2

Она вошла.

То есть я хочу сказать — это просто нечестно. Платье обтягивало ее так, что чуть не лопалось по швам. Перебирает с шоколадками. А каблуки такие высокие, что смахивают на ходульки. Она шла, как пьяный калека, ковыляла по комнате. Головокружительная роскошь тела.

— Садитесь, леди, — сказал я.

Она села и закинула ногу на ногу, черт-те куда, чуть не вышибла мне глаз.

— Приятно видеть вас, леди, — сказал я.

— Пожалуйста, перестаньте пялиться. Ничего для себя нового вы не увидите.

— Тут вы не правы, леди. Можно узнать ваше имя?

— Леди Смерть.

— Леди Смерть? Вы из цирка? Из кино?

— Нет.

— Место рождения?

— Это несущественно.

— Год рождения?

— Не пытайтесь острить…

— Просто хочу получить какие-то сведения…

Я как-то смешался, стал глядеть ей на ноги. Ноги для меня — первое дело. Это первое, что я увидел, когда родился. Но тогда я пытался вылезти. С тех пор я стремлюсь в обратную сторону, но без большого успеха.

Она щелкнула пальцами.

— Эй, очнитесь!

— А? — Я поднял глаза.

— Речь о Селине. Помните?

— Ну конечно.

Я разогнул скрепку и концом показал на нее.

— Хорошо бы чек в оплату за услуги.

— Конечно. — Она улыбнулась: — Сколько вы берете?

— Шесть долларов в час.

Она вынула чековую книжку, что-то нацарапала там, вырвала чек и кинула мне. Он спланировал на стол. Я поднял его. Двести сорок долларов. Таких денег я не видел с тех пор, как угадал в экспрессе в Голливудском парке в 1988 году.

— Спасибо, леди…

— …Смерть, — сказала она.

— Да, — сказал я. — А теперь чуть-чуть подробнее об этом так называемом Селине. Вы что-то говорили про книжный магазин?

— Он околачивался в магазине Реда, листал книжки… спрашивал о Фолкнере, о Карсон Маккалерс, о Чарльзе Мэнсоне…

— Околачивается в книжном магазине? Хм…

— Да, — сказала она, — вы знаете Реда. Любит выгонять людей из магазина. Можете истратить там тысячу долларов, потом задержитесь на лишнюю минуту-другую, и Ред скажет: «А не убраться ли тебе к чертям?»  Ред хороший человек, но с приветом. Короче говоря, он все время вышвыривает Селина. Селин идет в бар Муссо и сидит там грустный. Через день-два приходит снова, и все повторяется.

— Селин умер. Селин и Хемингуэй умерли тридцать два года назад. Один, и через день — другой.

— Я знаю о Хемингуэе. Хемингуэй у меня.

— Вы уверены, что это был Хемингуэй?

— О, да.

— Так почему вы не уверены, что Селин в самом деле Селин?

— Не знаю. Какой-то у меня с ним затор. Никогда такого не было. Может, я слишком долго в этом бизнесе. И вот пришла к вам. Бартон вас хвалит.

— И вы полагаете, что настоящий Селин жив? Он вам нужен?

— Ужасно, малыш.

— Билейн. Ник Билейн.

— Хорошо. Билейн. Мне нужна определенность. Что это в самом деле Селин, а не какой-то недоделанный хотень. Слишком много их развелось.

— Мне ли не знать.

— Так приступайте. Мне нужен лучший писатель Франции. Я долго ждала.

Она встала и вышла вон. Никогда в жизни я не видел такого зада. Не поддается описанию. Не поддается ничему. Не мешайте мне сейчас. Я хочу о нем подумать.