XII

Доктор Магнус сидел, сгорбившись, на узком сиденье такси, устало массируя лоб и виски. Может, массаж и не снимет ментальной усталости, но по крайней мере уменьшит напряжение мускулов и чуть-чуть облегчит головную боль. Он взглянул на часы. Десять. Он не спал всю прошлую ночь, и не похоже, что это у него получится сегодня. Если бы только вздорные девчонки отвечали на звонки!

Но совесть все равно терзала его. Он нарушил священное доверие. Он не должен был использовать постгипнотическое внушение вчера вечером, чтобы заставить Лизетт вернуться на сеанс. Это шло наперекор всем его принципам, но другого выхода не было: девушка отказалась категорически, а он должен был знать — ведь он был так близок к окончательному доказательству. Всего один последний сеанс регрессивного гипноза…

После него он провел бессонную ночь, слишком возбужденный, чтобы отдыхать, он работал в своем кабинете, пытаясь привести в соответствие конфликтующие элементы освобожденной памяти Лизетт с историческими датами, скопившимися у него за время исследований. К утру вытащенные на свет факты лишь углубили загадку. Он позвонил домой секретарше, отменил все назначенные встречи и провел целый день за нудной утомительной работой, копаясь в пыльных муниципальных записях и подборках газет. Он лихорадочно трудился, а прошлое неохотно выдавало один сбивающий с толку секрет за другим.

Сейчас доктор Магнус являл собой человека усталого, голодного и не слишком чистого, но все-таки ему удалось отыскать твердое доказательство своих теорий. Однако он не был воодушевлен. Добившись своего, он раскрыл еще одну тайну, нечто, что и не снилось его философии. Доктор начал надеяться, что работа всей его жизни была ошибочной.

— Мы прибыли, сэр. Это тот адрес.

— Спасибо.

Доктор Магнус очнулся от мрачной задумчивости и увидел, что они добрались до места назначения. Быстро расплатившись с водителем, он заторопился к дому Лизетт. Горело всего несколько огней, и он настойчиво позвонил — дурное предчувствие делало его движения неуклюжими.

— Минуточку, сэр!

Доктор Магнус дернулся от резкого голоса. Двое мужчин в неброских костюмах энергично приближались к нему, свернув с тротуара.

— Спокойно! Полиция.

— Что-то случилось, офицеры? — Очевидно, случилось.

— Можем ли мы спросить, что вы здесь делаете, сэр?

— Естественно. Я друг мисс Борланд и мисс Сэйриг. Я не смог дозвониться им по телефону, а поскольку мне надо обсудить кое-что важное с мисс Сэйриг, я подумал, что могу приехать к ней на квартиру. — Он понял, что слишком нервничает.

— У вас есть какие-нибудь документы, сэр?

— Что-то не так, офицеры? — повторил Магнус, доставая бумажник.

— Доктор Ингмар Магнус. — Один из офицеров, тот, что повыше, вопросительно взглянул на него. — Полагаю, вы не в курсе новостей, доктор Магнус.

— Да в чем дело?!

— Я инспектор Брэдли, доктор Магнус, а это сержант Уортон. Департамент уголовного розыска. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, сэр. Пройдемте.

Когда Лизетт пробудилась от тревожного сна, вокруг нее царила кромешная тьма. Она секунду вглядывалась широко распахнутыми глазами во мрак, размышляя, где же она. Мало-помалу память вытесняла смутные образы из ее кошмара. Включив стоящую возле кровати лампу, Лизетт посмотрела на часы и нахмурилась. Почти полночь. Она проспала.

«Роллс-ройс» Бет пришел за ней, не успела она еще поспешно собрать сумку. В доме в Майда-Вэйл горничная — одетая в более традиционную униформу, чем та, что была на ней во время прошлого визита Лизетт, — проводила ее в просторную гостевую комнату на верхнем этаже. Лизетт приняла снотворное и рухнула в кровать. Она намеревалась вздремнуть и встретиться с хозяйкой за обедом. Вместо этого она проспала десять полновесных часов. Теперь Бет, должно быть, убеждена в ее безнадежной тупости.

Как часто случается после затянувшегося сна, Лизетт чувствовала себя разбитой. Жаль, что она не подумала прихватить какую-нибудь книгу. Дом безмолвствовал. Наверняка уже слишком поздно, чтобы звонить и звать горничную. Несомненно, Бет решила дать ей поспать до утра, а сама уже отдыхает. Наверное, стоит принять еще одну таблетку и снова уснуть.

С другой стороны, Бет Гаррингтон явно не из тех, кто рано ложится в постель. Она вполне может еще бодрствовать, например — смотреть телевизор там, где шум не потревожит ее гостью. В любом случае Лизетт сейчас не хочется спать.

Она выбралась из постели, увидев, что перед сном разделась лишь наполовину. Сбросив лифчик и трусики, Лизетт скользнула в старинную ночную рубашку с кружевами и лентами, которую привезла с собой. Она не сообразила взять тапочки и халат, но ночи стояли теплые, а белая хлопковая сорочка была достаточно целомудренной, чтобы выглянуть в ней в коридор.

В дальнем конце коридора виднелась дверь, окаймленная полосой света. Остальная часть прохода терялась во тьме. Лизетт тихонько вышла из комнаты. Поскольку Бет не упоминала о других гостях, а помещения для слуг расположены где-то в другом месте, вполне вероятно, что свет горит в спальне хозяйки, указывая на то, что мисс Гаррингтон еще не спит. Лизетт решила, что должна хотя бы попытаться встретиться с Бет, раз уж находится в сознательном состоянии.

Идя на цыпочках по коридору, Лизетт услышала негромкую музыку. Дверь в комнату была приоткрыта, музыка лилась оттуда. Ей повезло: Бет наверняка еще не легла. Она осторожно постучалась.

— Бет? Вы не спите? Это Лизетт.

Ответа не последовало, но дверь распахнулась от прикосновения.

Лизетт хотела позвать снова, но слова встали у нее поперек горла. Она узнала мелодию и узнала комнату. Когда она войдет в эту спальню, она не сможет больше управлять своими действиями, как не могла изменить их в своих снах.

Она видела большую комнату, обставленную по моде Викторианской эпохи. Окна завешаны портьерами, единственный источник света — свеча, горящая на ночном столике возле огромной кровати с пологом на четырех столбиках. Возле свечи на столике лежат старинные золотые часы, часы, которые вызванивают однообразную мелодию музыкальной шкатулки.

Лизетт пересекла комнату, молясь, чтобы все это оказалось всего лишь еще одним отчетливым и ярким повторением ее кошмара. Она потянулась к столику и увидела, что стрелки часов показывают полночь. Звон прекратился. Она подняла часы и наконец разглядела портрет, который — естественно — находился под крышкой.

Это была ее фотография.

Выпавшие из пальцев часы со стуком ударились о ночной столик, а Лизетт в ужасе уставилась на кровать с пологом.

Изнутри высунулась рука и развела занавеси. Лизетт хотелось закричать, хотелось проснуться. Отбросив полог, лежащая в кровати села и взглянула на нее.

Лизетт взирала на саму себя.

— Нельзя ли ехать немного быстрее?

Инспектор Брэдли, не поддаваясь просьбам, подмигнул сержанту Уортону.

— Сядьте, доктор Магнус. Мы скоро приедем. Думаю, вам стоит отрепетировать извинения, которые вы произнесете, когда мы нарушим покой мирного особняка посреди ночи.

— Я молю Бога, чтобы эти извинения понадобились, — ответил доктор Магнус, по-прежнему сидя подавшись вперед, словно побуждая водителя ехать быстрее.

«Будет непросто», — размышлял доктор Магнус. Он не осмелился рассказать им всю правду. Он подозревал, что Брэдли согласился на поздний ночной звонок Бет Гаррингтон, больше чтобы проверить его алиби, а не из-за того, что хоть сколько-нибудь поверил импровизированной истории Магнуса.

Угробив целый день на бешеные исследования, доктор Магнус не слышал новостей и не придал значения безвкусным бульварным газетенкам с их кричащими заголовками: «Обнаженная красавица зарезана в ванной», «Голую модель прирезали в душе», «Шлюшка-самоубийца или жертва Потрошителя?» За шоком от сообщения о смерти Даниэль последовал шок открытия, что он сам является одной из «серьезных версий» полицейского расследования.

Потребовалась вся сила убеждения психоаналитика, чтобы уговорить их отпустить его — или, по крайней мере, сопроводить к дому в Майда-Вэйл. По иронии судьбы они с Лизетт оказались единственными, способными засвидетельствовать, где находился другой в момент гибели Даниэль. Департамент уголовного розыска мог бы отнестись скептически к позднему сеансу в офисе доктора Магнуса, но здесь имелось несколько подтверждающих их алиби деталей. Бармен «Кувырка» припомнил изысканного джентльмена с бородой, покинувшего заведение после того, как леди, его подруга, неожиданно «вырубилась». Уборщица слышала голоса и оставила кабинет нетронутым. Таким образом полиция установила местонахождение Лизетт той ночью. Полдюжины раздраженных клерков дали показания, где доктор Магнус провел сегодняшний день.

Доктор Магнус мрачно прокручивал в уме результаты своего исследования. Существовала Элизабет Бересфорд, рожденная в Лондоне в 1879 году, в состоятельном семействе, проживавшем на Чейни-Роу на набережной Челси. В 1899 году Элизабет Бересфорд вышла замуж за капитана Дональда Стэплдона и вместе с мужем переехала в Индию. В Лондон она вернулась, страдая чахоткой, которой, очевидно, заразилась за границей, и умерла в 1900 году. Похоронена на Хайгетском кладбище. Вот что с некоторыми трудностями разузнал доктор Магнус в самом начале. На этой основе он стал подбирать дополнительные подробности, черпая их как из освободившихся воспоминаний Лизетт, так и из найденных записей того периода.

Особенно тяжело оказалось отследить последующие ветви семьи — а это он обязан был сделать, чтобы подтвердить, что Элизабет Бересфорд не являлась предком Лизетт Сэйриг. Его беспокоило, что он не сумел отыскать надгробия Элизабет Стэплдон, урожденной Бересфорд, на Хайгетском кладбище.

Прошлой ночью он подтолкнул Лизетт так жестко, как только осмелился. Из ее всплывших на поверхность сознания ужасных видений он наконец извлек ключ. Эти образы не были кошмарными снами, не были символическим представлением подавленных страхов. Они были точными воспоминаниями.

Поскольку дело касалось сенсации и знатных семей, официальные записи осмотрительно избегали упоминаний о трагедии, так же как и лучшие газеты. Желтая пресса оказалась менее щепетильна, и здесь-то доктор Магнус и начал узнавать, что такое страх.

Элизабет Бересфорд была похоронена заживо.

В последнем желании она попросила, чтобы ее тело не бальзамировали. Газеты предполагали, что она предчувствовала свою судьбу и цитировали целые абзацы из Эдгара Алана По. Как-то вечером капитан Стэплдон пришел к могиле жены и обнаружил ее ошеломленно бродящей среди надгробий. После похорон прошел почти месяц.

Газетные статьи переполняли псевдонаучные теории, объяснения медиумов и длинные списки индийских йогов, которые неделями поддерживали в себе состояние приостановленной жизни. Никто так и не установил точно, как Элизабет Стэплдон выбралась из гроба и из склепа, но предполагалось, что сила отчаяния вырвала из древесины винты, а благодаря милости провидения после предыдущего визита склеп не был должным образом заперт.

Муж и жена, ясное дело, немедленно уехали за границу, чтобы избежать публичной огласки и дать Элизабет Стэплдон оправиться от выпавших на ее долю суровых испытаний. Что она и сделала довольно быстро, но, очевидно, для капитана Стэплдона шок оказался слишком велик. Он умер в 1902 году, и вскоре после этого его жена вернулась в Лондон, унаследовав все его немалое состояние и имущество, включая их дом в Майда-Вэйл. Позже к ней перешло и фамильное поместье ее семьи — единственный брат Элизабет пал на Бурской войне,^[51] — и Элизабет превратилась в очень и очень богатую леди.

Да, Элизабет Стэплдон стала одной из самых известных — печально известных — дам эдвардианской эры и далее, вплоть до Первой мировой войны. Она была необычайно красива, она очаровывала мужчин, а ее соперницы стонали, что годы как будто не властны над ней. После войны она покинула Лондон и отправилась в путешествие по экзотическому Востоку. В 1924 году пришло известие о ее смерти в Индии.

Поместье перешло к дочери Элизабет, Джейн Стэплдон, родившейся за границей в 1901 году. Элизабет Стэплдон навещала дочь лишь время от времени, Джейн выросла и получила образование в Европе и, кажется, никогда не приезжала в Лондон до 1925 года. Некоторые предполагали, что мать желала отгородить дочь от своего богемного стиля жизни, но когда Джейн Стэплдон появилась, всем показалось, что более вероятной причиной изоляции девочки была ревность. Джейн Стэплдон обладала красотой своей матери — старые поклонники Элизабет клялись, что Джейн — копия Элизабет в молодости. Она унаследовала от матери и вкус к разгульной жизни; с новым кругом друзей-ровесников она подхватила эстафету матери. Газеты пестрели скандальными сообщениями о ее близости с Алистером Кроули и другими, подобными ему. Хотя ее легкомысленные развлечения и поглотили годы Пылающей Юности Потерянного Поколения,^[52] даже ее врагам пришлось признать, что провела она эти годы великолепно. В 1943 году Джейн Стэплдон исчезла и предположительно погибла во время воздушного налета, сровнявшего с землей тот участок Лондона, куда она отправилась на пирушку с друзьями.

По документам, оставленным у адвоката, имущество перешло к дочери Джейн, Джулии Везерфорд, живущей в Америке, родившейся в Майами в 1934 году. Очевидно, ее мать закрутила типичный роман с американским миллионером, когда проводила зиму во Флориде. Их тайный брак был расторгнут вслед за рождением Джулии, и дочь осталась с отцом, бывшим мужем Джейн. Джулия Везерфорд прибыла из Штатов в начале 1946 года. Любые сомнения в ее аутентичности и подлинности ее требований мгновенно испарились, поскольку она была копией своей матери в ее молодые годы. Она тоже обладала семейным мятежным характером, продолжила традицию диких вечеринок и эксцентричных знакомств — от поколения битников до детей цветов. Ее старые друзья поражались тому, что Джулию в мини-юбке легко принять за одногодку окружающих женщину молодых, курящих «травку» хиппи. Но в конце концов ее юность, видимо, все же начала увядать, поскольку с 1967 года Джулия Везерфорд живет более или менее уединенно в Европе, время от времени навещаемая своей племянницей.

Ее племянница, Бет Гаррингтон, родилась в 1950 году, она осиротевшая дочь единокровной американской сестры Джулии и богатого молодого англичанина из ее же коллекции. После гибели родителей в авиакатастрофе в 1970 году, Бет стала protegee^[53] своей тетушки и погрузилась в безумную лондонскую жизнь. Очевидно, Бет Гаррингтон также унаследует имущество тети. Несомненно и то, что она — точная копия тети Джулии, когда та была в ее возрасте. Интересно было бы увидеть их обеих вместе. А этого, конечно, никому никогда не удавалось.

Сперва доктор Магнус просто не желал принимать истины открытой им страшной тайны. И все же, зная то, что вспомнила под гипнозом Лизетт, он понимал, что иного вывода быть не может.

Поразительно, как женщина, пользующаяся такой известностью (и дурной славой), сумела избежать опубликования своих снимков. Как-никак меняются моды и прически, тщательно подбирается косметика: зрительная память недолговечна, чего не скажешь о линзах камеры. В результате упорных поисков доктор Магнус все-таки отыскал несколько фотографий. При наличии хорошего театрального костюма и грима на всех могла быть запечатлена одна и та же женщина в один и тот же день.

Точно так же на них могла быть снята Лизетт Сэйриг.

Однако доктор Магнус знал, что увидеть Бет Гаррингтон и Лизетт Сэйриг рядом — возможно.

И он молился о том, чтобы прибыть вовремя и предотвратить это.

Знание терзало его разум, просто чудо, что доктор Магнус сохранил достаточно здравомыслия, чтобы убедить Скотленд-Ярд совершить эту позднюю ночную «прогулку» в Майда-Вэйл — отчаянную, если то, что он знает, — правда. Он в жизни не испытывал такого потрясения, как то, когда ему наконец-то сказали, куда отправилась Лизетт.

— С ней все в порядке. Она у подруги.

— Могу я осведомиться где?

— Ее забрал «роллс-ройс». Мы проверили документы, машина принадлежит мисс Элизабет Гаррингтон, проживающей в Майда-Вэйл.

Тогда доктор Магнус обезумел, разъярился и потребовал, чтобы его немедленно доставили туда. Ответившая на телефонный звонок служанка проинформировала их, что мисс Сэйриг приняла снотворное и спит, ее нельзя беспокоить; мисс Сэйриг перезвонит утром.

Стараясь не поддаваться панике, доктор Магнус ухитрился изобрести запутанную историю из полуправды и правдоподобной лжи — только бы уговорить полицию как можно быстрее отправиться к дому Гаррингтон. Они уже знали, что он — один из этих задвинутых чудаков-оккультистов. Что ж, он заверил их, что Бет Гаррингтон входит в тайное общество наркоманов и сатанистов (что было в общем-то правдой), что Даниэль и Лизетт завлекли на их последнюю оргию ради какой-то ужасной цели. Лизетт незаметно одурманили, но Даниэль сбежала и увезла домой свою подругу прежде, чем они успели использовать девушек для какого-либо развратного ритуала — возможно, даже ритуала жертвоприношения. Даниэль убили — либо чтобы заткнуть ей рот, либо это часть того же ритуала, — и теперь Лизетт в их когтях.

Весьма мелодраматично, но тем не менее большинство из этого являлось правдой. Инспектор Брэдли знал о проходящих в особняке сексуальных и наркотических оргиях, но по приказу свыше вынужден был закрывать на все глаза. Знал он кое-что и о некоторых более чем странных лондонских сектах — достаточно, чтобы понимать, что ритуальное убийство вполне реально, тем паче в комбинации с нездоровым разумом и нелегальными препаратами. И хотя это еще не стало (да и не станет) достоянием общественности, медэксперт склонялся к мнению, что порезы на горле и запястьях девицы Борланд нанесены в попытке скрыть тот факт, что вся кровь уже вытекла из нее через два глубоких прокола яремной вены.

Сумасшедший убийца, очевидно. Или ритуальное убийство? Сразу и не скажешь. Инспектор Брэдли приказал подать машину.

— Кто ты, Лизетт Сэйриг, почему носишь мое лицо?

Бет Гаррингтон встала с постели. На ней была старинная кружевная сорочка без рукавов, почти такая же, какую носила Лизетт. Ее зеленые глаза — те самые глаза под маской, которые так потрясли Лизетт во время их прошлой встречи — влекли и околдовывали.

— Когда мой верный Эдриан поклялся, что видел моего двойника, я подумала, что его мозг окончательно сорвался с катушек и докатился до полного безумия. Но после того, как он проследил за тобой до вашей маленькой галереи и привел меня туда, чтобы показать твой портрет, я поняла, что столкнулась с чем-то, что выходит за рамки даже моего опыта.

Лизетт стояла, оцепенев от жуткой притягательности своего воплотившегося в жизнь ночного кошмара. Ее близнец обошла вокруг нее, холодно и оценивающе разглядывая девушку: так змея взирает на загипнотизированную жертву.

— Кто ты, Лизетт Сэйриг, почему твое лицо я видела в своих снах, почему оно преследовало меня в кошмарах, когда я лежала мертвой, — лицо, которое я считала своим?

Лизетт заставила свои губы заговорить:

— Кто ты?

— Мое имя? Я меняла их, когда полагала разумным это сделать. Этой ночью я Бет Гаррингтон. Давным-давно я была Элизабет Бересфорд.

— Возможно ли это? — Лизетт надеялась, что имеет дело с сумасшедшей, но знала, что эта надежда напрасна.

— Дух являлся ко мне во снах и медленно похищал мою смертную жизнь, даруя взамен жизнь вечную. Ты понимаешь меня, хотя твой рассудок и настаивает, что подобное невозможно.

Она развязала тесьму на сорочке Лизетт и позволила легкому одеянию упасть на пол, потом то же сделала со своим облачением. Они стояли лицом к лицу, и обнаженные тела казались отражением друг друга.

Элизабет взяла лицо Лизетт в свои руки и поцеловала ее в губы. Поцелуй был долог; чужое дыхание холодило рот Лизетт. Когда же Элизабет оторвалась от ее губ и пристально посмотрела в глаза, Лизетт увидела острые кривые клыки, выступившие из верхней челюсти Бет.

— Будешь кричать? Если так, то пусть это будет крик экстаза, а не страха. Я не стану осушать и бросать тебя, как сделала с твоей глупой подружкой. Нет, Лизетт, моя нежданно обретенная сестра. Я буду забирать твою жизнь крошечными поцелуями, из ночи в ночь — поцелуями, которые продлятся все твое существование. И в конце ты, добровольная невольница, станешь служить мне — как и те немногие, кого я выбрала за эти годы.

Лизетт дрожала под ее прикосновениями, бессильная вырваться. Из глубин подсознания медленно всплывало понимание. Она не сопротивлялась, когда Элизабет увлекла ее в постель и уложила рядом с собой на шелковых простынях. Лизетт была по ту сторону страха.

Обнаженное тело Элизабет распростерлось на теплой плоти Лизетт. Холодные пальцы ласкали девушку; поцелуи прокладывали себе путь от живота к грудям и дальше, к впадинке у горла.

Элизабет остановилась и заглянула в глаза Лизетт. Ее клыки сверкнули, отразив нечеловеческую похоть.

— А теперь я поцелую тебя сладко-сладко, я дам тебе страсть сильнее, чем твой смертный мозг даже осмеливался вообразить, Лизетт Сэйриг, — совсем как ту, что я приняла вместе с поцелуем духа из сна, чьи глаза смотрели на меня с моего лица. Почему ты приходила в мои сны, Лизетт Сэйриг?

Лизетт смотрела на нее молча, без эмоций. Она не дрогнула, когда губы Элизабет прильнули к ее горлу. Раздался лишь тихий, едва слышный звук, словно разорвалась девственная плева, а вслед за ним — мягкий шелест сосущих губ.

Неожиданно Элизабет оторвалась от своей жертвы с невнятным криком боли. С запятнанными алым губами она уставилась на Лизетт в замешательстве и страхе. Лизетт, у которой из раны на горле струилась кровь, смотрела на женщину с улыбкой жестокой ненависти.

— Что ты такое, Лизетт Сэйриг?

— Я Элизабет Бересфорд. — Голос Лизетт был суров и неумолим. — В другой жизни ты изгнала мою душу из моего тела и похитила мою плоть для себя. Теперь я вернулась, чтобы получить назад то, что когда-то принадлежало мне.

Элизабет хотела отскочить, но руки Лизетт внезапно обняли ее со страшной силой, притягивая к себе, — их нагие тела сплелись в жуткой пародии на двух любовников в момент наивысшего наслаждения.

Но крик, эхом отозвавшийся в ночи, не был криком экстаза.

При звуке крика — впоследствии они так и не пришли к единому мнению, два голоса кричали или только один — инспектор Брэдли прекратил выслушивать разгневанные протесты горничной и, оттолкнув ее, ворвался в дом.

— Наверх! Бегом!

Но приказ оказался лишним. Доктор Магнус уже пронесся мимо него и бросился вверх по лестнице.

— Думаю, это на следующем этаже! Проверьте все комнаты!

Позже он проклинал себя за то, что не оставил человека у двери, ибо к тому времени, как способность мыслить рационально вернулась к инспектору, в доме не осталось и следа слуг.

В спальне хозяйки в конце коридора третьего этажа, за пологом широкой кровати, они обнаружили два тела. Одно принадлежало только что убитой девушке: оно купалось в крови, вытекшей из разорванного горла, — возможно, крови было слишком много для одного тела. Другое представляло собой иссохшую мумию, мертвую уже очень много лет. Руки и ноги погибшей девушки непристойно обнимали рассыпающийся труп, лежащий на ней, а ее зубы в предсмертном спазме сомкнулись на горле древней покойницы. На глазах задохнувшихся от ужаса людей мумия развалилась клочьями волос и кусками ломкой кожи.

Сержант Уортон отвернулся, и его вырвало на пол.

— Я должен принести вам искренние извинения, доктор Магнус, — мрачно произнес инспектор Брэдли. — Вы были правы. Ритуальное убийство бандой больных дегенератов. Сержант! Прекратите немедленно и предоставьте мне полную информацию на Бет Гаррингтон. И тащите сюда каждого, кого найдете здесь. Пошевеливайтесь!

— Если бы я только вовремя понял, — пробормотал доктор Магнус. Кажется, он находился на грани обморока.

— Нет, это я должен был раньше прислушаться к вам! — рявкнул Брэдли. — Мы могли успеть предотвратить это. Эти дьяволы, должно быть, смылись через какой-нибудь черный ход, когда услышали, что мы ворвались. Признаюсь, я напортачил.

— Видите ли, она была вампиром, — сказал доктор Магнус пустым голосом, пытаясь объяснить. — Вампир теряет душу, когда становится немертвым существом. Но душа бессмертна; она живет, даже когда ее предыдущая инкарнация превратилась в бездушного демона. Душа Элизабет Бересфорд жила, пока Элизабет Бересфорд не отыскала ее реинкарнацию в Лизетт Сэйриг. Понимаете? Элизабет Бересфорд встретилась с собственной реинкарнацией, что повлекло разрушение их обеих.

Инспектор Брэдли слушал вполуха.

— Доктор Магнус, вы сделали все, что могли. Думаю, вам лучше спуститься в машину с сержантом Уортоном и отдохнуть до прибытия «скорой».

— Но вы же видите, что я прав! Должны видеть! — взмолился доктор Магнус. Безумие плясало в его глазах. — Если душа бессмертна, то для нее время не имеет значения. Элизабет Бересфорд преследовала саму себя.