на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Двадцатая глава

Сегодня я узнал от горничной, что супружеская пара с кружевными трусиками съехала.

Передо мной вдруг возник образ Мари-Луиз: бледная узкоплечая женщина с большими карими глазами. Женщина, которая может только плакать. Анн-Клер – сама жизнь, с ее вьющимися белокурыми волосами, ее лучистыми синими глазами, ее алыми губами, жизнь, молодость, сила. Она тоже часто плачет, но это нечто другое.

В одну из суббот вечером Анн-Клер говорит:

– Завтра мои родители уезжают погостить в Сен-Клу и вернутся лишь во второй половине дня. Я не поеду – скажу, что болит голова, и приду к тебе. Уже в полдевятого я могу быть здесь, хочешь?

– Приходи, любовь моя, я буду ждать тебя.

В семь утра я уже на ногах. Комнату мне пришлось убрать самому, так рано здесь еще не убирают. В четверть девятого я покончил с уборкой и лег на кровать.

Сейчас Анн-Клер выходит из дома. Я мысленно сопровождаю ее. Вот она выходит из метро, теперь идет по улице Сен-Жакоб, вот стоит перед отелем и поднимается наверх. Но она не приходит. Стук маленьких туфелек по старым деревянным ступенькам все еще не слышен.

Сегодня я намерен быть похитрее. Я обвяжу ее красивыми словами. Женщины хотят этого, она же сама сказала.

Девять часов уже прошло.

Уже четверть десятого, а ее все еще нет.

Иногда я слышу шаги, но они затихают на первом или втором этажах, и хлопанье отдаленных дверей кладет конец всем мечтаниям.

Это просто невозможно вынести. Она опаздывает больше чем на час.

Значит, она всего лишь играет со мной?

Я покончу со всей этой историей, хватит ждать. Когда мужчина жесток с женщиной, то он, по сути, мстит всего лишь за это вечное ожидание, доведенное женщинами до настоящего садизма. Ничего нет более унизительного. Может, с ней что-нибудь случилось? Этот вопрос всегда задают в таких случаях, и ни разу он не был справедлив. Еще никто не умирал накануне свидания.

Я беру шляпу и хочу выйти. Когда я открываю дверь, я слышу знакомый стук каблуков, но не такой проворный и быстрый, к какому я привык, скорее медленный и тяжелый. Это кто-то другой, должно быть, конечно, полная женщина. (Мне сейчас подумалось, что полные женщины всегда пахнут белками, по крайней мере те, кто посещает отель «Ривьера».) Я свешиваюсь через перила.

Это Анн-Клер, но она несет большой белый пакет. Что она там тащит, интересно?

Я возвращаюсь в свою комнату и жду. Спустя некоторое время в дверь стучат. Я открываю. В руках у нее большая коробка из-под шляп.

– Почему ты идешь так поздно?

– Тсс! – отвечает она таинственно.

– Что в этой шляпной картонке?

– Держи ее осторожнее, но смотри, она очень тяжелая. Я ставлю картонку на пол.

– Почему ты опоздала?

– Ставь не на пол, а на стол.

– Что в этом пакете?

Она открывает коробку и вынимает оттуда две тарелки, приборы, салфетки и другие свертки, помельче. Наконец последней появляется большая кастрюля. Когда она снимает крышку, столб пара взвивается к потолку.

– Что это?

– Pot-au-feu. Это мы сегодня будем есть на обед. Я приготовила. Я уже с шести утра варила. Теперь все готово. Я шла пешком, иначе в метро или в автобусе могло опрокинуться. Сейчас я совсем без рук. Мне пришлось готовить для тебя дома, потому что, если бы я делала это здесь, у тебя был бы снова скандал, да по-настоящему здесь и не приготовишь. А ты как думал? Должен же ты наконец знать, как я умею хорошо готовить.

Ужасно. Я кажусь себе этаким «солдатом Марии». Что сказать на это? Наша связь день ото дня все более вырождается. В следующий раз она украдет деньги из моего кармана, и я даже не замечу. Отныне я должен пересчитывать каждый сантим и записывать. Вот это жизнь?!

– Ну, пока.

– Что такое? Куда ты идешь? – спрашивает она испуганно.

– Я приглашен на обед в посольство.

– А мне что делать?

– Ты можешь есть свой pot-au-feu.

– Одна? Тогда я умру.

– Это невозможно!

– Здесь так много всего, и все испортится до завтра. Я хотела пообедать с тобой.

– Я здесь ни при чем.

– Ты отлично знал, что я приду, – почему ты позволяешь себе такие вещи?

– Я жду тебя с половины девятого, а сейчас половина десятого.

– Мы же хотели целый день провести дома.

– Мне позвонили из посольства, я только схожу на обед и сразу приду обратно. Ешь спокойно одна. Servus. Это обед с политической подоплекой.

– Тогда хорошо, идем!

– Что значит «идем»? Тебя не приглашали.

– Я пойду с тобой и скажу посланнику, что он не должен меня обижать.

– Не каждый так запросто может попасть к посланнику.

– Я же с тобой, а ты не «каждый».

– Посланник ненавидит французов.

– Вот как? Чего же ты молчишь! Тогда это не интеллигентный человек. Зачем тогда он здесь стал послом? Только чтобы нас ненавидеть?

– Это я не смогу тебе объяснить, ты бы все равно не поняла. Это слишком сложно.

– Я провожу тебя до посольства и подожду снаружи.

– Такой обед длится часа два-три, и после него тоже нельзя сразу уходить.

– Я подожду тебя на улице. Я буду прогуливаться.

– Тогда у меня кусок в горло не полезет.

– Ну и лучше будет. Мы позже поедим вдвоем.

– Нет, это не годится.

Она стоит против меня совершенно бледная. На столе дымится pot-au-feu.

– Ты идешь не к посланнику, ты идешь к женщине.

– Чепуха!

– Если я увижу эту женщину с тобой… и она засмеется…

Ее рот дрожит, она хватается за крышку стола.

– Тогда я возьму… большой камень… и подойду к этой… женщине… и… и… подниму большой камень и… убью себя!

Огромная злость сменяется тихим, жалобным плачем. Жизнь дурацкая штука.

– Ладно, приготовь еду, мы обедаем дома.

Она чувствует, что это не естественный результат нашего предыдущего разговора. Анн-Клер деловита и не произносит ни слова. Обед проходит в молчании.

– Ну как, вкусно было? – спрашивает она ближе к концу трапезы.

(Подожди, я у тебя отобью охоту разыгрывать кухонные идиллии.)

– Нет, не вкусно.

– Тогда обещай мне, – говорит она робко и гладит скатерть, потому что она и скатерть принесла, – что ты никогда и никому об этом не станешь рассказывать.

– О чем?

– О том, что обед был плохой.

– Я не понимаю. Кому я должен рассказывать?

– Никому в мире, потому что это страшный позор для меня.

Она глядит поверх моей головы, куда-то вдаль, за море крыш.

Из ее ясных глаз выкатывается слезинка и сбегает вниз по щеке.


Девятнадцатая глава | Monpti | Двадцать первая глава