3. Спор на ночном причале
Он дышал часто, со всхлипами. А над ним невидимо кувыркалось в воздухе знакомое картавое существо. Неразборчиво и скандально вскрикивало.
Я испугался и не обрадовался. Вернее, обрадовался, но лишь на миг. Потому что сейчас никто не нужен мне был, даже Сашка. Я был уже не здесь.
– Игорь Петрович, не смейте! – с каким-то бульканьем выдохнул Сашка. – Это… нельзя…
– Откуда тебя принесло, – сказал я с жалостью (он дрожал) и с нескрываемой досадой.
– Принесло… вот… Вы только не вставайте на серфер… – Он потащил меня за руку от воды, я заупрямился, наши руки вытянулись до отказа, между нами оказалось метра полтора. Я слышал Сашкино дыхание, но самого его почти не различал. Только светлые волосы да рубашка с шортиками проступали во мгле, как на полупроявленном негативе.
– Да не тяни ты меня… Почему ты здесь? Ты же должен был улететь!
– Не улетел… Потому что вы…
– Что – я?
– Такое вот… придумали. Вас, как маленького, нельзя одного оставлять.
– Ничего я не придумал!
– Ага, «ничего»…
– Откуда ты… все знаешь про меня?
– Мало ли… От Чибы.
– Прохвост он, твой Чиба… И ты заодно.
– Ага, – сказал Сашка, уловив слабинку в моем голосе. – Ну, давайте отойдем от воды. Вон там скамейка есть.
Что мне было делать-то? Отошли, сели.
– Да не цепляйся ты за меня, не сбегу.
– Правда?
– По крайней мере в этот момент.
– Ни в какой момент!
– Слушай, ты чего раскомандовался?
– А как еще?.. Если вы…
– Что «если вы»? Я взрослый дядька. Почему я не могу делать, что хочу?!
Он сказал, будто камень уронил:
– Не имеете права!
– Вот те раз!
– Да, не имеете. Мы еще… у нас контракт не кончен.
Я постарался разозлиться. И его разозлить, чтобы легче было разойтись:
– Однако плату ты получил сполна. И велосипед небось купил, «Стрижа» с аккумулятором, а?
– Ну и возьмите себе этого «Стрижа»! А контракт все равно не закрыт!
– Я, что ли, в этом виноват?
– Значит, – тихо сказал он, – хотите…
– Что?
– Разорвать?
Вот ведь паршивец… Нет, не сумел я сказать, что следовало: «Да, хочу. И оставь меня в покое, у тебя свои дела, у меня – свои». Пробормотал только:
– Ты все равно ушел из «Пилигрима».
– А контракт остался! – в Сашкином ответе прозвучал намек на злорадство. Потому что бывший проводник опять чутко уловил мою нерешительность. – Остался незакрытый!
– Это что же, до конца дней кабала?
Он засопел. Виновато, но упрямо. Потом спросил шепотом:
– Для кого кабала-то?
– Глупый. Прежде всего для тебя…
– Не-а…
– Вот тебе и «не-а»… А как же с твоей стажировкой?
В темноте я почувствовал, что Сашка пожал плечом.
Я сказал довольно жестко (может, хоть это его разозлит, заставит отпустить меня):
– В тот раз хотел от меня сбежать, сейчас удрал от Пантюхина. Это благородно?
Он не обиделся. Ответил примирительно и задумчиво:
– Разве я удрал? Пантюхин сам отпустил… Он, думаете, почему за меня держался? Потому что командор.
– Кто?
– Ну есть такая командорская община. Они стараются ребят охранять. Таких, как лоцманы, и со всякими другими свойствами. Говорят, что для будущего… Хотел меня в обсерватории «Сфера» с мальчишками познакомить, с группой «Пограничники». Они не то что лоцманы, а вообще… любой разверткой владеют, на любых расстояниях…
– Вот и летел бы.
– А когда он узнал, что я хочу из-за вас остаться, сказал: «Правильно»…
– За что мне такая честь?
– Он говорит, что вы… знаете Дорогу…
– Я? Какая чушь!
– Ну и пусть не знаете. Все равно…
– Что «все равно»?
Он опять засопел. Я вздохнул, придвинул его к себе, теплого и колючего.
– Сашка, ну что тебе во мне? В старом насупленном дядьке с душевными копаниями и всякими хворями. Разве мы ровня?
– Ага, – сказал он уже с нахальной ноткой.
– Всыпать бы тебе в самом деле…
– Фигушки… – И он теснее придвинулся ко мне.
– Ну и… куда ты собрался теперь меня тащить… раз контракт еще действует? – мрачно поинтересовался я.
– Через пески…
– Что?!
– Через Оранжевые Пески, – сказал он отчетливо. – На плато, что рядом с Подгорьем, – пустыня. Горячая, с большим оранжевым солнцем…
Я вздрогнул. И, пряча испуг, сказал пренебрежительно:
– Что за бред. Какая может быть пустыня в той местности?
– Может…
– Почему я там никогда про нее не слышал?
– А никто не слышал. Потому что никто не бывал там. Никто не поднимался на плато.
– Ты спятил! Рядом с городом…
– Да! Все думают, что поднимались другие, и делают вид, что там ничего такого. Просто так, пустыри. И говорят об этом друг другу, и сами верят. А на самом деле… Я не вру, честное-расчестное слово! Ну, Чибу спросите!
– Ладно, допустим, – сказал я, переглатывая тревогу. – Ну и тем более… Нечего туда соваться.
– Есть чего!
– Нет, Сашка… Спасибо тебе, что догнал меня. За все спасибо. Но давай здесь и попрощаемся…
– Но почему? – с горечью сказал он.
– Да потому… Нечего тебе делать в Песках, а мне тем более.
– А вот как раз и есть!
– Нет, Сашка, – вздохнул я, решив идти напрямик. – Не получится. У меня, по крайней мере… пороху не хватит. Несколько лет назад я… в силу некоторых обстоятельств… залез в одну зону. И получил кое-чего сверх нормы. И вот недавно это сказалось, в крови… И сколько теперь мне осталось – трудно угадать. Но в любом случае наш контракт оказался бы недолгим… Так что отпусти уж меня… пока есть виндсерфер.
– Он никуда не уйдет, – буркнул Сашка. – Успеете еще.
Серфер качался у причала, кивал в темноте верхушкой мачты – с тем пониманием и терпеливостью, с какой покачивает головой покладистая лошадка.
Но я сказал угрюмо:
– Могу и не успеть.
Сашка опять повозился у меня под боком.
– Ну, чего вы… Я же знаю. Потому и поведу через Пески. Там такое солнце, оно прожаривает человека насквозь и любую кровь делает здоровой… если человек сумеет пройти… А мы сумеем, пройдем.
– Выдумщик ты, – вздохнул я.
– Да нет же, это правда! – И я почувствовал, что он на грани слез. Торопливо попросил:
– Сашка, только без сырости!
– А вы… тогда тоже! Без того…
– Без чего?
– Без дурацкого упрямства…
– Нахал!
– Ага, – с готовностью сказал он.
– И… липучка.
– Ага! – ничуть не обиделся он. – А если вы со мной не пойдете, я не отдам…
– Что?
– Одну важную вещь…
– Какую?
– Очень важную. Я ведь говорил вам сегодня!.. Это тайна. Пока не дадите честное слово, что останетесь… – Он вдруг вскочил и опять засветился в двух шагах, как слабо проступивший в темноте негатив.
– Ну, что там у тебя? – сказал я с неожиданным и резким беспокойством.
– А слово?
– Интриган ты…
– Ага… Все равно не отдам.
– И шантажист.
– Ага…
– Но должен же я знать, что там у тебя, прежде чем лезть в ярмо!
– Ладно уж…
В темноте я не увидел, а скорее догадался, что он расстегнул рубашку и что-то достал из-за пояска.
– Вот…
– Что это?
– Ваша Тетрадь.