XIX
Законник и сутяги
Некий законник, отрастивший столь пышную черную бороду и усы, что лицо его, казалось, щеголяет в подряснике, трудился в своем кабинете, снизу доверху набитом книгами, столь же бездушными, как их владелец. Разбирался же он в них еще меньше, чем вверившиеся ему сутяги; ибо, непомерно кичась обилием томов на полках, был слишком глуп, чтобы взять в толк, о чем в них говорится. Известность же снискал он благодаря зычному голосу, красноречивым жестам и бурному словоизвержению, в котором противники захлебывались и тонули. В кабинете его, даже стоя, не могли уместиться все желающие, каждый был привязан к своей тяжбе, словно к столбу на лобном месте. Сей достойный муж сыпал направо и налево словечками, имеющими хождение в суде, а именно: «на этом разрешите закончить», «считаю подобное решение весьма желательным», «уповаю на справедливость вашей милости», «закон в этом случае гласит недвусмысленно», «дело наше яснее ясного», «разбирательство излишне», «дело говорит само за себя», «закон на нашей стороне», «никаких затруднений представиться не может», «судьи у нас превосходные», «противная сторона не приводит ничего путного себе в поддержку», «доводы обвинения выеденного яйца не стоят», «требую отмены приговора; ваша милость, дайте вас убедить!».
И тут же он прописывал: кому прошение, кому жалобу, кому запрос, кому протест, кому ходатайство, кому требование. Мелькали под его пером имена всяких Бартоло и Бальдо, Аббати и Сурдо, Фариначчи и Тоски, Кюжаса, Лёфевра, Анчарано, сеньора председателя Коваррубиаса, Шаснё, Ольдраде, Маскарди, а после авторитетов по законам королевства еще и Монтальво и Грегорио Лопеса,[283] равно как и множество других имен и ссылок на параграфы, нацарапанные бог знает как с затейливыми закорючками сокращений для обозначений слов «кодекс» или «дигесты»,[284] с большим потомством цифр и неизбежным ibi[285] на конце. За сочинение ходатайства требовалась плата; писцу за переписку полагалось платить особо: поверенному за подачу бумаг – особо; чиновнику судебной палаты – особо; докладчику за сообщение – особо. За такими хлопотами и застиг сутяг Час, и все они воскликнули в один голос:
– Видно, сеньор адвокат, в любой тяжбе самые скромные требования у противной стороны, ибо она добивается своего и за свой счет, а ваша милость, защищая нас, добивается своего, да только за наш счет. И поверенному надо дать, и писцу с ходатаем заплатить. Противная сторона ожидает приговора, однако знает, что дело может быть и пересмотрено, но ваша милость со своими присными наносит нашему кошельку приговор окончательный, обжалованию не подлежащий. По суду нас то ли засудят, то ли нет, а коли мы с вами свяжемся, с нас беспременно уж снимут пять шкур за день. Справедливость в конечном счете, возможно, и восторжествует, да только нам торжествовать не приходится – плакали наши денежки. Из всех наших авторов, текстов, решений и советов можно сделать один вывод: непростительно глупо тратить то, что у меня есть, дабы получить то, что есть у другого, да еще, как знать, получишь ли. Тяжбу мы, может статься, выиграем, но карман наш наверняка останется в проигрыше. Адвокат спасает своих подзащитных на манер того капитана, который в бурю сбрасывает за борт все, что возможно, и приводит судно в гавань, если на то есть соизволение господне, ободранным и разоренным. Сеньор, нет лучшего адвоката, нежели доброе согласие, только оно дарит нам то, что отбирает у нас ваша милость; а посему мы со всех ног кинемся договариваться с противной стороной. Ваша милость лишится податей, кои взимает она с наших ссор и раздоров; и ежели мы придем к согласию с противной стороной ценой отказа от наших притязаний, мы выиграем ровно столько, сколько проиграет ваша милость. Повесьте лучше объявление о сдаче напрокат ваших ученых текстов, ибо любая потаскуха может дать подчас куда более толковый совет, нежели ваша милость. А коль скоро вы наживались, стряпая тяжбы, вооружитесь черпаком да наймитесь-ка в повара!