ГЛАВА ТРЕТЬЯ

– Мы можем где-нибудь уединиться и поговорить? – тихо спросил Патрик.

Тщетно пытаясь сдержать дрожь, Бри прерывисто вздохнула.

– Разумеется. – Она огляделась. – В задней комнате. Мой кабинет в задней комнате.

Патрик осторожно взял ее под локоть и повел туда, куда она указала. Когда они оказались в офисе, он бесшумно затворил дверь и осмотрелся. Несомненно, Бри сама занималась ремонтом этого помещения: нежно-розового оттенка обои с бледно-зелеными мазками, зеленые портьеры на окнах, тщательно отполированный паркет. В центре стоял небольшой письменный стол с разложенными на нем разноцветными папками.

Все было в идеальном порядке, а возле стола располагалось огромное удобное кресло, за которым на стене висела полка с мягкими игрушками.

Патрик улыбнулся. Детям наверняка тут нравилось. И ему это понравилось – судя по всему, Сабрина Макти серьезно относилась к роли матери.

Когда дверь за ними закрылась, Бри невольно вздрогнула, почувствовав холод внутри.

– Детектив, – дрожащим голосом начала она, – я хочу знать, кто вы такой и зачем явились в мой магазин.

Патрик колебался секунду, а потом вынул из кармана пиджака письма от Барбары и ее адвоката и протянул Бри. Трясущимися руками она развернула их и, сильно щурясь, принялась читать.

– О, мой Бог! – воскликнула она и прикрыла рот рукой.

Ноги у нее подкосились, и если бы Патрик вовремя не подхватил ее и не усадил в кресло, она бы непременно упала. Она боялась смотреть на него – хотя в его глазах сквозило неподдельное сочувствие, было видно, что он полон решимости добиться своего.

Бри пошарила рукой по столу, нащупала очки и, надев их, впилась глазами в строчки, расплывающиеся у нее перед глазами. Она пыталась осмыслить прочитанное. Конечно, она знала о существовании Барбары Китс и даже встречалась с ней, когда та была на последнем месяце беременности, но сама процедура усыновления была проведена тихо, без лишнего шума, через адвокатов. Бри прекрасно помнила имя поверенного Барбары, того, что прислал письмо Патрику.

Согласно этому письму – если оно, конечно, было подлинным, – мать Томми солгала им обоим, заявив, что отец ребенка трагически погиб и якобы поэтому она и решилась его отдать. Она объяснила, что одной ей будет очень сложно воспитывать Томми.

Но отец Томми не погиб. Более того, он стоял сейчас у нее за спиной. «Боже, это невозможно!»

Бри понимала, что Патрик не лгал. Она помнила, как вызывающе вела себя Барбара и как она путалась, рассказывая о гибели отца ребенка. Тогда Бри показалось это странным, но ей так хотелось ребенка, что она отбросила подозрения и забыла о них, а сейчас она боялась поднять глаза на Патрика, потому что знала, что увидит очевидное: Патрик был отцом Томми. В этом не было никаких сомнений.

Бри растерялась. Мысли вихрем проносились в голове, эмоции переполняли ее. Чего бы она ни отдала, чтобы этой встречи не было! Мысль о том, что Патрик может забрать у нее Томми, приводила ее в ужас. Нет, она не отдаст своего сына. Ни сейчас, ни потом… никогда.

Патрик пристально смотрел на нее, а она, забыв обо всем, даже не пыталась скрыть слез, стекающих по щекам. У нее даже не было сил вытереть их, страх буквально парализовал ее.

Она дочитала письмо, потом перечитала его еще раз, прерывисто вздохнула и протянула бумаги Патрику. Воцарилась мертвая тишина. Бри казалось, что она слышит биение собственного сердца.

– Чего вы хотите? – свистящим шепотом проговорила она, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

В одно мгновение ее идеальный мир покачнулся и рухнул, и она ничего не могла с этим сделать.

Патрик провел дрожащей рукой по волосам и, откашлявшись, ответил:

– Чего я действительно не хотел, так это вас пугать.

Он чувствовал себя виноватым. Ему было жаль эту женщину, которая вдруг как-то съежилась, сгорбилась; по ее бледному лицу градом катились слезы. Ему ужасно захотелось обнять ее, утешить, защитить от всего мира; в следующее мгновение он понял, что защищать ее ему пришлось бы, в первую очередь от него самого.

– И тем не менее, детектив Салливан, вам это удалось, – тихо сказала Бри и прямо взглянула ему в глаза.

К ее удивлению, она прочла в них сочувствие, которого, впрочем, не могла разделить: для нее этот человек был врагом, посягнувшим на благополучие ее семьи, пытающимся отобрать у нее самое дорогое, что у нее есть, – ее сына.

– Как давно… как давно вы о нас знаете? – еле слышно спросила она.

– Около десяти дней, – спокойно ответил Патрик. – Должен признаться, я был шокирован не меньше вас.

Она кивнула.

– Понятно.

Бри попыталась представить, что он почувствовал, когда узнал, что у него есть сын, – наверное, пришел в смятение… но мысли путались – сейчас ей явно было не до Патрика, надо было думать прежде всего о себе и Томми, об опасности, которая им грозила.

– И что вы собираетесь делать теперь, когда знаете о нашем существовании?

Она старалась не смотреть на него. С детства привыкнув полагаться только на себя, Бри вообще всегда стремилась избегать неприятностей. Вот и сейчас она лихорадочно обдумывала все возможные способы улаживания этого деликатного дела.

Не дожидаясь ответа, она сжала кулаки, набрала воздуха и твердо заявила:

– Если вы пришли сюда, чтобы предъявить свои права на Томми, то вы глубоко заблуждаетесь, полагая, что у вас это получится. Говорю вам прямо: я не сдамся. – Она резко встала, ее глаза яростно сверкали. – Он мой сын, – отчеканила она. – Он стал моим сыном, как только я взяла его на руки. Все это время я любила его и заботилась о нем, я делала все, что могла, чтобы обеспечить ему полноценную жизнь! Он не знает другого дома, другой матери, и я не позволю перевернуть его мир с ног на голову только потому, что вы вдруг решили поиграть «в папочку»!

Ее манера держаться, вызывающий тон – все это вдруг стало невероятно раздражать Патрика.

– Мне кажется, я не говорил о том, что собираюсь забрать у вас Томми, – с трудом сдерживая ярость, произнес он.

Разумеется, он думал об этом. Но, переговорив с кузеном Питером, он решил подойти к проблеме с иной стороны.

В штате Иллинойс биологический отец должен был в течение тридцати дней предъявить свои права на ребенка. Тридцать дней. Тридцать дней с того момента, как отец узнает о существовании ребенка. Патрик узнал об этом десять дней назад. Значит, он еще может попробовать обратиться в суд и потребовать опеки над сыном. В Иллинойсе это было вполне возможно.

Однако Патрик совсем не был уверен, что так будет лучше для его сына. Бри права: Томми не знал другой матери, и лишить малыша жизни, к которой он привык… Патрик не был способен на такой, мягко говоря, неблаговидный поступок. Счастье сына было для него на первом месте.

Бри в упор посмотрела на него, у нее в глазах светилось явное недоверие.

– А чем вы можете доказать, что действительно являетесь биологическим отцом Томми? – Она прошлась по комнате, пытаясь успокоить поднявшуюся в душе бурю. – Я вас совсем не знаю. Вы пришли и сунули мне под нос письма, написанные адвокатом и матерью мальчика, но ведь это не доказательство того, что вы его отец! – Она хлопнула в ладоши. – У вас нет доказательств. Есть только ваше слово, которое, кстати сказать, ничего не значит, и у меня нет причин вам верить.

– Я думаю, письмо говорит само за себя, – проговорил Патрик, еле сдерживая подступившую злобу. – Неужели вы думаете, что все это не более чем надувательство? Неужели адвокат мог подделать это письмо?

– Письмо ничего не доказывает! – почти закричала Бри. – Это лишь слова! А что касается адвоката, в наше время и не такое случается. Человека можно убедить пойти на любое правонарушение.

Патрик не выдержал и рассмеялся, только смех этот был неискренним и полным горечи.

– Бри, будьте благоразумны! Подумайте хорошенько: зачем мне предъявлять права на ребенка, который не является моим? Ребенок означает ответственность – моральную, финансовую и еще черт знает какую ответственность! Какие у меня могут быть мотивы, если это не мой сын?

– Я не… Я не знаю, – честно призналась Бри.

И правда, какие у него могут быть мотивы? Однако эта мысль только еще больше распалила ее. Этот человек ворвался в ее жизнь, перевернул все вверх дном и требует, чтобы она была благоразумной! Не слишком ли много он требует?

– Я не уверена, что письма настоящие. – Бри смело посмотрела в лицо Патрику. – Я не верю. Не думайте, что меня так легко одурачить, детектив Салливан. Я вам не какая-нибудь провинциальная дурочка, я умею защищать то, что принадлежит мне. Томми мой, ясно? И вы не сможете ничего изменить.

Патрику вдруг отчаянно захотелось заткнуть рот этой сумасшедшей, которая ничего не хотела слышать и понимать.

– Послушайте, вы не могли бы немного помолчать? Вы же слова не даете мне вставить! – Его тон резко изменился. – Вы слушаете только себя. Я хотел бы объяснить, зачем я здесь.

Бри коротко кивнула. Она была вспыльчива и знала за собой эту слабость. Еще в детстве она поняла, что эмоции могут сильно помешать ей в жизни, и потому изо всех сил старалась контролировать себя, не обращать внимания на оскорбления и двусмысленные намеки окружающих.

– Хорошо, – сказала она, тяжело дыша. – Объясните.

Патрик замер на секунду. Его глаза скользнули по ее лицу. Что бы там ни было, а между ними определенно промелькнула какая-то искра. Он не мог объяснить, что это. Какой-то первобытный инстинкт. В горле у него пересохло, все движения вдруг стали ужасно неуклюжими.

Как и любой Салливан, Патрик умел очаровывать женщин и добиваться от них своего. Но сейчас ему нужно было только, чтобы она поняла, что семья для него – такой же центр вселенной, как и для нее. Волна сострадания внезапно охватила его. Он протянул руку и легко коснулся ее бледной щеки.

– Бри… – тихо пробормотал он.

Ему отчаянно захотелось прижать ее к себе, сказать, что он доверяет ей судьбу своего сына, да и свою собственную тоже. Но… это было рискованно – его опять могли обмануть. Однажды красивая женщина, к которой он испытывал довольно сильные чувства, уже солгала ему и едва не лишила главного в жизни – ребенка. Второй раз одурачить себя он не даст ни Бри, ни кому-нибудь другому.

И все же он не мог оторвать от нее взгляда. Его пальцы медленно скользнули по ее шее. Он думал, она отшатнется, закричит, ударит его, но ничего этого не случилось. На мгновение глаза у нее расширились и в них промелькнуло что-то, похожее на… Патрик не знал, на что; он лишь почувствовал, как она будто подалась ему навстречу. Щеки у нее были влажными от слез.

– Я понимаю, каково вам сейчас… – Он запнулся. – Я сам был потрясен не меньше вас. – Он упрямо качнул головой. – Я бы никогда, никогда не позволил забрать у меня моего ребенка, моего сына, мою плоть и кровь. Мне бы даже в голову не пришло отдать…

– Что сделано, то сделано, детектив, – перебила его Бри, изо всех сил пытаясь заставить себя отойти от него.

Если бы в его голосе не было столько печали! От его слов у нее сжималось сердце. Но нет, она не должна поддаваться слабости, позволить себе увлечься им. Она не должна ему сочувствовать – нет, нет и нет. У нее есть сын, которого она обязана защищать. Ее сын.

Бри подняла глаза на Патрика, собираясь еще раз сказать, что сдаваться она не собирается, но неожиданно смутилась, увидев в его пронзительных синих глазах боль и отчаяние. Сердце вдруг забилось сильнее обычного. Сама не понимая как, она взяла его за руку и слегка пожала ее. Похоже, судьба сыграла с ними злую шутку – встреться они в иных обстоятельствах, возможно, оказалось бы, что они рождены друг для друга, но сейчас… Сейчас ей надо быть начеку – ведь она отвечает не только за свою жизнь, но и за жизнь Томми.

Томми…

Ее вдруг снова охватила паника – она чуть не поддалась человеку, который пришел, чтобы разрушить ее крохотный идеальный мирок; а она будто бы даже наслаждается его прикосновениями, тянется к нему. Бри почувствовала, что теряется. Разум подсказывал, что Патрик опасен для нее и Томми, а тело говорило иное – Патрик был самым потрясающим мужчиной из всех, кого она когда-либо встречала.

– Да, что сделано, то сделано, – хрипло проговорил Патрик. – Но, Бри, это не причина, чтобы наказывать меня за то, в чем я не виноват, отнимать у меня моего ребенка… – в его глазах мелькнул страх. – А мой сын… За что наказывать его? Ведь он даже не может пока высказать свое мнение. Неужели вы хотите лишить его возможности видеться с отцом, любящим отцом, которого так подло обманула какая-то дрянь?

Бри боялась взглянуть на Патрика. Она была так погружена в собственные переживания, что не подумала об интересах Томми. О, Боже, что будет с ее маленьким проказником? Разумеется, она пойдет на все, лишь бы ему было хорошо.

Сколько ночей она провела в слезах и молитвах, умоляя Всевышнего образумить Денниса, внушить ему любовь к Томми! Все было напрасно – Деннис оказался бессердечным мерзавцем: он не хотел даже смотреть в сторону беспомощного младенца, так нуждавшегося в любви.

Это разбило ей сердце. Она во всем винила только себя, страдала и мучилась, считая, что из-за нее Томми оказался лишенным отца. А Деннис таким образом наказывал ее; наказывал за то, что пошла против его воли, решилась на усыновление вопреки его желанию, ибо слишком хотела ребенка, пусть даже этот ребенок был рожден другой женщиной.

Поэтому Томми был только ее сыном.

Всегда. Деннис не проявлял явной жестокости к ребенку, но сразу дал понять, что не собирается принимать никакого участия в жизни Томми. Это была ее боль, с которой она не справилась до сих пор. Может, поэтому она старалась быть для Томми и матерью, и отцом одновременно.

Бри была «папиной дочкой». В отличие от матери, которую мало интересовала собственная дочь, отец всегда заставлял ее чувствовать себя любимой и желанной. Это благодаря ему она пережила все невзгоды, что преподносила ей жизнь, и она даже представить не могла, что стало бы с ней, не будь рядом заботливого папочки. Бри до сих пор не оправилась от его смерти, хотя минуло уже десять лет.

Если бы сегодня отец был рядом! Он боготворил бы Томми.

– Что вы скажете Томми, когда он подрастет? Что ответите на его вопросы об отце? – Патрик напряженно вглядывался в ее лицо. – Вы признаетесь ему, что однажды его настоящий отец пришел к вам и попросил всего лишь позволить ему видеться с сыном? А вы отказали, потому что боялись неизвестно чего, потому что оказались обыкновенной эгоисткой и думали только о собственном благополучии?

Бри вздрогнула, и Патрик почти пожалел о сказанном. Почти. Он понимал, что нанес удар в самое сердце и что она не заслужила этого. Но как иначе было заставить ее почувствовать, наконец, то, что чувствовал он, проникнуться его переживаниями, его отчаянием? Как еще он мог доказать, что Томми дорог ему, ему и всей его семье?

– Неужели вы думаете, он скажет «спасибо», когда узнает, что вы лишили его отца? Вы ведь не допускаете мысли, что он может отвернуться от вас после этого и никогда не простит, что вы сознательно отняли у него то, в чем так отчаянно нуждается каждый ребенок?

Бри закрыла глаза. Томми может отвернуться от нее… Зачем тогда жить?

Ее отец часто повторял: «Будь осторожна в своих желаниях». Разве она не молила Бога, чтобы он послал папочку ее ребенку? И вот теперь этот «папочка» стоял перед ней, заглядывал в глаза и просил дать ему возможность видеться с сыном. А если Патрик притворяется? Если он заберет у нее ее мальчика?

– Я люблю его, – тихо сказала Бри и разрыдалась. – Кроме Томми, у меня никого нет, – быстро зашептала она. – Я не знаю, как смогу жить, если его у меня отнимут…

Она чувствовала почти физическую боль – как будто кто-то железными тисками сжал ей сердце, как будто жизнь легким белым облачком выскользнула из тела.

С самого начала она знала, что рискует, усыновляя Томми. Но ей так нестерпимо хотелось иметь ребенка, хотелось взять на руки крошечное беспомощное создание и заполнить зияющую пустоту в душе! Она решилась на усыновление, несмотря ни на что.

Она была осторожной – выбрала мать, которая была не в состоянии заботиться о своем ребенке, у которой не было ни мужа, ни приятеля. В этом смысле Барбара казалась идеальной кандидатурой.

И почему она не копнула глубже? Почему не потрудилась узнать побольше о настоящей матери Томми? Впрочем, она знала, почему, но не хотела признаться в этом даже себе.

Деннис не желал воспитывать чужого ребенка. Он обвинял ее в том, что она взвалила на его плечи бремя, которое ему придется тянуть всю жизнь; говорил, что никогда не сможет полюбить неродное ему существо. Это окончательно разрушило мечту Бри об идеальном браке, хотя трещина в их отношениях появилась задолго до истории с усыновлением. Какое-то время она все же надеялась, что, как только Деннис увидит ребенка, сердце его растает. Она ошибалась. Господи, как же она ошибалась! Деннис оказался бессердечным ублюдком, и если бы он не умер, Бри все равно ушла бы от него.

Так что теперь она не собиралась больше связываться с мужчиной. Никогда. Никаких романов. Ни за какие сокровища мира. У нее был сын, работа – вполне достаточно, чтобы вести нормальную жизнь. Однажды она уже обожглась, но больше никто и никогда не заставит ее почувствовать себя никчемной только потому, что она не способна иметь детей. И она скорее умрет, чем причинит боль собственному ребенку.

– Я лучше сдохну, чем позволю вам забрать Томми! – зло выкрикнула она, подавляя рыдания.

Повинуясь внезапному порыву, Патрик вдруг обхватил ее и прижал к себе. Ему хотелось успокоить ее, показать, что ей нечего бояться.

Бри не смогла заставить себя вырваться из его объятий. Сил больше не было, и она заплакала навзрыд, уткнувшись лицом ему в грудь.

Патрик пытался утешить ее. Она как-то сразу обмякла и съежилась. Он ласково тронул губами ее волосы и ощутил едва уловимый аромат фруктового шампуня. Ее тело сотрясалось от рыданий, и Патрика охватило чувство вины.

Как он мог так поступить, так обидеть ее, напугать? Салливанов всегда учили оберегать и защищать женщин; он и его братья с детства усвоили урок о том, что женщины созданы, чтобы их любить, заботиться о них, лелеять их… Сколько раз Па говорил, что настоящий мужчина доказывает свою мужественность не с помощью кулаков, а посредством любви и нежности?

Итак, он, Патрик, только что поступил не как мужчина, а как трусливая тварь. Только он был виноват в ее слезах, в ее страхах, хотя вовсе не хотел причинить ей боль – он просто добивался своего.

– Когда я узнал, что практически потерял сына, я был раздавлен, уничтожен, – зашептал он, зная, что лишь она одна сможет его понять. – Ведь Томми – мой ребенок…

Он запнулся. Как еще ему выразить свои чувства, как найти слова, чтобы описать, что творилось в его душе, когда он получил эти злополучные письма?

Бри всхлипнула и потерлась носом о воротник его рубашки. Сердце билось часто и тревожно. Она уже не была так уверена, что больше не хочет иметь дел с мужчинами. В объятиях Патрика было тепло и уютно. Бри положила голову ему на плечо и зажмурилась, наслаждаясь мгновениями покоя и надежности.

Конечно, Патрик Салливан был опасным человеком. И не только потому, что мог отобрать у нее Томми, но и потому, что мог завладеть заодно и ее сердцем. И все же ей не хотелось отталкивать его; наоборот, подсознательно она стремилась удержать его рядом с собой. Навсегда. Бри вдруг вспомнила, что ей уже очень давно не было так хорошо в объятиях мужчины. А Патрик Салливан казался таким нежным, мягким, заботливым… В его словах было столько искренности, сколько она не слышала за всю свою жизнь. Она со стыдом должна была сознаться, что ее неодолимо тянуло к этому парню, как мотылька, сквозь мглу летящего на мерцание свечи.

Чтобы обжечься.

Патрик Салливан мог в любой момент разрушить ее жизнь, лишив ее самого главного, и Бри не должна об этом забывать.

Но она не могла забыть и того, что Патрик был первым после отца мужчиной, проявившим к ней доброту, понимание, нежность – а она так изголодалась по ласке! Ей бы следовало постыдиться этого щемящего чувства ни с чем не сравнимого блаженства, но она не могла. Ее переполнял страх.

– Я… Я думаю… Я должна бы посочувствовать вам. – Она виновато шмыгнула носом. – Я должна понять вас, понять, через что вы прошли… Ведь вы даже не подозревали о существовании Томми, но я… я не могу… – Она запнулась. – Не сейчас. Пока я только чувствую, что вы представляете угрозу для моей жизни, моего мира, для Томми.

Ей хотелось заставить себя вырваться из объятий этого сильного, немногословного мужчины, но она не могла. Он был ее врагом, а она прижималась к нему, будто от этого зависела ее жизнь. Впрочем, ее будущее действительно зависело именно от него.

Бри была всего лишь маленькой беззащитной женщиной, до смерти напуганной внезапной опасностью. На первом месте для нее было благополучие Томми, а все остальное казалось удивительно мелким и неважным. Поэтому, что бы ни предложил этот человек, она не позволит ему вмешиваться в жизнь Томми.

– Я понимаю, чего вы боитесь, – ласково, но твердо проговорил Патрик.

Он и вправду понимал. Нет, он точно знал, как сильно она боялась потерять сына. Потому что сам боялся того же самого.

Он взглянул на нее, и ее влажные глаза расширились. Она вздрогнула и слегка рванулась в сторону, но он только еще крепче прижал ее к себе. Патрик чувствовал, что в ней тоже растет это неповторимое томление, как будто они вдруг стали единым целым. Это должно было бы его раздражать, но почему-то вдруг обрадовало.

Бри все глубже погружалась в эти прекрасные синие глаза. Ее сердце билось так быстро, как будто большая птица без устали била крыльями в грудную клетку, стремясь вырваться наружу. Мысли путались. Патрик был так близко, что Бри могла дотронуться губами до его щеки. У него было теплое дыхание и сильные руки. И глаза… Эти невероятные, печальные синие глаза, от одного взгляда которых у Бри перехватывало дыхание и предательски сосало под ложечкой.

И чем пристальнее она вглядывалась в его лицо, тем яснее понимала, что Томми – его сын.

Его сын.

Она судорожно дернулась и приоткрыла рот, пытаясь вдохнуть хотя бы капельку воздуха… А ее взгляд все скользил по его лицу, изучая каждую черточку, каждую морщинку… Наконец он замер на губах, и она поймала себя на мысли, что хочет узнать их вкус. Тут она по-настоящему запаниковала и попыталась оттолкнуть Патрика, но он не собирался ее отпускать.

– Бри… – хрипло прошептал он.

Сердце едва не выпрыгнуло у нее из груди, ноги стали ватными, и она ухватилась за него, испугавшись, что снова может упасть.

Когда этот человек только появился у нее в доме, она чуть не лишилась чувств, узнав, зачем он пришел. Прошло совсем немного времени, и она уже не могла не признать его почти полную над ней власть.

Патрик провел ладонью ей по спине и ощутил, как она задрожала.

– Я понимаю, Сабрина, что все произошло очень неожиданно, но надо попытаться найти какой-то выход.

Смирение – вот чего ей всегда не хватало. Она обвиняла покойного мужа в упрямстве, но сама ничуть ему в нем не уступала. Какое уж там смирение!

Она неуверенно кивнула и робко подняла глаза на Патрика. «Да, – снова подумала она, – Томми определенно его сын. Редко у кого бывают такие глаза». Что-то екнуло в сердце, и ей вдруг стало невыносимо жаль этого человека.

Она прерывисто вздохнула.

– Хорошо, детектив, – Бри облизнула пересохшие губы и неожиданно для себя густо покраснела, – я слушаю вас.

Патрик не знал, с чего начать. Ему хотелось, чтобы его слова прозвучали убедительно, чтобы Бри поняла, что он не настолько глуп и жесток, чтобы отнимать у нее Томми.

– Мне кажется… Мне кажется, мы сможем договориться. Прежде всего мы должны подумать о благополучии нашего сына.

Нашего сына. Она задохнулась от вдруг пронзившей ее боли; и эта боль отрезвила ее. Бри покачала головой, высвободилась из его рук и отошла на безопасное расстояние.

«Будь осторожна в своих желаниях». Слова отца эхом отзывались у нее в голове.

– Наш сын… – прошептала она. – Мне понадобится время, чтобы привыкнуть к этому. Томми всегда был моим сыном. Только моим.

По крайней мере, Деннис использовал любую возможность, чтобы напомнить ей об этом.

Патрик был удивлен. Разве в документах не написано, что Томми усыновили мистер и миссис Макги? Так почему только ее сын?

– Бри, я считаю, мы должны прийти к соглашению, прежде чем начнем думать, как быть дальше. – Он глубоко вздохнул. – Как родители Томми мы обязаны понять, что желаем ему только добра.

«Как родители». «Мы».

Он говорил так, будто все уже было решено.

– Я согласна с вами, – тихо ответила Бри и сжала кулаки, чтобы Патрик не видел, как дрожат у нее руки.

– И мы не хотим, чтобы он чувствовал себя обделенным, чтобы страдал из-за своей неполноценности, ведь так?

Она кивнула, не поднимая глаз.

Патрик вздохнул с облегчением. Когда он искал ее, он думал, что она не любит Томми, представлял, как обвинит ее в равнодушии и заберет ребенка к себе. А потом увидел этот неповторимый блеск у нее в глазах, эту удивительную улыбку, когда она смотрела на сына, и все подозрения исчезли.

– Я тоже хочу, чтобы он был счастлив. – Патрик провел рукой по волосам. – Вы должны понять – я не собирался причинять вам боль. Я приехал, чтобы узнать своего сына, попытаться завоевать его любовь, стать частью его жизни.

– Я… Я понимаю, – созналась Бри, – но я боюсь вас.

Она не хотела, чтобы он вмешивался в их жизнь, угрожал их счастью… А тем более – ее сердцу. Она не ожидала, что когда-нибудь снова испытает влечение к мужчине. Ей казалось, что холодный и равнодушный Деннис навсегда отбил у нее желание любить и быть любимой, что какая-то частичка ее умерла, когда он впервые обидел ее, что она просто не способна чувствовать.

И вот в ее жизнь бесцеремонно вторгается этот красавец – Патрик Салливан, и она сдается без боя. Единственное, что она могла сделать, так это постараться не думать о нем как о мужчине, а только как об отце Томми.

– Нравится вам это или нет, Бри, но Томми имеет право знать, кто его отец, а я имею право быть частью его жизни. Он – мой сын, и я сделаю все возможное, чтобы меня официально признали его отцом, даже если для этого мне придется обратиться в суд.

Он хотел, чтобы его сын стал Салливаном, членом клана, чтобы он знал, что его любят, что ему есть на кого опереться в трудную минуту. И пусть Патрик не присутствовал при рождении Томми, это нисколько не умаляет его прав на ребенка.

– В суд? – Мурашки побежали по спине Бри. – В суд? – еще раз переспросила она.

– Если понадобится, то да, – твердо сказал он. – Но я надеюсь, мы обойдемся без выяснения отношений через адвокатов. Вам решать, Бри, только вам. Мы сможем сами договориться или обратимся в суд… Но что бы там ни было, отныне я принимаю непосредственное участие в судьбе Томми. В судьбе моего сына.

Он взял ее за руки и почувствовал, как они дрожат.

– Бри! – Он хотел, чтобы она посмотрела на него, а она прятала глаза и кусала нижнюю губу, тщетно пытаясь сдержать слезы.

Патрик расстроился еще больше. Его тянуло к этой женщине, а это было совсем некстати, потому что, если у них начнется роман, все окончательно запутается. Однако он был не в силах сопротивляться вдруг поднявшейся со дна души страсти. Впервые за много лет внутри него запылал пожар, равного которому в его жизни, пожалуй, еще не было.

Патрик вдруг испугался. Однажды он уже попался на этот крючок, ему уже наплевали в душу и исковеркали жизнь. Меньше всего ему хотелось, чтобы это повторилось. Что ж, теперь он будет осторожнее и не даст пожару разгореться!

– Я не прошу вас отказываться от Томми, я прошу предоставить мне возможность воспитывать его вместе с вами.

Бри кивнула. Она испытывала благодарность за то, что он не собирался пытаться лишить ее родительских прав; в противном случае она бы пошла на все, лишь бы не допустить этого.

– Я ценю, это, Патрик, – выдавила она. – Вы, разумеется, понимаете, что я хочу убедиться, действительно ли вы отец Томми.

– Разумеется. – Патрик указал на письма. – Хотя я надеялся, что свидетельства Барбары и ее адвоката будет достаточно.

– Нет, – Бри упрямо покачала головой, – этого совсем недостаточно. Барбара уже солгала мне однажды, она вполне могла солгать и насчет отца ребенка. Я настаиваю на проведении теста ДНК.

– Хорошо. – Патрик был готов на что угодно, лишь бы добиться права быть отцом. – Но можете мне поверить: я отец Томми. – Он залез в карман пиджака и выудил оттуда бумажник, потом вытащил из него фотографию и протянул Бри.

На секунду она замерла, глядя на снимок. Потом сдвинула брови и в смятении взглянула на Патрика.

– Как… Как… – Она тряхнула головой. – Где вы достали фотографию Томми? И кто эти мальчики рядом с ним? Я не… – Она запнулась, увидев, как Патрик широко улыбнулся.

– Это не Томми, – довольно объяснил он, – это я. Он – точная копия меня в том же возрасте. А другие мальчики – это мои братья, Майкл и Дэнни. Фотографию сделали, когда мне исполнилось два года.

Бри побелела. Невидящими глазами уставилась она на снимок – Патрик и Томми были похожи как две капли воды. Вот откуда это странное чувство, которое возникло у нее, когда она смотрела на Патрика с Томми на руках… И почему, ну почему их несомненное сходство сразу не бросилось ей в глаза?

– Бри, я знаю – вам тяжело, но не могу больше ждать. У меня такое чувство, будто меня обокрали: у меня украли самые драгоценные минуты жизни моего сына – его первые шаги, первые дни рождения, первые слова… – Патрик помолчал, а потом добавил хриплым от волнения голосом: – Я больше не хочу ничего пропустить, вы понимаете? Больше ни секунды!

Его полные отчаяния синие глаза впились в нее.

– Я никому не позволю отнять у меня сына. Даже вам, – спокойно докончил он. – Особенно вам. Нравится вам это или нет, Бри, но вам лучше привыкнуть ко мне, потому что я остаюсь.