Церковные дела

Однако не эти причины стали той побудительной силой, приведшей к тому важному и спасительному перевороту, который мы привыкли разуметь под названием «реформации», а кризис в области религии и сфере деятельности ее служителей. В эту сторону и был направлен в итоге весь поток общественного недовольства, а путь выхода этого недовольства был указан человеком, который был весьма далек от всей этой мирской суеты.

Выше уже говорилось, что под ту почву, на которой утвердилась и возросла средневековая Западная Церковь, пытались подкапываться уже многие, но никто еще не дерзал касаться ее главных основ. Эти основы еще оставались непоколебленными: великая и страшная тайна «пресуществления», безбрачие духовенства, придававшее ему столь исключительное положение в обществе, построение догматов, хитросплетенное богословской наукой Запада, которая на протяжении пятнадцати веков выработала свои положения, из которых многие представляли собой значительные отступления от основных евангельских истин, — всего этого еще не касался критический анализ.

Влияние религии и духовенства ощущалось во всех проявлениях жизни: частной и общественной. Общественное положение каждого священника, каждого монаха было выдающимся и даже внушительным, а положение, занимаемое главой духовенства, папой, в глазах толпы (и даже большинства образованных и развитых людей) по недосягаемому величию почти равняло его с божеством. В трактатах того времени высказывалось уважение к особе папы в самых вычурных выражениях, в самых нелепых крайностях. После несчастной истории с Яном Гусом, не могло быть и речи ни о каком протесте, ни о какой апелляции к собору. Даже и сама Церковь, та, которую некогда называли «общей матерью всех верующих», в устах современника тех лет писателя-паписта, являлась не более, чем «прирожденной рабыней святейшего папы».

Самому же папе, вероятно, после пережитых папством в XV веке бурных соборов, положение должно было представляться весьма утешительным. Народ продолжал усердно молиться по своим старым молитвенникам; искусство и наука двигались по путям, предписанным Церковью; владетельные князья ревностно собирали всякие реликвии. Курфюрст Фридрих Саксонский, например, набрал их около 5000, а сколько их хранилось в сундуках церквей Магдебургской епархии — этого, пожалуй, не знал никто, но говорили, что с их помощью можно было получить отпущение грехов на многие тысячи лет. Одно только «братство 11 000 дев», к которому принадлежал и сам курфюрст, обладало капиталом в 6455 месс, 3550 сорокоустов, 260 000 молитв Господних, 200 000 «Тебе Бога хвалим», 1600 «Слава в Вышних Богу», — и этот громадный доход богатого братства предназначался на поощрение душеспасительной деятельности братии.

Поверхностному наблюдателю могло даже показаться, что новое искусство и наука, которая именно в это время горячо принялась за изучение древних классиков, идут рука об руку с установившимися уже религиозными верованиями, к вящему прославлению Церкви. Это был период, когда мощные основы Церкви еще оставались непоколебленными, а счастливчикам из числа исследователей и завоевателей удалось перенести знамя Церкви за море, в Новый Свет, который именно в это время (1513 г.) все уже признали как большой материк, еще неведомый европейцам.