что речь идет о двух разных убийцах? – спросил Брайант. – Когда сравнила способы убийства, – ответила женщина. – Когда мы раскопали скелеты, то было ясно, что девочки были убиты человеком, обладающим недюжинной физической силой. А нынешний убийца ею явно не обладал. Для того, чтобы засунуть голову Терезы под воду, не нужно было никаких сверхусилий. Горло Тому перерезали сзади, Артура сбила машина, а Ричарду воткнули нож в спину. Для всего этого нужно терпение, коварство и изворотливость, но никак не физическая сила. – А пожар в доме Терезы? В нем-то какой смысл? – На земле тогда лежал очень тонкий слой снега. По отпечаткам ног, да еще и по следам трости криминалисты многое смогли бы узнать, если б восемь пожарных, две пожарные машины и струя воды под высоким давлением не уничтожили все улики. – Умно. – Вот именно. Так что убийцей должна была быть женщина. – Но ее все-таки поймали. – Ну да, другая женщина. Брайант закатил глаза и притворно застонал. – А как, ты думаешь, Никола воспримет правду, когда узнает ее? – спросил он, внезапно посерьезнев. – Это сделала не Никола, а Бет, – пожала плечами Ким. – И ты в это действительно веришь? – с сомнением спросил ее коллега. «Храни его господь, но он удивительно приземленный человек!» – подумала Стоун. – Ну конечно, верю, Брайант, – ответила она. – Ну, не знаю, мне все это больше напоминает «Секретные материалы»[82]. – Бет появлялась только в те моменты, когда она была нужна Никола, когда девушка была больна или сильно испугана, – со вздохом начала объяснять Ким. – Никола бессознательно использовала этот образ как своеобразную форму защиты. Она никогда полностью не верила в то, что ее сестра умерла. И ее сознание намеренно блокировало эти воспоминания, чтобы девушка могла спокойно жить. Это защищало ее от чувства вины. А теперь представь, что для Никола в образе Бет были доступны все эти воспоминания. Она помнила о подслушанном разговоре в кабинете, она знала о том, что произошло после. То есть, хотя Никола как личность и была отрезана от этих воспоминаний, ее второе «я» имело к ним доступ. Ким была уверена, что «сознательное» в Никола не знало о том, что ее «бессознательное» время от времени возвращает ее сестру к жизни. После того, как она лицом к лицу встретилась с «Бет», Ким была уверена, что это была совсем не актерская игра. – Постарайся представить себе, что сознание человека разделено на две половины, – повернулась она к Брайанту. – Никола вполне адекватно вела себя в повседневной жизни. Функционировала она абсолютно нормально, но при этом кто-то другой контролировал ее подсознание. – И все равно я этого не понимаю – и боюсь, что присяжные тоже не поймут, – сержант покачал головой. Ким подозревала, что он абсолютно прав, но сомневалась, что Никола когда-нибудь признают достаточно здоровой, чтобы она смогла предстать перед судом. Для самой Стоун внутренняя борьба между Никола и Бет была совершенно очевидна на примере убийств и Терезы, и Тома. В обоих случаях прибытие полиции было искусственно ускорено. Одна из половинок разделенного сознания явно хотела, чтобы ее остановили. Никола не была ни испорченной, ни дурной женщиной, и настоящее наказание для нее наступит в тот момент, когда к ней начнут возвращаться воспоминания. На своем собственном опыте Ким знала, что комплекс вины выжившего способен формировать сознание человека, и именно поэтому молила Бога, чтобы коробочки ее памяти никогда не открывались. – А почему Уилксу удалось остаться в живых? – продолжал расспрашивать ее Брайант. – Просто повезло, – ответила инспектор. – Он был следующим в ее списке, и рано или поздно она бы его достала. – Одного не могу понять, – покачал головой сержант, – как это никто не обратил внимания на то, что в живых остался только один из близнецов? – Просто в списках царил настоящий бардак. И не забывай, что приют уже практически закрыли. Так что списки беглянок были старыми, а в ночь пожара практически каждый составлял свой собственный список. «Скорая помощь» увозила девочек в больницу для медицинской проверки. Это был хаос, причем искусственно созданный. Ни один из списков, созданных в ту ночь, не совпадает с другими. – Но почему Никола никому ничего не сказала? – Ребенок был запуган. Она была уверена, что вскоре они обнаружат свою ошибку с кардиганом и обрушатся на нее. – А как же с Мэри Эндрюс? Кто это был – Никола, или Бет, или черт знает кто еще? – Нет никаких свидетельств того, что она умерла не от болезни, – покачала головой Ким. – В тот день Мэри вообще не было в приюте, и у Никола не имелось никаких причин на нее охотиться. Мне кажется, что Мэри Эндрюс была единственным человеком, которому девочки могли безоговорочно доверять, – тяжело вздохнула она. – А все остальные, за исключением Уильяма, который дежурил по ночам, находили свои собственные способы использовать воспитанниц для своих целей. И неудивительно, что девочки были далеко не скауты[83]. – Ну, это ты слишком мягко сказала, – заметил Брайант. Стоун хотела было поспорить, но не стала. Ее напарник был уверен, что моральный код поведения человек получает при рождении. Он считал, что этот код генетически предопределен, как цвет глаз или волос, но Ким знала, что это не так. Поведению, как и способам использовать свое сознание, необходимо учиться. И делается это на примерах и ролевых моделях. Наследственное осознание того, что такое хорошо и что такое плохо, совершенствуется в течение всей жизни, а не является чем-то, отпечатанным в мозгу в момент рождения. Социальное происхождение Трейси, Мелани и Луизы предполагало, что эти коды у них будут навсегда извращены. Так дети, которые когда-то подвергались насилию, начинают точно так же проецировать насилие на окружающих. Брайанта в этом никогда не убедить, но Стоун знала это наверняка, потому что сама бывала в таких приютах. А то, что она попала туда на три года раньше, спасло ей не только жизнь. – Ну, а что происходит у тебя с доком? – спросил сержант, отхлебнув кофе. – Мне кажется, что вы с ним здорово совпали. – Брайант. – В голосе женщины зазвучало предостережение. – Да ладно тебе, Ким! Если б у вас было побольше времени, то между вами наверняка бы проскочила искра. – А к чему приводят искры? – К пожарам. – Брайант широко раскрыл глаза. – А ты когда-нибудь слышал о пожарах без урона? Сержант открыл рот, подумал секунду и вновь закрыл его. – Никогда не знаешь, что из этого получится… – пробормотал он после небольшой паузы. – Вот именно. – Ну, может быть, и хорошо, что все закончилось ничем, – задумчиво произнес мужчина. – Слишком уж док похож на тебя. Но, боже, только представь себе, какие бы у вас были дети… – неожиданно ухмыльнулся он. – Брайант, мне кажется, что тебе лучше заняться своими собственными делами, – оборвала его Ким. Иногда ей казалось, что этот человек знает ее лучше, чем она сама знает себя. Но если они вновь встретятся с Дэниелом, то кто знает… – Может быть, ты и права, но я навряд ли сделаю это, – заявил сержант. – А как проходит жизнь в собачьем приемнике в Баттерси?[84] – улыбнулась Ким, меняя тему разговора. – Со щенками всё в порядке. Их уже всех разобрали. Племянница скоро заберет Пебблса. Бэм-Бэм отойдет к соседу, Йоги зарезервирована за лучшей подругой моей дочери, а Бу-Бу возьмет сестра Стейси. – Надеюсь, что эти имена даны им не на всю жизнь? – Не-а, – покачал головой Брайант. – Это для того, чтобы мы могли их как-то различать. – А как же их мама? – Останется со мной. Ей всего четыре года, но ветеринар считает, что у нее уже было три помета. Так что свою задачу она выполнила. На мгновение – на очень короткое мгновение – Ким почувствовала непреодолимое желание крепко обнять этого похожего на медведя человека, обладающего добрейшим сердцем. Он был ее коллегой и единственным настоящим другом. Но она подавила в себе это желание. – Ну что же, – сказал сержант, вставая с барного стула, – тогда я могу перейти к истинной причине моего сегодняшнего визита. С остальным ведь мы уже закончили, нет? – Да, Брайант, закончили. – Ну и когда же, когда же, когда же… – Мужчина начал возбужденно потирать руки. Ким рассмеялась над его детским нетерпением. А он бросился через соседнюю дверь в гараж. Хозяйка между тем выбросила кексы в мусорный бак, а противень залила горячей мыльной водой. – М-м-м, Ким… но его здесь нет. – Брайант снова появился в дверном проеме. – Неужели? Ты представляешь… Мужчина прислонился к дверному косяку и сложил руки на груди. – Так, значит, ты его продала, да? Ким промолчала. – Но ведь ты любила его, как ребенка! – Теперь сержант был совершенно ошарашен. – Ты же месяцы положила на то, чтобы однажды прокатиться на этой чертовой штуке! Ничего не понимаю. Он же так много для тебя значил… – Знаешь, Брайант, бывают вещи и поважнее, – Стоун вытерла противень и убрала его в шкаф. С лица ее гостя не сходило ошарашенное выражение. Он не понимал. А Ким понимала очень хорошо – и это было самое главное. Письмо от Анжелы Прежде всего, хочу искренне поблагодарить вас за то, что вы выбрали этот роман. Я надеюсь, что вам понравилась первая история из жизни Ким, и ваше отношение к ней совпадает с моим. Хотя и не всегда идеальная, она относится к категории людей, которых хотелось бы иметь на своей стороне. Если вам понравилась эта книга, то я буду вам очень благодарна, если вы пришлете мне вашу рецензию. Я буду счастлива узнать, что вы думаете по ее поводу, а кроме того, это может привлечь к книге внимание других читателей. А может быть, вы порекомендуете ее вашим друзьям или членам семьи?.. Обычно история начинается с какого-то зерна идеи, которое растет и развивается под влиянием встреч и разговоров с окружающими вас людьми. Каждый человек уникален по своей сути, и у каждого есть своя собственная история. Я хотела бы узнать как можно больше таких историй и надеюсь, что вы с удовольствием будете следить за приключениями Ким Стоун, куда бы они вас ни завели. Если вы с этим согласны, то пишите мне в «Фейсбуке», в «Гудридз пэйджес», «Твиттере» или на моей странице в Интернете. Большое спасибо вам за вашу поддержку, я очень благодарна за нее. Анжела Марсонс Злые игры Angela Marsons Evil Games © Angela Marsons, 2015 © Перевод на русский язык. А. С. Петухов, 2016 © Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016 * * * Эта книга посвящается моей бабушке Уинифрид Уолфорд, моему лучшему другу, с которой мне так и не удалось наговориться всласть Благодарности Я начала писать этот роман с намерением раскрыть природу настоящего социопата. В процессе написания я несколько раз чуть не наградила Александру Торн ахиллесовой пятой или какой-то слабостью, которая давала бы возможность надеяться на ее исправление. Однако в конце концов я решила придерживаться фактов: как это ни кажется неприятным и настораживающим, но среди нас есть люди, у которых напрочь отсутствует способность к раскаянию и которые не испытывают угрызений совести. На наше счастье, среди нас живут такие люди, как Ким Стоун, которые смело встают у них на пути. В написании романа мне особенно помогли две книги: «Ваш сосед социопат» Марты Стаут и «Без совести» доктора Роберта Д. Хэйра. Как всегда, я хотела бы поблагодарить команду «Букотур» за то, что они разделяют мою увлеченность Ким и ее историями. Их энтузиазм, вера и поддержка были всеобъемлющими и вдохновляющими. Моя благодарность Оливеру, Клэр и Ким бесконечна, и я считаю для себя честью носить гордое имя писателя издательства «Букотур». Благодарности моей маме, которая прикрепила копию моей книги к ветровому стеклу своего автомобиля, и папе, который гуляет, не выпуская из рук подаренный ему экземпляр. Их энтузиазм и поддержка просто восхитительны. Мои благодарности всем блогерам, которые не только прочитали мои книги и прислали свои обозрения, но и приняли приключения Ким Стоун близко к сердцу. Их любовь к книгам и поддержка сильно вдохновляют меня. Особые благодарности членам моего книжного клуба: Полин Холлис, Мерл Робертс, Дее Вестон, Джо Томсон, Сильвии Кэдбай и Линетт Уэллс. И, наконец, мне никогда не хватит слов, чтобы выразить мою благодарность моему партнеру Джулии. Каждая моя книга – это памятник ее неизменной вере в меня. Она была моим светочем в мрачные дни и не позволяет мне останавливаться. Она воистину мой мир. Глава 1 Черная Страна[85] Март 2015 г. Три минуты до старта. Это была самая крупная облава в истории их участка. Ее готовили несколько месяцев. Сотрудники социальной службы находились на противоположной стороне дороги в ожидании сигнала. Уже сегодня две маленькие девочки будут спать в другом месте. Две минуты. – Все на местах? – Она нажала на кнопку рации. – Ждем вашей команды, шеф, – ответил Хокинс. Он со своей командой расположился за две улицы от дома, наблюдая за тылом здания. – Готовы, командир, – отрапортовал Хэммонд из машины, стоявшей сзади. Он отвечал за «ключ-вездеход», который обеспечит им быстрое и беспрепятственное проникновение в дом. Одна минута. Рука Ким Стоун сжала ручку автомобильной двери. Ее мускулы напряглись; поток адреналина, вызванный предчувствием возможной опасности, поступил в кровь. Казалось, ее тело стояло перед выбором – дерись или беги. Как будто «беги» было для нее возможным вариантом. Она обернулась и посмотрела на Брайанта, своего партнера, у которого в руках была наиболее важная вещь – ордер на обыск и арест. – Брайант, готов? В ответ тот только кивнул. Ким наблюдала, как секундная стрелка коснулась цифры «двенадцать». – Пошли, вперед, вперед! – крикнула она в микрофон передатчика. Восемь пар ботинок прогремели по тротуару и остановились у входной двери. Ким была у нее первой. Она отошла в сторону, когда Хэммонд замахнулся кувалдой. Дешевая деревянная дверная коробка разлетелась под ударом трех тонн кинетической энергии. Как было сказано на брифинге, Брайант и констебль бросились по лестнице к хозяйской спальне, чтобы предъявить ордер. – Браун, Грифф – гостиная и кухня. Если надо, разнесите все по камешкам! Доусон, Рудж, Хэммонд – за мной. Дом немедленно заполнился звуками хлопающих дверей и выдвигаемых ящиков. Половицы у нее над головой заскрипели, раздался истеричный крик женщины. Ким не обратила на это никакого внимания и дала сигнал двум социальным работникам войти в помещение. Сама она остановилась у двери в подвал. На двери был висячий замок. – Хэммонд, ножницы! – крикнула Ким. У нее за спиной материализовался офицер и профессионально перекусил дужку замка. Затем прошел первым и стал шарить по стене в поисках выключателя. Поток света из холла освещал каменные ступени. Помещение заполнил влажный воздух, воняющий застарелым табачным дымом. Хэммонд прошел в угол комнаты, где был закреплен точечный светильник, и включил его. Луч был нацелен точно на квадратный гимнастический мат, который занимал весь центр комнаты. Рядом с ним стояла тренога. В противоположном конце комнаты возвышался платяной шкаф. Ким открыла створки и обнаружила в нем несколько наборов одежды, включая школьную форму и несколько пляжных костюмов. На полу шкафа валялись игрушки – резиновый обруч, пляжный мяч, куклы. – Рудж, сфотографируйте все это, – распорядилась Ким. Хэммонд в поисках возможных тайников простукивал стены. В самом дальнем углу, в алькове, располагался письменный стол со стоящим на нем компьютером. Над столом висели три полки. На самой верхней стояли журналы. Они были тонкими, так что на корешках ничего нельзя было прочитать, но Ким и без этого знала, что там такое. На средней полке стоял целый набор цифровых камер, мини-дисков и приспособлений для их очистки. На самой нижней Ким насчитала семнадцать DVD-дисков. Доусон взял первый, озаглавленный «Дейзи на пляже», и вставил его в дисковод. Мощная машина мгновенно ожила. На экране появилась восьмилетняя Дейзи в желтом купальном костюме. Ее тоненькую талию обхватывал резиновый обруч. Тонкими руками она обнимала себя за плечи, но даже этим не могла остановить дрожь. От эмоций у Ким перехватило горло. Она хотела отвести глаза, но не могла. Про себя попыталась притвориться, что может помешать происходящему, но это было глупостью, потому что все это уже произошло… – И что… что теперь, папочка? – Голос Дейзи, задавшей вопрос, дрожал. Вся деятельность в подвале прекратилась. Все замерло. Ни один из четырех прошедших огонь и воду офицеров полиции не мог произнести ни звука – их всех парализовал тоненький голосок девочки. – А теперь мы поиграем в одну игру, милая, – ответил папочка, появляясь перед камерой. Ким сглотнула и прервала молчание. – Выключи это, Доусон, – прохрипела она. Все они знали, что должно было произойти дальше. – Мерзавец, – сказал Доусон, дрожащими пальцами вынимая диск. Хэммонд стоял, уставившись невидящими глазами в угол, а Рудж медленно протирал объектив своей камеры. – Ребята, мы заставим этот кусок дерьма заплатить за все, что он сделал, – Ким смогла наконец взять себя в руки. – Я вам это обещаю. Доусон достал бумаги и приготовился переписать и зарегистрировать все улики. Ему предстояла долгая ночь. Тут Стоун услышала суматоху в холле. Раздался истерический женский крик. – Командир, вы можете подняться к нам? – позвал ее Грифф. Ким последний раз оглянулась вокруг. – Разнесите здесь все к едрёной матери, парни!.. Ну, что здесь у вас? – спросила она у офицера, который ждал ее у входа в подвал. – Жена требует объяснений. Ким прошла к входной двери, возле которой стояла женщина лет сорока пяти, плотно запахнувшая халат на своей костлявой фигуре. Социальные работники усаживали дрожащих девочек в «Фиат Панда». Почувствовав присутствие Ким у себя за спиной, Венди Данн повернулась. На абсолютно бледном лице ее глаза выглядели красными лампочками. – Куда они забирают моих детей? – Подальше от вашего мужа-извращенца. – Ким с трудом сдержалась, чтобы не заехать ей по физиономии. Женщина сжала воротник халата. Голова ее судорожно моталась из стороны в сторону. – Я ничего не знаю. Клянусь вам, я ничего не знаю! Верните мне моих детей. Я ничего не знала! – Да неужели? – Ким склонила голову набок. – Жены редко верят в такое, пока не убедятся собственными глазами. А вы ведь до сих пор так ничего и не видели, не так ли, миссис Данн? Глаза женщины шарили по комнате, избегая взгляда Ким. – Клянусь вам, я ничего не знала! Когда Стоун наклонилась к ней поближе, перед глазами у нее стоял образ Дейзи. – Вы – лживая сука. Вы их мать – и позволили навсегда уничтожить их. Надеюсь, что вы будете мучиться до конца вашей несчастной и никчемной жизни. – Шеф, – за спиной прозвучал голос Брайанта. Ким оторвала взгляд от трясущейся женщины и обернулась. Через плечо Брайанта она взглянула прямо в глаза мужчине, который был ответственным за то, что эти две девочки уже никогда не смогут смотреть на мир детскими глазами. Все вокруг исчезло из поля ее зрения, и на какое-то мгновение они остались с ним один на один. Тяжелым взглядом Ким осмотрела дряблую кожу, которая свисала с его щек, напоминая растаявший воск. Дышал он быстро и с трудом – его тело весом в добрые сорок стоунов[86] быстро уставало от любого движения. – Вы не имеете права, черт вас побери, врываться и делать то… Какого черта вам здесь нужно?! Ким подошла ближе. Все ее существо содрогнулось, когда расстояние между ними уменьшилось. – Ордер позволяет мне делать это. – Убирайтесь, – покачал он головой, – из моего дома… прежде чем я… позвоню своему адвокату. – Леонард Данн, – официальным голосом произнесла Ким Стоун, доставая наручники, – я арестовываю вас по подозрению в сексуальном посягательстве на лицо, не достигшее тринадцати лет, путем совершения акта сексуального проникновения; в половом сношении с таковым лицом и принуждении лица, не достигшего возраста согласия, к действиям сексуального характера, – она впилась глазами в его лицо и увидела в его глазах панику. Ким раскрыла наручники, и Брайант поднял кисти мужчины. – Вы можете хранить молчание, однако оно может быть впоследствии использовано против вас в суде. Все, что вы скажете, может быть использовано в качестве улики! Ким защелкнула наручники, стараясь не дотронуться до волосатой белой кожи. Затем оттолкнула от себя руки Данна и повернулась к своему напарнику. – Брайант, убери этого вонючего извращенца с глаз моих, пока я не сделала ничего такого, о чем мы впоследствии пожалеем. Глава 2 Ким почувствовала запах жидкости после бритья еще до того, как мужчина появился у нее перед глазами. – Отвали, Брайант, меня нет дома. Шестифутовый[87] мужчина проскользнул под наполовину поднятыми воротами гаража. Ким убавила громкость на своем «Айподе», приглушив серебряные звуки «Зимнего концерта» Вивальди. Схватив кусок ветоши, вытерла руки и, вытянувшись во всю высоту своих пяти футов и девяти дюймов[88], повернулась к вошедшему лицом. Бессознательно провела правой рукой по гриве коротких черных волос. Брайант хорошо знал, что означает этот жест: Ким приготовилась к схватке. Другой рукой она уперлась себе в бедро. – Чего тебе надо? Он аккуратно обошел кучу запчастей к мотоциклу, которые покрывали почти весь пол. – Боже, и во что же это со временем превратится? Ким проследила за его взглядом. Для Брайанта все это было похоже на часть свалки. Для Стоун же это было забытым сокровищем. Ей потребовался почти год, чтобы собрать воедино все эти запчасти, и сейчас у нее руки горели от нетерпения. – В «Би-Эс-Эй Голдстар»[89] пятьдесят четвертого года выпуска. – Придется поверить тебе на слово, – Брайант приподнял правую бровь. Она молча посмотрела ему прямо в глаза. Детектив-сержант зашел к ней по совсем другой причине, и они оба это знали. – Вчера тебя не было, – заметил Брайант, поднимая с пола выпускной коллектор. – Пятерка за наблюдательность, Шерлок. Стоит подумать о том, чтобы податься в детективы. Брайант улыбнулся, но потом его лицо стало серьезным. – Мы все праздновали, командир. Ким прищурила глаза. Здесь, в своем доме, она не была детективом-инспектором, а он не был детективом-сержантом. Она была Ким, а он – Брайант, ее партнер по работе и человек, которого она могла бы назвать своим другом. – Да-да, и не смотри на меня так. А где ты была? – Его голос смягчился. Вопреки ожиданиям Брайант ни в чем ее не обвинял. Ким взяла у него из рук коллектор и положила изогнутую трубку на верстак. – Мне нечего было праздновать. – Но ведь мы взяли его, Ким. Сейчас он говорил с ней как друг. – Да, но не ее, – Стоун протянула руку за плоскогубцами. Какой-то идиот прикрепил коллектор к раме винтом, который был велик на целую четверть дюйма. – Чтобы обвинить ее, у нас слишком мало улик. Она утверждает, что ничего не знает, и следователи ничего не могут ей предъявить! – Тогда эти следователи должны наконец оторвать задницы от своих стульев и поискать получше! – Она зажала плоскогубцами головку винта и стала осторожно его поворачивать. – Ким, мы сделали всё, что было в наших силах. – Значит, не всё, Брайант! Эта женщина – мать девочек. Она родила этих двух малышек, а потом позволила их собственному отцу использовать их так, что это просто невозможно себе вообразить. Эти дети никогда больше не будут жить нормальной жизнью! – Это все из-за него. – Он – больной извращенец, – Стоун впилась в мужчину глазами. – А чем ты объяснишь ее поведение? – Она утверждает, что не видела никаких следов, – пожал плечами Брайант. – Следы всегда остаются. – Ким отвернулась. Она осторожно пользовалась плоскогубцами, стараясь освободить винт так, чтобы как можно меньше повредить коллектор. – Ее ничем не проймешь. Она твердо стоит на своем. – Ты хочешь убедить меня в том, что она ни разу не поинтересовалась, почему была заперта дверь в подвал? Или что она ни разу, ни одного-единственного раза не пришла домой раньше, чем положено, и не почувствовала, что в доме что-то не так?! – Но доказать это мы не можем. Хотя и сделали всё, что в наших силах. – К сожалению, не всё, Брайант, далеко не все. Эта женщина была их матерью. Она была обязана их защищать! Ким решила нажать посильнее и повернула плоскогубцы против часовой стрелки. Винт провалился в коллектор. – Черт возьми, мне понадобилось четыре месяца, чтобы найти этот чертов кусок трубы! – Стоун швырнула плоскогубцы в стену. – Но ведь это далеко не первая вещь, которую ты ломаешь в своей жизни, правда, Ким? – покачал головой Брайант. Несмотря на то что она сильно разозлилась, на губах женщины появилось подобие улыбки. – И уверена, что не последняя. – Она тоже покачала головой. – Передай мне эти плоскогубцы… – Неплохо было бы добавить «пожалуйста». Или ваши родители совсем не учили вас приличным манерам, милая леди? На это Стоун ничего не ответила. Семь пар приемных родителей много чему ее научили – и не только хорошему. – Должен сказать, что ребятам понравилась бутылочка, которую ты оставила для нас в баре. Ким со вздохом кивнула. Ее ребята действительно заслужили этот праздник. Все они много работали, расследуя это преступление. Теперь Леонард Данн очень долго будет смотреть на небо сквозь крупную клетку. – Если ты собираешься сидеть тут, то сделай хоть что-то полезное и налей нам кофе… Пожалуйста! Качая головой, Брайант прошел в дверь, ведущую на кухню. – А чайник у тебя на плите? Стоун не стала отвечать. Если она дома, то, значит, и чайник на плите. Пока Брайант возился на кухне, Ким в который уже раз удивилась тому, что он не испытывает никакой враждебности по отношению к ней за то, что она продвигается по служебной лестнице значительно быстрее его. В свои сорок шесть Брайант, казалось, совсем не возражал против того, чтобы им командовала женщина на двенадцать лет моложе его. Сержант протянул ей кружку и откинулся на спинку скамейки. – Вижу, ты опять что-то готовила? – Попробовал? – Да нет, – захохотал он в ответ. – Хотелось бы пожить подольше, поэтому я никогда не ем то, чему не могу найти названия. Они сильно смахивают на афганские противопехотные мины. – Это бисквиты. – Почему ты этим занимаешься? – Потому что я паршивый повар. – А, ну да, конечно. И тебя опять что-то отвлекло. То ли хром, который надо отполировать, то ли винт, который надо… – Тебе что, действительно нечем заняться в это субботнее утро? – Не-а, – покачал головой Брайант. – Мои девушки отправились на маникюр. Так что мне действительно нечем заняться, кроме как довести тебя до белого каления. – Хорошо, это я поняла, но можно один вопрос личного характера? – Послушай, я счастливо женат, ты мой босс, так что отвечаю сразу – нет! – Слава богу, – простонала Ким. – Хотя меня интересовало другое – почему ты никак не найдешь в себе мужество сказать своей женушке, что не хочешь, чтобы от тебя несло как от неоперившихся юнцов. – Не могу. Я не говорю с ней уже три недели, – ответил Брайант, глядя себе под ноги. – Это еще почему? – сразу же насторожилась Стоун. Мужчина поднял глаза и широко улыбнулся: – Потому что не имею привычки прерывать собеседника. – Ну хорошо. Заканчивай свой кофе и проваливай, – деловито кивнула Ким, глядя на часы. – Всегда восхищался твоей утонченностью, Ким, – заметил Брайант, допивая кофе и направляясь к двери гаража. Здесь он обернулся. По лицу сержанта было видно, что он о ней беспокоится. Стоун что-то проворчала ему вслед. Когда машина Брайанта отъехала, Ким глубоко вздохнула. Ведь расследование действительно закончено. Но от того факта, что Венди Данн добровольно позволила подвергать своих дочерей сексуальному насилию, у Ким сводило челюсти. И понимание того, что двух малышек вернут матери, вызывало у нее рвотные ощущения. То, что они вновь окажутся под опекой именно того человека, который был обязан их защищать, не давало ей покоя. Стоун бросила ветошь на скамейку и опустила ворота. Пора навестить семью. Глава 3 Ким положила белые розы перед камнем, на котором было написано имя ее брата-близнеца. Бутон самого длинного цветка оказался как раз под датами, которые отмечали годы его жизни. Шесть коротких лет. Цветочный магазин был заполнен корзинами с нарциссами: эти цветы всегда символизировали День матери[90]. Ким ненавидела нарциссы и сам этот праздник, но больше всего она ненавидела свою собственную мать. Какие цветы больше всего подойдут для этой отвратительной суки-убийцы? Она стояла выпрямившись, глядя на только что скошенную траву. В такой момент трудно было не вспомнить хрупкое, истощенное тельце, которое не без труда вынули у нее из рук двадцать восемь лет назад. Она жаждала увидеть его милое, доверчивое личико, полное невинной радости и смеха, полное детской непосредственности. Но этого ей никогда не удавалось. Независимо от того, сколько прошло лет, ярость не покидала ее. Стоун постоянно мучило то, что каждый день его короткой жизни был полон мучений и страхов. Ким разжала правый кулак и погладила холодную мраморную глыбу – как будто гладила его короткие черные волосы, так похожие на ее собственные. Она отчаянно хотела рассказать ему, как она жалеет – о том, что не смогла его защитить, и о том, что не смогла сохранить ему жизнь. – Мики, я люблю тебя и все время скучаю по тебе. – Женщина поцеловала кончики своих пальцев и дотронулась ими до камня. – Спи крепко, мой маленький ангел. Взглянув на могилу в последний раз, Стоун повернулась и ушла. «Кавасаки Ниндзя» ждал ее у дверей кладбища. Обычно мотоцикл с объемом двигателя в 600 «кубиков» был просто транспортным средством, на котором она переезжала с места на место. Но сегодня он будет ее спасением. Надев шлем, Ким отъехала от обочины. Сегодня ей просто необходимо убежать от реальности. Стоун проехала через Олд-Хилл и Крэдли-Хит, населенные пункты в Черной Стране, которые когда-то по субботам были полны покупателей. Люди приезжали в магазины и на рынок, а потом расходились по многочисленным кафе, чтобы отдохнуть и обсудить события минувшей недели. Но сейчас магазины брендовых товаров переехали в загородные торговые центры и увели за собой покупателей и жизнерадостный шум, который всегда их сопровождал. По уровню безработицы Черная Страна занимала в Великобритании третье место – и так и не смогла оправиться от упадка металлургической и угледобывающей промышленности, которая процветала здесь в Викторианскую эпоху. Литейные и металлургические заводы были уничтожены, а на их месте возведены торговые моллы и жилые кварталы. Но сегодня Ким не собиралась на экскурсию по Черной Стране. Сегодня она хотела полностью отдаться скорости. Стоун выехала из Сторбриджа в сторону Стортона по направлению к прямому восемнадцатимильному отрезку шоссе, который вел к живописному городку Бриджнорт. Хотя и прибрежные магазины, и кафе ее не интересовали. Сегодня ее интересовала только скорость. Миновав черно-белый знак, Ким прибавила газу. Ожидаемый выброс адреналина произошел в тот момент, когда под ней ожил мощный мотор. Наклонившись вперед, она грудью легла на бензобак. Освобожденная мощь двигателя заставляла дрожать каждую клеточку ее тела. Ким чувствовала, как он рычит и рвется вперед, готовый в любую минуту взорваться. В такие моменты ей этого даже хотелось. «Ну, давай же, давай, – думала она, едва не касаясь коленом поверхности шоссе в неожиданно крутом повороте. – Я жду, сукин ты сын, я жду!» Время от времени Ким любила подразнить судьбу. Так она подгоняла Фатум, который покинул ее в тот момент, когда она не умерла рядом со своим братом. И в один прекрасный день он действительно до нее доберется. Вопрос только когда. Глава 4 Доктор Александра Торн в третий раз прошлась по периметру своей приемной – так она поступала всегда перед встречей с важным пациентом. Насколько знала Алекс, первый пациент, который должен был посетить ее в этот день, не достиг ничего выдающегося за двадцать четыре года своего существования. Руфь Уиллис не спасла ничью жизнь. Она не открыла лекарство от всех болезней и даже не была каким-то выдающимся тружеником. Нет, важным пациентом Руфь была только с точки зрения самой Алекс. Правда, сама она об этом, к счастью, даже и не подозревала. Продолжая внимательно осматривать комнату, Алекс опустилась в кресло, предназначенное для посетителей, – на то была особая причина. Само кресло было обтянуто искусно выдубленной итальянской кожей, которая мягко ласкала ее спину и обеспечивала теплоту и комфорт. Кресло было повернуто в сторону от окна и позволяло посетителю любоваться сертификатами и дипломами, покрывавшими всю стену за копией письменного стола эпохи Регентства[91]. На крышке стола стояла фотография, слегка повернутая таким образом, чтобы пациент мог видеть интересного мужчину с атлетической фигурой и двух мальчиков, которые улыбались прямо в камеру. Жизнеутверждающая фотография красивого семейства. Но для предстоящей встречи особую роль играл нож для открывания писем с деревянной ручкой и длинным узким лезвием, который изящно лежал на краю стола. Звук дверного звонка заставил Алекс вздрогнуть от нетерпения. Отлично, Руфь не опоздала. На мгновение Алекс остановилась, чтобы осмотреть себя низу до сверху. Трехдюймовые каблуки увеличивали ее естественный рост в пять футов и шесть дюймов[92]. Синие брюки, сшитые на заказ, поддерживались широким кожаным поясом и скрывали ее длинные, изящные ноги. Свободная шелковая блузка усиливала впечатление утонченной элегантности. Золотисто-каштановые волосы, слегка завивающиеся на концах, были подстрижены в гладкий аккуратный боб[93]. Алекс достала из ящика очки и надела их, чтобы завершить преображение. Видела она прекрасно, но очки были необходимы ей для образа. – Доброе утро, Руфь, – произнесла она, распахивая дверь. Вошедшая Руфь была живым воплощением серого невзрачного дня за окнами. Безжизненное лицо, сутулые и опущенные плечи. – Как ваши дела? – Не слишком хорошо, – ответила Руфь, усаживаясь. – Вы опять его видели? – Алекс замерла возле кофеварки. Девушка отрицательно покачала головой, но Алекс сразу же поняла, что она врет. – Вы что, опять возвращались туда? Руфь с виноватым видом отвернулась, не понимая, что именно этого-то Алекс от нее и ждала. Руфь было девятнадцать, и она была подающей надежды студенткой юридического факультета, когда ее жестоко изнасиловали, избили и бросили умирать в двухстах ярдах от ее дома. Отпечатки пальцев на сорванном с нее кожаном рюкзаке позволили определить насильника – им оказался тридцативосьмилетний Алан Харрис, привлекавшийся за мелкую кражу в возрасте двадцати лет. Руфи пришлось пройти через тяжелый суд, который приговорил преступника к двенадцати годам тюрьмы. Девушка изо всех сил пыталась заново склеить свою жизнь, но происшедшее полностью изменило ее личность. Руфь стала нелюдимой, бросила университет и прекратила все отношения с друзьями. Более поздние встречи с психологами не смогли вернуть ее хоть к какому-то подобию нормы. Жила она на автопилоте. Но даже эта хрупкая жизнь была полностью разрушена три месяца назад, когда, проходя мимо паба на Торнс-роуд, она увидела своего обидчика, выходящего оттуда с собакой на поводке. Несколько телефонных звонков подтвердили, что Алана Харриса выпустили за образцовое поведение, когда он не отсидел и половины положенного ему срока. Эти новости привели девушку к попытке самоубийства, после чего суд назначил ей лечение у Алекс. Во время их предыдущей встречи Руфь призналась, что ежевечерне поджидает насильника в кустах возле паба. – Если вы помните, во время нашей последней встречи я рекомендовала вам больше туда не ходить. – Это не было ложью. Алекс действительно порекомендовала ей не ходить больше туда, но рекомендация могла бы быть и пожестче. – Знаю, но… мне надо видеть… – Что «но», Руфь? – Алекс постаралась, чтобы ее голос звучал помягче. – Что вы надеетесь там увидеть? – Я хочу знать, почему он сделал то, что сделал, – ответила Руфь, отрывая руку от стула. – Хочу увидеть, сожалеет ли он об этом, испытывает ли он чувство вины за то, что разрушил мою жизнь. За то, что уничтожил меня… Алекс с симпатией кивнула ей, но не стала на этом задерживаться. У них было мало времени, а сделать предстояло очень много. – Вы помните, о чем мы говорили на нашей последней встрече? На измученном лице Руфи появилось возбуждение. Она кивнула. – Я знаю, что для вас это будет очень тяжело, но это необходимая часть процесса выздоровления. Вы мне верите? Безо всяких колебаний Руфь еще раз утвердительно кивнула. – Отлично. Я все время буду рядом, – улыбнулась Алекс. – Расскажите мне все с самого начала. Все, что произошло в ту ночь. Глубоко вздохнув несколько раз, девушка уставилась на стол в углу комнаты. Отлично. – Это случилось в пятницу, семнадцатого февраля. Я была на двух лекциях, и у меня еще оставалась куча дел. Несколько моих друзей собирались в бар в Сторбридже, чтобы что-то такое отметить. Знаете, как это бывает у студентов… Мы зашли в небольшой паб в центре города. Когда все закончилось, я извинилась и собралась домой, потому что не хотела страдать от похмелья. На свой автобус я опоздала минут на пять. Попыталась поймать такси, но был самый разгар вечера пятницы. Ждать надо было минут двадцать, а идти до Лая мили полторы, так что я отправилась пешком. Руфь замолчала и отпила глоток кофе из чашки, которую держала в дрожащей руке. Алекс подумала, сколько же раз за все эти годы эта девушка успела пожалеть, что не дождалась тогда такси. Она кивнула Руфи, чтобы та продолжала. – Я отошла от стоянки такси на автобусной станции и надела наушники для «Айпода», чтобы послушать музыку. Было очень холодно, так что я шла быстро и добралась до Хай-стрит в Лае минут через пятнадцать. Там я зашла в «СПАР»[94] и купила сэндвич, потому что после ланча ничего не ела. Дыхание Руфи участилось, а глаза оставались совершенно неподвижными, пока она вспоминала то, что произошло дальше. – Я шла, пытаясь на ходу открыть этот дурацкий пластиковый контейнер. И ничего не слышала, вообще ни звука. Сначала я подумала, что в меня въехала машина, а потом поняла, что меня куда-то тащат за рюкзак. К тому моменту, как я поняла, что происходит, рот мне уже зажала громадная лапища. Мужчина был сзади меня, так что я никак не могла до него добраться. Я дергалась, но дотянуться была не в состоянии. Мне казалось, что меня волокут уже целую милю, но потом оказалось, что оттащили меня всего на пятьдесят ярдов в темноту кладбища на верхнем конце Хай-стрит. Алекс заметила, что голос Руфи стал отстраненным и совершенно ровным, как будто она пересказывала историю, которая произошла с кем-то другим, а не с ней. – Он запихал мне в рот какую-то тряпку и бросил меня на землю. Головой я ударилась о могильный камень, и по щеке у меня потекла кровь. В тот момент он рукой залез под меня, стараясь расстегнуть мои джинсы, а я думала только о текущей крови. Ее было так много… Тем временем он стянул мои джинсы до колен. Потом всем своим весом нажал на мою ногу. Я попыталась сесть, не обращая внимания на боль. Тогда он ударил меня в правую часть головы, а потом я услышала, как он расстегивает свою молнию и шуршит брюками, – Руфь глубоко вздохнула. – И только тогда поняла, что он собирается меня изнасиловать. Я попыталась кричать, но тряпка во рту глушила все звуки. Он сорвал с меня рюкзак и коленом раздвинул мои ноги. Потом улегся на меня и вошел сзади. От боли я задохнулась, а тряпка во рту продолжала глушить мои крики. Несколько раз я теряла сознание, а когда приходила в себя, то молила Бога о смерти. По щекам Руфи потекли слезы. – Продолжайте. – Казалось, что это продолжалось бесконечно, а потом он кончил. Тогда он быстро встал, застегнулся, наклонился ко мне и прошептал на ухо: «Надеюсь, что тебе понравилось, детка!» Потом ударил меня по голове еще раз и исчез. Я опять потеряла сознание и пришла в себя, только когда меня грузили в машину «Скорой помощи». Алекс потянулась через стол и крепко сжала руку Руфи. Дрожащая рука девушки казалась ледяной. Слушала Алекс не очень внимательно. Надо было двигаться дальше. – И сколько времени вы провели в больнице? – Почти две недели. Сначала зажили раны на голове – я поняла, что они очень сильно кровоточат… Но держали меня там из-за другого. Руфь чувствовала себя неудобно, говоря о другой ране, но Алекс было необходимо, чтобы она вновь почувствовала всю свою боль и унижение. – Напомните, сколько вам наложили швов? – Одиннадцать, – девушка моргнула. Алекс увидела, как ее челюсти сжались, когда она вспомнила весь ужас своего личного ада. – Руфь, я даже не в состоянии понять до конца, через что вам пришлось пройти, и мне очень жаль, что я вынуждена заставлять вас вспоминать это еще раз, но это совершенно необходимо для вашего дальнейшего излечения! Кивнув, Руфь посмотрела на женщину глазами, полными безграничного доверия. – Тогда скажите мне своими словами, чего этот монстр вас лишил? – Легкости бытия, – ответила Руфь, подумав секунду. – Продолжайте. – Из моей жизни исчез свет. Мне сейчас кажется, что до той ночи меня окружал свет. Весь мир купался в свете – даже мрачные дождливые дни были светлыми. А сейчас у меня такое впечатление, что на мои глаза надели темные фильтры. Летние дни больше не такие яркие, как раньше, шутки не такие смешные, а все мои действия, мне кажется, заранее спланированы кем-то. Мое мнение об окружающем меня мире и о людях, которые в нем живут, – даже о тех, которых я люблю, – сильно изменилось. – А что вызвало попытку самоубийства? Руфь поменяла положение ног. – Когда я вновь его увидела, то первым делом испытала сильнейший шок. Я никак не могла поверить, что он освободился так быстро, что правосудие меня так легко предало. Но было и еще кое-что, – Руфь говорила так, как будто начала понимать нечто, о чем раньше не задумывалась. – Это было понимание того, что я никогда не освобожусь от той ярости, которую испытываю по отношению к нему. У меня по жилам течет одна только ярость – и это меня убивает. И я поняла, что он вечно будет держать меня за горло и я ничего не могу с этим поделать. Все это может закончиться только со смертью одного из нас! – Но почему умереть должны вы, а не он? – Потому что отвечать я могу только за себя, – ответила Руфь, подумав. Алекс несколько минут молча смотрела на нее, а потом закрыла свой блокнот и отложила его в сторону. – Возможно, вы ошибаетесь. – Ее голос звучал задумчиво, как будто эта мысль только что пришла ей в голову, хотя именно к данной мысли она и стремилась подвести Руфь на протяжении всего их разговора. – Вы готовы поучаствовать вместе со мной в небольшом эксперименте? Видно было, что девушка колеблется. – Вы мне верите? – Ну конечно! – Я хочу попробовать кое-что такое, что, на мой взгляд, может помочь. Надеюсь, что мы сможем вернуть свет в вашу жизнь. – Правда? – явно оживляясь, спросила Руфь, надеясь на чудо. – Именно так. – Алекс наклонилась вперед и поставила локти себе на колени. – Но прежде чем мы начнем, я хочу, чтобы вы твердо поняли, что это только визуализация и чисто символическое упражнение. Руфь согласно кивнула. – Хорошо, тогда смотрите прямо перед собой, и мы отправимся с вами в путешествие. Представьте себе, что вы находитесь перед пабом, в котором сидит он, но вы совсем не жертва. Вы сильны, спокойны и уверены в своей правоте. Вы не боитесь того момента, когда он выйдет из паба, – наоборот, вы ждете его. Вы долго ждали такую возможность. Вы не прячетесь в тени, и вы совсем не испуганы. Спина Руфи выпрямилась, и она слегка выдвинула вперед челюсть. – Он выходит из паба, и вы идете в нескольких метрах позади него. Вы никому не угрожаете – просто одинокая женщина, которая идет за взрослым мужчиной и ничего не боится. Руфь, вы сжимаете нож в кармане своего пальто. Вы абсолютно уверены в себе и контролируете все свои действия. Алекс увидела, как глаза Руфь уставились на нож для писем и замерли на нем. Превосходно. – В конце улицы он сворачивает на аллею. Вы дожидаетесь идеального момента, когда вокруг вас никого нет, и ускоряете шаг. Подойдя к нему на расстояние нескольких ярдов, вы говорите: «Прошу прощения…» Он удивленно оборачивается, а вы спрашиваете у него, который сейчас час. Дыхание Руфи стало прерывистым, когда она подумала о том, что столкнется лицом к лицу со своим обидчиком, пусть даже и в ролевой игре, но она с трудом сглотнула и кивнула. – И вот когда он поднимает к глазам руку с часами, вы изо всех сил бьете его ножом в живот! Вы опять чувствуете его плоть на своей, но на этот раз это происходит на ваших условиях. В шоке он опускает глаза, а вы делаете шаг назад. Он смотрит вам в лицо, и в его глазах появляется узнавание. Наконец он полностью понимает, кто вы такая. И, падая на землю, он вспоминает ту ночь. Кровь заливает его рубашку и землю вокруг. Вы отходите еще дальше и наблюдаете, как кровь вытекает из его тела, а вместе с нею вытекает та власть, которую он имел над вами. Вы видите, как она собирается в лужицу, и понимаете, что он над вами больше не властен! Наклонившись, вы берете в руки нож. Теперь вы сама хозяйка своей судьбы, вы полностью владеете собой, и к вам возвращается ваша легкость бытия. Кожа на лице Руфи обвисла. Алекс подавила в себе желание предложить ей сигарету. Заговорила она только через несколько минут. – С вами всё в порядке? Руфь кивнула и оторвала глаза от ножа на крышке стола. – Вам лучше? – Как ни странно, да. – Это просто символическое упражнение, которое позволяет вам визуализировать, как вы берете свое самообладание в свои руки. – Странное ощущение, как будто меня морально очистили, – призналась девушка с суховатой улыбкой. – Благодарю вас. – Думаю, что на сегодня достаточно. – Алекс похлопала ее по руке. – Через неделю в это же время? Руфь кивнула, еще раз поблагодарила женщину и ушла. Алекс закрыла за ней дверь и вслух рассмеялась. Глава 5 Ким влетела в участок с головой, идущей кругом после телефонного звонка. Ее мучили подозрения, но Стоун надеялась, что на этот раз она ошибается. Не может же человек быть таким идиотом. В Управлении полиции Восточного Мидленда, второй по величине после полиции Метрополии[95], работали одиннадцать тысяч сотрудников. Управление отвечало за обеспечение порядка на территории Бирмингема, Ковентри, Вулверхэмптона и всей Черной Страны. Хейлсовен, один из десяти полицейских участков, относился к территориальному управлению Дадли, которым командовал старший суперинтендант[96] Янг. Хейлсовен был не самым крупным из участков, но Ким любила его больше всех остальных. – Что, черт побери, здесь произошло? – спросила она у сержанта в следственном изоляторе. Тот мгновенно побагровел. – Да все этот Данн… С ним случилось маленькое… несчастье. И на этот раз она не ошиблась в своих подозрениях. Такие идиоты действительно существовали. – А что значит «маленькое»? – Сломанный нос. – Боже святый, Фрэнк, прошу тебя, скажи, что ты хочешь проверить мое чувство юмора! – Конечно нет, мэм. – Кто? – спросила Ким, выругавшись почти беззвучно. – Два констебля – Уайли и Дженкс. Стоун знала обоих. Они находились на прямо противоположных концах служебной карьеры. Уайли служил в полиции уже тридцать два года, а Дженкс только три. – И где они? – В раздевалке, мэ… – Еще раз назовешь меня «мэм», Фрэнк, и клянусь, я… Ким не договорила и, выйдя из комнаты, повернула налево. Навстречу ей шли два ПОПа[97]. Увидев выражение лица Стоун, они расступились перед ней, как воды Красного моря перед племенем Израилевым. Без стука она влетела в мужскую раздевалку и пошла вдоль шкафов, напоминающих лабиринт, в поисках своей цели. Уайли стоял около открытого шкафа, засунув руки в карманы. Дженкс, обхватив голову руками, сидел на скамейке. – О чем вы двое только думали, черт бы вас побрал?! – крикнула Ким. Прежде чем посмотреть на нее, Дженкс посмотрел на Уайли. Тот пожал плечами и отвернулся. Юнец был предоставлен самому себе. – Мне очень жаль… Я просто не смог… У меня дочь… Я просто… – То же самое ощущала половина ребят, которые не смыкая глаз работали над тем, чтобы поймать этого подонка. – Ким всем корпусом повернулась в сторону Дженкса. Она сделала несколько шагов и наклонилась вперед, приблизив свое лицо к лицу парня. – Ты хоть представляешь себе, что наделал и какое дело поставил под угрозу? – Ее слова были похожи на плевки. Дженкс опять взглянул на Уайли, который выглядел расстроенным, но явно не хотел встречаться с ним глазами. – Все произошло так быстро… Я даже… О боже… – Надеюсь, что ты не промахнулся, потому что после того, как его умник-адвокат вытащит его из участка на основании жестоких действий полиции, это будет его единственным наказанием. Дженкс опять обхватил голову руками. – Да он просто упал, – раздался неуверенный голос Уайли. – И сколько раз? Констебль закрыл шкаф и стал смотреть в сторону. У нее перед глазами появился образ Леонарда Данна, который с улыбкой машет им всем рукой, выходя из зала суда. Свободный, как ветер, чтобы вновь начать развращать невинных детишек. Ким подумала о том времени, которое ее группа потратила на расследование. Никому не пришлось говорить о том, что о регулярных рабочих часах лучше не вспоминать. И даже Доусон по утрам первым появлялся за своим столом. Как единой команде им приходилось работать над раскрытием разных преступлений: нанесение тяжких телесных повреждений, изнасилования, убийства. И каждое из расследований кто-то из них принимал к сердцу ближе остальных. Но история этих двух девочек задела за живое всех и каждого. Доусон сам был отцом крохотной девочки, которой каким-то образом удалось добиться его привязанности. У Брайанта была взрослая дочь-старшеклассница, а сама Ким… Что ж, пребывание в семи приемных семьях ни для кого не проходит бесследно. Они не забывали об этом случае ни на минуту, будучи на работе или вне ее. Когда они отдыхали, их сознание постоянно возвращалось к тому, что две малышки все еще находятся в ловушке у своего так называемого отца и что каждая минута, которую они проводят вне работы, только удлиняет мучения двух невинных душ. Так что мотивации у них хватало. Стоун подумала о молодой учительнице, которая набралась смелости и рассказала о своих подозрениях официальным лицам. Она поставила на кон свою профессиональную репутацию и не побоялась возможных насмешек со стороны коллег. И вот теперь вероятность того, что все это было напрасно, выворачивала внутренности Ким наружу. Инспектор посмотрела на констеблей. Ни один из них не ответил на ее взгляд. – Так что же, ни один из вас не может сказать ни слова в свою защиту? – Она сама услышала, что говорит сейчас точно как классная руководительница, которая ругает двух школьников за то, что те подложили ей жабу в стол. Стоун хотела сказать еще что-то, но даже ей не хватило сил кричать на людей, предающихся столь малодушному отчаянию. Ким бросила на них еще один испепеляющий взгляд, прежде чем повернуться и выйти из комнаты. – Мэм, мэм, подождите секундочку! Повернувшись, она увидела, как Уайли торопится за ней. Каждый из его седых волос и каждый дюйм его внушительного брюха были заработаны на службе Ее Величества. Стоун остановилась и сложила руки на груди. – Я… Я хотел объяснить, – он кивнул в сторону раздевалки. – Он просто не смог взять себя в руки. Я хотел его остановить, но он двигался слишком быстро. Понимаете, мы к ним уже заходили… Какое-то время назад. Там была семейная ссора, и теперь Дженкс не может себе простить… Ведь мы их видели сидящими, обнявшись, на диване… Этих девочек. Я пытался ему объяснить, что мы никак не могли этого знать… Или как-то остановить… Ким хорошо понимала их разочарование. Но ведь, черт побери, они же его взяли! – Что же теперь будет с Дженксом? Он хороший офицер. – Хорошие офицеры не избивают подозреваемых, Уайли. Хотя сама она тоже пару раз чуть не сорвалась. Часть ее страстно желала, чтобы в каждой комнате для судебных заседаний была специальная дверь, через которую педофилы попадали бы прямо в ад. Уайли еще глубже засунул руки в карманы. – Понимаете… Мне всего неделя осталась до отставки… А-а-а, теперь все понятно. В действительности он просто хотел знать, как этот эпизод повлияет на судьбу его самого. Ким вспомнила лицо Доусона, когда они спустились в этот подвал в доме Леонарда Данна, и первый же диск вогнал их всех в ступор. Вспомнила, как Брайант звонил своей женушке, чтобы отменить поход в театр, потому что не мог бросить работу. Вспомнила всхлипывания Стейси и ее частые отлучки в туалет – ведь, как самый молодой член ее команды, блестящий юный детектив-констебль не имела права демонстрировать свои чувства остальным членам коллектива. А теперь дело может просто не дойти до этого чертова суда… Стоун покачала головой: – Знаете, констебль, ваша судьба меня совершенно не интересует. Глава 6 Полностью удовлетворенная результатами своей встречи с Руфью, Алекс остановилась перед стеной кабинета, на которой в рамочках висели ее дипломы и сертификаты, так благотворно действовавшие на ее пациентов. Здесь был диплом бакалавра медицины, полученный на медицинском факультете Университетского колледжа Лондона; свидетельство члена Королевского колледжа психиатров и сертификат об окончании специального тренинга уровня ST-4. Эти документы напоминали ей о наиболее тяжелых годах учебы – тяжелых не из-за количества и сложности самих занятий, ее IQ[98] в 131 балл позволил ей преодолеть эти трудности без всяких проблем. Самими тяжелыми для Александры были скука, сопровождавшая ее учебу, и необходимость постоянно держать себя в руках, чтобы ненароком не выставить своих руководителей и профессоров в глупом свете. Так что пока ее самым большим достижением был титул доктора психиатрии, и это был единственный диплом на стене, который пациенты могли оценить по достоинству. а стену ради одной-единственной цели – вызвать доверие у пациента. Закончив образование, Алекс приступила к выполнению второй части своего плана. Два года она потратила на создание своей профессиональной репутации: писала статьи и работала над разбором различных клинических случаев в рамках психиатрической науки, давно зашедшей в тупик, с тем чтобы заработать уважение коллег по цеху. Хотя мнение коллег для нее ничего и не значило – ее единственной мотивацией было создание профессиональной репутации, которая не будет поставлена под сомнение в будущем. Тогда, когда она будет готова приступить к выполнению основного плана. То есть сейчас. Все годы подготовки своего плана доктор Торн была вынуждена сотрудничать с судебной системой, проводя оценку психического состояния множества «плохих парней», попадавших в лапы закона. Отвратительная необходимость, но именно благодаря ей она столкнулась с Тимом, тинейджером, выросшим в распавшейся семье. Он был рассерженным на весь мир подлым индивидуалистом, но при этом достаточно искусным пироманом[99]. От ее оценки зависело, отправится он за решетку во взрослую тюрьму на долгие годы или всего лишь проведет несколько месяцев в психиатрической клинике. Алекс всегда изобретательно использовала свои профессиональные навыки и поэтому установила с Тимом взаимовыгодные отношения. Он провел четыре месяца в психиатрическом отделении клиники Форрест-Хиллс, после чего сразу же поджег дом. В пожаре погибли два человека, а наследство, которое получила Алекс, позволило ей открыть частную психиатрическую практику. Теперь она могла выбирать и работать только с теми людьми, которые были для нее интересны. Спасибо вам, мамочка и папочка. Последовавшее за этим самоубийство Тима позволило ей надежно спрятать все концы в воду. Доктор Торн не потеряла в те годы ни одного дня. Каждый новый пациент был еще одним кирпичиком в здании лучшего понимания людей с нарушенной эмоциональной базой: их сильных сторон, их мотиваций и, самое главное, их слабостей! Иногда ее желание начать исследования становилось непреодолимым, но время этого начала определялось двумя факторами. Первым была подготовка надежной страховки. Безукоризненная репутация, которую она создала себе, поставит под сомнение любые обвинения, которые могут быть ей предъявлены впоследствии. Кроме того, она терпеливо ждала появления подходящих кандидатов. Для ее экспериментов были необходимы легко управляемые индивидуумы, с подсознательным желанием совершить противоправные деяния. Психика этих людей должна была быть неповрежденной, и в то же время в них должно было быть достаточно психической неуравновешенности на тот случай, если ей понадобится дополнительная страховка. С самой первой встречи Алекс поняла, что Руфь идеально подходит для ее эксперимента. Она почувствовала достаточно безрассудства в девушке, которая мечтала вернуть себе нормальную жизнь. Бедняжка Руфь даже не представляла себе, насколько ей необходим этот катарсис. А Алекс знала точно – и этого было достаточно. Долгие месяцы терпеливого ожидания привели ее к этому моменту. К финалу. Для эксперимента Алекс выбрала себе кандидата, чьи обвинения, даже если они появятся в будущем, будут отброшены. Она потратила достаточно времени, чтобы обеспечить успех эксперимента. На ее пути встречались и другие возможности, другие индивидуумы, которые боролись за привилегию стать избранными, но в конечном счете она выбрала Руфь. Ее остальные пациенты были для нее практически ничем – простым средством зарабатывать деньги на существование. Им предоставлялась почетная возможность обеспечивать ее образ жизни, пока сама Алекс занималась своим главным делом. Многие часы доктор Торн проводила, кивая, поддакивая и успокаивая своих пациентов за триста фунтов в час, – при этом про себя размышляла о том, что ей надо купить, или обдумывала очередной этап своего основного плана. Кредит на «БМВ Z4»[100] оплачивался за счет средств жены главного констебля[101], которая страдала от клептомании, вызванной постоянными стрессами. Машина Алекс нравилась, поэтому шансы вылечиться в ближайшее время у женщины были минимальные. Две тысячи фунтов ежемесячной аренды за трехэтажный особняк в викторианском стиле в Хэгли платил владелец сети бюро по торговле недвижимостью, сын которого страдал от мании преследования и посещал доктора Торн три раза в неделю. Несколько тщательно подобранных слов, небрежно произнесенных во время беседы, только усилили его страхи и обеспечили ему длительное и сложное выздоровление. Алекс остановилась перед портретом, который висел на центральном месте над камином. Ей нравилось смотреть в глубину этих холодных, равнодушных глаз и размышлять о том, понял бы ее мужчина, изображенный на портрете. Это был портрет маслом, написанный по ее заказу с крупнозернистой черно-белой фотографии единственного родственника Алекс, которым она гордилась. Дядюшка Джек, как она любила его называть, был разъездным торговцем, которого в 70-х годах девятнадцатого столетия все знали как Палача. В отличие от Болтона, в котором жили Биллингтоны, и Хадерсфилда с его Пирпойнтами[102], в Черной Стране не было семьи, которая выполняла бы столь отвратительные обязанности, а Дядюшка Джек наткнулся на этот бизнес совершенно случайно. Он как раз сидел в Стаффордской тюрьме за то, что отказался материально поддерживать свою семью, когда туда прибыл Уильям Калкрафт, палач с самым большим стажем в стране, на счету которого было четыреста пятьдесят повешенных мужчин и женщин. В тот день Калкрафт прибыл для проведения двойной казни через повешение, так что ему нужен был добровольный помощник. Дядюшка Джек оказался единственным вызвавшимся. Калкрафт предпочитал использовать длинную веревку – что обеспечивало долгую и мучительную смерть, поэтому помощнику иногда приходилось виснуть на ногах жертвы, чтобы ускорить процесс. Так Дядюшка Джек нашел свою судьбу и после этого стал путешествовать по всей стране, приводя приговоры в исполнение. Его портрет всегда придавал Алекс ощущение принадлежности и эмоционального родства с отдаленным членом ее семьи. – Если б сейчас все было так же просто, как в твое время, Дядюшка Джек, – улыбнулась она, глядя на его неподвижное лицо. Доктор Торн устроилась за угловым столом. Наконец-то начиналась ее magnum opus[103], путешествие в поисках ответов на вопросы, которые всегда ее интересовали. Она глубоко вздохнула и достала из ящика писчую бумагу производства фирмы «Клэрфонтен» и ручку «Монблан». Для Алекс наступило время для восстановления физических и душевных сил. «Милая Сара», – вывела она на бумаге. Глава 7 Руфь Уиллис стояла в тени входа в магазин, внимательно следя за парком. Холод, шедший от земли, сковывал ее ступни и леденил ноги. Вокруг стоял стойкий запах мочи. Бак для мусора, стоявший чуть в стороне, был забит под завязку; тротуар устилали пустые пакеты и сигаретные окурки. Руфь прекрасно помнила упражнение по визуализации. Рядом с собой она ощущала незримое присутствие Алекс. Вы не прячетесь в тени, и вы совсем не испуганы. Она действительно не ощущает страха – только нервное возбуждение, которое в последний раз испытывала перед выпускными экзаменами. Тогда, когда она еще была нормальным человеком. Вы не боитесь того момента, когда он выйдет из паба, – наоборот, ждете его. А он так же чувствовал себя в тот день, когда забрал ее свет? Он тоже трясся от возбуждения, глядя, как она идет от супермаркета? Он тоже ощущал это чувство правоты, которое сейчас охватывает все ее существо? Из нижних ворот парка появилась фигура и остановилась на перекрестке. Уличный фонарь осветил мужчину и собаку. В проезжающем потоке транспорта появилось окно, но мужчина подождал сигнала, прежде чем начал пересекать дорогу с двусторонним движением. Всё по правилам. Вы совсем не жертва. Вы сильны, спокойны и уверены в своей правоте. Когда он поравнялся с ней, мужчина остановился. Руфь замерла. В десяти футах от нее он наклонился и, прижав к земле поводок собаки своей левой ногой, завязал шнурок на правой туфле. Он был совсем рядом. Собака посмотрела в ее направлении. Она что, увидела ее? Этого Руфь не знала. Вы абсолютно уверены в себе и контролируете все свои действия. На какую-то долю секунды она приготовилась броситься вперед и воткнуть нож в его согнутую спину, с тем чтобы посмотреть, как он упадет лицом в землю, но сдержалась. Визуализация достигала своей кульминации в переулке. Она должна придерживаться плана. Только тогда она освободится. Только тогда к ней вернется ее свет. Вы просто одинокая женщина, которая идет за взрослым мужчиной и ничего не боится. Руфь вышла из тени и двинулась вслед за мужчиной, в нескольких шагах позади него. Из-за шума проезжающих машин ее шаги в кроссовках были почти неслышны. Но в переулке они стали слышны гораздо лучше. Мужчина заметно напрягся, почувствовав, что за ним кто-то идет, но не обернулся. Он слегка замедлил шаги, в надежде, что его обгонят. Но Руфь не собиралась этого делать. Вы сжимаете нож в кармане своего пальто. Ее сердце забилось быстрее, и она ускорила шаги, когда они прошли половину переулка, именно в том месте, которое она представляла себе во время упражнения по визуализации. – Прошу прощения, – повторила она слова Алекс, удивившись спокойствию своего голоса. При звуках женского голоса мужчина расслабился и повернулся к ней с улыбкой на лице. В этом была его большая ошибка. – Не подскажете, сколько сейчас времени? – спросила Руфь. Она открыто смотрела прямо ему в лицо. Он насиловал ее сзади, так что его лицо ничего для нее не значило. В прошлое ее перенес звук – он тяжело дышал после прогулки с собакой. Руфь помнила это дыхание, когда он разрывал ей внутренности. Правой рукой мужчина оттянул эластичный манжет своей куртки. – Где-то половина… Нож легко вошел ему в живот и прошел через кожу, плоть и внутренние органы. Она надавила на лезвие, но нож уперся в кость. Руфь медленно повернула лезвие, превращая его внутренности в фарш. Рука ее чувствовала прикосновение к чужому животу. Чувствуете его плоть на своей, но на этот раз это происходит на ваших условиях. Руфь переполнило чувство победы, и она выдернула нож. То усилие, которое ей понадобилось, чтобы преодолеть сопротивление его тела, доставило ей удовольствие. Вы видите, как кровь собирается в лужицу, и понимаете, что он над вами больше не властен. Ноги мужчины подогнулись, и он зажал рану правой рукой. Кровь бежала сквозь его пальцы. Он прижал руку сильнее. В недоумении опустил глаза, потом поднял взгляд, посмотрел на Руфь и вновь опустил. Казалось, он никак не может соединить две вещи – ножевую рану и присутствие этой женщины. К вам возвращается ваша легкость бытия. Мужчина быстро заморгал – на какое-то мгновение его зрение прояснилось, и он замер. К ней вернулись ее собственные ощущения. Руфь услышала звук проезжающего в конце переулка грузовика. От этого звука у нее почему-то загорелись уши. В желудке заурчало, когда тяжелый, какой-то металлический запах ударил ей в нос. Собака завыла, но не убежала. К вам возвращается ваша легкость бытия. Руфь еще раз воткнула нож. Второй удар не проник так глубоко, но его сила заставила мужчину упасть на спину. Раздался тошнотворный звук, когда его череп ударился об асфальт. К вам возвращается ваша легкость бытия. Что-то пошло не так. Она упустила какую-то важную деталь. Во время визуализации ее тело после удара ножом погружалось в мир и покой. Руфь наклонилась над лежащим телом и еще раз воткнула в него нож. Мужчина застонал – тогда она ударила его еще раз. – Вставай же, вставай, вставай! – кричала она, ударяя его по левой ноге. Но та была так же неподвижна, как и его тело. К вам возвращается ваша легкость бытия. – Вставай же, черт тебя подери… Прицелившись, Руфь ударила мужчину ногой по ребрам. Кровь выплеснулась из его открытого рта. Глаза у него закатились, и он изогнулся, как некое странное млекопитающее. Собака бегала около его головы, очевидно не зная, что же ей делать дальше. По щекам Руфи покатились слезы. – Верни мне его, грязный ублюдок! Просто верни мне его, – приказала она. Тело замерло, и в переулке повисла тишина. Руфь выпрямилась во весь рост. Она ждала, глядя, как под лежащим телом собирается кровь, как будто вылитая из банки с краской. Ну и где же ее облегчение? Где ее спасение? Где, черт возьми, ее свет?! Собака залаяла. Руфь Уиллис повернулась и бросилась бежать изо всех сил. Глава 8 Все начинается с тела, размышляла Ким, вылезая из «Гольфа GTI». – Еще немножко и задавила бы, – сказал Брайант, показывая на офицера в форме, которому пришлось отпрыгнуть, чтобы избежать контакта с капотом ее машины. – До него была еще целая миля. Стоун поднырнула под полицейскую ленту и направилась в сторону группы отражающих свет курток, которые толпились вокруг белой палатки. Торнс-роуд, двустороннее шоссе, было частью основного пути от Лая до Дадли. На одной стороне шоссе располагались парк и жилые дома, а на другой – спорткомплекс, школа и паб «Торнс». Дневная температура в середине марта уже дошла до двузначных чисел, но по ночам она больше напоминала февральскую. Пока Брайант предъявлял их полномочия, Ким, не обращая ни на кого внимания, направилась к телу. Темная водосточная канава шла вдоль одной из террас, которая поднималась прямо к Амблкоту, одному из самых престижных районов Брайерли-Хилл. Слева от нее находился участок, заросший травой, сорняками и усыпанный собачьим дерьмом, по которому в обычное время ходили рабочие из близлежащего кузовного завода и который сейчас затаптывали сотрудники следственной бригады. Войдя в белую палатку, Ким застонала. Китс, ее любимый патологоанатом, стоял, склонившись над трупом. – А-а-а, инспектор Стоун! Давненько не встречались, – произнес он, не глядя на Ким. – Мы встречались на прошлой неделе, Китс, на вскрытии женщины-самоубийцы. – Наверное, я заставил себя забыть об этом. – Китс взглянул на нее и покачал головой. – Иногда люди поступают так с событиями, которые могут нанести им душевную травму. Так сказать, механизм самосохранения. Кстати, а как вас зовут? – Брайант, скажи Китсу, что это не смешно. – Командир, я не могу лгать человеку прямо в лицо. Ким покачала головой и притворно улыбнулась. Китс был небольшим человечком с лысой головой и торчащей бородой. Несколько месяцев назад неожиданно умерла его жена, с которой он прожил тридцать лет. Это расстроило его гораздо сильнее, чем он готов был признать. Иногда Ким позволяла ему немного повеселиться на свой счет. Время от времени. Она повернулась туда, где рядом с телом своего хозяина сидела на задних лапах бордер-колли[104]. – А почему собака все еще здесь? – Она свидетель, шеф, – мгновенно среагировал Брайант. – Брайант, я совсем не расположена… – Пятна крови на ее меху, – добавил Китс. Ким пригляделась и заметила несколько капель на передней ноге пса. Она отключилась от всей деятельности, которая происходила вокруг нее, и сосредоточилась на самом главном – на трупе убитого. Перед ней лежал белый мужчина, сорока с небольшим лет, тучный, одетый в джинсы «Теско» и некогда белую футболку. Ее стирали так много раз, что теперь по цвету она напоминала сигаретный пепел. Футболка была вымазана красным и в нескольких местах разрезана ножом. Было видно, что сразу после убийства из-под трупа вытекала кровь. Судя по всему, убитый упал на спину. Новая куртка-«пилот» из кожи среднего качества явно не сходилась у него на животе. Мысли о том, чтобы застегнуть молнию, были не чем иным, как пустыми мечтами. Подарок на Рождество от кого-то, кто его любил и не хотел замечать его растущий живот. Может быть, от матери. Так что эта одежда никак не защитила его от ножевых ударов. У него были длинные волосы, подернутые сединой. Лицо было чисто выбрито, и на нем все еще оставалось выражение удивления. – Орудие убийства? – Пока ничего, – ответил Китс, отворачиваясь. Ким наклонилась вперед и взглянула на эксперта-фотографа. Тот кивнул, показывая, что уже сфотографировал труп во всех необходимых ракурсах. Теперь он был занят собакой. Стоун осторожно приподняла пропитанную кровью футболку. Вся эта кровь вытекла из одной, особенно глубокой раны. – Думаю, что первая рана оказалась смертельной, – добавил Китс. – И, предваряя твой вопрос, это был кухонный нож длиной пять-шесть дюймов. – Он должен быть где-то рядом, – заметила Ким, ни к кому конкретно не обращаясь. – Почему ты так считаешь? Он может быть где угодно. Убийца мог забрать его с собой. – Нападение вполне могло быть спланировано: темный переулок, поздняя ночь, – покачала головой Ким. – Но потом что-то произошло. И убийцу захлестнули эмоции. Первый удар оказался смертельным, но он наносит еще три «контрольных» удара. Она продолжала смотреть на труп, физически ощущая ту ярость, которая сопровождала нападение, как будто эта ярость все еще оставалась в воздухе. – Убивая, преступник был ослеплен яростью, – инспектор подняла глаза, – потом уровень адреналина понизился, и он… Что он сделал? – Он увидел, что натворил, – сержант попытался продолжить ее логические рассуждения, – увидел нож у себя в руке и захотел поскорее избавиться от него. – Убийство ножом – дело очень личное, Брайант. Я бы даже сказала, интимное. – А может быть, это просто неудавшееся ограбление? Бумажника при нем не было. Ким не обратила внимания на его последнюю фразу и легла на землю слева от трупа. Лежа на боку, выровняла свои ноги по его ступням. Холод сразу же пронзил ее до костей. Китс посмотрел на нее и покачал головой. – Учись, Брайант, – покой нам только снится! – Китс, ты ничего не понимаешь… Стоун не обратила на них никакого внимания. Она отвела руку назад и сделала колющее движение. Удар пришелся как раз в середину грудной кости. Тогда она попыталась совместить траекторию удара с раной, но в этом случае ей не хватало силы удара. Ким немного подвинулась и повторила все еще раз. И опять промахнулась на дюйм или чуть больше. Сдвинувшись еще чуть-чуть, она зажмурила глаза, чтобы не видеть любопытных взглядов вокруг себя. Ей было наплевать, что о ней могут подумать. Сама же Ким думала о Дейзи Данн, которая стояла в центре заплеванного подвала. Она представила себе эту запуганную дрожащую малышку, одетую в костюм, который выбрал ее отец. И удар Ким нанесла со злостью. Со злостью человека, который действительно хочет убить. Потом она открыла глаза и увидела, что ее указательный палец попал точно в рану. Стоун посмотрела вниз и увидела, что их ноги находятся не на одной линии. Ей пришлось спуститься на добрые четыре-пять дюймов, чтобы принять удобную и естественную позицию для удара, который попадал точно в рану. Инспектор встала и отряхнула джинсы. Мысленно произведя необходимые вычисления, она заключила: – Убийца должен быть не выше пяти футов и четырех или пяти дюймов. Китс улыбнулся и погладил бороду. – Знаешь, Брайант, если б все детективы… – Что я еще должна знать? – спросила Ким, направляясь к выходу из палатки. – Придется подождать, пока я осмотрю его в прозекторской, – ответил патологоанатом. Ким задержалась на секунду, чтобы осмотреть всю сцену. Криминалисты обыскивали землю в поисках улик, констебли начали обход живущих неподалеку, чтобы взять у них свидетельские показания, а труповозка ждала, когда можно будет увезти тело. Больше инспектору здесь делать было нечего. Она узнала и увидела все, что ей было нужно. И теперь она должна сложить все фрагменты мозаики и понять, что же здесь произошло. Не сказав больше ни слова, Стоун вышла из палатки и прошла мимо двух офицеров, которые охраняли вход в переулок. Отойдя футов на десять, она услышала обрывки их разговора. Резко остановилась, и Брайант чуть не врезался ей в спину. Повернувшись, пошла назад. – Что вы сказали, Джарвис? Подойдя к сержанту, она засунула руки глубоко в карманы. Тому хватило ума покраснеть. – Не могли бы вы повторить сказанное вами только что? Боюсь, Брайант вас не услышал. – Я ничего не… – высокий тощий офицер покачал головой. – Сержант Джарвис только что, – тут Ким повернулась к Брайанту, – назвал меня холоднокровной сукой. – Черт… – Я не говорю, что его оценка полностью не соответствует действительности, – продолжила Ким, обращаясь к Брайанту, – но мне бы хотелось, чтобы он пояснил свою мысль. – С этими словами она повернулась к Джарвису, который сделал шаг назад. – Прошу вас, продолжайте! – Я не о вас го… – Джарвис, я бы только больше вас зауважала, если б вы нашли в себе мужество как-то аргументировать ваше заявление! Сержант предпочел промолчать. – А что, по-вашему, я должна была сделать? Разрыдаться над потерянной жизнью? Вы хотите, чтобы я оплакала его смерть? Произнесла молитву? Превознесла его достоинства? А может быть, будет лучше, если я сложу все улики и найду убийцу? Стоун не отрывала взгляда от лица мужчины. Наконец он отвернулся. – Прошу прощения, мэм. Я не должен был… Ким была уже далеко и не услышала конца его извинений. К тому моменту, как она подошла к оцеплению, Брайант уже был рядом с ней. Стоун поднырнула под ленту и вдруг остановилась. – Кто-нибудь может проследить, чтобы о собаке позаботились? – обратилась она к ближайшему констеблю. – Боже мой, шеф, я не перестаю удивляться, – расхохотался Брайант. – А в чем дело? – Нас окружают констебли, которые окончательно запутались в происходящем; новички, которые впервые видят место преступления; сержант, который почти сошел с ума, – а ты волнуешься о благополучии какой-то собаки! – Для собаки все это случилось совершенно неожиданно. Все остальные знали, на что идут. Брайант уселся в машину и дважды проверил ремень безопасности: – Не расстраивайся, может быть, это совсем не неудавшаяся попытка ограбления. Ким молча отъехала от места преступления. – Я же вижу по твоему лицу, – продолжал напарник. – У тебя оно такое, как будто кто-то украл твою Барби и сварил ее. – У меня никогда не было Барби, а если б была, то я сама бы с ней разобралась. – Ты знаешь, что я имею в виду. Ким это знала, и он был единственным, кто мог сказать такое и остаться при этом невредимым. Брайант достал из кармана пачку леденцов и предложил ей. Ким отказалась. – Тебе надо как-то завязывать с этими штуками, – заметила она, когда машина наполнилась запахом ментола. Брайант пристрастился к сильнейшим ментоловым противокашлевым леденцам после того, как бросил выкуривать по сорок сигарет в день. – Знаешь, они помогают мне думать. – Тогда принимай по две сразу. В отличие от Брайанта, она уже знала, что никакая это не попытка ограбления, поэтому надо искать ответы на совсем другие вопросы: КТО, КОГДА, КАК и ПОЧЕМУ. С КАК все было достаточно понятно – лезвием длиной пять-семь дюймов. КОГДА – будет понятно после вскрытия. Так что остаются КТО и ПОЧЕМУ. И хотя ответ на вопрос ПОЧЕМУ был, наверное, самым главным при расследовании убийства, для Ким он никогда не был основной частью головоломки. Просто это был единственный вопрос, ответ на который невозможно найти с помощью научных методов. А найти ответ на этот вопрос было ее главной задачей, хотя понимание причин совершения преступления интересовало ее меньше всего. Стоун вспомнила одно из первых дел, которое она расследовала, будучи еще сержантом, – ребенок был сбит на пешеходном переходе машиной, за рулем которой сидела женщина с содержанием алкоголя в крови, в три раза превышающим допустимую норму. Семилетний мальчик медленно умер от ужасных внутренних травм, нанесенных ему кенгурятником джипа. Оказалось, что в тот день женщине сообщили, что у нее рак яичников и она полдня провела в баре. Эта информация не произвела на Ким никакого впечатления, потому что факт преступления от этого не изменился. Пила женщина по своему собственному выбору, и по своему выбору она села после этого за руль, а семилетний мальчик из-за этого умер. Понимание ПОЧЕМУ подразумевало чувство эмпатии, сопереживания или прощения, каким бы жестоким ни было преступление. А из-за своего прошлого Ким Стоун не умела прощать. Глава 9 В 1.30 ночи Ким прошла через общее помещение участка, в котором находились констебли, ПОПы и несколько гражданских сотрудников. – Отлично, вы уже собрались! Два детектива, входившие в ее команду, уже сидели за столами. Времени, чтобы восстановиться после дела Данна, почти совсем не было, но ее людей это не смущало. В их комнате находились четыре письменных стола, стоявших попарно друг напротив друга. Каждый из столов был зеркальным отражением стоявшего напротив, с монитором компьютера и разномастными лотками для бумаг. У трех столов были постоянные хозяева, а четвертый все еще пустовал после сокращений, которые прошли два года назад. Обычно Ким предпочитала сидеть за ним, а не в своем кабинете. То место, на двери которого было написано ее имя, называли в просторечии «кутузка», и это был просто закуток в правом углу комнаты, отгороженный пластиковыми и стеклянными панелями. – Доброе утро, командир, – весело поздоровалась детектив-констебль Вуд. Хотя она была наполовину англичанка, наполовину нигерийка, на столе Стейси стоял знак «Дадли – пуп Земли». У нее были короткие натуральные волосы, которые хорошо подходили к ее стилю, комплекции и мягким чертам лица. В то же время детектив-сержант Доусон выглядел так, как будто его вытащили со свидания. Способность носить костюм у Доусона была врожденной. Так же как некоторые не могут стильно выглядеть даже в костюме от Армани, так и многочисленные костюмы Доусона не были дорогими, но носил он их с врожденным изяществом. А вот по галстукам и обуви сержанта легко можно было определить, что его занимает в данный конкретный момент. Ким взглянула на его ноги, когда Доусон подошел к кофеварке. Понятно, тусовался где-то всю ночь. И это всего через несколько месяцев после того, как его приняли в свои нежные объятья молодая невеста и только что родившаяся дочь… Но это было не ее дело, и Стоун не стала заострять на этом свое внимание. – Стейс, иди к доске. Стейси вскочила и протянула руку за черным маркером. – Личность пока неизвестна. При нем не было бумажника, так что придется удовлетвориться тем, что мы уже знаем: белый мужчина, около сорока пяти, с низким доходом. Четыре ножевые раны, из них самая первая была смертельной. – Ким замолчала, чтобы дать Стейси возможность все это записать. – Необходимо выяснить, чем он занимался вечером. Он что, был в баре, а потом у него отобрали бумажник или он просто вывел собаку на прогулку?.. Кев, поговори с патрульными, проверь водителей автобусов и таксистов, – Ким переключилась на Доусона. – Дорога там бойкая, так что кто-то что-то мог видеть. Собери показания свидетелей. Брайант, проверь списки пропавших лиц. Стоун осмотрела комнату. Все зашевелились. – А я пойду введу босса в курс дела! Перепрыгивая через две ступеньки, она поднялась на третий этаж и вошла, не постучавшись. Рост старшего инспектора Вудворда, или, как называли его за глаза, Вуди, который составлял пять футов и одиннадцать дюймов[105], был заметен, даже когда он сидел. Его мощный торс был безукоризненно прям, и Ким еще ни разу не удавалось заметить даже намек на морщинку на его накрахмаленных сорочках. Карибские предки Вудворда наградили его кожей, которая не позволяла дать ему его пятьдесят три года. Он начал свою карьеру простым констеблем на улицах Вулверхэмптона, и его восхождение по ступеням карьерной лестницы происходило в те годы, когда полиция еще не была столь политкорректна, как она пытается позиционировать себя сейчас. Предметы его непреходящей страсти и гордости были выставлены в шкафу в виде выставки моделей автомашин производства компании «Мэтчбокс»[106]. Модели полицейских машин занимали место в самом центре. Вудворд взял антистрессовый мяч в правую руку. – Так на чем мы стоим? – У нас мало что есть, сэр. Мы только начали намечать план расследования. – Мне уже звонили газетчики. Вы должны им что-то подбросить. – Сэр… – начала Ким, закатывая глаза. – Хватит, Стоун. – Движения пальцев, сжимающих мяч, стали сильнее. – В восемь утра. Сделайте простое заявление: труп мужчины, ну и так далее… Вудворд знал, что Ким ненавидит общаться с прессой, но периодически на этом настаивал. Все дело было в том, что они по-разному видели ее будущее. Дальнейшее повышение по службе все дальше уводило бы Стоун от реальной полицейской работы. Любое удлинение пищевой цепочки – и ее день будет заполнен нормами и правилами практического руководства, разработкой внутренних стандартов, попытками прикрыть задницу и проклятыми пресс-конференциями. Она хотела было возразить, но легкое движение его головы остановило ее. Ким знала, когда следует сдаваться и благоразумно молчать. – Что-нибудь еще, сэр? Вуди отложил мяч и снял очки. – Держите меня в курсе. – Конечно, сэр. – Ким прикрыла за собой дверь. Разве она когда-нибудь не делала этого? Когда Стоун вернулась в отдел, на лицах сотрудников застыла целая гамма чувств. – У нас есть хорошие и плохие новости, – произнес Брайант, отвечая на ее взгляд. – Ну так выкладывай! – Мы точно установили личность убитого… И будь я проклят, если тебе это понравится! Глава 10 Алекс разбудили «Битлз», поющие в ее мобильном телефоне песню «Я неудачник». Это была ее тайная шутка, чтобы знать, когда ей звонят из Хардвик-хаус. Но это было совсем не смешно в три часа утра. Несколько секунд она смотрела на экран телефона, стараясь собраться с силами и заткнуть Леннона к чертовой матери. – Слушаю. – Алекс, это Дэвид. Ты не могла бы приехать? – Его голос куда-то пропал, и она услышала, как он кричит кому-то, чтобы Шейна убрали в общую комнату. – Понимаешь, у нас произошла стычка между Шейном и Малкольмом. Ты можешь приехать? – А что за… – В голосе Алекс появилась заинтересованность. – Эрик, отведи Шейна и запри эту чертову дверь. – Голос у него был удрученный, а на заднем плане были слышны многочисленные крики. – Все объясню, когда приедешь. – Уже еду. Алекс быстро, но обдуманно влезла в обтягивающие джинсы, которые подчеркивали ее бедра и красиво обтягивали попу. Затем надела кашемировый джемпер, который слегка открывал ложбинку между грудей, когда она наклонялась вперед, – неоценимый наряд, если надо появиться в доме, полном мужиков! Несколько быстрых движений пуховки с тоном, искусно наложенная помада – и вот уже из зеркала на нее смотрела женщина, а не тетка, которую только что вытащили из постели. По пути на улицу она захватила из ящика на кухне блокнот для записей. Под звуки трехлитрового мотора, рычащего в тишине ночи, доктор Торн размышляла о своих перспективах в Хардвик-хаус. Их сотрудничество стало слишком односторонним, поэтому преимущества, которые давала ей эта работа, интересовали ее все меньше и меньше. Алекс всегда очень тщательно выбирала учреждения, которые собиралась одарить своей помощью. После того как она внимательно изучила все местные благотворительные фонды, Торн поняла, что филантропы из Хардвик-хаус были единственными, кого она сможет переносить. Алекс хотела посмотреть, нет ли среди их воспитанников кандидатов на участие в ее эксперименте, а когда таковых не нашлось, она разочаровалась и просто использовала несчастных для отработки своих навыков манипулирования людьми. А сейчас и это стало ей надоедать, подумала Алекс, подъезжая к зданию и выключая мотор. Она чувствовала, что скоро начнет постепенно отходить от этого заведения. Дверь открыл Дэвид – единственный, кто хоть как-то ее интересовал. В тридцать семь лет его черные волосы подернулись сединой, которая выгодно подчеркивала черты его лица. Двигался он с изящным безразличием человека, который и не подозревает, насколько может быть привлекателен для противоположного пола. Ради него Алекс, пожалуй, была готова нарушить свое правило спать только с женатыми мужчинами. Доктор Торн мало что знала о его жизни до Хардвик-хаус – только то, что его колено сильно пострадало от спортивной травмы. Но она никогда не спрашивала его об этом, потому что ей было на это глубоко наплевать. Алекс знала также, что он без устали трудится на благо людей, отданных на его попечение, пытаясь найти для них работу, выбить какие-то льготы и обеспечить им хотя бы базовое образование. Для Дэвида они были заблудшими душами, которых надо спасать. Для Алекс – всего лишь объектами для тренировок. – Что случилось? Дэвид закрыл за нею дверь, и доктор Торн еще раз увидела, что, несмотря на все переделки и изменения, дом для престарелых давней постройки все еще был только приемной на пути к Господу. Дверь в общую комнату была заперта и охранялась Барри, личностью, которую она рассматривала в качестве кандидата для своего эксперимента четыре месяца назад. К сожалению, прогрессировал он очень медленно. Они много раз говорили с ним о той обиде, которую нанесла ему жена, уйдя к его родному брату, но у него, к сожалению, не было того самого побудительного стимула, который заставил бы его действовать. Его ненависть не была достаточно глубокой и яростной, чтобы повлиять на его сознание в долгосрочной перспективе. А ее интересовало в первую очередь именно это. Так что – еще одно разочарование. Доктор Торн обратила внимание на то, какими глазами он осмотрел ее, и задержала на нем взгляд чуть дольше, чем это требовалось, чтобы дать ему понять, что она это заметила. – Там сейчас Шейн, – поспешно сказал Дэвид. – Малкольм на кухне. Приходится держать их подальше друг от друга. Короче говоря, Шейн сегодня не дошел до постели. Он заснул в кабинете перед телевизором. Малкольм услышал, что телевизор работает, и пришел, чтобы его выключить. Он легонько пошевелил Шейна, чтобы разбудить и отправить его в постель. Дэвид остановился и провел рукой по волосам. Алекс уже знала, чем закончится его рассказ. – Шейн действительно проснулся, а потом разделал Малкольма как бог черепаху. Сейчас Малк на кухне – у него ничего не сломано, но выглядит он ужасно. Требует позвать полицию, а Шейн требует позвать тебя. Алекс скорее почувствовала, чем услышала, как сзади к ней подошел ее «телохранитель», Дуги. Она засунула руку в сумку и выудила из нее блокнот для записей с каким-то психоделическим рисунком на обложке. У Дуги был сильный аутизм, и он редко говорил, но обожал блокноты для записей. Чтобы выглядеть перед ним получше, в каждое свое посещение она приносила ему новый блокнот. Дуги взял подарок, прижал его к груди и отступил на шаг. Шести футов роста, он был очень неуклюжий. Семья отказалась от него, когда ему было двенадцать лет. Он умудрился как-то выжить на улицах города, пока на него не наткнулся Дэвид, в тот момент когда Дуги искал по мусорным ящикам остатки еды. Все свои дни он проводил, безостановочно двигаясь вдоль городских каналов Дадли. Дуги не был официальным резидентом фонда, так как никогда не сидел в тюрьме, но Дэвид решил, что он может оставаться в Хардвик-хаус до конца своих дней. Алекс находила его отталкивающим, но тщательно скрывала это и терпела, когда он повсюду ходил за ней, как влюбленный щенок. Никогда не знаешь, когда подобное поклонение может понадобиться. – Сначала я встречусь с Шейном. Его надо успокоить. Дэвид открыл дверь в кабинет. Шейн стоял на коленях в окружении двух резидентов и раскачивался из стороны в сторону. – Спасибо, парни, – отпустила Торн надзирателей. Дуги остался стоять в дверном проеме, повернувшись к ней спиной. По правилам заведения, ни одна женщина не могла оказаться один на один с резидентом в закрытой комнате. Дуги нужен был для того, чтобы проследить, чтобы им никто не помешал. – Привет, Шейн, – сказала Алекс, усаживаясь напротив. Тот не поднял на нее глаза, но крепко сжал расцарапанные руки. Алекс хорошо знала историю Шейна, потому что приглядывалась к нему, как к возможному участнику эксперимента. Он был высоким, худым юношей, который выглядел моложе своих двадцати трех лет. Начиная с пятилетнего возраста его регулярно насиловал родной дядя. Когда ему исполнилось тринадцать и он вырос на фут выше своего развратителя, то забил его до смерти голыми руками. Обследование показало, что Шейн говорит правду о том, что касалось изнасилований, но его тем не менее отправили в тюрьму на восемь с половиной лет. Когда его выпустили, он узнал, что его родители переехали и забыли оставить новый адрес. Торн раздумывала, как вести себя с Шейном. В действительности ей хотелось хорошенько встряхнуть этого парня и сказать ему, что он профукал настоящую взрослую игру, но она не хотела, чтобы он увидел ее раздражение. Поэтому она укрылась за ширмой притворного сострадания. – Послушай, Шейн, это я, Алекс. Что здесь произошло? Она постаралась не дотронуться до него. Шейн испытывал стойкое отвращение к любому физическому контакту. Юноша ничего не ответил. – Ты можешь мне все рассказать. Я друг. Шейн покачал головой, и Алекс захотелось его ударить. Ей было достаточно того, что ее вытащили ни свет ни заря из теплой постели, чтобы она разобралась с целой группой неудачников, так что немые неудачники были уже явным перебором. – Шейн, если ты не хочешь говорить со мной, то полиция… – Кошмар, – прошептал он. Торн наклонилась вперед. – У тебя был кошмар и Малкольм разбудил тебя, а ты принял его за своего дядю? Впервые за весь разговор Шейн поднял на нее глаза. Он был бледен, и по щекам у него катились слезы. Как же это все по-мужски, подумала Алекс. – Поэтому, когда ты проснулся, то решил, что дядя пришел для того, чтобы изнасиловать тебя еще раз? Она увидела, как он дернулся, услышав слово «изнасиловать». Это тебе за то, что из-за тебя меня вытащили из кровати! Шейн кивнул. – А свет горел? – Да. Как она и думала. – Тогда уже после первого удара ты должен был понять, что это не твой дядя. Ты должен был увидеть, что это Малкольм. Почему же ты продолжал его избивать? Ответ она уже знала, и теперь уже в ее интересах было, чтобы полиция не появилась. Шейн настолько глуп, что сразу же расколется и расскажет об их предыдущих разговорах и о том, как он запутался. А сейчас даже малейшее подозрение было для нее неприемлемо. – Не знаю, – пожал плечами молодой человек. – Я просто вспомнил, что вы говорили о его племянницах. Торн вспомнила их разговор двумя неделями раньше, когда она пыталась объяснить ему, что не все пожилые мужчины похожи на его дядю. Тогда она очень тщательно подбирала слова и сейчас могла воспроизвести их вплоть до последней буквы: «Возьми, например, Малкольма – он абсолютно нормальный джентльмен. И нет никаких доказательств, что он что-то делает со своими племянницами. Ведь тогда бы администрация об этом знала». Ее слова были специально подобраны, чтобы вызвать у него именно ту реакцию, которую она сейчас наблюдала, но тогда, когда ничего не случилось в течение двух дней после разговора, Алекс вычеркнула его из своего списка как недостаточно предсказуемого. И хотя сейчас доктор Торн была в душе довольна тем, что он все-таки совершил то, чего она от него ждала, это ничего не меняло – она злилась, что это заняло у него столько времени. А у нее этого времени не было. – Но если ты помнишь, Шейн, то я специально подчеркнула, что Малкольм ничего не сделал с этими девочками, чтобы показать тебе, что он совсем не похож на твоего дядю, и чтобы ты понял, что есть на свете и хорошие люди. Слезы прекратились, и на лице Шейна появилось выражение недоумения. – Но ведь вы же сказали… – Он не мог точно вспомнить ее слова. – Я все время представлял себе этих девочек и то, что он с ними сделал, и вы еще сказали, что администрация должна знать… – Он посмотрел на нее измученными глазами. – Но вот в моем случае она же ничего не знала? Алекс отвернулась. Парень был жалок в этой своей неуверенности в себе. – А потом вы вообще прекратили со мной разговаривать, – он выглядел одиноким и потерянным. И был прав – потому что она намеренно стала больше времени уделять Малкольму, чтобы вызвать у Шейна приступ жестокости, что и произошло, но слишком поздно, чтобы она могла это использовать. – А ты знаешь, почему я прекратила с тобой разговаривать, Шейн? – мягко поинтересовалась доктор Торн. Тот покачал головой. – Потому что с тобой я только теряю свое время. Ты настолько испорчен, что никогда не будешь жить жизнью, хоть отдаленно напоминающей нормальную. У тебя нет никаких шансов. Твои кошмары никогда не прекратятся, поэтому в каждом лысеющем пожилом джентльмене ты будешь видеть своего дядю. Ты никогда не освободишься ни от него, ни от того, что он с тобой сделал. И никто никогда не будет любить тебя, потому что ты заражен, и те пытки, которые ты переживаешь, останутся с тобой навсегда! С его лица сошли все краски. Алекс наклонилась еще ближе к нему: – И если ты еще раз позволишь себе меня побеспокоить, то я скажу в комиссии по УДО[107], что ты представляешь собой опасность для окружающих, и тебя вернут в тюрьму. – Доктор Торн встала и нависла над согнутой спиной юноши. – А ведь мы с тобой знаем, что в тюрьмах хватает пожилых мужчин, правда, Шейн? Его голова упала на грудь, и он содрогнулся. Алекс приняла его молчание за согласие. Итак, с этим покончено. Навсегда. Она проскользнула мимо Дуги и направилась на кухню. Большинство жителей теперь, когда шум закончился, разошлись по своим кроватям. Остались только Дэвид, Малкольм и Дуги, который ковылял где-то у нее за спиной. Алекс ничего не могла с собой поделать – то, как Шейн разукрасил безобидную пухлую жертву, которая сейчас сидела на кухне, произвело на нее впечатление. Теперь в ее задачу входило хоть как-то приуменьшить размер разрушений – ей было не выгодно, чтобы в дело вмешалась полиция. Здесь была ее собственная поляна для игр. – Боже мой, Малкольм, – произнесла Торн, усаживаясь рядом с ним. – Бедняжка… Она подняла руку и нежно дотронулась до вспухшей кожи его щеки, которая уже начала синеть. Губа с правой стороны была рассечена и оттопыривалась в сторону. Алекс трудно было представить себе, как он будет выглядеть утром. – Он чертов лунатик, и его надо держать взаперти! Алекс взглянула на Дэвида, хорошо понимая ситуацию, в которой тот оказался. В доме было совершено преступление, но он знал, что в тюрьме Шейн точно не выживет. Женщина незаметно кивнула, и Дэвид вышел якобы проверить Шейна. – Послушай, Малкольм, у тебя есть все права, чтобы вызвать полицию. На тебя напали с особой жестокостью. Тебе просто иногда сложно понимать других резидентов. Торн слегка нагнулась вперед, и взгляд Малкольма уперся именно туда, куда она и хотела. За всю свою жизнь Малкольм и мухи не обидел. Невероятно застенчивый и социально неадаптированный, он попался на удочку «женщины из Таиланда» на одном из интернет-сайтов, которая якобы влюбилась в него на расстоянии, находясь на тропическом острове. После того как все ее родственники, за лечение которых платил Малкольм, все-таки скончались от неизлечимых болезней, Малкольм понял, что он банкрот, и стал подворовывать у сталелитейной компании, в которой работал бухгалтером. Отсидел он всего два года, и хотя у него никогда не было слишком многого, сейчас ему приходилось начинать буквально с нуля. В пятьдесят один год у него не было ни жены, ни детей, ни дома, ни профессии. – Ты должен помнить, Малкольм, – голос Алекс стал медовым, и она наклонилась еще на пару дюймов, – что ты не похож на этих людей. Ты – образованный профессионал, которому есть что предложить на свободе. Тебя здорово избили, но не сломали навсегда. Эти жалкие люди достойны лишь твоего сожаления. У них никогда не будет и десятой доли твоего ума. Алекс поменяла положение ног и как бы невзначай коснулась его коленкой. – Но он должен ответить… – Голос его звучал совсем слабо, и доктор Торн знала, что теперь он у нее в кармане. – А он и ответит. Думаю, что ты должен предпринять шаги, на которые имеешь полное право. Делай то, что считаешь нужным, но тебе надо понимать, что Шейна вернут назад в тюрьму, а оттуда он уже не выйдет. И я не хочу, чтобы ты мучился угрызениями совести потом, если сейчас начнешь действовать под влиянием момента. После того как звонок будет сделан, назад пути уже не будет! Алекс глубоко вздохнула, при этом ее грудь поднялась и опустилась. Сейчас мужчина боролся с вбитыми ему в голову правилами поведения – именно из-за этого она не включила его в списки кандидатов на эксперимент. – Можно я кое-что скажу тебе? Малкольм кивнул, не отрывая глаз от ее декольте. Сейчас Алекс было не надо, чтобы Шейн продолжал оставаться в этом доме. Она больше не хотела видеть его жалостливую физиономию. – Думаю, что для вас двоих будет невозможно продолжать жить здесь. Ты не должен постоянно бояться повторного нападения. Мне кажется, что тебе не стоит вызывать полицию – при условии, что Шейн уберется отсюда. Малкольм наконец поднял на нее глаза. Боже, ну и зрелище! – Но куда же он… – Думаю, что после того, что он с тобой сделал, тебя это не должно волновать. – Ну… наверное… – Так что, я могу сказать Дэвиду о твоем решении? Малкольм утвердительно кивнул. Как же все это просто! Алекс протянула руку и слегка похлопала мужчину по колену. Старый идиот слегка зарделся. Этот бедняга никогда не испытывал оргазма в присутствии живого существа, которое находилось бы хотя бы в радиусе ста ярдов. – Думаю, что ты поступаешь правильно, Малкольм. Отправляйся спать, а я все улажу с Дэвидом. Доктор Торн перевела дух, когда Малкольм ушел и в комнате появился Дэвид. – Ну и как? – Что ж, пришлось изрядно повозиться, но он не будет звонить в полицию, – выдохнула Алекс. На лице Дэвида появилось облегчение. – Слава богу! Шейн очень сожалеет о том, что сделал. Он знает, что поступил нехорошо, а мы с тобой оба знаем, что возвращение в тюрьму его убьет. А он, в сущности, неплохой парень. – Однако Малкольм поставил условие: он не звонит в полицию, но Шейн должен отсюда убраться. Дэвид негромко выругался. – Я знаю, что это сложно, и искренне пыталась повлиять на него, но он настаивает на своем. Думаю, что ты понимаешь его резоны. Иначе ему придется жить в состоянии вечного ужаса. – Не понимаю, что нашло на Шейна, – покачал головой Дэвид. – В этом-то вся проблема, – пожала плечами Алекс. – Нет никакой гарантии, что это не повторится. Ты не сможешь обеспечить безопасность Малкольма, если Шейн останется. Дэвид опустил голову на руки. – Ничего другого ты сделать не сможешь, – произнесла доктор Торн, дотрагиваясь до его руки. Ее сводило с ума то, что единственным недостатком, который она видела в этом мужчине, была его способность сопереживать несчастным, находившимся под его опекой. Чуть больше безжалостности – и они составили бы идеальную пару. Дэвид убрал руку. – Послушай, ты же знаешь, что я сделала все, что могла, – рявкнула Алекс, разозленная его очевидным отказом. Он и не представлял, что это она так развела ситуацию, чтобы избежать вмешательства официальных лиц. Сама доктор Торн была уверена, что Шейна давно пора отправить назад в тюрьму, где его будут насиловать до конца его жизни. Конечно, у нее были свои интересы, но это она спасла ситуацию, а этот мужчина тем не менее отвергает ее! – Я все знаю, Алекс, и очень тебе благодарен. Просто думаю, что могу сделать, чтобы помочь Шейну. Алекс встала и протиснулась мимо него к буфету, из которого достала две чашки. – А как дела у Барри? Я думала, что он уже должен был выйти на свободу, – спросила она для того, чтобы хоть что-то сказать. Последняя чашка кофе – и всем привет. Безразличие к ней Дэвида оказалось последней каплей. У нее есть другие способы проводить время. – У бедняги был очень серьезный кризис, – покачал головой Дэвид. – Услышал от друга семьи, что его бывшая неделю назад вышла за его брата. А собственная дочь Барри была на свадьбе подружкой невесты. Это оказалось для него настоящей катастрофой – он даже разломал кое-какую мебель! Алекс почувствовала, что вот-вот улыбнется. К счастью, она успела отвернуться, прежде чем улыбка тронула ее губы. Может быть, у нее все-таки есть причина задержаться здесь на какое-то время? – Боже, какая жалость! Давай я сделаю нам кофе, и ты мне все расскажешь. Глава 11 Ким уселась за свободный стол. – Надеюсь, что вам удалось хоть немного поспать, потому что это удовольствие вам больше не грозит – до тех пор, пока мы не сдвинем расследование с мертвой точки. Сама она почти не спала. Отключилась на короткое время, но проснулась ровно через два часа, увидев во сне Дейзи Данн. Стоун часто засыпала, думая о текущем расследовании, а уж первое, о чем она вспоминала, просыпаясь, был очередной подозреваемый. Но сон с Дейзи Данн здорово выбил ее из колеи: в нем она видела, как девочку уводили, а Дейзи изо всех сил сопротивлялась, не отводя от Ким глаз, в которых плескались отчаяние и мольба о спасении. Ким отбросила это видение. Ее роль в расследовании была закончена, и сейчас они занимались уже следующим делом. Теперь она могла только надеяться, что, несмотря на дурь Дженкса и Уайли, дело все-таки дойдет до суда. Инспектор вернулась к действительности как раз вовремя, чтобы услышать ворчание на другой стороне комнаты. Шло оно из угла Доусона. Она встретилась с ним взглядом. Мужчина отвел глаза. Ким никогда не придерживалась регулярного рабочего времени – определенные законодательством рабочие часы были для нее не более чем рекомендацией. И если надо было допросить свидетеля, то ее абсолютно не волновало, что до конца официального рабочего дня оставалось всего пять минут. Главное – это работа. – Любой из вас, кто ожидает, что трупы будут появляться в удобное для него время, должен немедленно написать заявление о переводе в другой отдел. Есть желающие? На этот раз промолчал даже Брайант. У него был нюх на то, когда лучше было промолчать. – Итак, повторяю: наша жертва – Алан Харрис, мужчина сорока пяти лет, который мотал срок за изнасилование. Вышел месяцев восемнадцать назад, и после этого ни в чем предосудительном не замечен. Живет на пособие со старушкой матерью и с момента освобождения не проработал ни одного дня. – Изнасилование было совершено с особой жестокостью, шеф, – напомнил Брайант. – Я это помню, – Ким прочитала отчет и не нуждалась в уроке истории. Жуткие травмы, нанесенные жертве, вызывали у нее тошноту. Так что же, прикажете оплакивать еще одну заблудшую овцу? Да ни за что на свете! Или, может быть, она позволит своим личным ощущениям повлиять на то, как она будет расследовать это дело? Ответ отрицательный. – Послушайте, ребята. Он отмотал свой срок, хотя и минимальный, и после этого исчез с экранов радаров. Да, Алан Харрис далеко не Ганди, но жертвы выбираем не мы с вами. Это понятно? – Да, шеф. – Доусон, за тобой таксисты, водители автобусов, собачники и хозяин паба – у него надо узнать, не высказывал ли кто-нибудь слишком явно свою нелюбовь к убитому. Да, и захвати с собой Стейси – свежий воздух ей не помешает. Стейси была прекрасным компьютерщиком и всегда оказывала поддержку группе, сидя за экраном компьютера. Пора бы ей начинать знакомиться с внешним миром. То, как расцвело лицо Стейси, показало Ким, что она решила правильно. Вуд и Доусон встали и направились к двери. – М-м-м-м… командир, я хотел бы извиниться за выходку по поводу сна, – Доусон на мгновение задержался у двери. – Если б я подумала, что ты это серьезно, то сейчас ты уже приближался бы к дому. Он кивнул в знак того, что все понял, и вышел. Доусон был хорошим детективом, но Ким Стоун не интересовали просто «хорошие». Она руководила ими железной рукой, веря в то, что делает из них отличных офицеров. Работа полицейского – это не работа по расписанию, так что каждый, кто искал себе просто занятие, чтобы зарабатывать деньги, мог убираться в «Макдоналдс» и там метать покупателям гамбургеры в течение всей рабочей смены. – А ведь мы с тобой отличная пара, – сказал Брайант, подождав, пока за ними закроется дверь. – Твой холодный ум – и моя теплота. Твой бесстрастный анализ ситуации – и мои привлекательные манеры… В общем, твой ум – и моя красота… – Так пойдем же, красотка, нас ждет пресса, – проворчала Ким. Пресс-конференцию Стоун не собирала. В этом не было необходимости. Журналисты сами стали собираться с четырех часов утра. Она глубоко вздохнула и кивнула, прежде чем распахнуть двойные двери. Журналисты и фотографы стояли, разбившись на небольшие группы. Она узнала несколько местных из «Экспресс энд стар» и независимых изданий. Здесь же были репортер и оператор из «Мидлендс тудей», службы новостей Би-би-си, которые говорили с кем-то по мобильным телефонам. Рядом с ними что-то писал корреспондент «Скай ньюс». – Отлично, прошу всех подойти поближе, – громко произнесла Ким. Перед ней тут же появился частокол из микрофонов, а некоторые диктофоны почти уткнулись ей в лицо. Боже, как же она все это ненавидит… Стоун кивнула лицам, полным ожидания. – А сейчас я передаю слово детективу-сержанту Брайанту, который посвятит вас в некоторые детали. С этими словами Ким отступила в сторону. Если Брайант и удивился этой выходке, то он вышел из нее с честью и немедленно передал свои соболезнования семье убитого. Антистрессовому мячику Вуди сейчас наверняка достается по полной, подумала Ким. – …полиция Центральных Графств сделает все возможное, чтобы преступник предстал перед судом. Благодарю вас за ваше время, джентльмены! В сопровождении Брайанта Стоун направилась к машине. – Спасибо за все, командир, – проворчал он, перекидывая журнал «Классические мотоциклы» на заднее сиденье. – Ты вел себя как настоящий профессионал, Брайант. – А ты знаешь, что Вуди тебя… – Какой адрес? – Остров в конце Торнс-роуд, но ехать надо по левой дороге на Каледонию. – Благодарю, мой ТомТом[108]. – Для твоего сведения, командир, я знаю, что ночью ты домой не поехала. Ким молчала. – А единственные вещи, которые надолго задерживаются у тебя в кабинете, это смена одежды и туалетные принадлежности. – Оценка «отлично» за дедукцию, Шерлок! – А если принять во внимание, что твой километраж не изменился с того момента, как мы вчера припарковались около участка… – Ты кто, чертов тахограф[109], что ли? – Нет, я детектив. И я замечаю разные вещи. – Тогда сосредоточься на расследовании и оставь меня, ради всего святого, в покое. Естественно, он был прав, и это злило ее еще больше. – Мне кажется, что тебе пора завести дома причину, которая заставит тебя возвращаться по ночам домой. – Брайант… – В голосе Ким прозвучало предупреждение. Он действительно мог говорить ей больше, чем все остальные, но есть же какие-то рамки. Они продолжали ехать в полном молчании, пока ее напарник не исторг тяжелый выдох. – В чем дело, Брайант? – Не знаю, насколько искренними будут наши соболезнования матери Харриса, когда мы до нее доберемся, – негромко произнес сержант. – А к чему это ты? – нахмурилась Стоун. – А разве это не очевидно? – Он не отрывал глаз от бокового окна. – Для меня – нет. – Если вспомнить, что он сделал с девочкой… Ким так резко нажала на тормоз, что Брайант замолчал. Она съехала на стоянку и остановилась. – Что ты делаешь? – Теперь можешь говорить. – В присутствии других я не стал ничего говорить, но моей дочери сейчас столько же лет, сколько было той девочке, когда он ее изнасиловал, – детектив все еще не смотрел на Ким. – Это-то я понимаю, но, к сожалению, убивают не только добропорядочных граждан, а убийц кто-то должен искать. – Но как же мы можем расследовать убийство этого дерьма с той же старательностью, как и остальные? – теперь Брайант смотрел прямо на нее. Стоун совсем не нравилось направление, в котором шла их беседа. – Это твоя работа, Брайант. И в твоем контракте нигде не говорится о том, что ты подписываешься защищать только тех людей, которых считаешь достойными твоей защиты. Мы стоим на страже закона, а закон применим ко всем гражданам страны. – Но неужели, зная то, что ты знаешь, – он попытался поймать ее взгляд, – ты сможешь совершенно непредвзято вести это расследование? – Конечно. И того же я жду от тебя, – Ким и глазом не моргнула. Брайант прикусил губу. Атмосфера в машине стала напряженнее. Стоун очень редко приходилось ставить Брайанта на место, и давалось ей это нелегко. Но их дружба это выдержит. Так она, по крайней мере, надеялась. – Брайант, когда мы войдем в тот дом, я хочу видеть перед собой высококлассного профессионала. Если ты в себе не уверен, я предлагаю тебе подождать в машине. – Она понимала, что говорит резкие слова, но не имела права позволить его личному отношению к жертве влиять на результаты расследования. – Конечно, – ответил он, не колеблясь ни минуты. Оба они знали, что если Брайант нарушит ее инструкции, то Ким, не задумываясь, примет необходимые меры. И дружба здесь совершенно ни при чем. Стоун включила скорость и тронула машину с места. Ему хватило ума молчать, пока они не добрались до острова в самом конце Торнс-роуд. По обеим сторонам дороги стояли семейные дома, как показалось Ким, на две спальни каждый. К каждому вела подъездная дорога, по которой могла бы свободно проехать большая семейная машина. Брайант сказал, что им нужен номер 23. Дом располагался приблизительно в пятидесяти футах от конца того переулка, в котором убили Харриса. – Подумать только, еще каких-нибудь пятнадцать секунд – и он был бы дома, – заметил сержант, захлопывая дверь машины. Палисадник перед домом, по-видимому, собирались замостить плиткой. Побеги травы были грубо выдраны из земли, и она превратилась в поверхность с остатками растительности, перемежающейся проплешинами. Прямо посередине дома, который находился слегка влево от Ким, находилось закрытое крыльцо. Окна были плотно задрапированы тюлевыми занавесками, а у оконного стекла под самой крышей была трещина в левом нижнем углу. Брайант трижды постучал в дверь костяшками пальцев. Открыла ее социальная работница, одетая в свитер и джинсы. – Она очень слаба. Все никак не может прекратить плакать. Стоун протиснулась мимо нее и вошла в гостиную. Из нее ступени вели на верхний этаж. Все поверхности имели на себе оранжево-коричневый узор, напоминающий воронку урагана, за исключением бежевого велюрового комплекта угловой мягкой мебели, который доминировал во всем помещении. Собака, та самая, что еще совсем недавно сидела возле трупа, направилась к Ким, помахивая хвостом. На ее воротнике из белой шерсти все еще были видны коричневые капли засохшей крови ее хозяина. Не обращая внимания на животное, Стоун прошла в глубь небольшого дома. В кухне, которая располагалась во всю ширину дома, сидела, удобно устроившись в кресле-качалке, пожилая женщина. Ким представилась, и в этот момент рядом с ней возник Брайант. Он взял даму за руку. – Миссис Харрис, я детектив-сержант Брайант, и прежде всего я хочу выразить вам свои соболезнования по поводу вашей потери… – Несколько секунд он держал худую кисть в своих руках, а потом осторожно положил ее на колени хозяйки. Когда они устроились в плетеных креслах, Ким незаметно кивнула напарнику. Его профессионализм полностью скрывал те чувства, которые она видела на стоянке. Большего она от него требовать не могла. Социальная работница приготовила чай, а собака устроилась рядом с Ким, навалившись на ее правую ногу. Стоун убрала ногу и сосредоточила все свое внимание на миссис Харрис. У нее были абсолютно седые волосы, в которых кое-где были заметны проплешины. Ким сразу же вспомнила о палисаднике. У миссис Харрис было приятное лицо, сейчас искаженное следами напряженной работы ума и страданием. Ее тело было настолько изуродовано артритом, что, казалось, все ее кости были сначала переломаны, а потом сложены не в том порядке. Правой рукой она щипала кусок материи, который зажимала левой; крохотные обрывки ниток сформировали некоторое подобие сугроба у нее на коленях. Старушка уставилась своими обведенными красным глазами на Брайанта. Когда она заговорила, комната наполнилась звуками сильнейшего акцента, характерного для Черной Страны. – Он был плохим пареньком, детектив. А тюрьма его справила. – Миссис Харрис, нас больше интересует то, что произошло с вашим сыном ночью, а не то, каким он был, – сказала Ким Стоун, отталкивая собаку. Миссис Харрис не мигая уставилась на Ким. У нее были красные, но сухие глаза. – То, чего он понаделал, было ужасно и отвратительно, так што этого мне не замолить. Он согласился со всеми обвинениями и не стал слишком много болтать. И не споря согласился с приговором. А вернулся он другим человеком, который сожалел о том, што сделал с этой бедняжкой. Ежели он мог бы все повернуть назад, то не сделал бы это… Глаза женщины наполнились слезами, и она покачала головой. Страстная защита ее сына закончилась, и она осталась один на один с жестокой реальностью – сын был мертв. – Мой паренек нигде не мог найти работу, – продолжила она дрожащим голосом. – Это было пятном на всю оставшуюся жизнь! – Миссис Харрис, – произнесла Стоун, стараясь сохранить нейтральное выражение лица, – мы твердо намерены найти убийцу вашего сына. И его прошлое не имеет к этому никакого отношения. Несколько минут миссис Харрис не отводила от Ким глаз. – Я вам верю. – Не могли бы вы рассказать нам, что произошло вчера вечером? – вступил в разговор Брайант. – Он помог мне лечь около десяти вечера, – женщина промокнула щеки наполовину общипанным куском ткани. – Потом включил радио. Я привыкла засыпать под вечерние выпуски разных там ток-шоу. Потом он позвал Барни и вышел с ним на прогулку. По вечерам они всегда долго гуляют. Барни не очень-то жалует других собак. Иногда Алан заглядывал в «Торнс» и выпивал там полпинты, прежде чем они направлялись в парк. Ешшо он покупал там пакет шкварок, и они съедали его на двоих с Барни. – И когда он обычно возвращался? – Обычно в половине двенадцатого. Я никада не засыпала, пока он не возвращался в дом. Боже, боже, боже… Никак не верится, што он умер. И кто мог совершить такое? – задала она вопрос Брайанту. – Боюсь, что этого мы пока не знаем. А вы не знаете, были ли у него какие-нибудь стычки с соседями? – Соседи прекратили разговаривать с нами опосля того, как я приняла его после тюрьмы. Думаю, што ему вслед неслись разные гадости, кода он выходил днем. Однажды он пришел с синяком под глазом, но ничего об этом не говорил. Мы получили парочку непристойных писем и телефонных звонков с угрозами. А пару месяцев назад к нам в окно влетел кирпич. Ким почувствовала жалость к этой одинокой женщине. Несмотря на то что сотворил ее сын, она приняла его и пыталась защитить. – А письма у вас не сохранились? И телефонные номера вы не записывали? Миссис Харрис покачала головой: – Нет, детка, письма Алан выбросил, и мы сменили номер телефона. – А после кирпича вы не обращались в полицию? – Может быть, вы двое действительно хотите найти убийцу, но мне кажется, што кирпич, влетевший в окно бывшего насильника, никого не заинтересовал бы. Стоун ничего не ответила – она знала, что миссис Харрис, скорее всего, права. Никаких улик в угрозах и в том, как к нему относились окружающие, не было, так что Ким решила продолжить. – Он всегда брал с собой бумажник? Знаете, на тот случай, если заскочит в паб? – Нет. И он никогда не ходил в паб по пятницам и субботам – там слишком много народа. Так што его бумажник на столе в другой комнате. – А ножа он для самообороны не носил? – поинтересовался Брайант. – Мне он об этом ничё не говорил, – нахмурилась миссис Харрис. Дальнейшие вопросы прервал стук в дверь. Констебль, присутствовавший при беседе, пошел открывать. Стоун лениво подумала, как эта слабая женщина будет со всем справляться, когда исчезнут ее помощники. Наверное, все как-то устроится и ей сохранят социального работника… – Это из Синего Креста[110], – печально произнесла миссис Харрис. Не успела она произнести эти слова, как собака вновь прижалась к ногам Ким. Женщина ничего не стала делать – было ясно, что от собаки можно избавиться, только дав ей хорошего пинка. – Синий Крест? – переспросил Брайант. – Это тот приют, в котором мы взяли Барни. Они пришли забрать его назад. Я не смогу за ним смотреть. Но это нечестно. – Ее глаза наполнились слезами. – Мой мальчик любил этого пса, любил думать, что дал ему еще один шанс… Мужчина и женщина с логотипами центра на куртках вошли в комнату. – Его поводок вон там. Тюфяк в гостиной, и не забудьте коричневого медвежонка. Это его любимая игрушка. Дрожащее тело собаки прижималось к ногам Стоун. Женщину охватила печаль. Собаке не важны прошлые преступления ее хозяина – он был ее верным и надежным другом, а теперь его жизнь неожиданно оборвалась. Мужчина собрал собачьи пожитки, а женщина взяла поводок. – Прости, Барни, но я не смогу смотреть за тобой, приятель, – миссис Харрис наклонилась и в последний раз приласкала пса. Она пристегнула ошейник и повела собаку на выход. В дверях Барни остановился и посмотрел на Ким печальным вопросительным взглядом. Она молча наблюдала, как собаку уводят от всего того, что ей было знакомо. Сейчас пса вновь вернут на витрину, и он вновь будет ждать своего шанса. Стоун очень хорошо знала это чувство. – Пошли, Брайант. Мне кажется, что мы узнали все, что хотели, – Ким резко поднялась со своего места. Глава 12 Александра Торн направлялась в сторону Крэдли-Хит, восхищаясь своей собственной способностью к адаптации. В деле, которым она занималась, разочарования были просто неизбежны. Шейн практически предал ее, но ей все-таки удалось превратить это небольшое поражение в свою победу, да еще так, что этого никто и не заметил. Исследования Алекс всегда сопровождались какими-то потерями, но ей еще не приходилось сталкиваться с ущербом, который повлиял бы на конечный результат. Разочарования были частью ее деятельности, но находчивость всегда ее выручала. Как, например, теперь. После событий предыдущей ночи посещение Хардвик-хаус с тем, чтобы убедиться, что там все в порядке, выглядело вполне уместно; ну а если удастся ко всему прочему поговорить с Барри, то день действительно будет прожит не зря. Доктору Торн нужно было что-то, что отвлекло бы ее от мыслей о Руфи. Алекс была вынуждена смириться с тем, что она сможет узнать какие-то новости только во время их следующей встречи. Все газеты кричали о произошедшем, но полиция все равно не сможет сложить эту мозаику, особенно если Руфь слушала ее внимательно и избавилась от ножа. День был солнечный, но ветреный. С шевелящихся ветвей деревьев ветер сдувал последние признаки зимы. Проезжая через Крэдли-Хит, она остановилась возле супермаркета «Теско» и купила там недорогие пирожные и печенье. Стоило это не так дорого, а вот впечатление производило отменное. Подъехав к Хардвик-хаус, Алекс заметила несколько новых машин. Уикенд – значит, к резидентам приехали посетители. – А вот и кое-что к столу, – сказала Алекс, входя в кухню. Дэвид повернулся к ней, и она увидела, что в руках у него телефон и мужчина внимательно слушает говорящего. Разъединившись, он покачал головой. – Всё в порядке? – А что это ты так быстро вернулась? – Так что, мне просто оставить эти вкусняшки и можно уматывать? – Вопрос прозвучал жеманно. – Прости, я не это имел в виду. – Просто хотела убедиться, что с Малкольмом и Шейном всё в порядке, – иногда Торн и сама удивлялась, насколько убедительно могли звучать ее слова. Эти два лузера ее совершенно не волновали, а вот Барри – совсем другое дело. – Малкольм выглядит так, как будто продержался десять раундов против Тайсона[111], а потом на скользкой дороге его переехал грузовик, но настроение у него неплохое. Чувствует себя как настоящий мужчина, потому что не вызвал полицию. Сейчас его сестра в кабинете вместе с ним. Она мне уже плешь проела за то, что я допустил такое, но то, что Шейна уже нет здесь, ее немного успокоило. – Уже нет? – удивилась Алекс. Она тоже была этому рада. – Он исчез ночью. – Дэвид развел руками. – Утром я пришел к нему, чтобы поговорить, но его комната была пуста. Я послал ему несколько сообщений на телефон, но он, по-видимому, его отключил. – Дэвид, поверь, мне очень жаль! Я знаю, как он тебе нравился. – У бедняги нет никого в целом свете. Да и по жизни ему вечно не везло. Я действительно думал, что мы сможем ему помочь. – Он уже взрослый человек. Так что должен отвечать за свои решения. Может быть, ему просто было стыдно встречаться с Малкольмом и он решил, что так будет лучше. В конце концов, теперь тебе не придется уговаривать его уйти. Глава 13 – Привет, Дуги, – произнесла доктор Торн, не поворачиваясь. – И тебе не надоедает все время таскаться за мной? Аутист покачал головой и переступил с ноги на ногу. Алекс открыла было рот, чтобы сказать еще что-то, но передумала. Злиться на Дуги было совсем неинтересно. Она любила, когда у ее противников была в голове хоть одна извилина. Алекс взяла блюдо с печеньем и прошла в кабинет. Рэй, самый старый резидент, сидел на одном из диванов и мучился от молчания, повисшего между ним и его дочерью, которую он едва знал. Рэй был живым воплощением того, о чем мечтал Джереми Хардвик, когда открывал этот дом. Когда Рэй сел в 1986 году, жесткий диск компьютера занимал помещение размером с комнату, мобильный телефон был размером с небольшой чемодан, а создателю «Фейсбука» было всего два года. Торн подошла к ним с блюдом в руках. Лучше, конечно, было бы не тратить драгоценное время на подобные банальности, но внешний антураж всегда играл для нее важную роль. Сидевшие взяли по печенью и поблагодарили ее. Оба были рады, что Алекс нарушила их молчание. Малкольм сидел в дальнем углу. Он имел глуповатый вид и был явно напуган присутствием своей строгой младшей сестры. Для привыкшей доминировать женщины Малкольм мог бы стать идеальным мужем. Он был просто создан для этого положения. Алекс одарила его одной из своих улыбок и скромно опустила глаза. Она оглядывала комнату, когда за спиной у нее раздался голос: – Э-э-э… простите меня, вы же доктор, не так ли? Алекс с удивлением увидела, что на нее смотрит назойливая сестрица Малкольма. У нее было несчастное выражение лица, торчащие в разные стороны зубы и маленькие косые глазки. – Меня зовут Александра Торн, и я… – Так, значит, это вы та женщина, которая отговорила моего брата вызывать полицию? Женщина выдвинула вперед рябой подбородок и уперла руки в бока. Алекс едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Разница в росте вызвала у нее желание наклониться и погладить женщину по голове. Как было бы здорово, если б ей не надо было проводить время с такими никчемными людьми… – Вы не хотите объяснить мне, почему сделали это? – Мне кажется, что я ничего никому… – Вы только посмотрите на него, – женщина указала на Малкольма, который продолжал сидеть с выражением ужаса на лице. – Как же вы могли позволить этому негодяю сотворить такое, да еще и избежать наказания?! – Не вызывать полицию было решением самого Малкольма. Женщина фыркнула, как молоденькая девчонка. – Ну конечно, так я и думала, – она окинула Алекс взглядом. – Это всё вы, с вашими шпильками и джинсами от Виктории Бэкхем, – он бы отдал на съедение своих племянниц, если б вы его об этом попросили! Как по команде мимо них пронеслись две девочки, задев левое бедро Алекс. У нее даже появилось желание проверить правильность утверждения сестрицы. Люди в комнате стали обращать на них внимание. Алекс дошла до точки кипения. – Я не заставляла вашего брата делать что-либо, – произнесла она, понизив голос. – Он вполне взрослый мужчина и способен думать своей головой. – Ага, я так и думала. Я вижу вас насквозь! В этом Алекс сильно сомневалась, но тем не менее смиренно улыбнулась: – И что же вы видите? – Вы за ним охотитесь! Вот что я вижу. Ну конечно, именно это, подумала доктор Торн, чуть не рассмеявшись в лицо женщине. – Вы хотите полностью подмять его под себя с тем, чтобы он был вынужден на вас жениться, – капля слюны, вылетевшей изо рта говорившей, попала Алекс на щеку. Это было уже слишком. Мягко взяв женщину под руку, доктор Торн отвела ее в угол, не переставая улыбаться для приличия. Говорила она очень тихо. – Послушай, глупая, невежественная сука: я действительно сделала так, что Малкольм не вызвал полицию, и за это ты мне должна быть, черт побери, благодарна. Шейн обвинял Малкольма во всех смертных грехах, включая и сексуальные домогательства по отношению к двум твоим маленьким идиоткам. Любой прибывший офицер был бы обязан проверить эти обвинения, что привело бы к болезненному и унизительному физическому обследованию двух этих милашек – не говоря уже о том, что их вполне могли у тебя забрать! Алекс была вознаграждена тем, что рот женщины широко раскрылся и вся слюна в нем высохла. – Поэтому советую тебе заткнуть свой маленький злобный роток и продолжать посещать своего брата, стараясь держаться подальше от того, что тебя не касается, – улыбка не сходила с губ Алекс. В ответ женщина еле заметно кивнула. Доктор Торн отвернулась и глубоко вздохнула. Теперь можно заняться истинной причиной ее визита. Глава 14 Алекс обнаружила Барри в самом дальнем углу комнаты, где тот в одиночестве читал журнал. Она подошла к нему и протянула блюдо. – Хочешь яблочный тёрновер[112]? – Это что, предложение или приказ? – Думай сам. – Доктор Торн устроилась рядом с ним. – Как дела? В ответ мужчина пожал плечами и вернулся к журналу. Его голова была только что выбрита, а тело казалось более мускулистым, чем она его помнила. Перед тем как попасть в тюрьму, Барри выступал на полупрофессиональном ринге – правда, на суде это ему совсем не помогло. Алекс вытянула перед собой ноги и скрестила их в щиколотках. Она сдержанно покашляла, увидев, как девчонки подбежали к столу, схватили сладости и вновь убежали. Если б она была здесь одна, то обязательно поставила бы им подножку, но сейчас ей пришлось поневоле сдержаться. – Очаровательные детки, правда? Барри даже не взглянул на девочек. – Эй, ты меня слышишь? – Да. – Ты единственный человек в этой комнате в одиночестве, так что награждаю тебя призом своего утешения. – Ага. – Так не надо сдерживаться. Я же вижу, что ты весь горишь от волнения и просто не хочешь этого показывать! Честное слово, эти мужики все такие ранимые… Сначала Шейну не понравилось, что она перестала с ним общаться, а теперь Барри пытался наказать ее за то же самое. Но это не важно. Он все равно будет ее. – Пусть будет так. Доктор Торн наклонила голову набок. – Вижу, что ты сегодня не в настроении со мной общаться. – Вот это да! – громко рассмеялся Барри. – Да вы сами не разговариваете со мной уже много месяцев! – Я знаю, Барри, и мне очень жаль, – Алекс решила притвориться ангелом. – Все дело в том, что здесь есть люди, которым моя помощь нужна гораздо больше, чем тебе. Ты же, кажется, уже пережил самый тяжелый период. Мужчина что-то проворчал, и доктор Торн с трудом сдержала улыбку. Она прекрасно знала, что до конца этого тяжелого периода ему еще очень далеко. Весь ее план был построен именно на этом знании. – Да ладно тебе, – она слегка подтолкнула Барри локтем. – А я-то была уверена, что мы с тобой друзья… Так чего ж ты разозлился? – Я уверен, что Дэвид успел вам все рассказать. – Нет, – легко соврала Алекс. – Сейчас я здесь не как официальное лицо, так что он не делится со мной своими историями. Тут все зависит от самого человека… Ей надо было услышать собственный рассказ Барри, чтобы понять, в чем кроются его слабые места. Дэвид сообщил ей факты, но Алекс необходимо было разобраться в эмоциональных триггерах. Она уже заметила, что Барри не мог смотреть на этих маленьких девочек – они напоминали ему о том, что его собственная дочь теперь воспитывалась чужим человеком. Его собственным братом. Барри тем временем уставился на сладости. – Ну хорошо, – продолжала давить доктор Торн, – покончим с этой односторонней беседой. Хочешь, задай мне вопрос – и я на него отвечу. – Вы замужем? У вас есть дети? – Он посмотрел на нее с интересом. – С мужем я разошлась, и у меня есть дочь, – ответила Алекс, глядя на девочек. Она опустила глаза. Это была хорошая сказка, которая приблизит его к ней. Ей нужно было это сходство людей, разлученных с ребенком. – И где же детка? – слегка покашлял Барри. – С отцом. Сегодня его уикенд. – Алекс отвернулась. – Послушайте, мне очень жаль… – Всё в порядке, – она отмахнулась от его извинений. – Расставаться всегда сложно, но мы пытаемся найти выход. Отлично, подумала Торн. Теперь он ощущает вину за то, что причинил ей боль. Это поможет ему раскрыться. Его историю она знала наизусть. Барри был боксером-любителем и обладателем молодой жены. Под ее давлением он ушел из спорта и занялся развозом товаров на автомобиле. Через какое-то время его жена забеременела, но через восемь месяцев зародыш у нее в животе перестал дышать. Так что родила она уже мертвого ребенка. Барри мужественно пытался перенести свалившееся на него несчастье – и вернулся в спорт, чтобы каким-то образом облегчить свою боль. С каждым боем ему доставалось все сильнее и сильнее, но остановиться он не мог. Так что в то время, когда Барри надо было бы утешать жену, этим вместо него занимался его брат. Когда он их застукал, Барри так избил брата, что того парализовало от поясницы и ниже. А через семь месяцев Лиза родила ребенка Барри. Девочку. – А чем занимается ваш муж? – негромко спросил мужчина. – Решил поставить все на карту, – Алекс посмотрела ему прямо в глаза. – Завел интрижку? Она кивнула. – И вы ее знаете? – Барри покачал головой. Доктор Торн подумала было о том, чтобы ввести в свой выдуманный сценарий лучшую подругу, но ей показалось, что это будет, пожалуй, уже злоупотребление его доверием. – Да нет. Какая-то девица, с которой он познакомился в кафе. Бариста[113], или как они там называются. Она, наверное, кажется ему менее требовательной. – Спорю, что вам это нравится. – Восхитительно, – улыбнулась Алекс. – Ну и кто из нас двоих сейчас «мозгоправ»? У меня такое чувство, что в конце беседы ты вручишь мне счет за услуги. – Ну да, на пару сотенных бумажек. – В голосе Барри прозвучал сарказм. – В любом случае хватит обо мне. Расскажи мне, как ты живешь? – спросила доктор Торн, которой не терпелось возобновить эксперимент. – Не так уж хорошо. Они поженились, – ответил он несчастным голосом. – Барри, ради бога, прости меня. Я не знала… – Вы здесь ни при чем, – отмахнулся он от ее извинений. Алекс немного помолчала, чтобы он мог осознать слова, которые только что сказал. Теперь пора начинать. – Она его любит? – спросила она нежным голосом. Как она и хотела, этот вопрос вызвал у него боль. В глазах у мужчины мелькнула неуверенность. – Не знаю. То есть, наверное… Она же вышла за него. – А ты не думал, что Лиза вышла за него из-за чувства ответственности? – А это имеет какое-то значение? – Если б я все еще ее любила, то для меня – да, – мягко произнесла доктор Торн. – Она все равно никогда не примет меня назад, – покачал головой Барри. Несколько секунд Алекс молчала. – Х-м-м-м… А вы с братом дрались, когда были детьми? – Это первый профессиональный вопрос, который вы задали, – улыбнулся мужчина. – Прошу прощения. Мне просто интересно, было ли это простым совпадением. – Что именно? – нахмурился Барри. – Подожди-ка, ты сам только что сказал, что я не могу быть «мозгоправом». Ты уж как-то реши для себя… – Продолжайте. – Иногда братья и сестры в детстве соревнуются между собой. Обычно – за любовь или признание родителей. Когда ребенок чувствует, что его брат или сестра умнее, привлекательнее или более любим, он вступает в соревнование, стараясь имитировать поведение более успешного родственника. Обычно такое соревнование исчезает само собой, когда дети вылетают из родительского гнезда, но иногда такая ревность сохраняется и в зрелом возрасте. Алекс видела, что Барри серьезно задумался о сказанном. Еще бы! Каждый, у кого есть брат или сестра, может вспомнить о драках из-за игрушек, одежды или музыкальных дисков. И это абсолютно нормально. Доктор Торн пожала плечами, как будто все это мало ее волновало. – Понимаешь, все выглядит так, будто ты во всем винишь только себя и не знаешь, какая часть твоих терзаний тобою просто придумана. Поэтому повторю свой вопрос – она его любит? – Я все-таки не понимаю, почему это так важно? Она никогда не сможет меня простить! – Это действительно неважно, если ты уже сдался. – Но что я… – Ты сам говорил, что готов ей все простить, только бы восстановить семью. А откуда ты знаешь, что она не думает так же? Сейчас брат украл у тебя твою жизнь. Он забрал у тебя жену и стал отцом твоей дочери, а ты даже не знаешь, любит ли его твоя жена! Почти готов. Ну и последний удар. – Ты не должен ему завидовать. Сам подумай, как он живет? Он прикован к инвалидному креслу. Может быть, милосерднее было бы, чтобы он вообще не выжил… – Алекс помолчала. – Может быть, это было бы добрее по отношению к твоей жене. Барри, не отрываясь, смотрел на нее. В глазах у него появились проблески новой надежды. – Может быть, она обо всем жалеет и хочет, чтобы ты вернулся. – Доктор Торн пожала плечами и вздохнула: – Вернулся сильным мужчиной, которого она когда-то любила, и настоящим отцом ее дочери. Но в то же время никак не может забыть о своей обязанности ухаживать за твоим братом. – Не знаю… – У Барри был смущенный и взволнованный вид. – Знаешь, – сказала Алекс, слегка наклоняясь к нему и сгибая ноги, – я тоже сказала мужу, что никогда его не прощу. Но если завтра он появится у меня и будет искренне сожалеть о содеянном, я, наверное, дам ему еще один шанс. Я его люблю, скучаю по нему, и он, в конце концов, отец моего ребенка! Проще говоря – я хочу вернуть семью. Барри несколько минут сидел молча, а потом встал. – Пойду прогуляюсь. Мне необходимо проветриться. Торн кивнула и улыбнулась, затем взяла с подноса печенье. Этот эксперимент похож на игру в волчок. Закручиваешь его как можно сильнее, а потом ставишь на пол, совершенно не зная, в какую сторону он двинется. Глава 15 Ким отбросила последний отчет. Абсолютно ни черта – ни от водителей автобусов, ни от таксистов, ни от жителей. Мужчину убивают ножом посреди города, и никто ничего не видит и не слышит! – Есть еще один отчет, – сказал Брайант, роясь в бумагах у себя на столе. – Ну, конечно! Восемнадцатилетнему юнцу, абсолютно обдолбанному, показалось, что он видел кого-то сидящим на стене возле автобусной остановки в четверть двенадцатого ночи. – Вот именно. А последний автобус прошел в… – Это не назовешь прорывом, правда? Кто-то, сидящий на стене возле остановки… – А может быть, это сделали подземные гномы? – вздохнул Брайант. – Что ты сказал? Сержант взял их кружки и отошел к кофеварке. – У шахтеров есть рассказы о сказочных существах, которых они называют подземными гномами. Когда эти гномы сердятся, то прячут инструменты, свечи или неожиданно выскакивают из-под угольных пластов и всячески осложняют всем жизнь. Их никто никогда не видел, но никто не сомневается, что они живут в шахтах. – Ты нам всем очень помог. Итак, теперь мы занимаемся поисками чертовой феи Дин-Динь[114]. – Вооруженной пятидюймовым кухонным ножом, если судить по ранениям, – добавил Доусон. – Предварительные исследования показали, что смертельным был уже первый удар, который попал прямо в легкое. Раздался телефонный звонок. Стоун не обратила на него внимания. Брайант снял трубку. – И удар жертве был нанесен снизу вверх – или потому, что убийца знал, куда бить; или потому, что у них была значительная разница в росте. Остальные раны были нанесены то ли от ярости, то ли от разочарования. – Шеф… – В чем дело? – Ким повернулась к Брайанту. – Нам везут возможное орудие убийства. – И где его нашли? – спросила Стоун, а ее мозг был уже занят обработкой новой полученной информации. – Заброшенный участок земли на Дадли-роуд. Там кто-то из местных пасет лошадей. – На дороге, которая ведет… – В Лай, – ответил Брайант. – И к дому Руфи Уиллис. Глава 16 Стоун подождала, пока они с Брайантом не оказались одни в машине, прежде чем задать мучивший ее вопрос. – Он что, опять начал, а? Если б Ким считала, что ее напарнику нужны какие-то подробности, то назвала бы их. – Ты что, заметила галстук прошлой ночью? – вздохнул Брайант. – И ботинки тоже, – кивнула она. – Не говоря уже о поведении. Когда Доусон обманывал свою невесту, в нем появлялось какое-то нахальство, которое их никогда не обманывало. Брайант остановился на светофоре, который Ким наверняка попыталась бы проскочить. – После последнего раза можно было подумать… Больше ему не надо было ничего говорить. Буквально через пару месяцев после рождения их общей дочери невеста Доусона выяснила, что он изменял ей во время беременности. Она вышвырнула его из дома, и всей команде пришлось страдать, пока тот пытался вымолить прощение. В конце концов это ему удалось. – Не знаю, – сказал Брайант, – по-моему, этот придурок не способен ценить то, что имеет. И поэтому то теряет, то находит это, подумала Стоун, но промолчала. Частная жизнь Доусона была его личным делом, а вот его отношение к работе – нет. Дом с террасой в двух улицах от места преступления был ничем не примечателен. Он находился в ряду одиннадцати таких же одинаковых домов, стоявших вдоль дороги. Палисадников перед ними не было, а каменная стела в самом центре этого ряда гласила о том, что дома были построены в 1910 году. – Командир, ты действительно считаешь это хорошей идеей? Ким понимала сомнения сержанта. Обычно так не делалось, но некое внутреннее чувство не давало ей покоя. У нее уже так бывало, и Стоун хорошо знала, что не успокоится, пока не удовлетворит свое любопытство. – Ради бога, Брайант! Я вовсе не собираюсь войти в дом и немедленно арестовать ее. Просто хочу с ней поговорить. Казалось, это его не успокоило. Они молча ждали, пока на их стук ответят – наконец дверь открыла женщина, одетая в синий спортивный костюм. На лице у нее было выражение вины, которая ее переполняла, и Ким сразу все поняла. Перед ней была Руфь, жертва насильника. А когда она встретилась с ней глазами, то сразу же поняла, что смотрит на Руфь-убийцу. – Детектив-инспектор Стоун и детектив-сержант Брайант. Вы позволите нам войти? Женщина на мгновение заколебалась, но потом отступила в сторону. Ким заметила, что она не потребовала ни их документов, ни каких-либо объяснений. Вслед за Руфью Стоун прошла в гостиную. На стенах была расположена история всего детства Руфи: смесь профессиональных постановочных фотографий, где задником служила синяя материя, и любимых семейных фото, которые были увеличены и забраны в рамки. Других детей на фотографиях не было. Телевизор был включен на канале «Скай ньюс». Ким знаком показала Брайанту, что сама хочет начать беседу. В ответ сержант взглядом посоветовал ей не перегибать палку. А Ким и не собиралась этого делать. В отличие от Брайанта, она уже знала, что поиски закончены. – В чем дело, офицер? – спросила Руфь, уменьшая звук с помощью пульта. Стоун подождала, пока их взгляды не встретились. – Мы пришли, чтобы сообщить вам, что два дня назад недалеко отсюда, на Торнс-роуд, был убит мужчина. Руфь попыталась не отводить взгляда, но ей это не удалось. Ее глаза, не останавливаясь, забегали между двумя полицейскими. – Я что-то слышала по телевизору. – Убитый оказался Аланом Харрисом. – Ах, вот в чем дело… Ким заметила, что Руфь старается сохранить невозмутимое выражение лица, так как не может найти правильного ответа. С каждой минутой шестое чувство Стоун беспокоило ее все меньше и меньше. – Мужчину четыре раза ударили ножом. Смертельный удар прошел через… – Я уже все поняла, но какое это имеет отношение ко мне? Она попыталась говорить нормальным голосом, но от этого тот задрожал еще сильнее. – Мы и пришли сюда для того, чтобы выяснить это, мисс Уиллис. Ким старалась сохранить на своем лице дружелюбное выражение. Поспешность нужна только при ловле блох. Стоун села, и Руфь последовала ее примеру. Заметно напрягшиеся ладони женщина положила на колени. – Мы знаем, что он сделал с вами, Руфь. Он изнасиловал и избил вас почти до смерти. Не буду притворяться, что знаю, как вы чувствуете себя после такого. Не могу себе даже представить весь этот страх, всю ярость и весь ваш ужас. Руфь промолчала, но кровь стала быстро отливать от ее лица. Женщина использовала все силы, чтобы скрыть свои истинные эмоции, но язык тела выдавал ее. – Когда вы узнали, что его выпустили? – Несколько месяцев назад. – А каким образом? – Не помню, – пожала плечами Руфь. – Вы живете всего в нескольких милях от его дома. Вам приходилось с ним встречаться? – Честно говоря, я не помню. – А что вы почувствовали, когда узнали, что он на свободе? Ким заметила, что Руфь непроизвольно погладила шрам на запястье, который теперь все время напоминал ей о попытке самоубийства. – Знаете, я над этим как-то не думала, – ответила она, отвернувшись к окну. – Я ведь мало чем могла на это повлиять. – Вы считаете, что его наказание было справедливым? – продолжала давить на нее Стоун. Глаза Руфь неожиданно вспыхнули от эмоций, и Ким поняла, что женщина могла бы многое сказать по этому поводу, но предпочитала молчать. – Что вы почувствовали, когда он наконец получил то, что заслужил? Руфь сжала челюсти, не решаясь заговорить. Ким чувствовала недовольство Брайанта, но все это были совсем не праздные вопросы. Она успела сформулировать их еще в машине и ожидала на них очень эмоциональной реакции. Реакция невинного человека на подобное зондирование была бы мгновенной и совсем непричесанной. «Этот мерзавец должен был сесть навечно!» или «Я чертовски рада, что он наконец-то сдох к чертовой матери!» Глаза Руфи должны были гореть огнем, и она должна была быть полна эмоций – вместо этого молчаливого признания фактов и отказа говорить из-за неспособности просчитать правильную реакцию на вопросы полицейских. – Я не очень понимаю, как это связано с убийством. Голос женщины стал ломаться, и ее руки на коленях сжались. – Прошу прощения, мисс Уиллис, но я вынуждена спросить вас, где вы были вечером пятницы между девятью и двенадцатью? – Здесь. Я смотрела телевизор. Стоун заметила, что голос женщины стал выше – эти слова она мысленно отрепетировала множество раз. – А кто-нибудь может подтвердить, что вы не выходили из дома? – Я… м-м-м, выскакивала в местное кафе около половины десятого. Значит, кто-то из соседей видел ее в это время, и ей пришлось придумать историю с кафе, подумала Ким. – И если мы поговорим с хозяином, то он подтвердит, что обслуживал вас около половины десятого? – уточнила Ким. – Ну-у-у, я не знаю… – Было видно, что Руфь охватила паника. – Народу там было много. Он мог и не запомнить. – Я уверена, что он вспомнит. – Стоун ободряюще улыбнулась собеседнице. – Ведь это ваше местное заведение – за это время вы бывали там несчетное количество раз. В конце концов, вы живете здесь всю жизнь. – Все правильно, но хозяин в тот вечер не работал, а остальных я не очень хорошо знаю. Руфь сама себя загнала в угол, и Ким с радостью последовала за ней. – Никаких проблем! Просто опишите мне того, кто вас обслуживал, чтобы я была уверена, что говорю с тем, с кем надо. Стоун видела, как силы покидают Руфь. Она ведь упомянула об алиби, которое не подтвердится, а любые изменения на этом этапе вызовут сильные подозрения. Невинным людям ни к чему придумывать себе алиби. Ким встала, и Руфь подняла на нее взгляд. Лицо женщины было серого цвета, глаза – испуганными, а обессиленное тело напоминало истрепанную бурей палатку. – У нас есть орудие убийства, Руфь, – негромко сказала Стоун. – Оно лежало там, где вы его оставили. Женщина закрыла лицо руками. Ее тело сотрясалось от рыданий. Ким повернулась к Брайанту, и их взгляды встретились. В них не было ни радости, ни триумфа. – Руфь, то, что Алан Харрис сотворил с вами, было совершенно ужасно, но мне кажется, что вы должны знать, что он сожалел об этом, – сказала Ким, усаживаясь рядом с девушкой. – Мы все надеемся, что тюрьма может перевоспитать преступника, но не всегда верим в его окончательное исправление. Однако в данном случае все произошло именно так. Алан Харрис искренне сожалел о том, что когда-то сделал… – Руфь Уиллис, я арестую вас… – начал Брайант. – Мне не было страшно, – произнесла Руфь еле слышно, когда Ким уже собралась вставать. Услышав эти слова, инспектор вернулась на свое место. – Я нервничала, но не боялась, – повторила Руфь еще раз. – Мисс Уиллис, все, что вы сейчас скажете, может быть… – попытался вставить Брайант. – Оставь, – покачала головой Стоун. – Разве ты не видишь, что ей надо выговориться? – Я следила, как он вышел из парка. Стояла на перекрестке. Я чувствовала свою силу и правоту. Пряталась в тени в подъезде магазина. Он наклонился, чтобы завязать шнурок. Собака посмотрела прямо на меня, но не залаяла, – она подняла к ним залитое слезами лицо. – Ну почему она не залаяла?! Ким покачала головой. – Я даже хотела воткнуть нож ему в спину прямо там, но это было бы неправильно. Мне нужен был мой свет. Стоун взглянула на Брайанта, который в ответ лишь пожал плечами. – Я была уверена в себе и полностью контролировала ситуацию. Пошла за ним и спросила, сколько сейчас времени. – Руфь, мы должны… – Я воткнула нож ему в живот. И опять ощутила его кожу на своей, но на этот раз на моих условиях! У него подогнулись ноги, и он зажал рану правой рукой. Кровь просачивалась сквозь пальцы. Он посмотрел вниз, а потом опять на меня. А я все ждала. – Ждали? – переспросила Ким. – Я выдернула нож и ударила его еще раз. И опять стала ждать. Ким хотела спросить, чего же она ждала, но не решалась прервать это признание. – А потом я ударила его еще раз и еще. И услышала, как его череп ударился об асфальт. Глаза у него стали закрываться, и я ударила его, но он не хотел возвращать… – Что именно возвращать, Руфь? – мягко спросила Стоун. – И тогда я захотела все повторить. Потому что что-то было не так! Она все еще была у него. Я кричала и требовала, чтобы он вернул, но он уже не шевелился. – А что у него было такое, что принадлежало вам, Руфь? – Моя легкость бытия. Он не вернул мне мой свет, – Руфь взглянула на Ким так, как будто это было совершенно очевидно. Ее тело тотчас согнулось, и она захлебнулась рыданиями. Стоун еще раз посмотрела на Брайанта, который в недоумении пожал плечами. Целую минуту инспектор сидела молча, а потом кивнула своему напарнику. Брайант сделал шаг в сторону женщины, которая только что призналась в убийстве. – Руфь Уиллис, я арестую вас по обвинению в убийстве Алана Харриса. Вы можете хранить молчание, но все, что вы сейчас… Ким вышла из дома еще до того, как детектив-сержант закончил. Она не испытывала ни триумфа, ни гордости от очередной победы – только удовлетворение, что смогла поймать человека, совершившего преступление, и что ее работа закончена. Жертва плюс преступник равняется раскрытому преступлению. Глава 17 В гараж Ким зашла уже после двенадцати ночи. Тихая семейная улица, на которой она жила, уже заснула в предвкушении наступления новой рабочей недели – это было ее любимое время суток. Стоун включила «Айпод» и выбрала ноктюрны Шопена. Фортепианное соло расслабит и поддержит в ранние утренние часы, пока ее тело не потребует сна. Вуди тоже не улучшил ей настроение. После того как она отправила всех своих по домам, он подошел к ее столу с подарками: с сэндвичем и кофе. – Что же мне не понравится на этот раз, сэр? – спросила Ким. – КСУП[115] хотела бы иметь более надежные доказательства по этому делу. Хотят подвести психологическую основу, чтобы какой-нибудь умник-защитник не смог потом говорить об ограничении ответственности[116]. – Но… – Все должно быть безукоризненно. – Завтра я поручу это Брайанту и Доусону. – Нет, я хочу, чтобы вы сами занялись этим, Стоун, – покачал головой Вуди. – Но послушайте, сэр… – И не надо спорить. Просто сделайте то, что вам приказано! Ким громко и тяжело вздохнула, вложив в этот вздох все свое недовольство. Это ничего не изменило, но она хотела надеяться, что ее хотя бы услышали. – А теперь, ради всего святого, отправляйся домой, – улыбнулся Вуди, – и займись тем, чем ты обычно занимаешься, когда ты не на работе. Так она и сделала. Усевшись на пол посреди разбросанных повсюду частей мотоцикла, Ким зарычала от отвращения. Она ненавидела подчищать хвосты. Дело закрыто. Она поймала плохого парня (или девочку) в течение сорока восьми часов после совершения преступления. Были зафиксированы признательные показания, а теперь эти уродцы из КСУПа хотят, чтобы она на всякий случай подтерла им задницы! Стоун скрестила ноги и оценивающе посмотрела на запчасти вокруг себя. Все детали мотоцикла были перед ней, и когда она их соберет, то на свет появится прекрасная классическая английская машина. Все, что ей осталось, так это понять, как их собрать. Спустя час Ким все еще сидела перед той же горой запчастей. Ее шестое чувство отказывалось успокоиться. Неожиданно ей в голову пришла мысль. Стоун встала и взялась за ботинки. Может быть, бессонница вовсе не связана с ее последним делом? Глава 18 Ким слезла с мотоцикла и открыла ворота, которые доходили ей до груди. Казалось, что все дома на улице имеют свой собственный замызганный подъезд и небольшую лужайку. Многие жители этого клочка муниципальной земли на границе с Недертоном воспользовались «правом на покупку»[117] и выкупили достаточно большие участки земли практически забесплатно. Семья Данн тоже купила один из таких участков. На этот раз здесь стояла тишина и не было слышно ни топота тяжелых ботинок, ни треска разбиваемой кувалдой входной двери. Была только Ким и набор отмычек. На этот раз она прошла по дому медленнее, чем при первом посещении. Никакой спешки уже не было. Дом тщательно обыскан, из него вынесено все, что могло бы сыграть роль в расследовании. В воздухе висело ощущение заброшенности, как будто жильцы были полностью стерты с картинки. Книжки и игрушки были свалены по углам. На кухне стояли готовые к использованию миски и коробка с хлопьями. Ведь, помимо разврата, в этом доме была и нормальная жизнь. И его жительницы временами были простыми маленькими девочками. Ким не спеша дошла до деревянной двери перед ступеньками, которые вели вниз. Она удивилась, что все они описывали это место как подвал, когда оно таковым не было. Инспектор видела подвалы в домах некоторых из ее приемных семей, которые находились в Центральных Графствах. Эти дома в просторечье называли «сросшимися», и они стояли по двадцать домов в ряд. Их строили хозяева заводов или шахт во времена промышленной революции, и в каждом таком доме размещались по шесть семей. Так вот, подвалы там были крошечными каморками, в которые вела пара каменных ступеней, и предназначались они для хранения угля. Этот же был совсем не таким. Дом специально перестроили, чтобы создать подобный подземный этаж. Многие мужчины мечтают о собственной берлоге, которую они могли бы назвать своим домом. О какой-нибудь беседке или отдельной комнате в доме, где они могли бы собирать модели или играть в компьютерные игры. А вот Леонарду Данну такая берлога нужна была для того, чтобы развращать своих дочерей. И то, что он кучу времени потратил на то, чтобы сделать эту берлогу удобной именно для разврата, добавляло к его порочности нечто такое, что Ким едва сдерживала рвоту. Сейчас место было почти пустым и выглядело вполне безвредным после того, как все улики были вывезены. Но Стоун видела все таким, каким оно было во время утреннего рейда. Гимнастический мат, лампа, цифровая видеокамера. Более того, акты разврата, которые здесь происходили, насквозь и навечно пропитали пол, потолок и стены помещения. В дальнем углу располагался стол – компьютер и диски давно увезли в участок. Теперь это помещение могло принадлежать и архитектору, и бухгалтеру, и любому другому, кто мечтал об одиночестве, чтобы подумать, сконцентрироваться или что-то создать. Она пересекла комнату и подошла к шкафу; в нем теперь не было одежды, которую Данн выбирал для своих извращенных игр. Во время сбора улик лампу отодвинули в самый дальний угол, но Ким хорошо помнила, где она стояла – рядом с камерой – и бросала луч света на гимнастический мат. В голове у Стоун мгновенно возникла картинка Дейзи, которая стоит в середине этого мата и тоненьким дрожащим голоском спрашивает своего «папочку», что ей делать дальше. Ким потрясла головой, чтобы избавиться от этого видения. Ей часто хотелось не вспоминать и не слышать некоторые вещи, но в голове у нее, к сожалению, не было отдельной кнопки «стереть». Стоун направилась к ступеням, все еще не понимая, что ее так притягивает в этой комнате. – Как бы мне хотелось положить этому конец гораздо раньше, Дейзи, – сказала она, глубоко вздохнув. Тень от ее руки упала на выключатель. Рука замерла, и пальцы мелко задрожали. Она обернулась и посмотрела на лампу. Чего-то во всем этом недостает. Отступив назад, Ким задумалась и наконец поняла, что же ее мучило. – Черт побери, только не это! – воскликнула она, бросаясь вверх по ступеням. Глава 19 Ким Стоун пролетела по участку, словно все еще сидела на мотоцикле, который уже остывал на стоянке. Просмотровая находилась на третьем этаже. В эту часть здания вход был ограничен. Ким позвонила в звонок и оперлась рукой о стену, глядя вверх, прямо в камеру, которая изучала черты ее лица. Она уже хотела позвонить во второй раз, но тут раздался знакомый щелчок. Стоун открыла дверь и вошла в тамбур. Первая дверь закрылась за ней, и теперь инспектор смогла ввести цифровой код, чтобы попасть внутрь помещения. В помещении без окон находилось восемь столов, стоявших попарно друг напротив друга. В глаза бросалось то, что здесь, по сравнению с другими помещениями участка, практически отсутствовали бумаги. В этой комнате люди могли посекундно просматривать записи камер наружного наблюдения и другие видеоматериалы, которые использовались в качестве доказательств преступления. Хотя в случае с Данном Ким не стала бы их просматривать, даже если б ей пообещали за это все мотоциклы Японии. – Привет, Эдди! Ты сегодня поздно? – спросила она, подходя к единственному занятому столу. Мужчина распрямился и расправил тело, которое ссутулилось от слишком долгих часов, проведенных за компьютером. Ким была уверена, что услышала какой-то треск хрящей. – Вы тоже, мэм? Стоун много раз встречалась с Эдди по делам, и все в нем было средним: средний рост, вес, комплекция и даже фотография на рабочем столе. Он не был человеком, который мгновенно привлекает к себе внимание. Но как только он заносил правую руку над клавиатурой, а в левую брал мышь, все в нем преображалось и на него было любо-дорого смотреть. – Эд, я хотела бы посмотреть на записи с… – Ее прервал звонок в дверь. – Сегодня здесь просто проходной двор, – заметил Эд, поворачиваясь к камере. – Это Брайант, – пояснила Ким. – А ты что, видишь сквозь стены? – искоса посмотрел на нее Эд. – Э-э-э, нет, конечно. Я вызвала его по телефону. Эдди застонал и нажал кнопку, открывающую дверь. – Послушайте, шеф, я понимаю, что вы не можете жить без меня, но… – сказал Брайант, на ходу снимая куртку. – Не льсти себе. Просто ты живешь ближе всех остальных. – Ну что же, по крайней мере, честно, – сержант бросил куртку на один из столов. Эдди оттолкнулся от стола и повернулся на стуле, какое-то время разминая пальцы на руках. – Итак, хоть и здорово, когда у тебя во время ночной смены есть компания, но так как пиццы и пива не видно, то я догадываюсь, что вы пришли сюда не на праздник. – Ты только посмотри, как он быстро догадался. – Ким повернулась к Брайанту: – Вот у кого тебе надо учиться… – Спасибо, шеф, но, может быть, вы объясните, из-за чего мне пришлось убрать свой ужин назад в холодильник? – Эдди, можно посмотреть диск под названием «Дейзи на пляже»? Эдди вернулся назад к столу, и через мгновение экран покрылся папками, каждая из которых имела свое название и была промаркирована датами и справочными номерами. Ким, как всегда, расстроилась, увидев такое количество папок. Пальцы Эдди летали по клавиатуре быстрее, чем она могла уследить за ними, так что весь экран неожиданно заполнился изображением дрожащей восьмилетней девочки. – Убери звук, – быстро распорядилась Стоун. Брайант старался смотреть куда угодно, но только не на экран. Ким оторвала взгляд от девочки, когда камера отъехала и они увидели комнату. Видео было именно таким, каким она его помнила. У нее мгновенно скрутило желудок. – А теперь, Эдди, покажи мне фотографии, которые мы сделали во время рейда. Через пару минут на экране появился новый файл. Кликнув по первому фото, Эдди стал их прокручивать. – Стоп, – сказала Ким, увидев фото номер 9. Оно было сделано под тем же углом, под которым снимала видеокамера. – Ты можешь поместить их рядом? На экране появилось два изображения: фотография и застывший кадр видео. – Брайант, какое мы тогда использовали освещение? Сержант все еще не мог заставить себя посмотреть на экран. – Точечную лампу, потому что Доусон не смог найти выключатель, Ким кивнула: – То есть условия абсолютно идентичные? – Наверное. – Ну что ж, давай смотреть, – сказала Стоун, жестом приглашая его поближе. – Ты видишь это темное пятно на шкафу? – Брайант кивнул. – А где оно на фотографии? Он наклонился и стал изучать изображения. – Шеф, вы именно это хотите мне сказать? Прежде чем ответить, Ким глубоко вдохнула. – Да. В комнате был кто-то еще, Брайант! Глава 20 – Вы это серьезно, босс? – негромко переспросила Стейси. Ким кивнула: – Ночью мы проверили запись. Там действительно тень какой-то фигуры. – Она указала на Брайанта: – Потом мы с Коломбо[118] вернулись в дом и все тщательно повторили с точно выставленной лампой и камерой. Это, несомненно, живой человек. Доусон со злостью бросил папку на стол. – Держи себя в руках, Кев, – резко осадила его Стоун. – Прошу прощения, командир, – детектив покраснел и отвернулся. Ким повернулась к Стейси, которая все еще смотрела на Доусона: – Выясни все возможное о соседях Леонарда Данна, членах его семьи, коллегах по работе, тех, с кем он общался, встречался или терся задницами в автобусах. Я хочу знать, нет ли среди них людей из Списка. – Так называлась база данных официально известных педофилов и развратителей. Первую информацию о развращении малолетних они получили от внимательной и неравнодушной школьной учительницы. Но расследование было сфокусировано только на Леонарде. Поэтому когда они взяли его, то решили, что дело закрыто. А теперь, черт возьми, им придется разыскивать еще одного психа, который принимал во всем этом участие! – Кев, я хочу, чтобы ты еще раз опросил всех, особенно соседей. Если этот человек регулярно посещал Даннов, то кто-то должен был его видеть. Договорились? – А как насчет Венди Данн? – спросил Брайант. Ким покачала головой. Ее время пока не наступило. – Есть какие-то подозрения, босс? – поинтересовалась Стейси. Подозрения, конечно, были, но она не была готова поделиться ими. – Пошли, партнер. – Стоун посмотрела на Брайанта. – Пора зачищать хвосты. Глава 21 Алекс Торн несколько раз нажала кнопку «обновить» на тех двух новостных онлайн-каналах, которые она включила в свои избранные. Сейчас она должна была встречаться с Руфью и получать у нее информацию, которая была жизненно важна для ее эксперимента, – но эта глупая сучка позволила найти себя в течение сорока восьми часов после преступления. Алекс понимала, что рано или поздно тупые полицейские вспомнят о Руфи как о возможной подозреваемой, но она ошиблась в своих расчетах. Или этим делом занялся детектив с какими-то проблесками интеллекта, или Руфь оставила на месте преступления свое имя и адрес с запиской «ЭТО СДЕЛАЛА Я!». Доктор Торн предполагала, что у нее будет несколько дней – время, достаточное для того, чтобы добыть необходимую информацию. Боже, этой идиотке что, надо было нарисовать подробную картинку?! Но ведь она дала ей во время визуализации и мотив, и метод, и возможность… И ей оставалось только надеяться, что Руфь привнесет в план хоть чуточку инстинкта самосохранения. Алекс еще раз нажала кнопку «обновить». Ничего не изменилось. Тогда она занялась утренней рутиной. Войдя в «Фейсбук», напечатала имя «Сара Льюис». Через двадцать минут, пройдясь по всем социальным сайтам Интернета, тяжело вздохнула. Сара все еще пряталась от всех, но это было не важно. Вид Сары в перекрестье прицела вновь наполнил бы жизнь доктора Торн смыслом. А увидеть реакцию на ее лице было бы просто бесценно. Алекс решила посмотреть, продается ли уже убогий маленький коттедж, расположенный в центре Хиксвилла. Она вошла на сайт Rightmove.com и добавила его в свое «Избранное». Ждать оставалось совсем недолго. Доктор Торн поблагодарила Бога за этот век электронной информации, который напрочь исключал какую-либо анонимность. Найти можно любого, если только знать, где искать. В киберпространстве не существовало темных углов. Раздался звонок во входную дверь, и Алекс посмотрела на часы. Сегодня у нее нет больше никаких пациентов. Встреча с Руфью была единственной заранее запланированной. Она открыла дверь и увидела на крыльце мужчину и женщину. Мужчина улыбнулся. Алекс не ответила на улыбку. Черт, именно этого она и хотела избежать любой ценой! – Доктор Торн, я детектив-сержант Брайант, а это детектив-инспектор Стоун. Мы можем войти? Рука Алекс сжимала дверную ручку, пока она изучала предъявленные документы. Доктор Торн внимательно посмотрела на пришедших. – А в чем дело? – Мы не займем у вас много времени. Хотим поговорить об одном из ваших пациентов. – Ну конечно, прошу вас! Алекс провела полицейских в рабочий кабинет. Войдя туда, она быстро осмотрела обоих с ног до головы. Ей показалось, что мужчине где-то близко к пятидесяти. Было видно, что он следит за своей формой, но ему приходится бороться с неизбежным для мужчин среднего возраста животиком. Его каштановые волосы начали седеть на висках, а прическа была короткой и вполне профессиональной. Лицо открытое и приветливое. Выражение на лице женщины было мрачным и недовольным. Она носила короткую прическу и волосы радикально черного цвета. Но когда Алекс посмотрела ей в лицо, то чуть не задохнулась. На этом неулыбчивом лице выделялись глаза, полные темной силы, которая скрывалась за внешне скромными манерами. На расстоянии почти невозможно было заметить белки этих глаз – казалось, что они состоят из одних темных зрачков. Доктор Торн заставила себя отвернуться и сосредоточить свое внимание на мужчине, которого можно было читать как открытую книгу. – Итак, сержант Брайант, чем я могу вам помочь? – Насколько мы знаем, Руфь Уиллис – одна из ваших пациенток? Алекс уже успела восстановить свое хладнокровие и теперь полностью владела собой. – Мне бы все-таки хотелось узнать, в чем, собственно, дело? – спросила она, не отвечая на вопрос детектива. – Ваша пациентка в настоящее время находится в полиции. Она арестована по подозрению в убийстве. Ее родители сообщили нам ваше имя. Рука доктора Торн взлетела к ее приоткрывшемуся рту. Все эти движения она много раз репетировала перед зеркалом. Пришлось потратить какое-то время, чтобы найти баланс между «мыльной оперой» и «студенткой первого курса драматической школы», но сейчас все выражения и жесты в ее репертуаре были тщательно подобраны, отрепетированы, отшлифованы и доведены до совершенства. Один из первых своих уроков лицедейства она получила на похоронах своей бабушки со стороны отца. Ей было пять лет, и тем серым октябрьским днем она стояла между своими родителями. И была заворожена вульгарной и лицемерной реакцией присутствовавших. От старухи всегда жутко пахло, и по всей коже у нее были рассыпаны отвратительные пятна. Алекс была рада, что она умерла. Но она обратила внимание на выражения лиц людей, стоявших вокруг могилы. Опущенные к земле глаза, стоически сдерживаемые эмоции, прикушенные губы – но больше всего ее вывели из себя их слезы. Алекс не мигая таращилась на гроб, не отводя взгляда от стебля лилии, лежавшей поверх крышки. Естественно, что из глаз у нее потекла вода. В этот момент она заметила, что у тех, кто плакал больше других, тряслись плечи. Она заставила свои плечи тоже задрожать. Тогда Алекс почувствовала, как рука отца сжала ей плечо, и, хотя девочка не любила физических контактов, она была рада тому, что узнала, и стала использовать свои вновь приобретенные навыки при первой возможности. Сейчас компьютер в голове доктора Торн подсказал ей, что наилучшей реакцией на происходящее будет шок. Она вцепилась в край стола, как будто в поисках опоры. – Простите… сожалею, но вы, наверное, ошибаетесь! – Боюсь, что нет. Мисс Уиллис уже призналась в преступлении. Ну конечно, идиотка! – Но… кто… где? Она заметила, что мужчина посмотрел на свою спутницу. В ответ та чуть заметно кивнула. Алекс обратила внимание, что при этом выражение лица женщины совсем не изменилось. Она могла бы быть прекрасным игроком в покер. – Она зарезала мужчину по имени Алан Харрис. Больше детектив не сказал ничего, понимая, что Алекс мгновенно узнает имя. – Прошу прощения, но это многовато для одного раза, – она покачала головой и уперлась взглядом в пол. – Ну конечно, доктор. Не торопитесь. Алекс замолчала на минуту, чтобы подумать. Как она может использовать эту встречу себе на пользу? Для начала ей надо получить как можно больше информации. В глазах у нее появилась мольба. – А вы можете рассказать мне, как это случилось? – спросила Алекс с сомнением в голосе. Брайант заколебался, но на этот раз не стал смотреть на свою начальницу, прежде чем утвердительно кивнуть. Как и надеялась доктор Торн, они пришли к ней за информацией и в надежде на сотрудничество. – Мисс Уиллис поджидала свою жертву или в темном переулке, или у входа в него, а потом ударила мужчину ножом. Скорее всего, первый же удар был смертельным. Значит, ударов было несколько. На секунду Алекс прикрыла глаза, стараясь изменить выражение лица на легкое недоверие. – Боже мой, я никак не могу в это поверить! Ситуация развивалась не совсем по плану, но для того, чтобы понять, насколько успешно все прошло, Алекс была необходима встреча с Руфью с глазу на глаз. Она заложила волосы за ухо слегка дрожащими пальцами. – А я думала, что нам удалось так многого достичь… – Она переводила глаза с мужчины на женщину и обратно. – Я могу ее увидеть? Она, наверное, в полном отчаянии… – Это невозможно, доктор, – фраза женщины прозвучала как приговор. Черт, подумала доктор Торн. Это решило бы все ее проблемы. Если б у нее было достаточно времени, то она, скорее всего, смогла бы уговорить детектива Брайанта, но боссом, совершенно очевидно, была инспектор Стоун. Алекс была готова поспорить на «БМВ», стоявший во дворе, что быстрое задержание ее пациентки произошло только благодаря настойчивости этой дамы-детектива. – Не могли бы мы задать вам несколько вопросов? – Конечно, вы можете задавать мне любые вопросы, но отвечу я только на те, которые не будут идти вразрез с врачебной этикой. – Алекс повернулась к мужчине, смягчив свои слова намеком на улыбку, которая предназначалась только для него. – Скажите, как долго мисс Уиллис была вашей пациенткой? – спросил детектив, доставая свой блокнот. – Руфь приходила ко мне около трех месяцев. – Но после изнасилования прошло довольно много времени, – наморщил лоб сержант. – Почему она обратилась за помощью именно сейчас? – Это было решение суда после попытки самоубийства. Вещь достаточно обычная для жертв изнасилования. – Вы выписывали ей какие-нибудь препараты? Доктор Торн отрицательно покачала головой. Она любила работать с «чистыми» пациентами. – Нет. Все дело в том, что в течение всего времени, прошедшего после изнасилования, врач Руфи закармливал ее всяческими антидепрессантами, которые временами только увеличивали ее страдания. Кроме того, у нее быстро развивалось привыкание к ним, так что нам пришлось вместе избавляться от зависимости. На мой взгляд, существуют другие, более эффективные методы лечения пострадавших от изнасилования. – Например? – Когнитивное переструктурирование[119]. – И как она реагировала на это лечение? – Я не могу рассказывать вам специфические подробности о своих пациентах, – покачала головой Алекс. – Это конфиденциальная информация. Но я могу рассказать вам о психологии жертвы изнасилования, договорились? Брайант кивнул в знак согласия. Инспектор уселась в кресло для пациентов и скрестила свои длинные ноги. Она то ли была абсолютно расслаблена, то ли умирала от скуки. – Скорее всего, вы знаете детали происшедшего, так что понимаете, насколько ужасно было это нападение. Жертва изнасилования после случившегося страдает от множества причин, но самая главная – это самобичевание. Часто жертва думает, что заслужила все, что с ней произошло, потому что спровоцировала изнасилование своим поведением или потому, что что-то в ней самой привлекло насильника. Они думают, что могли бы что-то сделать иначе. Так что жертвы изнасилования винят в этом себя. Вместе с самобичеванием появляется стыд за произошедшее. А стыд гораздо более деструктивен, чем может себе представить большинство людей. Иногда жертвы изнасилования уходят в самоизоляцию и рвут со своей прошлой жизнью, друзьями, родственниками, – но самым опасным во всем этом является то, что стыд вызывает злобу и агрессию. Доктор Торн остановилась, давая своим слушателям возможность задать вопросы. – Стыд имеет особую связь со злобой. Когда жертвы шокированы и злы, они начинают думать о мести. – А Руфь согласилась с тем, что в случившемся не было ее вины? – Она была готова рассмотреть такую вероятность. Алекс обожала говорить о вещах, в которых была профессионалом, но она видела, что внимание инспектора Стоун отвлекается на предметы, находившиеся в комнате: на сертификаты на стене, на фотографию на столе, которая стояла достаточно близко от нее… – А вы можете сказать, к чему могло привести такое лечение? – Когнитивное переструктурирование включает в себя четыре этапа. Первый – это определение проблемных областей, которые иногда называют автоматическими мыслями[120] – обычно это деструктивные или отрицательные взгляды на самое себя, на мир или на будущее. Потом надо определить процент когнитивных искажений в этих автоматических мыслях. После этого следует рациональное обсуждение этих автоматических мыслей и, наконец, выработка рациональных способов сопротивления автоматическим мыслям. – Ничего себе, как все запутано! – Вовсе нет, – на этот раз доктор Торн решила выбрать обаяние в качестве своего оружия. – Я просто употребила несколько «дремучих» терминов, чтобы произвести на вас впечатление. А если совсем просто, то этот метод позволяет научить сознание правильно реагировать на деструктивные мысли. Женщина на это никак не прореагировала, а детектив слегка покраснел. – И ей это помогло? «Помогло бы, если б я действительно использовала эту технику», – подумала Алекс. Это помогло бы ей смириться с нападением и продолжить нормальную жизнь, но для Александры Торн это было бы поражением. – Мне кажется, что она хорошо реагировала на лечение. Внимание Алекс опять переключилось на инспектора, которая изучала что-то в своем мобильном телефоне. Женщине не хватило вежливости послушать, когда доктор Торн метала перед ними свой бисер. – А не могло ли что-то в этом методе подтолкнуть Руфь к тому, что она сделала? – Метод касается в основном мыслей жертвы, – покачала головой Алекс, – и заключается в попытках изменить образ этих мыслей, при этом практически не затрагивает момент нападения. – А она ничего не говорила вам, что могло бы указать на ее намерения? Доктор Торн решила, что уже выдала достаточно бесплатной информации. Если полицейским нужно что-то еще, то им придется или учиться лет десять, или заплатить ей за ее знания. – Боюсь, что не могу говорить о подробностях того, что мы обсуждали во время наших встреч. – Но мы расследуем убийство! – И у вас есть признательные показания, так что я ни в коем случае не мешаю вашему расследованию. Брайант улыбнулся, признавая ее правоту. Она улыбнулась в ответ. – И вот еще что – если я буду рассказывать вам все фантазии моих пациентов, то очень скоро люди поймут, что я не умею хранить врачебную тайну. Детектив откашлялся. Вот теперь начинается веселье. Мужчинами гораздо легче манипулировать – примитивные, самовлюбленные существа. Алекс понизила голос до шепота, как будто в комнате их было только двое. Пока игра шла в одни ворота, и теперь она хотела получить плату за свои услуги. – А вы можете рассказать мне, как чувствует себя бедняжка? – Боюсь, что не слишком хорошо, – поколебавшись, ответил Брайант. – Все дело в том, что преступник, по-видимому, сожалел о содеянном… Доктор Торн напряглась. – Только не это, для нее это должно быть ужасно! – Сейчас она совсем раздавлена чувством вины. – Сержант кивнул. – Кажется, она никогда не рассматривала такую возможность. В сознании Руфи насильник все еще был тем монстром, который надругался над ней, а не человеком, который испытывает угрызения совести и сожалеет о своем поступке. И вот сейчас она к тому же убила его. Алекс закипела от ярости. Если б она была одна, то сейчас бы по комнате уже летали мебель и элементы декора. Эта идиотка чувствует вину за то, что убила мерзавца! Она, видите ли, испытывает угрызения совести за то, что лишила жизни негодяя, который жестоко изнасиловал ее, избил и бросил умирать!.. Но психиатр спрятала свою ярость за мягкой улыбкой. Руфь жестоко предала ее. Доктор Торн всерьез рассчитывала на эту девушку, а все закончилось тем, что та оказалась на удивление слабоумной. Алекс очень хотела бы увидеть эту идиотку перед собой, чтобы свернуть ей шею! – Доктор, мы хотели бы поподробнее знать о том состоянии, в котором Руфь находилась в момент убийства. Так вот в чем дело… Вот зачем они пришли и вот почему против Руфи еще не выдвинуто официальных обвинений. Детективы проводят проверку на тот случай, если защита попробует объявить Руфь невменяемой на момент совершения убийства… Они не хотят, чтобы у убийцы была возможность избежать наказания! – Вопрос довольно сложный. Меня ведь не было рядом в момент преступления, поэтому… – Но вы же будете готовы принять сторону защиты и засвидетельствовать, что в момент совершения преступления Руфь Уиллис была не в себе? – Глупо делать вывод, что если женщина посещает психиатра, то она обязательно сумасшедшая. – Это не ответ на вопрос, доктор. Конечно нет, но Алекс намеренно нагнетала обстановку, чтобы показать им, что находится в сложной ситуации. И тем не менее инспектор так и не посмотрела в ее сторону. – Моей целью было ее вылечить. Вы должны понять, что я уже знала Руфь какое-то время и у нас с ней появились определенные взаимоотношения. Она мне доверяла. – А мы должны понять ее чуть лучше, прежде чем двинемся дальше. Алекс поняла, что ее следующая фраза может навсегда изменить жизнь Руфи. Если она, как эксперт, решит, что девушка находилась в состоянии аффекта и к ней может быть применено правило ограниченной ответственности, то КСУП, скорее всего, предъявит ей обвинение в непредумышленном убийстве, чтобы наверняка добиться обвинительного приговора. То, что она сейчас скажет, может означать разницу между пожизненным заключением и сроком от пяти до восьми лет. – Нет, находясь в здравом уме, я не могу подтвердить, что Руфь Уиллис сумасшедшая. Как же она ненавидит людей, которые ее разочаровали! Теперь они смотрели на нее не отрываясь. Оба. Особенно Брайант, который заметно разволновался. – Доктор, и вы что, согласитесь выступить на стороне обвинения? Несколько минут Алекс молчала, всячески демонстрируя, что разрывается между своими обязанностями по отношению к пациентке и обязанностями добропорядочного гражданина. Наконец она с силой выдохнула воздух и произнесла: – Только если это будет абсолютно необходимо. Прощай, Руфь! И поделом тебе, сука… Прежде чем протянуть руку, сержант взглянул на свою начальницу. – Благодарю вас за ваше время, доктор Торн. Вы нам очень помогли! Алекс, все еще не отошедшая от внутренней борьбы, молча кивнула. Брайант пошел к выходу, и инспектор направилась за ним. На пороге она остановилась и обернулась, заговорив второй раз за все время беседы. У нее был низкий, мягкий и уверенный голос. – Последний вопрос, доктор Торн. Я немного удивлена, что с вашей подготовкой, многими годами практики и временем, которое вы проводили с вашей пациенткой, вы не заметили, что что-то должно произойти. Алекс посмотрела в немигающие глаза женщины и увидела в них такой ледяной холод, что по спине у нее пробежали мурашки. Несколько мгновений они не отводили друг от друга глаз, а потом инспектор пожала плечами и вышла из комнаты. Доктор Торн смотрела на закрытую дверь. Хотя она все еще кипела от гнева, теперь Алекс почувствовала, что всерьез заинтригована. Единственным, чего она никогда не боялась, был открытый вызов. В голове у нее зашевелился план, и психиатр улыбнулась. Когда закрывается одна возможность, то обязательно открывается следующая! Глава 22 Шейн Прайс отступил в тень, когда дверь дома открылась. Из нее вышли мужчина с женщиной и залезли в «Гольф». Несмотря на всю его ярость, сердце Шейна забилось быстрее, когда он мельком увидел ее силуэт; она закрывала дверь. Гнев отступил перед ее совершенством. Его переполняли эмоции. Он ее ненавидел, он ее любил, он в ней нуждался. Но это не было сексуальным желанием. Его способности испытывать сексуальное влечение были уничтожены много лет назад. а пользовалась гелем с запахом жасмина. Ногти ее были аккуратными и наманикюренными, хотя она и не покрывала их лаком. Ее одежда всегда была свежей и тщательно отглаженной. Сам он был одет в ту же одежду, в которой среди ночи уходил из Хардвик-хаус. Светло-синие джинсы стали заскорузлыми от грязи. Колени были вымазаны в саже и копоти – Шейн стоял на них, «работая» за старым бинго-клубом в Крэдли-Хит. За свои услуги он не брал больше пятерки – только чтобы хватило на еду. Но волновала его совсем не внешняя грязь. Его мучила грязь внутренняя. Каждая клеточка его тела была вымазана в его прошлом. Иногда Шейн представлял себе, как разбирает свое тело по косточкам и моет каждую из них теплой мыльной водой. Если б он мог тщательно оттереть каждую, то вновь собрал бы уже скрипящее от чистоты тело. Но Алекс отняла у него эту надежду. Он никогда не забудет член своего дяди, изливающийся у него внутри. Или то тошнотворное чувство, которое он испытывал, когда мужская рука ласкала волосы на его голове, а в ушах у него звучали интимные поощрения, сопровождавшие половой акт. Эти произносимые шепотом нежности были еще хуже, чем само изнасилование. Шейн почувствовал, как вместе с этими воспоминаниями его рот наполняется желчью. Он отбежал на боковую улицу и нагнулся. Гамбургер из «Макдоналдса», заработанный с таким трудом, оказался на тротуаре. Ярость вернулась к нему с такой силой, что он чуть не упал. До последней встречи с Алекс его не покидала пусть слабая, но все же надежда на то, что он сможет отмыться. Что кто-то как-то найдет способ убрать эту сажу. Но во время последнего разговора она лишила его этой надежды. Она лишила его всего, и теперь ей придется за это заплатить! Рукавом куртки Шейн вытер слюну в углу рта. Он уже знал, как попадет в дом. Через крохотное окошко в ванной, которое было всегда приоткрыто. Он был уверен, что пролезет в эту узкую щель. Еще будучи ребенком, он научился забираться в самые крохотные отверстия. Чтобы спрятаться. В следующий раз, когда она уйдет, он заберется в ее дом, в ее крепость и станет ждать. Ее. Глава 23 – Но послушай, Брайант, почему она согласилась свидетельствовать против собственной пациентки? – спросила Ким, когда они вернулись в участок. Пожав плечами, сержант открыл коробку с ланчем и стал внимательно рассматривать ее содержимое, хотя оно никогда не менялось – все то же яблоко, сэндвич с ветчиной и сыром и напиток «Актимель». – Совесть замучила? На это Стоун не стала отвечать. Она догадалась, что ее напарник попал под влияние этой холодной привлекательной женщины и ее игривой улыбки. Ведь Ким сама была вынуждена признать, что в этой Торн было что-то привлекательное, хотя и никак не могла смириться с несколькими вещами. Они приехали к психиатру, чтобы получить информацию, и они ее получили, но Стоун не могла избавиться от неприятного ощущения, что узнали они больше того, о чем спрашивали. Ким также ощутила, что ее природный инстинкт, который позволял ей разбираться в эмоциях собеседника, отключился именно в тот момент, когда они переступили порог кабинета Алекс. Удивительно, но, несмотря на свою собственную эмоциональную закрытость, инспектор очень хорошо чувствовала эмоции других людей, и тем не менее в случае с этой Торн она ничего не ощутила. – Послушай, командир, а в чем, собственно, проблема? Она ответила на наши вопросы и согласилась дать показания в суде. Так что всех нас можно поздравить. – И ты хочешь сказать, что на тебя никакого впечатления не произвели ее внешние данные и заигрывания? – Совсем никакого, – в одной руке Брайант держал сэндвич, а в другой ручку. – Она, без сомнения, очень привлекательная женщина, хотя на мой вкус несколько худовата, но я тут недавно слыхал, что закон вовсе не запрещает быть красивой. То есть я хочу сказать, что видно, что она знает свое дело. Все эти дипломы на стене не были сделаны в «Фотошопе»… – А я и не говорю, что она мошенница. – Тогда что ты пытаешься мне сказать, шеф? – Сержант бросил ручку на стол. – Доктор сказала нам все, что мы хотели от нее услышать. Мы знаем, что Руфь Уиллис не сошла с ума, и теперь КСУП должна нам по гроб жизни. Дело можно хоть под микроскопом рассматривать. Стопроцентный обвинительный приговор – я не вижу никаких проблем! Стоун задумчиво потерла подбородок. Все, что сказал Брайант, было абсолютно верно, но ее шестое чувство никак не хотело успокаиваться. – И кстати, что это ты пыталась выяснить, когда мы уходили? – спросил сержант. – Да так, пыталась кое-что проверить. – Она же только врач, а не Господь Бог. Откуда она могла знать, что Руфь собирается сделать? Ким заметила, что эмоциональное состояние Брайанта сказалось на его внешнем виде – пиджак был отброшен в сторону, узел галстука ослаблен и верхняя пуговица сорочки расстегнута. – Она психиатр. Она специализируется на деятельности человеческой психики, – не сдавалась Стоун. – Тебе не кажется, что она просто обязана была об этом знать? Сержант покончил с сэндвичем и вытер рот. – Нет, не кажется. Нам было приказано собрать информацию для обвинения. Ты была уверена, что это преднамеренное убийство, и все, что мы узнали, подтверждает твою правоту. И тем не менее ты во всем продолжаешь видеть какие-то загадки, а если кто-то пытается нам помочь, то ты ищешь в этом какие-то скрытые мотивы! Шеф, мир не так плох, и не состоит сплошь из корыстных людей, – Брайант тяжело выдохнул. – И заканчивая на этой ноте, я отправляюсь в буфет, купить нам что-нибудь попить. К тому моменту, как он вернется, эта стычка уже забудется. Как и всегда. А пока, на всякий случай, Ким села за компьютер. Она ввела в поисковик полное имя доктора, и на экране появилось двенадцать сайтов. Стоун начала читать с самого первого. Через десять минут она уже познакомилась с сайтом частной практики Александры Торн, прочитала об опубликованных ею работах, узнала о ее благотворительной деятельности и была перенаправлена на пару сайтов, на которых Алекс предлагала консультации по Интернету. Когда Брайант появился с кофе, Ким поняла, что он прав. Ее изыскания ничего ей не дали. Так что пора их оставить. На какое-то время. Глава 24 Ким слезла с мотоцикла и постаралась забыть о словах Вуди, которые все еще звучали у нее в голове: «Стоун, ни при каких обстоятельствах вы не должны приближаться к девочкам Данн и разговаривать с ними!» Хотя, если память ее не обманывала, то она никогда не давала на это своего официального согласия. То есть своего недвусмысленного согласия. Поэтому с точки зрения общечеловеческой логики никакой договоренности на этот счет не существовало. Она даже Брайанту не сказала, куда едет. На сегодня они с ним уже исчерпали лимит стычек. Фордхэм-хаус был новым зданием, построенным на западном краю парка Виктория в Типтоне. Впервые эта местность появилась в «Книге Судного Дня»[121] под названием «Тибинтон», а во время индустриальной революции это была наиболее промышленно развитая часть Черной Страны. Когда-то ее называли «Венецией Центральных Графств» из-за обилия каналов. Но, как и во многих других городах Черной Страны, многие производства закрылись в 80-е годы XX века, и на их месте были построены жилые дома и другие здания. Вход в Фордхэм-хаус представлял собой обширный подъезд из стекла и кирпича, с названием здания, написанным строгими золотыми буквами. Ким знала, что здесь находится промежуточная база, на которой содержались жертвы сексуального насилия. Дети находились здесь в ожидании решения об их будущем, и время, которое они здесь проводили, варьировалось от нескольких дней до нескольких месяцев. За это время социальная служба должна была решить, возвращать ли девочек Данн матери или нет. Когда Ким вошла внутрь, она была поражена разницей между этим учреждением и другими, с которыми ей приходилось сталкиваться. Лучи солнца через стеклянные стены заливали холл ярким светом. Всю доску объявлений занимали детские рисунки. Их было так много, что они расположились не только на доске, но и далее по всей стене. За стеклянными перегородками, доходившими до уровня груди Стоун, прямо за рецепцией, находился офис. Там женщина искала что-то в нижнем ящике шкафа для бумаг. Ким нажала кнопку вызова, которая выглядела как нос на нарисованной улыбающейся физиономии. От неожиданности женщина отпрыгнула от шкафа и повернулась в сторону инспектора. Стоун через стекло показала ей свой полицейский знак. Женщине было чуть за тридцать. Наверное, сегодня она пришла на работу с аккуратной прической, но день, похоже, выдался не из легких. Ее стройную фигуру обтягивали голубые джинсы и зеленая майка с рукавами; на плечи был накинут кардиган, который постоянно спадал с левого плеча. Проверив документы Ким, женщина вышла из офиса. После нескольких хлопков разных дверей она оказалась перед инспектором. – Чем я могу вам помочь? – Детектив-инспектор Ким Стоун. Я хотела бы поговорить с девочками Данн. – Меня зовут Элейн, и, боюсь, это невозможно. Ее голос прозвучал спокойно, но твердо. Ким пришлось вспомнить, что рядом с ней нет Брайанта с его неистощимым запасом приятных манер. Она попыталась представить себе, как бы он поступил в подобной ситуации. – Я понимаю, что такая просьба может показаться необычной, но мне действительно необходимо задать им несколько коротких вопросов. Пожалуйста. – Прошу прощения, но я не могу… – покачала головой Элейн. – А есть здесь кто-то, с кем я могла бы переговорить? – спросила Стоун, обрывая ее на полуслове. Черт побери, она ведь искренне старалась! Элейн перевела взгляд на офис, в котором сейчас сидел мужчина, подняла два пальца и поднесла ко рту, как будто курила сигарету. Мужчина кивнул ей. – Пойдемте со мной, – пригласила Элейн инспектора, направляясь к выходу. Ким шла за ней до тех пор, пока они не завернули за угол и не скрылись из виду. Тут Элейн достала из кармана кардигана пачку сигарет и зажигалку. Затем вытащила из пачки сигарету и прикурила ее. Стоун оперлась спиной о стену. – Послушайте, я знаю, что это абсолютно против правил, но в деле появились новые обстоятельства. Я должна поговорить с ними. Скорее даже с одной из них. – Они обе очень уязвимы. У вас нет специальной подготовки… – Послушайте, Элейн, прошу вас, помогите мне. Не заставляйте меня проходить через все круги ада, с тем чтобы в самом конце услышать отрицательный ответ какого-нибудь сопливого чинуши-психолога. – Никаких кругов ада не понадобится, – улыбнулась женщина. – Я именно та сопливая чинуша-психолог, и я говорю вам прямо здесь и сейчас, что вы не можете поговорить с ними. Черт, подумала Ким, это называется влипнуть по полной. И она решила использовать единственную доступную ей тактику. Все честно рассказать. – Ну хорошо, тогда слушайте. У меня есть основания полагать, что Леонард Данн был не один. Мне кажется, что в комнате во время съемок, по крайней мере одного фильма, находился кто-то еще. – О-о-о… черт, – женщина закрыла глаза. – Я хочу прижать их, Элейн. Я хочу достать того, кто за всем этим наблюдал или, в худшем случае, участвовал в этом, кем бы он ни был! Психолог глубоко затянулась сигаретным дымом. – Пока ни одна из девочек не сообщает нам информацию добровольно. Я получаю от них только «да» или «нет», да и то должна тщательно обдумывать вопросы, чтобы получить хотя бы такую реакцию. Да, Ким это нисколько не удивило. Развратители обычно находят самое слабое место у своей жертвы и используют его для того, чтобы обеспечить абсолютное молчание. И физическое исчезновение развратника отнюдь не убирает этот страх. Его угрозы обычно остаются действенными на очень долгое время. Ответы «да» и «нет» – это в данной ситуации было не так уж и плохо. В головах юных и наивных жертв такие ответы были возможностью избежать опасности, которая связана с правдой. – Так я могу с ними поговорить? Элейн сделала последнюю затяжку и решительно покачала головой. – Если только за то время, пока я курила, вы не прошли четырехгодичный курс обучения, то ответ отрицательный. – Боже, вы что, не слышали… – Я хорошо слышала все, что вы сказали, и я так же, как и вы, хочу, чтобы все, кто приложил к этому руку, были арестованы. Стоун посмотрела женщине в лицо – и поверила ей. Ее собственная работа была не сахар, но работа Элейн – на совсем другом уровне. Ей платили за то, что она выспрашивала и вытягивала информацию, которая разрушала юные души. И если она хороший сотрудник, то на нее выливаются потоки самых жутких рассказов, которые только можно себе представить. Ничего себе, награда за труд… На этот раз Ким смогла сдержаться и промолчать. – Я сама поговорю с девочками, а вы можете при этом присутствовать. Но если вы попытаетесь вмешаться в беседу, она немедленно закончится. Это понятно? Это было не совсем то, чего хотела Ким. Она хотела сама задать свои вопросы, но что-то подсказало ей, что решение окончательное и обжалованию не подлежит. – О’кей, понятно. – Хорошо. Что именно вы хотите, чтобы я спросила у девочек? – Я хочу, чтобы вы узнали, не был ли второй человек в подвале их матерью, – не колеблясь, ответила Стоун. Глава 25 Ким обрадовалась, когда увидела, что девочек не стали разлучать. Она полагала, что до того момента, как их вернут матери, оставались считаные дни. После того как с Венди сняли все подозрения, такое решение было неизбежным. Хотя комната девочек была невелика, в ней все же поместились две кровати, разделенные тумбочкой. Небольшой шкаф и столик довершали обстановку. Ким нашла атмосферу комнаты гораздо менее суровой, чем та, с которой она сталкивалась в своем детстве. Вся обстановка и украшения в комнате отвечали только одному требованию – функциональности. Белые стены были украшены рисунком красно-зеленого плюща, который вился по всем стенам. На постельном белье и подушках была видна россыпь диснеевских персонажей. Девочки, наряженные в карнавальные костюмы, сидели на полу. Дейзи была Далматинцем, а Луиза – Совой. Воздух благоухал запахами мыла и шампуня, которыми девочек, по-видимому, недавно вымыли. Неожиданно у Стоун сжалось сердце. На долю мгновения – перед тем как она их заметила – Ким увидела на лице Дейзи широкую улыбку и выражение счастья. В этот момент она развлекала сестру плюшевым медвежонком, одетым в шорты, которого держала в руках. А сейчас лицо словно закрылось, и Стоун хорошо понимала почему. Какой бы ужасной ни была жизнь Дейзи, она была знакома девочке. Та знала людей, ее окружавших, хотя и боялась их. В ее жизни существовали конкретные постоянные величины – мать, друзья, игрушки… А теперь все это сменилось на чужих людей и постоянные вопросы, которые возвращали ее к страшным воспоминаниям. Ким ненавидела себя за то, что ей пришлось причинить девочке боль. – Привет, девочки, во что играете? – поинтересовалась Элейн, усаживаясь на полу. Стоун заметила, что села она поближе к девочкам, но и не слишком близко. Психолог позаботилась о том, чтобы расстояние между сестрами было меньше, чем расстояние между ней и девочками. Таким образом, она оказывалась за пределами их круга и не представляла для них опасности. Ким осталась стоять на пороге, и Дейзи посмотрела на нее. – Это моя подруга, – пояснила Элейн. – Просто представьте себе, что ее здесь нет. Она не будет вас ни о чем спрашивать и не сделает ничего плохого. Хорошо? Дейзи отвернулась с недоверчивым выражением на лице, и Ким не смогла винить ее за это. – Дейзи, если позволишь, я хотела бы задать тебе пару вопросов, хорошо? Девочка перевела глаза на свою сестру, которая молча разглядывала пришедших. – Милая, я хочу, чтобы ты вспомнила времена, когда бывала внизу. Стоун отметила, что психолог не стала называть подвал подвалом и не стала использовать слов, которые могли бы повлиять на память ребенка. Она предоставила Дейзи возможность самой выбрать свой маршрут. Ребенок часто заморгал, но не произнес ни слова. Руками она продолжала сжимать медвежонка. – Детка, с вами в комнате был еще кто-то? Дейзи взглянула на сестру и опять ничего не ответила. – Милая, а мамочка когда-нибудь спускалась к вам в подвал? И опять взгляд, брошенный на сестру. Черт побери, Ким поняла, что использовалось в качестве угрозы! Негодяй сказал дочери, что если она скажет правду, то с ее сестрой случится что-то страшное. И она все еще этого боялась. Старшая сестра, которая защищает свою сестричку. Это было знакомо Ким. Она тоже когда-то была старшей сестрой, хотя и родилась всего на несколько минут раньше. Но была готова отдать за Мики жизнь. Стоун почувствовала, как все ее надежды испаряются. Неудивительно, что девочка не хочет говорить, и Ким решила больше на этом не настаивать. Она сделала шаг вперед, чтобы дотронуться до плеча Элейн. Игра закончена. Она больше не будет причинять боль девочке. Но в тот момент, когда Стоун занесла руку, Дейзи повернулась и посмотрела на нее. Инспектор замерла на месте. Сжав губы, Дейзи смотрела на Ким умоляющими глазами. Она пыталась что-то сказать именно ей. Стоун окинула взглядом девочку с головы до пят, и неожиданно на нее сошло озарение. Правда лежала прямо перед ней! Ким улыбнулась и кивнула девочке. Ей все было понятно. – Элейн, спросите ее еще раз, – попросила она мягким голосом. Психолог обернулась и посмотрела на инспектора. – Прошу вас. Элейн снова повернулась к Дейзи, которая теперь смотрела прямо перед собой. – Дейзи, твоя мамочка когда-нибудь спускалась в подвал? Медвежонок отрицательно покачал головой из стороны в сторону. – Дейзи, а в комнате с тобой и папой находился еще кто-то? Голова медвежонка утвердительно задвигалась вверх-вниз. – Дейзи, и ты его знаешь? Ким затаила дыхание. – Да, – ответил медвежонок. Глава 26 Александра Торн завела двигатель «БМВ», когда увидела, как черный «Гольф» выезжает с боковой улицы, которая вела на Вордсли-роуд. Ее слежка показала, что женщина-детектив была не замужем и у нее не было детей. То, что женщина пережила какую-то психологическую травму, Алекс поняла еще во время их первой встречи, и хотя уже одной этой информации было достаточно, чтобы возбудить ее интерес, доктору хотелось большего. Инспектор развлекала ее, пока она ожидала новостей о Барри. А в том, что эти новости скоро поступят, Алекс была уверена. Она пропустила перед собой две машины, чтобы между нею и инспектором образовалась какая-то дистанция. Доктор Торн выяснила все, что хотела знать о профессиональной деятельности инспектора. Кимберли Стоун оказалась отличным работником и быстро двигалась по карьерной лестнице. У нее был необычайно высокий процент раскрываемости, и, несмотря на то что ее нельзя было назвать душой компании, Ким пользовалась заслуженным уважением коллег. Но Алекс нужна была дополнительная информация, и понимая, что она не свалится на нее как снег на голову, психолог решила проявить находчивость. Единственным способом узнать что-то еще было поездить за инспектором в субботний день, с тем чтобы определить, что она делает в то время, когда не является высокоэффективным детективом. И вот эта-то поездка и привела доктора Торн к цветочному магазину на Олд-Хилл. Алекс была заинтригована, когда Ким вышла из магазина с букетом лилий и гвоздик. Инспектор не производила впечатление человека, который может дарить цветы. Доктор Торн так и держалась в двух машинах от Ким, пока ехала за ней через несколько островов в пригороды Роули-Ригз. Там было всего два места, которые могли бы представлять интерес для инспектора – небольшая больница и кладбище Поук-лейн. Случайную встречу было гораздо проще организовать на последнем. Как будто подчиняясь воле Алекс, «Гольф» въехал на кладбище через ворота, находившиеся прямо напротив острова. Доктор Торн повернула раньше и проехала немного в сторону больницы, чтобы увеличить расстояние между собой и Ким. Она заехала на парковку больницы и тут же выехала с нее. Медленно двигаясь по дороге, которая шла вдоль кладбища, Алекс наконец обнаружила припаркованный «Гольф». Притормозив, она въехала через ближайшие ворота и мгновенно засекла фигуру в черном, которая шла вверх по холму. Алекс осмотрелась и выбрала ряд могил, который шел как раз посередине между тем местом, куда направлялась инспектор, и тем местом, где был припаркован «Гольф». Отлично. Возвращаясь к машине, детектив неминуемо пройдет мимо Алекс. Она выбрала себе памятник и встала перед ним. На черном мраморе не было никаких цветов или украшений, так что можно было не бояться неожиданного появления безутешных родственников. Доктор Торн никак не могла избавиться от интереса, который вызвала в ней Кимберли Стоун. В ее темных, обращенных внутрь глазах было что-то от вампира. Алекс почти всегда могла определить человека практически с первого взгляда. Она внимательно изучила малейшие детали невербальной коммуникации детектива – это было необходимо, так как во время их первой встречи женщина не произнесла практически ни слова. Ей не удалось узнать слишком много, но Алекс стало ясно, что человек настолько закрытый, как Ким, не мог не пережить в своей жизни боль и психологическую травму. И уже одно только это заинтересовало ее в женщине. Доктор Торн понимала, что она должна будет противопоставить холодному расчетливому уму женщины все свои способности к манипулированию, но была уверена в своей конечной победе. Она всегда побеждала! Фигура задвигалась, и Алекс перешла к своему плану. Нагнувшись, она подняла с земли камешек и засунула его в правую туфлю. Доктор хорошо просчитала момент своего выхода из-за могильных памятников и захромала вверх по холму с целью перехватить детектива на полдороге. Решив рискнуть, она смотрела только себе под ноги. – Доктор Торн? Алекс подняла голову и притворилась, что колеблется, пытаясь вспомнить женщину, которая прервала ее невеселые мысли. – Ах да, ну конечно, инспектор Стоун, – произнесла она, протягивая руку. Женщина на мгновение дотронулась до нее. – Могу я поинтересоваться, как дела у Руфи? Инспектор засунула руки глубоко в карманы своих джинсов, и Алекс показалось, что она вытерла их о внутреннюю подкладку, стирая следы их физического контакта. – Ей предъявлено обвинение в убийстве без права освобождения под залог. – Да, это я слышала в новостях, – печально улыбнулась доктор Торн. – Я имела в виду ее настроение. – Сильно напугана. Алекс осознала, что ей предстоит нелегкая работа. Женщина была еще более закрыта, чем она себе ее представляла. – Знаете, я много думала над тем, что вы сказали, когда уходили. – И?.. Безо всяких извинений или пояснений. Даже не попыталась объяснить свои слова или сказать, что ее не так поняли. Алекс определенно нравилась эта женщина. Психолог переступила с ноги на ногу, и на лице у нее появилась гримаса боли. Она оглянулась вокруг и увидела в десяти футах от них скамейку. – Может быть, мы присядем? – предложила она, ковыляя к скамейке. – Я вчера вывихнула коленку. Детектив прошла вслед за ней и уселась на противоположном конце скамейки. Как и предполагала Алекс, все тело инспектора, казалось, вопило: «Ну, давай же заканчивать!» Однако если человека усадить, то он почти наверняка задержится. Именно поэтому в любой торговой точке вы обязательно найдете кафе. – Я просмотрела свои заметки в поисках ответа на ваш вопрос, который могла упустить во время наших с ней встреч, но ничего не нашла, кроме… Доктор Торн остановилась и заметила первые признаки хоть какой-то заинтересованности. – Кроме того, что я, по-видимому, не обратила внимания на то, что ее реакции были слегка замедленными. Ей приходилось делать над собой усилие, чтобы двигаться вперед, и хотя это было не то лечение, которое можно вести по заранее составленному расписанию, теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что она слегка тормозила… – Ах, вот как. Черт побери, да эта женщина – крепкий орешек! – Вы думаете, что я потерпела неудачу, правда? – Алекс склонила голову набок. Инспектор промолчала. – Могу я прояснить свою позицию или вас это дело уже совсем не волнует? Женщина пожала плечами и продолжила смотреть прямо перед собой. Тот факт, что инспектор все еще сидела рядом с ней, а не в своей машине, доказывал, что у нее все еще был какой-то интерес. Ведь была же у нее какая-то причина сидеть здесь… – Дело в том, что люди, занимающиеся психическим здоровьем, смотрят на людей с поврежденной психикой несколько иначе, чем простые обыватели. Возьмите саму себя: вы уверены, что такие люди, как Руфь, могут пройти курс лечения и вернуться к полностью нормальной жизни в течение какого-то четко определенного периода времени? Например: лечение жертвы изнасилования – четыре месяца, пациента с биполярным синдромом – десять месяцев, жертвы сексуальных домогательств – два года и так далее. Но все это не так просто. Доктор Торн внимательно следила за реакциями на упомянутые ею триггеры, но ничего не заметила. Значит, травма была в чем-то другом. – А я, как психиатр, принимаю на веру то, что люди могут быть сломаны. Например, потеря близкого с точки зрения психолога может серьезно повлиять на психику человека, хотя, может быть, и на короткий период, – тут она перевела взгляд на могилу старины Артура и сглотнула. – Вот мы, психиатры, и стараемся вернуться в прошлое, чтобы восстановить человека, но, к сожалению, полностью это сделать удается крайне редко! – А кто там похоронен? – спросила детектив без всяких колебаний и без извинений за прямоту заданного вопроса. – Вы видели фото на моем письменном столе. – Алекс глубоко вздохнула. – Моя семья три года назад погибла в автомобильной катастрофе… – На последних словах голос психолога сломался. И она почувствовала, что поведение женщины изменилось. Подняв голову, доктор Торн стала смотреть прямо перед собой. – Горе иногда творит с нами странные вещи. Ей показалось, что она заметила какую-то реакцию со стороны Ким, и решила продолжить. Любая такая реакция только разжигала ее аппетит, а в карманах у нее было достаточно шоколадок, начиненных душещипательными историями! – Мне кажется, что ни один человек не может до конца смириться со своей потерей. Со стороны инспектора не последовало никакой реакции, но Алекс тем не менее решила продолжить. – Будучи ребенком, я потеряла сестру. А-а-а, ну вот, наконец-то… Наконец-то она что-то нащупала! – Мы с ней были очень близки, чуть ли не лучшие подруги. Разница в возрасте была всего два года. Отсутствие какой-либо реакции или поддержки выводило Алекс из себя, и она решила, что у нее с Ким должно появиться что-то общее. – После того как она утонула, мой сон резко изменился. Я стала спать не больше трех-четырех часов в сутки. Меня проверяли, обследовали, изучали и мониторили. В конце концов моему заболеванию нашли название, но так и не смогли подобрать лечение. По правде говоря, доктор Торн крепко спала не менее семи часов в сутки, но наблюдения за домом Кимберли показали, что у той действительно были проблемы со сном. – Простите, я что-то слишком разболталась… Уверена, что вы хотите поскорее вернуться к семье. Женщина пожала плечами. Она все еще молчала, но по-прежнему оставалась сидеть на скамейке. Алекс печально рассмеялась и нервно закрутила пальцами пояс своей куртки. – Иногда даже психиатрам нужен кто-то, с кем они могли бы поговорить. Потери меняют всех нас. Но я научилась с пользой использовать время, когда не могу уснуть. Пишу заметки, веду исследования, сижу в Интернете, но иногда мне кажется, что ночь никогда не кончится. Легкий кивок. Любая реакция, даже самая незаметная, сообщала ей все новую и новую информацию. Алекс обратила внимание на чуть заметное изменение поведения собеседницы. Ее тело слегка согнулось, как сэндвич, который оставили без контейнера. С одной стороны, это могло показаться попыткой защититься от пронизывающего ветра, но Алекс знала истинную причину этому. И она решилась на беспроигрышную авантюру. – Вы позволите мне спросить, кого… – Было мило поболтать с вами, док. До встречи! Торн проводила взглядом инспектора, которая дошла до машины, села в «Гольф» и быстро покинула стоянку. Улыбаясь, доктор выбросила камешек из туфли и двинулась вверх по холму. Поспешный уход женщины говорил ей так же много, как и долгая беседа. Алекс многое узнала и начала понимать, кто же ее противница на самом деле. Детектив-инспектор Ким Стоун явно была социально неадаптирована. У нее не имелось тех манер, которым, если только они не были врожденными, было легко научиться. И в то же время она была умна и подчинялась какой-то не ведомой Алекс цели. Возможно, в детстве Стоун подвергалась сексуальному насилию, но то, что она испытывала в своей жизни боль и пережила серьезную потерю, было очевидно. Она испытывала отвращение к физическим контактам и даже не пыталась это скрыть… Доктор Торн подошла к памятнику, который был ее целью. Она прочитала короткую надпись на нем и не стала скрывать своего удовлетворения. Для того чтобы сложить любую мозаику, надо методично следовать логике. Сначала должно появиться желание начать работу, потом, вслед за этим, должно прийти понимание сложности предстоящей задачи. Затем появляется необходимая концентрация и твердое желание достичь своей цели. И наконец наступает самый волнующий момент: то самое состояние, когда следующий фрагмент, который ты ставишь, оказывается решающим в завершении всей мозаики! Алекс еще раз перечитала золотые на красном буквы и поняла, что нашла тот самый решающий фрагмент мозаики. Глава 27 Раздался звонок в дверь, и Ким даже не стала спрашивать: «Кто?», а просто сняла цепочку. – Женушка приготовила слишком много лазаньи, – пожал плечами Брайант. – Велела часть отнести тебе. Ким улыбнулась. «Женушка» присылала ей домашнюю еду чуть ли не каждую неделю и так же обожала благотворительность, как и ее муж. Стоун вспомнила, как несколько месяцев назад Брайант спас в одной из квартир печально известного поселка Холлитри суку стаффордширского бультерьера вместе со щенками. Щенков он спас от жизни, проведенной на бойцовском ринге, а их мать – от постоянных вязок, после которых ее тоже швырнули бы на тот же ринг в качестве спарринг-партнера бойцовых собак. В семье Брайанта щенки подросли, и для них нашлись хозяева среди членов семьи и друзей, а вот суку они решили оставить себе. – Ну и что тебе надо на этот раз? – спросила Ким, доставая вторую кружку. – Знаешь, я тут подумал… – Брайант, я же предупреждала тебя: держись подальше от опасных деяний, – Стоун приподняла бровь. – Ким, признайся, что ты только что пошутила, – мужчина прищурил глаза. Инспектор пожала плечами. – Мне кажется, что тебе пора забыть о деле Руфи Уиллис. Тебя слишком заворожила доктор Торн, и ни к чему хорошему это не приведет. – Правда? А догадайся, с кем я столкнулась сегодня днем? – Ким намеренно умолчала о месте встречи. Почему-то беседа с доктором постоянно звучала у нее в голове, и Стоун никак не могла понять почему. – Ну, так попробуй меня удивить. – С доктором Торн. Она спросила меня, как дела у Руфи. – Что, по-моему, вполне естественно, – пожал плечами Брайант. – Ну-у-у… – А в чем дело? – Не знаю. – Чего ты не знаешь? – Она очень много говорила. – О Руфи? – Не совсем. Все больше о себе, любимой. – И что же она тебе рассказала? – То, что ее семья погибла, что она мучается от бессонницы, что у нее мало друзей… – Так вы что, стали лучшими друзьями? – Во всем этом было что-то… странное. – Вот уж не ожидал услышать такое от тебя! – Ладно, забудь. – Прости. Продолжай, пожалуйста. Так что же в этом было «странного»? Ким и сама пыталась понять это. Может быть, если она все расскажет Брайанту, то сама сможет во всем разобраться и благополучно забыть этот разговор? – Те вещи, которые она говорила, и то, как она их говорила. Она рассказывала о себе, а мне казалось, что ей нужно что-то от меня. Ты меня понимаешь? – Нет. – Почему она решила так много рассказать о себе? – Может быть, у нее просто был момент слабости и ее к тебе потянуло? Ким могла согласиться, что такое было вполне возможно. Ведь беседовали они на кладбище. – Ну да, но у меня создалось впечатление, что беседа шла больше обо мне, чем о ней. – Она что, лезла в твою жизнь? – Не прямо, но… – А могло быть так, что она почувствовала вдруг свою беззащитность или пыталась вызвать тебя на откровенность? – Возможно, но… – Послушай, Ким: в этой жизни случается, что люди встречаются и разговаривают друг с другом. Они рассказывают тебе о себе, а потом ты рассказываешь им о себе. Это называется «знакомиться». Правду сказать, у собак это все гораздо проще. Они просто нюхают друг у друга за… – Прекрати, Брайант. – Она сама знает, что не слишком-то общительна, но способна почувствовать, когда что-то не так! – Я серьезно. Может быть, тебе это неизвестно, но именно так люди больше узнают друг о друге. Они просто общаются. Я даже слыхал, что в исключительных случаях они после общения становятся друзьями. – Во всем этом есть еще кое-что… – Ну, конечно, и не сомневайся! – В ней есть что-то… неестественное. – Как так? Стоун попыталась вспомнить какой-нибудь пример. – Ну, вот ты видел передачу «Обман»? – Эта та, в которой людей по-быстрому учат чему-нибудь? Например, нейрохирургии, а потом в конце передачи они должны постараться и обмануть экспертов? – Вроде того, – кивнула Ким. – Такое впечатление, что Алекс жонглирует эмоциями. Они отражаются у нее на лице, но не более того. Она достает их одну за другой, а в промежутках между ними нет вообще ничего. Выглядит это довольно странно. – Ким, со всем уважением к тебе как к своему командиру и потому, что я единственный человек, которого ты хотя и с сильной натяжкой, но можешь назвать своим другом… – Тут Брайант замолчал, ожидая разрешения продолжать. Стоун никак не прореагировала на эти слова, и он решил, что разрешение получено. – …хочу сказать, что ты не самый большой специалист по оценке проявления эмоциональных реакций у других людей. Ким эти слова совсем не расстроили. Правда вообще не расстраивала ее, а в данном конкретном случае она не могла не согласиться, что в словах Брайанта была большая доля истины. – Так почему же этот разговор так тебя мучает? – Честно – не знаю, – ответила Ким, подумав несколько мгновений. – Тогда забудь о нем. Ты все равно ее больше не увидишь, так что для будущего он не имеет никакого значения! Но все попытки Брайанта подбодрить ее не сработали. Шестое чувство подсказывало Стоун, что это не последняя ее встреча с Александрой Торн. Глава 28 Было уже почти девять часов вечера, когда Алекс закрыла за собой входную дверь. Дом был погружен в абсолютную темноту. Через холл она прошла на кухню. Уехав с кладбища, доктор Торн заскочила в «Маркс энд Спенсер» и купила себе бутылочку «Шато Лакомб»[122] урожая 1996 года. Сегодня она это заслужила. Алекс поставила бутылку на мраморный рабочий стол и замерла. Что-то явно было не так. На нее мгновенно обрушился запах. Женщина осмотрелась. Комнату заполняла неприятная вонь. Принюхавшись, она так и не смогла понять, чем же пахнет. Это был просто запах гнили, который буквально окружал ее. – Боже мой, что же там сдохло? – пробормотала она себе под нос, открывая шестифутовую дверь холодильника, объединенного с морозильной камерой. На нижней полке лежало полпакета зеленого салата, который она открыла только сегодня утром. Никакого молока в холодильнике не было – она вообще редко его использовала, а все остальное было упаковано в контейнеры. Алекс захлопнула тяжелую дверь. И ее сердце ушло в пятки, потому что именно в этот момент она встретилась взглядом с глазами человека, который стоял прямо перед ней. Потрясенная, она сделал шаг назад. – Шейн? Чт… что ты… – Привет, докторша. Скучала по мне? – Шейн схватил ее за предплечье, чтобы она не убежала. Торн постаралась выровнять дыхание и взять себя в руки. Шейн здесь, в ее доме… Как, черт побери, это могло случиться?! Она уже давно забыла про него! Он крепко держал ее за руки, глядя на нее спокойным, немигающим взглядом. Юноша возвышался над ней на добрые десять дюймов. Он придвинулся ближе, и ее ноздри тут же заполнились вонью. К горлу подступила рвота. Это была смесь запахов давно не мытого тела, несвежей пищи и сырости. Алекс едва не подавилась, но смогла-таки удержать ланч там, где ему и полагалось быть. Она попыталась освободиться из его рук, но они оказались чересчур сильными и непреклонными. – Шейн, какого черта ты здесь делаешь? Доктор Торн постаралась, чтобы он не услышал дрожи в ее голосе, которую сама она хорошо ощущала. Она не настолько хорошо его знала, чтобы понять, до чего он может дойти. Но один раз ее манипуляции были вполне успешными, так что, может быть, ей удастся это и во второй раз? – Я пришел наказать тебя, Алекс. Она вновь тяжело сглотнула. У него было мертвое лицо, и он ничем больше не напоминал уязвимого маленького мальчика. Теперь Алекс смотрела на мужчину. На настоящего мужчину. Доктор Торн ничего не сказала. Она совершенно не представляла себе, о чем он может сейчас думать. Ей же было необходимо выработать стратегию. Если б только она могла достать свой мобильный! И как только эта мысль пришла ей в голову, Шейн свободной рукой дотянулся до ее сумочки и вывалил ее содержимое на обеденный стол. Найдя мобильник, он убрал его к себе в карман. После этого прижал ее спиной к кухонному столу, отпустил предплечье Алекс и поместил свои руки на столешницу по обеим сторонам от женщины, зажав ее в ловушку. Доктор Торн оценила ситуацию. Она могла бы попробовать ударить его ногой в промежность в надежде, что он упадет. Это даст ей достаточно времени, чтобы добежать до двери, открыть ее и выбежать на улицу. Будет здорово, если это сработает, но ведь может случиться и так, что удар получится недостаточно сильным. Она не забыла, что он сделал с Малкольмом, и того, что своего дядю он убил голыми руками. Так что Алекс решила попробовать другой подход. Она глубоко спрятала свой страх и игриво взглянула на мужчину. – А я действительно скучала по тебе, Шейн! Его голова слегка откинулась, а на губах появилось выражение легкого отвращения. Не то. – Я правду говорю, – серьезно произнесла она, на ходу меняя тактику. – Ты сука и лгунья, – покачал головой Шейн. – До того, как мы с тобой встретились, у меня был какой-то шанс в этой жизни. Дэвид дал мне крышу над головой, а ребята хорошо меня приняли. Они были моими друзьями. А теперь я их потерял… Я из-за тебя вообще все потерял! Стараясь дышать ровно, Алекс открыла рот. – Ни слова, – приказал он. – Все, что ты говоришь, – это гребаное собачье дерьмо! Ты заставила меня поверить в то, что я смогу стать нормальным человеком. Ты убедила меня в том, что я смогу отмыться, и в то же время знала, что этого никогда не произойдет. – Морщины на его лбу были слишком глубокими для двадцатитрехлетнего молодого человека. – И ты использовала меня для того, чтобы сделать больно Малкольму. Не знаю, зачем тебе это понадобилось, но из-за тебя я здорово его избил. Мне кажется, что ты любишь наносить людям вред, Алекс, а потом исчезать как ни в чем не бывало. Но на этот раз так не получится. Сердце доктора Торн пропустило удар. Она не могла даже представить себе, что он с ней сделает. В случае физической стычки все карты были у него на руках, но психология – это совсем другое дело. – А ты знаешь, я ведь тебе действительно верил… Думал, что ты мой друг, – а теперь все из-за тебя потерял. Она постаралась сохранить неподвижность, когда его правая рука дотронулась до ее правой щеки. – Такая чистая, такая красивая, такая идеальная… Она чуть не задохнулась от ощущения грубой кожи Шейна на своей, но смогла сохранить мягкое выражение лица. А на его лице появилась тоскливое выражение, которое она не раз видела у своих пациентов. Он все еще хотел и жаждал чего-то. Ей надо достучаться до этого маленького мальчика. От этого, черт возьми, зависит ее жизнь. Она решила рискнуть и легко дотронулась до его левой руки. Его челюсти сжались, но руку он не убрал. Ну вот, наконец, теперь ее стратегия готова. – Я так рада, что ты меня нашел, Шейн, – она понизила голос до шепота. Его глаза впились в ее. – Я так тебя искала, – продолжила Алекс, стараясь не показать своего страха. – На следующий день я приехала с утра пораньше, чтобы узнать, все ли с тобой в порядке, но Дэвид сказал мне, что ты исчез. Я хотела извиниться за то, что была такой противной. Я просто разозлилась на тебя из-за того, что ты сделал с Малкольмом. Я же думала, что между нами есть какая-то связь, что я смогу тебе помочь… – Она покачала головой. Краткий миг нерешительности с его стороны заставил ее сердце биться спокойнее, и она продолжила: – Я думала, что вместе с тобой мы продвигаемся вперед. Я думала, что ты веришь мне, пока не увидела то, что ты сотворил с Малкольмом. Это показало мне, что наши усилия для тебя ничего не значили. Послушай, Шейн, ведь ты же ощущал то же самое. У нас была наша дружба. Я не должна была говорить то, что сказала. – Алекс посмотрела на пол и покачала головой. – Это было жестоко и было неправдой. – Что было неправдой? – Что я не могу тебе помочь. – Но ведь ты же сама сказала… – На лице у него было написано недоумение. – Я помню, что я сказала, Шейн. Но говорить этого мне не следовало. И сказала я это только потому, что разозлилась на тебя. Конечно, я могу тебе помочь. Именно поэтому в тот вечер я бродила по улицам в поисках тебя. – Но… Маятник качнулся в ее сторону! Она выскользнула из ловушки его рук и повернулась, протягивая ему руку. Она опять контролировала ситуацию и была уверена, что все закончится так, как это надо ей. – Пойдем, и я начну помогать тебе прямо сейчас. Шейн не пошевелился. Опасность миновала. Она достаточно его запутала, чтобы он забыл о своей ярости. Маленький мальчик вернулся вновь. Уговорами Алекс заставила его пройти в кабинет. – Я зажгу настольную лампу – так нам будет удобнее. Она протянула руку и нажала на выключатель. Справа от него была еще одна кнопка. Ее доктор Торн нажала дважды. Комната была погружена в глубокие интимные сумерки. Алекс подвела Шейна к креслу для посетителей. Он уселся. Ей надо всего несколько минут! Помощь меньше чем в двух милях от них. Ей надо навсегда закрыть этот вопрос, и план был ей кристально ясен. Алекс сняла с него куртку и положила ее на стол между ними. – Ты хочешь, чтобы я начала помогать тебе, Шейн? – спросила она мягким голосом. Ничего не отвечая, юноша продолжал, не отрываясь, смотреть на нее. – Если ты мне позволишь, то я могу все исправить. Мы можем начать прямо сейчас, а потом я позвоню Дэвиду, и ты сможешь вернуться в Хардвик-хаус. Ведь ты этого хочешь, нет? – А я смогу? – На лице его появилось сомнение. – Ну, конечно, сможешь, – доктор Торн решительно кивнула. – Ведь это ты сам решил уйти. А твоя комната все еще ждет тебя. – И вы это сделаете? – Шейн посмотрел на нее с недоверием. – Я сделаю все, чтобы тебе помочь, – у нее была ободряющая улыбка. – Ведь ты же мой друг! Лицо парня сморщилось, и он опустил голову на руки. – Боже мой, Алекс, я так жалею о том, что сделал! Я думал, что вы меня ненавидите. Мне казалось, что я такой грязный, что вы даже стоять рядом со мной не можете. – Глупенький, – сказала она так, как будто ему было не больше пяти лет. – А теперь закрывай глаза и слушай только мой голос. Шейн откинулся в кресле и закрыл глаза. Доктор Торн закатала правый рукав блузки. Не отрывая глаз от его крепко сожмуренных век, она стала сдавливать и щипать кожу правой рукой. – Прежде всего расслабься и постарайся отвлечься от всего. Я помогу и заберу у тебя часть твоей боли. Мышцы его лица расслабились, челюсти разжались. Алекс улыбнулась и закатала свой левый рукав. Она продолжала говорить с Шейном мягким, успокаивающим голосом и в то же время погрузила ноготь в кожу руки со всей силой, на которую только была способна. А потом провела им по направлению к кисти. Получилась диагональная царапина с лопнувшей в нескольких местах кожей. Выглядела она гораздо хуже, чем была на самом деле. – Ты должен избавиться от своей ненависти, Шейн. Я могу помочь тебе забыть о прошлом. Я могу сделать так, что ты вновь почувствуешь себя чистым. Она действительно могла бы это сделать, если б захотела, но, посмотрев на часы, поняла, что для этого у нее уже нет времени. – Что вы делаете со своими руками, Алекс? Черт возьми, она же всего на мгновение отвела от него глаза, чтобы взглянуть на часы… Шейн перевел взгляд с ее лица на покрасневшие, исцарапанные руки. В его глазах забрезжило явное понимание того, что происходит. Раздался стук в дверь. Торн была к этому готова. Тревожной кнопкой рядом со своим столом она уже пользовалась, и тогда все сработало просто идеально. Шейн вскочил на ноги и бросился к двери, которая вела в холл. – Всё в порядке, Шейн. Не обращай внимания – они скоро уйдут! Она была уверена, что никуда они не денутся. Шейн был в панике. Он не мог оторвать взгляд от ее правой руки. Алекс встала и расположилась подальше от двери. – Все в порядке, они… – Грохот сорванной с петель входной двери заглушил ее слова. Окаменевший и испуганный Шейн смотрел прямо на нее. Она разорвала на себе блузку и обнажила грудь. Помотав головой, растрепала свои волосы и ущипнула себя за щеку так, что на ней осталось красное пятно. Двое полицейских быстро вошли в кабинет и осмотрели представившуюся им сцену. – Он… Он… пытался меня изнасиловать… – Алекс расплакалась прежде, чем ее ноги подогнулись. Она прислонилась к стене, и тот из полицейских, который был повыше, поддержал ее. Глаза Шейна перебегали с одного на другого, и было ясно, что он не понимает, что происходит. Как же легко было задурить ему мозги и заставить поверить в то, что она хотела ему помочь! Против нее у него не было никаких шансов. – Я не… Клянусь… Я не наси… Высокий офицер осмотрел руки доктора Торн. – Наручники, – приказал он, провожая ее к креслу. Шейн, живое воплощение недоумения, не отводил от нее глаз. Алекс улыбнулась ему триумфальной улыбкой. На лице юноши появилось осознание того, что отсюда он прямым путем отправится в тюрьму. Шейн задергал руками в наручниках. – Прошу вас, я не могу… Вы ничего не понимаете. Прошу вас… Мне нельзя возвращаться… Любое проявление агрессии со стороны Шейна после совершенного им преступления автоматически лишало его возможности УДО, так что теперь доктор Торн могла быть уверена, что больше он никогда ее не побеспокоит. – Скажите же им, Алекс, – закричал он, и по его щекам потекли слезы, – скажите же им, что я до вас не дотрагивался! Прошу вас, объясните им, что мне нельзя в тюрьму! Алекс, потирая руки, отвернулась от него. – Прощай навсегда, глупый Шейн, – прошептала она, когда высокий офицер повел его к машине. Глава 29 Даже захлопнув дверь машины, Ким все еще не могла понять, что же привело ее в это место. Просто у нее перед глазами постоянно стояла морда с глазами, полными неопределенности. Стоун прошла сквозь двойные двери и остановилась перед стойкой ресепшен. Здесь ее улыбкой встретила девушка с копной розовых волос. – Могу ли я вам чем-то помочь? – Я просто посмотрю, – Ким не была уверена, как ей ответить. Девушка кивнула и рукой указала на следующие двойные двери. Стоун прошла через них и почувствовала, как все ее органы чувств напряглись. Воздух здесь насквозь пропах ароматами дезинфектантов, собачьей еды и собачьих же испражнений. Колокольчик, который зазвонил, когда она открыла двери, вызвал взрыв собачьего лая. В первой клетке находились два щенка стаффордширского бультерьера – маленькие, компактные и крепенькие. Ким не стала останавливаться. Она прошла мимо вольеров, в которых находились собаки различных пород и всех возможных размеров. Единственными посетителями, кроме нее, была молодая пара, рассматривающая джека-рассела[123], который изо всех сил старался произвести на них впечатление. Стоун продолжала идти, пока не добралась до последней клетки – это была настоящая «камчатка». Пес лежал на своей подстилке. Он поднял глаза, но не пошевелился. Ким готова было поклясться, что собака ее узнала. – А это Барни, – раздался голос за спиной инспектора. Она обернулась и увидела полную женщину средних лет, с кудрявыми седеющими волосами. Ее именной значок говорил о том, что зовут ее Пэм. Под именем было написано: «Волонтер». Стоун ничего не ответила, но поняла, что на клетке Барни нет даже таблички с его именем. – Бедняжка, – вздохнула женщина. – Он даже не встает, чтобы поприветствовать подошедших. Такое впечатление, что он на всех махнул лапой. Видя эту собаку, отправленную на «камчатку», без именной бирки на клетке, Ким не могла не задуматься, кто на кого махнул рукой. Женщина же продолжала говорить: – Нам повезло, когда мы нашли ему дом в последний раз. Теперь это невозможно. С ним стало действительно сложно. – Почему? – Это было первое слово, произнесенное Ким за все время. – Он не любит толпы. – Есть. – Он не любит детей. – Есть. – Но ему нравится, когда его любят и носятся с ним. – Что ж, два из трех – результат совсем неплохой. – Бедняжка. С ним плохо обращались, когда он был щенком. А поскольку он не играет с детьми и другими собаками, его много раз возвращали в приют. Несколько его бывших хозяев пытались его изменить. Один даже нанял «шептуна», чтобы ему помочь. – Вы хотите сказать, чертова собачьего мозгоправа? – Ким изогнула бровь. – Но ничего не помогло. За восемь лет жизни он поменял множество домов. Барни немного странный, но это все потому, что люди хотели сделать его лучше, а потом, разочаровавшись, бросали это дело на полпути. Никто не хочет принимать его таким… – Я возьму его, – неожиданно произнесла Стоун и удивилась своим словам, пожалуй, ничуть не меньше, чем болтушка, стоявшая перед ней. Голова Барни приподнялась, как будто он хотел услышать, что на это скажет толстуха. – Вы в этом уверены? – Что я должна делать? – кивнула Ким. – Э-э-э, если вы пройдете со мной к ресепшен, мы заполним все бумаги. Думаю, что в данном конкретном случае мы можем обойтись без посещения его будущего дома. Стоун вернулась тем же путем, каким пришла. Она подозревала, что приют будет счастлив избавиться от пса. У него у единственного была отдельная клетка. После того как она заполнила две формы и предъявила свою банковскую карточку, Барни оказался на заднем сиденье машины, и на морде у него, Ким была готова в этом поклясться, было ошеломленное выражение. Сама Ким так и не поняла, для чего она поехала в приют, не говоря уже о том, зачем забрала собаку домой. Она знала только, что не может забыть, как его тогда уводили в неизвестность, и чем больше волонтерша говорила о его проблемах с социализацией, тем больше струн затрагивала в ее душе. Так что она предложила псу новый дом, так и не успев все тщательно обдумать. Сотрудники приюта были настолько удивлены, что под завязку наполнили машину Стоун его подстилкой, игрушками, костями для того, чтобы их грызть, и двухнедельным запасом собачьего корма. Ким, мысленно усмехаясь, подумала, что если б она потребовала у них годовой запас, то они согласились бы и на это. – Ну что ж, мальчик, вот мы и приехали, – сказала Стоун, паркуя машину. Пес продолжал сидеть на заднем сиденье, пока она не открыла дверь и не взяла в руки его поводок. Ким завела Барни в дом и сразу же освободила от ошейника. После того как дверь за ними закрылась, пес стал обнюхивать прихожую, помахивая хвостом. – Боже, что же я наделала, – вслух сказала Ким, прислоняясь к входной двери. Женщину вдруг охватила паника. В ее доме появилось еще одно живое существо! Невероятность этого буквально придавила Стоун. Она с трудом справлялась с удовлетворением своих базовых потребностей, не говоря уже о потребностях кого-то другого. Она ела, когда была голодна, спала, когда этого требовало ее тело, и крайне редко добровольно занималась какими-то физическими упражнениями. Ким с трудом подавила инстинктивное желание отвести Барни в машину и вернуть его. Но на своем опыте она знала, каково это, когда тебя возвращают в приют. Глубоко вздохнув, женщина прошла в дом и взяла себя в руки. – Послушай, мальчик, – Барни прекратил обнюхивание, услышав ее голос. – Если мы хотим, чтобы из этого получилось что-то путное, то нам надо установить правила. М-м-м… сейчас я не уверена, какими они должны быть, но первое – это то, что ты ни под каким видом не будешь претендовать на софу, понял? У тебя есть пол, ковер и твоя подстилка. Софа же только моя. Странно, но, произнеся эти слова, Ким почувствовала себя лучше. Она обошла Барни и направилась на кухню. Пес продолжил знакомиться с домом, но уже не так нервно. Приготовив кофе, Стоун села и стала наблюдать за тем, как он бродит по ее дому, постоянно помахивая хвостом. Задумалась над тем, какие мысли могут сейчас бродить у него в голове. Интересно, Барни действительно так легко меняет дома или хоть немного боится? А может быть, он считает, что попал в этот дом просто на каникулы и неизбежно когда-нибудь вернется в приют? Барни подошел и уселся возле стола, глядя на хозяйку. Он повернул голову, оценивающе посмотрел на кружку на столе, а потом вновь перевел взгляд на Ким. Она на это не среагировала, и он повторил свои движения. – Собачка, ты что, шутишь? Пока она говорила, хвост Барни подметал пол. Тогда она наклонилась вперед и опустила мизинец в остывающий напиток. Шершавым языком Барни слизал кофе и стал ждать. Ким улыбнулась – только ей могла достаться собака, которая любит кофе так же сильно, как и она сама. Она налила немного кофе в его поилку и остудила все еще горячий напиток молоком. Барни выпил все и досуха вылизал миску. После чего поднял голову и продемонстрировал новой хозяйке свои молочные усы. – Нет, хватит. Кофе – это не питье для хороших собак, – рассмеялась Ким. Она взяла свою кружку и вернулась на софу. Казалось, Барни понял правило номер один и улегся рядом с ее ногами, не касаясь их. Ким откинулась на валик и закрыла глаза. Надо, чтобы у нее получилось. Хотя иметь еще одно живое существо в доме для нее и было верхом неудобства, но что-то притянуло ее к этой собаке – еще там, в приюте. И сама мысль о том, что его придется вернуть, вызывала у Стоун приступы тошноты. Ким ощутила какое-то движение на софе. Она открыла глаза и увидела, что Барни сидит рядом, все еще не касаясь ее. – Барни, я же сказала… Со скоростью и точностью, которые могли сделать честь любому хорьку, пес оказался у нее под рукой. Ну что же, видимо, наступило время объяснить этой собаке, как будут строиться их отношения в будущем. Она будет поить и кормить его, у него будут игрушки и парочка костей, чтобы их грызть, будут поздние ночные прогулки, но только не это! Она уже открыла было рот, но пес прижался ближе к ней, положил голову на ее правую грудь и заглянул ей глубоко в глаза. Его взгляд был полон вопросов. Рука Стоун непроизвольно нашла макушку Барни, и пальцы задвигались в его мягкой шерсти. Пес вздохнул и прикрыл глаза. Ким последовала его примеру. Она действительно показала ему, кто в доме хозяин. Ритмические поглаживания мягкого меха привели ее в состояние полного расслабления. Постепенно ощущение маленького теплого тела, свернувшегося так близко от нее, вызвало у Стоун ярчайшие воспоминания о давно прошедшем времени, когда другое маленькое тело лежало рядом с ней, требуя защиты и поддержки. Впервые за двадцать восемь лет на глазах инспектора появились слезы, которые медленно покатились по ее щекам. Глава 30 – Боже, Кев, да отвлекись ты от него хотя бы на секунду, – сказала Стейси, выезжая с парковки и поворачивая налево. – Он и так уже прирос к твоей ладони. Оставь его в покое! – Отвали, Стейс. – Кевин не обратил на нее никакого внимания и продолжил заниматься своим телефоном. На его лице возникла ленивая улыбка, и он стал профессионально вводить текст двумя пальцами. Стейси добровольно вызвалась отвезти его в дом Даннов. Она просто не могла допустить, чтобы Кевин вел машину в состоянии своего вечного смятения чувств. – Если б у меня был член, я назвала бы его Доусон, – заметила она. – Стейс, я не знаю, о чем ты сейчас подумала, но все то, что ты подумала, это вовсе не твое собачье дело, понятно? Стейси пожала плечами. Она совсем не обижалась, когда он посылал ее куда подальше. Честно говоря, она вообще очень редко обижалась. У нее на все было свое мнение, и она не боялась его высказывать. – Я вижу, что ты нарываешься, сынок! – Это с каких это пор моя личная жизнь стала предметом общественного обсуждения? – С тех пор, когда ты достал всех нас своими просьбами о дружеских советах после того, как она застукала тебя в последний раз. – Хотя звонок телефона был отключен, Стейси услышала мягкую вибрацию, говорившую о том, что Кеву ответили. – Я не прекращу говорить, пока ты не уберешь телефон в карман. – Это что, твой способ довести человека до белого каления? – Ага, только я называю это способом научить человека уму-разуму. – Кевин тем временем отправил еще одно сообщение. – Тебя же вот-вот застукают! Это хорошо еще, что она не у нас работает. – Ты о чем это, Стейс? – Его пальцы вновь забегали по клавиатуре. – Все мы знаем, что тебя сейчас так волнует, Кев. В такие минуты ты становишься наглым сукиным сыном, а в остальное время тебя стоит только пожалеть. Но только не сейчас. Сейчас ты мне совсем не нравишься. Да и командира ты уже почти достал! Кевин нехотя отложил телефон. – Что, покрытия нет? А, Кев? Мужчина уставился прямо перед собой. Стейси осуждающе покачала головой. Понимает он это или нет, но он больше боялся своей начальницы, чем матери своего ребенка. – Так, повтори для меня, зачем мы едем в дом Даннов? – Эксперты закончили повторный осмотр дома, и босс хочет, чтобы мы подписали все необходимые бумаги. Стейси знала, что криминалисты начали второй обыск после того, как выяснилось, что в подвале, возможно, находился кто-то еще, когда Данн развращал свою дочь. – Я знаю, что ты первый раз будешь на месте преступления, но ведь ты же не подведешь меня, правда? То есть я хочу сказать, что это мало похоже на компьютерную игру. Понимаешь, здесь речь идет о живых людях. – Слушай, Кев, иногда мне кажется, что тебе лучше продолжать теребить свой телефон, – ответила Стейси. Ее зависимость от игры «Мир Уоркрафта» была неистощимым источником для шуток Кевина. – Припаркуйся с левой стороны, – велел он, отстегивая ремень. – К твоему сведению, Кевин, я еще и детектив. Так что этот большой белый фургон рассказал мне о многом. – Пятерка за догадливость, – ответил сержант, вылезая из машины. Стейси заперла двери и прошла вслед за ним в дом. Ее сердце застучало чуть быстрее. Кевин Доусон и не догадывался, насколько метко он попал в точку. После того как она присоединилась к группе Ким восемнадцать месяцев назад, Стейси все свое время проводила в офисе. Командир и Брайант работали парой, а Доусона часто отправляли на задания в одиночку, так что ей пришлось поближе познакомиться с компьютером. Какое-то время ей это не нравилось, а потом она нашла свою прелесть в поисках в киберпространстве фактов и информации, которые могли помочь ее коллегам. И вот теперь босс решила сделать финт и вытащить ее из зоны комфорта. Так что в какой-то степени Доусон был прав. Она не была уверена, как себя вести, и, как это ни прискорбно, ей придется прислушиваться к советам Кевина. Правда, недолго. Когда они проходили по дому, в жилых комнатах не было ни одной живой души. Стейси спустилась в подвальное помещение и увидела там трех экспертов-криминалистов в белых защитных костюмах. – Все уже закончили, Триш? – спросил Доусон у того, что стоял в середине. Стейси никогда бы не догадалась, что перед ней стоит женщина. Когда капюшон был отброшен назад, то под ним оказалась выбритая голова с вытатуированной за левым ухом розой. – Триш – Стейси, Стейси – Триш, – представил их друг другу Кевин. Триш улыбнулась Стейси, а та кивнула ей в ответ. – Итак, что же вы нашли? – обратился Доусон к женщине. – Тень, которая видна на пленке, была вот здесь, – Триш подвинулась влево. Она подошла к шкафу. – Камера стояла вот тут, а источник света находился там. Стейси двигалась по комнате вслед за криминалистом. – Таким образом здравый смысл и некоторые вычисления подсказывают нам, что наш неизвестный должен был стоять вот здесь. Там, где сейчас стоишь ты, Стейси. – Черт, – воскликнула девушка, как будто встала на раскаленные угли. – Не волнуйся так, сейчас его здесь нет, – улыбнулась ей Триш. Стейси почувствовала, как кровь прилила к ее щекам. Хорошо, что из-за цвета кожи было невозможно увидеть, как она покраснела. – Дай мне лампу, Мо, – скомандовала Триш второму эксперту. Инфракрасная лампа появилась у нее в руке, как скальпель в руке хирурга. Мо сразу же направился к выключателю, и комната погрузилась в полную темноту. Пол освещался светом синей лампы. Стейси знала, что такой свет с большим успехом используется для обнаружения пятен биологических жидкостей: спермы, выделений из влагалища и слюны, то есть тех, которые обладали способностью к естественному свечению. Кроме того, она смутно помнила, что с помощью такой лампы можно обнаружить скрытые отпечатки пальцев, отдельные волоски, волокна тканей и отпечатки обуви. Триш сделала шаг вперед и осветила то место, где предположительно стоял неизвестный. На бетонном полу появился след небольшой лужицы, невидимый невооруженным глазом. – О-о-о, черт… – произнес Кевин с отвращением. Объяснять, что это такое, было не нужно. Стейси отступила назад и споткнулась – реальность происходящего буквально придавила ее. Да, она видела фото. Да, она видела пленку. Но она смотрела на это как бы со стороны. А теперь она стояла в той самой комнате, в которой восьмилетнюю девочку навсегда лишили детства. Дейзи Данн стояла в середине этого помещения, испуганная и одинокая, дрожащая и ничего не понимающая. Стейси почувствовала, как на глаза ей навернулись слезы. Когда включили свет, она отступила на пару шагов и села на нижнюю ступеньку лестницы. Рядом с ней появилась фигура. – Первый раз? – негромко спросила Триш. Стейси кивнула, не решаясь заговорить. – Тяжело, но никогда не забывай этого ощущения. Оно помогает работать. – Спасибо, – сказала Стейси, глотая слезы. – А кроме того, у меня есть маленький подарок, – криминалист легко дотронулась до плеча девушки. С подноса с уликами она взяла маленький пакетик: заклеенный, обернутый пленкой и аккуратно надписанный. – Мы нашли лобковый волос. Глава 31 – Знаешь, командир, в суде ты держалась отлично, – сказал Брайант, когда они вышли из здания суда графства Дадли. Ким отмахнулась от комплимента. В отличие от некоторых офицеров полиции она никогда не лгала в суде и не пыталась подтасовать факты, так что бояться ей было нечего. Со стороны защиты выступал барристер[124] Джастин Хиггс-Клейтон, надутая личность с бульдожьей хваткой, который оплачивал свой дом с четырьмя спальнями, тремя ваннами и гаражом на две машины, защищая различных мошенников высокого класса. Стоун получила данные о преступлении почти год назад и провела расследование, от которого не так-то легко было отмахнуться. Клиент Хиггс-Клейтона мухлевал с поддельными кредитными карточками, которые он регистрировал в одном из фондов по борьбе со СПИДом. За короткое время это принесло ему двести тысяч фунтов. У этого барристера был нюх на те дела, которые имели отличную доказательную базу, так что он сосредоточился на действиях самой полиции и попытался найти в них нарушения, которые позволили бы закрыть дело из-за ошибок следствия. – Ты что, наизусть помнишь весь Акт? – спросил Брайант инспектора. Он имел в виду «Закон о полиции и доказательствах в уголовном праве» в редакции 1984 года, который строго регламентировал деятельность полиции на протяжении всего следствия. – Я – нет, а вот он, кажется, да. – И каково твое впечатление? – Признают виновным. – Стоун хорошо знала, когда все возможное было сделано для того, чтобы отправить преступника за решетку. Мозаика этого мошенничества была полностью сложена. А вот в случае с Данном она не была в этом уверена. – Остановись-ка вот здесь, – сказала она, когда они проезжали «Уорф паб», принадлежавший одной из местных пивоварен, который располагался в комплексе на набережной города. Комплекс состоял из кучи баров, ресторанов и офисов, построенных на канале. Раньше это место было известно как знаменитый сталелитейный завод «Раунд оук», на котором в лучшие годы работали три тысячи человек, а в момент закрытия в 1982 году – тысяча двести. – Хочешь пропустить пинту, шеф? – Я выпью кофе. За твой счет. Брайант застонал и припарковал машину. В баре как раз царили тишина и покой между суетой ланча и нашествием вечерних толп. Ким села у окна, которое смотрело на черно-белый кованый мост, перекинутый через канал. – Знаешь, шеф, – произнес Брайант, ставя на стол две чашки кофе, – мне сейчас пришло в голову, что я никогда не видел, как ты пьешь спиртное. – Потому что я его не пью, Брайант. – Даже бокала вина время от времени? – уточнил заинтригованный детектив. Она покачала головой. – И даже глотка на Рождество?! Ким закрыла глаза. Брайант знал, как она ненавидит Рождество. – Ладно, проехали. Так ты что, никогда не пробовала алкоголя? – Этого я не говорила. – Так, стало быть, тебе не понравился вкус? – Это тоже не так. И хватит об этом. – Ну нет, теперь уже я не остановлюсь, – Брайант подвинул стул поближе. – Как только ты мне говоришь «хватит», я понимаю, что нащупал что-то интересное. Удивительно, но она попалась на этот простейший крючок. – Ладно, второе. Мне не понравился вкус. – Нет, я тебе не верю, – мужчина почесал подбородок. – Хватит, Брайант! – Иногда он бывал просто невозможен. Никто, кроме него, себе такого не позволял. – Это может быть потому, что ты не хочешь казаться дурой – ведь алкоголь может выпустить наружу все твои комплексы. Или ты можешь быть алкоголиком. – Он сделал паузу. – Ты что, скрытый алкоголик? – Нет. – Тогда почему отказываешься иногда выпить? Стоун повернулась к сержанту и заставила его посмотреть ей прямо в глаза. – Потому что если я начну, то могу не остановиться. Черт, не надо было этого говорить… Она отвернулась к окну. В день, когда установили надгробие на могиле Мики, Ким выпила очень большую бутылку водки с очень маленькой бутылочкой «Кока-колы». Последовавшее за этим опьянение дало ей возможность заглянуть в вызываемое алкоголем забвение. На несколько часов боль от потери исчезла, и она освободилась от чувства вины и ненависти. Больше Ким не решалась оказаться в этом счастливом месте из боязни, что может остаться там навсегда. – Багет с цыпленком? – Рядом с ними появился официант с двумя тарелками в руках. Сержант кивнул и поблагодарил его. – Брайант, – простонала Ким. – Ты не ешь завтрак, а последние шесть часов мы провели в суде, так что я наверняка знаю, что ты еще не ела! – Тебе хватит обращаться со мной как с маленькой девочкой. – А ты веди себя как взрослая, и я от тебя отстану. О чем ты сейчас думаешь? Стоун посмотрела, как он откусил хрустящий кусочек багета, и сделала то же самое. Ее всегда удивляла их дружба. Она напоминала эластичный пояс, который иногда натягивался до предела, а потом – бац! – и возвращался в свое первоначальное положение. – Меня почему-то крутит по поводу дела Руфи Уиллис. – Правда? Это что, что-то личное, шеф? – Это еще почему? – Элементарно: времени с Александрой Торн ты провела совсем немного, но сразу же ее невзлюбила. Так что, это твоя личная нелюбовь к ней? Ким уже несколько раз задавала себе тот же самый вопрос. Брайант ошибался только в одном. Нельзя было сказать, что она не любит психолога. Она не испытывала к ней вообще никаких чувств. – Мое шестое чувство никак не успокоится. – Обычно я отношусь к твоему шестому чувству с большим уважением, но мне кажется, что на этот раз ты тянешь «пустышку». Стоун открыла было рот, но решила промолчать. Она откусила кусок багета, а Брайант положил свой на тарелку. – Шеф, я просто умираю от любопытства – это что, собачий волос на твоей куртке или как? Разговор был закончен, и Ким знала, что, если она хочет углубиться в то, что не давало ей покоя в докторе Торн, придется ей сделать это в одиночестве. Глава 32 – Итак, дети мои, что у нас по делу Данна? Доусон? – Образец спермы и волос отправлены на экспертизу. Ожидаем результаты. Ким кивнула. Неплохо, но понадобится только тогда, когда у них появится подозреваемый. – Мне удалось переговорить почти со всеми его сослуживцами. Не могу только застать его непосредственного руководителя. Последнее место работы Данна – магазин запчастей в Киддерминстере. Я был там дважды, но этого парня просто невозможно застать! – Запиши, – повернулась Стоун к Брайанту. – Переговорил с членами его семьи и почти со всеми членами семьи Венди Данн, – продолжил Доусон. – Ничего, кроме отвращения к Леонарду Данну. Ее брат ведет себя очень настороженно и не позволил мне зайти в дом. Но на пороге высказал мне все, что о нем думает. Ким вновь повернулась к Брайанту. Тот опять записал. – Сосредоточься на соседях, Кев. Я хочу знать все о тех, кто посещал этот дом. Найди местного энтузиаста-соглядатая и попей с ним чайку… Стейси? – Никаких новых сообщений на «Фейсбуке» с момента ареста. Еще девятнадцать человек вычеркнули его из списка друзей и заблокировали его аккаунт. Я еще раз просмотрю тех, кто остался, – может быть, разыщу что-нибудь. Краем глаза Ким заметила, что Доусон достал из кармана телефон и отвернулся. Брайант тут же громко закашлялся, а Стейси ударила ногой по деревянной перегородке между столом Доусона и своим. Ким подняла руку, призывая их к тишине, а затем скрестила руки на груди и… стала ждать. Тишина висела в комнате почти целую минуту, прежде чем детектив обернулся к своим коллегам. – Ты сейчас с нами, Доусон? – спросила Стоун. Под взглядом шести ничего не выражающих глаз Кевин мгновенно покраснел. – Прошу прощения, командир, это мой тесть. Он… – Заткнись, Кев. И прекрати делать из себя дурака! Следующий наш разговор будет совсем другим. Больше я предупреждать не стану. Это понятно? Он кивнул и уставился прямо перед собой. – Хорошо. Тогда все за работу. Первым из комнаты выскочил Доусон. Ким осталась сидеть где сидела и бросила ключи от машины Брайанту. Вот как, подумал он про себя. Это значит: «Тебе пора убираться, старина!» Стоун улыбнулась, увидев, что он направляется к двери. – Стейс, не надо так волноваться, – с улыбкой обратилась она к девушке, когда они остались в комнате вдвоем. – Ты не сделала ничего плохого. Это была чистая правда. Констебль редко имела возможность что-то напортить. – Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. Чтобы я могла успокоиться. Ты могла бы кое-что раскопать о докторе? – Вы имеете в виду Торн? Ким кивнула. Это была личная просьба, а не приказ. – Вы хотите знать что-то определенное? На секунду Стоун задумалась. – Да, я хочу знать, как умерла ее младшая сестра. Глава 33 Ким остановила «Гольф» перед складом автомобильных запчастей. Брайант расслабился и демонстративно ощупал себя на предмет повреждений. – Боже мой, шеф, как же я ненавижу, когда ты пытаешься на машине угнаться за своими мыслями! – Небольшая встряска еще никому не мешала, – ответила женщина и вылезла из машины еще до того, как сержант нашелся с ответом. В здание вела тяжелая стеклянная вращающаяся дверь – войдя в нее, посетитель оказывался в небольшой комнате ожидания. В ней было чисто и аккуратно; половину ее занимала деревянная конторка, доходившая Ким до груди. Справа от конторки находилась двухместная кожаная софа. – Ну и запах, – заметил Брайант. Ким узнала этот запах сразу. Смесь аромата масла, тавота и совсем чуть-чуть смазки. Для нее это был лучший запах на свете. В комнату вошел мужчина с собранным передним тормозом в руках, который он положил на крышку конторки. Ким догадалась, что ему было слегка за сорок. У мужчины выпадали волосы, и он пытался скрыть это за короткой торчащей прической, которая больше подошла бы его сыну-подростку. Надпись на бирке «Бретт. Менеджер» говорила о том, что они нашли неуловимого начальника. – Могу вам чем-нибудь помочь? – спросил мужчина, осматривая их. Улыбка, которой его научили на тренинге по работе с клиентами, задержалась на секунду. Было видно, что он идет по списку необходимых действий, который его заставили выучить наизусть. Сначала поздороваться, потом улыбнуться… Брайант предъявил свой знак и представил их. Улыбка исчезла, так как в ней отпала необходимость. – Кто-то из ваших уже заходил пару раз и разговаривал с ребятами. Так что не знаю, чем могу вам помочь. – А вы просто немного расскажите нам о Леонарде Данне. Такой открытый вопрос позволил им изучить мужчину, пока он на него отвечал. – Он попал к нам по государственной программе. Нам заплатили за то, что мы его взяли. Сначала он работал в магазинах, но делал слишком много ошибок. – Вас просили нанять его на какой-то определенный период? – уточнила Ким. Программ, разработанных для того, чтобы вернуть людей на работу, было великое множество. Таким образом государство боролось с безработицей. И все они работали. Правда, очень короткое время. – Минимум на двенадцать месяцев, – улыбнулся Бретт, – но ничего хорошего из этого не получилось. – И что же вы сделали? – Поговорил с ним, естественно. Но улучшений не последовало, так что мы перевели его на работу посыльного. – И? – Я получил две жалобы на его отношение к своим обязанностям и одну на его запах. – А дальше? – Стоун постаралась спрятать улыбку. – Я предложил правительству вернуть деньги. – А вы не пытались получить какую-то компенсацию? – задал вопрос Брайант. Обычно Ким не любила, когда с людьми обращались как с неодушевленными предметами, но в случае с Леонардом Данном она с удовольствием отступила от своего правила. – Вы никаких странностей у него не заметили? – уточнил Брайант. – Он был жирным и мог бы мыться почаще, – покачал головой Бретт, – а так – ничего особенного. Да уж, совсем не типичный педофил, подумала Ким, зная, что таковых не существует в природе. Если б только их можно было определять по размеру головы или по расстоянию между глазами – когда-то считалось, что по этим приметам можно определить преступника, – тогда ей понадобились бы всего лишь линейка и записная книжка, и все педофилы оказались бы за решеткой. – А у него были здесь друзья? – спросила Стоун. – Нет. Я сам потерял нескольких из-за того, что взял его! – Почему? – поинтересовалась инспектор. – Да все из-за этой госпрограммы, – раздраженно ответил Бретт. – А я подумал, что вам навязало его правительство, – нахмурился Брайант. – Да я сам, можно сказать, предложил это правительству, после того как поговорил с ним в этом чертовом книжном клубе! Брайант бросил взгляд на Ким, но она на это никак не среагировала. – Ну что ж, Бретт, благодарю за беседу. Инспектор кивнула в направлении менеджера и прошла назад к двери. Сев в машину, она забарабанила пальцами по рулю. – Время, выброшенное псу под хвост, – проворчал сержант. – Ты так думаешь? – Он же ничего не рассказал. – Ответ неверный, Брайант, – задумчиво произнесла Стоун. – Думаю, что нам придется поближе познакомиться с этим книжным клубом. Глава 34 Барри следил за тем, как его жена, дочь и брат уходят из палисадника и входят в его дом, через дверь, установленную им и под навесом, который тоже натянул он. Он хотел просто посмотреть краем глаза, увидеть Лизу и Амелию и получить какой-то сигнал, какое-то свидетельство того, что они страдают, прежде чем делать окончательные выводы. Но, стоя здесь и сейчас, он понял, что не сможет уйти. Что этот Адам воображает о себе? Это его семья и его брат не имеет права забирать ее у него! Все, что он любит, находится в этом доме, и он не собирается расставаться с этим без борьбы. Он обязан сделать это ради Лизы. Алекс абсолютно права. Барри постучал в дверь, слегка раздраженный тем, что ему приходится спрашивать разрешения войти в свой собственный дом, но это скоро закончится. Дверь распахнулась, и лицо, которое снилось ему целых четыре года, в ужасе уставилось на него. Мгновение оба они молчали. – Барри, ты что здесь делаешь? Ты же знаешь… – Я вернулся домой, Лиза, – ответил он, проходя в дом мимо нее. Он прошел в общую комнату, не оставив Лизе никакого шанса. Она закрыла дверь и прошла вслед за ним. Барри был уверен, что дом должен быть таким же, как и раньше, с той лишь разницей, что теперь вместо него в доме находится Адам; но теперь он увидел, что ошибся. В комнате было меньше мебели, а угловая софа, за которую они выплачивали три года, исчезла. Вдоль стен стояли диваны на три и на два места. А перед телевизором, на главном месте, на его месте, была пустота, ожидающая инвалидное кресло. сделать, как было раньше! Скоро у него будет работа, и они смогут заново обставить дом. Кирпичный камин с газовой горелкой был заменен на встроенный электрический экран, на котором плясал поддельный огонь. И опять-таки все это можно будет изменить. – Кто там пришел, дорогая? – раздался из кухни голос Адама. Войдя на кухню, Барри отметил про себя, что мебель и столы на кухне были ниже стандартных, но его внимание сразу же отвлекла шапка светлых вьющихся волос его дочери. У него перехватило дыхание. Она была еще красивее, чем он ее помнил. В глазах у Адама мелькнул страх, и он вытянул вперед руку, чтобы защитить Амелию. Это было больно. Она была дочерью Барри и не нуждалась в защите от него! – Какого черта ты здесь делаешь?! – Глаза его брата превратились в лед. – Я пришел для того, чтобы увидеть свою семью, – просто ответил Барри. Ни к чему злиться на брата. Когда Барри вернется окончательно, Адам окажется на улице, так что его можно только пожалеть. – Амелия, иди в свою комнату! Девочка посмотрела на миски с мюсли, которые в ожидании стояли на низком рабочем столе. – Но, папочка… Дядя, подумал Барри, но ничего не сказал. Это все не важно. Скоро она поймет, кто ее настоящий отец. – Прошу тебя, Амелия, – мягко произнес Адам. Она кивнула и направилась к двери. Когда дочь проходила мимо него, Барри потрепал ее мягкие волосы. Она попыталась уклониться от его руки. Он все понял и не стал ни в чем винить своего ребенка. Она его просто не знает. Но скоро узнает. – Ты не можешь здесь находиться. И ты это знаешь, – его жена стояла со скрещенными на груди руками. – Лиза, нам надо поговорить, – Барри подошел к ней. – О чем? – Она отступила на шаг. – О нас. Барри услышал звук мотора инвалидного кресла, и в комнату вкатился Адам. Этот звук подтвердил, что Алекс была права, когда советовала ему пойти домой. Лиза просто не может быть счастлива здесь! Он сам устроил для нее эту тюрьму – и теперь должен ее освободить. – Барри, «нас» больше нет. – Милая, мы можем начать все сначала. – Не смей называть меня так, – рявкнула Лиза. – Тебе пора идти, – произнес Адам. – Тебя это не касается, – Барри повернулся к брату. – Это наше дело! Адам протянул руку к телефону, который стоял справа от дивана. Барри выхватил его у него из рук и выдрал розетку из стены. – Барри, твою мать… – Ты считаешь, что я требую слишком многого, желая остаться наедине со своей женой? – Она не твоя… – Мы развелись, Барри. Или забыл уже? – негромко сказала Лиза. Все еще держа телефон в руках, Барри вновь повернулся к ней лицом. – И я хорошо понимаю, что ты была вынуждена сделать это, Лиза. Я знаю, что поступил неправильно. Но я сполна заплатил за это! – Ты и за миллион лет не сможешь расплатиться за то, что сделал с нами. – Но мы можем опять стать «нами». Просто дай мне шанс показать… – Я имела в виду нас, – Лиза кивнула в сторону Адама. Барри схватил ее за предплечье. – Ты не можешь вечно жить с ним в этой тюрьме, чтобы компенсировать ему то, что я с ним сделал. Ты не можешь жить с мужчиной из чувства вины! Лиза содрогнулась и освободилась от руки бывшего мужа. – Ты действительно так думаешь? – Да ты только посмотри на него, – слова Барри напоминали плевки. – Он же гребаный калека, и я не позволю тебе загубить свою жизнь, когда ты прекрасно понимаешь, что мы должны быть вместе! – Ах ты, долбаный сукин сын, – в ярости заревел Адам. – Держись от всего этого подальше, онанист несчастный! Лиза отошла от него. Ее знакомый аромат сводил Барри с ума. Она всегда пользовалась только «Этернити»[125]. Его жена стояла рядом с его братом. Голос у нее был мягкий и полный сочувствия. – Барри, тебе давно пора понять, что «нас» больше не существует. Ты должен строить себе новую жизнь. Она говорила мягко и терпеливо – так обычно уговаривают детей есть овощи. Барри встретил ее серьезный взгляд. Неожиданно повернувшись, он увидел то, что не заметил, когда входил. Фотографии. Над камином висело семейное фото. Фотограф тщательно выбрал угол съемки так, чтобы не было заметно инвалидное кресло. А вот смокинг и букет казались на этом фото почти трехмерными. Так же, как улыбка Лизы. Он хорошо помнил эту улыбку. Барри посмотрел на них еще раз. Лиза стояла рядом с Адамом, положив ему руку на плечо. Ни сожаления, ни боли, ни согбенной головы, ни извинений – ничего этого не было и в помине. Она просто стояла рядом. Адам нащупал руку Лизы и сжал ее. Жест близости и единства. Другая рука Лизы, на пальце которой поблескивало обручальное кольцо, прикрывала ее живот. И миру Барри пришел конец. Все надежды, которые Алекс поселила в его душе, умерли. Его тело превратилось просто в мешок без костей, мускулов или органов. У него не осталось ничего. Алекс ошибалась. Барри смотрел на них, стоящих рядом друг с другом. На своего брата, у которого было все, что когда-то принадлежало ему самому: его дом, семья, жена и дочь. Его брат-калека отобрал у него всю жизнь. Просто стер его с лица земли. Барри мог себе представить, как, лежа по вечерам в постели, они обсуждают его чувства по отношению к бывшей жене и смеются. Знакомый красный туман заполнил его голову, и он обрадовался ему как старому другу. В течение многих лет Барри научился не пускать его в себя или, на худой конец, держать его под контролем. Но сейчас он принял его с распростертыми объятьями. Все, что находилось за четырьмя стенами этой комнаты, перестало существовать. Здесь и сейчас – вот все, что у него осталось. Наступил момент уничтожения – это был конец. Барри медленно приблизился к ним, протягивая руку Адаму. Он увидел, как верхняя половина тела брата расслабилась. Адам надеялся, что все закончилось. Барри это знал. Адам протянул руку для рукопожатия. Одним быстрым и непрерывным движением, результатом тренировок у беспощадного тренера в ринге, правая рука Барри выдернула тело Адама из кресла и бросила его на пол. Хороший удар, который последовал за этим движением, лишил инвалида сознания. – Ах ты, гребаный сукин сын, – Барри сплюнул. Лиза едва успела вздохнуть, как его левая рука сомкнулась на ее горле, перекрывая все звуки. – А ты, коварная тварь… Барри прижал женщину к стене и заглянул ей в глаза. Как у человека, уходящего под воду, перед его глазами пронеслись все те годы, которые они прожили вместе. У нее же в глазах появились страх и ненависть. Отлично! Его ярость питалась ужасом, который охватил его бывшую жену. Каждый нерв на кончиках его пальцев требовал немедленного удовлетворения. Эти люди должны пережить те же страдания, что выпали на его долю. Руки Барри сомкнулись на теле, которое он когда-то целовал, ласкал и бил. – Ты – лживая, отвратительная продажная тварь. Это все из-за тебя! Он сжал нежную кожу, перекрывая дыхательную трубку, по которой воздух поступал и к Лизе, и к ее неродившемуся ребенку. Ей не хватало воздуха, и она не могла даже пошевелить руками. В глазах женщины появилось отчаяние. Барри сжал пальцы сильнее, прожигая ее своим взглядом. – Ба… Барри… Звук его имени, которое она выдохнула, попал ему точно в сердце. Он помнил этот выдох, но при совсем других обстоятельствах. Глаза Барри наполнились слезами, которые не позволяли ему ясно видеть черты лица Лизы. Его левая рука отпустила ее горло, а правая нанесла удар по голове. – Сука гребаная… Черт, он все еще ее любит! Она закашлялась и стала отплевываться, держась рукой за горло. – Аме… Даже в этот момент Барри был готов все ей простить и забыть про ее ошибки, но она вдруг поползла. Ее ногти цеплялись за ворс ковра, и она старалась подтянуть себя к телу своего бездыханного мужа-инвалида. – Ты больше никогда не увидишь нашего ребенка, – произнес Барри, нанося удар ей по затылку. После этого он закрыл двери гостиной и крикнул в сторону второго этажа: – Всё в порядке, Амелия! Ты можешь спускаться. Давай, иди к своему папочке! Глава 35 Квартира находилась в здании, расположенном на клочке земли на периферии торгового комплекса «Мерри-Хилл». Трехэтажная недвижимость могла гордиться видом на вход в «фуд корт» на западе и на Педморское шоссе с интенсивным двусторонним движением на востоке. Ким постоянно мучило любопытство – какой же должна быть маркетинговая стратегия, чтобы все это продать?! – Это будет получше, чем многие дома, в которых нам довелось побывать, – заметил Брайант. Любой подъезд без непристойностей на стенах и без запаха мочи был лучше, чем большинство многоквартирных домов, которые им приходилось посещать. Брайант постучал в дверь. Стоун услышала, как в квартире что-то ударилось в стену, а потом прозвучали проклятья. Цепочку сняли, и дверь им открыл человек, которого Ким едва узнала. Крис Дженкс был одет в тренировочные штаны цвета тины и в футболку с короткими рукавами и пятном справа от логотипа. При виде их на лице мужчины, заросшем темной густой щетиной, появилось выражение удивления. – Мы можем?.. – Брайант наклонился вперед. – Конечно… Конечно, – ответил, отступая, Дженкс и шире распахнул дверь. Стоун вошла в узкий коридор, где двоим было не разойтись, не коснувшись друг друга. Отсутствие окна не могло компенсироваться приглушенным светом энергосберегающей лампы. Две закрытых двери делали коридор абсолютно изолированным от остальной квартиры. Ким осторожно перешагнула через игрушки, количество которых никак не вязалось с размерами самой квартиры. Инспектор направилась в ярко освещенную комнату в конце этого тоннеля, которую приняла за гостиную. – Прошу вас, присаживайтесь, – предложил Дженкс, отодвигая в сторону две книжки-раскраски и коробку с фломастерами. Ким заняла то место, которое он освободил для нее. Брайант уселся на противоположном конце дивана, но долго не мог устроиться, пытаясь достать пульт от телевизора, который оказался под ним. Дженкс взял у него пульт и остался стоять. – Могу я предложить вам что-нибудь… кофе… чай? Стоун покачала головой. – Это что, по поводу дисциплинарной комиссии? – спросил полицейский, переплетая пальцы. – Нет, у нас другой интерес, – ответил Брайант. К дисциплинарной комиссии они не имели никакого отношения. И Дженкс, и Уайли были временно отстранены от работы, до окончания официального расследования, которое проводили их командиры. – Вы приезжали в дом Леонарда Данна по вызову в связи с домашним насилием? – спросил сержант. Дженкс уселся на самый краешек единственного свободного стула. Он кивнул, все еще держа в руках пульт управления. – Ну да, это было пару месяцев назад. А в чем дело? Ким была рада, что Брайант взял разговор на себя. Она стала осматривать комнату. Это был дом, в котором дети появились, пожалуй, как гром среди ясного неба. Камин, выложенный булыжником, был закрыт крупноячеистой сеткой. Напольные вазы, которые когда-то, по-видимому, стояли по бокам от камина, на книжной полке выглядели слишком громоздкими. Между книгами и музыкальными дисками стояли пузырьки с «Калполом»,[126] лежали пакет с подгузниками и две погремушки. – В развращении девочек Данн принимал участие еще кто-то. У Дженкса отвалилась челюсть, и он молча переводил глаза с Ким на Брайанта и обратно. – Мы пока не знаем, какую роль играл этот человек, – продолжил Брайант, – но мы знаем, что во время съемок фильмов присутствовал кто-то третий. Дженкс провел рукой по волосам и потер лоб. – Черт побери… – Мы хотим знать, не видели ли вы той ночью что-то – не важно что, – что могло бы помочь нам в расследовании. – Да там ничего особенного не было. – Дженкс уставился в пол и покачал головой. – То есть я хочу сказать, что это был обычный вызов… просто… – Расскажите поподробнее, – предложила Стоун. – Звонок поступил к нам где-то в половине восьмого, – согласно кивнул констебль. – Это была жалоба от соседа, которого беспокоил шум. Когда мы приехали, голос Данна был слышен от самых ворот. Мы постучали. – А что он кричал? – спросила Ким. Дженкс задумался. – От ворот слышно было не очень хорошо, но мне кажется, что-то про школьную учительницу. Ким кивнула и сделала ему знак продолжать. Наверное, это была первая попытка учительницы переговорить с Даннами о поведении Дейзи. Насколько помнила Стоун, женщина предприняла три такие попытки, прежде чем позвонила в полицию. После этого силами социальной службы было проведено соответствующее расследование, но арестовать мерзавца смогли только через пару месяцев. – Данн впустил нас. Было видно, что он все еще кипит от гнева. А миссис Данн говорила с кем-то по телефону. – А вы не знаете, с кем она разговаривала? – С каким-то Робином, – кивнул полицейский. – Мне показалось, что это был ее брат. Уайли вытолкал Данна на кухню, а я вошел в гостиную, где находилась миссис Данн. Я заставил ее повесить трубку и поговорить со мной. – И что же она сказала? – Просто, что ее муж разозлен этой чрезмерно настойчивой учительницей. Они действовали как по учебнику. Полицейские разделили участников ссоры, чтобы разрядить ситуацию. – После того как мы прибыли, все довольно быстро успокоилось. Я спросил миссис Данн, применял ли кто-нибудь силу, и она уверенно ответила, что нет. Спросил, не хочет ли она заявить на своего супруга, но миссис Данн отказалась. Она настаивала на том, что это была просто ссора, которая слегка вышла за рамки. Ким вспомнила показания учительницы. Теперь она была уверена, что это была ее первая попытка поговорить с Даннами. У нее было не слишком много оснований говорить о детях до тех пор, пока Данн, выведенный из себя тем, что женщина привела детей домой, не указал ей на дверь. – Похожий разговор был и у Уайли с Данном в другой комнате, – продолжал Дженкс. – Мы пробыли в доме не больше пятнадцати минут. Когда мы уезжали, все было абсолютно тихо. – Девочки при этом присутствовали? Дженкс кивнул, и впервые за все время разговора на лице у него промелькнула гримаса боли. – Они сидели на диване, и Дейзи обнимала рукой младшую сестренку. Ким услышала, как в кармане Брайанта завибрировал телефон. Сержант прижал его рукой. Ее же собственный просигналил о том, что ей поступило сообщение. Черт побери, ведь ее сотрудники знают, чем она занимается! Телефон Брайанта завибрировал снова. Стоун кивнула в сторону коридора. Брайант вышел. – Так, что еще? – Знаете, мэм, у меня перед глазами до сих пор стоит картина, которую я не могу забыть, – произнес полицейский, не отводя взгляда от плюшевого мишки, который лежал посередине комнаты. – Теперь, когда я все это вспоминаю, мне кажется, что девочка смотрела на меня. Дейзи. Очень пристально… Как будто хотела мне что-то сказать. Но я не знаю, было ли это в действительности или это я просто придумал себе, потому что знаю то, что знаю. В какой-то момент Ким хотела сказать ему, что он прав. Ведь она знала причины этого взгляда. Но сейчас Дженкс боролся за свою работу, карьеру и возможность обеспечивать свою молодую семью. Отстранение от работы, даже если оно оплачивалось, было далеко не каникулами. Он ударил подозреваемого, и последствия были неизбежны. Так что не имело смысла топтать его тогда, когда он и так уже лежит. Дженкс знал, что в тот день должен был проявить большую проницательность, и ничего нового Стоун ему сказать не могла. Она услышала, как Брайант ругается в коридоре. Он появился на границе ее периферического зрения и знаком позвал ее, предлагая выйти. Инспектор кивнула Дженксу и встала. – В чем дело? – спросила она, подойдя к сержанту. – Нам надо ехать. – Какого черта?! – Происшествие на многоэтажной автомобильной стоянке на Брайерли-Хилл. Ким достала телефон. О чем думает этот диспетчер, звоня ей и Брайанту? – Все силы брошены на демонстрацию в Дадли, – остановил ее сержант. В последнее время участились стычки между «Лигой защиты Англии»[127] и исламистами, проживающими в Дадли, из-за планов строительства новой мечети. – Ситуация не слишком хорошая. Стычку показывают по телевидению. Обе стороны призывают на подмогу своих сторонников. Пока семеро пострадавших. Ким зарычала от досады. – Но не подумай ничего такого, шеф. Нас вызывают на потенциальное самоубийство. Ты что, действительно думаешь, что нам бы позвонили, будь у них хоть какие-то варианты? Стоун повернулась к Дженксу, который стоял у нее за спиной. – Ладно, Дженкс, нам надо ехать, но если вы что-то вспо… – Но я ведь не мог этому помешать? Ведь правда, мэм? То есть я хочу сказать, что ничего не мог тогда сделать… Глава 36 – Поведу я, – сказала Ким, пробегая мимо Дженкса. – В данной ситуации я и сам хотел предложить тебе это, – согласился Брайант. Стоун завела двигатель и рванула со стоянки. Обгоняя по пути всех и вся, не снимая руку с клаксона и мигая всеми огнями, она добралась до Брайерли-Хилл в рекордно короткое время. – Убирайся с дороги, чертова кукла, – закричала она на женщину в черном «Рейнджровере», которая говорила по мобильному телефону. – Я понимаю, шеф, что тебе не терпится выписать ей штраф, но, может быть, сперва решим более насущную проблему? Ким объехала внедорожник и припарковалась возле кордона, который охраняли двое полицейских в форме. Быстро осмотревшись вокруг, Стоун поняла, что они являются единственными представителями власти на стоянке. Четырехэтажному зданию было не больше шести месяцев, и оно было частью городской программы, призванной убрать водителей с бесплатных парковок около близлежащих торговых центров. Въезд транспорта осуществлялся с фронтальной стороны здания, а кордон был установлен в начале вспомогательной дороги, которая охватывала парковку с правой стороны. Ким протиснулась сквозь быстро растущую толпу и пробежала до половины вспомогательной дороги. Здесь было довольно темно, но благодаря единственному уличному фонарю ей легко удалось разглядеть темную фигуру, которая перебралась через металлическое ограждение на верхнем уровне парковки и теперь цеплялась за барьер с внешней, неправильной, стороны. – Только что подтянулись четыре ПОПа, – сказал догнавший ее Брайант. – Двое блокируют вход, а двое других повторно осматривают парковку, чтобы убедиться, что на ней не осталось людей. Свидетельница говорит, что он стоит так уже двенадцать минут. – Точно? – Ну да, она с самого начала записывает все на телефон, – кивнул сержант. Ну конечно, а как же иначе. – Он о чем-нибудь или о ком-нибудь просил? Брайант покачал головой, но прежде, чем он начал говорить, его прервали крики небрежно одетого мужчины, который что-то кричал им от кордона. Отлично, этого только им и не хватало. – Пойди узнай, что нужно этому придурку! Сержант побежал к ограждению, а Стоун задумалась, что надо сделать, чтобы мужчина не спрыгнул до прибытия переговорщика. Переговорщиками назывались специально обученные офицеры, задачей которых было без лишнего шума уговаривать потенциальных самоубийц отказаться от своих намерений. Ким знала, что если она сама заговорит с мужчиной, то у того мгновенно испарится последнее желание жить, и он немедленно шагнет вниз. Она и с обычными-то людьми с трудом находила общий язык, так что здесь у нее не было никаких шансов. – Шеф, это Дэвид Хардвик из Хардвик-хаус. Он знает этого парня. Задыхающийся мужчина был на пару дюймов выше Ким и выглядел очень расстроенным. – Хотите услышать полную историю или ее укороченный вариант? – Он там уже минут пятнадцать, так что давайте покороче! – Я вернусь к барьерам и объясню ребятам, что к чему, – дотронулся до руки Стоун Брайант, кивая на кордон. Там уже появились две полицейские машины и «скорая помощь». – Его зовут Барри Грант. Он позвонил мне около часа назад, чтобы сообщить, что не вернется и чтобы я раздал его вещи остальным. Еще сказал, что не должен жить после того, что совершил. – А что он совершил? – Не знаю, – пожал плечами мужчина, – но один из наших резидентов вспомнил, как Барри однажды упоминал эту стоянку как идеальное место для самоубийства, так что я бросился сюда, чтобы отыскать его. Я пытался дозвониться до него, но его телефон отключен. – Сейчас уже можно не звонить – он все равно не может ответить, – сказала Ким. – Расскажите о нем. – Несколько месяцев назад его выпустили из тюрьмы. Сидел он за нанесение тяжких телесных повреждений собственному брату за то, что у того были отношения с его женой. После этого брат оказался прикован к инвалидной коляске. – Какая прелесть… – Барри – бывший боксер, так что умеет делать больно… Сидел он спокойно, не попадая ни в какие истории, и, кажется, искренне сожалеет о том, что сделал. Именно поэтому мы и приняли его в Хардвик-хаус. Ким не очень понимала, что такое Хардвик-хаус, но была уверена, что где-то уже слышала это название. – А он когда-нибудь говорил о том, что хочет умереть? – Никогда. Он достаточно хорошо адаптировался к жизни на свободе. Мы хотели устроить его водителем – он занимался этим до тюрьмы, – и он выглядел как человек, который согласился с тем, что предыдущий этап его жизни закончен. – Так что же изменилось? В недоумении Дэвид покачал головой. Стоун повернулась и увидела, как к ней приближается Брайант с какой-то женщиной. – Да ты что, издеваешься надо мной? – воскликнула Ким, когда, приглядевшись, узнала знакомый силуэт доктора Александры Торн. – Инспектор Стоун, – кивнула ей женщина. – Доктор Торн, – ответила Ким в свою очередь. Брайант пожал плечами и встал рядом с Ким, пока Дэвид вводил доктора в курс дела. – Она говорит, что этот парень ей позвонил. Как я понял, она добровольно работает в этом убежище, или в этом «доме на полпути»[128], или как там это еще называется. – Правда? – удивленно переспросила Ким. Сержант утвердительно кивнул и пожал плечами. Инспектор отошла в сторону, и Брайант последовал за ней. – Так, и на чем мы стоим? – М-м-м… переговорщик сейчас разбирается с ситуацией на противоположном конце Бирмингема. Там алкаш с ножом не выпускает жену из дома, – сержант взглянул на часы. – Даже если он все бросит и немедленно отправится сюда, то появится не раньше чем минут через сорок. Ну да, проехать через центр города в пять тридцать вечера совсем непросто. – Черт… Еще что-то? – Газетчики на подходе. Сейчас все они интервьюируют свидетелей, которые с радостью делятся с ними информацией. Территория стоянки абсолютно стерильна, и здесь же находится клининговая компания[129] – на тот случай, если его придется соскребать с земли. Брайант отнюдь не был циником – мужчина действительно в какой-то момент мог прыгнуть или даже случайно сорваться. Быстро оценив ситуацию, Ким поняла, что с того места, где стояли ротозеи и находилась пресса, им будет все отлично видно. Они даже почувствуют сильное разочарование, если ничего не произойдет. Она посмотрела на море лиц за барьерами, на которых было написано нетерпеливое ожидание. На мгновение Стоун подумала, что хорошо бы было оставить их там, где они и стоят: если им повезет, то они увидят, как его тело ударится о землю и его кости затрещат, как ломающиеся спички, – эта картинка будет являться им в ночных кошмарах долгие месяцы! Только прописанная в инструкциях процедура заставила ее отказаться от этой мысли. – Брайант, нам нужен второй барьер. Пусть толпу отодвинут за угол! Отойдя от нее на несколько шагов, сержант прокричал приказ растущей толпе светоотражающих жилетов[130]. – Разрешите мне поговорить с ним, – впервые за все это время обратилась к ней Алекс. – А вы не пробовали сами лечить себя от идиотизма? Ким была уверена, что Брайант нашел бы другой способ донести до психолога эту мысль, но на это у нее не было времени. – Я невольно услышала ваш разговор, – улыбнулась доктор Торн. – Боюсь, что у вас не так уж много вариантов. Я знаю Барри. Он выслушает меня. На это инспектор ничего не ответила и отвернулась. – Нам нужно что-то, чтобы смягчить его падение, – сказал подошедший Брайант. Ким согласилась, и в голове у нее мелькнула идея. Недавно в каком-то отчете она прочитала, что для того, чтобы смягчить падение, полицейские использовали детский надстаточно было отойти на пару футов, и он пролетел бы мимо замка. – Пошли людей по магазинам. Пусть тащат сюда все пляжные зонтики, которые смогут найти. – Стоун оценила высоту здания. – Если у нас их будет достаточно, то мы сможем прикрыть ими всю площадку вдоль здания. Оно не такое уж высокое, так что, если он упадет, зонтики смогут смягчить удар. – Граница между жизнью и смертью. – Вот именно. Брайант по радио передал инструкции полицейским у заградительного барьера. – «Фрейд» предложила нам переговорить с этим парнем. Она знает и его, и всю его подноготную. – Я не вижу другого выхода, шеф, – произнес сержант, оглядываясь вокруг. – Время идет. Ким такая перспектива не очень нравилась, но других вариантов у нее не было. – Но Торн не является нашим сотрудником. Даже внештатным. Ты можешь себе представить… – У меня как раз перед глазами картина, на которой ты говоришь комиссии, что не давала ей своего разрешения. Здесь и сейчас Брайант оказался именно тем человеком, который был нужен Ким. – Доктор, вы поднимаетесь наверх и я иду вместе с вами. – Инспектор, будет лучше, если… – Даже не мечтайте! Пошли. Стоун перелезла через ограду и бросилась к центральной колонне стоянки, в которой находились лифты и лестница. Алекс бежала рядом. На время операции электричество было отключено, чтобы никто с нижних уровней не мог проникнуть на верхний. Увидев Ким, ПОПы освободили проход. Она направилась к лестнице и стала подниматься, перепрыгивая через две ступеньки за раз. Алекс не отставала. – Что вы собираетесь делать? – спросила Стоун. – Пока не знаю. Я даже не знаю, что вызвало такую реакцию, поэтому сначала мне нужно осмотреться. Вы просто молчите. Что бы я ни говорила – молчите как рыба! Ким заскрипела зубами. Даже в лучшие времена она не терпела, когда кто-то давал ей указания, а уж выслушивать их от этой женщины для нее было совершенно непереносимо. Когда они вышли с лестничной площадки на открытую верхнюю часть стоянки, Стоун ощутила ледяной ветер, который слегка пахнул мокрым снегом. Она позволила психологу обогнать себя и направилась к тому месту, откуда могла видеть верхнюю часть тела Барри Гранта. Он стоял, глядя на тротуар внизу, поставив ноги на карниз шириной всего в пять дюймов и держась за витую решетку вытянутыми за спину руками. Ким поняла, что на месте мужчину удерживают только его мускулы боксера. – Привет, Барри, как дела? – спросила Алекс, кладя руки на изгородь, через которую он перелез. – Не трогай меня. – Обещаю, – доктор Торн подняла руки вверх. – Но послушай, если уж тебе так нужно было со мной переговорить, то надо было об этом сказать, и я что-нибудь придумала бы. Стоун была удивлена спокойным, напевным голосом женщины. В нем не было ни дрожи, ни намека на то, что жизнь мужчины, образно говоря, зависела сейчас только от ее самообладания. Инспектор попыталась оценить ситуацию с практической точки зрения. Барьер, за которым стоял самоубийца, доставал ему до плеч. Даже если Ким удастся его схватить, то она не сможет перетащить его через загородку почти одной с ней высоты. Единственная надежда была на то, что она сможет схватить и удержать его, но сила притяжения на этот раз была против нее. – Ну что, тогда поговорим о том, как прошел сегодняшний день? Я могу начать, но мне кажется, что твой день был гораздо паршивее моего. Однако Барри продолжал молчать, глядя вниз, на тротуар. – Слушай, Барри, ведь не зря же я взбиралась на такую верхотуру. Расскажи же мне, что случилось, прежде чем прыгнешь. И если в последний раз мне суждено увидеть тебя размазанным по асфальту, то мне хотелось бы знать, из-за чего это произошло… Молчание. – Ты только взгляни на меня. Замызганная старая одежда и ни грамма краски. Я в жизни не встречалась с мужчиной в таком виде. Ты только посмотри… Барри послушался ее, и Стоун заметила, что доктору удалось установить с ним зрительный контакт, оторвав его взгляд от тротуара внизу. Умно. – Так что же произошло после нашей последней встречи? Он не ответил, но и не отвел взгляда. – Ну, говори же. Обещаю, что даже в этой ситуации не буду вести себя как мозгоправ. Барри слабо улыбнулся, и Ким поняла, что это была какая-то их общая шутка. – Я поехал туда, – негромко сказал мужчина, и Стоун перевела дыхание. Наконец-то он заговорил. – Ты их видел? Барри утвердительно кивнул и перевел взгляд на тротуар. – Все кончено… – Что ты там увидел? – Ее. Она прибиралась в палисаднике, выпалывая сорняки. Выглядела просто прекрасно. А потом появилась Амелия, вся такая принаряженная. Она – такой красивый ребенок, такой очаровательный… Я какое-то время наблюдал за ними через дорогу. Наблюдал за своей семьей. Казалось, что они ждут меня… Я помню, что ты сказала… – Но ты же не совершил никаких глупостей, а, Барри? Основываясь на тех отрывочных деталях, которые ей сообщил Дэвид, Ким могла понять, кто есть кто, так что она догадалась, что мужчина ездил в свой дом, чтобы вернуть себе семью. Но ведь никто никогда не упоминал этого чертова ребенка! – Я не могу больше жить, Алекс. Я уничтожил собственную семью. Боже, как же я мог… Ким услышала эмоции в его голосе, но слова отнес ветер. Ей показалось, что доктор Торн крепче вцепилась в загородку. Инспектору оставалось только надеяться, что психолог знает, что делает. Мужчина выглядел гораздо более взволнованным, чем в тот момент, когда они поднялись на крышу. Ким услышала шум за спиной и, не поворачивая головы, поняла, что прибыла подмога. Алекс, должно быть, тоже почувствовала это, потому что слегка повернулась и чуть заметно качнула головой. Подняв руку, Ким велела полицейским залечь за ней. Мужчина продолжал стоять на карнизе, так что пока все было не так уж плохо. Доктор посмотрела на Ким. Инспектор дотронулась до своих губ, надеясь, что женщина поймет, что ей нужно поддерживать разговор. – Барри, это чувство вины совсем ни к чему. Вполне понятно, когда человек хочет восстановить свою жизнь… – Нет, ты не понимаешь, – покачал головой мужчина. – Ты же не знаешь, что я наделал. Их больше нет. Страх пробрал Стоун до костей, когда она услышала в голосе самоубийцы эту безысходность. Она бесшумно отошла назад, на лестничную площадку, и достала мобильный телефон. Брайант ответил после второго звонка. – Брайант, по рации не сообщали о каких-то инцидентах по соседству? – Да. Полицейские передислоцированы с беспорядков на пожар в Седжли. Пострадавших двое. Один мертв, второй еле жив. – Только двое? – Да. А в чем дело? – Я почти уверена, что там произошло убийство, и совершил его наш парень! Узнай детали и перезвони мне. Должен быть еще третий. Ким вернулась в радиус взгляда Алекс. Доктор слегка повернула голову – Барри все еще занимал все ее внимание, но она видела инспектора периферическим зрением. Ким сделала тот единственный жест, который, по ее мнению, должна была понять Торн – она провела рукой по шее, показывая, что дело идет о смерти. Если психолог и поняла ее, то ничем это не показала и вновь полностью повернулась к Барри. Телефон в кармане Стоун завибрировал. Она вернулась на площадку. – Абсолютно точно – двое, шеф, – подтвердил Брайант. – Тогда где же, черт побери, ребенок?! Глава 37 – Какой ребенок? – переспросил Брайант. – Я на лестничной площадке верхнего этажа. Поднимись ко мне! По звону ключей и мелочи в карманах Ким поняла, что сержант поднимается по лестнице. – Так о каком ребенке ты говоришь? – Этот парень поехал проведать жену, которая вышла за его брата-инвалида, и попытаться вернуть ее. У него ничего не получилось, но в семье была девочка, биологическим отцом которой он является. – Боже правый… – Вернись к этому Дэвиду и выясни, не знает ли он, на какой машине ездил самоубийца и сколько лет ребенку. А я пока быстро пробегусь по этому уровню и посмотрю, нет ли здесь чего-то подозрительного. – Например, девочки, в полном одиночестве сидящей в автомобиле? Ким понимала, что шансов на это практически нет, но она не могла просто ждать, ничего не делая. – Знаешь, шеф, в этом деле я становлюсь большим пессимистом. Выйдя с лестничной площадки, Стоун повернула направо и начала осмотр с территории, которая находилась дальше всего от места действия. Со своего места она не увидела подозрительной машины и рядом с самим Барри. Ей ни в коем случае не хотелось нарушать хрупкий контакт, установившийся между психологом и мужчиной, стоявшим на карнизе, но если в поисках ребенка придется подойти поближе, то пусть он, черт возьми, прыгает, если ему так этого хочется! Меньше чем за три минуты Ким обошла стоянку, двигаясь против часовой стрелки, и вернулась на лестничную площадку. Рядом с Брайантом, который говорил по телефону, стоял инспектор Эванс. – Мне искать или остаться здесь? – спросил он. Они были равны по званию, но Стоун появилась здесь первой, и это было ее место происшествия. – Оставайся здесь. Я буду искать. Эванс указал на двух офицеров, согнувшихся за стеклянной стеной. – Постараюсь, чтобы Пинки и Перки подобрались поближе под прикрытием ветра. Возможно, что этим двоим удастся перетянуть его через ограду. Как думаешь, у этой докторши хватит мозгов понять простейшие жесты? – Можешь не сомневаться. – Мы ищем старый «Мондео» темного цвета. Седан. Девочке четыре года. Да, и вот еще что, шеф. Та дама с мобильником чуть с ним не столкнулась, когда он въезжал на стоянку. Она говорит, что никакого ребенка в машине не было. – Черт! – Или ребенка здесь вообще нет, или он в багажнике машины с ограниченным запасом воздуха. – Хорошо. Передай информацию вниз. Пусть возьмут на себя уровни один и два, а мы займемся третьим. – В качестве ближайшего родственника у Дэвида фигурирует сестра Барри – Линда. Она здесь. – Пусть стоит, где стоит. Здесь ей делать нечего! Ким стала спускаться на третий уровень. Передав вниз всю информацию, Брайант догнал ее. – Моя половина правая, твоя – левая, – приказала Стоун. Она побежала по проходам, минуя хэтчбэк за хэтчбэком. Гробовая тишина обострила ее органы чувств. Ким чувствовала, что ребенок где-то совсем рядом. Это она знала. Только не знала, в каком он окажется состоянии. В одном из углов инспектор заметила седан темного цвета. Приблизившись, она узнала «Мондео». Но это была новая модель. Черт, а она уже обрадовалась… На этом уровне осталось всего несколько машин. Лестничные двери распахнулись и на стоянку вывалились четверо офицеров. Двое бросились к ней, а двое в противоположную сторону. – Другие этажи заполнены только наполовину, командир. Ничего, – сказал Брайант, появившись рядом. Черт побери, должна же она где-то быть! – Проверьте все еще раз, начиная от центрального входа. – Мэм, сюда! – крикнул Хэммонд. Ким со всех ног бросилась в правый дальний угол стоянки, туда, куда падала тень от въездного пандуса. Полицейский стоял возле темно-синего «Мондео», припаркованного в неположенном месте. Отлично. – Хэммонд, какие предложения? – Этот парень может открыть все что угодно. Полицейский достал из кармана запертый футляр, но отложил его и из другого кармана достал небольшой молоток. – Аккуратно или быстро? Ким кивнула на молоток. – Все в сторону… Два удара – и стекло разлетелось, засыпав осколками водительское сиденье. Хэммонд просунул руку внутрь и открыл дверь. Через несколько мгновений он сорвал кожух рулевой колонки и, соединив провода напрямую, завел машину. Глядя на Ким, нажал на кнопку. Крышка багажника распахнулась. На Стоун смотрели полные ужаса глаза маленькой девочки. Ее крохотное тело, спрятанное среди грязного тряпья, дрожало от страха. Ким выдохнула. Испуганна, но жива. С этим она готова смириться. Сержант сделал шаг вперед. Ребенок захныкал. Ужас в его глазах усилился. – Назад, Брайант. Я сама. Стоун наклонилась над багажником и скрыла девочку от взглядов окружающих. – Привет милая. Меня зовут Ким, а тебя как? Ребенок нервно оглядывался, пытаясь найти что-то надежное и знакомое, на что можно было бы опереться. На щеках малышки виднелись дорожки слез. Ким повернулась к Брайанту и двум полицейским. Жестом она велела им отодвинуться подальше. Потом села на асфальт, и ее лицо оказалось на одном уровне с лицом девочки. – Посмотри на меня, милая. – Стоун улыбнулась и понизила голос до шепота: – Теперь все будет хорошо. Никто больше тебя не обидит, понимаешь? Ким старалась не разрывать зрительный контакт с девочкой. Постепенно ребенок стал успокаиваться. Протянув руку, инспектор сняла пропитанную дизельным топливом тряпку с головы ребенка. Девочка не отодвинулась, но внимательно следила за ее движениями. – Милая, сейчас за тобой придет тетя Линда. А теперь скажи мне, у тебя ничего не болит? Следов травм не было видно, но прежде, чем дотрагиваться до ребенка, она должна была в этом убедиться. Чуть заметное движение головой, едва отличимое от дрожи, – и все-таки это было уже общение. – Умница. А ты можешь пошевелить пальчиками на руках и ногах? Ну-ка покажи мне… – Ким посмотрела в багажник и увидела, как двигаются конечности девочки. Она посмотрела малышке в глаза. Ужаса уже почти не было. – Так скажи мне, как тебя зовут, милая? – Амелия, – выдохнул ребенок. – Ты большая умница, Амелия. Сколько же тебе лет? – Четыре с половиной годика. Половина в ее возрасте играла колоссальную роль. – А я думала, что тебе уже шесть… А можно мне вынуть тебя из машины? Вид ребенка, лежащего между инструментами, выпачканными в масле, и грязными тряпками, действовал Стоун на нервы. Амелия медленно кивнула. Ким осторожно взяла девочку под мышки, вытащила ее из багажника и прижала к себе. Амелия инстинктивно сомкнула руки у нее на затылке, а ногами обхватила ее талию; лицом она уткнулась в шею инспектора. – Всё в порядке, Амелия. Все будет хорошо, – Стоун гладила девочку по голове. Она искренне надеялась, что все будет так, как она обещает. На щеке инспектор почувствовала слезы малышки. Интересно, что девочка слышала, подумала Ким. Двери на лестничную площадку открылись. К ней бросились двое полицейских, мужчина из приюта и какая-то блондинка. – Амелия, а теперь мне пора идти. Девочка вцепилась в нее с силой удава. – Всё в порядке, милая. Вот твоя тетя Линда. Ким пришлось напрячься, чтобы оторвать тело четырехлетки от себя и передать девочку в руки родственницы. Она еще раз погладила девочку по головке. – Инспектор, спасибо… Но Стоун уже бежала через стоянку. Все поиски заняли всего одиннадцать минут, но ей этот срок показался вечностью. Лестницу она преодолела, перепрыгивая через две ступеньки. Инспектор Эванс, согнувшись, сидел на ее месте. – С ребенком всё в порядке? – спросил он. Ким кивнула. – С нижним этажом разобрались? – Смотрится как чертов пляж. Но с одной стороны осталось футов десять, на которые зонтов не хватило. Я туда поставил парочку самых тупых своих сотрудников. Если что, то они смягчат падение. – А что это у дока в руках? – Конец страховки с карабином. Ньюджент смог передать его ей, пока она беседовала с мужиком. Надеюсь, что она знает, что с этим делать, и теперь или ждет возможности накинуть страховку на самоубийцу, или у того на одежде действительно нет ничего, к чему ее можно было бы пристегнуть. – А к чему прикрепили второй конец? – К поясу Ньюджента, – пожал плечами Эванс. – Он или остановит падение парня, или свалится вместе с ним. – А это соответствует процедуре? – спросила Ким. – А как насчет пляжных зонтиков? – Ответ понятен. Иногда приходится работать с тем, что есть у тебя под руками. И если ты ошибешься, то тебя ждет дисциплинарная комиссия, а если выиграешь, то станешь героем. Стоун посмотрела на часы. Насколько она помнила, мужчина стоял на карнизе уже сорок пять минут. – Долго он так не протянет. – Пойду схожу вниз и принесу чай и чего-нибудь поесть. Эванс отполз в сторону, и Ким заняла его место. Из-за увеличившейся скорости ветра теперь она слышала только отдельные обрывки разговора. – К чему… прыгать… Амелия… Ответ Барри Стоун не услышала. – Однажды… объяснить… судья… поймет… Черт, в такую погоду даже в аду огонь замерзает, подумала Ким. – Ты… Амелия… жизнь… вместе… Неожиданно ветер стих. Тишину нарушил звук выпавшего из рук Алекс карабина. Барри дернулся от неожиданности и чуть не разжал руки. Он попытался повернуться и посмотреть поверх изгороди. – Что это было? Кто там? – Ничего страшного, Барри, – успокоила его Алекс. – Просто я уронила свой мобильный. Произнося эти слова, доктор Торн сделала рукой сигнал двум офицерам отодвинуться к тому месту, где, затаив дыхание, устроилась Ким. Офицеры взглядом попросили у инспектора подтверждения. Та кивнула, соглашаясь. Звук насторожил Барри, и он теперь выглядел так, как будто был готов прыгнуть в любую секунду. Офицеры вернулись на свою позицию за спиной Ким. Барри все еще старался так установить свои ноги на карнизе, чтобы получить возможность посмотреть назад. Алекс рукой приказала офицерам отодвинуться еще дальше. Теперь Барри стоял лицом к доктору. Если б они не отодвинулись, то он сразу же увидел бы трех полицейских в десяти футах от себя. Стоун искренне надеялась, что психолог знает, что делает. Ее способности сейчас подвергались серьезной проверке, и помочь ей в этом деле никто не мог. Глава 38 Теперь они стояли лицом к лицу. Второе разочарование Алекс было от нее на расстоянии вытянутой руки. Этот Хардвик-хаус действительно оказался настоящим геморроем. Не успел Шейн благополучно вернуться в Файерстоун[131], как еще один неудачник пытается обратить на себя ее внимание… Доктор Торн прекрасно знала, что у нее было уже три возможности заставить Барри вернуться за ограду. Но ей это было не нужно. Ей нужны ответы. Барри не мог видеть Ким, спрятавшуюся за стеной, а Алекс в случае необходимости могла установить с ней визуальный контакт. Самым важным было то, что женщина находится вне пределов слышимости. Доктору Торн не нужны были посторонние свидетели. – Они нашли Амелию, – сказала она. – А почему ее искали так долго? – Казалось, Барри окончательно запутался. – Я же сразу же сказал, где она! Конечно, сказал, разве нет? Наверное, это выпало у нее из головы, ха-ха! Конечно, он сразу же сказал ей об этом, но Алекс испытала истинное наслаждение, наблюдая, как они носились один за другим, пытаясь разыскать девочку. У нее была информация, которая была нужна инспектору Стоун, а она решила ее попридержать. Доктор Торн никогда не любила делиться. – В любом случае сейчас она у них, – ее это, в принципе, никак не волновало. – С ней всё в порядке? – Барри, мне кажется, что тебе пора подумать о себе. Об Амелии мы поговорим через пару минут. – Я хочу ее видеть! Вот еще одна пропущенная возможность перетащить его на безопасную крышу. Алекс сделала ей ручкой. Сейчас у нее была первая возможность побеседовать с исполнителем после совершения акта. Раньше идиотские показания Руфи лишили ее этого. Когда Ким была рядом, доктор старалась вести себя очень осторожно. Для нее было важно завоевать уважение детектива. Но сейчас они говорили с Барри практически один на один, и сбор информации стал ее главным приоритетом. – Как ты себя ощущаешь, Барри? Он сильно побледнел. Для Алекс произошедшее значительно превосходило ее самые смелые ожидания: то, что ее манипуляции смогли вызвать у человека столь высокий уровень насилия, говорило о ее несомненных достижениях! Идеальным результатом была бы еще и смерть ребенка, при этом Барри не стал бы разыгрывать античную драму с самоубийством; но за неимением гербовой… – Я не помню, как сделал это, – мужчина покачал головой. – То есть я знаю, что сделал это, но не помню как. Я помню, как выволок Амелию из дома. Она плакала, и я запаниковал и засунул ее в багажник машины. А потом вернулся и поджег дом. Я просто хотел уничтожить все следы случившегося… Боже, о чем я тогда думал! Мужчина посмотрел ей в глаза, и в его взгляде Алекс увидела безумную надежду. – Они ведь умерли, правда? – Конечно, Барри. Все умерли, – жестикуляция инспектора не позволяла понять, кто умер, а кто нет, но кто-то точно умер. Доктор Торн предпочла бы, чтобы ему не для чего было жить. – Так почему ты решился на самоубийство? Это что, был страх попасться и понести наказание? Прошу тебя, скажи «да», мысленно молила Алекс. Страх попасться влиял только на последовательность его действий. Настоящее раскаяние значило совсем другое. Он на секунду задумался, и она с трудом сдержалась. Ей хотелось вытрясти из него признание. Все, что ей было нужно от него, так это положительный ответ! Когда он утвердительно кивнул, Алекс чуть не перегнулась через ограду и не поцеловала его. Барри сделал это! Он доказал, что она права. Он совершил ужасное преступление и не почувствовал никакой вины. Все ее неудачи и разочарования стоили одного этого утвердительного кивка. Но Барри продолжал говорить: – Вначале было именно так. Я запаниковал по поводу того, что совершил, и не мог поверить в то, что опять окажусь в тюрьме. Но когда я забрался сюда, меня захлестнули воспоминания. Я вспомнил лицо Лизы, полное страха и ненависти, и то, как она хватала воздух ртом… Из его левого глаза показалась слеза и покатилась по щеке. За ней последовали другие, и через мгновение он рыдал, как большой ребенок. Алекс охватило отвращение. Он оказался ее триумфом всего на один миг. Он ведь был тем результатом, которого она добивалась. И на секунду доказал, что она права, а вот теперь чувство вины ощущается в каждой его клетке… – Барри, как стыдно… – Я не знаю, как я мог сотворить с ней такое! Ведь я ее любил. И Адам был моим братом… Как я мог оставить их умирать? Что же я за человек за такой, если смог совершить такое с людьми, которых люблю?! А теперь из-за меня Амелия вырастет без мамы… Такого Торн не ожидала. Она была расстроена тем, что он не смог сделать то, что от него требовалось, но решила не зацикливаться на этом, так же как и на своих надеждах получить положительный результат. Во второй раз ее исследование страдало от одного и того же заклятого врага: от этого гребаного чувства раскаяния! Великий боже, как же она ненавидит эти разочарования… – Нет, Барри, не вырастет. – Что? – Амелия не вырастет без мамы. В глазах у него опять появилась сумасшедшая надежда. – Ты хочешь сказать, что Лиза… – Я хочу сказать, что Амелия вообще никогда не вырастет, – покачала головой Алекс. – Она умерла в багажнике машины. Свою дочь ты тоже убил, Барри. Они все умерли. Слова, произнесенные мягким голосом, прозвучали как приговор. Абсолютное отчаяние изменило черты его лица. Стараясь узнать правду, Барри посмотрел ей в глаза. Легкий кивок все рассказал ему, и Алекс позволила холоду, появившемуся в ее глазах, подтвердить весь ужас его поступка. Он разжал руки и полетел на землю. – Нет, Барри! – закричала доктор Торн, протягивая к нему руку. Это был театральный жест – на самом деле она была рада такому концу. – Какого черта здесь произошло? – крикнула Ким, подбегая к ограде и глядя на тротуар. Алекс отодвинулась от края парковки и того, что было видно внизу. На лицо она надела маску глубокого шока. Стоун грубо схватила доктора за руку и повернула к себе лицом. – Скажите мне, что, черт возьми, только что произошло?! – О боже… О… я не верю… О боже… – Что он говорил? Почему он прыгнул?! – Я не знаю… Я не знаю, что случилось, – психиатр переплела дрожащие пальцы. – Мне кажется, что до него дошло то, что он совершил, и он не смог с этим жить. Алекс видела, что эти слова не убедили детектива. – Но он же знал, что он сделал. Он сам час назад сказал вам, что он сделал. Я сама это слышала. Почему же он прыгнул только сейчас?! – Не знаю, – доктор Торн попыталась выжать из себя несколько слез. Ким открыла было рот, но ее остановил звонок мобильного телефона. – Слушаю, Брайант. Несколько секунд она молча слушала, а потом посмотрела через ограду. – Ты шутишь… Неужели сработало?! Она выслушала его ответ, выключила телефон и спрятала его в карман. – Материя задержала его падение. Он не умер. Пока. – Слава тебе, господи, – выдохнула Алекс, тогда как ее мозг вопил: «Черт! Черт! Черт!» Стоун схватила ее за руку. – Вы идете со мной. Нам с вами придется ответить на несколько вопросов. Доктор позволила детективу увести себя. Но только на этот раз. Глава 39 Дом констебля Уайли с тремя спальнями имел общую стену с таким же соседним домом и был построен в 50-е годы. Аккуратное крыльцо, выходившее на газон, было украшено выцветшими украшениями из высушенных цветов. День выдался очень сухим, и над газоном висел аромат первой скошенной в этом году травы. Ким подозревала, что супруга констебля по полной программе использует свободное время своего мужа. Так сказать, подготовка к скорой заслуженной пенсии. – Хорошо, что мы сюда приехали, правда? – сказал Брайант, постучав в дверь. Дверь открыла женщина, одетая в синие брюки из хлопка и свитер. Несколько травинок прилипли к ее кроссовкам. Может быть, она все-таки не занимается тренировкой своего благоверного? У женщины было приятное округлое лицо; седеющие светло-коричневые волосы были подстрижены в боб, и их кончики опускались на дюйм ниже мочек ушей. – Я могу вам чем-нибудь помочь? – Сержант Брайант. Инспектор Стоун. Мы бы хотели поговорить с вашим мужем. На ее лице появилась легкая тревога. – Он в отпуске… Брайант и глазом не моргнул. – У нас всего пара вопросов, связанных с одним делом… – Барбара, пусть они войдут, – раздался голос Уайли из дальнего угла холла. Ким вошла и прямиком направилась к тому месту, где в задней части дома расположился констебль. Там находилась вторая гостиная, которая была устроена прямо рядом с кухней-столовой. Она была невелика, но свободна от лишней мебели – единственный стул стоял лицом к окну, а рядом располагался выдержанный в том же стиле диванчик на два места, который отделял гостиную от кухни. Стоун с Брайантом одновременно уселись на него. Им было явно тесновато. – Вы что, не сказали ей о вашем отстранении от службы? – спросил сержант, как только Уайли закрыл дверь в соседнюю комнату. – А смысл? Я не хочу беспокоить ее зря. – Покачав головой, Уайли уселся на стул, снял очки для чтения и положил их на столик, который стоял слева от стула. – Барбара сорок два года проработала уборщицей. Она дни считает до моей пенсии. Ипотека за дом выплачена, так что моя пенсия и то, что нам удалось отложить, обеспечат нам сносную жизнь. – И как долго вы собираетесь кормить ее этой сказкой? – поинтересовался Брайант. – Не знаю. Но я надеюсь, что руководство наконец поймет, что все это не имеет ко мне никакого отношения. У меня не было никакой возможности вмешаться. Ким восхитилась его спокойствием. Уайли гораздо больше боялся расстроить свою супругу, чем услышать приговор дисциплинарной комиссии! Сержант подался вперед, но в этот момент открылась дверь. – Чай, кофе? – спросила вошедшая Барбара. Брайант покачал головой. – Кофе с молоком и без сахара, пожалуйста, – попросила инспектор. Уайли наверняка предпочтет, чтобы его жена чем-то занялась, пока они будут беседовать. Ей было жаль этого человека. Всю свою сознательную жизнь он отдал полиции, и вот теперь его пенсия в опасности из-за действий кого-то другого… Барбара оставила дверь открытой. Уайли встал и закрыл ее. В дверном проеме мелькнула какая-то фигура. – Ну, уж нет, моя милая, так ты на улицу не выйдешь, – сказал Уайли, оглядывая фигуру с ног до головы. Ким выгнула шею и увидела девушку лет восемнадцати, которая спускалась по лестнице. Юбка плотно облегала ее бедра и длиной была не шире кухонного полотенца. Черные колготки, кожаная куртка и серьга в одном ухе дополняли образ. Стоун видала и похуже, а убийственный взгляд, полный презрения, брошенный девушкой на отца, подсказал ей, что она тоже была не новичком в этом деле. Девица ничего не ответила Уайли, пробормотала что-то своей матери и вышла из дома. Констебль вздохнул, прикрыл дверь и вернулся на свое место. Ким удивило это, потому что на улицах Черной Страны Уайли, будучи воплощением власти, привык к немедленному и неукоснительному повиновению. Как представитель закона, он пользовался непререкаемым авторитетом. А в собственном доме ему приходилось врать жене и его ни в грош не ставила собственная дочь. – Мы хотели бы поподробнее узнать о вашем визите в дом Даннов, – сказала инспектор, начиная разговор. – Да там ничего такого не было. Обыкновенная семейная ссора, – Уайли наморщил нос. Ким подождала несколько секунд, но он ничего больше не сказал. – Дело в том, что в деле появился еще один участник, и нам необходимо… – Что вы имеете в виду? Что за «еще один участник»? – спросил Уайли, наклоняясь в ее сторону. – Он присутствовал в подвале, когда Данн насиловал Дейзи. – Боооже, – констебль присвистнул. Брайант подвинулся на диване чуть вперед. – Расскажите нам о том вечере двухмесячной давности, когда вы были в доме у Даннов. Мы уже говорили с Дженксом. Он сказал, что скандал был из-за какой-то учительницы. Еще что-нибудь добавите? Уайли поднял глаза к потолку в тот момент, как в комнату вошла Барбара с чашкой кофе для Ким. Стоун кивком поблагодарила ее, и женщина вышла, закрыв за собой дверь. – Нам позвонили часов в пять или около того. За рулем сидел Дженкс. Он знал дорогу, и мы доехали всего за несколько минут. Помню, Данн все еще орал, когда мы появились. – Вы увели его на кухню? – А как же, всё по инструкции, – сказал констебль, как будто хотел защититься. – Ну, конечно, – согласился с ним Брайант. – А он что-нибудь говорил, пока вы были в доме? – Он все кипятился по поводу этой учительницы, которая пыталась сказать, что с Дейзи что-то не в порядке. Я его хорошо понимаю. Нам тоже говорили, что у нашей Лауры проблемы с учебой, но это полная ерунда. Некоторые из этих учителей любят совать свой нос в жизнь других людей. Так что я просто успокоил его и сказал, что полностью с ним согласен. – Дженкс сказал, что в тот момент, когда вы прибыли, миссис Данн разговаривала по телефону… – Верно, только я не знаю с кем. Дженкс взял на себя ее и детишек, пока я не привел в комнату Данна. – Дженкс говорил что-то о взгляде Дейзи. Он сказал, что было похоже, что она хочет что-то сказать. Вы ничего такого не заметили? – Он это все выдумал, – Уайли закатил глаза. – Я лично отвел девочек в спальню и не видел никакого взгляда, – констебль снисходительно улыбнулся. – Молодой еще, вот ему и мерещится всякое-разное… Девочки немного нервничали из-за криков, а так – ничего особенного. Ким встала. Опять «пустышка». – Ну что ж, если что-нибудь вспомните… – Брайант встал вслед за ней. – Знаете, а я действительно кое-что вспомнил. Причину, по которой Данн так рассвирепел. Это потому, что учительница пришла в дом. Ну да, именно так. Он разозлился, потому что учительница привела девочек домой! Выйдя на улицу, Стоун повернулась к сержанту: – Доусон беседовал с учительницей во время расследования, правильно? – Конечно. – Думаю, что с ней стоит поговорить еще разок, – сказала Ким, чувствуя, как у нее улучшается настроение. Что-то они все-таки да выяснили. Инспектор знала, что Венди в подвале не присутствовала, но если учительница высказала свои претензии во время своего первого визита, то могла же женщина прикрывать своего мужа? А если так, то не могла ли она знать того человека, который находился в подвале? Найти ответ на этот вопрос было просто необходимо. Глава 40 Стоун припарковала машину и посидела несколько мгновений неподвижно, прислушиваясь к сильному ветру, который слегка раскачивал автомобиль. С самого первого дня в полицейском колледже Ким твердо верила, что люди должны отвечать за преступления, которые они совершили. И на протяжении всей ее карьеры каждое нераскрытое преступление оставалось незатягивающейся раной на ее душе. Стоун не верила в смягчающие вину обстоятельства. Для нее мир был черно-белым. Ты должен заплатить за то, что совершил! Ким знала, что Брайант считает ее ненормальной за то, что она подозревает доктора Торн в какой-то причастности к убийству Алана Харриса. Но то, что произошло с Барри Грантом, насторожило ее еще больше. Во время разбора полетов к ней не было никаких вопросов, так как она «предприняла все необходимые шаги для того, чтобы обеспечить положительный результат». Проще говоря, идея с пляжными зонтиками спасла задницу и ей, и Брайанту. То, что она сама нашла Амелию, тоже не помешало. Доктор получила очки за то, что умело удерживала Барри на карнизе достаточно долго для того, чтобы зонтики успели расставить. С объективной точки зрения это было понятно. Но Ким тоже была на той крыше и помнила, что перед самым прыжком Барри был разговорчив и взволнован. Это не походило на поведение человека, готового расстаться с жизнью. Она видела других самоубийц и знала, что в такой ситуации важно каждое мгновение. Она не видела ни одного, кто бы цеплялся за барьер почти час, а потом все-таки решился на прыжок. Ким повернулась к собаке на заднем сиденье: – Ну, вот мы и приехали, Барни. Подай голос, если увидишь кого-нибудь. Она вышла из машины, перелезла через металлические ворота и оказалась на территории кладбища. Уличное освещение почти исчезло, когда Стоун стала взбираться на холм. Она шла по тропинке, пока не добралась до скамейки, на которой сидела с Алекс неделю назад. На нее они попали, поднявшись на несколько шагов от места встречи, так что поиски Ким начала именно отсюда. Она достала из кармана фонарь и двинулась вдоль рядов памятников, слегка расстроенная тем, что человеческая жизнь так коротка. Стоун спустилась до самого основания холма и поднялась тем же путем, но уже медленнее, чтобы не пропустить что-то важное. Оказавшись у ряда могил, который начинался от скамейки, она поняла, что на этом участке не было ни одной могилы моложе десяти лет и, естественно, ни одной, в которой нашли бы свой последний приют мужчина с двумя мальчиками. Ким послала воздушный поцелуй в сторону могилы брата, располагавшейся на самой вершине холма. Глава 41 Котсуолдс[132] не произвел на Алекс никакого впечатления. О нем писали как о территории «исключительной природной красоты[133]», но Алекс заменила бы «красоту» на «скуку», после того как проехала через несколько сонных деревень, расположенных одна за другой. Целью ее путешествия был Бортон-он-Уотер. Доктор Торн помнила, что читала об этом месте как о кладезе различных ископаемых. Посмотрев на городскую бухту, она решила, что многие из них еще живы и проживают именно в этом городке. На первых этажах каменных зданий, стоявших вдоль улиц, находились исключительно частные магазины, многие из которых разменяли, возможно, уже вторую сотню лет. Быстрый осмотр города подтвердил предположение Алекс, что в нем не было ни одной торговой сети, даже «Коста» или «Старбакс»[134]. Для Торн это было приговором. Как эти люди умудряются выживать в подобных условиях?! И тем не менее эта пятидесятимильная прогулка помогла ей забыть про разочарование, которое доставил ей Барри Грант. Сначала, когда она услышала, что он попытался убить свою бывшую жену и любимого брата, это превзошло ее самые смелые ожидания. На несколько мгновений, стоя на той крыше на пронизывающем ветру, Алекс решила, что он и есть ее «избранный». Ведь настоящий социопат никогда не испытает чувства моральной ответственности и не поддастся внутреннему чувству вины. А ей для ее эксперимента нужен был всего один успех. Всего один человек, который сможет проигнорировать свои внутренние ощущения, и в этом смысле Барри был ее триумфом. Но потом он опять заговорил. И его тупое хныканье по поводу «красного тумана» и всепоглощающего раскаяния, которое он ощущал, чуть не заставило ее лично столкнуть его вниз. К счастью, ложь по поводу дочери, которую выдала ему доктор Торн, была достаточной для того, чтобы он разжал руки. То, что он смог выжить после такого падения, удивило Алекс, но жить ему все равно оставалось недолго. Сейчас он находился в больнице, подключенный к аппаратам, которые искусственно поддерживали в нем жизнь. И хотя он и не умер, но был на пороге смерти. Врачи ни на что не надеялись. Так что пока все не так плохо. Ее разочарование в Барри смешивалось с восхищением Ким. Детектив казалась соблазнительным проектом, которым доктор Торн была готова серьезно заняться. И именно ее интерес к Ким Стоун заставил ее приехать в этот богом забытый городишко. Алекс направилась к месту назначенной встречи – к заведению, в котором клиентам предлагался полный пансион: завтрак, бранч, ланч, послеполуденный чай или кофе и, как решила Торн, такие экзотические для них вещи, как капучино и итальянские бутерброды. Она вошла через ворота, достававшие ей до пояса, и заметила, что единственный занятый столик на улице был оккупирован грузным и почти абсолютно лысым мужчиной, на затылке которого между ушами протянулась узенькая тропинка коротеньких волос. На кончике носа у него находились очки, и он, казалось, был полностью поглощен электронной книгой, которую держал в правой руке. В его левой руке дымилась сигарета, которая и объясняла то, что ему приходилось сидеть на улице. Решив, что перед ней почти наверняка ее будущий собеседник, Алекс подошла к столику. – Генри Рид? Мужчина поднял глаза и улыбнулся. – Доктор Торн? – уточнил он, вставая и протягивая ей руку. Алекс улыбнулась в ответ. – Надеюсь, вы не будете возражать, если мы пообщаемся здесь, – сказал он, возвращаясь в кресло. – Я безнадежный курильщик, а это в наши времена делает меня изгоем. Доктор Торн как раз возражала. Хотя, несмотря на ветер, из-за облаков время от времени выглядывало солнце, на улице было довольно прохладно. Однако этот человек нужен ей, так что придется согласиться. – Ну, конечно. Могу я предложить вам выпить что-нибудь? – Благодарю вас, латте. Алекс прошла внутрь и заказала два латте. Заплатив, она узнала, что кофе им принесут прямо за столик. Доктор уселась, а ее собеседник положил свой гаджет для чтения на столик. – Диккенс и электронная книга. Кто бы мог представить себе такое! Алекс улыбнулась, хотя ей это было совершенно неинтересно. – Итак, доктор Торн, чем же я могу вам помочь? Женщина решила, что откровенная лесть в данной ситуации совсем не помешает. – В поисках кое-какой информации я чисто случайно наткнулась на вашу книгу, о которой в рецензиях писали как о выдающемся явлении в своей области. Все, что я о ней прочитала, говорит о том, что в свое время ваша книга произвела настоящий фурор. Это было верно лишь отчасти. Никаких рецензий Алекс найти не смогла. А искала она информацию о Майкле Стоуне и многое узнала из газетных статей. И только короткий абзац в «Википедии» сообщил ей о том, что молодой репортер напечатал за свои деньги книгу, в которой подробно описывались все события, но экземпляр этой книги она так и не смогла разыскать. Тогда, не найдя книги, Алекс решила обратиться прямо к автору. Вырезки из газет – это одно, а сейчас перед ней сидел человек, который двадцать восемь лет назад лично опрашивал по горячим следам людей, принимавших во всем этом участие. – По моему мнению, данная история была достойна того, чтобы рассказать ее широкой публике, – пожал плечами мужчина, явно польщенный услышанным. – Хотя читающая публика решила иначе, и было продано всего около семисот экземпляров. Торн кивнула, а официантка в этот момент поставила на кованый металлический стол толстые стеклянные бокалы. – И чего же вы ждете от меня, доктор? – Прошу вас, называйте меня Алекс, – предложила она с улыбкой. Ей надо получить от него максимум информации. – У меня есть пациентка; я не буду посвящать вас в детали, но в детстве она испытала травму, похожую на ту, о которой вы пишете в своей книге. И хотя вы написали ее двадцать лет назад, думаю, что вы можете мне помочь. – Естественно, сделаю все, что в моих силах! Алекс заметила, что его и без того красный затылок покраснел еще больше. Господи, и он тоже любит лесть… – С чего вы хотите, чтобы я начал? – С чего вам удобнее, – она всегда сможет направить его на нужную ей дорогу. – Тогда мне было двадцать три года, и я работал в местном отделении «Экспресс энд сан» в Дадли. В воскресенье, второго июля, я писал заметку о победителе школьной лотереи в Нетертоне, а уже на следующий день столкнулся с диким случаем самого ужасного нарушения родительских обязанностей за всю историю Черной Страны. Правда, эта новость уже через два дня исчезла с новостных лент из-за пожара на фабрике в Пенснетте, во время которого погибли трое пожарных… – Но вы-то не забыли этот случай? – Я был молод и полон журналистского идеализма, – покачал головой мужчина. – Думал, что в этой истории есть вопросы, на которые необходимо найти ответы. Я хотел знать: как такому вообще позволили случиться? Кто был в этом виноват – или что? Поэтому, когда появлялась такая возможность, я общался с друзьями, соседями и теми социальными работниками, которые соглашались на беседу. А еще я получил показания психиатров и объединил все факты вместе. В суде не было ничего сенсационного и его мало освещали в прессе, а после того, как он закончился, люди вообще потеряли интерес к этому делу. Публика не требовала расследования, а чиновникам это было только на руку. Я понял, что собранный материал тянет на книгу, но издателей она не заинтересовала, и я напечатал ее за свой счет. – А вы можете рассказать мне эту историю с самого начала? – Алекс решила, что терпит уже достаточно долго. Рид допил кофе и продолжил: – Патриция Стоун была проблемным ребенком. В жилах ее отца присутствовала кровь румынских цыган, а женился он на женщине нецыганских кровей. К моменту, когда Патти исполнилось пять, ее папаша бросил семью и вернулся в объятья табора. В семнадцать лет Патти отправили в приют недалеко от Бромсгроува за то, что она периодически избивала людей на улице. Отвезла ее туда собственная мать, которая там и оставила дочь, избавившись таким образом от лишнего рта в семье. Когда до нее наконец добрались врачи, то ей поставили диагноз «шизофрения». Потребовалось пять лет, чтобы стабилизировать ее состояние, то есть подобрать наиболее действенный набор лекарств. К этому времени Патти было уже двадцать два. Вскоре после того, как ей поставили диагноз – а это было во времена Тэтчер, – произошло печальное событие. «Реабилитация в обществе»[135] – проект, который обсуждали лет двадцать, неожиданно стремительно набрал скорость. Многие учреждения были закрыты, и многие очень больные люди были помещены в социум, который не был готов их принять. Доктор Торн предпочла промолчать. Лично она была благодарна государству. Эта инициатива обеспечивала нескончаемый поток пациентов с нестабильной психикой. Правда, и старомодные закрытые приюты тоже доказали свою способность предоставлять своих резидентов для проведения исследований. Пока Генри оплакивал эту государственную инициативу, она вспомнила об эксперименте, который был проведен в одном из таких приютов США в 50-е годы. Доктор Юэн Камерон получил от ЦРУ финансирование на исследования в области концепции «управления психикой». Его целью было стереть имеющуюся индивидуальную память испытуемых, доведя их до состояния младенцев, а затем восстановить их индивидуальность по своему выбору[136]. При проведении исследований он применял медикаментозное введение в кому и использовал электрические разряды мощностью до 360 вольт на человека однократно. Кроме того, он придумал метод «управления психикой»: на пациента надевали плотный черный шлем, который полностью отрезал его органы чувств от внешнего мира и через который ему по шестнадцать часов в сутки передавалось записанное сообщение. Это могло продолжаться до ста дней. Хотя личность испытуемых навсегда разрушалась подобными методами, Алекс считала, что эти исследования сослужили психиатрии неоценимую службу. Доктор Торн вернулась к своему собеседнику, который продолжал разглагольствовать: – …овчинка не стоила выделки. Некоторые пациенты действительно стали жить «относительно» нормальной жизнью, в то время как другие стали убивать, насиловать и совершать различные акты жестокости, – тут он кивнул в сторону Алекс. – Хотя это тема для отдельного обсуждения. Патти выпустили, посчитав, что она не представляет опасности ни для себя, ни для окружающих. Ей предоставили муниципальное жилье в высотном здании в Колли-Гейт, и после этого она выпала из системы. Предполагалось, что за каждым пациентом будут наблюдать, но у социальных работников не хватало рук, чтобы уследить за всеми, поэтому наиболее спокойные и наименее активные пациенты просачивались сквозь ячейки «социального бредня». Через год Патти забеременела. Никто так и не узнал имени отца ребенка. Окружающие знали Патти как немного странную девушку, этакую «местную сумасшедшую», если хотите. Недалеко от нее жил один сосед, который проявлял к ней интерес и следил за тем, чтобы ее никто не обижал. Он был единственным «другом Патти», если его можно было так назвать. И он единственный заходил к Патти после того, как она родила близнецов. У нее родились мальчик и девочка, которых она назвала Майкл и Кимберли. Из-за ее биографии семью взяли под наблюдение. Она выписалась из больницы и о следующих годах их жизни мало что известно, хотя мы знаем, что детей неоднократно заносили в группу риска и вычеркивали из нее. Отмечался недостаток физических контактов между матерью и детьми, а также замедленное развитие мальчика, как в физическом, так и в психологическом плане. Они исчезли с экранов радаров на пару лет, пока вдруг не выяснилось, что дети не ходят в школу. Вновь в дело вступили официальные лица, и дети пошли в школу на две четверти позже положенного. Девочка быстро догнала одноклассников. Она была умна, хотя и несколько замкнута. А вот мальчика поместили в коррекционный класс. Периодически об этих детях составлялись отчеты: об их весе, санитарном состоянии и отказах общаться с другими детьми. Девочке задавались вопросы, на которые она отказывалась отвечать. При этом она просто стояла, сжимая в руке руку брата. – Вы прекрасно помните все детали, – заметила Алекс. – Ведь все это происходило тридцать лет назад… Печально улыбнувшись, мужчина согласился с ее замечанием. – Я жил и дышал этим делом, пока собирал материалы для книги. И никогда не забывал историю этих двух детей. – И что же, официальные структуры так ничего и не делали? – спросила Торн. – Девочка отказывалась говорить. Я брал интервью у мисс Уэлч, одной из преподавательниц, у которой училась Кимберли. Она вспомнила, как на одном из уроков у девочки задрался рукав платья, и она увидела на ее запястье багрово-красный след. Ребенок несколько секунд смотрел ей прямо в глаза, как будто пытаясь ей что-то внушить, а потом спокойно опустил рукав. Во время перемены мисс Уэлч разыскала Кимберли и попыталась выяснить, откуда у нее такая рана, но ребенок, как всегда, ничего не ответил. – А что, у девочки не было друзей? – полюбопытствовала Алекс. – По-видимому, нет. Каждую перемену она находила своего брата и брала его за руку. И они вместе стояли или сидели где-нибудь на площадке. Дети могут быть невероятно жестоки, так что они немилосердно издевались над ними, и на то были свои причины: близнецы были неряшливыми, от них дурно пахло, ростом они были меньше остальных детей в классе, а их одежда висела на них мешком. Он взглянул на доктора Торн глазами, полными сострадания. «Храни меня Господь от всех этих милых, заботливых людей», – подумала Алекс. – И вы знаете, девочка никогда не давала сдачи. Она просто крепче сжимала руку брата и уводила его, отключаясь от окружающего мира. Так, значит, защитные барьеры инспектора Стоун сформировались давным-давно. Интерес Алекс рос с каждой минутой. Она подождала, пока Генри переведет дыхание, с нетерпением ожидая продолжения рассказа. – Закончились весенние каникулы восемьдесят седьмого года, и дети не вернулись в школу. С Патти попытались связаться, но безуспешно. Социальная работница, которая плевала на условности, заставила их соседа помочь ей взломать дверь. – Рид уперся глазами в пол. – Мне удалось переговорить с этим соседом – торговцем наркотиками из Нигерии шести футов ростом. Он рассказал мне, что они обнаружили в квартире: за запертой дверью спальни находились двое детей, прикованные наручниками к батарее. Майкл был пристегнут прямо к трубе, а Кимберли – к нему. Погода была очень теплой, но никто не удосужился выключить радиатор. На полу лежала пустая упаковка из-под сливочных крекеров и абсолютно высохшая бутылка «Коки». Мальчик был мертв, а в девочке едва теплилось сознание. Она лежала рядом с безжизненным телом брата целых два дня. Тогда ей было шесть лет. Алекс надела на лицо маску ужаса, хотя в душе она испытывала восторг. – А после этого вы следили за этим делом? – Пытался. Но люди, с которыми мне хотелось бы поговорить, оказывались на удивление неразговорчивыми. Совет провел внутреннее расследование, которое вылилось в поиски виновных, и никаких выводов так и не последовало. Не забывайте, тогда новости были совсем другими. Люди покупали газету, прочитывали ее, выбрасывали в мусорный ящик и забывали о том, что прочитали. Публика не требовала ответов на насущные вопросы, и это было на руку социальной службе. Сравните это со случаем Виктории Климби[137], который стал катализатором коренных изменений в системе социальной защиты несовершеннолетних по всей стране. – А что случилось с Кимберли Стоун после суда? – Насколько я понимаю, она долго переходила из одной приемной семьи в другую. Вы можете себе представить, насколько пострадала психика ребенка, так что для того, чтобы хоть как-то помочь, ей нужна была совершенно особенная семья. Я не имею ни малейшего понятия, где она находится сейчас, но часто думаю о ней и льщу себя надеждой, что она смогла найти счастье в этой жизни. Что ж, доктор Торн знала, где она, но сильно сомневалась, что в ее жизни было хоть какое-то счастье. Она вспомнила строки из «Потерянного Рая» Джона Мильтона: «Наш разум сам собою существует, и сам из Рая Ад творит, из Ада – Рай». Интересно, подумала Алекс, а что разум Ким сотворил для нее самой? Поняв, что ничего нового, кроме дальнейших причитаний, она здесь больше не услышит, доктор Торн подняла сумку, встала и протянула руку своему собеседнику. – Благодарю вас за то, что нашли для меня время. Вы мне очень помогли. Генри наклонился и достал откуда-то снизу книгу. – Прошу вас, милая, у меня еще осталось несколько экземпляров. И если вам это поможет, то я с удовольствием вручаю вам один из них. Алекс еще раз поблагодарила Рида и покинула его компанию. Мужчине и в голову не могло прийти, что своей пружинистой походкой она была обязана его воспоминаниям. Он дал Алекс целую кучу информации, и ей не терпелось начать подготовку к самому серьезному вызову в своей жизни. Глава 42 – С тобой всё в порядке, командир? – спросил Брайант, подъезжая к школьным воротам. Даже сквозь шумоизоляцию кузова машины до них доносился звук школьной игровой площадки. Этот звук был универсальным для любой точки земного шара. Громкий возбужденный шум, который издавали разные группы школьников, сменявшие друг друга, как волны на море во время прилива. Игры, визг, догонялки в последние минуты свободы перед началом классов. Галстуки уже ослаблены, ранцы отброшены в угол с таким расчетом, чтобы их можно было подхватить по дороге в класс. Ким хорошо знала эту площадку. Она посмотрела на старый дуб, который доминировал над ее правым верхним углом. Ей даже пришла в голову мысль, что сейчас она встретит себя, играющую с Мики в догонялки вокруг дерева. Вдвоем. В этот момент раздался звонок, который заставил ее вздрогнуть. Как вакуумная труба, дверь всосала маленькие тела учеников внутрь. – Боже, ты выглядишь так, как будто только что увидела призрак, – заметил Брайант. А ей и не надо было его видеть. Он просто никогда не покидал ее. И ей не хотелось погружаться в знакомое окружение. Именно поэтому Стоун в самом начале отправила на беседу с учительницей Доусона. И именно поэтому они попросили мисс Браунинг встретиться с ними возле ворот. Якобы для того, чтобы не нарушать покоя детей. – Шеф, а ты… – По-моему, это наша девочка, – сказала Ким, открывая дверь машины. Пока она подходила к ним ближе, инспектор вдруг поняла, что термин «девочка» подходит к ней как нельзя лучше. На женщине была надета синяя прямая юбка, опускавшаяся чуть ниже колен. Изящные ноги обхватывали черные леггинсы, доходившие прямо до туфель-лодочек. Сверху на ней была куртка «Норт Фейс»[138], застегнутая на молнию под самый подбородок. Светлые волосы были затянуты в хвост, а на лице почти не было косметики. Несмотря на хрупкий вид, она была удивительно красива. – Мисс Браунинг? – уточнила Ким. Женщина улыбнулась, и ее лицо осветилось. – Не волнуйтесь. Я старше, чем выгляжу. Стоун рассмеялась. Она была благодарна ей за возвращение во взрослую жизнь. Инспектор представилась сама и представила Брайанта, который стоял рядом, засунув руки в карманы куртки. Сделав это, она дала понять своему партнеру, что сама собирается провести эту беседу. Это все-таки лучше, чем предаваться воспоминаниям, которые не давали ей покоя. – Я знаю, что детектив Доусон беседовал с вами какое-то время назад, когда мы только начали расследование случаев развращения малолетних в доме Даннов… Девушка кивнула. – Не могли бы вы рассказать мне, что изначально вызвало у вас подозрение? – Она постоянно вертелась на месте. Сначала я подумала, что Дейзи просто гиперактивна, но потом это стало переходить некую грань. Особенно когда обе ее руки были над партой. – Не могу уловить связь… – нахмурилась Ким. – Зуд, инспектор. Это один из физических симптомов насилия наряду с болью, кровотечением, припухлостями и так далее. Сама того не замечая, Дейзи пыталась тереться своими интимными частями о стул, стараясь уменьшить зуд. Точно подмечено, подумала про себя Стоун. – Тогда я стала приглядываться к ней на предмет изменений в поведении. Потом последовали провалы в учебе и отсутствие заинтересованности в школьной жизни. Она стала меньше общаться со своими одноклассниками, а ее оценки снизились со средней пятерки с минусом до тройки с плюсом. – Еще какие-то признаки? – Одним из частых индикаторов сексуального насилия является возврат на более раннюю форму развития. В течение трех дней подряд я наблюдала, как она сосет большой палец. Ким не могла не поразиться наблюдательности женщины. – Вы пытались говорить с ней? – Да, и много раз. Но она была настолько углублена в себя, что мне с трудом удавалось добиться от нее отдельных слов. – Она никогда никого не упоминала в своих разговорах? Может быть, еще до того, как ушла в себя… Этого вопроса Доусон мисс Браунинг раньше не задавал. Его вопросы были сосредоточены только на Данне. Учительница быстро сообразила, что к чему. – В насилии принимал участие еще кто-то? Ким кивнула. Мисс Браунинг закрыла глаза и покачала головой, пытаясь переварить эту информацию. – Каждый раз, когда я пыталась заговорить с ней, она отказывалась идти на контакт. Она выстраивала между нами стену, через которую я не могла пробиться! Один раз я слегка дотронулась до ее плеча, и она чуть не выпрыгнула из себя. Я попыталась поговорить с ее сестрой, но Дейзи меня к ней не подпускала. – Женщина опять покачала головой. – Бедные малышки… У Стоун был вопрос, на который она просто должна была получить ответ. – Когда вы привели девочек домой, вам удалось поделиться своими опасениями с кем-то из их родителей? – Мне не удалось произнести ни слова. Открыв дверь и увидев меня, мистер Данн схватил девочек и захлопнул дверь перед моим носом. – А миссис Данн? – Я даже не знаю, была ли она дома, – пожала плечами учительница. Значит, ее предположение не соответствует действительности. Из того, что им было известно, Ким решила, что миссис Данн разозлилась на мужа за то, как тот обращался с учительницей. Неожиданно в голову ей пришла новая мысль. – А почему в тот день вы решили отвести девочек домой? Это ведь не так часто случается, нет? – Нет, но я хотела переговорить с их родителями, – улыбнулась учительница. – Потому что записка, в которой я делилась с ними моими сомнениями, до них, по-видимому, не дошла. – А кому вы передали эту записку? – Брату миссис Данн, Робину. – Ее брат забирал Дейзи из школы? – Да, он делал это почти каждый день. Ким посмотрела на Брайанта, который в ответ поднял бровь. Об этом они ничего не знали, но само по себе это было очень интересно. Глава 43 Ким расстегнула ошейник, и Барни, подойдя к своей поилке, сделал пару шумных глотков. Было далеко за полночь, и они только что вернулись со своей долгой прогулки. Стоун старалась варьировать нагрузки – в какие-то ночи они гуляли по улицам, в другие она отводила Барни в парк и там спускала его с поводка. Ночное уединение ее успокаивало. Ким рано поняла, что Барни не очень жалует подвижные игры. Как-то она бросила ему теннисный мяч, а он посмотрел на нее так, как будто спрашивал: «Ну и зачем ты это сделала?» Отыскав мяч, она попробовала еще пару раз. Это оказалось прекрасным упражнением для нее, но не для собаки. Постепенно Стоун поняла, что Барни был ярко выраженным ведомым. Он шел, если шла она, и бежал, если бежала она. Этим вечером они гуляли почти полтора часа. Ким думала, что Барни должен был проголодаться. – Ну, давай, мальчик, попробуй хоть один… Она протянула ему один из мини-кишей[139], которые испекла ранее. Собака попятилась, вспрыгнула на софу и положила голову на одну из подушек. – Ну, давай же. Попробуй хоть чуточку! Он еще глубже закопался в подушки. – Знаешь, Барни, ты, наверное, единственный мужчина в моей жизни, который отказывается мне подчиняться, – вздохнула Стоун. – И за это я тебя уважаю. Киши с грохотом приземлились на дне мусорного ведра. – Хорошо, тогда съешь вот это. Забыв о своих страхах, собака спрыгнула с софы и взяла у нее из рук хрустящее яблоко. Ким пугало то, как легко этот пес вошел в ее жизнь. Может быть, только время, которое она проводила за разговорами с ним, пугало ее еще больше. Та, первая ночь перенесла Стоун в те места, которые она редко посещала. Ощущение его маленького теплого тела, прижимающегося к ней, вызвало у Ким бурю эмоций, которые накрыли ее с головой, – это было ощущение вины за то, что не смогла умереть вместе с братом; злость на саму себя за то, что не смогла предотвратить его смерть; ярость на мать за то, что она с ними сделала. Она мгновенно перенеслась в ту квартиру и вспомнила последний вздох брата, но тут же отступила от этого края. Для Ким прошлое было только местом, куда она могла ненадолго заглянуть, чтобы вспомнить открытое, доверчивое лицо Мики. Стоун пыталась вспоминать только его улыбку или ощущение его крохотной ладони в своей. Однако ее память неизбежно включала быструю перемотку и возвращала Ким к их последним дням вместе. Она никогда ни с кем не говорила об этом и никогда не будет говорить. Весь ее мир зависел именно от этого. Ким взяла кофе с собой в гараж и уселась посреди разбросанных по полу частей своего нового проекта. Негромко звучали флейты из Второй симфонии Бетховена. Она дала себе слово решить сегодня, продолжать ли преследование докторши. У Стоун было ощущение, что их встреча на кладбище была срежиссирована, но с какой целью? И потом, откуда Алекс могла узнать, что Ким там будет? Если только она не следила за нею… Осторожнее ради бога, одернула она себя. Еще немного, и ты начнешь примерять Александру Торн к убийству Кеннеди! Стоун улыбнулась самой себе, и тут на верстаке завибрировал телефон. Был уже почти час ночи. На экране засветилось сообщение от Стейси. Инспектор с интересом его прочитала: «Если не спите, то позвоните мне». Ким мгновенно насторожилась. Стейси никогда бы не побеспокоила ее в такое время, если б это не было срочно. Она немедленно нажала кнопку быстрого набора. Вуд ответила после второго гудка. – С тобой всё в порядке, Стейс? – Всё прекрасно. Помните, вы просили меня насчет этого доктора? Так вот, я занялась этим из дома. Так, на всякий случай… – Молодец, Стейс! – Участок находился под постоянным наблюдением айтишников. – Сестру докторши зовут Сара. Я нашла ее свидетельство о рождении, но никакого сертификата о смерти. – Так она что, жива? Этот факт слегка удивил Ким. – Ну да, она жива, здорова и живет-поживает в Уэльсе! – Ты в этом уверена? – Стоун прислонилась головой к верстаку. – Ну конечно! Она замужем, и у нее один ребенок. Дочка. Переезжает с места на место чаще, чем офицерская жена. Пришлось попотеть, отслеживая ее передвижения. – Стейс, я тебе очень благодарна. – Ким посмотрела на часы. – А теперь – в постель. – Будет сделано, босс, – произнесла Стейси, прежде чем разъединиться. Несколько минут Стоун просто стояла, поворачивая телефон в руке. Красота и ум – это еще не нарушение закона. Ким поняла, что ей необходимо тщательно продумать свой следующий ход. Ее собственная защита тщательно строилась долгие годы, кирпичик к кирпичику, но ей еще не приходилось встречать никого, похожего на Александру Торн. Телефон выпал у нее из руки. В конце концов все сводится к одному-единственному вопросу: готова она выйти на эту арену и рискнуть своей собственной хрупкой психикой, чтобы открыть всю правду? Более того, есть ли у нее реальный шанс сделать это? Глава 44 Ким заглушила двигатель и сняла шлем. Дом ничем не отличался от таких же, стоявших в одном ряду с ним. Единственной его отличительной чертой был плакат с надписью «ПРОДАЕТСЯ», прикрепленный посередине стены строения. Интереснее было само место, в котором он располагался. Ллаголлен стоял на шоссе А5, как раз на полпути между Черной Страной и Сноудонией. Городишко расположился у самой подошвы горы, которая называлась Ллантисилио. С того места, где сейчас стояла Стоун, открывались потрясающие виды на долину реки Ди, холмы Клуидиэн и вершину Бервин на самом горизонте. Ким любовалась видом целых тридцать секунд, прежде чем повернулась к дому и постучала в дверь. Она увидела, как в левом окне рука раздвинула жалюзи. Дверь раскрылась на пару дюймов. – Я вас слушаю. – Сара Льюис? – спросила Ким, стараясь заглянуть в эту узкую щель. – А вы кто? – Инспектор Ким Стоун. – Боже, ведь она говорит с входной дверью… Дверь открылась, и пораженная Ким сделала шаг назад. Перед ней стояла женщина, как две капли воды похожая на Александру Торн. Это не было простым семейным сходством. В толпе Стоун точно приняла бы ее за Александру. Ким подняла вверх руки, чтобы успокоить женщину. – Всё в порядке. Я не местная и приехала сюда из Центральных Графств, из местности, которая называется… – Как вы меня разыскали? – М-м-м… а это важно? – Уже нет, – женщина слегка опустила плечи. – Чем я могу вам помочь? – Я по поводу вашей сестры. – Ах да, ну конечно, – произнесла женщина безо всяких эмоций. Ким осмотрелась. – Можно мне войти? – А вам это надо? – Мне так кажется, – честно ответила инспектор. Сара Льюис отступила на шаг и позволила ей войти. Стоун подождала, пока женщина закроет дверь, а потом прошла вслед за нею. Когда-то дом был коттеджем с двумя комнатами наверху и двумя внизу, но войдя, Ким увидела, что к нему пристроена полноразмерная кухня, которая увеличила строение за счет большого заднего сада. – Садитесь, если вам надо, – сказала Сара, прислоняясь к кухонному столу. Стеклянный обеденный стол стоял лицом к площадке, на которой находились горка, пара качелей и место для барбекю. В траве валялись несколько частей разломанных кукол. И именно эти оторванные конечности позволили Ким найти необходимое сравнение. Сара была на пару дюймов ниже сестры и немного полнее. И хотя она и старалась сдерживаться, на ее прекрасном лице отражалась масса эмоций. Если б сестры были куклами, то Алекс была бы идеальной пластмассовой куклой, которую держат в коробке, чтобы не повредить; а вот Сара была бы плюшевым медвежонком в испачканном комбинезоне, которому достаются вся любовь и ласки. Ким чувствовала, как попадает под очарование этой женщины. Ее интересовал вопрос: когда стало понятно, что сестры – полная противоположность друг другу? – Думаю, что надеяться на то, что она умерла, преждевременно? Прежде чем Ким успела ответить, в комнату прискакала маленькая девочка. Ее кудряшки торчали из-под шерстяной шапки и полосатых наушников от холода. Шарф ручной вязки был небрежно обмотан вокруг шеи, а из рукавов пальто торчали варежки. Девочка остановилась как вкопанная и посмотрела на свою мать. Ким была удивлена, увидев панику в глазах ребенка. Лицо Сары смягчилось при виде дочери. Все остальное было забыто. – Умница, – сказала женщина, дважды обматывая шарф вокруг горла девочки. – Вот теперь ты прекрасно упакована. Она взяла лицо девочки в руки и покрыла его поцелуями. – А как насчет меня? Я тоже прекрасно упакован? – За спиной девочки появился мужчина. Ким рассмотрела шерстяную парку и наушники в горошек, прежде чем он ее заметил. Сара слегка покачала головой и подтолкнула их к входной двери. – Погуляйте подольше. И не забудьте про мясные пирожки! Ким не имела представления, о каких пирожках идет речь, но она услышала перешептывание в прихожей. Лицо Сары вновь помрачнело, но Стоун успела охватить взглядом всю семью. Удивление в глазах ребенка. Забота, написанная на губах мужчины. Они простояли в центре гостиной не больше десяти секунд, и было видно, что они единая команда и что они счастливы. Но в основе жизни этой семьи лежал страх. – Итак… Она мертва? – повторила свой первый вопрос Сара. Ким отрицательно покачала головой. – Тогда чем я могу вам помочь? – Мне нужно побольше узнать про нее. – А я здесь при чем? – Сара прикусила нижнюю губу. – Вы ее сестра. Вы наверняка знаете ее лучше, чем кто бы то ни был. – Я не видела сестру с того момента, как она освободила свою комнату и отправилась в университет. Никто из нас ее не видел. И мое самое большое желание – никогда больше с ней не встречаться! – И вы с ней никак не контактируете? – Мы с ней не так близки. – Сара опустила было руки, но потом быстро засунула их в карманы джинсов. – Но ведь вы наверняка… – Послушайте, я не знаю, зачем вы приехали, но мне действительно нечем вам помочь. Мне кажется, вам… – Чего вы так боитесь? – спросила Ким, не двигаясь. – Прошу прощения? Стоун не хотела задавать такой прямолинейный вопрос, но теперь отступать было некуда. – Ваша дочь не очень-то привыкла к посетителям, правильно? Сара старалась не смотреть ей в глаза. – Мы просто ведем замкнутый образ жизни, вот и всё. А теперь, если не возражаете… Ким выдвинула стул и осмотрелась. Она оценила коллекцию фотографий на стенах. На одной из них семья стояла втроем на мосту через реку Ди, по которому она недавно проехала. На другой девочка сидела в барже, которую тащили лошади. Девочка и отец катаются на паровозе по рельсам, проложенным вдоль реки… – Ну да, я просто жду не дождусь, когда смогу уехать отсюда. – Стоун решила зайти с другой стороны. – Жуткое место. – Это место прекрасно! – Тогда почему вы решили уехать, миссис Льюис? – Это все из-за работы Ника. Он… э-э-э… Ким подождала продолжения, но было ясно, что Сара уже поняла свою ошибку. Она не смогла сразу назвать профессию мужа и теперь выглядела как женщина, которая не знает, чем ее муж зарабатывает на жизнь. – Миссис Льюис… Сара, одна из моих сотрудниц, заметила, что офицерские жены переезжают реже, чем вы. От чего вы бежите? Сара направилась к входной двери, но ее шаги уже не были такими уверенными. – Я действительно хочу, чтобы вы ушли. У меня нет никакой информации, которая могла бы вам помочь. Ким вслед за ней прошла через гостиную. – Я вам не верю. Вы и ваша семья живете в постоянном ужасе и чего-то боитесь. Первый ваш вопрос был: умерла ли ваша сестра. Я видела вашу тревогу, когда вы услышали отрицательный ответ. Почему вы не хотите рассказать мне о ней? – Пожалуйста, уходите. Рука женщины дрожала на дверной ручке. – Сара, чего вы боитесь? – Уходите! – Почему бы вам просто не поговорить со мной… – Потому что, если я поговорю с вами о сестре, она об этом узнает. В комнате повисла тишина. Стоун поняла, что с ней говорит не та Сара, которая открыла ей дверь. Сначала была враждебность, потом было какое-то любопытство и надежда, а сейчас разговор о сестре превратил ее в измученное борьбой подобие женщины. – Сара… – Я не могу, – повторила женщина, глядя в пол. – Вы ничего не понимаете. – Вы правы. Но я хочу понять. Я хочу понять, какие мысли бродят в голове у вашей сестры. – Нет, вам это совершенно не надо, – покачала головой Сара. – Это не самые приятные мысли на свете. – Я не знаю, какую власть над вами она имеет, но неужели вы именно этого хотите? Вы хотите научить свою дочь убегать всю жизнь? Сара посмотрела Ким в глаза, и ее взгляд сверкнул при упоминании о ребенке. – У нее ведь даже друзей нет, правильно? Вы нигде не задерживаетесь достаточно долго, чтобы она их завела. Сколько ей лет – шесть? Семь? – Шесть. – Вам пора уже где-то осесть, так почему не здесь? – Потому что она нас разыскала. – Сара, я хочу вам помочь, но мне нужна хоть какая-то информация. – Мне никто не может помочь, – улыбнулась Сара. – Я еще не встречала человека, который… – Вы никогда раньше не встречали меня, – сказала Ким, отступая от двери. – У меня на ее счет есть некоторые подозрения, и если они подтвердятся, то я не успокоюсь, пока не прихвачу ее. – Что же между вами двумя произошло? – На этот раз в глазах Сары появился интерес. – Ну уж нет, я первая спросила, – улыбнулась Стоун. Сара надолго задумалась, потом вздохнула и закрыла дверь. – Если я вам кое-что покажу, вы оставите меня в покое? Ким кивнула и вернулась вслед за хозяйкой на кухню. Сара указала ей на стул. – Вот в чем дело, – сказала она, протягивая инспектору письмо. – Прочитайте… Ким развернула лист бумаги, прочитала его, а потом перечитала еще раз. После этого она пожала плечами. Если это все, что ей удастся нарыть на Александру Торн, то у нее большие проблемы. – Мне это кажется обычным письмом, написанным старшей сестрой. – Я живу здесь с мужем и дочерью всего девять месяцев. Вот сколько ей понадобилось, чтобы разыскать меня на этот раз. – На этот раз? – За последние семь лет я с семьей переезжала пять раз, чтобы спрятать дочь от этой женщины, и каждый раз она меня находила! Прочитайте письмо еще раз. Обратите внимание, что она абсолютно точно указывает, где стоит наш дом, где расположена школа Мадди и даже как выглядит новая прическа дочери! Она играет на моих страхах, потому что точно знает, что я буду делать дальше. Стоун прочитала письмо в третий раз, но теперь за словами она постаралась увидеть ту Алекс, которую подозревала. И в каждом предложении зазвучала неприкрытая угроза. – И почему же вы убегаете? – А вы, оказывается, не знаете ее так хорошо, как я надеялась… – Тяжело вздохнув, Сара забрала у Ким письмо. – Моя сестра – социопат[140]. Вы уже знаете, что она очень привлекательная и немного таинственная личность. Она умна и очаровательна. И в то же время она беспощадна и начисто лишена совести! Она – опасный человек, который не остановится ни перед чем, чтобы получить желаемое. Проще говоря, она не может иметь никаких тесных связей ни с одним живым существом. – Сара сложила письмо и уставилась на него. – А почему вы думаете, что ваша сестра – социопат? – Потому что за всю свою жизнь она не испытывала эмоциональной привязанности ни к кому и ни к чему. – А как насчет мужа и двух сыновей? – спросила Стоун. – Она никогда не была замужем, и у нее совершенно точно нет детей, – нахмурилась Сара. – Социопаты иногда женятся и рожают детей, но для них это скорее трофей и прикрытие, а не эмоциональная привязанность. Ким подняла брови. – Ну вот видите? – улыбнулась Сара. – У вас у самой не укладывается в голове, что кто-то может относиться к детям как к статусному символу вроде новой машины или большого дома… На это и рассчитывают социопаты. Нормальные люди, такие как мы с вами, не могут понять их мотивы и поэтому постоянно ищут для них оправдания. Поэтому их так трудно обнаружить. И именно поэтому ее никто не остановит, – Сара печально покачала головой. – Она сказала мне, что вы умерли, – заметила инспектор. – Наверное, так было бы лучше, – Сара ничуть не удивилась. – Может быть, тогда она оставила бы меня в покое! Сара посмотрела на Ким взглядом, полным печального смирения. Это была ее жизнь, и никто не мог ее изменить. Она уже многие годы пыталась убежать от сестры, и так будет продолжаться всю ее оставшуюся жизнь. Женщина посмотрела на входную дверь. Она показала Стоун письмо, и теперь той пора было уходить. – Сара, мне кажется, что она использует своих пациентов для проведения экспериментов над ними, – выпалила Ким. – И я хочу это прекратить. Я хочу посадить вашу сестру. Женщина склонила голову набок, и в ее глазах инспектор увидела интерес. – Ну же, Сара, – сказала Ким умоляющим голосом. – Позвольте мне вернуть вам вашу жизнь. Инспектор видела, как женщина борется со страхом довериться человеку, которого совсем не знает. Стоун надеялась, что сказала уже достаточно. – Инспектор, мне кажется, что нам пора выпить кофе, – наконец произнесла Сара со слабой улыбкой. Глава 45 Они сидели друг напротив друга, а на столе между ними дымились две чашки кофе. – Вы должны понять, что для меня это совсем нелегко, – сказала Сара, поставив локти на стол. – Я всю жизнь знала, что с моей сестрой что-то не так, но мне никто не хотел верить. – Она пожала плечами. – Именно поэтому я все время убегаю. Ким хорошо ее понимала, ведь ее собственные подозрения тоже игнорировались боссом и коллегами. – Вы тоже первый человек, который не считает, что я сошла с ума, – заметила она. – Да будет так, – сухо заметила Сара. – Так вы считаете, что это возможно? То, что я вам сказала? – Нет, я считаю, что это вероятно. – Сара взяла кружку в обе руки и передернула плечами. – Помню, когда мне только исполнилось пять лет, я заметила, что Алекс стала слишком много времени проводить в своей спальне. Она выходила оттуда только в школу и поесть. Однажды ночью она разбудила меня, в восторге хлопая руками. Она заставила меня вылезти из кровати и притащила к себе. Усадила меня на кровать и убрала большой том энциклопедии, который стоял перед клеткой с хомяком. Хомяк, голова которого оказалась зажатой между вертикальными прутьями, был мертв. Рядом с клеткой, вне пределов его досягаемости, но так, чтобы он мог хорошо их видеть, стояли вода и еда. Животное умерло страшной смертью, пытаясь до них добраться. – Боже… – в ужасе выдохнула Ким. – Сначала я этого не поняла. Подумала, что она играет со мной в какую-то игру, но потом она стала объяснять, как развивалась ситуация с хомяком и как она стала наблюдать прогресс сразу после того, как слегка раздвинула прутья клетки. У нее даже были готовые графики и все такое. Стоун молчала. – Алекс наблюдала за ним все дни напролет, наблюдала, как он становился все слабее от голода, пока не обнаружил увеличенный просвет между прутьями. – Но зачем? – спросила Ким. – Чтобы понять, до чего он сможет дойти, чтобы получить желаемое, – ответила Сара, прикрывая глаза. – Помню, я тогда жутко рыдала. Отчаянная, измученная хомячья морда являлась мне в ночных кошмарах еще очень долго. Эти воспоминания Сары вызвали у инспектора отвращение, но у нее появились новые вопросы. – А насколько близка она была с родителями? – Мама редко ласкала ее, – покачала головой женщина. – Между ними существовал вежливый нейтралитет, как будто они не были матерью и дочерью. Теперь мне кажется, что мама раньше других поняла, в кого превратилась Алекс. Помню, как-то раз мама щекотала меня и дула мне на живот, от чего у меня по телу бежали мурашки. Мы обе смеялись до слез, а потом я заметила Алекс, стоявшую в дверях. Клянусь, что я увидела слезы у нее на глазах, но она развернулась и убежала еще до того, как мама ее заметила. Тогда ей было не больше шести-семи лет, но я никогда больше не видела у нее такого выражения лица. – Но чего ей надо от вас? – поинтересовалась Ким. – Она просто хочет меня помучить. Она понимает, как я ее боюсь, и ей доставляет удовольствие играть со мной. Пока она удовлетворялась тем, что дергала меня за мои страхи, как марионетку за веревочки. Ее писем всегда было достаточно. – А вы думаете, что она может пойти дальше? – Не знаю, но проверять не хочу. Она ненавидит меня и наслаждается тем, что гоняет меня по всей стране – ну и пусть; ведь, пока переезжаем, мы в безопасности. Сара встретилась взглядом с инспектором. На ее лице появилась безрадостная улыбка. – Глупо, правда? – спросила она. – Мне кажется, что вы гораздо сильнее, чем думаете, – покачала головой Ким. – Вы делаете все возможное, чтобы обезопасить свою семью. И, вопреки вашей сестре, у вас очаровательный дом, муж и дочь. Может быть, она и выигрывает в отдельных стычках, но вы победите в войне. – Спасибо вам. Я так благодарна… – Губы женщины раздвинула первая искренняя улыбка. – И последний вопрос, Сара: почему она вас так ненавидит? – спросила Ким, допивая свой кофе. – Потому что хочет, чтобы я была рядом с ней, была такой же, как она. Если проще, то мне кажется, что ей нужен друг. Глава 46 – Итак, парни, несколько слов о деле Данна, прежде чем мы примемся за работу. – Ким повернулась к Доусону. – Что там с соседями? – Ничего, – покачал головой детектив. – Все окна в домах на улице плотно завешены шторами, а от чая меня уже тошнит. Он походил на шестилетку, которому родители велели убрать «Лего», но на этот раз Стоун была с ним согласна. Многие согласились бы гонять чаи целыми днями, но только не детективы по призванию. – Дом Данна. Что-нибудь помимо волоса и семенной жидкости? – Да. Там я поняла, что Доусон осёл, – подала голос Стейси. Все замолчали. Доусон посмотрел на Ким и Брайанта. – Хотя бы один из вас мог бы не согласиться. Стоун сдержала улыбку. Интересно, понимают ли эти двое, какая они прекрасная пара? – А вот от экспертов пока ничего нет, командир, – продолжила Стейси. Это Ким совсем не удивило. Она бы дорого заплатила за технологию, которую использовали на телевидении, где анализы волос, волокон и жидкостей делались в течение нескольких часов, если не минут, чтобы вместиться в сорокачетырехминутный формат серии. – А что удалось узнать про клуб, Стейси? – Он принадлежит владельцу одного из магазинов в Роули-Ригс – Чарльзу Куку. Собираются в первый вторник каждого месяца в пабе «Дрюкерс» в Мерри-Хилл. Довольно бледная страничка в «Фейсбуке» с тремя лайками и двумя постами. Последние четыре месяца на ней ничего не менялось. Я написала тем, кто разместил посты. – И что же они ответили? – Один из них посетил одно-единственное заседание, а потом поменял работу и больше ходить туда не может. Со вторым будет поинтереснее. Написал, что с этим парнем, Куком, что-то не так. Это ему не понравилось, и он прекратил ходить после третьего заседания. Ким хотела что-то сказать, но Вуд продолжала: – Я опять написала ему, чтобы выяснить все поподробнее. Он прочитал мое послание два часа назад, но пока не ответил. Я поговорила с самим Куком и выяснила, что в клубе меньше десятка членов. А я в него вступить не могу, потому что женщина. – Да брось ты, Стейс, – подал голос Доусон, – надо было сказать ему, что это почти незаметно. Стейси только взглянула в его сторону, пока он притворно смеялся над своей собственной шуткой. – И если этот говорящий пенис наконец заткнется, то могу добавить, что члены клуба выбрали «Самую длинную дорогу» книгой месяца. Стоун нахмурилась. Она где-то уже слышала это название, но не могла вспомнить где. – Книга что, пользуется успехом, Стейс? – спросила она. – Ага. На «Амазоне»[141] она входит в первую десятку вот уже семь месяцев. Ах, вот в чем дело. Значит, она видела ее в чартах или что-нибудь в этом роде. – Дженкс и Уайли почти ничего не рассказали. Мы только знаем, что в день ссоры детей домой привела учительница, хотя обычно это делал брат Венди. Доусон приподнял бровь. Любой мужчина, с которым контактировали девочки, становился потенциальным подозреваемым. – Найди его рабочий и домашний адреса, – велела Ким Стейси. – Доусон, еще раз внимательно просмотри все старые файлы. Ищи все что угодно, что мы могли пропустить. Брайант… – Стоун заколебалась. Что делать с Брайантом, который обычно работал с ней в паре? Но только не нынче! – Ты помогаешь Доусону. А у меня сегодня дантист. Она прошла в «кутузку» и взяла свою куртку прежде, чем лицо выдало ее. Глава 47 В девять тридцать утра Ким припарковалась за углом дома Александры Торн, чувствуя себя школьницей, которая впервые в жизни прогуливает урок. Сказав Брайанту, что она должна идти к дантисту, Стоун в первый раз соврала ему. Она надеялась, что больше ей этого делать не придется, но на эту встречу она пойдет в одиночестве. Дверь открылась почти мгновенно. Так как встреча состоялась по ее просьбе, то Ким решила продемонстрировать светские манеры. – Благодарю вас за то, что нашли для меня время, доктор Торн. – Не стоит благодарности, инспектор Стоун. – Алекс широко улыбнулась. – Но так как этот визит неофициальный, я настаиваю на том, чтобы вы называли меня Алекс. Ким согласно кивнула и прошла вслед за Алекс в кабинет. Доктор выглядела просто безукоризненно в сшитых на заказ кремовых брюках и голубой шелковой блузе. На ней не было никаких драгоценностей, а волосы были тщательно уложены. – Прошу вас, садитесь, где вам будет удобнее. – Сегодня утро без пациентов? – спросила Стоун и только потом поняла, что ее вопрос больше походит на допрос. А ведь сначала она хотела сказать что-то вроде: «Надеюсь, я не отвлекаю вас ни от чего важного». Да, похоже, все говорит о том, что ее запас хороших манер полностью истощился. – Точно. В это время я обычно занимаюсь бухгалтерией и счетами, – на лице Алекс появилась легкая гримаса недовольства. – Не самое любимое мое занятие, но надо же как-то зарабатывать на хлеб. И на масло тоже, подумала Ким, которая знала, что психолог арендует весь дом. По мнению инспектора, стоило это совсем недешево. Стоун понимала, что должна что-то сказать по поводу их последней встречи, во время которой она продемонстрировала свое недовольство тем, как Алекс удерживала Барри Гранта на карнизе. – Послушайте, в прошлый раз… – Прошу вас, не говорите ничего. – Торн подняла руку и рассмеялась. – Я совсем не уверена, что смогу выслушать вашу похвалу. Ким была потрясена уверенностью Алекс в том, что она пришла ее хвалить. Ну, естественно, ведь ничего другого она не может сказать по определению! Это была новая Алекс Торн, по сравнению с теми, каких Ким видела до этого. Во время первого визита психолог выглядела профессионалом до мозга костей и, в угоду Брайанту, говорила с ними с некоторой робостью. На кладбище она казалась погруженной в себя и уязвимой. А с Барри Алекс была активна и целеустремленна. Сейчас же она была почти игрива и кокетлива. – Я бы хотела быть уверенной, что наш разговор не выйдет за пределы этой комнаты, – заявила Стоун. Чтобы разбудить в психологе любопытство, Ким сказала ей, что хотела бы обсудить с ней некоторые вопросы, но не хочет, чтобы этот визит был зарегистрирован должным образом. Любой другой психиатр немедленно послал бы ее куда подальше, а вот готовность Алекс щедро уделить ей свое время инспектора совершенно не удивила. Алекс явно было от нее что-то нужно, но она не была уверена, что именно. – Ну, конечно, Ким. На мой взгляд, это не более чем встреча двух приятельниц, болтающих за чашечкой кофе. Кстати, о кофе – с молоком и без сахара? Стоун кивнула. Ей пришло в голову, что Алекс стала называть ее по имени, даже не спросив разрешения. Мало кто называл ее просто Ким. Из-за этого она чувствовала себя не совсем в своей тарелке, но, принимая во внимание объявленную цель визита, жаловаться было поздно. Пока Торн расставляла на столе чашки, инспектору пришло в голову, что когда она предложила ей выбрать кресло, то встала как раз перед единственным свободным, так что Ким была вынуждена сесть в кресло, предназначенное для пациентов. Стоун поняла, что с этой женщиной надо держать ухо востро. – Итак, чем я могу вам помочь? – Когда мы встретились на кладбище, вы сказали некоторые вещи, которые заставили меня задуматься. – Ким тщательно подбирала слова. В этот момент она подняла глаза на Алекс. Менее наблюдательный зритель мог бы пропустить триумф, мелькнувший в глазах психиатра и мгновенно замененный извиняющимся покачиванием головой. Но Ким заметила всё. – Мне очень жаль. Мне совсем не надо было этого говорить. Я не хотела доставлять вам неудобства. У меня мало друзей, а такие места, как кладбище, обычно только усиливают нашу ранимость, – доктор Торн откинула голову назад. – Кроме того, вы производите впечатление человека, с которым легко разговаривать. Опять эта лесть, подумала Стоун. К счастью, у нее на лесть иммунитет, ведь она сама прекрасно знает, что обладает теплотой и очарованием средневекового восточного сатрапа. Ким просто кивнула и промолчала, заставив Алекс продолжать. – Никто из нас не идеален. У всех у нас есть свои страхи, но обычно мы прячем от окружающих свои слабости из опасения, что люди будут нас меньше уважать. Возьмите, для примера, саму себя: то, что вы хотите обсудить со мной, вы, скорее всего, не стали бы обсуждать с коллегами по работе. Доктор была права. Ким назначила эту встречу якобы для того, чтобы обсудить свою бессонницу, и хотя это было не что иное, как уловка, эту проблему она не хотела бы обсуждать ни с кем из посторонних. Стоун молча отхлебнула кофе, вновь заставив Алекс продолжать монолог: – Женщина в вашем положении, да еще и руководящая коллективом, состоящим в основном из мужчин, не может себе позволить демонстрировать свою уязвимость. Возможно, вы думаете, что в этом случае потеряете уважение ваших сотрудников, поэтому работаете вдвое больше, чтобы скрыть свои слабости. Их мнение о вас не может повлиять на ваши способности выполнять вашу работу, а вот их оценка и уважение важны для вас по гораздо большему количеству причин, чем вы можете себе представить! Ким подумала, что, наверное, доктора пора остановить. Эта ее теория слишком уж соответствовала действительности. – Вы тогда говорили о расстройствах сна. Мне не помешал бы совет по этому поводу. – Ой, Ким, мне опять очень жаль. Я поставила вас в неловкое положение… Прошу прощения. Боюсь, что это у меня чисто профессиональное. В ее словах инспектор почувствовала больше забавы, чем серьезности, и восприняла фразу Алекс как легкое кокетство: «Смотрите, что может произойти, если меня вовремя не остановить…» – Ну что вы, всё в порядке, – улыбнулась Стоун. Эта неестественная улыбка мешала ей, поэтому она быстро убрала ее. – Вы когда-нибудь обращались к врачам по этому поводу? Ким покачала головой. Она не искала излечения. Отказалась от этого много лет назад. Нет, сюда она пришла совсем по другой причине: установить, насколько Алекс Торн виновата или замешана в преступлениях. Алекс уселась в свое кресло, закинула ногу на ногу и улыбнулась. – У людей, страдающих инсомнией, есть одно преимущество – у них более быстрый метаболизм, и поэтому они живут дольше тех, кто спит по семь-восемь часов. А вот когда человек спит меньше трех с половиной часов в сутки, то можно уже говорить о серьезном заболевании. – Это как раз про меня. – А вы пытались как-то лечиться? Например, темнотой или когнитивно-поведенческой терапией? Вы следите за гигиеной сна? Ким покачала головой. Она обо всем этом читала, но никогда не пробовала. Да и сейчас лечение нарушения сна не было причиной ее визита. – Понимаете, существуют разные типы бессонницы. Например, некоторые люди с трудом засыпают – обычно это связано с перевозбуждением. Другие засыпают быстро, но просыпаются ночью, а третьи очень рано просыпаются, независимо от того, когда легли накануне. – Я не могу заснуть, – честно призналась Стоун. Хуже не будет, если она поделится хоть какой-то информацией. – Это может быть симптомом нарушения сна, вызванного посттравматическим шоком. Может возникнуть парадоксальное желание вообще не засыпать. – Поверьте мне, я хочу заснуть. Алекс, кажется, задумалась. – А когда у вас появилась эта проблема? – Много лет назад, – туманно ответила Ким. Правда, без привязки к конкретным датам. – А вы когда-нибудь слышали термин сомнифобия? Инспектор покачала головой и постаралась дышать ровно. Может быть, ей все-таки не стоило приходить сюда? – Это анормальная боязнь сна, которая часто возникает в детстве после какой-то психологической травмы. Ким готова была поклясться, что доктор слегка понизила голос. Если нет, то она превратилась в законченного параноика. Слова «детство» и «травма» доктор Торн точно произнесла чуть слышным шепотом. – Нет, мне кажется, что все началось в колледже. Психолог промолчала. – Мое детство было абсолютно нормальным, – продолжила Стоун с полуулыбкой. – Я любила конфеты и ненавидела капусту и, как и все дети, препиралась с родителями по поводу того, когда приходить домой после гулянья. Алекс улыбнулась и понимающе кивнула. – Вполне возможно, что это связано со стрессами во время экзаменов. Ким вовремя поняла, что доктор использует против нее ее же оружие – молчание. К счастью, она поняла это еще до того, как рассказала ей хоть какую-то правду о своем детстве. – Знаете, Ким, вы удивительно часто используете слово «нормальный». Хотя большинство людей именно так и говорят о своем детстве, но в жизни такого не бывает, если вы, конечно, не живете в мире телевизионной рекламы. Чем занимались ваши родители? Инспектор на мгновение задумалась и выбрала приемную семью номер шесть. – Мама работала неполный рабочий день в «Сэйнсбериз»[142], а папа был водителем автобуса. – Братья или сестры? Во рту у Стоун мгновенно пересохло, и она решилась только покачать головой. – Никаких серьезных потерь или травмирующих происшествий до десяти лет? Ким опять покачала головой. – Тогда у вас действительно было очаровательное детство, – рассмеялась Алекс. – А как быстро после того, как вы потеряли вашу семью, у вас начались проблемы со сном? – задала вопрос Стоун, стараясь отвести беседу от себя. Может быть, ей удастся что-то узнать, если Торн заговорит о себе? Алекс удивилась неожиданному вопросу, но быстро пришла в себя. Она бросила взгляд на фото, которое стояло на столе, и ее голос стал едва слышен. – Потеря Роберта и детей почти уничтожила меня. Роберт был моим единомышленником. В отличие от вас, и у него, и у меня было тяжелое детство, поэтому мы тянулись друг к другу. Майкл родился только на второй год после свадьбы. Он оказался спокойным и легко ранимым малышом. А еще через девятнадцать месяцев на свет появился Гарри, его полная противоположность, – доктор посмотрела на Ким и увидела, что вокруг глаз у нее появились красные круги. – У меня была прекрасная семья, которую в один прекрасный день стер с лица земли усталый водитель грузовика, отделавшийся всего лишь сломанной кистью руки. Инспектор была просто восхищена Алекс и теперь уже серьезно задумалась обо всех тех факторах, которые заставили ее назначить эту встречу. Искусство доктора Торн превосходило искусство Пэлтроу, Бэрри и Стрип[143] вместе взятых. И все-таки чего-то во всем этом не хватало. В этом Ким была уверена сейчас больше, чем когда-либо. – А у вас была семья, которая могла бы вас поддержать? – Мои родители умерли, и я, кажется, уже говорила вам, что потеряла сестру, когда мне было девять лет, – Алекс покачала головой, как бы собираясь с силами. Если б Стоун не знала реальных фактов, то поверила бы каждому слову женщины. Но она знала правду – и из-за этого игра Торн производила на нее еще более кошмарное впечатление. – Это ужасно. Мне так жаль… А вы были близки с… – С Сарой. Ее звали Сара. Она была моложе меня и всюду таскалась за мной как хвостик. В один прекрасный день я велела ей отвалить. Тогда она пошла на пруд и упала в него. Моя мама, м-м-м… скажем так: была немного рассеянная и не смогла за ней уследить. Потерять сестру в юном возрасте просто ужасно, особенно когда что-то в душе подсказывает тебе, что ты была обязана ее спасти. Ким сжала зубы и постаралась не думать о пустоте, которая стала заполнять ее голову. Ей надо выбираться из этой комнаты, пока она еще может дышать. – Но вы с вашим нормальным детством этого никогда не поймете. Инспектора спас звук входного звонка. На лице Алекс появилось недовольство, когда она увидела, как быстро Ким встала. – Мне действительно уже пора… – Прошу прощения, Ким. Это мой пациент на десять тридцать слегка поторопился. – Благодарю вас за встречу, док. Думаю, что я попробую один из способов лечения, о которых вы говорили. – Не стесняйтесь и приходите еще раз. Мне очень понравилась наша милая беседа. Стоун еще раз кивнула в знак благодарности и пошла вслед за доктором к входной двери. Она мельком взглянула на женщину, стоявшую перед ней, но сейчас все ее внимание было сконцентрировано на безопасной кабине «Гольфа». Она должна добраться до него прежде, чем потеряет сознание. Ким успешно забралась в машину, но вот вставить ключ в зажигание было уже выше ее сил, так что он выпал из ее пальцев на коврик. Было очевидно, что, хотя встреча состоялась по инициативе Ким, прошла она по сценарию Алекс. Инспектор ударила кулаком по рулевому колесу. Черт побери, не такой беседы она хотела! Доктор опять врала насчет своей семьи, которой никогда не существовало в природе, и придумала абсолютно лживую историю про свою сестру. Ким чувствовала тошноту. Она заранее знала, что Алекс будет опасным противником. Ее ум и отсутствие каких-либо эмоций уже смогли подвести Стоун к самому краю. Но и сейчас Ким была готова вступить в эту битву с тем оружием, которое имелось в ее распоряжении. Потому что эта битва должна происходить в настоящем, а не в прошлом. Если инспектор была права хотя бы по поводу половины манипуляций Торн, те знания о прошлом психолога, которыми она располагала, полностью меняли схему их борьбы. Было понятно, что у Алекс была какая-то причина придумать себе новую биографию. И теперь Ким оставалось только предполагать, какую цену ей придется заплатить за то, чтобы узнать правду. Глава 48 Свою следующую пациентку Алекс попросила подождать несколько минут в холле. Ей надо было собраться с мыслями. С одной стороны, доктор Торн ликовала, а с другой – была раздражена. Джессика Росс при всем желании не могла явиться в более неподходящее время! Вчерашний звонок от Ким стал для доктора полным сюрпризом и раздался как раз в тот момент, когда Алекс раздумывала, как ей подстроить очередную встречу с инспектором. Она встала необычно рано, чтобы приготовиться к этому визиту, и нервничала так, как будто готовилась к первому свиданию. Тот факт, что Стоун связалась с ней по доброй воле, доказывал, что между ними существует эмоциональная связь. Алекс знала, что на каждой их встрече Ким будет давать ей все больше и больше информации, и сегодня она действительно очень много узнала. У нее начала формироваться идея о том, как включить инспектора в свой глобальный план. То, что Ким отрицала свое ужасное детство, и очевидные следы боли, которую она испытала в то время, обрадовали Алекс. Было понятно, что женщина никогда не искала помощи в избавлении от тех демонов, которые ее преследовали, – и хотя Стоун была уверена, что надежно скрывает свои эмоции за суровым внешним видом, она мало что могла скрыть от человека, который всю свою жизнь занимался изучением людей и их эмоций. А так как Ким никогда не пыталась разобраться с болью, которую она испытала в детстве, то ее здоровая психика была в лучшем случае очень непрочной. Если к ней правильно подойти, то могут вернуться ощущения боли и потери, хотя и без угрозы полностью овладеть ею. Алекс не могла не задуматься, на какие поступки она сможет подтолкнуть Ким прежде, чем та рухнет в бездну настоящей болезни. Единственным, что сейчас удерживало Стоун от сумасшествия, был барьер, который она воздвигла между собой нынешней и болезненными воспоминаниями прошлых лет. В конце концов, доктор Торн была уверена, что ее контакты с детективом будут по крайней мере плодотворными и познавательными – в худшем же случае они просто повеселят ее. Ее порог скуки требовал новых вызовов. И некто, похожий на Ким, был для нее именно таким вызовом. Психика детектива была настолько запутана, что притягивала внимание Алекс, как луч маяка притягивает корабль во мраке ночи. В ее голове могут быть такие вещи, о которых и сама доктор Торн еще не подозревает, а это ее невероятно возбуждало. Стоун была новой игрушкой, с которой Алекс хотела развлекаться очень долго. Она заставила себя оторваться от мыслей о Ким, глубоко вздохнула и поправила очки. Не стоит показывать пациентам свое раздражение. По крайней мере, не за те деньги, которые она брала за час беседы. – Прошу вас, миссис Росс, заходите, – приветливо произнесла Алекс, открывая дверь. Женщина прошаркала в кабинет, даже не взглянув на нее. Некоторые из ее пациентов, которых направлял к ней суд, начинали именно так. Они отнюдь не радовались необходимости посещать психиатра, но другого выхода у них не было. Доктор Торн обвела женщину оценивающим взглядом. Ее живот все еще отвисал после родов, и хотя малышу было уже семь месяцев от роду, Джессика Росс так и не удосужилась сбросить лишний вес. Непричесанные волосы падали ниже плеч. Двигалась женщина походкой бездомной, давно потерявшей всякую надежду. Она не красилась, и ее изнуренный внешний вид добавлял лишние десять лет к ее двадцати пяти. Ее случай не представлял для Алекс никакого интереса. Женщина просто заплатит за новый компьютер, о котором мечтала Торн, и, возможно, за обслуживание ее машины, если доктору удастся немного потянуть время. Алекс сразу же села. Эта пациентка не была достойна чашечки кофе. «Колумбийское золото» – слишком дорогой сорт. – Итак, Джессика, суд направил вас на лечение после того, как вы жестоко обошлись с вашим младенцем? Хотя говорила она мягким голосом, но слова были жестокими, поэтому женщина заметно скривилась. Торн была довольна тем, что причинила ей боль. Это тебе за то, что прервала нашу встречу, сука! Алекс положила перед собой блокнот и откинулась на спинку кресла. Ничего страшного не произойдет, если она с самого начала начнет тянуть время. – Я вижу, что вы в состоянии стресса и не очень комфортно себя чувствуете, поэтому давайте не будем торопиться. Почему бы вам не рассказать немного о себе? По плечам Джессики было видно, что она немного расслабилась оттого, что ей не надо незамедлительно переходить к сути происшедшего. – Расскажите мне о вашем детстве, семье и тому подобном, – подсказала ей Алекс. Джессика кивнула и сразу же почувствовала благодарность. Боже, какие же все-таки идиоты эти люди, подумала Торн, отключаясь от ее рассказа. И как мало надо, чтобы вызвать их на откровение… – …каникулы я обычно проводила в Блэкпуле. Помню, однажды на берегу… Алекс перестала ее слушать в тот момент, когда на физиономии женщины медленно расцвела улыбка. Боже, она пытается вспомнить что-то приятное… Время от времени доктор Торн кивала, призывая женщину продолжать, но при этом размышляла о разочарованиях, которые постигли ее к этой минуте. Самым большим из них была Руфь – и не в последнюю очередь из-за того времени, которое она на нее потратила. Она не была таким подходящим экземпляром, как Барри, хотя и тот в конечном счете не выполнил того, чего ожидала от него Алекс. Но мужчина по крайней мере невольно помог в организации незапланированной встречи с Ким. Шейн, на первых порах, был многообещающим кандидатом, но потом доказал свою нестабильность, появившись у нее в доме. Доктор Торн содрогнулась от воспоминаний. Не от того страха, который она испытала, когда юноша неожиданно появился перед ней, а от того, что не сумела предугадать такой возможности. Шейн теперь навсегда останется для нее напоминанием о том, что все «хвосты» надо подчищать незамедлительно! Алекс уже решила, что порвет с Хардвик-хаус. Время, которое она на него тратила, не соответствовало тем выгодам, которые получала. Она-то надеялась, что это заведение обеспечит ее беспрерывным потоком кандидатов, из которых она сможет выбирать самых достойных, – но она явно переоценила и количество, и качество возможных вариантов. Какое-то время доктора Торн привлекала возможность соблазнить Дэвида Хардвика – именно она заставляла ее посещать этот приют убогих и обездоленных. Однако даже эта цель перестала ее привлекать. Доктора стало утомлять то, как он разыгрывает из себя недотрогу. Она, наверное, как-нибудь пошлет Дэвиду письмо, в котором напишет, насколько эта работа эмоционально ее истощила, и о том, что она больше не готова оказывать им услуги. А пока Алекс сделала в блокноте пометку заблокировать все телефонные номера приюта. – …ушла из колледжа из-за перевозбудимости и приступов неожиданной паники… Женщина говорила, не ожидая ее реакции, и Алекс с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. На лице этой пациентки было большими буквами написано, что по жизни она несчастная жертва. Торн чувствовала, что ей придется серьезно напрячься, чтобы не вышвырнуть эту даму из своего кабинета. Неожиданно Алекс поняла, что раздражает ее в этой женщине больше всего. В ней было что-то, что напоминало доктору о Саре. Торн сделала еще одну запись в блокноте. Она уже несколько дней не проверяла сайты по продаже недвижимости. Наверняка сейчас появится новый список домов в Лланголлене. И в нем будет небольшой, но изящный коттедж с двумя спальнями, о котором, скорее всего, напишут, что это «прекрасный вариант» для немедленного приобретения. Обычно требовалась всего пара писем, чтобы ее сестрица начинала действовать. Если этого не происходило, то у Алекс в запасе было еще несколько способов заставить Сару надеть беговые туфли. На старт, внимание, марш, сестренка! Хотя сейчас ее сестра была уже абсолютно предсказуема, Торн продолжала свои игры просто потому, что у нее была такая возможность, и потому, что ей доставляло удовольствие принимать какое-то участие в жизни Сары. То, что эта идиотка позволяла сгонять себя с насиженного места каждый год, было само по себе очень весело. – …все началось через пару недель после рождения… Тра-ля-ля, тру-ля-ля, продолжай болтать, подумала Алекс. Интересно, станет ли ей веселее, если она начнет по одному вырывать короткие светлые волоски на своей руке один за другим? Может быть, это будет не так больно? Боже, защити меня от этой скуки! По мнению Торн, послеродовая депрессия давно уже превратилась в модную болезнь первородящих матерей, и этот диагноз теперь ставился направо и налево. Как будто периоды адаптации к новой ситуации и расстройства самих младенцев просто перестали существовать. – …я просто чувствовала себя никому не нужной и хотела понять, откуда это взялось… Может быть, ты просто наконец услышала правду, которую сообщило тебе твое подсознание, подумала Алекс, кивая в знак сочувствия затруднительному положению женщины. – …чувствовала себя виноватой во всех этих отрицательных мыслях. Мне казалось, что я предаю своего мужа. Он так радовался, когда появился малыш, а я никак не могла сказать ему правду… – Женщина покачала головой, стараясь сдержать слезы. – Я начала думать, что схожу с ума… Все, как доктор прописал, подумала доктор Торн, хотя Джессика дошла до своего нынешнего состояния быстрее, чем Алекс могла это предположить. Теперь ей придется задать Джессике несколько скучных вопросов. – Вы задумывались когда-нибудь о самоубийстве? Джессика поколебалась, а потом утвердительно кивнула и вытерла слезы. – Из-за этого я тоже чувствовала вину – из-за того, что допустила мысль о том, что могу оставить их навсегда. – А что произошло в тот день? – спросила Алекс. Она хотела, чтобы эта ничтожная женщина исчезла. Сейчас она ответит, что ребенок никак не прекращал кричать, а она схватила его слишком крепко или еще какую-нибудь подобную банальность. – В какой? – переспросила Джессика. Этот вопрос удивил доктора. Она полагала, что все ограничилось только одним эпизодом жестокого обращения с младенцем и что социальная служба включилась в дело с самого начала. – В самый первый, – ответила Алекс, переключив все свое внимание на женщину. Ей вдруг стало интересно. – Это был один из моих худших дней. Накануне я была абсолютно счастлива и чувствовала себя прекрасно, может быть, даже слишком прекрасно. Я была полна энергии и вся светилась от радости. А потом – хлоп! – и следующий день оказался самым мрачным в моей жизни. Окружающее вызывало у меня ужас. Даже звук выключившегося чайника заставлял меня стучать зубами от страха. Помню, что никак не могла вспомнить, куда поставила моющий порошок. Это было очень странное ощущение. Я пошла искать его в садову Доктор Торн отложила блокнот и подалась вперед. – Продолжайте, – велела она, полностью захваченная рассказом. – Я подошла к его кроватке, и он прекратил крик. Я посмотрела на него и неожиданно услышала эти голоса – сначала очень тихие, – которые велели мне ущипнуть его. Слова разобрать было трудно, но как только я их услышала, то поняла, что мне станет гораздо легче, если я возьму его кожу двумя пальцами и сдавлю ее. – И вы это сделали? – Алекс старалась не пропустить ни единого слова. Джессика утвердительно кивнула, покраснела, и глаза ее наполнились слезами. Торн захотелось захлопать в ладоши. Измученные тяжким трудом социальные работники прислали ей настоящий подарок! Они диагностировали эту женщину как страдающую от послеродового синдрома, и у нее действительно были все признаки этой болезни. Но помимо очевидных симптомов Джессика испытывала эйфорию, помутнение сознания и звуковые галлюцинации. А это значит, что у Джессики Росс был явный послеродовой психоз, который был совсем не похож на послеродовой синдром и который неожиданно сделал ее чрезвычайно интересной для Алекс. – Боже, я только что сообразила, – сказала доктор Торн, вставая из-за стола, – что так и не приготовила нам кофе. Посидите, пока я включу кофеварку, – и Алекс ободряюще улыбнулась кандидату № 4. Глава 49 Брайант припарковал машину в самом центре Блэкхита, за супермаркетом «Теско». – Их-то ты можешь обмануть, но я не такой дурак, каким выгляжу. – Такое просто невозможно, – заметила Ким с сарказмом. – Я знаю, что ты была не у дантиста, – сержант смотрел прямо перед собой. – Может быть, тебя это удивит, но у меня есть зубы, – напомнила ему Стоун, постукивая пальцами по верхней губе. – Ну да, и я сам видел, как ты рвешь ими здоровых мужиков на кусочки. Но сейчас я не об этом. За три прошедших года ты никогда не ходила к врачам в рабочее время. Ни одного раза! Возражение уже вертелось у нее на языке, но Ким сдержалась. Брайант знал, что она солгала, и она знала, что он это знает. Стоун не хотела еще больше осложнять ситуацию. – Я просто хочу, чтобы ты четко понимала, что делаешь, – сказал сержант, не поворачиваясь в ее сторону. У Ким появилось желание положить руку ему на колено, чтобы подбодрить, но она сдержалась, и этот момент прошел. – Пойдем, мнительный ты наш, ведь нам надо отыскать нашу Тень. Обувной магазин располагался на центральной улице, зажатый между лавкой мясника и входом в крытый рынок. Когда Стоун распахнула дверь перед Брайантом, раздался звук колокольчика. Запах смазки и машинных запчастей всегда привлекал Ким, а вот с этим магазином все было по-другому. Воздух в нем явно припахивал плесенью, как будто товары давно слежались, а не двигают их не для того, чтобы товары получше рассмотрели, а для того, чтобы они не рассыпались в прах. Рукописные ценники болтались на стенах, на которых висели старомодные сумки. Центральная часть витрины была отдана кошелькам и бумажникам. Это был магазин или страдающий от раздвоения личности, или просто пытающийся хоть как-то выжить. Из задней комнаты вышел мужчина и встал за прилавок. Ким показалось, что на вид ему около пятидесяти. Его серые джинсы поддерживались ремнем, который был скрыт под нависающей складкой живота. Черная футболка украсилась пятнами пота под мышками. Инспектор не могла избавиться от мысли, что мужчина меняет свою одежду не чаще, чем товары в своем магазине. Это многое говорило о популярности самого магазина. Его никак нельзя было назвать привлекательным. Брайант сделал шаг вперед, а Стоун осталась сзади и стала внимательно рассматривать мужчину. – Мы бы хотели поговорить с вами о Леонарде Данне. Он – член вашего книжного клуба. Ким заметила, как кожа на шее мужчины покраснела. – Вы, конечно, слышали, что его арестовали за развращение двух его дочерей? Хотя Брайант говорил спокойным голосом, это не уменьшило резкости вопроса. Чарли Кук яростно замотал головой. – Ваще ничё об этом не знаю! Мы просто время от времени встречаемся и обсуждаем книги. – Глаза у него бегали. Брайант согласно кивнул. – Я сам тоже хожу в книжный клуб. Приятно иногда бывает повстречаться с ребятами. Стоун ничуть не удивилась этой лжи. – Супружница считает, что это просто прикрытие для кое-чего другого, – закончил сержант, оперевшись на прилавок. Красное пятно на шее двинулось на север. – Никакое это не прикрытие… Могу поклясться… Мы читаем книги, а потом их обсуждаем. Вот и всё, богом клянусь. – А моя считает, что мы собираемся для того, чтобы выпить. Чарли тут же заметно расслабился. Он улыбнулся, и краснота на шее слегка побледнела. – Но вот какая штука – мы знаем, что в деле Леонарда Данна был кто-то еще. Краснота распространилась уже по всей шее. – Не, приятель… Такого быть не может, – Чарли опять усиленно замотал головой. – Из нас на это никто не пойдет. От энтого тошнит, приятель… Не, тока не маленькие девочки… Я от энтого заболеваю. Мы тока о книгах разговариваем. Тока подумать… – Не волнуйся, Чарли, – сказал Брайант, протягивая руку. – Спрашивать – наша работа. Поняв, что полицейские собираются уходить, Чарли стал постепенно обретать свой обычный цвет. – Ну да… да… конечно. Все понятно… – Если вспомнишь что-то интересное, не забудь свистнуть. Чарли дрожащей рукой пожал протянутую руку, и у Брайанта хватило мужества не отдернуть свою. Ким направилась к двери. Сержант отстал от нее на несколько шагов и повернулся к Чарли: – В прошлом месяце мы в клубе читали «Самую длинную дорогу», – как бы между прочим заметил он, назвав книгу, о которой им сказала Стейси. – Ага. Ага. Хорошая книга, – энергично закивал Чарли. – Жаль, что Эми Блейк умирает в самом конце, – пожал плечами Брайант. – Мне она понравилась. – Да… да, – казалось, что голова Чарли сейчас оторвется. – Очень жаль… Стоун покачала головой и продолжила путь. Сержант нагнал ее в тот самый момент, когда дорогу им пересекла группа школьников. – Знаешь, Брайант, – она искоса посмотрела на него, – у меня в горле застрял комплимент… – И Ким пальцем указала на свою шею. – Тогда это должно тебе понравиться, командир. Тоже мне, книжный клуб, чтоб ему провалиться… Пока ты была у дантиста, я просмотрел эту книженцию. Так вот, в ней нет никакой Эми Блейк. Глава 50 – Надо было сразу отказаться, – простонал Кевин, прислоняясь к автомобильной двери. – Не забудь предупредить меня, когда решишься сказать это боссу, – рассмеялась Стейси. – Я арендую зал, напечатаю билеты и все такое… – Ага. Конечно, для тебя это просто возможность выйти в свет, – ответил Кев. Ким велела им следить за Чарли Куком; посмотреть, что это за фрукт. После того как они побеседовали с ним днем, у нее появилось подозрение, что с ним что-то нечисто. Полчаса назад он вернулся в свою муниципальную квартиру с одной спальней, и с тех пор они стояли у него под окнами. – Кстати, Кев, скоро я часто буду выходить… Он повернулся и посмотрел на нее в полумраке автомобиля. – Да не может быть… У тебя что, появился кто-то? – Может быть. – Давай, Стейс, колись. Парень или девушка? Ее бисексуальность не была секретом для ее коллег, хотя она ее и не афишировала. У Вуд были старомодные родители, которые придерживались определенных правил. Любые отношения, кроме гетеросексуальных, не должны были приниматься даже к рассмотрению. Но сама она была не из Африки. Это ее родители приехали оттуда. А для нее Англия была ее единственным домом. – Девушка, – ответила Стейси. В его глазах появилась догадка, которая вызвала у него сардоническую ухмылку. – И я знаю, кто это… – Не стоит злиться только потому, что я ей нравлюсь больше, чем ты. – Нет, все должно быть по-честному, Стейс. Триш – классная девчонка. Вуд еще не решила этого окончательно, но была на грани того, чтобы с ним согласиться. – Смотри-ка, Кук вышел. Стейси взялась за ключ зажигания. – Подожди-ка, – сказал Кев. – Кажется, он собирается идти пешком. – Черт, – произнесла Вуд, и они выбрались из машины. Улица располагалась в самом центре жилого массива. Со всех сторон его окружали аллеи и овраги. Лучшая подруга, с которой Стейси училась в школе, жила в паре сотен метров от того места, где они сейчас стояли. Вдвоем они провели немало времени, бродя по окрестностям. Сейчас полицейские прятались за живой изгородью из бирючины. Вуд повертела головой в разные стороны. – Он направляется к аллее, которая идет под железнодорожным мостом. – Двинемся за ним? – спросил Доусон. – Он еще недостаточно далеко, – покачала головой Стейси. – Если обернется, то сразу нас срисует. Когда Кук скрылся из вида, они бросились через дорогу. Вуд быстро осмотрелась. И опять расстояние между ними оказалось слишком маленьким. – А куда эта аллея ведет? – На Сазерленд-роуд. Если он повернет налево, то окажется в торговом квартале. По правой стороне идет ряд домов с террасами, а напротив них – поле и парк. Стейси еще раз осмотрелась. Кук как раз появился на краю одного из оврагов. – Бежим, – сказала Вуд. Они должны были понять, куда он собирается повернуть. Быстро добежав до середины аллеи, девушка еще раз оглянулась кругом. Если даже Кук уже повернул направо или налево, он все еще будет виден. – Он пошел через поле, – сказала она, переходя через дорогу. – Если мы отпустим его слишком далеко, то потеряем из вида, а здесь из парка целых три выхода. – Черт, – пробормотал Доусон. Стейси его понимала. Они не могли поддерживать такую, пусть и безопасную, дистанцию – в отсутствие уличных фонарей их клиент скоро исчезнет из вида. Они заторопились по полю, пока вновь не увидели его. Находясь в двадцати футах от Чарли Кука, они притормозили и двинулись за ним, держась на этом безопасном расстоянии. Доусон протянул руку и дотронулся до ее плеча. – Кев, какого черта? – Стейси, возьми меня под руку. А зачем это нужно? – подумала девушка. Сказать по правде, она не понимала, чего он от нее хочет. Но она взяла его под руку и сильно сжала, чувствуя, как кости его пальцев прижались друг к другу. – Куда ведет эта дорога? – спросил Кевин, увидев, что Кук направляется к первому выходу с поля. – К домам и школе. В самом конце там есть библиотека, а напротив нее – несколько магазинов. Фигура преследуемого двигалась в тусклом свете уличных фонарей. Им пришлось замедлить шаги. Видимость была прекрасной, и на дороге был всего один правый поворот. Они остановились на границе темного поля и убедились, что Кук дошел до конца улицы и повернул направо. После этого они быстро пробежали это расстояние. На этот раз из-за угла выглянул Доусон. – Он пересек проезжую часть, – сказал он, ожидая комментариев Стейси. – Там дальше должен быть паб, – вспомнила девушка, – «Карета и упряжка», кажется, потом магазин электроприборов и… Подожди-ка… – В чем дело? – прошипел Кевин. – Старая школа, Редалл-Хилл – теперь из нее сделали общественный центр этого микрорайона. – Он скрылся из вида, – заметил Доусон. Они пошли по тротуару с противоположной стороны дороги. Через пятьдесят футов Вуд увидела вход в старую школу. Кук находился всего в каких-нибудь десяти футах впереди. Девушка остановилась как вкопанная. – Наконец-то стало понятно… Доусон продолжал двигаться вперед. – А что ты остановилась? – Потому что мы знаем, куда он шел! – Правильно, но мы не знаем зачем, – Кевин снисходительно улыбнулся. Стейси догнала его. Через минуту они вошли на территорию бывшей школы. Внутри они увидели доску объявлений. На ней располагалось множество листов бумаги формата А4, покрытых различными шрифтами разных размеров. – Черт побери, это напоминает мне расписание мероприятий на турбазе, – заметил Доусон. – Бокс, карате, кружок железнодорожного моделирования, видеоклуб, легкие физические нагрузки… – Вуд стала зачитывать все подряд. – Посмотри-ка, что у них сегодня, Стейс! Девушка нашла глазами строчку, в которую упирался его палец. «Заседание молодежного клуба» – гласила надпись. Глава 51 Ким Стоун припарковалась перед административным корпусом тюрьмы Иствуд-Парк через час после своего звонка. Завал из шести машин возле Бристоля заставил ее свернуть на живописную второстепенную дорогу, которая шла по холмам Малверн. Перед тем как выключить двигатель, Ким на пару сантиметров опустила водительское стекло, чтобы Барни не задохнулся, пока ее не будет. Видимо, он понял, что останется в машине и, немного покрутившись, улегся на заднем сиденье. Раньше здесь располагался исправительный центр для малолетних преступников, а потом его переделали в женскую тюрьму на триста шестьдесят заключенных. Несмотря на все усилия вписать учреждение в окружающую его природу, колючая проволока на стенах говорила о том, что от него лучше держаться подальше. По мнению Стоун, тюрьмам совсем не обязательно было приятно выглядеть. В них не было места для цветов и живых изгородей, чтобы сгладить острые углы. Тюрьма должна быть крепкой и с высокими стенами – так считала Ким. Тюрьмы предназначались для людей, которые совершили преступления, и должны были предостерегать других от повторения подобных ошибок. Попытки заставить их выглядеть как муниципальный жилой район были, по сути своей, вводящими в заблуждение и могли рассматриваться как образец недобросовестной рекламы. Она вспомнила программу Росса Кемпа[144], посвященную тюрьме в Южной Африке, полной самых ужасных преступников, которых только можно себе представить. Правительство завозило туда еду и припасы раз в неделю, а потом тюрьма охранялась только по наружному периметру, чтобы никто не мог из нее сбежать. Такая система была гораздо дешевле, чем английская, хотя у Ким было подозрение, что она никогда не прижилась бы в странах, считающих себя «цивилизованными». К счастью, для посещения людей, отбывающих предварительное заключение, ордер на посещение не требовался, а после ее звонка начальнику тюрьмы выполнение правила о заявке на посещение, которая должна подаваться минимум за двадцать четыре часа, потеряло свою актуальность. При входе Стоун предъявила свое удостоверение, показала, что в карманах у нее лежит всего несколько монеток, и терпеливо подождала, пока ее быстро обхлопали со всех сторон. Она так же неподвижно постояла, когда мимо нее медленно прогулялись сторожевые псы. После того как надзиратели убедились, что у инспектора нет с собой никакой контрабанды, ее провели в помещение для свиданий. Первое, что произвело на нее впечатление, было неумолчное жужжание голосов. И хотя отдельные группы людей старались говорить тихо, общая атмосфера притворного оживления бросилась ей в глаза. Это была тюрьма, которая тем не менее пыталась быть похожей на рыночную кофейню в базарный день. Казалось, что все стараются держаться жизнерадостно ради своих собеседников. Заключенные говорили с преувеличенным весельем, потому что не хотели, чтобы их родственники и друзья беспокоились о том, как им живется за решеткой, а посетители вели себя так, как будто пришли на пикник на речном берегу и как будто это было единственным местом, где они хотели оказаться в этот уикенд. Интересно, подумала Ким, сколько упаковок «Клинекса» будет использовано по обе стороны стены после окончания свидания. Она заметила Руфь, которая сидела у стола по левой стороне комнаты. Стоун почти не узнала женщину, которая как раз в этот момент поздоровалась с проходящим офицером. Быстрый осмотр подтвердил, что Руфь слегка набрала вес, и та худоба, на которую Ким обратила внимание во время ареста, совсем исчезла. Волосы были вымыты, и хотя не очень стильно подстрижены, но все же здоровыми прядями опускались ниже плеч. Казалось, что в заключении девушка изменилась к лучшему. Она выглядела так, как будто только что вернулась после нескольких дней, проведенных в спа-санатории. – Инспектор, – сказала Руфь, протягивая ей руку. Ким зафиксировала у себя на лице улыбку – с этим выражением она никогда не чувствовала себя комфортно, но ей хотелось расслабить узницу. – Сегодня к вам больше никто не приходил? – Ма и па были вчера, – покачала головой Руфь так, как будто больше приходить было и некому. – И как они? – Они переносят все это гораздо тяжелее меня, – пожала плечами девушка и осмотрелась вокруг. – Могу понять, почему некоторые просят свои семьи держаться от них подальше. Мне все объяснило выражение на лице ма. Тюрьма – это для чужих детей. Дни посещений – самые тяжелые дни недели. – А со стороны кажется, что многие получают от этого чуть ли не удовольствие… – Это вы так думаете. Все это делается во имя посетителей, но когда они уходят, то начинаешь мучиться тем, что совершила нечто, из-за чего люди, которых ты любишь, вынуждены проводить свои уикенды в подобных местах. – Хотите кофе? – С молоком и двумя кусочками сахара, пожалуйста, – кивнула Руфь. Ким отошла от стола, ощущая некоторую сюрреалистичность происходящего. Они вели милую и вежливую беседу, и в то же время инспектор была тем самым офицером, которому девушка была обязана своим арестом. В данной ситуации немного враждебности со стороны Руфи было бы штукой неудивительной, но Ким ее не ощущала. Более того, все чувства Стоун говорили ей о том, что Руфь не держит на нее зла. Пока она ждала, когда приготовятся напитки, Ким почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Инспектор повернулась и увидела грузную женщину, вокруг которой вились трое ребятишек. Женщина смотрела на нее тяжелым взглядом. Сама Ким женщину не узнала, но некоторые ветераны тюрьмы могли рассмотреть медную монетку на расстоянии пятидесяти метров. Стоун вернулась за стол и поставила на него картонные стаканчики. – Итак, как вы здесь привыкаете? – Да вроде неплохо, – пожала плечами Руфь. – К тюремной жизни несложно адаптироваться. Здесь все по расписанию: подъем, зарядка, душ, еда и отбой. Вообще здесь мало что меняется. Ты привыкаешь и к этому, и к соседям по камере, и к тому уголку камеры, который принадлежит только тебе. Ни о чем не надо беспокоиться и ничего не надо решать. Ким заметила, что последнее предложение девушка произнесла с облегчением. – Все могло бы быть и хуже, – сказала Руфь, осматриваясь вокруг. – Я вступила в клуб утренних прогулок, записалась на парочку курсов и время от времени у нас устраиваются вечера отдыха для всех. «Похоже, что вы и в самом деле здорово ко всему этому адаптировались», – подумала Ким, понимая, что слышит вариант рассказа «для посетителей». Несмотря на все это и на то, что в тюрьме было вполне сносное отделение для мам с детьми, уровень суицида здесь был на четвертом месте среди всех подобных учреждений в стране. – Мне придется провести здесь очень много лет, – улыбнулась Руфь. – И выбор у меня довольно ограничен. Так что сразу хочу сообщить вам, что признаю себя виновной. Как квалифицировать мое преступление – пусть решают судьи и адвокаты, но я не собираюсь защищаться! Она говорила об этом так, как будто речь шла о проигрыше в шахматы, а не о долгих годах жизни. – Простите меня, но мне кажется, что я лишила вас дара речи, – негромко рассмеялась Руфь. Это была совсем не та женщина, которую она арестовала. Девушка, сидевшая перед ней, казалась смирившейся, уравновешенной и почти довольной жизнью. – Но вы имеете право на судебное разбирательство, – речь шла о судебной системе, в которую Стоун свято верила. – Суда не будет, – покачала головой Руфь. – Я не хочу, чтобы моя семья и моя мать пережили такое. И не надо смотреть на меня в таком шоке. Я вовсе не сумасшедшая. Я сделала то, что сделала, и готова полностью отвечать за свои действия. Убийство не может остаться безнаказанным. Я должна заплатить цену, определенную обществом, а потом начать все сначала. Ким уже давно ждала, когда встретит человека, который разделял бы ее взгляды на преступление и наказание, но не думала, что таким человеком окажется женщина, которую она сама же и арестует, – и уж тем более не представляла, насколько неудобно она будет чувствовать себя при такой встрече. Эта женщина принимала наказание как-то уж слишком легко, и Стоун никак не могла избавиться от ощущения, что Руфь была не единственной виноватой во всем произошедшем. – Надеюсь, что я ответила на ваши вопросы, – сказала заключенная, приготовившись встать. – Прошу вас, присядьте. Я приехала совсем не за этим, – покачала головой инспектор. Казалось, что хорошо дозированное спокойствие Руфи слегка поколебалось, и по лбу у нее пробежали морщины. – Не могли бы мы поговорить о докторе Александре Торн? – Простите, но я вас не понимаю, – прищурилась Руфь. Ким понимала, что ей надо быть очень осторожной. – Мне бы помогло, если б вы рассказали мне о ваших беседах. – А вам это зачем? – Стоун почувствовала, что голос женщины стал грубее. – Это должно помочь КСУП лучше понять вас. Было видно, что ее ответ не убедил Руфь, и она сложила руки перед собой. – Знаете, мы просто разговаривали, как вы, наверное, догадываетесь. И много чего обсуждали. – А не могли бы вы рассказать мне о вашей последней встрече? Это действительно может мне сильно помочь. – Мы какое-то время разговаривали, а потом она сделала вместе со мной символическое упражнение по визуализации. Было видно, что Руфь неловко себя чувствует и постепенно закрывается от нее. Прошу, только не сейчас, безмолвно взмолилась Ким. Она должна узнать, что, черт возьми, это за упражнение по визуализации. Шестое чувство подсказывало инспектору, что в нем не могло быть ничего хорошего. Стоун понимала, что ей надо отбросить все условности и добиваться своего, если только она хочет что-нибудь узнать. – Руфь, а в вашей последней встрече не было ничего, что могло бы спровоцировать ваши последующие действия? – Я все сделала сама! Сама взяла нож, подстерегла его, проследила за ним и воткнула этот нож в него. Ким видела, как женщина, сидящая напротив нее, возбуждается все больше и больше. Ее напрягшееся лицо покраснело. – А вам не кажется, что доктор Торн могла манипулировать вами и использовать вас в своих целях? Тем же использованием ножа в вашем символическом упражнении и тем, что заставила вас представить себе, как вы убиваете Алана Харриса? Ведь может же быть так, что она все это сделала намеренно? – Не говорите глупости. Откуда она могла знать, что я использую ее попытки помочь мне в качестве… Руфь замолчала, поняв, что только что подтвердила то, что со стороны инспектора было просто удачной догадкой. Их последняя беседа была зеркальным отражением самого преступления. – Руфь, прошу вас, будьте со мной откровенны. – Инспектор, я не произнесу ни одного слова против доктора Торн. – Руфь решительно потрясла головой. – Она – опытный психиатр, обладающий большой интуицией, которая помогла мне пережить самый трудный период в моей жизни. Не знаю, что вы там о ней думаете, но хочу заверить вас, что она – моя спасительница. Думаю, что вам надо сейчас уйти и захватить с собой ваши омерзительные обвинения… – Руфь… – Прошу вас, уходите и больше не возвращайтесь! Перед тем как встать из-за стола, девушка внимательно осмотрела Ким. Про себя Стоун выругалась. Эта чертова кукла настолько погружена в самобичевание, что не в состоянии даже подумать, что виновных в ее преступлении может быть больше, чем только она сама. Нет, она посвятила себя своему раскаянию, и теперь ее с этого не сдвинешь! Инспектор вернулась к машине, зная наверняка то, что раньше лишь предполагала: Алекс манипулировала действиями Руфи. Но она не знала, зачем… Ким задумалась, а не играет ли доктор в какую-нибудь тошнотворную властную игру, пытаясь определить, насколько далеко распространяется ее власть над людьми, – но тут же решила, что это не так. Она вспомнила, как впервые встретила Алекс после смерти Алана Харриса, когда та спросила разрешения встретиться с Руфью. Она что, хотела тогда получше замести следы или сделать что-то еще? Если ее целью было манипулировать действиями Руфи, то, зная, что та совершила, она должна была бы чувствовать себя триумфатором, но этого не было заметно. Она почему-то захотела еще раз увидеть Руфь после убийства… Нет, все это было сложнее, чем простая промывка мозгов. Алекс хотела что-то узнать, и теперь Ким просто обязана выяснить, что именно! Стоун не имела права игнорировать ту силу, которая была сосредоточена в руках Алекс. То, что психиатр получила доступ к ужасам ее прошлого, нарушало баланс в их борьбе. Доктор Торн могла тщательно изучить все, связанное с прошлым Ким, и при этом не сойти с ума. Ким же такой роскоши была лишена. У Алекс есть возможность использовать все эти факты для того, чтобы подвести инспектора к самому краю пропасти, а Ким даже не знает, как ей сопротивляться. Ей еще только предстоит понять, с чем в реальности она имеет дело. Стоун подозревала, что помочь ей в этом может только один человек в мире. Глава 52 Бардсли-хаус находился в четырех милях к востоку от центра Честера и использовался для содержания преступников с проблемами психики. Открыли его в конце XIX века, но в нем никогда не проводилось экскурсий для скучающих бездельников, которым показывали различные степени сумасшествия, как это делалось в Бедламе в Лондоне. Бардсли-хаус был непубличным заведением, в котором пациенты содержались за закрытыми дверями, подальше от любопытных глаз. По его внешнему виду никак нельзя было догадаться о том аде, в котором пребывали его резиденты. Подъездная дорога длиной не менее полумили вилась по холмистой территории парка площадью в семьсот акров, по которому бродили живые олени, и заканчивалась перед впечатляющим зданием, сохранившим все черты архитектуры XVII века. Приближаясь к входу, Алекс Торн решила, что для того, чтобы слететь с катушек, в мире существует достаточно гораздо более худших мест. Приемная совсем не походила на приемную лечебного заведения. По помещению были расставлены кресла с удобными спинками, перемежающиеся кое-где журнальными столиками. На стенах висели акварели местных пейзажей, а из динамика, расположенного как раз над камерой наблюдения, доносились негромкие звуки свирелей. Не успела Алекс поднести палец к кнопке звонка, как дверь распахнулась и перед доктором предстала грузная женщина, которой по виду было около шестидесяти. Быстрый оценивающий взгляд, и Торн определила, что женщина давно работает в этом заведении. На ней были надеты черные брюки, пошитые из дешевой синтетической ткани, и белая футболка под простым голубым фартуком. Ногти были раскрашены в разные цвета, а шею и запястья незнакомки охватывала дешевая бижутерия желтого цвета. Короткие волосы были выкрашены в ядовитый пурпурный цвет. Простой значок на груди сообщал, что ее зовут Хелен. Ни ученого звания, ни должности – просто Хелен. – Здравствуйте, меня зовут… – Алекс протянула руку для приветствия. – Доктор Торн, – закончила за нее Хелен, широко улыбаясь. Женщина явно была доверчивой и внушаемой, именно такие больше всего нравились Алекс. – Доктор Прайс предупредил нас о вашем приезде. Просил оказать вам любую возможную помощь. Ну, еще бы, подумала Алекс. Доктор Натаниэль Прайс был ученым секретарем клиники, и они с Торн знали друг друга еще с медицинского факультета университета, где Алекс узнала, что у него гомосексуальная связь с одним из преподавателей. В то время этот секрет не имел никакого значения, а Торн еще не имела склонности к пустым угрозам. Она во всем искала выгоду для себя или, на самый худой конец, развлечение. Тогда разглашение его секрета не имело бы большого эффекта – эта новость через пару недель отошла бы на второй план и быстро забылась бы в университетской круговерти. Сейчас же ее значение было гораздо серьезнее, особенно для его жены и трех дочерей. К счастью, Алекс не пришлось даже опускаться до прямой угрозы. Просто она незримо присутствовала при их телефонном разговоре. Ему было достаточно знать, что Торн обо всем известно и что она готова использовать свои знания. Вполне возможно, что он тайно все еще предавался гомосексуальным утехам. Про себя Алекс решила проверить это – ведь дополнительная страховка никому не помешает. – Это очень мило с вашей стороны, Хелен, – сказала она, улыбаясь и тепло пожимая руку женщины. Толстые и уродливые люди любят, когда на них обращают внимание люди красивые. Хелен провела ее из фойе в короткий коридор, из которого они повернули налево и оказались в небольшом аккуратном офисе. – Прошу вас, присаживайтесь. Алекс уселась. Помещение было небольшим, но функциональным, с окном, выходящим на богато украшенный фонтан в восточной части сада. Рот дельфина в фонтане выглядел так, как будто последний раз вода из него выливалась лет пятьдесят назад. – Я работаю здесь замом по лечебной части вот уже двадцать два года, поэтому если у вас есть какие-то вопросы, то не стесняйтесь и спрашивайте. – Я не знаю, что вам рассказал доктор Прайс… – начала Торн, откидываясь в кресле. – Он сказал только, что у вас есть похожий пациент и что любая информация с нашей стороны может вам помочь. – Вы понимаете, что я не могу вдаваться в подробности, – с сожалением кивнула Алекс, – но если вы согласитесь поговорить со мной о Патриции Стоун, а потом позволите увидеть ее на несколько минут, то, думаю, это позволит мне более эффективно лечить моего пациента. – Отлично. Тогда я начну говорить, а вы, если у вас возникнут вопросы, не стесняйтесь, – было видно, что женщина готова всем поделиться с посетительницей. Торн достала блокнот, а Хелен отпила из банки диетической «Коки», что было удивительно, принимая во внимание ее полноту. – Полагаю, что вам известны детали жизни Патти в молодости. Сюда ее поместили в восемьдесят седьмом году, сразу после трагедии. Задолго до этого ей был поставлен диагноз «шизофрения», но ее выпустили из клиники в период деинституционализации[145], потому что она хорошо реагировала на подобранное лечение. Когда она поступила к нам, у нее был целый букет симптомов, свидетельствовавших о наличии у нее шизофрении. Она страдала от маний, галлюцинаций, путаной речи и кататонического синдрома[146]. Она была социально неадаптирована, и эти симптомы мы наблюдали у нее на протяжении шести месяцев. За это время мы исключили влияние на психику каких-либо органических повреждений. – А вы не могли бы поточнее рассказать о маниях и галлюцинациях? – попросила Алекс. Она уже почти забыла то, что проходила на первом курсе. – Начнем с того, что она слышала у себя в голове голоса, которые постоянно спорили друг с другом, хотя и были абсолютно независимы от нее. Она в этих спорах была судьей и, если хотите, миротворцем. Голоса все время требовали, чтобы она приняла чью-то сторону. Кроме того, она страдала от бредовых восприятий[147]. Есть свидетельство о том, что, когда один из пациентов во время ланча подвинул к ней кувшин с водой, она решила, что медицинский персонал замыслил ее убить и единственным способом спастись для нее было помочиться прямо посередине столовой. Правда, это было еще до того, как я пришла сюда работать. Вскоре после моего прихода у Патти появилась фобия к окнам – она боялась, что открытые окна высасывают ее рассудок. – А у нее бывали приступы агрессивности? Хелен печально кивнула. Было видно, что Патриция Стоун ей очень нравится. Как это непрофессионально – допускать подобное отношение к пациенту, подумала Торн. – К сожалению, да. По своей природе она совсем не агрессивна, но бывают моменты, когда с ней трудно справиться. – А вы можете рассказать о таких случаях? Чтобы не пропустить деталей, Хелен достала историю болезни Патти Стоун. – В девяносто втором году она напала на пациентку, утверждая, что пожилая женщина проецировала мысли в ее сознание, и она должна была положить этому конец. В июне девяносто седьмого – опять нападение на пациента, который якобы передавал ей в мозг свои ощущения. Еще через несколько месяцев она стала утверждать, что тот же самый пациент читает ее мысли вслух. Шесть лет назад напала на посетителя, утверждая, что он взял ее под свой умственный контроль и заставил ее чесать себе колено до тех пор, пока на нем не появилась кровавая рана. А совсем недавно она сбила с ног молодую санитарку якобы за то, что та передавала ей в мозг какие-то импульсы. Алекс была заинтригована. Патти Стоун объединила в себе почти все первичные симптомы, описанные Шнайдером[148]. Наличие хотя бы одного из них позволяло диагностировать пациента как шизофреника. – Только не подумайте ничего такого, – сказала Хелен, вставая на ноги. – Такое случается довольно редко. В остальное время она образцовая пациентка – готовая к сотрудничеству и довольно приятная. А подобные эпизоды заставляют нас пересматривать медикаментозное лечение. С самого начала она была на хлорпромазине, а сейчас мы перевели ее на клозапин[149]. Клозапин был препаратом, который часто прописывали шизофреникам, с трудом поддающимся лечению. У препарата было меньше побочных эффектов. – А ее поведение или агрессивность как-то связаны с посещениями членов семьи? – За все эти годы Патти никто не посещал. – А я думала, что ее дочь… – Торн изобразила сильное удивление. – Очень печально, но нет. Она звонит каждый месяц и делает это с того момента, как ей исполнилось восемнадцать, но никогда к ней не приезжает. – Для Патти это, должно быть, очень тяжело. – Мы не вмешиваемся в семейные отношения, – женщина развела руками. – Мы просто стараемся как можно лучше лечить наших пациентов. – А есть ли хоть призрачная надежда, что Патти когда-нибудь выпустят? – Сложный вопрос, доктор Торн, – задумалась Хелен. – Иногда Патти выглядит очень стабильной и ее легко представить себе живущей за оградой нашего учреждения, но периодические вспышки агрессивности делают подобное маловероятным. Не забывайте, что она уже более четверти века находится в нашем учреждении. Здесь ей все знакомо и она чувствует себя в безопасности. У нас здесь не предприятие быстрого питания, и мы не заинтересованы в быстром обороте пациентов. Мы лечим тех пациентов, которые нуждаются в лечении, и понимаем, что у некоторых лечение может занять очень длительное время, а кое-кто может остаться здесь на всю жизнь. Алекс серьезно кивнула, подумав, что если эта женщина еще не начала писать научно-популярные брошюры о своем заведении, то ей надо срочно за это браться. – Но ведь это дорогое лечение. То есть я хочу сказать, ваше учреждение совсем не похоже на те, которые я видела до этого. – У нас есть частные пациенты, которые сами оплачивают свое лечение здесь, а за других платит система социальной помощи. Кто бы сомневался, подумала доктор Торн. Особенно если эта система довела многих из них до полного забвения и даже до смерти. – Спасибо, Хелен. Вы мне очень помогли. Я нисколько не сомневаюсь, что вы – неотъемлемая часть того качественного лечения, которое здесь предлагается. Было видно, что эта лесть приятна женщине. – Как я понимаю, вы хотели бы встретиться с Патти? Все оказалось еще проще, чем Алекс предполагала. – Если это возможно… – Я предупредила доктора Прайса, что не буду на нее давить. Как я уже говорила, у нее не бывает посетителей, так что если она будет себя неловко чувствовать или откажется от встречи, то так тому и быть. Доктор Торн кивнула в знак согласия. Несмотря на кажущуюся мягкотелость, у этой женщины был стальной характер. – И я все время буду рядом. Это понятно? Алекс опять кивнула – женщина нравилась ей все меньше и меньше. Врач встала и знаком предложила гостье следовать за ней. Они опять вышли в коридор, где звучали свирели. Никаких других звуков не было слышно. У Хелен не было никаких ключей, и все двери она открывала, быстро и привычно набирая код доступа. – Мне бы не хотелось, чтобы вы выходили в общую зону, – сказала Хелен, выйдя за дубовые двери. – Наши пациенты знают, что такое расписание и когда бывают дни посещений, так что мне не хотелось бы их волновать. Алекс проводили в громадный зал, которым, по-видимому, ни сотрудники, ни пациенты никогда не пользовались. – Присаживайтесь, прошу вас. А я пойду и поговорю с Патти. Торн поблагодарила Хелен, но осталась стоять. Она осмотрела комнату, вдоль двух стен которой стояли книжные полки, а на третьей висели репродукции картин, среди которых она узнала работы Гейнсборо, ван Дейка и сэра Питера Лили. Алекс тщательно выбрала себе место. Она расположилась лицом к окну в надежде, что Патти сядет напротив нее и не будет отвлекаться на происходящее на улице. Несмотря на то что сказала Хелен, Торн была уверена, что Патти согласится с ней встретиться. Хотя ее путешествие и так уже можно было считать успешным. Тот факт, что Ким ни разу не посетила мать, хотя и звонила в клинику каждый месяц, заинтриговал ее. Алекс не была уверена, что сможет узнать еще что-то, но она хотела встретиться с матерью Ким, которая ее родила и внесла свой вклад в развитие всех тех сложных персональных черт, которыми обладала детектив. Ее встреча с членами семьи Ким в какой-то степени еще больше укрепляла их отношения. Доктор догадывалась, что ни один из людей, окружавших Ким, никогда не встречался с ее единственной живой родственницей, поэтому это будет только их связь и никого больше. Дверь отворилась, и Торн едва смогла скрыть свое удивление при виде Патти Стоун. Женщина оказалась худощавой, но не хрупкой. Ее волосы были абсолютно седыми и коротко подстриженными. Одета она была в висящие джинсы и свитер с цветочным узором. На ногах у нее были светло-синие холщовые тапочки на резиновой подошве. Выглядела она так, как будто ее вытащили из сада, в котором она забыла корзинку и шляпу от солнца. Алекс улыбнулась навстречу приближающейся женщине, заметив, что движется та медленно и скованно. – Привет, Патти. Как вы себя сегодня чувствуете? Патти позволила ей взять себя за руку. Рука у нее была теплая и вялая. На первый взгляд эта изящная женщина среднего возраста выглядела старше своих пятидесяти восьми и вряд ли была способна на вспышки агрессии, но доктор знала, что внешний вид может оказаться обманчивым. Патти села и уставилась на Алекс равнодушными глазами. Торн смотрела на необычно темные зрачки, которые по наследству перешли к ее дочери. Неожиданно, не моргнув глазом и не дрогнув ни одним мускулом на лице, Патти шлепнула себя по бедру. – Скажите, Патти, вы не будете возражать, если мы немного побеседуем? – Алекс решила не обращать внимания на такие вещи. Казалось, что женщина слушает, но только не посетительницу. Прошло шесть или семь секунд, прежде чем она кивнула. – Если возможно, я хотела бы поговорить с вами о вашей дочери Кимберли. – А вы знаете Кимми? – Никакого колебания, но еще один хлопок по бедру. Доктор Торн бросила взгляд на Хелен, которая читала журнал. Она сидела достаточно далеко, чтобы не мешать беседе, но достаточно близко, чтобы все слышать. И оценивать реакцию Патти. Алекс поняла, что ей надо тщательно подбирать слова. Она утвердительно кивнула и встретилась с женщиной взглядом. На какое-то мгновение взгляд женщины стал энергичным, но в следующий момент энергия исчезла, и он опять сделался покорным. – Я недавно встречалась с Ким. Мне кажется, что вы давно ее не видели… Нахмурившись, пациентка взглянула на нее. – Прошу прощения, Патти. Вы давно не видели Кимми? Одинокая слеза покатилась по щеке женщины, а руки задвигались так, как будто она что-то вязала. – Кимми в безопасности? – Да, Патти, Кимми в безопасности. У нее очень важная работа в полиции. – Кимми в безопасности. Алекс кивнула, несмотря на то, что женщина смотрела куда-то поверх ее головы. – Кимми звонит, я в безопасности. Доктор продолжала кивать. Очень часто было бесполезно пытаться понять несвязную речь шизофреника. Торн заметила, что за все это время Хелен не перевернула ни одной страницы в журнале, который держала в руках. – А вы не можете рассказать мне о детстве Кимми? – задала прямой вопрос Алекс. Она уже подозревала, что ничего здесь не добьется. – Мики в безопасности, Кимми в безопасности, – руки стали вязать быстрее. – Придет дьявол – дьявол заберет! Патти замерла и склонила голову, прислушиваясь, хотя в комнате не было никаких посторонних звуков. Ради всего святого, женщина, да поторопись же ты, подумала Алекс. Патти затрясла головой. – Нет, это друг Кимми. Кимми в безопасности. – Патти остановилась, чтобы выслушать ответ, который прозвучал только у нее в голове. Она прекратила вязать ровно на то время, которое ей понадобилось, чтобы шлепнуть себя, а потом руки задвигались снова, только быстрее. – Нет, это друг Кимми. Друг Кимми. Кимми в безопасности? – Она посмотрела на доктора Торн взглядом, который напомнил гостье рентген. – Правда? Темные, погруженные в раздумья глаза смотрели прямо в душу Алекс, и та еще раз кивнула. И тут, с быстротой газели, Патти бросилась на нее. Доктору Торн понадобилось не меньше секунды, чтобы понять, что происходит. Патти руками вцепилась в ее волосы, а ее ногти погрузились в кожу Алекс. Инстинктивно доктор подняла руки, чтобы столкнуть с себя нападавшую. Она смутно услышала, как Хелен кричит Патти, чтобы та остановилась. Руки Патти вцепились ей в скальп. Из ее рта вырывалось горловое рычание. Капля слюны изо рта попала на щеку Алекс. Ее чуть не стошнило, когда слюна потекла к ее губам. Торн опустила голову, чтобы защитить лицо, но почувствовала сильнейшую боль в висках и на щеках. Алекс еще раз попыталась столкнуть Патти, но эта стройная женщина оказалась намного сильнее ее. Наконец доктор Торн увидела, как Хелен сзади обхватила Патти за пояс, чтобы оторвать ее. Клок волос Алекс оказался зажат в кулаке у Патти. Когда Хелен потащила женщину назад, Алекс закричала, почувствовав, как из ее скальпа выдираются корни волос. Второй рукой Патти отчаянно пыталась уцепиться за еще одну прядь. – Попытайтесь схватить ее за свободную руку, а я дерну! – прокричала Хелен. Доктор нащупала свободную руку сумасшедшей. Патти с силой сжимала ее волосы. На глазах у Алекс выступили слезы, когда она потянула за них. Торн стала разжимать пальцы один за другим. – Тяните! – крикнула она Хелен. Женщина пыталась дотянуться до волос Алекс даже тогда, когда Хелен с силой потянула ее назад. Торн следила, как женщину выносят из комнаты. Она безумными глазами смотрела на Алекс. Миниатюрная фигура из сельского садика исчезла, а на ее месте появилось плюющееся неприрученное животное. – Подождите здесь, – сказала Хелен, провожая Патти за дверь, – я сейчас пришлю вам врача. Когда дверь закрылась, Торн пригладила волосы и направилась к выходу. Ей совершенно не хотелось здесь больше находиться. С нее достаточно! И ей ничего больше не надо от этого ненормального лунатика. Оказавшись в машине, Алекс попыталась оценить свои травмы. От виска до скулы шла длинная царапина. Она была красная, но не кровила. На лице то тут, то там виднелись следы ногтей Патти. Наиболее серьезные повреждения скрывались под прической. У Торн было такое впечатление, как будто ее голова горит. Визит дал ей гораздо больше, чем она мечтала получить, и теперь ей предстояло оценить ценность полученных сведений. Чего-то в Патти Алекс никак не могла понять. Она достала свой блокнот. Несмотря на лекарства, нарушения координации движений были очень хорошо заметны. Такие последовательные и методичные переходы от одного шнейдеровского симптома первого ранга к следующему Торн наблюдала впервые. Вспышки агрессии, которые возникали с завидной регулярностью, были загадочными, так же как и несвязные, очевидно бессмысленные слова, которые она произносила. Алекс побарабанила пальцами по рулевому колесу. – Ну конечно, – сказала она себе самой по мере того, как фрагменты мозаики вставали на свои места. Несмотря на полученные травмы, доктор не могла не оценить иронии того, что наиболее проницательным человеком, которого она встретила за многие годы, оказался параноидальный шизофреник. Включив заднюю скорость, Алекс улыбнулась, решив, что, несмотря ни на что, поездка стоила того, чтобы ее совершить. Глава 53 Двухэтажное здание в Брокмуре почти совсем не изменилось с того момента, как Ким была здесь в последний раз; только входную дверь не мешало бы покрасить, а медная ручка потемнела и облезла в некоторых местах. Стоун не была уверена, что он все еще живет и работает по этому адресу, но попробовать стоило. Прежде чем нажать кнопку звонка, Ким поколебалась, не будучи уверенной, как он воспримет ее посещение, да и помнит ли он ее вообще. Она робко позвонила и задержала дыхание. Ее лицевые мускулы напряглись, когда она услышала тяжелые шаги и низкое ворчание. Мужчина, открывший дверь, показался ей ниже и шире того, которого она помнила. Его непричесанные седые волосы торчали в разные стороны, как у Эйнштейна. Очки висели на груди. Он почти не изменился. – Прошу прощения, мисс, но я ничего не собираюсь по… – Его слова замолкли, когда он увидел ее глаза. Водрузил очки на нос. – Ким? Стоун кивнула, ожидая его реакции. Она прекратила посещать его по одной простой причине: он был слишком хорошим профессионалом и подобрался слишком близко. Тогда она исчезла, не поблагодарив, ничего не объяснив и не попрощавшись. – Заходи, заходи же, – сказал он, отступая на шаг. В его голосе не было ни раздражения, ни разочарования. Она могла бы об этом догадаться. Вслед за ним Стоун прошла в его рабочий кабинет и была потрясена, насколько он отличается от кабинета Алекс. В кабинете доктора Торн присутствовала некая иллюзия комфорта. Искусно расставленные кресла, восточные ковры, композиции из искусственных цветов, свечи, бархатные шторы, прикрывающие окна. А в этой комнате находились старые стулья, которые стали удобными от длительного использования, слегка потертые на краях, но чистые и вызывающие желание присесть. По всей комнате были расставлены деревья-бонсай в разных стадиях готовности. На стенах не было никаких сертификатов, подтверждавших его профессионализм. В них просто не было необходимости. – Как ты поживаешь, милая моя? – спросил мужчина. В устах любого другого этот вопрос выглядел бы банальностью, продиктованной воспитанием; ей же в нем слышались понимание и заинтересованность. – Потихоньку, Тед. – Придется наступить своему любопытству на горло, пока не приготовлю кофе. Она прошла вслед за ним на кухню, расположенную в задней части здания. Комната была заполнена древними дубовыми комодами и шкафами, которые делали небольшое помещении темнее. На сушилке теснилась разнокалиберная посуда. – Так и не женились повторно? – Нет, милая, это было бы нечестно. Ни одна женщина не может сравниться с Элеонорой, и поэтому это было бы неправильно. Я бы никогда не смог понизить свои требования. Это довольно часто обсуждалось за прошедшие годы, но мое нежелание переходить на другой уровень не позволило этому сбыться. Ким помолчала, пока он наливал кипящую воду в кружки с эмблемами «Вест Бромвича» и «Астон Виллы»[150]. Ей досталась кружка «Виллы». – Они проиграли в этот уикенд, так что кружка временно потеряла мое расположение. Стоун взяла напиток и вернулась в уют кабинета. – Ну и что же произошло с тобой после того, как ты бросила меня двадцать лет назад? Боже, у него все еще была отличная память! Извиняться в такой момент было бессмысленно. Она уселась в знакомое кресло. Ощущение было точно таким же, как и двадцать лет назад. – Окончила колледж, а потом пошла работать в полицию. И мне нравится то, что я делаю. – И в каком же ты звании? – Детектив-инспектор. – Гм, отлично… Но почему ты решила задержаться именно на этом звене пищевой цепи? Боже, с этим человеком опасно разговаривать. Ни один, казалось бы, самый незначительный факт не проходил мимо него незамеченным. Именно поэтому он и был потрясающим психологом. – А кто это так решил? – Ну, если бы тебе хотелось достичь большего, ты бы этого достигла. Это было простым утверждением факта и полностью соответствовало действительности. Она провела с ним меньше десяти минут, а он уже читал ее как открытую книгу. – А вы как? Ушли на пенсию или все еще продолжаете совать свой нос в жизни других людей? – Прекрасно, милая, – улыбнулся мужчина. – Увод разговора в сторону и попытка все превратить в шутку в одном предложении. Ты многому научилась, но я не буду это обсуждать, так как это ты пришла ко мне по причинам, которые постепенно прояснятся. – Он сделал глоток кофе. – Скажем так: я вышел на пенсию частично. Два-три пациента, а если надо, то и больше. Ким догадалась, что «больше» зависит от просьб социальных служб. Тед всегда работал на государство и занимался в основном делами, связанными с развращением несовершеннолетних и случаями отказа от выполнения родительских обязанностей. Стоун могла только попытаться представить себе все те ужасы, которые ему приходилось слышать, и шокирующие сцены, которые ему приходилось наблюдать. – Как вам удается все это переносить, Тед? – Потому что я льщу себя надеждой, что мне удается кому-то помочь, – ответил он, подумав. – И тогда я могу спокойно спать по ночам. Да, деньги тут не играют почти никакой роли, подумала Ким. Он жил в двух комнатах на втором этаже и действительно относился к тем, кого называют «хорошие парни». – Помню, у меня однажды была девочка, такая сердитая и закрытая, что отказывалась говорить со мной на протяжении трех встреч. – Тед негромко засмеялся. – Кажется, тогда ей было лет шесть. Ничего не помогало: ни леденцы, ни игрушки, ни прогулки в саду – она просто отказывалась общаться. Стоун напряглась. Ей совсем не хотелось об этом вспоминать. – В следующий раз я встретил ее, когда ей было уже девять лет, как раз в тот момент, когда она застряла между двумя приемными семьями и не могла ни успокоиться, ни адаптироваться. Я предложил ей «Вагон Уилз»[151] и услышал ее первые слова: «А что, док, леденцы все закончились?» В следующий раз мы встретились, когда ей было уже пятнадцать, и она категорически отказалась обсуждать то, что произошло в той последней приемной семье, хотя… – Тед, мне нужна ваша помощь, – прервала его Ким. Она бесконечно верила в способности этого человека, но не могла позволить ему подбираться слишком близко к огороженным участкам. Слишком хорошим профессионалом он был. Он взглянул на нее и долго не отводил глаз. – Надеюсь только, что ты позволишь тебе помочь. Твоя жизнь могла бы… – Прошу вас, док… С соседнего столика он взял трубку и поднес спичку к табаку. По комнате распространился запах серы. – Ты можешь просить меня о чем угодно, Ким. Она почувствовала, что наконец расслабилась. Он никогда слишком сильно на нее не давил, и за это она была ему благодарна. – Я сейчас работаю над делом об убийстве. Вы могли видеть это по телевизору или прочитать в газетах. – Жертва изнасилования? Ким кивнула. – Вам это может показаться смешным, но убийца была под наблюдением психиатра – очень умной и получившей отличное образование женщины. Во время нашей первой с ней встречи что-то в ней меня насторожило, и я никак не могу понять, что именно. Но мне кажется, что психиатр как-то замешана в этом деле. На лице Теда Стоун заметила сомнения. – Знаю, знаю, что все это выглядит довольно странно. Но после первой встречи я встретила ее на кладбище. Это выглядело как случайная встреча, однако мне показалось, что она ее специально подстроила. После этого мы встречались с ней еще пару раз, и после каждой встречи у меня появлялось подозрение, что она все обо мне знает и специально изучала мою биографию! – А может быть, это слишком острая реакция с твоей стороны на проницательного человека, обладающего интуицией? Ведь для тебя было бы вполне естественно испытывать отвращение к таким людям. Подумай сама – ты всю жизнь была окружена людьми, которые пытались залезть к тебе в голову. – Ее сестра думает, что Алекс – социопат, – пожала плечами Ким. – Что-то подсказывает мне, что она права, но я не очень представляю, с чем конкретно столкнулась. – А если это так, то как ты хочешь, чтобы я помог тебе? – присвистнул Тед. – Мне надо попытаться залезть в шкуру социопата, чтобы научиться играть по ее правилам. – Для любого нормального человека это будет настоящей авантюрой, а для тебя – просто самоубийством. Ким, у тебя нет необходимых знаний, чтобы бороться с этой женщиной, и я не могу одобрить подобный план. – Значит, вы отказываетесь мне помочь? – посмотрела на него Стоун. – Да, милая, именно так, – сказал он, не отведя глаз. Ким схватила куртку и вылетела из комнаты. Глава 54 Ким считала рыбок, которые кружили в пруду в поисках пищи. – Моби умер, – сказал Тед, протягивая ей свежий кофе. – Помнишь? Стоун взяла куртку и кивнула, вспоминая предыдущий раз, когда она так же убежала из комнаты и бросилась в сад. – Ты спросила меня, как их зовут, а я ответил, что у них нет имен. Тебе это совсем не понравилось, и ты стала настаивать, что у всех должны быть имена, – мужчина усмехнулся. – Насколько я помню, мы назвали их Моби, Вилли и… – Челюсти[152]. – Вот именно. А потом появилась стая горлиц, и ты захотела… – Тед, я ведь все равно это сделаю, поможете вы мне или нет. – Знаю. – Так помогите же, прошу вас, – Ким повернулась к нему лицом. – Давай присядем. Он отвел ее к двум стульям под зонтиком, который никогда не закрывался и в любую погоду сохранял стулья сухими. – Давай сыграем в два за один. Боже, этот человек ничего не забыл… Один из его методов заключался в том, что он позволял пациенту задать несколько вопросов прежде, чем сможет спросить сам. Цифры в данном случае обозначали количество разрешенных вопросов. – Три за один, – заявила Стоун. За то короткое время, которое они провели вместе, Ким смогла узнать его лучше, чем он ее, или так ей тогда казалось. Она знала, что любовь всей его жизни умерла от рака в раннем возрасте тридцати семи лет. Она знала, что он умелый садовод, которому дорогие садоводческие центры иногда присылали свои черенки. Она знала, что свою коллекцию произведений Терри Пратчетта[153] он прячет в спальне для того, чтобы не тревожить ее видом своих пациентов, и засиживается допоздна, чтобы посмотреть игру в покер по телевидению. Ким знала также, что с ним она подошла ближе всего к тому, чтобы рассказать о своей жизни. – И один пас[154], – согласно кивнул он. – Три паса, – существуют некоторые вещи, которые она не станет обсуждать ни с кем в мире. – Принимается. Давай начнем. – Итак, первый вопрос: кто такой социопат? – Это человек, начисто лишенный совести. У социопатов она просто-напросто отсутствует в ДНК. Они не способны испытывать чувство сострадания или любви по отношению к любому живому существу – и, как ни странно, четыре процента населения земного шара – социопаты. Эти люди очень часто харизматичны, обладают сексуальной привлекательностью, чувством юмора и особым шармом, который позволяет им привлекать к себе других людей. Стоун вспомнила, как во время первой встречи Брайант попался на крючок харизмы, которую излучала Алекс, да и сама она, положа руку на сердце, была заинтригована этой женщиной. – Но все это только витрина. Социопаты совсем не заинтересованы в эмоциональных связях, несмотря на всю свою привлекательность. – А они понимают разницу между «хорошо» и «плохо»? – С точки зрения чистого знания – конечно, – кивнул Тед. – Но у них нет внутреннего механизма, который заставлял бы их следовать этим знаниям. Ведь совесть – это не способ поведения. Это нечто, что дано нам в ощущениях. У тебя есть подчиненные? – Конечно. – И вот после того, как вы проработали гораздо дольше положенного, что ты обычно делаешь? – Говорю им, что надо было работать быстрее. – Все это очень интересно, милая, но ответь на мой вопрос. – Я плачу за их ужин и разрешаю на следующий день появиться на работе позже. – А почему ты это делаешь? Ведь это их работа. – Просто потому, что делаю. – А может быть, ты хочешь завоевать популярность среди своих работников? – А то как же… Не сплю ночами, все думаю – как… – Вот ты сама и ответила. Это решение подсказывает тебе твоя совесть. Она говорит, что поступать так – правильно. И происходит это из-за того, что у тебя есть эмоциональная связь с твоими людьми. – Тед поднял руки вверх. – Я знаю, что сейчас ты начнешь это оспаривать, но ты не социопат. – Спасибо, что подтвердили, что я не сумасшедшая, док. – Социопатами не рождаются. Такое поведение – результат осознанного выбора. Они понимают разницу между хорошим и плохим, но предпочитают не зацикливаться на этом. Так же, как некоторые люди учатся жить без ноги, так социопат учится жить без совести. – Но с чего это все начинается? – Это зло не зависит от расы, пола, социальной группы или места рождения. Кстати, если ты заметила, я уже ответил на три твоих вопроса. – Ну, давайте, – закатила глаза Ким. – Что случилось с приемной семьей номер два? – Пас. Так социопатия – это врожденное или благоприобретенное? Тед улыбнулся. Он ожидал услышать нечто подобное. – Последние исследования показывают, что и то, и другое. Предрасположенность может быть заложена генетически, но ее развитие определяется внешними факторами. Стоун молчала, зная, что он обязательно продолжит и она сможет сохранить вопрос. – Есть теория, по которой отказ матери от ребенка может усилить его социопатическую составляющую. Теория привязанности[155] – вещь относительно новая, но если вкратце, то нарушение связей «родитель – дитя» в раннем возрасте может иметь колоссальное влияние на ребенка, когда тот станет взрослым. Я в этом не специалист, но есть факты, подтверждающие, что окружение в широком значении данного слова играет здесь еще большее значение. Ким наклонила голову. – В основе западной философии лежит погоня за материальными благами. – Вы хотите сказать, что в восточной цивилизации социопатов не бывает? – Вопрос интересный. В Японии, например, социопатов практически нет. Стоун совсем запуталась. – Давай представим себе, – продолжил Тед, – что ты многообещающий социопат, который хочет воткнуть фейерверк котенку в рот, чтобы просто посмотреть, как капли крови будут смотреться на стене. Ким содрогнулась. – Вот именно. Но захочется ли тебе поставить такой эксперимент, если все вокруг тебя как один будут говорить о том, что это очень плохо? Социопатия и поведение мало чем отличаются друг от друга. Так и в этом случае – как молодой социопат, ты будешь все так же страстно желать взорвать котенку голову, но твое поведение, которое базируется на общепринятых нормах, может быть другим. Инспектор подумала о следующем вопросе, который был связан уже непосредственно с ней самой. Она почти боялась задать его. – А что они хотят? – Послушай, Ким, почему ты не хочешь, чтобы я помог тебе простить мать? – У вас остался еще один вопрос, но я на нем спасую. Так чего же они хотят? – Моя дорогая, – Тед покачал головой, – Индира Ганди как-то сказала, что способность прощать – это достоинство храбрецов. – А Уильям Блейк сказал, что врага простить легче, чем друга. А если речь идет о матери, то это практически невозможно – уже моя мысль. – Но если ты… – Я уже сказала пас, Тед. Чего добивается социопат? – Того, чего нужно каждому из них. – Тед со значением развел руками. – Ведь социопаты не роботы. Они все обладают индивидуальностью. Одни, у которых ай-кью пониже, могут хотеть контролировать небольшую группу людей. Другие, с высоким уровнем ай-кью, могут замахнуться на всемирную власть. – А если подумать об убийстве? – Социопаты редко становятся убийцами, и очень мало убийц относятся к социопатам. Начнем с того, что об убийстве можно говорить, только если у человека присутствует избыточная агрессия. А единственной целью социопата является получение того, чего ему хочется, – сказать по-другому, ПОБЕДА. – А они могут контролировать мозг других людей, например, гипнозом? – Ким вспомнилась Руфь. – Гипноз не имеет никакого отношения к контролю мозга. И даже под гипнозом невозможно заставить человека поступиться базовыми принципами. А вот манипуляции – это совсем другое дело. Абсолютный контроль над сознанием – это штучка для кинематографа, а вот использование подсознательных, глубоко скрытых мыслей – предмет для очень тонких манипуляций. – Продолжайте, – потребовала Ким. Такая фраза – это не вопрос. – Заставить кого-нибудь совершить абсолютно чуждую ему вещь – штука довольно-таки сложная. Представим себе, например, что после выволочки от своего босса ты воображаешь, как выливаешь ему на колени чашку с кипятком. Момент прошел, и ты об этом забываешь. Но в умелых руках ты через пару недель вполне можешь войти к нему в кабинет и проделать все это. – У меня уже есть следующий вопрос, но мы оба знаем, что сейчас ваша очередь, – Стоун тоже умела считать. – Где ты была счастлива больше всего на свете? Еще один «пас» вертелся у Ким на кончике языка, но, хотя воспоминания и были болезненны, они пока были не смертельны. – В четвертой приемной семье, у Кита и Эрики. – Почему? – А это уже следующий вопрос, – рассмеялась Ким. – Но так и быть, я на него отвечу. Они три года позволяли мне быть самой собой, безо всяких укоров или ожиданий. Они разрешили мне просто жить, чтобы жить. – Спасибо, Ким. Твоя очередь, – Тед понимающе кивнул. – Что вы имели в виду, когда говорили об «умелых руках»? – Ну, например, если б я захотел, то смог бы помочь тебе избавиться от унижения, вызванного выволочкой начальника. Я бы многократно усилил это унижение, а потом позволил бы тебе визуализировать наказание, которое доставило бы тебе удовольствие, и объяснил бы тебе причины, по которым сие действо можно оправдать. Проделав все это, я бы просто дал тебе разрешение войти в кабинет и сделать это. – Но разве это не полный контроль над сознанием? – Все дело в том, что первоначально эта мысль возникла у тебя самой, а потом все твои действия совершались тобой абсолютно сознательно. Ты никогда не узнала бы, что я тобой манипулировал. Ким вспомнила Руфь, и кое-что у нее в голове стало проясняться. Естественно, Руфь не один раз мечтала о том, как воткнет нож в живот своему обидчику. Эта мысль существовала у нее где-то в подсознании, и Алекс об этом знала. Но Ким не знала ни о чем, что могло бы связывать доктора Торн и Алана Харриса – так чего же хотела достичь Алекс?! – У этих людей что, нет вообще никаких эмоций? – У них есть то, что мы называем первичными эмоциями: они могут испытывать боль или удовольствие, кратковременное разочарование или успех. А вот вторичные эмоции – такие, как любовь или симпатия – социопату недоступны. И вот такое постоянное отсутствие любви сводит его жизнь к попыткам доминировать над другими людьми. – Они что, таким образом заполняют свое свободное время? – Послушай, Ким, мы оба знаем, что сейчас моя очередь. Ты когда-нибудь забудешь свою вину перед Мики? – Никогда, – покачала головой Стоун. – А ты не хотела бы… – Док, я уже ответила на ваш вопрос! – Хорошо, тогда я отвечу на твой. Тоска, которую они испытывают, доставляет им почти физическую боль, и они, как малые дети, нуждаются в постоянной стимуляции. Они, кстати, в чем-то похожи на детей. Игры тоже начинают им надоедать, веселье уменьшается, так что игры должны становиться все больше, лучше и сложнее. Ким вспомнила о Саре, постоянно убегающей от своей сестры. Интересно, сколько удовольствия получила Алекс от этого многолетнего использования своей власти над сестрой? – Но должен же быть какой-то способ их обнаружить… – Стоун начинала чувствовать разочарование. – Возьмем этого психиатра, о которой ты говорила. Ты подозреваешь ее в участии в убийстве. И что ты собираешься делать дальше? – Получить ордер на арест! – Очередь была не его, но она все-таки ему ответила. – На каком основании? – громко рассмеялся Тед. – Она – уважаемый в своей области человек, я в этом уверен. Готов поспорить с тобой, что на нее никогда не поступало никаких жалоб. Женщина в тюрьме вряд ли захочет свидетельствовать против нее, если только ты не сможешь убедить ее, что ею тонко манипулировали. Так как же ты собираешься получить ордер? Твои руководители решат, что ты потеряла нюх, и доверие к тебе сильно поколеблется. – Спасибо, док. – Я просто говорю тебе правду. Социопата можно вывести на чистую воду, но для этого надо, чтобы на него указало достаточное количество людей. Кажется, Эйнштейн когда-то сказал: «Мир опасен не потому, что некоторые люди творят зло, а потому, что другие видят это и ничего не делают». – А можно ли вылечить социопата? – А зачем им лечиться? Ответственность – это ноша, которую взваливают на себя другие люди, по причинам, которые социопату просто непонятны. Социопатия как болезнь не причиняет никаких неудобств страдающим от нее. – Но ведь консультации… – Ты не о том говоришь, Ким. – В голосе Теда послышалось раздражение. – Они абсолютно всем довольны и не хотят меняться! – А разве они не испытывают одиночества? – Здесь отсутствует критерий для сравнения. Это все равно что просить слепого от рождения человека описать тебе голубой цвет. Ему же не с чем сравнивать! Стоун показалось, что от всей этой информации ее голова вот-вот взорвется. Тед открыл рот, чтобы заговорить, но она вытянула руку и остановила его. – Я знаю, что это ваша очередь, но у меня остался последний пас, который я непременно использую. Поэтому не стоит утруждаться, – тут она улыбнулась, чтобы смягчить свои слова. Если она когда-нибудь и решится поделиться с кем-нибудь своим прошлым, то это, несомненно, будет Тед. – Ты всегда отлично играла в эту игру, Ким. – Так есть ли совет, как мне разобраться с этой женщиной? – Могу только повторить сказанное ранее: держись от нее подальше, Ким! У тебя не хватит знаний, чтобы выйти из этого боя без потерь. Ким почувствовала, что беседа вновь возвращается к ней. Она допила свой кофе и встала. – Что ж, док, спасибо, что уделили мне время. – А ты не хочешь подумать и возобновить наши встречи? – Тед остался сидеть. – Знаешь, из всех детей, которых я видел за эти годы, ты была моей самой большой неудачей. Стоун покачала головой и посмотрела на боковую калитку. – А почему, док? – спросила она, не оборачиваясь. – Потому что меня уже нельзя было собрать вновь? – Нет, просто потому, что я так хотел помочь тебе, что испытывал физическую боль. Ким проглотила эмоции, которые душили ее. Ей захотелось напоследок сказать что-то приятное. – Я завела себе собаку. – Отличная новость, Ким. Я рад, что ты завела себе собаку, а теперь тебе необходимо понять, почему ты это сделала. Глава 55 Стоун припарковала машину и повернулась к Брайанту: – Этот разговор проведу я сама. Тут требуется особая осторожность. Сержант громко закашлялся, чтобы скрыть свой смех. Ким осмотрела местность, раскинувшуюся перед ней. Четыре трехэтажных дома были построены на месте, на котором раньше стояли два бунгало. Среди этих домов, построенных в пятидесятые годы, выделялся совершенно новый, из оранжевого кирпича. На подъездной дороге стояли сверкающая серебристая «Ауди» и «Опель Корса», припаркованная прямо возле дороги. – Ни фига себе, – произнес Брайант, вращая рулем и дюйм за дюймом продвигаясь между «Ауди» и стеной соседнего дома. Дверь им открыл мужчина, одетый в синий костюм. Его галстук бордового цвета был слегка ослаблен. На квадратном подбородке была заметна легкая щетина, которая вполне могла появиться и в течение сегодняшнего дня. – Чем я могу вам помочь? – Инспектор Ким Стоун. Сержант Брайант. Могли бы вы уделить нам не… – Убирайтесь с моего участка, инспектор! Я больше не позволю вам мучить мою сестру. Выражение его лица мгновенно поменялось. Вежливая улыбка, предназначенная для случайных посетителей, сменилась выражением неприкрытого отвращения. – Мистер Паркс, мне надо всего несколько минут… – Что значит это нужно? – спросила Венди, появляясь рядом с братом. И хотя Брайант стоял рядом с Ким, ненависть женщины предназначалась только инспектору. В глазах Робина промелькнул триумф, и мужчина сложил руки у себя на груди. Стоун сразу же заметила, что Венди сильно похудела. Она и так была стройной, а сейчас, с волосами, забранными наверх, она походила на Олив Ойл[156]. В глазах у нее сверкала ничем не прикрытая ненависть. Ким поняла, что ей необходимо пересмотреть свою стратегию на этот разговор. Робин Паркс враждебен по отношению к ней и не будет отвечать ни на один вопрос, который она задаст непосредственно ему. Венди же выглядела так, как будто готова была проглотить ее живьем. Но ей просто необходимо попасть в этот дом… – Венди, я видела девочек, – начала инспектор. Ненависть исчезла, и на смену ей пришли шок и озабоченность. – Отойди в сторону, Робин, – сказала женщина. Мужчина не пошевелился и недоверчиво посмотрел на сестру. – Ты что, с ума сошла? Я не собираюсь пускать этих людей к себе в… Венди взялась за дверь и распахнула ее. Робин сделал шаг в сторону. Вслед за Венди Стоун прошла в гостиную, со вкусом декорированную, доминантой которой был телевизор, размещенный на стене. Вдоль всей стены тянулась кожаная софа, которая в конце завершалась сиденьем с откидной спинкой. Венди села на самом дальнем конце, убедившись перед этим, что Ким заметила, насколько она похудела. Усевшись, крепко сжала руки на коленях. – Вы видели моих девочек? Инспектор подвинулась чуть вперед, так чтобы Брайант тоже мог сесть рядом с ней, хотя им никто этого и не предлагал. Ким чувствовала, что женщина жаждет броситься на нее через всю комнату и избить до потери сознания, но желание узнать что-то о детях оказалось сильнее. – С ними всё в порядке, – кивнула Стоун и почувствовала, что надо добавить еще что-то. – Дейзи была одета в костюм далматинца, а Луиза – совы. Венди отчаянно пыталась сдержать слезы, но они хлынули по ее щекам. – Это их любимые… Я постаралась прислать то, что они любят. В комнате повисла тишина, и Ким уже хотела было заговорить, но ее остановила Венди: – Мне наплевать, верите вы мне или нет, но я вправду ничего не знала. То ли он был слишком умен, то ли я слишком глупа, но если б я знала, чем занимается этот негодяй, то зарыла бы его своими собственными руками! Когда она говорила это, изо рта у нее вылетело несколько капель слюны. – Вы этого не поймете, но меня переполняет такая ярость, что мне кажется, что внутри у меня все горит. Я в жизни никогда не была жестокой, но сейчас мечтаю о том, чтобы сдавить его шею и выжать из него последние капли жизни. Ни о чем больше я не могу думать! В комнату вошел Робин и сел рядом с сестрой. К такому Стоун не была готова, но она умела импровизировать. Если она попытается задавать вопросы напрямую Робину Парксу, то это приведет к тому, что их быстро вышвырнут из дома и они ничего не узнают. – Я жизнь готова отдать за возможность прокрутить все назад и остановить этот ужас. И поверьте мне, всю оставшуюся жизнь я буду стараться, чтобы девочки об этом забыли. Робин взял руку Венди в свою и стал ее гладить. Ким ей верила. И знала, что во время первой встречи она была не права. Эта женщина ничего не знала. – Венди, в подвале был еще кто-то. Эти слова инспектор постаралась произнести как можно мягче, но они произвели эффект неожиданного выстрела. Женщина вскрикнула, и глаза ее наполнились ужасом. Ким хотела бы иметь возможность сказать, что это был только вуайерист[157], но она не хотела дарить матери необоснованную надежду. Хотя говорила она непосредственно с Венди, больше всего ее интересовала реакция ее брата. Стоун знала, что Брайант тоже внимательно следит за ним. Она была уверена, что ее напарник понял изменение в ходе беседы. – Мне кажется, вам пора… – Робин прекратил гладить руку сестры. – Вы в этом уверены? – В голосе Венди слышалась мольба. Ким кивнула. – Все это просто смешно, – сказал Робин, обнимая Венди за плечи, как будто хотел защитить ее. Инспектор проигнорировала его слова. Как только она обратится к нему напрямую, ее мгновенно заставят уйти. – Не приходит ли вам в голову кто-то из знакомых вашего мужа… – Я вам не верю… Мне даже в голову не может прийти… Я просто… – Откуда моя сестра может знать, кем был этот эфемерный человек?! Она же сказала вам… – Это не эфемерный человек, мистер Паркс. Его присутствие в подвале подтверждено. Ей опять удалось избежать прямого вопроса. Несмотря на все ее душевные страдания, материнский инстинкт Венди никуда не исчез. Губы у нее задрожали. – Это подтвердила Дейзи? Вы из-за этого с ней встречались? Ким кивнула и глубоко вздохнула: – Венди, Дейзи знает этого человека. – Нет… нет… и нет! – Робин вскочил. – Я не могу больше этого выносить. Она ничего не знает; вы что, еще не поняли этого?! Он быстро двинулся через комнату, направляясь прямо к Ким. – На вашем месте я не стал бы этого делать, – Брайант был уже на ногах. Стоун встала и посмотрела на мужчин. – Венди, все это я делаю только ради ваших дочерей. Робин попытался обойти Брайанта и схватить Ким за руку. Она вырвалась и сделала шаг ему навстречу. – Хотите попробовать еще раз? – Вам пора убираться отсюда, – сказал мужчина, отступая на шаг. – Вы хотите, чтобы я поймала того негодяя, который там был? – обратилась Ким к Венди, игнорируя ее брата. – Робин, прекрати немедленно! – закричала Венди, вставая. Она медленно пересекла комнату. – Если мне что-то придет в голову, то я вам сообщу. А теперь вам действительно пора, и я надеюсь, что больше мы с вами не встретимся. Ким посмотрела на Робина, готового применить силу, чтобы вышвырнуть ее из дома, и на Брайанта, который только и ждал этого. Венди пришлось собрать последние силы, чтобы продолжать стоять. Да, они действительно злоупотребили их гостеприимством. – С «особой осторожностью» все получилось просто здорово, шеф, – заметил Брайант по пути к машине. Ким ничего не ответила. В конце концов, она узнала то, ради чего приезжала. Глава 56 Казалось, что с момента их последнего брифинга прошла целая неделя, хотя в действительности он был всего пару дней назад. – Итак, Стейс, что там по поводу Чарли Кука? – Не слишком много, командир. Я связалась с общественным центром, но они хранят информацию только о собственных мероприятиях. А большинство событий у них организуется третьими сторонами – центр только предоставляет им помещение. Я все еще общаюсь с ними, чтобы понять, на какое из мероприятий направлялся Чарли Кук. – А мы все еще думаем, что это как-то связано с молодежным клубом? – уточнил Брайант. – Мне все это не нравится, – честно сказала Ким, пожимая плечами. – Любой взрослый, работающий с молодежными клубами, должен пройти проверку, но мы с вами знаем, какие теперь с этим существуют сложности. Служба по раскрытию информации и лишению права занимать определенные должности заменила старое доброе Бюро по регистрации приводов и судимостей, и теперь любой гражданин, работающий с детьми, должен был получить в нем соответствующую справку. Но изменение названия не улучшило работы самой структуры. – Что с жидкостью и волосом? – Сегодня утром послала им напоминалку, – покачала головой Стейси. Интересно, что в словах «как можно скорее» может быть непонятно для лаборатории, подумала Стоун. – А что с этим парнем в магазине запчастей, командир? Ким покачала головой. Что-то с ним было не совсем то, но ее внимание привлекло только отсутствие у него каких бы то ни было эмоций. А Брайант уже не раз отмечал, что в этом вопросе она далеко не эксперт. Ким чувствовала, что ее группу охватывает уныние. Все они предпочитали дела, которые можно было раскрыть, используя логику, когда один вывод вытекает из другого. Но не все дела были такими структурированными. Некоторые из них были запутанными, и работа над ними больше напоминала прогулки по зыбучим пескам в резиновых сапогах. Еще хуже было, когда приходилось возвращаться к уже, казалось бы, раскрытому делу. Приходилось беседовать с теми же людьми, а ничего нового не появлялось. Это разрушало моральный настрой команды быстрее, чем заморозка заработной платы. – Послушайте, я знаю, как много вы работали, а результаты пока оставляют желать лучшего. Я чувствую ваше разочарование. Но мы своего добьемся! Наша команда не привыкла отступать. Все согласно кивнули. – Но нам надо расслабиться. Убирайтесь отсюда и не появляйтесь раньше понедельника! И тогда мы начнем все сначала. Ну же, пошевеливайтесь, – прорычала Ким. Первым из двери выскочил Кевин, всего лишь на секунду обогнав Стейси. Стоун осмотрелась. – Тебя это тоже касается, Брайант. – А ты сама, командир? – спросил сержант, протягивая руку за курткой. – И я тоже, – сказала Ким, стараясь не встречаться с ним взглядом. Настала пора навести кое-где шорох. Кое-кто знает явно больше, чем говорит, и этих людей пора хорошенько потрясти. Глава 57 Каждый раз, когда дверь открывалась, Алекс поднимала на нее глаза, с нетерпением ожидая появления своей новой лучшей подруги. Их взаимоотношения сильно изменились во время последней встречи. Теперь они называли друг друга по имени, и ее план успешно развивался. Когда Ким позвонила ей и предложила встретиться за чашечкой кофе, она сама подумывала о том же. Это еще раз доказывало, что они сильно интересуют друг друга. Стоун предложила встретиться в уютном кафе, всего в пятидесяти футах от офиса Алекс, и та с удовольствием согласилась. Дверь открылась еще раз, и Ким в своем фирменном черном направилась в сторону столика доктора Торн. Интересно, подумала Алекс, она понимает, сколько внимания привлекает к себе? Ее походка была решительной и целенаправленной. Глаза прокладывали путь, с которого ее ноги не решались свернуть. – Доктор… – произнесла инспектор, присаживаясь. Алекс заметила, что Стоун предпочла официальное обращение. Но во время последней встречи они перешли на уровень обращения по именам, и Алекс не собиралась с него отступать. Если Ким и заметила царапины на лице Торн, скрытые под тональным кремом, то ничем себя не выдала. – Рада вас видеть, Ким. Я заказала вам латте. – Благодарю вас, доктор. – Стоун скрестила под столом ноги. – Но сейчас я инспектор, и у меня к вам есть несколько вопросов. Она даже не попыталась смягчить свою резкость улыбкой, и Торн почему-то почувствовала легкое разочарование. Она не знала, был ли неожиданный визит Ким в ее офис спонтанным или хорошо подготовленным, но Алекс хотелось продолжать играть с этой женщиной, притворяясь ее подругой. Ну что ж, будем работать с тем, что у нас уже есть. – Полагаю, что на этот раз мы не будем рассуждать о расстройствах сна? – Если хотите, то почему нет? У вас же они начались после гибели вашей семьи? Доктор Торн вздернула голову и ничего не сказала. Вопрос прозвучал как риторический. – Хотя, простите, я совсем забыла… У вас ведь никогда не было семьи и никто не умирал. Алекс умело скрыла свое удивление. На мгновение она подумала, что неплохо было бы пустить слезу и заговорить об одиночестве, о карьере и о тех жертвах, на которые пришлось пойти ради нее, но они уже успели миновать этот уровень. Ким на это не поведется, поэтому Торн решила не тратить энергию на все эти игры. Более того, она была польщена тем, что инспектор потратила время на то, чтобы побольше узнать о ней. – Так что все это ложь, не так ли? – Вполне безобидная, – пожала плечами Алекс. – Для моих пациентов важным является как мое хорошее образование, так и мой жизненный опыт. – Но это не точное отражение того, кем вы являетесь на самом деле, правда, доктор? – Мы редко полностью бываем самими собой – уверена, что вы знаете это так же хорошо, как и другие. Фотография на моем столе стоит для тех, кто хочет делать предположения, вот они их и делают. Все мы показываем окружающему миру нашу витрину. Мне было удобнее демонстрировать наличие семьи. Даже перед вами, Ким. Глаза Стоун блеснули, когда она услышала свое имя, но инспектор сдержалась. – Значит, это манипуляция? – Наверное, да, но, как я уже сказала, безобидная. – И все ваши манипуляции такие безобидные? – спросила Ким, наклоняя голову. – Не понимаю, о чем вы. – Вы еще как-то манипулируете своими пациентами? Алекс позволила себе слегка приподнять уголки губ, притворяясь озадаченной. – А в чем, собственно, вы меня обвиняете? – Это вопрос, а не обвинение. Значит, детектив анализирует каждое ее слово. Отлично. Сейчас ты получишь по полной, подумала доктор Торн. – Ким, у меня много пациентов. Я сталкиваюсь с состояниями, которые включают в себя весь спектр психиатрических нарушений, начиная от стрессов и кончая параноидальной шизофренией. Мне приходится лечить людей, которые уже никогда не смогут оправиться от травм, полученных в детстве. Я лечу людей с различными комплексами вины, начиная от вины за то, что им удалось спастись, и далее по списку. Алекс не была уверена, сколько очков она заработала своим монологом, но то, как напряглась спина ее собеседницы, сказало ей о том, что пара ее дротиков попала точно в цель. – Так что если вы выразитесь поточнее, то я постараюсь вам помочь. – Руфь Уиллис. Доктор была заинтригована тем, что могла узнать Стоун. – Иногда людей невозможно вылечить, Ким. Думаю, что у вас в прошлом тоже были преступления, которые вы не смогли раскрыть; случаи, в которых, несмотря на все ваши усилия, вы так и не смогли арестовать преступника. Я искренне хотела вернуть Руфь к нормальной жизни, но она – очень трудный случай. Понимаете, иногда ярость может быть положительным фактором, а желание отомстить может удерживать пациента от сумасшествия. – Алекс опустила глаза. – Руфь никогда не сможет излечиться. – Да вообще-то дела у нее не так уж и плохи, – неожиданно вставила Стоун. Это рассказало Алекс именно о том, что она и хотела узнать. Детектив видела Руфь. Но это было не важно. Никто и никогда не поверит Руфи, даже если она решится заговорить. – Во время вашей последней встречи вы с ней проделали интересное упражнение по визуализации. – Эта техника широко используется, – Алекс пожала плечами, – для снятия стресса, достижения цели и хорошо работает при избавлении от отрицательных эмоций. Само упражнение достаточно символично. – А может быть, это руководство к действию для нестабильной психики? Доктор рассмеялась. Она уже давно так не веселилась – пожалуй, с того момента, когда ей удалось убедить полную комнату пациенток, страдающих от анорексии, что им повезло в жизни, потому что они пользуются всем лучшим, что есть как в мире полных, так и в мире худых. – Я вас умоляю! Визуализация как методика может включать в себя массу разных вещей, но это не значит, что после нее люди выходят на улицы и делают их. Еще раз – это методика, а не руководство к действию. – А вы и не заметили, что Руфь настолько нестабильна, что не сможет выбросить эту ролевую игру из головы? Алекс задумалась на какое-то время. – А вы полностью верите в чистоту вашей профессии и в непогрешимость тех людей, которые защищают закон? – Хоть вы и отвечаете вопросом на вопрос, я вам отвечу – да, верю. – И вы гордитесь этой вашей системой, несмотря на ее недостатки? – Конечно! – Хотя это было еще до того, как вы поступили в полицию, я уверена, что вы слышали о деле Карла Бриджуотера. Тринадцатилетнего мальчишку – разносчика газет застрелили на ферме недалеко отсюда. Отдел по расследованию особо тяжких преступлений вышел на группу из четырех мужчин и постепенно получил признательные показания от всех четверых, хотя прямых доказательств практически не было. Много позже было проведено служебное расследование методов работы сотрудников отдела, и он был расформирован за, помимо всего прочего, массовую фабрикацию улик; многие из приговоров, основанных на этих доказательствах, были отменены. Годы спустя трое из оставшихся в живых осужденных за убийство Карла Бриджуотера были освобождены после апелляции… А теперь скажите мне, чем вы больше всего гордитесь в этой истории? – Доктор Торн склонила голову набок. – Но один из осужденных прямо признался в убийстве, – ответила Ким, пытаясь защищаться. – Да, после того, как к нему были применены весьма специфические методы ведения допроса. Я хочу доказать вам следующее: все эти офицеры, в худшем случае, знали о том, что подставляют невинных людей, а это значит, что система не сработала! А может быть и наоборот – они слегка перегнули палку, допрашивая действительно виновных, а потом тех выпустили после апелляции, но это опять значит, что система не сработала. В любой профессии встречаются несообразности. Это именно те исключения, которые лишь подтверждают правила. Я абсолютно верю в то, что делаю, но значит ли это, что я не допускаю, что некоторые из моих пациентов будут действовать не так, как я им предписываю? Конечно, допускаю, потому что люди есть люди. – То есть если вернуться к вашему примеру, – Стоун нахмурила брови, – эти офицеры или намеренно манипулировали доказательствами, или были абсолютно некомпетентны. И как же, по-вашему, вы выглядите в случае вашей неудачи с Руфью Уиллис, доктор? Алекс ус