10

До машины оставался еще целый квартал, когда Эди Малхолданд почувствовала, что в спину ей упирается чей-то пристальный недобрый взгляд.

Первый раз это ощущение возникло у нее еще в подъезде, но тогда Эди не придала ему значения. Она устала, проголодалась, хотела спать, да к тому же, что вполне естественно, опасалась предстоящего ночного путешествия — потому и решила, что пугается собственных фантазий.

Однако странное чувство не исчезало; пройдя метров двести, Эди уже не сомневалась, что кто-то идет за ней следом.

Она зашла в кафе и попросила чашку кофе с молоком, надеясь, что таинственный преследователь, кто бы он ни был, не станет ее дожидаться и отправится по своим делам или переключится на другой объект. Но, стоило выйти на улицу, неприятное ощущение вернулось. Кто-то следовал за ней по пятам. Оглянуться она боялась, но ясно различала, как эхом ее собственных шагов звучат на пустынной улице тяжелые шаги.

Эди не думала, что придется идти до машины в одиночку. Она надеялась уйти вместе с Дорси, но та сказала, что приберет все сама, и почти вытолкала Эди за дверь.

Если бы Эди призналась, что боится ходить в одиночестве так поздно, Дорси, а может быть, и Адам согласились бы ее проводить. Но, взглянув сперва на Дорси, а потом на Адама, Эди не нашла в себе духу обращаться к ним с такой просьбой. Казалось, даже воздух между этой парочкой так сгустился — хоть топором руби! Между ними явно происходило что-то важное, и Эди не хотела становиться им помехой.

Никогда бы она не подумала, что Дорси способна увлечься Адамом! И не только потому, что у них нет ничего общего; ей казалось, что Дорси умная девушка и не клюнет на такого смазливого самоуверенного самца.

Но что только не случается в жизни: думаешь, что «знаешь человека как облупленного, а он вдруг преподносит тебе сюрприз!

Ладно, это ее не касается. Дорси и Адам — взрослые люди, знают, что делают, и в своих отношениях разберутся сами. А Эди самое время подумать о себе.

И о том, что тяжелые мужские шаги явно приближаются…

Днем этот район Чикаго так и кишит людьми, но в час ночи превращается в пустыню. Ярко освещенную — спасибо городским властям, — но все-таки пустыню. Правда, рестораны еще обслуживают последних посетителей, а один раз мимо Эди, сверкая мигалкой, проехала патрульная машина — так что, если завизжать изо всей мочи, кто-нибудь придет на помощь… Может быть.

Жаль, ей не удалось припарковаться прямо перед домом Адама. Но, к сожалению, только героям телесериалов удается всякий раз оставлять машину у подъезда.

В сериалах вообще все происходит иначе, чем в жизни. На каждого героя — по паре любящих родителей. Если любовь — то до гроба. Если работа — то сказочная, если квартира — шикарная, если шмотки — баснословно дорогие. Разумеется, все это выдумки. Интересная работа и хороший заработок еще достижимы, а вот идеальные семьи встречаются крайне редко. А парковка прямо перед домом — такая удача выпадает еще реже.

Эди остановилась, притворившись, что разглядывает меню в витрине ресторанчика. Шаги преследователя стихли. Как и следовало ожидать. Что дальше? Вести его прямиком к машине и идти на отчаянный риск? Или, может быть… А ведь она и в самом деле проголодалась!

Эди заглянула в распахнутую дверь — и на нее пахнуло чудесным уголком Средиземноморья, каким-то чудом занесенным на Средний Запад. На столиках красовались накрахмаленные белые скатерти; настенная роспись изображала берег лазурного моря и деревушку в тени оливок. Томительно-сладостный голос Паваротти воспевал «Жизнь среди роз».

Эди устала и очень хотела спать. Она почти не спала прошлой ночью, и краткая беспокойная дремота не освежила ее. (Она вообще часто мучилась бессонницей и дурными снами.) Однако таинственный преследователь шел за ней по пятам, а средиземноморское кафе звало зайти, успокаивало, обещало безопасность.

— Вы еще подаете ужин? — спросила она, подойдя к стойке.

Из-под стойки вынырнул бармен с тряпкой в руке — дюжий толстяк с веселым круглым лицом и широкой улыбкой, в котором Эди сразу предположила добрую душу.

— Только закуски, — ответил он. — И через полчаса закрываемся.

— Хорошо.

— Присаживайтесь, где хотите. — Широким жестом он обвел пустой зал. — Марджи сейчас подойдет.

— Спасибо.

Эди выбрала хорошо освещенный столик на двоих примерно посредине между стойкой и дверью… или нет, пожалуй, поближе к стойке. Взяла в руки меню. Скоро к столу подкатилась симпатичная толстушка, очень похожая на бармена. Напитков Эди брать не стала, а заказала французские пирожные.

От пирожных толстеют — но что с того? Романтических приключений в ее жизни не было и не предвидится, так что можно в кои-то веки побаловать себя сладким.

Приняв такое решение, Эди настороженно оглянулась на дверь — и замерла в изумлении.

В кафе вошел Лукас Конвей. В том же костюме, в каком был у Адама, — джинсы, белая рубашка и черный блейзер. Только узел галстука ослаблен и ворот расстегнут. Ледяной взгляд его был устремлен прямо на Эди, и та мгновенно сообразила: это же Лукас шел за ней следом!

Как он мог? Как посмел так ее пугать? Что ему нужно?

Не здороваясь и не дожидаясь приглашения, Лукас направился прямиком к ее столику. С грохотом отодвинул свободный стул, плюхнулся на него и снова принялся сверлить Эди взглядом — так, словно уличил ее в каком-то страшном преступлении.

— Будь как дома, — сухо предложила Эди. — Это ведь так старомодно — спрашивать разрешения присесть!

— А ты что, против? — поинтересовался он.

— Что, если против?

Лукас только пожал плечами.

— Замечательно, — подвела она итог. — Что ж, добро пожаловать. — Эди демонстративно поджала губы.

— Спасибо, — ответил Лукас, явно не желая замечать иронии в ее приглашении.

«Похоже, мы поменялись ролями, — невольно подумала Эди. — Ирония, сарказм — это его амплуа». Но не успела она додумать свою мысль до конца, как к столику поспешила официантка и спросила, что желает Лукас. Тот заказал чашку кофе — и больше ничего. Почувствовав, что между клиентами что-то происходит, официантка не стала задерживаться у их столика и удалилась.

Несколько минут оба молчали, сердито глядя друг на друга. «Сел за стол без приглашения — пусть сам и объясняется», — думала Эди. Но Лукас упорно молчал.

Наконец он наклонился вперед, опершись локтями о стол, и заговорил:

— Черт побери, Эди, что ты себе думаешь — расхаживаешь по улицам темной ночью совсем одна?

Эди недоуменно подняла брови.

— А ты что себе думаешь? Зачем ты за мной следил? Ты меня напугал до полусмерти!

— До полусмерти, говоришь? Вот и хорошо. Может, в другой раз будешь умнее. Женщина ходит ночью одна… ты хоть представляешь, что с тобой может случиться?

— Я могу сама о себе позаботиться, — отрезала она.

Лукас только усмехнулся в ответ:

— Ну да, конечно!

— Именно так, — настаивала она.

— Хорошо-хорошо, как скажешь.

— Можешь мне не верить, но это не дает тебе права меня преследовать!

Секунду поколебавшись, Лукас ответил:

— Видишь ли, Эди, я не тебя преследовал. А того парня, что шел следом за тобой.

— Какого еще парня? — недоуменно переспросила Эди.

Тяжело вздохнув, Лукас бросил на нее взгляд, ясно говорящий, что Эди безнадежно испортила ему вечер — если не жизнь.

— Я сидел у себя в машине напротив подъезда, собирался трогаться с места, когда…

— Ты припарковался напротив подъезда?! — не удержавшись, воскликнула Эди.

Ну почему судьба так несправедлива? Почему некоторым, вроде Лукаса Конвея, с рождения дается все: красота, блестящий ум, образование в дорогой частной школе, работа, о которой большинству смертных остается только мечтать? Од на загвоздка — души недостает. Но в наше время это далеко не главное.

Лукас смерил ее взглядом, от которого Эди вмиг ощутила себя трехлетней глупышкой.

— Да, а что?

Эди молча покачала головой. Сказочная работа, шикарная квартира и баснословно дорогие шмотки у него имеются — сама видела. Остается спросить, как дела с семейным счастьем и любовью на всю жизнь. Но тут же Эди поняла, что не хочет этого знать. Не хочет знать, что в мире нет справедливости и все дары богов достаются человеку, который даже не способен их оценить.

— Ничего, просто интересно, — ответила она наконец.

— Так вот, я уже собирался ехать, когда увидел, что из подъезда выходишь ты. Я снял ногу с педали и смотрел на тебя, пока ты не свернула за угол.

— Зачем? — искренне удивилась Эди.

Несколько секунд Лукас молчал, не сводя с ее лица пристального взгляда. Наконец серьезно ответил:

— Мне нравится твоя походка, скажем так.

От его взгляда Эди залилась краской, опустила глаза и почувствовала себя маленькой девочкой. Неудивительно, что она ответила только: «А-а…» — да и то едва слышно.

По счастью, в этот миг появилась официантка с кофе, дав Эди возможность прийти в себя.

Пока официантка наливала кофе, Лукас молчал — он не отрывал глаз от Эди, да так, словно и вправду было на что смотреть. Хм, нашел чем любоваться! Вид усталый, глаза покраснели, на щеках пылают красные пятна смущения. Из тяжелого узла волос выбились непокорные русые пряди. Выходя на улицу, она натянула поверх униформы выцветший зеленый свитер с эмблемой «Северна» и теперь с ужасом понимала, что фигура ее, и так не блестящая, сейчас похожа на мешок с картошкой.

И тем не менее Лукас буквально пожирал ее глазами. Взгляд его блуждал по ее лицу: от губ — к глазам, от глаз — к волосам, от волос — к щекам, от щек возвращался к губам. Эди чувствовала, что лицо ее пылает. И не оно одно: горело сердце, кипела кровь в жилах, да и вся она превратилась в пылающий костер. Никогда еще до такой степени не теряла контроль над собой.

Слишком хорошо она знала, как называется это трепетное пламя. Желание. Жажда страсти. Сексуальное влечение.

До сих пор Эди не испытывала влечения к мужчине. Жила, замкнувшись в своем размеренном, упорядоченном мирке, уверенная, что ей никто не нужен. И теперь негодовала на собственное тело, которому вздумалось ее предать — именно здесь, именно сейчас, из-за этого Лукаса Конвея!

— Так вот, — прервал ее смятенные мысли Лукас, — я видел, как ты дошла до поворота, и уже хотел тронуться, как вдруг увидал, что из подъезда вышел какой-то парень и двинулся в ту же сторону.

— Почему ты решил, что он идет за мной?

Лукас улыбнулся знакомой невеселой улыбкой, и Эди вдруг подумала, что ни разу не видела его радостным. Взбудораженным, язвительным, резким, озлобленным — сколько угодно. А радостным — ни разу.

— Как тебе сказать? Привык ждать от людей худшего.

— Почему-то меня это не удивляет, — пробормотала она.

— Я подумал о том, что он может сделать с хорошенькой девушкой в пустынном переулке, — продолжал Лукас, словно не услышав ее замечания, — вышел из машины и пошел следом. Просто хотел убедиться, что с тобой ничего не случится, — добавил он, словно извиняясь, но не за то, что напугал ее, а за то, что о ней беспокоился. — Не знаю, кто это был, — продолжал он, отвечая на ее невысказанный вопрос. — Когда ты нырнула сюда, он пошел дальше. Может быть, заметил, что я иду следом, и решил не рисковать. Но это он следил за тобой, Эди. Он — не я. Я никогда бы так не сделал. У меня и в мыслях не было тебя пугать.

«Может, ты и не хотел, — подумала Эди, — но тебе это удалось!»

— Не представляю, что ему от меня было нужно, — растерянно проговорила она. Лукас прищурился.

— Так уж и не представляешь?

Она медленно покачала головой.

— Подумай немного. Красивая девушка поздно ночью идет по улице одна. Что нужно от нее мужчине?

Слишком хорошо, черт побери, слишком хорошо она знала, что нужно мужчинам от женщин! Просто не хотела об этом думать. И проклинала Лукаса, заставившего ее вспомнить…

Но что это? Он, кажется, назвал ее «красивой»?

— Ты думаешь, я красивая? — совершенно неожиданно для себя пролепетала она.

Едва эти слова вылетели из уст, Эди захотелось спрятаться под стол. Зажмурившись, она мысленно взмолилась о том, чтобы Лукас на секунду оглох и пропустил ее идиотский вопрос мимо ушей.

Увы, молитвы Эди исполнялись нечасто.

— Эди, деточка, — проговорил он, — объясни мне, как тебя еще никто не слопал в наших джунглях?

Она открыла глаза, пораженная злостью в его голосе. Он говорил так, словно готов был кого-то ударить. Может быть, даже избить до полусмерти.

— Откуда ты знаешь, что меня не слопали? — тихо ответила она.

Эти слова она произнесла не задумываясь — так разозлила ее снисходительность Лукаса — и тут же о них пожалела. Но сказанного не воротишь: теперь Лукас смотрел на нее по-другому — с удивлением и каким-то совсем новым интересом.

— Я хотела сказать… — «попятилась» она. — Ну… м-м… в общем, я совсем не то хотела сказать.

— Да ну?

— Да.

Но голос ее дрожал, и легко было догадаться, что Лукас ей не поверит.

— Кто… кто обидел тебя, Эди? — тихо спросил он.

— Никто.

Но он не сводил с нее пристальных глаз.

— В ту ночь, когда ты отвезла меня домой, — проговорил он, пробуждая воспоминания, которые Эди хотела бы навсегда похоронить, — я сказал тебе, что ищу кое-кого. И ты ответила, что тоже кого-то ищешь.

— Я как раз сказала, что никого не ищу! — быстро проговорила Эди.

— А я не поверил, — ответил Лукас. — Не поверил тогда — и не верю сейчас.

Она не успела возразить — он заговорил снова:

— Ищешь того, кто тебя обидел? Хочешь отомстить? — Он мрачно усмехнулся:

— Кто бы мог подумать, что Эди-Солнышко умеет ненавидеть?

Надо немедленно переменить тему, сказала себе Эди. Свести разговор на что-нибудь простенькое, обыденное. Незачем ему знать, кого и зачем ищет Эди Малхолланд.

Но вместо этого сказала:

— Нет, я не ищу мести. — И словно в пропасть кинулась:

— Я ищу свою мать. Родную мать.

Улыбка стерлась с его губ, но лицо оставалось бесстрастным.

— Я не знал, что ты — приемная дочь.

Она кивнула.

— Меня удочерили во младенчестве. Приемные родители давно умерли.

«И, надеюсь, горят в аду», — мысленно добавила она, как добавляла всегда, когда приходилось вспоминать об этих подонках

— Мне всегда хотелось узнать, кто моя родная мать, почему она от меня отказалась, откуда я родом, какая у меня наследственность — на случай, если… — Почувствовав, что голос дрожит, она умолкла на полуслове, кашлянула и закончила уже почти спокойно:

— В общем, хочу узнать, кто я и откуда.

Лукас кивнул.

— Значит, ты не из Чикаго?

— Мои приемные родители жили в Кентукки. Сначала в Хопкинсвилле, потом в Нейпервилле.

— Тогда, скорее всего, ты и родилась в Кентукки, — спокойно заметил Лукас. — Вот я и разрешил твою загадку. Можешь спать спокойно.

Эди хмыкнула:

— Благодарю за помощь, но мне хотелось бы знать о себе что-нибудь помимо места рождения.

— Зачем?

— Да так, знаешь, любопытство одолевает. — Она подняла на него глаза:

— А ты сам откуда?

Секунду поколебавшись, он ответил коротко:

— Из Висконсина.

— И все? «Из Висконсина» — и только? Ни города, ни дома, ни семьи — ничего?

— Ничего, — глухо ответил Лукас.

— Совсем ничего?

— Ничего такого, о чем стоит говорить.

«С чего бы это?» — удивилась она. Выходит, не такой уж он счастливчик, как ей представлялось?

— Несчастливое детство? — осторожно спросила она.

Губы его скривились:

— Нечто вроде этого.

— Понимаю, — кивнула она.

— Едва ли.

Но Эди не собиралась откровенничать в ответ. Не потому, что для признаний обстановка не самая подходящая. Не потому, что терпеть не может ныть и жаловаться. Не потому, что никогда и никому об этом не рассказывала. А просто потому, что в игре «Кто тут самый несчастный?» она безусловно выиграет. И пробовать не стоит.

Эди не жалела себя — нет, за прошедшие годы она научилась думать о своей безжалостной судьбе холодно и трезво. Потому что знала: стоит раскиснуть — и превратишься в страшненькое бесполое создание из тех, что едят отбросы и ночуют в благотворительных приютах. Эди довольно насмотрелась на таких опустившихся бродяг и знала, какая тонкая грань отделяет благополучие от мрака и гибели.

Вот почему она поспешно поинтересовалась:

— А ты кого ищешь?

Лукас снова сухо, безрадостно рассмеялся и отвел глаза.

— Миллионера, — пробормотал он. — Миллионера, которого можно заарканить.

Лукас сам не понимал, зачем делится своей бедой с Эди Малхолланд. Не говорил ли он себе много раз, что со Сладенькой Эди разговаривать невозможно — разве что о самых незначительных вещах? Однако последние несколько минут они обсуждают вопросы вовсе не простые. И судя по всему, непростые для обоих

Какого черта он вообще за ней потащился? Вообразил себя рыцарем на белом коне? Хорошо, положим, решил защитить бедную беззащитную крошку. Это пережить можно. Но зачем вошел вслед за ней в кафе? Зачем сел без приглашения за ее столик? И зачем рассказывает ей о своем редакционном задании?

Должно быть, просто для того, чтобы была тема для разговора. Чтобы прогнать тоску из ее огромных синих глаз. Кто бы мог подумать, что Эди Малхолланд — бодрая, энергичная, неизменно веселая Эди способна тосковать? Что ангельское личико ее может омрачиться грустью?

Сколько раз, устав от ее неиссякаемого оптимизма, Лукас мечтал посмотреть, какова-то Эди в печали! Его желание исполнилось: увидел — и готов был жизнь отдать, чтобы она снова развеселилась.

«Ну и раскис же ты, Конвей! — упрекнул он себя — А ведь на этот раз даже не пил».

И, поморщившись, вспомнил, какой размазней показал себя в тот вечер. Чего только он ей не говорил! Умолял не уходить, твердил, что она ему нужна…

Господи, как ему было паршиво! Когда за ней с мягким щелчком закрылась дверь, он почувствовал, что умирает…

Все это очень и очень нехорошо. Он ведь поклялся себе, что никогда ни в ком не будет нуждаться. Что никто больше не причинит ему боли.

— Миллионера? — повторила Эди, возвращая его к настоящему. — Да ведь в «Дрейке» их полно!

— Не таких, как мне нужно.

В этот миг у стола возникла официантка с огромной тарелкой, на которой возвышалась гора французских пирожных. Едва увидев их, Лукас сказал себе, Что Эди такую кучу сладостей точно не съест.

— Боже мой, почему так много?! — почти с ужасом спросила Эди.

Официантка с гордостью кивнула, пожелала приятного аппетита и удалилась.

— Давай я тебе помогу! — великодушно предложил Лукас и взял с тарелки пирожное.

— Ну спасибо! Без тебя бы я не справилась, — ответила Эди.

— Ты что, собираешься все это съесть одна? И вообще, французские пирожные не едят в одиночку — я-то знаю!

— В Париже узнал? — ехидно спросила Эди.

— Touche! — признался он. Она улыбнулась:

— Я и забыла, что ты говоришь по-французски.

— Mats oui!

— А кроме этого джентльменского набора, можешь что-нибудь сказать?

— По-моему, ты тоже говоришь по-французски, — увильнул он. — Я как-то слышал, у тебя прямо парижское произношение.

— Итак, ты сказал, что ищешь миллионера, — вернулась к теме Эди, не желая превращать разговор в пустую болтовню.

Лукас испустил тяжелый вздох

— Верно! Точнее, миллионершу. Адам хочет, чтобы я нашел богатую женщину, которая согласится меня содержать.

Эди как раз собиралась проглотить пирожное: услышав такой ответ, она поперхнулась и отчаянно закашлялась. Лукас вскочил, готовый похлопать ее по спине.

Но продемонстрировать свои таланты Лукасу не пришлось. Ибо, едва Лукас коснулся спины Эди, девушка вскочила, опрокинув стул, и бросилась в сторону.

«Господи, что это она так испугалась? — изумился Лукас. — Я ведь ее едва коснулся». Он совсем расстроился, когда увидел лицо Эди. На ее лице отражался настоящий ужас.

Точно так же, припомнил он, перепугалась она, когда он хотел отдать ей ключи из рук в руки. И до этого, когда Дейвенпорт погладил ее по щеке. Оба жеста были совершенно невинны, но всякий раз Эди отскакивала, словно испуганный кролик.

— Эди! — позвал он, шагнув к ней — просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

Она в ответ отступила назад.

— Что с тобой?

Он поднял опрокинутый стул и жестом пригласил ее сесть. Как ни странно, она молча повиновалась.

— Все нормально, — хрипло сказала она, хотя вид ее говорил о другом.

Лукас тоже вернулся на свое место.

— Наверное, воспитанные люди таких вопросов не задают, но я никогда не мог похвалиться воспитанием. Что с тобой такое?

Она подняла на него огромные глаза. Сейчас они казались еще больше и ярче обыкновенного и блестели влагой.

— О чем ты? — как ни в чем не бывало спросила она. — Просто кусок пирожного попал не в то горло.

Лукас нахмурился:

— Не надо, Эди. Я сам отъявленный лгун и умею отличать ложь от правды. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

— Я просто подавилась, — упрямо твердила она.

— Ты едва из кожи не выпрыгнула, стоило мне хлопнуть тебя по спине. То же самое было и в «Дрейке», когда я хотел отдать тебе ключи.

Лицо ее вдруг стало белым, как маска.

— Что ты хочешь сказать?

Он чертыхнулся сквозь зубы.

— Эди, ты боишься чужих прикосновений?

Она встретила его взгляд.

— Да, — отважно сказала она.

— Почему? — Лукас, как известно, тактичностью не отличался.

Глаза ее сузились, но голос прозвучал спокойно:

— А вот это, мистер Конвей, абсолютно не ваше дело. Предлагаю вернуться к нашему разговору. — Наигранная вежливость ее испарилась, уступив место вполне искреннему изумлению. — Ты действительно хочешь пойти на содержание к миллионерше? Господи, зачем? Неужели тебе не хватает денег?

Так вот что она подумала! Неудивительно, что подавилась пирожным!

— Не совсем так, — улыбнулся он. — Я должен сделать репортаж. Использовать советы из книги «Как заарканить миллионера» и посмотреть, может ли с их помощью мужчина зацепить богатую женщину. Это для журнала, понимаешь? — Он улыбался все шире. — Для «Жизни мужчины». А ты что, подумала, я в самом деле решил податься в альфонсы?

И он, не выдержав, рассмеялся. Не тем мрачно-язвительным смехом, что слышала от него Эди до сих пор, — о нет! Искренне. От души. Так, словно ему действительно весело. Словно он счастлив.

Эди смутилась, и, заметив это, Лукас расхохотался еще заразительнее. Какая же она хорошенькая, когда краснеет! Черт побери, кто бы мог подумать, что Сладенькая Эди — совершенно нормальный человек? Что с ней может быть интересно и весело?

Странно, почему он раньше этого не замечал?

— Репортаж для журнала? — переспросила она.

— Ну да, для журнала.

— Ой, а я… я подумала… я не поняла…

Лукас тряхнул головой — мол, не о чем беспокоиться. Вдруг стало так легко, словно свалился с плеч давний тяжкий груз. Разве мог такое представить: провел два вечера в компании Эди Малхолланд — и чувствует себя почти человеком! Что бы это значило?

— Похоже, ты обо мне не самого лучшего мнения, — сказался, отсмеявшись. — Неужели больше чем на жиголо-любителя не тяну? Может быть, поэтому и миллионерши на меня не клюют?

Эди промолчала — на этот вопрос явно не требовалось ответа. Подумав, сказала осторожно, словно сомневалась в своем решении:

— Знаешь… я могла бы тебе помочь.

Никогда в жизни Лукас Конвей не просил и не принимал помощи. Всего, что хотел, он добивался сам — или делал вид, что не очень-то и хотелось. Но сейчас ему стало интересно.

— Это как?

— Видишь ли, я умею разыскивать людей. Свою мать я уже почти нашла. И, кроме того, хорошо изучила нравы и повадки миллионеров.

«Должно быть, на работе в „Дрейке“, — подумал Лукас и решил, что не станет интересоваться подробностями.

— Вот как? — только и спросил он. Эди кивнула:

— Да. Хочешь заарканить миллионершу? Я тебе помогу.