Глава шестнадцатая

«ПРОНЗАЮЩИЙ»

Сварогу потом рассказали все с самого начала, и он с искренним уважением подивился тому, с какой скоростью преступным элементам удалось выстроить подготовительную операцию.

…Двое суток после двенадцатичасового дежурства юнк-лейтенант Игой-Кион привык проводить так, как и большинство военнослужащих мужеского пола – на Атолле Ста развлечений или на пляжах Йосагамойи. Глупо было бы проводить время как-то иначе – зачем тогда работать в столичном порту, а не, допустим, в одном из протекторатов, где соблазнов меньше, а заработки больше…

Игой-Кион, охранник четвертого причала военного порта, предпочитал выезжать на Атолл. Двенадцать часов дежурства, корабельных гудков, скрипа лебедок и грохота прибоя о причал вымотают кого угодно. Хотелось в тишину, а тишину в столице найти невозможно. Столица не умолкала даже по ночам. На песчаных пляжах, столь любимых другими офицерами, тоже нет покоя, потому как пляжи не пустовали ни ночью, ни днем. Вот на Ста развлечениях – да, там было гораздо покойнее. Кроме того, Игой-Кион любил не только сухопутную «охоту» на женщин (главный офицерский вид спорта), но и подводное плавание (второстепенный вид спорта), а последнее было значительно интереснее на Атолле. Ну, а женщин, кстати, и на Атолле хватало. Слишком много их вообще обреталось в столице, чтобы кого-то постоянно не заносило и в океан – в поисках романтики, в поисках спасения от скуки.

В последнее время Игой из многих привлекательных местечек на Ста развлечениях предпочитал крохотный залив Ти. Даже несмотря на то, что сей райский уголок располагался по другую сторону Атолла и энергии катер расходовал немало, а с ней, стало быть, и денег, но затраты окупались роскошным плаванием под водой. Ти, вдоль береговой полосы оккупированный стандартным набором баров, номеров отдыха, проката, залов спорта и лечения, располагался рядышком с подводными горами, обозначенными на карте как Гряда Придуманного Счастья.

В этот день Игою-Киону повезло так, как не везло давно. Не очень-то он был красив, прямо скажем, буйным красноречием тоже не отличался, и вдобавок что-то в нем перемыкало при виде женщин такой красоты, как в оголенных проводах, на которые вылили ведро воды, отчего Игой впадал в почти столбнячное состояние. Может быть, он еще не достаточно проработал в столице – всего-то около года… Или причина крылась в его молодости, а то и в загадочных свойствах натуры, которую уже не переделаешь. Но, как бы то ни было, к красавицам в высшей фазе ослепительности он старался не подходить, благо хватало по его душу девушек с внешностью и поскромнее. Но эта подошла сама. И преступлением против мужской натуры было бы не использовать представившийся шанс.

Шанс выпал ему, когда Игой пришвартовал свой катер и ступил на причал.

– Вы не поможете мне?..

Перед ним стояла женщина. Женщина без изъянов. Женщина с заглавной буквы. Словно сбежавшая с обложек модных журналов. Словно чудесным образом из светских салонов сюда перенеслась одна из тех очаровательных пташек, которые провозглашались на этот сезон идеалом женской красоты: невысокая, плотная, с крепкими, округлыми бедрами и икрами, как у Рибе-Толле, звезды «Затерянных во мраке», с пухлыми губами, будто одолженными ей певицей Оти-Маро. А еще у нее были длинные волосы цвета утреннего пляжа, некоторые пряди которых заплетены в маленькие косички, пронзительно голубые глаза и родинка на левой щеке.

Она, кажется, просит его о помощи? Наконец Игой заставил себя выйти из транса и понять, что ей надо. Ах, ей никак не управится с застежкой ремней на этих противных баллонах. Что вы, что вы, нет ничего проще…

Когда Игой-Кион фиксировал застежку на ее ремнях, фиксировал под грудью, обтянутой лаоновым купальником телесного цвета, опять вошедшего в моду… Нет, чуть позже. Когда она поблагодарила его: «Чтоб я без вас делала!» – одарив ласковым взглядом синих глаз, и сказала, что неопытна в подводном плавании, на Атолле она впервые, а потом спросила, не собирается ли он случайно поплавать в океане… вот именно тогда на его разум пал розовый туман блаженства. И все дальнейшее совершалось в розовой дымке, заслонившей реальные цвета. Из-за нее, из-за проклятой дымки, Игой плохо помнил подробности их совместного плавания: он рядом с ней возле кораллового грота, он рядом с ней в зарослях морского папоротника. Он рядом с ней над «крабовым кладбищем». Под ними колышутся заросли тонких, как спицы, водорослей. Вокруг раздуваются-сдуваются темные глыбы ложных камней. Мимо проскакивают стайки беспокойных рыб. Игой-Кион как бы случайно пропускал случайную знакомую вперед, чтобы любоваться ее фигурой, движением ее ножек. Он показал ей грот, что мерцает внутри разными цветами.

И ему, Игою-Киону, смерть как хотелось, чтобы какая-нибудь из кровожадных тварей, населяющих этот океан, прорвалась сквозь защитную сетку, окружающую акваторию вокруг Ти (чего не случалось уже несколько десятилетий), и подарила бы возможность вспороть ей брюхо длинным острым ножом. Этим он спас бы жизнь прелестницы по имени Ак-Кина. Впрочем, если б ее звали как-нибудь по-другому, имя понравилось бы ему не меньше. Любое имя подходило ей. А что не подходило? Даже любой грех будет ей к лицу.

Розовая дымка блаженства не рассеялась, пожалуй, даже сгустилась, когда Игой-Кион вез новую подругу в своем катере. (Строго говоря, катер был не его – взял напрокат на весь год.) Катер несся, шлепая брюхом по океанской лазури. И тогда Игой-Кион набрался смелости и предложил Ак-Кине встретиться завтра вечером. И случилось ужасное: выяснилось, что Ак-Кина ничего не имеет против их встречи, но, вот несчастье, завтра утренним аэропилом она улетает домой, в их распоряжении только остаток сегодняшнего дня – который она, вот счастье, согласна разделить с ним… Однако Игой через два часа должен вновь заступать на дежурство и подмениться нет никакой возможности! Об этом он честно сообщил подруге, пытаясь не выдать охватившего его горя. Наверное, все-таки выдал – дрогнувшими голосом и руками. А где он работает, спросила она. В порту, ответил он. Ой, какое романтическое место, сказала она. И Игой решился, словно за этот день стал кем-то другим, готовым проявлять несвойственную ему в общении с красотками смелость. Не желает ли она, выдавил он из себя, провести романтический вечер в романтическом месте, в п-порту, где корабли со всех обитаемых земель стоят в ожидании команды на отплытие, где звучат диалекты всех колоний, и ты чувствуешь… э-э… проклятье, что же ты чувствуешь… Да, ответила она, и это «да» прозвучало для него грохотом праздничного салюта. Они договорились встретиться у входа в порт через полтора часа.

Они встретились через полтора часа у входа в порт. Ак-Кина переоделась в темно-синее трико с коротким бордовым плащом, волнительно повторяющее изгибы ее фигуры. Игой-Кион за это время успел не только вымыться, надушиться, переодеться, купить вина (ей), безалкогольной прохладительной воды (себе), деликатесов (ей и себе), но и договориться с напарником Сатло о том, что тот поработает сегодня немного дольше и не будет без приглашения заходить в комнату отдыха. Собственно, не договорился даже, а поставил в известность, потому как женщина на посту в их дежурство не могла считаться гостем редким. Подобным образом нарушали инструкции оба напарника. «Но такую красавицу, – с гордостью подумал Кион, – даже Сатло никогда не приводил».

Их маленькие служебные прегрешения были возможны благодаря удаленности поста от административных зданий. Тихий пост номер четыре служил проходной, через которую приходил-уходил экипаж одного-единственного скоростника. Поскольку скоростник покидал порт крайне редко, то на борту постоянно находился лишь так называемый сокращенный боевой расчет, а людей-то в расчете – всего ничего. Посторонние на посту не появлялись, охранников не тревожили. Одним словом синекура, а не служба, чего уж там…

Когда они, Игой-Кион и Ак-Кина, шли к его рабочему месту, чаровница смогла убедиться, что подходы к причалу номер четыре охраняются надежно. Серая каменная стена, устремленная ввысь на три человеческих роста, тянулась и тянулась, как унылая песня. Наверху блестели копейные острия, опутанные колючей проволокой под током, а еще, как сказал Кион, там насыпано битое стекло. Наконец они дошли до железных ворот, равной со стеной высоты.

– Не прошибет и бронемобиль, – остановившись и постучав костяшками пальцев по воротам, не без гордости сказал Кион. – Делали по специальному заказу.

Игой вдавил кнопку звонка. Секунд через десять в воротах распахнулось окошко, и за прикрывающей его металлической сеткой появилось лицо. Глаза побегали туда-сюда, потом загудел электромотор и воротные створы чуть разъехались – ровно на столько, чтобы в образовавшуюся щель смог протиснуться один человек.

По ту сторону ворот, на охраняемой территории их встретил высокий худой человек, одетый в такую же форму, что и Кион. Оглядев пришедших, задержав взгляд на Ак-Кине (от чего его лицо удивленно вытянулось), напарник Игоя нажал кнопку на карманном пульте. За спиной вошедших раздался лязг вновь сошедшихся воротных створ.

– Его зовут Сатло, – сообщил девушке Кион.

Человек по имени Сатло смотрел исключительно на девушку и восхищения скрыть не пытался.

– Прошу прощения, прекрасная незнакомка, – наконец пробормотал он, – но – правила есть правила…

И прошелся по ее одежде щупом металлоискателя. Игой-Кион, будто какой-нибудь Иной, запросто мог читать его мысли: напарничек сейчас на чем свет стоит клял изобретателя треклятого прибора для выявления спрятанного оружия – куда как удобнее было бы обыскивать гостью вручную. И Игой с трудом сдержал довольную ухмылку. Его-то ждет не просто поверхностный осмотр. Его ждет вдумчивое, подробное, глубокое проникновение. И, даст бог, не однократное…

По дороге к посту, что находился слева от ворот, Ак-Кина спиной чувствовала провожающий ее завистливый взгляд второго охранника. Пост номер четыре представлял собой домик, чья внутренняя, служебная часть была ярко освещена и благодаря прозрачным стенам вполне доступна для обозрения извне: стол, аппарат связи, пульты с разноцветными лампами, несколько стульев по углам… Войдя внутрь, Кион немедля потащил милашку в другое помещение, которое не имело ни прозрачных стен, ни даже окон, ни отношения к службе. Было там лишь фальш-окно с каким-то подводным пейзажем. Комната сия, где Игой запретил появляться своему напарнику, словно и создавалась под лирические развлечения. Отчасти так оно и было: только одна смена, состоявшая из охранников пенсионного возраста, не путала службу с невинными развлечениями, остальные же смены путали охотно и с удовольствием – и потому, соответственно, обустраивали комнату отдыха, изгоняли казенный дух, делали ее уютнее, обставляли всем необходимым, в общем – заботились, как о родном доме. Кион сразу включил подсветку бара, фальш-окна и аквариума, включил музыкальный вал – зазвучала музыка, моменту подходящая более чем, а по драпировке стен покатились медленные волны – на дорогое оборудование скидывались всеми сменами (за исключением, разумеется, пенсионной), но оно того стоило, ибо опытным путем было установлено, что движение складок бордовой ткани, словно их шевелит ветерок, действовало на женские души и тела размягчающе.

Когда Кион выкладывал из пакета купленное им на вечер, его неожиданно обняли за плечи, развернули.

– Не стоит терять времени, – сказал самый прекрасный в мире голос. А его губы почувствовали влажное, нежное прикосновение. А его взгляд утонул в голубизне ее прелестных глаз. А сам он тонул в прекраснейшем из омутов. Мягкие руки гладили его шею, и это было так мило, так возбуждающе.

Он не обратил внимания на то, что ее пальцы словно нащупывают что-то на коже, словно примеряются к чему-то. А зря. Потому что миг спустя Игой перестал вообще обращать внимание на что бы то ни было. Вдруг его перестало волновать вообще все на свете…

Ак-Кина, оставив Киона на полу посреди комнаты отдыха, вышла в соседнее помещение. Сатло, согнувшись вопросительным знаком над столом и листая журнал, состоящий из одних картинок, быстро обернулся к ней, одновременно накрывая журнал служебными бланками.

– Я настояла, чтобы вы присоединились к нам, – она ослепительно улыбалась. – Вы, надеюсь, не будете против? – И прелестница заговорщицки понизила голос: – Честно сказать, вы мне нравитесь гораздо больше.

– Да, понимаю, я… – самодовольно ухмыльнулся Сатло.

И получил сокрушающий удар тонким наманикюренным пальцем под ухо. Его голова ткнулась в ворох служебных бланков.

– А вот таким ты мне еще больше нравишься, – сказала Ак-Кина, забирая со стола ключ от пульта управления воротами. Кнопки пульта закрывались крышечкой, и на эту крышечку дополнительно навешивался маленький замок. Да уж, много сложностей нагородили те, кто разрабатывал систему охраны поста номер четыре, однако ключ теперь был у Ак-Кины, она управилась и с замочком, и с кнопками пульта, и с включением мотора ворот.

– Эй, порядок! – негромко сказала она в темноту.

В ворота один за другим, молча скользнули четверо – двое в форме высших офицеров морского флота, некто в гражданском и некто в черно-зеленом плаще Каскада. Черно-зеленый ободряюще подмигнул Ак-Кине:

– Отлично справилась, девочка. Не забудь закрыть ворота, потом присоединяйся.

И поспешил следом за остальными к домику охранного поста. По случаю праздника «Захват скоростника» Сварог вновь облачился в форму каскадовца – на сей раз, правда, другую, добытую лично Босым Медведем.

– Медведь, – сказал Сварог, осмотревшись внутри караулки, – свяжи этого героя, да покрепче. Монах, тащи сюда второго стражничка. Щепка, марш наружу, и поглядывай по сторонам: мало ли кого с корабля принесет. Я смотрю, – он повернулся к Ак-Кине, – ты неплохо освоила «коготь ястреба».

– Я бы предпочла не твой «коготь», а утюг или молоток. Он слишком нахально пялился на меня.

– Ох, как я его понимаю…

Да-а, ничего не скажешь, исполнительницу на роль подсадки Щепка привела отличную. В шайке Босого Медведя было всего три человека, но время от времени они привлекали к делам и других людей. В том числе и Ак-Кину – главным образом для того, чтобы заманивать доверчивых, сластолюбивых пентюхов в укромное местечко, где те попадали в умелые ручки Медведя и Монаха.

– Живее, братцы-разбойники, живее, – поторапливал Сварог свою уголовную гвардию, – вдруг какой-нибудь мающийся бессонницей дежурный по порту заявится с проверкой. Монах, скоренько приводи нашего нового друга в чувство…

Первое, что почувствовал Игой-Кион, очнувшись, была вода, обильно стекающая ему за воротник. Он с трудом разлепил веки, сфокусировал зрение… и вместо прекрасной гостьи, вместо напарника узрел парящую над ним незнакомую рожу.

– Проспался? – недобро спросила рожа. – Или еще водичкой полить? Не надо? Ну тогда подымайся, родимый…

А потом Игой увидел и бездвижное тело Сатло… По сонной ночной пристани быстрым, уверенным шагом двигались шестеро – и любой увидевший их непременно бы насторожился. Ну и нехай – Сварог скрываться был не намерен. Более того: он самолично убедил перепуганного охранника Игоя-Киона передать на борт сообщение: дескать, на территорию причала прибыли четверо донельзя официальных лиц – трое представителей внутренней службы флота и один каскадовец, а с ними два гражданских лица женского пола. Более того: официальные лица вооружены всеми необходимыми для прохода на территорию бумагами с подписями и ордерами с печатями и требуют немедленной встречи с командиром расчета. Более того: охранный пост уже связался с Адмиралтейством и получил подтверждение – действительно, все означенные лица имеют полное право подняться на борт. По весьма важному и щепетильному делу.

Расчет должен был всполошиться. Расчет должен был запаниковать и начать готовиться к внеплановой головомойке… Но вот заподозрить что-либо должен не был – потому что никакому нормальному злоумышленнику в голову не придет столь наглым образом проникать на борт корабля, принадлежащего лично верх-адмиралу флота. Это все равно, что под прикрытием какой-нибудь там ревизионной комиссии подняться на «Аврору», скрутить экипаж и угнать революционный крейсер на увеселительную прогулку по Ладоге… Так что план Сварога, откровенно говоря, был запредельно безумным и архинаглым… И именно поэтому Сварог имел все основания надеяться на успех. А что еще прикажете делать? Через причал аркой перекинуты металлические дуги, и он прекрасно знал, для чего – Босой Медведь просветил. Это ни что иное, как стационарный прибор «Боро-6», самая последняя разработка пытливой каскадовской мысли. Аппаратура улавливает любое магическое присутствие в радиусе… в общем, неважно в каком там радиусе, главное, что колдовским манером, в том числе и под чужой личиной, к скоростнику не подберешься.

Корабль у причала был всего один, серый, мрачный, близнец покойной «Черной молнии» – не ошибешься. А свет прожекторов давал возможность прочитать название – «Пронзающий». Так что точно не ошибешься… А вот перекинутый на «стенку» трап вовсе не означал, что даже столь ответственным товарищам можно запросто взойти на борт. Вход на палубу перекрывала защитная диафрагма. Но шестерка уверенно поднялась по трапу, и Сварог вдавил кнопку звонка.

Охранника Игой-Киона вытолкали вперед, поставили рядом со Сварогом в авангарде. Игой послушно приготовил личную карточку охранника порта, и когда диафрагма разошлась, образовав отверстие в руку диаметром, Игой просунул карточку вахтенному. Диафрагма вновь сошлась. Документ изучали секунд десять, после чего тем же способом вернули владельцу.

– И что нужно? – раздался из отверстия диафрагмы напряженный голос.

– Паршивая ситуация, – раздраженно сказал Сварог. Таким тоном разговаривают мелкие чиновники, которые в гробу видели все эти ночные поездки к черту на куличики, но что поделать – служба. – Проводится внутреннее расследование, пока в неофициальном порядке. Я говорю – пока. Потому что… Видите за моей спиной этих… женщин? Они утверждают, будто подверглись сексуальному насилию от членов вашего экипажа. Кроме того, они утверждают, что для принуждения к вступлению в связь была использована магия. Понимаете всю серьезность происшедшего? Пострадавшие уверены, что узнают насильников. Так что нам незамедлительно нужно видеть членов экипажа. – Помолчал и с нескрываемой надеждой на отрицательный ответ спросил: – Пустите на борт? – Мол, лучше не надо, лучше утречком другие приедут, так сказать – повысокопоставленнее нас, а мы, люди маленькие, лучше домой вернемся… С той стороны донеслось невнятное ругательство, а потом и тяжкий вздох:

– Ждите, доложу.

Ждали молча. Это был самый ответственный момент операции. Если они свяжутся с берегом в обход поста охраны – а такая возможность у корабельного расчета имелась, по дну от скоростника был проложен кабель, – потребуют подтверждения в Адмиралтействе, в Каскаде, то… Ну, понятно. План Сварога сотоварищи строился именно на щекотливости вопроса. И если б не эта щекотливость, то морячки доложили бы, как пить дать. А так… Допустим, девки никого не узнают, гости извинятся и уйдут, дело замнется само собой – а расчет уже поторопился доложить. Ведь потом начальство всю плешь выест: «Забыли где служите, мерзавцы, подразделение позорите, своих командиров позорите, в дальние колонии захотели!» А с начальства станется – может заслать и в колонии, и на Ханнру. Особенно ежели это самое начальство хочет пристроить кого-то из своих протеже на теплое место и ждет не дождется, когда появится повод местечко то освободить. Запачкаться легко – отмываться долго приходится. Ну а если шлюшки и вправду кого-то узнают, то так и так клин. Да и охрана причала уже вроде бы уже получила добро на вход от Адмиралтейства… Ждать пришлось недолго. Минуты через три диафрагма переборки раздвинулась, открывая доступ на корабль, и первыми внутрь зашли Сварог и Ак-Кина. Заспанный смуглолицый морячок в плаще йорг-капрала, наброшенном на голое тело, хмуро взглянул на тех, кто в иных мирах хуже татарина, и открыл было рот, чтобы, не иначе, пробурчать нечто вроде приветствия. Но не успел. Распрямляющейся пружиной вылетела вперед рука Сварога и согнутые пальцы ударили сержанта под подбородок. Тот влепился в стену и сполз на пол.

Монах тут же подхватил нокаутированного сержанта под мышки и поволок к открытым дверям лифта. Уложил заботливо в кабине и вернулся к трапу – до того, как все закончится, ему предстояло нести ответственную вахту корабельного дежурного.

В лифте вахтенному и Игою-Киону связали руки-ноги, воткнули кляпы. Юнк-лейтенант свою миссию выполнил, применять к нему какие-то особые средства убеждения не потребовалось – молодой, не нюхавший пороху охранник сломался от одного грозного вида обступивших его людей и от первого же щекочущего прикосновения ножа. Сварог и Босой Медведь, пока кабина перемещалась на верхний из трех корабельных палуб, приготовили оружие: первый – шаур, второй – стилет. Вот и нужная палуба. Щепка и Ак-Кина остались в лифте, Сварог с Медведем вышли и уверенно направились по коридору. Уверенность в перемещениях по наисекретнейшему скоростнику строилась на немалых деньгах. Босой Медведь, который знал в порту все и всех, знал, за кем и какие водились грешки и слабости, указал нужного человека. Последний же, недавно крупно проигравшийся в местный аналог рулетки, с радостью, прямо-таки с неземным счастьем в глазах дал глянуть благодетелям, избавлявшим его от долговой тюрьмы, в чертежи скоростника.

Они остановились у приоткрытой двери рубки, откуда доносилась тихая музыка. Сварог распахнул люк и первым бесшумно скользнул внутрь. В рубке находился всего один человек – стоял навытяжку перед единственным креслом и с верноподданническим взглядом ждал гостей. Взгляд его, впрочем, быстро потускнел, когда в висок уперся ствол шаура.

– Не шевелиться! – шепотом рявкнул Сварог и без лишних заморочек обвил локтем его шею. – Вахтенный офицер?

– Т-так точно… А вы…

– Ма-алчать, – беззлобно перебил Сварог и усилил захват. – У тебя, голуба, есть выбор: или ты идешь нам навстречу со всем военно-морским пылом и все, кто есть на борту, остаются в живых, или ты никуда не идешь и тогда погибают все, кроме тебя. А ты, единственный, кто уцелеет, будешь потом рассказывать начальству, как мог спасти ребят, но не захотел. Что выбираешь?

– Вы что, не понимаете…

– Ясненько, выбор ты сделал, – перебил Сварог.

Вахтенный офицер забился в захвате, чувствуя подступающее удушье. Попытался было оторвать от себя руку Сварога. Начинал задыхаться, побагровел лицом и закатил глаза. В последний момент Сварог разжал захват.

– Не надо! – тут же прохрипел офицер, глотая ртом воздух, как рыба на песке. – Я… я согласен на ваши условия.

– Соврешь – твоих людей буду убивать лично я. Тебя приведут посмотреть на их трупы, после чего ты навсегда забудешь сладкое слово «сон». Я тебе обещаю, – решил внести свою лепту в обработку пленника Босой Медведь. Видимо, опыт в подобной обработке у него имелся преизрядный: он произнес свою угрозу столь елейным тоном, что даже Сварога пробрало.

– Сколько человек на борту? – спросил Сварог.

– Семеро, включая меня и того, кто вас пустил. Что… что с ним?

– Жив. Пока. Где остальные?

– В долгосрочной увольнительной. Мы – дежурная смена. Сокращенный боевой расчет.

– Я имею в виду – остальные пятеро, – раздраженно повысил голос допросчик. – В каких каютах, отсеках, помещениях?

– Двое – седьмой блок, третий отсек, каюта два. Это на…

– Знаю. Дальше!

– Трое по одному в следующих каютах: номера три, четыре, пять. Все спят… Должны спать.

– Ясно. Хвалю за службу. Медведь!

Босой Медведь, ожидая этого приказа, уже сжимал в ладони некий предмет размером с карманный фонарик. На жаргоне эта штука именовалась «мотылек» и представляла собой до крайности упрощенный аналог того оружия, с которым бегали каскадовцы. Заряда каскадовских «ранцев» хватало на множество воздействий, а «мотылек» был одноразовым. Зато, судя по описаниям уголовных друзей, парализовал качественно. Недаром за ношение и хранение «мотылька» полагался неслабый срок.

Медведь приставил к шее пленника заостренные контакты и нажал на кнопку. Треснуло, вспыхнуло, вахтенный офицер содрогнулся всем телом, охнул и затих.

– Надеюсь, не соврал, – сказал Сварог. Чертовски хотелось включить детектор лжи – но ведь взвоют все эти «Боро» один, два, шесть и далее по списку. – Вроде проникся до донышка. В рубке на всякий случай оставим Щепку с парочкой «мотыльков», внизу она нам все равно ничем не поможет… Бери его и пошли!

Медведь, взвалив на плечо обездвиженного моряка, вышел из рубки следом за Сварогом. Лифт, постепенно превращающийся в камеру предварительного заключения, доставил их на вторую палубу. Предстояла заключительная фаза операции.

Сварог взял на себя троих, Босому Медведю препоручил двух оставшихся. Подходя к каюте, в которой, по утверждению вахтенного офицера, должны были мирно дрыхнуть двое членов экипажа «Пронзающего», Сварог достал два из трех припасенных им «мотылька». Толкнул люк, тот отъехал в сторону. Было бы странно, если б моряки запирались изнутри. Двусмысленно получилось бы как-то. Сварог скользнул в каюту, освещенную тусклым светом ночника под потолком. На двух койках, верхней и нижней, бугрились под простынями тела.

Все прошло донельзя легко и просто, «мотыльки» сработали преотлично. «Четыре – ноль, – констатировал Сварог, бросая опустошенные шокеры на крохотный столик, – но матч должен закончиться со счетом семь – ноль».

Проблемы возникли, так сказать, на последнем моряке. Либо тот не спал, либо сон его отличался кошачьей чуткостью, но матросик встречал Сварога сидючи на койке и глядючи на дверь. И едва эта дверь начала открываться, тут же взвился с койки в прыжке, распрямляя ногу в ударе, направленном в переносицу незваного гостя…

Рефлексы не подвели Сварога и на этот раз – спасибо боевой выучке, одна ты у меня осталась… Рефлексы, уводя от удара, отбросили его назад в коридор.

Сварог отшвырнул «мотылек» подальше, но шаур из-за пояса выхватить не успел – противник уже стоял перед ним, уже наносил удар рукой…

И завертелась кадриль в коридоре второй палубы скоростника «Пронзающий». Удары, выпады, блоки, уклоны… То Сварог теснит моряка, то Сварога теснят. Стиль противника был весьма необычен, к нему трудно было приноровиться. Но и стиль Сварога незнаком моряку, и, будем надеяться, так же неудобен. Не попробовать ли «лапу ягуара»? Не вышло. А теперь «жернова». Ушел, гад! А вот это попробуем, а вот это… Ага, а если мы тебя на ложном финте мотанем? Не купился! Ну а секретные приемчики советской десантуры ты знаешь?..

А вот этого противник не знал. Сварог провел комбинацию под названием «полет кондора», более известную среди понимающих людей под другим, менее благозвучным наименованием. Но дело ведь не в том, как назвать, а в том, как исполнить. Сварог уж постарался исполнить как надо, постарался не осрамить десант. И морячок, всем телом впечатавшись в стену коридора, так и остался лежать. Может быть, даже со сломанной ключицей.

От победы над спящими остается неприятный осадок, как от совершенной подлости, но эта незапланированная стычка утолила жажду честной борьбы, примирила с вынужденными бесчестными методами. Сварог склонился над поверженным моряком. Тем более, соперник выпал достойный. Действует не рассуждая, отменная реакция, завидная пластика, неплохая школа – ему бы маленько везенья. Сварог взвалил побежденного на плечо.

Босой Медведь справился с вверенными ему двумя моряками без всяких осложнений. Экипаж «Пронзающего» и вынужденно примкнувшего к захватчикам юнк-лейтенанта Игой-Киона доставили лифтом на первую палубу, перенесли на корабельную гауптвахту (на ихнем скоростнике, ты подумай, было предусмотрено и такое помещение), где и заперли, не развязав. Сами как-нибудь развяжутся.

После чего Сварог, Ак-Кина и Босой Медведь вернулись в рубку. Утопающая в капитанском кресле Щепка радостно прокричала:

– Проверка моторов завершена, искра есть, прогрев начат!

– Ого! – искренне восхитился Сварог. – Откуда такие познания?

– Она у нас умная, – с затаенной гордостью сказал Босой Медведь, будто это именно он и развил ее умственные способности.

Сварог впервые внимательно взглянул на невзрачную худышку. До этого он воспринимал ее лишь как боевую единицу, и не более того, с поручениями справляется – и то хорошо, чего же боле?.. А вот интересно, сколько ей лет? Определенно и не скажешь. Может быть, может, и пятнадцать, может, и сорок. Да и за сорок, может. Есть ли морщины, нет ли – не разглядишь за слоем грязи на лице… И еще одна неуставная мысль посетила Сварога: что получится, если ее отмыть, расчесать, приодеть, накрасить? Занимательный, должно быть, экспериментик…

– А еще я позвонила на вахту Монаху, велела убрать лестницу, отвязать эти толстые веревки, которыми крепятся к берегу, и подниматься сюда.

Сварог поморщился. Надо же все так испортить, только стоило восхититься ее умственными способностями…

– За такую самодеятельность отправить бы тебя на «губу» к нашим связанным друзьям… Команды здесь отдаю я. И только я. И на суше, и, тем паче, на море. И по поводу моторов приказа не было. А если…

– В наказание дадено плавающее железо и приведет нас к погибели! – это возник в дверях обещанный Монах. – Ибо сказано в откровениях Многоуста: «Вода не есть твердь, а есть жижа ненадежна».

– Его из церкви погнали как раз за Многоуста, – поведал Босой Медведь. – За пристрастие к ереси и вину.

– Сам ты еретик и пьешь много больше! – прогрохотал Монах. – И гореть те…

– А-атставить разговорчики в строю! – гаркнул Сварог, прекрасно понимая: победа понизила дисциплину в подразделении. Расслабились, черти, вольности позволяют. Впрочем… – Слушай сюда, уголовная рота! Приказ по полку третий, предположительно последний. Полк поставленную задачу выполнил, и в награду объявляю о его расформировании… Короче, берите плащи, идите домой. Жить разрешаю спокойно, ни о чем не беспокоясь. Я, по крайней мере, больше о вас не вспомню.

– Зато Каскад вспомнит, – пробухтел Монах.

– Где уж нам тут оставаться, после такого-то, – Босой Медведь сделал обводящий жест рукой. – Теперь только в бега, скрыться где-нибудь в колониях… Высадите нас где-нибудь по дороге.

– Колоний по дороге не будет, – сказал Сварог.

– Все равно что-то будет, – пожал плечами Босой Медведь. – Здесь нам оставаться никак нельзя.

«А ведь можно сделать небольшой крючок, пройти мимо какого-нибудь занюханного протектората – время пока позволяет», – мельком подумал Сварог.

– У меня все готово, – подала голос Щепка. – К отплытию готовы.

– И ты в колонии хочешь?

– А куда ж я без этих двух обормотов…

– Правду глаголет, – подтвердил Монах, – пропадет она без нас в этом гнезде порока. И Каскад, опять же…

– Ведь работать заставлю, – пригрозил Сварог.

– А я уже работаю, – ответила Щепка.

– Как угодно, ваше дело, – зачем, спрашивается, настаивать? У любой лоханки должен быть экипаж… – Проводим Ак-Кину – и вперед.

– А я тоже в море хочу, – заявила Ак-Кина. – Надоело мне здесь. Хотя от Каскада, в отличие от остальных, я отбодаюсь, уж поверьте, не впервой. Вот если в больницу попаду – придется сложно… А контор, где работают исключительно мужчины, мне опасаться нечего.

– Так плывешь или прыгаешь на берег? – прикрикнул Медведь.

– Я же сказала. И силой вам меня высадить не удастся.

– Все, – подвел итог дискуссиям Сварог. – Некогда уговаривать и высаживать… Но если кто потом будет выть-скулить: «Ах, что же я наделал»… На плот – и в открытое море. Ясно? Никто не передумал? Щепка, освобождай место командира. Поехали отсюда.