III
— А я говорю, ешь! — тетя Аня подвинула Кире огромное блюдо с пирожками. — Пока чаю сделаю… Ешь, тощая стала, как не знаю что! Вот что бывает, когда за детьми приглядывать некому! Представляю, во что Стас превратился! Кстати, почему он не пришел?
— Он очень занят, — Кира вздохнула и решительно отодвинула блюдо. Не то, чтобы ей не хотелось есть, да и пирожки, румяные и словно лакированные, выглядели весьма аппетитно. Но ей казалось, что съешь она хоть один пирожок, и тогда не сможет задать не одного серьезного вопроса. Словно пирожки были заколдованы — домашним, расслабляющим уютом. — Теть Ань, ты извини, времени у меня мало и я, честно говоря, зашла к тебе по делу.
— И по какому же? — поинтересовалась янтарная фрейлина, чуть передвигаясь на стуле, отчего тот жалобно скрипнул. Даже дома на ней были янтарные серьги и толстое янтарное ожерелье, на фоне растянутого трикотажного халата выглядевшие довольно нелепо.
Кира вытащила из пакета стопку фотографий и ловко, словно заядлый картежник, раздвинула их веером на столешнице перед тетей.
— Посмотри на них.
Крылья носа Анны Петровны чуть дрогнули и, зацепив снимки лишь краешком взгляда, она недоуменно взглянула на племянницу.
— Но ты мне их уже показывала.
— Я хочу, чтобы ты посмотрела еще раз.
— Но зачем? — она машинально взяла одну из фотографий, секунду подержала в воздухе и опустила обратно, глядя поверх нее. — Я тебе говорила, что не знаю этих людей. Кира, ты…
— Тетя Аня, почему я тебе не верю?
— Ну уж не знаю! — раздраженно произнесла Анна Петровна, отодвигая от себя фотографии. — Что ты там себе накрутила?! Тебе следует заниматься серьезными делами, о семье уже пора думать, а ты играешь в какие-то глупые игры…
— Вначале это действительно казалось мне игрой, — перебила ее Кира. — Но с некоторых пор мне так больше не кажется. Вначале мне казалось, что моя бабушка была очень сильно не в себе. Но теперь мне кажется, что кое в чем она была весьма разумна. Вернее сказать, весьма практична.
— Я тебя не понимаю, — тетя Аня снисходительно улыбнулась. — Вера была абсолютно нормальным человеком. Что это тебе взбрело в голову?
— Ты ведь была хорошо посвящена в ее дела, не так ли?
— Смотря что ты имеешь в виду.
— Я имею в виду тех людей, которым она сдавала свою квартиру летней порой. Ты видела их? Кого-нибудь из них?
Тетя Аня раздраженно пожала плечами.
— Почему это я должна была их видеть? Она сдавала им квартиру и переезжала к нам на это вре…
— А ты ее сопровождала. Постоянно. Насколько мне известно, она если и выходила из дома, то практически всегда в твоем обществе. Ты должна была их видеть.
— Опять твои соседи языки распускают?! — ногти Анны Петровны звонко щелкнули по столешнице. — Я тебе говорила не слушать их!
— Отчего же? От соседей иногда можно узнать множество интересных вещей. Например, то, что ни в какой больнице бабушка не была. Она умерла дома, не так ли?
Губы тети Ани плотно сжались, и глаза словно ушли внутрь черепа. Внезапно она стала очень блеклой, и даже янтарь в ее серьгах и ожерелье словно потух и помутнел.
— Кира, я просто…
— Да, сейчас ты скажешь, что просто пыталась уберечь нас со Стасом от этой информации, — Кира покладисто кивнула. — Это можно понять. Но почему ты не вызвала меня на похороны или хотя бы не известила?
— Я же тебе говорила — Вера сама хотела, чтобы вас не было на…
— Только из-за этого? Или есть еще причина? И какова причина того, что ты солгала мне насчет ее здоровья?
Тетя Аня широко распахнула глаза.
— Я?! Солгала?!
— Ты сказала, что у бабушки всегда было плохо с сердцем. Но дядя Ваня почему-то сказал мне совершенно обратное. Что у нее было отличное здоровье, несмотря на возраст, и ее смерть была для него неожиданностью. Как это понимать?
— Да никак?! — она внезапно разозлилась. — Иван что-то напутал! Вера была больна — давно!
— В какой больнице она проходила обследование перед смертью? — вкрадчиво спросила Кира, не сводя внимательного взгляда с лица родственницы. — Я бы могла поговорить с врачом, у меня есть для этого все права. Я могу затребовать записи. Так она болела?
— Она была старым человеком, Кира! В ее смерти нет ничего удивительного и уж тем более криминального!
— Но если это так, тетя Аня, то к чему весь этот туман в твоем рассказе, я не понимаю? И чего ты так боишься?
— Я не боюсь! — отрезала она с какой-то детской злостью, и только сейчас Кира заметила, как много морщин на ее лице. Будто злость была водой, выплеснувшейся на Анну Петровну и мгновенно смывшей с нее весь грим. — И если ты будешь продолжать вести себя подобным образом, Кира, я попрошу тебя покинуть мой дом!
— Ты знаешь этих людей? — Кира постучала ногтем по одной из фотографий.
— Нет, я же уже сказала!
— Ты должна их узнать, ты не могла не видеть хотя бы некоторых из них. И ведь ты их узнала, тетя Аня! Мне следовало сообразить это еще в прошлый раз — я же заметила, как тебе было не по себе от этих снимков. Почему ты не говоришь мне правды?! — Кира дотронулась до ее руки, но рука тотчас всполошено отдернулась, зацепив по дороге блюдо, и один пирожок шлепнулся на столешницу. — Что случилось с этими людьми?
— Случилось? — переспросила тетя Аня с предельным непониманием, которое сейчас не обмануло бы даже ребенка.
— Все люди с этих фотографий жили в моей квартире. Соседи их опознали, — решительно заявила Кира, умолчав, что единственным опознавателем была девчонка-наркоманка, говорившая, впрочем, весьма уверенно. — И все эти люди исчезли. Они приехали сюда и уже не вернулись домой. У некоторых из них остались родственники, тетя Аня, и они ищут их до сих пор.
Пальцы Анны Петровны слепо зашарили по столу, нащупали пирожок и положили его обратно на блюдо. На полированной столешнице осталась масляная дымка.
— Это неправда!
— Нет, правда! И соседи тоже об этом знали и боялись Веры Леонидовны. Как ведьмы, как сказочного чудища. И ее квартиры тоже. Я ощутила это на собственной шкуре — я ощущаю это до сих пор. Что там происходило?
— Все это глупые выдумки, и я удивлена, что ты…
— А тот человек, у которого исчезли жена и дочь — тоже выдумки? Я разговаривала с нашим участковым, — соврала Кира. — Оказывается, милиция была в нашей квартире частым гостем, я и не знала.
— Это просто совпадения!.. — почти выкрикнула Анна Петровна и осеклась. Казалось, что она сейчас расплачется. От ее надменности и снисходительности не осталось и следа — перед Кирой сидела старая, расстроенная, испуганная женщина. Ее голова чуть подрагивала, и в шелесте длинных янтарных сережек было что-то жалобное. — Люди исчезают по разным причинам… несчастные случаи… при чем тут мы?! Ведь… ее там и не было даже тогда! Ни разу! А тот человек… наверное, он сам и убил их, а потом спрятал… я сотни раз читала про такое!
— Это она тебе так все объясняла? — тихо спросила Кира. — Это она так тебя тогда убеждала — так же, как ты меня сейчас? Ради чего все это, тетя Аня? Для чего весь этот архив — все лица в профиль, данные, даты проживания? Как будто она заранее собирала информацию… заранее знала, что произойдет. Ты видела этот архив раньше?
— Нет.
— Ты видела этих людей?
— Нет.
— Тебе есть, что мне сказать?
Анна Петровна молча встала и подошла к шкафу, где на полках выстроились ее любимые африканские статуэтки. Сняла одну из них — высокую тонкую негритянку в набедренной повязке, с калебасом на голове, который она придерживала узкой ладонью, и начала разглядывать так, будто видела впервые в жизни. Отчего-то Кире вдруг вспомнились собственные пластилиновые фигурки — уже целая коллекция.
— Уходи, — наконец произнесла Анна Петровна севшим голосом, ласково гладя указательным пальцем черное плечо негритянки. — Я хочу, чтобы ты ушла. Немедленно. И обдумала свое извинение.
— Ты знаешь Князева?
— Нет, — ответила она, и на этот раз ее ответ, казалось, прозвучал искренне.
— Он тоже из нашего двора. Старик с тростью. Ты должна была его видеть.
— Ах, да… я его видела… Это он вбил в твою голову весь этот бред?
— Нет… хотя иногда он говорил очень странные вещи. Неопределенные, но странные, — Кира начала собирать фотографии. — Ты когда-нибудь замечала, чтобы бабушка боялась его?
— Она… — Анна Петровна замолчала и осторожно поставила статуэтку обратно на полку. Потом вдруг пошатнулась, взмахнув руками, и Кира, выскочившая из-за стола, едва успела ее подхватить. Стиснув зубы от напряжения, она кое-как наполовину довела, наполовину дотащила тетю до кресла, и та рухнула в него и в изнеможении откинулась на спинку, ловя воздух посеревшими губами.
— Господи, тетя!.. — Кира всполошено мазнула ее ладонью по щеке и суматошно огляделась. — Где телефон?!
— Не надо… — прошептала Анна Петровна. — Карвалолу… накапай… шестнадцать… в… немного воды… на кухне… он на кухне… в холодильнике… на дверце…
Кира вылетела из комнаты и вскоре вернулась с лекарством. Анна Петровна взяла стаканчик и поднесла ко рту. Ее зубы дробно застучали по расписному стеклянному боку, и Кира подставила ладонь под донышко стакана. Тяжело дыша, тетя опустила руку с пустым стаканом и снова прижалась затылком к мягкой спинке.
— Тетечка, прости меня, — прошептала Кира, гладя ее плечо. — Я… я не знала… Давай, я вызову „скорую“.
— Нет, мне уже лучше… уже проходит, — тетя Аня приоткрыла глаза — еще мутноватые, но уже осмысленные, и посмотрела на нее. В их выражении было что-то жалкое. — Кира, уйди. Прошу тебя — уйди!
— Но ты…
— Говорю же — мне уже лучше! — почти выкрикнула она, и теперь это уже был голос прежней Анны Петровны. — Такое было и раньше, и я хорошо знаю, что и как!
Кира выпрямилась, растерянно и испуганно глядя на нее.
— Тетя Аня, прости…
— Не извиняйся. Не в тебе дело, — Анна Петровна провела ладонью по своим слегка растрепавшимся волосам. — Но сейчас уходи! Я не гоню тебя из своего дома, просто… сегодня я больше не хочу с тобой говорить! Сейчас уже и Иван придет, так что… можешь не волноваться.
— Хорошо, — Кира неуверенно отступила на шаг, потом улыбнулась — немного заискивающе. — Можно, я все-таки, возьму пару пирожков?
— Ну конечно же, глупая! — Анна Петровна с внезапной радостью ухватилась за этот вопрос. — Там которые пошире — с грибами, а которые похудее — с рисом и с яйцом. Бери побольше и Стасу возьми! Наверное, едите-то раз в день.
— Два. Спасибо, теть Ань, — Кира улыбнулась и отошла к столу. Взяла несколько пирожков и направилась к выходу из комнаты. Когда она уже перешагнула через порог, тетя внезапно окликнула ее.
— Кира, обожди!
Кира обернулась, вопросительно глядя на нее. Анна Петровна чуть развернулась в кресле и теперь задним фоном для нее была не пухлая в цветочек спинка, а выстроившиеся на полках фигурки — строгие, смеющиеся, кривляющиеся, мрачные или прячущие свои лица за жутковатыми ритуальными масками.
— Вера хотела, чтобы ты обязательно дождалась приезда Стаса, — негромко произнесла она. — Потому я и не сказала тебе сразу, как должна была. Ты бы приехала раньше… и могла бы захотеть осмотреть квартиру до приезда брата. А она хотела, чтобы вы вошли в нее вместе… она особенно подчеркнула это.
— Когда же она тебе это сказала?
— За три дня до смерти. Сразу же после составления завещания.
Кира недоуменно приподняла брови.
— Значит, она действительно плохо себя чувствовала?
— Нет, — неохотно ответила Анна Петровна, — так не скажешь. Но она… была очень странной в последние дни.
— Она была напугана?
— Немного встревожена. И… в то же время, как-то… словно злорадствовала. Но, возможно, мне это только показалось.
— Ты знаешь, почему она оставила такое странное завещание?
— Нет, — тетя Аня закрыла глаза. — Я больше ничего не знаю. Возможно, старческая причуда и ничего более. А теперь иди.
Кира кивнула и зачем-то посмотрела на пирожки в своих ладонях.
— Тетя Аня, почему ты продолжаешь покрывать ее и после смерти? — недоуменно спросила она. — Неужели ты так ее любила?
Анна Петровна медленно открыла глаза. Сейчас она сама казалась частью коллекции статуэток — самой большой и самой значительной, спрятавшей лицо за бледно-восковой ритуальной маской, — искусная работа ушедшего в никуда скульптора. И когда она заговорила, ее голос тоже оказался бледно-восковым, неживым.
— Я ненавидела ее всей душой.
— Но почему же тогда…
— Уходи, Кира.
Кира сделала несколько шагов назад, не сводя с нее глаз, потом произнесла — не спрашивая, а утверждая:
— Ты боялась ее, верно?
— Я и сейчас ее боюсь, — ответила Анна Петровна и снова закрыла глаза.