Взглянем под данным углом зрения и поначалу бегло на такое бесценное сокровище русской культуры, как северные былины. Сами сказители и былинопевцы никогда так их не именовали. Исконное название древнейших эпических текстов — старины. Существовали они всегда, но записаны были, главным образом, в XIX — начале XX веков. Русские подвижники-собиратели, объездив и обходив все глухие уголки Русского Севера, проникли в такие невообразимые глубины русской культуры и выявили такой необъятный фольклорный материал, что осмысливать его хватит не одному поколению (рис. 24). Не случись такого счастья — целый пласт русского народного творчества мог бы погибнуть безвозвратно, как Атлантида и Гиперборея. И без того до наших дней дожили лишь скромные останки некогда необозримого былинного континента. Русские былины — кладезь народной памяти. В них отражены все основные вехи русской истории и предыстории. Еще в прошлом веке бушевали нешуточные страсти вокруг вопроса о смысле былин, источниках их происхождения и событиях, в них отображенных. В веке нынешнем страсти понемногу улеглись. Под воздействием вненаучных факторов в учебниках, энциклопедиях, справочниках, большинстве монографий и популярных книг как-то сама собой утвердилась обедненно-односторонняя точка зрения, согласно которой былины так называемого киевского цикла (за исключением разве что сказаний об архаичных богатырях — Святогоре, Волхве Всеславьевиче и Микуле Селяниновиче) отражают исторический период от крещения Руси равноапостольным князем Владимиром до татаро-монгольского нашествия, а былины так называемого новгородского цикла воспроизводят в эпической форме повседневную жизнь разных народных слоев той же и еще более поздней эпохи. На самом деле не так все просто. События последнего тысячелетия (начиная с Владимира Святого и даже Олега Вещего), угадываемые в былинах, — всего лишь обрамление, фон да еще позднейшие дополнения сказителей. Истинное же содержание былин относится ко временам на порядок более ранним, включая как предысторию самого русского народа, так и предысторию тех протославянских, протогерманских, протокельтских, протогреческих, протороманских и т. п. протоплемен, когда все они находились в составе постепенно распадающейся индоевропейской этнической, языковой и культурной общности. Считается, что былины так называемого Киевского цикла о знаменитых русских богатырях — были созданы близ Киева же, а затем распространены на Север, где и сохранились чуть ли не до наших дней. А на родине своего рождения былины эти были якобы утрачены. Это маловероятно. Если самые древние, наполовину языческие песни и сказки на территории бывшей Киевской и Галицкой Руси живы до сих пор, то почему исчезли былины? А может, так: былины (старины) — за малым исключением, возникли как песенные рассказы северян о том, что происходит на юге России? Свидетели тех событий приходили на Русский Север и напевно рассказывали о виденном и слышанном. С другой стороны, северные былины, а точнее — старины, содержат множество намеков на незапамятные времена. Многие из этих намеков перекочевали из древнейших устных преданий, передававшихся из уст в уста и постепенно переиначившихся на новый лад. Возьмем для примера типичный былинный текст, записанный А. Д. Григорьевым на рубеже прошлого и нынешнего веков в деревенской глуши от 55-летнего крестьянина В. Я. Тяросова на реке Мезень в Архангельской губернии. Старина повествует о дозоре на заставе богатырской и бое Ильи Муромца с не узнанным сыном. Вот как она начинается:
На горах, горах дак было на высоких, Не на шоломя было окатистых — Там стоял-то ноне да тонкий бел шатер, Во шатре-то удаленьки добры молодцы: Во-первых, старый казак Илья муромец, Во-вторых, Добрынюшка Микитич млад, Во-третьих-то, Алешенька Попович-от. Эх, стояли на заставе они на крепкоей, Стерегли-берегли они красен Киев-град; Стояли за веру христианскую, Стояли за церкви все за божие, Как стояли за честные монастыри. Как по утречку было по раннему, А на заре-то было на раннеутренней, А й как выходит старый казак из бела шатра. Он смотрел-де во трубочку подзорную На все же на четыре кругом стороны. В приведенном тексте совершенно отчетливо обнаруживаются по крайней мере три разных культурных пласта, соответствующих совершенно различным временным эпохам (все они выделены жирным шрифтом). Наиболее близкой к нашему времени стоит эпоха, олицетворяемая «трубочкой подзорной», в которую-де наблюдает русский богатырь Илья Муромец, живший во времена, когда никаких подзорных труб не было и в помине. Это неизбежное осовременивание фольклорного материала: в той или иной степени его старался внести каждый сказитель. Второй по удаленности уровень связан с тысячелетней христианизацией русской жизни, которая наложила неизбежный отпечаток на любые произведения устного народного творчества. Типичным и, пожалуй, наиболее показательным примером такого охристианивания может служить знаменитая «Голубиная книга»: здесь на древнейший арийский и доарийский текст были наложены библейские персонажи (благодаря чему данный текст в общем-то и сохранился, в противном случае его постигла бы судьба тысяч других так называемых «языческих» текстов: он был бы искоренен и канул в реку забвения). Однако в процитированном зачине былины просматривается и более глубокий, дохристианский уровень описываемых событий — две первые строчки. В них говорится о высоких горах, где расположилась богатырская застава. И хотя тут же поминается и традиционный Киев-град, каждому ясно, что в районе Киева-Днепровского никаких высоких гор отродясь не бывало. Значит, речь идет о каких-то иных реалиях.* * *