Глава 18

Логово зверя рядом казалось не случайным совпадением, по крайней мере, в первые минуты.

Зверь был невероятно встревожен, все его чувства были заострены, как иглы, напряжены от возбуждения.

В его груди зажигалась холодная ярость, вызванная голодом.

Такие звери не впадают в спячку даже в месяц Игона. Он пережил восемь зим на равнине Баррионуэво.

Едва выставив из снега кончик носа — незаметный для тех, кто не знал, в какую сторону нужно смотреть — зверь затаился.

Ветер завывал, поднимая вихри на вершинах снежных холмов.

Чуткие, подрагивающие широкие ноздри зверя уловили запах лошадей, герулов и людей. Этот запах был определенным, его невозможно было спутать зверю, для которого обоняние являлось более важным чувством, чем зрение. Ветер дул в сторону зверя, поэтому лошади не могли учуять его запах.

Зверь пополз в ту сторону, откуда доносился запах, низко прижимая тело к снегу, так, что оно казалось всего лишь снеговым гребнем, который гонит ветер.

Зверь прополз немного и остановился, затем продолжал двигаться вперед короткими рывками.

Останавливаясь, он делался как бы застывшим, только иногда подрагивали веки его огромных зеленых глаз с черными вертикальными зрачками, высотой не менее двух дюймов, да подергивался белый длинный хвост, выдавая возбуждение зверя.

Впереди, на расстоянии двухсот ярдов от того места, где лежал, затаившись, зверь — шелковистый и белый, почти плоский в снегу, почти не видимый на белом фоне, различимый только по глазам и носу, — показались темные фигуры, ясно выделяющиеся на снегу, фигуры, от которых шел этот безумно возбуждающий, пьянящий зверя запах, именно тот запах, который мог свести с ума зверя в месяц Игона. Едва слышное ворчание вырвалось из его широкой глотки.

Он подождал, заметил, что темные фигуры по-прежнему двигаются спокойно, и пополз к ним.