* * *
— …Ты знаешь, мне страшно. — Лена лежит на спине, поворачивает ко мне лицо, и я вижу в глазах ее слезы.
— Страшно?..
— Да. Такое ощущение, будто мы сейчас в купе поезда, а вагон наш, да и сам поезд загнан в какой-то тупик на неведомой узловой… И хоть купе у нас — «люкс», а где-то там, за шторками, — вспышки выстрелов или зарниц приближающейся грозы, чьи-то тени неясные совсем, кто-то перемещается по путям, что-то готовится, и это что-то ужасно… В нашем закутке, салон-вагоне, и официанты вышколены, и ананасов с рябчиками навалом, и вина коллекционные… А на самом деле мы совсем беззащитны перед тем темным миром, совершенно как недельные щенки, оставшиеся сиротами… Стекло, которое можно раскрошить бульником, да колышущаяся занавесочка — вот и вся наша защита… Словно шипы у Розы Маленького Принца… Мне страшно…
— Со мной тоже?
— Даже еще больше… Порой мне кажется, этот мир или князь мира сего не терпит гармонии любви и делает все, чтобы ее разрушить… А люди бегут за золотом часто вовсе не из алчности — просто ищут за блистающим металлом защиту, надеются возвести на грудах тяжкого от крови золотого песка несокрушимые стены, крепости, замки, которые защитят их жизни и семьи…
— …и подобны человеку безрассудному, строящему дом свой на песке… «И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое».
— Это из Библии?
— Евангелие от Матфея.
— Похоже. Неверность, зыбкость — все это из нашего нынешнего… Знаешь, такое ощущение, что набрали какой-то номер, сначала — длинные гудки, а потом — равнодушный механический голос: «Вы не туда попали…» Мы все — не туда попали… А куда нужно-то? Очень неуютно так жить. И страшно. Просто… Любовь — это и великая сила, и полная беззащитность перед всеми, кого любишь… Но — только так и можно испытать счастье… Слушай…
— «Если хочешь, я спою, слушай, если тронул я твою душу…» — напел я песню из какого-то старого кино… И фильма не помню, и песня забылась, а вот мелодия…
Я снова беззащитен становлюсь,
И ввысь стремлюсь, и чувствую полет.
И дальняя серебряная грусть
Чуть холодит, как первозимний лед,
И дальняя, сиреневая ночь
Мерцающими звездами близка —
Ты сказку мне, цыганка, напророчь,
Надежную, как замок из песка…
Но осень зачертила все дождем —
Тревожен блик танцующих теней —
Не место и не время быть вдвоем,
Брести по снежной стылости аллей.
И ветер равнодушно гонит прочь
В начальственную строгость площадей —
Ты сказку мне, цыганка, напророчь,
Надежную, как замок из дождей…
И прошлое становится ясней,
И будущее — чисто и легко,
И слышен скорый бег ночных коней
В рассветный звон утерянных подков,
И дальняя, серебряная грусть
Чуть холодит, как первозимний лед…
Я снова беззащитен становлюсь.
И ввысь стремлюсь.
И — чувствую полет!..
— Это откуда?.. — шепотом спросила девушка.
— Не помню… Из какой-то книжки…
— Послушай… А ведь любовь — это не только полная беззащитность, но и…
Она же сильнее смерти, правда?
— Правда.
— Знаешь, почему? Мужчина, настоящий, сильный мужчина, должен хоть где-то оставаться слабым… Беззащитность — обратная сторона воли. И каждому нормальному мужчине нужна такая женщина, с которой он может себе это позволить.
Быть беззащитным… Быть любимым… Быть любящим…
Ты знаешь, вот странный этот мир… Мы живем в нем долго, и истины все известны изначально, а мы как глухие и слепые — не видим ничего и не слышим…
Я как-то поняла… Глупо ждать чего-то, чтобы сделать потом что-то… Может, я плохо объясняю… Просто… Просто, чтобы жить счастливо каждый день, чтобы тебе самому хорошо было, нужно каждый день сделать что-то хорошее кому-нибудь… Не важно, что это будет — пусть взгляд, пусть слово, важно, чтобы каждый день, чтобы… Я понятно говорю?
— Яснее не бывает…
— Но только я не хочу, чтобы… — Девушка замерла, лоб собрался морщинками. — Знаешь, в чем наша настоящая беда?
— В чем? — Мы перепутали день с ночью.
— Мы с тобой?
— Нет. Мы все. Люди.
