Глава 17

Магион

Нащупав скамейку, я медленно сполз на нее. Мои извилины скручивало в ленты Мебиуса.

Устройство, с помощью которого залазят в чужие сны…

Устройство, с помощью которого мне помогли вырваться из комы…

Устройство, о котором я ничего и никогда не слышал перед тем, как в нее впасть…

Изобретено незадолго до своей отсроченной смерти человеком, жившим задолго до меня…

Человеком, спасение от настоящей смерти которого мне приснилось внутри моего и без того глубокого сна…

Мне стало трудно дышать. А пришел бы ко мне доктор Брозэф, если бы я не спас накануне Теслу? До сих пор бы тогда витал в четырех стенах того лимба?

Я не успел задуматься, могло ли это изобретение означать уплаченный мне долг. Но одно это означало точно… Я каким-то образом изменил реальность. Саму историю… просто находясь в своих грезах…

Саму историю…

– Переменный ток, – продолжал загибать пальцы доктор Брозэф, – радиосвязь, паровые турбины… Вращающиеся магнитные поля… Газоразрядное освещение, галеосценция… Автомобили на электрическом движке и с безопасным автопилотом… Ну и это устройство, с помощью которого мы тебе помогли… Магион оно называется. Что? Что ты бормочешь, не пойму?

– …саму историю, – вырвалось из меня эхо заклинившей мысли.

– Что?

– Я изменил историю, – раздельно произнес я. – Не знаю как, но я спас Теслу там, у себя. Буквально незадолго до твоего появления. Я предотвратил аварию…

– Какая еще авария? В его время машин то толком не было, ползали как черепахи…

– …и тем самым выкроил ему больше времени для жизни. Оттуда и эти новые изобретения, которых никогда не было раньше. Все сходится.

Доктор Брозэф смерил меня долгим, взвешивающим взглядом.

– Никола Тесла действительно был загадочной фигурой, вокруг которого творилось много необъяснимого. Необъяснимого и по сей день. Но одно дело – научные курьезы, и совсем другое, когда нынешние конспирологи приписывают ему всё – от заговоров с масонским ложем вплоть до облучения многофазным током бедных бабушек на огородах. Вплетают свою чушь в его неоднозначные фразы, в шутку оброненные при жизни. Неужели и ты туда же?

– Чушь? – громовым голосом переспросил я, краем глаза заметив, что в холл стягивается все больше персонала, тревожно поглядывающего на нас. – Ты же видел мой мир! В нем не было даже намека на то, что происходит сейчас. Если бы я знал об этой галеосценции прежде, то она наличествовала бы и в моем воображении, не так ли?

Доктор задумчиво ухватил себя за подбородок.

– Мое воображение хоть и разыгралось, но не до такой же степени, чтобы вырезать из имитации реального мира столь обыденные, как я вижу, для всех вас вещи.

– Вслед за своей мечтой она плывет, – вдруг с придыханием начал доктор Брозэф. – В превосходящем стане других вокруг не замечая…

– Что, прости?

– Что в их очах запомнится как видимый полет… Что для нее как клином сформированная стая… Ну ты что, это ж Путь грезы, вспомнился мне тут… Прямо про тебя. Неужто никогда не слышал? Даже в школе, на литературе? Это ж Пушкин… Нет? Или ты с самого начала интересовался только мозгом? Что опять с тобой не так?

– Пушкин? – переспросил я севшим голосом. – Скажи еще, что и это из поздних творений…

– Ну да, довольно-таки, – подтвердил он, глядя на меня с недобрым подозрением. – А что? Ты и его спас?

Я закрыл глаза, представляя, насколько же это нелепо выглядит.

– Да.

Доктор запрокинул голову и расхохотался. Смех был звонкий, в чем-то неприличный, мальчишеский, как и в тот раз, когда он столкнулся с моим невежеством в области электродинамики.

– Это просто смешно, – отсмеялся он. – От чего ты его спас? От свиных отбивных? Тогда бы он не стал таким толстым под старость лет… Может, и яблоню ты расшатал тогда над головой Ньютона?

– Нет, – скривился я, понимая, куда он клонит. – Он-то вообще здесь причем?

– Уверен? А идею для сна Менделееву не ты подкинул часом…

– Хватит…

Доктор больше не улыбался.

– Слушай, я до последнего надеюсь, что это твоя шутка. Признаю, шутить ты умеешь… Но я очень устал и мне пора на рейс. Просто скажи мне, что ты шутишь… Я хочу просто, наконец, расслабиться уже за эту неделю… Пожалей старого человека…

– Ты хочешь оставить меня наедине с этой немыслимой правдой? – вышел я из себя. – Ты хоть понимаешь, что я тебе говорю, что это значит?! Сейчас ты единственный, кому я могу это рассказать, единственный, кто поймет…

– Друг мой, ты ничего не менял в истории, все было, как было.

– Там, у себя во сне, – жарко продолжал я, наплевав на то, что нас слушали уже почти все дежурные, что только остались в больнице, – я попал в некую пространственную ловушку, из которой не мог выбраться…

– Это невозможно, – с нетерпеливой вежливостью перебил доктор, – если это только не было твоим подсознательным режиссерским замыслом.

– Но я обнаружил в ней изъян и… как бы это сказать…Посрамил его. И затем будто уснул. Это не было похоже ни на что прежде. Мое воображение… Да ничье воображение не способно на такое!..

Маска скептицизма с лица доктора постепенно сползала, он слушал внимательнее.

– Я попал в странное место, где мог просматривать всевозможные судьбы каждого человека… Да что там человека!.. Каждого атома, при желании!.. Бесконечные нити альтернативных событий…

– И как же так вышло, что имея безграничные возможности, как ты говоришь, способность в деталях менять мироздание, ты заморочился Пушкиным?

– В том и дело, что я и не выбирал. Я перемещался там с помощью запросов. Достаточно было подумать о чем-то, что вызывало всплеск каких-то личных ассоциаций… И самая отдаленная из них в итоге и становилась моим запросом на перемещение.

– Как-то иррационально, – протянул доктор.

– Не я это придумывал… Так вот, на Пушкина я вышел, просто подумав про могущество русского языка, когда глядел на происходящее вокруг и в голову лезли всякие эпитеты. Вот такая странная система… И вник я в нее не сразу, а когда уже стало поздно…

– А кого ты еще спас, помимо Пушкина и Теслы? – с улыбочкой спросил он.

– Больше никого не успел, – серьезно ответил я. – Хотел сначала себя, но вышел на…

Я запнулся, сшибленный с ног безумной догадкой. Карусель… Она была воистину странной формы, не вписывающейся в настроение парка, но точь-в-точь похожая на одно из его изобретений…

Карусель, с которой начались все мои приключения… Которые я впоследствии пожелал предотвратить, начиная с того момента, когда на нее впервые посмотрел…

Момента, пытаясь вспомнить который, невольно поднимаешь свой внутренний взор вверх, потому как его затмевает высокая тень башни Ворденклиф…

А что если он знал, что я туда попаду… Ведь как же это маловероятно, чтобы цепь лопнула, чтобы выбрал ее именно я… Насколько же это глупо, чтобы я, взрослый мужчина, пошел кататься на карусель… Ах, да, я засмотрелся тогда на девушку… Какова же вероятность была, что я ее замечу… Что если это всего лишь одна из самых абсурдных альтернатив, что по чьей-то воле стала реальностью? Что если он все это… Подстроил?!

И использовал меня!.. Но для чего? Чтобы изобрести это никчемное освещение в небе? Или этот Магион, как его называет доктор, с помощью которого мне в итоге помогли проснуться?

Так, еще раз… Он подстроил мне кому, чтобы я, находясь в ней, спас его, тем самым выкроив ему время для изобретения устройства, с помощью которого меня разбудят?…

Еще… Раз… Он подстроил мне кому, чтобы помочь мне из нее выйти…

По-видимому, некоторые обрывки своих мыслей я произносил вслух, судя по тому, как округлились глаза доктора Брозэфа и, судя по тому, как он качал головой и что-то говорил вполголоса подоспевшим дежурным. Меня мягко взяли под локоть и, не отвлекая от интенсивных размышлений, повлекли за собой в стационар.