на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



31

Я миновала двор, дорогу и шла по тропинке к дому, когда шум машины на гравийной дороге заставил меня обернуться. Это была Ронни. Черт возьми, я забыла ей позвонить и отменить нашу утреннюю пробежку. Вероника (Ронни) Симс – частный детектив и моя лучшая подруга. Мы вместе тренировались по крайней мере раз в неделю, обычно в субботу утром. Иногда ходили в тренажерный зал, иногда бегали. Сегодня было утро субботы, и я забыла ей позвонить.

Пистолет я держала у бока, он был спрятан под пальто. Веронике было все равно, просто это у меня автоматизм. Если ты настолько привилегированна, что имеешь разрешение носить оружие, ты не станешь им светить. Намеренный показ оружия в общественном месте без уважительной причины называется «угрожающим поведением» и чреват отзывом разрешения. Так свежий вампир любит сверкать клыками. Признак любительщины.

Терзаясь виной за то, что заставила Ронни проехаться зря, я не сразу заметила, что она не одна. С ней был Луи Фейн, доктор Луис Фейн, преподаватель биологии в университете Вашингтона. Из машины они выкатились одновременно, смеясь, и схватились за руки, как только оказались по одну сторону от автомобиля. Оба были одеты для пробежки. Луи был в футболке навыпуск, такой длинной, что при его пяти футах шести дюймах из-под нее еле показывались короткие шорты. Черные аккуратно подстриженные волосы не гармонировали со слишком свободной футболкой.

Ронни надела голубые байкерские шорты, отлично подчеркивающие ее длинные ноги. Из-под короткой футболки того же цвета мелькал плоский живот. Ронни шла ко мне. Никогда она так тщательно не одевалась для пробежки. Светлые волосы до плеч она вымыла, высушила феном, и они блестели. Только косметики не было, но Ронни она и не нужна. Лицо у нее сияло. Серые глаза отсвечивали голубым, как у нее бывает, когда она хорошо подберет цвет одежды. Сегодня она его подобрала, и Луи никого, кроме нее, не видел.

Я стояла, глядя, как они идут по дорожке, и думала, когда же они меня заметят. Для них обоих это оказалось неожиданным, будто я соткалась из воздуха. Ронни была достаточно предупредительна, чтобы принять смущенный вид, но у Луи вид был просто счастливый. Что они занимаются сексом, я и так знала, но достаточно было просто на них посмотреть, чтобы еще раз в этом убедиться. Его пальцы ласково играли на костяшках ее руки, и они оба стояли и смотрели на меня. Не скажу, как у них насчет любви, но желание – точно было.

Ронни оглядела меня с головы до ног:

– Ты не находишь, что для пробежки оделась слегка излишне?

Я состроила мрачную гримасу.

– Извини, забыла позвонить. Я только что приехала домой.

– А что случилось? – спросил Луи. Он все еще держал Ронни за руку, но все остальное резко переменилось. Он был собран, стал как-то выше, черные глаза внимательно посмотрели на меня, замечая бинт на руке и другие признаки усталости. – От тебя пахнет кровью, и... – он шевельнул ноздрями, – чем-то еще похуже.

Я подумала, не разложившееся ли тело Уоррика чует он на моих ботинках, но спрашивать не стала. Мне самой не хотелось знать. Луи был лейтенантом у Рафаэля, и меня удивило, что он не знает о последних событиях.

– Вас что, в городе не было?

Они оба кивнули, и Ронни тоже перестала улыбаться.

– Ездили в пляжный домик.

Домик остался у Ронни после развода. Брак длился два года и кончился очень неудачно. Но домик классный.

– Да, там хорошо.

– Что случилось? – снова спросил Луи.

– Пошли в дом. Не могу придумать такую короткую версию, чтобы можно было обойтись без кофе.

Они зашли в дом вслед за мной, все еще держась за руки, но вид их уже не назовешь счастливым. Наверное, я так действую на людей. Трудно быть счастливым и радостным в зоне обстрела.

Грегори лежал на моем диване, все еще в блаженном забытьи от болеутоляющих. Луи остановился как вкопанный. Конечно, может быть, дело не только в леопарде. Под белым диваном и креслом лежал персидский ковер – не мой. Яркие подушки на белой мебели повторяли сочные цвета ковра и в утреннем солнце гляделись точно самоцветы.

– Стивен, – сказала Ронни и потянулась его тронуть, но Луи ее удержал.

– Это не Стивен.

– Как ты узнал? – спросила я.

– По запаху. Они пахнут по-разному.

Ронни вытаращила глаза:

– Это Грегори?

Луи кивнул.

– Я знала, что они двойняшки, но чтобы так...

– Ага, – сказала я. – Мне сейчас надо вылезти из этого платья, но я хочу уточнить один момент. Грегори теперь мой. Он из хороших парней. Так что его не обижаем.

Луи повернулся ко мне, и зрачки его черных глаз покраснели, как черные бусинки с красной крапинкой – крысиные глаза.

– Он пытал собственного брата!

– Я там была, Луи. Я это видела.

– Как же ты можешь его защищать?

Я покачала головой:

– Луи, у меня была трудная ночь. Скажем так: теперь, когда нет Габриэля, склонявшего леопардов ко злу, они избрали иные пути. Он отказался пытать одну волчицу, и за это ему сломали ноги.

По выражению лица Луи было видно, что он не верит. Я снова покачала головой и показала на кухню.

– Пойдем туда, сварим кофе. Дай я вылезу из этого проклятого платья и тогда все расскажу.

Ронни двинулась в кухню, но глаза ее смотрели на меня, и в них было полно вопросов. «Потом», – сказала я ей одними губами, и она пошла на кухню. Я верила, что она сможет занять Луи, пока я переоденусь. Вряд ли он в самом деле набросится на Грегори, но леопарды-оборотни слишком много народу против себя настроили. Лучше перестраховаться, чем потом жалеть.

Ричард стоял на стремянке и сверлил дыры в потолке над моей кроватью. А так было уютно. Моя спальня была на первом этаже единственной, и я отдала ее, чтобы Грегори не надо было тащить на второй этаж. Кусочки извести покрывали обнаженный торс Ричарда белой пудрой. Такой он был красивый, рукастый и мужественный в своих джинсах. Черри и Зейн стояли у кровати, подавая детали аппарата для вытяжения и помогая замерять.

Ричард выключил дрель, и я спросила:

– А где Вивиан?

– Гвен повела ее навестить Сильвию, – ответил Ричард. Глаза у него были подчеркнуто беспристрастны, голос демонстративно спокоен. Мы после арены друг друга еще не видели.

– Удобно иметь в доме профессионального психолога, – сказала я.

Черри и Зейн смотрели на меня. Они были похожи на охотничьих собак на дрессировочной площадке – глаза серьезные, внимательные к каждому слову и жесту. Не люблю, когда на меня так смотрят. Это меня нервирует.

– Я на самом деле пришла за шмотками. Это платье мне надоело.

Протиснувшись мимо них, я подошла к шкафу. Жан-Клод и здесь постарался. Нельзя сказать, чтобы все было совсем не по моему вкусу. В дальней стене был эркер с диваном, на котором теснилась моя коллекция пингвинов. Среди них выделялся новый пингвин. Он сидел на кровати с большим красным бантом на шее, и на пушистом пузе у него висела открытка. Черный мех тоже покрылся белей пылью с потолка.

Ричард снова выключил дрель и сказал:

– Давай прочти открытку. Для того он ее и писал. Я поглядела на него снизу вверх, увидела в его глазах боль и злость, но глубоко под этим скрывалось что-то еще, для чего я не могла или же не хотела найти слов. Я взяла пингвина с кровати, смахнула с него пыль и развернула открытку, стоя спиной к Ричарду. Дрель не включилась. Я просто чувствовала спиной, как он на меня смотрит, пока я читаю.

В открытке было написано:

Чтобы тебе было с кем спать, когда меня с тобой нет.

И простая подпись – изящные буквы Ж и К.

Я сунула открытку в конверт и повернулась и Ричарду, прижимая к животу пингвина. На лице Ричарда было самое бесстрастное выражение, которое он только мог изобразить. Но как он ни старался, у него не вышло. Обнаженная душа кричала у Ричарда из глаз, кричала о нужде, о невысказанном.

Зейн и Черри попятились от кровати, пробираясь к двери. Они не бросились из комнаты, но постарались не находиться между нами. Я не думала, что у нас выйдет настоящая драка, но понимала их.

– Можешь прочесть записку, если хочешь. Но не думаю, что тебе от этого полегчает.

Он издал короткий звук – не совсем похожий на смех.

– Надо ли предлагать бывшему воздыхателю читать письма нынешнего любовника?

– Я не хотела делать тебе больно, Ричард. Если тебе станет легче от прочтения записки – читай. Кроме того первого раза, я ничего не сделала, о чем бы ты не знал. И не собираюсь начинать сейчас.

У него напряглись желваки на скулах, жилы натянулись на шее до самых плеч. Он покачал головой:

– Я не хочу ее видеть.

– Отлично.

Я повернулась, держа в одной руке открытку и пингвина, а другой открыла ящик комода и схватила, что лежало сверху, не слишком рассматривая. Мне хотелось убраться из внезапно затихшей комнаты, подальше от глаз Ричарда.

– Я слышал, с тобой там кто-то пришел, – сказал он спокойно. – Кто?

Я повернулась, держа в охапке пингвина и одежду.

– Луи и Ронни.

Ричард нахмурился:

– Луи прислал Рафаэль?

Я покачала головой.

– Нет, они с Ронни ездили в приют любви. Луи не знает, что здесь творится. Он сильно злится на Грегори. Дело в личной неприязни, или это из-за Стивена?

– Из-за Стивена, – ответил Ричард. – Луи очень верен своим друзьям.

Он сказал так, будто намекал, что не все обитатели этого дома умеют хранить верность. А может, мне уже самой мерещится двусмысленность в самых невинных фразах. Может быть. Вина – многогранное чувство. Но, глядя в честные карие глаза Ричарда, я не думала, что услышала то, чего он не договаривал.

Если бы я знала, что ему сказать, я бы отослала леопардов и мы бы побеседовали. Но накажи мена Бог, если я знала. Так, этот разговор подождет, пока я все не обдумаю. Даже лучше, что подождет. Я не думала, чувствую ли еще что-то к Ричарду, или он ко мне. Я спала с другим, любила другого. Это очень усложняло дело. От этой мысли я улыбнулась и встряхнула головой.

– Что смешного? – спросил он, и в глазах его были боль и вопрос.

– Смешного? Ничего, Ричард, абсолютно ничего.

И я побежала в ванную переодеваться. Это была самая большая ванная в доме, с утопленной в пол мраморной ванной. Не такой большой, как ванна Жан-Клода в «Цирке», но близко к тому. В изголовье и в ногах ванны стояли белые свечи – нетронутые, свежие, новые, ждущие наступления ночи. Он выбрал свечи с перечной мятой – ему нравились ароматические свечи со съедобным запахом. Фетишизм к еде сказывался.

К подсвечнику была приклеена еще одна открытка. На конверте ничего не было написано, но я ее развернула – считайте, что по интуиции.

В открытке говорилось: «Если бы мы были одни, mа petite, ты зажгла бы их для меня на закате. И я пришел бы к тебе. Je reve de toi». Последняя фраза по-французски значила «Мечтаю о тебе». На этой открытке вообще не было подписи. Очень он был самоуверенный, Жан-Клод. Если ему верить, я была единственной женщиной за четыреста лет, которая ему отказала. И то в конце концов сдалась. Честно говоря, я рада была бы заполнить ванну, зажечь свечи и ждать голая и мокрая, чтобы он пробудился от дневного забытья. Очень, очень это было бы заманчиво. Но у нас дом полон гостей, а если Ричард останется ночевать, то нам придется вести себя прилично. Если бы Ричард бросил меня ради другой женщины, я бы и вполовину так не переживала, как он, но все равно не могла бы оставаться с ним в одном доме и слышать, как он занимается с ней любовью. Даже у меня не хватило бы на это силы воли. И я никак не собиралась ставить Ричарда в такое положение. По крайней мере намеренно.

Мне пришлось еще раз выйти из ванной в спальню. Во-первых, я забыла нормальный лифчик, а лифчики без бретелек не предназначены, чтобы носить их так долго. Вторым делом я заменила схваченные впопыхах шорты на джинсы.

И каждый раз я чувствовала на себе взгляд Ричарда. Зейн и Черри глядели на нас, как настороженные собаки, опасающиеся, что их сейчас пнут. Напряжение сгустилось в воздухе, хоть топор вешай, и леопарды это чуяли. Как будто Ричард очень сосредоточенно думал, и я его ощущала – давление, которое может закончиться нотацией или перебранкой.

В конце концов я надела новые джинсы того чудесного темно-синего цвета, который никогда долго не держится, ярко-синий топ, белые спортивные носки и белые кроссовки с черным верхом. Грязные шмотки я покидала в бак и сверху придавила платьем. Оно, конечно, было с маркировкой «только сухая чистка». «Файрстар» я заткнула за пояс джинсов. Была у меня для него внутренняя кобура, но в спальне. Однако я могла вполне без нее обойтись, так что лишний раз не надо было проходить мимо Ричарда. Я опасалась при этом, что искушаю судьбу. Он в конце концов настоит на разговоре, а я к нему не готова. Может, к этому конкретному разговору я вообще никогда не буду готова.

Чужое пальто с тяжелым браунингом в кармане я перекинула через руку. Автомат висел у меня на плече вместо сумочки. Когда спальня освободится, я суну автомат в шкаф. Если у тебя так много заряженных стволов, вся штука в том, чтобы не оставлять их валяться где попало. Ликантропы классно умеют драться, но почти никто из них не знает, с какого конца стрелять из огнестрельного оружия. Лежащий просто так ствол чем-то соблазнителен, особенно если это такое крутое оружие, как автомат. Он почти физически подмывает его взять, прицелиться, сделать бах-бах. И оружие либо нужно держать запертым и разряженным, либо носить с собой. Таковы правила. Нарушишь их – и тогда восьмилетние детишки сносят головы своим маленьким сестренкам.

Я прошла в гостиную. Грегори на диване не оказалось. Я решила, что его понесли в спальню, но пошла убедиться. Было бы чертовски глупо прошляпить Грегори и дать умыкнуть его из моего дома.

Черри и Ричард устраивали его в постель, Зейн им помогал. Грегори уже достаточно очнулся, чтобы стонать. Ричард увидел, как я заглядываю в дверь.

– Я просто проверяю, что Грегори уже лучше, – сказала я.

– Нет, ты проверяешь, не зацапали ли его плохие парни, – ответил он.

Я опустила глаза, потом посмотрела на него:

– Да.

Может, мы бы сказали и больше, но Грегори проснулся, когда его ноги стали укладывать на вытяжение. И застонал. У ликантропов лекарства из организма выводятся поразительно быстро. Черри набрала в шприц какую-то прозрачную жидкость, и я сбежала. Не люблю уколов. А на самом деле не хотела слушать нравоучения Ричарда насчет пистолетов. То, что он ликантроп, не было нашей единственной трудностью. Ричард считал, что я слишком легко убиваю. Может, он и был прав, но я не раз спасала его шею, быстро спуская курок. А его щепетильность не раз ставила меня под удар.

Я вернулась на лестницу, тряся головой. И какая нам разница? Мы были во многом не согласны. Ничего бы не вышло. Да, мы хотели и даже любили друг друга. Этого было мало. Если бы мы не смогли найти компромисса по всем остальным вопросам, разорвали бы в конце концов друг друга на части. И лучше расстаться как можно менее болезненно.

Моя голова вполне соглашалась с такой логикой, но тело ей противилось.

Я пошла на кухню, учуяв запах кофе. Приятная была бы кухня, если бы я когда-нибудь готовила или принимала гостей. Шкафчики темного дерева, а между ними большой остров с крючками для кастрюль и сковород. У меня кухонной утвари и припасов не хватило бы даже на один шкафчик, не то что на все это великолепие. Из всех помещений моего нового дома в этом я более всего чувствовала себя чужой. Очень уж оно было не таким, какое я бы сама выбрала.

Ронни и Луи сидели возле моего двухместного столика. Он стоял на возвышении в эркере. Место было предназначено для полномасштабного обеденного стола, и мой столик там смотрелся как временно исполняющий обязанности. Почти весь стол занимали цветы – еще одно дополнение.

Мне не надо было считать их, я и так знала, что там дюжина белых роз и одна одинокая красная. Белые розы Жан-Клод посылал мне годами, но даже с тех пор, как мы стали любовниками, тринадцатая появилась впервые. Красная, алая, островок страсти в море белой чистоты. Карточка при цветах отсутствовала, поскольку не была нужна.

Джемиль прислонился к стене неподалеку от Ронни и Луи и прихлебывал кофе из чашечки. Когда я вошла, он замолчал, из чего я сделала вывод, что он говорил обо мне. Быть может, и нет, но молчание повисло тяжелое, а Ронни очень тщательно старалась на меня не смотреть. Луи, наоборот, смотрел слишком пристально. Ага, Джемиль уже многое выболтал.

А что выболтал – мне даже знать не хотелось, пока не введу в организм кофеину.

Я налила себе кофе в чашку с надписью: «Минздрав предупреждает: обращаться ко мне, пока я не выпью первую чашку кофе, опасно для вашего здоровья». Чашка эта стояла у меня в офисе, пока мой босс не обвинил меня в устрашении клиентов. Новую я пока не выбрала. На ней должна быть подходящая надпись.

На ящике стояла новая блестящая кофеварка с открыткой. Я пригубила кофе и вскрыла конверт.

«Чтобы согреть твое тело и заполнить эту пустую cuisine». Кухню по-французски. В записках Жан-Клод часто вставлял французские слова, и даже прожив пару сотен лет в этой стране, не всегда правильно строил английские фразы. Говорил он безупречно, но многие говорят на втором языке лучше, чем пишут. Конечно, это мог быть окольный способ учить меня французскому – и получалось. Он пишет записку, а я потом его ищу и спрашиваю, что она значит. Когда тебе шепчут на ухо французские нежности, это класс, но через какое-то время начинаешь задумываться, что они значат. Бывали и другие уроки, но о них я публично рассказывать не собираюсь.

– Приятные цветы, – сказала Ронни.

Голос у нее был совершенно безразличный, но по поводу Жан-Клода она сообщила мне свое мнение без околичностей. Она считала, что он наглый тип. Я с ней была согласна. Она считала, что он олицетворяет зло. С этим я не соглашалась.

Я села на дальнем краю восьмиугольного возвышения, спиной к стене, голова чуть ниже уровня окон.

– Ронни, мне на сегодня хватит нравоучений. О'кей?

Она пожала плечами и отпила кофе:

– Ты уже взрослая девушка, Анита.

– Сама знаю.

Я даже сама услышала, насколько резко ответила.

Автомат я положила рядом на пол, вместе с пальто. Подула на кофе, черный и крепкий. Иногда я добавляю сахар и сливки, но для первой чашки сойдет и черный.

– Джемиль нам рассказал, – произнес Луи. – Вы с Ричардом действительно вызывали силу посреди «Цирка»?

Я отпила кофе и только потом ответила:

– Очевидно.

– У крысолюдов нет эквивалента лупы, но это же не обычная способность – вот так вызывать силу.

Ронни переводила между нами взгляд слегка расширенных глаз. Я ей рассказывала, что творится в моей жизни, и она ошивалась со мной и с монстрами достаточно долго, чтобы встретить Луи, но все же этот мир был для нее чужой и новый. Иногда я думала, что ей бы лучше держаться от монстров подальше, но, как она сама сказала, мы обе взрослые девушки. Иногда она даже пистолет с собой носит. Так что может решать сама за себя.

– Я уже больше десяти лет вервольф, – сказал Джемиль. – Это моя третья стая. И я никогда не слышал, чтобы лупа могла помочь Ульфрику вызвать силу за пределами лупанария – то есть места нашей силы. Обычно лупа и этого не может. Первая на моей памяти, кто умел вызывать силу в лупанарии, была Райна. Она даже без полной луны умела делать штуки, увеличивающие ее силу, но ничего подобного тому, что я сегодня испытал.

– Джемиль говорит, что ты помогла Ричарду вызвать достаточно силы, чтобы его вылечить, – добавил Луи.

Я пожала плечами – осторожно, чтобы не пролить кофе.

– Я помогла Ричарду овладеть его зверем. Это вызвало... что-то. Не знаю что.

– У Ричарда был припадок ярости, и ты помогла ему прийти в себя? – спросил Луи.

Я посмотрела на него.

– Ты видел его припадки?

– Один раз.

Я поежилась.

– Этого вполне достаточно.

– Но ты помогла ему справиться со зверем.

– Так и было, – сказал Джемиль, и вид у него почему-то был довольный.

Луи глянул на него и покачал головой.

– К чему вы все это? – спросила я.

– Я говорил Ричарду, что ему не станет лучше, пока он не вычеркнет тебя из своей жизни. Полностью. Я думал, он должен тебя забыть, чтобы исцелиться.

– А сейчас ты передумал?

– Если ты умеешь помогать Ричарду держать его зверя в узде, тогда ты ему нужна. Мне все равно, как вы договоритесь, Анита. Но если он в ближайшее время чего-нибудь не предпримет, то погибнет. Чтобы этого не случилось, я готов почти на все.

Впервые я поняла, что Луи мне больше не симпатизирует. Он лучший друг Ричарда, так что я его понимаю. Если бы он бросил Ронни так же грубо, как я Ричарда, я бы тоже злилась.

– Даже посоветуешь ему снова со мной видеться? – спросила я.

– Это то, чего ты хочешь?

Я покачала головой, не глядя ему в глаза.

– Не знаю. Мы связаны друг с другом на целую вечность. Слишком долго, чтобы друг на друга злиться.

– Слишком долго, – сказал Ричард, появляясь в дверях, – чтобы наблюдать тебя в его объятиях.

В голосе его не чувствовалось горечи, была только усталость. Густые волосы и мускулистый торс покрывала белая пыль. Даже на джинсах была пыль. Больше всего он походил на персонажа какого-нибудь порнофильма, где мастеровитый мужик утешает одинокую хозяйку дома. Ричард подошел к розам.

– И всегда видеть белые розы с твоим именем. – Он тронул единственную красную, улыбнулся. – Отличная символика.

Рука Ричарда сомкнулась над алым цветком, а когда он раскрыл ладонь, красные лепестки рассыпались по столу. На столешницу упала капля крови – Ричард напоролся на шипы.

Ронни большими глазами смотрела на оборванную розу. Потом глянула на меня, подняв брови, но я не знала даже, каким выражением лица ей ответить.

– Это ребячество, – сказала я.

Ричард повернулся ко мне, протягивая руки.

– Очень жаль, что нашего третьего здесь нет, чтобы слизать эту кровь.

Я почувствовала, как мои губы сводит неприятная улыбка, и ответила раньше, чем смогла остановиться. А может, я просто устала сдерживаться.

– В этой кухне есть не меньше трех персонажей, которые были бы рады слизать кровь с твоей кожи, Ричард. Я к ним не принадлежу.

– Сука ты! – Он стиснул кулаки.

– Гав, гав, – ответила я.

– Перестаньте, оба! – Луи вскочил с места.

– Я перестану, если он перестанет.

Ричард отвернулся и сказал, ни на кого не глядя:

– Простыни на кровати мы сменили, но все равно грязи еще полно. – Он раскрыл ладонь. Кровь заполнила линии руки, как река русло. Ричард повернулся ко мне, глядя злыми глазами: – Могу я где-нибудь помыться? – Он медленно поднял руку и слизнул кровь подчеркнутым жестом.

Ронни тихо пискнула – почти ахнула. Я не побледнела: этот спектакль был мне знаком.

– Наверху есть ванная с душем. Дверь напротив спальни, в коридоре.

Ричард сунул палец в рот, медленно, будто только что ел жареных цыплят. И не отводил от меня глаз. Я приняла самый равнодушный вид. Чего бы он от меня сейчас ни хотел, это было не равнодушие.

– А можно в той шикарной ванне внизу? – спросил он.

– Ради Бога, – ответила я, отпивая кофе – само безразличие. Эдуард мог бы мною гордиться.

– А Жан-Клод не будет недоволен, что я воспользовался вашей драгоценной ванной? Я же знаю, как вы оба любите воду.

Кто-то ему сообщил, что мы занимались любовью в ванне Жан-Клода в подвале «Цирка». Хотела бы я знать кто – уж он бы у меня не обрадовался. У меня запылали щеки, и я ничего не могла с ними сделать.

– Хоть какая-то реакция наконец, – сказал он.

– Ладно, ты меня смутил. Доволен?

Он кивнул:

– Да, и очень.

– Тогда иди принимай душ, Ричард, или ванну, если хочешь. Зажги эти чертовы свечи, устрой себе праздник.

– А ты собираешься ко мне прийти?

Было время, когда подобного приглашения от Ричарда мне хотелось больше всего на свете. От злости, прозвучавшей в его голосе сейчас, у меня к глазам подступили... подступило что-то похожее на слезы. Я не заплакала, но мне было больно.

Ронни встала, и Луи положил руку ей на локоть. Все пытались притворяться, будто перед ними не разворачивается что-то до боли интимное.

Пара глубоких вдохов – и я пришла в себя. Нет, он не увидит, как я плачу. Ни за что.

– Это не я пришла в ванну к Жан-Клоду, Ричард, а он ко мне. Может, не будь ты таким дурацким бойскаутом, сейчас это был бы ты, а не он.

– Так что, надо было только как следует потрахаться? Вот так все у тебя просто?

Я вскочила, кофе выплеснулся на пол. Потом поставила чашку на стол, оказавшись на расстоянии прикосновения от Ричарда.

Ронни и Луи отошли от стола, освобождая нам место. Думаю, они бы вышли из кухни, будь они уверены, что дело не дойдет до кулаков. Джемиль поставил чашку, будто готовый броситься спасать нас друг от друга. Но нас уже поздно было спасать. Слишком поздно.

– Гад ты, Ричард. Это из-за тебя так с нами обоими все получилось.

– С нами троими, – уточнил он.

– Ладно, – сказала я. Глаза у меня жгло, горло пережимало. – Может, действительно дело в одном хорошем трахе. Не знаю. А твои высокие идеалы согревают тебя ночью, Ричард? Моральные принципы уменьшают твое одиночество?

Он сделал последний шаг, и мы почти соприкоснулись. Гнев его бежал через меня электрическим током.

– Это ты меня обманула, но теперь у тебя в постели есть он, а у меня никого!

– Так найди кого-нибудь, Ричард, кого угодно, только прекрати это. Слышишь? Прекрати!

Он шагнул назад так резко, что я покачнулась. Ричард повернулся и вышел широкими шагами, оставив в воздухе след злости, как аромат шлейфовых духов.

Минуту я постояла на месте, потом сказала:

– Уйдите отсюда. Все уйдите.

Мужчины вышли, но Ронни осталась.

Я бы не стала плакать, честное слово, но она тронула меня за плечи, обняла сзади и шепнула:

– Как мне жаль!

Я могла выдержать что угодно, кроме сочувствия.

И я заревела, пряча лицо в ладони, пряча, пряча, пряча.


предыдущая глава | Жертва всесожжения [Всесожжение] | cледующая глава