Глава 8

Неравный брак

– Ой, ой, ой, Андрей Платонович, счастлива видеть! Я так готовилась к вашему визиту! Как вы находите мое новое платье? – спрашивала Лиза намеренно тонким и писклявым голоском, озвучивая свою любимую фарфоровую куклу Машу, которую по случаю «ее предстоящей свадьбы» нарядили в лучшее платье.

– Чудесно, чудесно! – восторженно басила по-стариковски Татьяна, играя тряпичным Петрушкой-уродцем, который, по замыслу обоих восседавших на кровати кукловодов исполнял роль Забалуева.

– Чудесно то, что вы к нам пожаловали! – кукольная Маша размахивала руками и прыгала на шелковом покрывале от радости. – Я всю ночь мечтала вновь увидеть блеск ваших глаз!

– А что если он скажет: «Здравствуйте, Елизавета Петровна, позвольте вашу щечку!» – Петрушка игриво склонил носатую голову в красном колпаке.

– Целуйте, Андрей Платонович!

Целуйте крепче! – Маша обеими ручками схватила Петрушку за горло и сжала его в неумеренном порыве.

– А вас не стошнит, Лизавета Петровна? – прохрипел Петрушка, отчаянно вертя задом и пытаясь вырваться из цепких объятий дорогой невестушки.

– Еще как стошнит! Но победа не дается без жертв! – Маша весело захлопала в растопыренные ладошки. Голова Петрушки поникла, нос провалился до талии. И вдруг кукла заговорила уже другим, нормальным, Лизиным голосом. – Скоро приедет Владимир и спасет меня от этого кошмара. А пока буду притворяться страстно влюбленной.

– А я бы не смогла притворяться, – в тон ей ответила враз посерьезневшая Татьяна. – Побоялась бы.

– Я боюсь только одного – вдруг Соня не выдержит и расскажет маменьке про мое письмо Ивану Ивановичу!

– Соня любит тебя!

– Соня еще маленькая, она и маму любит, я же вижу, как она разрывается на части! – горестно вздохнула Лиза и вдруг, лукаво посмотрев на Татьяну, добавила:

– А знаешь, Забалуев ночью кладет в стакан с коньяком вставную челюсть!

– А куда же он на ночь кладет свою ногу? – поддержала игру Татьяна.

– А ногу… – задумалась Лиза.

– А ногу он кладет в чан с квашеной капустой, – с самым серьезным видом сообщила Татьяна. – Чтобы не скрипела!

– Что здесь за веселье?! – прервала их Долгорукая, по обыкновению широким жестом распахнув дверь в комнату дочери, и в просвет ловко прошмыгнула юркая Соня. – Довольно вам бездельничать! У тебя, Татьяна, что – дел мало? Ступай на двор или по дому посмотри, что запустила.

А ты, Лизушка, – хватит лясы точить, садись вышивать наволочки для свадебного белья. Сундук с приданым стоит, а в нем только твои наряды.

И не ленись – надеюсь, это отвлечет тебя, чтобы мысли крамольные про Владимира Корфа в голову не лезли!

Да старайся так, чтобы Андрей Платонович оценил, какая ты у меня мастерица. И ведь полдня прошло, а ты еще ни одного стежка не сделала!

О чем думаешь?

– Меня, маменька, как-то не вдохновляет голова, предназначенная для этой подушки!

– Это, милая моя, не тебе решать!

И за упрямство я велю вынести сундук с твоими красивыми платьями.

А наволочку, будь добра, вышей до вечера, порадуй своего жениха прилежностью! И чтобы из комнаты – ни ногой!

Объявив о своем решении, Долгорукая вышла, вытолкав впереди себя вяло сопротивляющуюся Татьяну. Эта дружба Марии Алексеевне никогда не нравилась. Дворовая девка должна знать свое место, а Татьяна больше времени проводила в комнатах ее дочерей, чем на поле или на кухне. Те и играли с ней, и секретничали, и на Святки гадали. Лиза от широты души обучила Татьяну читать и на фортепьянах отстукивать что-нибудь незатейливое. А Соню княгиня как-то застала за уроком живописи, который ее младшая дочь давала своей крепостной приятельнице. С тех пор Долгорукая сама следила за тем, чтобы ее девочки педагогикой впредь не занимались, а Татьяну собственноручно отхлестала по щекам, чтобы не возгордилась от доброты ее дочерей. Татьяна урок поняла и старалась слишком часто княгине в комнатах девочек не попадаться, но события последних дней снова сблизили Лизу и Соню с ней. Долгорукую это беспокоило – ее дочери были откровеннее и ближе с крепостной, чем с родной матерью.

Княгиня велела Татьяне взять со двора двух мужиков покрупнее и вынести из Лизиной комнаты сундук с платьями старшей дочки. Татьяна кивнула и побежала исполнять.

А Соня, наконец, решилась высунуться из своего убежища. Опасаясь гнева матушки, она всегда пряталась за шелковой ширмой, стоявшей у кровати сестры.

– Ненавижу это занятие! – воскликнула Лиза, отбрасывая в сторону шитье, едва княгиня закрыла за собой дверь. – Соня, прошу, придумай что-нибудь!

– Грех это – против воли маменьки…

– Грех – жить с ненавистным человеком и ненавидеть его всю жизнь!

И барон Корф все молчит…

– Он приезжал к нам, – спокойно сказала Соня. – Недавно. У них с маменькой был шумный разговор, а потом Иван Иванович уехал.

– Как же так?! – вскочила Лиза. – Мне ведь нужно обязательно его увидеть! Он вернулся один, без Владимира?

– Владимира Ивановича я не видела…

– Соня, я должна срочно повстречаться с бароном и поговорить с ним!

Мне надо выбраться из моего заключения!

– Тебе не удастся выйти из дома незамеченной.

– Нет, я выберусь из этого каземата! Я во что бы то ни стало найду выход! – Лиза покрутилась волчком, вновь окидывая взглядом комнату. – Окно! Можно бежать через окно:

– Высоко, – покачала головой Соня. – Ты разобьешься!

– А если сделать лестницу из простыней?

– Да где же ты возьмешь столько простыней? Сундук с приданым, и тот, ты же слышала, маменька велела вынести.

– Сундук? – Лиза с интересом посмотрела в дальний угол комнаты. – Кажется, у меня есть идея…

– Ой, Лиза, что ты задумала?! – всплеснула руками Соня.

– Можно, барышня? – Татьяна бочком втиснулась в комнату. – Я людей привела, чтобы сундук вынести.

– Зайди-ка сюда, Танечка, – поманила ее Лиза.

– А ругать меня не станут?

– Кто? Маменька давно ушла, а у меня к тебе дело. Иди сюда да дверь поплотнее прикрой. Вот что мы сделаем, – начала Лиза, посадив девушек на кровать, объяснять им свой план, как учительница на уроке. – Мы сейчас мои платья да белье из сундука за ширму перепрячем, а я сяду в сундук.

Ты, Татьяна, проследишь, чтобы его вынесли подальше, откуда мне можно незаметно убежать из дома. А ты, Сонечка, будешь прикрывать меня, пока я к Корфам сбегаю и вернусь. Надо, чтобы маменька подольше не заходила в мою комнату.

– А как же наволочка? – испуганно спросила Соня.

– Я вышью, это нетрудно, – предложила Татьяна.

Она была известная мастерица и рукодельница.

– Страшно! – Соня вжала голову в плечи.

– Соня, – Лиза опустилась перед сестрой на колени, – мне так нужна твоя помощь! Ты должна мне помочь!

Представь: у Андрея Платоновича есть младший брат, еще уродливее, чем он сам. И матушка заставит тебя выйти за него замуж! Что тогда?!

Соня, подумав, кивнула, и девушки тут же принялись исполнять задуманное.

Когда Лиза уже сидела в сундуке, Татьяна велела мужикам вынести сундук в коридор. И вовремя – Долгорукая была тут как тут.

– Ты все еще здесь? – она метнула гневный взгляд на Татьяну. – А Лизавета где?

– Лизавета Петровна вышивает наволочку. Она поклялась ни с кем не говорить, пока не закончит.

– А я знала, что моя дочь умница! – обрадовалась Долгорукая и повернулась к мужикам. – Ну, что встали? Выносите!

Дворовые покряхтели, подняли сундук и понесли его в кладовую. Татьяна и Соня пошли следом.

– Господи, благослови ее! – горячо шептала Татьяна.

– Поверить не могу, что это мы сделали! Я чуть от страха не умерла! – так же тихо вторила ей Соня.

– В сундуке сидеть страшнее! Молодец, Лиза, ничего не боится!

– А что если маменька раскроет наш заговор? И зачем я это сделала?!

– Да вы это сделали потому, что верите в настоящую любовь! Как и я, как и Лизавета Петровна.

– В любовь-то я верю, – грустно покачала головой Соня, – а вот во Владимира Корфа – нет! Вдруг он ее больше не любит? Что, если она гонится за мечтой? Этим бегством она окажется обесчещена!

Когда мужики поставили сундук, куда им указали, и ушли, Татьяна попросила Соню постоять на страже и помогла Лизе выбраться. Лиза откашлялась – в сундуке было душно и сильно пахло лавандой. Потом она благодарно обняла Татьяну и потихоньку вышла из кладовой. Никем незамеченная, Лиза добежала до сада и скрылась за деревьями.

Татьяна перекрестила ее и вернулась к Соне.

– Никого, – шепнула Соня.

– Хорошо, – кивнула ей Татьяна. – А теперь пошли матушку вашу отвлекать.

И вместе они вернулись в дом.

Соня прямиком направилась в гостиную и сразу же припала к маменьке.

– Не заболела ли? – с подозрением спросила ее княгиня.

– Я рада за Лизу, маменька – хорошо, что она вас послушалась!

– Что-то я давно не видела тебя за мольбертом, Сонюшка, – быстро перевела тему разговора Долгорукая. – Ты часом не забросила занятия рисованием?

– Не забросила. Учитель меня хвалит, говорит, что я делаю успехи.

– Успехи – это хорошо! А, может, стоит нанять нового учителя – посерьезней? Или нет – может, лучше поехать тебе поучиться в Италию?

– Маменька, я даже не мечтаю об этом!

– А ты будь посмелее – хочешь в Италию?

– Очень хочу!

– Ах ты, моя дорогая! – Долгорукая приподняла голову Сони за подбородок. – Я похлопочу о твоей поездке, а ты сделай доброе дело для меня – присмотри за сестрицей. С кем она говорит, о чем думает, какие планы строит.

– Маменька! – вскричала Соня. – Вы просите меня шпионить за Лизой?!

– Да ты только представь себе, – гипнотизировала ее взглядом княгиня. – Отправим тебя в лучший пансион, возьмешь с собой кого-нибудь из прислуги… Ну, дружок, так что там Лиза затевает? Какие у нее дела с Корфами? Расскажи мне.

– Я, право, не знаю, маменька…

– А вот я знаю, что кто-то из нашего дома письмо доносное барону отправил, предупредить его хотел. Кто бы это мог быть, по-твоему? – Долгорукая не дала Соне ответить. – Знаешь, почему я хочу отправить тебя в Италию учиться живописи?

– Вы говорили прежде, что я талантлива…

– Конечно, дорогая моя, но это не все… – княгиня сделала многозначительную паузу. – Открою тебе секрет – на днях мне привиделся удивительный сон. Будто бы ты путешествуешь по Италии и встречаешь там молодого графа. Он красив, умен, богат – не то, что этот нищий Корф…

А главное – влюбляется в тебя без памяти! И живете вы с ним в великолепном палаццо!

– Вам так и приснилось?

– Чистая правда! – Долгорукая увидела, что Сонечка разомлела, и глаза девочки наполнились слезами счастья. – Расскажи мне, милая, расскажи…

– Маменька! – разрыдалась Соня. – После того, как вы заперли Лизу и велели ей вышивать наволочку, она…

– Барыня, – в гостиную вбежала Татьяна. – Андрей Платоныч приехали. Просят принять его!

Соня словно очнулась и странным, потусторонним взглядом обратилась в сторону вошедшей Татьяны. Долгорукая нахмурилась – ей почти удалось одурманить свою простодушную малышку. Но ничего не поделаешь, хоть и некстати явился Забалуев, гость он по важности первый, а значит – дорогой.

– После продолжим, Сонечка, – княгиня нехотя поднялась с дивана. – Надо хорошо принять дорогого гостя.

Татьяна, проси Андрея Платоновича, да шампанского принеси. А Лизе скажи – пусть тотчас спускается!..

– Маменька, – тихо спросила Соня, – можно, я за Лизой пойду?

– Умница ты моя, – расцвела Долгорукая. – Иди, иди, конечно.

Выйдя из гостиной вместе с Татьяной, Соня сразу ухватилась за рукав ее платья.

– Танечка, мне страшно! Почему Лиза так долго не возвращается?

– Путь-то не близкий, хотя через лес дорога короче кажется.

– Думаешь, барон согласится послать за Владимиром? Сладится все у них?

– Дай-то Бог!

– Господи, скорее бы она уже вернулась… – взмолилась Соня. – У меня уже голова кружится от волнения.

Сонечка побежала наверх охранять комнату сестры, а Татьяна позвала Забалуева пройти в гостиную.

– Ах, Андрей Платонович! – Долгорукая протянула Забалуеву руку для поцелуя. – Каким вы сегодня франтом смотритесь!

– Не каждый день помолвка, дорогая Мария Алексеевна! – Забалуев церемонно приложился к ее бархатистой коже. – Что Лиза? Готова?

– Не совсем, но вы не извольте тревожиться. Скоро отец Павел подъедет да доктор Штерн, чтобы все честь по чести, со свидетелем. А пока присаживайтесь. Отметим это событие по обычаю. Как день провели, что нового у вас?

– Вот хотел вам приобретение свое показать, – Забалуев достал из кармана сюртука изящную золотую бонбоньерку ручной работы. – Занятная штучка, я купил ее у цыган. Меня уверяли, что она из Индии.

– Должно быть, очень дорогая, – Долгорукая с интересом протянула руку за вещицей. – Позвольте посмотреть.

– Осторожно! – предупредил ее Забалуев. – Снаружи красива – смертельна внутри.

– Что же там?

– Говорят, внутри достаточно яда, чтобы свалить слона.

– Хорошо, что у нас нет слонов, – с напряжением улыбнулась Долгорукая, но взгляда от бонбоньерки не отвела.

– Вообще-то яд мне ни к чему, – поспешил с объяснениями Забалуев. – Мое внимание привлекла сама бутылочка.

– Мне до этого нет совершенно никакого дела, – с деланным равнодушием сказала княгиня и кивнула Татьяне, уже томившейся рядом с подносом, на котором стояли бокалы и ледяное ведерко с шампанским.

Забалуев подскочил, чтобы налить и самолично поднести шампанское Долгорукой – та благосклонно приняла из его рук бокал. Татьяна поставила поднос на фруктовый столик и удалилась – тише воды, ниже травы.

– За что выпьем? За счастье молодых? – Долгорукая оценивающе оглядела Забалуева с ног до головы.

– Лучше за вас. За достойную мать, воспитавшую такую дочь, за хозяйку дома и за очаровательную женщину.

Сильную, умную, красивую…

– Поберегите комплименты для невесты, – кивнула довольная княгиня и отпила глоток.

– Если бы не знал, что Соня и Лиза – ваши дочери, – последовал ее примеру Забалуев, – подумал бы, что вы им сестра. Вы потрясающая женщина – и готовить всякие там разносолы да наливки мастерица, и дом на ваших руках, и с поместьем справляетесь. И все одна.

– Да что делать-то? Приходится, – Но теперь в вашем доме появится мужчина, который, надеюсь, будет достоин его хозяйки во всех отношениях, – без ложной скромности сказал Забалуев.

– Вы, Андрей Платонович, я слышала, на войне с французами проявили себя героем?

– В неравном бою был ранен, сударыня. В грудь! Семерых извергов заколол. Спасал честь девушки, невинного создания, оказавшегося в грязных руках супостатов.

– Вы – отважный человек! – глаза Долгорукой повлажнели.

– Ах, если бы вы постарше, а я помоложе, – захмелевшим голосом темпераментно проговорил Забалуев, – пал бы сейчас пред вами на колено и попросил бы руки вашей!

– А я бы согласилась! Вот только…

– Только что? – разгорячился Забалуев, впиваясь губами в ее кисть.

И в эту минуту влетела Соня.

– Ну, что там Лиза? – воскликнула Долгорукая, поспешно отнимая у Забалуева руку.

– Она неважно себя чувствует. Просила ее извинить и подождать, пока ей не станет лучше.

– А отчего же ей нездоровится? От вчерашних пирогов или от мысли о свадьбе?

– У нее лицо бледное, лежит и стонет!

– Скажи, чтобы спустилась немедля! И пусть принесет рукоделие! Хочу посмотреть да жениху показать.

Забалуев согласно закивал головой.

Между делом он успел опрокинуть еще бокальчик, и теперь ему повсюду чудились летучие небесные младенцы.

– Соня, ты не расслышала меня? – Долгорукая повысила голос. – Что ты стоишь, как вкопанная? Ступай и позови сестру, и пусть принесет с собой рукоделие!

– Но она сказала, что еще полежит немного.

– Да уже весь дом на ногах, а она все лежит! Пойду-ка я сама поговорю с ней! – Долгорукая решительно встала, но Соня бросилась к матери и усадила обратно.

– Маменька, Лиза скоро встанет!

– Ой, Соня, сдается мне, что ты чего-то недоговариваешь. В чем дело?

Почему я не должна идти? Говори!

– Маменька… – Соня умоляюще сложила руки перед грудью.

– Она вообще-то у себя? Или ее там нет? Может, сбежала?

– Как можно! Лиза всегда вас слушается!

– Соня, – раздраженно оборвала ее Долгорукая, – ты никогда не умела лгать. Где Лиза? Скажи по-хорошему!

– У себя… – обреченно прошептала Соня.

– Вот мы к ней сейчас и пойдем.

Уж коли ей не встается, так и мы не лентяи – сами поднимемся.

– Барыня! – впопыхах вбежавшая Татьяна рухнула на колени перед Долгорукой. – Вот, примите, барышня велела передать.

– Что это? – княгиня приняла из ее рук бязевую наволочку и развернула ее. – Отличная работа! Очень хорошо. Никогда бы не поверила, что Лиза столь усидчива в вышивании. Взгляните, Андрей Платонович – для вас сделано.

– Чудесно! Чудесно! – воскликнул Забалуев, рассматривавший рисунок из-за плеча Долгорукой. – Очень поучительный сюжет – амур, и еще один амур.

– Это херувимы, – поправила всезнайка Соня.

– Матушка-барыня, Лизавета Петровна очень способная. Видать, в охотку пошло – все стежки клала, не отрывалась… От того и устала чуть-чуть.

– Только не твоих ли это рук дело?

Если бы ты мне просто это вышивание показала, я бы точно решила – твоя работа.

– Спасибо, барыня! – принялась оправдываться Татьяна. – Так ведь это я Лизавету Петровну и научила.

Вот эти стежки здесь видите? Это я ей показала. Ей так понравилось, что она полнаволочки таким способом и вышила.

– Научила, говоришь? А ну, покажи-ка руки!

– Зачем это, барыня? – испугалась Татьяна и спрятала руки за спину.

– Что?! На сенокос захотела?! А ну, покажи руки! Так я и знала! Все пальцы исколоты! Это твоя работа! Сговорились, да? Мать обмануть задумали, да?

– Маменька.., маменька, да что вы, да как можно… – Соня повисла у матери на руке.

– Прочь с дороги! Ну, если ее там нет!.. – Долгорукая властным движением отстранила от себя Соню и стремительно направилась наверх в комнату Лизы.

– Маменька, ну отчего вы сердитесь? – бежала за ней вприпрыжку Соня. – Лиза работала весь день, чтобы вам угодить!

– Лиза работала, а у Таньки пальцы исколоты! – на ходу кричала Долгорукая.

– Барыня, так я тоже вышивала!

Для себя! – доказывала семенившая следом за нею Татьяна.

– И к тебе сходим, голубушка, и с тобой разберемся! – Долгорукая с силой рванула на себя дверь в комнату Лизы. – Вот только к Лизавете загляну, и сразу пойдем. Лиза, ты спишь, что ли? Твой жених желает видеть тебя!

– Да-да, – подал голос Забалуев, на всякий случай державшийся в отдалении от не на шутку разошедшейся княгини.

– Мама! Неприлично постороннему мужчине заходить в спальню к девушке. Андрей Платонович еще не муж! И, если вы откроете дверь, маменька, Лиза все равно спрячется.

– Ничего, ей пора уже к постороннему глазу привыкать – замуж выходит!

– Маменька! Татьяне дурно сделалось! – вдруг всполошилась Соня.

Долгорукая оглянулась. Татьяна и впрямь медленно сползала по стенке – бледная, с обескровленными губами, руки – плетью. И в этот момент на шум из комнаты вышла Лиза.

– Матушка, что-то случилось? – она и впрямь выглядела неважно, дышала глубоко и прерывисто.

– Да вот пришла на тебя посмотреть, а то не дозовешься! – Долгорукая окинула дочь подозрительным взглядом.

– Вы же сами мне выходить не велели! И что такого ужасного может со мной произойти? Устала я немного, но сейчас, как видите, вполне здорова. Не стоило так беспокоиться.

– Вижу, что жива. Вижу, что здорова! Однако странно это…

– Не вижу, матушка, ничего странного. Неужели вы могли подумать, что я решилась на незаконное дело?

– От тебя всего можно ожидать.

– Таня, что с тобой? – заботливо спросила Лиза. – Почему у вас такие лица, или случилось чего?

– Это я хочу понять, что тут случилось. Почему они мне говорят, что ты больна, спишь, а ты одета, обута… Покажи-ка мне свои туфли!

– Туфли? – растерялась Лиза.

– Быстро!

Лиза выскользнула из туфель и подала их матери. Долгорукая резко перевернула их и внимательно осмотрела подошвы – ничего! Долгорукая закусила губу.

– Ладно, верю!

– А если бы не туфли, вы бы мне не поверили? Вы напрасно беспокоились, маменька, – спокойно сказала Лиза, – я все это время думала и пришла к выводу, что Андрей Платонович даже очень мил. Вы были правы – я выйду за него замуж.

– Уразумела? Вот и славно, – с легким недоумением кивнула Долгорукая. – А теперь спускайся вниз, мы ждем тебя, с минуту на минуту приедет отец Павел.

Долгорукая взяла под руку Забалуева, и они вместе стали спускаться в гостиную.

– Хорошо, что я догадалась переобуться! – воскликнула Лиза, когда они ушли.

– Скажи, у тебя получилось? – затормошила ее Соня.

– Мне не удалось увидеть барона – он болен, у него плохо с сердцем, не встает с постели, но я слышала, он велел вызвать Владимира. И Владимир обязательно приедет домой!

– А если у него сердце разболелось из-за твоего письма?

– Соня, все закончится наилучшим образом!

– Так вы не собираетесь выходить за Забалуева? – догадалась Татьяна.

– А ты поверила?! – рассмеялась Лиза. – Но это же просто замечательно!

– Простите, я ничего не понимаю!

– Танечка, милая, я буду во всем соглашаться с маменькой. И буду любезничать с этим старым дураком, готовиться к свадьбе, тянуть время. А потом вернется Владимир, мы поженимся, барон останется в своем имении, а я буду там хозяйкой – все, о чем печется маменька. Все будут довольны.

Кроме господина Забалуева!

Татьяна недоверчиво покачала головой, Соня разулыбалась, но тоже как-то неуверенно. Одна только Лиза чувствовала себя победительницей.

В домашней церкви их уже ждал отец Павел. Он приехал один – от Корфов навестил его дворовый парнишка сообщить, что доктор Штерн вызван к старому барону, у которого неожиданно приключился сердечный приступ. Эту весть, особенно себя не выдавая, княгиня и Забалуев восприняли с радостью, обменявшись незаметными, но весьма многозначительными взглядами.

Дожидаясь невесты, отец Павел развлекал Долгорукую и Забалуева рассказами.

– А однажды я венчал подставного жениха! Жених проигрался в Баден-Бадене в рулетку и не имел никакой возможности вернуться домой.

И чтобы оплатить его долги, ему срочно подобрали здесь богатую невесту.

И вот представьте себе такой конфуз – под венцом стоял отец жениха.

Бедный старик! Разменял восьмой десяток. У него уже дрожь во всех членах, ломота в пояснице! Он пыхтит, потеет рядом с молодухой. А деваться некуда!

– И что же дальше? – вяло поинтересовался озабоченный серьезностью момента Забалуев, время от времени нюхавший табачок.

– А потом жениха за невестины денежки выкупили, и пришлось мне опять ее перевенчивать. Вот такие чудеса еще творятся, прости Господи!

Когда Лиза в сопровождении Сони появилась на пороге, Долгорукая поспешила к дочери и подвела ее к аналою, где уже топтался Забалуев. Отец Павел зачитал им благословление, возложив персты свои на Библию, и торжественно призвал жениха вручить невесте помолвленное кольцо.

Забалуев тут же полез в карманчик сюртука за футлярчиком. Колечко показалось Долгорукой не новым, и она протянула руку снять кольцо с небольшим бриллиантом с безымянного пальца примерившей его Лизаветы.

– Специально на Лизушкин пальчик покупал, – попытался остановить ее Забалуев. – А на ваш палец, Мария Алексеевна, чай, не налезет!

– А вы поусердствуйте, Андрей Платонович! Не сочтите за труд! А уж пальчик-то мы потом переменим! – отмахнулась от него Долгорукая. – Вы бы лучше невесту поцеловали…

– Непременно! – Забалуев потянулся к Лизе, но чихнул. И так громко, со смаком, что Лиза брезгливо отшатнулась от него.

– Пардон, – засуетился с платком Забалуев, – табак больно забористый попался.

– Сонечка, – скривилась Долгорукая, – пригласи гостей в столовую.

Там, поди, уже стол накрыли!

– За вами поцелуй, невестушка!

И непременно в губки! Нежнейшим образом! – Забалуев послал Лизе воздушный поцелуй и вместе с отцом Павлом направился вслед за Соней застольничать.

– Поздравляю вас, Елизавета Петровна, с законной помолвкой, – княгиня нежно обняла дочь. – Да что же кольцо твое никак не снимается? Помогла бы мне, что стоишь как вкопанная?!

– Матушка, может, вам не стоит с ним расставаться?

– Может, и не стоит, только счастье дочери мне дороже… – Кольцо сорвалось, наконец, с ее пальца и, зазвенев по полу, покатилось куда-то. – Чуть палец не оторвала! Ищи его теперь!

Долгорукая наклонилась в поисках кольца.

– А ты слышала, что наш сосед барон Корф вернулся да тут же и заболел? – словно между делом спросила она Лизу.

– Барон Корф? – по возможности искреннее удивилась Лиза, тоже упорно занятая поисками колечка. – Как мило! Надеюсь, он быстро выздоровеет и скрасит наше общество.

– Говорят, у него какие-то проблемы с имением. Будто бы я пытаюсь отнять его у Корфов, – продолжала проверять Лизу Долгорукая. – Кто-то послал ему письмо с предупреждением…

Явно кто-то из наших. Ты не знаешь, кто именно?

– Вот оно! – воскликнула Лиза, поднимая с пола кольцо. – Ох, маменька, очевидно, его носили по очереди все умершие жены Забалуева. Неужели он не мог заказать новое? А про письмо я понятия не имею.

– Верю, что ты говоришь правду.

Долгорукая внимательно посмотрела Лизе в глаза и направилась к выходу. Осторожно переведя дух, Лиза вышла за нею.

– Какая восхитительная картина! – вскричал раскрасневшийся от обильной еды и вина Забалуев, встречая Долгорукую и Лизу в столовой. – Два чудных ангела – мать и дочь!

Мария Алексеевна, позвольте щечку Елизаветы Петровны!

– Вы Лизаньке почти муж, чего же каждый раз за разрешением к матери бегать? – притворно осердилась княгиня, усаживаясь к столу.

– Елизавета Петровна, вы звезда, вы осветили мой путь! Я наконец-то вижу близкое счастье, – Забалуев масляно облобызал Лизину щеку и слегка ущипнул ее чуть ниже талии.

– А вы, Андрей Платонович, напоминаете мне путника, бредущего по пустыне и на последнем вздохе наблюдающего мираж на закатном небосклоне, – витиевато, но нелюбезно ответила Лиза, тщательно протирая лицо платочком и покраснев от возмущения.

Забалуев шутки не понял, расцвел пуще прежнего и от полноты чувств едва не срыгнул. И потому, посильнее сглотнув рвущиеся наружу пищевые впечатления, быстро запил их большим фужером фирменного клюквенного морсу, икнул и лишь тогда поблагодарил Лизу за удачный комплимент.

– Вы такая любезная, Елизавета Петровна! И выражаетесь столь изящно!

– Когда она хочет, то бывает очень милой, – исподлобья пробуравив дочь взглядом, подтвердила Долгорукая.

– И невеста славная, и застолье богатое! – почти пропел отец Павел, с трудом поднимаясь из-за стола. – Но дела призывают меня и более не дают воспользоваться вашей щедростью и гостеприимством.

– Соня, детка, составь отцу Павлу компанию, – попросила княгиня, видя его трудности.

Батюшка с признательностью поклонился и перекрестил перед уходом сидевших за столом. Соня придержала отца Павла за локоток и пошла с ним рядом, не позволяя заплутать в высоких и немного мрачноватых коридорах особняка Долгоруких. На воздухе отец Павел продышался – он наблюдался у доктора Штерна по поводу слабости сердечной мышцы – и посвежел. И его только что казавшаяся болезненной одутловатость снова приобрела вид солидный и внушающий доверие. Отец Павел перестал опираться на Сонину сторону и степенно спустился с крыльца, распространяя вокруг себя флюиды благообразия. И Соня дрогнула. Она с силой схватилась за рукав рясы отца Павла, который вознамерился взобраться в свою двуколку – Отец Павел, я бы хотела исповедаться!

– Дитя мое! – изумился отец Павел, снова ставя ногу на землю. – Ты же третьего дня была у меня! Неужели прегрешения столь юной особы зело многочисленны?

– Я согрешила! Я солгала матери!

Отец Павел жестом остановил ее и дал понять – говори тише.

– Батюшка, – детский голосок Сони задрожал настоящими слезами, – я обманула маменьку из жалости к сестре. И теперь эта ложь преследует меня.

– Зачем же ты это сделала, дитя мое? – отец Павел погладил Соню по голове.

– Вы же знаете! Маменька прочит Лизе в мужья Андрея Платоновича, а Лиза любит Владимира Корфа! Она не желает идти замуж ни за кого другого.

– Но я же сам соединил сегодня Андрея Платоновича и Лизу обетом скорого брака!

– Лиза обманула всех! Она просто тянет время, ждет, когда приедет Владимир, чтобы бежать с ним и обвенчаться! А я так хочу, чтобы она была счастлива! Вот и взяла грех на душу и не сказала маменьке об этом!

– Грех твой воистину велик, дитя мое, – разом протрезвел отец Павел.

Он нахмурился, пытаясь собраться с мыслями и решить, как же ему правильней поступить – вернуться к Долгорукой и открыть ей тайну или наставить девочку на путь истинный, и пусть сама обо всем доложит матери.

– Знаю, что мой грех велик, батюшка! Научите, как быть! – Соня доверчиво искала влажными глазами его взгляд.

– Вижу, что ты раскаялась, дитя мое, – отец Павел перекрестил девочку и по-отечески поцеловал в лоб. – Ступай к матушке своей, расскажи всю правду и впредь не лги ей никогда.

Господь наш милостив, он простит тебя. И я прощаю и разрешаю тебя от всех грехов твоих во имя Отца и Сына и Святаго духа. Аминь.

Соня с благодарностью кивнула и вернулась в дом. Она хотела сразу во всем маменьке и повиниться, но потом подумала, что будет нечестно сделать это без ведома Лизы. Соня не хотела, чтобы сестра считала ее доносчицей.

И поэтому решила прежде сообщить о своем решении Лизе.

Но в столовой ее не оказалось. Долгорукая с сидевшим по правую руку от нее Забалуевым что-то увлеченно обсуждали. Княгиня лишь на секунду оторвалась от беседы, сказав, что Лиза опять почувствовала себя неважно.

И неудивительно, не каждый день в жизни девушки случаются обручения.

Забалуев игриво подмигнул Соне и спросил, не желает ли она сладкого.

Соня тут же надулась – она не маленькая, чтобы ее сахарком приманивали. Эти взрослые – такие глупые!

Она и сама уйдет – видит, что им не до нее, и в дела ваши не полезет. Соня присела в книксен, подхватив в горсть подол платья, и выбежала из столовой.

– Лиза, я должна тебя предупредить, – решительно сказала она, войдя к сестре. – Я собираюсь рассказать маменьке правду о тебе и Корфах.

– Соня, ты с ума сошла!?

– Я не могу больше лгать!

– Не можешь лгать? – Лиза даже задохнулась от возмущения. – А, может быть, все дело в этой поездке в Италию, о которой маменька сейчас рассказывала нам? Конечно, она подкупила тебя, посулила исполнить твою заветную мечту, и ты предала меня!

– Да как ты смеешь! Ты плохая! Ты дурно думаешь обо мне!

– Это ты плохая – ты поступаешь дурно! Предательница!

– А ты.., ты – мечтательница! Сидишь со своей книжкой, все стихи читаешь! А их другой человек написал, про свою любовь, а твоя любовь – сплошной вымысел и фантазии! И ты ради них маменьке врешь и меня учишь!

– Ах, вот так!..

– Да, так! – Соня вдруг схватила лежавшую на ночном столике сестры книжку стихов, когда-то подаренную Лизе и подписанную Владимиром. – Ненавижу! Все это ложь, обман! Все не правда!

– Не смей! – Лиза едва успела удержать сестру за подол платья – Соня пыталась бросить книгу в камин. – Отдай, это мое, верни немедленно!

Соня стала сопротивляться, и Лиза дернула ее за платье, повалив сестру на пол. Лиза пробовала вырвать у Сони книгу, Соня книгой отбивалась, девушки барахтались и катались по полу, точно дворовые мальчишки-задиры.

– Что же это, Господи! – всплеснула руками Татьяна, в этот момент заглянувшая в комнату Лизы.

Она тут же принялась разнимать сестер, которые увлеченно мутузили друг друга. Татьяна барской изнеженностью испорчена не была, и поэтому быстро распорядилась потасовкой, растащив барышень по разные стороны.

– Что затеяли-то?! А вдруг бы кто вошел и увидел? Вставайте немедленно да приведите себя в порядок!

Маленькие вы, что ли?! Лизавета Петровна, вы же старшая, невеста почти, вы умнее себя вести могли бы!

– Не я первая начала! – огрызнулась Лиза.

– Сама виновата, ты мне чуть платье не порвала! – в тон ей ответила злая Соня.

– Посмотри, что ты сделала с книжкой! – не унималась Лиза.

– А меня не волнует твоя книжка!

– А меня не волнует твое платье!

– Барышни, – повысила голос Татьяна, – вы себя так даже в детстве не вели, и что же вы сейчас позволяете такое?!

– В детстве родная сестра меня не предавала, – воскликнула Лиза.

– В детстве мне не приходилось лгать за тебя! Грех на душу брать! – отбила удар Соня.

– Да вы же всегда врали маменьке, чтобы Лизу защитить, Софья Петровна, – напомнила Татьяна.

– В детстве!.. В детстве – это маленькая ложь, ничего серьезного. Теперь совсем другое дело.

– И что же и кому вы собираетесь рассказать?

– Я говорила с отцом Павлом.

И он мне сказал, что ложь – это большой грех, особенно, если лжешь матери.

– И вы хотите…

– Я не могу больше скрывать от маменьки, что Лиза писала и ходила к Корфам.

– Да после этого маменька завтра же обвенчает меня с Забалуевым! И ты будешь спокойно смотреть на то, что твою сестру разлучили с любимым и выдали замуж за старика?!

– Любимый! Может быть, для тебя и любимый. А ты для него ничего не значишь! Ты душу свою подвергаешь искушению ради него, а он про тебя и думать забыл!

– Так, тихо! – прикрикнула на них Татьяна. – Вы это знаете наверняка, Софья Петровна?

– Ничего она не знает, просто завидует моей любви!

– Таня, – захлюпала носом Соня, – ну хотя бы ты объясни ей, что я права.

Не собирается Владимир жениться на ней!

– Этого нам с вами, барышня, знать не дано. Это только сам Владимир Иванович может сказать, когда приедет.

– Танечка! Мне просто кажется, что он не вернется… А ведь такое может случиться, что тогда будет с Лизой? Мне даже помыслить об этом страшно!

– Думаешь, руки на себя наложу? – с недоброй иронией спросила Лиза.

– Ты же грозилась, что умрешь или в лес убежишь к цыганам!

– Елизавета Петровна! – переполошилась Татьяна. – Не допустите над собою греха!

– Таня, Соня, никуда я не собираюсь. Барон скоро пришлет Владимира, и все будет хорошо!

– Вот и славно! – улыбнулась Татьяна. – А теперь помиритесь и побыстрее!

– Прости меня, Лиза…

– И ты прости меня, Сонечка!

По всему было видно, что говорили они искренно, но Татьяна так и не поняла – передумала ли Соня говорить с матерью или осталась при своем намерении. Но пока сестры выглядели друг перед другом виноватыми, и она надеялась, что ближайшие часы поворота к худшему не будет.

– Утритесь, чтобы слез видно не было, – скомандовала довольная Татьяна, – и срочно вниз ступайте – Андрей Петрович приехали!

– Что же ты молчала?! – обрадовалась Лиза и выбежала из комнаты вслед за взвизгнувшей от счастья Соней.

Татьяна покачала головой и пошла их догонять. , – Андрюша! – Соня повисла на шее у брата, а Лиза со вздохом склонила голову ему на плечо, когда Андрей поднялся им навстречу из-за праздничного стола.

– Я должен поздравить тебя, Лиза?

Я, не знал, что ты выходишь замуж за Андрея Платоновича.

– Это маменька придумала, но знай – я жду Владимира, – шепнула Лиза на ухо брату.

– Лиза, присядь, – Андрей мягко отстранил сестру от себя. – Мама, Лиза… Я ехал домой с тяжелым сердцем. Честно говоря, я хотел предостеречь тебя, Лиза, но маман оказалась и на сей раз дальновиднее. И, возможно, ты по-иному посмотришь на свой брак с Андреем Платоновичем, когда услышишь вести, которые я без радости вез тебе из Петербурга.

– О чем ты говоришь, Андрей?! – предчувствуя недоброе, Лиза медленно опустилась на стул.

– Владимир не вернется в имение.

– Нет!.. – вскричала Лиза. – Я же сообщила ему..

– Вот ты и выдала себя, дорогая, – злорадно проговорила Долгорукая. – Теперь я точно знаю, кому обязана этим подлым предательством! И уж точно розог тебе не избежать!

– Оставьте, маман, ваши угрозы! – прервал ее Андрей. – То, что я намерен сообщить Лизе – страшнее любого из придуманных вами наказаний.

– Неужели Владимир Иванович женился? – предположил Забалуев.

– Мне очень жаль, Лизонька, что я должен сказать тебе это, – Андрей взял руку сестры в свою и ласково сжал ее ладонь. – Владимир в тюрьме. И я опасаюсь, что обычными мерами этот инцидент не будет исчерпан.

– Я не боюсь жестокости наказания, которому он может быть подвергнут. Я пойду за ним на край света.

Даже в Сибирь!

– А на это тебе придется испрашивать разрешение у мужа! – съязвила Долгорукая.

– Думаю, что это не понадобится.

Владимир стрелялся на дуэли с наследником престола. Из-за женщины. Мне очень жаль!

Лиза стремительно поднялась со своего места и вышла. Соня бросилась за ней.

– Чему вы радуетесь, маман? – с негодованием спросил Андрей Долгорукую, засмеявшуюся довольным и безжалостным смехом.

– Я знала, что так и будет! Больше никто не встанет у меня на пути – имение Корфов станет моим!

– Мама! Что это еще за идея?

– Ничего особенного, Андрей Петрович, – подал голос Забалуев. – Батюшка вашего друга остался должен вашей семье солидную сумму, и поэтому имение их перейдет в самом ближайшем будущем в собственность Марии Алексеевны.

– А вы ничего не путаете?

– Я сделаю пристройку к дому – для прислуги! – мечтательно сказал Долгорукая.

– Может быть, лучше охотничий павильон? – поддержал княгиню Забалуев.

– Нет, охотничий павильон мы сделаем в парке. Правда, для этого придется вырубить любимую рощицу Ивана Ивановича. Но в имении нужно будет переделать решительно все!

– Что здесь творится, маменька?

Что вы замышляете? Барон Корф – герой войны и благородный человек!

Он наверняка выплатил долг. Это дело чести!

– Увы, нет ни одной бумаги, подтверждающей выплату долга. Стало быть, имение принадлежит нам!

– Мне неприятен этот разговор, и я прошу вас оставить семью Корфов в покое!

– Вы еще слишком неопытны, молодой человек, – надменно сказал Забалуев. – Нельзя пускать на ветер законное имущество! Я понимаю, молодой Корф – ваш друг, но друзья приходят и уходят, а имущество остается!

– Долг не выплачен, и земля теперь моя, – Долгорукая гневно стукнула кулаком по столу.

– Вижу желание захватить имение Корфов овладело вами всерьез, – Андрей оставил светский тон и заговорил жестко, успев кое-что продумать. – Но позвольте вам напомнить, матушка, что хозяин в доме – я, и я имею полномочия помешать вашим планам.

– Я бы все же поостерегся употреблять слово «захват»! Поместье Корфов – ваша собственность по закону.

– Вот как раз законность "этого утверждения и сомнительна для меня!

– Я хочу сделать объявление! – громко сказала Лиза, входя и прерывая их.

– Подожди, Лиза, – остановил ее брат. – Я не закончил с маменькой важный разговор. Для чего вам имение Корфов? Вы желаете его продать?

– Ни в коем случае! Там будут расти мои внуки.

– Какие внуки? – не понял Андрей.

– Дети Андрея Платоновича и Лизы!

– У Андрея Платоновича есть свое поместье. Он слывет состоятельным человеком!

– Прошу вас, выслушайте меня… – Лиза снова попыталась вмешаться в их спор.

– Я не понял, однако, вы желаете, чтобы я отказался от того, что мне не принадлежит? – притворно удивлялся Забалуев.

– Имение Корфов обещано вам в приданое… – Андрей не успел закончить фразу.

– Выслушайте же меня, наконец! – закричала Лиза, и все взоры тотчас обратились к ней. – То, что я вам сейчас скажу, полностью изменит мою жизнь, и я хочу, чтобы вы понимали серьезность этого момента.

В столовой воцарилась тишина.

– Маменька! Я прошу у вас прощения за то, что не верила в искренность вашей заботы о моем будущем. Я солгала вам, я предала вас. Но больше этого не повторится – я не хочу впредь ни думать, ни слышать о Владимире Корфе! Я выйду замуж за Андрея Платоновича и так скоро, как вы скажете.

– Лиза! – растерялся Андрей.

– Вот и умница, доченька, – Долгорукая подошла к Лизе и обняла ее. – Я уверена, что ты будешь жить с Андреем Платоновичем душа в душу!

Может быть, сразу и оговорим свадебное торжество? Кого из гостей ты хотела бы видеть у себя?

– Пригласим петербургский полусвет! – насмешливо поддел мать Долгорукий.

– Ты совершенно напрасно смеешься, Андрюша, – ничуть не обиделась княгиня. – Эта свадьба должна запомниться надолго! Я хочу, чтобы все было шикарно. Сделаем живые скульптуры! Всех крепостных детей нарядим амурчиками – дадим им в руки лук и стрелы!

– Уверен, что бы вы ни придумали, это будет интересно, – Андрей дал понять, что эта тема его не интересует. – Что же, Лиза, поздравляю, желаю тебе и твоему жениху только счастья.

Андрей церемонно откланялся. Лиза проводила его пустым взглядом и присела за стол рядом с подозвавшей ее матерью.

– А что вы планируете к столу?

Свежую телятинку? – фантазировал Забалуев.

– Я приглашу французских поваров и итальянцев для фейерверков!

– Мария Алексеевна, это дорого встанет!

– Андрей Платонович, неужели по такому случаю вы будете экономить?

– Нет-нет, – заерзал Забалуев, – я просто имел в виду., а вдруг лес подпалим?

– Видишь, милая, – улыбнулась княгиня, – какого мужа я тебе нашла – на сто шагов вперед смотрит!

Но не извольте волноваться, Андрей Платонович! Предоставьте все мне, а я уж такую свадьбу устрою – все запомнят!

– Оркестр можно пригласить военный, – не унимался Забалуев. – А как вы считаете, дорогая моя невестушка?

– Оставляю это на ваше усмотрение, матушка и Андрей Платонович!

У вас такой тонкий вкус! – Лиза говорила без выражения и скрытого смысла. – Можно, я пойду к себе?

– Скажи мне еще раз, Лиза, – Долгорукая пристально посмотрела на дочь, – а ты не передумаешь?

Лиза молча покачала головой и, поклонившись, вышла из столовой.

– Сынок ваш, Мария Алексеевна, между нами и Корфами встанет! – тихо и уже совершенно серьезным тоном сказал Забалуев.

– Не встанет, – так же негромко ответила Долгорукая. – Уедет в Петербург и позабудет про нас.

– Вы уверены?

– Уверена. Андрея легко отвлечь.

А вы когда к Корфам собираетесь?

– Пусть барон подождет. Чем больше он волнуется, тем проще будет с ним справиться. А теперь прощайте, несравненная Мария Алексеевна! Когда я вернусь, обещаю, имение Корфов будет вашим.