Августа 8 дня, половина одиннадцатого, +20° С

Морг Императорской медико-хирургической

академии на Загородном проспекте

Части тела изображались правильными холмиками простыни. Доктор Лекторов поработал на славу. «Чурка» выглядел почти безобидно. Ну, подумаешь, лежит человек в рамке из белой материи. Обрубков не видно. Но и этого мирного зрелища хватало, чтобы любители острых ощущений тихонько охали, вскрикивали и требовали у санитара стакан воды.

Шествие «свидетелей» Родион Георгиевич наблюдал из-за угла.

Занятная штука – психология обывателя. Сначала со всех ног он бежит глазеть на кусок плоти, надеясь рассказывать о геройстве приятелям и домочадцам. Стоя в очереди в морг, уже не так уверен в себе и подумывает, не свернуть ли восвояси. Но глазки какой-нибудь хорошенькой барышни приободряют. Он выкатывает грудь колесом и ступает в чертог смерти. В приподнятом настроении проходит вблизи анатомического стола, нюхает приторно-сладкий запах, видит расчлененное тело и ничего, кроме животного ужаса, не испытывает. Не надо ему славы среди тетушек и дядюшек, мороз пробирает по коже, а в голове одна мысль звенит: «И куда я, дурак, полез!?» Когда выходит из общественного морга, то молится, чтоб покойники ночью не привиделись. Такая вот натура.

Какой же прок в «опознании»? Зачем понадобилось выставлять «чурку» напоказ? Какая цель преследовалась?

Трудно отделаться от мысли: все это сляпано специально для Ванзарова. Зачем? Чтобы не потерял нить расследования. Намекают и подсказывают: письмо измены, список «Первой крови», «чурка» и, само собой, Одоленский с Меншиковым связаны одной ниточкой. И за нее кто-то дергает. Коллежскому советнику предлагается сыграть марионетку. Значит, все-таки неведомый и очень мудрый преступник? А князь и штабс-ротмистр могут быть невинными жертвами?

– Как думаете, зачем этот спектакль? – тихо спросил Родион Георгиевич.

– Следы заметает, – проговорил стиснув зубы Джуранский.

– Могу ли знать, как?

– Хочет повести в ложном направлении.

– Видите здесь какое-то направление?

– Я – нет. А вы – наверняка. Вот он и хочет сбить.

– Зачем для этого вытаскивать труп из Выборгского?

– Общественный резонанс, нам теперь отступать некуда. – Ротмистр сурово сжал губы, отчего усики встали горкой. И тут же добавил: – Я бы этих господ-мужеложцев шашкой-то угостил…

Как ни удивительно, в слепых подозрениях кавалериста тлел уголек здравого смысла. Действительно, теперь отступать некуда. Так бы лежал «чурка» тихонечко в морге Выборгского участка, и горя не знали. То есть, при желании дело о неизвестном трупе можно было волынить хоть год. Выходит, кому-то надо, чтоб чиновник сыскной полиции закатал рукава. Может, этот «кто-то» – Модль или Ягужинский? Сомнительно. Те господа церемониться такими изысками не стали бы. Да и срок розыска назван четкий.

В однообразно пугливой толпе вдруг выделился господин довольно приличного роста. Он не строил испуганных физиономий, не отворачивался, а напротив, встал в «ногах», осмотрел торс, что-то заметил, пригляделся внимательно, качнул головой и стал уходить, поглядывая на тело. Но дорогу ему преградили.

– Кажется, признали, не так ли? – Ванзаров подошел к помощнику, сработавшему преградой.

– С кем имею честь? – спросил господин без всякого испуга.

Коллежский советник представился. Посетитель сказал, что ему очень приятно, назвал себя Аристархом Петровичем Звягинцевым и протянул визитную карточку. На дорогом тисненом картоне значилось, что он доктор медицины, специалист по нервным болезням, а также загадочные слова: «Электролечебница, лечение светом, током Арсонваля, синим светом, световыми ваннами».

– Так вам знакомо тело? – напомнил Ванзаров.

– Полной уверенности нет, хотя думаю, он был моим пациентом.

– Как узнали?

– Вон там, около подмышки, две красные точки. Это следы моего метода лечения электрическим разрядом. Замечу, новейшего метода.

– В чем заключатся метод?

– Пользуясь атласом китайской медицины, нахожу особые точки, закрепляю электроды и даю разряд тока.

– От каких же болезней лечат такой пыткой? – спросил Родион Георгиевич.

Звягинцев несколько замялся, но ответил:

– Метод новый, еще рано говорить о результатах…

– Все же я настаиваю.

– Мужеложество, – понизив голос, таинственно сообщил Аристарх Петрович.

Растрепанная бородка и слегка кривоватый нос могли вызвать неприязнь. Но сумасшедшим доктор явно не выглядел. И потому Ванзаров спросил без тени улыбки:

– Сколько раз испытывали этот метод?

– Лишь один…

– Любите ходить на опознание трупов, господин Звягинцев?

– Ну, что вы… – Доктор улыбнулся застенчиво. – Просто случайность. В «Новом времени» публикуется объявление моей клиники, я заплатил на год вперед. А сегодня открываю номер и нахожу вместо, прошу прощения, моей рекламы, объявление о публичном опознании. Ну, я понял, что дело общественно важное, и претензии газете предъявлять не стал. А самому вдруг стало любопытно, дай, думаю, схожу. И вот я здесь, господа!

Даже ротмистр ослабил бдительность. Настолько Звягинцев располагал и очаровывал. Детская открытость в наше время стала редкостью. И как подобный одуванчик лечит мужеложество?

Родион Георгиевич вынул из-за пазухи мятый снимок, закрыл подушечкой большого пальца князю голову и предъявил:

– Посмотрите внимательно, не этот ли юнофа? Звягинцев нацепил очки, прикрыл один глаз и сообщил:

– Лицо вроде знакомо, но, право, боюсь ошибиться… Это они в «живые картины» играют? Как забавно!