Как всегда, Александр Андреевич Добровинский встретил меня в холле своего роскошного офиса. С сигарой в руках, в дорогом костюме с неизменной бабочкой вместо галстука. Я сел в кресло напротив его стола. На мгновение мне показалось, что с первого нашего разговора не прошло и пяти минут, хотя минуло почти полгода.

Добровинский, услышав про швейцарскую границу и про подозрения швейцарской полиции, ничуть не удивился. Он знал, что раскопать этот эпизод из биографии его хорошего знакомого мне не составит особого труда. Александр Андреевич внимательно посмотрел на меня, как будто стараясь прочитать по моему лицу, что еще я успел узнать, и, чуть откинувшись на спинку кресла, прикрыв глаза, начал рассказ. Я видел, что он взвешивает каждое слово.

– Что касается так называемого криминального шлейфа, который до сих пор преследует Черного, то заметьте: он не был задержан никогда и нигде, кроме двух инцидентов. Один раз – в Швейцарии, где у него оказался польский паспорт. Но кто из нас в те годы не мечтал иметь какой-нибудь другой заграничный паспорт, чтобы упростить движение по миру! Второй раз – это проблемы с законом, которые возникли у него в Израиле из-за покупки телекоммуникационной компании. (Скандал в Израиле всплывал в моих интервью с совершенно разными людьми все чаще. Я решил детально изучить эту историю чуть позже. – Авт.) И все. Больше его никто за руку нигде не поймал, несмотря на объемистые досье спецслужб всего мира, где Михаил значится как «глава русской мафии». Я читал эти документы. Там обычный набор: отмывка денег, проституция, оружие и наркотики. Но, во-первых, зачем ему заниматься организацией проституции и наркотиками, если в его руках была целая алюминиевая империя и куча денег. Во-вторых, его же так и не посадили!

Мне не показались эти аргументы достаточно убедительными. Но я услышал и то, что ожидал: опять эту версию про «невинную» шалость с польским паспортом. О том, что швейцарскую полицию интересовала связь Черного с Тайваньчиком, Добровинский решил, видимо, мне не говорить. Интересно, что чуть позже мне удалось найти рассказ самого Черного про тот неприятный эпизод с поддельными документами. Вот что рассказывал алюминиевый олигарх:

– С паспортом была одна-единственная реальная проблема. В начале карьеры бизнесмена я совершил ошибку. Тогда у меня был польский паспорт, который я сделал, чтобы проще было ездить за границу, его обнаружили. Но за это я уже понес наказание – мне закрыли въезд в Лондон. А после этого началось: был фальшивый польский паспорт, и тут же приписали про колумбийский, парагвайский, разные другие паспорта. В Америку хочу поехать, но тоже не дают визу.

О причинах, по которым США не пускают к себе Черного, я уже знал. Рассказ Саши Гранта очень четко объяснял позицию властей США. О Лондоне же стоило узнать поподробнее.

Английские спецслужбы – одни из ведущих в мире. Я был уверен, что фигурой Черного интересовался не только Скотленд-Ярд из-за инцидента в лондонском аэропорту и историей с польским паспортом, но и Ми-5, и Ми-6 (разведка и контрразведка). Не могли они не обратить внимания на попытки столь информированного источника олигарха, бизнес которого долгое время был связан именно с английской компанией TWG, въехать в страну! Но об этом чуть позже.

Добровинский не удивился, когда я рассказал ему о тех документах, которые мне передал Иванидзе, и о Джозефе Караме – разработчике офшорных схем. Адвокат конечно же знал, что фамилия Черного не фигурировала ни в одном официальном документе.

– Да, меня смущало, что Михаил нигде не был акционером официально. Он был «королем» «черного» бизнеса, «королем» офшоров. Да он и не один был такой. Он мне однажды нарисовал на трех огромных листах ватмана свои сети офшорных компаний. В конце концов, показал на одну какую-то и сказал: «Вот от этой компании я получаю деньги». Да в этой схеме разбираться нужно было несколько дней, я половины там не понял. Для цивилизованного бизнеса все это вообще нонсенс. От такой манеры бизнеса у Михаила и были проблемы на западных рынках и в других странах вообще. Такая же история с криминалом. Многие лидеры криминальной России легализовались, кстати. Михаил, которого упорно связывают с этим миром, – нет. В те годы, когда зарождалась его империя, государство не могло обеспечить защиту бизнеса, поэтому появлялись «крыши». У всех так было. Возникали разные контакты – с Быковым в Красноярске, например. Но это не была история партнерства. Он Черному стал мешать. Быков играл в свою игру. Рубены – тоже. Это очень сложный клубок взаимоотношений. Такой был бизнес. Запутанный. Наконец, была же еще ссора с братом Львом. Я при ней фактически присутствовал. Это 1997–1998 годы. Они делили прибыль, считали расходы. Ссора была очень жесткой и серьезной. Михаил получил отступные деньги и доли в маленьких на тот момент компаниях. Вот и все. Но Михаил ведь на этом не кончился как бизнесмен. Он был как паук, как магнит в центре крупного бизнеса. Можно было сказать, что он и сам был в этом смысле «крыша» для множества проектов и людей. Такие люди в одночасье не пропадают. По крайней мере, в тот момент никто бы не сказал, что его бизнес закончился.

Добровинский взял в руки сигару, аккуратно срезал кончик и прикурил. Я же в этот момент вспомнил интервью Михаила Черного, которое он дал одной из российских газет. В нем Черный впервые рассказал о ссоре со своим братом. Для многих эта история до сих пор покрыта мраком. Более того, те, кто внимательно, как, например, Иванидзе, изучал бизнес-биографию братьев Черных, искренне считают, что «ссора» была выдумана для того, чтобы развести активы в разные стороны. Сам же Черный настаивал на версии настоящей ссоры и отступных, которые ему в ее итоге достались...

«– Насколько верны данные, что за акции вам заплатили 400 миллионов долларов? (Спросил Черного кто-то из журналистов.)

– Эта цифра близка к действительности. На протяжении пяти лет совместной работы с алюминиевыми заводами я не получал дивидендов, так что полученные средства вполне мне их компенсировали.

– С братом сейчас общаетесь?

– Конечно. Но был период, когда меньше общались, когда было все это напряжение. Бизнес был однозначно разделен, но почему мы должны были прерывать общение? Да, может, были и остались какие-то внутренние чувства обид. Каждый считал, что он прав. Сейчас я думаю, что ни я, ни он не были правы. Главное, что я никогда не вел борьбы с ним. Если бы он тогда сказал: «Я их оставляю и ухожу с тобой», я бы ему просто подарил все. Семейный бизнес всегда чреват какими-то ссорами, поэтому я думаю, что его лучше и не делать вместе».

Итак, именно после этого семейного конфликта в середине 1990-х годов Михаил и вывел все свои активы из России. Что же было дальше? Если ссора с братом действительно имела место, то после 1997 года Михаил Черный должен был фактически заново выстраивать свою алюминиевую империю. Что, как мы знаем, сделать он так и не сумел. Сейчас Черный уже не казался мне таким всемогущим спрутом, который в конце 1980-х – начале 1990-х годов в одиночку реализовывал самые масштабные экономические проекты в стране. Может быть, действительно его звезда закатилась? По крайней мере, находясь в Израиле, Черный толком не реализовал ни одну из своих, столь расхваливаемых его знакомыми, «гениальных идей»...