Глава 14
Игорь Ремизов по прозвищу Комик знал наверняка, что делал. Обладая информацией обо всех возможных местах появления Лисса, он все их и посетил. Он колесил по Москве в метро, пересаживался на автобусы, останавливал такси и частников, стараясь процент возможной встречи с заклятым врагом, до недавнего времени бывшим покровителем, свести к нулю. Он знал наперечет все автомашины, находящиеся во владении Лисса и Беса, однако, будучи по своей природе человеком осторожным, завидев у подъездов посещаемых домов незнакомые машины, выжидал. Он проявлял качества голодного тигра, сидящего в засаде и терпеливо ждущего жертву. Когда он убеждался в том, что владельцы машин не имеют ничего общего с группой Лисса в Москве, он успокаивался и действовал дальше. Посещая адрес за адресом, он убеждался в том, что Михаил Юльевич обложен, как зверь с ценным мехом. На всех адресах пребывали менты, а это значило, что банальная «мокруха», исполненная мрянским авторитетом, не удалась.
– Нужно в таких случаях обращаться к специалистам, – то и дело бормотал Ремизов, передвигаясь по городу. Ему не давала покоя мысль о глупости Лисса, когда тот, вместо того чтобы самому искать документы, взвалил эту работу на него. И, наоборот, когда нужно было стрелять, решил сделать это сам. – Волновался он, перестраховщик… Недоверчивым стал… А когда я по два раза в месяц в Мрянске живность переводил, он не волновался! Вот и сделал, баран…
Михаила Юльевича ищут. Основатель и руководитель компании «Лисс-уголь» находился в бегах, как преступник. Последнее Ремизова вряд ли могло удивить. С самого начала своих поисков Комик желал лишь одного – чтобы милиция если и нашла Лисса, то лишь в неживом виде. Роль мстителя он выделял себе. Роль прокурора, судьи и палача. Со временем, обдумав ситуацию как следует, он пришел к выводу, что самые приятные ощущения исполненной мести он почувствует, когда «самодержец всего Мрянска» окажется на тюремных нарах. Желание скорее фантастическое и изощренное, нежели реальное.
Его желания менялись так же быстро, как и обстоятельства последних дней пребывания Ремизова в Москве. После того как ему пришлось, как бомжу, переночевать на вокзале, он опять возжелал личной расправы. Это желание усиливалось по мере того, как запах от носков лежащего рядом таджика становился все невыносимее.
Комик уже дважды имел возможность изрешетить Лисса и Беса. Они находились в зоне его внимания два раза по тридцать секунд, на расстоянии менее чем в двадцать метров. Этого временного промежутка с избытком хватило бы на то, чтобы укокошить через стекло «Мерседеса» обоих предателей. И ни один мент, находившийся поблизости, не смог бы помешать. Сейчас немного блюстителей порядка, желающих умереть за идею. Но, если таковые и нашлись бы, их желание могло быть исполнено незамедлительно, точно и в срок, как того требовали общевоинские уставы, которым некогда поклонялся Игорь Ремизов. Даже в тот день, когда от дома Лисса на Борисовских прудах отъезжала его машина, Комик стоял и, улыбаясь, провожал ее взглядом. На одном расстоянии находились его заклятые враги и мент в машине, ожидавший выхода следователя прокуратуры и Струге. Хотелось продырявить иномарку, а потом, перезарядив «ТТ», изрешетить, если возникнет такая необходимость, и мента-водителя. И никто бы потом не доказал причастность Игоря Ремизова к этой пальбе. Однако Комик, странно улыбаясь, специально прошел мимо прокурорской «Волги».
Он поступит по-другому. Эта мысль пришла в голову тогда, когда он увидел за слегка зеленоватым стеклом машины возбужденные лица Лисса и Саши. Они боятся, значит, слабы. Значит, беззащитны.
Куда могут сейчас направиться эти двое? Конечно, на Рублевское шоссе. Там Лисса искать не станут. Во всяком случае, в ближайшее время. Дом не числился среди остальной собственности Михаила Юльевича. Именно это обстоятельство и позволит тому переждать грозу. Более того, об истинном владельце дома ничего не могут сказать даже те, кто в нем побывал. Ибо никто и никогда из отправленных туда в гости обратно не возвращался.
Твердо решив «слить» Лисса и Беса прокуратуре, Ремизов решительно направился к телефону-автомату. Неважно, кто сейчас в прокуратуре поднимет трубку. Комик просто скажет, что люди, убившие в гостинице судью из Мрянска Феклистова, сейчас могут находиться в маленьком домике на Рублевском шоссе. И назовет адрес.
Что за этим последует? Переполох на Рублевском шоссе и попытка Лисса свалить из опасной зоны. Люди в синих погонах наведут переполох в стане мрянского авторитета. Это и было нужно. Под общий шум, когда крысы будут выскакивать из всех щелей ограды дома, Ремизов будет стоять неподалеку и решать – кого отпускать, а кого кончать. Проникать в дом самостоятельно – утомительное занятие. Прежде чем доберешься до Лисса, придется встретиться с тремя-четырьмя его «шестерками». Понятно, что пальба будет стоять на весь дом. Вот тогда может произойти все наоборот. Пока он будет прорывать кордоны охраны и заниматься перестрелками-переглядками, подоспевшие менты возьмут Лисса под руки и уведут. Глупее вообще ничего быть не может!
Стоя перед подвешенной к стене стеклянной будкой, Ремизов терпеливо ежился, пряча лицо от колючего ветра, и ждал, пока вдоволь наговорится занимающая аппарат молоденькая девушка. Торопиться некуда.
– Ты представляешь, мой вчера предъявил мне, что я с тем ущербным, из «Скоморохов», встречаюсь!.. Да, он так и сказал! Что?.. Нет, я понятия не имею, откуда он это узнал… А тот откуда знает?! Ну, встречались пару раз, и что?.. Нет, я не отрицала ничего. Просто сказала, что, если он подумает подавать на развод, я оттяпаю половину его состояния. Он сам не без греха. На суде заявлю, что он с той, из «Академбанка», трахался! Помнишь, когда мы с тобой ко мне пришли, а он там с ней…
Ремизов стал нервно покусывать губу. Задумался. Сдать Лисса прокуратуре – хорошо, конечно, и заманчиво. А если люди с синими погонами окажутся проворнее? А Лисс потом, в камере, перестанет играть роль неприступного авторитета и «поплывет», как свечной парафин? А Саше, тому вообще смысла нет в партизана играть! Между расспросами о судье они оба с чистой совестью «сольют» его, Ремизова, ментам так, как только что хотел это сделать он сам.
Комик отошел от автомата. Через сорок минут он будет уже на Рублевском шоссе. Менты сами обо всем узнают. Где у нас тут такси?
Из левого ряда вынырнул частник на «девятке» и, под неслышимые маты тех, кто ехал в правой полосе, прижался к обочине. Комику пришлось идти до него метров десять – настолько внезапен был маневр водителя. Замерзшая дверь долго не открывалась. Пытаясь помочь водителю, Ремизов тянул ее на себя и вспоминал архитектурные особенности дома на Рублевском шоссе. Находясь еще на Тверской, он мысленно уже входил в дом через задний вход. Тот самый, через который покинул это страшное жилище несколько дней назад.
Через минуту, быстро сойдясь с водителем в стоимости проезда, Ремизов уже мчался за город.
На выезде из города его ждал сюрприз…
Первой мыслью, посетившей Лисса, было свалить из столицы. Однако, по мере того как Бес уводил машину от дома на Борисовских прудах, опасность, как часто бывало в минуты неожиданного спасения, казалась не столь значимой. Лисс редко оставлял недоделанные дела на усмотрение судьбы, и теперь, когда на кон ставился уже не авторитет, а банальное желание выжить, он решил остаться. Спокойствие постепенно вытесняло из груди сумятицу.
Он никогда не предпочитал убийство искусному розыгрышу комбинации и почти всегда выигрывал. Но в чем-то он совершил ошибку. Изменил своему правилу, и сейчас события разворачивались против него. Когда он совершил ошибку? Может быть, в ту минуту, когда принял решение убить Феклистова в гостинице? Или – убить Феклистова вообще? Он мучился над этими вопросами всю дорогу. Именно после смерти судьи все стало происходить так, как он не предполагал. Он учитывал каждую случайность, обдумывая план устранения мрянского судьи. Учел все, за исключением главного. В развитие событий встрял посторонний человек. Все бы ничего, но этот человек оказался на поверку еще более опасен, нежели мрянский судья.
Собственно, когда началась вся заварушка? Когда до Лисса дошли сведения, что директор МТЗ Пусыгин пытается сбросить в суд документы по истинной ситуации на заводе. И Михаил Юльевич принял решение этого не допустить. А что в этом случае делает любой нормальный криминальный брат? Первое – душит источник информации. Второе – делает невозможным рассмотрение документов в суде. А документы стоили того, чтобы их зачитали в уголовном деле Баварцева! Двойная бухгалтерия Сергея Львовича, которую он с таким изяществом прошляпил! Увели ее прямо из-под носа! Кто?! Вот это король всех вопросов! Директор!! Пусыгин А.А.! Тот источник информации, который черта с два задушишь! Если это произойдет, сразу развернется новое уголовное дело. И вот тогда документы шляпы-Баварцева точно появятся в руках следствия! Так что поздно душить источник информации. Убийство директора завода в Мрянске – дело нешуточное. Так что исполнение первого плана зависло в воздухе.
Что остается? Не допустить вброса в процесс документов, которые уже находятся у судьи.
Баварцев, этот грамотей в области юриспруденции, клянется и по сей день, что эти бумаги для суда бессмысленны. Их никто не будет рассматривать! Может быть, этот стряпчий и прав. Однако он прав лишь в том, что их не станет рассматривать судья, который чтит закон! И не нужно смешить Михаила Юльевича, говоря о том, что этим правилом руководствуются все судьи! Если бы дело обстояло именно так, то не было бы сейчас необходимости мотаться по лужковскому мегаполису с пылающим задом! Никто не в силах предсказать, какое решение принял бы, имея на руках такие документы, уважаемый Владимир Игоревич Феклистов! И совершенно неизвестно, какие у него есть связи в областном суде! Лисс не раз был свидетелем того, как фальсификация процесса проходила прямо на глазах. Как попирались закон и порядок либо бестолковыми, либо наглыми действиями судьи. Законники, мать их! Ни один блатной не отойдет от закона воровского! Если бы судьи отвечали за свои крысиные выходки, их всех давно уже не было бы на белом свете! Ну, осталась бы пара-тройка тех, кого ни купить, ни продать. И все.
Так где же уверенность в том, что Феклистов поступил бы так, как велит закон? Удивительно, но, задавая этот вопрос, Лисс впервые в жизни ратовал за соблюдение закона. И пусть Баварцев, который уже имел удовольствие пообщаться с Феклистовым, уверяет, что тот в рассмотрении этого дела «черную бухгалтерию» использовать не смог бы. Плевать хотел Михаил Юльевич на мнение юриста Баварцева! Более продажных тварей, чем юристы, не сыскать на всем белом свете. Они думают об одном, говорят другое, а делают совершенно иное! Извращенцы, всасывающие банкноты, как пылесос со сломанным выключателем. Если бы была уверенность в уме судей и их порядочности, то не было бы необходимости обдумывать способ устранения судьи и возможность «отхода».
И вот сейчас, выходя из машины во дворе своего дома, Лисс понял, что остается лишь одно. Убивать, убивать и еще раз убивать, как учил великий кормчий мирового пролетариата.
– Струге и Ремизов… – бормотал Лисс, поднимаясь по ступеням на второй этаж. – Всего двое…
Все остальное образуется само собой.
Убивать… Как не любил Михаил Юльевич это слово. Как всегда, не хотелось ему это делать!.. Убийство всегда связано с риском. Убивая одного, ты наживаешь чуть ли не в геометрической прогрессии других, жаждущих твоей гибели. Замолчал навеки Феклистов – и тут же возникла целая группа врагов, желающих тебя если не порвать, то прижать к нарам – точно.
Чувствуя, как из него выветривается игрок, а вселяется мясник, Лисс чувствовал неудобство и дискомфорт. С его лица не сходила кислая расслабленная улыбка.
Он не уедет из Москвы, пока не доведет дело до конца. Он силен, пока находится рядом со своим противником. Отъезд в Мрянск означает полную потерю информации и, как следствие, утрату контроля над ситуацией. Вот тогда гибель неизбежна. А сдаваться Михаил Юльевич не собирался.
Подняв трубку телефона в своем кабинете на Рублевском шоссе, Лисс набрал номер гостиницы «Комета». Когда ему ответили с вахты, он попросил соединить его с номером 1024. Чем черт не шутит…
– Слушаю вас.
«Не Струге», – тут же определил Михаил Юльевич.
– Это из академии беспокоят. Скажите, Антон Павлович Струге в этом номере проживает?
Если Струге подойдет, Лисс повесит трубку. Если же нет, что наиболее вероятно – судья сейчас, как сиамский близнец, не отрывается от следака, – можно узнать хоть какие-то подробности. Хоть какие-то… Результат превзошел все ожидания.
– Он здесь проживал до сегодняшнего дня, – сообщили Лиссу. В голове Михаила Юльевича мгновенно возник абрис толстяка в очках. – Но сегодня съехал.
– Как съехал?.. – опешил авторитет.
– Ищите его в гостинице «Уют». Судью Струге отозвали. А вы разве не в курсе, что его отчисляют с учебы?.. Я с кем разговариваю?
Вот беда… Вот так и «прокалываются».
– А я разве говорил, что мы не в курсе? Просто Антон Павлович не сдал кое-какие методические материалы по судебной тематике. Впрочем, благодарю. Гостиница «Уют», говорите?
Последнее, что слышал Лисс в удаляющейся от уха трубке, было недоуменное восклицание:
– Струге и – методические материалы по судебной тематике?!
Лисс бросил трубку и оскалился. Пора вводить в бой «полк левого крыла». Чиркаш. Он всегда на месте, всегда готов постоять за братву. Жаль, что туп. Однако предан. Лисс вынул из кармана сотовый «NOKIA».
Пройдет еще несколько минут после последнего разговора, прежде чем Бес войдет в кабинет и скажет:
– Лисс, у нас гости.
– Гости? – рюмка коньяка застыла в руках Михаила Юльевича. – И что это за татары?
– Менты, Лисс, – сказал Саша и поправил под мышкой кобуру.
Лисс покачал головой:
– Что им нужно?
– Они по поводу двух обнаруженных трупов на берегу реки.
Сначала Лисс не понимал, о чем речь – какие трупы и какое он имеет к ним отношение? Когда же понял, поставил рюмку на стол.
– Вашу мать… Ты же мне говорил, что их больше нет! Ни живых, ни мертвых!
– Что-то всегда остается, Михаил Юльевич. Значит, всегда что-то находится…
Это был не тот случай, когда задачу можно переложить на плечи подчиненных. Те, кто пришел в этот дом, будут разговаривать со всеми. Но в первую очередь они, конечно, будут разговаривать с хозяином дома. И будет очень хорошо, если менты пришли в дом лишь по причине обнаружения останков двух трупов.
– Приглашай сюда и распорядись насчет кофе. Коньяк они вряд ли пить будут.
Пришедшими оказались двое молодых офицеров милиции в штатском. Лисс уже давно научился прочитывать должность представителей власти по лицам. Сейчас же, перехватывая цепкие взгляды непрошеных гостей, Лисс безошибочно определил – опера.
– Проходите, располагайтесь, чувствуйте себя как в гостях, – проговорил Михаил Юльевич. – Когда предлагают быть как дома, всегда хочется выйти вон. А вам?
– А нам – все равно, – улыбнувшись, проговорил один из прибывших. – Все равно, что говорят. Обидеться и выйти вон мы не можем. Работа такая.
– Резонно, – согласился Лисс. – Тогда к делу. Чем обязан?
Рассматривая не самое скромное жилье, в котором пришлось бывать, милиционеры были спокойны и расслабленны. Дом, в который они только что вошли, был уже девятым по счету, и надежда на то, что в этом загородном Манхэттене кто-то прояснит ситуацию с двумя полуистлевшими трупами, уже давно стала слабенькой. Нет сомнений в том, что трупы – дело рук кого-то из этих чванливых «новых русских», однако беседовать с ними на территории их владений – настолько же самонадеянно, насколько глупо. Старший опер Недоступ это знал. Вся бестолковость поисков была ему очевидна. Недоступ имел неосторожность родиться двадцать девять лет назад, и именно в тот день, когда на берегу небольшой речки, под снегом, неосторожный бомж найдет два обезображенных трупа. Поэтому если сейчас думал о чем Недоступ, то в основном о доме. О своем доме, а никак не о доме этого набоба. Какой смысл вот так ходить? Что, этот сорокалетний мужик сейчас спохватится и скажет: «Да, да, что-то припоминаю, я видел, как убивали двоих, и, если вы позволите, я назову вам имена и жертв, и убийц»? Черта с два. В восьми предыдущих домах точно так же предлагали кофе, сигары и даже денег на такси и выпивку.
«Глумятся, твари», – поморщился Недоступ, переведя взгляд на крепкую фигуру хозяина дома.
– Так чем обязан?
– Вы хозяин дома? – спросил один из прибывших. Лисс мгновенно уловил его главенство в этом мини-коллективе.
– Нет, хозяин не я. Владелец уехал в Грецию, а я лишь управляющий. Исполнительный директор, если угодно. Заодно иногда присматриваю за домом. Знаете, сейчас время такое неспокойное. Новости по телевизору послушаешь – ужас охватывает.
– Бывает. Вот и приходится у всех подряд документы проверять. – Догадываясь, что «смотрящий» за домом не «догоняет», Недоступ добавил: – Паспорта там, удостоверения водительские…
– Да, да да!.. – засуетился Лисс. – Конечно. И куда я его засунул? Наверное, в стол. Понимаете, вчера контракт выгодный подписывал. Я по природе человек рассеянный. Где делом занимаюсь, там и вещи оставляю. Александр Александрович, где я вчера контракт подписывал?
– За этим столом, – выдавил стоящий в дверях Бес.
– Значит, паспорт в столе, – решительно заявил Михаил Юльевич, выдвигая ящик. Документ действительно лежал в столе. На имя Меньшикова Максима Андреевича. Второй, на имя Михаила Юльевича, находился в кармане пиджака. И только сейчас Лисс подумал о том, что любая из двух фамилий, записанная этим парнем в результаты «поквартирного» обхода, может оказаться роковой. – Странно, но его и в столе нет…
Недоступ втянул через зубы воздух. Ему больше всего сейчас хотелось оказаться дома и сесть за стол. Он так бы и сделал, на работе его поздравили и отпустили домой еще с утра. Более того, ничего не мог изменить даже бомж, сообщивший о своей чудной находке. Однако Недоступ поехал к речке. Идея выпивать дома за свое здоровье в тот час, когда друзья по ГУВД сбиваются с ног, ковыряясь в сугробах по пояс, показалась ему зазорной.
– Знаете, люди в соседних домах совсем не были против того, чтобы мы с коллегой осмотрели внутренние помещения…
Лисс развел руками, словно говоря – а чем, собственно, я лучше людей в соседних домах? Он был категорически против того, чтобы эти двое шарахались по комнатам в доме, однако было бы глупо сейчас отказать им в этом. Вряд ли они найдут нечто примечательное, относящееся к событиям на берегу речки. Если, конечно, Бес не принес из ванной и не бросил посреди спальной полуразложившуюся ногу Чирья или Боли.
– Значит, хозяин – Конопулос? – уточнил Недоступ, записывая на ходу фамилию в папку. – А ваша?
– Аристарх Макарович Новиков.
– Очень распространенное на Рублевском шоссе имя, – качнул головой Недоступ. Он все меньше и меньше нравился Лиссу. – А это что?
Толкнув дверь, он остановился на пороге. Невероятно дорогая резная кровать стояла у стены просторной комнаты. У кровати находились тумбочка и две довольно большие пальмы. Более никакой мебели в комнате не было. Если не считать мебелью нескольких портретов, развешанных вдоль стен. Скользнув по ним взглядом, Недоступ повторил вопрос. Лиссу уже давно хотелось дать команду охране, чтобы они взяли двоих нагловатых мусоров за шиворот и вытолкали взашей на улицу. Однако этого не позволяла сделать выбранная роль добродушного управляющего. Он со своим боссом – законопослушные, порядочные люди. Зачем же требовать постановление на обыск и лишний раз напрягать власть? Более всего раздражало то, что этот проходимец с погонами капитана уголовного розыска думает о том же самом, поэтому пользуется этим вовсю.
– Это – спальня Конопулоса, – пояснил Лисс таким тоном, словно объяснялся с детьми. Если в комнате есть кровать, зачем спрашивать о ее предназначении?
Все двинулись вниз по лестнице. Вскоре Недоступ, его коллега, Лисс и Бес оказались рядом с ванной. Распахнув в нее дверь, опер осмотрел ее и равнодушно отвернулся. Заметив рядом еще одну дверь, толкнул и ее. Некоторое время он с глупым видом разглядывал ее убранство, потом вздохнул и направился к выходу. За его спиной Лисс и Бес перекинулись быстрыми взглядами. Молодой оперативник из команды Недоступа, конечно, ничего не заметил…
– Можно узнать, что вы ищете? – спросил Лисс. – У меня такое чувство, будто соседи донесли в налоговую инспекцию, что в моем подвале случайно затерялся поддон долларов.
– Рутина, – сквозь зевоту выговорил Недоступ. Своим видом он напоминал дегенерата, набранного в милицию по объявлению. – Мы сами не знаем, что ищем. Порядок такой. Посмотреть и убедиться в том, что все в порядке. Пошли, Бортников, нам еще десять домов обойти нужно…
На самом выезде из центральной части города «девятку» с задремавшим в ней Ремизовым остановили сотрудники ГИБДД.
– Ну, вот, опять шмон, – вздохнул, притормаживая, водитель. – Сейчас на каждом углу будут тормозить и документы листать. Зачем они останавливают, если все равно толком не могут протокол составить? Их с этим новым кодексом так озадачили, что они по полчаса стоят, в небо смотрят и думают – как сформулировать причину задержания. Раньше проще было: «Оп! Стоять, бояться! Почему нарушаем?» А чего «нарушаем»? И спросить-то как-то неудобно. Денег даешь и дальше едешь. Сейчас: «Оп! Стоять! Батька думать будет»…
Недовольно хмыкнув, водитель вынырнул из-за руля.
Наблюдая из-под полуопущенных век за событиями на улице, Комик думал о том, что делать, если сейчас пригласят выйти из машины и попросят вывернуть карманы. Тут деньгами не обойдешься. Над обнаруженным «ТТ» они долго думать не будут. Менты вообще долго никогда не думают. Мигрень начинается.
Однако обошлось.
Водитель, растирая замерзшие уши, прыгнул за руль и рванул с места.
– Сейчас всех тормозят, – объяснил он. – В Филях двоих жмуриков обнаружили, поэтому кругом шмон. И еще какого-то угольного дельца ловят.
«Очень интересное известие, – подумал Ремизов, втискивая подбородок под воротник пуховика. – А я, дурак, в прокуратуру звонить собирался… Тут без меня знатоков хватает. А жмурики, конечно, Чирей и Боль…»
От дремоты не осталось и следа. Теперь нужно ступать, как по болоту, – осторожно, точно выбирая место для следующего шага.
Первые подозрения зародились в душе Недоступа именно в тот момент, когда он впервые увидел Новикова. Когда же он осмотрел спальню, его обожгло, как током из розетки. Он все понял. Ему поскорее хотелось покинуть этот дом, набрать номер Выходцева и наесться снега. Но ему нужно было играть до конца. Когда он спустился в ванную, его оглушило страшное понимание того, насколько странными иногда бывают стечения обстоятельств. Он уже ни в чем не сомневался, когда, с бьющимся сердцем, втягивал носом воздух и толкал дверь соседней с ванной комнаты. Вид этого помещения поставил точку в череде его размышлений. Зевая и произнося глупые фразы, он желал лишь одного: чтобы этот «управляющий» и его человек, под отворотом пиджака которого топорщилась кобура, не заметили яростного биения его сердца. Сыщик понял если не все, то уже почти все, и сейчас желал лишь поскорее выйти за ограду этого дома. Он сам, в радости наступившего дня рождения, и его коллега, выхваченный по дороге из дома, были вооружены лишь кожаными папками и авторучками. Грубейшее нарушение всех писаных и неписаных милицейских законов, ошибка, которая сейчас могла стоить жизни.
– А как же паспорт? – спросил «управляющий». – Пойдемте, я вам его покажу. Порядок есть порядок.
Недоступ не успел даже поднять руки, чтобы отрицательно помахать рукой – «да бросьте, все и так в порядке!», как его коллега быстро пошел вслед за тем, кто назвался Новиковым.
«Назад! – хотелось крикнуть старшему оперу. – Нам не нужен его паспорт!» Но он понимал, что любой неадекватный поступок может сейчас стоить многого. Вполне возможно, что сейчас, врубая дуру и изображая бестолковых ментов, появится шанс выйти. Больше всего Андрею Недоступу сейчас хотелось, чтобы Бортников соображал его мозгами, однако это было невозможно. Бортникова не было с ним вчера в квартире Лисса. И он не видел то, что увидел в ванной Конопулоса Недоступ. Поэтому Бортников совершил самую большую ошибку в своей жизни. Это был тот случай, когда непрофессионализм губит жизнь. Бортников не увидел того, что увидел Недоступ. И не сделал тех выводов, которые сделал старший опер.
Цепь замкнулась. До короткого замыкания оставались считаные мгновения…