Степные властители долго и жестоко рвали на части богатую Русь. Батый, Тохтамыш и другие ханы грабили её города, убивали людей. Битва на Куликовом поле дала только временную передышку. Жестокий и умный Тамерлан – господин половины Азии, понял, что Русь слаба и направил свои войска к Москве. Сопротивление невозможно! Но сын Дмитрия Донского князь Василий Дмитриевич и митрополит Киприан сделают всё, для спасения своего народа. Это можно сделать…малой кровью… Несть срам умрети, но срам зле жити. (Умереть не позорно, позорно жить дурно. Менандр МудрыйIV-III вв. до н. э. ) 1 ПРОЛОГ. ПОВЕСТЬ О ТЕМИР АКСАКЕ МЕСЯЦА АВГУСТА ДВАДЦАТЬ ШЕСТОГО НА ПАМЯТЬ СВЯТЫХ МУЧЕНИКОВ АНДРЕАНА И НАТАЛЬИ, ПОВЕСТЬ ПОЛЕЗНАЯ, ИЗ ДРЕВНИХ СКАЗАНИЙ СЛОЖЕННАЯ, ПРЕДСТАВЛЯЮЩАЯ ПРЕСЛАВНОЕ ЧУДО, БЫВШЕЕ С ИКОНОЙ ПРЕЧИСТОЙ БОГОРОДИЦЫ, КОТОРАЯ НАЗЫВАЕТСЯ ВЛАДИМИРСКОЙ, КАК ПРИШЛА ОНА ИЗ ВЛАДИМИРА В БОГОЛЮБИВЫЙ ГРАД МОСКВУ, ИЗБАВИЛА НАС И ГОРОД НАШ ОТ БЕЗБОЖНОГО И ЗЛОВЕРНОГО ЦАРЯ ТЕМИР АКСАКА- ГОСПОДИ, БЛАГОСЛОВИ, ОТЧЕ! В 1395 году, во время княжения благоверного и христолюбивого великого князя Василия Дмитриевича, самодержца Русской земли, внука великого князя Ивана Ивановича, правнука великого князя, самодержца Ивана Даниловича, при благолюбивом архиепископе Киприане, митрополите киевском и всея Руси, на пятнадцатом году царения Тохтамыша и на седьмом году княжения великого князя Василия Дмитриевича, и в индикте третьем, и на тринадцатый год после татарщины, по взятии Москвы, поднялась великая смута в Орде. Пришел некий царь Темир Аксак из восточной страны, из Синей Орды, из Самаркандской земли, большую войну затеял, много мятежей поднял в Орде и на Руси своим приходом. Об этом же Темир Аксаке рассказывали, что по происхождению не царского был он рода: ни сын царский, ни племени царского, ни княжеского, ни боярского, всего лишь низший из самых захудалых людей, из Самаркандской земли, из Синей Орды, что за Железными Воротами. По ремеслу он кузнец был черный, по нраву же и повадке – безжалостен, и разбойник, и насильник, и грабитель. Когда раньше работал у одного хозяина, тот, видя его злонравие, от него отказался и, избив, изгнал от себя; он же, не имея пропитания, разбоем кормился. Однажды, когда он был еще молод, и с голоду крадя, кормился, украл он у кого-то овцу, но люди тотчас выследили его. Он же пытался убежать, но быстро многими был окружен, схвачен и связан крепко, и всего его избили нещадно, и решили убить его до смерти; и перебили ему ногу в бедре пополам, и тут же бросили его как мертвого, недвижимым и бездыханным; ибо решили, что умер, и оставили псам на съедение. Лишь только зажила у него эта смертельная рана, поднялся, оковал себе железом ногу свою перебитую-по этой причине и хромал; потому и прозван был Темир Аксаком, ибо Темир означает железо, а Аксак – хромец; так в переводе с половецкого языка объясняется имя Темир Аксак, которое значит Железный Хромец, ибо, от вещи и дел имя получив, делами своими прозвище себе добыл. Так и потом, исцелившись от ран, после страшного того избиения, не изменил злобного прежнего нрава, не смирился, не укротился, но только больше испортился: сильнее прошлого и пуще прежнего стал он лютым разбойником. А потом к нему пристали молодцы лихие, мужи свирепые, всякие злые люди, похожие на него, такие же разбойники и грабители – и стало их очень много. И когда стало их числом до ста, назвали его своим атаманом; а когда стало их числом до тысячи, тогда уже князем его звали; а когда они сильно умножились, больше числом стали, многие земли попленили, многие города и царства захватили, тогда и царем своим его нарекли. И этот Темир Аксак начал многие войны затевать и частые битвы, многих побед добился, многих неприятелей одолел, много городов разрушил, многих людей загубил, многие страны и земли покорил, многие государства и народы пленил, многие княжества и царства покорил себе; царя турецкого Баязета пленил, а его царство захватил. А вот и названия тем землям и царствам, которые покорил Темир Аксак: Чагатай, Хорасан, Голустан, Китай, Синяя Орда, Шираз, Исфаган, Орначь, Гилянь-Сиз, Шебран, Шемаху, Сивас, Арзрум, Тифлис, Тавриз, Гурзустан, Грузию, Багдад, Темир-Кабы, иначе сказать Железные Ворота, и Ассирию, и Вавилонское царство, где был Навуходоносор, который пленил Иерусалим и трех отроков-Ананию, Азария, Мисаила и Даниила-пророка, и город Севастию, где было замучено сорок святых мучеников, и Армению, где был святой Григорий, епископ великой Армении, и Дамаск великий, и Сарай великий – вот названия тех земель, и тех городов, и тех государств, над которыми царствовал Темир Аксак; со всех тех земель дани и оброки дают ему, во всем ему повинуясь. Он ведь на частые битвы ходил, и они с ним повсюду, волю его творя, многие страны завоевали; царя Баязета турецкого в клетке железной возил с собою, того ради, чтобы видели все страны таковую его славу и силу, – безбожного врага и гонителя. Пришел Темир Аксак войной на царя Тохтамыша, и был между ними бой на месте, называемом Ораинским, на кочевье царя Тохтамыша; и изгнал он царя Тохтамыша. Оттого распалился окаянный, замыслил в сердце своем и на Русскую землю – полонить ее; как и прежде того, когда за грехи попустил это бог, полонил царь Батый Русскую землю, – так и гордый и свирепый Темир Аксак то же замышлял, желая захватить Русскую землю. И собрал он всех воинов своих, прошел всю Орду и всю землю Татарскую, подошел к пределам Рязанской земли, взял город Елец, и князя елецкого захватил, и многих людей замучил. Об этом, прослышав, князь великий Василий Дмитриевич собрал воинов своих многочисленных, и пошел из Москвы в Коломну, желая встретиться с ним. Встал на берегу у Оки-реки, Темир Аксак же стоял на одном месте пятнадцать дней, помышляя, окаянный, идти на всю Русскую землю, чтобы, подобно новому Батыю, разорить христиан. Благоверный же и христолюбивый великий князь Василий Дмитриевич, самодержец Русской земли, прослышал о замышлении на православную веру того безверного, свирепого и страшного мучителя и губителя Аксака Темира-царя; боголюбивый великий князь Василий Дмитриевич, руки к небу вздымая, со слезами молился, говоря: «Создатель и заступник наш, господи, господи, посмотри из святого жилища твоего, взгляни – и смири того варвара и сущих с ним, дерзнувших хулить святое великое имя твое и пречистой всенепорочной твоей матери! Заступник наш, господи, пусть не скажет варвар: «Где же бог их?» – ибо ты наш бог, который гордым противится! Поднимись, господи, на помощь рабам твоим, на смиренных рабов своих посмотри! Не допусти, господи, этого проклятого врага поносить нас, ибо сила твоя ни с чем не сравнима и царство твое нерушимо! Вслушайся в речи варвара этого, избавь нас и град наш от проклятого и безбожного царя Темир Аксака». И послал князь великий Василий Дмитриевич весть к отцу своему духовному, боголюбивому архиепископу Киприану, митрополиту киевскому и всея Руси, чтобы народу велел поститься и молиться, с усердием и со слезами к богу взывать. Преосвященный же Киприан, митрополит киевский и всея Руси, услышав этот наказ от господина своего, великого князя Василия Дмитриевича, призвал к себе всех архимандритов и игуменов и повелел им петь по городу всюду молебны, а детям их духовным велел наказать, чтобы соблюдали пост, молитву, и покаянье ото всей души. Сам же преосвященный Киприан-митрополит, также каждый день, призывая к себе благоверных князей, благочестивых княгинь и всех властителей и воевод, постоянно наказывал им, поучая; сам же Киприан-митрополит во все дни и часы из церкви не выходил, вознося молитвы богу за князя и за народ. Также повелел князь наместникам своим, и властителям, и господским воеводам усилить укрепления и собрать всех воинов. Они же, услышав повеление господина своего, собрали знатных людей и весь город и укрепили оборону. Благоверный же великий князь Василий Дмитриевич, вспомнив об избавлении царствующего града, когда сохранила пречистая владычица наша богородица стольный город от нашествия язычника царя Хозроя, надумал послать за иконой пречистой владычицы нашей Богородицы. Боголюбивый же Киприан, митрополит киевский и всея Руси, услышав этот наказ господина своего, великого князя Василия Дмитриевича, послал в старый и славный город Владимир за иконой пречистой владычицы нашей Богородицы служителей большой соборной церкви святой Богородицы, что во Владимире. Протопоп посоветовался со служителями, чудную пречистую икону взяли и понесли из города Владимира в Москву, из опасения перед Темир Аксаком татарским, который, как слышали мы, бывало в сказаньях, был где-то там, далеко, где солнце восходит, а ныне уж тут, при дверях, приблизился – и готовится, изостряется на нас сильно. И было тогда, месяца августа в пятнадцатый день, в самый праздник славного Успения владычицы нашей богородицы, присной девы Марии, вышли на проводы чудесной иконы, которую проводили с честью, с верою и любовью, с ужасом и томлением, с плачем, далеко за город, и в великой вере многие слезы проливали. Когда же донесли икону эту почти до Москвы, тогда весь город вышел навстречу, и встретил ее с честью Киприан-митрополит с епископами и архимандритами, с игуменом и дьяконами, со всеми служителями и причтом церковным, с монахами и монахинями, с благоверными князьями, с благоверными княгинями, и с боярами, и с боярынями, мужчины и женщины, юноши, девы и старцы с подростками, дети, младенцы, сироты и вдовы, нищие и убогие, всякого возраста мужи и жены, от мала и до велика, все многое множество народа бесчисленного, и люди с крестами и с иконами, с Евангелиями и со свечами, и с лампадами, с псалмами и с песнями и пеньем духовным, а лучше сказать – все в слезах, от мала и до велика, и не сыскать человека не плачущего, но все с молитвой и плачем, все со вздохами неумолчными рыданьем, в благодарности руки воздевая к небу, все молились святой богородице, восклицая и говоря: «О всесвятая владычица богородица! Избавь нас и город наш Москву от нашествия поганого Темир Аксака-царя, и каждый город христианский и страну нашу защити, и князя и людей от всякого зла оборони, и город наш Москву от нашествия варварских воинов, избавь нас от пленения врагами, от огня, и меча, и внезапной смерти, и от теперь охватившей нас скорби, и от печали, нашедшей на нас ныне, от сегодняшнего гнева, и бед, и забот, от предстоящих нам всем искушений избавь, богородица, своими спасительными молитвами к сыну своему и богу нашему, который своим пришествием уже нас спасал, нищих и убогих, скорбящих и печальных; умилосердись, госпожа, о скорбящих рабах твоих, на тебя надеясь, мы не погибнем, но избудем тобою наших врагов; не предавай нас, заступница наша и наша надежда, в руки врагам-татарам, но избавь нас от врагов наших, враждебных советы расстрой и козни их разрушь; в годину скорби нашей нынешней, нашедшей на нас, будь верной заступницей и помощницей, чтобы, от нынешней беды избавленные тобою, благодарно мы воскричали: «Радуйся, заступница наша безмерная!» Так по божьей благодати неизреченной милости, молитвами святой богородицы, город наш Москва цел и невредим остался, а Темир Аксак-царь возвратился назад, ушел в свою землю. Что за преславное чудо! Что за великое диво! Какое милосердие к народу христианскому! В тот самый день, как принесли икону пречистой Богородицы из Владимира в Москву, – в тот же день Темир Аксак-царь испугался, и устрашился, и ужаснулся, и в смятение впал, и нашел на него страх и трепет, вторгся страх в сердце его и ужас в душу его, вошел трепет в кости его, и тотчас он отказался и убоялся воевать Русскую землю, и охватило его желание побыстрее отправиться в обратный путь, и скорей устремился в Орду, Руси тылы показав, и повернул с соплеменниками своими восвояси; возвратились без успеха, впали в смятение и заколебались, как будто кто-то их гнал. Не мы ведь их гнали, но бог изгнал их незримою силой своей и пречистой своей матери, скорой заступницы нашей в бедах, и молитвой угодника его, боголюбивого преосвященного Петра, митрополита киевского и всея Руси, твердого заступника нашего города Москвы и молебщика города нашего Москвы от находящих на нас бед; наслал на них страх и трепет, чтобы застыли на месте. Так же в древности при Иезекии-царе и при Исайе-пророке Сеннахирим, царь ассирийский, пришел на Иерусалим войною, весьма похваляясь в гордыне своей и на бога-вседержителя богохульные слова, вознося; царь же Иезекия тогда болел, но хоть и болен был, помолился богу слезно вместе с пророком Исаией и со всеми людьми; услышал бог молитву их и, ради угодного ему Давида, послал бог ангела своего, думаю я – великого архангела Михаила, – и тотчас в ту ночь ангел господен убил из войска ассирийского сто и восемьдесят и пять тысяч; когда поднялись наутро, увидели мертвые трупы лежащие. А царь ассирийский Сеннахирим испугался ужасно и устрашился, с остатками войска быстро бежал в Ниневию-город, где вскоре своими детьми был убит и так умер. Ведь как тогда при Сеннахириме было, так и теперь при Темир Аксаке, один ведь бог и тогда и теперь, одна благодать божия истекает тогда и ныне. Ибо милостив бог и силен, может все, что хочет, и милостив к нам, ибо избавил нас от рук враждебных татар, избавил нас от битвы, и от меча, и от кровопролития: мощной десницей своей разогнал врагов наших, сынов Агари, рукою твердою, рукою крепкою устрашил ты сынов Измайловых. Не наши воеводы прогнали Темир Аксака, не наши войска устрашили его, но силой незримой напал на него страх и трепет, страхом божьим он устрашился, гневом божьим изгнан был, и без добычи ушел прочь из Русской земли, отступив туда, откуда пришел, земли Русской, едва коснувшись,- не надругался, не обездолил, не повредил ей ничем, но ушел без оглядки. Мы поднялись и стали открыто, он же, принизясь, исчез; мы ожили и исцелили, ибо помощь нам дал господь, сотворивший небо и землю. Благоверный же великий князь Василий Дмитриевич, услышав об уходе проклятого и зловерного царя Темир Аксака, возвратился снова во владения свои, в город Москву, и встретил его боголюбивый Киприан, митрополит киевский и всея Руси, с крестами и с иконами, с архидьяконами и с архимандритами, с игуменами, с попами и с дьяконами, и весь народ христианский с радостью великою. Благоверный же великий князь Василий Дмитриевич, и святитель, и все люди со слезами руки к небу вздымали и благодарность возносили, говоря: «Десница твоя, о господи, прославилась твердостью, правая твоя, господи, рука сокрушила врагов, и величием славы твоей стер ты противников наших», – ибо безумный Темир Аксак, со множеством бесчисленных войск прийдя, с позором ушел. Благоверный же великий князь Василий Дмитриевич, войдя в храм пречистой владычицы нашей Богородицы, увидел чудотворную икону пречистой владычицы нашей богородицы Владимирской; упав сердечно пред ликом святой иконы, пролил слезы умильные из очей своих и говорил: «Благодарю тебя, госпожа пречистая, пренепорочная владычица наша богородица, христианам державная помощница, что нам защиту и твердость показала; избавила ты, госпожа, нас и город наш от зловерного царя Темир Аксака». Благоверный же великий князь Василий Дмитриевич и боголюбивый архиепископ Киприан, митрополит киевский и всея Руси, повелели вскоре на том месте, где встречали чудотворную икону пречистой Богородицы, поставить церковь во имя пречистой Богородицы, славной встречи ее на память о той незабвенной милости божьей, чтобы не забыли люди дел божьих. Эту же церковь освятил сам митрополит, поставили монастырь, и поведено тут было жить игумену и братии. И с тех пор постановили праздник праздновать месяца августа в двадцать шестой день, в день поминовения святых мучеников Андреана и Наталии. Эта же чудесная икона святой Богородицы написана была рукою святого апостола и евангелиста Луки. Мы же, грешные слуги Христовы, слышав об этом чуде господа нашего Иисуса Христа и пречистой его матери богородицы, решили все это записать во славу имени господа нашего Иисуса Христа и пречистой его матери, владычицы нашей богородицы, заступницы народа христианского. Ее молитвами, Христе боже наш, помилуй нас ныне и присно и во веки веков. Аминь. (Рукопись. Автор неизвестен. Найдена в библиотеке Иоанна IV) 2 Кому ялось – тому терпеть (Кого схватили – тому терпеть. Псковская поговорка. XV1 век.) Они ехали спокойно, не таясь, открыто. Так могли следовать только послы сильного кагана или князя. Весело переговаривались между собой на понятном казарам, тюркском наречии, но на сто слов, десять были незнакомы казарам-пограничникам, лежащим в засаде. Муса пригляделся, и никаких признаков посольских полномочий не заметил. Не было белой монгольской тамги на древке хотя бы одного копья, не было большой пайцзы на груди хотя бы одного воина, не было даже германского белого штандарта. Значит это, либо банда степных коршунов, не брезгающих никакой добычей, либо что-то новое появилось в степи. Всадников было десять, стандартный десяток, предписанный Яссой Потрясателя Вселенной Чингизхана [1], и остальное было вроде, все как положено: шлемы надеты, кольчуги на плечах, сабли в ножнах на широких перевязях, за спиной тугие луки и колчаны, полные стрел. С левой стороны к седлам подвязаны короткие кавалерийские пики. Седла были похожи на монгольские, но не совсем, отличия были видны даже без внимательного рассмотрения. Сомнений нет, в степи появились новые люди. Они были уже близко, но засады не видели. Муса Гирей – опытный пограничник, уничтожил следы коней и людей загодя. Дальние разведчики ещё позавчера сообщили про этот непонятный отряд, и следовало срочно решить, как с ним поступить. Муса задумался. Можно было на расстоянии, из самострелов, положить всех всадников, а лошадей и имущество забрать в станицу. Шлемы надеты, маленькие щиты переброшены со спины на грудь, значит не так уж они и беспечны эти пришельцы. Значит, только вид делают, что не чуют опасность, а на самом деле готовы к любому нападению. Может быть, за ними идет большой отряд, но разведчики проверили и это. Всё было чисто. Проще всего перебить их на расстоянии, а одного взять живым языком. Так и поступим. Муса качнул небольшую березку четыре раза вправо и пять раз влево. Со стороны могла показаться, что это степной ветерок качает зеленую, кудрявую крону. В ответ послышался клекот сапсана и стрекот сороки. Всадники замолчали, прислушались и вгляделись в негустые заросли на берегу реки, но, не заметив ничего необычного, легко послали лошадей вперед. Гирей оглянулся, прямо за ним, в небольшом овраге лежал его конь Тулпар, гнедой жеребец, арабских кровей, попавший к нему ещё жеребенком. Лежал тихо, так как научил его хозяин. Чужие, тем временем, проезжали между двух курганов. Как раз там, где сидели замаскированные стрелки Гирея. Муса представил себе, как нетерпеливо подрагивают их вспотевшие пальцы на курках самострелов. Это оружие появилось у казар-пограничников недавно. Невесть как прибившийся к казарам, мастер из страны Хань, сделал один, мальчишкам для игры. Муса долго рассматривал игрушку, а потом отдал кузнецу и точно объяснил ему, что и как изменить. Из рук мастера вышел красавец-арбалет, способный пробить любой степной доспех. На коне с ним было неудобно управляться, но в засаде или на стене укрепленной крепости это было незаменимое оружие. – У-у-у-у-р-р-р [2]!!!! – боевой клич вырвался у атамана Гирея сам, собой. Он вскочил на поднявшегося Тулпара, выхватил воронёную саблю и бросился на пришельцев. Пятеро из них уже падали, сраженные короткими арбалетными стрелами. Пятеро других, не сговариваясь, чувствовалась многолетняя выучка, сомкнулись, быстро отстегнули пики и ринулись на казарина. За спиной атамана Мусы появились, бросившие арбалеты, соратники. Четверо вытащили, из прикрытых до этой минуты дерном и травой, схронов, длинные копья, и выставили их вперед. Начищенные наконечники блеснули стальным частоколом, ударив солнечными зайчиками по глазам нападавших. Остальные уже заканчивали заряжать оружие для второго выстрела. Дзииииньг!!!!! Ещё четыре стрелы вырвались из под тугой тетивы и застряли в телах всадников. Удар стрел был настолько силен, что конники на всем скаку были сбиты с коней и с громким шумом упали на землю. Для этого применялись особые стрелы с закругленным наконечником, который ломал ребра, отбивал внутренности и вышибал из седла надежно, как кузнечной кувалдой. Уцелевший удивленно озирался вокруг, даже не пытаясь оборониться от окружающих его врагов. Такая быстрая и жестокая расправа деморализовала волю воина, заставив прекратить всякое сопротивление. Бросив саблю и пику, он крикнул: – Тохта!!!! Тамом булады! [3] Пока порубежники добивали пришельцев, тех, кто был ещё жив, уцелевшего воина крепко связали, глаза закрыли плотной повязкой и бросили поперек его же собственного седла. Такая судьба в степи ждала любого нежданного гостя. Огромные пространства Дикой Степи покрытой океаном душистых трав, изрезанной глубокими оврагами, ручьями были четко разделены на сферы влияния разных родов и племен. Редко встречающиеся дубравы, заросли камыша на голубых озерах и реках, похожие на оазисы в пустынях, были превращены в пограничные посты и заставы. Но на Оке, на Дону и на реках поменьше, крепко сидели остатки некогда могущественного, разбитого свирепым полянским князем Святославом, Хазарского Каганата. Государства уже много лет не было, но остались люди, потому, что они там жили всегда. Не стало Великого Кагана, и они перешли на службу к русским князьям, жили в постоянной опасности, охраняя границу Руси. Их, по привычке ещё называли хазарами или казарами, но часто уже казаками, это было легче произнести славянским устам. Кто-то из них исповедовал религию предков, кто-то древнюю славянскую веру, но большинство уже приняли православную, принесенную греками-миссионерами русскому народу и другим славянским племенам. Тысячу лет существовал Хазарский Каганат, тысячу лет жили рядом славяне и хазары. Воевали друг с другом, иногда объединясь, нападали вместе на общего врага. В бою братались, женились, перенимали обычаи и языки, имена и клички. Жили рядом и служили в сопредельных армиях. Самым известным хазарином на службе у русских князей был могучий Илия по прозвищу Муромец. Он долгое время служил Хазарским Каганам, но, то ли поссорился с кем-то из начальства, то ли разочаровался в политике Каганата, но перешел на службу к князю Владимиру Красное Солнышко. Очистил от преступников дороги Руси и организовал пограничные заставы для защиты её рубежей. Пытался даже наладить разведку и контрразведку на хазарский лад. «Бой выигрывается задолго до его начала с помощью грамотно подготовленных разведанных и продуманной стратегии» – говорил знаменитый богатырь. Но Владимир был воспитанником викингов и считал главным в войне штурм и натиск, а в промежутках, между войнами обожал пиры. Он считал, что это сближает бойцов между собой, делает их командой. Илия терпеть не мог пьяного пустословия, а неумеренное питие хмельного считал большим недостатком, поэтому ссорился с князем. Один раз даже угодил в темницу за прекословие. Но, дав присягу на мече, Владимира не предавал. Принял православие и был верен Руси до гроба. Таким же, отчасти, был Муса Гирей – юзбаши [4], сотник пограничной казарской стражи, на службе у Московского князя Василия Дмитриевича, сына Дмитрия Донского. – Атаман! – Да! – Муса обернулся и увидел как два его бойца, высокий худой, немолодой, но очень опытный Ицхак и зеленый первогодка Сулеман выкатывают из оврага легкую тележку на двух огромных колесах. – Подождите нас, мы быстро! В отряде каждый воин четко знал свои обязанности. Исхак и Сулеман должны были зачистить территорию не оставив ничего подозрительного ни на земле, ни в зарослях, ни на камнях, ни у веселого родника, наполненного холодной хрустальной водой. Брошенное оружие аккуратно подобрано, трупы людей и животных вывезены и спрятаны, следы борьбы уничтожены. Всё делалось быстро и привычно. Сорок минут, и даже опытный глаз степняка не заметил бы изменений ни на дороге, ни в пахучих зарослях емшана-полыни. Трава была поднята и стояла, весело сверкая на утреннем солнце. Теплые, похожие на морские, волны степного разнотравья медленно и спокойно перекатывались, как тысячи лет назад. Жаворонки начали петь свою нескончаемую песню, предвещая жару и зной. Корсак, степная лисица, пробежал, не боясь людей и принюхиваясь. Запах крови взволновал зверя и он пришел разузнать, не оставили ли люди и ему какой-нибудь поживы? Нет, сегодня, лисице не повезло. Люди все увезли с собой, даже костер на дальнем краю оврага был засыпан землей и заложен дерном – нет следов. Проверив все, казары, в походном порядке, тронулись к станице. Следовало спешить, появление незнакомого народа в степи могло предвещать что угодно, только не хорошее. Это только чужому для степи человеку степь кажется огромным ничьим пространством. Люди населяющую эту животворную землю четко знают и видят все границы и дороги. На Волге-Итиле хозяйничали булгарские и татарские хаканы, а также монгольские племена, на Верхней Волге – чуваши, мордва, удмурты, или как их ещё называли – черемисы. На Каме, Оке, Дону, Кубани – везде есть хозяин! Пограничным знаком может служить, что угодно и каждый степняк знает, вот эта каменная баба отделяет владения булгарского хана Кудрата от владений татарского хакана Каюма, а этот холм, не что иное, как наблюдательный пост на границе владений ногайцев и алан. И не дай тебе Тенгри или Эллохим, или Будда, совершенно не важно кому ты поклоняешься, преступить границу без разрешения хозяев – это верная смерть! Но кое-что показалось Мусе Гирею наиболее странным. Отряд чужаков шел без разведки, без прикрытия и предупреждения. Неслыханное дело! Девятьсот двадцать лет назад Булгарская Орда решила перекочевать из Причерноморья, где хазары не давали им ни торговать, ни пасти стада, в центральную Европу. Тогда молодой булгарский хан Аспарух полгода советовался со жрецами Тенгри, изучал обстановку. Запасался подарками, беседовал со стариками о путях и колодцах. Но и тогда не удалось спасти всех людей и скот. Зато, обосновавшись с половиной улуса в ущельях Родопских гор, булгары быстро нашли общий язык с населяющими их славянскими племенами, отбили наступление Византии и, окружив страну сетью укрепленных крепостей, намертво утвердились в стране, которую назвали Болгарией. Гирею хотелось как можно скорее допросить пленника, но… старшие атаманы не простили бы такого самовольства. Муса был молод, черная, коротко постриженная бородка украшала его лицо, оттеняя синие как лазурь глаза. Под черной бараньей шапкой с красным верхом пряталась длинная чуприна на бритой, наголо, голове. Это была воинская прическа хазарских воинов. Темный бешмет [5]облегал его крепкие плечи, на кожаной перевязи была пристегнута широкая вороненая [6]сабля в простых ножнах. Он терпеть не мог всякие украшения на оружии, оно нужно для боя, а не для похвальбы. С правой стороны, постукивал по бедру длинный, острый как бритва, нож-бебут [7], не раз, выручавший его в трудных ситуациях. Широкие шаровары, из крепкой темной ткани, заправленные в сапоги из мягкой козлиной кожи, завершали наряд пограничного сотника. Лук, колчан со стрелами, пика и щит были подвязаны к седлу. Его бойцы были одеты почти так же, брали пример с атамана. Исхак, на правах старшего по возрасту, подъехал к атаману и заговорил с ним. – Муса, тебе не кажется, что все получилось как-то уж очень легко и просто? – Да, Исхак, кажется, но, чтобы понять, почему так получилось, нужно допросить пленника. – Допрашивать? Не стоит. Минг-баши [8]Ибрахим будет недоволен. Подумает, что ты покушаешься на его власть. Тебе это надо? Он и так злится на тебя… ты знаешь за что. – За Майю? – Ну! Конечно не за бабушку Кямпыр! – Майя, взрослая девушка и сама решает с кем ей быть! К тому же мы договорились с ней, что в месяце тишрей поженимся. – Будь осторожен, Муса, Ибрахим любит дочь, и есть ещё одна причина, ты её тоже знаешь. – Эй, Исхак, довольно пустых разговоров. Всё я знаю! Каждый мальчишка в нашей станице знает эту причину. У Майи есть дар, она может видеть будущее! Так говорят, ну и пусть болтают! Эй, все, быстро на коней и в лагерь! Исхак, будешь за старшего! В лагере всё разгрузить, добычу без меня не трогать, сам все осмотрю. Пленного ко мне! Иссур, со мной, остальные рысью! Вперёд!!! Восемь всадников окружили арбу [9]и, надев кольчужные капюшоны, надвинули шлемы на лбы, опустили стрелки [10]и быстро двинулись на запад. Муса послал Тулпара вперед, не забыв оглянуться. Друг его детства Иссур, взяв за повод заводную лошадь с привязанным к её седлу пленником, двинулся за ним. Ещё минута, и только легкая пыль, поднятая лошадьми, могла рассказать о схватке у пограничной заставы. Кузнечики застрекотали, продолжая свою бесконечную песню, степные травы расправили стебли, легкая тучка появилась в дальнем краю неба. К вечеру пройдет дождь и окончательно смоет все следы происшедшего. Если долго общаться с лошадьми, постепенно понимаешь, насколько они лучше вернее, честнее людей. Никто и никогда не слышал и не видел, что конь предал хозяина, особенно если тот вырастил, выхолил его. Тулпар был совсем маленьким жеребенком, когда встретился с будущим всадником, да и Муса ещё не был пограничным атаманом. Где-то на юге бывшей империи, бывшие лютые враги хазар, арабы привезли на продажу несколько жеребят, красивых как сама мечта, как сон о безупречном коне. Иногда казары получали от князя поручения, выполнять которые приходилось вдали от родных мест. Разные это были дела: проводить иностранного посла, отвезти подарки или письма какому-либо заморскому князю. Так получилось, что Муса Гирей именно через это торжище возвращался на Родину после удачно выполненной миссии и зашел на рынок, просто из любопытства. Продавец в полосатом бурнусе и длинной, до пят, рубахе, которая называлась аба, но с широкой саблей на цветной перевязи, во весь голос расхваливал достоинства своего товара. Впрочем «товар» в похвале не нуждался. Тонкие щиколотки, маленькая голова на мощной шее, сухие длинные ноги уже говорили опытному лошаднику (а на рынке таких было большинство) о замечательных боевых и скоростных качествах жеребят. Только два обстоятельства смущали Гирея, хватит ли у него денег на такую драгоценную покупку и сумеет ли он довезти маленького Тулпара до родного городка. Но всё прошло удачно и через некоторое время у него, на зависть всей округе был прекрасно объезженный боевой конь, который к тому же понимал его с полуслова. В трех сшибках и одном сражении удалось уцелеть Мусе благодаря Тулпару. И теперь верный конь приближал его к родному городку, где он родился и вырос, где жили его родители. Где жила его любимая, чернокудрая Майя, дочь тысячника Ибрахима, самая красивая девушка в округе. Издалека, ещё не увидев родного городища, он почувствовал запах созревших яблок и только потом появились сады, окружающие глинобитные дома с плоскими крышами, обнесенные высокими дувалами [11]. К запаху садов примешался запах жареной баранины, и Муса явственно увидел в своем воображении, шипящее в казане мясо, заправленное кориандром, зра, и другими пряностями. Только теперь он почувствовал, насколько голоден. Три всадника внезапно появились с правой стороны, но, узнав пограничников, исчезли. Муса и Иссур вдохнули воздух родного города и заставили лошадей перейти на рысь. Им хотелось быстрее доставить пленного, увидеть родных и знакомых. Пограничники проехали несколько рядов глинобитных домов и увидели высокий земляной вал, на верху которого, торчали заостренные и просмоленные колья. Вал был насыпан вокруг цитадели, сложенной из речного известняка. В шести местах в вал встроили каменные сторожевые башни. Все это сооружение производило впечатление мощной боевой крепости, ворота которой открывались только в случае осады, чтобы принять спасающихся жителей или, чтобы выпустить из своего чрева лихую, ощетинившуюся копьями и саблями конницу, следующую в очередной поход или набег. Начальником гарнизона был тысячник Ибрахим. Должность эта была выборной, а власть непререкаемой и бесспорной, Ибрахим был опытным и жестоким с врагами, а с друзьями и союзниками осторожным и обязательным. За верную и беспорочную службу казары получали от русского князя пшеницу и рожь для еды, а также оружие. Всё остальное, необходимое для жизни, они должны были добывать себе сами. Городище Каракалам существовало уже триста лет. Ни один враг, кроме монголов не смог пройти рубеж, охраняемый казарами, да и монголы, наткнувшись на конный дозор соотечественников Ибрахима, постарались обойти его. Зачем зря терять людей? Казары были грозные, умелые воины, искушенные в военном деле и не являлись целью похода всадников Потрясателя Вселенной. Вот союзниками их хотел иметь каждый завоеватель. И монголы знали, что они были потомками хазар, империя которых существовала тысячу лет, а это было совсем непросто удержать территорию от Волги до Кавказа и Крыма, в окружении таких хищных и воинственных соседей. Казары прекрасно знали местность и окружающий мир, правила ведения боя в любых условиях и любое время года. Умели маскироваться и вести разведку днём и ночью незаметно для врага. Славяне веками были соседями хазар. А кого мы лучше всего знаем? Конечно соседей! Когда Хазарский каганат закончил своё существование, русские князья, потомки славянских и германских племен, сразу же постарались добром и оружием склонить бывших завоевателей к сотрудничеству. Они прекрасно знали, что если хазарин поклянется на сабле или кинжале, то он никогда не сможет нарушить такую клятву. Во время Куликовской битвы полководец Дмитрия Донского Боброк дал казарскому войску самое опасное задание: всадники в черных одеждах должны были расколоть левый фланг Мамая на две половины, врубиться намертво в генуэзскую пехоту, и дать возможность бронированным русским ратникам окружить и перебить этих опасных наемников. Когда от казар перестали приходить гонцы, Боброк понял – их больше нет. Перед боем он заставил всех казар поголовно поклясться в верности Московскому государству на их черных, широких саблях. Это значило, что они могли покинуть поле боя только мертвыми или победителями. Если гонцов нет, значит, казары погибли все, но русские уже громили генуэзцев своими прямыми и острыми мечами. Укрепленные города и крепости казары строить умели. Раньше для этого нанимались китайские, персидские или греческие инженеры, которые воплощали эти очень дешевые, но крайне эффективные проекты. Привыкшие к полукочевой жизни казары, не понимали каменных городов, обнесенных тяжелыми стенами, и снабженных окованными железом воротами. Крепости защищают не только стены, сколько люди. Поэтому крепости были небольшими, рассчитанными на кратковременную защиту. За время осады, весть о нападении должна была поднять все казарские воинские формирования в округе. Врага отражали и окончательно добивали в Диком поле, где казарская конница не имела себе равных. Крепость Каракалам отвечала всем требованиям казарской тактики и стратегии. В цитадели находился штаб тысячника Ибрахима, туда должен был доставить пленного Муса Гирей. 3 Каков город – таков и норов. (Псковская поговорка. XV1 век.) Их уже ждали, вести летят быстрее боевых коней. Перед невысоким домом, сложенном из кирпича-сырца, стояло несколько рослых немолодых сотников и тысячник Ибрахим, высокий горбоносый, смуглый воин. Его одежда ничем не отличалась от одеяния простого всадника, казары презирали роскошь. И прическа была подстать остальным командирам, длинная, полуседая чуприна свешивалась с бритой головы до правого плеча. Из под густых черных бровей сверкали молодые голубые глаза, видевшие много схваток и сражений. Длинные седые усы придавали ему грозный вид древнего языческого бога войны, каменные изваяния которого, можно ещё и сейчас встретить в Дикой степи. Еле живого от тряски на лошади в неудобном положении, пленного джигита стащили с седла и унесли в глубину дома, а запыленных, пропитанных своим и конским потом, Мусу и Иссура повели в баню. Общаясь со славянами, казары переняли у них и полюбили эту приятную и очень полезную штуку – баню. И сейчас смуглые сухопарые воины, лежа на бревенчатых полках небольшой баньки, построенной, как водится над рекой, чувствовали, как медленно обволакивает их горячий душистый пар. И как усталость покидает их тренированные мышцы, а сухожилия становятся гибкими и упругими. В баню вошли две женщины с березовыми вениками. Это были вдовы воинов, погибших в боях и стычках на границе. Только вдовам разрешалось помогать мужчинам из другого рода, париться в бане. Казары, как бывшие кочевники, не стеснялись обнаженного тела. В походе приходилось иногда жить вместе и спать вместе, тогда честь девушек охраняли строгие казарские обычаи. Нарушителя закона ждала жестокая казнь, мужчину покусившегося на честь девушки или женщины, без её согласия, живым зарывали в землю. Но всё же, как говорили славяне, береженного Бог бережёт. Вдовам, парившим Мусу и Иссура, было по двадцать два года, в станице редкий мужчина доживал до сорока лет, а жены их, как правило, были моложе. Опытные парильщицы, вениками прошлись по мускулистым телам воинов, вверх-вниз, вверх-вниз. Горячий пар, казалось, проникает в каждую пору усталого тела! Равномерно взмахивая вениками, женщины выбивали у пограничников не только усталость, но и лишние мысли и воспоминания. Плохое уходило в далекие дали, молодое сильное тело опять было готово к новым походам, засадам и боям. Муса почувствовал, как твердые женские пальцы начали мягко разминать его окаменевшие мышцы спины, бедер, ног. По команде перевернулся на спину, и наступила очередь массажа передних мышц бедра, грудных и брюшного пресса. Он на минуту приоткрыл глаза и увидел над собой обнаженный женский торс с молодым лицом и убранными назад волосами. Кожа девушки блестела, грудь качалась в такт её движений. Муса закрыл глаза и спросил – Как тебя зовут? – Меня? Дилайла, а моего мужа звали Ури из рода Иехуда. Ты знал его. Он погиб в прошлом году, в бою с булгарами. – Дилайла означает «ночь» – очень красивое имя и сама ты красивая. Прости, но во сне я вижу только… – Я знаю! Вся станица знает, что ты любишь Майю, красавицу Майю, Майю – провидицу. Она хорошая, добрая, но у таких девушек судьба, чаще всего, несчастливая. Если ты сумеешь защитить её от недоброжелателей тогда… – Я знаю её с детства, но никогда не видел и не слышал, чтобы она предсказывала кому-то будущее. И сама она мне этого не говорила. Мне кажется это все сплетни. – А вот и нет! – Дилайла даже перестала массировать Мусу от возмущения. -Когда она была маленькая, пять-шесть лет, не больше, этот талант проснулся в ней. Она прибежала к матери и закричала, что отца ранили, и он лежит в тугаях у реки. Точно описала место и путь, по которому наши всадники поскакали и нашли Ибрахима со стрелой в спине. Если бы не она – отец бы погиб! – Я слышал эту историю, но сама Майя говорит, что она тут ни причем. Мол, воины сами нашли тысячника в камышах, а все остальное придумал какой-то фантазёр. – Ну, может быть… А ещё она может читать мысли людей. – Это как? – Говорят, что солгать ей невозможно! Она смотрит в лицо человека и определяет, лжет он или нет. – Это, пожалуй, многие могут. Тут нужен большой жизненный опыт и наблюдательность. – Ну не знаю! А ещё был случай, когда молодой Биньямин, двоюродный брат Майи, племянник Ибрахима объезжал ахалтекинского жеребца, купленного отцом у туркменских купцов. Сначала конь вел себя тихо, а потом разъярился и понёс Биньомина в степь! Глаза красные, на губах пена! Джигиты поймали коня, но тот никак не хотел успокаиваться. Майя подошла к нему, погладила его ноздри, сказала что-то тихо-тихо и, он встал, как вкопанный, а потом совсем успокоился и даже разрешил надеть на себя седло! – И это могут многие. Я видел одного славянского волхва, который точно так же шептал в уши лошади какие-то слова и конь становился, послушен как ягненок! – Плохо ты знаешь свою любимую. И вообще как случилось, что ты полюбил её? Ты же все время в походе или в засаде. Когда, где, как в тебе проснулись чувства к ней? Чем она поразила твоё черствое сердце? – Дилайла сильно шлепнула его веником по голой ягодице – Мне можешь рассказать, я же вдова – она глубоко вдохнула – мне уже никогда не выйти замуж. – Ну почему не выйти? Ты можешь стать женой славянина, у них разрешается жениться на вдовах. У меня в сотне есть славяне, поверь, они хорошие воины, а значит хорошие мужья. – Не вижу никакой связи. Ты не ответил на вопрос о Майе. Ну да ладно, поднимайся, мойся, твой друг уже одевается. Распаренные и отдохнувшие пограничники, в свежих рубашках, вышли из бани. Солнце светило ярко, жаворонки в небе пели свою бесконечную песню, воздух был прозрачным и легким. Иссур отпросился у командира и побежал навестить родителей живущих у северной башни, а Муса полетел в штаб. Его очень сильно интересовали результаты допроса пленного. Допрос, вероятно, был окончен, потому, что старшие атаманы во главе с Ибрахимом, сидели за струганным дощатым столом, молчали, изредка переглядываясь. Младшему командиру разрешили войти и сесть за общий стол с пожилыми заслуженными тысячниками. Война была их профессией, их жизнью и любовью. Они служили московским князьям верой и правдой, поэтому и жили на краю Дикого Поля, источника постоянной опасности для большинства жителей Московии. Ибрахим посмотрел на Гирея тяжелым взором. – Необычную добычу ты выловил на этот раз, Муса… – Я и сам не мог понять, кто такие эти всадники, почему идут так смело, никого не бояться. У них не было ни одного видимого охранного талисмана. Ни тамги, ни пайцзы. Кто они, Ибрахим? – Ты слышал о предводителе барласов Тимуре Гуркани [12]? – Барласов? Это же где-то там, далеко на Востоке. Почти на краю земли, около Китая. Ли Цидань рассказывал нам с ребятами, что у монголов были войны с жителями больших и древних городов. Он называл их Марканда [13], Бухара, и ещё как-то…Только имя их амира [14]было не совсем такое. Он назвал его Тимур Аксак [15], это он? – Тот самый. Странно, что ты о нём не слышал. Сегодня это самый удачливый полководец в Азии. Постепенно он подчинил себе все известные нам страны. С монголами он сражается с самой юности, и выгнал их своей страны. Помнишь Тохтамыша? Его он тоже победил. Я тебе расскажу о Тимуре подробно, это сейчас не самое главное. Тебе очень повезло, что ты пощадил этого парня, взял в плен именно его! Ты даже не представляешь, кого ты захватил! – Так скажи кого, атаман! Не томи! – Это царевич Касим – потомок Чингизхана! – Точно установлено? – Абсолютно! Моя дочь говорила с ним, он не врет! – Майя!? – Да. Прямых потомков Потрясателя Вселенной осталось немного и Касим один из них. Тимур Аксак с детства держал его в своем дворце в Самарканде, растил его, воспитывал, обучал языкам и военному делу, но к битвам и военным советам не допускал – говорил, что слишком молод. Но весь мир знает, что Касим и Тимур – это одно целое. От имени этого чингизида и ещё одного, непрямого потомка Туклук Тимурхана, этот Аксак собирал войска и правил завоеванными странами. Касиму надоело быть «карманным» чингизидом Тимура Аксака и он сбежал со своей личной охраной. Шли они на запад без охранных грамот, тамги и пайцзы, потому, что считали, что потомка Чингизхана никто никогда не тронет! Так и было, пока они не нарвались на твою заставу. – А куда же он ехал? – К князю московскому, Василию Дмитриевичу. – Зачем? – Служить ему хочет! Он считает, что под его, Касима, имя, соберется много степного воинства, и князю это будет на пользу. Может быть он и прав. Когда готовили Куликовскую битву, тоже много кого встало под знамена князя Дмитрия Ивановича Донского. А уж тюрок у него, что татар, что кипчаков, было, наверное, побольше, чем у Мамая! Народу погибло тьма и с нашей стороны и с их стороны… Прошло всего десять лет, не поднялась ещё Русь, не нарожали ещё бабы детей взамен убитых воинов… – Я тогда, по поручению князя, с отрядом к черемисам ездил. Уговаривал их лесных каганов за русских выступить, против Мамая. Но черемисы не согласились. Они не боялись ни татар, ни русских. Там такие дремучие леса, что шайтан ногу сломит! Они мне показывали свои схроны и ловушки. У них есть специальные места, куда прячут скот, стариков, детей и женщин. Враг может проходить в двух шагах от засады и не видеть ничего. – Так ты у них научился маскировке? – И у них. Но больше всего мне рассказал наш китаец Ли Цидань. Он ведь был не простым человеком в своей стране… – Ладно, всякий пришедший к нам и признающий наши обычаи становится казарин. От нас выдачи нет. Это старинный закон предков, ему тысячи лет. Если принял наш закон – забудь всё, ты казарин! – Китайцы очень изобретательный народ, хорошие инженеры, тактики и стратеги. – Хватит об этом. Не отвлекайся и слушай! – Я весь внимание атаман! – Мы этого царевича не пытали, Майя посмотрела ему в глаза, и он стал говорить правду. Его язык очень похож и на хазарский и на язык кипчаков. Слава Богу, мы хоть и говорим в большинстве своём по-русски, но и родной язык не забыли, поэтому понять его было легко. Он сильно испуган, не ожидал такой быстрой расправы с отрядом. Много дней они в пути и его имя было им защитой. Он рассказал нам о том, что творится в Дикой Степи. Там теперь брат пошел на брата, отец на сына. Тимур бин Тарагай Барлас [16]много лет воевал с монголами и победил их. Ещё он передал слова Тимура: «Все пространство населённой части мира не стоит того, чтобы иметь двух царей». Тимур уже завоевал множество стран – Мазандаран, Шираз, Самарканд, Герат, Бухару – весь Чагатайский улус покорился ему. Персия, Грузия, Армения, народы Каспия, Индия, Китай – все теперь платят ему дань! Он очень умен и хитер, настоящая степная лисица. Его воины не знают усталости и страха. У них только одно чувство – жадность, только одного человека они бояться – Тимура Аксака. Тебе придется проводить царевича Касима к князю Василию, пусть он сам ему все расскажет, а ты будешь переводчиком. Охраняй его как собственную жизнь. Понял? – Да – Тогда что стоишь? Иди, собирай свою сотню. Полная боевая выкладка, понял?! – Да, атаман! – Ты должен быть готов к любому нападению. Хромец, возможно, не знает, что Касим бежал, но если узнает, сделает все, чтобы вернуть его или убить! – Понял атаман! – Если понял, что стоишь!? – Хочу просить тебя о милости. – О чем это? – Разреши мне увидеться с Майей?…Возможно, она подскажет мне, как вести себя с царевичем… – Вот хитрец! Разрешаю! Но завтра утром, на рассвете вы уже должны быть в пути. Атаман постарался улыбнуться так, чтобы Муса этого не заметил. Он был не против отношений Мусы и Майи – в степи век не долог у мужчины, все что угодно может случиться и с ним, могущественным тысячником казар. Сына у него нет, и если примет он смерть от злого врага, кто защитит Майю? Муса был храбрый и умный воин и Майя его, кажется, любит. У казар девушки были свободны в своем выборе и поведении до брака, но после того как воин вплетал ей в волосы свадебные ленты, она была в полной его власти. Они встретились в священной роще, на обрывистом берегу реки. Река и ветер дуэтом пели свою нескончаемую песню. Берёзы шуршали листьями и в самый лютый зной дарили прохладную тень усталому путнику или кров влюбленным. Посреди рощи бил родник с прозрачной холодной водой, и в глазах случайно зашедшего туда человека рябило от цветных ленточек, привязанных на ветках деревьев. Шло время, приходили и уходили разноязычные племена, разным богам поклонялись они, но обычай привязывать ленточки на ветки прекрасного белого дерева оставался. Если девушка хотела, чтобы парень никогда не забыл её, или юноша мечтал о том, что будет жить в памяти любимой – они привязывали цветную ленточку на ветку дерева, и их желание исполнялось. Боги ли были к тому причастны или природа прислушивалась к их просьбам – никому не известно. Так было. И ещё был один обычай у казар, остался от степной, вольной жизни: маленькая тростниковая дудочка-курай, певец любви. Если юноша пришел на место свидания раньше девушки, то он играет на дудочке-курае нежные мелодии, а красавица по звуку узнает, где ждет её любимый. Мелодия дудочки нежная, в самую душу заглядывает, слышаться в ней ветра шум и листьев шелест. Плеск речных вод и песня жаворонка. Муса пришел первым, сел на большой, нагретый теплым солнцем камень, под обрывистый берег и огляделся. Солнце стало из белого желтым, приблизилось к горизонту, полевые цветы запахли сильнее, дневные птицы перестали петь, а ночные ещё молчали. Вода в реки пахла водорослями и свежестью. Пчелы и шмели перестали летать, зато комары целыми тучами висели над водой. Мир быстро накрывали сумерки. Почти стемнело, когда задумавшийся сотник почувствовал, что в него угодил маленький речной камень-голыш. – Эй, воин, ты ждешь кого-то? – Майя стояла на обрыве и смотрела вниз своими огромными карими глазами. Она было одета в красное платье, расшитое золотой ниткой, такие же шаровары и мягкие желтые сафьяновые сапожки, а её чудесные, густые, волнистые черные волосы прикрывал бухарский платок из прозрачной ткани. Нарядилась для милого. – Почему не играешь на курае? – Я не умею, любимая, ты же знаешь. – Смотри как много тростника, срежь, сделай дудочку и учись играть, пока меня нет. – Нельзя научить медведя вышивать. – Муса попытался обнять девушку, но она, легкая и ловкая, выскользнула из его рук. – Не спеши герой! Пойдем на наше место Они сели на самом краю обрыва. Майя облокотилась на плечо Мусы, он нежно перебирал её шелковые волосы, всей грудью вдыхая их аромат. – Ты пахнешь как емшан [17], любимая – Умеешь говорить красиво, воин. Я и есть емшан. Ты будешь помнить мой запах всю свою жизнь. Пока будешь жив. – Пока я жив – буду с тобой. – Увы, мой воин, нам с тобой не суждено быть вместе! – Что! Вот вернусь от московского князя и зашлю сватов, Ибрахим не откажет, я не самый последний человек в Каракаламе! – Ты не вернешься. Может быть мы и увидимся, но не здесь. Огромные глаза Майи смотрели прямо в синие очи Мусы, они были полны слез и горечи. Солнце совсем зашло, и лицо девушки освещал только небольшой костер, зажженный, Мусой на каменистом берегу. Пламя освещало их двоих, и казалось, что они одни на всем свете – Почему ты так говоришь, Птичка моя? Я так тебя люблю и никогда не оставлю. Вернусь к тебе, где бы ни была! – Не получится. Будет большая война, много погибнет людей. Ты будешь стараться отвести эту беду, а потом другую, потом третью… У тебя будет своя мужская жизнь, будут другие, прекрасные женщины. Гораздо красивей меня! – Майя, что ты говоришь?! Разве есть кто-то красивее тебя?! – Что ты видел в жизни любимый? Но ты увидишь, много увидишь. И жизнь тебя будет баловать, а я, пока жива, защищать. – Ничего не понимаю! – А тебе и не нужно ничего понимать. Я вчера думала о нас с тобой, у меня были видения! Слушай внимательно. Ты будешь постоянно в опасности, а если будешь все время думать и оценивать обстановку вокруг себя, останешься жив. У тебя будут могущественные друзья, но и враги очень сильные. Ты станешь очень влиятельным человеком благодаря своей честности и уму. Знаменитые правители узнают твое имя, но оно изменится. Если тебе придется поступиться какими-то принципами – соглашайся, иначе не выживешь. Соглашайся, хотя бы для вида, а на деле будь верен Родине и роду своему. Ты меня слышишь? Глаза Майи были широко открыты и смотрели куда-то вдаль, мимо Мусы, мимо березовой рощи – в грядущее. У Гирея захватило дыхание, он никогда не видел девушку в таком состоянии. – Будет человек, которым ты станешь восхищаться, но он станет врагом твоей Родины и твоего народа, не жалей его. Будет другой человек, которого ты не одобришь, но его дела будут на благо твоей Родине и народу – помогай ему. Будь, терпим к иноверцам – Бог один и у римлянина и у иудея, и у мусульманина. Просто люди толкуют его слова и дела на пользу только себе, а не соседям. – А что будет с тобой, Майя?! – он верил ей полностью и безоговорочно – Со мной? Я не знаю. Но рядом с тобой я видела другую женщину. А про себя я ничего не могу сказать, кроме одного… – Одного чего? – Эта ночь наша с тобой и больше ничья. Через много лет ты вернешься сюда и найдешь память обо мне. У Мусы кружилась голова, запах емшана, горящих веток и волос Майи сводил его с ума. Его руки гладили плечи девушки её грудь, горячие бедра, Майя откинула голову и закрыла глаза. Темная ночь и затухающее пламя закрыло влюбленных черным бархатным покрывалом, и ни один человек не видел того, что произошло между ними. Муса очнулся утром в березовой роще на собственном плаще, один, но в памяти огнем горели слова Майи. «Ладно, жизнь покажет, кто пророк, а кто просто болтливая девчонка. Вернусь – сразу сватов зашлю!» – подумал он. Теперь пора было поднимать сотню и выполнять приказ. 4 В час бог един точию переменяет (Один только Бог может все изменить в одночасье. Псковская поговорка. XV1 век.) Сотня уже собиралась на майдане [18]у третьей башни. Все здоровые лошади, приписанные к сотне, осматривались опытным десятником Бараком, который и решал: выдержит она поход или нет. Муса был спокоен, Барак – лучший лошадник в его сотне, ни одна больная, плохо подкованная лошадь в поход не пойдет. Отобранные верховые и заводные лошади протирались чистыми тряпицами и только потом седлались. Казары были прирожденные всадники, в три года каждого из них родители посадили на коня. Но в сотне были и русские, ставшие казарами «побегом» от ненавистного хозяина, они были прекрасными лучниками, сильными и упорными рубаками, но в искусстве верховой езды от коренных казар поначалу отставали. Главное искусство управления всадника лошадью заключается в том, чтобы, действуя поводом, заставить лошадь себе повиноваться, не причиняя ей боли давлением удил на челюсть, ибо это вызвало бы раздражение и сопротивление. Кавалерийский повод должен быть такой длины, чтобы, не сдвигая кулака с места, всадник чувствовал легкий упор десны на удило. Для укорачивания повода всадник поворачивает кисть мизинцем от себя. Если же этого недостаточно, то следует, сверх того, плавно подавать кисть руки или на себя, или от себя. Главными средствами управления лошадью, для всадника в поле являются уклоны корпуса и уздечка; шенкеля [19]же в незначительной степени. Шенкель отчасти заменяется нагайкой, служащей средством понуждения и наказания. Отрывистого лёгкого удара по плечу или за подпругой достаточно, чтобы подбодрить лошадь на ходу. На майдане столпились люди и лошади. Мальчишки, несмотря на раннее утро, помогали старшим братьям собираться. Утоптанная глина майдана часто была ареной таких сборов. Приказ об уходе был получен каждым от своего непосредственного начальника ещё прошлым вечером, так что затянуться эта процедура не могла. Оружие и его состояние Муса проверял лично. Кроме копья, лука с полным колчаном стрел, сабли с запасным лезвием, шлема, щита, засапожного ножа, кинжала и кольчуги, каждый воин должен был иметь передний и задний вьюки с уложенными в них запасными сапогами, иголкой, дратвой и ниткой. Обязательно плащ или бурку из тонкого черного войлока, трут, огниво и конечно аркан, который мог быть простой волосяной веревкой с петлей на конце или более сложным устройством. Аркан Мусы, например, был необычен даже для казар, которые с охотой воспринимали все новое в воинском деле. Длинная веревка из конского волоса на конце была привязана к поперечной, более короткой, концы которой были прочно заправлены в тяжелые стальные шары. Такой аркан должен был только долететь до цели, а стальные шары сами обхватывали её и скручивали веревку с другой стороны. Муса часами мог, со свистом, крутить этот аркан над головой, разбивая шарами, установленные на каменную стенку, полосатые арбузы. Постепенно он добился такого искусства во владении этим необычным оружием, что тушил шарами свечу, даже не покачнув её. А зимой на охоте, сумел отбиться этим арканом от стаи волков. У каждого воина его сотни было какое-то специальное, только им одним изученное, любимое оружие. Сборы не затянулись и через короткое время сотня построилась перед своим юзбаши [20], сверкая начищенными кольчугами, шлемами и наконечниками копий. Идти предстояло по своей территории, поэтому средствами маскировки можно было почти пренебречь. Все были на месте, только сопровождаемый царевич Касим заставлял себя ждать. Муса использовал эту задержку для того, чтобы напомнить своим воинам о дисциплине в походе и наказании за её нарушение. Власть командира в походе была почти неограниченна, а подчинение безоговорочным и полным. Десятник был хозяином жизни и смерти каждого бойца в своем десятке, сотник в сотне… Все, как велит Ясса Потрясателя Вселенной Чингизхана. Наконец показался тысячник Ибрахим с тремя всадниками. Рядом с ним неспешно трусил на мускулистом кауром жеребце молодой парень, одетый и вооруженный на казарский лад, это и был царевич Касим. Веселые карие глаза блестели из-под черной мохнатой шапки с красным верхом. Маленькие усы украшали лицо знатного всадника. На коне он сидел прямо, правая рука упиралась в правое бедро, а левая придерживала уздечку. – Шалом алехем, Муса! – поздоровался Ибрахим – счастья и удачи тебе и твоим воинам в походе! – Алехем шалом, атаман! Спасибо на добром слове. Ты пришел нас проводить, это честь для меня и моих людей. – Вы лучшие в моей тысяче, только ради знатного гостя отпускаю вас. Постарайся Муса, чтобы пылинка с Касима не упала. Передай мой поклон князю Василию Дмитриевичу. Мы вечные его слуги, жизнь свою за князя отдадим, если понадобиться. Вот тебе для него – атаман передал Мусе небольшой кожаный чехол, опечатанный полковой печатью. – Здесь отчет и письмо от меня. Подарки уже погрузили. Если он тебя примет лично, сначала выясни весь порядок, потом иди. Не дай Бог тебе ошибиться, не так ступить не то сказать, князь этого не любит. Если на охоту позовут, то покажи казарскую удаль. Ведь ты у нас богатырь не из последних. Отойдем. Извините мирза [21]– последняя фраза была обращена царевичу Касиму. – Слушай меня, сынок. Князь Василий конечно князь, сын Дмитрия Ивановича, тот тоже князь был. Но не все решает происхождение. Обрати внимание на митрополита Киприана. Он простого рода, по происхождению болгарин из Тырнова. Прислали его в Москву ещё при жизни Дмитрия Ивановича. Не знаю почему, но невзлюбил его Дмитрий, выгнал из Москвы, а митрополитом сделать решил своего друга детства священника Митяя. Снарядил его в Царьград к Филафею-патриарху на утверждение, умер Митяй в дороге от неизвестной болезни. – Неизвестной? – Я вижу, ты меня правильно понимаешь, Муса. Только и на этот раз не захотел Дмитрий поставить Киприана митрополитом. Нет, он митрополитом то стал, князь второй раз ослушаться патриарха не рискнул, иначе во всех церквах его могли бы и анафеме придать, такие случаи на Руси бывали. Но через два года обвинил Дмитрий Киприана в сношениях с государем Литвы Ольгердом и опять выгнал из Москвы. – Киприан предал Дмитрия?! Заговор готовил?! – Этого никто доказать не мог! Письма писал, договора готовил, но не во вред Руси, а на только на пользу. – А что же Дмитрий? – Киприан обратился в патриарший суд, но Дмитрий уперся и всё! Не пустил Киприана в Москву. Заклинило его! Только после его смерти стал Киприан полноправным митрополитом. – А, что же он до этого делал? – В Киеве жил, был митрополитом киевским и литовским. Обрати внимание, сегодня князь Василий ему в рот смотрит. У него своя дружина, посильнее, чем княжеская и вооружена лучше. Тайный приказ полностью в его власти. Так не поверишь, поп ведь, не воин, а разбойников на дорогах по его приказу ловят, по русским законам судят. А сколько книг им написано, не сосчитать. Князь своих детей доверил его заботам, учителя от него приходят. Учат княжеских недорослей языкам, риторике и другим наукам. – Да, интересный человек. – Нужный человек. Если обратит на тебя внимание, не уклоняйся. Ты у нас неглуп. Будешь ему полезен, значит и всем казарам тоже. – Понял атаман. – Ну, командуй, Муса, увидимся. Разрешаю родным проводить вас до границы города. Вперед! – До свидания, атаман. Приду обратно, сватов пришлю. – Буду рад. А пока, думай только о деле. Сотня медленным шагом пошла до последнего огорода у старого оврага. Там и была граница города. Почти каждого всадника провожала женщина, мать, сестра, жена или невеста. Так, молча, держась за стремя уезжающего воина, они выражали свою печать о близком человеке, которого, может быть, никогда больше не увидят живым. Сразу после старого тына Муса перестроил сотню в походный порядок. Царевича поставил в середине отряда, и конница быстрым шагом двинулась на запад к пределам московского княжества. 5 Еже сами хулим, того паче да не творим. ( Что сами порицаем, того не свершим. Менандр МудрыйIV-III вв. до н. э.) Только сотнику позволено было перемещаться вдоль колонны в походному строю, не только позволено, а положено. Командир должен знать все, что происходит в сотне, кто отстал, у кого лошадь расковалась или просто закапризничала, кто заболел. Да мало ли что. Десяток авангарда, примерно, на полкилометра выдвинулся впереди основного отряда. До границы московского княжества Муса запретил громкие разговоры, обычные гиканья и перекрикивания. Территория, конечно, своя, но лучше себя лишний раз не обнаруживать. Муса подумал и послал ещё один десяток в арьергард. Хотел быть уверенным, что никто за ними не следит. Монотонный стук копыт убаюкивал привыкшего к действию сотника. Легкий ветерок обвевал его лицо, слегка поскрипывала и пахла свежевыделанной кожей конская упряжь. Тулпар шел ровно и красиво, он тоже был сотник среди лошадей. Муса не раз замечал, что человеческие взаимоотношения накладывают отпечаток и на отношения между животными. Лошади в табуне к его коню относились с очень большим уважением, чувствовали в нем лидера. Но скуку нужно было прогнать и Муса подъехал к царевичу Касиму. – Всё ли у вас в порядке, мирза Касим? Ничего не беспокоит? – Называй меня просто Касим, в походе не чванятся. Нет, у меня не все в порядке. Ты убил всех моих людей на границе! Зачем? Это были верные, преданные мне воины. – Вы шли к нам без приглашения, без предварительной договоренности. Тамги и пайцзы у вас не было. Такие отряды мы всегда уничтожаем, а потом разбираемся, кто это был и зачем шел. Очень редко оставляем одного или двух человек «для языка». Тебе просто повезло, что мы именно тебя оставили в живых. Да и нам тоже повезло. Муса улыбнулся Касиму самой светлой своей улыбкой. Для него этот вопрос даже не требовал ответа. Все, кто идет без разрешения – это или враг или разбойник, собственно тоже враг и подлежит уничтожению. – А у вас много разбойников на дорогах? – Нет, совсем нет. Амир Тимур сам был разбойником, в далеком прошлом, хорошо знает их жизнь и повадки, поэтому он за несколько лет полностью уничтожил преступность на дорогах. В городах есть, конечно, и воры на базарах, и домушники, и грабители есть, но и их скоро не останется. Наши купцы порой и охрану не нанимают. А зачем? Никто не нападёт – А если нападёт? – Найдут, поймают, накажут очень строго! – Что значит строгость, по-вашему? – Ну, если просто вор то, для начала правую руку отрубят. Если второй раз попался, тогда голову снесут. Если на Повелителя злоумышляешь, то на кол посадят. Если жена мужу изменила, привяжут к позорному столбу и насмерть забьют камнями. – У нас тоже воров убивают, а неверных жен просто изгоняют. Конокрадов, если поймают и докажут вину, берут за ноги и руки, и животом, со всего размаха бьют об пень. Почти никто не выживает. – У нас конокрадов просто лошадьми на части разрывают! Они долго обсуждали различные способы казни за конокрадство. Двум заядлым лошадникам Мусе и Касиму это казалось абсолютно справедливым – время было жестокое, человеческая жизнь стоила дешево, а хорошая лошадь – это целое состояние! От лошади зависело все – жизнь, достаток, положение в обществе. – Касим, а в твоей стране люди, где живут – в юртах или городах? – И в городах и в юртах, страна большая, очень богатая. – Если богатая, то почему вы все время воюете? – Сильный, должен все время напоминать о своей силе, тогда страна будет обширна и богата. Амир Тимур сказал: «Все пространство населенной части мира не стоит того, чтобы иметь двух царей». – Это значит, что он хочет быть царем всего мира? – Значит так. Они говорили на общем для обоих кипчакском языке. Тюркские языки Мусы и Касима и так были очень похожи, но разница всё же была. Тысячелетия для всех тюрок кипчакский был языком межнационального общения. Муса, вскинул голову, подъезжал гонец из авангарда. Он доложил, что все спокойно, впереди заставы московского княжества, которые охраняли родственные им казары тысячника Исмаила. Движением руки Муса отпустил гонца и снова обратился к Касиму. – А кто такой этот амир Тимур? Откуда он взялся? – Великий человек, великий воин. Тимур бин Тарагай Барлас, вот его настоящее имя. Он родился в городе Кеш, что в Бухарском ханстве. В Мавераннахре [22]сначала власть принадлежала монгольским эмирам, и возводившиеся на престол тюркские ханы правили только номинально. Монгольские эмиры в потом возвели на престол Туклук-Тимура, который стал править в Восточном Туркестане, Кульджинском крае и Семиречье. Первым главой тюркских эмиров тогда был хан Казаган. Тимур первоначально был главой шайки разбойников, образовавшейся в смутное время. В его отряде была железная дисциплина и очень честное распределение добычи. Поэтому люди были ему преданы бесконечно. С этим отрядом он поступил на службу к владетелю Кеша, которого звали Хаджи, главе племени Барлас. Вобще-то это был его дядя. Туклук-Тимур весь Мавераннахр завоевал, и дядя Тимура, Хаджи, бежал в Хорасан, где его убили. Тимур как его единственный наследник был утвержден владетелем Кеша и одним из помощников монгольского царевича Ильяс-ходжи (сына хана), назначенного правителем Мавераннахра. Ты улавливаешь, Муса? Он вообще отдыха не знал! – Такова жизнь воина, Касим. Дальше, дальше… – Тимур скоро отделился от монголов и перешел на сторону их врага хана Гусейна (внука Казгана). Монголы послали войско, чтобы захватить его, а Тимур и хан Гусейн собрали небольшой отряд и стали партизанить в собственной стране против монголов. Во время одной стычки в Сеистане Тимур лишился двух пальцев на правой руке и был тяжело ранен в правую ногу, отчего стал хромым. Но монголов из страны выгнал и правителем Мавераннахра сделался Гусейн, а Тимур вернулся на родину в Кеш. Однако не все бывает ладно и между близкими друзьями – Тимур восстал против Гусейна, помирился с ним и снова восстал. – Неугомонный какой. Ну и жизнь у вас на востоке! – У вас ничуть не лучше. В конце концов, Гусейн был взят в плен и убит в присутствии Тимура, хотя и без прямого его приказания. После этого Тимур принял присягу от всех военачальников Мавераннахра. Чтобы подчеркнуть свою скромность он не принял ханского титула и называет себя "великим амиром". Ханами при нем считались потомок Чингизхана Суюргатмыш, его сын Махмуд и… я. Но мне это все надоело! – Это я слышал. Ты больше никогда к нему не вернешься. – Хотелось бы. Но как только он узнает, где я, сразу пошлет за мной своих людей. – Ты присягал ему на верность? Кто чей слуга? – Я Чингизид, мне обязаны присягать! – Вот об этом и думай. А от твоего хромого амира князь Василий тебя защитит. Чем занят сейчас Тимур-Аксак? – Теперь? Тимур избрал своим местопребыванием Самарканд и украсил его великолепными стройками. Но сначала он очистил страну от бандитов и её дороги от грабителей. В смутное время эта плесень сама вырастает везде. Потом укрепил границы страны. – Это правильно! – Потом начал воевать со всем миром и завоевал большую и лучшую его половину. Он очень жесток, его бояться «до кровавого поноса». Но он очень справедлив и беспристрастен. О его справедливости сложены легенды. – Легенды? Не слышал ни одной, расскажи, сделай милость. – В молодости ему прочитали в Коране, что слава царей зависит от их милостивого отношения к своим подданным. И ещё: если Бог возвеличит кого-либо, и этот человек во всех своих делах будет руководствоваться справедливостью и будет милостив к своим подданным, то его могущество возрастет. Если же такой человек уклонится на путь несправедливости и жестокости, то падет и его могущество. Поэтому он выбрал себе четырех министров, людей известных своей честностью и справедливостью. И повелел им неусыпно следить за собой и останавливать каждый раз, как он вздумает поступить несправедливо, поверит чьим-либо ложным словам или захочет воспользоваться чьим-либо чужим имуществом. – Красиво сказано, но где же легенда? – Ну, не легенда, а случай, которому я сам был свидетель. В городе Кеш жил дехканин, бедный человек. Все, что у него было – это виноградник с удивительным виноградом. За глиняным дувалом, у соседа, такого виноград не было. Вкусный, сочный, крупный, слаще сахара. За этим виноградом приезжали покупатели из славной Бухары, из столичного города Самарканда, из Ташкента и Хивы. Так и жил старик, выращивая и продавая виноград, а труд этот нелегкий. Хватало и ему и его внучке, отец которой, сын старика погиб в Индии, куда ходил воевать вместе с амиром Тимуром. Но только был он простым воином – лучником. Девочки у нас вырастают очень быстро, исполнилось внучке старика четырнадцать лет. Твоей любимой сколько лет? – Пятнадцать. А откуда ты… – Видел, как она провожала тебя, держась за стремя. Ну, приглянулась эта девушка, внучка старика, местному начальнику ночной стражи. Прислал он за ней воинов и забрал в свой гарем. А старик пошел жаловаться эмиру Кеша, Мухитдину Шари. Тот, не долго думая, собрал шариатский суд и, вопреки всем законам, оставил девушку у стражника, да ещё забрал виноградник старика себе. Бедный человек остался и без внучки и без дохода. В это время, в Кеш приехал сам амир Тимур, добрые люди взяли старика и отвели на его суд. Когда Повелитель услышал историю деда и всех свидетелей, он сразу покарал обидчиков старика. – А как он их покарал? Казнил всех, а девушку вернул деду? – Девушку вернуть уже было нельзя, она стала женой начальника ночной стражи, поэтому амир Тимур приказал, чтобы муж выплатил дедушке очень большой калым [23]. Судей, вынесших несправедливое решение, он лишил звания судьи, всего имущества и отправил копать оросительные каналы, навечно. А корыстного эмира лишил должности и званий. Кроме того, Мухитдина Шари вывели на площадь и, на глазах всего народа, положили ему на раскрытые ладони пятьдесят медных тенге, нагретых палачом докрасна. Монеты прожгли руки мздоимца от чего он и умер. – Жестко, но справедливо. И от такого человека ты бежал? Справедливый, умный, удачливый в боях! – Всё это так, но… Я природный хан, а он простолюдин! Аллах дал ему удачу, а весь мой род уничтожил. Если я погибну или не стану великим ханом, что останется от меня потомкам? Эх, да ты не понимаешь! Ты всю жизнь был вольной птицей, казарин, я же с младенчества все должен был согласовать, на все спрашивать разрешения, а ведь мой предок Чингизхан владел всем миром! – Успокойся, Касим, теперь все будет по-другому. Слушай. А этот Тимур, он, что никогда не ошибается? – Очень редко, но бывает! Есть у него одна особенность: если не знает, как поступить, берет священный Коран, открывает его на любой странице и читает. Нет не сам, сам он читать не умеет. Секретарь ему читает. У него секретарь очень образованный человек, Набиджан Хатыф. И вот этот Набиджан читает ему выбранную строчку и тогда амир решает, как действовать. Этому его научил шейх Зайнуддин-Абубекр Тайбадский – его духовный отец. А уж если слишком трудный случай, то он сам едет к шейху Зайнутдину и они вместе решают, что делать. – И тогда уже без ошибки бывает? – Зря смеёшься, Муса. Аллах подсказывает ему верный ход. Если, уж совсем быть честным, я тоже решил бежать, когда заглянул в священную книгу – царевич покраснел и опустил голову. Муса сделал вид, что не заметил его смущения. – И, что ты там вычитал? – В Суре номер 2, есть такие слова: «Этим – удел оттого, что они приобрели, – поистине, Аллах быстр в расчете!» Разве не ясно?! – Да уж не поспоришь. – Вот я и решился! – Баракялла [24]! Хорошо. Что мы тебя не убили, будем вместе воевать! Отряд двигался между пролесками и небольшими рощами. Касим и Муса болтали. А чем ещё заняться двум молодым воинам в пути? Но в то же время, в сотне шла постоянная работа: авангард постоянно докладывал обо всем, что встречалось на пути, боковые дозоры тоже делали это, но только голосом, так как находились гораздо ближе авангарда к сотнику. Примятая трава на обочине дороги, сломанная ветка на придорожном дереве – ничего не могло укрыться от зорких глаз казарских пограничников. Колонна двигалась быстро, не тратя времени на пустяки. Припасов с собой не брали, решив, что кормиться будут охотой или на ближних заставах. Деревень и кочевьев пока не встретили, хотя следы человека попадались достаточно часто. Постепенно степь переходила во все более широкие лесочки. Вдалеке синел настоящий, густой и плотный лес. Касим поглядывал на приближающуюся лесную массу с опаской. Для него, человека степи, лес был непонятен и опасен. Зверь и враг могли появиться неожиданно, из-за любого дерева, оврага, или замаскированной ямы. Это в степи появление чужого видно издали, лес – тесный, страшный и опасный. Заметив неуверенный взгляд нового товарища, Муса сказал ему: – Не бойся Касим и привыкай. Московия вся покрыта дремучими лесами, здесь лес кормит и защищает человека. Вот сделаем привал и пойдем с тобой на охоту, тут недалеко есть озеро, птица там знатная! Поохотимся? – Как скажешь Муса-ака [25]. Научи меня жить в лесу, я умею быть благодарным. Солнце быстро катилось к кромке горизонта. Отряд приближался к опушке бесконечного русского леса. Один из передовых воинов крикнул: – Муса, впереди всадники! – Сколько человек?! – Три человека, в руках левого пика, на ней флаг. – Что на флаге? – Лик Спаса! – Это наши. Нахман, Степша, со мной, остальные на месте стой! Ицхак за старшего! Сулеман, Иссур – рядом с Касимом. Выполнять!! Казары мгновенно выполнили приказ сотника. Два всадника встали рядом с царевичем, двое других встали по бокам сотника, на пике, как по волшебству, появился небольшой флаг из твердой ткани с ликом Иисуса, или Спаса, как называли его русские. Медленным шагом всадники двигались к навстречу друг другу. Приблизившись на расстояние хорошей видимости, начальники дали приказ сопровождающим их воинам остановиться, а сами, подняв пустую правую ладонь на уровень головы, улыбаясь, двинулись друг к другу. – Доброго дня, знаменитому сотнику Мусе Гирею, хорош ли был твой путь? - – И тебе доброго дня, сотник Петр. Путь наш был без происшествий, твоими молитвами, наверное. Как поживает твоя красавица жена Ксения и твои двое сыновей – Глеб и Всеволод? – Ты хочешь сказать трое сыновей – Глеб, Всеволод и маленький Даниил? – За тобой не успеешь, Петро, ты детей делаешь так же быстро, как саблей машешь! – Мы казаки, ты и я, нашему роду не должно быть переводу. Поэтому должны быть первыми не только в битве. А ты, все ещё не уговорил свою красавицу Майю, выйти за тебя? – Вернусь, зашлю сватов. – Наконец-то. Куда путь держите и за какой надобностью? – Письмо для тебя у меня в седельной сумке, из него все узнаешь, что знать нужно. Просьба, у меня к тебе. – Проси все, что хочешь! – Определи нам место для ночлега и хлеба пришли немного, а дичь мы сами себе добудем. Только место дай не в станице, а у озера. – Выбирай, что тебе любо. Но осторожнее будьте, разбойники тут у нас объявились, никак словить не можем. Проезжающих грабят, убивают без жалости. Третью ночь разъезды ходят, никого! – Чтобы у казацкой заставы разбойники гулеванили, первый раз такое слышу. Ну, да и мы тоже казаки, и много нас, не нападут. А нападут, так им же хуже будет. 6 Через силу поущайся на доблесть. (Подавляя силу, приобретаешь отвагу. Менандр Мудрый IV-III вв. до н. э.) Дорога привела воинский отряд Мусы к голубому озеру, заросшему ивами и камышом. Подземные родники и лесные ручьи подарили ему холодную и очень чистую, прозрачную воду. Высокие, раскидистые дубы тянули свои узловатые корни к живительной влаге. Многочисленные следы небольших копыт вокруг, ясно показывали, что и местные олени приходят сюда по вечерам, попить водички. Дикие утки облюбовали это чудесное место и, прилетали сюда подкормиться молодыми побегами камыша и червяками в прибрежной грязи. Лагерь раскинули очень быстро и умело. В середине круга поставили палатку сотника, в ней поселился и царевич Касим. Вокруг расположились палатки десятников, радом с каждым десятником его десяток. По периметру круга всю ночь должны были ходить караульные, сменяясь через каждые два часа. За сменой часовых обязан был следить заместитель сотника Ицхак, он лучше всех чувствовал время и просыпался точно в срок смены караула. Сказывался многолетний походный опыт. Поужинали подстреляной накануне косулей. На закате Муса и Касим решили поохотиться на уток, но не около лагеря, где шум и суета казацкого лагеря их напугала, а на другом, противоположном берегу. Сотник и царевич не взяли с собой охрану, что это за охота с охраной, смешно себе и представить. Привязав лошадей на зеленой лесной полянке, они приготовили луки с легкими стрелами и залегли в камышах. Солнце почти ушло за горизонт и сумерки мягко обволакивали землю. Лягушки завели свою песню. Комары стали тучами кружиться над охотниками и, нет-нет, да и покусывать их в незащищенные места. Утки прилетели большой стаей и уселись на воду, надеясь вволю поживиться этими кусачими, звенящими насекомыми и свежей зеленью. Прямо против Мусы проплыли две большие кряквы, совершенно не обращая внимания на затаившегося в камышах человека. Сотник прицелился, мягко отвел вперед левую руку, натягивая тетиву. Стрела беззвучно сорвалась и ударила в шею незадачливой птицы, пронзив её насквозь. Муса тут же вошел в воду и осторожно стал продвигаться в сторону убитой дичи. Вот когда он пожалел об оставленной дома собаке по имени Шай! Вот когда бы пригодился этот тренированный для любой охоты пёс! Утка была далеко и отплывала все дальше, вода уже доставала Мусе до груди. Он взялся одной рукой за толстый стебель камыша, а другой рукой, постарался достать убитую птицу. Лук и стрелы оставил на ближайшей иве. Наконец ему повезло, и утка оказалась в его руке. Медленно повернувшись к берегу, Муса застыл от удивления. На берегу стоял высокий, широкоплечий человек. Во что он был одет трудно было разглядеть, из-за темноты. Но Муса хорошо увидел, что в правой руке незнакомец держал здоровенную дубину, а левой махал незадачливому казаку. Мол, давай выходи поскорее из воды! Вот когда сотник вспомнил предупреждение Петра о какой-то банде в лесу, у станицы. Стоя по пояс в воде Муса решал, что делать. Перед ним был только один противник. Если поднять шум, товарищи, конечно, услышат, но потом подумают, что их боевой сотник не смог справится всего лишь с одним, не воином, а простым разбойником! Да и бандитов пока неизвестно сколько. Услышат и они, бросятся помогать приятелю, тогда справится, будет гораздо труднее. А где Касим!? Он схвачен или на свободе?! Все сомнения вылетели у Мусы из головы. – Иду, иду – сказал он незнакомцу и двинулся в сторону оставленного лука и колчана со стрелами. – Оружие у меня, – тихонько сказал незнакомец – Выходи из воды медленно, не нагибайся к сапогам. Знаю где вы, казаки, засапожные ножи держите. Медленно двигаясь к берегу, Муса сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, точно так, как учил его Ли Цидань, китаец живущий в его родном городке Каракалам. Он часто собирал мальчишек и учил их неведомым на Руси приемам нападения и защиты. Взрослые не мешали – казарский воин должен знать всё о войне и способах её ведения. Муса напряг попеременно все мускулы спины, рук, ног. Потом мысленно представил себе, что время вокруг него замедляет свой ход, а он становится быстрым как пикирующий с неба сокол! Как молния, ударившая в дерево! Как мысль человека! Он становился быстрым и чрезвычайно опасным. Темнота вокруг него стала светлее, он уже ясно различал лицо стоящего перед ним человека, его медленно поднимающиеся руки, крепкие ноги в невысоких сапогах. Он слышал каждый звук вечернего леса – пение соловья неподалеку, какие-то шорохи слева и сзади. Стремительный прыжок влево и удар на уровне сердца застал врасплох крадущегося к нему второго разбойника! Тот выронил кинжал из правой руки и мешком свалился под ноги Мусе. Казарин, перехватил медленно падающее оружие. Для него все стало двигаться гораздо медленнее, чем две минуты назад. Он ушел от дубины главного врага вправо и выпрямился за его спиной. Его левая рука захватила шею противника, обе ноги уперлись спереди в его пах, а кинжал мгновенно оказался у горла врага. Несколько секунд понадобилось Мусе, чтобы повалить нападавшего и упереть его рот во влажную озерную землю. Он резко ударил неприятеля рукояткой кинжала по затылку, тот мгновенно затих. Сотник огляделся. Всё было тихо. Их скоротечная схватка никого не потревожила. Один из нападавших был убит, другой без сознания. Крепко связав разбойника, вставив плотный кляп ему в рот, Муса подхватил свой лук и колчан со стрелами и, стараясь не шуметь, двинулся в ту сторону, где должен был быть Касим. Через несколько минут он почувствовал запах жареного мяса и увидел свет небольшого костра. Касим был привязан к дереву, голова его была окровавлена, а глаза горели злым огнем. У костра хозяйничал один разбойник, а второй собирался пойти к озеру за водой, поэтому вытаскивал медный котелок из лежащего туту же наплечного мешка. До озера он не дошел – свалился, не издав ни звука, с перерезанным горлом. Муса был опытным степняком и поэтому решил, что лучше будет дать шанс и Касиму отомстить за внезапный захват. Он подкрался к привязанному соратнику, тихонько перерезал веревки и вложил в его руку свой крепкий засапожный нож. Касим мгновенно бросился на оставшегося разбойника и убил его ударом ножа в спину. Противник свалился лицом в костер, но никому не пришло в голову убрать его из огня. – Зря убил, Касим. Нужно было только ранить, а потом допросить – сказал Муса. – Меня сзади по голове дубиной огреть! Меня, Чингизида! Он должен был умереть! – Ну ладно, пусть в этот раз будет по-твоему. Но в следующий, постарайся оставить в живых «для допроса». Убить можно и потом. – Муса, друг, я тебе обязан жизнью! Ты не думай, что я неблагодарный баран! Как только соберу свой улус под знаменем московского князя, будешь у меня первым в войске. – Касим, друг мой, я казарин, казак по-русски. Меня сделали всадником, когда мне было два года, а воином в двенадцать лет. Зачем мне чужое войско, у меня есть своё. – Тогда стань мне названым братом. Всё, что есть у меня будет твоим. Я буду слушать тебя как старшего брата. Научишь меня вашей казацкой воинской науке, русскому языку. Клянусь честью, что буду тебе хорошим братом! – Это очень серьёзно, Касим. – Я понимаю. Дай свою руку! Касим положил руку Мусы на свою окровавленную голову. – Ну вот, наша кровь смешалась, теперь ты мой брат, а я твой! Так произошло событие, полностью изменившее жизнь Мусы Гирея и всех его потомков. 7 Лукава мужа николиже не створи се друга. (Коварного человека не сделай себе другом. Менандр Мудрый IV-III вв. до н. э.). Бездыханного пленника Муса и Касим привезли в лагерь и передали в руки своих бойцов. Ицхак тут же послал десяток на место ночной схватки и собрал все, что там оставалось. Послали гонца и в станицу Петра. Старшина заставы явился быстро, как будто только и ждал вести. Оказалось, что действительно ждал: – Муса, брат мой, как чуяло моё сердце, что нарветесь вы на этих разбойников! Отдай мне этого татя, я его допрошу в станице. – А может мы сами, это сделаем Петро? Он – наша добыча. – Кто с этим спорит? Только есть тут одна странность, я тебе о ней уже говорил. Необычный это разбойник. Обыкновенный грабитель не станет воровать около казацкой заставы – это опасно. Значит, у них были на это причины. Серьёзные причины. Допросим его… всерьёз, узнаем, что они тут искали, почему напали на двух вооруженных казаков? У меня в станице есть один умелец, из аланов, мертвого разговорит. Вы отдохните пока, путь у вас долгий и опасный. Нет ещё у нас порядка на дорогах. Ну и дела?! Получается, что даже казацкая сотня и то не может обеспечить себе безопасный проезд. – Хорошо, Петро. Сейчас я удвою караулы и спать! Только если пленник останется жив после твоего допроса, отдай его мне? – Договорились! Ночь прошла спокойно, без происшествий. Ранним утром Мусу и Касима, с большим трудом, разбудил караульный. Над синим озером поднимался легкий туман. Лягушки уже закончили свои песни и передали вахту дневным птицам. Дежурные тушили костры водой из кожаных ведер. Все было упаковано, лошади оседланы и уже нетерпеливо перебирали ногами, желая размять застоявшиеся за ночь мускулы. Осталось подать команду и отряд продолжит свой путь. Но Муса медлил. Наконец он вспомнил разговор с Петром. – Ицхак! Петр не присылал пленного? Или может письмо, записку какую-нибудь? – Нет, атаман! – Странно, неужели пленный умер при допросе? – Очень возможно, атаман. – Понимаю, но хоть бы сообщил, что удалось из него выжать? – Атаман, веди отряд дальше, а я сгоняю в станицу и выясню всё! – Давай! Сотня! Айдааааааа!! Отряд двинулся по лесной дороге в прежнем порядке. Муса и Касим ехали рядом, ночное происшествие сблизило двух молодых воинов. А ритуал братания кровью тоже был не пустой формальностью, а очень серьёзным шагом. Ицхак догнал их через час. Он, молча, сзади, подскакал к сотнику и стал ждать, когда тот обратит на него внимание. – Говори Ицхак! – Петр отпустил пленного, атаман. – Что! Как отпустил?! Почему? – Этот разбойник показал ему пайцзу. – Какую пайцзу?! – «Божье дело». – Так этот бандит из дружины митрополита? – Получается, что так. – Но Петро хоть выяснил, зачем они напали на нас? – Он не успел выяснить. Тот сразу показал пайцзу и ушел. – Наверное, ограбил какого-нибудь знатного дружинника и присвоил себе его пайцзу. Нельзя было отпускать его! – Ты знаешь Петра, он разумный казак, глупости бы не сделал. Я говорил с его заместителем Арье, тот уверен, что Петро поступил правильно. И ещё, он просит тебя быть как можно осторожнее в пути. Он тоже ничего не понимает, но у него плохое предчувствие. И он предлагает сменить маршрут. На Москву есть и другие дороги. – Ладно. Пойдем через Мещеры, но об этом сейчас никто не должен знать. Дойдем до кабацкой развилки и повернем направо. – Понял, атаман! Ицхак, в знак согласия вскинул вверх руку с плеткой и присоединился к отряду. Развилка дорог называлась кабацкой, потому, что на скрещении двух дорог стоял большой двухэтажный постоялый двор с корчмой и обширными конюшнями. Здесь хорошо кормили простой и обильной пищей. Ещё лучше поили, принимая в оплату все, что мог предложить попавший сюда путник. Монеты любой страны, драгоценности, шелка, пряности, оружие – любой товар. Все потом продавалось оптовым торговцам, а те в свою очередь перепродавали на рынках Москвы, Твери, Владимира или увозили полученное дальше, в Литву и германские княжества. Держал постоялый двор старый литвин Вилкас со своими многочисленными родственниками. Молодые литовцы, вооруженные до зубов, несли караул вокруг обширного двора и мрачного двухэтажного здания гостиницы и трактира. Их жены, сестры и дети обслуживали постояльцев, большинство из которых были купцами, воинами, гонцами и прочими путешественниками. За молодым сосновым лесом стояла небольшая деревня, снабжающая трактир овощами и свининой. Путешественникам, не употребляющим в пищу мясо этого животного, предлагалась говядина или лесная дичина. Выбор горячительных напитков был небольшим – брага, мёд, пиво, греческое вино, вот и все, что могло согреть, порадовать и повеселить сердце одинокого странника. Муса расположил сотню недалеко от дороги, раскинув лагерь по навсегда определенному уставом принципу. Казаки сразу поставили караулы, потом разожгли костры и начали готовить горячий кулеш, заправляя его жирным мясом убитого накануне кабана. В походе, мясо этого животного считалось чистым, и годилось в пищу. Тем более что среди казаков было много православных, употребляющих свинину в любое время. Муса, Касим, Ицхак и несколько десятников пошли в корчму – хотелось посидеть за столом, и, самое главное, послушать новости. Их встретил сам хозяин Вилкас прямо у входа. Он взялся за отполированную тысячами рук дверную ручку и, распахнув дверь, сказал: – Проходите дорогие гости! Рады вам. Отведайте нашего угощения. Сегодня только для вас жареные глухари, нашпигованные мясом перепела, пироги с брусникой, малиной, мясом, репой, бараний бок на вертеле и ещё много чего. Есть чем вас порадовать. – Привет, Вилкас, старый разбойник, знаем мы, из чего ты готовишь бараний бок! Из старого козла! А греческое вино делают прямо здесь в подвале? А? – хлопнув хозяина по мощному плечу, засмеялся Ицхак. – Здоров будь, Ицик, славный воин. Ты ещё не стал есаулом? Во всем ты прав, но, бараний бок действительно отрезали не у козла, а у молодого барашка, который пасся на лесном пастбище староверов. Поэтому мясо имеет запах лесных трав и цветов. А вино разливают тут же в подвале, но из бочек, которые привезены цареградскими купцами. – Да ты же никогда не признаешься! Ладно, подавай на стол все что есть, самое лучшее, и сам приходи, расскажешь новости. Когда-то, очень давно, Вилкас был молодым и сильным воином в дружине литовского князя Ольгерда. Литва постоянно воевала. Иногда литовские князья объединялись с русскими и нападали на татар, булгар или на своих соотечественников ставших, по общему мнению, на тот момент, слишком богатыми и влиятельными. Часто литовцы объединялись с бывшими врагами – Ордой, для нападения на русских князей, или с русскими для нападения на ордынцев. Все диктовалось сиюминутной политической и экономической выгодой. Набеги были сокрушительными и быстротечными. Налетит стремительно литовское войско, например на владимирского князя, пожжет, пограбит, вырежет всех сопротивляющихся, захватит пленных для продажи на рынках Кафы и Византии, и так же стремительно откатится на прежние позиции. При таком налете молодой воин Вилкас был ранен палицей в голову. Некогда было подбирать раненых, русские собрались с силами и решили отбить награбленное добро. Так и остался лежать окровавленный Вилкас без сознания, на обочине. Кто-то принял его за мертвеца, обшарил карманы, забрал оружие и все, что нашел ценного – мертвому это не нужно. Через две ночи он пришел в себя и застонал от боли и обиды, что приходится умирать в такие молодые годы. Эти стоны услышал проезжий крестьянин Ропша, подобрал парня, вылечил. Вилкас не захотел возвращаться в Литву – соотечественники бросили его умирать на чужбине. Женился на дочери Ропши – Зарёне и стал помогать деревенскому кузнецу. Постепенно стал отличным мастером кузнечного дела, к нему стали приезжать из далеких деревень и даже из Владимира, Твери и Москвы. Никто не мог так быстро и умело подковать жеребца как Вилкас. А подковы его работы держались вдвое дольше, чем подковы других окрестных кузнецов. Тем временем, родственники Вилкаса решили найти его могилу и перевезти прах в Литву, но, к своему удивлению обнаружили его живого и здорового, в кузнице, на развилке нескольких торговых дорог, окруженного детьми и новыми родственниками. Не долго думая, литовцы собрали весь свой скарб, деньги и переехали на Русь. Построили сначала корчму, а потом и постоялый двор. Место оказалось очень бойким, постояльцев было много. Жили хорошо, дружно. Молодые литвины с русскими не ссорились, вместе охотились, растили хлеб и детей. В обиду друг друга не давали. Все окрестные жители знали – тот кто тронет хоть пальцем члена этой большой семьи, всю жизнь будет жалеть. Потому, что месть считалась делом священным и срока давности не имела. Муса, Касим, Ицхак и другие воины сели за длинный, чисто выскобленный стол. Хозяин лично обслуживал важных гостей. Казаки были людьми служилыми, денежными, а значит важными. – Ну, что, студень с хреном, солонина, щи со свежиной, лапша со свининой, пироги с говядиной, баранина с кашей? Что подать дорогим гостям? – начал Вилкас – А ещё, что можешь предложить служилым казакам? – Стерляжья уха, осетры; белуга в рассоле, куры, гуси, индейки запеченные, поросята с пшенной кашей, пироги с капустой, рыбой, мясом. Растягаи двухаршинные, телятина белая, как сливки… Кислые щи и в нос шибают, и хмель вышибают! Жаркое баранье, говяжья печень, чорба [26], тефтели из трех видов мяса… – А есть ли у тебя сегодня такие румяные пирожки с бараньим мясом, луком и салом? Как там они называются? – Этайаклак! Это тюркские пирожки, сейчас сделаем! И к ним горячая чорба, с белым хлебом, а пить что будете? – Кумыс. – Черный или белый? – Черный, он для здоровья полезней. Посиди с нами Вилкас, расскажи, что нового на дороге? – Генуэзцы в Крыму собирают своих земляков, завозят оружие в большом количестве, но никто не знает, для чего. Не хотите примкнуть? Им нужна конница. – Эти воюют только за деньги. – Все воюют за деньги. Викинги собирают большой отряд для похода в южные страны. Уже тысячи мурманов [27], данов [28]и свеев [29]собрались на побережье. Готовят корабли к долгому плаванию, много припасов не берут. Как всегда, надеются на грабеж. Эти воюют не только за деньги. У них мало земли, а та, что есть, не может прокормить столько людей, сколько рожают их женщины. Вот и бродят они с мечом в руке, ищут место под солнцем. К ним пришли вольные люди из Новгорода. Все хотят золота, женщин и воинской славы. А ты чего хочешь Муса? Спорим, что того же самого! – Я и спорить не стану Вилкас! А какие новости на наших дорогах? – С тех пор как ушел Тохтамыш, разбойников стало больше. Князьям некогда наводить порядок в крае, они режут друг друга. Каждый хочет быть первым на Руси. Тратят все силы и деньги на междоусобицу, а ведь после Куликовской битвы казалось, что вся Русь вокруг Москвы объединилась. Пришел Тохтамыш и в два счета все повернул вспять, монголы, как давали ярлык на княжение, так и дают. – Но дань то не платим! – Платим. Людям легче не стало. А у Тохтамыша, говорят, в Орде, великий враг завелся. Если ему враг значит нам друг! – Кто же это? – Какой-то Темир по прозвищу Хромой. Полмира уже захватил и Тохтамыша победил. Касим, которому разговор переводил Ицхак, настороженно огляделся вокруг. Муса положил свою руку на дрогнувшую ладонь друга. Успокаивал. Посетителей в корчме прибавилось. Родственники Вилкаса ловко и быстро обслуживали приезжих, подавали каждому, то, что ему привычно и по вкусу. Татарину – жаркое из барашка, русскому – щи и кашу, а знатным гостям готовили сложные блюда. За соседним с казаками столом, спиной к ним, сидел молчаливый человек, одетый как русский купец средней руки в простой коричневый кафтан без украшений и мягкие яловые сапоги. Его суконная шапка лежала на лавке. Он ел жирные щи, заедая их большим куском ржаного хлеба, и запивал все это ячменным пивом из глиняной кружки. Его, казалось, совершенно не интересует разговор кабатчика с гостями. Пару раз он все же оглянулся и скользнул взглядом по Мусе и его спутникам. Мусу как булавой ударили, такой цепкий и внимательный был взор у их невольного соседа! Когда посетитель расплатился и вышел, Муса быстро подошел к Вилкасу и спросил: – Кто это? – Человек проезжий. Никогда его раньше не видел. – Узнай его имя и куда направляется. – Будет сделано! Вилкас вышел, вытирая руки о фартук. Муса наклонился в Ицхаку, и что-то сказал ему на ухо. Помощник сотника тревожно огляделся вокруг, быстро вышел из корчмы через кухню, с черного хода. Через несколько минут вернулся Вилкас. Лицо его выражало тревогу, руки судорожно перебирали концы не совсем чистого фартука. Муса никогда не видел такой обеспокоенности у бывалого литвина. – Что случилось, Вилкас? – Даже не знаю, что тебе сказать Муса… – Говори прямо. – Я всегда отвечал за безопасность моих постояльцев и гостей в корчме, а теперь… В общем, тот человек, что сидел за соседним столом, приказывает тебе и твоим товарищам выйти из дома. Если вы этого не сделаете, он сожжет все, что тут есть. – Да кто он такой! Есть ли у него право приказывать нам, свободным казакам, находящимся на службе у Великого московского князя! – Я не знаю, кто он такой, но… выйди, посмотри на его право… Муса медленно подошел к открытой двери корчмы, оглянулся на десятников и, ничего не понимающего Касима. Потом он высунул голову наружу и медленным шагом вышел из помещения. Сначала его ослепило солнце, и уши наполнил звук жужжащих в поле кузнечиков. Он зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел давешнего соседа по столику спокойно стоящего и глядящего на него своим сверлящим взглядом. А за ним… А за ним стояла стена из закованных в броню людей, числом не менее тридцати. Эти три десятка были готовы к отражению любой атаки. Они стояли с мечами наголо и щитами на левых руках. Начищенные стальные кирасы и шлемы с опущенными забралами сверкали. – Кто вы господин, и что вам нужно? – сказал Муса – Сначала скажите кто вы! – Я сотник пограничной казачьей стражи Муса Гирей, выполняю приказ моего тысячника и следую туда, куда он мне приказал! – А что он вам приказал? – Вас это не касается, господин! Не нужно мешать нам выполнять приказ. Иначе мы будем действовать по законам военного времени. – Это значит? – Это значит, мы атакуем вас и уничтожим! – Мне нужны только вы, Муса, и те ваши товарищи, которые были в корчме. Сдайтесь нам и, тогда, возможно останетесь в живых. Вы, по своей глупости, и не понимаете, в какое серьёзное дело вы вляпались. Все мы рабы княжеские, обязаны повиноваться ему и его приказам. Я боярин Семен Бельский из Тайного приказа. Подчиняйтесь! – Вы, наверное, никогда не имели дело с казаками, боярин. У нас нет рабов и никогда не было. Более того, каждый раб, добежавший до казацкой станицы и принятый казацкой общиной, считается свободным и не выдается бывшим хозяевам. И князю мы не рабы. Наши старшины подписали договор, поэтому мы служим князю добровольно! Если у вас есть приказ о нашем аресте – предъявите его! – Не обязан. Будете сопротивляться – станете покойниками. А если и останетесь живы, то позавидуете мертвым! Неожиданно поднялся ветер, из-за леса потянулись тучи, запахло дождем. Из корчмы на дорогу вывалились все постояльцы и прислуга, во главе с хозяином – бесплатное развлечение обещало быть интересным. Самый зоркий из сыновей Вилкаса закричал, показывая за спины стоящих витязей: – Казаки, казаки! Смотрите, казаки!!! К стоящим у корчмы людям стремительно приближалась казачья сотня, ведомая Ицхаком! С визгом и гиканьем всадники окружили три десятка бронированных воинов, и обнажила черные сабли. Чтобы не мешать своим соратникам, Муса отошел к двери корчмы, где уже обнажали сабли его десятники и Касим. Свирепое лицо боярина Бельского виднелось за спинами казаков и крупами их лошадей. – Сдавайтесь, Гирей, я вам приказываю! Вам все равно не уйти от меня! Я вас убью! – И что он на меня взъелся, этот боярин? – сказал Муса подскакавшему к нему Ицхаку – Дайте мне Тулпара, а Касиму его лошадь. Ещё пару заводных, больше не нужно. Ицхак, мы все сделаем, как договорились. Ждите нас у Боровицкой башни через четыре дня, понял? – Да, атаман! А с этими, что делать? – Разоружить, связать и три дня, чтобы ни один из них, и боярин тоже, не двинулся с места. Мне надоели все эти неожиданности. – Ты думаешь это звенья одной цепи? – Береженного, бог бережет, Ицик! Забирайте их! Над головами казаков взвились арканы, которыми они растащили упирающихся бронированных воинов в разные стороны. С не меньшим успехом, но с большой руганью боярин Бельский и его соратники были связаны, разоружены и увезены в деревню. Там они были рассажены в разные глубокие земляные ямы по пять – шесть человек. Им предстояло провести долгих три дня, под круглосуточной охраной, на скудной пище и воде. Не убили ни одного из них. Все, кроме боярина Бельского оценили это обстоятельство. Это было необыкновенное великодушие. 8 Луче есть человечесьскым деланием треба, а не съвет. (В делах человеческих полезней дело, а не совет. Менандр Мудрый IV-III вв. до н. э) Внук корчмаря Вилкаса вёл Мусу и Касима по необыкновенно густому, по мнению Касима, лесу, на Москву. Следующим проводником должен был стать ведун [30]Яромир из староверческой деревни, которому Вилкас написал записку на бересте. Что было написано в этой записке ни Муса, ни Касим не знали, так как не умели читать по-русски. А написал Вилкас следующее: «Сих отроков добре ведаю вони се честны. Им помогне». Заливные луга сменялись густыми дубравами, непроходимая чаща – молодыми пролесками. Один раз они остановились и поели сыра с хлебом. Костер не разжигали, зачем привлекать к себе внимание раньше времени. Солнце ещё было высоко, но в лесу это было не заметно, везде царил зеленый полумрак. Кони с трудом выбирали дорогу среди сплетения мощных корней и густого кустарника. Все больше пахло затхлой тиной, как будто неподалеку было болото. Внезапно лес как будто бы кончился, и впереди показалась большая поляна, покрытая ярко зеленой травой. Муса уверенно направил Тулпара на эту травку, но конь наотрез отказался идти. Сотник ещё раз дал шенкелей, но конь обернулся и посмотрел в глаза всаднику. Мол, что ты хозяин, куда ты меня гонишь? Андрюс – внук Вилкаса, которого Муса и Касим звали просто Андрюха, увидел это и удивился сметливости благородного животного. – Вы только поглядите! Чует, что впереди болото… Топь страшная. Сколько здесь людей и лошадей погибло. Один раз, сам видел, прямо тут лось утонул. А ведь лоси не тонут в болоте, у них копыта очень большие! Но здесь видно и для лося место непроходимое. – А нам, куда нужно идти? – Вам туда! – парень показал прямо через зеленое море. – Так как же мы пройдем? – Яромир проведет. Он по этому болоту запросто туда-сюда ходит. Отсюда три версты не больше, их деревня стоит. Посреди болота, на острове. От этого острова, если быстро идти, то не больше двух дней пути до Москвы-реки. – Здорово! А где же он, твой Яромир? – спросил Муса Андрюса – Придет. Он уже знает, что мы здесь. У него глаза и уши по всему болоту расставлены. Дед просил меня, вас предупредить. В деревне у Яромира вы увидите много странного, ничему не удивляйтесь. И никому потом ничего не рассказывайте! Дед за вас поручился. Если московские власти, и особенно митрополит, узнают об этой деревне, всех жителей её убьют. А Яромир убьет деда. Он может это сделать на расстоянии, даже не прикасаясь. – Не может быть! – Чистая, правда! У нас про них чудеса рассказывают. Но никто не признается, что видел кого-то из них и никогда не покажет к ним дорогу! – У них нет врагов среди ваших родственников? – Они никому не делали зла. А поклоняются старым богам – Ярило, Ладе, Стрибогу, Велесу… Слышали о таких? – Слышал. – Дружина митрополита разыскивает таких людей по всей Руси. Если найдут – сожгут живыми! – За что? – За ересь! – Разве за это убивают? – У нас убивают. У мусульман убивают. У германцев, франков, британцев тоже убивают. Вы, что не слышали о войнах за веру? – Слышал, наши предки в древности воевали за веру, но это было давно, и я считал, что для войны есть более серьёзные причины. – Какие? – В одной из наших священных книг записано, что войны происходят не из-за того, что один царь поссорился с другим, а из-за разницы в ценах на вино, масло и хлеб. – Что! Из-за разницы в ценах происходят войны? Бред! – Только на первый взгляд. Вот смотри: предположим, в одной деревне очень много коров, значит много молока, масла и сыра. А в другой деревне мало коров, значит масла, сыра и творога гораздо меньше. В какой деревне эти продукты будут дешевле? – В первой деревне. – Значит, во второй деревне люди будут беднее, если будут тратить больше денег на продукты, правильно? – Ну-у-у, да, беднее. – И в один прекрасный момент они захотят стать богаче и захватить коров жителей соседней деревни, правильно? – Могут захотеть. – А ещё лучше захватить не только коров, но и землю соседней деревни – коров же надо кормить, а заодно и самих жителей этой деревни, чтобы пасти и доить этих коров. Понял? – Кажется… да, понял. Значит, если где-то есть заметная разница в ценах на одни и те же продукты, то обязательно будет война? – Скорее всего, да. – А почему тогда наши правители всегда говорят, что воюют за веру? – А так проще объяснить простому человеку, за что он будет умирать. Воюют за веру, а умирают за деньги. Деньги – вот что заставляет людей убивать друг друга! Все умные люди в мире это давно поняли, теперь и ты знаешь – засмеялся Муса. – А почему тогда митрополит убивает людей Яромира? – Вероятно, он хочет, чтобы ему попроще было руководить народом, а Яромир со своими староверами мешает этому. Вот ты христианин? – Да. Раб божий. – Вот! Все вы рабы божьи, а Яромир нет. В старой вере нет рабства, тогда и самого рабства не было. – А вы тоже рабы божьи? – Нет, у нас с богом договор – мы делаем то, что он нам заповедал – он выполняет свои условия договора, не делаем – он нас наказывает. – Так просто? – Так просто. Так жили наши предки, так будем жить и мы. Путники разожгли костер и поставили на огонь котелок с чистой водой. Родники здесь били повсюду. Касим очень удивлялся этому обстоятельству. Он вырос в стране, где каждый глоток воды был на вес золота. Бросили в кипящую воду горсть крупы и несколько кусков вяленого мяса. В ноздри ударил запах горячей чорбы, на родине Касима все мужчины умели воевать, и готовит пищу. Яромир появился внезапно, когда мягкие сумерки спустились на болото. Легкий туман, окутавший болотную траву и деревья, заглушал звуки. Поэтому шагов ведуна никто не слышал. Все случилось мгновенно: только что никого не было у кромки зеленого, похожего на луг болота, и тут же, сама собой, возникла высокая фигура в мешковатых одеждах. Костер осветил пронзительные синие глаза и длинные седые волосы. Касим и Муса вздрогнули от неожиданности. Мгновение ведун вглядывался в лица сидящих людей, потом улыбнулся и протянул руку Андрюсу: – Письмо? Дрожащий Андрюс выложил на его ладонь драгоценную бересту. Одна минута понадобилась Яромиру, чтобы ознакомиться с содержанием записки. – Вилкас ручается за вас, значит вы хорошие люди. Рассказывайте Долго Муса рассказывал историю появления у границ Руси царевича Касима, все неприятности, случившиеся с ними во время путешествия в пределы московского княжества. Наконец он закончил и сказал: – Я чувствую, что чья-то могущественная рука мешает нам двигаться к цели, но не могу понять, кому это может быть выгодно. Ведь не Тимур Аксак послал за нами своих людей? Он, скорее всего ещё не знает, что Касим бежал. Но что бы там ни было, у меня приказ – доставить царевича к московскому князю. Яромир, помоги мне выполнить это задание. – А кому будет хорошо, если ты доставишь царевича? – Как кому? Царевичу – князь даст ему вотчину, и его улус будет служить Руси, так же как мы, казаки ей служим. Мне будет хорошо – я выполню приказ и доставлю удовольствие названому брату. И, наконец, это хорошо для Руси – у нас будет отличная татарская конница. – Ты не глуп. Но есть ещё один маленький, но существенный нюанс – есть кто-то, кто знает все, что происходит в стране и за её пределами. И этот кто-то может предположить, что лучше отдать царевича Тимуру, чем Тимур придет сюда и заберет его сам. Как тебе эта мысль? – Этого не может быть, русские никогда не выдавали тех, кто просил у них убежища. – Это правда, раньше не выдавали… – Ты нам поможешь? – Я доставлю вас в нужное время в Москву – это все, что я могу сделать. – Большего и не надо! – Сейчас мы пойдем через болото. Следите за моими ногами и наступайте точно в мой след. – А как же лошади? – Они останутся здесь, в нужное время их приведут вам. – Идем, друг. Андрюс попрощавшись с Касимом и Мусой, двинулся в обратный путь. А сотник и царевич напряженно смотрели, как Яромир осторожно наступает за зеленую травку болота. Трава с хлюпаньем разверзлась под ногой и он, по колено в зеленой воде, тронулся в путь. Касим и Муса, двинулись следом. Они шли долго, несколько раз меня направление. Темнота сгущалась и, скоро, Яромиру пришлось зажечь факел, чтобы казак и царевич шли за ним. Любой путь имеет начало и конец, пришел момент и они ступили на твердую землю. Стало совсем темно, когда Яромир передал их и чьи-то мягкие, пахнувшие лесными травами руки. Их куда-то повели и уложили на широкие лежанки, застеленные мягкими звериными шкурами. Сильная усталость сковала их глаза, и они погрузились в крепкий сон, без сновидений. Муса проснулся раньше всех. Походная жизнь приучила его к умеренному сну и еде. Он встал и огляделся. Гладкие глиняные стены, мерцающие красным огнем угли в обширном очаге. На стене никакого оружия, только шкура медведя с распахнутой зубастой пастью. Лежанка покрыта мягким бараньим мехом. Рядом, на другой лежанке спит Касим. Видно, что вчера сильно устал – успел только сапоги скинуть, да так и повалился прямо на постель, не отстегнув саблю и кинжал. Вдоль стен установлены широкие лавки, а посередине длинный деревянный стол. Касим во сне почувствовал, что на него смотрят, открыл глаза, улыбнулся другу. – Салом, Муса! – Доброе утро, Касим! Учись говорить по-русски. Повтори! – Доброе утро! – Очень хорошо. Вставай, осмотримся. В то же мгновение, как по команде, в комнату вошли две девушки в платьях из белого домотканого льна, подпоясанных длинными красными кушаками. В руках у одной из них был большой каравай хлеба, завернутый в чистое белое полотенце. У другой – небольшой закрытый крышкой котелок и две глиняные ложки. Поставив все это на стол, девушки молча вышли. В котелке оказалось парное молоко, и Муса накрошил в него свежеиспеченного хлеба. Он и Касим, двумя ложками, быстро справились с завтраком. Едва был сделан последний глоток, в комнате появился Яромир. – Хотите осмотреться, дустлар [31]? – Конечно, хотим! Муса, он говорит по-нашему! – обрадовался Касим – На Руси все говорят и по-русски и по-тюрки, – улыбнулся Яромир – веками рядом живем. Выходите из землянки. Покажу много интересного. Они вышли из помещения действительно оказавшегося глубокой землянкой, с входом, выложенным из бревен и обложенным дерном. С расстояния нескольких шагов вход в жилище казался просто болотным холмиком. Вокруг было несколько десятков таких холмиков, но ни одного человека. – А где же люди? – Сейчас все в капище, встречают рассвет. – А нам можно? – Не стоит, друзья. Зато чуть позже обещаю вам много интересного. Яромир повел гостей к самому высокому входу. Они очутились в очень большом помещении, напомнившую Мусе избу для собраний главного атамана казарского войска. В комнате было пусто, но очень чисто. На полу расстелены циновки, сплетенные из камыша. Через некоторое время в землянку стали приходить, небольшими группами, жители староверческой деревни. Это были люди разного возраста, но стариков и старух Муса среди них не заметил. Мужчины, женщины, девушки и парни рассаживались на циновках и тихонько переговаривались между собой. Яромир и гости устроились, скрестив ноги, на центральной циновке у восточной стены. Когда собрались все, Яромир представил гостей жителям деревни и распределил всех по различным работам. Кому-то нужно было идти на охоту, кому-то обрабатывать общинный огород, кому-то строить погреб. Остальным же было сказано – учение. Зал покинули все. Муса и Касим были не удивлены. Но им было очень интересно увидеть, чему и как обучаются живущие на болоте староверы. Молодые мужчины и женщины входили в зал, стараясь сделать это с правой ноги. Каждый вошедший кланялся залу, Яромиру, и вставал в строй. Свободные белые одежды не стесняли движений. Циновки лежащие на полу были сдвинуты таким образом, что стать единым покрытием. Когда все, кто должен был придти, заняли свои места, Яромир встал, поклонился и сказал: – Сегодня у нас в гостях сотник Муса и царевич Касим. Вчера ночью я общался с Богами, и мне было сказано – это очень достойные и честные люди. Мне открылось, что они принесут много пользы нашему народу и дадут ему возможность возродиться. Поэтому я решил показать и рассказать нашим гостям то, что мы обычно не рассказываем и не показываем никому. Садитесь и слушайте! Все присутствующие сели на циновки скрестив ноги и приготовились внимательно слушать. – Когда-то наш народ, мещёры, жил в прекрасной и теплой стране. Там никогда не было зимы, круглый год цвели разноцветные и благоухающие цветы. Мы занимались земледелие и были все сыты, потому, что земля и солнце позволяли трижды в один год собирать урожай! Но потом с юга пришли злые и беспощадные завоеватели, которые поработили наш мирный и добрый народ. Захватчики боялись восстаний и потому запретили нам иметь оружие. И тогда мещёры придумали, как сделать оружие без металла и дерева. Каждый человек должен был стать оружием, а его руки и ноги стальными клинками. Наши предки придумали несколько способов боя без оружия. Первый способ борьбы называется «кулак грома». В этом виде борьбы основное значение имеют очень быстрые и мощные прямые удары кулаком, хотя есть и броски. Боевая основная стойка – с руками сжатыми в кулаки, скрещенными внизу живота. Одна рука использовалась только для нападения, а другая – исключительно для защиты. Мы расширили возможности «кулака грома» и вооружили бойцов короткими стальными дубинками – «вагами». Эти дубинки настолько малы, что их легко спрятать под любую одежду. Иллюстрируя рассказ учителя, две девушки вышли на середину импровизированного ковра и, по команде Яромира «Ярило!» – начали бой с «вагами». Они стремительно, но чрезвычайно мягко, двигались, на согнуты в коленях ногах, ваги мелькали в их руках с такой скоростью, что зрители успевали заметить только искры, которые они высекали, ударяясь, друг о друга. Муса подумал, что не хотел бы быть на месте монгола или русского ратника напавшего на одну из них. Не много времени потребовалось бы любой из этих стройных девушек, чтобы уничтожить нападавшего. Но… что-то все-таки смущало его. Потом он понял. Атака была буквально взрывоподобной – каскад молниеносных ударов на разных уровнях. После такого взрыва волей-неволей наступала пауза, так как боец в значительной мере растрачивал силы. Чередование "взрывов" и пауз могло длиться долго, "взрыв" тоже заканчивался не сразу, сохраняя определённую продолжительность, а пауза отнюдь не сводилась к бездействию, просто схватка теряла активность, становясь скорее оборонительной. Но в массе своей поединок был одноступенчатым: если противник выдерживал первые несколько десятков секунд бешеного натиска, то плохо приходилось уже атакующему, который безрезультатно измотал себя… Отмечая слабые стороны борьбы, Муса решил пока не говорить о них, Яромиру. А тот продолжал рассказывать: – На нашей старой родине было восемь самых свирепых и уважаемых животных: слон, лев, тигр, лошадь, дикий кабан, боевой петух, буйвол и очень ядовитая змея – кобра. Предки внимательно наблюдали за их движениями и создали восемь видов борьбы голыми руками. И назвали их по названию соответствующего ему животного. – У вас совсем нет приемов с оружием? – Есть и очень много. Когда наш народ переселился в эти места, он перенял все навыки местного населения. Но наше оружие всегда небольшое, легкое и многофункциональное. Велко принеси меч! Молодой парень бегом принес небольшой меч, форма его показалась казаку странной. – Видишь какой. Собрали в пучок прутья разного железа и проковали. Клинок выдерживали в болоте три года. Потом сковали меч, закалили в медвежьем жире. Отполировали. Разрубает свежую берцовую медвежью кость вдоль! Ручка простая, длинная – можно держать одной рукой, а можно и двумя. Видишь кнопочку? – Вижу. – Направь рукоятку на стену и нажми её! Муса сделал все, так как велел Яромир. В основании рукоятки открылось отверстие, из которого вылетела маленькая оперенная стрелка. Острый как жало пчелы кончик стрелы впился в бревна стены. Муса хотел выдернуть её из стены, но Яромир остановил его. – Осторожно! Стрела отравлена! Мы покажем тебе все наше оружие и все виды единоборств. Ты должен знать наши возможности. Боги сказали мне, что благодаря тебе мы станем нужными русскому князю. Это значит, что нас перестанут преследовать. Мы многое умеем. Это касается не только боя с прямым контактом. Смотри, такого ты нигде не увидишь! Яромир пошел к Касиму протянул руку с раскрытой ладонью в его сторону. Касим спокойно смотрел на учителя староверов. Вдруг Муса увидел, как от ладони ведуна оторвался переливающийся синий шар и полетел в сторону царевича. Удивленный Касим застыл как вкопанный. Шар быстро долетел до его тела, превратился в молнию и с треском отбросил молодого воина к соседней стене. Молодой человек упал как подкошенный, глаза его были открыты, но выражение их было совершенно бессмысленно. – Что с ним, Яромир! – Не бойся, через несколько минут он придет в себя. Но… если бы я захотел… – Ты мог бы убить его на расстоянии выстрела стрелы?! – И даже на гораздо большем расстоянии. – Тогда почему вы не убьете всех своих врагов? – Всё сложнее, чем ты думаешь. Вместо одних врагов придут другие. Они будут придумывать хитрые способы, чтобы узнать наши секретные приёмы и убьют с их помощью много ни в чем неповинных людей. Ты понял меня, сотник Муса? – Понял. – Ну, иди, поешь и отдохни. А твоего друга отнесут в жилище мои люди. – Спасибо тебе, Яромир. Никогда ничего подобного не видел! – Все что мы тебе показали, и что не показали, достигается годами тренировки и полного отрешения от обыденной жизни. Обучение состоит из четырёх этапов. Первый, "детство боя", включает в себя физические упражнения, направленные на развитие силы, реакции, и обучение техникам массажа. Второй этап – "юность боя" – включает в себя работу с деревянным оружием. Шест длиной около двух метров, с ручкой на одном конце и шарообразным утолщением на другой. Третий этап – "зрелость боя" – включает в себя работу металлическим оружием. Меч, меч и щит, два типа ножей, кинжал, копьё. "Плеть Стрибога»" – гибкий меч. "Катар" – кинжал с рукояткой в форме буквы "Н" или "А". Его держат за поперечину "буквы", а её продольные стороны служат наручами, защищая с двух сторон предплечье. На середину зала вышли три молодых парня, поклонились друг другу и начали бой. Двое нападали на одного, причем один из нападавших был вооружен боевым топором, а второй копьём с широким как меч лезвием. Муса, как завороженный смотрел за мельканием оружия в руках нападавших, ежеминутно ожидая, что будет нанесен последний завершающий удар, и обороняющийся боец будет убит. Но этого не происходило. Схватка продолжалась уже десять минут, пятнадцать, двадцать! Наконец, Яромир дал команду: «Стой!» и бойцы, тяжело дыша, замерли на месте. Муса заглянул в глаза Яромиру. – Яромир, твои воины знают секрет замедления времени?! – А ты, казак, откуда знаешь об этом приеме? – на этот раз удивился Яромир – У нас в станице живет китаец Ли Цидань, он научил меня. Открой мне секрет, что за шар вылетел из твоей ладони и свалил Касима? – А никакого шара не было! – Но я сам видел! – Ты видел, только то, что я хотел, чтобы ты видел. Понятно? Я представил себе, что смотрю твоими глазами… А ударила Касима… в общем я представил себе, что из моей ладони выросла ещё одна рука, вот эта рука и ударила его. Тебе ясно, Муса? Этому учатся с самого детства. – Научи меня! – Не могу. Это долго. Зато тебе покажут 50 точек на теле человека, воздействуя на которые можно его убить. А есть удары, которые могут вызвать смерть человека через заданное время. Вечером я пришлю к тебе ведьму, она научит. – Ведьму? – Не бойся. Ведьма – это от слова ведать, знать. Она много знает, много умеет. Когда-то у нас были священные книги, они так и назывались «Веды». Там были описаны все знания наших предков. Мы тогда жили не на болоте, а среди людей. Дружинники московского князя сожгли святые книги, с тех пор нас преследуют несчастья. Мы никогда не показывали постороннему человеку эти пятьдесят точек. Тебе покажем. – Почему ты мне так доверяешь? – Боги сказали – ты принесешь нам удачу. – А они не сказали, как я это сделаю? – Веселый ты казак, сильный и веселый. Я не сержусь на тебя, нет в тебе лжи. А веселье – это от молодости и здоровья. Постарайся остаться веселым, когда молодость пройдет. Касим пошевелился, сел на циновку, помотал головой, приходя в себя. Потом улыбнулся другу и присутствующим. Все невольно улыбнулись ему в ответ. Молодые староверы проводили друзей к чистому ручью. Там можно было искупаться, постирать одежду и полежать на теплом песчаном берегу. Вместе с потом путешественники смыли с себя усталость последних дней и ночей. Можно было расслабиться, здесь им никто не угрожал. Глубоким вечером, когда Муса и Касим уже никого не ждали, в дверь тихонько постучали. Огонь в очаге заметался, отбрасывая тени на стены. По землянке, пронеся легкий ветерок, сабли, висящие на стене, закачались, и вошла… Муса не поверил своим глазам! Касим смотрел на гостью широко открытыми глазами. Одновременно два друга выкрикнули… разные имена! «Майя!» – крикнул Муса, «Гузель!» – крикнул Касим. Девушка весело рассмеялась и, Муса увидел, как его любимая, красавица Майя стала постепенно приобретать черты совсем другой женщины. Густые рыжие волосы незнакомки были стянуты на затылке зеленой лентой, большие миндалевидные зеленые глаза смотрели весело и задорно. Стройная фигура была закутана в балахон неопределенного цвета и формы. Вероятно, Касим увидел ту же картину, что и Муса, об этом говорила выражение его лица. Он повернул голову и посмотрел сотнику прямо в глаза, как бы говоря: «Ну и чудеса у вас на Руси!». Для казака это тоже было чудом. – Здравы будьте молодцы! – сказала вошедшая – меня прислал Яромир, родители назвали Заглядой. А как вы называть будете, вам решать. – Но я же видел, красавицу Гузель, любимую свою, дочь главного кази [32]города Самарканда! – сказал Касим – это что, такой фокус? – Никакой это не фокус. Прежде чем войти сюда я представила себе, что каждый из вас увидит свою любимую девушку, так и получилось. – А что ты ещё можешь? – Очень многое. Но сюда я пришла для того, чтобы показать жизненно важные точки на человеческом теле. Трогая и надавливая на эти точки можно избавляться от болезней, плохих воспоминаний. А можно заставить себя или другого человека полюбить кого-то. И, например, можно убить медленно или быстро. Сейчас! Из глубины своей одежды, девушка достала три пузырька с красной, синей и черной, красками. Три кисточки легли на стол рядом с пузырьками. Муса разделся, благо стеснение перед обнаженным телом казарам было неведомо, и Загляда поставила на его теле пятьдесят точек разными красками. Черная краска означала смерть, синяя – сильное повреждение тела, красная показывала, что, воздействуя на эту точку, можно на время вывести человека из строя. Несколько часов друзья заучивали расположение точек на теле. Потом Загляда показала, как складывать пальцы для воздействия на них. – На черную точку почти всегда достаточно надавить одним пальцем, средним. В синюю нужно ударить пальцами, сложенными наподобие петушиного клюва. Вот так! В красную точку лучше всего ударить кулаком. А теперь подойдите ко мне оба! Смотрите мне в глаза! Вы НИКОГДА и НИКОМУ не покажете того, что показала я вам сейчас! Слышите меня?! – Слышим! – хором ответили воины – Теперь спать! Завтра утром вы проснетесь свежие и бодрые. Наши юноши поведут вас в Москву. Спать!! Муса и Касим рухнули на свои лежанки как подкошенные. Утром они проснулись в прекрасном настроении и полными сил, позавтракали и вышли на свежий воздух. Утренний туман расстилался над бескрайним болотом. Первые лучи восходящего солнца золотили верхушки деревьев и заставляли, свежую листву поворачиваться, ловя живительное тепло. Ночные болотные огни и звуки остались только в памяти людей. Начинался новый день, новая жизнь, новые заботы и хлопоты. Сотник и царевич были одеты просто и удобно, доспехи и оружие сложили в заплечные мешки и крепко привязали за спинами. В руках у них были длинные посохи, вырезанные из прочной осины. Удобные палки в любой момент могли стать оружием. В каждую из них были врезаны короткие мечи. Под одеждой друзей скрывались кожаные кисеты, наполненные меленькими стальными дисками с заостренными кромками. Только на одном краю этого страшного метательного оружия не было яда, остальные были смазаны растительной пастой, вызывающей мучительную смерть при попадании в открытую рану. Яромир постарался дать своим гостям все, что мог. Не прошло и нескольких минут, как старшина деревни и главный жрец Ярило-Солнца сам появился из-за ближнего дерева. С ним вместе шли два крепких парня, с такими же, как у друзей посохами и с какими-то плоскими, плетенными из ивовых прутьев, твердыми циновками. Яромир сказал: – Друзья мои! Снежко и Твердята проводят вас до самой дороги к городским воротам. Там же вас ожидают ваши кони. По болоту пойдете в этих «ступнях». Лось в болоте не тонет, потому, что у него копыта широкие, и вы не утонете. Помните все, что мы вам показали, чему научили. Если понадобимся, в Москве есть трактир, держит его наш человек по имени Душан, по христиански – Даниил. Скажете ему тайное: «Меч язвит тело, а злое слово – ум», и он найдет кого надо. Там, в Москве скажете, что мы тоже у Руси в сыновьях! Хотим, полезны быть. – Добро, Яромир! 9 Блажен есть сей, емуже ся случи друг известь. (Счастлив тот, кому повезет с верным другом. Русская поговорка IV в. до н. э) Снежко жестами приказал Мусе и Касиму одеть «ступни» на ноги и встал во главе отряда. Твердята стал замыкающим. Они двинулись через болото, наступая след-в-след. Любое отклонение было опасно и поэтому, друзья быстро перестали любоваться красотами русского леса. Все их внимание было направлено только на то, чтобы максимально точно ставить ногу в след, оставленный Снежко. Пение утренних птиц, громкое кваканье лягушек, крики болотных птиц, раздававшиеся время от времени – ничто не отвлекало их от одного желания – не утонуть в этой чавкающей и затягивающей зеленой массе! Один раз Муса неловко поставил ногу на веселую, покрытую зеленой травкой кочку, но…кочка быстро опустилась, под тяжестью ноги сотника и тот почувствовал, что не может сделать ни одного шага. Болото держало его за ногу и тянуло вниз. Идущий сзади Твердята ухватил Мусу подмышки и резко дернул вверх. Муса благодарно улыбнулся своему безмолвному спасителю, но тот посохом показал: «Вперед!». И пришлось продолжить путь. Через несколько часов они были настолько измотаны, упали около костра, разожженного Снежко и крепко заснули. Их разбудили через час и заставили выпить по чашке бульона сваренного из убитых Твердятой куропаток. Горячее варево дало им силы на борьбу с болотом до самого вечера, опустившегося на опасное разнотравье мягким сумраком. В течение нескольких минут Снежко и Твердята построили шалаш и разожгли костер. Все делалось молча и споро. Касима и Мусу это не удивляло. Они знали, что их провожатые проходят процедуру посвящения в ведуны, и поэтому целый год не могут разговаривать с посторонними людьми. Зато Касим говорил, почти не переставая. Ему хотелось рассказать своим спутникам, как его Родина прекрасна и удивительна. В самых ярких красках он описывал сверкающие разноцветные купола Регистана в Самарканде. Бесконечные торговые ряды его рынков, где продавалось всё, что только могло делаться или произрастать на Земле. – Если в Самарканде, на рынке, чего-то нет – говорил царевич – значит, этого или не существует, или не должно быть вообще! Он рассказывал о том, какой добрый и трудолюбивый народ живет на земле Мавераннахра. Какой они выращивают виноград, персики, инжир. Какая душистая трава растет в горах Памира и Тянь-Шаня, и какое вкусное мясо у барашков, пасущихся на склонах этих гор. Снежко и Твердята уже давно спали в шалаше, а Муса внимательно слушал друга. Касим замолчал, а сотник продолжал смотреть на него долгим и слегка отсутствующим взглядом. – О чем ты думаешь Муса? – спросил царевич друга. – Я вспомнил рассказ Ли Циданя, про одного китайского императора которого звали Цинь. Он много воевал в своей жизни, очень много. А у китайцев есть обычай не брать пленных, чтобы ни кого не кормить потом. Поэтому у Циня стало очень много врагов. Несколько знатных родов его противников в борьбе за власть объявили ему кровную месть. Покушения следовали одно за другим. Так было, пока император не придумал одну очень хитрую вещь. – Какую вещь, Муса – царевич Касим явно заинтересовался – Его главный визирь стал разыскивать двойников императора по всей стране. Как только находил, человека сразу же забирали в императорский дворец. Двойников обучали говорить, ходить, смеяться точно так, как это делал император Цинь. Их одевали так же как императора и отправляли на все официальные церемонии. Никто не мог знать, кто сейчас присутствует на параде или суде – император или его двойник. Рассказывают, что двойников у Циня было очень много – несколько десятков. Покушения продолжались, но погибали всегда двойники императора, а не он сам. И, знаешь Касим, он дожил до глубокой старости! – Ты хочешь сказать…? – Именно так, Касим. Как только Тимур узнает о твоем побеге… – Думаю, он уже знает! – И я так думаю, мы уже порядком крутимся на пути к Москве. Как только он узнает о твоем побеге, сразу же постарается вернуть тебя обратно. А если вернуть не удастся, что сделает? – Пошлет палача с шелковым шнурком. Если я сам не повешусь на этом шнурке, то палач удушит меня им. – У вас так делается? – Именно. – Ну, сюда палача он вряд ли пришлет, а вот убийц к тебе подослать вполне может. Значит нужно перенять полезный опыт китайского императора. На время. Пока Аллах не заберет Тимура в рай. Как это у вас там, гурии, арыки [33], текущие вином, что ещё? – Ангелы, поющие прекрасные песни… – Вот-вот, у христиан тоже ангелы, но, вероятно, какие-то другие… – Прошу тебя, не допускай богохульства, друг. Но я тебя понял. Как только получу удел под свой улус, сразу буду искать двойников. Поможешь мне? – Конечно. Двойников нужно как можно больше. Устроим состязание со старым амиром – кто позже окажется в раю! У тебя есть шансы победить! Друзья веселились от души. Они даже не знали, что их ждет в конце этого импровизированного соревнования. И не могли знать. 10 Трапезу многобрашную вазнь предъставит, удобну же целомудрие. (Трапезу, обильную яствами жизнь предоставит, умеренную же воздержность. Демокрит) Лес стал более редким, дубы и березы сменили сосны и ели. Наконец Снежко остановил маленький отряд на краю большого распаханного поля. Лагерь ставить не стали. Проводники обняли сотника и царевича, махнули рукой в сторону заходящего солнца и растворились в противоположном направлении. Муса и Касим пошли на запад. На краю поля они обнаружили огороды и вросшие в землю избы. В надежде на ночлег и еду, путники решили зайти в самую большую, крытую свежей соломой избу. Хозяин, коренастый, длиннобородый, крепкий мужик жестом приказал всем домочадцам вооружится, что они и сделали, не мешкая, похватав для этого подходящий домашний инвентарь. Муса и Касим улыбаясь, показали голые руки. Не опуская вилы и цепы, крестьяне подошли в странникам. Говорил хозяин дома: – Куда путь держим, люди добрые? – В Москву. Вы не знаете, у кого тут можно коней купить? Мы хорошо заплатим. – сказал Муса – А вы, я смотрю, смелые парни! – Не трусы, а почему ты так решил? – Никогда не нужно говорить, что, мол, хорошо заплатить можем. Нас шестеро здоровых мужиков, а вас двое. Налетим, в землю забьём. Все, что ваше было, станет нашим. – Так нельзя. Мы княжеские казаки. Нас разыскивать будут, да и отомстить за нас могут. Так, что насчет коней? – Сейчас приведём. Понравятся, заплатите. Нет, так пешком пойдете. – Хозяин дома махнул рукой своим близким. Те опустили цепы, вилы и дубины и заулыбались Мусе и Касиму. Двое белоголовых подростков молча вывели из сарая… это было просто чудо! Ребятишки вели под уздцы оседланного Тулпара и коня царевича! Побратимы бросились обнимать и осматривать своих любимых четвероногих друзей. Кажется, все было в порядке: лошади были сыты, ухожены и веселы. Ещё два паренька постарше тащили из того же сарая оружие и вьюки. Муса спросил хозяина жилища: – Так что ж ты сразу не сказал, мол, жду вас давно и кони ваши сыты, и сабли целы? – А кто знает, вдруг ошибка выйдет? Мне сказали, что два татарина из леса выйдут, им всё отдать. А на вас казацкая одежда. Среди казаков татар много, кто ж вас разберет. – Как сообразил? – Меня предупредили, что один из татар – синеглазый. Рискнул. – Правильно рискнул. Заплатим. – А вот этого не нужно. Яромировы люди просили, им отказа нет. – Чего так? – Боюсь и люблю. Старых богов боюсь, а староверов люблю. Не дай Бог заболеет кто из моих, они вылечат. Меня Гордята зовут, крещен Федором. Сейчас велю баньку истопить. – Ты, Федор, нам лучше дорогу на Москву укажи. – А вот она дорога, мимо моего двора и идет. Не стоит вам на ночь глядя вдвоем ехать. Шалят там тати. Оставайтесь. Утром поедете. – Хорошо. Бросьте нам сена в сарае, где кони наши. Там спать будем. Утром с рассветом нам ехать нужно, чтобы днем у Боровицкой башни быть. – Идите в дом, поешьте, чем бог послал. Друзья поели пареной половы и улеглись спать на мягком душистом сене, положив на него плащи. Ранним утром парень-проводник по имени Иван, веселый и разговорчивый повел их к столице княжества, стольному городу Москве. По дороге он болтал с побратимами на русском и татарском языках, не обращая внимания на красоты природы открывающиеся вокруг. К обеду Иван вывел их в берегу реки Москва, показал, где обычно отсиживается перевозчик Богдан и, взяв с Касима слово, что царевич возьмет его в свою дружину, исчез в зеленом сумраке дремучего леса. Величественное зрелище открылось путешественникам. За рекой возвышалась грозная, в несколько человеческих ростов, каменная стена, укрепленная по углам башнями. За стеной виднелись церкви и монастыри с золотыми головами, а вокруг было видимо-невидимо домов, домишек, церквей с головами попроще. То там, то тут виднелись следы разрушений и прежних нашествий. Ведь после Куликовской битвы, где погиб цвет русского воинства, передышка случилась совсем небольшая – два года. Прошло всего два года и налетел Тохтамыш, разграбил все, что ещё оставалось ценного. Князь Дмитрий Иванович бежал тогда из Москвы и попытался собрать хоть какое то ополчение, но не смог. И опять стала Русь дань платить ордынцам. Чтобы заручиться дружбой с Литвой, отправил князь туда своего сына Василия. А тот сумел понравиться литовскому королю Витовту. Умен был, не по возрасту серьёзен. Дочь Витовта Софья, тоже заглядывалась на русского княжича. И когда Дмитрий Иванович заболел, не захотел Витовт так просто отпускать Василия. Поставил ему условие: отпустит, если сын московского князя жениться на Софье Витовтовне. Сыграли свадьбу. В Москву приехал княжич уже женатым человеком. Касиму большие города были не в диковинку, он волновался и думал только об одном: как примет его московский князь. Друзья переехали на другой берег реки и двинулись в сторону Боровицкой башни. По дороге они встречали огромное количество разных людей. Крестьяне везли продовольствие на рынки большого города, ремесленники торопились отправить на продажу в столицу свою продукцию. Бригада плотников с топорами за поясом, искала подрядчика нанявшего их для ремонта городской стены. А по пути были лавки, лавчонки, лабазы, склады – где покупателю предлагалось все, чем богата русская земля. Разнообразные меха и изделия из них, кожи, ткани, пшеница, посуда глиняная и деревянная. Битая птица, живые овцы, напитки и горячие пироги. Перечислить невозможно. У Боровицкой башни друзья спешились и пошли, ведя лошадей «в поводу». Касим, более чем Муса привыкший к большим городам, старался найти в толпе хоть одно знакомое лицо и, наконец, локтем ударил в бок Мусу. – Муса-ака, глянь, это случайно не Ицхак? – Точно, он! Пойдем скорее. Радостный Ицхак уже заметил спутников и бросился их обнимать и хлопать по крутым плечам. После этого он сказал: – Поехали быстрее. Мы лагерь поставили на Воробьевых горах. Приведете себя в порядок и к князю Василию, представляться. От него уже приходили, справлялись, где сотник и ордынский царевич. – И что ты сказал? – А я что? Сказал, на охоту поехали. – А они? – Княжеский человек ругался сильно. Сказал, что казаки слишком воли много взяли. Вместо того, чтобы князю служить – охотятся. – Ещё что? – От митрополита приходили. – А этому что нужно? – Этому нужен только Муса Гирей, сотник казацкого войска, лично. – Вот это да! А ему что сказано было? – Да, то же. На охоте мол, скоро будет. – К кому первым идти, как думаешь? – Кто у нас главнее – князь? К нему первому идти. – Да, задача. Ну, может быть ты и прав. Они приехали в казацкий лагерь на Воробьевых горах. На большой поляне стояли палатки казацкой сотни. Палатка атамана, как всегда была в центре круга. Вооруженные бойцы несли круглосуточный караул вокруг этого временного поселения. Все было так, как предписывали незыблемые правила. Отступления от них грозили бедой и смертью не только в Диком Поле, но и рядом с большим городом. Муса, больше по обязанности, чем из опасений проверил посты и скомандовал: – Пошлите человека к князю Василию, в посольский приказ! Царевич Касим, потомок Чингисхана, прибыл и ждет, когда князь его примет. – Есть! Через час вернулся посыльный и привел за собой десяток вооруженных алебардами дворян из Посольского приказа, возглавляемых посольским дьяком. – Господа казаки, кто среди вас Муса по прозвищу Гирей? – Я. – Тебе атаман и господину твоему царевичу Касиму, предписывается прибыть завтра утром, после молитвы, на княжеский приём. Одетым быть опрятно. Людей своих, всех не бери, только десятников. Оружие там сдадите, после приема назад заберёте. Готовься боярин! – Да я не боярин, а простой казак! – А теперь может и боярином станешь. Кто знает? – подмигнул дьяк Мусе – У нас и не такое бывало. Но и по-другому может быть. – Ты, брат не того пугаешь. Понятно все. – Не все тебе понятно казак, утром за вами приду. Будьте готовы. Утром, чуть свет, сотника и его побратима разбудил неутомимый Ицхак. Муса оделся в традиционный черный казачий бешмет. Из оружия взял только саблю в отделанных серебром ножнах и кинжал-бебут с ножнами такого же рисунка. Черные мягкие сапоги были начищены до зеркального блеска. Черная же каракулевая папаха с красным верхом завершала его наряд. Царевич переоделся в полосатый халат с золотым шитьем. На черно-белую тюбетейку накрутил красную чалму, а из оружия взял только свою боевую саблю в простых кожаных ножнах. Его сафьяновые сапоги с загнутыми носами, расшитые золотой нитью и жемчугом, ясно указывали, из каких мест прибыл их владелец. Только в славном городе Самарканде, в Мавераннахре, шили такую красивую и удобную для всадника обувь. Подарки для князя Василия и его жены были завернуты в специальную ковровую ткань и навьючены на заводных лошадей. Десятники были одеты в одинаковые темные бешметы, поскромнее, чем у сотника, и вооружены простым оружием. Казаком человека делает не одежда, а смелость и боевая выучка. На лошади все сидели прямо, с достоинством, левой рукой крепко держа повод. Правая рука упиралась в правое бедро. Знай наших! Посольский дьяк не опоздал. Оглядел сначала десятников, а потом и Касима с сотником критическим взором, он не стал придираться к мелочам. Махнул рукой, и гости вместе с почетным эскортом двинулись к резиденции московского князя. Москва располагалась на возвышенном мысу, образованном рекой Москвой и се небольшим притоком – Неглинной. Основу Москвы составлял белокаменный Кремль, сооруженный в 1367 г. Дмитрием Донским и с тех пор порядком обветшавший. Только два-три города помимо Москвы могли похвастать своими каменными укреплениями (в их числе Нижний Новгород). Кремль был застроен соборами, великокняжеским дворцом и дворами аристократии, как духовной, так и светской. Золотые головы соборов весело встречали утреннее солнце. Здесь же, в Кремле, была главная резиденция митрополита Киприана. За Кремлем лежал посад, населенный ремесленниками и торговцами. Радиально исходившие из Москвы дороги соединяли город с важнейшими центрами Заречья (Замоскворечья). Дороги шли на юг: Ордынка – в Большую Орду, Серпуховка и Большая Якиманка – в Серпухов, на Коломну и Калугу. Все здания большого города были построены из дерева и поэтому в Москве регулярно случались страшные пожары, уносившие не меньше жизней, чем регулярные набеги степняков. Казацкое посольство не спеша, двигалось по улицам, мощеными порой не обрезной доской или бревнами, а дьяк объяснял, чьи дома находятся за островерхими бревенчатыми заборами. – Вот здесь земля князей Патрикеевых, они старинного литовского рода, из Гедиминовичей. Василий, князь наш, их жалует, у него литовцев в родне много. Далее идут дворы бояр Добрынских. Эти по хлебному делу на Москве первые. На Сетуни у них несколько мельниц, всех конкурентов давно из города выгнали. Цены на хлеб они диктуют. Вон там, видите, хорошие терема стоят? Это владения Бутурлиных, Мининых, Белеутовых, Валуевых, Воронцовых, Квашниных, Свибловых, Серкизовых, Старковых и других боярских семей. У всех пашни в Подмосковье, а дома здесь. Каждый свой гуж тянет. Старковы, скажем, мясную торговлю к рукам прибрали – их не обойдешь. Каждая третья лавка на рынках им принадлежит. Ну и заодно кожевенное дело постепенно под себя подмяли. У Белеутовых лесные угодья самые большие, так они всю дичину, ягоды и грибы в город поставляют. Горшечников, портных, кузнецов – пасут бояре Головины. Без их ведома ни один гвоздь не продается. – Да что ж это такое! Нигде простому человеку свободы не дают! – резко сказал Ицхак. – Спокойно, казак! Везде так заведено. У меня на родине то же самое. Так даже лучше. Простой человек знает к кому пойти со своей бедой. – откликнулся царевич Касим. – Эти бояре и есть его беда – буркнул Ицхак. Тем временем дьяк продолжал знакомить их со стольным городом княжества. – Речные пути по Клязьме и Оке ведут к главной речной дороге – Волге, но дальнейшее продвижение караванов московских судов идет под контролем Нижнего Новгорода. Поэтому князья наши, отцы их и деды, всегда хотели овладеть Нижегородским княжеством. Но пока видно не судьба. Новгородцы, ушкуйники люди лихие! Им все равно кого грабить. Как-то, не так и давно, пришла большая ватага в город Кострому. Город выжгли, мужиков убили, а баб и девиц сплавили вниз по-матери-по-Волге и продали басурманам. А недалеко оказался с дружиной своей хан Ахмат, князь Василий с ним в побратимах. Попросил Василий побратима наказать подлых ушкуйников. Тот злых татей догнал, войско их разбил, а добычей с Василием же и поделился. Казаки переглянулись. Разбил грабителей, а награбленное не вернул людям, а князю отдал. Такое не каждый день услышишь. Маленький отряд постепенно приближался к высокой кремлевской стене. Казаки восхищенно присвистнули, таких толстых и высоких стен им видеть не приходилось. Касим же совершенно равнодушно проехал через ворота, ему приходилось видеть и побольше. Но кое-что удивило и его. На широких кремлевских стенах, в проемах между зубцами, стояли какие-то металлические цилиндры, водруженные на деревянные постаменты. Рядом с каждым из непонятных казакам, устройств топталось несколько человек, и лежали круглые каменные шары одного и того же размера. – Феофан? (Так звали посольского дьяка) это что же за трубы печные на стене установили? – спросил Муса. – Это наше новое оружие! Мощь необыкновенная! Называется «тюфяк», но дружинники её прозвали «пушкой». Потому что звук у неё такой: «Пуууушшшш!!!» Запускает вот эти каменные шары, а те осколками камня до двух десятков человек могут сразу убить. – А чем запускает? Рычага не видать! – Так зелье специальное есть. Его в пушку засыпают, сверху ядро кладут. Зажигают с другого конца, зелье врывается, толкает из трубы ядро. И «понеслась душа в рай»! – Да, хитры московиты, ничего не скажешь. Нам бы, в Каракалам, такие «тюфяки». – У них отдача сильная! Когда ядро летит вперед, пушка идет назад, почти так же сильно, как ядро летит вперед. Ты понял, сотник? В первое время калечило пушкарей. Потом привыкли и до стрельбы орудие стали закреплять, а во время стрельбы за пушкой не становиться, сразу дело по-другому пошло. У вас стены такие же мощные как эти? – Нет, гораздо тоньше. – Вот я и думаю, что вам такие тюфяки ставить нельзя. Стены от сотрясения разрушаться. – А я бы их на землю поставил, а ещё лучше на большую арбу. Покидали ядра и в крепость завезли. А потом, послушай Феофан, можно через стены на врага ядра кидать. Та же катапульта, только поменьше. – Ты тоже хитер, сотник. Подскажу нашим мастерам. За первой крепостной стеной оказалась вторая. Расстояние между ними было небольшое. Если врагу удавалось проникнуть за первый рубеж обороны, то защитники крепости расположенные на второй стене продолжали поражать его воинов в промежутке между двумя стенами. Это пространство становилось ловушкой для нападающих. Причем, если от первой стены можно было отойти, отбежать на безопасное расстояние, то в этой «мышеловке» отойти было некуда. Весь расчет был на быстроту, натиск и неисчерпаемый запас «живой силы». Пространство за второй стеной оказалось застроенным соборами, монастырями и княжескими палатами. Дьяк Феофан времени не терял, показывал, все, что попадалось на пути. – – Вот смотрите, уважаемый царевич, и вы казаки – это Архангельская церковь, а это Благовещенский собор. Видите между ними построено специальное двухэтажное каменное здание с высокой четырехскатной крышей – это Казенный двор. Здесь княжеская казна храниться. Вон княгини нашей терема, там Золотая и Серебряная палаты. Софья Витовтовна лично за золотошвейками и ювелирных дел мастерами приглядывает. Левее Патриаршие палаты. А прямо – палаты князя Василия Дмитриевича. Туда мы и идем. – Так князь с княгиней не в одном доме живет? – наивно спросил Муса – Это ты со своей женой в одном доме живешь, а у князя дом – весь Кремль. Понял, казак? – Да понял, не дурак. – Да уж я заметил, что не дурак. Касима местные красоты и чудеса архитектуры не волновали и не удивляли. Он в Мавераннахре видал и получше, но благоразумно помалкивал. Не хвастал. По-русски уже немного разумел. Иногда переспрашивал казаков, они охотно объясняли значения слов. – Ну, слава Богу, добрались. Казаки! Оружие снимайте и отдавайте моим людям. Вы, уважаемый, Касим можете этого не делать, потому как почетный гость. Стойте здесь! Я пойду, доложу, что его величество царевич прибыли! Вернусь скоро. На Красном Крыльце царила обычная суета. Внизу толпились свободные от службы гридни, с любопытством разглядывающие приглашенных на княжеский прием иноземцев. От разноцветных халатов, кафтанов, мундиров и бешметов рябило в глазах. От золотого и серебряного шитья, начищенного оружия и сверкающих пуговиц кругом прыгали солнечные зайчики. Над толпой плыли запахи ванили, корицы и кориандра. Арабы в легких белых одеждах громко говорили друг, с другом размахивая руками. Их переводчик, скорее всего армянин – успокаивал своих клиентов. Вероятно, прием был отложен, а это в их планы не входило. Несколько рыцарей-тамплиеров сдавали мечи своему сопровождающему и бросали вокруг тревожные взгляды. Без оружия чувствовали себя неловко. Казаки отвели коней в сторону и поставили одного из десятников их сторожить. Кремль, не Кремль, а береженного Бог бережет. Итальянцы, вероятно купцы, этих можно было сразу отличить по своеобразной жестикуляции и разноцветному платью, тут же, у княжеского крыльца перебирали что-то в глубоком ларце. Не иначе, подарки князю и княгине. Вдруг вся толпа всколыхнулась, заволновалась. Над головами пронеслись слова: «Митрополит! Владыка Киприан прибыл!» И тут же, откуда-то слева, к Крыльцу не спеша, подошел человек в черной свободной одежде и высокой черной митре. Его сопровождал почетный эскорт из нескольких монахов, похожих на воинов и десятка воинов в начищенных до зеркального блеска стальных кирасах и шлемах. Правые перчатки лежали на рукоятках легких мечей испанской работы, вложенных в изящные ножны. Надвинутые забрала и сверкающие сквозь них глаза придавали этой охране зловещий, и даже угрожающий вид. «Дружина митрополита – лучшие бойцы Руси!» – пронесся шепот над разноцветной толпой. Подойдя к казачьему отряду, кавалькада митрополита остановилась, Киприан вышел, раздвинув своих охранников и, ни слова не говоря, уставился на царевича Касима. Ордынец, не мигая, выдержал взгляд первосвященника Руси и только слегка наклонил голову в знак приветствия. Тогда Киприан повернулся к Мусе Гирею. Он осмотрел сотника с ног до головы, удовлетворенно хмыкнул и сказал: «Молодец!». – Рад служить вам владыка, – сказал Муса и медленно поклонился Митрополит продолжал смотреть в глаза сотнику. Муса видел перед собой усталого пожилого человека с серо-голубыми глазами. Довольно высокого роста, с широкими плечами пахаря и нежными руками царедворца. В глазах первосвященника Муса не увидел злобы и гнева – только усталость и боль. Постояв так несколько минут, Киприан резко повернулся, поднялся по Крыльцу в палату и пропал в её темном чреве. Вышел крепкий дружинник из княжеской охраны и громко сказал: – Али-бен Джемал-ал-ислам! Арабы, стараясь придать своим лицам, степенность и важность, поднялись по ступенькам и вошли в палаты. Остальные терпеливо ждали своей очереди. Слуги разносили ожидающим хлебный квас и разнообразные морсы в деревянных и глиняных чарках. Итальянцы, попробовавшие квас впервые, одобрительно подняли вверх большие пальцы правой руки: «Buono [34]!!!» Вышли довольные арабы. Позвали итальянцев. Потом тамплиеров. Беседа с рыцарями как видно была долгой, но, наконец, дошла очередь и до Касима. – Ордынский царевич, его величество Касим бин Суюргатмыш Марканди Чингизид и сопровождающие его казаки! – выкрикнул дьяк. Касим гордо выпрямился и вошел в широкую комнату, в самом конце которой, на высоком золоченом кресле, которое уместнее было бы назвать троном, сидел высокий чернобородый человек в трех богатых кафтанах, одетых один на другой, и в шапке с оторочкой из меха блестящего соболя. Человеку явно было жарко в этих одеждах, лоб его был мокрым, а глаза выражали страдание. По бокам от него стояли два гридня с обнаженными саблями. На скамейках справа и слева сидели бояре, в нарядах попроще и, поэтому от жары не страдающие. На отдельном кресле восседал уже знакомый Касиму, Киприан. Царевич вошел, так как предписывал придворный этикет его Родины – прижал руку к груди, наклонил голову и сказал: – Приветствую тебя, Великий князь Москвы, Рязани, Твери и прочих славных земель. Я, Касим бин Суюргатмыш Марканди Чингизид, прошусь под руку твою. Обещаю хранить тебе верность и преданность. Готов поклясться в этом на своём мече. Подскочивший тут же толмач быстро перевел сказанное. Царевич встал на одно колено и махнул рукой Мусе Гирею. Нужно было вручать подарки. Князь Василий Дмитриевич мельком поглядел на них и дал команду унести. – Встань царевич, не пристало потомку Чингисхана стоять на колене перед равным себе потомком Рюрика – сказал он, поднимая Касима. Теперь они оба стояли во весь рост и разглядывали друг друга. Князь Василий, ещё не старый, высокий, с коротко подстриженной черной бородой и царевич Касим, ниже его почти на голову, стоял, гордо выпрямившись, рассматривая князя своими карими азиатскими раскосыми глазами. Василий вернулся в кресло, и усевшись в него основательно, спросил Касима на тюрки: – Ты ел и пил из рук Тимура Гуркани, а потом взял и ушел без разрешения, пока грозный воин был в походе. Если он захочет вернуть тебя, готов ли ты к этому? – Теперь ты мой господин, я выполню все, что ты мне прикажешь. – Но ведь и Тимур был твоим господином, а ты ослушался его и бежал. – Я не присягал ему, он низкого рода и сам обязан присягать мне. Ни мой улус, ни я не имеем никаких обязательств перед Тимуром Барласом. Хочу, служу ему, хочу, нет. Я ему никогда не служил, он принуждал меня отдавать людям приказы, и они участвовали в его бесчеловечных войнах. Верь мне князь! – Этому Тимуру Аксаку только повод нужен, чтобы на Русь пойти! Все страны востока он уже завоевал. Это, правда, что если город ему не сдается и он, его все-таки захватывает, то в отместку, он приказывает из голов жителей этого непокорного города курганы складывать? – Правда, князь. Он очень жесток, врать не стану. – Да уж как тут соврать, когда почитай весь мир об этом говорит! – Это относится только к тем, кто ему не покоряется. Когда он осаждал город Багдад, то сначала послал к горожанам гонца и предупредил, что если его войскам окажут сопротивление, уничтожены будут все поголовно. Багдадские христиане убили посла и потом были абсолютно все вырезаны, а мусульман он пощадил. – Сколько людей ты приведешь под наши знамена, хан Касим? (Василий впервые назвал Касима – хан. И тем, самым признал его равным себе, по ордынским обычаям.) Глаза Касима заблестели. Если разговор пошел о количестве воинов, значит, его предложение заинтересовало князя. – Мой улус небольшой, но если весть дойдет до каждого аскара [35], то придут четыре тумена [36]воинов со своими семьями и скотом. Князь переглянулся с молчавшим до сих пор митрополитом. Бояре одобрительно заговорили между собой. Куликовская битва, нашествие Тохтамыша, многочисленные междоусобицы – все это сильно подорвало обороноспособность Руси. И сорокатысячная, хорошо обученная конница, на полном самообеспечении, была бы очень кстати. Но что скажет жестокий Тимур? – Ладно, хан. Ты видно долго думал, пока принял свое нелегкое решение. Дай и нам подумать. А пока приглашаю тебя вечером на пир! Будут только свои, не взыщи, но угощение будет такое, какого ты в Орде не едал. Да вот, что, бери с собой своего побратима. Не удивляйся. Все, что в дороге с вами происходило мне ведомо. – Буду рад, князь. А когда будет принято решение? – Вот молодежь, все торопиться. А торопиться не надо. Нужно все взвесить, все предусмотреть. Ты что ли объяснил бы им это, отче! – кивнул князь в сторону митрополита – А теперь пойдемте, други мои, дел ещё невпроворот… Да и кафтаны эти мне порядком уже надоели. Прощай, хан. До вечера. Касим поклонился князю Василию, потом направо и налево боярам. Митрополит удостоился отдельного поклона и ответил на него легким кивком головы. Пятясь, Касим и его свита вышли из палаты. На улице Касим не выдержал и подскочил к Мусе. – Муса, меня князь другом назвал! – Это формальная встреча, Касим. Все, что было сказано – это протокол. Какое они решение примут пока неясно. – Как неясно? Им же нужны мои всадники! – Твоих всадников пока никто не видел. Представь себе ситуацию – ты дал команду своему улусу двинуться к тебе, а Тимур их не пустит! Может такое быть? – Может, но мой улус – это мои родичи. Найдут способ вырваться. – Какой ты ещё мальчишка. Они пойдут, а он из их голов курган сложит… – Ты не понимаешь Муса. Если он так сделает, то нарушит весь уклад степных народов. Святой долг моих людей повиноваться мне! – Жизнь покажет. В это время к ним подошел Феофан – дьяк Посольский. – Уважаемый хан Касим, князь предлагает тебе поселиться в его дворце на время переговоров. Если тебе удобнее жить с казаками в лагере, Василий Дмитриевич это поймет. Знает привычки степняков, и сам иногда любит в юрте переночевать. Но одеял меховых, сладостей восточных он тебе в лагерь передаст. – Спасибо, дьяк Феофан. – Теперь ты, казак. С тобой митрополит хочет встретиться, причем до вечернего пира. Только разговор будет не в Патриаршей палате, а у него в доме. Проводить? – Не надо, сам найду. – Ну, тогда удачи тебе сотник! – Благодарю! Довольный разговором с князем, Касим, в сопровождении десятников, отправился в лагерь. А Муса на Тулпаре, двинулся в город. 11 Дей словесная, а не глагли деяния. (Делай сказанное, а не говори о сделанном. Русская пословица. ХIV в.) Ему не пришлось долго искать. Это было недалеко от Кремля. Митрополит жил при Успенской церкви в своем епархиальном городе, на старинном дворе. Его построенный из обожженного красного кирпича терем по размерам не уступал княжескому. Монахи и монахини в черных и серых одеяниях, не поднимая глаз вверх, и не глядя друг на друга, занимались хозяйственными делами. Безмолвные стражники в одинаковых доспехах европейского образца, в полном вооружении несли свою службу внимательно и четко. Никто не вел пустых разговоров, никто не болтался без дела. Едва Муса появился на чисто выметенном дворе, к нему сразу подошли и предупредили, что митрополит ещё не приехал из Кремля. Пока владыки нет, казацкий атаман может зайти в дом, выпить квасу или морсу и подождать митрополита в приемной. Выбора не было и Муса с удовольствием прошел в уютную комнату, отведенную под приемную. На стенах в слабом свете мерцали…, нет, не иконы как можно было бы предположить, а картины. Когда сотник пригляделся, то увидел, что на них, с величайшим искусством, были изображены сцены из Ветхого и Нового Заветов. На Мусу смотрели лики святых апостолов и великомучеников, очень похожих на лица современных ему людей. Вот Понтий Пилат вершит суд и расправу на ступенях своего дворца в Иудее. А на другом полотне Иоанн Предтеча крестит народ. Все было написано потрясающе живо и красочно, и сотнику на миг показалось, что эти люди на полотнах вот-вот начнут двигаться и разговаривать. Муса настолько увлекся, что не заметил митрополита Киприана, тихонько пошедшего к нему сзади. – Казаку понравились картины итальянских мастеров? – сказал первосвященник. Муса вздрогнул от неожинности, повернулся к хозяину приемной и сказал: – Никогда ничего подобного не видел! Разве человек способен так изобразить живое? – Как видишь, способен, если освободить его от ненужных канонов. Заходи сотник. Присаживайся, в ногах правды нет. – Спасибо, владыка. Кабинет первосвященника был подстать приемной. Стен не было видно. Кругом были книжные полки, заставленные книгами в обложках и небольшими тубусами для свитков. У единственного окна, на чисто вымытом полу, стоял огромный шар со странными рисунками. В углу маленькая лампада освещала лик неизвестного Мусе святого. На огромном письменном столе красного дерева, кроме рукописей и недописанных свитков стояла шахматная доска с расставленными на ней фигурами. Митрополит сел в высокое золоченое кресло, обитое черной кожей. Муса устроился напротив него на невысокой скамейке без спинки. Прямо против него, на столе оказалась бронзовая чернильница в виде пустого дубового пня и несколько заточенных гусиных перьев. Тут же стояла небольшая серебряная песочница. Все было скромно и без лишних украшений. Митрополит улыбнулся сотнику и сказал: – Ты мне нравишься, Муса Гирей. То как ты выполнил задание вашего атамана выше всяких похвал. Я имею в виду доставку царевича в Москву. Не скрою, многие в Москве считали, что он не должен был доехать живым. Я хочу тебя познакомить кое с кем, не возражаешь? – Я ваш слуга, владыка. – Пока ещё не мой. Пусть войдёт боярин! В кабинет вошёл человек и поклонился сначала митрополиту потом Мусе. Сотник глазам своим не поверил! Это был боярин Семен Бельский! Видимо удивление Мусы было написано на его лице. Киприан немного подождал и сказал: – Это боярин Семен Бельский, он действительно мой слуга. Ему было поручено остановить тебя и ликвидировать Касима. Он не справился с заданием. Теперь будущее Москвы зависит от решения князя. Какое наказание заслуживает боярин Бельский по твоему мнению? – Владыка я очень прошу вас не наказывать боярина. Уверен, что в будущем он оправдает ваше доверие и докажет свою верность и преданность! – Я предвидел, что ты проявишь великодушие к человеку, который мог тебя убить. Хорошо. Иди боярин. Прощаю тебя по просьбе казака. Бельский зло, сверкнув глазами, поклонился первосвященнику и вышел. – Теперь он будет искать возможность отмстить тебе. – За что?! – За то, что ты видел его слабость. За то, что не дал ему возможности выполнить поручение и доказать свою силу. Люди часто мстят друг другу за добро. Разве ты этого не знаешь? – До сих пор не знал. – Ты ещё много не знаешь, казак. Вот видишь на столе шахматы, играть умеешь? – Нет, владыка. – Зря. Научись обязательно. Эту игру придумали в Индии, и она очень похожа на жизнь. Вот король – это не самая сильная фигура, все время нуждается в защите. Все остальные фигуры существуют только для того, чтобы защищать короля. А это ферзь – самая сильная фигура, она имеет самую большую свободу на доске и король её за это ценит. Но бывает так, что пешка – самая слабая фигура, становится ферзём. А вот остальные не могут им стать – таковы правила игры. Сегодня ты пешка, казак. Я тебя очень хорошо понимаю, сам был слабой пешкой. Но мне удалось стать ферзем, какой ценой не важно. Важен результат. – Что для этого нужно, владыка? – Во-первых, ты должен принять православную веру! – А вот у монголов… – Ты не у монголов! Да и где они сегодня эти монголы? Тюрки-мусульмане победили их и полностью сменили на всех ключевых постах во всех улусах Большой Орды. Итак, ты примешь православную веру? – Предположим, приму, что ещё я должен сделать, чтобы стать на вашей доске хотя бы ладьёй, отче? – Ты должен будешь выполнять мои приказы, казак. Беспрекословно! Таким как ты всегда нужна ясность и понимание конкретной цели, но… Темп жизни очень высок, не всегда есть время и возможность что-то объяснять. – Это понято. А подумать я могу, владыка? – До вечернего пира можешь думать. И берегись Бельского. – Это я уже понял. – Иди, казак. На пиру все решиться. Насупленный стражник в сверкающей кирасе проводил Мусу до выхода из патриарших палат. Голова сотника отказывалась в таком темпе принимать всё, что ему пришлось услышать. Он вспомнил слова Ибрахима, которыми тот напутствовал его в Москву: «Митрополит нужный нам человек. Если обратит на тебя внимание, не уклоняйся. Ты у нас неглуп. Будешь ему полезен, значит и всем казарам тоже». Но поменять веру это же не рубашку поменять?! А, что он собственно поменяет? Священная книга у христиан Библия – Ветхий Завет у хазар Тора – только название разное, а рассказывает об одном и том же. Есть ещё Евангелие, так и оно рассказывает историю о человеке его родной веры. Разные ритуалы? Так Бога – создателя всего сущего, стоящего очень высоко над людскими заботами, эти ритуалы, скорее всего, мало интересуют. Муса и раньше думал над вопросами религии и пришел к заключению, что Бог, скорее всего один, просто разные народы называют его по-разному и служат ему по-разному. И службы эти нужны по большому счету только тем, кто на них зарабатывает. А ещё сильным – желающим управлять всем и вся людям. Слабым тоже нужны ритуалы – это дает им надежду на будущее. Иначе человеческий разум может не выдержать жизненных тягот. Ему приходилось видеть, как ломаются молодые слабые бойцы от крови, грязи и жестокой правды жизни. Конечно, обдумать бы все это основательно! А Киприан не дал ему на это времени. Но ведь принимая христианство, он не предаст своих родных и друзей! Это ведь все для их блага, а не во вред. Все ли это поймут правильно? С другой стороны многие казаки уже приняли новую веру, это сблизило их с остальными народами Руси. А Яромир? Славянин, а христианства не принял. Но между верой Яромира и христианством пропасть бо?льшая, чем между христианством и верой хазар. Мучимый этими вопросами Муса добрался до Кремля и княжеских палат. Верный друг Касим ждал его у Красного крыльца и наотрез отказывался без него идти на пир. Увидев Мусу, Касим подбежал к нему, обнял за плечи и так, вместе они зашли в пиршественную комнату. Длинный стол был накрыт белыми расшитыми скатертями. Все приглашенные, кроме наших друзей, уже сидели на своих местах и ждали. Слуги бегом разносили тарелки, блюда, чары и судки. Наконец пришел князь с княгиней, гости встали и хором поприветствовали хозяина и хозяйку, пожелав им здоровья и долголетия. Никто не упал ниц, никто никому не целовал ноги и руки. Поклоны разной глубины и длительности, вот и вес знаки почитания которыми обменялись присутствующие с князем. Все это очень удивило хана Касима, привыкшего к совсем другому выражению верноподданнических чувств. По команде дворянина-стольника Евлампия Седова слуги выставили на столы «холодные естьва»: студни мясные и рыбные, грибы отварные с хреном и квасом, грибы соленые с маслом и уксусом, свеклу печенную, печенную же солонину, рыбу вяленную, копченную и соленую. Птицу соленую с квасом, дичь со сливами, почки заячьи в рассоле икрянник, соленые арбузы и лимоны. После двух чар хмельного меда гости почувствовали зверский аппетит, и наступила очередь «второй подачи». Щи, борщи, уха из речной рыбы и всяческие бульоны лились рекой. К жидким блюдам подавались пироги, оладьи, блины, жаренные на маковом масле. «Третью подачу» составляло жаркое с бульонами, которые называли «взвары». Жарили мясо и рыбу крупными кусками в русской печи или на вертеле, на сковородках, плошках, латках. Особенной популярностью у гостей пользовались гусь с взваром капустным, жареная баранина и курица, налитая яйцами. Хором попросили выйти к гостям повара. Он пришел и долго кланялся, благодарил за честь. На закуску подавали крупеники и сочни – блюда с творогом. И все это заливалось разного сорта медами, пивом, квасами и киселями. Пьяных не было совсем – Василий Дмитриевич этого не любил. В разгар пира, Софья Витовтовна, жена князя, встала, поклонилась гостям и попросила разрешения уйти, сославшись на заботу о «малых детушках». Говорила она медленно, с легким литовским акцентом, от которого не смогла избавиться за многое годы жизни в Москве. Гости великодушно разрешили. Когда княгиня ушла, стольник приказал убрать все лишнее со столов и принести князю письменный прибор и саблю из княжеской опочивальни. Гости поняли, что предстоит что-то серьёзное, и замолкли, с интересом наблюдая за князем и его засуетившимися секретарями. Наконец князь встал, поднял руку и сразу, в зале наступила полная тишина. Слышно было, как в соседней комнате слуги сначала перебранивались в полный голос, а потом замолчали и они. Князь выждал паузу и начал: – Мы, тут посовещались и решили…! Хан Касим, выйди, покажись людям! Касим выбрался из-за стола и вышел на середину залы. Князь продолжал: – Сей ордынский царевич Касим бин Суюргатмыш Марканди Чингизид, пришел под руку нашу от Тимура Царя и помощи попросил. А мы, русские люди в помощи НИКОМУ НИКОГДА не отказывали! И ему, хану Касиму, не откажем и людям его. Если ты хан Касим поклянешься служить нам верно и преданно, всем родом своим, то и я, князь московский в обиду тебя не дам. А всякое причиненное тебе зло, буду считать злом мне причиненным! Клянись, хан! Касим подошел к столу, принял с поклоном у Василия саблю, вынул её из ножен, поцеловал и сказал на тюрки: – Клянусь, тебе князь московский, и свидетелями этой клятвы пусть будут все присутствующие бояре и дворяне. Клянусь быть тебе верным и преданным до самой моей смерти. А если не смогу я сдержать этой клятвы, то пусть поразит меня этот клинок как подлую собаку. Омен! – А клинок то не простой! Сабля это отца моего, Дмитрия Ивановича Донского. Будь верен, хан! – Умру, а не предам! – И в подтверждение того, что переходит, сей хан и весь улус его на службу в московское княжество, жалую его землями близ Рязани, что зваться теперь будут Касимовское ханство! Завтра же и отправляйся туда, людей своих скликай. Пусть приходят и трудятся на благо Москвы. Вот тебе на это мой письменный указ. – Слушаюсь князь. Глаза Касима горели, правая рука бегала по левому боку искала привычную саблю. Князь Василий оглядел присутствующих, показал Касиму, что можно садиться и поманил рукой Мусу Гирея. – Выходи казак. Всего Муса ожидал, но только не того, что князь позовет его. Зачем!? Что это будет честь или бесчестье?! Он вышел в центр комнаты и встал, глядя в глаза Василию Дмитриевичу. Князь увидел замешательство сотника, и оно его насмешило. Улыбнувшись, он выдержал солидную паузу и сказал: – Князья, бояре ближние и дворяне служилые, прошу любить и жаловать боярина Михаила Киреева. От сего дня назначается он моим указом на службу хану Касиму. Головой отвечает он за жизнь и безопасность хана. Будь Киреев моими руками, которыми хана сего от несчастий заслоняю. Людей от своей станицы может взять, сколько и кого захочешь. Принесите его саблю! Клянись, сотник. Это ты сегодня сотник, а завтра хан тебя воеводой сделает. Сделаешь хан? – Яхши [37]конязь! Албатта [38]! – закричал не успевший сесть на место Касим. – Молодец, хан! Садись, всему свое время. Ну, что сотник Михаил, замер, молчишь, саблю не целуешь? Ну! Муса Гирей, который стал с этого момента Михаилом Киреевым, встал на одно колено и, вынув из ножен принесенную стольником саблю, припал к её лезвию губами, а потом сказал: – Князь я присягал тебе, будучи служилым казаком, теперь присягаю как боярин. Если понадобится жизнь за тебя отдать, не задумаюсь! – Жизнь отдать, не хитро! Мне живые слуги нужны, умные и умелые. Чтобы способны были любое мое поручение выполнить и живыми остаться. Понял? Служи Касиму, вот тебе мой указ. – Буду. Любо это мне. Все присутствующие шумно и весело поздравляли Михаила и Касима, но были и такие, которые не спешили выражать свои добрые чувства. Княжеская благосклонность штука переменчивая. Сегодня один осыпан милостями, завтра другой. А коль скоро у Руси неприятности начнутся из-за хана Касима? Тимур Аксак уже полмира завоевал, что ему маленькая Русь – так, досадное препятствие на пути в Европу. А казаков вообще приближать опасно – разбойники, головорезы! Волки степные! По каким законам живут, каким богам молятся? Тем более эти, которые из хазар – сотни лет с Руси дань брали. Сегодня Руси служат, а ну как завтра к тому Аксаку и перекинуться? Новая княжеская игрушка – наиграется и бросит. Пир кончился далеко заполночь. Уставшие Касим и Михаил ехали нога к ноге, по темным улицам уснувшего города и думали каждый о своём. Касима заботило только одно: он уже посылал казака в Гостевую слободу к знакомому бухарскому торговцу. Теперь самое главное – это собрать свой улус на выделенной ему князем, земле. Надежные торговцы самые лучшие гонцы. У них есть деньги, кони и горячее желание заработать на услуге знатному человеку. Правда, теперь уже не ордынцу, а хану на службе у московского князя. Скорее бы прибыть на свою землю и начать обустраиваться! «Майя! Как ты там без меня, девочка моя! Как устроюсь на новом месте, сразу же заберу тебя» – думал Михаил – «Теперь ты будешь женой русского боярина, а не казацкого сотника. Вот только не знаю хорошо это или плохо. Это для Киприана жизнь – шахматная игра, а люди – деревянные фигурки, а на деле все гораздо сложнее. У каждой из этих фигурок есть обстоятельства, которые могут не укладываться в «правила игры» и вот все пошло не так как планировалось! Самое главное сейчас – это обеспечить Касиму безопасность. Провести рекогносцировку на местности, определить места охранных засад, способы связи, договориться с соседями о взаимопомощи. А ведь Яромирово болото не далеко, вот бы его бойцов задействовать в охране и обороне. Нужно продумать, на каких условиях можно этого добиться». Мысли роились в его разгоряченной голове как ночные птицы. Он видел лицо Майи, чувствовал её запах. Ему казалось, что он слышит громкие воинские команды, крики раненых и звон сабель. Прохладный воздух с реки не мог остудить его разгоряченной последними событиями головы. Ночная стража проехала мимо их маленького отряда. Факелами осветили лица, удостоверились, что все в порядке. Через полчаса Касим и Михаил прибыли в лагерь на Воробьевых горах. Удивительно, но в лагере никто не спал. Ицхак подскочил к друзьям, принял поводы их коней. Михаил огляделся и увидел что около полусотни стражников в стальных кирасах и европейского образца шлемах, несут караул рядом с казаками, охраняющими лагерь. – У нас в лагере посторонние? – Муса, Киприан приехал со своими ближними. Разрешения спросили рядом палатки поставить. Я разрешил. – Правильно сделал. Где владыка Киприан? – Почивает. Сказал, чтобы утром ты к нему зашел. – Зайду. У Касима и Михаила уже не было сил на дальнейшее бодрствование, и они провалились в спасительное небытие, как в пропасть. Снов не было. Молодость тем и хороша, что тело само решает, как ему пережить трудное время. Живительный сон приходит как раз тогда, когда тело и мозг крайне устали и не могут самостоятельно справится с перегрузками. Тогда сон отключает почти все чувства и инстинкты человека, кроме инстинкта самосохранения и дает возможность восстановить силы и здоровье. Утром Михаил открыл глаза и увидел луч солнца, светивший через полотняный полог его палатки. Он снова был силен, весел и готов к любым неожиданностям. Но это ему только так казалось. – Вставай боярин Михаил Киреев, у нас еще много дел и лучше их делать при утреннем солнце! Голос был таким знакомым, что Михаил буквально подскочил на своей лежанке. Его рука машинально метнулась в изголовье к черной сабле казацкого сотника. – Тебе не нужна сабля! Я не угрожаю твоей жизни. Михаил оглянулся и увидел смеющегося Киприана в простой рясе и черной митре, без украшений. Один только тяжелый черный серебряный крест виднелся у него на груди. Но разве, то, на чем распяли живого человека, может быть украшением? – Сегодня тебе предстоит стать настоящим русским боярином. Принять православную веру. Я уже говорил с твоими товарищами, они готовы последовать за тобой. – Да, владыка, теперь я понимаю, как из пешки становятся ферзем. Главное спать меньше, а делать больше. – Тебе ещё много предстоит узнать Михаил. Если хочешь, я расскажу тебе одну историю. До завтрака. И ты запомнишь её на всю жизнь. – Слушаю, владыка. – Давным-давно в старинном городе жил Мастер, окружённый учениками. Самый способный из них однажды задумался: "А есть ли вопрос, на который наш Мастер не смог бы дать ответа?" Он пошёл на цветущий луг, поймал самую красивую бабочку и спрятал её между ладонями. Бабочка цеплялась лапками за его руки, и ученику было щекотно. Улыбаясь, он подошёл к Мастеру и спросил: «Скажите, какая бабочка у меня в руках: живая или мёртвая?» Он крепко держал бабочку в сомкнутых ладонях и был готов в любое мгновение сжать их ради своей истины. Не глядя на руки ученика, Мастер ответил: «Всё в твоих руках». – Спасибо, отче, я все понял! – Тогда пойдем, боярин. Там слуги мои уже алтарь поставили. Между лагерем казаков и палатками патриаршей дружины был установлен легкий походный алтарь обтянутый пурпурными, белыми и голубыми тканями. Все свободные от караула казаки выстроились рядом и сняли папахи по команде Киприана. Митрополит надел священные специальные одежды и начал обряд. – Скажи мне сын божий, окончательно ли твое решение перейти в лоно нашей матери-церкви и стать православным христианином? – Да, отче. – Не был ли ты раньше крещен? – Нет, отче. – Ради спасения ли своей души, а не ради прибытка какого либо или какой-то временной причины, здоровья или брака ты желаешь креститься? – Ради спасения души, владыка. – Есть ли у тебя поручитель, восприемник, готовый за тебя поручиться, сын божий? – Есть отче, это митрополит московский, литовский и киевский Киприан. Митрополит удивленно сверкнул глазами, но продолжил. Он оделся в мантию, взял у служителя жезл и опять спросил: – Кто ты есть? – и сам же подсказал ответ – Я – желающий познать истинного Бога и спасения ищущий. – С какой целью пришел ты ко святой Церкви? – Научиться от Неё истинной вере и к Ней присоединиться. – Какую пользу надеешься получить от истинной веры? – Жизнь вечную и блаженную. – Если хочешь иметь жизнь вечную, должен веру православно-кафолическую (вселенскую) соблюсти. Вера же сия состоит в том, чтобы исповедовать Бога единого в Троице, Отца и Сына и Святого Духа, и Троицу во Единице, ни сливая Лиц, ни разделяя Существо. Потому что Бог есть Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой: однако не три бога, но един Бог. И о воплощении Господа нашего Иисуса Христа разуметь, что Он одновременно есть Бог и Человек: Бог, Сын Единородный от Бога Отца прежде всех век рожденный, Человек же, от Марии Приснодевы (Всегда Девы) плоть нашу воспринявший: пострадал плотью и распят на Кресте ради нашего спасения, умер и воскрес, вознесся на небеса и воссел по правую сторону Бога и Отца: когда же придет судить, все воскреснут, и праведники жизнь блаженную наследуют, творившие же зло примут муку вечную по делам своим. Эту веру проповедали апостолы, кровью своею запечатлели мученики, провозвестили Соборы и все отцы, и учителя Церковные. Также и ты, веруя, должен и заповеди Господни соблюдать, ибо вера без дел мертва. Древнейшие и наибольшие заповеди суть: Возлюби Господа Бога Твоего всею душою твоею, и ближнего твоего, как самого себя. Внушая нам хранить обе эти заповеди, Христос Спаситель наш повелел нам и врагов любить, и всем обижающим добро творить, и уклоняться от всякого зла. Корни же зла суть: гордость, жадность, похоть плотская, зависть, невоздержание, гнев, леность. Ты же, так как хочешь стать наследником Царствия Небесного, побеждай их добродетелями: гордость– смирением, жадность– милосердием, похоть плоти– целомудрием, зависть– сорадованием, невоздержание– трезвостью и постом, леность– усердием к молитве, богослужению и прочим делом благочестия. Хочешь ли ты сию святую веру сердцем твоим принять, и неотступно, до кончины жизни своей, содержать, так же и в добродетелях христианских навыкнуть, и в них по силе, при помощи Божией, преуспевать? – Истинно от всего сердца моего хочу веру сию святую содержать до последнего моего издыхания, добродетельное же евангельское житие прилежно исполнять, моля Бога о помощи. – Преклони колена твои пред Господом Богом нашим. Нарекаешься ты сын божий именем Михаил, во веке веков. Аминь. – Аминь. Митрополит окропил голову новоявленного христианина водой из серебряной чаши и сказал: – Поднимись сын мой. Остальному тебя научит отец Константин, которого я посылаю с апостольской миссией в Касимовское ханство. Те из товарищей твоих, кто хочет принять святое крещение, пусть подходят ко мне. В это солнечное утро восемьдесят человек казаков были крещены в веру православную. 12 Глаголи, когда чюеши слово луче молъчания, молчание же люби, еже чуеши луче глагланья. Се трдуно але треба. (Говори, когда чувствуешь, что нужно говорить и молчи, если нужно молчать. Это тяжело, но нужно. Иоанн Богослов) И только теперь Михаил почувствовал, что ритм жизни в Москве гораздо быстрее, чем в его родной станице. Жизнь даже не дала возможности ему и побратиму Касиму просто сесть и посоветоваться о том, что делать дальше! К обеду прискакали посыльные из разных приказов московского князя. Один дьяк требовал, чтобы Касим немедленно принял из княжеской казны отпущенную ему сумму денег на построение крепости в новой вотчине. Другой, присланный из Тайного приказа, утверждал, что князь дал указание опросить всех каторжников и заключенных тюрем. Выявить среди них желающих следовать в Касимовское ханство, для участия в защите отечества. Чтобы кровью смыть вину свою! Заключенных и каторжников опросили – семьсот человек готовы были следовать к черту на рога, только бы выйти из княжеских застенков. А вот как сделать, чтобы они по дороге не разбежались – этого дьяк не знал. И вообще, он считал, что это дело новоявленного хана. Многие ордынцы, живущие в Москве, проявили желание перейти под руку хана Касима – свой, мусульманин, слышали, что он справедлив и не жесток. Приезжали целыми семьями, на коленях приползали в палатку Касима, просили взять с собой. Касим вел себя достойно, принимал всех. Это сильно беспокоило Киреева. Он боялся вражеских шпионов и соглядатаев. А ну как сам Тимур захочет заслать к Касиму своего лазутчика, а тот выберет удобный час и убьет хана?! Поэтому Михаил поручил Ицхаку, которого теперь, после крещения, звали Иннокентием, опрашивать каждого прибывающего в лагерь. Необходимо было знать: кто чей родственник, кто из какого улуса родом. И вообще, максимум информации. Иннокентий все записывал, можно сказать проводил первую перепись нового улуса хана Касима. При такой системе опроса враг, скорее всего, мог быть выявлен, но…Враг хитер, потому он и враг! Михаил не забыл о своей давней идее – найти как можно больше двойников Касима, для его защиты. Незаметно для всех, он выявил пару ребят внешне напоминающих его побратима. Но ему хотелось найти ещё хотя бы троих. Иссур, которого после крещения звали Иван, следил, чтобы каждому прибывшему было определено место под юрту, палатку или выпас для скота. Мужчин определяли в десяток, десятки сводили в сотни… Все делалось по казацкому или ордынскому строю. В рекордные сроки, за два дня, была выправлена грамота на владение землями вокруг Городца Мещерского, поселения в касимовской вотчине. Отец Константин развил бурную деятельность. Уговорил десяток московских монахов следовать с ним. У митрополита выпросил казну для строительства будущего православного храма и множество всякой церковной утвари. Киприану пришлось вскрыть старые схроны, оборудованные ещё перед приходом Тохтамыша и поделиться спрятанным в них. Груженые телеги с эмблемой митрополита вызывали зависть и вожделение у стоящих тут же ордынцев и бывших каторжников. Но вооруженные казаки просто и доходчиво объяснили будущим поданным хана Касима, что можно делать, а чего делать не следует по законам Дикого поля. А так как кормили всех обильно, то страсти постепенно улеглись. Касим был очень занят. Его приглашали то в одну знатную семью, то в другую. Обласканный московским князем хан был всем нужен. Особенно там, где имелись девушки на выданье. Однажды вечером Михаил Киреев решительно зашел к нему в палатку и начал разговор. – Салям алейкум, Касим-хан! – Здравствуй Муса, зачем церемонишься? Какой я для тебя хан? Мы побратимы, думаешь, я забыл? – Не думаю. Вот, что я хочу тебе сказать. Нужно трогаться с места как можно скорей, иначе мы разбухнем и лопнем! – Как это? – Наш лагерь уже стал в шесть раз больше, чем был. Эти люди не казаки! Большая часть из них просто преступники, пройдет ещё немного времени, и они выйдут из-под нашего контроля. Только там, в Городце Мещерском мы приставим всех и каждого к настоящему делу, им куролесить сразу станет некогда. К тому же там будут уже наши, казацкие законы. Пусть попробуют нарушить! – Муса! Какие казацкие законы? Ты же русский боярин, пусть и без вотчины. Давай будем русские законы соблюдать. – А что бывают бояре без вотчины? – Сколько угодно. – Откуда? – У них здесь только старший сын имеет право наследовать землю, младший должен сам себе её добыть. И у викингов так, и у франков. Я это изучал. – Касим, нам нужно быстрее уходить из Москвы. В дороге наведем дисциплину и, в Городец придут уже совсем другие люди. Те, кто дойдут. – Почему не дойдут, путь недалек? – Могут быть неожиданности. – Хорошо, Муса. Через два дня выступаем. Забери в Гостевом приказе подорожную. – Сделаю, хан. Накануне ухода из Москвы, вечером, Михаил построил переселенцев и казаков. Казаки стояли в полном вооружении, верхом, гордо подбоченившись в седлах. На пиках развевались вымпелы с эмблемой московского князя. Привычные к строю, лошади почти не шевелились и не издавали ни звука. Мужчины-ордынцы, привычные к воинской дисциплине, выстроились тоже верхом. Они хотя и были одеты разнообразно, а вооружены разношерстно, представляли собой внушительную силу. Маленькие мохнатые лошади могли питаться не только травой и зерном, но даже хвоей и, если ничего другого не будет, высушенным мясом. Их хозяева, одетые в разнообразную меховую одежду были так же неприхотливы. Мощными луками из рогов горного козла они владели виртуозно. Разнообразной конструкции арканы, палицы, холодное оружие всех времен и мастеров востока – наследство воинственных отцов дедов и прадедов можно было увидеть в этом строю. На копьях развевалась тамга [39] рода хана Касима. Домочадцы с телегами и арбами выстроились за строем ордынцев и так же молча ждали речи Михаила Киреева. В отличие от строя казаков и ордынцев, бывшие заключенные были без оружия, плохо одеты и косматы. Казаки только собирались распределить их по своим десяткам и начать обучение воинскому делу. Но Михаил, глядя на эту неорганизованную толпу, подумал, что, пожалуй, нужно распределить их до похода, прямо сейчас. Десятники уже были знакомы с этими людьми. Их было шестьсот пятьдесят человек. Пятьдесят пришлось отправить обратно за попытки грабежей местного населения и покушение на всяческие насилия. Михаил Киреев выехал перед строем на своем верном Тулпаре и сказал: – Господа казаки! Да, я не ошибся, назвав вас господами казаками! Потому, что все кто сегодня уйдет с нами в Городец Мещерский, будут записаны с казацкие списки и станут казаками, со всеми вытекающими из этого льготами и обязанностями. И жить будете по законам казачества. Не выполнил приказ атамана в бою – смерть! Утаил добычу от товарищей – порка клинками, обворовал товарища – живым в землю сырую пойдешь. Теперь вы не татары, не русские, не мордва и не чухна. Не аланы, не хазары и не булгары. Вы казаки! А казак для того родится, чтобы на службе пригодится! Мы теперь община казацкая, а атамана выберем на кругу, когда на место придем. Походным атаманом меня назначил хан Касим, на землю которого мы идём. Оружие, у кого нет, и зипуны, возьмем в бою. В каком бою, пока не знаю, но бои будут обязательно, потому, что казаки для боя живут. Коней десятники дадут каждому мужчине. Присягу дадите мне и хану Касиму сегодня. Кто присягу нарушит тому смерть страшная и презрение товарищей, запомните это. Кто верен и честен будет с товарищами, тому вечная слава, а близким его полная поддержка от нашей казацкой общины. И ещё скажу, кто с нами идти не хочет, и жить по нашим законам не желает, у того последняя возможность. Пусть из строя выйдет, и мы решим, что с ним делать. Михаил замолчал и посмотрел на сомкнутый строй своих будущих бойцов. Из строя никто не вышел. Он продолжил: –  Сыновья ваши служить будут также как и вы, но ваша забота, чтобы на службукаждый являлся со своим обмундированием, снаряжением, оружием и верховой лошадью. Остальное вам десятники расскажут. Всё понятно? Он опять посмотрел в разноцветную толпу, все молчали. – Если все понятно, то каждый мужчина, кроме казаков, пусть разденется до пояса и подойдет ко мне со своей саблей, если есть сабля. А нет, то и так просто безоружным. По – одному подходи!!! Отец Константин ко мне! Мулла и раввин ко мне! Мулла и раввин были загодя приглашены в казацкий лагерь и готовы к принятию присяги. Мужчины слезали с коней, обнажались до пояса и подходили к Михаилу. Каждый, клялся в верности походному атаману на своей обнаженной сабле. Каждого он ударял по спине её обнаженным клинком. Потом отец Константин, мулла или раввин принимали клятву на святых книгах. Люди, после присяги подходили к казацким десятникам, получали коней из заводных и оружие из запасов сотни. Каждый считал себя уже казаком, поэтому старался сидеть в седле прямо, по-казацки. И мечтал о времени, когда отобьет он в бою оружие, одежду и станет полноправным казаком в общине. Но и другие мысли были у переселенцев. Больше всего мечтали о земле. Бывшие русские о пахотной земле, а бывшие ордынцы о пастбищах. Бывшие заключенные мечтали о добыче, боевой настоящей добыче, распределенной по справедливым казацким законам. Все видели свое будущее по-разному, но связывали только с новыми местами, центром которого был Городец Мещерский. Колонна двинулась на восток. Казалось целый город снялся и, скрипя колесами телег и арб, переезжает на новое место. Михаил приказал авангарду выдвинуться вперед. Каждой сотне, каждому десятку было определено свое место в колонне. Десятники обязаны были следить за порядком не только в своих десятках, но и в обозах. Слишком много абсолютно разных людей собралось вместе, ссоры были неизбежны. Но все знали, что дороги на Руси были опасны. После Куликовской битвы и нашествия Тохтамыша сил для борьбы с бандами воров и грабителей у московского княжества было маловато. Поэтому на дорогах и в лесах их было множество. Старики рассказывали, что когда ещё не было города Москва и река, на которой его построили, называлась не Москва, а Смородина, в местных лесах лютовала банда разбойника Соловья. Соловьём его назвали за умение очень громко свистеть, перед тем как напасть на проезжих купцов, или просто путешественников. Люди цепенели, услышав этот боевой клич бандитского предводителя и, почти без сопротивления отдавали ему нажитое. А тех, кто все-таки сопротивлялся, Соловей безжалостно уничтожал самыми жестокими способами. Говорили, что даже вооруженные отряды княжеских дружинников не могли справиться с бандой Соловья, настолько она была многочисленна и хорошо вооружена. Тогда великим русским князем был Владимир по прозвищу Красное Солнышко. И кого он только не посылал на реку Смородину, чтобы уничтожить этого супостата! У Соловья была прекрасно отработана тактика боя с любыми воинскими отрядами. Густой русский лес позволял ему расставить своих лучников таким образом, что ни один из них не был виден врагу, тогда как всадники или пешие дружинники были все как на ладони. Посланного князем богатыря Сигурда с отрядом они перебили по одному в течение одного дня. Причем опытные воины-викинги так и не увидели ни одного из нападавших. А самого Сигурда Соловей приказал привести к нему и, на глазах у всей своей ватаги выколол ему глаза, отрубил кисти рук и, в таком виде отправил к князю Владимиру. Печенежскому богатырю Ратмиру удалось уйти живым из рук разбойника Соловья, потому, что дочь бандитского предводителя влюбилась в могучего красавца, выпустила его из грязной ямы, где он ждал смерти. Ратмир и девушка бежали вместе, видимо и ей надоела лесная жизнь. А Соловей после этого случая стал ещё более жесток к своим пленникам. Хазарский витязь Илья Муромец попросил князя поручить ему ликвидацию этого преступника. И начал он с совершенно другого конца. Для начала выявил все связи Соловья вне леса. Ведь кто-то снабжал его продовольствием? Кто-то скупал награбленное? А кто-то сообщал о торговых караванах, их составе и охране? Потом Илья стал выяснять, где обитают родственники соратников жестокого бандита. Кого-то арестовал, кого-то просто заставил давать информацию. Некоторых особенно упорных подчиненных Соловья вылавливали в окрестных деревнях, куда они все-таки приходили по разным делам и очень жестко допрашивали. А потом распинали на бревенчатых крестах вдоль дорог и речки Смородины. В результате, главарь банды остался практически один и обозленный попытался подстеречь богатыря на лесной тропинке, но необыкновенно сильный Илья справился и с Соловьём и с его подручными. Убил всех, кроме Соловья. Этого лесного сидельца он привез князю Владимиру на расправу. Потом долго над Днепром стоял кол с косматой головой Соловья-разбойника. Конечно, отряд у Михаила был большой, но пока плохо организованный и, самое главное, слабо управляемый. В будущем этот недостаток был бы устранен, но пока… Так, что некоторые последователи Соловья-разбойника могли попытаться завладеть имуществом переселенцев. Сами люди тоже представляли не малую ценность – рабы в генуэзской Кафе были в большой цене. Только казаки не вызывали сомнений у боярина Киреева. Поэтому в этом походе ему предстояло мало спать и много работать. Постоянно контролировать положение в своем отряде и на окрестных путях. У корчмы старого знакомого литовца Вилкаса сделали большой привал. Каждый получил ту пищу, к которой привык. Ордынцы жарили и варили баранину, русские свинину, а казаки и то и другое. Касима, Михаила и знакомых казаков Вилкас пригласил в корчму, где накрыл обильный стол. Глаза разбегались, а руки тянулись ко всем блюдам одновременно. Но не объять необъятное! Лапша, щи, рассольник – это было «первое блюдо». Жареные целиком поросята, куры, индейки, окорока, селянка с квашеной капустой – «второе». Белый квас, черный квас, мятный квас, сахарный квас с изюминкой и фряжское вино – это было «на третье». Но какое самое главное угощение в корчме? Новости. Михаил и Касим с трудом дождались третьего блюда, когда уже можно задавать вопросы хозяину. – Как дела Вилкас? – Все хорошо. Если Бог не допустит какой-нибудь войны, то все будем живы и здоровы. За последние пятнадцать лет было слишком много войн. Мужчин на Руси стало мало. Кто встанет за русскую землю? – Что слышно на дорогах? – Византийский патриарх сзывает рыцарей для защиты от безбожного Тимура. Уже несколько тысяч их приехало в Константинополь, а будет ещё больше. – Значит в Византии совершенно уверены, что Тимур придет туда? – Подумай сам. В Азии все подвластно ему – все орды, Персия, Кавказ, и даже Индия. А какое у него любимое выражение, Касим? – «Мир слишком мал, чтобы в нем было столько царей!» – это любимое выражение амира – Вот видишь, Миша. Он хочет быть царем всей земли. А причин, чтобы придти, куда хочешь ему ученные придумают сколько угодно. Вот говорят, что когда ему доложили о побеге Касима, он очень разгневался. – Что он сказал!? – крикнул подпрыгивающий на месте от нетерпения Касим – Ну, я сам, конечно, при сем не присутствовал – сказал Вилкас – Но самаркандские купцы говорят, сказал что, твой побег оскорбление для него. И, что он тебя обязательно вернет живого или мертвого. Понимаешь, Касим, я думаю, московский князь сегодня не сможет тебя защитить. Сил у него маловато после Куликовской битвы. Когда Тохтамыш налетел на Мамая и убил его, он послал письмо Дмитрию, что разбил общего врага. Для чего? Чтобы успокоить Дмитрия Ивановича и представиться его другом. А потом налетел на ничего не подозревающий город, ослабленный Куликовской битвой, которая ничего реального не принесла русскому народу, только потери. Дмитрий сделал то, что никто от него не ожидал. Схватил семью, детей и бежал в Кострому, а за ним бежали все его бояре! Остался случайно в Москве только заложник, сын литовского князя Остей. Он и организовал оборону Москвы. Три дня Москва упорно сопротивлялась! Но Остей молодой был, не опытный, обманут его Тохтамыш и убил. А Москву сжег и разграбил. Почитай всех, кто не скрылся людей захватил и погнал в Кафу на невольничий рынок. В Москве оставил только окровавленные трупы и пепел. Дмитрий, когда вернулся, погони за ним не устроил, сил не было. И напал Дмитрий не на Тохтамыша, а на Рязань, решил отомстить рязанскому князю Олегу за, то, что он с Тохтамышем Москву жег. Вот так дело было. Если теперь Тимур придет, то неизвестно как дело обернется. – А дальше что было? – Касим знает. Знаешь? Тимур собрал войско, напал на Тохтамыша и отобрал у него все награбленное в московском княжестве. Тохтамыш бежал неизвестно куда, люди Тимура его ищут. Как ты думаешь Касим, что сделает Тимур? – Не знаю. – А должен знать. Ведь ты теперь хан, должен предугадывать действия врага. – Буду учиться, Вилкас-ака. – Учись. У казаков учись. Они не тупые рубаки, у них стратегическое мышление с детства воспитывают. Разведка, контрразведка, засады, лазутчики, резиденты… Ты Михаила пораспрашивай. Он расскажет. И вот ещё что, ребята. Тимур готовит большое посольство на Русь. – Откуда знаешь? – Купцы рассказали. – А сами купцы откуда? - Из Бухары. А им рассказали купцы самаркандские. У одного из этих самаркандцев, зять служит в охране посольского приказа Улуг [40] Амира Тимура. Приходит домой и, рассказывает все новости жене. А она раз в неделю ходит к родителям и рассказывает им все, что узнала от мужа. – А как зовут этого уважаемого купца из Бухары? – сказал Касим – Его зовут Тахир Шерзодали Бухари, Касим. Знаешь его? – Нет, этого не знаю, но имя у него настоящее бухарское. А как зовут его друга из Самарканда? – Он называл, да я не запомнил. Что-то вроде Ильхам или Нахум… не помню. – Ильхам бен Нахум? – Точно! Он самый. - Этого я знаю. Очень богатый человек. Часто бывает в гареме амира – продает ткани и украшения. Правда, он не тюрк, а джугут [41] , но дочь свою выдал замуж за коренного самаркандца, барласа. Нам разрешено жениться на иноверках, но они должны принять ислам. – А, что в гаремы пропускают торговцев? – Да, а кто же принесет женам амира украшения, ткани, сладости. Женщины сами выбирают товар, лиц их все равно никто не увидит – паранджа все скроет. – Ну, вот этот Ильхам сообщил, что приказано собрать посольство в Московию. Уже две недели Улуг Амир совещается с начальником посольского приказа. Диктует грамоты, инструкции, письма. – А какова цель этого посольства? – Ну, этого никто не знает! За разглашение дипломатических тайн сурово карают. Смерть будет очень мучительная. Но… я думаю, это касается или Тохтамыша или Касима… Или обоих. Какая разница, какова формальная причина войны, а? Касим, Михаил и казацкие офицеры замолчали, обдумывая полученные сведения. Посетителей в корчме было мало. Разговор между Вилкасом и друзьями был слышен любому, кто потрудился бы прислушаться, и Михаилу показалось, что человек за столом у небольшого чистого окошка внимательно фиксирует каждое сказанное слово. Михаилу захотелось разглядеть лицо этого нежеланного «слушателя», но человек встал, поправил короткий кафтан, пристегнул к перевязи саблю и вышел из корчмы. Тут же снаружи раздался стук копыт, кто-то отъехал на лошади. «Надо было перехватить» – подумал Михаил. Но время было упущено. В дверь вбежал один казаков Михаила. – Атаман! Скорее! В лагере буза! Михаил опрометью выбежал из корчмы, вскочил в седло, и, через несколько минут, Тулпар примчал его прямо в лагерь. Глотая пыль из-под копыт киреевского коня, в лагерь пулей, прилетел Касим с товарищами. Протолкавшись через плотное кольцо казаков и татар, Михаил выскочил на небольшую круглую площадь. Там несколько казаков старой сотни, из тех, кто пришел с Киреевым в Москву, перекидывали веревку с петлей через ветку огромного дуба, а трое одетых в рванье бывших каторжников, сидели связанные на пыльной земле. Лица у них были окровавлены, в синяках. Глаза горели злостью и ненавистью. Казаки работали привычно и быстро, ещё немного и неизвестный Михаилу приговор будет приведен в исполнение. Командовал казаками друг Киреева, Иван, которого до крещения звали Иссур. – Иван, что случилось! – Михаил, ты здесь! Эти варнаки обокрали своих братьев-казаков! – Не казаков, а татарских нехристей! – закричал один из связанных – Здесь нет татар, нет русских – все мы казаки! Вы клятву давали! – Заткни её себе… свою клятву! Вы куда нас ведете, в рабство? Так мы и здесь рабами были! Братцы!!! Уходить надо, они нас в рабство ведут! Толпа татар и русских, обступивших площадь, зароптала. Тихий ропот перешел в громкие крики, зазвенело оружие. В любой момент могла начаться междоусобица. Михаил должен был разобраться в ситуации. – Тихо!!! Кто обнажит оружие без моего приказа, зарублю!! Иссур, рассказывай! – Миша, эти люди нарушили наши законы. Они забрали коней у Муртазы, а его отца, охранявшего их, убили! Михаил подошел к сидящим на земле избитым и связанным людям. – Зачем вы сделали, это? Отвечайте!! Он смотрел на них так, что под его взглядом они съежились и, казалось, вросли в землю. – Говори ты! – Михаил ткнул нагайкой в ближайшего из них. – Нам сказали, что когда мы приедем в Городец, туда придет Тимур Аксак. И потом всех русских заберут в рабство, а татары будут ими владеть. Вот мы и решили бежать. Коней хотели угнать, а старик заметил. Пришлось его… порешить. – Кто сказал, что вас в рабство отдадут? – Один человек сказал. Надежный человек, который все доподлинно знает! – Я спрашиваю, кто сказал!? Имя!? – Бельский! Знатный человек, он за Русь и за Москву! – Семен Бельский!? Тогда все понятно. Казаки, слушайте меня! Семен Бельский наш враг! Ему поручали убить меня и хана Касима, а он не смог. Два раза пытался! Теперь он опозорен в глазах тех, кто платит ему, а мне мстит за позор. Все, что он сказал – ложь! Все вы казаки, а не рабы и никогда больше рабами не станете. Татары, русские, мордва, чуваши – все кто дал клятву казацкую теперь казаки! За убийство товарища у казаков одно наказание – смерть! За воровство у своих братьев – сечем клинками до кровавого пота! Кто убил старика?! – Я – признался один из связанных. – Отец Константин, иди сюда! Священник вышел на площадь. В его руках было библия и большой серебряный крест. – Делай свое дело! Он сейчас перед Богом предстанет. Пока отец Константин исповедовал приговоренного, казаки притащили из корчмы две широкие лавки и ловко разложили на ней его приятелей. Прошло совсем немного времени и убийца задергался в петле. Около каждой лавки встал дюжий казак, и, с оттягом, стал наносить удары обнаженной саблей, плашмя по обнаженной спине наказуемого. Экзекуция прекратилась только после того, как кровь обильно выступила на их спинах. Тогда пожилые женщины смазали израненные тела медвежьим жиром и положили их в телеги. Правосудие было быстрым и безжалостным. Лишь один виновник смуты избежал наказания – Семен Бельский. Эту месть Михаилу пришлось отложить «на потом». Нужно было двигаться дальше. По крайней мере, в лагере уже было много людей знавших врага в лицо. Теперь ему будет гораздо труднее строить свои козни. Распрощавшись с Вилкасом и его родными, Михаил повел отряд дальше. Касим догнал Михаила и поехал с ним нога к ноге. Говорить не хотелось, но каждый знал, что во лжи Бельского была очень маленькая доля правды. Тимур обязательно захочет вернуть Касима себе. И неизвестно, как и чем, это кончится для новоявленного хана. Касим дотронулся до руки друга. – Что мне делать, Муса? – Пока не знаю. Думаю. Но возвращаться к амиру тебе нельзя. – Это понятно, но как мне уберечь себя и своих людей? –  Ты хан, приедем на место, построим крепость. Я уже вызвалЛи Циданя в Городец. Помнишь нашего китайца из Каракалама? – Помню, конечно. Но для Тимура нет крепостей, которые нельзя захватить. – Тимур просто не имел дело с казаками. Мы придумаем какую-нибудь хитрую хитрость, и все равно победим его. – Улуг Тимур складывает курганы из голов своих врагов. Ему нет равных. – Мы и не будем равняться с ним. Зачем? Мы зададим себе простые вопросы и попробуем на них ответить. – Какие вопросы? – Например. Зачем Тимур хочет придти на Русь? Хотя тут все понятно. У него, как у всех правителей интерес к чужому добру. – Да, а ещё какие вопросы? – Что может заставить его пренебречь этим интересом? Точнее, что для него важнее грабежа и власти? - Не знаю. Он железный человек. Не зря его зовут Тимур [42] . – Железных людей не бывает. У каждого есть слабости. Один любит женщин, другой мальчиков, третий вкусно покушать. С годами все эти чувства обостряются необыкновенно. А ведь Великому Амиру уже больше пятидесяти… Он что-то любит? К чему он привязан? – Любил, очень сильно любил жену, но она умерла… Любит сыновей, но не балует их, и никогда не баловал. Любит внука. У него есть внук по имени Улугбек – необыкновенно умный мальчишка. С ним занимаются самые видные ученные востока, все в восторге от его ума. – С внуком понятно. Что ещё любит Тимур? –  У него есть духовный наставникшейх Заинуддин-Абубекр Тайбадский, Амир ничего не делает без совета с ним. – Вот, это очень интересно. Теперь осталось узнать, что нужно, чтобы шейх посоветовал ему не ходить на Русь и оставить тебя в покое. – Ты все шутишь, Муса. А я серьёзно. – Я тоже серьёзно. Человек прожил пятьдесят лет на этом свете и не может быть, что ему ничего не дорого. Какие ещё у него слабости? – Один раз он собрался в поход на хана Кайсара и, перед этим, пошел к гадальщику сидящему на могиле святого Ясави и попросил погадать ему. Гадальщик долго возился и дал ему стихи: «Ты, который, но своему желанию волен темную ночь, обратить в день. Ты, который можешь превратить всю землю в благоуханный цветник. Помоги мне в трудном деле, которое предстоит мне, и сделай его легким. Ты, который делаешь легким все затруднительное». Он твердо запомнил эти стихи, и во время боя с Кайсаром несколько раз прочитал их про себя и одержал победу. – Значит, он верит в предсказания. Это очень хорошо. Старики мне рассказывали, что полководцы древности, пользовались суевериями своих врагов. – Это как? – Был такой полководец Юлий Цезарь. И решил он завоевать Египет, но у него было всего четыре легиона воинов. – Это сколько человек? – Примерно шесть тысяч в одном легионе. А у египтян их было в десять раз больше. Но в городе Александрия была большая библиотека. Сотни тысяч книг. И египтяне верили, что если библиотека погибнет, то погибнет и весь Египет. В общем, Юлий Цезарь сумел её поджечь. Египетская армия бросилась тушить, а он, тем временем захватил страну. – А книги сгорели? – Дотла. – Но ведь это ужасно! Он варвар! – Ты прав, Касим. Но давай вернемся к Тимуру. Чем он любит заниматься, когда не воюет, не убивает людей… – О! Амир очень любит, когда ему читают про великих людей прошлого – полководцев, мудрецов. Сам он читать не умеет, поэтому специальные чтецы читают ему книги на языке тюрки и фарси. Ещё он любит разговаривать с архитекторами и мастерами- строителями. В Самарканде возвели очень красивые мечети, медресе и дворцы. Многие приезжают только для того, чтобы полюбоваться ими. –  Понятно. А что любитшейх Зайнуддин-Абубекр Тайбадский? – Этого я не знаю. Слышал только, что в молодости шейх очень много грешил. Потом припал к стопам Аллаха и стал праведником. – Касим, нам обязательно нужно узнать все, даже мельчайшие подробности жизни этого шейха и как можно быстрей. Ведь этот шейх дает советы Тимуру! – Муса, в тебе живет настоящий придворный интриган. Ты только случайно родился казаком. Друзья ещё долго беседовали и строили планы. А солнце спряталось за тучу и стало совсем не жарко. Потом ветер собрал все блуждающие тучки в одно место, получилось одно большое серое облако. В нем блеснула молния, пока без звука, чтобы напугать своей яркой вспышкой жителей земли. А потом был сильный гром и отчаянный ливень. Но Михаил не стал останавливать отряд. Настоящему казаку дождь не помеха. Теперь, после того как они узнали о грядущем посольстве Тимура на Русь, время было дорого. 13 Люто к тружающимъся прилагати труд, но обаче труд труды покоил. (Тяжело изнемогших в труде, направлять на труд, но только труд труды и удержит. Иоанн Богослов) Городец Мещерский жил своей жизнью маленького городка, волею судьбы поставленного на границу Дикого Поля. Новости летят быстрее коней, кораблей и даже быстрее ветра, поэтому здесь уже все было известно. Местное население знало, что их поселение и окружные деревеньки отданы ордынскому царевичу Касиму. Что к ним следует огромный, по их меркам, отряд, большинство, которого составляют татары и казаки. А вот чего они не знали, так это чего им ждать от этого отряда – горя или радости. Станут ли поданные хана Касима их соратниками или врагами? Может быть, пора съехать с насиженного места с детьми и скарбом, ведь, неровен час и головы лишишься! Князь московский далеко, не докричишься, воевода на Москву подался, а хан, говорят уже близко. Степняков жители Городца Мещерского знали отлично и ничего хорошего от них не ожидали. Но ходили и другие слухи. Говорили, что хан этот родом из далекой страны на востоке. И страна эта славиться учеными, ремесленниками и художниками. Оттуда привозили проезжие купцы самые прочные кольчуги, красивую посуду и шелковые ткани диковинной расцветки. И, самое главное, книги, написанные неведомыми знаками, похожими на вышивку. Все заставы вокруг города были готовы сообщить о приезде нового хозяина, но жители не знали, что отряд ведут казаки. По приказу есаула Иннокентия к заставам подошли ночью и не дали послать ни одного гонца местному градоправителю. Поэтому большое казацкое войско, а только так можно было назвать этот сплоченный за время путешествия отряд, подошло внезапно и сразу. В один момент жители увидели над обрывом реки Оки множество вооруженных всадников и попрятались по домам. Как бы чего не вышло. Молодух и девок заперли в подполы, горшки с деньгами спешно зарывали в огороде. Градоправитель срочно искал большое чистое полотенце, чтобы положить на него каравай хлеба и встретить нового хозяина как того требовал обычай и не мог найти. Да он бы и не успел закончить поиски, потому, что два рослых казака уже стучали в его дощатую дверь. – Здесь живет Григорий Филиппов сын, дворянин – градоправитель? – Здесь! – отвечал перепуганный Григорий – Пусть выйдет, его хан Касим к себе требует! – Сейчас! Испуганный Григорий вышел из дома. – Хватайся за стремя! Побежали! – Да я, если можно, на своем коньке поеду. – Давай, только быстро. Хан ждать не любит! На Зеленой Горе Григорий увидел двух мужичин в казацкой одежде – одного высокого, чернобородого, голубоглазого и другого ростом пониже, с монгольскими чертами лица и миндалевидными глазами. Вокруг них стояли, сидели, бегали, суетились десятки мужчин в полном вооружении, опоясанных саблями. С нагайками, луками и топорами в руках. – Ну, здравствуй градоправитель – сказал по-русски тот, что пониже ростом – я хан Касим – Здравствуй, батюшка хан – градоправитель упал на колени и наклонил голову. – Определи место для лагеря моим людям, чтобы от воды было близко. Потом, когда закончим обустриваться я сам к тебе приду. Да встань ты с колен, у нас не чванятся и на коленях не ползают! – Извини, батюшка, хан. – сказал градоправитель тяжело поднимаясь с колен – Место для лагеря бери где хочешь, ты здесь хозяин. Вон там, у березовой рощи в самый раз будет. И в гости жду, такой гость честь для меня. Если что нужно, ты только скажи. Все доставим. А казаки твои да татары твои в город пойдут? – Пойдут, конечно. На базар, по-вашему, на рынок, обязательно. Купят себе все, что захотят. А! Я понял! Ты боишься, что мои люди начнут грабить ваших жителей. Так? – Не то чтобы, боюсь, но тут люди всякое говорят… – Не верьте глупым речам! – вступил в разговор высокий и голубоглазый казак – Я воевода хана Касима и походный атаман этого отряда боярин Михаил Киреев. Если кто-то будет глупые слухи распускать, казню! Или ты его казнишь, градоправитель. Понял меня? – Понял, атаман. – Мы все теперь жители Городца Мещерского. Построим тут крепость, дома для наших людей. Заведем посевы, скот. Опомниться не успеешь, как тут будут жить тысячи людей. Их кормить-поить надо. Улус хана Касима теперь здесь на русской земле. И служим мы московскому князю, не забывай об этом. – Понял, атаман-боярин. – Жизнь покажет, как ты понял. – Все что ты сказал боярин мне слушать любо. Есть отличное место для крепости. С одной стороны река, с другой болото, а с третьей глубокий обрыв. Между ними большой участок земли ровный и широкий, сам под крепость просится. – Поехали, сейчас покажешь. Они поехали на берег Оки и Григорий показал им место, как будто специально созданное для постройки крепости. – Любо! – сказали Михаил и Касим. Начиналась новая жизнь. Нужно было строить крепость. Дав отдохнуть людям несколько дней, Михаил и Касим сами не отдыхали. Поселившись в большом доме градоправителя, они ездили на охоту, организовали обязательную военную подготовку для всего мужского населения города и временные заставы в опасных направлениях. А сами все время обсуждали план будущей крепости. «Китайский казак» ЛиЦидань приехал по первому зову Киреева и сразу приступил к работе. Место ему понравилось. Сначала он произвел общую разметку будущей стены крепости.Цидань , Михаил и Касим долго спорили из чего возводить эту главную защитную стену. Каменные – были самые прочные, но ближайший каменный карьер был очень далеко. Слишком много времени и средств понадобилось бы, чтобы возвести эту надежную, но слишком дорогую конструкцию. Деревянные стены, сделанные из обоженных и заостренных бревен были значительно дешевле, но… Враг мог поджечь их или разбить простым тараном. После долгих споров было решено строить высокий бревенчатый частокол и засыпать его землей, укрепив её решетками, сплетенными из толстых прутьев. Нужны были длинные толстые бревна, плетеные решетки, землекопы, дровосеки – множество людей. Можно было силой оружия заставить население работать, но ни Касим, ни Михаил не хотели применять насилие и восстанавливать местное население против себя и прибывших с ними казаков. За все необходимо было платить деньги, которых у Касима и, тем более, у Михаила не было. Тогда Ли Цидань подсказал выход из создавшегося положения. – Муса, все очень просто. Население должно платить налоги? Должно. Чем? Да чем угодно, можно и бревнами. А можно установить оброк вместо налога. В качестве оброка установить отработку каждому на строительстве крепости. Кто у нас отвечает за сбор налогов? Григорий? Григорий иди сюда. Ты все слышал? – Слышал батюшка. – Не батюшка. Я казак Ли Цидань. Собери городской сход, объясни все людям. Возьми на примету всех несогласных и переговори с каждым из них отдельно. Если и после этого будут противники изменения налоговой системы, то составь список и отдай его хану Касиму. Будем их судить. – Сделаю, Ли… Ци…, батюшка казак. – К концу строительства ты научишься выговаривать моё имя. Работа закипела на удивление быстро. Подводы с бревнами сновали между строительной площадкой и лесом. Не прошло и месяца, как началось возведение внутренних сооружений. Были построены цитадель, оружейный дом, четыре высоких угловых башни и ворота. Самих ворот пока не было – плотники только начали сбивать их из струганных брусьев, а кузнецы ковали железную обивку. Но в стене был оставлен проем, достаточный для их установки. Михаил и Касим договорились, что в будущем, когда появится достаточно денег, они перестроят крепость. Она будет вся из камня, а на стенах будут лучшие пушки. Сегодня денег на это взять было негде. Но они хорошо знали историю монгольских войн и помнили, что были города, укрепленные гораздо слабее Городца Мещерского, но оказавшие яростное сопротивление завоевателям. Некоторые из них монголам взять так и не удалось. Они обошли их, и пошли дальше на более богатые Москву, Новгород, Владимир и Киев. Маленький город Козельск воины Батыя взять не смогли. Воевода Евпатий Коловрат доказал, что непобедимых армий не бывает. Монголы отошли от Козельска и больше никогда не возвращались к нему. Хан Касим был чрезвычайно занят. Из Азии тянулась слабая ниточка переселенцев, каждого из которых нужно было проверить на благонадежность, отвести место под выпас скота и жильё. Два раза в неделю были судными днями. Он вершил правосудие в городе и близлежащих деревнях. Многие жители Городца называли его город Касимов. Так было проще и понятнее всем. Строительство крепости продолжалось, но темпы его снизились, поэтому Касим ежедневно собирал всех, кто этим занимался и подробно разбирал результаты каждого рабочего дня. Ему пришлось организовать для градоправителя небольшой «писарский приказ» для фиксации вклада каждого жителя города в строительство. Кроме того, выяснилось ещё одно обстоятельство – город тоже обязан был платить налоги московскому князю. Касим и Михаил два дня составляли письмо Василию Дмитриевичу с просьбой освободить их от всех податей и налогов вплоть до окончания строительства крепости. Послали его с отцом Константином и попросили передать через митрополита. К этому письму Михаил приложил записку для самого Киприана. В записке он подробно рассказывал о кознях Семена Бельского и просил хотя бы на время остудить мстительность боярина. Потому, что мешает дело делать. Письма отослали с десятком казаков и есаулом Иннокентием. Через десять дней есаул привез ответы. Московский князь освобождал хана Касима от уплаты всех видов налогов на год и желал ему успехов в укреплении границ московского государства. Митрополит Киприан сообщал, что боярин Семен Бельский отошел от его службы без спроса и разрешения и теперь каждый, кто его встретит, обязан арестовать вышеуказанного боярина и представить на его митрополита суд. Или убить. «Это письмо – писал первосвященник – является на то разрешением». Михаил спрятал письмо владыки в специальный кошель на груди. Авось пригодится! У Киреева забот было не меньше. Он продолжал подбирать двойников Касима, где только мог их найти. Но в дело не пускал – время не пришло. Охрану Касимова ханства проводил умело и жестко. Как говорится: ни муха, ни птица не пролетят. Но врагов на горизонте не наблюдалось, а следов Семена Бельского посланные лазутчики найти не могли. За многими заботами он не забыл о Майе, правда, образ её в его памяти как-то стал более расплывчатым, воздушным. Многие горожанки поглядывали ласково на бравого боярина Киреева – вдовы и девицы, но он, хоть и улыбался им своими синими глазами, но сватов никому не засылал, и по ночам ничей покой не нарушал. Городские сплетницы уже начали подумывать, а нет ли чего ненормального в боярине Михаиле? Да нет, и того не подтвердили пришлые с ним казаки. А сказали, что есть у него, мол, невеста необыкновенной красоты. И скоро он её в Касимов привезет, вот только дом достроит. В это утро Михаил встал раньше всех. Вышел во двор в нательной рубахе и штанах, подошел к колодцу и бросил ведро в его прохладную темень. Подняв ведро наверх, он сначала отпил немалою толику, прозрачной холодной до ломоты зубов влаги, а потом, снял рубаху и опрокинул на себя остальное. В мускулистое тело впились ледяные иголки и сразу же, приятная теплота разлилась по застывшим после ночи членам. Солнце уже выпустило свои лучи поверх крыш домов и готовилось залить всю землю своим теплом и светом. Он зашел в дом, оделся и пристегнул саблю к перевязи. Поискал глазами шапку и вдруг… с улицы послышался лошадиный топот. Всадник в черном казацком бешмете мчался к дому боярина Киреева! Это был гонец из Каракалама, Михаил узнал его – Наум из личной сотни атамана Ибрахима. – Атамана Киреева! Срочно нужен атаман Киреев! – Здесь я Наум, что случилось?! – Беда атаман! Беда! – Успокойся! Возьмите у него коня! Спешивайся, говори, что случилось?! Гонец немного отдышался начал свой рассказ. – Два дня назад наши девушки задумали пойти за ягодами в старые овраги. Знаешь, те, что лесом заросли? – Знаю, говори! – Ну, мы послали с ними двух молодых парней, как всегда, верхами, для охраны. Вечером уже стемнело, а молодежь не возвращается. Мы послали десяток на их поиски. Утром пришел десяток, и принесли тех молодых парней убитыми, а девчат и вовсе нет. А рядом с одним из убитых вот такую записку нашли – и посланник подал Михаилу написанную на бересте записку. «Ищи её в гаремах всех правителей! Месть моя исполнится. Семен Бельский» – Ты хочешь сказать, что… – Да, атаман, Майя была с ними. – Погоню послали?! – Послали, но они как сквозь землю провалились. – Не может быть, чтобы совсем не было следов! – Ты же знаешь, что это может быть. Но казаки продолжают поиски. – Что же делать, что делать! Нужно успокоится! Нужно думать, думать, думать! Я еду в Каракалам! Нет! А кто будет здесь с Касимом! Мне же князь приказал обеспечить его охрану, и отвечаю я за это собственной головой. А без головы кому нужен Мишка Киреев? Никому. Еду к митрополиту и московскому князю. Седлайте коней! Иван, едешь со мной и весь десяток тоже. Вперед! А вы, в Каракаламе, перекройте все границы! Двойные посты, тройные, если надо. Она дочь атамана Ибрахима и он головы с вас снесет, если его дочь не найдете! Через час, десяток казаков, во главе с атаманом Киреевым, скакал в Москву. Ветер свистел у них в ушах. Поводы заводных лошадей были натянуты и звенели от напряжения. Во вьюках было все: арбалеты с боеприпасами, палицы, запасные тетивы для луков, запасные сапоги, и все, что необходимо для дальнего похода. Только копий и пик не взяли с собой казаки – мешали быстрой езде. Добирались по-татарски, пересаживаясь с лошади на лошадь на ходу. Дошли до Москвы вдвое быстрее обычного. Митрополит принял Михаила в своём рабочем кабинете, несмотря на ранний час. На широком письменном столе красного дерева лежало несколько раскрытых свитков, стояла чернильница с несколькими гусиными перьями и серебряная песочница. Митрополит был в простой рясе, маленькой домашней шапочке. На груди его висела старинная панагия и большой золотой крест. Киприан выглядел немного усталым, вероятно что-то заставило его не спать эту ночь. Михаил подошел к нему, встал на одно колено и поцеловал протянутую руку. – Благослови меня владыка! – Благословляю тебя отрок! А теперь садись и рассказывай. – Боярин Бельский похитил мою невесту и еще несколько девушек из моей станицы. Казаки не нашли ни его ни похищенных. Я думаю, и не найдут. Он очень хитер и опытен. Скорее всего, двигается по ночам. Думаю, что Семен Бельский уже покинул пределы Руси и движется на юг, в Крым. – Почему ты так решил? – В записке он написал, чтобы я искал Майю во всех гаремах. А где он может продать её в гарем? В Кафе, в Крыму у генуэзцев. – Ты прав. А почему сам не возглавил преследователей? – Князь приказал мне охранять Касима. А ну как что случиться, а меня там нет? Решил сам отпроситься. – И опять ты прав. Сам попрошу князя отпустить тебя. Бельский очень хитер и умен, но вспыльчив. И гнев, иногда, застит ему глаза. Он служил литовскому князю Витовту, но в поединке убил его племянника и бежал на Русь. Я принял его, отвел от него месть родственников убитого, а он ответил мне черной неблагодарностью. Слишком себя любит, а надо любить Бога. Если найдешь Семена – убей его. – Выполню владыка. Когда я могу ехать? – Скоро. Скажи, ты знаешь, что к нам прибывает посольство Тимура Аксака? Как считаешь зачем? – Это мне неведомо, владыка. – Но предположить же ты можешь? Хочешь играть в шахматы, умей думать за соперника. Так зачем едет посол? – Тимур хочет напасть на Русь и хочет сделать это как можно безопасней и, кроме того, хочет иметь формальные причины для объявления войны. – А зачем ему это? Почему не нападет неожиданно, как все монголы? – Он не монгол, а тюрк. У него огромная армия, он завоевал половину мира. Вести такую армию стоит очень больших денег и сил. Он хочет испугать противника и выиграть битву ещё до фактических боёв. Тогда будет меньше жертв в его войске и больше добычи. Он понимает, что русские способны нанести ему больши?й урон, чем южные народы. У нас большой опыт борьбы со степной конницей. Единственное что у нас нет – единства. Но это проходит. Куликовская битва показала. И русский народ очень силен физически. Я думаю так. – В твоих словах есть резон. А как ты думаешь, можно его остановить? – Очень трудно. Мы много беседовали с Касимом, он воспитывался при дворе Тимура Аксака. Я отметил несколько болевых точек этого амира. – Дети, внуки и советники? – Точно! Владыка вы уже готовите какие-то операции? – Кто знает? Есть ещё один способ отвести от нас беду. Где-нибудь, в дальнем углу его империи должны сложится такие обстоятельства, чтобы он забыл про поход на Русь. И потом он ведь может умереть, ему уже больше пятидесяти. – Вы хотите помочь ему умереть, это очень трудно и вряд ли выполнимо. – Более выполнимо, чем ты думаешь. Ты поедешь спасать невесту и выполнишь ещё два моих поручения. Если выполнишь – спасешь Русь. Не выполнишь – тогда лучше умри. – А кто здесь спасет Касима? – За побратима не бойся. Где ты прячешь его двойников, у Яромира? – Вам и это известно? – Известно. Поедешь под видом купца. Имя на время вернешь своё. Твой маршрут идет через Крым, там узнаешь судьбу своей Майи. Дальше, сядешь на корабль и отплывешь в Грузию. Оттуда через Грузию и Азербайджан доберешься в Персию. В Тебризе передашь то, что я тебе дам купцу Афанасию Ефимову на базаре. Потом самое трудное задание. В Хорасане правит сын Тимура Аксака – Мираншах. Его резиденция находится в городе Нишапур. Но его любимый город Тебриз и он живет большую часть года. Мираншах должен умереть. Как ты это сделаешь, я не знаю. Если для этого нужно погибнуть – умри. – Слушаюсь владыка. Но если я умру, то кто спасет Майю? – Ты, я и Майя – маленькие песчинки в песке мироздания. Мы можем спасти тысячи песчинок ценой жизни одной! И это нужно сделать. Понял? – Да, владыка. – Ну, вот и хорошо. Я прикажу собрать тебе все в дорогу. Завтра с утра отправишься в путь. С тобой поедут ещё два человека. Они сами подойдут к тебе и назовут имя Майя. Это не простые люди. Они многое умеют. Понятно? – Все понятно. – Вот и хорошо. Помни сын мой, от тебя зависит судьба московского княжества и тысяч русских людей. Желаю тебе найти и спасти свою невесту. Повенчаю сам лично в Кремле. – Спасибо, владыка. – Ты когда-нибудь видел, как укрощают диких зверей? – Никогда, если не считать диких лошадей. Этих сам объезжал. - А дикого тигра, льва, пардуса [43] не приходилось укрощать? – Нет, владыка, они у нас не водятся. – Скоро заведется лютый зверь. Пострашнее огнедышащего дракона. У него тысячи голов. Победить его мечом сейчас невозможно. Нужно найти его слабые места и заставить подчиняться. Заставить! Укротить зверя! – Кажется, я понимаю вас, отче. – А теперь иди, отдыхай. Михаил вышел из кабинета митрополита, как и в первый раз с полным сумбуром в голове. Поехать в далекий персидский Тебриз и что-то кому-то передать – это еще, куда ни шло, хотя сам путь достаточно опасный. Но убить правителя Азербайджана, Мираншаха, сына амира Тимура – это ведь верная смерть! Его, наверное, охраняют по всем правилам, не простой человек. Это все равно, что подобраться к самому Тимуру, но в бою все возможно. В Азербайджане нет войны и Мираншах, вряд ли ездит без охраны. Арбалет с собой взять невозможно. Хотя… Может быть в разобранном виде, в разных тюках… А это мысль! И Михаил в сопровождении своих соратников поскакал на постоялый двор. Готовиться к отъезду. От митрополита Михаилу привезли несколько тюков соболиных и песцовых шкурок. Четыре кошеля наполненных драгоценным речным жемчугом, подорожные грамоты, деньги и одежду купца. Привез все это человек небольшого роста, в скромном коричневом армяке. Из-под шапки русых волос на Михаила смотрели молодые карие глаза. – Сначала заветное слово – Майя. Меня зовут Яков Ефимов. Я еду с вами, Михаил. Можно я буду так вас называть? – Да ради Бога! Только оставь это выканье, у казаков это не принято. У нас все товарищи и все «на ты». Постой! Ефимов ты сказал? – Да, я брат Афанасия Ефимова, к которому мы направляемся. Мы оба из старинного купеческого рода. Наши деды и прадеды имели лавки в Багдаде, Дамаске и Самарканде. Эти лавки и сейчас наши. Безукоризненная коммерческая репутация – вот наш главный товар. Афанасий с детства мечтал о том, чтобы продолжить дело наших предков. – А ты? – Я? Мне нравилось путешествовать, изучать разные языки, обычаи, традиции разных народов. Но особенно интересно мне было наблюдать и сравнивать поведение разных людей в одинаковых обстоятельствах. – Мне тоже это нравится. – Я слышал об этом. И я понял одну интересную шутку – все предсказуемо. – Может быть. Прости Яков мне не до пространных разговоров, у меня невесту украли, и, кажется, везут в Кафу. – Почему именно в Кафу? – Вот записка. Ты знаешь Семена Бельского? – Знаю. Погоня выслана? – Казаки прочесали всю округу и не нашли никого. – Это очень ловкий и подлый человек. Он всегда на стороне победителя. Прослышал, что ТимурГуркани собирается напасть на Русь и хочет примкнуть к нему. – Ты так думаешь? – Уверен. Мы пойдем по его следам и, что-то мне подсказывает, что он приведет нас именно в Тебриз. – Что ты умеешь, Яков? - Я знаю шестнадцать языков и двадцать семь наречий. Разбираюсь в ядах и могу их найти где угодно – в лесу, в пустыне, во дворце или в лачуге дровосека. Я умею читать следы на дороге, в песках, на такырах [44] , в горах и городах. И ещё – я всегда знаю, когда мне говорят правду, а когда лгут. – Как тебе это удается? – С детства тренировал внимание и наблюдательность. – Тогда в путь? – Утром из города выходит большой караван сарайского купца Шамиля-Атая, я уже договорился, пойдем с ними. Напиши Касиму письмо, объясни, что отправляешься в погоню за Бельским. Он ведь не знает где ты сейчас. Волнуется. Добавь – пусть будет крайне осторожен. – Хорошо, советник Яков! – Надень кольчугу и не снимай её в пути. Прости за навязчивость, я понимаю ты боярин – я купец… – Перестань Яков, спасибо за заботу. 14 Ум вернейши седин. (Разум важнее седин. Иоанн Богослов) Большой караван разноцветной лентой тянулся по дороге. Лошади, верблюды и мулы, груженные разнообразными тюками, медленно шли на юг. Наемная охрана, конная и разномастно вооруженная, скакала тут же, не утруждая себя авангардной разведкой. Путь был известен и много раз хожен, чего опасаться? Чем дальше уходил караван, тем мягче и разнообразней становилась растительность. Птицы пели веселее, насекомые стрекотали громче. Ночи были темнее, а дни ярче. Давно остались позади придорожные корчмы, и теперь караван вступил в степную зону, которую русские издавна называли Дикое Поле. Но это было только название. На самом деле все тут было поделено и правила поведения известны купцам очень хорошо. Пока караван шел по московскому княжеству и подвластным ему землям, достаточно было заплатить пошлину московской городской таможенной страже. Теперь путь шел по земле принадлежащей аланскому хану Камбулату, подвластному Золотой Орде и купцы с минуты на минуту ожидали появления пограничного дозора ордынцев. Далеко. Почти у самого горизонта появились маленькие точки и стали быстро приближаться к путникам. Постепенно точки увеличились и оказались десятком всадников на красивых гнедых и вороных конях. Их кольчуги блестели круглыми стальными бляхами с эмблемой Золотой Орды. Шлемы сняты – кого им бояться? Все оружие в походном положении приторочено к седлам. Десятник миролюбиво подъехал к главе каравана купцу Шамилю-Атаю, и они заговорили на звучном аланском языке. Проговорив минут десять, вежливость не позволяет быстро прервать разговор, купец вытащил из-за пазухи небольшой кисет, звякнул им перед носом десятника и отдал ему. Довольный стражник тут же поскакал к своим воинам, наверное, делить полученное серебро. Осталось уплатить официальный сбор и путь в Крым был открыт. Но это Шамиль-Атай сделает позже в ауле пограничной стражи, в юрте сотника. Муса Гирей (это имя Михаил назвал Шамилю-Атаю) и Яков Ефимов ехали верхом около своих телег и вьючных лошадей. На каждой стоянке Яков беседовал с кабатчиками, встречными купцами и другими путешественниками. Старался выведать, не проезжал ли тут купец или воин с живым товаром – русскими девушками. Почти никто ничего не видел, но в одном караван-сарае ему повезло. Мальчишка, разносчик пирогов видел меленькую группу вооруженных мужчин сопровождавших крытую кибитку. Остановились они не в постоялом дворе, как все, а в ближней роще. Сами приготовили себе пищу и носили её в кибитку. Кому? Мальчишка не видел – из кибитки никто не выходил. Купили у парня несколько горячих пирогов и тоже отнесли в кибитку. Командовал ими человек похожий на Семена Бельского. Когда это было? Да уже с неделю назад. То есть если это был Бельский, то они вполне могли уже быть в Крыму. Это была плохая новость. Крым понравился нашим путешественникам чрезвычайно. Высокие горы, увенчанные снежными шапками, альпийские луга, покрытые густой зеленой травой и хвойными деревьями. Глубокие каньоны с прозрачными холодными потоками хрустальной воды, плодородная земля в обширных долинах. Аулы татар в зеленых виноградниках, прекрасные дворцы ханов и беков осененные кипарисоми и фруктовыми деревьями. Это во все века привлекало сюда завоевателей. Кто только здесь не селился? Суровые киммерийцы, жестокие тевтоны, древние греки и римляне. Но сегодня в Крыму властвовала Золотая Орда во главе с ханским наместникомБек-Хаджи . Михаилу было очень интересно узнать, что его хазарские предки когда-то тоже жили в Крыму и построили огромную неприступную крепость Чуфут-Кале. Караван следовал в столицу Крыма того времени городСарай Берке . Поэтому Якову и Мусе пришлось распрощаться с друзьями по каравану и отправится в генуэзскую Кафу. Золотая Орда нуждалась в торговых посредниках, которым можно было постоянно сбывать захваченных рабов и все то награбленное, что татары привозили из своих походов. Генуэзские колонии в Крыму стали такими посредниками. А продавать было, что и было куда. Через Крым проходили многие сухопутные караванные пути из Европы, Московского государства и Приуралья. Морские пути соединяли Крымский полуостров с Италией, Ближним Востоком, Сирией и Египтом, с Дальним Востоком и Китаем. Генуэзцы покупали и перепродавали сукно, ткани и льняной холст. Оружие, женские украшения, ювелирные изделия, драгоценные камни, пряности, ладан, меха, кожи, мед, воск, соль, зерно, лес, рыбу, икру, оливковое масло и вино. Торговые пути Крыма шли в Константинополь и Иран. Из Индии в Северное Причерноморье плыли по реке Инду, через Кандагар, Бухару, Астрахань, дальше по Волге и Дону и через Азов в Кафу. Второй индийский торговый путь проходил по Аму-Дарье и Каспийскому морю на Тифлис и по Риони к Черному морю. Товары возили и в Китай, начиная десятимесячный купеческий поход от Кафы и дальше по Дону и Волге к Астрахани и Сараю, через Сарайчик на реке Урал, Ургенч, Бухару, Кашгар, Хотан, Каучу, Лопу, Гоби до Пекина. Существовал очень оживленный путь, проходивший через Кафу, Крымский полуостров, Белгород-Днестровский, Яссы, Сучаву, Серет, Черновцы, Коломыю, Галич и Львов в Центральную и Западную Европу. Путь от Кафы до Москвы занимал пятьдесят дней и проходил по Черному и Азовскому морям, по Дону, через Рязань и Коломну. Генуэзские корабли-навы не имели весел и управлялись только парусами, были очень прочны и имели большую грузоподъемность. Навы имели длину до тридцати метров, ширину – до двенадцати, осадку – шесть метров и брали на борт до 500 тонн груза. Кафа показалась совершенно необычным городом русскому боярину. Это было место, где все было подчинено одной цели – получить прибыль. Бог торговли царствовал на этих мощенных булыжником улицах, между двухэтажными каменными домами. Точно такими же домами, как в сказочно красивой Генуе – городе-республике, городе-государстве. Прибывающие сюда купцы получали все, что только хотели, и что мог позволить их достаток. Товар можно было определить на арендованные склады, под охрану. Гостиницы и постоялые дворы давали ночлег и пищу, а многочисленные бани и дома свиданий – отдых душе и телу. Христианская церковь, мусульманская мечеть и иудейская синагога стояли здесь стена к стене и никого это не смущало. Специально нанятые грузчики переносили товар на место торговли. Купец мог нанять и продавца, искусного в своем деле, для продажи товара. Но был тут и другой рынок – Рабский. Там человек продавал человека. Здесь свободно можно было купить гребцов на галеру, садовника или повара для работы в доме. А можно было приобрести и наложницу любого возраста, роста, веса и цвета кожи. Девственницы ценились больше чем, побывавшие в руках мужчин жертвы войн и налетов. На таких рынках постоянно находились представители наместникаБек-Хаджи и других приграничных властителей. Они отбирали в гаремы высокопоставленных вельмож, ханов, беков и эмиров, молодых прекрасных девушек. Печальна была их судьба. Запертые в гаремах, они только изредка видели людей. Им приходилось довольствоваться обществом друг друга и евнухов. Хозяин гарема мог только раз в жизни посетить свою наложницу и потом забыть о ней навсегда. Вот если наложница становилась женой, тогда судьба её могла круто измениться. Дело в том, что по шариату [45]правоверному мусульманину полагалось иметь только четыре жены. И все обязанности по отношению к ней четко определялись и соблюдались. Правда, женщин в гареме было всегда больше, поэтому специальный мулла ежедневно, если это было нужно, разводил и женил властителя на некоторых из них. Иногда гаремные затворницы становились на высшую ступеньку власти, но это были исключительные женщины. Михаил и Яков прибыли в Кафу днем, определили свой груз на склад, сняли комнату в постоялом дворе и, Яков сразу же побежал к знакомым купцам собирать сведения о Майе и Бельском. Никто ничего не знал. На Рабском рынке за последний месяц девушек не продавали. Поэтому цены на них сильно выросли. Аланские князья получили задаток и стали готовить набеги на грузинские и армянские села. Знакомый купец обещал познакомить Якова с главой морской таможни у которого, за определенную мзду можно узнать всё об отплывших из порта Кафы. Встреча должна была состояться вечером. Яков очень волновался и взял с собой на встречу Гирея. Они пришли в порт после захода солнца и стали искать здание таможни из красного итальянского кирпича. Оно оказалось сразу за воротами и охранялось часовым вооруженным мечом и алебардой. Блестящий итальянский шлем с поднятым забралом и роскошный двухцветный шарф довершали его наряд. Гирей и Яков подошли к часовому и назвали свои имена. Часовой кивнул головой, стукнул рукояткой алебарды об пол три раза и из двери внутри здания высунулся маленький седой человек с огромным носом и черными миндалевидными глазами. Улыбнувшись, он сказал на хорошем русском языке. – Здравствуйте, господа! Меня зовут Чезаре Ларовере, я руковожу местной таможенной службой. Проходите, пожалуйста. Яков и Муса прошли в небольшую комнату, где помещался лишь письменный стол орехового дерева и три простых стула. – Прошу садиться. Вижу удивление в ваших глазах. Не удивляйтесь, роскошь прерогатива дураков и бездельников. Мы же люди государственные, печемся о благе великой республики Генуи, а не о своем. У вас есть вопросы к генуэзской таможенной службе? – Нет. К службе нет. Понимаете, сеньор Ларовере, у этого молодого человека украли невесту. И он подозревает, что её вывезли куда-то из порта Кафа примерно две недели или месяц назад. - Украли невесту?! Какой ужас! Молодость, молодость – кровь, любовь, кража девушек, месть, поединки! Вы не поверите господа, но в молодости я тоже был настолько бесшабашен, что украл мою Лючию прямо со свадьбы. Вернее по дороге в церковь. Её хотели выдать замуж за другого, а мы уже год любили друг друга и регулярно встречались. Падре [46] Лючии не захотел меня даже выслушать – я был беден, мой род был, слаб и не мог защитить нас. Вот и пришлось украсть девушку и привезти её сюда, в Кафу. Здесь мы поженились и теперь у нас восемь детей. Лючия из тоненькой молоденькой девушки превратилась в толстую сварливую матрону, гоняет меня и сыновей так, что слышат соседи по всему кварталу… Это не ваш случай, синьор Гирей? – Нет синьор Чезаре, мою невесту хотят продать в гарем какого-то восточного князя. Причем против её воли. Это все устроил мой кровный враг Семен Бельский, московский боярин. Яков сильно ударил Мусу ногой под столом. Он считал, что торопливость в таком деле вредна. И откровенность тоже. Чезаре Ларовере задумался. – Симеон Бельский? Не слышал. Как быстро вы хотите все узнать господа? – Хотелось бы узнать все… сейчас, уважаемый синьор Ларовере. – Зовите меня просто Чезаре! Мы ведь уже не чужие люди господа. Мне кажется, я уже кое-что вспоминаю, но нужно посмотреть книги записей отъезжающих. Разную другую документацию… – Мы готовы оплатить ваши усилия и усилия ваших слуг, синьор Ларовере. Назовите сумму. – Какая сумма господа, о чем вы говорите, я готов сделать все бесплатно, но восемь сыновей мне этого не простят. Поэтому всего десять золотых динаров, господа. И я порошу вас выйти из кабинета всего на десять минут. Яков сейчас же вытащил бархатный кошелек с деньгами и положил его на широкий ореховый стол. – Здесь немного больше чем вы назвали, сеньор Ларовере. – Это ничего, господин Яков. Теперь выйдите, пожалуйста, ненадолго из кабинета. Яков и Муса вышли из кабинета маленького итальянца, оставив дверь открытой. Чезаре Ларовере закричал на родном языке - Protezione! Ora tirar fuori queste persone nel territorio dei costumi! Mi senti? Ho detto subito! Guardia! [47] В ту же минуту они услышали топот приближающегося единственного вооруженного охранника. Яков нервно оглянулся на Мусу и достал из-за пазухи тонкий стилет. – Миша, придержите часового, а я закончу разговор с его начальником. Муса встал за дверью, Яков вошел в кабинет и плотно закрыл дверь за собой. Прибежавший на зов Чезаре охранник с обнаженным мечом, был, мгновенно опрокинут на пол и обезоружен. Скорее всего, охранник был плохо осведомлен о боевой сноровке русских казаков, потому что он, сначала пытался сопротивляться, а потом закричать. Но это ему не удалось. Муса быстро связал его собственным ремнем, а в рот засунул роскошный форменный шарф. Через несколько минут из кабинета спокойно вышел Яков Ефимов и сказал: – Я так и думал, Бельский направляется в грузинский портБатус. Грузины называют его Батуми. Девушки с ним. Итальянец их не видел, но в перечне пассажиров есть несколько женских имен. Майя этому таможеннику незнакома, но я думаю, что она среди пассажирок. Скорее всего, Бельский направляется в ставку Мираншаха, хочет завязать с ним дружбу, а девушек везет в подарок. Ларовере обещал боярину Семену хранить всё в секрете, но я исповедовал его… – Яков улыбнулся. – А он не поднимет шум, когда мы уйдем? – Мертвые не шумят. Завтра утром его найдут, а мы уже будем далеко. – А что делать с охранником? – Он должен пойти за своим начальником. Отойдите Миша. Вам не к лицу убивать беззащитного человека, а я не считаю, это зазорным, если на кону стоит московская Русь. Яков наклонился над охранником и нажал пальцем на основание его шеи. – Ну, вот и все. Уходим. Спешить не надо, это вызовет подозрение. Таможенник перед смертью сказал мне, что рано утром в Батус уходит грузовое судно, нужно найти его. Они недолго ходили вдоль причальной линии. Судно, следовавшее в Батус, оказалось совсем недалеко. Хозяин был рад пассажирам, что может быть хуже недогруза. Ещё через два часа их тюки и вещи были погружены, а корабельная команда быстро и умело готовилась к отплытию. Через час судно отчалило, и капитан взял курс на грузинский порт Батус. Теплый морской воздух Черного моря, перемешанный с солеными брызгами, всегда будил в человеке мечты о далеких странах и прекрасных островах. Кажется, достаточно отплыть от причала, услышать скрип мачт и такелажа и тебя ждет новая, неизведанная жизнь, полная сказочных приключений. Там за горизонтом, где солнце садится в синюю воду, живут другие люди, лучше, чем те, что тебя окружают сегодня. Мужчины там, за горизонтом, бесстрашнее и благороднее, а женщины красивее и добрее. Но кто-то придумал пословицу: «От добра, добра не ищут». А кто-то и другую: «В гостях хорошо, а дома лучше». Легендарный Одиссей десять лет странствовал по островам и странам, но вернулся домой и занял свое законное место рядом с Пенелопой, несмотря на то, что для этого пришлось убить много народа да ещё и в собственном доме. Яков и Михаил сидели около бушприта судна и беседовали. – Слушай Яков, нам теперь путь в Кафу закрыт? – А кто нас видел? Охранник? Он уже ничего никому не расскажет. Время было позднее. Я несколько раз проверял – за нами никто не следил. Но ты прав, есть другие пути. – Владыка Киприан говорил мне, что нас будет трое, но никто не подошел ко мне и не назвал заповедное слово. – Третий может появиться в любой момент. – Ты хочешь сказать, что этот человек где-то здесь? На судне? – Не обязательно, может быть, он опередил нас и встретит в Батусе. А может быть и в Тебризе. Третий может появиться в самый решающий миг. – Ты его знаешь? – Нет. – Все это очень странно. Согласен? – Я служу Киприану очень давно, видал и более странные вещи. Владыка очень умен и предусмотрителен. Вот он дал тебе два поручения, правильно? – Именно так. – Если поручения очень важные и опасные, он обязательно даст их кому-то ещё. – Зачем? Хотя да, конечно, Даже путь до Тебриза такой опасный, что я могу погибнуть, не выполнив поручения. Понимаю. – Вот именно. Как ты думаешь, Семен Бельский знает, что мы гонимся за ним? – Может быть, и не знает, но он очень осторожен и принимает все меры безопасности. – Мы все равно его достанем. – Достанем. Главное, чтобы Майя была жива и здорова, когда найдем её. – Я думаю, что девушек чем-то опаивают, поэтому они все время спят и не пытаются убежать. Так проще везти их. Море блестело тысячами маленьких солнц и навевало только хорошие мысли. Только хорошие… 15 Тека вслед чести, а она утекает пред ним, а убегающего е постигает и. (Стремится за честью, а она от него убегает. Но её избегающего она и настигнет. Аристотель) Тимур Завоеватель, высокий, сухощавый человек, одетый в серый халат, расшитый цветами миндаля, полосатые штаны и очень мягкие сапоги, сидел в своей любимой комнате, которую можно было назвать кабинетом, и диктовал автобиографию. Такая скромная одежда у Повелителя Мира, как его называли льстивые чиновники и царедворцы, была всегда. Когда он был сыном предводителя племени барласов – одевался точно так же. Потом, когда водил огромные армии в Персию, Индию и Китай, он не отличался одеждой от своих воинов и был для них свой, понятный амир. Он старался быть справедливым… на свой манер.Наби-джан-Хатыф – придворный биограф Тимура, молодой человек в скромной зеленой чалме, говорившей о его недавнем хадже в Мекку [48], иногда надолго задумывался, стараясь понять суть справедливости Великого Амира. Тимур диктовал ему: – Всевышнему было угодно поставить меня пастырем народа, возложить на голову мою царский венец и утвердить меня на престол. Всеми этими милостями я обязан присущим мне двенадцати нравственным качествам. Первым таким качеством я считаю беспристрастие. Я ко всем относился одинаково строго и справедливо, не делая никакого различия и не выказывая предпочтения богатому перед бедным. Я всегда строго хранил заветы веры и относился с подобающим уважением к людям, возвеличенным силою Божией. Я щедро раздавал милостыню бедным и терпеливо разбирал каждое дело, прилагая все усилия к тому, чтобы разобрать его как можно лучше. Все мои действия я направлял к общей пользе, не причиняя никому без нужды никакой неприятности и не отталкивая обращавшихся ко мне по разным случаям. Текст Корана, смысл которого, что слуги Божьи должны исполнять одни лишь Его повеления и от Него принимать милости, был мною усвоен, и во всех делах своих я им руководствовался. Я всегда был правдив в своих речах и умел отличать правду от вымысла. Я никогда не давал такого обещания, которого не в состоянии был бы исполнить. Исполняя и точности данные мною обещания, я никому не причинял вреда своей несправедливостью. Себя я считал первым, усерднейшим слугою Бога на земле и без повеления Бога, или пророка, не предпринимал ничего. Без воли Божьей я не причинял вреда ни одному из населявших землю народов Лицам высокопоставленным и простому народу я одинаково желал сделать добро. По мне не было никогда желания завладеть чьим-либо имуществом, и я никогда не заботился о том, чтобы скопить побольше материальных богатств. Никогда я не чувствовал зависти к кому-либо. Наби-джан-Хатыф аккуратно записывал слова Повелителя Народов, а думал о том, что сам Великий Амир, наверное, верит в то, что диктует. Если даже и не верит, то считает, что его курганы из человеческих голов и стены, вокруг захваченных городов возведенные из этих же голов забудут потомки. А книги будут жить вечно и расскажут совсем другое. Очень хитро и дальновидно. Амир продолжал: – Я придавал одинаковую веру и старался в точности исполнить как повеления Божьи, так и откровения Пророка. Во всех поступках своих я руководствовался исключительно указаниями Шариата и всеми силами уклонялся от дурных дел. Пророка и его последователей я почитал своими единственными и лучшими друзьями Я высоко поднял на земле знамя Ислама и в распространении веры видел всегда могучий залог собственного моего величия. Я слышал, что вера и величие как бы рождены из одного чрева и потому только то могущество прочно, которое зиждется на твердой вере. Я всегда относился с должным уважением к саидам, почитал улемов [49]и шейхов [50]. Эти лица всегда участвовали в моем совете и все, что ими указывалось по делам веры, я всегда выслушивал со вниманием и исполнял в точности. За это народ меня очень любил, и все были мне признательны. Своим милостивым вниманием я снискал признательность людей даже самого низкого общественного положения юродивых, не имеющих определенного пристанища. Я всеми силами старался улучшить положение этих людей. К мусульманам я был снисходителен, за каждую маловажную провинность не взыскивал слишком строго. К потомкам пророка я всегда относился с подобающим уважением. Я избегал выслушивать людей, говорящих неправду. Я выбрал себе четырех министров, проникнутых теми же идеями; назову из них Махмуд Шахаба Хорассанского и Насреддин Махмуда-уль-Арамыра. Этим министрам я повелел неусыпно следить за мной и останавливать меня каждый раз, как я вздумаю поступить несправедливо, поверю чьим-либо ложным словам или захочу воспользоваться чьим-либо чужим имуществом. Я слышал, что Бог, возвеличивая какого-нибудь человека, оказывает ему тем самым великую милость, и такое благоволение Творца обязывает возвеличенного человека в свою очередь быть справедливым и милостивым. Сидя на престоле, я постоянно помнил об этом и вполне усвоил себе эти качества. Это было правдой, но лишь наполовину. Министрам было дано такое поручение, но исполнять его позволялось, только когда у Амира Тимура было хорошее настроение. Повелитель продолжал: – Сильное войско мое, расположившись у Эрзрума ,заняло всю степь, окружающую этот город; взглянул я на войска свои и подумал: ведь вот я один и, кажется, не обладаю никакой особенной силой, а все это войско и каждый воин в отдельности – все, безусловно ,повинуются моей воле. Стоит мне отдать какое-либо приказание ,и оно будет в точности исполнено. Размышляя ,таким образом, я возблагодарил Создателя, так возвеличившего меня среди своих рабов, и спросил у мудрых высших духовных лиц, в чем заключается причина повиновения всей этой массы людей моей воле? Улемы объяснили мое влияние тем, что меня осенило величие Божье, и потому я силен силою и волею Божьей. Они привели текст Корана, в котором сказано, что если правитель во всех своих действиях будет руководствоваться справедливостью, то все подданные его будут ему повиноваться беспрекословно, а враги его будут трепетать пред ним. При этом преданность такому царю его подданных объясняется тем, что нет никакой причины не быть признательным и послушным такому правителю. Ну, все Наби-джан, достаточно на сегодня. Отдыхай. И позови ко мне визиря Мухитдина. – Слушаюсь, амир. Через несколько минут в комнату вошел главный визирь Малого Посольского дивана Мухитдин Туклук и замер в смиренном поклоне. Тимур жестом показал ему место, визирь сел на пятки, достал чернильницу и калам [51]для письма. Как правило, то, что сообщал амир визирю, было государственной тайной и писарю тут делать было нечего. Тимур строго посмотрел на визиря, у того сжалось сердце. Амир выдержал паузу и спросил: – Посольство на Русь ушло? – Завтра уйдет Повелитель, я докладывал. – Сколько времени они будут добираться до Москвы? – Я распорядился, чтобы никто не смел их задерживать. Коней менять по первому требованию, ну и так далее… – Подарков достаточно взяли с собой? Мы должны усыпить их бдительность. – Подарков много, хватит и князю и всем его придворным. – Перечисли наши требования. – Первое – это выдача беглого царевича Касима. – Да, – сказал Тимур и передвинул косточку на четках подаренных ему шейхом Заинуддином-Абубекром Тайбадским. – Второе – это выдача детей нашего врага Тохтамыша. И третье – московский князь должен ежегодно платить нам налог за защиту его от врагов. – Все правильно. Держаться терпеливо, но твердо. Возврат царевича Касима это непременное условие. Пусть объяснят хану Василию, что я не прощаю предателей. – Хочу напомнить амир… не знаю, как сказать. – Говори прямо, не бойся. – Я хочу сказать, что Касим присягу верности не давал, сначала молод был, а потом как-то упустили. – Кто об этом знает кроме самого Касима? – Из тех, кто может проболтаться – никто. – Значит пусть так, и скажут князю – мол, присягал. – Могут не поверить без предъявления подписанного им документа. – Кто я и кто этот московский князь! Я ему ещё буду документы предъявлять? Пусть скажут, что если царевича не выдадут, возьмем их города на саблю. А их самих продадим в рабство. Они про нас знают. У них есть такая пословица: «Слухом земля полниться». Ситуация у князя Василия такая, что он Касима выдаст немедленно. – Да. Сначала очень большое сражение с ханом Мамаем. После него живой силы почти не осталось. Когда на Москву пошел Тохтамыш её уже никто и не оборонял. Если теперь напасть – Русь просто упадет к вашим ногам. Но… есть одна странность. Позвольте мне сказать Повелитель. – Говори. – Этот народ очень давно воевал с монголами. Если мне не изменяет память – лет двести. И многому у них научился. Наши купцы, торгующие на Руси, удивляются, что после каждого поражения их княжества странным образом становятся сильнее. И прочнее сплачиваются между собой. – Это естественно. Монголы вырезали тех, кто слабее, а те, кто сумел выжить, давали потомство людей способных на сопротивление. То же самое произошло и в нашей стране, только намного раньше. – Потрясающе! Повелитель, нет предела вашей мудрости. Мне никогда это и в голову не приходило! – Вот по этому меня Аллах поставил амиром над такими как ты. Отбрось все сомнения, мы намного сильнее их. Это безусловный факт. Если они не выполнят наши условия, то станут пылью под копытами наших коней! – Понял, Повелитель. Пятясь до самого выхода и кланяясь, Мухитдин Туклук ушел. Выйдя из кабинета Тимура, он оглянулся на мощных часовых багатуров стоящих у двери с невозмутимым видом, вытер пот со лба и заторопился. Нужно было ещё раз переговорить с советником Шамсутдином Бури, назначенным послом в московское княжество. Ещё раз проверить всю сопроводительную документацию – каждую мелочь. Часто бывало, что от какой-нибудь незначительной детали зависел успех очень важной миссии. А от успеха миссии – жизнь посла, да и самого визиря. Жить визирь Мухитдин хотел. Он только, что построил себе летний дворец, совсем не большой, но очень уютный. Отделочники уже закончили свою нескончаемую работу, и теперь его младшая жена, восемнадцатилетняя красавица Шахноза ежедневно собирает у себя лучших портных и мебельщиков Самарканда и рассматривает предлагаемые ей образцы и эскизы драпировок и ковров. Сорокалетний визирь разрешил младшей жене заниматься этим делом, хотя обязанность эта была за старшей женой. Но Мухитдин настолько увлекся юной Шахнозой, что не мог отказать и разрешил именно ей этим заниматься. Теперь весь гарем ненавидел новенькую и мечтал о мести. Пришлось переселить её на окраину города и приставить охрану. Молодую красавицу совершенно не беспокоили гаремные козни, и напрасно. Эти страсти порой переходили всякие мыслимые приличия. Неугодную гарему девушку запросто могли отравить или убить другим доступным способом Отношения в гареме давно утряслись, а появление Шахнозы и её наметившееся сильное влияние на визиря крайне раздражало трех предыдущих жен и их окружение. Тимур хлопнул в ладоши, и слуги принесли ему сладости и горячий китайский чай в фарфоровом чайнике. Вяленый инжир, крупный золотистый изюм, халву, пахлаву, рахат-лукум, варенье из айвы и розовых лепестков поставили прямо перед повелителем, а курт, прозрачный разноцветный сахар и нуга на край маленького стола. Тимур любил только знакомую с детства еду. Амир приподнялся и, слегка хромая, подошел к накрытому столу. Он ясно представил себе как специальная команда профессиональных «пробовальщиков» отведывает каждое блюдо, которое может попасть ему на стол. Тимур вспомнил как ещё в молодости он служил хану Туклук-Тимурхану, вернее присоединился к его войску, как Туклук считал. И хан пригласил его к себе. Слуги принесли плов, лагман, шурпу – достархан [52]ломился от яств, но Тимур не спешил есть, смотрел на хана, что он возьмет. Заметив эту нерешительность гостя, хан сказал: – Ешь! Без моего приказания здесь никого не отравят. Ты видишь того человека? Это Ахмад Ферюзи. Ты видишь кольцо на его пальце? Это знак всех Ферюзи. Из века в век его род служит правителям разных стран, спасая их от яда, который может быть подсыпан в пищу. Ферюзи из рода пробовальщиков. Он прежде меня ест с каждого поднесенного мне блюда. Он прежде меня пьет из каждого налитого мне бокала. И как только пробовальщик из рода Ферюзи падает замертво рядом с опробованным блюдом, тем самым, спасая жизнь своего повелителя, на пальце его наследников появляется новое кольцо. Тимур тогда увидел, что на руках Ахмада Ферюзи два одинаковых кольца с прозрачными зелеными изумрудами. В кабинет вошел слуга и молча встал, ожидая, когда амир обратит на него внимание. Тимур поднял голову и посмотрел на вошедшего. – Повелитель! Прибыл ваш внук мирза Улугбек Мухаммад-Тарагай. – Пусть войдет. Восьмилетний мальчик не вошел, а вбежал и сразу же повис на шее у любимого деда. – Осторожно Кичкина [53], ты ведь знаешь, у меня нога болит. – Мой дедушка самый сильный на свете! – Ты с кем приехал? – С мамой. – Значит Гаухар-Шад тоже здесь, хорошо. Ну, рассказывай, чему тебя учителя учат? – Математике, письму, арабскому языку, фарси. Историю учим. Вчера рассказывали про твои походы. – Учись хорошенько. Мне вот не пришлось с учителями заниматься. Читать и писать не умею. – Дедушка, я тебя научу! Это очень просто. – Поздно мне браться за калам. Это ты старайся все на свете узнать, а с меня хватит и того, чему меня жизнь научила. – Дедушка, а я хочу узнать все тайны неба и земли! – Молодец! Узнавай, все у тебя есть для этого, уж я постарался. – А как ты сумел стать великим воином? – В молодости я слышал от отца моего Амира Тарагая рассказ о виденном им сне. Однажды, рассказал мне отец, он увидел во сне, что к нему подошел красивый молодой человек, лицом похожий на араба и вручил меч. Он взял меч в руки и стал им размахивать, по воздуху. Блеском стального клинка осветился весь мир. В те времена жил такой провидец Амир Куляль. Отец просил святого Амира Куляля объяснить это сновидение. Амир Куляль сказал, что сон этот имеет пророческое значение, что Бог пошлет ему сына, которому суждено овладеть всем миром, обратить всех в ислам, освободить землю от мрака невежества и заблуждения. Сон этот исполнился: Бог дал ему меня. Как только я появился на свет, он тотчас же отнес меня к шейху Шамсуддину. Когда он пришел, шейх читал Коран и остановился на следующих словах: «Ужели не опасаетесь, что тот, кто на небе, может земле велеть поглотить вас, тогда как она уже колеблется?» Так как в этом стихе Корана встречается слово Тимур, то он назвал меня Тимур. – А это означает Железный. – Да, это означает Железный. – А потом, что было дедушка? – Мне минуло 18 лет, я возмужал, стал силен и пристрастился к охоте. Однажды охотясь, я гнался верхом за козой. На пути мне встретился глубокий овраг. Я не в силах был сдержать лошадь, конь мой напряг все силы и перепрыгнул овраг, но достал до противоположного берега лишь передними ногами, задние же повисли над пропастью. Я быстро вскарабкался па берег, а лошадь упала в овраг. Спутники мои возблагодарили Аллаха за чудесное спасение моей жизни, никто, из сопровождавших меня, не в состоянии был перескочить разделявший нас овраг. Мне довелось пешком перебраться на тот берег, где я оставил свою свиту, и там уже сесть на коня. Мы двинулись далее, но вскоре пошел сильный дождь, превратившийся вслед за тем в хлопья снега, поднялась буря с вьюгой. Мы потеряли всякую надежду благополучно добраться до цели нашего путешествия и приготовились к смерти. Однако, вскоре мы заметили вдали какие-то черные предметы. Спутники мои высказали предположение, что это холмы, но я быстро проскакал расстояние верст в восемь, отделявшее нас от видневшихся па горизонте предметов. Приблизившись, я увидел свет и различил в темноте сплетенную из камыша юрту, куда и поспешил укрыться от снега. Впоследствии, когда я сделался амиром, я, в благодарность за оказанное мне гостеприимство, освободил от уплаты податей приютившего меня хозяина юрты со всем его родом и наградил его за оказанную мне в критическую минуту услугу. Когда мне исполнилось 19 лет, я заболел. Меня лечили всеми возможными средствами, но никакие лекарства не помогали; я семь суток не ел, не пил, а лежал весь в жару. В это время окружающие обратили мое внимание на рану, открывшуюся у меня на руке между пальцами. Придворные плакали, опасаясь за неблагополучный исход болезни, я и сам плакал, но вскоре поел и поправился. – Чудо! А потом? – Потом я занимался хозяйством, скотом. Когда мне исполнился 21год, султан Кран, сын Саура, причинил немало вреда и жестокостей в Чагатайском улусе. Бедные и богатые молились, чтобы он скорей умер. Я хотел наказать Крана и стал собирать для этого войско. Хотя я многим делал добро, но в деле войны у меня нашлось так мало помощников, что я должен был ждать удобного случая. Амир Казган, глава Чагатайских амиров, сразился с Краном в долине Зенги. К удивлению всех людей, справедливый был побежден жестоким, и Кран, вследствие этого, причинил еще больше вреда. К жестокостям, которые пришлось вынести населению, вскоре присоединилось еще новое бедствие: настал сильный холод, и все предметы первой необходимости сильно вздорожали. Наконец, амир Казган собрал многочисленное войско, разбил наголову жестокого Крана, взял его в плен и вознаградил обиженных им. – Он был твой друг – этот амир Казган? – Он никогда не злоумышлял против меня, и я был ему верен. Мне исполнилось 24 года, я стал изучать военное искусство и хотел иметь власть. В это время со мной подружились люди, составившие заговор против амира Казгана. Они собирались, выбрав удобную минуту, убить Казгана и предложили мне тоже присоединиться к ним. Я для виду согласился, по остановил приведение в исполнение их преступных замыслов, а сам тем временем поспешил предупредить амира Казгана об угрожающей ему опасности. Мятежники, узнав об этом, тоже поспешили послать амиру Казгану письмо, в котором чистосердечно раскаивались в умысле на его жизнь. Амир Казган милостиво принял заявление злоумышленников, доверяясь мне. Однажды вечером амир Казган пригласил меня к себе. Придя к амиру, я застал у пего всех злоумышлявших ранее на его жизнь; все они были в кольчугах под верхним платьем. Я заметил это и сейчас же сообщил амиру. Убедившись из моих слов, что действительно он собрал к себе заговорщиков, амир Казган, сославшись на нездоровье, отпустил всех присутствовавших, а у меня просил совета, что надо делать в данном случае. Я посоветовал раздать подарки всем недовольным. Амир исполнил мое предложение и раздал очень много подарков. Когда люди эти стали делить между собою дары амира, они перессорились и всякое согласие их расстроилось. Амир был так доволен мною, что подарил мне, за оказанную ему услугу, город Ширганат. В это время мне исполнилось 25 лет. Амир Казган, намереваясь овладеть Хорезмом, считал это дело чрезвычайно трудным и потому хотел поручить это мне. Я понял, что для меня было бы выгоднее сначала послать кого-либо другого сразиться с врагом, а потом уже самому пойти и окончательно овладеть Хорезмом. Самым близким человеком к амиру Казгану в то время был амир Хисрау-Баянкули. Я переговорил с ним и внушил ему, чтобы он убедил амира Казгана в том, что взять Хорезм – дело вовсе не трудное. А потому было бы очень хорошо, если бы амир поручил сделать это сыну своему Абдулле, который таким образом мог бы, совершив это завоевание, прославиться, чего ему не удастся, если дело это будет поручено мне, ибо тогда честь взятия Хорезма будет принадлежать мне. – Какой ты умный дедушка! – Я прожил жизнь, Кичкина. Хисрау-Баянкули доложил амиру Казгану то, что я ему внушил, и амир согласился послать к Хорезму Абдуллу с войском. Между тем жители Хорезма укрепились в городе, под защитой укреплений вышли из города и, сразившись с войском Абдуллы, одержали верх и не пустили его в крепость. Абдулла сообщил отцу о своем поражении, и амир Казган высказал, что он и раньше находил необходимым, чтобы я сам шел брать Хорезм. Потому и приказал мне немедленно исполнить это поручение. Достигнув, таким образом, своей цели, я с большим войском двинулся к Хорезму и застал Абдуллу очень смущенным своей неудачей. При моем приближении жители Хорезма быстро отступили и скрылись за стенами города. Я тотчас же послал ко всем влиятельным лицам города письма с подарками и секретно просил помочь, чтобы население добровольно сдало мне город. Желание мое было исполнено, и я без боя занял Хорезм. Возвратившись вместе с Абдуллой к амиру Казгану, я удостоился от него благодарности, а в виде награды за успешное выполнение возложенного поручения. Я был назначен наместником в Хорезм. Мне тогда исполнилось 26 лет. Однажды мы с амиром Казганом поехали на охоту в местность Камар. Охота была очень удачна, и потому мы остались ночевать в этой местности. Туклук Тимур, зять амира Казгана, задумал убить тестя и завладеть престолом. Он сговорился с несколькими злыми людьми и в тот вечер, когда мы ночевали в Камаре, он, с семью вооруженными саблями людьми, пришел, чтобы убить Казгана. Около него в это время не было других людей, кроме ловчих. Я, сев на лошадь, быстро бросился на злоумышленников; амир тем временем, пользуясь темнотой, спрятался за большой камень. Услышав шум, собрались прочие охотники, и Туклук Тимур, опасаясь возмездия за покушение на жизнь амира Казгана, бежал в Мавераннахрские горы. Желая выразить мне свою признательность за оказанную ему услугу, амир Казган отдал мне крепость Шадман. Владея Хорезмом и Шадманом, я собрал много податей и богато одарил своих воинов. Я делал много добра своим людям, однако мое желание – сделаться самостоятельным властелином – все еще не встречало среди них сочувствия. В это время амиру Казгану какие-то хитрые женщины донесли, что жена Туклук Тимура, дочь амира Казгана, огорченная бегством своего мужа, лишилась рассудка. Амир Казган, поддавшись на эту хитро придуманную уловку, простил Туклук Тимура и написал ему письмо, приглашая возвратиться. Я доложил амиру Казгану, что, по моему мнению, не следует верить женщинам, а следует поступать так, как повелевает шариат. Пророк сказал, что советоваться с женщиной следует, только для того, чтобы поступить как раз противоположно тому, что посоветует женщина. Амир Казган согласился со мною, и я отправился навстречу Туклук Тимуру, решившись отомстить ему. Мне исполнилось 27 лет. Однажды амир позвал меня и сказал мне, что он недоволен своей женой, и потому предполагает с ней развестись. Однако, прошло после того несколько дней, и мысли амира совершенно переменились. Он раздумал разводиться с женой, стал к ней хорошо относиться, вызвал Туклук Тимура и простил ему его вину. В это же время амир отдал Мухаммад-ходже Андижан, которым правил сын его, Абдулла, и этим возбудил против себя неудовольствие со стороны Хисрау-Баянкули и он подружился с Туклук Тимуром. Хисрау-Баянкули был тесть Абдуллы и рассчитывал приобрести большое влияние и почет со вступлением на престол Абдуллы, поэтому, видя, что его мечтам не суждено сбыться, он, вместе с Туклук Тимуром, решился отделаться силой от амира Казгана. Я известил об этом Казгана, которому был предан, как сын, и амир написал завещание в мою пользу, чтобы по смерти его я был султаном Туранской области. Однажды амир Казган, с несколькими людьми, безоружный, отправился на охоту за реку Джайхун [54]. Туклук Тимур и Баян-Кули нашли этот случай весьма удобным для осуществления своих преступных замыслов и, забыв благодеяния доброго амира, невзирая на родственные к нему отношения – убили его, обагрив его неповинной кровью ту землю, где они охотились. Получив сведения о совершившемся злодеянии, я очень опечалился, быстро отправился на место происшествия, взял тело убитого амира Казгана и похоронил его на берегу реки Джайхун. По смерти Казгана, Туклук Тимур и Баян-Кули возвели на престол Абдуллу Валихана, которому амир Казган при жизни выдал ханскую грамоту; они сначала его признали, потом коварно убили в окрестностях Самарканда. Абдулла отличался скупостью, а Туклук Тимур и Баян-Кули были очень жадны. Потому остались недовольны поставленным ими амиром. Они вскоре свергли Абдуллу и на его место возвели на престол Тимур Шах Углана, сына Ясур Тимурхана. Они собрали множество войска, чтобы погубить Абдуллу. Им удалось разбить войско Абдуллы и принудить его искать спасения в бегстве за реку Джайхун, где он и умер. Мне в это время исполнилось 28 лет. Я был признателен покойному амиру Казгану, которого почитал, как родного отца, а потому счел своей священной обязанностью отметить Баян-Кули и Туклук Тимуру за его смерть. Улугбек сидел и тихо слушал, и перед его внутренним взором проносились всадники с обнаженными клинками. Горели города, падали люди, толпы пленных шли в рабство под конвоем вооруженных воинов. Эти картины одновременно пугали и завораживали мальчика. По традиции двор властителя сопровождал его во всех походах и Улугбек с младенчества путешествовал вместе с дедом. Он видел последствия разрушительных войн своими собственными глазами. От учителей он слышал рассказы о благородстве сильных мира сего, а на практике… Что-то не получалось на практике разглядеть это благородство. И всё же… – Дедушка, а это нужно, чтобы погибало так много людей? Для чего рождается человек? Простой человек, не полководец. – Мир так устроен, внук. Аллах так устроил, что мир похож на египетскую пирамиду. На самом верху её очень мало места и чем она ниже, тем становится шире. Но попасть на самый верх пирамиды хотят многие, а попадают только те, кто способен удержаться на её узком пространстве. А это может быть только один человек. Все остальные становятся его поданными, каждый на своем уровне. Понятно? – И для того, чтобы удержаться нужно, убивать столько людей? – Нужно. Иначе найдется другой более сильный, который сбросит тебя и сам станет властителем. Понятно? – Кажется, да… – Ты лучше прочитай мне письмо шейха Зайнутдина. – Опять секретное? – Да. Поэтому читать мне его будешь ты, а не Наби-джан. – Ладно, дедушка. Тимур достал из-под достархана лист пергамента и дал внуку. Улугбек прочел вслух. Я раб Аллаха шейх Зайнуддин Абубекр пишу тебе Тимур бин Тарагай Барлас дабы не совершил ты ошибки, которую исправить будет уже невозможно. Тимур, усвой себе четыре качества: 1. Всякое путешествие совершай по примеру пророка, всякое дело начинай не иначе, как предварительно испросив благословения и помощи у Бога. 2. В своих делах руководствуйся всегда примером святого пророка Авраама, наблюдая, чтобы во время твоего правления, в подвластных тебе странах, не совершалось прелюбодеяния или других тяжких преступлений. Но по своему усердию и настойчивости не уступай аисту. Один аист нашел маленького вороненка в своем гнезде. В течение трех дней аист не обращал на вороненка никакого внимания, а на четвертый день слетелись четыреста аистов и умертвили хозяина гнезда за то, что нашли у него в гнезде вороненка. 3. Всякое дело, по примеру пророка, начинай не иначе, как посоветовавшись с другими людьми. Были цари, которые всякое дело делали по собственному усмотрению, ни с кем не советуясь, и могущество таких правителей не было продолжительно. 4. Подражай четырем правоверным халифам. Будь храбр, заботлив и щедр, всякое дело делай с особенным вниманием. Следуй примеру птиц, которые очень внимательно разбивают яйца, из которых надлежит выйти их маленьким цыплятам“. Во время моего пути однажды совершенно неожиданно ночью на меня напали 1000 всадников. Со своими шестьюдесятью телохранителями я одолел врагов. Шестьсот человек сложили свои головы в этой кровопролитной битве, потом я, один на один, сразился с Тугул-богатырем и победил его; богатырь раскаялся в том, что сразился со мной». Тимур усмехнулся в усы – старый шейх любил прихвастнуть, но был чрезвычайно мудр, поэтому был смысл дочитать письмо. Ты задумал новый поход, но ни с кем не посоветовался. Раньше такого не бывало. Поэтому я пишу тебе. Было ли хоть раз такое, что, следуя моим советам, тебя постигала неудача? Было ли хоть раз такое, что ты шел в поход, не посоветовавшись со мной? Я молился вчера нашему единому Богу (нет Бога кроме Аллаха и Мухамед пророк его) и он вразумил меня, поэтому говорю тебе – не ходи на Русь. Ты захватил всю Азию и часть Европы, населенной родственными нам народами. Ты достиг необыкновенного величия. Ни один смертный, никогда не достигал такого. Пришло время закреплять достигнутое. Как караванщики закрепляют вьюки на спине верблюдов. Мне явился святой Хызр и просил предостеречь тебя от неразумного шага. До сих пор все твои походы были удачны. Этот же поход не будет. Если ты предпримешь этот поход, то несчастья падут на твою голову и на весь род твой. Таковы его слова. Улугбек замолчал. Тимур тоже молчал и думал. Никогда не писал ему шейх Зайнуддин Абубекр такого оглушительного письма. Всегда он радовал Тимура, говоря, что поход будет удачным, добыча обильной. Это же письмо было необычным и тон его тревожным. Очень странно. Ничего не изменилось. Большой силы у противника быть не должно – откуда ей взяться. Правда и добычи большой не ожидалось, но Тимур и не рассматривал Москву, Русь как главную цель своего похода. На западе, в Европе, были старые богатые цивилизации, пока непокоренные восточными воинами. Тимур терялся в догадках. Первой его реакцией было отменить все, что он задумал. Но следовало успокоиться, взять себя в руки и принять правильное решение. Улугбек сидел тихонечко, боясь потревожить деда. Во-первых, следовало проверить – писал ли шейх это письмо, или его написала чья-то вражеская рука. Может быть рукой шейха водила недружественная сила. Уж больно непривычен был его тон. Во-вторых, стоит повнимательнее отнестись к изучению вероятного противника. Возможно, что-то осталось неизвестным, неузнаным. И в третьих, это когда было такое, что кто-то, пусть даже шейх мог диктовать ему, Тимуру свою волю?! Тимур встал и, не обращая внимание на боль в ноге стал ходить по комнате. Восемь шагов вправо, восемь шагов влево. Выглянул слуга, Тимур тихонько отдал ему какое-то указание и повернулся к внуку. – Спасибо, Улугбек. Когда-нибудь и ты станешь правителем всего мира, дедушка постарается. А теперь иди к маме и бабушке. Не сердись, у меня много работы. Про это письмо никому ничего не говори! – Конечно, дедушка. Ну, я пошел? – Да, Кичкина. Иди. Мы еще поговорим с тобой. Улугбек ушел. Тимур посмотрел на свежий пергамент с письмом шейха и спрятал его в золотую шкатулку для самых важных документов. Когда-то Тимур тоже был маленьким мальчиком. Или нет? Ему казалось, что этого никогда не было. Нет, все-таки было. Барласы кочевали в районе Амударьи, Тимуру было десять лет. Старшие братья Максуд и Шахзод взяли маленького Тимура с собой на охоту пострелять уток в густых тугаях [55]. Отец, Тарагай – вождь племени барласов разрешил – сыновья должны становиться самостоятельными. Тимур не спал всю ночь – боялся проспать. Задолго до рассвета он уже был готов. Сидел одетым около юрты и перебирал стрелы, все остальное – кинжал, огниво и трут, немного соли, было в заплечном мешке. Лук, сделанный специально под его детскую руку лежал тут же рядом, на сухой траве. Осталось только оседлать лошадь, и можно было ехать, но Тимур жалел коня. Братья очень удивились застав младшего не в юрте, быстро оседлали коней и, не поехали, а полетели к реке. С ними было несколько сверстников, сыновей ближайших соратников отца. Не доезжая реки, ребята спешились, привязали лошадей к ближайшему тутовому дереву и, прекратив смех и разговоры, пошли к зарослям камыша. Тимура и Юлдаша – двух младших заставили лезть в плохо проходимые тугаи – пугать уток. Сын Тарагая шагнул в воду и углубился в камыши. Уток не было. Он палкой раздвигал острые как сабля стебли и громко кричал. Юлдаш шел слева от него. Легкий туман поднимался над водой, лягушки, постоянные жители этих мест замолчали. Цапель и уток видно не было. Дети зорко вглядывались себе под ноги, чтобы не наступить на змей. Внезапно, абсолютно неожиданно для обоих мальчишек, из какого-то куста, высунулась огромная голова разозленного камышового кота [56]с раскрытой пастью, из которой текла желтая слюна! А-А-А-А-А-А-х – закричало чудовище! У Тимура к животу подступил противный холод. Он остановился не в силах справиться со сковавшим его страхом. Он прекрасно понимал, что нужно что-то делать, но что?!! Тимур понял, что страшная кошка сейчас вцепиться ему в горло. Его партнер Юлдаш повел себя совершенно по-иному. Он палкой ударил большую кошку по самому нежному месту, по носу. Ещё раз, и ещё раз! Кот взвизгнул, отступил в темно зеленые заросли, и через минуту, ребята услышали как животное длинными прыжками убегает от них. Юлдаш подошел к Тимуру и плеснул на него водой. – Очнись, сын Тарагая, кошка уже ушла! – сказал парень Тимуру стало невыразимо стыдно! Он сын вождя племени, испугался, не важно кого и или чего. Он испугался и это видели! – Не говори никому – попросил он Юлдаша. Тот усмехнулся и вечером у костра рассказал всем, как Тимур испугался большой кошки и превратился в соляной столб от страха. Тимур готов был провалиться сквозь землю от стыда за свой поступок. Но ещё больше ему хотелось разорвать на части ненавистного Юлдаша. Он понимал, что сделать это открыто он не имеет права. И он затаился. На следующий день, когда молодые охотники решили искупаться, он спрятался за куст и стал ждать. Юлдаш плохо плавал, но очень хотел попрактиковаться и выплыл на глубокое место. Этого только и ждал, плавающий как рыба Тимур. Он нырнул, подплыл под водой к ногам товарища и затащил Юлдаша на глубину. Несчастный даже не успел понять, кто так стремительно тянет его ко дну. Тимур был сильным и рослым подростком и держал врага на дне реки, пока тот не захлебнулся. Почувствовав, что Юлдаш перестал вырываться, Тимур отпустил его ноги и отплыл в те же заросли, где прятался до того. Никто из ребят ничего не заметил. Только через пару часов, когда всем надоело купаться, они увидели, что Юлдаша с ними нет. Ребята искали товарища до самого вечера, и нашли его на песчаной косе гораздо ниже по течению. Вернуть к жизни мальчика не удалось. У отомстившего Тимура на душе стало легко и спокойно. Больше нет человека видевшего его слабость. Он на всю жизнь усвоил этот урок. Смерть скрывает ВСЁ! И ещё одну вещь он понял, когда увидел, как плачет мать убитого им мальчишки, как она рвет на себе волосы и посыпает себя землей и пеплом из очага. Она кричала: – Я бы отдала все на свете, чтобы вернуть тебя мой сын! Тимур запомнил эти слова и никогда не забывал их. Он понял, что из страха смерти человек способен на все. Очень мало было людей, воспитавших в себе такое презрение к жизни и смерти, что им стало безразлично жить или умереть. Это были самые опасные люди. Им в голову могло придти самое неожиданное! Не подконтрольное! Повелителям нужны только те, кто ценит и любит жизнь. Ими можно управлять. Значит, если хочешь полного подчинения, казни за любую провинность. Первое время Тимур так и делал. Он казнил воров и разбойников, промышлявших на дорогах. И в Мавераннахре стало спокойно, купцы прославляли Великого Амира. Он казнил казнокрадов и взяточников. Суды стали значительно справедливее, чиновники попытались жить на жалование, а стражники городской полиции перестали вымогать деньги у всех подряд. Но страна становилась все больше, и углядеть за всем он сам лично не мог. Пришлось расставлять наместников. Через год-два приходилось казнить и их, потому, что они проворо?вывались. Правительства тоже приходилось периодически перетряхивать. Сначала нужно было убрать тех, кто привел его, Тимура, к власти и помнил его простым предводителем небольшого отряда добровольцев. Народ должен был думать, что он всегда был на вершине власти, куда его определил сам Аллах. Потом наступила очередь тех, кто был назначен на их места. Однажды пришлось казнить чиновников, проглядевших, что медресе, построенное его женой Сарай Мульк-ханым, выглядит гораздо лучше, чем мечеть, которую строили под его руководством. Народ не осудил Тимура за жестокость, а придумал красивую легенду. По легенде, во время одного из походов Тимура его любимая жена, решила сделать супругу подарок и выстроить красивое медресе. Строительство поручили лучшему в стране зодчему, который безумно и безнадежно влюбился в жену Тимура. Правителя ждали со дня на день, однако зодчий поставил условием завершения строительства право на один поцелуй. Сарай Мульк-ханым согласилась, но закрыла щеку подушкой. Однако поцелуй оказался таким страстным, что и через подушку остался след. Взбешенный Амир повелел казнить архитектора, но тот сделал себе крылья и улетел. Реальный Тимур очень смеялся, услышав эту легенду. Он ещё более утвердился в правильности своего пути, целей и способов их достижения. В комнату вошел слуга и доложил о том, что прибыл начальник службы контрразведки Абдулмалик-хан. Единственный царедворец, которого Амир терпел у себя на службе уже много лет, не выгонял и не казнил. Его деятельностью Тимур руководил лично. Абдулмалик знал столько тайн и секретов, что любого другого за десятую часть этого отправили бы на плаху, а он был жив и относительно здоров. Если не считать болезнью горб, появившийся у него в детстве по недосмотру няньки. Его боялись не меньше Великого Амира, но и он всегда был готов к смерти. Недоброжелатели семь раз подсылали к нему убийц, и каждый раз Абдулмалик выходил сухим из воды. По причине увечья ему не нужно было кланяться, входя в кабинет Тимура, великий завоеватель терпел и это. Все потому, что другого начальника разведки, удовлетворяющего требованиям Амира, найти было просто невозможно. Бывают люди, которым Аллах дал способности строить прекрасные здания – их было много. Тех, у кого есть способности писать стихи, рисовать картины, изобретать всякие хитрые машины были тысячи и тысячи. А людей способных распутывать сложную паутину, запутанную другими людьми совсем мало. В Мавераннахре только один человек – Абдулмалик-хан. Так считал Тимур. Когда он задумал идти войной на Китай, то именно Абдулмалик выяснил всю тактику и стратегию противника. Узнав о времени и месте военного совета императора ханьцев, он подослал туда всего лишь одного человека из никому неизвестного племени нинджа. Где и как раздобыл Абдулмалик-хан этого сына далекой страны, он рассказал только Тимуру. Лазутчик ночью забрался в крепость китайского императора и, затаившись в темном проеме у его двери, через маленькую трубочку с раструбом, подслушал весь план предстоящего сражения. Теперь у Абдулмалика был целый отряд этих прирожденных лазутчиков, готовых на все ради денег. Он вошел, как всегда бесшумно и остановился в ожидании, не поднимая глаз. Абдулмалик не встал на колени, а только наклонил голову. Он был хан и мог пренебречь церемониями. Тимур знал, кто и как должен его приветствовать, поэтому поосмотрел на вошедшего и, рукой, показал ему место рядом с собой. – Как здоровье Великого? Надеюсь, нога не болит? Доктор, которого я послал вам на прошлой неделе, помог? – Болит гораздо меньше. Хороший доктор, но лекарства у него горькие. – Если Великий Амир позволит, я скажу: «Тот, кто не познал горького, не сможет оценить сладкое». Я весь внимание! – Завтра утром отправляется большое посольство в московское княжество. С ним пошли своего человека. Пусто выяснит, где находится царевич Касим. Если Василий-хан откажется его выдать, нужно будет уничтожить этого беглеца. Я боюсь, что когда на Русь пойдет наша великая армия, Касим скроется. И ещё. Уничтожен Касим или нет, по стране должны пойти слухи, что он умер самой страшной смертью. – Какую смерть для Касима выберет Повелитель? Я, имею ввиду слухи. – Ну, например, он поехал на охоту, а его завлекли в лес и там разрезали на куски живого и скормили тиграм. – Прошу прощения, на Руси нет тигров. – Тогда медведям. Медведи там есть? – Медведей очень много. Понял, Повелитель. В караване уже есть мой человек. Он получит такое задание. – А какое задание у него было? – Как всегда. Разведка путей и дорог для нашей великой и непобедимой армии. Занесение их на карту. Вербовка лазутчиков, выяснение общей обстановки в московском княжестве. – Пусто делает это быстрее. Наши войска не заставят себя ждать. На этот раз дело будет в скорости продвижения. – Как и всегда, Повелитель. – И ещё одно. Не могу понять, почему шейх Зайнутдин отговаривает меня от похода в Московию. Мы с ним знакомы много лет и всегда он поощрял меня к расширению империи. Он говорил, что мне суждено нести Зеленое знамя Пророка по всем странам. – Может быть, у шейха есть какие-то свои интересы в московском княжестве… – Молчи! Он святой человек! Таких как я, и тем более, таких как ты, он видит насквозь! Предсказал все мои победы. Ладно, я напишу ему. Не предпринимай ничего. Потом…Если будет нужно. – Слушаюсь, Повелитель. Надеюсь, наше войско будет велико и сотрет этого Василия с лица земли. – Войск будет достаточно. Но сила войска отнюдь не в количестве воинов, а в дисциплине. Десятки, слитые в сотни и тумены, должны действовать как один человек и запомни – только страх может заставить человека рисковать своей жизнью ради какой-то цели, которую он по-настоящему даже не понимает. – Я считал, что жадность, похоть, любовь… – Это очень сильные чувства, но они отступают, когда человек чувствует боль, голод и страх. У китайцев когда-то был великий полководец Сунь Цзы. Он родился в царстве «Ци», а служил наемным полководцем в царстве «У». Как-то, раз князь «У» спросил у Сунь Цзы может ли он создать армию из любой толпы людей и даже женщин? «Да» – ответил полководец. «Позвольте вам не поверить» – сказал князь, и они поспорили на крупную сумму. Условия спора были такие. Князь передает полководцу свои гаремы, а тот за три дня должен создать из них дисциплинированное войско, которое будет повиноваться любому его приказу. Князь передал ему свои гаремы. Сунь-цзы разделил наложниц на два отряда, поставив во главе каждого по главной наложнице, выдав им по алебарде, и стал объяснять военные команды. Отряды заняли боевое построение. Когда Сунь-цзы стал командовать «направо», «налево», «вперёд» – никто не исполнял команд, а все только смеялись. Так повторилось несколько раз. Тогда Сунь-цзы сказал: если команды не исполняются, это вина командиров. И приказал казнить двух главных наложниц. Князь, поняв, что это не шутка, стал просить отменить казнь, однако Сунь-цзы заявил, что на войне полководец важнее правителя и никто не смеет отменять его распоряжения. Наложницы были казнены. После это все женщины стиснули зубы и стали исправно выполнять команды. Через три дня они уже обожали своего полководца и готовы были выполнить любой его приказ. – Потрясающе! Неужели все это было на самом деле? Если китайцы такие умелые воины и умные полководцы, то, как вам удалось победить их? – Я выждал время, когда они завязнут в междоусобных войнах и сами истребят свои самые боеспособные армии. Наби-джан-Хатыф прочитал мне историю их страны. Оказывается, иногда в междоусобных войнах Китая погибало до двух третей населения! И у них есть старый обычай – не брать пленных – их ведь нужно кормить. Поэтому победить их удалось сравнительно небольшой армией – всего сто тысяч человек. Вот удержать власть – это задача посложнее. Но есть способы решить и эту проблему. Тимур посмотрел на Абдулмалика усталым, но внимательным взглядом. Абдулмалик-хан вздрогнул. Он вспомнил старую историю о том, как был убит суннитами [57]шейх Халифэ, из Мазендарана, проповедующий в городах Хорасана. После этого убийства его ученики называющие себя сербедары [58]подняли восстание против власти Тимура. Великий Амир подавил это восстание крайне жестокими методами. Сербедары были уничтожены поголовно. Кровь лилась рекой, окрестности Хорасана и Мазендарана обезлюдели. После этого он вернулся в Самарканд, где восстание сербедаров одержало победу, перебив две тысячи всадников Тимура. Вожди сербедаров Самарканда: студент медресе Маулан-заде, старшина цеха трепальщиков хлопка Абу Бекр Келеви и стрелок из лука Хурдак Бухари, вооружили горожан и оказали яростное сопротивление. Власть сербедаров распространилась на всю Самаркандскую область. Тимур сделал вид, что хочет подружиться с восставшими. И, якобы, для этого пригласил вождей сербедаров к себе в ставку. Сербедары прибыли в ставку, но были там вероломно схвачены и все казнены. Остальных повстанцев быстро обезглавили, а головы, как всегда выставили на всеобщее обозрение. Абдулмалик-хан хорошо помнил эти картины. Крови было столько, что ручьи и арыки не могла унести её из города два дня. Начальник разведки не любил массовых казней, но понимал их необходимость. – Повелитель! Ваша способность предвидеть события меня просто поражает. Я всю жизнь стремлюсь быть похожим на вас, но вы недостижимы. – Абдулмалик, не уподобляйся придворным льстецам, тебе это не нужно. – Можете казнить меня, если эти речи являются ложью и лестью! Это мои собственные мысли, и я поделился ими с человеком, уважение к которому не имеет предела. – Не серди меня, лучше отправляйся и думай только о том, как выполнить то, что поручено. Абдулмалик-хан выскочил из кабинета как ошпаренный, а Тимур улыбнулся ему вслед. Он считал, что подчиненные должны его бояться, но умная лесть была ему приятна. Абдулмалик прекрасно знал его слабости, и умело их использовал. Начальник разведки был испуган. Он хорошо знал Тимура и ясно видел, что под маской спокойствия тот скрывает свое явное неудовольствие. Абдулмалик относил это к побегу царевича Касима из Самарканда. Вот, щенок! Кто мог ожидать от него такого решительного поступка? И ведь не хватились его ни в первый день побега, ни во второй. А через три дня решили, что он с друзьями уехал на охоту за джейранами. И, главное, ни один из почтовых десятников не прислал ни одного доклада, что, мол, царевич Касим с друзьями проследовал на запад с неизвестными целями. Одно только радовало Абдулмалика – ему за этот побег ничего не будет. Это не его люди упустили царевича, и проморгали подготовку к далекому пути. Дворцовый смотритель Маджид Фергани обязан был доложить главному визирю о готовящемся побеге. Пусть теперь моет шею, чтобы палачу было приятнее накинуть на неё петлю. 16 Уне есть ногами потъкнутися, нежели языком. (Лучше ногами споткнуться, чем языком. Русская пословица. Х IV в.) Несмотря на физический недостаток Абдулмалик двигался очень быстро. Он выскочил из дворца со скоростью стрелы и мощные телохранители, аварцы, едва успели подхватить его и усадить в носилки. Хан специально сформировал свою личную охрану из кавказцев, не имеющих корней в Мавераннахре. Постоянные войны выгнали этих детей гор из их родных аулов, но и здесь в душных городах, построенных из желтой и красной глины, они остались верными своему языку и одежде. Гордость не позволяла им ассимилироваться и даже общаться с местным населением. Нанявший их, Абдулмалик-хан, был для этих людей единственным покровителем. За него они были готовы идти в огонь и воду. Нукеры, сопровождаемые конными телохранителями, в мгновение ока доставили своего хозяина в его скромный дворец. Место, где жил и работал всесильный хан. Куда стекалась информация со всего подлунного мира. Был теплый вечер, журчала вода в полноводных арыках и каналах. Где-то вдалеке, в квартале горшечников или кузнецов, раздавалось пение перепелки. Здесь их держали в клетках и вкусно кормили. Считалось, что пение перепелок приносит в дом достаток и счастье. В воздухе стоял запах роз, издающих вечерний аромат. Над домами витал запах свежеприготовленного плова. Все было как всегда, как сто лет назад и как тысяча лет назад. До прихода в эти места бешенного арабского вождя Кутейбы, вырезавшего половину местного населения не желавшего принимать непонятный им ислам. Остальные вынуждены были принять эту религию, рожденную в знойных аравийских песках. Жить то надо! Нужно работать, растить детей и внуков. Иначе, зачем мы пришли на этот свет? Кутейбу сменили монголы, их вытеснили тюркские кочевые племена, жизнь шла своим чередом. Несогласных с властью заносили пески Каракумов и Кызылкумов, но большинство продолжало жить так, как жили их предки и предки их предков на этой земле. Абдулмалик-хану некогда было предаваться раздумьям – задача была поставлена, она была выполнима и, нужно было срочно дать дополнительные инструкции своему агенту, отправляемому вместе с посольством. Пока искали и звали этого человека, хан просматривал донесения других агентов и резидентов из разных стран. Абдулмалик начал просматривать донесения агентов. Из Константинополя сообщали, что император Андроник IV успешно отбивает натиск арабов с помощью нанятых для этого печенегов, ясов и алан. Но продвижение войск Тимура и его возросшие влияние и власть в Орде его крайне беспокоят. Он пытается собрать крестоносное воинство для борьбы с Великим Амиром. В далекой Франции король Карл VI Безумный тратит все свои доходы на пиры и празднества. За всем этим ему совершенно недосуг заниматься делами. Его дяди герцоги Анжуйский, Бургундский и Беррийский черпают из его казны лично для себя столько, что в стране не прекращаются народные восстания, мятежи и войны. Но король, хоть и прозвала его народная молва Безумным, отнюдь не глуп. Недавно он обратился к епископу Ланскому Монтэгю с просьбой дать ему обзор государственных и хозяйственных дел в стране. Епископ целый месяц гонял своих монахов и священников по всей стране, сделал отчет и дал королю смелый и ценный совет, что, если король намерен править по-новому, он должен освободиться от всех прежних руководителей. Карлу понравился этот совет. Он собрался отпустить своих дядей и вместо принцев крови взять себе в помощники опытных администраторов, отличившихся еще при его отце: коннетабля Клиссона, епископа Монтагю, Ла-Мерсье и других. Это новое правительство стало бы действовать и работать в интересах короля. Но вряд ли герцоги пошли бы добровольно на ограничение своих прибылей. Поэтому в этом регионе могла возникнуть большая междоусобная война. На Пиренейском полуострове шла нескончаемая война между испанцами и маврами. Крепости и города переходили из рук в руки. Рыцари с той и другой стороны годами не расставались с оружием и доспехами. Ни мавры, ни испанцы с португальцами никак не могли взять верх. Заключались причудливые военные союзы и тут же разваливались. Совершались неслыханные подвиги и предательства. Достаточно было небольшого перевеса, и любая из сторон могла завладеть потрясающе плодородной Испанской землей навсегда. У Европы было очень много проблем, европейским монархам стало совсем не до Испании. Мусульмане были далеко и не могли поддержать мавров. А те, что могли, не хотели. Обстановка была крайне благоприятная для большого похода на страны Европы. На богатые жирные страны и города, по уши, заваленные золотом, серебром и диковинами. Не говоря уже про ценных рабов-европейцев, умелых и грамотных. Греция, Италия, Германия – туда веками римские полководцы свозили свою добычу! Вкусные, душистые, солнечные острова Средиземноморья. Овеваемые ласковым ветром балканские горы и зеленые долины. Это все было совершенно необходимо Великому Амиру и его наследникам. Отложив в сторону письма-донесения, Абдулмалик-хан глубоко задумался. Ему нужно было хотя бы приблизительно смоделировать ситуацию, при которой можно будет пленить или ликвидировать царевича Касима. Самаркандские купцы, торгующие в Москве, докладывали, что князь Василий пожаловал Касиму землю в Рязанском княжестве, подвластном Москве. Приставил к беглецу небольшую, но боевую казацкую дружину. Небольшая часть принадлежащего Касиму улуса смогла перебраться в новые земли. И весь улус бы ушел, но Абдулмалик-хан вовремя это пресёк. Подсказал кому надо, переселенцев остановили, с зачинщиков содрали кожу живьем, сразу все прекратилось. Все хотят жить. И теперь хан напряженно думал: «Заманить Касима в какое-нибудь уединенное место – нет на это времени. Отравить можно, только если найти верного человека в его окружении. Послать небольшой отряд из очень умелых бойцов, быстро отбить его у охраны и быстро, очень быстро привезти к Тимуру. Могут догнать и уничтожить. Ну и что? Тогда можно будет ликвидировать царевича. Хороший вариант. Но пробовать нужно сразу несколько вариантов. Какой-нибудь да пройдет! Армия идущая почти следом все упростит и спишет. Женщина – проверенное средство. Касим не евнух и не мужелюб, он нормальный здоровый мужик, значит на женщину у него нормальная мужская реакция. Красивая женщина может очень близко подобраться, ужалить как змея и безболезненно скрыться. Но такие операции нужно долго готовить. Женщина не может просто так появиться вместе с посольством – убить человека близкого к княжескому престолу и уйти. Этот вариант не годится». Абдулмалик-хан знал, что, когда времени на подготовку нет, то нужно послать такого человека, который сделает и придумает все сам прямо на месте. Раздался звон гонга и в комнату вошел слуга с подносом фруктов. Хан был вегетарианцем и не ел мяса, вызывая этим подозрения и ненависть у окружения Великого Амира. Он успокаивал себя тем, что его бы и так ненавидели за удачливость и умение выживать рядом с таким человеком как Тимур. «Ненавидят, а сделать ничего не могут! Этот букур [59]вам не по зубам!» – говорил он сам себе, когда чувствовал ненавидящие взгляды «боевых товарищей». Он и сам себя чувствовал резидентом во вражеском стане, но Тимуру был верен, как старый боевой пёс. Опять раздался звук гонга. В комнате появился «человек из посольства» – лазутчик. По тому, как он вошел было видно, что бывал он здесь не раз. Подойдя к хану человек, медленно встал на колени и опустил голову. Абдулмалик не терпел прямого взгляда, ему казалось, что разглядывают его горб. – Салям алейкум, господин. – Салям. Ты готов к поездке? – Готов. – Будут дополнительные поручения. Встань и слушай. Хан подробно изложил задание. – Сейчас я не могу тебе сказать, как и какими средствами можно выполнить поручение Амира. Возьми с собой все. – Всё? – Да, все, что может пригодиться. Твоя поклажа будет лежать среди подарков князю. Приедешь – вскроешь и используешь. О том, что ты мой человек и имеешь специальное задание, будет знать только посол Шамсутдин Бури. Больше никто. Если тебе потребуется его помощь – он будет обязан её оказать. Чего бы это ему не стоило. – Понимаю, господин. – Если тебе не удастся уйти живым, помни – твоя семья будет обеспечена навсегда. – Понимаю, господин. – Отправляйся и пусть тебе поможет Аллах. – Банзай, все будет сделано, господин. – Иншалла! [60] Утором следующего дня большое посольство Амира Тимура, Великого Завоевателя, Повелителя половины Мира – как его называли льстивые придворные вельможи, двинулось в сторону московского княжества. Задержек в пути не предполагалось никаких, следовать приказано было очень быстро. Поэтому на подставы было сообщено заранее об этом караване. И там уже стояли, ждали своего часа свежие лошади. Никаких карет или специальных носилок, только верховые и вьючные лошади. А также достаточное количество заводных. Сам посол, Шамсутдин Бури, был одет просто, по-дорожному. Юрты для ночлега были свернуты и приторочены к вьюкам. И вообще, это посольство больше напоминало конную сотню воинов, а не степенный дипломатический кортеж. Несмотря на то, что быстрота движения не располагала к размышлениям, посол был задумчив и зол. «Эти кафиры [61]– беззаконное племя часто убивают послов и целые посольства. Вернусь ли я живой от них?» – думал Шамсутдин Посол, готовясь к этой миссии, хорошо изучил историю земли под названием Русь. В отличие от Степного Уложения и Яссы Чингисхана, запрещающих убивать послов, потому, что посол человек подневольный, уста пославшего его человека. На Руси убийство посла являлось делом обычным. И не только на Руси, а во всей Европе. Когда Чингисхан предпринял поход на русские города, он, по обычаю, сначала присылал в каждый из них посла с предложением о сдаче. И был страшно удивлен и разозлен, когда в некоторых русских городах послов убили самыми зверскими способами. Эти города он просто стер с лица земли, а население уничтожил поголовно. Но это ничего не изменило. И Шамсутдин понимал почему. Нельзя враз изменить вросшую в сознание людей традицию! Ещё задолго до Чингисхана в русском городе Киев правил князь Ингвар, потомок варяжского конунга Рюрика. Поехал Ингвар собирать ежегодную дань с подвластных ему древлянских племен. Собрал, но этого ему показалось мало. Несмотря на то, что воеводы его отговаривали, он попытался собрать дань ещё раз. Этого древляне стерпеть не могли. Дружине Ингвара устроили засаду и перебили всех. А князя казнили самой позорной для варяга смертью – согнули две березы, привязали жадного за руки и ноги и, выпрямившиеся деревья разорвали его на страшные окровавленные куски. Варяг обязан был погибать с мечом в руке, иначе он не попадал в свой варяжский рай – Вальгалу. Ингвар, наверное, до сих пор стоит у ворот Вальгалы и будет вечно стоять. Но суть не в этом. Викингов всегда губила жадность – это известно. Через короткое время древляне решили, что самое время их князю по имени Мал, занять киевский престол и отправили послов к Ольге – вдове Ингвара, с предложением выйти замуж за их князя. Когда послы приехали, их встретила сама Ольга с малолетним сыном Святославом и предложила им великую честь. Её дружинники на руках принесли послов в морской ладье на двор княжеского терема. Послы лучились от гордости. Но неожиданно ладья стала опускаться вниз и послы увидели, что они находятся в глубокой яме. Ольга приказала закопать их в ней живыми. Не дождавшись вестей от перового посольства, древляне послали второе посольство. У Ольги, вероятно, не хватило фантазии, и второе посольство просто перебили на пиру полностью. Потом безутешная вдова организовала набег на земли древлян и принудила их снова починиться киевскому престолу. Князь Мал был убит, а его дети Малка и Добрыня взяты в заложники. Послов иностранных держав на Руси убивали часто. Поэтому у послов живущих в Москве постоянно, были крепкие терема-крепости, откуда их не так просто было выкурить. Охрана всегда была своя, так как княжеская дружина в зависимости от настроения князя или изменившейся политической коньюктуры, могла моментально превратится во врагов. Шамсутдин Бури прекрасно понимал, что требования, с которыми он едет к московскому князю не более чем предлог для начала военной компании. Он понимал и то, что князь Василий хорошо информирован своими советниками, которые способны отличить предлог от настоящего требования. О том, что посольство выехало, ему известно уже не только от резидентов, но и из официального уведомления. Такой документ необходимо было отослать до прибытия в страну, и он был послан в Посольский приказ московского княжества. Принимающая сторона решала – допустить посольство в страну или нет. Бывало, что не допускали. Дорога была длинная, передышки короткие, но Шамсутдин успел заметить, что впереди расстилается огромная зеленая степь, где особенно его удивило, обилие ручьев и рек. Он родился на краю Голодной степи, где каждый глоток воды был на вес золота. Из-за воды происходили ссоры, и даже кровопролитные сражения. А здесь это богатство было на каждом шагу. Не родник так ручей, не ручей так маленькая речка. Правда, местные жители рассказывали, зимы здесь лютые и долгие. Снег порой заметает деревянные избы по самую крышу и только по трубам и дымам из них можно определить, где находится человеческое жилье. А реки замерзают, и лед на них становится как стекло – по нему можно ходить и даже ездить на коне. Шамсутдин Бури не мог себе этого представить – как это ходить по воде? Это могли только великие пророки Муса и Иса! «Будем осторожны – решил посол – но и затягивать нельзя. Армия сзади идет. Все в жизни тлен и суета. Пока мы живы, живы и наши мечты. Дорогая моя Саодат! Неужели больше никогда не увижу тебя, не коснусь твоих плеч, не вдохну твой запах! Да, все понимаю приверженность женщине – это слабость для мужчины, но история знает великих мужей любивших своих жен, но не ставших от этого менее великими. Да и сам Великий Тимур не избежал женских чар. Его средняя жена Биби-Ханум – образец мусульманской жены. Строит медресе и мечети, все хозяйство двора целиком за ней. Но Саодат – роза жизни моей! Всей красоты твоей я так и не постиг. Тюльпаны с горных круч ко мне приходят в стих, Но ты красивей их, к тому ж – цветут неделю, А ты надежда всех бессчетных дней моих. Это Баба Тахир написал – гениальный поэт. Нет ему равного ни в Персии, ни в Мавераннахре. Могу ли я тебя в разлуке позабыть? Иной свободы нет, как, мучаясь, любить! И если в сердце ты остаться не захочешь, Покою в нем не быть и красоте не быть Это про меня. Саодат – сердце моё! Клянусь тебе, что вернусь и осушу все твои слезы. Не плач обо мне!» Монотонный стук копыт, дорожная пыль, караван-сараи и трактиры. Случайные спутники, долгие разговоры у костров. Разноцветные одежды, разноцветные лица, кривые тюркские сабли, прямые тевтонские и франкские мечи. Дорога есть дорога. Тем более такой людный путь называемый Великим Шелковым Путем. Стройные ахалтекинцы, лохматые монгольские кони, коренастые мулы и даже высокомерные двугорбые верблюды – кого только не увидишь на этом пути. На стоянках человек по запаху определяет кто его ближайший сосед. Выйди из палатки, вдохни и сразу понимаешь, что слева готовят бухарский плов, а справа острый мадьярский гуляш. Пройди немного вперед и почувствуешь запах печенежского шулюма или китайского жаркого. На дороге все равны и все обязаны помогать друг другу. На дорогах много всякого степного сброда, готового украсть все, что плохо лежит. А уж ели хорошо лежит, удобно для вора, то украдут обязательно. Лошадей и груз все охраняют сами или нанимают охрану. Утром сосед справа от посольского каравана, греческий купец Костас Геранитис недосчитался лошадей и трех ценных вьюков. Двух охранников не смогли найти, один лежал задушенный недалеко от дороги. Тут же была организована совместная погоня по следам. След в степи всегда остается. Вел погоню кипчакский проводник греческого каравана Ахмат. Каждый сосед выделил по два-три всадника – так велит обычай. Грек скакал рядом с арабом, монгол рядом с русским – дело общее. Догнали, воров зарубили, украденное отобрали. Первая казацкая застава удивила внезапностью появления вооруженных всадников на дороге. Вот ведь не было никого, и вдруг как из-под земли выросли смуглые усатые парни на рослых лошадях, в кольчугах по самые глаза и блестящих стальных шлемах. Трое, по-видимому, начальники, подъехали, проверили подорожные посольские грамоты, махнули рукой своим соратникам. И те, исчезли так же внезапно, как появились. Шамсутдин Бури аж вздрогнул. Потом недалеко от дороги он увидел небольшой укрепленный город – настоящую крепость. Хотел осмотреть поближе – не дали. Сказали на хорошем тюркском наречии, что чужим в эту крепость заезжать нельзя и попросили следовать дальше. А когда он все же попытался разыграть из себя дурака, не понимающего собственный язык, то из крепости выехала до зубов вооруженная полусотня казаков и встала на его пути. В прорези шлемов на него и его спутников смотрели черные, карие и голубые сердитые глаза, правые руки казаков сжимали пики, а левые натянутые поводья. Достаточно было короткой команды атамана и караван будет атакован. Шамсутдин понимал, что на посольство они вряд ли нападут, но ему стало не по себе. Проявлять нахальство он не рискнул и дал приказ продолжить путь. Всему когда-то приходит конец, каждый путь заканчивается. Вдали показались густые леса и, за рекой Шамсутдин и его спутники увидели пригород столицы московского княжества. Их встретил дьяк Посольского Приказа Феофан, доброжелательный и веселый молодой человек в форменном кафтане, вооруженный и сопровождаемый десятком вооруженных стражников. Шамсутдин Бури рассчитывал, что посольство будет встречать, по крайней мере, боярин Колчин, глава Приказа. Неуважение? Пожалуй, не стоит пока акцентировать на этом внимание, не время. Он широко улыбнулся дьяку и сказал по-русски: – Здрав будь, боярин! – И ты будь здоров, твоя милость, посол Великого Амира Тимура Гуркани. Шамсутдин понял только слова «амир» и « Тимур Гуркани»поэтому следующую фразу сказал уже на родном ему тюрки: – Как здоровье Великого князя московского Василия? – Князь – отец наш чувствует себя очень хорошо. Чего желает и брату своему Тимуру, повелителю многих орд и народов. Эта формула величания была хоть и короткой, но вполне допустимой, поэтому Шамсутдин продолжил: – Мы проделали долгий и утомительный путь и хотели бы отдохнуть. Привести в порядок наших коней и верблюдов. А завтра, с подарками, явиться к Великому князю на прием. У нас важное дело к нему. – Покои для вас готовы в Гостевом тереме. Столы накрыты, баня натоплена. В охрану назначены дружинники, лучшие из лучших. Ни в чем недостатка знать не будете. Вечером к тебе, посол, на беседу, приедет его милость боярин Иван Колчин. Вы с ним обговорите все предварительно. Не серчай, что боярин сам вас не встречает, в отъезде он по приказу князя Василия. Шамсутдин Бури совсем успокоился. Раз князь дал поручения, боярин выполнять обязан – это ему было понятно. Честь посла не пострадала. Заранее определить обсуждаемые вопросы старались все послы и посланники. Таким образом, снимались возможные острые углы в дипломатических формулировках. Можно занимать отведенные покои и ждать. 17 Не вся поручай языку, да не стражеши без времени. (Не говори ничего раньше времени и избегнешь неприятностей) Князь Василий Дмитриевич с малой дружиной и митрополитом, в это время был недалеко от Владимира. Туда тайными дорогами приехали почти все русские князья и литовский король Витовт – тесть Василия. Поздним вечером они собрались в загородном тереме владимирского посадника боярина Степана Егорова. Резиденты Тимура об этом знать не могли, потому, что князь, как бы, уехал на охоту. Взял с собой все собачьи своры, егерей, но, бросив их на полпути, повернул на пролесок. Так было короче. И пропал вместе с малой дружиной и митрополитом Киприаном в лесном тумане. Дружинники митрополита в это время выехали во Владимир. Там они взяли под охрану все подъездные пути к городу. Целых десять дней ни один воз с товаром, арба, телега и всадник не могли выехать из города. Пеших путников тоже тормозили, на случай если во Владимире кто-то что-то знает об этом тайном слете князей и подвластных им бояр, информация не должна была уйти на сторону. После легкого завтрака хозяин дома пригласил князя и его тестя Витовта в большую пиршественную залу. Князья второй руки и бояре-посадники рассажены были не по чину, а по вотчинам. Одеты были по-походному для охоты. Князь перекрестился на икону с горящей лампадой в Красном углу, сел рядом с тестем своим и начал речь. – Не помню я с кем из вас у нас дружба писанная, а с кем нет. Знать не хочу о ваших претензиях друг к другу и к московскому княжеству. Теперь все нужно забыть перед лицом общего врага. Они же, татары, нас этому и научили. Долго учили. Те, кто учебу не превзошел, уже в раю. Все вы помните нашу историю. Кто только не приходил на русскую землю: обры, половцы, печенеги, яссы и касоги – где они теперь? А мы стоим. Монголы пришли и притащили на своих плечах татар. Если бы мы, как мадьяры или как поляки в то время смогли бы соединенными силами по ним ударить, то ситуация во всем мире была бы другая. Но мы не смогли. Резали глотки русские русским, брат брату. Князь Дмитрий Иванович, мой отец, через двести лет после прихода монголов, первый решился, открыто, против них выступить. Чтобы скинуть эту позорную рабскую дань, чтобы вздохнула наша земля. Народу погибло много, но дань мы платить перестали. Легче стало? Легче! Не зря люди погибли. Через два года после этого сражения пошел на нас Тохтамыш и стер все старания Дмитрия Ивановича. Но и у Тохтамыша враги есть – победил его Тимур Аксак, беспощадный воитель. И теперь докладывают нам верные люди, что Тимур замыслил поход на Русь. Сколько войска поведет, пока точно не знаю, но не менее ста тысяч воинов. Теперь у нас выходов только два: сдаться на милость того злобного Аксака, отдать ему имущества наши, детей и жен наших в рабство или встать плечом к плечу, забыв прежние распри. Отбить навсегда охоту степнякам в наши леса соваться… Больше мне сказать вам нечего. Пусть митрополит говорит. Митрополит говорил без надрыва и пафоса. Как воин, планирующий битву. – Мне удалось связаться с византийским патриархом. Воинов дать не может, Византию осаждают арабы, грекам тяжко. Но денег дадут. Сможем нанять конницу. Гонцы к аварцам, кумыкам, табасаранцам, лезгинам уже уехали. У меня подготовлена хартия, тут все вы записаны и количество войска, которые вы способны собрать до августа. Каждый из вас напротив своего имени поставит подпись и крестное целование сделает. Первый будет князь московский Василий – шестьдесят тысяч пехоты и тридцать тысяч конницы, не считая наемников. Давай князь! Василий расписался в протянутой ему бумаге и поцеловал висящий на шее владыки массивный серебряный крест. То же самое сделал Витовт. Ни один из младших князей не возразил великому князю. Все молчаливо подписали хартию и поцеловали крест. И только после этого, как будто родник прорвался в горах, заговорили разом. Каждый хвалил своих воинов и предлагал свой план генерального сражения. Так продолжалось минут двадцать. С улыбкой смотрел на это митрополит Киприан. Он не ожидал такого быстрого согласия удельных князей. Думал, будут спорить, кто-то встанет и уедет. Но нет, все как один подписали хартию. Правда, письменный договор не давал гарантию участия войск полководца в компании – бывало и такое на Руси. Олег рязанский перед приходом Тохтамыша крест целовал, что поможет Дмитрию Донскому, но не пришел. Люто отомстил ему тогда Дмитрий Иванович. Его и весь род его казнил, а княжество рязанское себе забрал. А до Олега такое бывало ещё чаще. Но теперь Русь уже не та! Все подписали! Киприан поднял руку и все замолчали. – Поедете домой, подсчитайте свои ресурсы. Оружием поможем, продовольствие ваше. К концу июля войска должны стоять под Москвой. Объединенным войском командовать будет сам великий князь – возражения есть? Нет? Значит так, с этого момента любое неподчинение приказам главнокомандующего – смерть. И никаких разговоров с женами и телохранителями. Максимальная секретность! – Отче! Какая же секретность, если мы будем сейчас войска готовить! – Придумайте что-нибудь. И чем позже тимуровы лазутчики поймут, что подготовка идет против него, тем лучше. Мы, священнослужители. (Киприан перекрестился) перевезем Чудотворную икону Владимирской Божьей Матери в Москву. Божья Матерь нас защитит. Давайте все вместе подумаем, чем ещё можно удивить злобного этого Аксака. Авось и придумаем каверзы, какие. А? Бояре? Оттяпаем Аксаку вторую ногу?! – А почему не оттяпать? Вот тяпнем топориком и всё! – А ведь он злой мужики, живыми никого не оставит! – Кто это сказал?! Да мы сами его в порошок сотрем. Видали и покруче! В Москву князь Василий и митрополит возвращались только на следующий день, как и положено с охотничьей добычей. Все, что намечали, получилось, но настроение было не праздничное. Ехали верхом, нога к ноге и говорили тихо, так, чтобы не услышали дружинники. – Как ты думаешь, отче. Если отдать Касима и дань заплатить уйдет Аксак восвояси? – Слишком большая армия, чтобы вот так повернуться и уйти. Даже такому человеку как он, все равно нужно как-то объяснить своим солдатам и генералам – почему он лишает их «законной» добычи. В древнем Риме и за меньшую вину, от великих полководцев отворачивалась армия. А это что? Это смерть! Нет, не уйдет. – А победить его меньшими силами можно? – Победить можно, но война тогда будет очень затяжной. Если только один метод борьбы с регулярной армией, против которого нет защиты… – Скифская война? – Да. Покорив Азию и подчинив своей власти весь Восток, персидский царь Кир пошел войной на скифов. У скифов в то время была царица Томирис. Она дала возможность врагам переправиться через реку, считая, что ей легче сражаться в пределах своего собственного царства, а врагам труднее будет спастись бегством через реку. Кир разбил лагерь. На следующий день, притворившись испуганным, покинул лагерь. В лагере оставил много вина и еды. Узнав об этом, Томирис послала своего единственного сына с частью войска преследовать врагов. Скифы вошли в лагерь и начался обычный для них разгул. Ели, пили, безобразничали и усталые заснули у костров. Даже часовых не выставили. Кир ночью напал на беспомощных врагов и перебил их вместе с сыном царицы. Потеряв такое войско и сына, Томирис не в слезах излила горе о своей потере, а искала утешения в отмщении. Тактика скифов совершенно изменилась. Они день и ночь мелкими отрядами нападали на персидское войско. Нападут, перебьют, сколько смогут персов и уходят в пустыню или в горы. Места то, для них родные, хорошо знакомые. И так продолжалось несколько недель. Персы не знали ни сна, ни покоя, но шли вперед. Тогда Томирис вместе с оставшимся войском, обратилась в бегство, заманила Кира в ущелье, предварительно устроив в горах засаду. Там она уничтожила все войско персов вместе с самим царем. Не оставила даже вестника, который сообщил бы персам о таком страшном поражении. Царица приказала бросить отрезанную голову Кира в бурдюк, наполненный человеческой кровью и, такими словами осудила его жестокость: "Насыться же теперь, сказала она – кровью, которую ты всегда жаждал и которой никогда не мог насытиться". – И после этого персы больше никогда не нападали на скифов? – Разве можно унять аппетит завоевателей? Через несколько десятков лет поход на них предпринял персидский царь Дарий. Во главе огромного войска Дарий вступил на землю саков. Их тоже называли скифами. Существует легенда о подвиге сакского пастуха Ширака. Добровольно изувечив себя, чтобы Дарий ему поверил, он явился в лагерь персов. Ширак был весь в ранах, уши и нос у него были отрезаны, сказал, что его изуродовали соплеменники, и он жаждет мести. Он взялся быть проводником персов и вывести их в тыл сакской кавалерии. Через семь дней утомительного пути Ширак завел персов в безводную пустыню, и они оказались на грани гибели. – И Дарий погиб? – Выжил. Увел остаток войска домой и в скифские земли больше не совался. А знаешь, что самое интересное в этой истории? – Что? – Тимур Аксак и его воины и есть потомки этих скифов. Тех, что победили Кира, Дария и даже Александра Македонского. – Да ты что, владыка, неужели это так? – Именно так, князь. Александр был нашего славянского корня. Его отец был македонский царь, а мать сербская принцесса. Он сначала разбил персов, а потом пошел на скифов. Поставил свои гарнизоны в каждом захваченном городе. Скифы к тому времени уже осели в города, но главный промысел свой торговлю и животноводство не забыли. Города эти процветали. Македонский захватил стоянку Согда Меракаиду и направился к реке Сырдарье, которая служила границей между оседлыми жителями и кочевниками. Греко-македонское войско жестоко обошлось с жителями сырдарьинских городов, всех мужчин истребили, женщин, детей и добычу забрали. Это вызвало всенародное восстание в Средней Азии, которое было подавлено очень жестоко. А вот на другой берег Сырдарьи Александру перебраться не дали. Скифы каждую ночь нападали на его армию мелкими отрядами и с разных сторон. Убивали квартирьеров, поэтому стало не хватать продуктов питания и кормов для лошадей. Резали гонцов. Отбивали обозы, а небольшие отряды, посланные для их защиты, тоже вырезали. Это продолжалось несколько месяцев. Чтобы не потерять всю армию, Александр вынужден был уйти. – Ты хочешь сказать владыка, что мы должны воевать с этими потомками скифов, так же как их предки воевали с персидскими царями? Теми же методами? – Может быть. Ты князь – я священник. Твое дело – война, мое – души человеческие. – Не скромничай владыка. Лучше подумай, чем, кроме молитв, ты можешь помочь войску. Только рыцарей франкских и немецких не зови. Варягов шведских, датских и норвегов тоже не надо. Татары придут и уйдут, а этих потом не выставишь. – И не думал. Бог с нами, он наш защитник. Своими силами справимся. Я уже кое-что предпринял, князь. Ты об этом не беспокойся. Мой путь в Московию был долгим, но отсюда меня уже только на погост унесут. Поэтому, все, что могу, сделаю. – Мне доложили, что посол Тимура уже сидит в Москве и просит его принять. – Да. Этот посол очень образованный человек, зовут его Шамсутдин Бури. Слово Бури означает «волк». Он из мелкопоместных бояр сына Тимура, Джихангира. Любит женщин, пишет стихи. Часто собирает у себя местных и приезжих поэтов. Недавно взял вторую жену и очень в неё влюблён. – Ну, отче, как ты мог все это выяснить? – Мы же должны знать, кого присылает нам этот Хромец? Шамсутдин ещё сюда не приехал, а мы уже все о нем выяснили. А как? Это неинтересно, князь. Ты же знаешь, как это обычно делается. Есть дьяки разных приказов, есть и те, что у купцов деньги взимают за место в торговом ряду. Так вот пока человек заплатит эту пошлину, он все новости расскажет и на вопросы ответит, нужно только спрашивать уметь. А дьяков этих тайно обязали обо всех разговорах отчет писать, ежедневный. Читает эти отчеты мой человек каждый день и мне раз в три дня тоже пишет, а если сочтет важным то и лично докладывает. Понятно? А у меня есть специальный писец, который про каждую важную персону в чужих государствах специальный список ведет. Если нужно, скажем мне, поехать в Рим, к римскому папе, то и на него список имеется. И там написано кто нынче папа, какие привычки имеет, кем раньше был, кто его родил и воспитал. Это для примера. – На каждого список? – На каждого. Если про какого вельможу чего-то нет, сразу выясняем. – Так, наверное, много места занимает хранилище, где эти списки лежат? – Много, но оно того стоит. – А мне говорили, что ты волком оборачиваешься и в разные страны бегаешь. Мол, оттого ты все и знаешь. – Враньё, князь! Как ты мог поверить! Мне и нужды в этом бесовском деле нет. Если нужно кого-то в чужие края послать, то охотники всегда найдутся. И вот, я о чем подумал, князь. Давай отдадим Тимуру царевича Касима. – Что!? – Да не кричи ты так! Дружинников всполошишь! А что, почему не отдать, отдадим и все. – Как можно, я ему своё княжеское слово давал. Крестное целование от него принял! – Ну, принял и принял. Ты князь, своему слову хозяин. Захотел, дал, а не захотел назад взял. Я тебе с самого начала говорил, что неприятности через того царевича у нас будут. Говорил? – Говорил. – Вот они и начинаются, неприятности наши. Не послушал меня. А моими устами Бог говорил. – Признаю, отче, но повернуть назад уже нельзя. Да и ты к нему хорошо отнесся, казаков его окрестил. А теперь говоришь отдать? – А если Бог сотворит чудо и мы отдадим царевича Тимуру и, в то же время не отдадим… – Это как? – Князь ты военный человек и служишь себе и московскому народу. А я человек божий – служу только создателю нашему и Иисусу Христу. И иногда, очень редко, даже такому ничтожному рабу своему как я, Бог разрешает сделать чудо. – митрополит улыбнулся и посмотрел князю прямо в глаза. – Отче, я тебя очень хорошо знаю. Чудеса твои многие видел. Ты их иногда готовишь годами. Поэтому, говори толком – что задумал? – Так и быть. У царевича Касима очень неплохой воевода – боярин Михаил Киреев. Он давным-давно понял, что сберечь царевича дело не простое и начал среди кипчаков подбирать парней похожих на Касима. – Двойников? – Именно. – Значит, ты хочешь вместо нашего хана Касима отдать Аксаку похожего на него юношу. Но… – Что, за «но»? – Касим вырос при дворе Тимура. Знает там всех и вся. И его знают многие. То есть не просто знают, а очень близко знают. Как он ходит, как ест, как говорит, наконец! У нас есть время подготовить ему полноценную замену? Времени нет. На княжеском дворе сидит посол Шамсутдин Бури, а лазутчики докладывают, что армия у Аксака готова. Двинется в любой момент. Сам Тимур прекрасно знаком с Касимом и расшифрует нашего двойника враз! После этого его гнев учетвериться и он никого вообще не пощадит. – А ты рассчитывал на его пощаду? – Владыка?! – Среди двойников Касима я заметил очень похожего на него парнишку, но больного. Умом тронутого. Дурачка. Если мы подсунем его Тимуру и скажем, что это и есть Касим, только заболел он? Разума лишился от страха перед Повелителем? – Не поверит. Есть разные особые приметы типа шрамов, родинок… – Да, этого нет, но если Бог захочет, он отведет глаза этому безбожному Аксаку и тот примет нашего парня за Касима. Или сделаем так, чтобы ему было все равно Касим это или нет… – Опять загадками говоришь, владыка? – Да какими уж там загадками. Занимайся армией, князь. Позволь мне это сделать. Авось получится. – Вот ты уже и заговорил как русский про «авось». – У тебя князь теперь много забот. Занимайся армией и организацией обороны Москвы. А я, с Божьей помощью, возьму на себя эту задачку с двойником. Будешь говорить с послом – откажись выдавать Касима. – Ты же только что сказал – отдадим. – Нам нужно время. Нужно чтоб все совпало. – Что совпало? – Все задуманное должно быть свершено. – Значит, ты уже что-то делаешь? – Пытаюсь. – А, что ты делаешь? Скажи хоть приблизительно. – Пытаюсь найти способ укротить зверя. – Как это? – Когда я был совсем молодым, то учился в семинарии, в Византии. Нас, семинаристов иногда отпускали погулять по городу. Во время одной из таких прогулок увидел я странную картину. На огромной телеге стояла клетка, в ней был страшный африканский лев. Чтобы разглядеть хищника получше, я подошел близко к клетке. Вдруг, на моих глазах в клетку вошел человек и стал расчесывать гриву льву. Лев же, вместо того, чтобы разорвать смельчака, стал к нему ласкаться. Лизал ему руки и лицо. Потом человек стал отдавать команды страшному зверю, а тот, как собака их выполнял. Я спросил, у мужчины, как он этого добился. Тот ответил, что существует много приемов для укрощения диких зверей. Вот и я хочу найти способ укротить дикого зверя по имени Тимур. Князь махнул рукой и резко, вместе со своей охраной повернул к Кремлю. Митрополит поехал к своему дому. Он хотел поспать немного, но сон не шел. «Почему Тимур не послушал шейха Зайнутдина? Почему все-таки собрал войско против московского князя? Столько лет удавалось шейху удерживать этого грозного барласа в Азии, а теперь Тимур вышел из-под контроля. В молодости, когда Киприан был ещё послушником в византийском монастыре, в его обязанности входили походы на базар за провизией. Восточный базар манил молодого болгарина своим разнообразием красок и обилием языком и диалектов. Иногда он выкраивал время, чтобы сходить в турецкую баню, которую любил чрезвычайно. Ведь в бане не только мылись, там ещё и говорили. Поэты читали свои стихи, купцы заключали сделки, богословы спорили о священных текстах. Там он познакомился с молодым арабом суфийским [62]философом Зайнутдином Абубекром. Они сразу понравились друг другу. Молодость тянулась к молодости, разум к разуму. Зайнутдин и Киприан быстро поняли, что в основе их религий лежит один и тот же принцип монотеизма, а различия, по большому счету, только в ритуалах связанных с климатом и традициями их народов. С этого момента они подружились на всю жизнь. Когда Киприан стал митрополитом киевским и литовским, он наладил переписку со своим другом и стал посылать ему небольшие, но очень ценные подарки. Зайнутдин к этому времени стал советчиком и духовным руководителем молодого Тимура Тарагая бин Барласа. Он часто спрашивал совета у Зайнутдина Абубекра Тайбадского. Этот суфий, благословляя Тимура на задуманное им дело, препоясал его поясом, дал ему шапку и вручил коралловое кольцо с надписью: «рости-расти», что означает: если будешь, справедлив, то во всем встретишь удачу. Именно шейх Зайнутдин пожелал Тимуру всякого успеха в делах и, между прочим, рассказал, что из бывшего ему откровения он узнал, что на земле есть один человек, который во всем его поддерживает, называя наибом пророка, что теперь Тимур не может увидеть этого человека, но когда-нибудь он сам посмотрит на него счастливым взглядом… Шейх имел в виду своего друга Киприана. Зайнутдин никогда не советовал Тимуру идти на Русь. Он говорил, что это святые места и, что ислам туда надо нести на пальмовой ветви, а не на мече. И жестокий Тимур Гуркани, покоривший много стран даже не пытался повторить путь Батыя и Чингисхана. Ему хватало забот с Центральной Азией, Ближним Востоком, Северной Африкой и Китаем. Но время шло, неподвластных Тимуру земель становилось все меньше. Захватив Кавказ, Великий Хромец задумался о русских лесах. И никак не мог понять, почему первый раз в жизни, шейх Зайнутдин отговаривает его от похода. Киприан рассчитывающий на влияние шейха был разочарован и, предпринял несколько самостоятельных шагов для защиты Московии от жестокого завоевателя. Но вот сработают ли его задумки, митрополит не знал. Посол Тимура Шамсутдин Бури ещё вечером был извещен, о том, что утром его примет сам князь Василий. Поэтому он не спал почти всю ночь. Утром он с помощью слуги, облачился в несколько парчовых халатов, шапку из сибирского соболя. Саблю украшенную чеканкой и золотой инкрустацией пристегнул на расшитую перевязь. Слуги подвели послу лошадь в богатой упряжи. Он с трудом взгромоздился на нее. Ох, как не хотелось Шамсутдину ехать в Кремль! С каким бы удовольствием он читал стихи любимых поэтов в тихом самаркандском доме с внутренним двориком и садом. Вернуться бы живым из терема этого варварского князя! Слуги уложили подарки и выстроились за послом. Кортеж быстро двинулся в сторону Кремля. Дьяки Посольского приказа плетками расчищали дорогу от любопытных зрителей, уличных торговцев и лавочных зазывал. Самого посла ни разу, до того, не бывавшему на Руси, больше всего удивили московские дороги, устланные деревянными досками. В Самарканде никому такое даже в голову бы не пришло. «Дерево очень дорогой материал. Видимо урусы несметно богаты, раз могут себе позволить такую роскошь. Правильно делает Повелитель, что собирается завоевать эту страну и навести тут порядок» – думал Шамсутдин. Он был добрый человек, а сейчас ему необходимо было разозлиться на этих глупых и развязанных урусов, чтобы говорить с московским князем слегка свысока. Он, как-никак, представитель непобедимого Воителя Тимура Гуркани! А разозлиться, никак не получалось. И в палату он вошел не так, как предписывала инструкция. Посол должен входить в зал приемов иноземного царя медленно и с гордо поднятой головой, как хозяин! А Шамсутдин влетел как обычный человек, да ещё и оглянулся на слуг. Этого, согласно протокола, делать было нельзя. Смущение главы посольства было замечено всеми. Князь и митрополит переглянулись и сделали вид, что ничего не происходит. Бояре тихонько загалдели и стихли только по мановению руки митрополита. Посол поклонился, слегка опустив вниз голову и начал, давно заготовленную речь. 18 Рода неправедного люти люди. (Рода неправедного ужасны люди. Соломон Великий) Пыль на дороге в три вершка была мягкой теплой под весенним солнцем. Глубокая колея, выбитая и выдавленная многими повозками, говорила путнику о том, что он не первый следует по этому накатанному пути. Человек спешился, проверил подпругу, подтянул стремена и снова вскочил в седло. Нужно было догнать обоз с камнем следовавший в Касимов. Вот уже несколько дней он, ехал из Москвы в рязанскую землю с этим обозом. Главным над всеми телегами был старший мастеровой по каменному делу Михей Колос, по прозвищу Гладила – знаменитый каменщик и штукатур. Он и ещё десять человек мастеров гнали подводы с белым известняком на строительство крепости хана Касима в Городце Мещерском, который народ всё чаще называл – город Касимов. Человек по имени Ахмат, печенег с далекого Арала, как он сам назвался, пристал к ним ещё в Москве. Сказал, что хочет поступить на службу к молодому хану, обласканному московским князем. Никто не удивился, много татар, печенегов, и других тюрок сейчас сняли шатры, юрты и двинулись в вотчину хана Касима. О нем говорили, что справедлив, зря никого не обидит. Хорошо встречает новых людей, дает всем хлеб и службу. Этот же был один. Ну так в жизни всякое случается, отстал от своего рода, хочет найти хорошего хозяина. В дороге всякий помощник ценен. Этот же, как видно, бывалый путешественник. О себе особо не рассказывает, но по тому, как ставит палатку, заботится о лошади и прочим незаметным для неопытного глаза приметам видно, что жизнь его многому научила. Да и оружие у него было хоть и не воинское, а охотничье, но лук большой в саадаке [63]и стрелы в колчане. Кинжал в простых ножнах – большой, сверкающий на солнце, если он его обнажал. Ухоженное, хорошо смазанное оружие, добротная упряжь, мозоли на руках у оснований пальцев – все указывало, что это опытный воин. Ел он со всеми, то же, что и русские, свинины не чурался. При них никакому богу не молился. Узкие, черные глаза зорко смотрели из-под густой черной челки, прикрытой бараньей шапкой. Едет и едет, кому какое дело. В городе они попрощались, и Ахмат пошел искать резиденцию хана Касима. Нашел он её довольно быстро, дом царевича знали все. Вокруг сновали пешие и конные вооруженные люди всех национальностей, все это напоминало ставку какого-нибудь ордынского хана-наместника. Дом охраняли странные люди, одетые в черные бешметы и вооруженные до зубов. Называли они себя казаками, но похожи были на печенежских или куманских воинов – ловкие, сильные и дисциплинированные. Ахмата отвели к старшему казаку, атаману Иннокентию. Тот посмотрел в глаза приезжему и спросил на хорошем тюрки: – Кто такой? – Ахмат, из каракалпаков. Мой род Туленберген кочует на Арале уже много столетий. Хочу поступить на службу к хану Касиму. – У тебя есть знакомые в нашем городе? – Никого нет. – Кто может за тебя поручиться? – У вас в войске есть печенеги? – Есть. – Расспроси их. Мой род очень уважаем на родине. – Почему уехал так далеко? – Я младший сын своего отца. Мне наследства не достанется. Только сабля даст мне дом и семью… – Мы не принимаем в дружину сомнительных людей, поэтому нужно, чтобы тебя поближе узнали. Это понятно? – Понятно. – Дадим тебе другую службу, а там все от тебя зависит. – Понял, Иннокентий-ака. – Отправляйся к войсковому писарю и скажи, что я определил тебя в дальний дозор, на восточную границу. Он тебя внесет в список и скажет куда ехать. – Понял. А хан со мной не будет говорить? У нас на родине хан с каждым воином лично беседует. – Хан Касим мне поручил войсковой набор. Выполняй, что сказал. К хану не суйся. Его казаки охраняют, покажешься подозрительным – зарубят. – Понял, ака. Ахмат пошел искать войскового писаря. Это оказалось не трудной задачей – писарь жил и трудился неподалеку. Огромный рыжий казак сидел за широким столом и, высунув язык, записывал что-то в большой книге с деревянной обложкой. Митрофан, так звали писаря, подробно записал все, что рассказал ему Ахмат о себе. Поместилось все это на половине страницы, и приказал ждать на улице. Через некоторое время должен был подъехать будущий командир Ахмата, атаман Кочет и забрать его с собой на дальнюю восточную заставу. Приезжий вышел со двора писаря и, ведя коня за повод, направился к дому хана Касима. День был солнечный, по улице бегали мальчишки и продавцы разной еды. Ахмат купил себе пирог с требухой и сел на краю улицы на пригорок, чтобы спокойно поесть. Вдруг он увидел, что ворота ханского дома открылись, и оттуда выехало несколько казаков. Старший казак оглядел улицу и не найдя ничего подозрительного отдал какую-то команду. В то же мгновение из ворот выехал ещё один отряд казаков, к которому присоединились предыдущие. Окружив какого-то человека, они вместе, верхом, двинулись в сторону строящейся крепости. Ахмат спросил у торговца пирогами: – Уважаемый, кого это так плотно охраняют казаки? – Как кого? Это молодой хан Касим, дай Аллах ему здоровья, поехал на строительство городской крепости. – Хан – это тот, что в середине строя? – Да. – Спасибо, уважаемый. Пусть у тебя раскупят все пироги по самым высоким ценам! Ахмат двинулся вслед за кортежем хана Касима и увидел, как молодой, хорошо, но не роскошно одетый человек, рукой дал команду своей охране оставаться на месте, а сам поднялся на леса к строителям крепости. Ахмат дал шенкеля своему коню и подъехал к лесам с другой стороны, не упуская из вида хана. Казаки стояли поодаль, болтая между собой и совершенно не обращая внимания на неприметного человека. Касим разговаривал со строителями минут пятнадцать и начал спускаться по лестнице с лесов. В это момент Ахмат сунул руку за пазуху своего халата и, резко выдернув её, сильно, без замаха бросил какой-то предмет в сторону спускающегося Касима. Касим, видимо почувствовал опасность и прикрыл голову рукой. Сверкающий предмет ударил его по руке, оставив кровавую рану. Касим крикнул. Ахмат пришпорил лошадь и та, взяв с места в галоп, понесла его к городским воротам. Казаки опомнились и бросились за ним. Старший охраны бросился к хану. Рана была не опасна, но у Касима, почему-то, начали закатываться глаза и, он упал в придорожную пыль. Рядом, в строительном мусоре валялся странный предмет, похожий на стальную звезду с острыми краями. Казак осторожно поднял это необычное оружие, положил в карман и, перекинув хана через седло, поскакал в сторону дома местного лекаря. Казаки гнались за Ахматом целый день. Их было восемь человек, но троих спе?шили, сделав лошадей заводными. Они скакали за убийцей по степи, пересаживаясь на скаку с лошади на лошадь. Но ловкий и хитрый враг путал следы, оставляя ложные. В результате охранники хана часто теряли направление погони. К вечеру единственная лошадь Ахмата сильно устала и упала почти на опушке леса. Казаки увидели, как всадник соскочил с падающей лошади и бросился в лес. Они осторожно вошли следом за ним и тут же, из густого пролеска вылетела стрела и едва не убила самого молодого их них. Воины тут же расстреляли опасные кусты из луков и бросились вперед. Но в лощине они нашли только настроенный самострел – к луку шел шелковый шнурок. Любой задевший за него получил бы стрелу прямо в висок. Одно их обрадовало – лука у преступника уже нет. Но с другой стороны ему стало легче прятаться. Ахмат был уверен, что к ночи казаки прекратят поиски и ему удастся уйти. Но неожиданно к охранникам пришло подкрепление из шести личных телохранителей хана. Они разъехались и веером начали прочесывание леса. Ахмат мог убить оставшимися сюрикенами [64]ещё одного или двух преследователей, но остальные обязательно догнали бы его и уничтожили. Ему оставалось только двигаться в противоположном от погони направлении. Он не знал местности, а казаки её знали прекрасно. И их в этой местности тоже знали очень хорошо. Внезапно перед бегущим Ахматом появился человек в длинной белой рубашке и холщовых штанах. От неожиданности беглец изменил направление и побежал на север к большой и зеленой лужайке. Потом он остановился, вынул кинжал и огляделся. Южнее слышались голоса преследующих его казаков. Раздался шелест, и что-то сильно ударило его в спину. Ахмат упал и увидел летящий на него странный предмет. На него, крутясь и шипя, летел какой-то предмет похожий на согнутый корень дерева. Ударившись о ближайшую березу странный предмет, полетел в противоположном направлении. А Ахмат бросился вперед на, покрытую зеленой травой, лужайку. Ему удалось сделать только три шага и, почва под его ногами провалилась. Ноги увязли в черной жиже. Каждое движение только усугубляло его положение. Его затягивало в болото. Голоса казаков приближались. Поняв, что сейчас он умрет страшной смертью, задохнувшись черной липкой болотной грязью, Ахмат с трудом вытащил кинжал и вонзил его себе в живот. Умирая, он закричал на непонятном языке что-то вроде: – Киай!!! Банзай!!!!! Болото с хлюпаньем проглотило его. Когда казаки добрались до зеленой заветной полянки, на её поверхности осталась только большая черная лужа. Да и та на их глазах затягивалась. Из зарослей лесного ореха вышел человек с длинными волосами одетый в белую холщовую рубаху и такие же штаны. Он подошел к преследователям и спросил: – Что сделал этот несчастный? – Напал на хана Касима. Кинул в него отравленную железную звезду. – Хан жив? – Когда уезжали – был жив. – Скачите обратно и срочно везите хана Касима сюда! Только мы сумеем вылечить его от неизвестного яда. Скажите Мише Кирееву, что с вами говорил Яромир. Не медлите! Имя Яромира было знакомо всем жителям Касимова. И казаки быстро, бегом выскочили из леса, сели на коней и поскакали обратно. Местный касимовский лекарь был уже в полном отчаянии. Он ничего не смог сделать, для облегчения участи хана. И был уверен, что его ждет скорая расправа. Хан был аккуратно посажен на лошадь и доставлен в лес. Единственное, что он успел сказать атаману Иннокентию: – Посади за меня в дом, ты знаешь кого! Атаман его прекрасно понял. Вся личная охрана и лекарь тут же были собраны вместе и проинструктированы. Атаман строго настрого запретил им разглашать подробности сегодняшнего нападения. Для жителей города ничего не должно было измениться. Хан, или тот, кто останется за него, будет как прежде посещать строительную площадку, ездить на охоту. Но вот разговоров с горожанами он вести не будет. Тому, кто проговориться, атаман обещал неминуемую гибель от его собственной, атамановой руки. Потом он сам лично съездил в лес и посетил там охотничий домик. Жителя этого домика Иннокентий привез в Касимов. Он был похож на хана как две капли воды, но было и существенное отличие – разумом, как ребенок малый. В одежде Касима, под охраной его телохранителей двойник должен был на время заменить самого хана. Иннокентий с этой задачей справился. Для выполнения поручения митрополита Киприана лучшая сотня его прекрасно обученной и экипированной дружины прибыла во Владимир. Но взять легко и просто икону пречистой богородицы присной девы Марии не получилось. Каким-то чудом жители Владимира узнали о том, что икону приказано переправить в Москву, и вышли на улицы города. Толпы людей стояли возле храма, а настоятель всерьез боялся, что чудотворную икону не дадут даже вынести из церкви. Но все получилось так, как предсказал митрополит. Воевода прочитал княжеский приказ о перемещении чудотворной и добавил, что приказ скреплен подписью владыки. Владимирцы расступились и только с плачем сопровождали медленно едущий кортеж. Боялись – увезут икону, не вернется она больше во Владимир – погибнет город, а вместе с ним и его жители. Плакали простые горожане, купцы, стражники, бояре и дворяне. Ужас и страх был в их сердцах. За городом постепенно отстали, и колонна пошла быстрее. Встречать икону вышел сам митрополит Киприан с епископами и архимандритами, со всеми служителями церковными. Бояре шли с женами и детьми, дворяне со всеми слугами. Мужчины, женщины, дети, старцы, молодые девицы, юноши. Сироты, вдовы и даже нищие. Вся Москва вышла на встречу. Несли иконы, хоругви, кресты и Евангелия. Свечи и факелы. Толпы людей! Дружинники митрополита с трудом прорывались через это людское море. Сам князь Василий Дмитриевич вышел с княгиней и детьми. Люди плакали и кричали: « О всесвятая владычица богородица! Избавь нас и город наш Москву от нашествия поганого Темир Аксака-царя! И каждый город христианский и страну нашу защити, и князя и людей от всякого зла оборони, и город наш Москву от нашествия варварских воинов! Избавь нас от пленения врагами, от огня, и меча, и внезапной смерти. И от теперь охватившей нас скорби, и от печали, нашедшей на нас ныне, от сегодняшнего гнева, и бед, и забот, от предстоящих нам всем искушений. Избавь, богородица, своими спасительными молитвами к сыну своему и богу нашему, который своим пришествием уже нас спасал, нищих и убогих, скорбящих и печальных. Умилосердись, госпожа, о скорбящих рабах твоих, на тебя надеясь, мы не погибнем, но избудем тобою наших врагов. Не предавай нас, заступница наша и наша надежда, в руки врагам-татарам, но избавь нас от врагов наших, враждебных советы расстрой, и козни их разрушь. В годину скорби нашей нынешней, нашедшей на нас, будь верной заступницей и помощницей, чтобы, от нынешней беды, избавленные тобою, благодарно мы вскричали: «Радуйся, заступница наша безмерная!» Икону водрузили на предназначенное ей место. День ночь перед ней стояли горящие свечи и верующие день, и ночь, молились перед её светлым ликом. Митрополит ездил по русским городам – контролировал подготовку войск и снаряжения для будущей обороны Москвы. Никто уже не сомневался, что Тимур двинет войска на Русь и в частности на Москву. Посол Тимура Шамсутдин Бури сидел в Москве и боялся высунуть нос из своего терема. Охраняли его княжеские дружинники. После того как в Москву привезли чудотворную икону, москвичи поняли неизбежность войны. Начальник внешней разведки Тимура Абдулмалик-хан узнал об этом через несколько дней из голубиной почты и сразу дал задание своим резидентам в Москве организовать нападение жителей на посольство. Лучшего предлога для войны придумать было нельзя. Москвичи нападают на посольство, убивают посла, а ещё лучше, перебьют всех. Тогда Повелитель Тимур имеет полное право выступить с миссией мести, захватить все московское княжество и не жалеть никого на своем пути. Провокаторам удалось натравить большое количество гулящих людей, бандитов желающих только грабежа, мелких воров и профессиональных смутьянов на посольство. Но Киприан, предполагавший такой расклад вызвал к себе главного кремлевского воеводу и отдал необходимые указания. Толпа долго катилась по Москве, увеличиваясь в количестве. У нескольких кабаков, неизвестные благодетели выкатили смутьянам несколько бочек крепкого меда. Под воздействием спиртного энтузиазм толпы сильно увеличился, и несколько сотен человек, расхватав услужливо поднесенные им факелы и дубины, бегом помчались к посольскому терему. Толпа неистово кричала: – Смерть Аксаку и его послу!!! Перебьём это свинячье племя!!! Грабь, ребята! Всё, что на посольском дворе наше!! Толпа бежала по улице, распухая и пьянея от предчувствия крови и грабежа. Казалось, ничто не может остановить эту жаждущую крови многоголовую гидру. Часто в Москве было так, что внезапно, в глубине какого-то людского пьяного или хитрого мозга возникает желание решить проблемы одним разом. Убив всех, кто на данный момент мешает. Бывало, что на копья сбрасывали с высокого крыльца именитого боярина, а семью его разрывала на куски бешеная свора нелюдей. Ибо людьми их в тот момент нельзя было назвать. Иногда мытарей, собирающих налоги для князя или дань для татарского хана, забивали насмерть. И только через несколько дней, когда успокаивались поданные, князь решался схватить и наказать зачинщиков. А если враг подступал к городу, то в первую очередь страдали иноземные купцы и мастеровые. Целые торговые кварталы превращали в руины. И долго ещё трупы людей и животных лежали среди развалин в крови и нечистотах. Постепенно среди бунтующих москвичей стали появляться люди с оружием – копьями и саблями. Кто-то заплатил двум местным кузнецам, и они раздали все содержимое своих складов бушующей людской массе. Толпа докатилась до резиденции посла и резко остановилась. На её пути ровным строем стояли две сотни одетых в железные доспехи пехотинцев из княжеской дружины, вооруженных копьями и саблями. Справа и слева разворачивались две конные полусотни, а на заборе посольского терема угнездились татарские и русские лучники. Строй пехотинцев раздвинулся и вперед выехал всадник на кауром коне, в кольчуге и богатом шлеме. Многие узнали в нем кремлевского воеводу, боярина Бориса Муромского. Решительность и ум этого воина была всем известна. Толпа замерла. Боярин поднял руку в стальной перчатке и спросил: – Куда идете, люди! – Идем татар поганых бить!!! – закричали из толпы – А кто вас надоумил бить посла великого хана Тимура, который здесь обитает по разрешению московского князя Василия Дмитриевича?! – Никто, мы сами решили! Раз Тимур Аксак идет на нас войной, то и мы можем взять его дом на разграбление!!! – А кто вам сиволапым сказал, что вы можете решать, кого и когда на Москве грабить?! – Ты нас боярин не лай! А то мы и тебя вместе с дружинниками твоими здесь положим!! – Вот это уже разговор серьёзный. Ну-ка, этого горластого, что со мной беседовать осмелился, вытолкните вперед! Толпа грозно молчала, ощетинившись кольями, топорами, баграми и, кое-где, саблями. Боярин выждал несколько минут и ещё раз попросил: – Выдайте мне говоруна, иначе прикажу рубить всех, пока не доберусь до этого татя! – Сам ты тать, боярин, коли своих, русских, хочешь за татар жизни лишать! – Ну, как знаете. Только вы в кольце. Оглянувшись по сторонам, люди заметили, что они со всех сторон окружены дружинниками князя. Воины стояли с опущенными забралами и обнаженными саблями. Отполированные клинки бросали солнечные зайчики в толпу. Боярин медленно въехал в строй пехотинцев и скомандовал: – Лучники, готовсь! Пшёл!!! Со стен на толпу со свистом полетела туча оперенных длинных стрел. Наконечники были поставлены специально широкие, которые наносили длинные резаные раны, если попадали вскользь. Масса людей откатилась назад. Раздались крики и стоны раненых. Пехотинцы вложили сабли в ножны и подняли с земли лежащие тут же длинные копья. Толпа стала плотнее, народ прижался друг к другу боками и спинами. Было страшно. Боярин Муромский крикнул из-за спин бойцов: – Выдайте крикунов, тогда отпущу всех по домам! Ну?! Жду три минуты и даю команду колоть! Ждал он минут пять. После его короткой команды, воины перехватили копья поплотнее и сделали несколько шагов вперёд. Стонов и криков стало больше, кровь полилась под ноги стоящим людям. Но никто никого не выдал, Справа от забора образовалась сеча. Несколько человек из толпы, с саблями, ухитрились проскочить между копьями дружинников. И сейчас рубились с ними на равных. Несмотря, на то, что были без доспехов. Люди, плотно прижатые друг к другу, помочь им не могли и только наблюдали за боем. Постепенно дружинники зарубили всех отчаянных бойцов, кроме одного очень искусного фехтовальщика, крутившегося и изворачивающегося «как уж на сковородке». Он был ранен, но и дружинникам от него изрядно досталось. Они никак не могли всерьёз достать его клинками. Тогда князь отдал короткую команду и из строя вышел крупный боец вооруженный очень тяжелой саблей с толстым каленым клинком. Это оружие было специально предназначено для «вырубания рубак», то есть для уничтожения бойцов с хорошими навыками фехтования. Мгновенно была сломана сабля ловкача и он сам был пленен, связан и утащен в строй дружинников. Пехота сделала ещё один шаг вперёд и тут же толпа выкинула из своего чрева немолодого бородатого мужика с окровавленным лицом. – Бери боярин Епифана! Это он нас привел! Он подзуживал! Он и оружие купил! Епифана схватили, связали, бросили через седло и галопом повезли в Разбойный приказ, разбираться. Боярин опять выехал из строя и крикнул: – Эх, вы мелочь пузатая! Это ж они, тимуровы слуги, специально вас бунтовать учили! А вы их послушали, эх дурачье стоеросовое. Теперь выходи по одному, оружие кидай направо, а сам пошел налево. Дружина, ворота делай! Дружинники мгновенно перестроились и образовали импровизированный коридор, через который проходили по одному люди, стоявшие до этого тесно прижавшись, друг к другу. Через некоторое время справа от воеводы образовался внушительный холмик из сабель, кавалерийских пик, засапожных ножей, кинжалов, дедовских мечей, топоров, чеканов и другого грозного оружия. Воевода с каждой минутой все лучше понимал мудрость митрополита, предсказавшего реакцию этой страшной толпы на все действия дружины. Он говорил: – Толпа – это змей со многими головами, еще более многими руками и ногами. Головы нужно сему змею отсечь, тогда и всему чудищу конец. Тех, кто первыми нападет на дружинников, убейте жестоко и без жалости – это и есть головы змея. Остальное тело без головы расслабнет и сдастся. Кого удастся живыми взять, сразу везите в Разбойный приказ. Там есть умельцы, которые каждому язык развяжут. Остальных пороть по десять кнутов каждому и отпустить домой. Они ж грабить не начали, бить будем за желание. Тех, кто, молча батоги, выдержит сразу взять в ополчение. Этим людям все нипочем. Пустим их в первых рядах на врага. На дворе посла была организована порка. Каждый бунтовщик, получив по десять ударов, старался улизнуть как можно скорее. Через некоторое время у дома остались только дружинники и куча никому не нужного оружия. Воевода приказал сложить все на подводу и увезти в арсенал. Там разберутся, что с этим делать. Посол Шамсутдин вышел к дружинникам, попросил воеводу построить их, с удовольствием оглядел высоких и сильных русских воинов и подумал, что нелегко будет нукерам Повелителя справиться с этими мощными батырами. Он вручил каждому из них по серебряной тенге и сказал «катта рахмат [65]». Однако ни один воин не улыбнулся ему и, если и благодарил, то только кивал головой. Ни один из дружинников не поцеловал ему руку. Ни один ничего не попросил. Они хмуро смотрели на него, на его подарок, как будто решали дилемму: проиграть эту маленькую денежку или выбросить. Справившись с этой неблагодарной миссией, посол, заперся в своей келье и погрузился в сладостный персидский стих, Баба Тахира [66]. Читая стихи он забывал о грязи, вони и крови реальной жизни и становился, подобен ангелу. Таким уж создан я – веселым и печальным, И все ж нельзя меня считать необычайным. Из праха создан я. Кого там только нет?! А значит, я таким родился не случайно. Всей красоты твоей я так и не постиг. Тюльпаны с горных круч ко мне приходят в стих, Но ты красивей их, к тому ж – цветут неделю, А ты надежда всех бессчетных дней моих. Ни крова, ни друзей. Куда идти Тахиру? Вдвоем с тоской своей, куда идти Тахиру? К вам, небеса? Твердят, что вы добрей земли, А если не добрей, куда идти Тахиру? А куда идти ему, Шамсутдину Бури? Когда войска Повелителя придут под стены Кремля, князь Василий точно отрубит ему голову. Он сам ему это сказал на пиру после дипломатического приема. Ведь эта кличка Бури – волк, досталось ему от предка. Он же скорее был джейраном в этой жизни. И если что и привлекало его, то только стихи, цветы в его саду и красавица Саодат, недавно взятая им в дом. Иншалла! Может быть, все обойдется. В любой другой культурной стране, где люди носят тюрбаны или шлемы он мог быть абсолютно уверен в своем будущем, но только не в Европе и не в варварской Московии. Среди мещерских болот, на острове. В доме главного волхва Яромира. На чистой постели, застланной чистыми льняными простынями, лежал ордынский царевич, а ныне русский хан Касим. Глаза его были открыты, но ничего не видели. Зато внутренним взор его видел далеко и ясно. Он видел себя маленького в родном доме, когда отец пришел усталый, с потухшими глазами. В этот день Тимур обезглавил его лучшего друга, бека Худжента Керима Толгани. Только за то, что бек решил устроить религиозный диспут и пригласил для участия в нем известных философов разных религиозных конфессий. Мусульманским саидам не повезло, известный талмудист из Дербента Иса-бен-Рафаил неопровержимо доказал, что ислам возник из иудаизма, а римский иезуит Бенито Фаленаме разъяснил присутствующим, что неграмотный пожилой пастух Мухамед не мог написать святую книгу Коран. Ему в этом помогала жена. То есть самая святая книга ислама написана женщиной. А ислам относится к женщине как к существу второго сорта. Мусульманские богословы даже считают, что женщины не имеют души, поэтому в загробном мире им нет места. Зато там будут гурии – вечно юные девы идеальной красоты, созданные Аллахом для услаждения праведников, попавших в рай… И где логика в этих утверждениях? Самым опытным улемам, саидам и другим мусульманским философам нечего было возразить. Все это происходило прилюдно, на диспут мог попасть любой желающий. Сотни правоверных мусульман тяжело переживали поражение своих любимых ученных. Тимур – фанатичный мусульманин, воспринял случившееся как личное оскорбление. Он казнил начальника города, всю его семью продал на рабовладельческом рынке в дальние страны. Некоторых придворных провинившегося бека, посоветовавших ему устроить этот неудачный спектакль, по приказу Повелителя, посадили на кол, и они долго умирали на виду у молчащей толпы горожан. Имущество провинившихся забрали в казну. На горячий лоб хана Касима чья-то ласковая рука положила мягкую тряпицу, пропитанную целебным травяным раствором. Рана его была промыта и смазана кашицей из тех же болотных трав. Нужно было только время, чтобы молодой сильный организм хана восстановил здоровье. За ним ухаживали ведьмы и ведуны Яромира. Древние знания помогали им лечить больных с, казалось бы, смертельными ранениями и болезнями. 19 Подобиться житье се подрумью, в немъже многажды добрии падают, а худжьии на лучшая места выступают. (Эта жизнь подобна ристалищу, на котором хорошие часто гибнут, а худшие лучшие места занимают. Диоген) Греческие мореплаватели называли его Понт Аксинский, что означает Негостеприимное море. Другие названия Черного моря – Темарун, Киммерийское, Ахшаэна, Скифское, Синее, Таврическое, Океан, Сурожское, Святое. Азиаты, живущие на южных берегах, назвали его Черным морем. Черным цветом у них обозначалось северное направление. Море располагалось для них на севере – значит Черное. Постепенно это название переняли другие племена и народы. Для греков, ахейцев, данайцев и других греческих путешественников и колонистов, у которых не было навигационных приборов, он было поначалу Негостеприимным. Двигаться приходилось вдоль берегов, а там жили грозные хетты, колхи, скифы и хазары. На берегу Черного моря находилось могущественное Понтийское царство, правителем которого был прославленный в сражениях Митридат VI Евпатор. Поэтому часто случались кровопролитные стычки. Но смелые и предприимчивые греки строили свои города-колонии на берегу этого моря. Обживали незнакомые места, роднились с местным населением и, постепенно, становились своими в этих негостеприимных местах. Волны великих переселений накатывались на уже обжитые места. Греков сменили скифы, скифов – генуэзцы, татары, половцы, хазары, казаки – плодородная земля и близость торговых путей всем была необходима для выживания в этом мире, пропитанном корыстью и ненавистью. Только сила и экономическая независимость давала чувство защищенности. Яков Ефимов и Михаил Киреев шли по Черному морю на морском торговом судне греческого купца Яниса Элефкиса. Хозяин судна родился в городе Фессалоники. С детства он работал в порту, потом на разных кораблях не только у своих земляков греков, но и на генуэзских и византийских судах. Жизнь в море была для него понятна и проста. С некоторыми морскими разбойниками он дружил с юного возраста. Только самые доверенные люди знали, что Янис и сам долгое время ходил с пиратской ватагой на татарские и турецкие торговые суда, но потом женился. Осел в родном городе, выкопал, давно припрятанные в родительском саду, денежки и купил не слишком красивый, но крепкий корабль. Набрать команду среди моряков родного порта не составило труда – у него была репутация нежадного человека. Единственное, что осталось у Яниса со времен разбойничьих потех это четкое понятие о дисциплине. Неподчинения он не терпел и карал за него жестоко. Матросы были под стать капитану – сильные, умелые и дружные. Любая команда капитана выполнялась мгновенно. Торговое судно обладало приличным водоизмещением и было хорошо вооружено. На носу стояла конструкция, в которой опытный человек мог сразу разглядеть баллисту, предназначенную не только для метания длинных стрел, но и для обстрела возможного противника горшками с «греческим огнем». В капитанской каюте хранились абордажные сабли и луки со спущенными тетивами. Стрелы и панцири находились в соседней комнатке. Большую часть года Элефкис и его команда проводили в море, только зимние шторма выгоняли их на берег к женам и детям. Капитан Элефкис, как правило, брал на борт только знакомых купцов. Часть товаров погруженных на борт тоже принадлежала ему и команде. Но, в этот раз он изменил своему правилу и взял Якова и Михаила по трем причинам: во-первых, они были единоверцами православному греку, а своих нужно поддерживать. Во-вторых – они очень спешили и очень хорошо заплатили, втрое выше, чем обычные пассажиры. В-третьих – он чувствовал в них что-то родное, авантюрное, разбойничье… Янис даже не стал задавать им лишних вопросов – жизнь научила его отличать нужное от ненужного, плохое от хорошего. Открытое добродушное лицо Михаила и умные глаза Якова понравились моряку и он, не задавая лишних вопросов, взял их на корабль. Пассажиров было немного, и все знали друг друга давно. Но походная жизнь научила греков не спрашивать незнакомых людей ни о чем серьезном. Погода, цены на рынках, сплетни о правителях и случаи из их семейной жизни, пошлины на различные товары в разных странах – вот и все темы на которые разговаривали они с «новенькими». После совместного обеда или ужина пассажиры вытаскивали из своих кают запечатанные кувшины с кислым греческим вином и пили его, разбавляя пресной водой. Яков расспрашивал попутчиков о таможенных правилах и много узнал от них. Он выяснил, что в порту Батус всем командуют стражники князя Абашидзе. Плату за проезд через свою территорию князь берет небольшую, но если хотите проехать в Армению, придется ехать ещё через несколько земель. Там другие князья и другая плата. В Кахетии царь Шалва I очень хорошо относится к иностранным купцам, если нет денег, то плату берет товаром. Очень много строит церквей. А недавно заложил здание Академии для обучения кахетинской молодежи. Маленькое царство было ограблено за несколько лет до этого войсками Тимура. Много молодежи было уведено и продано на невольничьих рынках Кафы и Константинополя. И царь старался возродить различные промыслы в стране, а купцы ему в этом помогали. Наместники Тимура разрешили ему оставить совсем маленькую дружину для охраны собственного небольшого дворца. Но купцы были уверены, что хитрый Шалва готовит оружие и создает полноценную армию где-то в горах. Недавно в Кахетию пришел большой караван с железной рудой. Для чего? В горной Грузии, отвоевав у тушинов и сванов большие территории, поселились куманы – вытесненные Тимуром из казахских степей – лютые враги Повелителя Тимура, хотя и мусульмане. Яков внимательно вглядывался в бородатые лица греческих купцов – не следит ли кто за ними? Не слушает ли кто, о чем беседуют между собой он и Михаил? Вроде нет. Море в это время года было спокойным. Днем оно сверкало на солнце золотыми бликами, а ночью казалось, что корабль не движется, а висит в сплошном море звезд. Млечный путь низко нависал над мачтами, падающие звезды будили надежду на жизнь и счастье. Море было пустынно, небольшому судну никто не угрожал. Несколько раз, вдали показались паруса, но Янис, вглядевшись в даль, сказал, что плавание проходит на редкость гладко и беспокоиться не о чем. Но не зря древние придумали пословицу: «Язык мой, враг мой». Команда и пассажиры вглядывались в морскую даль, надеясь увидеть грузинский берег, но увидели спешащие к ним три фелюги. Янис Элефкис был очень удивлен: – Странно. Никогда князь не взимал пошлины прямо в море, только на берегу. Пусть подойдут поближе… Так. Ни одного знакомого лица. Нет, вы только посмотрите, в каждой лодке человек по двадцать. Стоят вдоль борта, машут саблями и орут. А что они кричат? Это не по-грузински. – Они орут на турецком, чтобы мы остановились иначе нас возьмут на абордаж! – перевел один из пассажиров – Этих разбойников я не знаю. К бою! Всем свободным от вахты взять оружие и приготовиться к отражению атаки! Только мало нас. Друзья, придется и вам стать воинами ненадолго. – сказал Элефкис обращаясь к пассажирам. – Есть, капитан! – и купцы дружно бросились к своим каютам за оружием. Яков и Михаил переглянулись и подошли к капитану. Михаил сказал: – Янис, у тебя я знаю, есть луки и стрелы, это так? – Да, в моей каюте. – Дай нам по одному луку и десятку стрел. И постарайся направить наш корабль между пиратскими лодками. Это возможно? Пока они к нам подойдут, мы попробуем уменьшить опасность. А сам с командой встречай третью лодку с кормы. – Попытаюсь. Костас, Александрас – выдайте луки и стрелы уважаемым русским! Остальные на корму! Казак рождается с саблей в руках! Первый раз маленький Муса взял в руки деревянную саблю из тяжелого тополя, когда ему исполнилось три года. Его дед Шауль решил, что пора внуку привыкать к оружию. И с тех пор он никогда не расставался с клинком. Сначала с тяжелым деревянным, потом с затупленным стальным, а позже с булатной саблей работы русского мастера Кирьяна Рыжего, известного всей округе оружейника, равных которому не было. Кирьян никому, не выдавал секретов своего мастерства, но клинки у него получались серовато-стальные с едва видным витиеватым рисунком вдоль лезвия. Они не сверкали полировкой на солнце, но разрубали клинки других мастеров, так же, как железный нож разрубает влажное хлюпающее мясо. Хрясть! И нет сабельки, только куски полетели. Михаил встал у левого борта. Стрелы воткнул в палубу вокруг себя. Обнажил саблю и тоже воткнул её в палубу. Его позиция была очень удобна – за фальшбортом он был как на стене крепости за зубцом. То же самое сделал Яков у правого борта. Стрелять с качающегося корабля было непривычно, но годы тренировок должны были сказать свое веское слово. Лодки приближались, пираты, не видя на бортах защитников, стали готовить абордажные крючья и мостики. Ещё немного и расстояние будет достаточным для стрельбы. – Яков, ты готов?! – крикнул Михаил – Готов, покажем этим нехристям, что русские сраму не имут! – Покажем! Михаил, взял первую стрелу, поднял лук вверх и натянул тетиву. Стрела со свистом ушла вверх и ударила в незащищенную шлемом переносицу одного из пиратов, который показался Михаилу главарем. Тот опрокинулся в глубину лодки, и только горестный вой остальных показал Кирееву, что он по-прежнему меткий стрелок. Следующие шесть стрел вылетели из его лука в течение десяти секунд и положили ещё шестерых. Только после этого морские разбойники залегли за борт своей фелюги, боясь поднять голову. Михаил быстро намотал просмоленную паклю на оставшиеся стрелы и поджег. Теперь нужно было, как можно быстрее выпустить их в борт вражеского судна, в такелаж или в парус. Киреев выполнил это мгновенно. Стрелы, оставляя за собой дымный след, ушли из его лука почти одновременно. На борту фелюги начался пожар, но пираты быстро его погасили. Михаил положил крепкую доску на борт своего корабля и приготовился. В одной руке у него была его булатная сабля, в другой длинный кинжал-бебут, верный друг казака. Как только фелюга подошла поближе, Михаил разбежался по доске и прыгнул на вражеское судно. Не ожидавшие нападения пираты на мгновение застыли с палашами в руках. Киреев приземлился на свернутый старый парус и сам, не ожидая нападения, бросился на разбойников. Его сабля доставала то одного то другого, оставляя широкие кровавые полосы на телах пиратов. Через несколько минут их осталось только четверо, семеро бились в предсмертных конвульсиях на дне лодки. Только сейчас Михаил дал себе возможность немного вздохнуть. Он стоял, окруженный напуганными стремительным нападением, но вооруженными до зубов пиратами и крутил над головой, окровавленным булатным клинком. – Если хотите жить, за борт! – крикнул он на тюрки. Бандиты были турками и должны были понимать этот язык. Видя, что пираты замешкались, Михаил применил старый хазарский прием, которому его научил дед Шауль. Он завертел саблей в одной руке, а бебутом в другой, с такой скоростью, что нападавшим показалось, что он окружен сплошным кольцом металла, через который им не пройти никогда. Турки тут же бросились в море. Михаил нашел на дне лодки абордажный крюк на длинном канате, набросил его на собственное судно и подтянул фелюгу. Нужно было срочно перебраться на левый борт, где оборону держал Яков Ефимов. Но его помощь оказалась ненужной. Яков уже стоял на палубе собственного корабля, вытирая саблю о шаровары убитого им пирата. Ещё несколько тел лежало прямо у борта, причем Михаил на них не заметил, сколько ни будь серьезных ран. Остальные разбойники с криками отваливали от греческого торгового судна. Вид у них бы настолько испуганный, что можно было подумать, будто они увидели страшного морского дьявола съевшего их товарищей. – Что ты с ними сделал, Яков? – спросил Михаил – Ничего. – Но их восемь человек и они бегут от тебя одного? – Трусы. Нужно было быстрее помочь купцам и команде на корме. Оттуда слышался шум борьбы и лязг металла. Причем знакомые голоса купцов и матросов становились все громче, а незнакомых голосов не стало слышно вовсе. На корме Михаил и Яков увидели как Янис и его матросы в забрызганных кровью рубашках, сбрасывают тела убитых пиратов в море. Предварительно каждого разбойника обыскивали и забирали все ценное. Криминальное прошлое капитана давало о себе знать. Добыча сваливалась на палубе в указанном Элефкисом месте. Капитан широко улыбнулся Михаилу и Якову. – Как дела, друзья? – Все в порядке, Янис. Спешили к тебе на помощь, а вы, оказывается, справились сами. – А мы уже хотели бежать к вам, на помощь. Быстро же вы разобрались с этими негодяями. Я так и думал, что вы воины. У вас руки воинов и двигаетесь вы как люди, привыкшие к схватке. Но, чтобы в одиночку справиться с двадцатью противниками… Даже и предположить не мог. – Мы купцы, а купец должен быть готов защищать свое добро. – Знаете, я и раньше встречался с русскими купцами. Они всегда были сильными и дружными людьми. Но такой прыти не мог себе представить. Что-то меняется у вас на Руси. – Во всем мире все меняется. – Может быть, пойдете ко мне в команду. С вами мне не страшны будут никакие враги – засмеялся капитан – Ты и сам неплохо справляешься. Скажи, пожалуйста, раньше бывало так, что грабители нападали прямо у берегов Грузии? – Никогда! Я сам удивлен. Нужно было поймать хоть несколько пиратов живьем и допросить. – Не догадались. Но одно ясно – разбойники были турками. – Их тут много живет по берегам Черного моря. В Абхазии, и в Аджарии есть. – Разбойничают? – Все разбойничают. Но эти напали слишком близко от берега. Здесь юрисдикция князя Абашидзе. Когда придем в порт, обязательно пожалуюсь таможенной страже. – Ты разрешишь нам осмотреть добычу? – Конечно! Половина принадлежит вам, это по честному. На корме у матросского кубрика уже собралась солидная куча оружия, одежды, каких-то корабельных инструментов, якорей и канатов. Матросы Элефкиса собрали все, что могло пригодиться на корабле. Фелюги были привязаны к кормовому кнехту. По-видимому, капитан собирался отбуксировать их в порт. Яков не спеша, подошел к этой куче и выудил из неё большой кожаный кошель на длинном ремне. Одним движением он вытряхнул все, что было в нём. На чистых палубных досках оказались монеты разного достоинства, флакон с неизвестной жидкостью в серебряной оплетке и маленький кусочек хорошо обработанной кожи с надписью на персидском языке. Яков молча прочел её и сказал капитану корабля: – Мы отказываемся от нашей доли добычи в пользу команды. Возьмем только эту кожаную сумку и то, что в ней было. – Как скажешь, Яков. Яков отвел в сторону Михаила и тихо сказал ему: – Эта записка касается нас. – Не может быть! – Может. Какой-то Икрам просит какого-то Гусейна напасть на торговое судно грека Яниса. Захватить его и уничтожить всех кто на нем есть. Особенное внимание обратить на двух русских купцов, следующих в Батус. И ещё, Икрам пишет, что если эти русские попадут в руки Гусейна живыми, то следует накапать им в питье жидкости из серебряного флакона. – Яд? – Вероятно. Кто же это так хочет нашей смерти? Знает о том, что мы едем в Батус и хочет нас остановить? Не догадываешься? – Бельский?! – Больше некому. Вот не было печали! Как бы твоя любовная история не помешала нам выполнить главное, то, для чего нас отправили сюда. – Я должен убить боярина Бельского и освободить Майю! – Ты должен выполнить поручение митрополита! – Но Майя погибнет! – А если погибнет Русь?! – А как Бельский узнал, на каком судне мы плывем, ведь он отплыл раньше нас? – Хороший вопрос! Видимо у него в Кафе есть сообщник. Нас выследили, потом на более быстроходном судне отправили весть. Ты же знаешь, что почту везут на самых быстрых судах. – А если это все-таки не он? – Тогда все очень плохо. Если не Бельский, то значит это Абдулмалик-хан и вся разведка Тимура Аксака. Но в этом случае на захват двух русских шпионов не послали бы мелких турецких бандитов – это раз. И убивать бы не приказывали, а заставили бы взять нас живыми, чтобы пытать и допрашивать. – Похоже на правду. Яков обещай мне одну вещь. – Смотря какую. – Если мы наткнемся на Бельского ещё раз, ты позволишь и даже поможешь мне убить его. Тем более что митрополит Киприан приказал мне это. И он нам мешает, ведь так? – Так. – задумчиво сказал Яков – Мешает. К тому же, меня очень беспокоит, что мы не знаем, куда он направляется. А если он едет туда же куда и мы? – Отлично! Значит, мы его уничтожим. – Или он нас. Весь вопрос в том, кто это сделает раньше. – Вопрос в том, где Майя. – Что?! – Ничего. Объясни мне, друг Яков, как ты справился с разбойниками? И почему они бежали от тебя, как от черта? – Не поминай лукавого, друг Михаил. – Яков улыбнулся самой широкой из своих улыбок. – Давай догоним их и спросим. А я понятия об этом не имею. – Ещё один секрет. Я был у староверов в Мещерах и видел людей, которые могли заставить других видеть то, что им было угодно. Может быть они увиделинечисть страшную? – Ты осмотрел их тела? – Да. Одного ты заколол саблей – совсем небольшая рана, но в самом уязвимом месте. У остальных на телах следы каких-то когтей, медведя или тигра. Как ты это объяснишь? – Вот так. – сказал Яков и показал Кирееву предмет надетый на его левую ладонь. Это был небольшой стальной кастет с острыми шипами на манер когтей крупного животного. С тыльной стороны кастета находилось острое как бритва лезвие. – Это острие разрезает даже кольчужную рубашку. А вот так я хватаю направленный на меня клинок меча или сабли. Яков закатал рукав, и атаман увидел стальные наручи с острыми выступами. Выступы на кастете и наручах позволяли схватить клинок врага за лезвие и отбросить в сторону. Михаил никогда не видел такого оружия. – Где ты раздобыл такое удивительное оружие, Яков! – Когда я был ещё совсем молодым. Мы с отцом везли товар в далекую страну Китай. Слышал о такой? – Знаю. У нас в городке живет китаец Ли Цидань. Тоже много удивительного показывает и рассказывает. – Так вот, пока мой отец распродавал наши товары и покупал китайский шёлк, я, из любопытства, расспрашивал хозяина гостиницы о жизни и порядках в стране. Он отвел меня в местный монастырь, и настоятель обители предложил пожить у них немного. Узнать поближе страну, людей, что они любят и ненавидят. Это «немного» растянулось на четыре года. Оказалось, что монахи этого монастыря обязаны поддерживать справедливость среди людей. Иногда её можно добиться только силой. Поэтому они придумали целую систему приемов. С их помощью слабый человек может победить сильного соперника даже голыми руками. И оружием у них может быть все: от персиковой косточки до бамбуковой палки. Ты видел, как растет бамбук? – Никогда. – Это трава, но с очень прочным стеблем. Саблей не перерубить. И растет очень быстро. У китайцев даже есть такая казнь. Человека связывают и сажают на стебель молодого растущего бамбука. Через насколько дней стебель, вырастая, протыкает свою жертву насквозь. Но суть не в этом. Я прошел в этом монастыре все ступени обучения монаха-бойца. Настоятель считал, что я понесу эти навыки в нашу страну. Но, посовещавшись с митрополитом, мы решили все это временно засекретить. Обучать только избранных, использовать только для тайного дела. – Значит, этим бандитам показалось, что ты убил их людей голыми руками? И поэтому они бежали? – Нельзя сказать так однозначно. Здесь действует всё: необычная техника боя, голос и даже выражение лица. Они должны были испугаться, и они испугались. Страх – это самое действенное оружие. – Меня научишь? – Как только закончим все дела, обязательно. К Якову и Михаилу подошел капитал Элефкис. Он был озабочен. Якова он считал старшим в дуете. Поэтому обращался к нему. – Вы оба храбрые воины и хорошо помогли нам сегодня. Я не знаю, и знать не хочу причины этого нападения, но вы мне нравитесь. Поэтому предлагаю вам следующее. Сейчас судно подойдет к берегу. Вы спрячетесь в трюме и переоденетесь портовыми грузчиками. Когда начнется разгрузка судна, возьмете по тюку и выйдете вместе с другими носильщиками. В городе Батус живет моя тетя, она замужем за главой местных сапожников Анзором Шикиладзе. Ваши вещи и товары я отправлю Анзору. Поговорю с ним, и он вывезет вас из города к армянской границе. Договорились? – Спасибо тебе, Янис! А что ты скажешь портовым чиновникам, если они спросят, где ещё два твоих пассажира? – Скажу, что вы спустили шлюпку на рейде и ушли в неизвестном направлении. – Ты все очень хорошо придумал. Но может проговориться кто-нибудь из греческих купцов. – Никогда! Зачем им подставлять меня. Мы знаем друг друга много лет. Ни один их них не подведет меня. – Хорошо, Янис. Здесь немного денег. Возьми за беспокойство. – Какие деньги!? Хотите меня обидеть? Мы вместе сражались с бандитами! Давайте договоримся, когда мне понадобиться помощь, я обращусь к вам, и вы мне поможете. Ладно? – Хорошо, друг Янис. Во время разгрузки судна никто не обратил внимания, что два грузчика, сбросив на берегу свою поклажу, тихо и незаметно ушли из порта в неизвестном направлении. Чиновник таможенной службы, беседовавший с Янисом Элефкисом, внимательно выслушал его рассказ о непонятном нападении турецких бандитов. Он был очень огорчен случившимся, обещал капитану разобраться в происшедшем, и примерно наказать виновных. Проверив список пассажиров, чиновник спросил: «Где два русских купца? В списке они значатся, а на берег не сходили?» Объяснение Элефкиса его не вполне устроило. Он долго расспрашивал, не знает ли уважаемый капитан, в каком направлении поплыли русские, нет ли у них знакомых в Батусе, и куда они собирались направиться потом. Но капитан Янис твердо заявил, что расспрашивать пассажиров об их дальнейших планах не входит в его обязанности. Русские полностью оплатили проезд и храбро вели себя при нападении пиратов. Остальное его не интересует. Чиновнику ничего не оставалось, как принять у капитана плату за швартовку судна и отпустить его. Таможенник хорошо знал, что грек знаком с князем Абашидзе и не хотел терять хлебное место. Прекрасный город Батус встретил Михаила и Якова своими теплыми, мощенными местным известняком, дорогами. Прекрасными садами, окружавшими каждый дом и даже административные здания. По древнему римскому акведуку в город подавалась хрустальная вода из горных рек, и каждый житель Батуса мог бесплатно набирать сколько угодно этой живительной жидкости из специально предназначенных для этого водоемов. Жители побогаче отводили воду в собственные дворы и, пользуясь щедрым грузинским солнцем, круглый год выращивали прекрасные фрукты, овощи и цветы. Порт давал деньги и работу жителям. Те, кто не служил в таможне, занимались разгрузкой, погрузкой и ремонтов морских судов. Кто не хотел заниматься шитьем парусов и изготовлением такелажа, мог обеспечивать корабли продовольствием. Дела хватало всем. Анзор Шикиладзе, глава цеха сапожников города Батус, на жизнь не жаловался. Обувь нужна всем. Когда-то он сам шил прекрасные мягкие сапоги для знатных заказчиков и ичиги [67]– для тех, кто победнее. Постепенно узнал всех поставщиков кожи, ниток, смолы и гвоздей. Оказалось, что местным сапожником выгоднее, когда Анзор сам покупал эти материалы и привозил прямо к ним домой. Они тогда могла целиком отдаться своему ремеслу. Анзор был общителен и справедлив, поэтому сапожники выбрали его старшиной своего цеха. У него был большой хороший дом, которым успешно управляла красивая жена, гречанка Екатерина. Или Эка, как её называли местные жители. Брат Эки был капитаном морского судна, курсировавшим между Крымом и Батусом. Он часто выполнял небольшие заказы своего грузинского зятя, привозил ему татарскую кожу для изготовления обуви и мелкие подарки. Анзор старался не оставаться в долгу и познакомил зятя с князем Абашидзе, чей род уже два столетия владел Аджарией. Сегодня от зятя пришли два человека, которых необходимо было переправить в армянской границе. Незадолго до их прихода в дом принесли несколько аккуратно запакованных тюков и записку от Яниса. В ответ Анзор отослал капитану несколько кувшинов хорошего грузинского вина. Для конспирации. Гости вымылись в бане. Переоделись в грузинские чохи и стали очень похожи на местных жителей. Один из них, высокий, смуглый, с синими глазами, выглядел как типичный абхаз. А второй, пониже ростом, русоголовый, кареглазый и крепкий как сталь, напоминал кахетинца. Времени на большое грузинское застолье не было. Гости спешили в Армению, у них там были торговые дела. Но совсем без застолья тоже нельзя. Широкий стол накрыли большой белой скатертью и поставили на ней свежеиспеченный, ещё горячий лаваш, мчади и гоми [68]. Белый как горный снег сулугуни, кобийский и тушинский сыры, названые так по местам своего изготовления, манили к себе голодных путников. Варенный и жареный сыр поставили прямо в чугунной сковородке. Горячий харчо испускал такой аромат, что невозможно было отвести взгляд от большой фаянсовой супницы. Мужу-жи, чанахи и чахохбили подали горячим. – Эх, друзья! – говорил расстроенный хозяин дома – Разве это стол – это столик! Настоящий грузинский стол – это когда подают «Быка на вертеле»! Все просто: внутри целой туши быка помещают теленка, в теленка – барашка, в барашка – индейку, в индейку – гуся, в гуся – утку, в утку – цыпленка. В промежутках между ними и внутри них во все уголки набивают пряные травы – кинзу, базилик, эстрагон, лук-порей, мяту, сдобренные и пересыпанные красным перцем, чесноком, шафраном, корицей и орехами. Все это жарится на вертеле, прямо на улице, над угольной кучей несколько часов. Снаружи оно обугливается довольно толстым слоем, так что часть мяса пропадает. Зато внутри такое изобилие сока, такой неповторимый аромат, что по сочности и тонкости вкуса мяса с ним не может сравниться ни одно другое мясное блюдо в мире. Вах! А какие у нас соусы! Попробуйте, дорогие гости! А какие вина! Яков, Михаил попробуйте саперави, лучшее кахетинское вино! Знаю, что вам нужно ехать рано утром. Я сам поеду проводить вас. Вы умеете шить сапоги? Нет? Никому не говорите. Мы поедем к главе сапожников Армении Мкртичу. У армян такого стола не будет. Нет, они тоже очень гостеприимны, но их земля не родит столько приправ и зелени как наша. Утром, когда многочисленные соседи главы сапожного цеха ещё смотрели третий или четвертый сон, Анзор и его гости незаметно покинули город. У них не было времени любоваться прекрасной Грузией. Меняя коней почти в каждом населенном пункте, не обращая внимания на ворчащего Анзора, друзья за день преодолели такое расстояние, какое обычно преодолевалось за двое суток и к вечеру уже пересекли армянскую границу. Глава армянского сапожного цеха носящий старинное имя Мкртич был чем-то похож на своего грузинского коллегу. Такой же разговорчивый и веселый, гостеприимный и подвижный. Старинный армянский город Джавахк был гораздо беднее и суровее на вид чем родной город Анзора Батус. Дома-крепости, сложенные из серого гранита напоминали о том, что армяне воевали всю свою историю и всегда за свободу своей Родины. Но воины, даже частые, проходят и людям опять нужно жить, пить, есть, рожать и учить детей. Народ распрямлял свою согнутую спину и работал, работал, работал… А остаться армянами ему, народу, помогала армянская церковь. Мало кто знает, что армяне первыми ввели у себя христианство, как государственную религию и они, одни из немногих, свято чтили святые заповеди. Ни мусульмане-шииты, персы, ни мусульмане-суниты турки не смогли согнуть и омусульманить армянский народ. Священные религиозные книги прятались от завоевателей, потом вынимались из тайных хранилищ и снова начинали действовать храмы. Снова возрождалась резиденция Католикосов Всех Армян, Святой Эчмиадзин. Первым делом Мкртич переодел Якова и Михаила в персидскую одежду. Странное дело, но и персидский наряд оказался к лицу русскому боярину Кирееву и купцу Ефимову. Лошадей Анзора вернули хозяину, а для русских подготовили несколько невысоких, но очень выносливых армянских коней. Путешествовать предстояло по горной местности. Мкртич не спрашивал, куда и для чего едут эти двое неизвестных ему людей. Достаточно было намека Анзора, что они враги Тимура, разорившего Армению. Во время нашествия Тимура армяне ожесточенно сопротивлялись, но разве можно было справиться с таким огромным войском. Теперь Арменией и Персией управлял сын Тимура Аксака – Мираншах. Человек неглупый, деятельный и потому, ещё более опасный. Его баскаки обложили цеха армянских ремесленников огромными налогами и безжалостно расправлялись с неплательщиками. Наказание за неуплату было одно – смерть. Даже монголы при своем правлении могли дать отсрочку в выплате дани, если в стране случался неурожай, ураган, уничтоживший посевы и скот, или какая-то другая беда. Мытари Тимура были неумолимы – плати – или умри. Такая «налоговая дисциплина» иногда доводила людей до крайнего уровня бедности. Люди, прибывшие с Анзором, были враги Тимура Аксака, значит друзья армян. И Мкртич дал им провожатых и лошадей, не взяв с них ни копейки. Благодаря армянам, им удалось перейти границу незаметно для персидской пограничной стражи. 20 Отинудь несмыслен, иже рать пред миром изволит. (Безумен тот, кто предпочитает войну миру. Геродот) В Грузии нужно быть мегрелом или кахетинцем, в Армении армянином. А в Персии? В Персии нужно быть армянином, греком или, на худой конец, персом. Поэтому в прекрасном золотом городе Тебризе Яков сразу стал персом, коренным жителем Восточного Азербайджана, «уважаемым купцом Мустафой, следующим по торговым делам со своим слугой караимом Мусой». Он говорил своему спутнику. – Муса, я здесь уже не в первый раз в образе купца Мустафы, правоверного мусульманина. Это очень хорошая маска. В этой стране такое разнообразие народов и народностей, что русоголовый перс это совершенно нормально. Особенно если он соблюдает все заповеди пророка и, самое главное платит налоги и подати. У меня здесь и знакомые есть и друзья. – А дом у тебя здесь есть? – А как же! Дом есть, и лавка на Большом базаре. Тебе понравится. Главный смотритель базаров в городе Тебриза, Юнус-бек, мой лучший друг. По крайней мере, пока я плачу ему хороший процент с дохода. – Яков, у тебя же в Тебризе брат? – Не Яков, а Мустафа Азат, купец второй гильдии славного города Тебриза. А ты мой слуга и телохранитель Муса Явар. Афанасий Ефимов, русский купец, проживающий постоянно в Тебризе, мой хороший приятель, у которого мы будем праздновать наш приезд сегодня вечером. Понял? – Как не понять. Значит в России он тебе… – Муса! Пора уже научиться помалкивать. – Молчу, молчу, господин. А жены у тебя случайно нет в славном городе Тебризе? – Чего нет, того нет. При моем образе жизни трудно обзавестись семьёй. Но, вероятно, придется и это сделать. Юнус-бек уже несколько раз намекал на свою незамужнюю сестру. Они ехали по узким улицам старого города. Через каменные заборы свешивались ветки цветущих фруктовых деревьев и дарили им чудесные запахи. С живописного озера Урмие дул прохладный ветерок. Заходящее солнце золотило построенные из светло-желтого песчаника дома и отражалось в обширных водоемах, которые здесь были на каждом шагу. Мустафа (Яков) показывал своему слуге достопримечательности Тебриза. – Смотри, Муса, мой верный слуга. Вон там видишь, впереди сияет куполом "Голубая мечеть" Маджид-е Кабуд. Чуть дальше мавзолей матери великого завоевателя Хулагу – Гонбад-е Кабуд. А вот совершенно новая мечеть Остар-Шакир, только что построили. И синее как сапфир озеро Урмие. Очень соленое. Но, говорят, эта соль целебна. Все кожные болезни лечит. Ну и, конечно базар. Это целый город. Здесь живут и умирают, женятся и рожают детей. На базаре свой язык, свои законы. Гильдия нищих день и ночь выпрашивает подаяния у посетителей базара, а гильдия воров обворовывает всех подряд. Правда, с тех пор, как Великий Тимур завоевал нас, воров стало намного меньше. Было время, дня не проходило без казни одного или нескольких воров и грабителей. Теперь реже. Чувствуешь запах цветов? В каждом дворе прекрасные клумбы. А среди них, мой верный Муса, прекрасные гурии – жены, наложницы и сестры жителей Тебриза. Здесь не такие строгие нравы, как в Мавераннахре, шииты не сунниты. Здесь женщины закрывают лицо так, чтобы тебе стало интересно увидеть его. Торговец пряностями или драгоценностями может быть приглашен на женскую половину, и предлагать свой товар там. – Не может быть! – Может, Муса. – Нам бы узнать, где сейчас находится Майя! – Нам бы выполнить поручение митрополита! – Да, ты прав. А я влюбленный дурак! – Ты просто влюбленный. Сегодня же вечером мы попросим уважаемого Юнус-бека выяснить кое-что для нас. За хорошую плату, разумеется. – По поводу Мираншаха, сына Тимура Гуркани, Повелителя Мира? – По поводу прибывшего в город русского Семена Бельского. Про Мираншаха нам всю информацию подготовит Афанасий. – А откуда Афанасий знает, какая информация нам нужна? – Ты слышал когда-нибудь про голубиную почту? – Конечно. – Жители Тебриза очень любят держать голубей. Тем временем они подъехали к утопающему в зелени домику на тихой улице. Яков несколько раз ударил в высокую деревянную дверь рукояткой плетки. Дверь открылась, и из неё вышел седобородый слуга в белой чалме. – Хозяин! Как я рад вас видеть! – закричал седобородый, схватив под уздцы коня Мустафы Азата. – Как мы все соскучились! Наконец-то вы приехали! – Здравствуй Сухроб, я тоже очень рад тебя видеть. Знакомься Муса, это мой домоправитель Сухроб. Он и кухарка Матлюба стараются сделать мою жизнь в Тебризе удобной. Сухроб, это мой телохранитель Муса Явар. Он теперь будет жить с нами, и охранять наш сон и покой, так, как он это делал во время моего долгого путешествия. Бери лошадей, Сухроб, отведи их в конюшню. Слуга взял лошадей и пошел в глубину двора. Яков наклонился к Михаилу и прошептал ему прямо в ухо. – Этого старика мне порекомендовал Юнус-бек. Думаю, что он регулярно докладывает ему, все, что видит и слышит в моем доме. Будь осторожен, и не говори при нем лишнего. – А не проще ли было выгнать его, придумав какой-нибудь повод? – После этого Юнус-бек, пришлет мне другого своего шпиона, и я не буду об этом знать. Про этого, по крайней мере, все известно. – И опять ты прав, уважаемый Мустафа. Да хранит Аллах тебя и твоих близких. – Михаил улыбнулся и поклонился Якову. – Вот так то лучше. А теперь смоем со своих усталых ног пыль странствий и навестим богоданного начальника базара Юнус-бека. Молодость легко восстанавливает силы. После не жаркой персидской бани, Муса и Мустафа, выбрав необходимые подарки, проследовали на соседнюю улицу. Там жил человек известный всему Тебризу – начальник базара, Юнус-бек. Начальник в прошлом был воином в войске Повелителя Тимура. Пройдя путь от рядового до сотника, он понял значение власти в жизни людей. В одном из сражений ему повредили сухожилие левой руки, и он не смог держать щит. Припав к ногам Повелителя, он попросил дать ему возможность служить Тимуру и его семье по-прежнему. Тимур считал справедливость главным своим достоинством и повелел назначить Юнус-бека смотрителем над всеми рынками и базарами города Тебриза. Должность была почетная и выгодная. Юнус-бек честно собирал необходимые налоги и никогда не покушался на долю Повелителя в доходах от рынков. Но, последнее время он начал сам участвовать в коммерческих операциях знакомых ему торговцев. Это не запрещалось напрямую, а просто не предусматривалось кодексом Тимура. Поэтому, в случае чего, Юнус-бека и винить-то было не в чем. Со временем аппетиты бека росли. Его дом снаружи ничем не отличался от домов живущих вокруг чиновников администрации Мираншаха – наместника и сына Великого Тимура. Но в подвалах был уже не один сундук с золотом, а три. Все комнаты были устланы персидскими коврами. Молодые наложницы грели постель пожилого воина каждую ночь. Слуг стало в два раза больше. Каждый купец, вернувшийся из дальних странствий, привозил ему ценные подарки – это был обычай, возведенный в рамки закона. У дома Юнус-бека их встречали два слуги в одинаковых чалмах и одеждах. Начальник хотел подчеркнуть свое благоволение к уважаемому Мустафе. Слуги проводили гостей во внутренний дворик дома к накрытому достархану. Муса удостоился этой чести вместе со своим хозяином, так как он был воин, а Юнус-бек воинов любил и ставил на голову выше любого купца. И плевать ему было, как отнесется к этому хозяин-купец, даже такой уважаемый как Мустафа Азат. Впрочем, Якова это вполне устраивало. Слуги усадили их на почетные места и налили им по пиале прекрасного горячего китайского настоя называемого «чай». Вяленые фрукты и восточные сладости подчеркивали благородный вкус напитка. Муса и Мустафа попробовали чай, о целебных свойствах которого они так много слышали от разных людей, но вкус его не восхитил бывалых путешественников, привыкших пробовать новые блюда и напитки. По мнению Михаила Киреева, лучше русского кваса напитка вообще не существовало. Из уважения к хозяину гости выпили по две порции чая и перевернули свои пиалы. Юнус-бек появился внезапно, сзади, из-за занавески, отделяющей женскую половину дома от мужской. Массивный, немолодой узбекский воин обнял Мустафу Азата и пожал руку Мусе. Указав вскочившим гостям на их места, он уселся сам и хлопнул в ладоши. Слуги внесли большое блюдо с горячим пловом. Голодным гостям зрелище янтарного риса с коричневым жаренным бараньим мясом показалось самым прекрасным на свете. Засучив рукава, они принялись за это вкуснейшее блюдо. Через некоторое время голод был побежден и начался неторопливый разговор. – Уважаемый Юнус-бек, как ваше драгоценное здоровье? – Пока Аллах терпит меня на этой земле. Главное делать людям добро и тогда они будут тебя любить и уважать. Так говорит наш Повелитель. – Да будет ваше здоровье и здоровье нашего Повелителя не пошатнувшимся. Благодаря вашим заботам и доброте мне удалось заработать немного, для поддержания духа и тела. Хочу передать вам часть этого заработка на поддержание вашего здоровья и хорошего самочувствия. – Мустафа вытащил из-за пазухи небольшой мешочек и передал его Юнус-беку. Хозяин дома развязал завязки мешочка и высыпал на ладонь два десятка крупных русских речных жемчужин. В Персии за такое количество русского жемчуга можно было купить небольшой табун лошадей или дом в пригороде Тебриза. Довольный Юнус-бек высыпал жемчужины обратно в мешок и спрятал его в рукаве халата. После небольшой паузы он сказал. – Вы честный человек, уважаемый Мустафа. С вами приятно иметь дело. Вы не думали о расширении своей торговли? – Вашей мудрости нет предела, господин! Мы, ваши слуги, едва поспеваем за быстротой вашей мысли! Вот теперь, после того, как вы сказали, я понял, что уже давно нужно заняться не только драгоценностями, но и другим, гораздо более выгодным делом! – Каким? – Мне рассказал, один знакомый купец, что Повелитель опять затевает большую войну, значит… – Значит…? – Значит, будет много пленников и пленниц! Нет дела прибыльнее. Особенно женщины. На севере они особенно прекрасны. – Вы правы, Мустафа. Красивые женщины пользуются очень большим спросом. Во дворце говорят, что к наместнику Мираншаху прибыл человек из Руси и привез лишь несколько женщин. Но они настолько прекрасны, что наместник осыпал прибывшего милостями. Подарил дом недалеко от дворца, и каждый день беседует с ним. Придворных очень беспокоит, что приезжий становится все ближе и ближе к трону. Некоторые уже косятся на него, вот-вот порвут на части. – Уважаемый Юнус-бек, а нельзя узнать, как зовут этого приезжего. Мы тоже прибыли из Руси и может быть, знаем этого человека? – Можно, сейчас пошлю слугу… в одно место и нам все точно скажут. Хафиз! Срочно, отнеси мою записку Дахи Омару и дождись ответа! Понял? Беги. Угощайтесь дорогие гости. А вы, Муса-бохадур [69], в каких сражениях участвовали? – Я служил ангарскому хану Арслану-мирзе, потом отошел от него, платит мало. Поехал на Русь и познакомился с уважаемым Мустафой. Он предложил мне охранять его караван. – А что, на дорогах Руси не безопасно? – Грабят, могут и убить. – А в нашей стране Повелитель навел порядок. Грабителей, воров казнят жестоко и быстро. – Хорошо. – Хорошо. В дверь постучали. Вернулся слуга, посланный Юнус-беком к Дахи Омару. Он вошел в комнату и передал хозяину маленький кусочек пергамента. Юнус-бек поднес записку к глазам. – Стар, становлюсь, плохо вижу. Мустафа, может быть, вы прочтете? – Конечно, хозяин, давайте. Мустафа взял записку, быстро прочел её и вернул Юнус-беку. – Нет, уважаемый Юнус-бек, такого человека мы не знаем. А где он живет? Может быть имя изменено? Может быть, он шпион русского хана Василия? – Это не приходило мне в голову! Спасибо Мустафа, мои слуги покажут вам его дом. Нам не нужны конкуренты, правда, Муса-бохадур? – Это точно. И как Муса не бил тихонько и незаметно ногой по ноге Якова, как ни искал его взгляда, тот был нем как рыба. Когда положенное для посещения время истекло, и они вышли на теплую вечернюю улицу Тебриза, Михаил ещё раз молча взглянул в освещенное факелом лицо друга. Яков посмотрел ему в глаза и медленно кивнул. Да, говорил его взгляд, это он! Боярин Семен Бельский! Юнус-бек послал с гостями слугу, чтобы тот факелом освещал им дорогу. Яков спросил слугу, куда они идут? – Хозяин приказал показать вам один дом. Они долго шли по темным улицам города, никто не встретился им на пути. Сумерки все больше охватывали золотой Тебриз, муэдзины прокричали последний раз призыв к вечерней молитве. Небольшие отряды вооруженных стражников встречались все чаще. Наконец они подошли к высокой стене, сложенной из ровных кусков известняка. Слуга посветил факелом на калитку и сказал: «Это здесь». Резко повернулся и пошел в противоположную сторону. Михаил и Яков пошли за ним. Слуга привел их к дому Мустафы, поклонился и ушел. На следующий день Михаил проснулся очень рано. Солнце только ещё не вышло из-за гор, и только его первые лучи показались над башнями и минаретами города. Умывшись и забравшись на плоскую крышу дома, атаман наблюдал, как пробуждается жизнь в персидском Тебризе. Лепешечник встал намного раньше Михаила и лепил свои лепешки к стенкам тандыра [70]. Большая часть хлеба уже была готова, и запах свежеиспеченных лепешек дразнил жителей квартала. Зеленщик на своей тележке, не спеша, вез свой пахучий груз по теплым камням улицы. Молочник развозил постоянным покупателям свежее молоко, кислое молоко, айран и тан. Кузнец начал раздувать свой горн. Город просыпался и начинал жить. Так было всегда и так будет через сто и через тысячу лет. Пока будут жить люди в этих местах. Михаил встал, потянулся, вытащил из ножен принесенную с собой саблю и, сняв рубашку, начал проделывать с ней свои ежедневные упражнения. Этот мир только кажется спокойным и радостным. На самом деле в нем много горя и насилия. И человек должен всегда быть готов защитить себя и своих близких. Яков проснулся, поискал Михаила, вышел на крышу и долго любовался точными и сильными движениями друга. Атаман твердо стоял на ногах, клинок его сабли медленно уходил влево, потом резко вправо. Зззззинг! Свист воздуха и потом медленно вправо и резко влево. Зззззинг! Полшага влево, полшага вправо и опять резкий удар клинком. Движения становились все быстрее. Воздух свистел и стонал. Мышцы спины, покрытые легким потом, играли и переливались. Яков смотрел и думал, что пока есть такие отчаянные казаки, готовые на все, на Руси – бояться нечего. От любого врага оборонят. Михаил резко развернулся на левой ноге и заметил друга. Жесткое выражение ушло из его глаз, он улыбнулся и расслабился. – Привет хозяин! Когда мы пойдем к Афанасию Ефимову? – Сейчас слишком рано. В Персии так рано в гости не ходят. Через час будь готов и не забудь тот маленький сверток… Ты понял, о чем я? – Да, хозяин. На крышу поднялся седобородый Сухроб. – Хозяин, завтрак готов. Уважаемый Муса будет завтракать с вами или с прислугой? – Запомни Сухроб, господин Муса – начальник моей личной охраны, а это почти член семьи. Понял? – Понял, понял. Простите меня, хозяин. Можно ли мне задать вопрос? – Спрашивай. – На каком языке вы разговариваете с господином Мусой? – На русском. Уважаемый Муса из тех мест, где этот язык очень распространен. – Спасибо. И простите мне мое любопытство. Яков улыбнулся и сказал Михаилу по-русски. – Представляю, как он прятался у выхода на крышу и пытался понять наши разговоры. – Интересно, Юнус-бек ему платит или старик отрабатывает старые долги? – Кстати, мне показалось, Юнус-бек сделал намек, что во дворце есть люди желающие смерти тому человеку, что привез новых наложниц Мираншаху. – И мне показалось, но убить его я должен сам. – Это бесспорно. Уничтожить его нужно и это должен сделать ты, но если есть единомышленники во дворце, то нам могут помочь организовать встречу с этим человеком. – Забраться в его дом и зарубить! – Это даже на Руси невозможно. Как только обнаружат, что убит человек близкий к трону – нас будут искать! И найдут! Мы даже до границы не доедем. – Пожалуй ты прав. – Ещё бы. Нужно посоветоваться с Афанасием. Михаил и Яков намеренно называли боярина Бельского «этот человек». Они не хотели, чтобы Сохраб, стоящий рядом, услышал какие-то имена. Время шло, и наступил тот момент, когда уже можно было, отправится к Афанасию Ефимову, «другу Мустафы». Дом Афанасия находился недалеко от рынка в Иноземном квартале. Для безопасности жители этого квартала обнесли его высокой стеной и содержали специальную круглосуточную охрану. Чтобы попасть внутрь этого района, нужно было объяснить охране к кому ты идешь. Потом подождать, пока один из стражей сбегает в дом пригласившего и спросит разрешения на проход гостей. Оставив слуг и лошадей за границей квартала, Михаил и Яков прошли внутрь. Это были необходимые меры предосторожности так как в прошлом, местные жители не раз громили дома иностранных купцов, считая их виновниками собственной бедности и даже разносчиками эпидемий. Дом Афанасия Ефимова ничем не отличался от домов других иностранных купцов, живших рядом. Та же высокая стена вокруг, тот же сад и водоем внутри. Та же плоская крыша, дающая возможность отдохнуть от изнуряющей жары хотя бы ночью. Хозяин дома встретил гостей в нескольких шагах от калитки, и только когда дверь была закрыта, позволил себе обнять брата. Они были совсем непохожи. Афанасий высокого роста, худой и голубоглазый. Одет, подчеркнуто по-русски и этим ещё больше отличался от брата. Но когда они уселись за стол и стали обмениваться новостями, Михаил заметил, что и жестикуляция, манера говорить, и мимика у них одинаковые. Братья! Яков не спеша, рассказал Афанасию о родственниках. Кто-то женился, кто-то умер, кто-то пропал, путешествуя по коммерческим делам. Слуги тем временем накрывали на стол. Местные блюда соседствовали с русскими. Михаила угостили вкуснейшим русским квасом, настоянном на какой-то местной травке делающей его необыкновенно ароматным и пахучим. Баранье жаркое с персидским рисом таяло во рту. И завершал пиршество горячий чай. Спиртного не было совсем. После еды Афанасий, Яков и Михаил уединились в кабинете хозяина. Хозяин дома внимательно рассмотрел все, что привезли ему из Москвы. Маленький кусок желтого пергамента вызвал у него радостную улыбку. А бумажную грамоту он тут же сжег на металлическом блюде. Содержимое деревянного ларца Афанасий переложил в ларец серебряный, который спрятал в потайной сейф. Наконец он обернулся к Михаилу и Якову и сказал. – Мне известно, что вам поручено сделать. Но всё-таки, расскажите мне все, и мы придумаем, как решить эту задачу. – Я Муса Гирей, казацкий сотник, крещенный Михаилом, которому князь Василий дал боярство и фамилию Киреев. Митрополит Киприан поручил мне уничтожить Мираншаха, сына Тимура Аксака. Для выполнения этой задачи мне нужно знать все о Мираншахе. Где живет, что ест, с кем дружит, куда ездит и в какое время. И вес эти сведения нужны как можно быстрее. Не стану скрывать, что в этом городе есть и мой личный интерес. За два дня до моего отъезда сюда, боярин Семен Бельский похитил мою невесту Майю, вывез её в Персию и подарил Мираншаху. Митрополит дал мне разрешение на уничтожение Бельского как врага Руси. Это тоже необходимо сделать. После выполнения всего, мы с Яковом поступаем в твоё распоряжение, и будем действовать по твоей команде. Я что-нибудь упустил, Яков? – Почти ничего. Мы знаем, где живет Бельский, Юнус-бек показал. И ещё. Бельский слишком быстро завоевал доверие и благоволение Мираншаха. Некоторые, близкие к трону люди этим недовольны. Мы бы хотели выкрасть Майю и увезти на Русь. И сами, после выполнения задания, хотели бы вернуться на Русь. Если Тимур нападет – наше место среди защитников отечества. Теперь говори ты, брат. – Вы привезли вексель на очень большую сумму. Я давно его жду. Теперь мы можем попытаться заставить Тимура не идти на Русь. – Объясни. – Когда-то персы были, все поголовно, солнцепоклонниками, как впрочем, и славяне. Бешеный вождь арабов Кутейба не смог всех в этой стране сделать мусульманами. Он убивал людей тысячами, но солнцепоклонники прятались в пещерах, уходили в подполье и продолжали исповедовать свою религию. Тимур продолжил дело арабов самым жестоким образом. Он сжигал людей, топил, сдирал с них живьем кожу. Но солнцепоклонников не становилось меньше. Многие из них, очень многие, легально были мусульманами, а тайно сохраняли верность своему культу. Здесь в Персии Тимур держит сравнительно небольшой гарнизон. И, если основная часть его войска будет отвлечена на какую-нибудь серьёзную войну, то солнцепоклонники могут попытаться освободиться от его гнета. Поднять восстание. Одна беда – у них нет оружия. Теперь деньги есть, вы привезли их. Здесь, в этом маленьком куске кожи несколько миллионов туманов [71]! На эти деньги можно не только купить оружие, но и нанять наемников. Я сегодня же передам этот вексель главе солнцепоклонников. Это мой старый приятель. Я помогал ему несколько раз деньгами и передавал приветы и письма от Яромира. Знаете такого? Оказывается между солнцепоклонниками Руси и Персии давние связи. У венецианских банкиров он получит все, что ему нужно. Мне кажется, что ликвидировать Бельского и Мираншаха нужно именно во время восстания. Как вы считаете, Михаил, я прав? – Бельского, безусловно. А по Мираншаху вы меня не убедили. Где он будет во время бунта? Ведь он, наверное, всегда в окружении телохранителей. Если знать точно, что он будет здесь или там, тогда можно подготовиться и взять его даже с серьёзного расстояния, но мы не можем предугадать его действия и маршруты передвижения. Бой есть бой. Мираншах вероятно возглавит свои войска, но где? И как быть с Майей? – Пожалуй, вы правы. Давайте думать. Яков, а ты что скажешь? – Нужно встретиться с Майей. – Что?!!! А это возможно?? – Гарем, только кажется неприступной крепостью. На самом деле есть средство, открывающее даже такие двери. – Золото? – Именно. Однажды, ваш покорный слуга, Мустафа Азат, был там и продавал красавицам гарема драгоценности. – Но как поговорить с Майей, если вокруг будут другие женщины? – Вы оба нетерпеливы, как малолетние верблюжата. Слушайте внимательно, мудрого Мустафу. Женщины гарема так увлеклись, что не закрывали передо мной свои лица. Я разглядывал их совершенно спокойно, и никто не мешал мне. То есть Мустафе, конечно. Одна из них показалась мне ангелом Рая, её звали Айша. Видимо и я приглянулся прекрасной Айше, потому, что глубокой ночью ко мне пришла старая женщина и увела меня в свой дом, где меня ждала эта гаремная жар-птица. Я провел лучшую ночь в своей жизни. И потом ещё четыре таких ночи. Айша рассказала мне, что хозяин гарема не часто и не всех наложниц удостаивает своим вниманием. Приходится женщинам рисковать, они ведь тоже люди и хотят простого счастья. Потом наши встречи прекратились. Тимур захватил Тебриз, убил шаха Камрана и продал его наложниц. Мне не удалось отыскать мою любимую Айшу. Следы её потерялись на рабском рынке Алжира. – И как же ты хочешь проникнуть в гарем на этот раз? – А мне и не надо туда проникать. После гибели Камрана я нашел эту пожилую женщину, ту, которая приводила меня к Айше. Она сильно нуждалась. Все эти годы я помогал ей. Старая Патимат тысячу раз благодарила меня и заверяла, что готова на все, лишь бы отблагодарить за доброту. – Ну не тяни, Яков!! – В общем, я устрою тебе встречу с Майей. – Когда? – Сегодня. Нам время дорого. Готовься Михаил увидеть любимую. – Я украду её! – А вот этого делать не надо. Мы найдем удобный момент и сделаем свое дело. А рисковать безопасностью Руси… Потерпи, Муса. Договорились? – Ладно. Афанасий удовлетворенно посмотрел на своих соратников. Он был доволен, все должно было сработать в лучшем виде. Он отправил гонца к старшине общины солнцепоклонников. Сегодня же они получат вексель, а завтра… А завтра будет день и будет пища. Михаил и Яков направились домой. Яков сейчас же ушел «по делам коммерции», а Михаил, от нечего делать, занялся оружием. Он нашел во дворе дома Мустафы небольшой дубовый бочонок. Под укоризненным взглядом Сухроба наполнил его чистым речным песком и бросил туда свою верную кольчугу. Наглухо закрыв крышку, начал подбрасывать бочонок вверх и ловить его. Так продолжалось около получаса. После этого он открыл крышку и вытащил из бочонка совершенно чистую, сверкающую кольчугу без признаков ржавчины. Сухроб удивленно хмыкнул, и сам взялся вытряхнуть кольчугу гостя от мелкого песка, но Муса не позволил ему этого. Тщательно встряхнув стальную рубашку, он протер её сухой тряпкой и отложил в сторону. На очереди были кинжал и сабля. Внимательно осмотрев своё холодное оружие, Муса долго точил и полировал клинки на небольшом жернове, лежащем в саду дома. Арбалет он пока собирать не стал, только раскрыл сумку и поглядел на него. Всему свое время. Сухроб попытался заглянуть в сумку через плечо Михаила, но атаман отодвинул локтем не в меру любопытного слугу. И, показав пальцем на дом, сказал ему: «Кет! Уйда, борасан [72]!!!!» К его удивлению Сухроб понял и обиженно ушел в дом. Скоро оттуда раздался его громкий голос, он срывал свой гнев и обиду на кухарке. Яков явился, когда южное солнце уже переехало на вторую половину дня. У него был вид довольного собой купца, заключившего выгодную сделку. Он вышел в сад и поманил за собой Михаила. – Все будет хорошо, Муса. Но обещай мне ещё раз, что будешь держать себя в руках. – Обещаю. Значит, сегодня ночью я увижу Майю? – Там будет темно…Но не волнуйся, не волнуйся ты её увидишь… при свете масленых ламп. Будь готов после полуночи, как только пройдет вторая стража. Сейчас лучше всего тебе поспать. И вот ещё. Спросишь Майю, где бывает Мираншах в течение дня, чем он увлекается. Ну, там баня, чай на веранде дворца… Как часто заглядывает в гарем. Может быть, мы там его прижмем. – Мы пойдем в гарем? – Нет! Там опасно, но оказывается тот домик, где я встречался с красавицей Айшой, цел. Мы пойдем туда, и Майя придет туда же. Это стоило российской казне… Ну не важно, лишь бы толк был. Оружие возьми с собой. Я буду дежурить на крыше дома – следить за улицей. – Понял. Я готов. – Жди. Говорят, что нет хуже муки, чем ждать и догонять. Последнее время Михаилу приходилось догонять, а теперь наступило время ожидания. И он понял – догонять лучше. Сначала атаман ходил по большому саду, не замечая старого Сухроба, мелькающего между деревьями и кустами. Потом он вытащил их вьюка вой верный аркан и долго тренировался, набрасывая его на деревянный столб, врытый в землю для какой-то неизвестной надобности. Пробегавший мимо Сухроб оглянуться не успел, как был схвачен арканом за ногу, опрокинут и связан. Он валялся на земле, извергая из себя ругательства на всех персидских диалектах. Михаил, давясь от смеха, помог ему подняться на ноги, отряхнул от налипших сухих листьев и веток. Старый слуга ушел в глубину дома и больше не показывался. Время тянулось неимоверно долго. Оказалось, что персидский день тянется вдвое, нет, втрое длиннее российского! Атаман не знал, чем ещё заняться и решил последовать совету Якова – поспать немного. Он лег на застеленную шелковой простыней тахту и стал смотреть в потолок. Услужливая память подбрасывала ему одну картину за другой. Вот маленькая, но уже очень красивая, Майя бежит по глиняному майдану родного Каракалама, а он подросток первый раз, взявший в руки настоящую саблю, делает вид, что она, Майя, его не интересует. Но шаловливая девчонка бросает в него куски красной глины и добивается своего. Муса догоняет её и дает несильный подзатыльник. Девочка падает, плачет и бежит жаловаться к отцу. Ибрахим тогда был сотником казарского сторожевого войска на службе у московских князей. Он вытирает слезы маленькой дочери и объясняет ей, что не женское это дело мешать воинам в учении. А Мусе и самому жалко маленькую Майю. Он отпросился, на минуту, у наставника Шмуля, нарвал свежих ромашек и подарил ей. Счастливая Майя бежит к подружкам хвастаться подарком. Вот тогда и решил Муса, что никому и никогда не даст её в обиду. А жизнь вон как повернулась. Молодость и здоровый организм всегда берут свое – Михаил заснул, незаметно для себя. Яков разбудил его вечером. Солнце уже зашло, и пора было собираться. Атаман оделся, перепоясал себя длинным персидским поясом, в который закатал длинный и гибкий дамасский клинок. Кинжал убрал в специальные ножны в рукаве бешмета. Кольчуга была уже одета на голое тело. Обычно так не делалось, кольчуга одевалась на войлочный жилет, но случай был особый, и пришлось пренебречь правилами. Одевшись, Михаил попрыгал, проверил, чтобы оружие не выдало его звоном. После прохода второй стражи Яков и Муса, взяв факелы, пошли по теплым улицам Тебриза. Никого, не встретив на своем пути, они добрались до своей цели. Яков тихонько постучал в дверь три раза, делая одинаковые промежутки между каждым ударом. Потом, через некоторое время ещё два раза. Дверь открылась без скрипа, видимо петли смазали заранее. Они прошли в темноту, но кто-то взял Михаила за руку и повел в темнеющий проем двери дома. Через несколько шагов он увидел комнату, освещенную тремя масляными лампами, и остановился. Провожатый, легонько толкнул его в спину: «Входи!» Михаил вошел и огляделся. Комната была обставлена так, как обставлялись все персидские спальни: большая тахта с шелковым пологом, маленький столик и стоящая на нем ваза с фруктами. На полу и на стенах большие ковры, заглушающие шаги и другие звуки. Атаман развязал пояс, вынул саблю и положил её у правой руки. Сам сел справа от двери. Если в неё войдет враг, ему будет труднее замахнуться саблей слева направо. «Ждать!» – сказал себе Михаил. Он был готов к любой неожиданности, но только не к тому, что Майя вбежит в комнату и сразу кинется ему на шею! Но произошло именно так. Не прошло и пяти минут ожидания, и Михаил уже держал в объятиях свою любимую! Вдыхал, только ей свойственный запах миндаля, свежего яблока и поыни. У него перехватило дыхание, говорить он не мог. Да и что можно было сказать, если вот она, Майя! Это её блестящие волосы, нежная кожа щек, большие глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами! Голова кружилась, во рту пересохло, руки и ноги не повиновались, привыкшему контролировать себя воину. Майя ничего не говорила и только целовала Михаила в лицо и шею короткими и влажными поцелуями. Её губы нашли губы любимого, и припали к ним как колодцу с освежающей хрустальной водой. Руки Михаила гладили тело Майи, непроизвольно обнажая его. Её шелковая смуглая кожа всегда доводила его до безумия, а сейчас, после всего, что с ними произошло, он просто потерял голову. Ноги его стали ватными и в один миг, он и Майя оказались на широкой кровати, под шелковым пологом. … Когда первые порывы страсти улеглись, влюбленные, наконец, обрели способность говорить друг с другом. – Ну, здравствуй, Муса – сказала Майя и засмеялась таким любимым и памятным смехом. – Здравствуй Майя, моя девочка. Наконец я нашел тебя. – Ты хочешь сказать, что явился сюда специально, чтобы спасти меня? – Почти. Я должен сделать ещё кое-что и когда буду свободен от обязательств, обязательно выкраду тебя. Потому, что без тебя нет мне жизни. – Я тоже люблю тебя, Муса. Очень сильно люблю. Только ты расскажи мне, что за дело ты должен сделать в этом городе? – Сначала ты расскажешь мне о себе. Всё, с момента твоего похищения. Майя перевернулась на спину. Её глаза блеснули в свете масляных ламп. – На нас напали вооруженные люди. Схватили, завернули в вонючий войлок и спрятали где-то в лесу. В какую-то берлогу. Потом вытащили оттуда, дали странной и горькой воды, и я очнулась уже в кибитке. Нас кормили и поили, мы все время спали. А когда не спали, то страшно болела голова. Так мы добрались до моря. На корабле нам разрешили дышать морским воздухом, и я узнала имя человека, похитившего нас. Это был боярин Семен Бельский. Было странно, что русский боярин похитил нас и везет куда-то за море. Он объяснил нам, что он везет нас в Персию к сыну Повелителя мира, Мираншаху. И если мы понравимся Мираншаху, то он сделает нас своими женами, а Бельского своим ближним боярином. И тогда всем будет хорошо. – Но почему ты не воспользовалась своим даром? – Я пыталась, но у меня ничего не вышло. Может быть, на меня подействовало усыпляющее питьё. Я слышала, что так может быть. Здесь в Тебризе нас вымыли, переодели и хорошо накормили. Девушки в гареме отнеслись к нам хорошо, научили как себя вести с Мираншахом, когда он потребует нас к себе. – И ты уже была у него? – Нет. Пока не была. Но нас ему показали, и он пришел в полный восторг! Осыпал своими милостями Бельского, и больше я этого боярина не видела. – Я убью Мираншаха! – Не стоит милый. Тогда его люди убьют тебя. И сделают это очень жестоко. – Ты не поняла. Мне приказано убить Мираншаха! – Но ты же погибнешь! – А если не выполню приказ, то может погибнуть Русь! Не бойся, Майя. Я привез с собой арбалет. Теперь у меня есть возможность убить Мираншаха с расстояния триста шагов. Это очень большая фора. Если правильно подготовиться, стража просто не успеет догнать меня! Ты подскажешь мне, где лучше это сделать? – Муса, любимый, ты мне веришь?! – Как себе. – Прошу тебя, выслушай меня. Майя приподнялась на локте и посмотрела в глаза Михаилу. – Тебе не нужно убивать Мираншаха. Я сделаю так, что он станет все равно, что мертвый. Ты меня понял? – Но Майя?! – Я выполню это задание за тебя. Но ты не должен задерживаться в Персии. Для тебя это очень опасно. Завтра или послезавтра ты и те с кем ты приехал должны покинуть эту страну. Понятно? – Понятно, но как ты это сделаешь, ведь ты потеряла свой дар?! – Мои способности вернулись ко мне сейчас. Я это чувствую. Может быть, это ты так подействовал на меня, не знаю. Но я чувствую в себе огромную силу, большую, чем была раньше! Обещай мне, что ты уедешь! – Но Майя! Я должен спасти тебя! – Ты должен спасти Русь! Уедешь? – Да. Но пройдет время, и я вернусь. – Или я вернусь сама. – Это невозможно. Ты слабая женщина. – Ты даже не подозреваешь, насколько женщины сильны. Они разговаривали и любили друг друга и опять разговаривали. Мягкая персидская ночь окутывала их своим черным бархатным покрывалом и, казалось, ей не будет конца. Но жизнь устроена так, что конец бывает всему и плохому и хорошему. Раздался тихий голос говоривший: «Майя!». Девушка быстро оделась, поцеловала любимого, ещё раз сказала ему: «Ты обещал мне!» И просто исчезла в темноте ночи бесследно и тихо. Остался только её запах – миндаль с яблоками и полынь-емшан. С тех пор достаточно было Михаилу почувствовать запах миндаля, свежих зеленых яблок или полыни, и он ясно видел перед собой Майю. Молодую и прекрасную. Дома их ждал посыльный от Афанасия, передавший им маленький сверток. В свертке была записка написанная по-русски. Яков прочитал: «Уважаемые Мустафа и Муса! Спектакль начнется завтра, после полудня. Посылаю вам два значка. Тех, кто будет с этими знаками, не тронут». Рядом с запиской лежали два значка изображающих солнце с распростертыми лучами. Яков забрал один из знаков себе, другой дал Михаилу. – А ведь у нас мало времени – сказал он – Нам нужно сразу после полуночи разобраться с Бельским. – Потом должны покинуть Персию, я обещал Майе. – А что Мираншах? – Она сделает все сама. – Женщина?! – Это Майя! Ты её не знаешь! – Верю. Хотя, на мой взгляд, стрела из арбалета это несколько надежней, чем девчонка. – Я тебе говорю, задание будет выполнено! – Ты знаешь, а я верю твоей Майе. То, что может женщина, ни один мужик не сможет. Рискнем. Итак. Раз мы уходим отсюда навсегда нужно сделать вот что. Сообщить об этом Афанасию, забрать все самое ценное и решить в каком направлении уходим. – В направлении Руси, конечно. – Чтобы нас сразу выследили и убили? Нет. Нужно уходить по Хазарскому морю [73]в сторону туркменских кочевий. У меня там есть свои люди, помогут уйти на Русь. Правда, до Хазарского моря тоже надо как-то добраться. – Собирай все, что нужно. К Афанасию срочно надежного гонца! И ещё, давай свяжем старого Сухроба и положим в погреб. Потом, кто-нибудь освободит его. – Связывай и рот ему заткни. Все было выполнено мгновенно. Связанный Сухроб замолчал, как только ему показали кинжал Михаила. Все ценности были сложены в седельные сумки и навьючены на двух крепких лошадей, которых перегнали к городской стене, в конюшню знакомого караван-сарая. Михаил надел кольчугу на войлочный жилет, а сверху рубашку и бешмет. Пояс с дамасским клинком был на своем месте. Кинжал в рукаве. Яков был спокоен – он сам был смертельное для врага оружие. До полудня оставалось совсем немного времени. Можно было ненадолго прилечь. Их разбудили крики на улице. Яков и Михаил мгновенно поднялись на крышу и увидели огромную, белую волну, катящуюся по улице. В воздухе стоял тысячеголосый крик: «Ватан [74]!!! Офтоб [75]!! Темирланг мамот [76]!!» Толпа одетых в белое людей действительно напоминала огромную океанскую волну, способную разнести все на своем пути. Лица бегущих людей были закрыты белыми концами тюрбанов, что показывало их готовность принять смерть, но не сдаться врагу. Сначала толпа показалась Якову и Михаилу просто неорганизованной массой, и только потом они заметили в центре этой людской стихии, крупного немолодого человека, громко отдававшего команды, стоящим около него, вооруженным до зубов, мужчинам, в черных плащах с опущенными капюшонами. Сверху это смотрелось как два больших ромба: широкий белый и небольшой черный. Внезапно в конце улицы появились вооруженные копьями стражники. Опустив оружие, они двинулись на бунтовщиков. Толпа остановилась, из неё выбежало два десятка крепких молодых людей раскручивающих пращи над головой. Стражники испуганно попятились, но было уже поздно. Свистящие камни разили их одного за другим. Толпа тут же бросилась вперед, и от лежащих стражников осталось только кровавое месиво. Люди в черном аккуратно добили раненых, отползших на край улицы. Кровь действует на людскую массу как наркотик, силы её учетверяются. Властям уже было доложено о восстании солнцепоклонников, которых считали полностью уничтоженными. Сотня всадников при поддержке пехоты и лучников перегородила одну из улиц ведущую к дворцу наместника. Военноначальники были уверены, что легко справятся с восставшими. Сотник отдал команду, и всадники понеслись по узким улицам Тебриза навстречу белой волне людей. Заметив скачущих конников, командир восставших отдал несколько команд. Пращники перепрыгнули через забор ближайших домов, а люди в черном выступили вперед, держа в руках сверкающие на солнце крисы [77], с кривым «пламенеющим» клинком. Всадники стремительно приближались. Лучники, сидящие у них за спинами готовились соскочить с коней и открыть огонь по восставшим. Когда всадники приблизились к толпе примерно на десять-пятнадцать метров, из-за стен домов показались пращники и стали непрерывно осыпать воинов свистящими снарядами. Люди в черном упали на землю и, сделав несколько кульбитов, оказались рядом с остановившимися всадниками. Сверкающими крисами они подрезали сухожилия лошадям и добивали упавших воинов. Лучники даже не успели зарядить свои смертоносные луки, как были просто разорваны толпой. Среди восставших тоже были убитые и раненые, но неизмеримо меньше чем у воинов Мираншаха. На подходе к дворцу наместника Мираншаха воинам все же удалось остановить наступающих. Тогда восставшие построили баррикады и непрерывно обстреливали из луков и пращей стражников и воинов. Послать гонцов в гарнизоны расположенные за городом или в других населенных пунктах у Мираншаха не было никакой возможности. Он решил дождаться ночи и тогда попытаться послать кого-то к своему брату Омар-шейху за помощью. А сам наместник собирался посетить новую наложницу в гареме. Восстание не могло отвлечь его от мысли о женщинах и удовольствиях. Яков и Михаил выехали на улицу, и сразу попали в руки одетых в белое бунтовщиков. Но Яков быстро показал им солнечный диск, присланный Афанасием. Им посоветовали надеть эти значки на грудь, чтобы их не приняли за сторонников Тимура и не убили. До дома Бельского они доехали почти беспрепятственно. На улицах лежали трупы людей и животных. Некоторые дома горели. Шум битвы раздавался где-то далеко, у дворца наместника. По теплым мостовым золотого Тебриза разгуливали патрули восставших, вылавливая инакомыслящих, и верша суд и расправу над ними прямо на месте. – Сначала пойду я – сказал Яков – Потом ты. Через пять минут. – Если увидишь Семена… – Семен твой, я даже не претендую на честь убить его. Яков подтянулся и легким движением перебросил свое тело через забор. За забором сразу же раздался чей-то громкий стон и крик. Калитка открылась и Михаил, обнажив саблю, вбежал в сад. На дорожке лежал человек в луже крови, Яков держал второго стража левой рукой за лицо, закрывая ему, нос и рот, вторая рука с надетым на неё «тигровым» кастетом уже была занесена для удара. Двор был пуст, и Михаил ринулся в дом. Первый и второй этаж он пробежал мгновенно. Там никого не было, но дверь на крышу была открыта. Михаил осторожно подошел к не застеленной кровати, взял подушку и резким движением выбросил её в открытый проем двери. И тут же выскочил сам. На крыше, перед рассеченной надвое подушкой, стоял его личный враг и предатель Русской земли боярин Бельский. В одной руке Семена была сабля, в другой – длинный кривой персидский кинжал. Его глаза пылали злобой и ненавистью. И Михаил подумал, что это хорошо. Ненависть и гнев очень плохой советчик в рукопашной схватке. – Ну, что Семен, может, извинишься. Встанешь на колени и покаешься в грехах передо мной и Русью – Михаил ни на секунду не спускал глаз с предателя. Ему хотелось ещё сильнее разозлить Бельского. – Пропади ты пропадом, выродок! Вы, хазары, казаки, татары и прочие инородцы, вечно пачкаете везде, мешаете истинно русским людям спокойно жить! – Это ты истинно русский человек? Ты, предатель веры и отечества. Везде, где бы ты ни был, за тобой тянется след разрухи и крови. Из Литвы тебя изгнали за что? – Не твое дело, выродок! – Это ты выродок, а мой казацкий род никогда никого не предавал. Мы уже сотни лет Руси служим верой и правдой. А ты здесь что делаешь? Пришел к самому злейшему врагу Руси на службу проситься. Гнида! Семен сделал мгновенный выпад вперед и вправо, желая распороть живот Михаилу. Но сабля только звякнула, скользнув по кольчуге. Михаил завертел клинком, превращая его в сплошной круг стали. Бельский попытался взять себя в руки и короткими ударами с разных сторон достать голову или шею противника. Когда это не удалось, он с криком ринулся в лобовую атаку, желая силой и весом преодолеть стальную преграду, построенную атаманом. Но его сабля всюду встречала клинок Киреева. На крышу вышел Яков. Понаблюдав за дерущимися он сказал. – Муса, он у тебя в руках, кончай его. У нас времени мало. Михаил сделал выпад, второй! Выпады и рубящие удары следовали один за другим. Бельский слабел. Пот и слезы катились по его лицу. Мокрая рубашка хлюпала по спине и бокам. Киреев сделал обманное движение и… его клинок наискось вошел в шею предателя. Хлынула теплая кровь, но атаман, не замечая этого, все рубил и рубил упавшего врага, пока Яков не оттащил его от тела Бельского силой. – Хватит, Миша, хватит! Успокойся! Михаил, тяжело дыша, сел на мягкое глиняное покрытие кровли. Не меньше получаса потребовалось ему, чтобы прийти в себя и успокоиться. Наконец в его глазах появилось осмысленное выражение. Он посмотрел на Якова и улыбнулся. – Ну, ты лют! – сказал Яков – Настоящий казак, гроза степей. Подымайся, нам нужно спешить. Умывшись, Яков и Михаил быстро добрались до городских ворот. Забрали в караван-сарае припрятанных лошадей, поклажу и двинулись в сторону Хазарского моря. На этом направлении, по мнению Якова их, искать не станут. Пробираясь горными дорогами к морю, они сверху видели много военных отрядов, следующих в направлении Тебриза. По одежде и вооружению всадники очень напоминали войска Тимура. Те же любимые ордынцами породы лошадей, те же проверенные годами составные луки и копья. Когда попытались считать их, были сильно удивлены. Всадников было не меньше трех туменов. Тридцать тысяч войска! Тимур? Нет, он сейчас должен быть далеко от Персии. Тогда кто? Яков решил выяснить это, а заодно послушать новости. Спустившись на большую дорогу, он зашел в придорожный караван-сарай и уселся в ошхоне [78]с чашкой плова и пиалой айрана. Яков, был очень опытным путешественником и мог, когда хотел, оставаться совершенно незаметным. В корчме было много посетителей. Они говорили на понятных Якову языках, и он многое выяснил. Вернувшись, рассказал другу: – Войск действительно очень много, не меньше трех туменов. Это к солнцепоклонникам Персии спешит подмога в лице, кого бы ты думал? Никогда не догадаешься! Тохтамыша пригласили восставшие, чтобы он помог им скинуть ненавистного Тимурланга!! А тому только этого и нужно, тем более что ему хорошо заплатили. Думаю из тех денег, что мы привезли. С Мираншахом, оказывается, случилось большое несчастье. Нет, не убили и не захватили в плен. Попробуй догадаться. Он сошел с ума!! Молодой, здоровый мужчина внезапно сходит с ума! Причем не узнает никого из своих близких и становится совершенно непригоден для руководства страной! Как ты думаешь, откуда этот удар судьбы? Молчи, я знаю, что ты уже догадался. Ты же лучше меня знаешь свою любимую Майю. Конечно, все сведения требуют проверки и подтверждения, но, кажется, она выполнила свое обещание. Слушай, а зачем нам мужчины? Я поговорю с митрополитом, чтобы он набрал женщин для выполнения тех дел, что поручают нам! Честно говоря, я сам чуть с ума не сошел, когда узнал все это. – Она все сделала. А я не помог ей. – Такая девушка, сама, кому хочешь, поможет. – Ты ничего не понимаешь. – Может быть. Теперь нужно скорее вернуться домой, на Русь. – Но что будет с Майей? Нужно вернуться и спасти её! – Отчего спасти?! А впрочем, ты прав. Если солнцепоклонники захватят дворец… Нет, они не будут убивать женщин, этого можно не бояться. Давай договоримся так – сначала позаботимся о Руси. Потом вернемся и выручим Майю. Договорились? – …Договорились. 21 Брань славна, лучьши мира скудъна. (Славная война лучше непрочного мира. Князь Владимир) Неспокойно в степи. Попрятались лисы и тушканчики, разлетелись птицы. Даже волки – хозяева степей стараются уйти подальше, забиться в непроходимые овраги и заросли. Похожая на море полынь-емшан вытоптана на огромных пространствах. Невысокие деревья вырублены на топливо. Реки почти полностью выпиты колоссальными табунами лошадей. Безбрежное людское море стронулось с насиженных кочевий и покатилось на запад. Азия шла на Европу. Так было всегда. Восток выталкивал из своих недр жадные людские толпы, которые шли на Запад, брали его себе и оставались там, меняя этнический состав населения или сливаясь с теми, кто пришел сюда до них. Ловкие, кудрявые финикийцы Ганнибала, многочисленные мощные солдаты Кира и Дария. Смуглые, черноглазые воины народа хунну под предводительством неистового Аттилы, невысокие, но очень выносливые, подстать своим мохнатым лошадям, всадники Чингисхана. Многих видела древняя степь. А скольких ещё увидит… Тимур был неграмотен – так сложилась жизнь. Ему некогда было учиться читать, но он овладел всем «на слух». Ещё в юности он выучил много тюркских наречий и персидский язык, на котором было написано большое количество научной литературы того времени. Он любил слушать рассказы ученых людей о великих полководцах. Расспрашивал о подробностях различных битв и сражений, об организации разных родов войск, конструкции и применении оружия. Опираясь на богатый опыт своих предшественников, Тамерлан сумел создать мощную и боеспособную армию, позволившую ему одерживать блестящие победы на полях сражений над своими противниками. Все любят победителей, поэтому в войсках Тимура готовы были служить и тюрки, и фарси, и индусы, и китайцы. Ради боеспособности своей армии Повелитель был готов забыть о своих ортодоксальных мусульманских взглядах. Буддист, индуист, синтоист и конфуцианец – это все неважно. Главное победа и добыча. Тем не менее, основную часть армии составляли конные отряды кочевников, костяк которых состоял из элитных подразделений тяжеловооружённых кавалеристов, а также отрядов личной гвардии Тамерлана. В степи пехота не так важна, но в «странах городов» в действие вступал главный принцип военной стратегии: «Территория завоевана, если на неё ступила нога пехотинца!» К тому же без пехоты невозможно было вести осаду крепостей. Она была большей частью легковооружённой и в основном состояла из лучников, однако в армии состояли также тяжеловооружённые ударные отряды пехотинцев. Помимо основных родов войск (тяжёлой и лёгкой конницы, а также пехоты) в армии Тамерлана находились отряды понтонеров, рабочих, инженеров и прочих специалистов, а также особые пехотные части, специализировавшиеся на боевых операциях в горных условиях (их набирали из жителей горных селений). Основным оружием лёгкой конницы, как и пехоты, был лук. Лёгкие кавалеристы пользовались также саблями или мечами и топорами. Тяжеловооружённые всадники были облачены в панцири (наиболее популярным доспехом была кольчуга, зачастую укреплённая металлическими пластинами). Голову защали шлемами и сражались саблями или мечами (помимо луков и стрел, которые были распространены повсеместно). Простые пехотинцы были вооружены луками, воины тяжёлой пехоты сражались саблями, топорами и булавами. Защищены были самыми простыми доспехами – панцирями, шлемами и щитами. Инженерные подразделения были укомплектованы в основном китайцами. Основные части осадных машин они везли в обозе. Но только основные, все остальное изготовлялось тут же, из подручного материала. Начальник инженерной службы худой, высокий, похожий на стальную спицу, Бао Чен, в походе постоянно учил своих подчиненных основам военно-инженерного дела. Он ставил на стол маленькие макеты военных механизмов и рассказывал. – Метательные и осадные машины бывают тенсионные, торсионные и гравитационные. Тенсионные машины работают по той же схеме, что и лук: разгибаясь, плечо машины посылает снаряд вперед. Этот метод великолепен, так сказать, для ручного и легкого стационарного оружия, но при увеличении размеров оказывается, что очень трудно подобрать удачные параметры лука. К тому же нередко лук в процессе ломается – с весьма и весьма неприятными последствиями. Тенсионные машины – самые легкие из всех. Торсионные машины используют более хитрый метод. В пучок натянутых воловьих жил или веревок вставляется рычаг, который вращают до тех пор, пока он не дает должной силы натяжения. Потом его еще доворачивают зарядным механизмом, и, когда рычаг отпускают, сила скрученных жил посылает снаряд. Торсионная машина – это гораздо более совершенная и сложная технология, но она дает заметно больше возможностей. Наконец, гравитационные машины работают на обычной силе тяжести – то есть противовес запускает снаряд. Такая конструкция оправдана лишь для самых больших машин, когда добиться нужного усилия от торсионной схемы становится невозможно. Понятно, олухи? – Понятно учитель. Подчиненные слушали его очень внимательно. От того, как они усвоят уроки «Большого китайца» зависело, выживут или не выживут они на этой новой войне, затеянной Повелителем, с их точки зрения, совсем не вовремя. Стояло жаркое лето, не за горами была уборка урожая, а им пришлось бросить семьи, посевы и отправиться на холодный и неприятный Запад. Бао Чен продолжал. – Итак, первое орудие – это баллиста. Она мечет стрелы или камни по тому же принципу, что и арбалет. Тетива, натягиваемая специальным механизмом (тут уж банальным крюком или козьей ножкой не обойтись!), изгибает плечи баллисты, затем ее отпускают, и плечи, распрямляясь, посылают вперед камень или стрелу. Взводят баллисту чаще всего обычным воротом наподобие колодезного, на который намотана веревка с крюком – крюк удерживает тетиву. Мощью выстрела баллиста, конечно, не может тягаться с катапультой. Зато стрела летит по относительно пологой траектории, и можно пытаться угодить ей прямо в ворота крепости; а ядром катапульты, летящим по высокой дуге, это едва ли получится сделать. Катапульта – это иное. Она обладает большим рычагом, один конец которого прикреплен к оси, другой свободен. Свободный конец оснащен либо ложкой, либо «корзинкой» на веревках наподобие пращи (ее часто так и называют – пращей); в эту ложку или корзинку кладут снаряд – как правило, большой камень или, реже, специальное ядро (кое-где применяют еще глиняные кувшины с греческим огнем). Большинство катапульт приводится в действие так. Ось, к которой прикреплен рычаг, крепится к пучкам жил или веревок (торсионный метод) и накручена почти до предела; ворот тянет рычаг вниз, накручивая веревки еще сильнее. Потом рычаг отпускают – и он отправляет ядро в полет. Снаряд, естественно, летит по навесной траектории, точность – умеренная, зато его легко забросить за стену. Масса снаряда – килограммов 20-40, иногда даже до 50-60. Характерная дальнобойность катапульты – около 300-350 метров. Основное предназначение катапульты при штурме – атака на стены и башни (баллиста может выбирать более мелкие цели, но не проломит серьезную стену). На крепостной стене ее обычно ставят для борьбы с осадными башнями – лучшего средства не найдешь. Стрельба из этой машины много сложнее, чем из баллисты, но вы, обязаны хорошо делать свою работу. Закон у нашего Повелителя строг, но справедлив. Ленивым, трусливым, неумелым – смерть! Хорошего артиллериста и его орудия будут усиленно охранять в бою, не жалея сил. Но попробуйте не оправдать надежд Великого и ваша жизнь кончилась. Зато если у вас все получится, то вы будете иметь долю в добыче вдвое большую, чем простой всадник с сабелькой и арканом в руках. Онагр, эспрингаль, требюше – так называют франки разные виды орудий. Но нам, китайцам известно гораздо больше видов катапульт, чем этим полуграмотным детям Запада. И, наконец, основное осадное орудие – это старый добрый таран. Простейший таран – это банальное бревно, которое несут несколько человек и бьют с размаху в створки ворот. Дешево и сердито. Но, по правде говоря, качественные крепостные ворота таким манером можно бить долго и безо всякого результата. Ведь они и железом порой окованы, а сзади стоят подпорки, другим концом воткнутые в землю. В общем, захолустный форт или укрепленный передвижной лагерь взять так реально, а настоящую крепость – не очень. Поэтому таран ставят на колеса. Сперва – на обычные катки (просто круглые бревна, которые сзади из-под тарана вынимают и переносят вперед); такие системы были у Александра Македонского. Потом – на полноценные колеса. В этой конструкции ничто не мешает подвесить бревно на петли, оковать его конец и заострить, а команда неплохо защищена. Конечно, защита эта далеко не идеальна, но все же шансы выжить у пробивающих ворота куда лучше, чем были раньше… Применяются ещё осадные башни, но это просто. Строится деревянная башня в непосредственной близости от стены крепости противника. Высота её должна быть выше, чем стена. Сверху начинаем обстреливать врага из всех имеющихся орудий. Вам понятно? – Понятно учитель. – А теперь работать, степные волки! Да так, чтобы ваши мускулы скрипели! Иначе не будете стоить даже той шурпы, которую вы съели сегодня. Бао Чен назвал своих солдат степными волками. Пожалуй, он был не прав. Это были мощные высокие и очень сильные физически люди, больше похожие на медведей. Для главного артиллериста Тимура специально искали людей именно такого склада. Детали осадных и метательных орудий, а также снаряды к ним обладали солидным весом. Только крупные мускулистые мужчины способны были управляться с этими увесистыми зарядами и орудиями. Степными волками скорее можно было назвать квартирьеров. В их обязанности входил поиск удобных стоянок для всех подразделений армии. А также обеспечение войск провиантом и фуражём. День и ночь рыскали по степи небольшие отряды хищных кочевников, отбивая чужой скот, забирая зерно из общинных хранилищ. Если вопрос питания людей сами воины решали за счет собственных табунов лошадей, верблюдов и охоты. То фураж – это было очень важно. Было мобилизовано более ста тридцати тысяч воинов. Почти каждый из них имел коня и двух-трех заводных лошадей. Свежая трава на всем пути огромной армии была съедена или вытоптана. Все зависело от предприимчивости снабженцев. Некоторые степные ханы и князья поспешили выразить Тимуру верноподданнические чувства, и сами предложили снабжать фуражём часть его войска. Тем самым они застраховали себя от полного разорения. Иногда квартирьеры встречали яростное сопротивление. Бывало, что несли серьёзные потери. О таких случаях сразу докладывали Повелителю. Вся эта громадная людская масса быстро двигалась на Запад четырьмя колоннами. В центральной её части находился Повелитель со всем своим двором. На каждом привале ему ставили большую юрту, покрытую золотистым каракулем, и рослые барласы-телохранители выстраивали вокруг неё привычные семь рубежей охраны. Семь – священное число. Если вокруг жилища семь колец охраны – этот дом бережет сам Всевышний. На этот раз Тимур собрал в своей юрте расширенный военный совет. На огромном персидском ковре расселось сорок человек – командующие правыми и левыми крыльями войска, начальники четырех туменов личной гвардии, начальник разведки, Мухитдин Туклук – главный визирь Посольского приказа, начальник артиллерии, начальник интендантской службы с заместителями, граф Рамон Менендес Хорхе Феррас и-Перальта – командир наемной пехоты. Тут же сидели на маленьких подушечках два личных секретаря Повелителя, дабы мгновенно запечатлеть его волю на выделанных телячьих шкурах или на китайской бумаге. Некоторым из его внуком предписано было участвовать во всех советах войска, но сидеть молча, слушать и учиться. Поэтому в самом дальнем углу юрты сидел маленький Улугбек, впитывая в себя все, что скажут и покажут на этом совете. Рядом с ним горда и строго смотрела на всех старшая жена Повелителя, имеющая едва ли меньше власти, чем сам Тимур, Сарай Мульк-ханым. Она лично занималась воспитанием Улугбека и считала его самым способным из потомков Великого. Поэты и историки занимали места в непосредственной близости от походного трона. Все собрались и тихо сидели, не говоря ни слова. Ждали Тимура. Он вошел быстро и, строго оглядев присутствующих, сел на приготовленное ему золоченое кресло. На Повелителе было два халата. Нижний простой и верхний парчовый с серебряной вышивкой. Желтые хорезмийские мягкие сапоги делали его походку неслышной. Белая, с золотой блесткой чалма была накручена на ферганскую тюбетейку. Ему было уже пятьдесят, возраст для воина довольно почтенный, но он был быстр в движениях. И взгляд его желтых глаз мало кто мог выдержать. Крупные пальцы сжимались и разжимались – это было признаком крайнего гнева у Тимура Гуркани. Оглядев присутствующих ещё раз, он спросил: – Кто скажет мне, почему так много потерь было вчера? Погибло четыреста всадников! Кто губит мое войско? Один из заместителей главного интенданта встал и, опустив глаза в пол, сказал: – Простите господин. Мои воины хотели забрать скот, брошенный около сожженного и разрушенного пограничного городка. Только они начали сгонять овец вместе, как из оврага выскочила полусотня всадников и напала на них. – И что ты сделал? – Я послал на помощь квартирьерам две сотни всадников. Они как ветер налетели на врага. Гнали несколько километров, как вдруг начали падать один за другим. Пока смогли остановиться, полегло около сотни воинов, Какие-то маленькие толстые стрелы прилетали неизвестно откуда и прошивали их насквозь. Как только мои остановились, враги развернулись и напали на наших всадников. Причем кричали всякие оскорбления на нашем языке чисто, без акцента! Из ближайших оврагов вылетели ещё конники, вместе, они добили наших. Никого не осталось. Вот стрела, Повелитель. Говоривший положил на ковер короткую, толстую стрелу с узким стальным наконечником. Тимур бросил взгляд на неё и усмехнулся. – Ты, что никогда не видел арбалета, джигит? Это арбалетная стрела. Бао Чен, ты говорил мне, что варварам это оружие неизвестно. Откуда здесь арбалеты? Что это за люди? – Это хазары, Повелитель. – Ты что-то путаешь мингбаши [79], хазар давно уничтожил хан Святослав. – Не всех, Повелитель. Не всех он уничтожил. Большинство выжило и перешло на службу к русским князьям. У них все как у старых хазар – одежда черная, вороненые сабли, хитрость. Этот город, разрушенный, как его…Каракалам, был их станицей. – Почему не послал к ним переговорщика из наших джугутов? Хазары с ними в родстве. Пусть склонят их на нашу сторону. – Они не приняли переговорщика. Даже говорить с ним не стали. Сказали, что если он не уйдет, им придется обагрить руки братской кровью. – Мингбаши, поручаю тебе уничтожить этих подлых хазар! Понял? Так, чтобы и памяти о них не осталось. Ты сделаешь то, что не доделал хан Святослав. Нельзя в тылу оставлять таких отчаянных вояк. – Слушаюсь, Повелитель. – Немедленно!! Остальные придворные вздрогнули от громкого голоса Тимура. Не часто он позволял себе кричать. Желая успокоить Повелителя, его старшая жена, почтенная Сарай Мульк-ханым кивнула головой, приказывая придворному историку вмешаться. Ему это позволялось. Наби-джан-Хатыф встал, поправил халат и сделал над собой усилие, чтобы начать говорить. Страх перед Тимуром делал немым почти любого придворного, но ему кивнула госпожа – это было равносильно приказу. Он постарался придать голосу медоточивость и начал: – О, Повелитель! Ваша мудрость поразительна! Чтобы мы делали без вас? Все держится только на вас, на вашей воле и силе. Никто не знает, как поступить когда враг начинает доставлять нам неприятности. Только вы знаете выход из любого положения. Как вам это удается? Я бы хотел описать в своей будущей книге то, как вы принимаете эти гениальные решения. Вот, что самое интересное для потомков. Тимур посмотрел на писателя, тот внутренне сжался. Гнев в глазах амира постепенно уступал место умиротворению. Уже целый год Наби-джан-Хатыф писал биографию Тимура под его диктовку. Иногда он читал ему готовые главы из этой книги – это были самые лучшие дни для придворных. Тимур никогда ранее не был склонен к лести. Но, видимо, с возрастом к нему пришло желание, чтобы его деятельность была увековечена надолго. Когда-то, в Египте, он видел высокие каменные стелы со сбитыми с них именами древних фараонов. Египетские жрецы объяснили, что это были фараоны-отступники, принесшие вред своему народу и религии. И в душе Тимура поселился маленький страх. Страх, что его дела и мысли будут неправильно поняты или вообще забыты потомками. – Наби, после совета приходи ко мне, поговорим о том, как рождаются решения у великих. Придворные облегченно вздохнули. Казней сегодня, скорее всего, не будет. Старшая жена хорошо знала своего мужа и умела погасить его гнев. Только Абдулмалик -хан – начальник разведки Тимура печально вздохнул и подумал: «Стар, стал Повелитель. Устал от трудов и смертей. Начал любить лесть и льстецов. Если бы это был не Тимур Барлас, я бы сказал, что это начало конца. Физически он ещё очень и очень крепок, позавидовать можно, а внутренне… Не знаю. А ведь завтра какой-нибудь льстец наговорит что-нибудь плохое обо мне, никогда не льстившем Абдулмалике, и он поверит. Льстец мажет маслом твою душу и становится дороже старого боевого друга. Никогда не предававшего друга. Попросится на покой самому? Я ведь тоже уже не мальчик». Не только начальник разведки замечал изменения в характере Повелителя. Другие придворные, особенно военные, стали замечать, что наместниками Тимур стал назначать сыновей и племянников. В армии тоже появилось много родственников Повелителя. На востоке всегда была клановая система распределения добычи и должностей, но Тимур раньше не поддерживал её, и любимым его словом было «справедливость». Но проходит время и все меняется. Вот и сейчас взгляд Повелителя посветлел. Он встал и сказал: – Недавно я получил письмо от шейха Зайнутдина. Он опять отговаривает меня от похода на Московию. Утверждает, что Аллах не хочет этой войны и обязательно накажет меня, как ослушника. А я думаю Зайнутдин уже состарился и не видит очевидного. Мы уже пересекли границу московитов. Если бы Аллах хотел, чтобы мы сюда не ходили, он бы дал знак! Кто-нибудь видел знак Аллаха? Я не видел. Ты видел Абдулмалик? – Не видел Повелитель. – А ты, Мухитдин? – Не видел, Повелитель, но… – Что? – Ничего, какое-то странное чувство, что за мной кто-то наблюдает. Мы были с вами в Китае, Персии. В Африке тоже были, но нигде не было такого чувства, как будто я маленькая букашка которую великий Абу Али-ибн-Сина [80]рассматривает через лупу. – Меньше пей индийского вина и это чувство пройдет. Мне докладывают, что ты уже полностью погрузился в пьянство. Бросай это дело, оно не достойно настоящего мусульманина. Что у нас впереди, какой город? – Город под названием Елец, господин. – Взять его одним днём. Не дать врагу опомниться. Сравнять его с землей, а население полностью вырезать. Страх – вот сила, которая поможет нам завоевать Московию и всю Европу! – Господин, этот город принадлежит хану Золотой Орды Тохтамышу. Там его наместник сидит. – Кто такой? – Бек Ярык-оглан, знаменитый батыр и полководец. – С той минуты, как вы получили мой приказ, я больше не хочу слышать ни о каком беке. Через день не должно быть ни города, ни жителей, ни этого знаменитого батыра. Всем понятно?! – Да, Повелитель. – А почему мингбаши ещё здесь?! Мингбаши как ветер вылетел из золотой юрты. С этой минуты специальные части конницы Тимура непрерывно охотились за казаками. Днем и ночью, сменяя друг друга, сотни всадников выслеживали пограничников московского князя. Опытные казаки стали использовать эту ситуацию, заманивая воинов Тимура в ловушки и западни. Захватчики гибли, но их было слишком много, а казаков неизмеримо меньше. Остатки казацкого войска отошли тайными тропами к лесу. Там они чувствовали себя полными хозяевами. Непроходимые дороги, заваленные огромными древесными стволами. Болота, похожие на обычные полянки. Все помогало казакам и мешало пришельцам. Арабские наемники посланные добыть голову казацкого атамана Ибрахима были изрублены в куски на опушке страшного для них темного дубового леса. Сначала они увидели большой шатер на кургане. Вокруг шатра стояли флаги и бегали люди. Рассул бен-Гамаль, командир арабов, решил, что это ставка «властелина казаков» и скомандовал своим людям атаку. С криками «Аллах акбар!» арабская конница, размахивая широкими саблями, в развевающихся белых бурнусах, бросилась вверх по склону кургана. Но их встретил ровный строй пехоты, ощетинившийся длинными копьями. Казаки умели воевать с конницей и отражать её атаки. Первый ряд иноземцев был переколот страшными людьми в черных одеждах с закрытыми лицами. Только разноцветные глаза сверкали над тугими черными повязками. Остановившихся арабов начали расстреливать лучники, притаившиеся за спиной пехоты. А когда арабы все-таки повернули назад, казаки сели на стоящих тут же, в незаметной лощине, лошадей и, догнав врагов, изрубили их своими черными воронеными саблями. Из наемников не вернулся никто. Некого было даже наказать за бегство. Арабов сменили настойчивые выносливые тангуты. Эти были очень осторожны и упорны. Казаков становилось все меньше и меньше. И, наконец, наступил тот день, когда атаман Ибрахим решил уводить людей к Москве. – Детей женщин и стариков мы спрятали в Мещере, а сами обязаны идти на помощь князю Василию. – Может быть, пойдем под Елец, атаман. – Нет, Елец нам не отстоять, а Москву ещё спасти можем. Ночью казаки, минуя разъезды врага, оврагами ушли в Москву. Их близкие остались ждать на болотных островах Яромира. Царевич Касим все ещё был болен. Слабость во всех членах не давала ему встать с постели собрать ополчение для помощи Москве. Иногда сознание его покидало, и он опять метался в бреду и поту на застланной мехами постели. Яромир не отпускал его. Какая польза от больного витязя? Выздоровеешь, тогда всыплешь Тимуру как положено. Город Елец был расположен рядом с тремя очень загруженными торговыми путями. Близ города проходили шляхи – Муравский, Изюмский и Кальмиуский, по которым кочевники направлялись в русские земли. По этим же шляхам русские князья ходили в ответные походы на половцев. По этим же дорогам возили на Русь и в Европейские страны товары с Востока. Жить рядом с этими дорогами было чрезвычайно выгодно. Пряности, ткани, драгоценные камни из Китая и Индии шли сплошным потоком на северо-запад. А на юго-восток шли меха, мед, пшеница и многое другое. Поэтому когда половцы сожгли этот город, то на следующее же лето тут опять появилось население и отстроило этот городок вместе с крепостью. Печенеги, аланы, монголы – все кто был в силах, нападали на городок и разрушали его. Но люди все равно селились здесь всегда. Долгое время Елец был подвластен Рязанским князьям. Теперь же Москва все стянула к себе. Воинственные и предприимчивые московские князья стремились объединить все русские земли под своей железной рукой, и у них это получалось. Елец был готов к осаде. За зубцами его стен стояли лучшие татарские лучники бека Ярык-оглана, Конница была отведена под прикрытие крытых торговых рядов, русская пехота стояла у городских ворот. Это была дружина князя Федора Елецкого – высокие мощные ратники, но их было слишком мало, чтобы отстоять город. Городские жители, все кто мог держать в руках оружие, были на городских стенах. Кидать камни и лить горячую смолу на нападающих могли почти все. Но Тимур поступил, как всегда нестандартно. Бао Чен, по его приказу окружил город своими катапультами и баллистами и начал обстрел с расстояния большего, чем полет стрелы из монгольского лука. Огромные снаряды падали на город и ломали крыши домов, купола храмов и башни. Иногда круглые камни падали на городские площади и разлетались тысячами осколков, которые поражали мирных жителей и воинов. Лучники бека ничего не могли сделать, слишком большое было расстояние. Разведчики татар попробовали выйти из города через тайный подземный ход, но были схвачены людьми Абдулмалика и запытаны до смерти. Артиллерийская подготовка продолжалась не час-два, как предписывали полководцы, а целых двое суток. За это время погибло не меньше половины защитников города, а у Тимура совсем не было потерь. Во время маленького перерыва в обстреле из городских ворот выехал сам бек Ярык-оглан на каурой монгольской лошади. В его руках было копье с привязанным к нему белым флагом. Он хотел договориться с Тимуром об условиях сдачи города. Но с ним никто не стал разговаривать. Его схватили, избили до бессознательного состояния и… Бао Чен придумал хорошую шутку для обороняющихся ельчан. Он привязал бека к лошади и поместил их вместе в «ложку» самой большой своей катапульты. Орудие выстрелило, всадник и лошадь попали на купол высокого городского собора. Свалились оттуда и разбились насмерть. Елецкий князь Федор спросил разрешение у городского люда спасти их жизнь ценой своей княжеской жизни и жизни своей семьи. Люди ничего не ответили. Через час князь со всей семьей и боярами выехал из городских ворот и сдался Тимуру. Их схватили и сразу рассортировали. Годных для продажи отправили в обозы, а стариков и раненых перекололи саблями. После этого артиллерийская стрельба продолжалась. Через несколько дней от города и его жителей ничего не осталось. По развалинам и пожарищам ходили грязные голодные собаки, а всех оставшихся в живых жителей ограбили и отправили по конвоем на ближайший рабский рынок. Войска Тимура шли берегами реки Дон, опустошая селения. Казалось, ничто не может остановить его движение к Москве. Перед штурмом такого большого города, как Москва, Тимур решил сделать передислокацию своих сил и для этого остановил войска и разбил лагерь. 22 Упование напасти без напасти творит уповающего утверждаема прежде чаяния злаго. (Ожидание бед ещё до беды укрепляет ожидающего против будущих бед. Иоанн Богослов) Москва готовилась к приходу гигантской орды Тимура Аксака. Завоз продовольствия увеличился втрое. Хлеб вырос в цене в пять раз. Железную руду и уголь завозить не успевали. Кузнецы разносили её по мастерским – ковали доспехи и оружие. Казна скупала все, что удалось изготовить. Остро встали вопросы качества, потому, что некоторые мастера «под шумок» попытались сбыть залежалый товар: плохо прокаленные мечи и ножи, наконечники стрел, кольчуги и панцири из мягкого железа. Бракоделы были выявлены и казнены. Вся Москва сказала, что это правильно. С короткими перерывами шли тренировки княжеской и митрополичьей дружин, а также народного ополчения. На Котельнической тренировались мечники, на Воробьевых горах лучники. Конница находилась на постоянном боевом дежурстве. Авангардные отряды вражеского войска иногда появлялись перед войсками московского князя, но в бой не вступали. Однажды всадники Тимура подъехали особенно близко и, подняв вверх лук, выстрелили вверх дважды. Стрелы нашли, к ним были привязаны письма. Одно адресовалось московскому князю, а второе послу Тимура в Москве Шамсутдину Бури. Сначала прочли письмо, адресованное послу. Там говорилось о том, что Шамсутдину Бури, следует приехать в стан Тимура Гуркани как можно быстрее. Оба письма доставили московскому князю. Василий Дмитриевич, князь московский и митрополит Киприан встретились в Кремле, в кабинете князя. Обстановка становилась угрожающей, следовало согласовать действия. Князь заговорил первым. – Как здоровье отче? – Слава, Богу, пока не плохо. – Почему пока? – Все в жизни «пока», князь. – Это верно, владыка. Нужно сделать, так, чтобы нам Бог помог, а не безбожному злодею Тимуру. – Во всех церквах и храмах день и ночь идут молебны за победу нашего оружия. Особенно много народу у чудотворной иконы. На неё большие надежды возлагаю. А ну как спасет нас Божья Матерь! Жители несут, кто что может: деньги, драгоценности. Ведут коней. Все монахи работают на укреплении стен. Вся артиллерия князь, та что в ведении нашем, в полном порядке. Пушки вычищены, огневые запасы проверены. – А точно ли стреляют твои пушкари, отче? – Пусть только враг подойдет, сам увидишь. На расстоянии двух полетов снаряда из катапульты мы его приложим. – Тимур об этом знает? – Должно быть знает. Лазутчиков его вблизи огневых расчетов почти каждый день ловим. – А твои люди из Персии что сообщают? – Удар нанесен! Посмотрим, как отреагирует Хромец. – А живы люди-то? – Живы, но связи с ними нет. Ушли в туркменские пустыни, оттуда должны попасть в кайсацкие [81]степи. – Если связи с ними нет, то откуда знаешь? – Афанасий Ефимов – брат одного из них сообщает. Есть у нас с ним вариант быстрой связи. – Знаю я ваши варианты – это голуби. – Не только голуби, княже. – А кто нанес удар? Казак Киреев или тот, другой? – Нет, князь ни казак, ни купец, а мой третий человек. О нем эти двое оказывается, даже не догадывались. – Как ты думаешь отче, сработает? – Уверен, что сработает. В Персии восстание уже в восьми городах. И знаешь, князь, кого эти старообрядцы на помощь наняли за наши денежки? Нашего старого друга-врага Тохтамыша! – Не может быть! – Сам не поверил. Перепроверил несколько раз, точно, его! Тохтамыш оказывается только о том и мечтает, чтобы Тимуру в бок нож воткнуть. А тут такой случай! Тимур занят здесь, а там восстание против него большое. Да ещё и деньги заплатили. Святое дело – вставить ближнему нож в задницу, за чужие деньги. – Тут отче, мне от Хромого письмо доставили. Приказывает он мне, князю московскому, выдать ему царевича Касима, бежавшего из орды без его позволения и посла своего Шамсутдина Бури отпустись без всякого вреда. Иначе грозится, что меня и семью мою истребит, а детей обратит в рабство. Что будем делать? Пошлем его по русскому обычаю? Как считаешь? – Я думаю царевича и посла нужно отдать. А на хулу его отвечать хулой не будем. Мы не дикари, как он, тварь безбожная. Царевича нужно отдать не того, а этого… Ты меня понял князь? – Как не понять. Ведь он с Касимом лично знаком, ну как рассердится на нас? – Сейчас, когда вести из Персии к нему придут, у него времени сердится, не будет. Съест за милую душу, даже если догадается. Я думаю, если он сам того царевича не увидит, то ему никто не доложит о подставе. Бояться его, его же люди. Совсем озверел, казнит за все. Придушат нашего Касима втихаря, а ему скажут, что сам умер, лишь бы Хромой не гневался. – Когда к Хромому придет весть? – По моим расчетам сегодня или завтра. – Подождем. – Но не расслабляйся, князь. У меня ещё один ход есть на этой шахматной доске. – Яромир? – Да. – Ну, дай Бог! – Бог, с нами! Лето на Руси вступило в заключительную фазу. Дожди шли каждый день. Земля не успевала высыхать, поэтому коннице стало втрое тяжелей двигаться в липкой, вязкой грязи. Казалось, что небо собрало всю воду на земле в огромный серый казан, и опрокинуло его на людей и животных. Это хорошо когда Бог дает людям воду два дня подряд, или три дня подряд, но не целую неделю непрерывно! Правда индусы, служившие в армии Повелителя, говорили, что в их стране вообще год делиться на две части: сухой сезон, когда дождей не бывает вообще и сезон дождей, когда вода падает с неба непрерывно почти четыре месяца. Теплая жаркая погода, теплый ласковый дождь – это Индия. А на Руси… Август в этом году на Руси был холодный и дожди промозглые и нескончаемые. Узбекам, таджикам, барласам и многим-многим тюркским и монгольским солдатам такие долгие дожди были непривычны. В промокших насквозь палатках сидели замерзшие и, часто, больные люди. Команды наступать не было и приходилось заниматься боевой учебой, чтобы не сойти с ума и от скуки в этом холодном и грязном мире. Лазутчики Киприана распускали слухи, что дальше будет ещё холоднее, наступит настоящая русская зима. Будут глубокие снега, речки покроются льдом. Кормов для лошадей не будет! Нужно уходить, уходить, уходить… Люди Абдулмалика выловили паникеров и прилюдно вырвали им языки. Говорить стали меньше, но думать не перестали. Для пополнения запасов квартирьеры Тимура обшарили все деревни в округе. Овес, пшеницу, скот – все было вывезено и съедено лошадями и людьми. Солдаты говорили о том, как хорошо было зимовать в Азербайджане, под ласковым теплым солнышком. Или в Южном Казахстане среди прекрасных гор и долин. В индийских городах тоже было совсем неплохо – красивые женщины, много драгоценных камней и серебра. Каким-то образом просочилась информация, что шейх Зайнутдин предупреждал Повелителя о том, что Аллах будет против этого похода, но Повелитель первый раз не послушал святого человека, проявил упрямство, а страдать придется всему войску. Поздним вечером митрополит Киприан переоделся в мирское платье и в сопровождении двух телохранителей выехал в Мещеры. На границе болот их встретили два крепких молодых парня, с длинными русыми волосами, завязанными сзади на манер конских хвостов и одетых в серые домотканые, льняные рубахи и штаны. Выдали каждому по паре «ступней», сделанных из ивовых прутьев. Молча показали, что идти нужно след-в-след, иначе смерть. Долгий путь по чмокающему и дурно пахнущему болоту показался Киприану путем на Голгофу. Он не представлял, что можно жить в таком опасном и глухом месте. Но всему приходит конец. Пришел конец и пути в Мещеры. На зеленом острове, среди землянок, на капище, Киприана встретил главный волхв староверов Яромир. Сначала они долго смотрели друг другу в глаза. Киприан первый опустил взгляд. Он был виноват перед Яромиром и чувствовал это. – Прости меня Яромир за то зло, что я причинил тебе и твоему народу. Прости, если сможешь. – Простить тебя за тысячи убитых моих братьев и сестер? За десятки сожженных деревень, брошенных в проруби женщин? – Да, брат прости за все! – Да как же можно это сделать? Разве прощает ваш Бог убийц? У вас в Библии что написано? Кровь за кровь. Так? – Да так. Но теперь на нашу землю пришел враг… – Это за вами пришел враг! Наш Бог Род и Ярило-Солнце мстят вам за убийства и преследования, которым вы нас подвергли. Вот и прислали сюда Хромого Дьявола. – Он пришел не только за нами, доберется и до вас! – А как, если даже твои воины не смогли этого сделать? Вас он покромсает, а до нас ему очень трудно будет добраться. – Но в Персии он убивает ваших братьев, огнепоклонников и солнцепоклонников. Из их голов курганы складывает. Мы к вам все-таки не так жестоки. – Не вижу особой разницы. Десять лет назад всего, всадники князя московского напали на наши заимки. Согнали людей в самый большой дом и сожгли. Было? – Было. Скажу тебе вот что. У каждого из твоих людей есть родственники и друзья в наших христианских деревнях. Так? – Так. – Хромец дал команду всех людей русских, кто идти может, гнать на рабские рынки. С городом Елец слыхал, что сделали? – Слышал. С землей сравняли. – Там уже неделю людей хоронят сотнями в общих могилах. И он ведь на этом не остановиться. Так? – Пожалуй. – Помоги нам Яромир! Помоги, и мы больше никогда не тронем никого из ваших людей! Кто захочет пусть вашу веру отправляет. Давай договоримся. Капища вы не восстанавливаете, а молитесь в молельных домах. В княжестве объявим свободу вероисповедания. – А ведь ты меня обманешь Киприан! – Не обману. Я в Византии жил. Там свобода вероисповедания. Христиане живут и молятся рядом с иудеями, мусульманами, огнепоклонниками. А ведь христианство там официальная религия. В Армении тоже самое. Мы хотим иметь большую сильную страну, значит, каждый в ней должен быть свободен. Главное, чтоб налоги платил, и законы светские свято исполнял. А какому он Богу молится, какая разница! – Раньше ты не так говорил. Пришел свирепый завоеватель. Твоему владычеству конец приходит. Вот ты и забеспокоился. – Яромир, я знаю, что ты сидишь тут среди болот, а про весь мир все знаешь. Со всеми в сношениях состоишь. У тебя дипломатическая переписка не хуже налажена, чем у московского князя. Что сейчас в Персии происходит, знаешь? – Знаю. Один волк другого грызть будет. – Там братья твои сейчас с Хромым дерутся! – Ну, это как посмотреть. – Брат, прошу у тебя помощи! Только ты можешь помочь. Выручай! – Вот ты меня братом назвал, а если мы составим договор. И в договоре том укажем, что больше Москва нам убийство и разорение творить не будет. Что мы такие же поданные князя московского, как и иные люди. Что кончилось преследование нас за веру отцов наших. Такую бумагу подпишешь? – Подпишу! Давай бумагу! – Бумаги той ещё нет. Садись за стол. Людей своих посади. Ешьте, пейте, а мы тем временем эту бумагу и составим. – Время дорого! Пока мы будем эту бумагу составлять. Да пока подписывать, враг на Москву пойдет! – А мы сейчас и начнем действовать. Но имей ввиду, без подписанного договора ты отсюда не уйдешь. – Богом клянусь, что не обману ни тебя, ни людей твоих!! Только давай дело сделаем побыстрее. – А что сделать-то надо? – Сделать надо вот что… Митрополит и волхв сели на бревно. Придвинулись друг к другу и начали очень тихий разговор о том, что нужно сделать, чтобы Хромой Тимур ушел из Русской земли навсегда и больше не возвращался. 23 Ихже ради жити хощеши, тех ради и умрети не бойся. (Ради кого хочешь жить, ради тех и погибнуть не бойся. Софокл) Абдулмалик-хан был уверен, что его жизнь кончена. Столько лет ему удавалось выживать рядом с Тимуром. Быть ему настолько полезным, что можно было говорить ему правду и оставаться живым. Но теперь, в этой дождливой стране он получил весть, за которую его точно предадут лютой казни. Последнее время Повелитель очень изменился, стал ещё более жесток и коварен. Абдулмалик и раньше замечал у других людей такое. С возрастом чувства обуревающие людей частично исчезали, но некоторые оставались и превращались в мании. Если человек в молодости любил поесть, то в старости его обжорство не имело границ. Если в молодые годы был скуповатым, то, прожив до пожилого возраста, заболевал патологической жадностью. Готов был брать любые деньги, любым путем и от кого угодно. Тимур всегда был жесток, но это была жестокость по необходимости. Он говорил, что страх движет людьми больше чем совесть, поэтому необходимо внушать страх и достигнешь любой цели. Теперь же, иногда он отдавал приказы о казни за самые незначительные провинности и обязательно присутствовал при экзекуции. Объяснял это тем, что следит за правильностью исполнения приказа, но Абдулмалик-хан видел – ему нравится сам процесс казни. Раньше такого не было. Что же делать, как избежать смерти? Сегодня начальник разведки получил письмо от своего резидента из Тебриза. Гонцы день и ночь скакали, чтобы доставить ему эту весть. Сначала письмо несли голуби на своих быстрых крыльях, потом конные вестники. В подвластных Тимуру землях почта ходила очень быстро. Дороги были свободны от разбойников. На почтовых станциях мгновенно менялись лошади и гонцы. И вот заветное письмо в руках начальника разведки. После расшифровки сообщения у Абдулмалика помутилось в глазах. Он прочел: Тебриз захвачен староверами солнцепоклонниками. Наши гарнизоны перебиты. Бунтовщикам помогает Тохтамыш-хан. Тридцать тысяч его воинов уже вошли в Персию, оставив гарнизоны в Грузии и Армении. Города сдаются один за другим. Наместник Мираншах сошел с ума. Никого не узнает. Обороной руководить, не способен. Помогите. Ваш слуга Юнус-бек. Абдулмалик выглянул из своего шатра. Охрана была на месте. Начинающееся утро не предвещало солнечного дня. Дул холодный ветер, небо было свинцового цвета. Начинал накрапывать мелкий дождик грозивший перейти в обычный монотонный ежедневный ливень. Воины поддерживали огонь в кострах, но тысячи дымов показывали, что топливо было очень сырым. Что же делать? Может быть, обратится к Старшей госпоже? Сарай Мульк-ханым умела нейтрализовать гнев мужа, но захочет ли она помочь Абдулмалику? Между ними не было приязни. Но и вражды тоже. Начальник разведки крикнул телохранителей и поплелся через осеннюю русскую грязь к шатру Старшей госпожи. Это было не близко. Сарай Мульк-ханым встретила его удивлением на лице. Высокая морщинистая старуха со следами былой красоты на лице не любила горбуна. Она считала, что люди получившие увечье в детстве, абсолютно все, злы на остальных, нормальных. Ведь это Аллах наказал их за какие-то грехи, вот они и злобствуют. Правда этот маленький был улыбчив и вежлив, скорее всего, маскирует свою неприязнь. Абдулмалик вошел к ней в красной чалме, как человек готовый к смерти. – Госпожа, я не знаю, что мне делать и как уберечь Повелителя от волнения! – Доброе утро, Абдулмалик-хан. Что случилось? – Сегодня я получил плохие вести. Очень плохие. Я готов умереть как плохой вестник, но как уберечь Повелителя?! – Что за вести? Что произошло? – Прочитайте, госпожа, я вам полностью доверяю. Только на вас вся надежда. Сарай Мульк-ханым внимательно прочитала. Лицо её стало серым. Мираншах был сыном Тимура от чагатайской наложницы, но старая Сарай любила его больше остальных. Он был высок и красив, весел и силен. Больше остальных сыновей был похож на отца в молодости. В обязанности Сарай Мульк-ханым входило воспитание детей Повелителя, и она помнила все шалости и глупости, которые делал каждый из них. Мираншах всегда радовал её. Учителя хвалили его за прекрасную память, тренеры за выносливость и любовь к физическим упражнениям. Это она, Сарай Мульк-ханым уговорила Тимура поставить Мираншаха наместником в Персии. Ей казалось, что пора дать мальчику возможность показать себя. А что он мог сделать за спиной такого прославленного отца? Нужно было учиться управлять будущей империей. Ей казалось тогда, что теплая прекрасная страна будет послушна руке молодого и умного правителя как хороший конь руке всадника. И вот как все обернулось. Она спросила начальника разведки. – Эти сведения проверены? – Госпожа, этот резидент никогда не сообщал мне неверных вестей, но я ещё вчера читал донесения своих агентов, что в Персии взбунтовались солнцепоклонники, которых мы давно считали разбитыми и уничтоженными. Оказывается, они выжили и тайно готовили восстание. Мало того, им помогает Тохтамыш, эта ордынская собака! Опять он на нашем пути! Но главное, госпожа! Как мне сказать Повелителю о Мираншахе?! – Вам придется это сделать самому. – Он убьет меня! – Может быть. Даже я не могу предположить, что сделает сегодняшний Тимур. Он очень любит Мираншаха. И потом эти холодные промозглые дожди просто выматывают нервы у всех. У него тоже. Идите к нему. Тимур должен срочно услышать об этих событиях. Промедление подобно гибели. – А спешка ускорит мою смерть. – Вы солдат, Абдулмалик-хан! Солдат великой армии Тимура Гуркани, Повелителя мира! Будьте мужественны. Начальник разведки с поникшей головой вышел из шатра Старшей госпожи. Она была абсолютно права. Каждая минута промедления грозила необратимыми последствиями. Нужно было идти к Повелителю и докладывать все как есть. От шатра старшей жены до резиденции самого Тимура было совсем недалеко. Через несколько минут Абдулмалик уже стоял перед его шатром и спрашивал разрешения войти. Тимур вышел к нему сам и спросил: – С каких это пор Абдулмалик-хан тебе нужно разрешение, чтобы войти ко мне? Ты всегда делал это без доклада. Что случилось теперь? – Простите Повелитель! Простите своего слабого, но верного слугу! Я заслуживаю смерти, самой страшной смерти за плохую весть! У Тимура изменилось лицо, глаза пожелтели, взгляд стал острым и злым. – Бывало так, что ты мне сообщал и плохие вести, но я знаю жизнь. Она состоит из хорошего и плохого. Плохое это тоже часть нашей жизни. Заходи и рассказывай. Абдулмалик-хан зашел в шатер Великого и сразу распластался на огромном сияющем яркими красками персидском ковре. Тимур посмотрел сверху на меленького горбуна и сказал: – Говори, я готов к самому плохому. – Господин, в Персии взбунтовались солнцепоклонники, которых мы считали разгромленными. Наши гарнизоны уничтожены. Им на помощь пришел Тохтамыш-хан. Он прошел через Грузию и Армению, ликвидируя наши войска и теперь помогает бунтовщикам в городах Персии. – Что делает Мираншах?! – Мираншах заболел. Он не может руководить войсками. – Чем заболел? – Сошел с ума. Никого не узнает. Абдулмалик уткнулся лицом в ковер, ожидая неминуемой и страшной смерти. Тимур молчал. Долго, минуты три. Абдулмалику они показались тремя часами. Он дышал пылью ковра, и его тошнило от страха. Тимур смотрел перед собой ничего не видящим взором, и казалось, забыл о несчастном начальнике разведки. – Сведения проверены? – Да, господин. В том, что касается восстания, да. В том, что касается господина Мираншаха, не проверено, но источник надежный. Много лет работает на нас и никогда не обманывал. – Встань Абдулмалик. Встань, не позорься. Ты принес плохую весть…, но… тебя не убьют за неё. Начальник разведки чуть не потерял сознание от счастья. – Я буду думать. Завтра утром вы все получите решение этой задачи, как говорит мой внук Улугбек. Уходи. Абдулмалик-хан вскочил и, пятясь, исчез во входном отверстии шатра. Сегодня судьба опять улыбнулась ему – он остался жив. Надолго ли, это неизвестно. Тимур был мрачнее тучи. Весть о неприятностях в Персии быстро распространилась из шатра Старшей госпожи по всему войску. Изнуряющие холодные дожди не прекращались. Конница была практически парализована, а пехота не привыкла воевать самостоятельно. Собственно Тимур и ждал пригожих дней для возобновления наступления на Москву. Но благоприятная погода все не наступала. Тимур, любивший слушать о походах великих завоевателей, почему-то упустил маленькую подробность. Монголы приходили на Русь или зимой, по снегам и замерзшим речкам или в начале лета. Он всю жизнь воевал в теплых странах Востока и Африки, а у Европы были свои природные особенности. Тимур думал о Мираншахе. Не дай Аллах ему погибнуть! Его третий сын был рожден молодой чагатайской наложницей, умершей при родах. Он рос, как и все дети Тимура сильным и смелым. Учителя говорили, что он способен к языкам и математике. Любил лошадей, охоту и рыбалку. Настоящий барлас! Если этот пёс Тохтамыш попробует причинить вред его мальчику, пожалеет, что родился на свет. А ведь когда-то он думал, что Тохтамыш будет его другом. Тимур даже собирался соединить с ним войска и вместе пойти на завоевание Китая. Шелудивый пес! Как поступить? Впереди богатая Москва, а за ней вся Европа. А так ли уж богата эта Москва? Всего пятнадцать лет назад здесь была большая битв а на поле Куликовом. Тогда русским удалось отбиться от хана Мамая. Но погибло очень много народа. Князь Дмитрий остался практически без армии, способной сопротивляться Дикому Полю, но они перестали платить налог татарам. Всего через три года Тохтамыш налетел на Москву, легко захватил её и разграбил полностью. И опять русские стали платить татарам налог, который называли дань. Тохтамыш, тогда, неделями возил добычу, и гнал пленников для продажи в Кафе. Успели ли московиты восстановить свое имущество и живую силу? Дожди, казаки, а тут ещё предстоящая большая битва. По слухам, русские сумели набрать около восьмидесяти тысяч в свое войско. Что же сделать выгоднее? Разведка докладывает, что во всех храмах и церквах Москвы идут массовые моления. Русские молятся о своей победе и особенно надеяться на икону из города Владимира. Говорят, что на ней изображена святая Марьям, мать пророка Исы [82]. И, что она обладает чудесными свойствами. Какими свойствами может обладать кусок дерева с изображенной на нем женщиной? Смешно. Аллах вообще запрещает изображать живое. Вот пехота, артиллерия, и особенно конница – эта сила может помешать захвату страны. Но у русских мало конницы и пехоты. Может быть, взять Москву, а потом повернуть на Азербайджан? Взять Москву можно будет только когда посохнет земля. А когда это будет? И Мираншах, он в опасности!!! Придворные приходили и уходили. Тимур принимал ежедневные доклады от своих командиров, все шло как обычно. Но… решение не было принято. Медленно, склонив голову, чтобы не смотреть в глаза Повелителю зашел ординарец. Тимур выдержал небольшую паузу. Что бы ни случилось, он должен внушать почтение и страх своим людям. Чем больше пауза, тем больше почтение и страх. Ординарец поднял глаза на короткое время. Тимур кивком разрешил ему говорить. – Повелитель, прибыл посол Шамсутдин Бури. Утверждает, что привез царевича Касима. – Пусть войдет. В шатер вошел Шамсутдин Бури и сразу упал на колени перед Тимуром. На всякий случай. И опять Тимур сделал паузу, но на этот раз пауза тянулась долго. Опустивший глаза в пол посол уже не знал, что думать, но вдруг раздался голос Тимура: – Встань Шамсутдин. Посол встал и машинально отряхнул колени. – Отвык от наших обычаев? У московитов не приходилось падать ниц? – Честно говоря, не приходилось, Повелитель. Я посол великой державы, не должен стоять на коленях перед врагами своей страны. – Правильно рассуждаешь, Шамсутдин. Такой разумный человек должен жить долго и счастливо. Как с тобой обращался московский князь? – Достойно, господин. Я ни в чем не знал недостатка. – Ты передал князю Василию мою волю? – Да, Повелитель и он написал вам ответ. – Где он? – Письмо со мной. – Читай. Шамсутдин развернул пергаментный лист с прикрепленной к нему большой золотой печатью московского княжества и начал читать. – Брату моему Тимуру Гуркани, Повелителю половины Мира… Тимур раздраженно дернул плечом. – Оставь себе все эти славословия! Читай по делу! Посол испуганно вздрогнул, быстро пробежал текст глазами и продолжил чтение. –  Царевича Касима мы тебе возвращаем. Нам предателей тоже не нужно. Сегодня он предал тебя, а завтра нас предаст. Только с царевичем этим случилась неприятность. Был он на охоте и скакал за лисицей. На коне не удержался и с коня того упал. На беду его случился рядом пень. Он об тот пень головой и ударился. Рану на голове наши врачи залечили, а память и разум царевичу вернуть не смогли. Налог за защиту мы обязались платить хану Тохтамышу, если Тохтамыш откажется нас защищать – будем платить тебе. Законы степи нам ведомы. Ведомы и тебе. Но сумму налога обсудить надо. Детей хана Тохтамыша просим у нас оставить. Он их поручил московского князя заботе. Я, Василий, князь, ему в этом саблю целовал. Прости, отдать не должно. Да и отроки они ещё совсем малые. За вины отца своего отвечать не обязаны. Закон степи и об этом говорит тоже. Тохтамыш-хан тебе враг, нам тоже. Прошу тебя, брат мой, позволь мне наказать его. Шамсутдин Бури поднял голову. – Это все, Повелитель. Если пропустить величание и славословие, то все. Тимур задумался. Царевича вернут – он этого не ожидал. И разведка подтверждает, что Касим заболел и из города, жалованного ему московским князем уехал. Значит вернут. Дань платить будут. Хотят поторговаться – это естественно. Но платить не отказываются. Детей возвращать не хотят, но предлагают помощь против Тохтамыша. Помощь не нужна, но предложение показывает, что готовы подчиниться. Нужно думать. Тимур движением руки отпустил посла, и прежние мысли закрутились в его уставшем мозгу. Боязнь за судьбу Мираншаха не прошла, а только усилилась. Дождливый осенний день плавно перешел в вечер. Старшая жена прислала вечерний плов без мяса. Справлялась, как себя чувствует её знаменитый муж. Он отвечал, что все нормально, но покоя не было, потому, что не было решения. Усталость навалилась на него мягкой тяжелой подушкой. Слуги приготовили постель. Тимур прилег и долго ворочался, перебирая в голове разные варианты спасения сына. Над мещерскими болотами стоял густой туман. В капище, на болотном острове горел негасимый огонь, олицетворяющий собой жизнь на земле и связь людей с небесными богами. Сегодня главный волхв Яромир собрал здесь самых сильных и умелых ведунов и ведьм, для выполнения очень важного действа. На жертвенном камне было зарезано несколько белых петухов и один красный. Лица присутствующих были вымазаны жертвенной кровью. Люди взялись за руки и образовали круг. Теперь все они должны были думать только о тех, кто сейчас находится во вражеском стане и мысленно помогать им. Пламя потрескивало, пожирая сухие ветки березы и сосны. Главный волхв бросил в костер горсть белых зерен, и ведуны жадно вдохнули пряный дым. Через несколько минут они станут одним целым. Одним большим мозгом видящим все и контролирующем всё. Скоро, скоро, скоро. Вот!!! Вот он вражеский стан! Ведуны и ведьмы закрыли глаза. Они чувствовали запахи идущие от костров военного лагеря и видели все, что видели люди идущие по нему. По огромному военному лагерю двигались три всадника. Два воина в кольчугах и шлемах, С мощными луками и длинными стрелами в расписных колчанах. На левом бедре каждого из них болталась широкая сабля в кожаных ножнах. На правом виднелся длинный кривой кинжал самаркандской или шахризябской работы. Потертые ножны и несколько помятая экипировка говорила о долгой и трудной службе обоих воинов в войске Повелителя. У одного из всадников была густая, черная, кудрявая борода, у второго только усы. Выражение их лиц говорило о скуке и отвращении к той работе, которую они выполняют. К командирам, оторвавших их от миски с наваристой шурпой или ароматным пловом. К этой мерзкой, мокрой и холодной русской погоде, от которой у хороших людей появляются нарывы на теле. А говорят, что будет ещё холоднее, гораздо холоднее, чем в родной Бухаре или Андижане. И что тогда делать? Третий всадник был маленького роста и без оружия. Он был одет в темное и почти сливался с непроглядной и холодной русской ночью. Всадники медленно двигались в центр лагеря. Иногда их спрашивали о чем-то прохожие или сидящие у костра люди. Один из них отвечал, медленно ворочая чагатайские и кипчакские слова непослушным языком. В этом лагере было очень много разных языков и наречий, поэтому воин, говоривший с легким акцентом, никого не удивлял. Когда путники прошли палатки и юрты простых воинов, начались жилища сотников и тысячников. Несколько раз охрана спросила у них пароль, и они правильно, правда с некоторой заминкой ответили на вопрос. Отвечая, маленький воин всегда подъезжал к спросившему и заглядывал ему в глаза, и их пропускали. Медленно и постепенно они приближались к главной ставке, над которой реяли мокрые бунчуки Повелителя Мира Тимура Гуркани. В центре ставки находилась знаменитая юрта из золотого каракуля, перед которой, в семь рядов, стояли рослые барласы-телохранители. Начальник охраны подошел к всадникам и спросил, кто они и по какой надобности идут к Повелителю. Маленький воин легко спрыгнул с коня и приблизившись к начальнику что-то тихо ответил. Старый опытный барлас, верой и правдой заслуживший свой высокий пост всмотрелся в глаза отвечавшего человека и… Если бы его потом спросили, что он делал и говорил после этого, вряд ли ответил. Мужчины-всадники тоже спешились и пошли вместе с начальником охраны к юрте Тимура. В юрту вошел маленький воин и сбросил с себя черный плащ, в который кутался до сих пор. Под плащом оказалась высокая рыжеволосая девушка с большими миндалевидными глазами. Никогда ещё никто не входил к Тимуру без доклада, и он встал со своего ложа, чтобы увидеть человека, посмевшего так поступить. Встал…, но подойти к женщине не смог. Ноги стали тяжелыми и… он почувствовал, что из ступней вырастают корни, зарывающиеся в землю все глубже и глубже! Руки поднялись вверх и превратились в ветви чудесного дерева. Дерево-Тимур росло все выше и выше, не было сил кричать. Да и нечем, исчез рот. Завоеватель почувствовал, как на его руках-ветвях появились пахучие почки, потом зеленые листья. Среди листьев стали появляться переливающиеся цветы, похожие на китайские магнолии. Но дерево продолжало расти и, наконец, доросло до облаков. На огромном облаке Тимур увидел женщину, одетую в белые свободные одежды, стоящую на пороге прекрасного золотого дворца. Женщина смотрела на Тимура-дерево своими огромными зелеными глазами. – Ты узнаешь меня, Тимур? – спросила она, не открывая рта. Это больше всего удивило Тимура! Он слышал голос, но улыбающийся рот женщины с сочными розовыми губами не открывался. Но ещё больше он удивился, что он знал ответ на этот вопрос, и ответил на него, тоже не имея рта! Какой рот может быть у дерева?! – Я знаю тебя! Ты святая Марьям, мать пророка Исы. – Правильно. Ты зачем пришел сюда на эту землю, разбойник? – Пришел, чтобы завоевать её. У земли должен быть настоящий хозяин. Сильный. Князь Василий – слабый. – Эта земля находится под моим покровительством. Я здесь хозяйка. Если ты двинешься вперед ещё хоть на один шаг мои воины испепелят тебя и ты попадешь в ад. Ты видел моих воинов? – Нет, госпожа. – Смотри, Тимур. Он увидел, как перед золотым дворцом появились воины огромного роста на мощных конях. Их было много и становилось все больше и больше. У них не было мечей и щитов. В их руках были золотые молнии. Молнии стали сверкать над листвой дерева-Тимур и отсекать его ветви. Одна за другой падали ветки живого дерева, а из разрезов и разломов лилась красная человеческая кровь!!! Дереву было больно! Очень больно! И Тимур закричал самым страшным голосом. Никогда, ни в одном сражении он не кричал так. – Прости меня, святая Марьям!! Я сделаю все, что ты мне приказываешь! Прости, прости, прости…!!!!!!! Тимур метался на своей постели и тихонько стонал. Женщина стояла около него и держала свои тонкие руки над его головой. В золотую юрту заглянул один из её спутников и сказал: – Загляда! Не убивай его! Он должен увести эту орду отсюда. – Он пролил столько крови! Ему нет места на земле! Он все равно умрет. Потом. Скоро. Я сейчас. Держите охрану, пока я закончу. Она стояла и делала пассы над спящим Тимуром ещё четверть часа. Потом опустила руки и сказала: – Теперь спи, воплощение Зла. Спи и помни. Завтра ты уведешь отсюда своих солдат. Иначе они все погибнут. Погибнет и весь твой род. Отцы будут погибать от рук своих же сыновей. От всех вас останутся только воспоминания. УХОДИ!!!! Женщина накинула на себя свои черные покровы и вышла из золотой юрты. Два её спутника стояли и смотрели на двух ближайших охранников. Телохранители казались превратившимися в камень. Она подвела к мужчинам их лошадей, села на свою лохматую монгольскую кобылку. И все трое, так же медленно, как и приехали, двинулись в обратную дорогу. Телохранители Тимура стояли не шелохнувшись, как черные статуи на фоне ночного неба. Троица не спеша, покинула ставку главнокомандующего, а потом и лагерь. Часовые, спросившие пароль для выезда услышали ясный, четкий и правильный ответ. Прошло ещё немного времени, и три всадника растворились в ночном тумане болот, чтобы никогда не возвращаться. Растворилась и память о них у всех, кто их видел. На болотном острове, в капище древних богов, люди, взявшиеся за руки, с трудом разжали пальцы. Несмотря на холодный моросящий дождь, им было жарко. Их белые льняные одежды были пропитаны потом. От усталости у них слипались глаза и подкашивались ноги. Молодые парни подходили к каждому из них, брали на руки и несли в баню, снимать усталость. После бани всех ведунов уложили в постели и укрыли теплыми мягкими шкурами. Спали они ровно четыре дня. Некоторые из них так и не проснулись. Жизнь оставила их, и они удалились на небеса к своим старым и любимым богам. Всадников, вернувшихся из лагеря Тимура, спешили и на руках принесли к капищу. Идти самим не было сил. Они заснули ещё в пути и проснулись через несколько суток, свежими и отдохнувшими. Тимур открыл глаза, как всегда, на рассвете. Он чувствовал себя отдохнувшим и набравшимся сил за ночь. Сон, в котором к нему являлась святая Марьям, он помнил ясно и четко. Поэтому, первое, что он сделал, ещё до утреннего омовения – вызвал к себе личного биографа и продиктовал ему весь сон подробно. Пусть останется в веках причина, по которой он покидает эту землю. Он не забыл о сыне. Мираншах – вот главная его забота. Тимур уже не сомневался в своем решении – срочно на юг! Вызванные командиры получили ясный и точный приказ. Вся громадная людская масса пришла в движение. Люди, лошади, ослы, верблюды зашевелились и начали срочно готовиться к походу. На юг поскакали первые арьергарды конницы, нужно было хорошенько разобраться, что их ждет впереди. Верные нукеры собрали юрты и имущество главной ставки и погрузили все на арбы и телеги. Начальники охраны проверяли оружие и амуницию воинов. Первая колонна начала быстрое движение к Кавказу. За ней двинулись вторая и третья. Боевое охранение зорко наблюдало за порядком в войсках и на дорогах, но им никто не мешал. Даже сама природа, казалось, обрадовалась такому повороту событий. Среди свинцовых облаков показалось солнце. Запели птицы, начали подсыхать дороги. Юг, тепло, богатство!!! Зачем идти на север, когда на юге столько богатых и теплых стран! Такого не ожидал никто. Тимур никогда не менял однажды принятых решений! На это рассчитывали все: персидские солнцепоклонники, Тохтамыш, кавказские князья, уже не раз ограбленные им. А войско все более крепло и наливалось бодростью. Наемные солдаты уже подсчитывали свои будущие заработки в Грузии, Армении и Персии. Жители этих стран в ужасе покидали обжитые места, пытаясь спастись в горах и лесах. Бич божий – Тимур Аксак опять идет на Кавказ и Персию! Казацкие отряды московского князя перестали беспокоить армию Тимура. Зачем? Пусть уходят, подобру-поздорову. Как бы не передумали. Три дня следили казаки за азиатской армадой. И только на четвертый день доложили московскому князю, что враг ушел. Сначала Василий Дмитриевич не поверил своим ушам. Потом срочно выехал к Митрополиту. Они встретились, посмотрели друг на друга, обнялись по братски и долго молчали, сидя рядом на одной лавке. Митрополит сказал: – Ну, что князь, у нас все получилось. Мы стояли перед врагом защищенные только своим разумом, и победили. Победили без боя. – У нас ещё была икона чудотворная, отче! – Ты прав, не забыть бы мне, собрать святых отцов. Пусть славят во всех церквах икону владимирской Божьей Матери. – Пустим по городу глашатых. Нужно народу объявить радость эту – ушел Хромец! – Ушел. Но как бы не вернулся. Поэтому сделаем вот что… Они уселись за узкий стол один против другого и тихо заговорили, обсуждая случившееся. Никто не слышал их слов, мешать им боялись. Через несколько часов по городу поскакали дружинники князя. Они останавливались в местах густого скопления народа, трубили в охотничьи рога и кричали: «Ушел Тимур Хромец из московского княжества. Слава тебе Чудотворный образ Божьей Матери! Молитесь люди во славу её и русского оружия!» В церкви и храмы с новой силой побежали обрадованные люди. Приношения полились рекой. Ратники возвращались домой. В каждом богатом тереме накрывались длинные столы, где кормили и поили всех подряд! Москва праздновала освобождение. А в Персии хан Тохтамыш получил плохое известие – Тимур идет на юг. Вот уж чего он совсем не ожидал. Золотая Орда под его правлением только начала обретать прежнее могущество. Да что же это он, ненасытный Хромец! Шел бы себе в Европу и завяз там, в нескончаемых религиозных войнах. Почему Аллах не хочет дать Тохтамышу заслуженные почет и богатство? Чем он хуже Тимура? Нужно упредить Жестокого Барласа. А если вывести свои тумены к реке Терек и попытаться дать ему там бой? Река быстрая и обрывистая, вокруг горы и скалы. Местность сложная. Как будто специально создана для боев и засад. Год назад Тохтамыш уже решился на войну с Тимуром. Он договорился с грузинским царем Георгием VII, чтобы тот пропустил его татарское войско в Закавказье через Дарьяльское ущелье. Тимур, узнав об этом, бросил войска на Грузию и завяз в боях. А за это время Тохтамыш провел войско через Дербент и дошел до низовий Куры. Тимур сейчас же оттянул войска из Грузии и, двинулся против Тохтамыша. Это было смелый шаг и татарам пришлось отступить за Дербент. Хитрость была второй натурой Тимура, и он решил написать Тохтамышу письмо. «Образумься, неблагодарный! Вспомни, сколь многим ты мне обязан. Но есть еще время, ты можешь уйти от возмездия. Хочешь ли ты мира, хочешь ли войны? Избирай. Я же готов идти на то и на другое. Но помни, что на этот раз тебе не будет пощады». Тимур стянул для войны с татарами практически все свои силы. Чем не преминули воспользоваться его соседи. Например, Египетский (мамлюкский) султан занял Багдад. Тохтамыш долго думал и решил пойти на компромисс, но его эмиры были крайне невежественны и упорны. Они требовали от своего хана оказать сопротивление Тимуру и в результате, Тохтамыш написал ответное письмо в очень грубых выражениях. Гнев Тимура не поддавался описанию. Он тут же двинул свои войска через Дербентский проход и полностью уничтожил племя кайтаков, защищавших его. Тохтамыш послал авангард своего войска, чтобы задержать Тимура у реки Кой-Су, но не успел. Аксак поставил отборный отряд выше по течению и отбросил Тохтамыша за Терек. В сражении на Тереке Тохтамыш держался упорнее всего и чуть было не победил. Хан Тохтамыш отступил, "преждевременно ослабев духом". У Тимура служили профессионалы. Опытный всадник на полном скаку ловил копьем обручальное кольцо, стрелял из тугого лука, спешившись и укрывшись за окопный щит, а их командиры были обучены сложному маневру. У Тохтамыша было ополчение. Пастухи, временно ставшие солдатами. И амир и Тохтамыш сражались в сече, как простые воины. В какой-то момент всадники Тимура побежали от татар. И было это прямо в центре войска, где находился сам Повелитель. Тогда сам Завоеватель схватил длинное копье и бросился вперед. Но копьё ломается и, что самое страшное, убивают коня под Тимуром. Опытный рубака, он в последний момент вырывает больную ногу из стремени, а дамасскую саблю из простых кожаных ножен и неистово отбивается. Потом его нукеры обступают и закрывают командира своими телами. Битва шла до самой темноты. Уставший Тохтамыш приказал отступать. И началось повальное бегство его войск. Бросив обозы Тохтамышево войско разбегалось кто куда. Тохтамыш, бросив на произвол судьбы свою армию бежал в неизвестном направлении. Тимур повернул к низовьям Дона, взял и разрушил Азов, разгромил черкесов на Северном Кавказе, проделав трудный путь по выжженной степи, всюду уничтожая "неверных", превращая войну с Ордою в истребительный религиозный джихад, и уже зимой, возвращаясь назад (в войсках свирепствовал голод), Тимур, дабы не уморить своих гулямов [83], взял Сарай и Хаджи-тархан, предоставив воинам их разграбить, после чего, сжег оба города, разметав развалины мечетей, медресе и дворцов. Этим походом Орда была полностью разгромлена. В это же время, 26 августа 1395 года, император Византии Мануил Палеолог сумел отбить штурм Константинополя османскими войсками. Король Литвы Витовт собрал войска и, распустив слух, что идёт сражаться с Тимуром, захватил Смоленск (28 сентября 1395). Он сперва обласкал вышедшего ему встречу Глеба Святославича, потом вызвал всех князей и княжат к себе, якобы на третейский суд, обещая разобраться в их семейных спорах. А когда эти дурни, неспособные навести порядок в своем доме и поверившие в "заморского дядю", прибыли всею кучей к нему в стан, приказал тут же похватать их всех и заковать в железа. После чего вступил в не готовый к обороне город, объявив его своим Московская армия так и не выступила на помощь Смоленску. Ибо было непонятно, кому из насмерть перессорившихся Смоленских князей возвращать город. К тому же они были в родстве. В марте 1396 года князь Василий даже ездил в гости к Витовту в Смоленск, а осенью принимал его у себя в Коломне. В Коломне Витовт уговорил Василия выслать совместное требование Новгороду разорвать мир с Орденом. Князь Олег Рязанский взял на себя задачу освободить Смоленск. В 1395 г он нападает на земли Витовта, но вынужден был вернуться, когда узнал, что Витовт сам напал на Рязанское княжество. В 1396 г. Олег пытался взять Любутск. Этого не получилось, так как князь Василий Дмитриевич направил ему посла, с требованием снять осаду с города. А Витовт опятьнапал на Рязанское княжество. В Москве на это опятьне обратили внимания. 24 Истенен буди, истинны же имеи и другы (Будь верным сам, и верные будут у тебя друзья. Менандр Мудрый.) Яков и Михаил сумели добраться до северного берега Каспийского моря, примкнув к тысяче туркменского вождя Кара-Юсуфа, из племени кара-коюнлу ("черные бараны"). Здесь начиналась вотчина самого туркменского хана и родовые земли его племени. У Михаила и Якова появилась возможность увидеть места откуда вышли все тюркские народы. Именно туркменские племена и стали когда-то родоначальниками тюрок. Молодой Кара-Юсуф был сильным и жестким вождем своего народа. Пустыня Кара-Кум и тяжелые условия жизни сделали его таким. Сильно ошибается тот, кто думает, что пустыня – это сплошные пески и барханы. Огромную часть её занимают такыры – глиняные плато. Солнце настолько высушивает эту глину, что она трескается. И трещины эти видны на всем необозримом пространстве пустыни. Когда-то через эти места протекала река. Люди поклонялись воде – она давала жизнь всему сущему. На берегах этой реки строили города, создавали сады и поля. Постепенно люди объединились в государство и дали ему название Маргиана. У маргианцев была сильная армия и могущественные кланы жрецов, между которыми шла борьба. Случилась так, что в борьбе победил клан солнцепоклонников, а клан поклонников воды был уничтожен. Река не простила предательства людей и постепенно высохла. Воды не стало и людям пришлось покинуть эту землю. Пески и такыры постепенно покрыли её всю. Так говорит легенда. Люди, со временем, забыли о реке и Маргиане, но иногда одинокие путники или целые караваны находили в песках развалины городов и русла каналов. Интересно устроена жизнь. Если на севере зимой все замирает, животные и растения прячутся от сильных морозов. То на юге, в так называемой пустыне Кара-Кум, это бывает летом. Яростное солнце выжигает все на поверхности земли, и только прохладными ночами выходят на охоту животные пустыни. Только ночью охотятся птицы за грызунами. Но в пустыне есть оазисы – места, где упрямая вода пробила себе путь наверх и образовала небольшой водоем. Под жарким солнцем в оазисах моментально разрастается растительность. И начинается борьба между жизнью и смертью, водой и пустыней. Люди любят общаться, обмениваться товарами, знаниями и впечатлениями. Для этого они путешествуют из одной страны в другую. Возят шелк из Китая в Скандинавию, золото из Египта в Германию или Францию. Пряности из Индии очень любят на Руси, а русские меха ценятся повсюду больше чем золото. Самый короткий путь из Китая в Европу – через пустыни Кызыл-Кум и Кара-Кум. Эти пути охраняют и контролируют 24 туркменских племени. Кара-коюнлу ("черные бараны") и их союзники стерегут дорогу через Кара-Кум, а ак-коюнлу ("белые бараны"), с примкнувшими к ним более слабыми племенами – через Кызыл-Кум. Дороги через безжизненные и смертельно опасные пески появились ещё в древности. Люди искали воду на всем пути, а находили её только в некоторых местах. Постепенно, образовалась система колодцев, выстроенных на караванном пути. Дороги между этими колодцами знали только опытные караванбаши. Туркменские воины охраняли караваны от «шакалов пустыни» – разбойников. Конечно только те караваны, владельцы которых платили за охрану. А тех, кто не платил, могли и сами ограбить. Порой караваны бесследно исчезали, а пески услужливо заносили убитых людей и животных – такова жизнь. Но туркмены не только воевали, охраняли и водили караваны. Они были несравненными скотоводами. Кочевая жизнь способствовала этому. Постепенно сложилось оправданное мнение, что туркменские породы овец самые вкусные в Азии, а лошади – ахалтекинцы – считались самыми резвыми, выносливыми и красивыми представителями лошадиной породы. Маленькая голова, стройные тонкие ноги, мощный круп и грудь. Такая лошадь стоила целое состояние. Яков и Михаил на ахалтекинцах проделали путь от Каспия почти до кочевий Кара-Юсуфа и оценили их в полной мере. Вождю туркмен нравилось разговаривать с Михаилом. Он любил сильных и честных людей, а этот русский казак был именно таким, в этом Кара-Юсуф убедился за время долгого пути. И сейчас они ехали рядом и болтали. – Ты знаешь, Муса, нравитесь мне вы, русские. Очень смелые вы люди. И сильные. Вам бы князей своих заставить объединиться – никакой враг был бы не страшен. – Ты прав, Юсуф-ака. Это наша беда. – А ты знаешь, что туркмены давным-давно ходили на Русь. И даже строили там города и жили. И это осталось в памяти нашего народа. Например, есть у вас такой город Киев. Откуда появилось такое название? – Это я знаю. Приехал на берег Днепра славянский воин Кий, а с ним братья Хорив и Щек, и сестра их Лыбедь. Построили на высоком берегу первый дом. И стало это селище называться Киев, в честь Кия, первого князя. – А у нас есть предание, что сотня туркменских воинов из племени «кайы» поставили военный лагерь на высоком берегу Днепра задолго до появления славян в этих местах. Вокруг постоянного лагеря, сам знаешь, всегда селятся люди жаждущие защиты и заработка. Так и возник город Киев. Я ходил на Русь. Не вздрагивай! С торговыми делами ходил. Там очень много городов имеют туркменские названия. – Например? – Торкино, Торки, Берендеево. Торки – это по нашему слово «тюрки» так произносится. А Берендеево – случай особый. На вашей земле было целое Берендейское царство. – Слышал об этом. Это одни из предков русских. – Да. У нас было племя под названием «баяндыры». Есть предание, что оно в полном составе ушло на Русь, и осело там. – Как интересно! – Это ещё не все. Есть такие города Новые Санжары и Сары – ну это уже чисто наши слова. Санжар – означает меч, а Сары – желтый. Город Печенга – это память о племени «бечене». Вы его называли печенегами. – Как много ты знаешь! – Люблю узнавать новое. А ты, из какого народа происходишь. Русские – это ведь не только славяне. – Мой род происходит от хазар. Отсюда и название – козары, казаки. Мы уже много сотен лет служим русским князьям. – Про хазар знаю. Они тоже тюрки из рода Ашин, но вы приняли православную веру? – Многие из нас приняли. – И ты? – И я. Юсуф-ака. – А мы как были тюрками, так и остались. – Но вы приняли мусульманство? – Жестокий Кутейба заставил наших предков принять его религию. Но у нас мусульманство своеобразное. Шариат соблюдается, но там, где нам выгодно. И осталось много старых обычаев. В это время отряд туркменского вождя проезжал через маленькое кочевье, расположенное в зеленом оазисе. В середине поселения стояло высокое дерево, ветки которого были разноцветными от тысячи ленточек привязанных к ним. – Видишь это дерево? – Да. И тряпочки на его ветвях. – Это старый обычай. У кого-то есть сильное желание, но нет возможности его выполнить самому. Тогда он привязывает цветную тряпочку к ветке священного дерева и святой Хызр сделает это за него. – У нас тоже есть такие деревья. – Вот видишь, мы братья! – Все люди братья. – Оставайся с нами, Муса! И друг твой пусть остается. Нам не важно какой вы веры, главное, что вы опытные воины и надежные друзья. Я дам вам отряд лучших всадников, и мы вытесним ак-куюнлу из Кызыл-Кумов. Тогда весь Великий Караванный путь будет в наших руках! Найдем вам верных и красивых жен. Тебе нравятся наши девушки? – Девушки очень красивы, спору нет. Но у меня есть любимая. – Привезешь её сюда. Главное в жизни это воля и хороший клинок в руках. – Ты тысячу раз прав, Юсуф-ака. У меня к тебе будет другое предложение. В это время к вождю туркмен подлетел ординарец на рыжем, высоком ахалтекинце. Он склонил голову в черном тельпеке [84], ожидая разрешения говорить. – Говори. – сказал Кара-Юсуф – Мирза, мы задержали человека. Он говорит, что гнался за нами от самого моря. Ищет твоих гостей. – Обыскать. Отобрать оружие. Привести сюда. Через несколько минут воины притащили на аркане запыленного и немного побитого человека. Руки его были связаны, рядом вели его коня, на котором лежали седельные сумки и оружие. Это был типичный персидский купец, невысокого роста с смуглым лицом и карими глазами. Небольшая бородка украшала его щеки. – Кто ты такой? – спросил Кара-Юсуф – Отвечай, или мы будем тебя спрашивать по-другому? – Я всего лишь гонец. Меня послал русский купец Афанасий Ефимов к Мустафе Азату. Он здесь? – Не задавай вопросов. Говори, зачем он тебя послал? – Я должен передать письмо и получить ответ. – Где письмо? – В сумке. Пусть принесут сюда мою поклажу. Нукеры хана тут же сорвали с лошади седельную суму и бросили перед Кара-Юсуфом. – Где письмо? – А где Мустафа Азат? – Я разорву тебя на куски, гонец. – Можешь рвать. Я отдам письмо только Мустафе Азату. Михаил Киреев подъехал поближе к вождю туркмен и попросил его. – Юсуф-ака, давай позовем моего спутника. Ну, что он ему сделает. – Отравит, зарежет, да что угодно! Знаю, я как это бывает! – Не бойся, Мустафа очень опытный человек. – Хорошо, зови своего друга. Михаил позвал Якова, беседующего со стариком талибом [85]на правом фланге колонны. Улыбающийся Яков с неохотой оторвался от интересного разговора и подъехал к Кара-Юсуфу. Он сразу узнал связанного. – Развяжите. Я узнаю его. Это слуга Афанасия Ефимова – Ильгиз. Что случилось Ильгиз? Зачем ты догонял нас? – Хозяин попросил передать вам письмо. Оно у меня. Ильгиз попросил нож у Якова, разрезал внутреннюю подкладку сумки и достал из разреза маленький кусок пергамента. Яков прочитал, то, что было на нем написано, и попросил Кара-Юуфа: – Отпустите его. Он верный слуга. Сейчас я напишу ответ. Он отрезал от своего бурнуса кусок ткани и, углем, написал на нем только одно слово по-русски. – Это ответ. Привет Афанасию. Юсуф-ака, можно накормить Ильгиза и проводить до дороги к морю? – Для моих гостей все можно, уважаемый Мустафа-амаке. Все так и будет. – Спасибо, большое. Яков подъехал к Михаилу и сказал ему по-русски: – Афанасий передал нам новое задание. Мы должны ликвидировать Тохтамыша и возвращаться. – Понял, а где сейчас Тохтамыш? – Никто не знает. Придется искать. – А как же Майя, Яков? – Не бойся за неё друг, она у Афанасия. Закончим дела и вернемся за ней. Михаил посветлел лицом и радостно посмотрел на Якова. Надежда увидеть любимую опять забрезжила перед его глазами. Вечером они находились в юрте Кара-Юсуфа, праздновали прибытие в родные места. Ели много, спиртного не пили совсем – Коран не разрешал это правоверным мусульманам. Довольный Кара-Юсуф напомнил Михаилу их разговор. – Ты говорил мне о каком-то предложении, Муса. В чем суть его? – Предложений, пожалуй, два, Юсуф-ака. И они связаны между собой. Сегодня гонец принес нам с другом приказ от нашего князя. Мы должны убить Тохтамыша. Он враг Руси. Ты поможешь нам? – А зачем мне это? Хотя… Есть много людей, кого это обрадует, и кто даже наградит нас за это. Например, Тимур. Я не говорил вам, но у них с Тохтамышем давняя ссора. Недавно была даже большая битва. Тохтамыш разбит наголову, но скрылся. Если я принесу Тимуру его голову, то он простит мне моё участие в бунте солнцепоклонников Персии. А? Как ты думаешь? – Думаю, что ты прав. Только голову отдашь не лично, а через гонца. Сам же поедешь с нами на Русь. – Зачем? – Будем вместе служить князю Василию. – Нет, друзья. Я, Кара-Юсуф, глава «черных баранов» никогда ничьим слугой не был и не буду. Не обижайтесь на меня. Лучше давайте выясним, где сейчас находится Тохтамыш. Целый месяц пришлось друзьям прожить у гостеприимного хана Кара-Юсуфа в ожидании вестей о хане Тохтамыше. Каждый день он устраивал им развлечения на свой лад. Однажды был объявлен день «Большой борьбы». Со всех туркменских кочевий съехались могучие богатыри. Каждое племя постаралось выставить своего борца. На время такого праздника прекращались все междоусобные войны и раздоры. На «Большую борьбу» приезжали и простые пастухи, и знатные ханы, беки и баи. Всем хотелось поболеть за «своих». Кара-Юсуф приказал устроить пир и кормить всех прибывших досыта. В его ставке установили три огромных котла. В одном из них плов только начинали готовить, в другом он был на средней стадии готовности, в третьем ароматный плов был полностью готов. Слуги Кара-Юсуфа сделали невозможное – они рассадили тысячу гостей, накормили их пловом, напоили айраном и кумысом. В это время борцы разминались. Раздевшись по пояс, они жонглировали огромными булавами, бросали многопудовые камни, отжимались от земли и прыгали на месте. Одетая в праздничные наряды толпа поклонников и болельщиков с удовольствием наблюдала за мощными парнями. Особенно внимательно следили за силачами туркменские девушки. В своих разноцветных платьях, в головных уборах, похожих на боевые шлемы они были свежи и прекрасны и очень напоминали Якову и Михаилу русских девушек. Местная борьба называлась «якалашма». Борцы надевали штаны и короткие тонкие халаты. Подпоясывались крепкими поясами и сходились на середине большого круглого одноцветного туркменского ковра. Разрешалось делать захваты за верхнюю и нижнюю часть туловища, за ноги и руки. Нельзя было ломать руки, ноги и пальцы. Кусать противника тоже не позволяли. Строгие судьи из старых борцов палками наказывали провинившихся тут же на ковре. Зрители криками подбадривали участников. Кара-Юсуф выставил богатые призы. За победу в борьбе на ковре полагалась дамасская сабля в красивых ножнах с инкрустацией. За выигрыш в конной схватке – красивые и прочные наручи и щит. Одна пара сменяла другую и, наконец, на ковре осталось только два молодых борца. Страсти у болельщиков разгорелись с небывалой силой, так как борцы представляли два противоборствующих во всем, племени – «белых баранов» и «черных баранов». Хан племени «белых» Ак-Хасан, находился тут же и лично инструктировал своего борца. Усталые парни вышли на ковер как на последний бой. Толпа замолчала, все ждали развития событий. Даже мухи, казалось, перестали летать над пирующими. Борец белых прыгнул на своего противника, обхватил его за талию двумя руками и бросил на ковер. Но борец черных умело перевернулся в воздухе и упал на ноги. Зрители закричали от восторга. Борец черных, не торопясь, подошел к сопернику и попытался схватить его за пояс. Тот, сопротивляясь, оттолкнул его руки. Тогда борец черных обхватил борца белых за талию спереди и, прогнувшись, бросил его через себя. Атака закончилась удачно. Описав широкий полукруг в воздухе, борец белых со всего размаха упал спиной на ковер. Некоторое время он не шевелился, не понимая, что произошло. Потом встал и медленно пошел в свой угол, переживая позор поражения. Хан Ак-Хасан был безмерно расстроен. Он бросил на землю свою камчу и удалился в свою юрту. Победителя наградили, он сделал круг почета. Теперь все его родственники на целый год будут освобождены от всех налогов и податей. Таков обычай. Кара-Юсуф обратил свое радостное лицо к Якову и Михаилу. – А у вас есть такие борцы? Наши парни самые могучие в мире! – У нас тоже очень любят борьбу, особенно на поясах. – сказал Яков с любопытством наблюдающий за мальчишками, сменившими на ковре более старших товарищей. – Хотите попробовать свои силы с нашими парнями? Давай Михаил, ты вроде покрепче. – Нет. – сказал Яков – в борьбе сила – это не самое главное. Главное умение. – Ну, так покажи нам свое умение! Не бойся, мы поставим тебя не с самым сильным. – А можно мне сразиться с двумя или тремя борцами сразу? – Что?! А ты не хвастаешь, Мустафа? Ну, если ты так просишь, то попробуй с двумя. Ребята! Вот вы, двое! Сейчас будете бороться с нашим гостем. Да, вас будет двое, а он один. И осторожно, не зашибите его! – Нет. Пусть борются в полную силу! Я настаиваю, Юсуф-ака. Весть о необычной схватке пронеслась над пустыней и все, кто пил и ел за достарханами, бросили еду и сбежались к ковру. Хан Ак-Хасан вышел из своей юрты и, подойдя к ковру, крикнул: – Чужеземец! Если ты победишь, я дам тебе лучшего коня из своих табунов и двадцать баранов! – Ну, раз так, – сказал Кара-Юсуф – то я дам своим воинам за победу над уважаемым Мустафой из Тебриза два коня и сорок баранов каждому! Яков снял бешмет и надел короткий тонкий туркменский халат. Спрятал его передние концы за пояс, снял сапоги и встал посреди ковра в ожидании противников. Два лучших борца племени «черных баранов» встали справа и слева от него. Судья дал команду начинать схватку. Яков остался недвижим, а его соперники пошли по кругу, выбирая момент для нападения. В своей победе они не сомневались – двое против одного. И не просто двое, а два самых сильных в племени человека. Кто может им противостоять? Каждый из них был на голову выше Якова и вдвое шире. Они ходили по вокруг Якова, сужая круги и, наконец, у одного из них кончилось терпение. Он бросился на чужестранца, выставив вперед руки. Яков дождался, когда борец приблизится, резко выпрыгнул вверх и развел ноги в стороны на уровне головы соперника. Потом он так же резко свел ноги на шее несчастного парня и упал вместе с ним на ковер. Противник остался лежать на ковре, а Яков как пружина подскочил и повернулся в сторону второго борца. Зрители молчали, они никогда в жизни не видели такой техники борьбы. Судьи подошли к бездыханному юноше, он был жив, но без сознания. Его унесли под навес из шкур и стали приводить в чувство. Второй соперник Якова, видя неудачную атаку своего приятеля, стал проявлять осторожность и не спешил схватить противника. Тогда Яков сам пошел вперед и стал делать вид, что хочет сделать захват за шею. Но вместо захватов он, улыбаясь, сильно и больно шлепал «черного барана» по мощной шее. Зрители начали смеяться. На ковер полетели тюбетейки и обглоданные кости. Разозленный силач бросился на Якова, но тот, маленький и ловкий проскочил у него под рукой и сзади запрыгнул к нему на спину. Одну руку Яков пропустил у подбородка противника, а вторую под своей рукой создавая своеобразную петлю из рук на его шее. Ноги его в это время крепко обхватили бока соперника. Этот прием назывался «колодка», он научился ему у китайских монахов. Яков сжимал колодку все сильнее, а его противник ничего не мог с ним сделать. Он катался по ковру, падал на Якова всей своей тяжестью. Ничего не помогало. Через некоторое время туркмен стал хрипеть и судья, легким ударом палки попросил Якова ослабить захват, чтобы не задушить парня. Захват был снят, но туркменский борец ещё долго крутил головой и кашлял, приходя в себя. Потом он встал, поднял на руки своего противника и пронес его вокруг ковра, признавая его победу. Ак-Хасан выполнил свое обещание и наградил победителя. Зрители бурно реагировали на исход схватки. Старики показывали молодым на Якова и говорили, что вот так нужно бороться. И стремиться нужно к такой технике, используя которую маленький может победить большого, слабый сильного. И напрасно Яков объяснял, что сила не в росте и объеме мышц, а в силе и мощи духа. Им это было непонятно. Простому человеку всегда понятно только то, чему его научили в детстве. И только лучшие, сумевшие оторвать от обычных представлений способны победить себя и других. Потом были конные состязания: борьба на лошади, скачки и кызкумай. Последнего соревнования друзья никогда не видели, на Руси такого не было. Соревнование между всадниками, юношей и девушкой, проходит таким образом. Юноша гонится на коне за девушкой. И, если догонит её, то имеет право обнять и поцеловать беглянку. Туркменская молодежь очень любила кызкумай. Усталые, после праздника, Кара-Юсуф и его гости вернулись в кочевье. Здесь их уже ждал гонец с вестями о Тохтамыше. Оказывается, потерпевший поражение хан скрылся в своей сибирской вотчине и никто не может его найти. А желающих было много. Тимур послал сотню бойцов, чтобы они нашли и убили Тохтамыша. В Сибири, где всегда был родовой улус Тохтамыша, уже правил другой хон, по имени Шадибек. И этот Шадибек совсем не был заинтересован в возвращении прежнего правителя. Тохтамыш метался как заяц то в один угол страны, то в другой. Ему хотелось отдохнуть, собраться с силами после такого сокрушительного поражения. Но палачи Тимура везде находили его. В последнее время слухи о нем исчезли. Люди говорили, что из Сибири он не уходил. Но как найти его в огромных таежных и горных пространствах? Столько охотников за одним оленем! Но поручение никто не отменил, и его нужно было выполнять. Расстроенный Кара-Юсуф понял, что пришла пора расставаться с Михаилом и Яковом. Русские стали уже знаменитыми среди туркмен, особенно после последнего праздника. Знатные роды готовы были породниться с ними и наперебой предлагали Кара-Юсуфу сосватать своим друзьям, то одну, то другую девушку. Михаил только отмахивался, а Яков посмеивался. Ему нравились туркменки – очень красивые и воспитанные. Они вырастали настоящими подругами для смелых и выносливых воинов пустыни. Он был уверен, что в русском народе, издревле очень большая часть крови заимствована у туркмен-огузов, которые пришли на Русь раньше славян и, со временем полностью смешались с ними. Многие туркменские юноши вызвались сопровождать Михаила и Якова в Сибирь. Эта страна была для них шкатулкой полной золота и драгоценных мехов. О лютых сибирских морозах они не думали. Молодость не знает препятствий. Все ей кажется преодолимым. Но Кара-Юсуф для похода в Сибирь отобрал только лучших бойцов. Перед уходом он заставил всех воинов поклясться в верности Михаилу и Якову. Ему было грустно и страстно хотелось в поход с друзьями, но его долг был править народом «черных баранов» здесь. Сотня туркменских бойцов во главе с Михаилом Киреевым и Яковом Ефимовым ушла в Сибирь. 25 Добро деющему везде своя земля (Делающему добро, всюду отечество. Меандр Мудрый) Между бескрайней сибирской тайгой и предгорьями Алтая, среди зеленых сопок и мелких перелесков, на пересечении караванных путей, между великими сибирскими реками Обь и Иртыш кочует великий сибирский хан Шадибек. Его многочисленные родственники и соплеменники давным-давно пришли в эти места из теплой Бухары и привыкли, прижились в холодной стране. Здесь и до них жили люди, местных племен и народов было не счесть. Но климат был настолько суров, зима в два раза длиннее лета, что люди были заняты выживанием. К тому же местные народности хорошо знали тайгу и тундру. Белку били в глаз, а маскировались так, что в одном шаге можно было не заметить. Да и места для жизни всем хватало в этом обширном крае, только живи и дай жить другим. Ведь может так случиться, и часто случалось, что помощь потребуется татарам, а помочь им могут только якуты или ненцы. Дешевле и проще было торговать, чем воевать. В гигантской стране сложился четкий симбиоз. Все зависели от всех. В тундре и в тайге люди охотились, пасли оленей, добывали моржовый клык, ловили рыбу. Китайские купцы научили сибиряков мыть золото на берегах рек. Тайга обильно снабжала людей кедровым орехом. Излишки скупали татарские поселенцы и отправляли дальше, туда, где это можно было продать ещё дороже. Прибыль получали огромную. Поэтому Шадибек был готов развалить шашкой надвое любого, кто попытается спихнуть его улус с этого выгодного места. Хан Тохтамыш привел в Сибирь громадное войско, сопротивляться было бесполезно, можно было потерять много людей. И Шадибек притаился, притворился верным нукером этого ненасытного завоевателя. Но жизнь все расставляет по своим местам – Тохтамыш заигрался и оказался жертвой собственной жадности и честолюбия. Повелитель мира Тимур Гуркани разбил его войско. Но Шадибек не воевал с Тимуром. А Тохтамыша считал врагом. Нужно добить упавшего хана. Иначе он опять обложит Шадибека и остальных сибиряков непосильным налогом или заставит погибать на никому не нужных войнах. Когда в родных беку краях появился небольшой отряд Тимура, он встретил его с радостью. Оказывается, отряд должен был поймать и казнить Тохтамыша. Но это было не так-то просто. Для местных жителей что Тохтамыш, что воины Тимура – все одно и то же зло. Отряд становился все меньше и меньше, воины умирали от болезней, от холода. Иногда Тохтамыш устраивал удачные засады. Их осталось совсем мало. Вернуться без головы мятежного хана они не могли, это была верная смерть. Поэтому последние нукеры просто растворились среди людей Шадибека. Назад не вернулся никто. Несколько недель назад к сибирскому хану прибыл гонец от Кара-Юсуф-хана из Туркмении. В молодости, отец Шадибека отправил его учиться в бухарское медресе. Там они и познакомились с будущим туркменских ханом Кара-Юсуфом. Бывший одноклассник просил Шадибека помочь двум русским казакам, которым поручено уничтожить Тохтамыша. Просьба друга была для Шадибека священна. К тому же желания этих неведомых казаков и сибирского хана совпадали. Гости приехали морозным осенним утром. Запоздалое солнце золотило верхушки сосен, а синее небо заставляло вспомнить о недавно прошедшем лете. Жители кочевья открыли стены юрт, чтобы проветрить перед скорой зимой. Вытащили войлочные полы – нужно было ещё раз их подсушить. В это время дозорные донесли, что к ним движется воинский отряд численность не меньше сотни. Всадники все в черных туркменских тельпеках. Это были те, о ком писал Кара-Юсуф в своем письме. Всадники подъехали к юрте сибирского хана и спешились. По обычаю, подойти к юрте имели право только командиры. К Шадибеку подошли два совершенно непохожих друг на друга человека. На хорошем чагатайском языке они поздоровались и пожелали процветания и счастья всему племени. Хан махнул рукой и его сестра, восемнадцатилетняя красавица Зухра-хон вынесла гостям две большие пиалы с кумысом, напитком богатырей. По правилам степи, кумыс нельзя было выпивать одним глотком. Нужно было сделать это в три приема и вытереть рот только после третьего глотка. Потом Шадибек пригласил всех прибывших на пир. Нукерам накрыли на улице, а командиров принимали в юрте хана. Первым делом, Михаил Киреев вручил подарки хану и его сестре. Хан Шадибек разрешил сестре самой принять подарок у приезжего батыра. Зухра-хон сверкнула черными глазами из-под соболиной опушки расшитой серебром шапочки и подошла к Михаилу. Взяла у него из рук золотые серьги с огненными индийскими топазами, едва слышно поблагодарила и выскочила из юрты. Яков толкнул друга локтем в бок. Михаил гневно посмотрел на него. Хорошо накрытый стол рождает беседу, и хан Шадибек первый раз спросил гостей о цели их приезда. – Мы должны наказать врага нашей Родины, хана Тохтамыша. Князь московский Василий Дмитриевич и боярская дума присудила его к смерти. – сказал Яков. – А за что? – Он обманывал нашего князя, притворяясь другом. На деле был и остался врагом. Много раз нападал на наши города, сжигал их, а людей продавал на рабских рынках. – Но то была военная хитрость, а за это в нашей стране не судят. Будь настолько сильным, чтобы на тебя боялись нападать. Тогда тебе не страшны вероломные враги. – Ты прав хан. Теперь обстоятельства переменились. Он стал слабее нас. И мы не хотим, чтобы окреп настолько, что опять нападет на русские княжества. Можно считать это упреждающим ударом. Это соответствует Яссе Потрясателя Вселенной, не правда ли? – Безусловно. Вы, русские, многому научились у монголов. Правда, на это потребовалось триста лет. – Вы, татары, тоже многому научились у монголов. Но на это понадобилось почти полное уничтожение вашего народа. Ведь так? – Ты прав. Темучин почти полностью вырезал татар за то, что они отравили его отца Есугея, вождя борджигинов. И главу рода киятов. – Если Тохтамыш окрепнет, плохо будет всем. – Это так. Я помогу вам. Но дело это не простое. Сибирь большая… – Это мы уже заметили. Таких просторов, огромных рек, колоссальных гор нигде не видели. Ты богач хан. – Я служу своему народу, только курултай [86]решает, кому быть ханом на этой земле. Тохтамыш пренебрегал волей народа и поплатился за это. Но достать его будет очень трудно. Отряд, посланный Тимуром, он полностью уничтожил. У него есть шпионы и сторонники везде. – Мы будем выслеживать его день и ночь. И когда найдем – не дадим пощады. – Хорошо. Мои нукеры тоже не бездельничают. Мы знаем все его временные стоянки. Когда он будет на какой-то из них – нам скажут. А пока, мы дадим вам юрты, и готовьтесь к долгому и нелегкому ожиданию. Прошло целых пять месяцев, прежде чем нукеры Шадибека принесли радостную весть – Тохтамыш будет на одной из его заимок в ближайшие дни! Для нападения, по словам разведчиков, было достаточно тридцати человек. Снег был не белый, а голубой с искоркой. Крутой сибирский мороз превратил каждую снежинку в драгоценность. Они очень медленно падали с высокого неба и ровно ложились на землю, юрты и деревья. Все вокруг стало белым как небесные облака. Хотя облака могли быть и белыми, и свинцового цвета и черными перед бураном. Снег укутал землю плотно, надежно и надолго. Туркменские воины удивительно быстро привыкли к сибирским морозам. Они говорили Михаилу: «Муса-ака, мороз – это все равно как жара. Нужно хорошо одеться, и он тебе не страшен». Их повседневная одежда и меховые полушубки позволяли им не чувствовать особого холода даже верхом. Но все же пришлось научиться больше времени двигаться пешим образом. В мороз. Лошади, в отличие от людей, не могли надеть на себя меховую одежду. Нукеры хана Шадибека и воины Михаила Киреева, всего тридцать пять человек пробирались по заснеженной тайге к тайной заимке Тохтамыша. Небольшой охотничий домик пустовал всю осень. Теперь же по уверению местного охотника-ненца, он видел следы вокруг него. И это были следы от татарских сапог, подбитых железными гвоздями. Ненец рассказывал, что он тихонько подошел к домику после захода солнца и увидел стреноженных лошадей и одного вооруженного человека в лисьем малахае. Профессия охотника учит терпению, и ненец стоял под кедром долго, пока не увидел, как из избушки вышел высокий, черноволосый человек и, отойдя под деревья, справил свою малую нужду. Ненец сразу узнал хана Тохтамыша. Он видел его раньше, когда хан проезжал его селение со своим войском. Охотник очень удивился, люди говорили, что Тохтамыш ушел из этих мест, а он здесь. Ненец знал, кто его ищет, рассказал обо всем Шадибеку и получил награду. Сейчас он шел впереди всей колонны на лыжах, подбитых мехом. Причем мех устанавливался зачесом назад, и лыжи не могли съехать задом с горки. Зато при движении вперед идти можно было очень легко и просто. Михаил долго и тщательно готовил каждого воина к этому походу. Одежда была теплой, так как неизвестно, сколько придется быть на открытом воздухе. Холодное оружие должно быть наточено и крепко уложено в ножны. Брякать-звякать не должно, как говорил атаман Ибрахим когда-то. Сапоги давно поменяли на подбитые кожей валенки. Они долго шли по тайге и, наконец, увидели впереди полянку и деревянную избушку. Михаил показал нукерам молча окружить это место и отряд медленно и бесшумно вышел из леса. Воины обнажили оружие, и вышли из тайги. Михаил огляделся в последний раз, и два обстоятельства сильно его поразили. Во-первых, исчез проводник-ненец, и, во-вторых, около коновязи не было часового. Он уже набрал в грудь воздуха, чтобы скомандовать «К бою!» как в воздухе зашелестели стрелы, и половина его нукеров упала замертво. Засада! Михаил с обнаженной саблей в руке рванулся к двери домика, но дверь открылась, и на него бросилось сразу трое бойцов. Краем глаза он увидел, что Яков пытается собрать оставшихся людей и организовать отступление. К противнику из леса подошло подкрепление, соотношение сил стало один к пяти не в пользу Михаила. Сам он сражался уже с пятью противниками, доставая саблей то одного, то другого. Его ранили в левую руку, потом в грудь. Он заколол врага справа, ещё одного. Пот лился по его лицу вместе со своей и чужой кровью. Он не видел, сколько его нукеров живо, а сколько убито. Силы его убывали. Перед глазами плыли красные круги, которые сменились черными точками, и наступила темнота. Полная и непроглядная. Тохтамыш выехал из-за деревьев, когда дело было уже закончено. Он был страшно недоволен. Тридцать пять человек Шадибека дрались, как тридцать пять шайтанов! Семьдесят восемь его бойцов остались лежать под кедрами на заимке. – Эй, Карим! Подсчитай сколько их здесь! Должно быть ровно тридцать пять! Что!? Тридцать четыре? Ну ладно, если один выжил, пусть принесет весть этой собаке Шадибеку. Своих раненых и убитых увезем, а его людей пусть рассомахи съедят. Все готовы!? Вперед! Отряд быстро и бесшумно ушел в лес, оставив у избушки тридцать четыре тела. Ветер и снег быстро занесли следы лошадей и людей. Яков очнулся в стороне от тропы. За десять минут до этого в его шлем ударила стрела и он, оглушенный упал на мягкий и пушистый снег. Открыв глаза, Яков сначала не понял, где находится. Потом медленно встал и пошел к лесному домику. Он подходил к каждому убитому воину и проводил рукой по его шее, слушая пульс. Живых не было. На его пути оказался весь изрубленный саблями Михаил Киреев. Крови вокруг него было так много, что Яков поскользнулся. Ефимов был уверен, что и Михаил убит. Он машинально потрогал шею Михаила холодными пальцами и почувствовал легкое биение пульса! Жив!! Пересиливая боль в голове, Яков кинжалом срезал две длинные прямые слеги, привязал к ним чей-то меховой полог, взвалил Михаила на эти импровизированные сани и потащил друга в сторону кочевья Шадибека. Он шел и молился. Просил у Бога только одного – чтобы воины Тохтамыша не вернулись пограбить мертвых и не выследили его. Он впрягся в сделанные им самим носилки-сани и долго шел по зимней ночной тайге. Можно было зажечь факел, огниво и трут были с собой, но… лучше не привлекать внимания врага. Поэтому посланные на поиски пропавшего отряда нукеры Шадибека не сразу нашли его и Михаила. Могли не найти совсем – тайга большая, но у Якова было очень полезное свойство – он никогда не ошибался в направлении пути. Их нашли утром. Обоих бросили в сани, завалили тулупами и привезли в кочевье. Железное здоровье Михаила позволило ему дожить до человеческого жилья, а дальше… это могли определить только высшие силы. Яков рассказал Шадибеку о предательстве лесного охотника. За ним тут же послали, но не нашли. Взяли всю его семью, и теперь его приход с повинной был только делом времени. Яков не стал рассказывать о засаде. Нукеры Шадибека обследовали место происшествия, и нашли все её следы. Вот здесь Тохтамыш спрятал своих воинов, до прихода туркмен и нукеров Шадибека. Здесь у них был костер, и они варили пищу. Тайга – это открытая книга, для того, кто умеет её читать. Шадибек пригласил в кочевье знаменитого лекаря Рахматулло-табиба [87]и спросил его, можно ли вернуть здоровье его израненному и промерзшему другу Михаилу. Лекарь сказал: – Если Аллах захочет, воин будет жить. Но будет ли держать саблю в руках? Его били булавой по рукам и ногам. Они сломаны в нескольких местах. Я попробую соединить сломанные кости и зафиксировать их. Будем надеяться, что эту проблему мы решим. Совсем другое дело переохлаждение. У меня есть лекарства для тела человека. Они могут усилить его собственные возможности для борьбы с болезнью. Но может быть придется применить особые методы лечения. Пока я ничего не могу сказать. – Что это за особые методы, Рахматуло-табиб? Я готов на любые затраты, только скажите. – Тут дело не в деньгах и золоте, уважаемый Шадибек. Для начала пошлите гонца на Алтай, у вас ведь есть там знакомые? – Конечно, табиб! – Пусть они передадут с вашим гонцом побольше горного «мумиё [88]» – Сделаем табиб. – Мне нужны будут помощники или помощницы для приготовления лекарств и выхаживания больного. – Скажите сколько вам нужно человек, и мы дадим вам хоть сто рабов и рабынь! Стоящая тут же сестра Шадибека Зухра-ханум умоляюще посмотрела на брата. Шадибек заметил её взгляд и попросил табиба. – Уважаемый Рахматулло! Разрешите моей сестре ухаживать за раненным. У неё к этому талант. Она с детства лечила всех кошек и собак в нашем ауле. – Конечно, пусть помогает. Тут любой человек будет необходим, тем более такая красивая девушка с нежными руками. – А я займусь Тохтамышем. Он теперь мой кровный враг! Буду преследовать его постоянно. На этой земле теперь будет место только одному из нас! Михаила положили в отдельной юрте, у входа поставили круглосуточную охрану. Чтобы никто, кроме тех, кому разрешил табиб, не входил туда. Рахматулло объяснил Зухре, что болезни переносятся маленькими, невидными глазом частицами. И если человек болен, а такая частица попала ему в рот или нос, он может умереть. Поэтому нужно всегда входить к нему с чисто вымытыми руками. По просьбе врача ему принесли несколько глиняных кувшинов. Он на глазах Зухры-хон положил один кувшин в мешок, ударом палки по мешку разбил сосуд. А, потом, не вынимая из мешка, собрал кувшин, кусок за куском. Зухре он объяснил, что тренирует руки для восстановления конечностей больного. Вскоре гонцы привезли «мумиё» и табиб решил проверить настоящее ли это лекарство или ловкая подделка. Ему принесли живого петуха, которому он быстро и ловко сломал ногу. Смазав перелом лекарством, табиб крепко забинтовал ногу птицы. Через двенадцать часов он снял бинты и… Зухра и Шадибек не поверили своим глазам. Нога полностью срослась. Рахматулло-табиб был доволен – «мумиё» настоящее. Теперь он был уверен, что переломы и раны будут вылечены. Его беспокоила то, что у больного держалась высокая температура. Он попросил Зухру-хон договориться с братом о встрече. Шадибек пришел сразу же. Табиб сказал: – Меня очень беспокоит состояние здоровья вашего друга. Переохлаждение вызвало нарушение работы органов всего его тела. Тело борется с этой болезнью и для этого поднимает температуру очень высоко. Но эта температура может и убить его. Вот такой парадокс! Я давал ему лекарства, но они пока бессильны, что-либо изменить. Необходимо более радикальное средство. – Какое, табиб? – Я вам расскажу старую легенду. Когда-то, очень давно, древние евреи решили написать Библию и поручили это нескольким очень уважаемым и образованным людям. Книгу писали десять лет, все кто её писал, были пожилыми людьми и постепенно, один за другим умирали. Остался последний из них. Ему уже было много лет, и он мог умереть в любую минуту. И тогда Книга осталась бы недописанной. У этого народа было много хороших врачей. Им поручили сохранить жизнь писателю до окончания этого большого труда. Врачи нашли в своей стране красивую, молодую и очень здоровую девушку четырнадцати лет и пообещали ей, что если старик проживет до конца написания Книги, её выдадут замуж за любого, кого она выберет. И дадут очень много денег. Девушка согласилась. Каждый вечер её припеленовывали саваном к писателю на всю ночь. И всю ночь она должна была ХОТЕТЬ, ЧТОБЫ ОН ЖИЛ. Так продолжалось сто двадцать дней. Таким образом, Библия была написана. А старец прожил ещё семь лет после окончания работы. – Здорово! Сейчас я распоряжусь, чтобы нашли молодую рабыню и пообещаю ей то же самое! Зухра-хон остановила брата уже готового выбежать из юрты. – Стой, Шадибек! Не нужно искать рабыню. Я сама готова вылечить Михаила. Ничего на свете не хочу так сильно и ничего, в жизни своей не хотела, больше чем этого. Позволь мне брат! – Но Зухра, сестренка, Михаил не глубокий старик. И у него в Персии есть любимая женщина! – Мне все равно. Я люблю его! – Когда же ты успела? – Теперь я знаю, что для этого не нужно много времени. – Ну что ж, видно твое время пришло. Лечи. Всю зиму Шадибек и Яков пытались выкурить Тохтамыша из его тайных убежищ, но мятежный хан каждый раз уходил от опасности. Проходил месяц за месяцем, закончилась долгая сибирская зима. Михаил уже давно пришел в себя и начал понемногу поправляться. Температура больше не мучила. Зухра не отходила от его постели. Разве, что на короткое время Наконец табиб приказал вывести атамана из юрты на весеннее солнышко. Михаил вышел, опираясь на плечо Зухры-хон, и посмотрел вокруг. Жизнь кипела во всем её многообразии. Пели птицы, зеленая трава уже покрыла все кругом. Вечнозеленая тайга синела на горизонте, и от неё пахло свежестью и хвоей. Табиб попросил Михаила поднять правую руку, но у него ничего не получилось. Рахматулло нахмурился. Потом попросил показать ему ноги и долго щупал левую, в районе голени. Видимо результат осмотра тоже ему не понравился. Он сказал Михаилу. – Мне не удалось полностью восстановить вам ногу и руку, но это ещё возможно. Для этого нужно опять сломать их определенным образом и срастить снова. Это очень больно. Но вы воин, умеете терпеть. Если не попытаться восстановить вам конечности, вы до конца жизни не сможете нормально ходить и держать саблю в правой руке. Соглашайтесь. – Я согласен, Рахматулло-ака. Моя жизнь в ваших руках и в руках прекрасной Зухры-хон. Зухра посмотрела в глаза Михаилу. Только очень сильный человек мог согласиться на такую операцию. И ей было очень его жалко и страшно за него. Неожиданно прискакал Яков на своем гнедом ахалтекинце и заговорил с Михаилом по-русски. – Как здоровье, Миша? – Неплохо, вот нога не слушается и рука тоже. Но Рахматулло обещает вылечить. – Этот вылечит! Пока он был здесь, вылечил несколько человек от совершенно неизлечимых болезней. Местные шаманы каждый день приходят сюда на поклонение ему. Считают его богом. – Здорово. Какие новости, Яков? – Тохтамыша мы пока не поймали. Хитрый волк, да и пространства здесь очень большие. Есть где спрятаться. Я должен тебе сказать о плохой вести из Персии. Гонец был месяц назад. Ты как, способен выдержать очень плохую новость? – Говори, я на все готов. – Майя погибла. – …Как это произошло? Она пряталась у брата. У Афанасия, ты его знаешь. Потом сказала ему, что ей нужно в город. Восстание к этому моменту было подавлено, и Афанасий отпустил её с охранником. Она не сказала, куда и зачем пойдет, но ты знаешь Майю. Если она чего-то решила, её никто не остановит. – Знаю. – В Тебризе она зашла в какой-то дом, а охраннику приказала ждать на улице. Тот ждал её до заката. Не дождавшись, зашел в дом. Она была там, в груди торчал нож. Было очень много крови. Одного я не пойму, ведь Майя могла предвидеть многое. Почему она пошла в этот дом? – Когда-то она мне говорила, что про себя предвидеть очень трудно. Почти невозможно. Михаил попросил отвести себя в юрту и пролежал там лицом вниз почти два дня. Вместе с Майей ушло его детство, его юность и, как ему показалось, ушла вся его жизнь. Когда Рахматулло-табиб предложил начать операцию, ему уже было все равно. Безразличие навалилось как тяжелое мокрое ватное одеяло. Он не хотел жить. Все померкло со смертью любимой. И табиб сказал: – Уважаемый Муса! Я не смогу сделать вам операцию, пока вы в таком состоянии. Для выздоровления нужно, чтобы вы хотели выздороветь. Это понятно. – Мне теперь все равно, табиб. – Как это все равно?! У вас осталось ещё много долгов, которые за вас никто не отдаст! – Какие долги? Я никому ничего не должен. – А долг перед московским князем, вы же ему присягали? Ваш друг Яков, спасший вас с риском для жизни, он ведь в одиночку выполняет ваш общий долг! Мне сказали, что все ваши родные погибли при защите родного города. Как там он назывался? Каракалам? Правильно. Разве они не взывают о мщении? Месть – священное чувство, подумайте об этом. Ваши друзья в России и других странах верят вам и надеются на вас. И, наконец, есть ещё один человек, ради которого вы должны жить. – Что это за человек? – Прекрасная Зухра-хон. Она многим пожертвовала ради вас. И об этом знает весь её род. Эта девушка пожертвовала своим будущим счастьем для того, чтобы вы выздоровели. И вы этого не можете не знать. Так? – Вы правы. – А знаете, почему она это сделала? Не поручила уход за вами какой-нибудь молодой рабыне или простолюдинке. Потому, что любит вас. Только слепой не увидит этого. А вы зрячий, это я вам как врач говорю. – Вы правы. Делайте операцию. Я хочу жить. Майя не позволила бы мне впасть в уныние. – Я буду ломать вам руку и ногу, потом постараюсь соединить кости правильно. Это больно… – Ломайте табиб! Рахматулло-табиб провел три операции. Михаилу было очень больно. Он сжимал зубами деревянную ручку камчи, и никто не услышал ни одного его крика. Табиб был против такого адского терпения. Он считал, что крик полезен. Крик и стон дает выход энергии и облегчает боль. Но Михаил его не слушал. Остальные раны врач промыл и зашил уже давно, и они не беспокоили больного. Но нога и рука… Почти год понадобился на полное и правильное заживление. Из леса приходил старый шаман-эвенк. Он, по просьбе Шадибека делал Михаилу специальный заживляющий массаж с целебными травами и кедровым маслом. Его усилия увенчались успехом. Молодость и здоровый организм помог казаку встать на ноги. Наступил день, когда он, опершись на плечо Зухры, вышел из юрты самостоятельно. Посмотрев на зеленую траву, синие горы, Михаил и Зухра дошли до родника с хрустальной водой на краю кочевья. После этого атаман попросил девушку отвести его в юрту Шадибека. Хан был дома. Они с Яковом как раз обсуждал очередной план нападения на Тохтамыша, когда пришел Михаил. Атаман зашел в юрту, поклонился хозяину по русскому обычаю и сказал: – Брат мой Шадибек! Да, я называю тебя братом, потому, что только брат мог проявить такую заботу ко мне, незнакомому, в общем, человеку. Прошу тебя брат, прими мою благодарность за все, что сделано для меня. Никогда я не смогу в полной мере отплатить тебе за доброту и заботу. Тебе и твоей красавице сестре Зухре-хон. Я полюбил вас обоих и хочу стать членом вашего рода. Хан Шадибек, прошу тебя, разреши мне жениться на твоей сестре! Ты не подумай плохого, я люблю её! И я не простой человек, а русский боярин! Меня сам князь московский за заслуги перед отчеством произвел в боярство. Правда у меня пока нет своей вотчины, но это дело наживное – будет. Сабля и голова на плечах поможет мне добыть все, что моей семье будет нужно. И ещё – я православный, а сестра твоя мусульманка. Но наши мудрецы говорят, что Бог у всех людей один, просто его называю по-разному. Я свою жену не буду принуждать, и она сама решит, кем ей быть. – Боярин Михаил, спасибо тебе за честь, которой ты меня удостоил, попросив в жены сестру мою – сказал Шадибек. – Я её люблю, и неволить не буду. Если любит тебя, то сыграем свадьбу. И приданное за неё дам большое. Она не простолюдинка, а дочь хана и сестра хана. Условие у меня одно. Семью свою увезешь на Русь только после того, как Тохтамыша достанем. Если согласен, то зови Зухру, нужно и её спросить. Невеста сказала «да», но свадьбу решили сыграть через три месяца. Михаил хотел хорошенько разработать мышцы и суставы вылеченных ног и рук. Чтобы на свадьбе быть здоровым и сильным. Зухра согласилась и стала упорно помогать ему в этом. Целыми днями они ездили верхом в сопровождении телохранителей Шадибека. Стреляли из лука, причем Зухра оказалась более метким стрелком, чем Михаил. На закате атаман брал тяжелую тренировочную саблю и упражнялся с ней часами. Это было очень красивое зрелище. Блестящий от пота обнаженный торс без единой капли лишнего жира. Точные и резкие движение сменятся плавными. Сабля в руках Михаила казалась нереально блестящей, огненной. Зухра никогда не упускала случая полюбоваться этими упражнениями своего будущего мужа. Прошло совсем немного времени, и здоровье Михаила восстановилось полностью. Шадибек отпраздновал свадьбу сестры и друга, выделил им отдельную юрту неподалеку от своей ставки. Михаил стал участвовать в поисках Тохтамыша. Но, несмотря на то, что силы участвующие в его поимке были удвоены, мятежный хан умело избегал неприятностей. Не раз нукеры докладывали о том, что Тохтамыш убит, но каждый раз эти слухи не подтверждались. Огромный район, где он скрывался, удалось полностью блокировать с помощью местных жителей и вождей соседних племен. Тохтамыш много раз пытался прорваться в Центральную Азию или Китай, но каждый раз натыкался на умело построенный заслон. Опытный пограничник Михаил Киреев ставил засады по всем правилам воинской науки, и миновать их было невозможно. Много раз Тохтамыш уходил из битв один или вдвоем с ординарцем. Прятался в каком-нибудь тихом уголке. Отсиживался месяцами и снова пытался выскочить из гигантского кольца. Яков получил очередную депешу из Руси. Митрополит Киприан призывал его оставить прежние дела и прибыть в Москву за новым поручением. Михаилу предписано было продолжить поиски Тохтамыша и довести дело до конца. Вернуться домой ему позволялось только после ликвидации этого злейшего врага Руси. Яков простился с друзьями, с Зухрой-ханум, очень похорошевшей после замужества. Обняв Михаила, он сказал: – Прощай друг, вот и кончилось наше совместное дело. Теперь тебе одному его завершать. – Яков, не уезжай! Найдем тысячу причин для Киприана. Достанем злодея, вот тогда вместе и вернемся. Ведь сколько лет уже, бок о бок воюем. Не уезжай. – Не могу, Миша! Если митрополит призывает, значит, кроме меня никто с этим будущим делом не справится. Только я, понимаешь? В моем доме на Котельничской я весточку тебе оставлю. Домоправителя зовут Митрофан, у него будет письмо для тебя. Нужен, буду – отыщешь. Ну, дай вам Бог с Зухрой красивых и умных детей побольше. Прощай. – Прощай. Постой! Возьми с собой человек десять нукеров туркменских из тех, что мы с тобой сюда привели. На дорогах опять пошаливать стали. Возьми! – Хватит и пяти. Уже добровольцев определил. Прощай. Не провожай меня. Долгие проводы, долгие печали. – Прощай, друг. Родным ты мне стал. – И ты мне. На рассвете нукеры Шадибека проводили Якова до границы и вернулись. С ним вместе уехал на Русь и врач Рахматулло-табиб, очень хотевший увидеть новую страну, Родину своих новых друзей. Теперь Михаилу придется одному охотится за зверем по имени Тохтамыш. Он с удвоенной энергией взялся за дело. По сути, судьба Тохтамыша была решена, вернуть былую силу ему ужу не доведется никогда. Но прошло долгих десять лет прежде чем Михаил и Шадибек сумели заманить его в ловушку и обезглавить в яростной схватке. За восемь лет до этого пришла весть о смерти Тимура. Весь мир облегченно вздохнул. Ещё один жестокий завоеватель, тиран и убийца канул в Лету. Когда-то очень давно один мудрый человек сказал, что как бы ты не был богат и влиятелен, на тот свет с собой ты ничего не сможешь взять. И Тимур не смог, его потомки враждовали между собой, воевали за великое наследство. Сыновья постепенно умерли от ран, болезней и интриг. Самым знаменитым из потомков Тимура оказался Улугбек. Он построил в Самарканде и Бухаре прекрасные здания: медресе, бани, мавзолеи, обсерваторию. Говорят, повлияло на решение строить обсерваторию то, что составленный для Улугбека гороскоп предрекал ему гибель, а насколько точно он составлен, можно было сказать, только улучшив результаты астрономических наблюдений. Для этого в 1417 году, в Самарканде собирается «ученый совет». 24-летний правитель собрал около ста ученых из разных мест и обсуждал с ними, как строить обсерваторию, какие инструменты должны быть в ней и какие наблюдения проводить. В итоге астрономы всего мира получили удивительно точные значения координат 1018 неподвижных звезд. Улугбеку удалось вычислить значение синуса одного градуса – важной астрономической постоянной – с точностью до восемнадцатого знака после запятой! (разумеется, после перевода в десятеричную систему. Улугбек представлял значения функций в шестидесятеричных дробях). Но и у такого великого человека, как Улугбек, были свои враги. Мусульманские ортодоксы были недовольны, что его дела увеличивают знания людей о мире. Увлечение науками позволило обвинить его в ереси, а мечтающий о троне сын Улугбека – Абд ал-Латиф воспользовался потерей доверия к отцу у войска и пошел на него войной. Под Самаркандом войско Улугбека оказалось разбито, а сам он сдался на милость победителя. Сын предложил отцу паломничество в Мекку, на которое тот согласился, а параллельно устроил шариатский суд. Нашелся человек, некто Аббас, отца которого якобы убили по приказу Улугбека. Суд выдал фетву, вердикт на убийство ученого. Только один казий – Шемс-ад-дин Мухаммед Мискин – отказался ее подписать… Сразу после суда Улугбека обезглавил собственный сын. …В начале мая 1450 года отцеубийца Абд ал-Латиф (убивший и своего брата) увидел во сне собственную голову, поднесенную ему на блюде. Пробудившись, ал-Латиф стал гадать по книге стихов Низами. Ему открылись строки: «Отцеубийце не может достаться царство, а если достанется – то не более, чем на шесть месяцев». 8 мая Абд ал-Латиф оказался убит в результате заговора. Но это случилось уже потом. А после ликвидации Тохтамыша, Михаил начал собираться на Русь. Он испытывал двойственное чувство. С одной стороны он сроднился с Шадибеком и людьми его рода. Зухра стала его верной женой и у них, за это время родилось двое детей. Девочка и мальчик. Атаман воевал за этих людей, они сражались рядом с ним. Это делает их родными навсегда. Но ведь и Русь была ему близка. К тому же он не был дома уже много лет. Ничего не знал о своих родных, соплеменниках, друзьях. Он, русский боярин Михаил Киреев, просто обязан был явиться к митрополиту Киприану и отчитаться в сделанной работе. Князь Василий Дмитриевич, по слухам, был жив и здоров. То же самое говорили о царевиче Касиме. Пора было отправляться домой. Михаил решил, что осторожности ради, он отправится в Москву один, с добровольцами туркменами, служившими ему верой и правдой уже много лет. Зухра очень не хотела отпускать мужа одного, но взяла с него слово, что как только все в его статусе определиться, он вызовет её на его Родину. Дети спали и видели новые страны, города и просили отца, не затягивая времени, вызывать их всех на Русь. Шадибек очень волновался за друга. Пока он был здесь, под его крылом, хан был спокоен за него и за сестру. А что будет если он уедет так далеко? Но и Шадибек и Зухра и все остальные очень хорошо понимали значение воинской присяги. Поклялся в верности московскому князю, служи, как совесть велит. Нужно ехать. Михаил тщательно собрал свой небольшой отряд. Оружие, лошади, боеприпасы и продукты – все было рассчитано, уложено и упаковано. Московскому князю и митрополиту Шадибек передал богатые подарки. Голову Тохтамыша по тогдашнему обычаю выварили, оставив только череп. Уложили в специальный ящик кедрового дерева. Это был главный подарок князю Василию. Неглавных было больше. Золотая посуда, малахитовые четки, шашка-гурда [89]в инкрустированных серебром ножнах. Такой шашкой слабая женщина могла развалить врага от шишака шлема до седла, без серьёзных усилий. Несколько мешочков с золотым песком Михаил взял на дорогу. Митрополиту Шадибек передавал редкую икону Божьей Матери, написанную монгольским иконописцем. Иконе той было уже лет триста. Мало кто знал тогда, что были монгольские племена, целиком, состоящие из христиан. Шадибек был уверен, что уж Киприан то знает это и оценит подарок по достоинству. Само собой разумеется, он запасся необходимыми грамотами и пайцзами. Без этого проезд на такое расстояние и через столько государств был практически невозможен. У воинственных кочевников не приняты долгие прощания. На следующее утро Михаил повел свой отряд на восток в московское княжество. 26 Земля своя, драга есть человеку. (Отечество дорого человеку. Менандр Мудрый) Отряд двигался по проторенной дороге, на которой веками двигались и в ту и в другую сторону воины и купцы. Караваны везли все, что пользовалось спросом у жителей, а воины перемещались по этому пути в поисках воинской службы и наживы. Одна из самых древних профессий на земле – наемник. Поэтому никто не удивился, увидев отряд хорошо вооруженных всадников на этом караванном пути. Чего удивляться если войны везде идут почти непрерывно. Пусть едут у всех свои заботы. Да с ними и безопасней, присоединиться такой отряд к каравану и караванбаши может быть спокойным. Ни один разбойник не приблизится в грузу, ни в пути, ни на стоянке. Да и воины какие-то интересные, молодых среди них мало, все больше люди средних лет. Одеты почти одинаково, в татарские бешметы и туркменские тельпеки. Вооружены до зубов. С ними командир, по виду, будто булгарин или черемис, а говорит, что русский боярин. Кто их там русских разберет? Говорят, что название народа у них от германского племени руссы, язык и светлые глаза от подвластных руссам славян. Но сильный народ. Дань татарам не платят, сам Тимур от их границы ушел, воевать не стал. Так говорили между собой опытные караванщики на привалах за чаркой вина или хмельного меда. Эти постоянно в пути, много видят, много знают. И главное многих знают. По всей дороге налоги взимают отчаянные тюркские ханы. Каждый участок имеет свою цену. Платят все. Без исключения. Так считали караванщики, но… Этот боярин не платил никому. Караванбаши попробовали выяснить, почему со всех берут, попробуй, не заплати, а с этих рубак, ничего ни требуют? Когда узнали – ужаснулись. Оказывается, бок о бок с ними шел знаменитый Муса Гирей, победитель Тохтамыша! Вот теперь стало все ясно. И почему он не болтал с ними на привалах о жизни – не пристало. И почему так почтительно обращаются к нему все ханы придорожных племен. Рассказывают, что когда-то он поклялся отомстить Тохтамышу за какую-то обиду и десять лет гонялся за ним по всей Сибири, пока не убил. Сильный человек. Сразу видно. Под черной шапкой волосы с проседью. На лице шрам глубокий от сабельного удара. Только глаза молодые, синие, как бирюза, смотрят весело и живо. На коне держится прямо, левая рука на поводе, правая в бок уперлась. Черный бешмет ладно сидит на мускулистом сухопаром теле. Нукеры относятся к нему с почтением, но без подобострастия. Ну что ж, с таким напарником можно без страха идти куда угодно. Говорят же в Грузии: «Не купи дом, купи соседа!» С хорошим соседом как с братом, жить рядом легко и удобно. Грозные хозяева дорог сами почтительно приходили к костру Мусы Гирея. Спрашивали, не нужно ли чего. Так было до самой Руси. Войдя в русские пределы, Михаил с отрядом отошёл от каравана и двинулись в рязанскую землю к городу Касимов. На из пути оказался небольшой пограничный отряд казаков. Как только земляки узнали, кто возглавляет этот отряд, они образовали почетный эскорт для своего атамана, ставшего уже легендой в их крае. Михаил ехал и удивлялся. По обеим сторонам дороги расстилались поля и обширные пастбища. На зеленой траве паслись большие отары овец, их охраняли воины-тюрки, вооруженные копьями и саблями. Чем ближе они подъезжали к Касимову, тем больше становилось хуторов, деревень и поселков. А вот и старая знакомая Касимовская крепость, только достроенная, вооруженная пушками и оснащенная подъемным мостом. У опущенного моста стола толпа людей в богатой одежде и впереди всех был сам царевич Касим, повзрослевший и возмужавший. Михаил тут же пришпорил своего ахалтекинца, а хан Касим своего коня и они, съехавшись, обнялись, не слезая с коней. По щеке Касима текла мужская слеза, и он не стыдился этого. Много лет прошло, но ничего не забылось. Касим и Михаил ехали бок о бок. Как когда-то. А жители Касимова приветствовали их радостными криками. Так они добрались до большого дома напоминающего огромную юрту. Это был дом хана Касима. – Баракялла, Касим-джан! Много строишь хороших домов. – похвалил Михаил – Ещё и мечеть построил и медресе, и церковь большую православную! – Молодец! Как здоровье, что нового на Руси? Рассказывай быстрей! – Сейчас размещу твоих воинов на постой. Тебя в бане лично пропарю. Потом за столом, за обедом все расскажу. Ты дома, Муса. Здесь, пока человека не накормят, разговаривать не станут. Не забыл? – Не забыл – сказал Михаил и на минуту закрыл глаза. Ему стало так хорошо!!! Как никогда и нигде не было. – А пока пройди в мой дом, гость дорогой. Позволь мне тебя познакомить с женой и детьми. Вот это Гузель, моя жена, а это мой старший сын Борис. Не удивляйся, он принял христианство. Его право. Мой младший сын Шамиль. Уже десятником служит в моей дружине. Все работают, служат. Никто не бездельничает. Войска у меня сегодня, как и обещал я Василию Дмитриевичу – четыре тумена. Все остальное после бани. После бани, устроившись за столом полным всяких яств, в чистой полотняной одежде Михаил рассказал другу все, что случилось с ним за эти годы. Рассказал, как он убил своего злейшего врага Семена Бельского. Как сошел с ума Мираншах, как погибла Майя. Как он попал в засаду, а Яков спас его. Как его лечили. Касим в свою очередь поведал Михаилу, как его лечили русские староверы. Как ведьма Загляда явилась к Тимуру в виде Матери Божьей с иконы Владимирской и запретила ему идти на Русь. Как он, Касим, отбивался от банд и разбойников, которых породила эта странная война. Тимур-то ушел, а разбойники и не думали уходить. Постепенно всех истребили, но это тяжело далось. Как строили и укрепляли Касимов. Царевич рассказал, что город Каракалам был превращен в дорожную пыль полчищами Тимура, а жители его, те, кто выжил, подались на реку Дон. Там строят сейчас другое городище и собираются Русь защищать по-прежнему. – И самое главное, Муса! – сказал хан Касим – Я тебе покажу один дом. Очень большой. Можно сказать терем, а не дом. Этот дом я для тебя построил. Вези свою Зухру и детей сюда. Тут будешь жить. – Ты, мне даришь дом?! У меня будет собственный дом, в котором будет жить моя семья?! – Почему будет? Он всегда был твой. Я его построил для тебя. Всегда знал, что ты вернешься и будешь в нем жить. Там все есть. Сам увидишь. Ты как был, так и остался начальником моего войска. Не отказывайся, прошу. – И не подумаю. Вот только в Москву съезжу и сразу приступлю. Отпустит ли меня мой хан? – Конечно. Поезжай и возвращайся. – Вернусь. Касим расскажи мне про Яромира? – Волхва уже нет с нами. Пять лет назад он ушел к предкам. Но жизнь староверов полностью переменилась. Оказывается, Яромир подписал с Киприаном договор о том, что староверов перестанут преследовать. – И, что, Киприан соблюдал условия этого договора? – Представь себе, да! Но только здесь в Мещерах. А в остальных частях страны все осталось по-прежнему. Да, собственно, и староверы остались только здесь. Таким образом, договор выполняется до сих пор. Ведуны приходят к нам в город. Лечат людей и скот. Покупают нужные им товары. Вот только порчу наводить им не разрешено. И за эти годы появилось ещё очень много всяких запретов. Народ их боится, и, кажется, им это нравится. Я думаю, постепенно это уйдет. – А как поживает Загляда? Ты помнишь Загляду, Касим? – Помню, но ответить тебе не смогу. После того, как Тимур увел свое войско, приехали люди митрополита и вежливо попросили Загляду в гости к первосвященнику. Больше она на острова не возвращалась. Но жива. – Что в Москве делается? – Год праздновали победу над Тимуром. Пили, гуляли, посадский люд, конечно. Потом все стало, как и раньше. Рязань на Москву нож точит, остальные князья режутся между собой как оглашенные. Литва и Польша на Русь зарятся. Но Василий Дмитриевич молодец! Постепенно, не мытьем так катанием, под себя всю Русь стягивает. Медленно, но верно. Я гонца пошлю к Великому Князю, о тебе сообщу, ждать будут. – Спасибо. Вот завтра и поеду. Москва показалась Михаилу огромным людским муравейником. Она и раньше была большим городом, но теперь, после ухода Тимура и уничтожения Тохтамыша под её защиту собралось втрое больше народа. Всем хотелось жить спокойно и сытно. Москва встретила Михаила колокольным звоном и почетным воинским эскортом, больше похожим на конвой. Не дав отдохнуть и переодеться, его сопроводили в Кремль в знакомый ему зал приемов князя Василия. Князь мало изменился за эти годы, разве только дородства прибавилось, да седина покрыла всю его головы. Но у них в роду все рано седели. Дмитрий Иванович после битвы Куликовой ещё не был сед, а после Тохтамышева нашествия сразу поседел. Митрополит прибыл сразу следом за Киреевым. Вот кого годы совсем не тронули! Но и у него, если приглядеться, морщин сильно прибавилось. Князь оглядел Михаила, потом подошел и обнял. Атаман стоял столбом, не зная как ему реагировать на столь несвойственное князю выражение чувств. Василий разнял руки, отошел в сторону, вытер глаза и сказал: – Рад тебя видеть в добром здравии, боярин! Спасибо за службу твою. Награда будет не малая. Ты большое дело сделал, избавил Русь о одного из злейших врагов. Правда, долго тянул, мы уже ждать устали. – Извини, князь, было очень трудно его настигнуть. Но мы с названым братом моим, ханом Шадибеком не давали ему возможности покинуть Сибирь. Все эти годы держали в руках пути и тропинки. – Ты говорят чуть не погиб, выполняя наше поручение? – Воинское счастье переменчиво. Выжил. Батюшка князь! Прошу принять подарки от родственника моего хана Шадибека. Он надеется на твою дружбу. – Значит ты теперь тоже татарский мурза? – Я был и остаюсь русским боярином! – А раз так, жалую тебя, за верную службу, земельными наделами неподалеку от земли друга твоего хана Касима. Бумаги на владение получишь в Земельном Приказе. И подаркам брата твоего Шадибека я весьма рад. Особенно тому, что лежит в шкатулке из кедрового дерева. Дружба наша с ним будет на вечные века. – Спасибо, князь. – Вези семью сюда. Верные бояре нам здесь нужны. Правда, отец Киприан просил тебя у меня. Хочет он опять тебе какое-то трудное дело поручить. Решать тебе самому. Что скажешь отче? – Пусть боярин Киреев заедет ко мне вечером. Поговорим. – Заеду, владыка. Аудиенция на этом закончилась. Михаилу и его отряду было предоставлено жилье неподалеку от Кремля. Пообедав с нукерами, Михаил взял малую охрану и поехал на Котельническую, искать дом Якова Ефимова. Не прошло и часа, как ему показали высокую ограду из заостренных кольев, и небольшую калитку, около струганных ворот. Это и был двор купца Якова Ефимова. На стук никто не отозвался. Михаил постучал громче и настойчивее, рукояткой камчи. Через некоторое время калитку осторожно открыл невысокий седобородый человек. Увидев Михаила, он широко улыбнулся, как будто знал его сто лет, и распахнул ворота. – Проходите господин, добро пожаловать! – Спасибо. Скажи мне, добрый человек, не оставлял ли твой хозяин мне письма. Я боярин Киреев. – Оставлял! Конечно, оставлял! Сейчас принесу. И вынес Михаилу небольшой, свернутый лист пергамента. Не слезая с коня, Киреев прочитал: Друг мой, дорогой, Михаил! Раз ты читаешь это письмо, значит, Тохтамыш побежден. Слава за это тебе и Шадибеку! Горжусь вами, братья! Меня в Москве нет. Завтра получу новое задание и, скорее всего, уеду. Куда, я не знаю. Зато точно знаю, куда нужно ехать тебе. Я помню твой рассказ о своем свидании с Майей на берегу реки. Там где ваши юноши кураем зовут девушек. Вот на этот берег тебе и нужно съездить. Прошу тебя. Увидимся. Твой друг Яков Ефимов. Ну что ж, Михаила и самого тянуло посмотреть на места своего детства и юности. Значит нужно ехать. Пока он читал письмо, Митрофан, слуга Якова стоял рядоми внимательно смотрел на него, а потом спросил: – Батюшка боярин, когда вы поедете к старому Каракаламу? – А ты знаешь содержание письма? – Хозяин рассказал мне, о чем оно, на всякий случай. – Завтра утром и поеду. Через день буду на месте. – Счастливой дороги! – Спасибо тебе. Вечером у митрополита пришлось немного подождать. Михаил огляделся и почувствовал себя прежним Мусой, который первый раз оказался на приеме у такого высокопоставленного лица, как Киприан. Во дворе была тишина и идеальный порядок. Монахи ходили тихо, не поднимая глаз. Даже стражники дружины старались не греметь оружием и доспехами. Владыка не любил шума. В приемной висели те же картины, и на Михаила из богатых рам смотрели те же лица святых и великомучеников, написанных гениальными художниками Италии. Не изменился и кабинет. Кругом были те же книжные полки, заставленные книгами в обложках и небольшими тубусами для свитков. В углу маленькая лампада освещала лик Спаса. На письменном столе красного дерева лежали свитки и книги. Стояла шахматная доска, а фигурки были аккуратно собраны в специальный ящичек, стоящий тут же. Митрополит сел в высокое золоченое кресло, обитое черной кожей. Муса устроился напротив него на невысокой скамейке без спинки. Прямо против него, на столе оказалась серебряная чернильница в виде пустого дубового пня. Все было как много лет назад. – Ну, здравствуй, боярин – тихо сказал Киприан – слава богу, что ты жив и здоров. – Вашими молитвами, владыка. Бывали моменты, думал все, смерть моя пришла. Но смерть проходила мимо. – Бельский я слышал… – Да, владыка, его больше нет. – Пусть земля ему будет пухом – сказал митрополит и перекрестился. Плохой был человек. Но Бог ему судья, а не мы с тобой. Надеюсь, ты не обиделся, боярин Михаил, что мы тебя почти тайком в Кремле приняли? – Я научился не обижаться на такие пустяки. На все есть причины. – Я не хотел, чтобы вся Москва тебя встречала, хотя ты и заслуживаешь такого триумфа. Не хотел, чтобы лицо твое запомнили. – Владыка вы всегда были для меня загадкой. – А ты научился на востоке говорить красиво, казак – улыбнулся митрополит – За столько лет, ишака можно было научить читать. – Я не хотел, чтобы твое лицо запомнили, потому, что собираюсь поручить тебе очередное тайное дело. – Какое, отче? – Мне нравится, что ты не проявил разочарование или усталость. Хочешь и дальше служить Руси? – Хочу! Только вот семью привезу и готов. – Молодец. Вези семью, устраивайся. Явишься, как освободишься от семейных забот. А Касим себе другого воеводу найдет. Иди, Бог в помощь. – Вы и это знаете, владыка. От вас ничего не скроешь. – И не пытайся. – Владыка, я вами восхищаюсь. – Чем же? – В моем представлении люди для вас – это руки. У вас сотни рук, владыка. Вы многоруки и многоумны. – А зверя мы все-таки укротили, атаман – Я только ваша рука. Укротили его вы, владыка. – Ты очень хорошая моя рука, Михаил. Поезжай. Скоро увидимся. Река Москва клубилась утренним туманом, солнце ещё не взошло, а Михаил Киреев с отрядом выехал по Изюмскому шляху в сторону Муравского тракта, чтобы попасть к родным просторам. Эти дороги были ему знакомы до последнего камешка. Он уже и сам забыл сколько раз ездил по этим, выбитым тысячами телег и копыт, пыльным лентам. Сколько людей плохих и хороших повидал на этом пути. Но сейчас он двигался особенно быстро. Как лошадь начинает резво бежать, почуяв еду и конюшню, так и Михаил в предчувствии встречи с родными местами не жалел коня. «Дома отдохнем» – думал он. А ведь знал, что дома там больше нет. А есть огромная куча пепла и больше ничего. Эта куча и была его родным городом Каракалам, где он родился и рос. Где научился всему и стал мужчиной и воином. Любая дорога имеет начало и конец. В теплый солнечный день Михаил подъехал к заветному месту. К священной роще, на обрывистом берегу реки. И время остановилось для него. Река и ветер все также дуэтом пели свою нескончаемую песню. И все также бил родник с прозрачной холодной водой. А на деревьях качались тысячи разноцветных лоскутков, символов любви и желания. Михаил прошел к реке на свое любимое место и сел на теплый камень. Здесь он ждал когда-то любимую Майю. Что хотел сказать Яков, когда послал его сюда? И вдруг… нет, этого не могло быть! Здесь же теперь никто не живет! Он услышал звук дудочки-курая. Кто-то играл на ней и очень хорошо играл. Мелодия дудочки нежная, в самую душу заглядывает, слышаться в ней шум быстрой реки и клекот степной птицы. И запах! Запах полыни-емшана. Это же её запах Майи! Михаил пошел на звук курая и увидел высокого молодого парня, играющего на ней. Черноволосый и голубоглазый он на кого-то был похож, но Михаил никак не мог вспомнить на кого. Потом, приглядевшись, понял, это юноша похож на него, молодого Мусу Гирея. На такого, каким он был много лет назад. Это было поразительно. Он подошел и спросил музыканта: – Эй, друг, кому ты играешь? Кого ждешь? Разве здесь живу люди? – Я жду своего отца, Михаила Киреева. А играю, чтобы он мог найти меня. Не вы ли мой отец? – ответил молодой парень, глянув на Михаила, голубыми как бирюза глазами. Ноги у Михаила стали ватными, но он спросил его опять. – Михаил Киреев – это я. А кто твоя мать, юноша? Извини, но я вижу тебя впервые. – Понимаю, отец. Моя мать Майя, из рода Ашин. Дочь Ибрахима, тысячника казарского пограничного войска. Мама родила меня в Тебризе, после вашего отъезда из Персии, и потом её убили. Меня вырастил и воспитал Афанасий Ефимов, русский купец. Он научил меня всему, чему мог научить. Рассказывал о вас отец и о маме. Она ведь была на службе у митрополита Киприана и выполняла его поручения. Воспользовалась тем, что её похитил боярин Семен Бельский. Он хотел убить её, но она внушила ему мысль, что нужно увезти её в Персию и подарить тогдашнему правителю Мираншаху. Остальное вы знаете… отец. – Значит, это она должна была быть третьим членом нашей группы. Третьим бойцом, который так и не появился. – Я эту историю знаю с самого детства. Она изменила весь сценарий вашего задания. Но потом, Абдулмалик-хан вычислил её, ведь это после ночи с ней Мираншах сошел с ума. И её убили. – Как тебя зовут… сынок? – Так же как и вас – Муса. Но дядя Афанасий дал мне и другое, христианское имя – Матвей. Значит я Матвей Михайлович Киреев. – Пойдем, сын. Поедем домой, в Касимов. Там нас ждет мой друг хан Касим. Нам ещё много нужно рассказать друг другу. Они шли рядом, плечо к плечу, такие похожие – бывалый закаленный воин и мальчик. Теплый ветер шевелил волосы на непокрытых головах. Неизведанное будущее витало над ними, и никто не знал, что будет впереди. А все только начиналось… *********************************************************************** Написанное, не претендует на звание исторического. Это всего лишь версия исторического события, причину, которого не знает никто. Лев Кислюк.20.04.2010 г. Тольятти. Воины Тимура Воины Тимура Вооружение и доспехи воинов Тимура Русский воин-пехотинец [1]Ясса Чингизхана – свод законов созданный Чингизханом, туда входил и армейский устав, на основе которого были сделаны все уставы всех армий известного тогда цивилизованного мира [2]Ур! – Бей! (тюрк, узб.) [3]Тохта! Тамом булады! – Стой!!! Всё кончено!!! (тюрк. узб.) [4]Юзбаши – сотник (тюрк) – далее, для более полного понимания, воинские звания, названия подразделений и действия личного состава будут даваться в современном понимании [5]бешмет – короткий мужской кафтан типа черкески, но без газырей (карманов для пуль) [6]вороненая сабля – По хазарскому обычаю холодное оружие воронили, т.е. чернили. При ночном нападении оружие своим блеском не могло выдать хозяина [7]бебут – короткий изогнутый кинжал [8]минг-баши – командир тысячи бойцов [9]арба – двухколесная телега с огромными колесами [10]стрелка шлема – специальная металлическая пластина, закрывающая нос бойца [11]дувал – глинобитный забор [12]Тимур Гуркани – одно из имен Тимура, подчеркивающие его родство с Чингизханом. Гуркани переводится как – зять. Одна из жен Тимура была их рода Чингизхана. [13]Марканда – Самарканд [14]амир – командир (тюрк) [15]аксак – хромой [16]Тимур бин Тарагай Барлас – Тимур сын Тарагая из племени барлас (настоящее имя полководца Тимура Гуркани), он же Тамерлан (Темир Ланг – Железный Хромец [перс.]) [17]емшан – степная трава, полынь (тюрк.) [18]майдан – площадь для воинских упражнений или собраний (тюрк.) [19]шенкель – обращенная к лошади часть ноги всадника от колена до щиколотки, служащая для управления лошадью. [20]юзбаши – сотник (тюрк.) [21]Мирза, мурза – у тюркских народов мирзой называли руководителей родов, орд. [22]Мавераннахр (араб., буквально – то, что за рекой), средневековое название областей по правому берегу Амударьи. Появилось во время арабского завоевания 7-8 веков. Позднее этим термином обозначались области между Амударьёй и Сырдарьёй. Древнейшие и наиболее крупные города – Самарканд, Бухара, Худжент [23]калым – выкуп за невесту, основное условие заключения брака у тюркских народов [24]баракялла! – одобрительный возглас у тюркских народов, типа «молодец» по-русски [25]ака – вежливое обращение к старшему по возрасту (тюрк) [26]чорба – тюркский суп из баранины [27]мурманы – норвежцы [28]даны – датчане [29]свеи – шведы [30]Ведун или вещун – одаренный сверхъестественной мудростью. Происходит от слова «Ведать». В славянской мифологии ведуны – синонимы слов ведьмак, ведьма, маг. Активные ведуны практикуют волшбу (магию) и являются волхвами. [31]Дустлар – друзья (тюрк.) [32]кази – мировой судья в Маверанахре [33]арык – узкие оросительные каналы в Центральной Азии [34]buono – хорошо (итал) [35]аскар – воин (узб.) [36]тумен – десять тысяч воинов [37]яхши – хорошо (узб.) [38]албатта – обязательно (узб.) [39]тамга – родовой знак у тюркских и некоторых других народов [40]улуг амир – великий военоначальник (узб.) [41]джугут – иудей, еврей (узб.) [42]Тимур, темир – железный (тюрк.) [43]пардус – гепард (старорусское) [44]такыр – вызженная, растрескавшаяся глина в пустынях Центральной Азии [45]Шариат – это канонический исламский закон, представленный в Коране и Сунне и аналитически разработанный четырьмя ортодоксальными суннитскими правовыми группами [46]падре – отец (итал.) [47]Охрана! Сейчас же выведите этих людей за территорию таможни! Вы слышите меня? Я сказал, сейчас же! (итал.) [48]хадж в Мекку – Хадж (паломничество в Мекку и Медину) – одно из самых главных событий в жизни мусульманина. [49]Саиды,улемы – мусульманские богословы [50]шейх – руководитель религиозной группы [51]калам – заточенная палочка для письма [52]достархан – скатерть на которую ставят угощение, стол [53]Кичкина – Малыш (тюрк.) [54]Джейхун – старинное название реки Амударья [55]тугаи – густые лиственные леса и кустарники в поймах рек, пересекающих пустыни и полупустыни [56]камышовый кот, болотная рысь – вид класса млекопитающих отряда хищных семейства кошачьих. Крупнее любого крупного домашнего кошака. На лапах между пальцами у камышового кота есть небольшие перепонки, чтобы плавать лучше. [57]Сунниты – последователи наиболее многочисленного направления в исламе. [58]Сербедары – («висельники», «отчаянные») – народное движение 14 века в Государстве Ильханов в Чагатайском Улусе. [59]букур – горбун (узб.) [60]иншалла – в переводе с арабского это восклицание означает "на все воля Аллаха" [61]Кафиры – от араб. кафир неверный, неверующий, т. е. не мусульманин [62]суфизм – также софийский ислам или тасаввуф (араб), предположительно от арабского «суф» (араб) – шерсть, суфий – носящий шерстяной плащ) – мистико-религиозное течение в исламе, возникшее в 8-9 вв. и получившее распространение в странах Арабского халифата. Предположительно под этим термином объединяются различные мистические учения, возникшие в культурной мусульманской среде с древних времен и по настоящее время. Признавая реальным лишь существование Бога (Аллаха), а окружающие вещи и явления – его эманацией, последователи суфизма объявляют высшей целью жизни мистическое соединение души человека с Богом, тем самым суфизм имеет схожесть с мировоззрением дхармических религий. "Соединение с божеством", по учению суфизма происходит в экстазе, до которого должны доводить себя верующие. В арабо-исламской терминологии "Суфий" – это влюбленный в Истину, тот, кто движется к Совершенству. Движение к некой абстрактной Истине с помощью Любви и Преданности к Богу суфии называют тарикатом (путем). [63]саадак – чехол для лука [64]сюрикен – метательное японское оружие часто имело форму звезды с несколькими острыми лезвиями [65]катта рахмат – большое спасибо (тюрк.) [66]Баба Тахир (конец X-XI вв.) – поэт, писавший дубейти (то есть состоящие из двух бейтов) на хамаданском диалекте. Дубейти от рубай отличаются размером. [67]Ичиги (тюрк.)- мужская и женская обувь, высокие сапоги, сшитые из мягкой кожи или цветного сафьяна, иногда на мягкой подошве (тогда их носят с кожаными калошами). Распространены у части русского населения Сибири, татар, башкир, у большинства народов Средней Азии и некоторых народов Кавказа (например, "арчита" у осетин). [68]Лаваш, мчади, гоми – разные виды грузинского хлеба [69]бохадур – богатырь (тюрк.), обычное обращение к воину [70]тандыр – печь для выпечки хлеба [71]туман – В XIII – XIV веках в Персии туман как счетно-денежная единица соответствовал 10 000 серебряных риалов. [72]Кет! Уйда борасан!» – Пошел! Иди домой! (тюрк) [73]Хазарское море – Каспийское море [74]Ватан – Родина (перс) [75]офтоб – солнце (перс) [76]Темирланг мамот – смерть Хромому Тимуру (перс) [77]крис – длинный кинжал или меч с волнообразным клинком. Отполированный крис создавал эффект «пламени в руках». [78]ошхона – столовая (перс, тюрк) [79]мингбаши – тысячник (тюрк.) [80]Абу Али-ибн-Сина – великий естествоиспытатель и врач, живший с Мавераннахре [81]киргиз-кайсацкие степи – территория современной Киргизии и Казахстана [82]Марьям, мать пророка Исы – мусульмане признают Иисуса, как одного из пророков Аллаха [83]гулямы – постоянная конная гвардия [84]тельпек – черная широкая туркменская баранья шапка [85]талиб – врач (тюрк) [86]курултай – съезд, общее собрание у некоторых монгольских и тюркских народов [87]табиб – лекарь, (тюрк.) [88]мумиё – лекарство для лечения переломов костей и желудочных заболеваний. Обладает совершенно чудесными свойствами. Наукой изучено слабо. [89]гурда – вост. клинки, встречающиеся теперь довольно редко и высоко ценимые на Кавказе. Клинок превосходной стали, широкий, мало искривленный, с широкою, но не глубокою долою посередине, за которою, к стороне обуха, еще две более узкие See more books in http://www.e-reading-lib.com