14

Станция метро «Маяковская» была ярко освещена лампами дневного света, вмонтированными в круглые ниши на потолке. Американская туристическая группа стояла на перроне, восхищаясь архитектурой станции – ее легкостью, стройностью, удачным сочетанием геометрического рисунка на мраморных квадратах светлого пола с взлетающими вверх изящными изгибами многочисленных стальных арок.

Спешащие мимо них к поезду москвичи завистливо косились на ухоженных иностранцев, некоторые замедляли бег, с откровенным интересом разглядывали их и снова торопились дальше. Было около пяти вечера, в Москве наступал «час пик»…

– Ну? Теперь ты можешь сказать, о чем с тобой говорил Олег? – Элизабет крепко держала Таню за локоть, словно опасаясь, что она убежит.

– Ничего особенного. Я же тебе сказала, все в порядке! Завтра мы улетаем домой. Я тоже, – Таня с трудом улыбнулась, пытаясь успокоить подругу. Не могло быть и речи о том, чтобы рассказать Элизабет о сделке с КГБ.

– Они что – нашли их?! – ужаснулась Элизабет.

– К счастью, нет, – вырвалось у Гур. Но она тут же поспешно добавила бодрым тоном: – Это ничего не меняет! Завтра мы улетаем!

– А как же Джуди?! И почему они вдруг решили тебя отпустить?

Таня молчала.

– Я энаю! – вдруг сказала Элизабет. – Они тебя обманывают! Они тебя никуда не отпустят, но они хотят, чтобы мы уехали без скандала. Они посадят нас всех в самолет, а тебя задержат в последнюю минуту – скажут, что у тебя в чемодане наркотики. Ты понимаешь? Я видела по телевидению – они так делают!..

Таня вздохнула:

– Элизабет, не говори глупостей…

– Владимир Владимирович Маяковский! – торжественно произнес Олег, подводя всю группу к высокой светлой статуе поэта в глубине зала станции. – Великий советский поэт! В его честь названа эта станция метро и площадь над ней. Он первый среди поэтов воспел Октябрьскую революцию…

Да, Таня помнила этого грубого задиристого поэта-футуриста. В конце 18-го года, пятнадцатилетней девчонкой она даже была на вечере футуристов в Политехническом музее. Высокий, молодой, красивый Маяковский потрясал тогда зал своим голосом и своими яростными стихами. «Кто там шагает правой? Левой! Левой! Левой!» – громовым басом Революции приказывал он, казалось, всему миру. Потом, уже в конце двадцатых годов, он – в одно время с Таней – побывал в Париже уже в роли признанного советского поэта и, она читала, написал в своих стихах: «Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва!» Но, вернувшись в Москву, он через пару лет застрелился. Русские эмигрантские газеты писали, что чуть ли не по приказу самого Сталина Маяковского затравили критики, а потом посмертно Сталин назвал Маяковского «лучшим, талантливейшим поэтом эпохи». Говорят, это был один из любимых Сталиным приемов – точно так же он поступил с Горьким, Кировым, Орджоникидзе…

И вот он стоит перед ней – Владимир Маяковский, молодой, не старше двадцати пяти – действительно, почти такой, каким она видела его в 18-м году. Господи, что за превратности судьбы! Этот позер, повеса, футурист, расхаживавший по Москве в «желтой кофте фата», стал историей, классиком литературы, а она, та самая девчонка, которая завороженно слушала его почти семьдесят лет назад, стоит перед его памятником!..

– декламировал Олег знаменитое, переведенное на все языки мира стихотворение Маяковского. Женщина из Чикаго, закрыв глаза, слегка раскачивалась в такт жесткому ритму. Кто-то из туристов улыбался, кто-то тихо постукивал ногой. А на некотором расстоянии от группы те самые советские люди, о которых с такой гордостью писал поэт, штурмовали двери электропоездов, толкая и давя друг друга. Когда Олег закончил читать стихи, американцы громко зааплодировали, что вызвало некоторое изумление и даже оторопь спешащих мимо них русских.

– Наша следующая остановка – станция «Белорусская», – объявил Олег. – Прошу за мной. Не расходиться, держитесь все вместе. В Москве сейчас «час пик», вас могут и толкнуть. Но, в общем, народ у нас гостеприимный! Вот смотрите! – и он громко, на всю платформу, сказал по-русски: – Товарищи! Пропустите иностранных туристов! Пожалуйста!

И – действительно, толпа как-то раздалась, расступилась, и американцы, чувствуя даже какую-то неловкость, опустив глаза и рассыпая по сторонам свое «тэнк ю», прошли к краю платформы сквозь строй отчужденно-настороженно-хмурых лиц, взглядов. Но стоило открыться дверям подошедшего поезда, как сзади на всю группу американских туристов мощным напором надавила огромная толпа русских. И американцев, сдавленных, смятых, просто внесло в вагон, швырнуло в него. Кто-то споткнулся, кому-то отдавили ногу, и он вскрикнул, кто-то деланно улыбался: «Как у нас в Нью-Йорке, в сабвее!»…

Плотной волной человеческих тел Таню и Элизабет тоже внесло в вагон и по пути разделило. Кто-то толкнул Таню в плечо. Не услышав извинения, она раздраженно посмотрела на высокого парня в коротком темном пальто, шапке до бровей и вязаном шарфе, наполовину прикрывавшем его лицо. Нахально сверкнули его глаза. Таня поспешно отвернулась, чтобы не сказать какую-нибудь грубость. Поезд тронулся. Люди стояли молча и сосредоточенно, прижатые друг к другу. От них пахло потом, чесноком, дешевым одеколоном, а от одежды – бензином, скипидаром. Но осуждать их за это было трудно – на их лицах была печать усталости, тяжести жизни, их руки были отягощены какими-то тяжелыми сумками с картошкой, огурцами, хлебом. Таня поискала глазами Элизабет. Та стояла не очень далеко от нее. Но, попытавшись двинуться в ее сторону, Таня вдруг почувствовала, что тот же парень, оказавшись перед ней, загораживает ей путь и не дает двинуться с места. Таня удивленно подняла глаза.

Парень, держась двумя руками за поручни и не глядя на Таню, тихо сказал ей почти в самое ухо:

– Не двигайтесь!

У Тани все похолодело внутри. Что это? КГБ подослало к ней этого человека?! Но зачем? Ведь она пообещала им деньги! А может, они решили отделаться от нее, тихо убить в толпе руками уголовника! Она с ужасом посмотрела на парня, лихорадочно соображая, что делать.

– Я вас второй день караулю. Что? Не узнаете? – тихо спросил он и слегка опустил шарф, на секунду открыв лицо. Таня увидела знакомый прямой нос, насмешливо кривящиеся тонкие губы…

– Ты?… – испуганно охнула она, узнав Алексея. – А где?… Где Джуди? – и Таня невольно оглянулась.

– Нет, – усмехнулся Алексей. – Она далеко, не беспокойтесь.

– Зачем… Зачем вы убили тех? – спросила она почти беззвучно, одними губами.

– У меня не было выхода. И это я… я один! Она здесь ни при чем!

Таня вздрогнула. Жалость перехватила горло.

– Алеша… – только и могла выдохнуть она. – Что же делать? Они вас найдут! Вам надо бежать!..

Он кивнул, наклонился к ее уху и сказал тихо:

– Вы можете через месяц быть в Пакистане?

– Где-е? – изумленно отшатнулась от него Таня. Поезд въезжал на станцию.

– Выходим! Все американские туристы, выходим! – громко объявил Олег из глубины вагона и добавил по-русски:

– Товарищи! Разрешите выйти американским туристам!

– Будь где-нибудь рядом, нам нужно поговорить, – торопливо зашептала Таня Алексею.

Он согласно кивнул головой и вслед за американскими туристами подался к выходу из вагона. Таня вышла из поезда и тут же крепко взяла за локоть подошедшую к ней Элизабет.

В отличие от «Маяковской» зал станции «Белорусская» был оформлен не в стиле модерн, а лепными потолками и горельефами на мотивы а-ля белорусской сельской жизни.

Сквозь толпу пассажиров Олег вел свою группу к огромной скульптуре женщины со снопом не то гипсовых, не то бронзовых колосьев в руках и по ходу рассказывал:

– Общая протяженность линий московского метро 180 километров…

– Не вскрикивай! Не делай удивленного лица! – шепотом приказала Таня Элизабет, жестко держа ее руку. – Я разговаривала с Алексеем. Сейчас в вагоне… – Почувствовав, что Элизабет от неожиданности все-таки дернулась, она еще крепче сжала ее локоть: – Спокойно! Не верти головой! Надо что-то придумать, чтобы уйти от экскурсии! Мне нужно с ним поговорить!

Впереди звучал голос Олега:

– Московский метрополитен открылся 15 мая 1935 года. Первая линия метро длиной в 11,6 километра была построена в рекордно короткий срок – три с половиной года!

– Олег! – вдруг громко прервала его Элизабет. – Мне нехорошо… Давление подскочило! Мне всегда… под землей нехорошо! А таблетки забыла… в гостинице, – Элизабет тяжело дышала, с трудом произнося слова.

Таня с восхищением следила за этим актерским перевоплощением всегда честной и принципиальной Элизабет.

– Может, мы с ней возьмем такси и вернемся в гостиницу? – Таня заботливо обняла Элизабет, старательно отводя глаза от подскочившего к ним Олега. – Дорогая, ты можешь дойти до такси?

Туристы засуетились. Кто-то подскочил и, схватив руку Элизабет, стал считать пульс. Еще одна туристка начала рыться в сумочке, где были, наверно, все мыслимые и немыслимые лекарства на все случаи жизни.

– Что вы принимаете? Что вы принимаете? – настырно приставала она к Элизабет. – У меня есть адалат, кардизан и вискен…

– Я не помню… Я не помню… У меня в гостинице… – словно в полуобмороке, вяло говорила Элизабет, всем своим весом облокачиваясь на Таню.

– Надеюсь, вы не возражаете, если я отвезу ее в гостиницу? – сказала Таня Олегу.

– Сейчас я вызову врача. У нас в метро есть врачи…

– Нет, нет! – запротестовала Элизабет. – Я не приму русских лекарств! Никогда! У меня в гостинице свои…

– Хорошо, хорошо! Поезжайте в гостиницу! Только я сам посажу вас в такси!

– Спасибо, – сказала Таня, с удивлением отмечая, что припавшее к ней тело Элизабет становится все тяжелее и тяжелее. Как бы ее впечатлительной подруге действительно не стало плохо.

– Господа! – обратился Олег к притихшей группе. – Я вас на секунду оставлю. Прошу, не расходитесь! Я только посажу этих леди в такси и вернусь! – он взял Элизабет с другой стороны под локоть, и они пошли к эскалатору. Встав на ступеньку лицом к Элизабет, Таня внимательно следила за тем, кто заходит на эскалатор. Увидев, наконец, высокую фигуру Алексея, облегченно вздохнула.

Сразу при выходе из метро резкий морозный ветер заставил даже одетого в дубленку Олега зябко передернуть плечами. Пробегающие мимо люди поспешно ныряли в метро. На стоянке такси толпилась хмурая зябкая очередь, а машин не было.

– Мы вернемся внутрь, – сказала Таня Олегу. – Когда вы поймаете такси, вы нас позовете. А то как бы она совсем не свалилась!

Олег кивнул и пошел в начало очереди объяснить, что ему срочно нужна машина для больной американки. Но по лицам стоявших не было видно, что они готовы уступить ему очередь…

Войдя снова в метро, Таня внимательно оглянулась в поясках Алексея. Он стоял у ряда телефонных будок. Таня оставила Элизабет и заторопилась к нему.

– Мы сейчас поедем в гостиницу на такси. Стой здесь, я за тобой вернусь, – сказала она ему в спину.

– Нет. Ваш гид наверняка возьмет телефон таксиста и проверит, куда вы поехали. Поезжайте в гостиницу, а потом, минут через пятнадцать, приходите к Центральному телеграфу. Вы знаете, где это?

– Да, – Таня отвернулась от него и столкнулась с Элизабет.

– Зачем ты подошла? – зло прошептала Таня. – Ты с ума сошла! Мало того, что я подвергаю себя опасности, еще ты!.. Идем скорее, Олег уже возвращается…

Таксист, вероятно, был о чем-то предупрежден, потому что он с любопытством полоснул по ним глазами и, ничего не спросив, тронул машину. Обогнув памятник Горькому, такси выехало на улицу Горького и в потоке машин медленно покатило вниз. Шумно работали дворники, счищая с окон мелкий снег. Из небольшого транзисторного приемника «Спидола», лежащего на переднем сиденье, доносилась захлебывающаяся скороговорка комментатора хоккейного матча. За окном машины, по тротуарам торопились с работы уставшие хмурые москвичи, завихряясь в очереди у продовольственных магазинов. То тут, то там на проезжей части возникали люди с поднятой вверх рукой – вероятно, ловили такси. На троллейбусных остановках толпился народ, и, как только подходил троллейбус, все сразу бросались к дверям, забыв про очередь…

– Рассказывай! – прижалась к Тане Элизабет и зашептала в ухо. – Где Джуди?

– Я не знаю? Где-то… – Таня внимательно следила за грузным, в высокой меховой ушанке шофером.

– Но она же не может навсегда остаться в России!.. – забыв о предосторожности, громко возмутилась Элизабет.

Шофер внимательно посмотрел на них в зеркало.

– Ду ю спик инглиш? – решила проверить Таня.

– Что? Я… не понимай… – почему-то коверкая русские слова, отозвался он. И, помолчав, тихо добавил: – Вот скотина! Сказал, что говорят по-русски!

Таня решила не исправлять «хорошего» мнения таксиста об Олеге и только улыбнулась водителю.

– Что он сказал? Он понимает по-английски? – спросила Элизабет.

– Говорит, что нет. Но кто может быть уверен?…

– Нет. Необходимо что-то придумать! – снова яростно зашептала ей Элизабет. И вдруг выпрямилась: – Я знаю! Они должны бежать за границу!

Таня изумленно посмотрела на нее. Похоже, Алексею больше подходит быть внуком Элизабет – у них, кажется, одинаково безумные идеи.

– Да, они должны бежать! Тайно перейти границу! – уверенно продолжала Элизабет. – Я в одной книжке читала – это возможно! – и она возбужденно прижала руки к груди. Таня терпеть не могла этого мелодраматического жеста, который обозначал крайний восторг, часто переходящий в слеэы. – Там, правда, все дело в Восточной Германии происходило. Но ничего! Я уверена, что из России тоже можно бежать! Как-нибудь с корабля, или…

– С какого корабля?! – в отчаянии сказала Таня. – Кто им разрешит сесть на корабль?!

Но уже в следующую минуту что-то в безумной идее Алексея и Элизабет заставило ее сердце биться быстрее. Действительно, Алеша не стал бы просто так рисковать – двое суток крутиться в центре города, чтобы встретиться с ней. Наверное, у него есть план… Ах, как бы это было замечательно! Но чем она может им помочь?

– Сколько у нас осталось советских денег? – лихорадочно спросила она.

– По-моему, рублей триста. Мы ведь ни на что не тратили.

– Нет, это не деньги… – с досадой сказала Таня и вдруг приказала шоферу по-русски: – Стоп! Приехали!

Они действительно подъезжали к гостинице.