43

– Что вы делали в квартире у Софи Кайлуа? Вы действовали, не имея ордера, вы нарушили самые элементарные законы, мы могли бы вас...

Карим смотрел на лысую макушку и багровое лицо разъяренного капитана Вермона и покорно кивал, пытаясь изобразить на лице раскаяние. Наконец он улучил момент и произнес:

– Я уже все объяснил капитану Барну. Убийства в Герноне имеют отношение к делу, которое я расследую в своем городе, Сарзаке, департамент Ло.

– Подумаешь, какая новость! Это никак не оправдывает ваше незаконное вторжение в жилище важнейшего свидетеля по нашему делу.

– Но я договорился с комиссаром Ньеманом...

– Забудьте о комиссаре Ньемане! Его отстранили от расследования. Теперь этим займутся парни из уголовки Гренобля.

– В самом деле?

– Комиссар Ньеман сам находится под следствием. Сутки назад он изувечил в Парк-де-Пренс, после футбольного матча, английского болельщика-хулигана, и это вызвало грандиозный скандал. Его вызывают в Париж.

Кариму стало ясно, почему Ньеман очутился в этом городе. Видимо, «железный» сыщик решил залечь на дно после того, как проучил хулигана в своем излюбленном стиле. Но лейтенанту не верилось, что Ньеман вернется этой ночью в Париж. Нет, не мог комиссар взять и бросить расследование, чтобы ехать оправдываться перед инспекцией полицейской службы или в Министерстве иностранных дел. Сперва Пьер Ньеман изловит убийцу и раскроет мотивы его злодеяний. И он, Карим, будет рядом с ним. Однако из осторожности он сделал вид, будто поверил жандарму.

– А сыщики из Гренобля уже начали работать?

– Нет еще, – ответил Вермон. – Мы должны ввести их в курс дела.

– Что ж, похоже, Ньеман вам больше не нужен?

– Ошибаетесь! Он, конечно, псих, но по крайней мере прекрасно знает уголовный мир. Как свои пять пальцев. А с ребятами из Гренобля все придется начинать сначала. И к чему это приведет, я вас спрашиваю?

Карим оперся обеими руками на стол и наклонился к капитану.

– Позвоните в полицию Сарзака, комиссару Анри Крозье. Проверьте мою информацию. Законно я действовал или нет, но мое расследование напрямую связано с преступлениями в Герноне. Один из ваших убитых, Филипп Серти, осквернил могилу на кладбище в моем городе прошлой ночью, как раз перед самой своей гибелью.

Вермон скептически поморщился.

– Составьте рапорт. Господи, что же это творится? Жертвы убийства оскверняют кладбища! Неизвестные сыщики лезут из всех дыр! Как будто у нас и без того мало проблем...

– Я...

– Убийца нанес еще один удар!

Карим резко обернулся: в дверях стоял Ньеман. Смертельно бледный, с опустошенным лицом. Молодому арабу вспомнились скорбные мраморные фигуры на мавзолеях, которые он во множестве видел за последние несколько часов.

– Эдмон Шернесе, – продолжал Ньеман. – Офтальмолог из Аннеси. – Он подошел к столу и взглянул на Карима, а затем на Вермона. – Задушен проводом. Вырваны глаза. Отрублены руки. Этой серии нет конца.

Вермон отъехал на своем стуле к стене. Спустя несколько секунд он плаксиво пробормотал:

– Вам же говорили... Вам же все говорили...

– Что? Что мне говорили? – взревел Ньеман.

– Что это серийный убийца. Преступник-безумец. Как в Америке! Вот и надо действовать американскими методами. Вызвать специалистов. Составить психологический портрет... Ну, в общем, я не знаю... Даже мне, провинциальному жандарму, и то ясно...

Ньеман прервал его криком:

– Да, это серия, но это не серийный убийца! И он не безумен. Он мстит. И у него есть логичный, рациональный мотив, объясняющий, почему именно эти люди стали его жертвами. Между этими тремя существует какая-то связь, ставшая причиной их устранения! Вот что нужно выяснить в первую очередь, будь оно все проклято!

Вермон безнадежно развел руками. Карим воспользовался наступившим молчанием.

– Комиссар, позвольте мне...

– Сейчас не время.

Ньеман выпрямился и нервным движением разгладил смятые полы своего плаща. Такое внимание к своей внешности никак не вязалось с суровым замкнутым лицом сыщика. Карим упрямо продолжал:

– Софи Кайлуа сбежала.

Глаза за маленькими очками изумленно вперились в него.

– Как? Но ведь мы поставили там человека...

– Он ничего не видел. И, насколько я понимаю, она уже далеко.

Ньеман все еще смотрел на Карима. Смотрел как на редкого, диковинного зверя.

– Это еще что за хреновина? – прошептал он. – Зачем ей-то бежать?

– Потому что вы были правы с самого начала. – Карим обращался к Ньеману, но глядел при этом на Вермона. – Все три жертвы связаны какой-то тайной. И эта тайна – ключ к убийствам. Софи Кайлуа сбежала, потому что ей все известно. И еще потому, что она боится стать следующей жертвой.

– Мать твою!..

Ньеман поправил очки. Несколько секунд он помолчал, размышляя, затем решительно, по-боксерски, вскинул подбородок и жестом приказал Кариму говорить дальше.

– У меня есть новость, комиссар. Я обнаружил в квартире Кайлуа надпись, процарапанную на стене. В ней говорится о «пурпурных реках», и подписана она именем Жюдит. Вы искали связь между жертвами. Так вот, я могу назвать вам то, что связывало по крайней мере двоих из них – Кайлуа и Серти. Их связывала Жюдит. Маленькая девочка с уничтоженным лицом. Серти осквернил ее могилу. А Кайлуа получил послание за ее подписью.

Комиссар направился к двери, бросив на ходу:

– Пошли!

Разгневанный Вермон вскочил на ноги.

– Вот-вот, убирайтесь отсюда оба! Идите шепчитесь в другом месте!

Ньеман вытолкнул Карима в коридор. Из кабинета им вслед несся визгливый голос капитана:

– Ньеман, вы больше не имеете права заниматься расследованием! Вы отстранены, ясно вам? Вы больше ровно ничего не значите. Ни-че-го! Вы теперь ноль, пустое место! Идите, идите, слушайте бред этого авантюриста, этого жулика, этого проходимца... Прекрасная компания, нечего сказать!..

Ньеман ворвался в чей-то пустой кабинет, втащил туда же Карима, включил свет и захлопнул дверь, чтобы не слышать яростных воплей жандарма. Схватив стул, он знаком велел Кариму садиться и коротко сказал:

– Слушаю.