Промокшие и озябшие, Дик и Гриншив вернулись в заросли дрока.

– Молю бога, чтобы Кэппер бежал быстро! – сказал Дик. – Если он вернется не позже чем через час, я поставлю свечку перед образом святой Марии Шорбийской.

– Чего вы так торопитесь, мастер Дик? – спросил Гриншив.

– Как же мне не торопиться, друг! – ответил Дик. – В этом доме живет моя дама, которую я люблю. А кто эти люди, тайно подстерегающие ее ночью? Конечно, враги.

– Если Джон вернется скоро, мы славно расправимся с ними, – сказал Гриншив. – Их здесь не больше сорока человек; они расставлены далеко друг от друга, и наш отряд в двадцать человек разгонит их, словно воробьев. Однако, посудите сами, мастер Дик: если она из рук сэра Дэниэла попадет в другие руки, ей хуже не будет. Любопытно, конечно, узнать, кто это за ней охотится.

– Я подозреваю лорда Шорби, – ответил Дик. – Когда явились эти люди?

– Они подошли, мастер Дик, – сказал Гриншив, – едва вы перелезли через стену. Не пролежал я на стене и минуты, как вдруг заметил осторожно ползущего человека...

Свет в доме погас еще тогда, когда они брели в пене разбивающихся о берег волн, и теперь невозможно было предугадать, скоро ли люди, окружившие сад, решатся произвести нападение на дом. Из двух зол Дик предпочитал меньшее. Не дай бог, если Джоанна попадет в лапы к лорду Шорби! Нет, пусть уж лучше она остается у сэра Дэниэла. И Дик твердо решил прийти на помощь осажденным, если дом подвергнется нападению.

Но время шло, а на дом никто не нападал. Каждые четверть часа вдоль садовой стены передавались все те же сигналы, словно предводитель осаждающих хотел убедиться, бодрствуют ли его подчиненные. Вокруг дома было спокойно и тихо.

Мало-помалу к Дику стали подходить подкрепления. До рассвета было еще не близко, когда вокруг него в зарослях дрока собралось уже около двадцати человек.

Дик разбил их на два неравных отряда; маленький отряд он взял себе, а командиром большого отряда назначил Гриншива.

– Слушай, Кит, – сказал он Гриншиву, – поставь своих людей возле ближайшего угла садовой стены, выходящей на берег, и жди, пока не услышишь, что я начал нападение с другой стороны сада. Я хочу напасть на них со стороны моря, потому что там, вероятно, находится их предводитель. Остальные разбегутся. И пусть бегут. Помните, ребята: стрелять не надо – вы можете попасть в друзей. Полагайтесь на свои мечи и действуйте только мечами. Если мы одержим победу, я, как только получу свое имение, каждому из вас дам по золотому.

Из странного сборища сломанных жизнью людей – воров, убийц, разоренных крестьян, – которых призвал к себе Дэкуорт для осуществления своих мстительных замыслов, самые храбрые и самые искусные в военном ремесле добровольно отправились вместе с Ричардом Шелтоном в Шорби. Но их обязанность, заключавшаяся в слежке за передвижениями сэра Дэниэла по городу, нисколько не соответствовала их склонностям; они роптали, грозили уйти. Узнав, что им предстоит горячая схватка и, быть может, добыча, они воспрянули духом и стали весело готовиться к битве.

Они скинули свои длинные плащи; под плащами у одних были зеленые кафтаны, а у других – прочные кожаные куртки; под капюшонами многие из них носили подшлемники, обшитые железными пластинками; вооружение их состояло из мечей, кинжалов, рогатин и дюжины алебард. Таким оружием можно было сражаться даже с регулярными войсками феодалов. Спрятав луки, колчаны и плащи в кустах дрока, оба отряда решительно двинулись вперед.

Обойдя вокруг сада, Дик расставил шестерых своих воинов ярдах в двадцати от садовой стены и сам стал перед ними. С дружным криком бросились они на врагов.

Враги, разбросанные по большому пространству, окоченевшие, застигнутые врасплох, растерялись. Не успели они прийти в себя, как с другого конца сада до них донесся такой же крик. Думая, что поражение неизбежно, они побежали.

Оба отряда шайки «Черная стрела» с двух сторон подошли к той стене, которая тянулась вдоль моря; этим они отрезали возможность отступления для части неприятельского войска; остальные вражеские воины разбежались и исчезли во мраке.

Однако битва еще только начиналась. Дик со своими бродягами напал на неприятеля неожиданно, и в этом заключалось его преимущество; но подвергнувшиеся нападению были многочисленнее нападающих. Между тем наступил прилив; берег превратился в узкую полоску. В темноте между морем и садовой стеной началась яростная схватка не на жизнь, а на смерть, и трудно было сказать, чем она кончится.

Незнакомцы были хорошо вооружены; они молча кинулись на нападающих; схватка разбилась на ряд отдельных стычек. Дик, бросившийся в битву первым, дрался с тремя противниками; одного из них он уложил сразу, но двое других напали на него с таким жаром, что он чуть было не отступил. Один из этих двух был громадный мужчина, почти великан. Он размахивал огромным мечом, как легкой тростью. Сражаясь с таким длинноруким противником, Дик, вооруженный алебардой, чувствовал себя беззащитным; если бы и второй противник нападал столь же пылко, гибель мальчика была бы неизбежна. Но этот второй противник, невысокий и медлительный, вдруг остановился, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к шуму битвы.

Дик отступил перед великаном, выжидая удобного случая, чтобы нанести удар. Лезвие огромного меча блеснуло над ним и опустилось. Дик отскочил в сторону и прыгнул вперед, наудачу рубя своей алебардой. Раздался оглушительный рев, и, прежде чем раненый успел поднять свой страшный меч, Дик дважды ударил его и свалил на землю.

Теперь у Дика остался только один противник, сражаться с которым можно было на равных условиях. Они были почти одинакового роста; противник Дика превосходно владел искусством отражать удары. Он был вооружен мечом и кинжалом, а у Дика была только алебарда, зато Дик был гораздо проворнее его. Сначала ни тот, ни другой не мог добиться преимущества; но старший из противников был опытнее младшего и вел его туда, куда хотел. И вдруг Дик заметил, что они сражаются по колено в воде, среди прибоя. Здесь все его проворство стало бесполезным; здесь противник мог сделать с ним все, что захочет. Товарищи Дика были далеко на берегу, а искусный противник увлекал его все дальше в море. Дик стиснул зубы. Он решил как можно скорее привести борьбу к концу; и, когда волна отхлынула, обнажив на мгновение дно, Дик ринулся вперед, отразил алебардой удар меча противника и схватил его за горло. Тот рухнул навзничь, и Дик упал на него; набежавшая волна покрыла побежденного водой. Пока он лежал под водой, Дик выхватил у него из рук кинжал и поднялся, гордый своей победой.

– Сдавайтесь! – сказал он. – Дарю вам жизнь.

– Сдаюсь, – сказал тот, поднимаясь на колени. – Вы сражаетесь, как сражаются все слишком молодые люди, – неумело и необдуманно. Но, клянусь святыми, вы сражаетесь отважно!

Дик вышел на берег. Ночной бой все еще продолжался, и еще нельзя было сказать, на чьей стороне окажется победа. Сквозь гул прибоя слышно было, как сталь со звоном ударяется о сталь, как вскрикивают раненые.

– Отведите меня к своему командиру, молодой человек, – сказал побежденный рыцарь. – Пора прекратить эту бойню.

– Сэр, – ответил Дик, – у этих храбрецов есть только один командир – тот несчастный джентльмен, что стоит перед вами.

– Так отзовите своих молодцов, и я прикажу своим слугам остановиться, – сказал побежденный рыцарь.

В его голосе и в его умении держать себя было столько благородства, что Дик не опасался предательства.

– Бросайте оружие! – крикнул незнакомый рыцарь. – Я сдался, и мне обещана жизнь.

Это было сказано так властно, что шум битвы смолк немедленно.

– Лоулесс, – крикнул Дик, – ты цел?

– Цел и невредим! – крикнул Лоулесс.

– Зажги фонарь, – сказал Дик.

– Разве здесь нет сэра Дэниэла? – спросил рыцарь.

– Сэра Дэниэла? – переспросил Дик. – Молю бога, чтоб его тут не было. Если бы он был тут, мне пришлось бы плохо.

– Вам плохо, прекрасный сэр? – спросил рыцарь. – Разве вы не сторонник сэра Дэниэла? Клянусь, я ничего не понимаю. Зачем же вы, в таком случае, напали на меня? Из-за чего нам было ссориться, мой юный и чрезвычайно пылкий друг? Чтобы все наконец стало ясным, назовите мне имя того достойного джентльмена, которому я сдался.

Но прежде чем Дик успел ответить, в темноте совсем рядом раздался чей-то голос. Дик заметил, что у говорившего был белый с черными полосками значок и что он обращался к своему начальнику с необыкновенной почтительностью.

– Милорд, – сказал он, – если эти джентльмены – враги сэра Дэниэла, то, право, очень жаль, что мы вступили с ними в бой. Но будет еще хуже, если мы останемся здесь. Люди, сторожащие дом, не умерли и не оглохли. Они безусловно слышали шум сражения и, конечно, дали знать в город. И если мы сейчас же не уйдем отсюда, нам придется сражаться с новым врагом.

– Хоксли прав, – сказал лорд. – Какое вы примете решение, сэр? Куда мы должны идти?

– Куда вам угодно, милорд, – сказал Дик. – Я начинаю думать, что мы с вами можем подружиться. Я представился вам несколько грубовато, и мне не хотелось бы, чтобы наши дальнейшие отношения были похожи на наше первое знакомство. Нам нужно расстаться, милорд. Так пожмем на прощанье друг другу руки! А в назначенный вами час и в назначенном вами месте мы встретимся снова и обо всем сговоримся.

– Вы слишком доверчивы, мой мальчик, – сказал рыцарь, – но вашего доверия я не обману. Я встречусь с вами на рассвете у креста святой Невесты. Пошли, ребята!

Незнакомцы исчезли во мраке с подозрительной быстротой. Пока разбойники, по своему обыкновению, грабили мертвецов, Дик в последний раз обошел вокруг садовой стены, чтобы взглянуть на фасад дома. В маленьком чердачном окошке горел свет; этот свет, вероятно, был хорошо виден из западных окон городского дома сэра Дэниэла. Дик понял, что это и есть тот сигнал, которого так опасался Хоксли, и что скоро сюда явятся воины тэнстоллского рыцаря.

Он прижал ухо к земле, и ему показалось, что он слышит лязг оружия и приближающийся стук копыт. Он поспешно кинулся назад на берег. Но работа была уже кончена; четверо разбойников тащили к морю последний труп, раздетый догола, чтобы бросить его в воду.

Когда через несколько минут из переулков Шорби вылетели галопом сорок наспех одетых всадников, на пустынном берегу возле маленького дома было уже тихо. Дик со своими людьми находился уже в харчевне «Козел и волынка» и снимал с себя доспехи, чтобы хоть немного поспать перед утренним свиданием.