Глава 5

— Ого… — вцепившись в локоть Вэйда мертвой хваткой, я с тревожным удивлением рассматривала огромное мраморное строение, к которому вела широкая лестница с низкими, очень удобными ступенями. Белые стены, такие высокие и мощные, несокрушимые, мягко сияли в свете утреннего солнца, а в тенях, отбрасываемых надежными, широкими колоннами, топталось несколько девушек, с любопытством поглядывая на нас. Песнопения уже начались, все давно были в храме, и только мы опоздали, чем и привлекли к себе наивные взгляды совсем молоденьких послушниц.

Площадь за нашими спинами была совершенно пуста и тиха, и это заставляло меня цепляться за Вэйда, жаться к его боку и изредка коситься по сторонам.

Если бы не Гарс, раздраженно сопевший позади меня, я бы еще и оборачивалась, полностью сдавшись на милость паранойе. Но Отравитель зачем-то был здесь, с нами, и надежно оберегал тылы.

— Ну что, пойдемте? — мое нетерпение вызвало едва заметную улыбку Вэйда и недовольное ворчание Гарса:

— Пойдемте. — передразнил он меня. — Я, по-вашему, совсем ума лишился, добровольно соваться в этот гадюшник… уж лучше без защитной маски семь часов кряду вытяжку из борски перегонять. Умер бы в мучениях, но хоть не опозоренный.

— Твоя была идея, — безразличный к стенаниям своего друга, Вэйд увлек меня к ступеням, — показать ей инициированных жриц.

— Я предложил, воплощать в жизнь мою гениальную идею должен был ты, — продолжал ворчать Гарс, но послушно шел за нами, будто привязанный, отставая ровно на один шаг.

— Во внутреннюю залу, к Мудрой, меня не пустят.

— Вот и позволил бы мне взять твою невесту после обеда. — неохотно пошел на попятную Отравитель. — Сегодня у меня свободен весь день, я бы ей и храм показал, и Мудрую вместе со всеми ее жрицами…

— И свою лабораторию, — язвительно перебил его Вэйд.

Я скромненько молчала, жадно прислушиваясь к их разговору, отчаянно желая, чтобы арочный вход не приближался так быстро. До нас уже долетали легкие, воздушные, будто бы кружащие в воздухе мелодии.

— Ты поэтому меня на песнопение потащил? — лица Гарса я не видела, но была уверена, что он неприятно скривился. Наблюдала я уже такое выражение запредельного недовольства на лице Отравителя. Худое и слегка вытянутое, с длинным носом и острыми скулами, оно сразу же приобретало какой-то зловещий вид. — Мстишь мне за то, чего я еще даже не совершил?

— Три раза, — туманно напомнил Вэйд.

— Неудачные попытки, — невозмутимо отозвался Гарс, — хочу заметить, что твой упрямый дворецкий не то, Селину мне не отдал, но даже в дом не пустил…

— Подождите, вы хотели забрать меня в свою лабораторию? Три раза? — не выдержала я, вывернув голову насколько это только было возможно, чтобы взглянуть на этого типа.

— Всего лишь маленькая экскурсия, — горячо заверил тот, добавив тихо, — и парочка неопасных анализов…

— Ганэш, — одернул его Вэйд.

— Она бы не пострадала, — вскинулся Отравитель, оправдываясь, спеша высказаться раньше, чем мы преодолеем последние четыре ступени, — я бы никогда не причинил вред твоей невесте. Вэйд, ты должен мне верить, сколько мы уже знакомы? Да мы же воевали вместе!

— Воевали? — удивилась я. — Так последняя война закончилась больше тридцати лет назад…

— Интересно? — оживился Гарс, порывисто качнувшись ближе и зашептав. — Как насчет встретиться за чашечкой чая, в каком-нибудь уютном кафе? Где я все тебе подробно расскажу.

— Ганэш, — на этот раз в ровном голосе Вэйда проскользнули раздраженные нотки, и Гарс покорно заткнулся.

В храм мы ступили под переливчатую, дивную мелодию, в гробовом молчании.

Огромное светлое помещение с колоннами и сводчатым потолком было до отказа забито нелюдьми. Светлые были везде. И все они стояли спиной к нам, благоговейно внимая мелодии, в которой можно было различить густой гул струн, звонкие переливы флейты и ненавязчивую дробь, такую глухую и мягкую. И голос, сильный и напевный, он вплетался в мелодию, дополняя и завершая ее.

— А это…

— Мертвый язык, — не дав мне сформулировать вопрос, тихо ответил Вэйд, когда я осознала, что не понимаю ни слова, и решила полюбопытствовать, — благословение седьмой ступени. Благодать.

О том, что седьмая ступень — самая простенькая, я уже знала, хотя до сих пор не могла понять, как у них тут все работает.

— Бездарно потраченные пятнадцать минут моей жизни, — вздохнул Гарс.

И это он еще не посчитал, сколько времени ему придется потратить, сопровождая меня во внутреннюю залу, но жалко мне его не было. Экспериментатор, энтузиазмом на всю голову стукнутый, хотел затащить меня в свою лабораторию и неизвестно что сделать, мне ли ему сочувствовать?

Песнопение и правда длилось почти пятнадцать минут, за которые я успела взбодриться, почувствовать прирост сил и ощутить, как потеплело в груди от разгоревшейся чуть ярче искры. Мне было так хорошо и спокойно, что хотелось смеяться… пока я не глянула на Вэйда. Желая найти в его лице отражение своей радости, я наткнулась на упрямый взгляд, плотно сжатые губы и нездоровую бледность.

— Эй, Грюнэр? — позвала тихо, но не дождалась ответа. Он продолжал смотреть перед собой, прямой и непреклонный. — Вэйд?

— Полукровки, — вздохнул Гарс, неодобрительно покачав головой, — они слишком восприимчивы к благословениям. Врожденный дефект из-за смешения кровей.

— И что делать?

Песнь рассыпалась по полу, взлетала под самый потолок звонким эхом, легким ветром касалась кожи и злорадно мучила моего жениха.

— Ничего. Вывести его мы не сможем, он не пойдет, придется ждать, пока песнь завершится.

— Но ему же плохо, — вытащив платок из-под манжеты, я старательно промокнула испарину, проступившую на его лбу, с беспокойством отметив, что Вэйд даже не заметил моего прикосновения.

— Очень плохо, — хмуро подтвердил Гарс, — пусть платит свою цену за недоверие.

— За какое еще недоверие? — Песня меня больше не интересовала. Не такая уж она и замечательная, если прислушаться. Что я в ней вообще нашла?

— Вэйд знал, что так будет, но не посчитал нужным отправить нас вдвоем. Решил, должно быть, что я выкраду тебя прямо из храма.

— А вы бы выкрали?

— Не настолько сильно мне хочется тебя изучить, чтобы портить отношения с тем, кто в свое время спас мне жизнь, — громче, чем следовало, возмутился Гарс. Несколько горожан, стоявших в последнем ряду, обернулись в удивлении, но быстро поняв, кто топчется всего в трех шагах от них, быстро отвернулись, невольно подавшись вперед, подальше от нас. Заметив это, Отравитель смущенно кашлянул.

— Ну выкрасть же из дома своего спасителя вы пытались. Целых три раза.

— Все должно было пройти тихо и незаметно, — огрызнулся он, — я бы забрал тебя всего на пару часов. Вернул бы до ужина, Вэйд и не заметил бы, что ты пропадала.

— Послушайте, Гарс…

— Ганэш, — перебили меня.

— Что?

— Ты постоянно забываешь о правилах этикета. И, раз уж ты не в состоянии запомнить, что ко мне нужно обращаться лорд Гарс или легат Гарс, то просто зови по имени.

— Вы же понимаете, что я сейчас не засмущаюсь и не начну звать вас лордом Гарсом? Ганэш, так Ганэш.

— И на ты, пожалуйста, — ухмыльнулся он.

— Да без проблем, — легко согласилась я, подавившись вздохом от его следующей фразы:

— Вэйд почернеет от злости, когда узнает, что со мной на неофициальный тон ты перешла раньше, чем с ним.

— И как он только вас терпит?

— Со временем поймешь. — пообещал Гарс, чтобы в следующее мгновение опровергнуть свое же заявление. — Знаешь, как Селину в детстве звали? Нет? Ну что ж, тогда я буду звать тебя Сэл. Ты же не против? Я рад.

И не успев даже слова сказать, я вдруг стала Сэл.

Мелодия оборвалась резко. Вот эхо еще тянет за собой звук, а в следующее мгновение все будто обрубили. Песнопение завершилось, Вэйд вздрогнул и пошатнулся, но устоял на ногах, поддерживаемый сразу мной и Ганэшем.

— Его нужно отвести в сторону, — заметил Отравитель, вглядываясь в зашевелившуюся толпу, — пока нас не затоптали.

Женишок мой подмороженный только зашевелился, а мы его уже под ручки, не сговариваясь, потащили в самый темный угол, за колонны, спугнув стайку послушниц, обитавших там до нас.

Опершись рукой о гладкий мрамор, Вэйд несколько раз глубоко вздохнул, приходя в себя.

— Это очень безответственно с вашей стороны, — с неудовольствием заметила я, следя за тем, как мимо нас проплывает непрерывный поток. Все толпа в едином порыве хлынула к арочному выходу, оставив за собой всего несколько светлых, задержавшихся для того, чтобы бросить монетку в фонтан или приложиться к ручке Мудрой, — вы же чуть не убились.

— Благодать не способна мне навредить, — хрипло ответил Вэйд, массируя левый висок чуть подрагивающими пальцами, — просто вчера я потратил слишком много силы, не успел ее восстановить и оказался не готов к… этому.

— Не способна навредить? — шепотом вознегодовала я. — Помнится, мое благословение вам очень хорошо навредило.

— Вторая ступень, — подал голос Ганэш, — не стоит путать благословение Мудрой с Благодатью. Все с ним будет хорошо. Ну промучается сутки мигренью, разве это важно?

— А ты точно врач? — нет, ну появились у меня сомнения. Такое равнодушие к человеческому здоровью я ожидала от здравоохранения в моей прошлой жизни, но никак не в этом мире. Мне почему-то казалось, что тут все серьезней.

— Вэйд не мой пациент.

— А чей?

— Ничей, — пожал плечами Ганэш, покосившись на Вэйда. Я тоже на него посмотрела. С неодобрением.

— Вы что, не следите за здоровьем?

— Мне нет нужды за ним следить, оно меня не подводит, — огрызнулся он.

И вот стоит передо мной эта бледная немочь, шатается и утверждает, что сильна как бык и так же здорова. Ну ага, оно и видно.

— Путь свободен, — встрепенулся Отравитель, отвлекая меня от выразительного разглядывания моего бледненького жениха, — пойдем. А он пусть в себя приходит.

— Но…

— Никаких «но», чем быстрее ты здесь все осмотришь, тем быстрее мы покинем это место. — с этими словами меня и потащили прочь из надежного укрытия, крепко схватив за кисть.

— Так ты же светлый, тебе тут должно быть приятно.

Ганэш резко притормозил, обернулся, и, схватив меня за плечи, проникновенно заглянул в глаза:

— Сэл, в первую очередь я адекватный. И как всякий адекватный мий-асэ точно знаю, что это наимерзейшее место.

— И много в Светлой империи таких? — едко спросила я. — Адекватных?

С совершенно непроницаемым выражением лицо, мне гордо ответили:

— К несчастью нет. Есть опасения, что я один такой.

И вот протащил меня весь такой эксклюзивный мужик сквозь двустворчатые высокие и светлые двери, расположенные в дальнем конце этого огромного зала. А там, купаясь в солнечном свете под журчание воды в круглом фонтане, нас встретили странные девушки в белых свободных одеяниях. У послушниц платья были серые, невзрачные, позволяющие им скрываться в тенях, а у этих дружелюбных красавиц наряды сияли снежной белизной, казалось, что даже в темноте они будут светиться. Длинные волосы собраны в мудреные косы, на свежих, молодых лицах — приветливые улыбки, а в глазах — мерзлая пустота, прозрачный лед, сияние которого с непривычки можно принять за искры счастья.

Все молодые, красивые, полные сил, и среди них одна женщина в полупрозрачной накидке, лежащей поверх белого платья.

Когда мы переступили порог, смех резко прекратился, все, как по команде, обернулись к нам. Два десятка бездушных, улыбающихся чудовищ. И если жених мой был просто чудовищем, которое с натяжкой еще можно было назвать домашним, то эти вот улыбающиеся красотки вселяли безотчетный, подсознательный ужас на уровне инстинктов. Дикие, неприручаемые монстры.

Почувствовав, что я встала, как вкопанная, Ганэш дернул рукой, непонимающе ко мне обернувшись.

— А давай вернемся, — несмело предложила я, — там Вэйд…

— Вернемся, — покивал этот гад, с противненькой, понимающей такой улыбкой, протянув, явно копируя чьи-то интонации, — но сначала монетку в фонтан бросим, удачи в судьбе попросим.

— Не надо.

А женщина, медленно поднявшись с бортика фонтана, уже плыла к нам… я бы даже сказала — кралась. Как хищник, почувствовавший добычу.

А мне совсем не хотелось, чтобы она приближалась, чтобы касалась меня, чтобы касалась моей искры. Не знаю откуда пришла эта уверенность, но я не сомневалась ни секунды в том, что эта женщина, стоит ей лишь раз до меня дотронуться, узнает, кто я на самом деле, и меня уже никогда отсюда не выпустят.

— Пожалуйста…

Я уже не просто стояла, я старательно пятилась назад, пытаясь сдвинуть с места будто бы вросшего в мраморные плиты Отравителя. Усмешку, всего мгновение назад кривившую его губы стерла тревога:

— Что?

— Уйдем отсюда, скорее.

Женщина, почувствовав, что что-то не так, ускорилась:

— Что же вы стоите? — сильный, очень красивый голос, который всего несколько минут назад пел, разносясь по большому залу, сейчас звенел от напряжения. — Пройдите к фонтану, согрейтесь в сиянии…

— Знаете, мы, пожалуй, как-нибудь в следующий раз приобщимся к этим вашим светлым штучкам, — перебил ее Ганэш, совсем тихо добавив, — рано мне еще становиться блаженным дурачком.

Из внутреннего зала я почти бежала, таща за собой несопротивляющегося, очень удивленного моим поведением Отравителя.

Вэйд тоже удивился, увидев, как я спешу к нему, а за мной, с совершенно непонимающим видом, идет его несносный друг, руку которого я не сообразила отпустить.

В прохладной тени храма Вэйд быстро пришел в себя, и так же, как Ганэш, не стал сопротивляться, когда я, ничего не говоря, ухватила его за руку и потащила прочь. Маленькие пальчики Селины неспособны были полностью обхватить широкую ладонь, но я очень старалась не выпустить из рук ни отравителя, ни дознавателя.

Уже только внизу лестницы, я смогла перевести дух.

— Жуть какая.

— Что случилось? — высвобождать свою руку Вэйд не стал, в отличие от Ганэша, но ответа потребовал не от меня, будто бы сомневаясь в том, что я смогу понятно объяснить, что это сейчас было.

— Девочка увидела жриц вблизи и ее это почему-то сильно впечатлило.

— Они же страшные, — поддакнула я, поежившись, — и совсем пустые внутри. Как так?

— Легко, — фыркнул Ганэш, оглядываясь в поисках нашей кареты. Совсем недавно она стояла на другом конце площади, у входа в парк, но сейчас, за тремя пристроившимися в той же стороне повозками и толпой горожан, незаметно наполнившей площадь, ее не было видно, — выжгли всю сущность во время инициации. Безоговорочная преданность Мирай и лишнее место для хранения света.

Вэйд болезненно поморщился:

— Как бы плоха не была Рассах, но адепты ее культа хотя бы не утратили себя.

— Как не странно, но я полностью с тобой согласен, — хмыкнул Гарс, — они, конечно, безумные фанатики, но это, по крайней мере, их осознанный выбор.

— Какой-то недобрый у вас свет, — грустно призналась я.

Отравителя очень позабавила моя наивная простота:

— А кто тебе сказал, что свет должен быть добрым?

— Ну тьма же у вас тут вроде как злая, значит, свет должен быть добрым.

— За этим тебе лучше обратиться к человеческим проповедникам, — сдержанно заметил Вэйд, едва ощутимо погладив мои пальчики, чем вызвал непонятное какое-то, смутное желание: то ли отпустить его руку немедленно, то ли сжать покрепче.

— Дааа, — весело протянул Гарс, — после того, как император выделил им земли, во всех храмах Всеединого только и разговоров о том, что спасти людей их богу помогла Мирай. Никто уже и не хочет вспоминать о том, что не только темные не считали человеческую жизнь важной, но и мы не одно десятилетие строили свои города на их крови. Зато теперь мы светнесущие. Добро в чистом виде.

Не сдержав эмоций, он сплюнул под ноги.

— И никто не видит, что в храме что-то не так? У тех девушек глаза совсем мертвые.

— Это жрицы. И если ты спросишь у кого-нибудь, не кажется ли ему, что с жрицами что-то не так, любой ответит, что все дело в сиянии Мирай, коснувшемся этих избранных счастливиц.

— Но я же это вижу, и родители Селины… и еще же должен был кто-то заметить… — я беспомощно посмотрела на Вэйда, — разве нет?

— Эллэри смогли разглядеть опасность, поджидавшую их дочь, лишь после того, как я ее им показал, — неохотно отозвался Вэйд, — нельзя исключать вероятность, что есть и такие, кто чувствует опасность, возможно, некоторые даже прячут своих дочерей, спешно выдают их замуж, лишь бы погасить искру, но таких слишком мало.

— А как вы моим родственникам глаза-то открыли?

— Это очень длинная и интересная история, но, может, мы продолжим разговор где-нибудь в другом месте? — неприязненный взгляд, которым Ганэш окинул храм, говорил сам за себя.

— А как насчет посидеть за чашечкой чая в каком-нибудь уютном кафе, где вы все подробно мне расскажете? — ехидно предложила я, припомнив его же собственные слова.

Ну… кто ж знал, что он согласится, и окажусь я в какой-то тихой кофейне, на втором этаже, в огромном кресле с чашкой в руках, до краев полной каким-то подозрительным напитком, пахнущим шоколадом. Назывался он нарын, и я бы сказала, что это вполне удачная помесь какао и кофе.

Ганэш меня обманул. История о том, как они притащили в дом к Эллэри настоящую жрицу, хоть и была очень интересной, но совсем не длинной. Да и насколько можно растянуть небольшой квест: получить письменное разрешение одного из главных дядечек магистрата, сунуть эту бумажку надменным храмовникам под нос и выбрать любую понравившуюся пустоглазку. Прокат, блин, жриц.

Как заверял Ганэш, самым сложным было как раз таки найти подходящую девушку с искрой, которую Вэйд сможет взять в жены, а уж разрешение на вывоз жрицы из храма ушло совсем мало времени. Три минуты шантажа и угроз, парочка фирменных отравительских улыбок — и бедный мужик из магистрата, попавшийся на горяченьком и запуганный по самую печенку, готов был подписать все, что ему бы не подсунули. Договориться с семьей Эллэри, чтобы те отдали свою единственную дочь пугающему полукровке, тоже удалось достаточно легко.

Увидев жрицу вблизи и хорошенечко к ней присмотревшись, они единогласно согласились, что лучше отдать ребенка дознавателю, чем собственными руками превратить Селину в куклу.

— Селина, ты слушаешь? — Ганэш просто не мог стерпеть невнимания к своей персоне.

— Конечно, слушаю, — подтвердила я, продолжая разглядывать оживленную улицу. Панорамное окно давало возможность любоваться не только лепниной на фасаде здания напротив, но и разглядывать спешащих по своим делам горожан.

Я впервые могла спокойно понаблюдать за светлыми в их привычной среде обитания и просто не имела права упустить эту возможность. Внимательно слушать же мне это не мешало… хотя Отравитель считал иначе:

— Сэл, в конце концов, это невежливо — демонстрировать собеседнику такое явное пренебрежение.

С неохотой прервав умиротворяющее созерцание, я внимательно уставилась на Гарса.

— Так-то лучше, — довольно покивал он.

— С каких пор ты зовешь ее Сэл? — подал голос Вэйд, которому совсем не мешало, что я, вместо того, чтобы на него смотреть, жадно вглядываюсь в улицу за окном.

— С тех самых, как она зовет меня по имени, — с довольной улыбкой Ганэш откинулся на спинку кресла, всем своим видом демонстрируя полное довольство жизнью.

Неудовлетворенный ответом Вэйд вопросительно посмотрел на меня.

— Я поддалась на провокацию, — со вздохом отставив чашку, тоже откинулась в кресле, побарабанив пальцами по подлокотнику, — когда вы в храме из себя статую изображали.

Легкий звон, с которым чашка встречается с блюдцем, мерный гул негромких разговоров и ненавязчивый кофейный запах, к которому я уже успела привыкнуть, но который никуда не делся. Такая приятная, умиротворенная атмосфера, просторное, светлое помещение, выдержанное в теплых, темных тонах и такой тяжелый, неприятный взгляд чем-то очень обиженного жениха.

Ну вот что ему опять не так?

— Что?

Ганэш сразу понял «что»:

— Я же говорил, что его это разозлит.

— Я не злюсь.

— Да брось, я с твоей невестой общий язык нашел раньше…

— Селина! — радостный девичий вопль отдался тупой болью в затылке. Это было ужасно, катастрофично, просто непоправимо. К нам величественно плыли три девицы. Платья с пышными юбками, корсеты, замысловатые прически и широкие улыбки.

Признаться, при виде надвигающейся на нас девичьей мощи я с трудом подавила постыдное желание выпрыгнуть в окно.

— Доброе утро, — пробормотала я неуверенно, неохотно поднимаясь из кресла. Мужчины, с восхитительно-равнодушными рожами, также были вынуждены встать.

Ох уж этот этикет, глупые условности и нудные правила хорошего тона.

Быстрые объятия и брезгливый поцелуй у щеки я еще как-то выдержала, но когда эти милашки решили составить нам компанию, с опаской поглядывая на Вэйда, но упрямо настаивая на своем, я малодушно соврала:

— Рада была вас видеть, но мы как раз собирались уходить, — подружки Селины расстроились. И это было очень искреннее чувство хищника, упустившего свою жертву. Они знали, просто не могли не знать, что случилось с их дорогой подругой, и желали услышать подробности, набрать материала для сплетен, оживить свою унылую, скучную жизнь.

А я так подло лишала их развлечения своим спешным побегом.

— Пожалуйста, скажите, что это не лучшие подруги Селины, — шепотом взмолилась я, когда мы спускались по лестнице со второго этажа, а я старалась не сильно ежиться, спиной ощущая внимательные, оценивающие взгляды наивных девичьих глаз.

— Мне нечем тебя обнадежить, — разбил мои несмелые надежды Вэйд.