41

Судно было готово отчалить. На траулере ждали лишь команды капитана. Андрей Кашинский стоял на дебаркадере. Он взял себе право снять с кнехта огон швартова и последним ступить на борт. Старого моряка отделяла от борта узенькая полоска, равная по ширине автомобильным покрышкам, о которые терлась, как кошка, рыбацкая шхуна. Всего лишь коротенький шаг, который мог оказаться шагом к вечности.

Сергей даже не пытался отговорить Кашинского от опасного мероприятия. Он уважал его выбор, и этим все было сказано.

Раннее седое утро хмурилось от гомона проснувшихся ни свет ни заря чаек, от ветра, полоскавшегося в пологих волнах, от надоедливого рокота машины траулера.

Капитан поднял руку, чтобы отдать последнюю команду… и застыл: к дебаркадеру спешила маленькая фигурка.

«О нет, – простонал Сергей, – только не это…»

Он вышел из рубки и спустился на палубу. Перемахнув через фальшборт, сделал несколько шагов навстречу женщине. Он опередил ее, не давая заговорить первой:

– Зачем ты пришла?.. – он бросал ей в лицо отрывистые, бессвязные фразы о том, что членам семей подводников запрещается просто стоять и смотреть, как они уходят в плавание; о том, что он дважды подводник и от воды его отделяет лишь тонкая оболочка гидрокостюма; что она не член семьи, но зачем, зачем она пришла?

– Сережа… – она приложила руки к груди. – Андрей Михайлович… – Ее глаза нашли Кашинского. – Скажите мне бога ради: Яков жив? Ведь вы идете за ним, да?

– Отдать швартов, – распорядился Перминов, глянув на Тритоныча. Вот кто виноват в том, что Лена сейчас на причале. Что мог сказать ей старый моряк? «Уходим в море, приходи попрощаться». Но смотрел при этом в ее глаза совсем не буднично, по-особенному, чтобы она поняла все. Наверное, не мог поступить иначе.

– Михалыч! – прикрикнул Сергей. – Ты не слышал команды?

И уже тише, нежно, словно обнимал женщину, сказал:

– Мы идем в море… – А дальше говорили его глаза: «Чтобы встретить утреннюю дымку, а потом ночную прохладу. Мы перемигнемся с буем, и он проводит нас в путь своим коротким свистком, а его огонек красной извилистой змейкой оградит нас от опасного места. На нас строго посмотрит береговой маяк, а мы пойдем все дальше и дальше, и нам будут махать шестами плавучие маяки и вешки, и всегда под килем будет ровно семь футов. А ветер будет только попутным». – Это все, что я тебе обещаю.

Он поцеловал ее, зная, что в последний раз. И вместо прощальных слов сказал:

– Уходи. Прошу тебя, уходи.

– Ну почему сейчас вы уходите? – едва не плакала девушка, оставаясь одна. – Может… завтра?

Перминов обернулся.

– Если долго сидеть у реки, то можно увидеть труп друга, проплывающий мимо.

Лена вздрогнула. Она знала эту японскую поговорку – в ней говорилось про труп врага.

– За кем ты идешь, Сергей? За врагом или другом?

Он не ответил.

Траулер отошел от причала. За застекленной рубкой Лена видела слегка сутулую фигуру капитана: в клетчатой рубашке и в нелепой бейсбольной кепке. Он крепко держал штурвал в своих сильных руках.

А на ум пришло из недавнего прошлого:

«А ты смог бы?..»

Этим вопросом она обращалась к Якову.