Первый снег, накрывший двор белым покрывалом, Василия Михайловича Бубнова не радовал. Он поднял воротник пальто, пытаясь закрыться от мокрых, щекочущих лицо хлопьев, надвинул на глаза козырек кепки и быстро зашагал к школе. За темной подковкой здания – стадион. А чуть дальше – опорный пункт милиции, где его в настоящий момент ждет некий Валькович Александр Иванович. Подумать только: Карину Макеенко убили! Черт знает, что в этом мире творится! Кого, интересно, обидела эта невинная горлица?

Василий Михайлович уже было придремал на мягком диване у телевизора. Его разбудила трель телефона, он бросил взгляд на часы – начало одиннадцатого – и рывком снял трубку.

– Василий Михайлович Бубнов?

– Совершенно верно.

– Вас беспокоит ваш участковый, лейтенант Александр Иванович Валькович. И вот по какому вопросу. Убита Карина Игоревна Макеенко, 1970 года рождения, проживающая по адресу Алтуфьевское шоссе, дом 14, квартира 153. Соседний с вашим подъезд, если не ошибаюсь.

У Василия Михайловича невольно вырвалось:

– Да вы что! Я знал ее... Когда ее убили? Кто?

Участковый оживился, принялся убеждать:

– Все расскажу при личной встрече. Зайдите в опорный пункт для дачи объяснений. Мы опрашиваем всех жильцов дома, чьи номера указаны в телефонной книжке убитой.

– Никогда бы не подумал, что сотрудники правоохранительных органов по ночам работают. Прямо 37-й год какой-то, – недовольно сказал Бубнов и поморщился. Выходить на улицу на ночь глядя совсем не хотелось.

– Наша служба и опасна, и трудна, – хохотнул милиционер. – А если серьезно, то у нас ближе к полуночи – самый аншлаг. Пьяницы буянят, подвыпившие подростки грабят прохожих – а нам со всем этим счастьем разбирайся. Мне все равно еще в отделении до часу ночи сидеть. Но если вам неудобно – давайте встретимся завтра. Пораньше. Когда вы сможете прийти?

Василий Михайлович переносить встречу отказался. Все равно вечер испорчен. Лучше уж сразу покончить с неприятным делом.

А тут еще, как назло, и снег этот мокрый, противный. И ветер пронизывающий...

Он потопал ногами на пороге опорного пункта, стряхивая налипший на ботинки снег, потянул на себя душераздирающе заскрипевшую дверь.

Освещенный тусклой лампочкой коридор пестрел листовками «Их разыскивает милиция». Василий Михайлович нерешительно замер. Бывать в этом здании ему еще не доводилось.

Из кабинета напротив доски с объявлениями показалась лопоухая румяная физиономия юноши.

– Вы Бубнов? Проходите, пожалуйста.

Отчество молоденького милиционера сразу же испарилось из памяти. Никакого доверия к представителю органов правопорядка Василий Михайлович не почувствовал. Мальчишка, ничем не отличается от его студентов.

«Как же его по батюшке? – подумал Бубнов, присаживаясь на узкую неудобную скамейку у двери. – А впрочем, какая разница. Да, не в самых лучших условиях трудится наша милиция».

Стоящая в кабинете мебель поражала своей вызывающей несочетаемостью. Черный стол с кряхтящим от старости компьютером, пара белых стульев, когда-то бывший коричневым растрескавшийся шкаф.

Словно подслушав его мысли, Валькович пояснил:

– Пока приходится довольствоваться тем, что есть. Шкаф кто-то из жильцов отдал. Стулья передали сотрудники офиса по соседству. Они себе новые купили. Но ничего. Есть уже такие отделения – чуть ли не с евроремонтом. И до нас очередь дойдет. Итак, вы сказали, что Карину Макеенко вы знали?

– Друзьями мы не были, – начал рассказ Бубнов.

Дружить с женщиной, всеми фибрами души стремящейся выйти замуж, очень сложно. В некотором роде они коллеги, педагоги. Но все-таки преподавание в школе и в ВУЗе – это две большие разницы. Конечно, Василий Михайлович ни в коей мере не желает обижать школьных учителей. Они делают важное и полезное дело – выращивают юную личность, нежно и трепетно, как прихотливый цветок. Как говорится, каждому свое. Но ему все же интереснее с молодежью. Они мыслят, рассуждают, жадно впитывают новые знания. Потому что постигают азы профессии, которой намерены посвятить свою жизнь. Студенты художественной академии – вообще люди особые, личности творческого склада.

– А вот можно поподробнее про намерения гражданки Макеенко выйти за вас замуж, – нетерпеливо перебил парень. – Как вы об этом узнали?

Бубнов пожал плечами. Что же тут сложного? Все очевидно. Сначала молодая женщина сама знакомится с ним у подъезда. Потом, узнав номер телефона – а он ей его, кстати, не давал – звонит и просит починить якобы текущий кран. В кранах, Василий Михайлович честно признался, он не разбирается совершенно. Тогда Карина заявляет открытым текстом: «Да ладно, кран – это мелочи. Я купила торт вкусный. Приходите чай пить».

– И вы пошли?

– Нет. Видите ли, Карина – это не тот тип женщин, который мне нравится. И я уже так привык жить один, что с трудом представляю рядом даже кого-либо более привлекательного.

– Так значит, в квартире гражданки Макеенко вы никогда не были?

Бубнов покачал головой. Они здоровались, болтали по-соседски. Однако не более того.

Участковый что-то пометил в лежащем перед ним листе бумаги и уточнил:

– Но каких-либо трений у вас с женщиной не было? Она не высказывала обиды в связи с тем, что вы не ответили на оказываемые вам знаки внимания?

– Помилуйте, молодой человек!

Последний вопрос Бубнову совсем не понравился. Его что, подозревают в чем-то, что ли?

Нет, больше ему рассказать решительного нечего. У него нет привычки шпионить. Есть дела и поинтереснее. Так что он понятия не имеет, встречалась ли с кем-то Карина и были ли у нее конфликты со знакомыми или соседями.

Участковый, уловив неприязнь в коротких ответах Бубнова, принялся за объяснения. Никто Василия Михайловича Бубнова ни в чем не подозревает. По большому счету, это формальность. Просто следователь дал участковому поручение – провести беседы с теми из жильцов дома, чьи телефоны значились в записной книжке Карины Макеенко. Это обычная практика. При расследовании убийства создается оперативно-следственная группа. Следователь сам вызывает свидетелей на допросы, «опера» общаются с друзьями, коллегами и родственниками убитых. Но объем работы все равно колоссальный. Подключают участковых, чтобы помогли. Он, Александр Иванович Валькович, лично к Василию Михайловичу никаких претензий не имеет. Жалоб на него со стороны жильцов не поступало, трудных подростков или лиц, пребывающих в местах лишения свободы, в семье Бубнова не имеется. Вот сейчас они подпишут все бумаги и расстанутся, довольные друг другом. Возможно, следователь, получив отчет об их беседе, захочет сам встретиться с Бубновым. Тогда ему пришлют повестку.

– Но, чтобы вам лишний раз не отвлекаться, подробно ответьте на все мои вопросы. Тогда и следователю ничего уточнять не придется, – участковый встал из-за стола, щелкнул кнопкой элетрочайника. – Чаю хотите?

– Да, пожалуйста. У вас не жарко.

– Сам мерзну! А что делать... Мы уже почти закончили. Только вот где-то у меня еще листок был с вопросами... Следователь недавно позвонил. Уже другой, не с нашего округа. Дело об убийстве Карины Макеенко, как я понял, объединили в одно производство с делом об убийстве другой женщины, – Валькович разгребал бумаги на столе и сетовал: – Да уж, писанины в нашем деле – будь здоров. Кто-то чихнет – и надо ответ давать. Верите ли – только что писал по поводу жалобы старушки. Ей кажется, что соседи сверху отравляют воду в ее кране. А попробуй не ответить – начальство голову отвернет и скажет, что так и было. Ага, нашел. Вот. Знали ли вы некую гражданку Инессу Морову?

– Нет. А что, она тоже в нашем доме живет?

– К моей радости, в другом. И не на моем участке. То есть вы эту гражданку не знаете?

– Нет.

Участковый вздохнул. На его почти мальчишеском лице появилось досадливое выражение.

– Тоже убили. Как и Карину. Множественные ножевые ранения. Тоже не замужем, с племянником жила. Трудный подросток, на учете в комиссии по делам несовершеннолетних состоял, – произнес он и уставился в листок. – И последний вопрос: разговаривала ли с вами Карина Макенко о художнике Эдварде Муке?

– Мунке! – выпалил Бубнов, – Эдварде Мунке. Это гениальный художник. Нет, Карина никогда об этом не заговаривала. Она знала, что я преподаю историю живописи, но, по-моему, интереса к художникам у нее не было. А в чем дело?

Оказывается, рядом с телами убитых женщин нашли репродукцию картины «Крик» и альбом...

«О господи! Что же все это значит? – подумал Василий Михайлович. – Да, мне известен и этот альбом, и открытки-закладки. Про Мунка издается не так много материалов, и я знаю все, что выходило...»

Бубнов вытер выступивший на лбу пот и сказал:

– Если бы вы меня не перебили, то я бы рассказал, что читаю лекции по истории живописи. И Мунк – мой любимый художник. Этот набор открыток-закладок издавался один раз, в 1980 году. А альбом с репродукцией «Мадонны» на обложке выходил в 1998-м и 2002 годах. У меня дома первое издание – 1998 года.

Ошеломленный, участковый молча допил чай и уставился в окно.

– Глупо как-то объяснять, что я не убивал этих женщин, – выдавил Бубнов. От волнения ему сделалось жарко, он расстегнул пальто. – Я всего лишь преподаватель...

– Знаете что, давайте так, – в глазах участкового уже не было прежней симпатии. – Сейчас вы подпишете вот эти листы и пойдете домой, время действительно позднее. Я сообщу следователю, и он, думаю, захочет с вами побеседовать. Не волнуйтесь, все выяснится. Если вы невиновны – вам не о чем беспокоиться.

– Что значит если?! – взвился Бубнов. – Я не имею к смерти этих женщин никакого отношения!

– Конечно. Не волнуйтесь.

Василий Михайлович подписал, не читая, протянутые бумаги, схватил кепку, и, сухо попрощавшись, вышел из кабинета.

В груди клокотало возмущение. Его, уважаемого человека, автора нескольких монографий и учебников, среди ночи терзает какой-то молокосос! Что он себе позволяет, этот участковый!

Внезапно он остановился. Логика убийцы представилась ему четкой и понятной.

«В это невозможно поверить. Но все-таки это так!» – пробормотал Василий Михайлович и в отчаянии закусил губу. Что же это получается? Он понимает, почему убийца действовал именно так, или он знает, потому что сам убил?

Нет!!! Это прошло! Все, все, все. Прошло. Больше не вернется. Прошло...

Дрожащие руки не сразу открыли замок.

Не разуваясь, Бубнов побежал в зал, стал вытаскивать с полок книги. Сердце гулко ухнуло. Того самого альбома Мунка на полке не было. Пару открыток-закладок он отыскал – «Летняя ночь», «Юриспруденция», «Портрет живописца Енсена-Хелля». «Крик» среди репродукций отсутствовал.

Потом Василий Михайлович метнулся в кухню. Участковый сказал – женщин зарезали. Ножи. Сколько же у него ножей? Он не помнил. Ему казалось – их стало меньше.

«Все вернулось», – в отчаянии прошептал Василий Михайлович.

Он сложил ножи в темный полиэтиленовый пакет, надел пальто и выбежал на улицу...