2

В тот же день и приблизительно в то же самое время Александр Адашев-Гурский проснулся на больничной койке.

— С добрым утром, тетя Хая, — приветствовал он самого себя. — Вам посылка из Шанхая…

Лежа на боку и не открывая глаз, он прислушался к ощущениям собственного организма. Как ни странно, но все вроде бы было нормально.

«Приплыли, дон Педро, — подумал он. — Только этого не хватало».

Ночью в гостях он выпил пару рюмок водки, и ему вдруг стало так плохо, что друг детства Петр Волков, перепугавшись, загрузил его в машину и привез сюда, в частную наркологическую клинику, пребывание в которой стоило сорок баксов в день. Сюда укладывались люди состоятельные. Иные для того, чтобы, нагнав себе наркотический дозняк до крайней точки, переломаться в комфорте, иные — чтобы, зашив себе «спираль» или «торпеду», избавиться от алкогольной зависимости, другие — просто выйти из запоя и почистить печень.

«Странно… — подумал Гурский. — Я же не в штопоре. Чего ж меня вдруг скрутило-то? Может, оттого, что я пост держу? Совсем ничего не жру. Вообще-то не должно бы. Но с другой стороны, годы наши не ранние. Слабею, видимо…»

Рассуждая таким вот образом, он перевернулся на спину, открыл глаза. Где-то неподалеку раздавался совершенно явственный стук бильярдных шаров, звук, который Адашев-Гурский различил бы и выделил даже при бомбежке. Он откинул одеяло и сел на кровати. Голова слегка кружилась, но в остальном чувствовал он себя очень даже неплохо.

«Ерунда какая-то, — решил он. — И еще сорок баксов в день…»

Больница эта была Александру знакома. Несколько месяцев назад, где-то перед Новым годом, они с Петром укладывали сюда Мишку Лазарского, старого их приятеля, который проживал теперь в Нью-Йорке и специально приезжал сюда, чтобы подшиться. Там, дескать, в Америке подобные операции запрещены, как опасные для жизни пациента. Не подшивают там. А Мишка дошел до ручки, и только на это последнее средство и была у него надежда. Но поскольку выбрался из самолета и ввалился в дом Адашева-Гурского он в блаженно — разобранном состоянии глубокого запоя, то устраивать его в клинику, договариваться и платить деньги (которые Лазарский, конечно же, привез с собой, но распоряжаться которыми был категорически не в состоянии ввиду полного отсутствия представления о реальности) пришлось Александру.

Гурский даже помнил имя одного из докторов, которые пользовали Мишку.

«Дима… — вспоминал он, натягивая брюки. — Дмитрий… как же его по отчеству?»

Одевшись, он открыл дверь палаты и вышел в коридор. Вдали был виден просторный холл со стоящим в нем бильярдным столом. Долговязый парень, одетый в спортивный костюм, одиноко и хмуро гонял по нему разноцветные шары. Александр подошел и какое-то время скептически наблюдал за тем, как тот, неловко держа кий, пытается загнать в лузу хоть один из них. Наконец парень положил черный шар и, не обратив на это никакого внимания, продолжал свои экзерсисы. Гурский вздохнул.

— Привет, — сказал он. — А как доктора найти?

— Внизу, — не поворачивая головы, буркнул парень.

— Много вами благодарны, — негромко произнес Гурский и направился к широкой белой лестнице, ведущей со второго этажа к вестибюлю.

Спустился на первый этаж, кивнул стоящему у входных дверей охраннику в камуфляже, повернул налево и стал по памяти разыскивать кабинет главного врача.

Клиника свято блюла анонимность клиентов. Никаких документов никто не спрашивал. Все пациенты фиксировались только по имени и отчеству, подлинность которых тоже никто не проверял. Хоть ты горшком назовись, главное — деньги плати. Очевидно еще и поэтому, кроме всего прочего, стоял у дверей охранник. Чтобы больной, пройдя курс и ощутив себя вполне здоровым, не упылил, чего доброго, не расплатившись. Ищи его потом…

Все это Адашев-Гурский знал, и именно это его и заботило. Дело в том, что, открыв в палате стенной шкафчик и обнаружив там свою куртку, он не нашел в ней ни ключей от квартиры, ни бумажника.

"Потерять я их не мог, — рассуждал он, — потому что пьян-то, собственно, и не был. Просто скрутило меня вдруг почему-то неожиданно, а дальше — все в сумерках. Но ведь меня Петька сюда доставил, я же помню. Значит, он, видимо, и забрал у меня все, чтобы не сперли.

Клиника-то она богатская, но… всякие люди здесь лежат. Это он, наверное, правильно. Но что же мне теперь делать-то?"

— Вы на процедуру? — спросила его молоденькая сестричка в непростительно коротеньком белом халатике.

— Возможно, — окинул ее взглядом Гурский. — Ничего нельзя знать заранее. Но сначала мне бы доктора повидать.

— Вот сюда, — сестричка указала на одну из белых дверей, повернулась к нему спиной и не спеша пошла по коридору, глубоко засунув руки в карманы халатика, отчего тот натянулся на талии и предельно откровенно обозначил изящные линии ее юного тела.

«Пятница сегодня, — со вздохом подумал Александр, провожая ее взглядом. — Еще целых два дня поста…»

Он постучал в дверь.

— Да, — послышалось из кабинета. Гурский открыл дверь и вошел.

— Добрый день, — поздоровался он с мужчиной в белом халате, который сидел за столом и, перебирая клавиши компьютера, сосредоточенно всматривался в экран.

— Здравствуйте, — доктор отвел взгляд от монитора и посмотрел на Александра. — Присаживайтесь.

— Спасибо, — Гурский сел на стул возле стола.

— Это вы к нам вчера поступили?

— Сегодня ночью.

— До двенадцати ночи. Выходит — вчера.

— Это… в смысле оплаты?

— Ну… день поступления, день выписки…

— А день приезда, день отъезда — один день?

— В вашем случае — да, — улыбнулся доктор.

— Вот… Вот, что хотелось бы уточнить: мой случай — это, собственно, что?

— Да ничего особенного. Все, в общем-то, как у всех. Выпиваете?

— Случается. Но не до такой же степени.

— А ресурсы организма небезграничны. Рано или поздно обязательно наступает такой момент, когда…

— И что теперь?

— Повторяю, ничего такого особенного. Полежите у нас еще день-другой, мы вас почистим. Хотите — защиту поставим. Недорого.

— «Торпеду», что ли?

— «Эспераль».

— Нет, доктор. Спасибо, конечно, за заботу, но… я как-нибудь сам.

— Как знаете. Вы?..

— Александр Васильевич.

— Очень приятно. Виктор Палыч меня зовут.

— Мне тоже очень приятно. Виктор Палыч, скажите, а что, я могу уже сегодня, в принципе…

— В принципе, можете. Но я бы не советовал. Мы вам вчера капельницу поставили. Сейчас вот еще одну — обязательно. И надо бы завтра утром. Раз уж вы к нам пожаловали, давайте курс завершим.

— Думаете, надо?

— Почему нет?

— А вот, доктор, тот факт, что я себя прекрасно чувствую, — это ничего?

— Не обращайте внимания.

— Полагаете?

— Хуже не будет. А у вас что — дела какие-то неотложные?

— Да нет, — пожал плечами Гурский, — до заморозков я совершенно свободен.

— А потом? — улыбнулся доктор.

— Домой нужно будет заглянуть. Взять теплые вещи.

— Ну вот видите. — Виктор Палыч встал из-за стола. — Пойдемте-ка в процедурную.

— Ну, если вы настаиваете… — Александр тоже поднялся со стула. — Да! А вы позволите звоночек от вас сделать?

— Ради Бога…— Доктор придвинул к Гурскому телефон.

— Это у вас прямой?

— Да, городской.

Гурский снял трубку и набрал номер.

— Алло… — услышал он знакомый голос.

— Петр? Привет.

— Здорово, Гурский. Оклемался?

— Да вроде. Слушай…

— Сашка, говори быстрее, я в машине, здесь такая пробка…

— Мои ключи и бумажник у тебя?

— У меня. Козел!

— Не понял…

— Да это я не тебе, меня тут мудак один подрезает.

— Слушай…

— Короче, у меня было с собой двести баксов, я за тебя вперед заплатил, на всякий случай. Потом разберемся. Если этого будет мало, доплатим. Если много — они вернут. Лежи, я завтра постараюсь заскочить.

— Роджер.

— Аут. — Волков отключил телефон.

Адашев-Гурский повесил трубку.

— Ну что, пошли? — спросил его доктор.

— Пойдемте, — вздохнул Александр.

— Виктор Палыч, — Гурский снял рубашку и лег на стоящую в процедурном кабинете кушетку, — а что, я вчера совсем плох был?

— А я, собственно, вас вчера и не видел. Я сегодня утром заступил. — Доктор прилаживал к вертикальной хромированной стойке банку с раствором. — Но, судя по всему…

— Вот ведь.

— Да вы не переживайте. Здоровье у вас, в общем-то, еще… Спортом занимались? — взглянул он на обнаженный торс Гурского.

— Было дело. Давно, правда.

— И как?

— КМС. Десятиборье.

— Ну… А вы говорите. — Доктор ввел Александру в вену иглу. — Полежите. — Он взглянул на часы и вышел из кабинета.

Адашев-Гурский прикрыл глаза и стал прокручивать в сознании события вчерашнего дня, который завершился таким вот неожиданным нелепым обмороком, уложившим его вдруг на больничную койку.