ОГПУ

Мартынов шел по коридору тюрьмы в сопровождении дежурного по отделению.

– В какой он?

– В одиннадцатой.

– Открывай.

Дверь распахнулась.

Леонидов лежал на нарах, положив руки за голову.

– Отдохнул? – спросил Мартынов.

– Немного.

– А хорошего много не бывает. Пошли.

Леонидов встал. Потянулся.

– Куда меня, в гараж?

– Типун тебе на язык.

В кабинете Мартынова на столе лежал знаменитый кастет и остальные вещи.

Леонидов взял портсигар, достал папиросу, закурил.

– Выпить хочешь? – спросил Мартынов.

– Еще бы.

Мартынов подошел к сейфу, открыл его, вынул бутылку водки и разрезанный пополам соленый огурец.

Разлил.

Себе поменьше, Леонидову полный стакан.

– Что так мало себе налил?

– Мне нельзя, Олег, через два часа дело очень сложное.

Они выпили.

Леонидов пожевал огурец, затянулся папиросой.

– Ну как, отпустило? – хитро прищурился Мартынов.

– Есть немного.

– Вот и славно.

– Бери свои вещи и дуй домой.

– А можно я позвоню?

– Татьяне?

– Да.

– Как хочешь, но я уже телефонировал ей, что ты скоро будешь.

– Спасибо, – Леонидов надел часы, – ну хоть бы гравировку посмотрели, что часы наградные от Реввоенсовета.

– А ей все равно.

– Яша, почему она меня ненавидит? Обложила сексотами, наружка за мной топает…

– Неужто срисовал?

– Еще бы. За мной ребята Евстратия Павловича Медникова ходили, и то я их срисовал. Скажи мне, Яша, что ей надо?

– Не знаю, Олег. Честное слово. Манцев тоже не ведает.

– Но ведь так жить нельзя.

– Дружок мой дорогой, в наше время все можно. Понимаешь?

– Нет.

– А я тоже не понимаю, но живу.

Леонидов взял бутылку водки, налил полстакана.

Выпил, занюхал рукавом.

– Яша, если бы не ты, не Манцев, мне нужно было бы бежать из Москвы.

– Ну это ты преувеличиваешь. Иди домой. Там тебя ждут.