на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава 30

Подготовительный класс

Марилла опустила вязанье на колени и откинулась на спинку стула. У нее устали глаза. В голове мелькнуло, что в следующий раз, когда она поедет в город, нужно будет заказать новые очки, а то глаза у нее последнее время стали часто уставать.

Было почти темно, на Зеленые Мезонины спустились хмурые ноябрьские сумерки, и кухню освещали только танцующие в очаге красные языки огня. Аня сидела по-турецки на коврике перед камином, глядя на радостное пламя, которое щедро отдавало заключенный в кленовых поленьях жар солнца сотен летних дней. Она читала, но книжка сползла у нее с колен на пол, и теперь она мечтала с улыбкой на полураскрытых губах. Сверкающие воздушные замки сами собой возникали из дымки и радуги ее живой фантазии; картины приключений, чудесных и пленительных, являлись перед ней в мире ее грез — приключений, которые всегда кончались триумфом и не причиняли ей таких хлопот и огорчений, как те, что случались в настоящей жизни.

Марилла смотрела на нее с нежностью, которой никогда не было бы позволено проявиться при более ярком свете, чем это мягкое слияние сумрака и отблесков очага. Той любви, которая легко выражает себя в словах и откровенном взгляде, Марилла так и не смогла научиться. Но она научилась любить эту худенькую сероглазую девочку любовью, которая была глубже и сильнее из-за самой ее сдержанности. Эта любовь заставляла ее бояться оказаться слишком снисходительной. У нее были неприятные опасения, что грешно так сильно привязываться всем сердцем к одному человеческому существу, как она привязалась к Ане, и, возможно, она бессознательно наказывала себя за это тем, что была строже и критичнее, чем если бы девочка была ей менее дорога. Конечно, сама Аня не подозревала о том, как сильно любит ее Марилла. Иногда она с грустью думала о том, как трудно угодить Марилле, которая не испытывает к ней ни сочувствия, ни снисходительности. Но она тут же с упреком гнала эту мысль, вспоминая, чем обязана Марилле.

— Аня, — Марилла неожиданно прервала молчание. — Мисс Стейси была сегодня здесь после обеда, когда ты гуляла с Дианой.

Аня вздрогнула и со вздохом возвратилась на землю из своего мира грез.

— Была здесь? Ах, как жаль, что меня не было! Почему вы не позвали меня, Марилла? Мы с Дианой были недалеко, в Лесу Призраков. Так чудесно сейчас в лесу! Все маленькие растения — папоротники, кустики черники — уснули, словно кто-то спрятал их до весны под одеялом из листьев. Я думаю, что маленькая фея в радужном плаще подкралась к ним на цыпочках в прошлую лунную ночь и сделала это. Впрочем, Диана не стала бы об этом говорить. Она не забыла, как мама ругала ее за то, что она воображала привидения в Лесу Призраков. Это очень плохо отразилось на Дианином воображении, подавило его. Миссис Линд говорит про Мертл Белл, что она подавленная. Я спросила Руби Джиллис, почему Мертл такая, а Руби сказала, что, наверное, потому, что ее кавалер обманул. Руби думает только о кавалерах, и чем она старше, тем хуже. Вообще, я ничего не имею против кавалеров, но совсем ни к чему приплетать их абсолютно везде, правда? Мы с Дианой серьезно собираемся пообещать друг другу, что никогда не выйдем замуж, а останемся милыми старыми девами и будем всегда жить вместе. Диана, впрочем, еще не совсем решилась; она думает, что, может быть, будет благороднее выйти замуж за какого-нибудь буйного безнравственного гуляку и исправить его. Мы с Дианой теперь вообще много говорим о серьезных вещах. Мы чувствуем, что теперь мы настолько старше, чем были прежде, что нам не к лицу говорить о глупых детских делах. Это так серьезно — быть почти четырнадцатилетними, Марилла. Мисс Стейси ходила в прошлую среду с нами, старшими девочками, к ручью и беседовала с нами на эту тему. Она сказала, что нельзя недооценивать значение привычек, которые мы приобрели, и идеалов, которые мы избрали в подростковом возрасте, потому что ко времени, когда нам исполнится двадцать, наши характеры сформируются и заложат фундамент всей нашей будущей жизни. И она сказала, что, если фундамент окажется ненадежным, мы никогда не сможем построить на нем что-либо действительно ценное. Мы с Дианой говорили об этом по дороге из школы. У нас было такое торжественное чувство, Марилла. И мы решили, что обратим на это большое внимание: сформируем заслуживающие уважения привычки и научимся всему, чему только сможем, и будем как можно благоразумнее, с тем чтобы ко времени, когда нам исполнится двадцать, наши характеры были правильно сформированы. Совершенно потрясающе даже подумать, что когда-нибудь тебе будет двадцать! Это звучит так пугающе по-взрослому. Но зачем мисс Стейси сегодня приходила?

— Именно об этом я и хочу сказать тебе, Аня, если только ты дашь мне возможность вставить словечко. Она говорила о тебе.

— Обо мне? — Аня, казалось, смутилась. Потом она покраснела и воскликнула: — Ах, я знаю, о чем она говорила! Я сама собиралась рассказать вам, Марилла, честное слово, собиралась, но забыла. Мисс Стейси поймала меня вчера, когда я читала на уроке "Бен Гура", а должна была учить историю Канады. Это Джейн Эндрюс дала мне почитать. Я читала в обеденный перерыв и дошла как раз до гонок колесниц, когда начался урок. Я просто умирала от желания узнать, чем кончилось дело, — хотя я чувствовала, что Бен Гур должен выиграть, потому что иначе не было бы художественной справедливости, — и я положила на парту открытый учебник истории Канады, а на коленях под партой держала "Бен Гура". Выглядело так, будто я учу историю, но на самом деле я все это время наслаждалась "Бен Гуром". Книжка так меня захватила, что я даже не заметила, как мисс Стейси прошла по проходу между партами, пока вдруг я не подняла глаза, а она смотрит на меня с таким упреком. Не могу описать, Марилла, как мне было стыдно, особенно когда я услышала, как Джози Пай хихикает… Мисс Стейси отобрала у меня "Бен Гура", но ни слова мне не сказала. Но во время перемены она задержала меня в классе и поговорила со мной. Она сказала, что я нехорошо поступила в двух отношениях. Во-первых, я теряла время, предназначенное для учебы, а во-вторых, обманывала учительницу, делая вид, что учу историю, а на самом деле читала повесть. Я даже не сознавала до того момента, Марилла, что то, что я делала, было обманом. Я была в ужасе! Я горько плакала, и просила мисс Стейси простить меня, и обещала больше никогда этого не делать; я предложила, что в виде наказания целую неделю ни разу не загляну в "Бен Гура", даже чтобы узнать, чем кончились гонки колесниц. Но мисс Стейси сказала, что она этого не требует, и простила меня великодушно. Я думаю, это было несправедливо с ее стороны — прийти сюда, чтобы все-таки вам об этом рассказать.

— Мисс Стейси ни словом об этом не упомянула в разговоре со мной, Аня, и это твоя нечистая совесть не дает тебе покоя. Ты не должна брать романы в школу, и вообще ты читаешь слишком много. Когда я была в твоем возрасте, мне на романы и глядеть-то не разрешали.

— Ах, как вы можете называть "Бен Гура" романом, когда это по-настоящему религиозная книга? — запротестовала Аня. — Конечно, она чуточку слишком захватывающая, чтобы годиться для воскресного чтения, и я читаю ее только в будни. Я теперь не читаю ни одной книжки, если мисс Стейси или миссис Аллан не считают их подходящим чтением для девочки тринадцати с тремя четвертями лет. Мисс Стейси взяла с меня такое обещание. Она однажды застала меня за чтением книжки под названием "Страшная тайна заколдованной комнаты". Это мне Руби Джиллис дала почитать. Ах, Марилла, книжка была такая захватывающая! Прямо мороз от нее по коже подирал и кровь стыла в жилах! Но мисс Стейси сказала, что это глупая и вредная книжка, и просила меня ни эту книжку, ни ей подобных не читать. Я легко пообещала не читать подобных книг впредь, но было просто мучительно не дочитать эту книжку и не узнать, чем все кончилось. Но моя любовь к мисс Стейси выдержала это испытание, и я сдержала обещание. Просто чудо, Марилла, что человек может сделать, если очень стремится кому-нибудь понравиться.

— Ну, я вижу, что могу зажечь лампу и приняться за работу, — сказала Марилла. — Ясно, что ты не хочешь узнать, о чем говорила мисс Стейси. Тебя больше занимают твои собственные речи.

— Ах, нет, Марилла, я очень хочу узнать! — воскликнула Аня с раскаянием. — Я не скажу больше ни слова… ни словечка. Я знаю, что говорю слишком много, но я так стараюсь преодолеть это в себе. И хотя я сказала так много, но если бы вы только знали, насколько больше я хотела сказать, вы были бы ко мне снисходительнее. Пожалуйста, расскажите мне, Марилла!

— Хорошо. Мисс Стейси хочет организовать отдельный класс из своих лучших учеников, которые желали бы подготовиться к экзаменам в Королевскую учительскую семинарию. Она собирается давать им дополнительные уроки по часу в день после занятий. И она пришла спросить нас с Мэтью, хотим ли мы, чтобы ты присоединилась к этому подготовительному классу. Что ты сама об этом думаешь, Аня? Ты хотела бы поступить в семинарию и стать учительницей?

— Ах, Марилла! — Аня поднялась на колени и привычным жестом сложила руки. — Это мечта всей моей жизни… ну, то есть уже шесть последних месяцев, с тех пор как Руби и Джейн стали говорить о подготовке к вступительным экзаменам. Но я ничего об этом не говорила, так как думала, что это совершенно бесполезно. Я очень хотела бы стать учительницей! Но не окажется ли это ужасно дорого? Мистер Эндрюс говорит, что подготовка Присси обошлась ему в сто пятьдесят долларов, а ведь Присси не была тупой в геометрии.

— Я думаю, ты можешь не беспокоиться об этой стороне дела. Когда мы с Мэтью взяли тебя на воспитание, мы решили, что сделаем все, что в наших силах, чтобы дать тебе хорошее образование. Я думаю, что девушка должна быть в состоянии заработать себе на жизнь, независимо от того, вынуждена она это делать или нет. У тебя всегда будет дом в Зеленых Мезонинах, пока Мэтью и я живы, но кто знает, что может случиться в этом ненадежном мире и к чему следует быть готовым. Так что ты можешь присоединиться к подготовительному классу, Аня, если хочешь.

— Ах, Марилла, спасибо! — Аня обняла Мариллу за талию и серьезно взглянула вверх, ей в лицо. — Я невыразимо благодарна вам и Мэтью! И я буду учиться так усердно, как только смогу, чтобы вы могли мной гордиться. Не ожидайте только слишком многого в том, что касается геометрии. Зато я думаю, что смогу добиться успехов во всех остальных предметах, если буду усердно заниматься.

— Я полагаю, что ты и так довольно неплохо справляешься с учебой. Мисс Стейси говорит, что ты способная и прилежная, — Ни за что на свете Марилла не сказала бы Ане, как горячо хвалила ее мисс Стейси, из опасений, что это могло бы раздуть Анино тщеславие. — Нет нужды бросаться в крайности и убиваться над учебниками. Куда спешить? Через полтора года ты будешь готова к вступительным экзаменам. Но лучше начать вовремя и подготовиться основательно, говорит мисс Стейси.

— Теперь мне будет еще интереснее учиться, — сказала Аня с восторгом, — потому что у меня есть цель в жизни. Мистер Аллан говорит, что каждый должен иметь цель в жизни и усердно к ней стремиться. Только, говорит он, сначала мы должны убедиться, что это достойная цель. Разве это не достойная цель — стать учительницей, как мисс Стейси, как вы думаете, Марилла? Я думаю, это очень благородная профессия.

Подготовительный класс был организован в намеченный срок. Гилберт Блайт, Аня Ширли, Руби Джиллис, Джейн Эндрюс, Джози Пай, Чарли Слоан и Муди Спурджен Макферсон вошли в него. Дианы Барри не было в их числе, потому что родители не собирались посылать ее в семинарию. Ане это казалось чуть ли не катастрофой. С той ночи, когда у Минни был круп, они с Дианой были неразлучны во всем. В тот день, когда подготовительный класс впервые остался в школе на дополнительные занятия и Аня увидела, как Диана медленно выходит вслед за другими, чтобы затем одиноко направиться домой по Березовой Дорожке и через Долину Фиалок, ей с трудом удалось усидеть на месте и не броситься вслед за подругой. К горлу подкатил комок, и она торопливо начала листать свою развернутую на парте латинскую грамматику, чтобы скрыть слезы. Ни за что на свете не позволила бы она Гилберту Блайту или Джози Пай увидеть эти слезы.

— Но, ах, Марилла, когда я увидела, как Диана выходит из школы одна, я почувствовала, что вкусила горечь смерти, как сказал в своей проповеди в прошлое воскресенье мистер Аллан, — рассказывала она в тот вечер сокрушенно. — Я подумала, как замечательно было бы, если бы Диана тоже готовилась к поступлению в семинарию. Но мы не можем найти совершенства в этом несовершенном мире, как говорит миссис Линд. Миссис Линд не назовешь утешительницей, но, без сомнения, она высказывает много очень верных мыслей… Я думаю, подготовительные занятия будут чрезвычайно интересными. Джейн и Руби собираются стать учительницами. Это верх их стремлений. Руби говорит, что собирается работать учительницей только два года, а потом она намерена выйти замуж. А Джейн говорит, что она всю жизнь посвятит преподаванию и никогда, никогда не выйдет замуж, потому что учительнице платят жалованье, а муж ничего платить не будет, да еще и огрызается, если попросишь свою долю из денег за яйца и масло. Я догадываюсь, что Джейн знает это по своему печальному опыту, потому что миссис Линд говорит, что ее отец — старый брюзга и такой скупой, что у него снега среди зимы не выпросишь. Джози Пай говорит, что она поступает в семинарию только ради образования, потому что ей нет нужды зарабатывать себе на жизнь; она говорит, что, разумеется, совсем другое дело сироты, которые живут у кого-то из милости, — тем нужно трудиться. Муди Спурджен собирается стать священником. Миссис Линд говорит, что с таким именем, как у него,[12] никем другим и быть нельзя. Надеюсь, это не очень дурно с моей стороны, Марилла, но как только подумаю, что Муди Спурджен — священник, меня разбирает смех. Он такой смешной, с толстым лицом, маленькими голубыми глазками, а уши у него торчат, как лацканы. Но может быть, у него будет более интеллектуальный вид, когда он вырастет. Чарли Слоан говорит, что он пойдет в политику и станет членом парламента, но миссис Линд считает, что ему никогда не добиться успеха в этом деле, потому что все Слоаны честные люди, а в политике в наши дни преуспевают только мошенники.

— А кем собирается стать Гилберт Блайт? — спросила Марилла, видя, что Аня открывает своего "Цезаря".

— У меня не было случая узнать о жизненных устремлениях Гилберта Блайта… если они у него есть, — ответила Аня презрительно.

Теперь между Гилбертом и Аней было открытое соперничество. Прежде оно было скорее односторонним, но больше не могло быть сомнений, что Гилберт так же настроен быть первым в классе, как и Аня. Он был вполне достойным соперником. Другие ученики подготовительного класса молчаливо признали их превосходство и даже не мечтали о соперничестве с ними.

С того дня, когда возле пруда она отвергла его просьбу о прощении, Гилберт, за исключением вышеупомянутого соперничества в учебе, ничем не выдавал, что замечает само существование Ани Ширли. Он болтал и шутил с другими девочками, обменивался с ними книжками и головоломками, обсуждал уроки и планы на будущее, иногда провожал домой одну или другую с молитвенного собрания или из дискуссионного клуба. Но Аню Ширли он просто не замечал, и Аня пришла к выводу, что неприятно, когда тебя не замечают. Тщетно говорила она себе, гордо встряхивая головой, что ее это не волнует В глубине своевольного женского сердечка она была уверена, что волнует и что если бы то, что произошло на Озере Сверкающих Вод, случилось опять, она ответила бы совсем по-другому. Неожиданно, как ей казалось, и к ее тайному ужасу она почувствовала, что прежнее негодование, которое она лелеяла в душе, исчезло… исчезло как раз тогда, когда она больше всего нуждалась в его поддержке. Напрасно вызывала она в памяти подробности той памятной сцены и старалась возбудить в себе прежний, доставлявший удовлетворение гнев. Тот день у пруда стал свидетелем его последней судорожной вспышки. Аня поняла, что простила и забыла, даже не зная об этом. Но было слишком поздно!

По крайней мере, ни Гилберт, ни кто другой, даже Диана, не должны были даже заподозрить, как она жалела, что оказалась такой гордой и неумолимой! Она решила "предать свои чувства глубочайшему забвению", и следует признать, что сделала она это так успешно, что Гилберт, который, возможно, и не был столь равнодушным, каким казался, не мог утешиться ни одним признаком того, что Аня хоть как-то чувствует его мстительное презрение. Единственным слабым утешением для него было то, что она пренебрегала и Чарли Слоаном, пренебрегала немилосердно, постоянно и незаслуженно.

В остальном зима проходила в обычных обязанностях и учебе. Для Ани дни скользили словно золотые бусины на ожерелье года. Она была счастливой, полной бодрости и интереса к жизни: были уроки, чтобы их учить, награды, чтобы их добиваться, чудесные книги, чтобы их прочитать, новые песни, чтобы разучить их для хора воскресной школы; были и приятные субботние вечера в доме священника с миссис Аллан, а потом, прежде чем Аня успела это осознать, снова пришла в Зеленые Мезонины весна, и весь мир опять был в цвету.

Страсть к учебе несколько остыла тогда. В то время как большинство учеников разбредалось по зеленым дорожкам, лесным вырубкам и луговым тропинкам, остававшиеся в школе будущие семинаристы печально глядели в окна и вдруг обнаруживали, что латинские глаголы и французские упражнения почему-то утратили те очарование и прелесть, какие имели в суровые зимние месяцы. Даже Аня и Гилберт продвигались вперед медленнее и равнодушнее. И учительница, и ученики были одинаково рады, когда пришел конец учебного года и веселые дни каникул засияли перед ними в розовом свете.

— Вы хорошо поработали в прошедшем году, — сказала мисс Стейси в последний день занятий, — и заслужили хорошие, веселые каникулы. Постарайтесь как можно лучше отдохнуть на свежем воздухе и набраться здоровья, сил и честолюбивых желаний для учебы в следующем году, когда вам предстоит решительное сражение перед вступительными экзаменами!

— А вы вернетесь к нам в следующем учебном году, мисс Стейси? — спросила Джози Пай.

Джози Пай никогда не стеснялась в вопросах; впрочем, в данном случае весь остальной класс был ей благодарен. Ни один из них не осмелился бы спросить об этом мисс Стейси, но все хотели знать, потому что в школе уже некоторое время ходили тревожные слухи о том, что мисс Стейси не вернется в школу в следующем учебном году, так как ей предложена работа в начальной школе того района, где она жила, и она намерена принять это предложение. Весь подготовительный класс, затаив дыхание, с тревогой ждал ее ответа.

— Да, думаю, что вернусь, — сказала мисс Стейси. — Я подумывала перейти в другую школу, но решила остаться в Авонлее. Сказать по правде, я так привязалась к вам, что мне трудно было бы с вами расстаться. Так что я остаюсь и доведу вас до цели.

— Ура! — закричал Муди Спурджен. Чувства никогда не завлекали Муди Спурджена так далеко, а потому целую неделю после этого он смущенно краснел, когда вспоминал о своем порыве.

— Ах, я так рада! — сказала Аня с сияющими глазами. — Дорогая мисс Стейси, было бы совершенно ужасно, если бы вы ушли] Я уверена, что у меня не хватило бы духа вообще продолжать учебу, если бы к нам пришел другой учитель.

Когда Аня пришла домой в тот вечер, она свалила все свои учебники в старый сундук на чердаке, заперла его и забросила ключ в коробку с мелочами.

— Я даже не загляну в школьные книжки во время каникул, — сказала она Марилле. — Весь год я училась так усердно, как только могла. Целыми днями сидела над этой геометрией, пока не выучила наизусть всю первую книжку. Все помню, даже если буквы заменить на другие. Я просто устала от всего серьезного и собираюсь на лето дать волю моему воображению. Ах, не пугайтесь, Марилла! Я дам ему волю в разумных пределах. Но я хочу действительно хорошо и весело провести время этим летом, потому что, быть может, это последнее лето моего детства. Миссис Линд говорит, что, если я так же вытянусь в следующем году, как в этом, мне придется носить еще более длинные юбки. Она говорит, что у меня все идет в ноги и глаза. А когда я буду носить длинные юбки, я должна буду и вести себя соответственно и преисполниться достоинства. Тогда, боюсь, будет неприлично даже верить в фей; так что в это лето я собираюсь верить в них всей душой. Я думаю, у нас будут очень веселые каникулы. Руби Джиллис скоро будет отмечать день рождения, а в следующем месяце будет пикник воскресной школы и благотворительный концерт. Мистер Барри говорит, что как-нибудь вечером он возьмет Диану и меня в гостиницу в Уайт Сендс на обед. Там устраивают обеды по вечерам, вы ведь знаете. Джейн Эндрюс была там однажды прошлым летом и говорит, что это поразительное зрелище: электрический свет и цветы и все дамы в таких красивых платьях. Джейн говорит, что она впервые заглянула в жизнь высшего света и до самой смерти не забудет этого впечатления.

На следующий день после обеда пришла миссис Линд, чтобы узнать, почему Марилла не была на собрании благотворительного общества в четверг. Когда Марилла не приходила на собрание, соседи знали, что в Зеленых Мезонинах что-то случилось.

— У Мэтью был небольшой сердечный приступ в четверг, — объяснила Марилла, — и мне не хотелось оставлять его одного. О да, теперь уже все в порядке, но приступы у него стали чаще, и я боюсь за него. Доктор говорит, что ему нужно избегать волнений. Это несложно, потому что Мэтью никогда не искал и не ищет волнений, но ему нельзя также выполнять тяжелых работ, а говорить Мэтью, чтобы он не работал, — все равно что уговаривать его не дышать. Заходи и раздевайся, Рейчел. Останешься на чай?

— Ну, раз ты так настаиваешь, я, пожалуй, останусь, — сказала миссис Рейчел, не имевшая ни малейшего намерения поступить иначе.

Миссис Рейчел и Марилла уютно уселись в гостиной, пока Аня приготовила чай и горячее печенье, которое было таким легким и белым, что могло бросить вызов даже суровой критике миссис Рейчел.

— Нужно признать, что Аня оказалась очень смышленой девочкой, — заявила миссис Рейчел, когда на закате Марилла проводила ее до большой дороги. — Она, должно быть, хорошая помощница для тебя.

— Да, — признала Марилла, — теперь она гораздо серьезнее и на нее можно положиться. Прежде я боялась, что она так и останется сумасбродной, но она изменилась, и теперь я ни в чем не побоялась бы на нее положиться.

— В первый день, когда я увидела ее здесь три года назад, ни за что не подумала бы, что все обойдется так хорошо, — сказала миссис Рейчел. — Боже милостивый, забуду ли я когда ту ее ужасную вспышку! Когда я пришла в тот вечер домой, я сказала Томасу так: "Попомни мои слова, Томас, Марилла Касберт пожалеет о том, что сделала". Но я ошиблась и очень этому рада. Я не из тех людей, Марилла, которых никогда нельзя заставить признать, что они ошиблись. Нет, я-то уж не такая, слава Богу. Я ошиблась в Ане, но это было неудивительно; более странной и необычной девочки на свете не было, скажу я вам. Ее нельзя было расшифровать по правилам, которые подходят для других детей. Прямо-таки чудо, как она изменилась к лучшему за эти три года, особенно внешне. Она стала совсем хорошенькой, хотя не скажу, что я большая любительница такой бледной и большеглазой красоты. Я предпочитаю пухлые и румяные щечки Дианы Барри или Руби Джиллис. Руби очень эффектна. Но почему-то, не знаю почему… когда я вижу их рядом с Аней, они кажутся мне заурядными и банальными, хотя она и вполовину не так красива… Совсем как белые июньские лилии, которые она называет нарциссами, рядом с большими красными пионами, вот что я вам скажу.


Глава 29 Эпоха в жизни Ани | Аня из Зеленых Мезонинов | Глава 31 Там, где ручей встречается с рекой