ЭСТЕЛЬ ОСКОРА
Все шло, как и предполагали мы с Эрасти. Началось с войны смертных, в Арции победил Тартю, но в Таяне таянско-корбутская армия разнесла Биллану в клочья и готовилась к прыжку на Тарску. Ройгианские колдуны оказались бессильны, убивать нынешние «бледные» умели, но дальше дело у них не шло. То ли не хватало талисмана, то ли опыта, но от Ройгу на этой войне было столько же толку, сколько от Триединого, а именно – никакого. Александр, первенство которого признали и таянцы, и гоблины, с ходу взял столицу Билланы и пошел дальше на северо-восток.
Южные орки разрушили капища, заваленные еще теплыми трупами, а заодно перебили «Косцов», «Жнецов» и «Ожидающих», которые в сравнении со своими предшественниками были не больше, чем речные лягушки рядом с эр-хабо. Признаться, когда я об этом узнала, у меня отлегло от сердца. Умом я понимала, что без гривны и меня ройгианские ритуалы утратили всякий смысл, кроме обычного для клириков пускания пыли в глаза пастве, но в глубине души боялась. Одно дело во время празднеств замучить на алтаре десяток девчонок и совсем другое – защищать свою жизнь и свою власть. Тут, если в запасе имеется хоть какой-нибудь проблеск силы, он проснется, но силы у ройгианцев не было, разумеется, если говорить о волшбе. Топоры, мечи и арбалеты в Биллане и Тарске имелись в изобилии, и владели ими неплохо, но Сандер всякий раз умудрялся делать то, чего северяне не ждали. К середине лета в счастливую звезду арцийского изгнанника поверили окончательно и бесповоротно.
Война будет выиграна, в этом в Высоком Замке не сомневались даже кошки. Люди с утра до ночи торчали на стенах, поджидая гонцов, которые появлялись не реже, чем раз в три дня, и привозили известия об очередных успехах. Таянцы выслушивали, кричали «виват» и тут же принимались ждать следующих побед.
Неизбежные на самой удачной войне смерти и ранения не могли сбить общей радости и гордости. После гибели у Вархи Стефана Гери Коронным от кавалерии стал Стах Тонда, а авангард перешел к Ласло Ракаи, обладавшему редкой для таянцев склонностью писать подробные письма родичам. Ванда притаскивала мне мелко исписанные свитки с описанием немыслимой доблести, блестящих обходов и стремительных атак. Мне казалось, что в изложении Ласло скалы становились выше и круче, враги одновременно глупее и сильнее, а «свои» – отважнее, но дочь Анджея верила каждому слову.
Королевна и внешне, и характером напоминала сразу и Белку, и Мариту. Это был ураган в юбке, но ураган сентиментальный. Поговаривали, что Ванда выйдет замуж за Золтана Гери, но в Таяне даже сильные мира сего могли любить того, кого захотят, а верная рука и смелое сердце ценились дороже золота и древности рода.
Ванда твердо вознамерилась отдать сердце величайшему из рыцарей, о чем мне и сообщила. Мы с ней подружились, вернее, это она подружилась со мной, но я ничего против не имела. Делать мне все равно было нечего. Только ждать. Возвращения Александра. Ответного удара со стороны наших врагов. Появления Эрасти.
Вестей о Проклятом ни до Таяны, ни до Лидды и Набота не доходило, значит, Эрасти выжидает. Сгоревший в Мунте циалианский храм, без сомнения, дело его рук, но дальше его след терялся. Я вела себя глупее, чуть не выдав себя в мире Обмана Четверым, ведьме с оленем и тому, про которого мне и думать-то не хотелось. Этот знает даже то, что я не одна, если ему нужна именно я. Мир Обмана искажает все, к чему прикасается, какой бы меня там ни видели, в Тарре я – незнакомка с очень длинными косами. И все. Что-то мне подсказывало, что и женщине с Оленем, и хозяину жемчужного сияния вход в наш мир пока заказан.
Оставалось Четверо, но они знают, что Последний из Королей под защитой кого-то, кто их сильнее. Пока этого довольно, хотя Филипп, если б удалось его освободить, мог стать союзником. Анхель… Пожалуй, сейчас он не враг. Больше всего великому императору хочется сорваться со створки, на которой его держат, но без помощи со стороны ему это не удастся. Он предпочел бы, чтобы кто-то прикончил его хозяев, а я бы начала с него, если б знала как. Предателей надо уничтожать без жалости и сомнений, особенно умных и сильных. К несчастью, Вернувшегося может убить лишь Вернувшийся или тот, кто его вывел из-за Грани. Остальные, если повезет, могут до одури истреблять материальные оболочки этих тварей, спустя какое-то время они все равно возродятся. Та же история, что и с Ройгу…
Ройгу меня тоже беспокоил в том смысле, что не беспокоил вообще. Его адептов вырезали подчистую, его храмы разрушали, под носом у меня хранился его главный талисман, а я ничегошеньки не ощущала. Поверить в то, что Белый Олень взял и издох, завещав мне всю свою силу, дабы я спасла Тарру и поставила на могилке «мужа» иглеций, я не могла, а других объяснений не находилось. Я не слышала Ройгу, и я ощущала в себе немалое могущество, не имеющее ничего общего ни с эльфийской магией, ни с магией миров, по которым прошла.
Мне ужасно хотелось перевалить эту загадку на Эмзара, но я поклялась Александру дождаться, и я дождусь. Мы встретимся в Высоком Замке в час его торжества, я должна сдержать свое слово и ради него, и ради себя, и ради Тарры. Последний из Королей должен быть уверен в себе и в тех, кто с ним.
Я бродила по коридорам и переходам Высокого Замка, рассматривала старинные портреты, болтала с Вандой и Беатой, мало чем отличаясь от обычной женщины, которая ждет с войны своего мужчину, но это было не так. На самом деле я знала, что в войну смертных скоро вмешается некто, полагающий себя вправе распоряжаться чужими судьбами. Он вмешается, и мне придется драться, придется сказать, кто я, или уйти, молча, не попрощавшись.
Если предсказания не врут, будущим летом в Тарре начнется такое, в сравнении с чем Война Оленя покажется грибным дождичком. Но где же Ройгу? Я орами сидела у могилы Шандера, пытаясь услышать гривну, но та спала, а вести из Тарски становились все радужнее. Если так пойдет и дальше, Монтайа вот-вот падет и в начале осени армия вернется в Гелань. Я смотрела на Беату, старательно вышивавшую молодого белого волка, и просила судьбу помиловать Луи для этой девочки, из всех высших сил знающей только об одной, именуемой любовью. Когда мне придется уйти в неизвестность, растоптав свою непозволительную любовь, я буду думать о том, что делаю это для Беаты и таких, как она. Пусть живут, любят, вышивают плащи и ничего не знают…