на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



ДРАКОНИЙ НАРОД

Марк Энтони

Как только обитатели долины обнаружили древнюю могилу, они послали за мной.

Всего семь дней назад подули в долине теплые весенние ветры, заставившие зиму выпустить из крепких объятий горные края Южного Эргота. Я, как обычно, был благодарен природе за смену времен года. В пещере, где я обитаю в последние годы, летом вполне прохладно и даже приятно, а в темные месяцы я чувствовал себя как в могиле, и никакой огонь, ни земной, ни магический, не мог отогреть меня, когда я мучился от холода. Но вот, наконец, зима убралась восвояси, я отдернул в сторону кожаный занавес, закрывавший узкий вход в пещеру, и поток света и воздуха развеял промозглую темноту, царившую внутри.

Пещера была невелика, не больше пяти шагов в ширину, а в глубину шагов пятнадцать. Но даже и такая, меня она совершенно устраивала. Дно пещеры покрывал сухой песок, и было более чем достаточно места для моих немногочисленных пожиток: кровать, сплетенная из ивовых веток, с тростниковым тюфяком, решетка для сушки трав и полка, на которой я держу запечатанные воском глиняные горшки с маслом, соленой рыбой и сморщенными оливками. В середине пещеры в жаровне горит огонек, а клубы дыма поднимаются к своду и исчезают в незаметных трещинах.

Сидя на протертом до дыр коврике возле жаровни, я разглядывал крошечный скелет крота, который прилепил сосновой смолой к куску коры. Я по природе своей человек любознательный, и меня всегда особенно поражало то, как устроены живые твари. Каждый раз я обнаруживал, что всякое животное обладает чертами, идеально приспособленными для выживания в условиях, в которых оно обитает.

То же самое можно было сказать и про крота. Кости его передних конечностей были изогнуты самым невероятным образом, благодаря чему к ним могли прикрепляться сильные мышцы, позволявшие зверьку копать, а его острые клиновидные зубки были просто созданы для прокусывания панцирей жуков, которыми кроты в основном и питаются. Окунув перо в чернильницу, сделанную из плода паслена, я аккуратно зарисовал скелетик на куске натянутого пергамента, попутно отмечая интересные черты.

На порог упала чья-то тень.

Я удивился и поднял глаза. У входа в пещеру виднелся темный силуэт. Фигура замерла в тот момент, когда я внезапно пошевелился, а затем стоявший развернулся и собрался бежать.

— Постой! — крикнул я.

Силуэт замер на месте — мой посетитель решил ближе не подходить. Я отложил перо, встал и направился наружу. Перешагнув каменный порог пещеры и выбравшись из сумрака на свет, я смог как следует разглядеть таинственного гостя: это был босоногий мальчик, не старше двенадцати зим, в просторной одежде из грубой ткани; он опасливо переминался с ноги на ногу.

Обитатели долины посещали меня не так уж редко. Время от времени кто-нибудь из них поднимался по извилистой тропе, которая вела от обветшавших домиков деревушки, через рощицу серебристо-зеленых осин, к моей пещере. Обычно они приходили попросить целебную мазь от загноения, или травку, облегчающую зубную боль, или отвар от бесплодия. Для жителей долины я был просто отшельником, дичившимся окружающего мира, знахарем, который удалился в горы, чтобы в одиночестве заниматься своими изысканиями. Возможно, сумасшедший, но не опасный. Само собой, если бы местные знали, кто я на самом деле, они непременно переменили бы свое отношение, и я был бы сожжен в собственной пещере.

Прошло пять лет с того дня, когда я спасся бегством после разрушения Башни Высшего Волшебства в Далтиготе. Мне до сих пор, бывает, снится зарево пожара.

Никто из нас не ожидал, что толпа явится так скоро. Указом Короля-Жреца все маги были преданы анафеме и объявлены служителями Зла, а магия — ересью. Но между нами и Истаром лежал почти весь континент. Далтигот располагался на западной оконечности Империи. Нам казалось, что время еще есть и мы успеем завершить начатую работу, а потом бережно уложить наши книги и свитки и отправиться в тайные пристанища, где сможем спокойно продолжить занятия магией.

Но мы заблуждались.

Указ Короля-Жреца прокатился по стране, как лесной пожар. Его разжигали страхи, масла в огонь подливала ненависть, и густыми клубами темного дыма над этим пожаром поднималось невежество. Когда сброд хлынул по улицам Далтигота в сторону Башни, размахивая факелами и поблескивая оружием, мы не стали давать отпор. Это бы только еще более опорочило таких, как мы, в глазах толпы. Мы позволили варварам вбежать в открытые ворота, предать огню накопленное за много веков знание и сровнять с землей нашу сияющую Башню.

Я оказался в числе тех немногих, кому повезло. Мне удалось уцелеть, отделавшись легкими ранениями, и я бежал из города на юг, в горы, в эту уединенную долину, где никто понятия не имел, как выглядят чародеи. Бывало, я задумывался о том, скольким братьям и сестрам удалось спастись в день разрушения Башни. Если кто-то остался в живых, то едва ли теперь он смог бы узнать меня. Когда-то я был Торвином, Магом Ложи Белых Мантий, энергичным, уверенным в себе молодым чародеем. А теперь я просто Торвин-Отшельник. Ношу только серые и бурые одежды, отрастил длинные волосы и бороду. Роста я немаленького, но при теперешнем образе жизни исхудал, даже стал костлявым.

В целом я выглядел как раз так, как полагается отшельнику. Это и спасало мне жизнь. Жители долины были верными и преданными подданными Империи. Если бы они обнаружили, что я предаюсь магическим трудам, на меня легло бы клеймо еретика. А кара за ересь одна — костер. Непросто было жить, постоянно скрывая силу, которой я нацелен, держа в тайне, кто я такой и чем занимаюсь. Иногда я мечтал, как смогу раз и навсегда улететь на крыльях магии от страхов, ненависти и невежества окружающих. Но до тех пор стоило затаиться, чтобы сохранить жизнь.

Стоявший передо мной мальчик из долины кусал губы; глаза у него были широко раскрыты от страха. Я улыбнулся, чтобы успокоить его, и ласково сказал:

— Не бойся, отшельники не кусаются. Конечно, если не считать случаев, когда они до смерти проголодались. Но тебе повезло, я ведь только что покушал. А в горшочке у меня есть еще немного супа. Не хочешь попробовать?

Мальчик смотрел на меня так, как будто я предложил ему миску с ядовитыми пауками. Он сглотнул и наконец, заставил себя заговорить. Голос его звучал встревожено.

— Меня послал за тобой отец. Когда они пахали поле, там нашлись кости.

От любопытства я поднял брови.

— Кости?

Мальчик энергично закивал:

— Они нашли там вот это. И еще много таких вещей.

Он протянул мне маленький предмет, стараясь, чтобы я не прикоснулся при этом к его грязной ручонке. Я перевернул вещицу, держа ее кончиками пальцев, и почувствовал, что волнуюсь все сильнее. Это был каменный нож.

Он был высечен из гладкого бурого кремнистого сланца. С одной стороны пластинки породы были умело отколоты, образовывая острый режущий край, а другая сторона была сглажена и скруглена так, чтобы служить рукояткой. Нож удобно лег в мою ладонь, и я тут же почувствовал, что в последний раз рука человека касалась его многие тысячи лет назад.

Уже не в первый раз я рассматривал артефакт, случайно извлеченный из древнего захоронения. Многие считают, что такие вещи были сделаны гоблинами или троллями, но это не так. Не гоблины мастерили такие каменные ножи, наконечники стрел из вулканического стекла и медные топоры. Все это было изготовлено людьми. Теми, кто жил здесь давным-давно, когда еще не возведены были города и не приручены дикие лошади, когда не успел еще человек украсть у гномов секреты обработки золота и железа. Я знал это, потому что с помощью найденных предметов пробовал увидеть то, что видели глаза того древнего народа.

— Нам стало страшно пахать, — продолжал, осмелев, мальчик. — Скалдирк говорит, что это дурное предзнаменование. Отец послал меня за тобой, чтобы ты сказал, что это за кости, и утихомирил духов, которые в них сидят.

Я совершенно не владел искусством усмирения духов, но не стал говорить этого мальчику. Каменный нож я крепко сжимал в руке.

— Отведи меня туда, где это нашли.

Мальчик кивнул, повернулся и торопливо зашагал вниз по узкой тропе. Я поспешил за ним. Моя пещера располагалась у подножия горного хребта, который разделял долину на северную и южную части. Посреди долины текла стремительная речка, вдоль которой и обитали в крытых дерном каменных домиках большинство жителей этих мест. К югу долина сужалась и начинался крутой подъем в ущелье, уходившее далеко в голубые горы. По этому проходу можно было подняться к вершинам, но, насколько мне было известно, туда никто никогда не ходил.

Хотя все горы здесь были ошеломительно высоки, одна вершина возвышалась над остальными. Этот огромный двурогий пик, казалось, цеплялся за небо. Жители долины называли его Драконьей горой из-за рогатой вершины. То есть я всегда предполагал, что из-за этого.

Я шел за мальчиком по тропинке, вившейся среди вересковой пустоши и проходившей иногда мимо груд каменных обломков. Наконец мы перешли небольшой перевал, и я увидел кучку местных жителей. В своих грязных серых и бурых одеяниях они стояли посреди вспаханного поля, глядя вниз, на землю. Подобрав полы одежды, я подошел к ним. Из темной свежевспаханной земли выступали очертания чего-то белого. Я встал на колени на вспаханную землю. Пока я рассматривал то, что обнажил плуг, меня все больше охватывало волнение. Я осторожно разгреб землю, с все большим изумлением рассматривая то, что пролежало там с древних времен.

Это оказалась могила.

Скелет был почти не поврежден, только кости ног зацепило плугом. По форме тазовых костей я понял, что это женщина.

У нее едва прорезались зубы мудрости, значит, женщину похоронили молодой, умерла она лет двадцати от роду, не более. Ее тело уложили, подтянув колени к подбородку, как у ребенка в материнском чреве, как бы возвращая усопшую в объятия мира. Почва была окрашена ржаво-красным: это были остатки охры, которую нанесли ей на кожу.

По вещам, положенным в могилу, я понял, что покойная была кем-то вроде принцессы. Нефритовые и костяные бусины, лежавшие в земле вокруг ее шеи, когда-то были ожерельем; нить, на которую они были нанизаны, сгнила много веков назад. Медные кольца были надеты на кости пальцев, а рядом лежали, чаша из бивня и гребень, вырезанный из оленьего рога. С такой роскошью в загробную жизнь отправляли только знатных женщин. Я предположил, что она была дочерью вождя. Для того чтобы о чем-либо говорить наверняка, потребовалось бы более тщательно изучить найденные предметы, но, как мне представлялось, женщина была погребена более двух тысяч лет назад забытым народом, обитавшим в долине задолго до нынешних жителей.

Мне пришлось отвлечься, когда заговорил один из мужчин. Я подумал, что это отец мальчика, которого посылали за мной, — их грязные лица были похожи.

— Что ты думаешь, Торвин? — спросил мужчина. В его темных глазках светился страх. — Я никогда не видел ничего подобного. Это эльф?

Другой мужчина, коренастый кривоногий тип, бесцеремонно захохотал:

— Скажешь тоже! Никаких эльфов не существует, Меррит. — Но смех его быстро затих в холодном воздухе, а остальные стали нервно оглядываться, стараясь оградить себя от сил зла с помощью особым образом сложенных пальцев.

Я не стал говорить им, что эльфы действительно существуют. Мне ни разу не посчастливилось самому увидеть эльфа или побывать в их скрытых от глаз лесных поселениях, но благодаря научным изысканиям я получил некоторые сведения об этих существах, так что я был уверен, что они никогда бы не произвели таких грубых изделий. Эльфы обрабатывают золото и хрусталь, но никак не кость и сланец.

Я сказал собравшимся на поле, что бояться нечего, что это просто могила, а лежащие в ней кости принадлежат человеку, ничем не отличавшемуся от нас. Если вещи покойной и могли показаться странными, то лишь потому, что жила она очень давно. Мне показалось, что мои слова их в какой-то степени успокоили. Я объяснил нескольким мужчинам, каким образом следует извлечь кости и предметы, и пообещал похоронить все это в тайном месте, так, чтобы дух умершей никого не тревожил.

Я не сказал им, что намерен сначала изучить эти кости. Они не поняли бы научных целей и испугались бы, прояви я такой интерес к скелету.

Пока мужчины трудились, я отошел в сторону. Сидя на старом пне, я следил, чтобы они были осторожны. Вот тогда-то я и увидел… Из свежевспаханной земли возле моих ног торчала каменная дуга, слишком гладкая поверхность и правильная форма которой говорили о том, что создана она не природой. Я погрузил пальцы в землю, потянул и вытащил этот предмет. Отряхнув камень, я стал рассматривать его.

Камню придали форму полумесяца, тщательно обтесав. Один его конец был широким, и на нем были выдолблены бороздки, так что с помощью жилы или стебля вьющегося растения к камню можно было легко прикрепить древко. Другой конец был заострен, как у маленькой мотыги; Мне уже случалось видеть такие предметы. Это было тесло. Именно этим инструментом, без сомнения, и была вырыта могила.

Внезапно меня охватило желание немедленно действовать. Но делать то, что мне захотелось, было опасно. Я знал, что следует подождать до тех пор, пока я не окажусь в своей пещере, где буду в безопасности, поскольку меня никто не сможет увидеть, но этого мне пришлось бы дожидаться несколько часов. Кроме того, жители долины были так заняты работой, что не обращали на меня никакого внимания. Они не заметят. А мне хотелось знать, кем была похороненная здесь женщина. Нет лучшего способа узнать это, чем посмотреть на нее глазами тех, кто много-много лет назад вырыл эту могилу.

Бережно держа каменное тесло, я повернулся к местным спиной. Так и не успев как следует поразмыслить о том, что задумал сделать, я позволил магическим заклинаниям тихо слететь с моих губ. С последним словом по всему телу прокатилась дрожь. Стало покалывать пальцы, сжимавшие камень, а вокруг все побелело. Я зажмурился, и то, что предстало мне затем, было увидено уже не моими глазами.

Он стоял на берегу высокогорного озера. Ледяной ветер трепал темные волосы, пытался сорвать с плеч шкуру тура, в которую кутался этот человек. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина. Высоко в горах, где обитало его племя, жизнь была суровой, но на его красивом лице не было ни одной морщины. Правда, возраст выдавало выражение его светлых глаз. Он был далеко не юн. Мужчина дрожал: лохматая шкура рыжего тура была накинута прямо на голое тело. Когда-то все они пришли к Драконьему озеру с пустыми руками. И уйти ему тоже придется без всего. Таков Закон о Разрыве.

Перед ним собралось все племя — дюжины две мужчин и женщин, все в облегающих одеждах из оленьих шкур. Драконий народ был высок ростом, и казалось, что время странным образом не коснулось их лиц. Так же как и лица мужчины в шкуре. Сейчас эти красивые гордые люди были суровы и мрачны, а в их светлых глазах застыла печаль. За их спинами в ярко-голубое небо поднимался огромный горный пик. Его рогатая верхушка отражалась в серебряных водах Драконьего озера. Сама гора, там, наверху, почти ничего не напоминала, а вот ее отражение, слегка искаженное рябью, было действительно похоже на дракона, тянущего рогатую голову в небо и расправляющего серебристо-белые крылья.

Один из соплеменников, сильный мускулистый мужчина, шагнул вперед. Лицо его, как и у остальных, не выдавало возраста, но в медной бороде и длинных волосах виднелись седые пряди, и глаза у него были не серые, а цвета старого меда. Он заговорил и его звучный голос был похож на штормовой ветер.

— Ты действительно решил это сделать, Скайлит?

Спустя долгое мгновение Скайлит кивнул, плотнее укутавшись в турью шкуру:

— Я люблю ее, Теваррек.

— Твоя любовь гибельна, и она навек разделит твою тропу и путь нашего народа.

— Знаю.

Теваррек покачал головой. На лице его читались непонимание и гнев.

— Кажется, многие соплеменники тебя понимают, Скайлит. Думаю, что некоторые даже завидуют твоей любви. О себе я такого сказать не могу. Я считаю, что ты глуп. Но ведь я и сам не такой, как все, верно? — Тут он заговорил насмешливо: — Так что, она и правда так красива, это существо из племени долины?

На губах Скайлита мелькнула улыбка:

— Она прекрасна, да. Но я бы не ушел только из-за этого. Я не хуже вас знаю, как недолговечна красота человека.

Двое впились друг в друга взглядами. Наконец Теваррек глубоко вздохнул:

— Однажды оказавшись по ту сторону Препоны, ты никогда не сможешь вернуться. Принимаешь ли ты такую судьбу, Скайлит?

Скайлит колебался лишь мгновение.

— Принимаю, — произнес он.

Теваррек сорвал шкуру тура с плеч Скайлита и швырнул ее на землю.

— Тогда уходи! Уходи и никогда не возвращайся в наши края!

Скайлит избрал эту судьбу сам, но все же резкие слова ранили его. Взглянув напоследок на лица соплеменников — они уже не были его народом, — он обернулся и побежал вдоль берега озера. Голое тело покалывало от холода, острые камни царапали босые ступни.

От дальнего конца озера брал начало ручей, стремительно падавший со скал в ущелье, а затем спускавшийся в подернутую дымкой зеленую долину, которая раскинулась далеко внизу. Скайлит стал пробираться вниз по ущелью. Через несколько мгновений исчезло из виду озеро и все те, кто стоял на берегу. Скайлит смахнул слезы, щипавшие глаза, и заставил себя думать только об опасной тропе, по которой нужно было спуститься.

Прошло, наверное, около часа, когда он начал скользить вниз, — каменистая осыпь выскальзывала из-под ног, — но потом Скайлит остановился. Струйки тумана плыли над камнями, лежавшими перед ним, и вились вокруг его ног. К склону горы льнуло сплошное покрывало плотного серого тумана, в котором не было видно ни единого просвета. Скайлит стоял у туманной кромки, на переднем краю Препоны.

Он не представлял, какие когда-то потребовались чары, чтобы создать Препону. Наколдовали ее много веков назад, чтобы спрятать народ от мира после Темного Времени, когда почти все им подобные были перебиты или изгнаны из этих земель. Немногие оставшиеся поднялись к Драконьему озеру и сотворили Препону, чтобы никто из долины не мог обнаружить их. Немногочисленные остатки Драконьего народа могли жить спокойно, пока никто не знает, что они поселились среди этих величественных вершин.

Скайлит не позволил себе оглянуться. Собравшись с духом, он шагнул внутрь Препоны. Его тут же окружил холодный туман, и мир вокруг превратился в серебряный водоворот. Дрожа и спотыкаясь, он шел вперед; пробираться можно было только на ощупь. То и дело Скайлит оскальзывался на скалистом склоне и падал. Один раз при падении он рассек ладони об острые камни. Наконец среди тумана забрезжил свет. Вокруг стали вырисовываться нечеткие силуэты: засохшее дерево, изрезанный трещинами кусок гранита. Да. Это было то самое место, где он впервые увидел ее, гибкой тенью мелькнувшую в тумане. Уланию.

«Почему, — думал он, — судьба заставила нас осмелиться и войти в зачарованный туман одним и тем же весенним утром, зачем она поднялась, а я спустился?» Этого он не знал. Ему было известно лишь одно: как только он заметил в тумане ее худенькую фигурку, он понял, что любит ее. В тот день они расстались на границе тумана и света, которую он не осмелился переступить. После этого они еще три раза встречались в дымке. Расставаясь в третий раз, они решили, что больше не станут встречаться в тумане.

С бешено бьющимся сердцем Скайлит бросился вниз по склону, не замечая, как выкатываются из-под босых ног камни. Туман стал прозрачнее, а потом разом разлетелся в клочья. Замерев на месте, Скайлит прищурился от ярких солнечных лучей. Он преодолел Препону.

Раздался голоса звонкий, как бегущая по камням вода:

— Скайлит! Ты все-таки пришел!

Наконец картина у него перед глазами прояснилась. Перед ним стояла стройная молодая женщина; глаза у нее были карие, того же цвета, что и ее одежда из оленьих шкур, а волосы такие же черные, как нож из вулканического стекла, висевший у нее на бедре. Она протягивала ему серебристую волчью шкуру. Он неуверенно шагнул вперед, и женщина тут же накинула на него шкуру и обняла его.

Скайлит задрожал, прикоснувшись к ней. Хриплым голосом он произнес слова, которые будто оцарапали ему горло:

— Я никогда не смогу вернуться, Улания.

Она прижала его к себе еще крепче:

— Тогда пойдем со мной, в долину. Наша хижина ждет нас.

Он перестал дрожать и кивнул. Только тогда Скайлит вспомнил, что принес ей подарок. Нарушив все же Закон о Разрыве, он спрятал эту вещицу на затылке под длинными волосами. Он расплел пряди, на которых держался его подарок, предмет оказался у него в руке, и он протянул его Улании. Это был большой браслет из бивня, украшенный резьбой; он был очень древним и считался одним из величайших сокровищ народа.

Улания вскрикнула от радости и надела украшение на руку, как велел Скайлит. Светлая кость, казалось, светится на ее смуглой коже. Мужчина улыбнулся. Потом он откроет ей тайну этого браслета. Пока ему достаточно видеть, что украшение ей идет. Скайлит поцеловал Уланию, и они направились вниз по склону горы.

Они успели сделать всего лишь несколько шагов, когда с вершин налетел холодный порыв ветра. Из серой стены Препоны вырвался, разделив Скайлита и Уланию, поток тумана. Неожиданно он потерял ее. Его охватила паника.

— Улания! — крикнул Скайлит.

Какое-то мгновение, к его ужасу, ответа не было. Он всматривался в нахлынувший туман, но ничего не видел. Потом в его руку легла холодная рука, крепко сжавшая его ладонь.

— Я здесь.

Тут ветер сменил направление и унес туман обратно к Препоне. Сердце его успокоилось. Они продолжили путь вниз по склону, и он больше не выпускал ее руки. Вскоре ему снова стало радостно.

Но всю дорогу, пока они не оказались в долине, Скайлит не мог забыть, как неожиданно между ними оказался холодный туман.

— Торвин? Знахарь Торвин?

Мир вокруг меня завертелся, цвета смазались, а потом все резко остановилось. Местные жители уже закончили разбирать могилу, и теперь несколько человек стояли вокруг меня; на их грубых лицах читалась тревога. Раньше, когда я погружался в прошлое с помощью этого заклинания, предмет позволял мне уловить лишь расплывчатые, приглушенные видения, как будто я смотрел на них сквозь матовое стекло и прислушивался через толстый слой ткани. Но на этот раз все явилось четко, совсем как в жизни. Увиденное все еще стояло перед глазами; пусть это были лишь разрозненные образы, но они казались чуть ли не ярче моих собственных воспоминаний — никогда не переживал ничего подобного. Я с силой вцепился в полукруглое тесло.


— Знахарь Торвин, с тобой все в порядке?

Я поднял глаза. Хриплый голос принадлежал Мерриту, отцу мальчика, который привел меня сюда из моей пещеры. Со мной определенно не все было в порядке — мне пришлось слишком резко освободиться от действия заклятия, и кровь стучала в висках, — но нужно было развеять их опасения. Мне удалось подняться на ноги, хотя стоял я нетвердо.

— Ничего страшного, — сказал я. — Немного закружилась голова, вот и все. Я просто не окреп после зимней лихорадки. Мне нужно вернуться в пещеру,

Моих объяснений им, видимо, оказалось достаточно, и Меррит что-то проворчал в знак согласия. Он сказал, что они уже извлекли все, что было в могиле, завернули кости и разные предметы в старое одеяло и двое мужчин уже отправились с этим тюком к моей пещере. Я оставил местных жителей, которые продолжили пахать, и медленно побрел обратно, мимо голых еще полей, а потом по извилистой тропинке вверх. К тому времени, когда я наконец переступил каменный порог своего жилища, мужчин, которые вышли раньше меня, уже нигде не было, а посреди пещеры лежал принесенный ими тюк.

Отложив каменное тесло, которое, несмотря на его значительный вес, я все-таки захватил с собой, я зажег огонь в жаровне силой мысли и слова. Даже после этого простого заклятия в висках у меня сильно застучало. Я нагрел воду и заварил горький чай из ивовой коры и шиповника, выпил его и, хотя не был голоден, съел кусочек лепешки, слушая, как у входа в пещеру чирикают воробьи.

К наступлению ночи чай оказал на меня нужное действие, и теперь голова не болела, а только слегка гудела. Я пошел разворачивать одеяло. Хотелось узнать, пострадали ли кости и предметы при извлечении из земли или же местные следовали всем моим советам и были достаточно осторожны.

Я остановился, обернулся и посмотрел на каменное тесло, лежавшее возле жаровни. Повторять магические действия после такого незначительного перерыва было глупо, возможно даже опасно, но все же меня внезапно охватило столь сильное желание сделать это, что я понял: мне не удержаться. Хотелось узнать, что дальше случилось с ним. Со Скайлитом. Я не понимал, почему желание настолько овладело мной. Ведь, в конце концов, этот человек жил и умер более двух тысяч лет назад. Могло ли иметь какое-то значение то, что с ним случилось? Но это почему-то было для меня важно. Возможно, просто потому, что я не понаслышке знал, каково быть изгнанником.

Я сел, скрестив ноги, и положил на колени полукруглое тесло. Мои пальцы скользнули по гладкому камню, как будто ощущая все, что хранила его память. Я сделал глубокий вдох, все еще в нерешительности. А потом с моих губ сами заструились магические слова.


Глубокой зимой у них родилась дочь. Они назвали ее Илианой, что на языке долины значило Дитя Неба, потому что, хотя девочка унаследовала от матери волосы цвета обсидиана и орехового оттенка кожу, глаз такого цвета, как у нее, никогда еще не встречалось ни у кого в племени, обитавшем в долине. Они были серо-голубыми, цвета зимнего неба. Совсем как у отца.

Рожала Улания нелегко. Три дня корчилась она от боли в их хижине, где стены были сделаны из шкур. Все это время повивальная бабка из ее племени бросала на Скайлита злобные взгляды. Похоже, сморщенная карга решила, что во всем виноват он. Улания потеряла много крови, но повитуха знала свое дело хорошо, и благодаря этому мать и дочь выжили. Девочка родилась сильной и вскоре начала быстро расти, а вот Улания после родов была очень слаба.

Целый месяц она не могла выйти из хижины. К лету, однако к женщине вернулись силы.

Поначалу племя относилось к Скайлиту подозрительно и даже с опаской, но со временем мнение переменилось.

В тот день, когда Улания привела Скайлита к стоявшим кругом куполообразным хижинам, племя, увидев его — высокого, сероглазого, почти голого (на мужчине была лишь шкура, которую дала Улания), — решило, что она привела с высокой горы какого-то духа. Узнав об этих страхах, он разрезал руку каменным ножом и показал, что из раны течет алая человеческая кровь. Вождь племени, в отличие от всех остальных, не боялся. Он злился. Улания была его единственной дочерью, и он запретил ей связываться с этим чужаком. Но она только свирепо сверкнула глазами, схватила Скайлита за руку и повела его в приготовленное ею жилище. Всякая женщина имела право поселить в своей хижине любого мужчину, которого она выбрала.

Многие месяцы племя избегало Скайлита. Но потом, весной, после рождения Илианы, младший сын вождя упал в бушующую реку, полноводную от растаявшего снега. Мальчик погиб бы, если бы не Скайлит, который сделал то, на что не осмелились другие: нырнул в ледяную воду и вытащил беднягу.

После этого все изменилось. Племя не то чтобы приняло Скайлита, но уже, по крайней мере, не так боялось его. Он показал им хорошие засады, где можно было поджидать лохматых рыжих туров, и научил делать более длинные луки, из которых стрелы с каменными наконечниками летели дальше и с большей силой. Глаза Улании светились счастьем, когда она наблюдала за ним в такие моменты, и до самого конца года их дни были радостными.

Зимой Улания захворала, но к тому времени, когда с гор подули порывистые ветры, болезнь прошла, и Скайлит вскоре позабыл об этом. Илиана уже умела ходить и училась говорить, и родители отдавали ей все свое внимание. А потом, однажды вечером, когда на смену летней зелени уже приходила золотая осень, Улания сказала Скайлиту, что снова ждет ребенка. Он поцеловал ее и крепко обнял.

— Ты для меня все, Улания. — Он произнес эти слова как молитву.

Она улыбнулась, но ничего не ответила, только нежно погладила его по щеке.

А через три дня она умерла.

Ребенок был зачат в недобрый час, как сказала потом повивальная бабка. У Улании случился выкидыш, и внутри у нее что-то оборвалось. Все случилось очень быстро. Скайлит тогда был на охоте. Когда он вернулся в хижину, Улании уже не было в живых.

Он сам вырыл каменным теслом могилу для жены, нарядил ее в одежды из тонкой кожи, надел на нее бусы; потом преклонил колени, поцеловал остывшие губы и снял с руки Улании костяной браслет, который когда-то подарил ей.

— Тебе это уже не пригодится, любимая, тебе больше не летать, — прошептал Скайлит, надевая браслет себе на руку.

Илиана плакала, звала мать, но ни одна из женщин не пыталась успокоить ребенка. Скайлит поднял дочь, и у него на руках она замолчала. Многие люди из племени бросали в его сторону недобрые взгляды. Хорошее отношение к нему ушло вместе с Уланией, и теперь их лица снова выражали страх и недоверие. Они могли бы принять Илиану, если бы не ее светлые глаза, из-за которых она всегда будет казаться не такой, как все. Скайлиту с дочерью больше нечего было делать в долине.

Пока остальные опускали в могилу тело Улании, Скайлит поднял глаза и посмотрел на двурогий пик, возвышавшийся над долиной. Его охватило странное волнение. Да, ему запретили возвращаться к озеру. Но не Илиане. Драконий народ станет теперь ее племенем. Только они смогут показать ей, кто она на самом деле. Теваррек сказал, что вернуться будет невозможно. Но ради Илианы он должен попробовать.

Все плакали, кидая в могилу горсти земли, а он уже шел прочь, крепко держа одной рукой Илиану. А из другой руки выпало тесло…


Видение развеялось.

Глаза мои распахнулись, и я глотнул воздуха. Несколько мгновений я смотрел на тесло, а потом выпустил его из пальцев. Оно больше ничего не могло мне поведать. На этот раз в висках стучало не так сильно. Наверное, все еще действовал чай. А может, я уже успел привыкнуть к наплыву образов.

Я опустился на колени возле тюка, который принесли в пещеру местные, и развернул грубую ткань. Засияли, освещенные пламенем, резные украшения из бивня, ярко заблестела красная медь. Так, значит, Улания была похоронена в той самой могиле. По щеке у меня покатилась слеза, и я стряхнул ее. Как странно плакать о человеке, которого никогда не знал, о той, которой не стало за тысячи лет до моего рождения.

Я поднялся и прошел в глубь пещеры. Постороннему показалось бы, что там нет ничего, кроме тени, которую отбрасывает выступ скалы, но я-то знал, что это не так. Я зажег свечу, протиснулся в узкую щель и оказался в тесном закутке. На каменном выступе стоял кедровый сундук. Я поднял крышку, и изнутри поднялся сладковатый запах пыли. Здесь я хранил то, что не осмелился бы показать жителям долины: хрустящие свитки пергамента, склянки из цветного стекла, глиняные горшочки с мазями и порошками. Это были мои личные артефакты, мои магические орудия.

Проводя пальцами по тонкой материи моей аккуратно сложенной белой мантии, я, как Скайлит, думал о том, удастся ли мне когда-нибудь вернуться в Башню, где я смогу продолжить свои исследования. Но что я обнаружу там? Этого я не знал. Возможно, это будет то же самое, что нашел Скайлит, если он все же вернулся к Драконьему озеру. Если вернулся. И мне этого никогда не узнать. Разве что…

В тот самый миг, когда мне в голову пришла эта мысль, я понял, что обязательно попытаюсь. Я приготовил все, что понадобится: еду, флягу с водой и дорожный посох. Остаток ночи я провел, раскладывая кости Улании на одеяле и тщательно размещая вокруг них найденные в могиле предметы. Когда вернусь, я снова похороню ее так, как подобает. А пока ограничусь только этим.

В серых предрассветных сумерках я отправился в путь. Я решил подняться по ущелью к озеру. Когда я шел через долину, я видел, что ее обитатели уже встали и принялись за свой нелегкий труд. Возле каменных домишек, теснившихся один к другому, я встретил Меррита. Он бросил на меня удивленный взгляд. Я не часто приходил в селение, особенно в столь ранний час.

Меррит поприветствовал меня, а потом спросил, потирая руки:

— Закопали ли вы кости, знахарь Торвин?

— Да-да, — солгал я, раздражаясь из-за того, что приходится задерживаться. — Сегодня никакие духи вас не потревожат, Меррит. А что, пахать вам уже не нужно?

Он опустил голову и поспешил прочь, но успел перед этим бросить в мою сторону косой взгляд. Если бы я не был так поглощен своими мыслями, меня встревожила бы, наверно, настороженность, блеснувшая в его маленьких глазках. Но я пошел дальше, к южному краю долины. Здесь начиналось то самое узкое ущелье, где путь преграждали, один за другим валы из острых камней, и вело оно к нависавшему надо мной двурогому пику — Драконьей горе, уже окрашенной первыми рассветными лучами. Я начал восхождение.

Подъем оказался нелегким. Жизнь в Башне, а потом в пещере совершенно не подготовила меня к физическим нагрузкам, и я быстро запыхался. Непросто было подниматься по крутому склону. Башмаки скользили по каменистой осыпи. Понимая, что дорожный посох здесь бесполезен, я отбросил его и полез, хватаясь за камни руками. Чем выше я поднимался, тем разреженнее становился воздух — легкие резало, словно ножом.

И вот, когда я уже был уверен, что дальше пройти не смогу, склон стал более пологим. Вместо ущелья передо мной лежала вытянутая долина; по ее округлым очертаниям было ясно, что ее выточили в незапамятные времена ледники. Кругом зеленел ковер свежей травы. Здесь я пошел быстрее, останавливаясь только изредка, чтобы выпить глоток воды или немного перекусить.

И вот, наконец, я оказался у дальнего края этой зеленой долины. Обернувшись, я понял, что преодолел гораздо большее расстояние, чем мне казалось. Долина, где я жил, лежала далеко внизу, притихшая и окутанная дымкой. Вытянув шею, я посмотрел вперед. Теперь мне было не видно Драконью гору. У гор есть странная особенность: издалека их увидеть легче, чем вблизи. Но я все равно знал, что пик, уже недалеко.

Перед тем как проделать последний отрезок пути вверх, я решил несколько минут отдохнуть. Неподалеку был широкий плоский камень, нагретый солнцем. Я сел на него, съел немного сушеных фруктов и попил воды, потом поднялся и уже собирался идти дальше, как вдруг заметил, что возле камня что-то разбросано. Я поднял один из предметов. Это оказался маленький осколок кремня, толстый с одного края и узкий и острый с другого. Давным-давно кто-то, остановившись, как и я, на этом месте, сделал себе каменное орудие, возможно — нож. А разбросанные осколки остались лежать, как отколотые скульптором куски мрамора на полу мастерской.

Я смотрел на каменный осколок в своей ладони и думал: разве такое возможно? Но ведь в этих местах проходило совсем немного людей. У меня был только один способ все узнать. Я крепко сжал осколок и погрузил сознание во тьму, бормоча уже привычные слова заклинания.


Скайлит преодолел подъем на дальние скалы и резко остановился. Перед ним вздымалась стена серого тумана. Препона.

Илиана тревожно завертелась у него на руках. Ее маленьким ножкам не терпелось побегать. Только не здесь. Он прижал ее к себе сильнее, не обращая внимания на недовольные вопли девочки. Стебелек тумана протянулся в их сторону и скользнул по его руке. Он отшатнулся от холодного прикосновения, но не позволил себе отступить. Единственная надежда Илианы лежала по ту сторону Препоны. Напрягшись всем телом, он шагнул вперед. Вокруг него бесшумно сомкнулась туманная стена.

Тут же стало нечем дышать. Казалось, эта серая масса заполняет легкие и душит. Скайлит слышал, как плачет Илиана, но звуки казались далекими и приглушенными, хоть он и чувствовал, как льнет к нему дрожащее от страха маленькое тельце. Он прижал дочь к себе еще сильнее, и пелена тумана будто стала тоньше, так что Скайлит смог делать судорожные вдохи и выдохи. Воздуха едва хватало на то, чтобы не упасть замертво, но ему и этого было достаточно.

Кружилась голова. Скайлит пытался пробраться вперед. Дымка расступалась перед ним неохотно. Ему казалось, что он вязнет в болоте, с трудом умудряясь переставлять ноги. А вот встревоженная Илиана вовсю размахивала ручками, и туман ей не мешал. Скайлит наклонился над ней. Туман расступился вокруг девочки, отхлынул, будто вода, и теперь мужчина потихоньку мог двигаться вперед, будто листок, плывущий по воде вслед за каноэ.

Без Илианы Скайлит не смог бы сделать в глубь Препоны и десяти шагов. Ей неведомо было изгнание, а на нем оно лежало тяжким бременем. Для него она стала ключом. Вместе с ней он мог как-то ковылять вперед, задыхаясь от сверхъестественного тумана.

Илиана уже почти не плакала, только тихо похныкивала. Скайлит ощущал странную легкость в голове. Вокруг яростно кружился вихрь тумана, и он уже подумывал, не сходит ли с ума. Мысли стали запутанными, неопределенными. На скользком камне, скрытом в тумане, он оступился, упал и разбил колени. В тот самый момент внезапно налетевший порыв ветра разорвал туман в клочья, и они улетели прочь, проскользнув над каменистой почвой. Скайлит вдруг увидел перед собой серо-зеленый склон, который тянулся вверх, к высоким пикам. А стена тумана у него за спиной растаяла в прохладном воздухе.

Из горла у него вырвались рыдания. Он зарылся лицом в мягкие темные волосы Илианы. Она, будто почувствовав важность этого момента, замолчала, глядя на горы широко раскрытыми голубыми глазами.

Наконец Скайлит встал. И он, и дочь были голодны, так что перед тем, как подняться на самый верх, стоило подкрепиться. Найдя кролика, забежавшего в туман и находившегося в оцепенении, Скайлит свернул ему шею, а потом отнес к широкому плоскому камню, где оставил Илиану. Быстрыми, умелыми движениями он сделал из куска кремня нож и разделал тушку. Они поели сырого мяса, а потом немного отдохнули.

Вскоре Скайлит поднялся. Илиана спала. Он осторожно взял дочь на руки и, склонившись над ней, тихо прошептал:

— Пойдем, милая. Пойдем домой.

И они снова начали подниматься по ущелью.


До озера я добрался на закате.

Легкие жгло огнем, ноги дрожали от усталости, но я решил не делать привал. Скайлит прошел сквозь Препону. Это подтвердили видения, хранившиеся в разбросанных осколках кремния. Но что же случилось после? Неужели у отверженного действительно была возможность вернуться? Мне нужно было это узнать.

Взглянув на озеро, я раскрыл рот от изумления. В его кристальных водах лежал огромный медный дракон. Естественно, это было лишь отражение рогатого пика, освещенного заходящим солнцем. Но образ, который я увидел в воде, был настолько пугающе реальным, что сердце у меня ухнуло и на мгновение я то ли с ужасом, то ли с надеждой поверил в то, что дракон был настоящий, живой. Но драконы существуют только в мифах, так что эта картина являлась всего лишь игрой света на воде. Я отвернулся от озера и начал искать. Здесь обязательно должно было что-то остаться с тех древних времен.

Возможно, я вышел к нужному месту случайно, а может, мне помогло какое-то невероятное родство, возникшее между мной и Скайлитом. Как бы то ни было, когда я поднялся на груду валунов, чтобы получше разглядеть окрестности, у меня из-под ног выкатился камень. Я не смог удержаться и свалился в какую-то темную яму.

Он полулежал, прислонившись к камню. В той самой позе, в которой две тысячи лет назад сделал свой последний вздох. Я подумал, что не мог не узнать его. Кости стали хрупкими и пожелтели от времени, многие потрескались или сломались. Но, глядя на них, я понимал, что принадлежали они высокому мужчине с гордой осанкой. Последние сомнения были развеяны, когда я увидел на его руке браслет из бивня.

Странно: мне казалось, что я встретил старого друга после многолетней разлуки. Возможно, в некотором роде так оно и было. Пусть нас и разделяли тысячелетия, но наши жизни — наши судьбы — каким-то образом переплелись. Дрожащей рукой я снял браслет, подаренный Скайлитом Улании, с древней кости, на которую он был надет.

— Прости меня, — прошептал я и понял, что действительно прощен.

Несколько мгновений я не отрывал глаз от покрытого причудливой резьбой браслета, а потом в последний раз воспользовался силой магии, чтобы посмотреть на то, что когда-то видели чужие глаза.


Он стоял на берегу озера. Племя собралось перед ним, и на их молчаливых лицах читалась тревога. Крупный медноволосый мужчина сделал шаг вперед. Он заговорил. Голос его звучал пугающим грохотом:

— Ты принес нам гибель, Скайлит.

Скайлит яростно покачал головой:

— Нет, Теваррек. Я принес надежду. — Держа перед собой Илиану, он вытянул руки. Маленькая девочка молча смотрела на медноволосого мужчину, и ее круглое личико было спокойно.

— В этой твоей гнусности нет никакой надежды, — прорычал Теваррек и с обличающим видом ткнул пальцем в костяной браслет на руке Скайлита. — Сначала ты украл самое священное наше сокровище, а потом подарил его той, к которой он никогда не должен был попасть в руки, и все ради того, чтобы появилась… вот эта. — Он с отвращением махнул рукой в сторону Илианы. — А теперь ты с ее помощью уничтожил Препону. Рано или поздно нас обязательно обнаружат. Мы должны бежать, и я не знаю, куда мы сможем отправиться на этот раз. Но куда бы ни лежал наш путь, можешь не сомневаться, что тебя мы с собой не возьмем.

— Мне это безразлично. — Скайлит резко шагнул вперед. — Только возьмите с собой Илиану. Больше я ни о чем не прощу.

Щеки Теваррека покраснели от ярости.

— Ни за что! Она не принадлежит к нашему племени.

— Но она такая, как мы! — умоляюще произнес Скайлит. — Посмотри, какие у нее глаза!

Теваррек даже не взглянул на ребенка.

— Решаю здесь я, и я говорю, что мы не возьмем ее с собой. — Он уже собрался повернуться и уйти.

— Тогда я вызываю тебя.

Собравшиеся ахнули. Не успел еще Теваррек ответить, как Скайлит опустил ребенка на землю и раскинул руки в стороны, откинул голову и испустил бешеный вопль, который эхом повторили горы. Теваррек повернулся в сторону Скайлита и свирепо уставился на него. Тело Скайлита пронзила судорога. Мышцы скручивались у него под кожей и раздувались до невероятных размеров, так что его одежда разлетелась на лоскутки, тело странным образом росло и постепенно менялось, приобретая новую форму. Через мгновение Скайлит-человек исчез. На его месте появилось что-то большое и серебряное. Это существо подпрыгнуло, расправило огромные металлические крылья, откинуло рогатую голову на шее с волнистым гребнем и испустило рев.

Серебряный дракон.

Скайлит взмахивал крыльями, поднимался все выше и выше над озером, и его охватило ликование. Он наслаждался, подставляя ветру сверкающую чешую. Вот уже пять веков он не принимал истинного обличья; с тех самых пор, как окончилась последняя Драконья Война, он ни разу не насладился радостью полета. Война кончилась тем, что смертный по имени Хума изгнал из этих земель всех драконов своим сверкающим магическим Копьем. Так, по крайней мере, гласили легенды, которые рассказывали смертные. Но нескольким драконам удалось избежать Копья, приняв человеческое обличье, и они поселились в этих местах, чтобы скрыться от мира, в котором драконьему роду отныне не было места. А теперь они больше не смогут здесь оставаться.

Скайлит кружился в воздухе, почти опьяненный позабытым за много лет восторгом полета. В чувство его привел яростный вопль, раздавшийся снизу. Там, на земле, широко раскинул руки Теваррек. Тело его засверкало. Внезапно с того места, где он стоял, поднялся в воздух мощный дракон с бронзовой чешуей. Взмахивая красновато-золотистыми крыльями, бронзовый дракон неумолимо понесся на серебряного. Скайлит понимал, что большой дракон сильнее, но Илиане было не на что надеяться, кроме этого боя.

Племя с земли наблюдало, как два дракона кругами летают над озером. Внезапно Теваррек развернулся и сделал выпад. Скайлит парировал удар, но опоздал на какие-то доли секунды. Когти бронзового рассекли ему бок, оставив пылающую полосу боли. Неистово хлопая крыльями, Скайлит смог отлететь от противника на безопасное расстояние, а потом начал кружить на месте. На мгновение он растерялся, не видя Теваррека, но потом до его чутких ушей откуда-то сверху донесся порывистый звук. Он вытянул вверх гибкую длинную шею и вскрикнул. Столько лет проведя в человеческом теле, он многое успел забыть. Летать — совсем не то же самое, что двигаться по ровной земле. А Теваррек, похоже, помнил полеты лучше.

Бронзовый пикировал на него.

Скайлит забыл, что высота дает преимущество. Пока серебряный дракон отступал, Теваррек поднялся выше в небо и теперь, сложив крылья, с чудовищной скоростью падал вниз. Скайлит выгнул спину и захлопал крыльями, уже понимая, что не успеет уклониться от врага.

В тот самый момент он заметил, как внизу что-то мелькает. На долю секунды Скайлит опустил взгляд. Стоявшая возле озера крошечная фигурка, размахивая ручками, тянулась к нему. В сердце Скайлита острой болью отозвалась любовь и тоска. Он знал, что должен сделать. Ему самому уже не спастись. Сейчас важна была только ее свобода.

Он снова вскинул голову. Теваррек был уже почти над ним. В глазах бронзового сиял беспощадный золотой свет; он торжествующе скалил острые зубы. Скайлит напряг крылья и взлетел навстречу противнику. Ярость в глазах Теваррека сменилась удивлением. Такой реакции он не ожидал. Драконы понеслись прямо друг на друга. Теваррек расправил крылья и попытался уклониться в сторону. Но было уже поздно.

С раскатистым грохотом драконы столкнулись в воздухе. Тело Скайлита пронзила мучительная боль. Превозмогая страдания, он впился в Теваррека когтями и зубами. Тот тоже полосовал его когтями, но Скайлит не замечал этого. Теваррек бешено извивался, стараясь высвободиться, но это ему не удавалось. Он пытался пошире расправить крылья, чтобы остаться в воздухе, но и это было невозможно. Сплетясь в серебряно-бронзовый клубок, драконы рухнули вниз. Какое-то мгновение крики обоих эхом отражались от холодных камней. А потом оба ударились о торчавшую из земли острую глыбу, и стало совсем тихо.

Скайлит сразу же понял, что Теваррек мертв и что сам он тоже умирает. Он не мог пошевелиться, а мысли его были легки, как плывущие на ветру пушинки. На него легла тень, и Скайлит понял, что к нему подошел кто-то из его племени. Женщина несла на руках Илиану. Малышка смотрела на Скайлита без страха и не узнавала его. «Конечно, — возникла у него в голове неотчетливая мысль. — Она не знакома с этим моим обличьем». Из последних сил он сосредоточился. Очертания его переломанного тела расплылись и сжались. Теперь на камнях лежал окровавленный мужчина, голый, только на руке у него был надет костяной браслет.

— Теперь мы должны уйти, — сказала женщина.

В ее светлых глазах читалась грусть.

Из горла Скайлита тихо вырвалось лишь одно слово:

— Куда?

— Думаю, что мы уйдем из этого мира; — ответила та. — Воссоединимся с остальными. Нам давно пора было это сделать.

Илиана протянула к нему ручку и погладила его по измазанной кровью щеке. А потом женщина с ребенком на руках развернулась и пошла вслед за народом.

Через мгновение и женщина, и весь Драконий народ исчезли. Берег был пуст, а в водах озера отражались две дюжины величественных серебряных существ. Вместе с ними летел, расправив переливающиеся крылья, совсем маленький дракончик. Скайлит с улыбкой наблюдал, как они исчезают в сгущающихся сумерках, но потом стало совсем темно.


Они выбрали это место для поселения из-за отражения в водах озера, но вовсе не отражению был обязан Драконий народ своим именем. Теперь я это знал. Все-таки драконы существовали не только в мифах.

На заре я покинул озеро. Ночь была долгой и холодной, но мне было страшно спускаться по ущелью в темноте. Еще я чувствовал внутреннее сопротивление — мне не хотелось покидать его. Мне казалось, что я оставляю лежать здесь, среди холодных камней, частицу самого себя. Костяной браслет я положил за пазуху. Хоть он у меня останется. Взглянув напоследок на серебрящиеся воды Драконьего озера, я повернулся и начал спускаться с горы.

Еще находясь высоко над долиной, я заметил дым, но с такого расстояния было трудно разобрать, откуда поднимается тонкая голубая струйка. Пока я пробирался вниз по каменистому склону, в душе моей росло недоброе предчувствие, но я не понимал, что именно меня тревожит, и лишь прибавил шагу.

Ближе к выходу из ущелья я уже бежал сломя голову, не думая, что можно упасть на скользких камнях. И вот скалы расступились, и я оказался в хорошо знакомой мне долине. Я понесся по полям — кое-где местным еще предстояло пахать, но вокруг было ужасающе безлюдно. Ни души. Несмотря на усталость, я бегом бросился вверх по извилистой тропе к своей пещере. За последним поворотом я встал как вкопанный и никак не мог отдышаться. Вот я и узнал, почему меня обуревали такие странные предчувствия.

Они подожгли мою пещеру. Черно-сизый дым валил из нее и вяло поднимался в небо. Потрясенный, я шагнул было вперед, но тут же отпрянул: пещера раскалилась. Было слишком поздно. Я понял, что уже ничего не осталось. Ни Улании, ни предметов из могилы. Сгорели мои свитки, и книги, и моя белая мантия. В оцепенении смотрел я на поднимавшиеся клубы. Внутри у меня не было ни злобы, ни сожалений, одна только непонятная пустота.

Позади меня хрустнули ветки. Какие-то тени вышли из леса на поляну, перед пещерой.

— Значит, ты вернулся.

Я медленно обернулся. Это был Меррит. В его маленьких глазках светились опасные огоньки, мясистые ручищи сжимали вилы. Позади него стояло несколько местных. У всех на лицах были написаны ненависть и недоверие. Каждый был вооружен топором, лопатой или дубинкой.

Меррит с угрожающим видом шагнул вперед.

— Мы знаем, кто ты такой.

Я ничего не ответил, не в силах отвести взгляд от вил у него в руках.

Меррит продолжал, тихим, шипящим голосом:

— Сегодня утром в твою пещеру пришла Селда, чтобы попросить чего-нибудь от зубной боли. Она увидела кости, которые ты якобы похоронил. Они были разложены, как будто для какого-то колдовства. Она привела нас, и мы обыскали пещеру. Мы нашли все — и твои омерзительные зелья, и проклятые книги по черной магии. Все это время ты лгал нам, скрывая, кто ты на самом деле. Но больше ты от нас не спрячешься, колдун.

Последнее слово он произнес так, как будто выплюнул яд. Я не мог не содрогнуться, услышав, сколько ненависти в его голосе. Я непроизвольно сделал шаг назад, они же, все как один, тут же шагнули вперед и подняли оружие. Да, они действительно собрались убить меня.

— Вы не понимаете, — тихо пробормотал я. Эти слова не выражали ни возмущения, ни осуждения. Ничего, кроме истины.

— Нет, я все понимаю, колдун. — Лицо Меррита исказилось жуткой усмешкой. — Я понимаю, что ты должен сгореть, как и все прочие еретики, согласно воле повелителя Истара. — Он махнул рукой остальным. — Бросайте его в пещеру!

Я даже немного обрадовался, что этот затянувшийся спектакль заканчивается. Мне, как и Драконьему народу, суждено было скрываться лишь до поры до времени. Я сунул руку за пазуху и достал костяной браслет. Местные напирали, размахивая оружием. Спину уже обжигало пламя. Как же давно я мечтал о том, чтобы не стало вокруг меня страха, ненависти и невежества. И вот, наконец, время пришло. Я закрыл глаза и надел браслет — пусть он станет моим погребальным украшением.

Голоса местных стали тише. Люди продолжали кричать, но мне казалось, что вопли их не столько кровожадные, сколько испуганные. Я больше не ощущал жара; напротив, меня обдувало прохладой. Я почувствовал, что мое тело стало непривычно гладким и обтекаемым. По жилам разлилась сила. Ощущение было восхитительным. Неужели вот так и умирают?

Я открыл глаза и тут же понял, что не умер. Почему-то жители долины теперь оказались далеко внизу. Они в страхе побросали оружие и бежали со всех ног, напоминая перепуганных мышей. Люди уменьшались у меня на глазах. Дымившийся вход в пещеру тоже исчезал вдалеке, а деревья казались жалкими веточками.

Я поднимался все выше и выше, и меня переполняла такая сила и свобода, какой я еще ни разу в жизни не испытывал. Долина исчезла в дымке, и вскоре прямо надо мной уже возвышался двурогий пик, Драконья гора. Я посмотрел вниз и наконец, понял, в чем заключалась сила браслета, что значил подарок, который сделал Улании Скайлит.

В водах Драконьего озера я снова увидел отражение огромного дракона. Взмахивая серебряными крыльями, он вытягивал изящную шею и сверкал яхонтовыми глазами. Но это была уже не игра света на поверхности воды. Дракон был настоящим. Возвращаться мне нельзя, но зато я могу улететь.

Я открыл рот и испустил ликующий рев. На сердце было легко, а ветер поднимал меня все выше и выше.


предыдущая глава | Драконы войны | ДОБЫЧА Адам Леш