БЕЗУМНЫЙ РИТУАЛ{251}
— В сущности, мы столь многого не замечаем, — заявил Шерлок Холмс.
Мы ехали по лесу в пошатывающемся грузовичке и как раз обсуждали жизнь, борьбу и гибель крупных и крошечных животных, насекомых и водных тварей, трагедии которых прятались от нашего взора в лесных чащобах.
Я, конечно же, понимал, что заявление Холмса относится к нашей беседе, однако его слова вполне подходили и к городку, который мы собирались посетить. Жители поселения и не подозревали, что вот-вот случится нечто дурное — городок поглотит порок.
Я уже упоминал, что мы с Холмсом путешествовали по США в мае и июне 1921 года. В ожидании завершения событий в рамках нашего первоначального расследования в Линвилле, Северная Каролина, мы с другом почти две недели путешествовали по восточному Теннесси. Как раз в начале того путешествия я познакомился со своей дальней родственницей Ребеккой Ватсон Малколм и её семьей, проживающей в одном из приграничных округов северной части Теннесси.
После нашей встречи с кузиной мы ненадолго остановились в Росби, с тем чтобы Холмс смог исполнить давнее обещание, а затем сын Ребекки Вилли повез нас в Роквуд, на перегонную станцию.
Наш пусть пролегал по практически девственной природе, и день обещал быть приятным. Мы как раз проезжали Хариман — вокруг лежал все тот же захватывающий пейзаж, которым мы наслаждались ещё утром. Вилли пояснил, что первоначально Хариман основали как поселение для трезвенников, — ещё одна попытка создания идеального сообщества вроде Росби, в котором мы побывали всего пару часов назад. Первым колонистам так и не удалось достичь поставленной цели, но городок остался стоять. Своим выживанием он, вероятно, был обязан близкому расположению к углевозам, регулярно проходившим мимо.
Вилли предположил, что после визита в Росби, нам, возможно, будет интересно побывать и в Харимане, но, как мне казалось, Холмс уже был готов вернуться в Ноксвилл. Вскоре мы добрались до железнодорожной станции в близлежащем Роквуде.
Мы остановились на главной дороге недалеко от станции. Вокруг было довольно много машин, куда больше, чем накануне в Онейде. Город располагался вдоль железнодорожных путей, которые тянулись с востока на запад к основанию громадной горы, маячащей на горизонте с севера. Её вершина была усеяна множеством выступов, покрытых низкорослыми деревьями. И как им только удалось пустить там корни? Я был уверен, что оттуда открывается невероятно восхитительный вид, однако возраст не позволял мне даже и думать о восхождении. Сомневаюсь, что и местные жители пытались взобраться на гору, разве что туда вел какой-то простой путь, скрытый от взора.
Мы как раз успевали на последний поезд в направлении Ноксвилла. Я попытался дать Вилли денег, чтобы он мог снять себе комнату на ночь, — мне казалось, что уже чересчур поздно для того, чтобы возвращаться домой через лес. Он согласился остаться в городе, но деньги у нас с Холмсом категорически не взял. Поезд вот-вот должен был отправиться, и мы наконец распрощались.
— Прекрасный молодой человек, — сказал мой друг, когда мы устроились в полупустом вагоне. — Можете гордиться своими родственниками, друг мой.
Я согласился с ним. Следующие несколько часов мы ехали молча — впереди была долгая поездка, к тому же каждый из нас собирался почитать газеты, купленные перед посадкой.
Мы прибыли в Ноксвилл, когда уже совсем стемнело, и снова остановились в небольшой гостинице у реки, как и пару дней назад. Отужинав, я вернулся в номер, Холмс же тем временем решил ознакомиться с городком. Я убедительно попросил его быть осторожным, и мы расстались. Ко сну я отошел рано — предыдущие два дня, которые мы провели в грузовике, путешествуя по пересеченной местности, вымотали меня.
На следующее утро Холмс, опрятный, как и всегда, в целости и сохранности появился на пороге моей комнаты.
— Доброе утро, мистер Ватсон! — воскликнул он. — Готовы к завтраку?
— Старый вояка никогда не откажется от предложения перекусить, — ответил я. — Солдат знать не знает, когда в следующий раз представится такая возможность.
— Отважусь предложить Вам задержаться в этом цивилизованном поселении ещё на пару деньков, — отозвался знаменитый детектив-консультант.
После завтрака мы прошли несколько кварталов и наткнулись на улочку, в конце которой слышался какой-то шум. Завернув за угол, мы увидели городской рынок. Оживленным его назвать было нельзя, все-таки дело происходило в будний день, да к тому же в утренние часы. Продавцы торговали овощами, дичью, мясом и фермерскими товарами.
— Не похож на рынок Ковент-Гарден, верно? — с улыбкой спросил я.
— Да уж, — отозвался Холмс и на мгновение отошел, чтобы поболтать с грузным и приветливым продавцом меда.
Пока они вели понятную лишь посвященным беседу на тему того, сложно ли содержать пасеку, я решил посмотреть на соседние лотки. Какая-то старушка продавала жареные пирожки с фруктовым пюре. Начинку заворачивали в тонкий пласт теста, затем пирожки обжаривали в масле и посыпали сахаром. Блюдо выглядело так аппетитно, что, несмотря на недавний завтрак, я купил пирожок с яблоками и прямо на глазах продавщицы моментально его съел. Довольный, я улыбнулся, а она кивнула мне.
— У Вас на губах начинка от пирога, — заметил Холмс, вернувшись.
Утеревшись салфеткой, я уговорил и его попробовать пирожок. Он выбрал персиковую начинку — таких пирожков я почему-то не заметил. А когда мой друг заявил, что вкуснее ничего не пробовал, я купил ещё один и для себя.
— Попозже съем, — пояснил я и заметил, что Холмс тоже вернулся не с пустыми руками. — Для сравнительного анализа? — уточнил я, кивая в сторону маленькой бутылочки с медом в его руках.
— Просто любопытно, — ответил знаменитый детектив, — каков вкус меда, который приносят здешние пчелы со здешнего клевера. Как Вам известно, — продолжил он, когда мы вышли с рынка, — вкус меда определяется цветками, с которых пчелы собирают нектар. Может, Вы даже вспомните, как пару лет назад я понял, что Джонас Финли отравился медом, который был получен из ядовитых растений.
По пути Холмс уточнил, не возражаю ли я против того, чтобы остаться здесь ещё на пару дней.
— Ехать в Линвилл пока рано, да и я бы тут кое-чем занялся, если Вы не спешите, — пояснил он.
— Как Вам угодно, — отозвался я. — Я, пожалуй, снова зайду в местный университет и осмотрюсь в городе.
Пару дней я действительно этим и занимался. Холмс проводил все время в Университете Теннесси, который располагался почти в миле к западу от Ноксвилла, а я осматривал здания в центре города. Как-то днём я даже арендовал автомобиль и по отличной сельской дороге направился к западу от города, восхищаясь ухоженными фермами и изредка встречающимися на пути крупными домами. На следующий день я остановился у приятного на вид кирпичного здания на расстоянии десяти-одиннадцати миль от города, собираясь попросить воды. В итоге мне повезло несколько часов провести в общении с любезными хозяевами, которые рассказали мне подробности истории Ноксвилла и своего жилища. Оказалось, что их дом якобы облюбовал призрак мужчины, убитого в годы Гражданской войны. Впрочем, я не увидел никаких признаков его присутствия, а когда вечером упомянул об этом в разговоре с Холмсом, тот просто усмехнулся.
Утром 14 июня — насколько помню, это был вторник — великий детектив-консультант спросил, не хочу ли я отправиться ближе к югу.
— Нисколько не возражаю, — ответил я, поставив чашку с кофе на столик. — Но, для чего нам туда ехать?
— Научные изыскания, — ответил Шерлок Холмс. — Эти дни я анализировал некоторые американские газеты за последние годы. В университетской библиотеке собрана прекрасная коллекция, так что я мог с легкостью заниматься своими исследованиями в этом живописном городе. Однако вчера я получил сообщение от своей давней знакомой Мэри Тоу, вдовы железнодорожного магната и филантропа из Питсбурга. Его перенаправили мне из Британии.
— От жены Уильяма Тоу? — уточнил я. — Погодите-ка, но разве её сын не Гарри Кендалл Тоу?
— Он самый, — ответил Шерлок Холмс. — Вам известно об этом деле?
— Я следил за новостными репортажами об убийстве и последующем судебном разбирательстве. Кажется, это было в девятьсот шестом году. Вы тогда как раз проживали в Сассексе. Тоу до сих пор находится в психиатрической лечебнице?
— Да, по крайней мере, пребывал там в течение последних пяти лет.
— Только не говорите мне, что причиной Вашего знакомства с миссис Тоу послужило убийство Стэнфорда Уайта.
— К счастью, к этому неприятному делу я не имею никакого отношения, — сказал Холмс.
Хотя трагедия случилась довольно давно, я все ещё помнил подробности дела. Сын миссис Тоу Гарри слыл смутьяном, порой склонным к проявлению агрессии. Когда ему было за тридцать, он стал совершенно неуравновешенным, однако в своих проблемах винил архитектора Стэнфорда Уайта, что было абсолютно нелогично. Паранойя, как и сила гнева в отношении Уайта, усиливалась, однако, насколько я тогда мог судить, архитектор не сделал Тоу ничего плохого. Единственная его вина заключалась в том, что у него когда-то был роман с Эвелин Несбит, моделью и участницей кордебалета, которую в начале 1900-х полюбил Тоу.
Гарри часто навещал девушку и тратил на нее баснословные суммы денег. Несколько раз он даже возил её в Европу. В течение нескольких лет он неоднократно умолял её выйти за него замуж, но постоянно получал отказ. Впрочем, в конце концов ему удалось сломить её сопротивление и они поженились. В частности, это произошло благодаря тому, что мать Гарри в надежде вернуть сыну спокойствие сама упрашивала Эвелин согласиться.
Правда, Гарри Тоу по-прежнему оставался неуравновешенным, как и раньше. По всей видимости, после женитьбы он потерял к Эвелин всякий интерес. Об этом свидетельствовали его длительные поездки в одиночестве. Однако в начале 1906 года Гарри с Эвелин вместе отправились в Европу. По возвращении в Нью-Йорк в одном из ресторанов они столкнулись со Стэнфордом Уайтом, что, вероятно, пробудило в Гарри давнюю ревность. Узнав, что позднее Уайт собирается на то же представление, что и они, Гарри вечером надел в театр тяжелое черное пальто и, несмотря на жару, отказался снимать его.
Во время представления он беспорядочно бродил по театру и несколько раз даже приближался к Уайту, но затем менял направление движения. В итоге, ближе к концу представления, он подошел к Уайту и трижды выстрелил ему прямо в лицо. Уайт скончался на месте.
Публика посчитала, что происходящее — лишь шутка, часть представления. Гарри Тоу пробрался сквозь толпу, держа револьвер высоко над головой, схватил Эвелин и покинул здание. Вскоре его арестовали. В ходе первого заседания суда присяжные не смогли прийти к единому мнению. Мать Гарри, миссис Тоу, уговаривала Эвелин свидетельствовать на втором заседании в пользу того, что Стэнфорд Уайт надругался над ней, а Гарри, дескать, убил его, желая защитить честь жены. Взамен Эвелин были обещаны внушительная сумма денег и развод. Эвелин так и поступила, и Гарри признали невиновным на основании невменяемости. На несколько лет его поместили в психиатрическую лечебницу для душевнобольных преступников. Эвелин же получила обещанный развод.
Я вспомнил, что в ту пору подробности убийства Уайта широко обсуждались в британской прессе. Публику по обеим сторонам Атлантики всегда интересовали неприглядные скандалы в среде американских богачей. О дальнейшей жизни Тоу было мало что известно, но я припомнил один факт и решил уточнить у друга:
— А разве Тоу не арестовали за какое-то другое насильственное действие приблизительно через год после выхода из лечебницы?
— Верно, — подтвердил Холмс. — Его обвинили в нападении на подростка и избиении хлыстом. Его снова признали невменяемым и отправили обратно в лечебницу, где он и пребывает по сей день.
— И миссис Тоу не выражает желания, чтобы Вы ознакомились с делом по нынешнему обвинению её сына? — уточнил я.
— К счастью, нет, — ответил Шерлок Холмс, — но я бы не стал этого делать даже по её просьбе. У меня нет никакого желания копаться в жизни помешанного. Его ещё долго будут обсуждать, и мне вовсе не хочется, чтобы при этом упоминали мое имя.
У миссис Тоу на уме расследование совершенно иного толка. По всей видимости, она предоставила местному колледжу в долг довольно крупную сумму денег, чтобы дать руководству возможность отстроить новое здание. Вот только до её ушей в Пенсильвании дошли слухи о коррупции, процветающей в учреждении, поэтому, узнав о том, что я нахожусь неподалеку, она попросила меня без лишнего шума проверить обстановку.
— Но, откуда ей стало известно, что мы находимся здесь? — уточнил я.
— Вероятно, ещё пару дней назад, когда мы остановились в Блоуинг-Роке, в гостинице «Грин-Парк», нас заметили. Узнавший меня близкий друг миссис Тоу не преминул сообщить ей, что мы находимся в Северной Каролине. А поскольку ей доступны скоростные и весьма эффективные средства коммуникации, она тут же проверила достоверность сведений, телеграфировав мне в Британию. Миссис Тоу надеялась, что отправленное сообщение будет переадресовано в Америку, и она не ошиблась. Я послал ей ответ, сообщив, что мы действительно находимся в США, однако уже переехали из Северной Каролины в Ноксвилл, Теннесси. Она ответила, что ей очень повезло, поскольку университет, о котором ей хотелось бы узнать побольше, находится всего лишь в пятнадцати — двадцати милях к югу от того места, где мы и пребываем в данный момент.
— Но, как небольшому университету, расположенному в этой местности, удалось привлечь средства богатого семейства из Пенсильвании? — спросил я.
— По словам миссис Тоу, — пояснил Холмс, — ещё в шестидесятых к её мужу Вильяму обратился один из бывших директоров. В свое время учебное заведение закрыли из-за Гражданской войны, и директор пытался собрать средства на возобновление занятий. Тоу-старший отправил ему чек на тысячу долларов — этого хватило, чтобы выкупить землю, на которой расположен нынешний университет. Помощь учебному заведению весьма заинтересовала Вильяма Тоу, и вплоть до своей смерти в восемьдесят девятом году он отправлял в адрес университета пожертвования. Вдова продолжила его дело. Не так давно она перечислила существенную сумму денег на постройку нового здания в качестве дани покойному мужу.
Отодвинувшись от стола, я произнес:
— Довольно любопытное мероприятие. Хотите отправиться прямо сейчас?
Холмс действительно был готов ехать. Нам понадобилось несколько минут на то, чтобы упаковать свои вещи и выписаться из гостиницы, и вот мы уже катили в поезде к югу.
— А как Вы познакомились с миссис Тоу? — поинтересовался я, с опаской поглядывая на реку под узким мостом на деревянных опорах, по которому мы проезжали: эта не слишком надежная переправа связывала город на северной стороне и крутой обрыв — на южной.
— В тысяча девятьсот тринадцатом году я путешествовал по США под именем Олтемонт. Я побывал в самых разных городах под видом ирландца-радикала. Мои странствия начались в Чикаго, и далее я посетил бесчисленное множество городов, включая Питсбург, Пенсильвания. Именно там мне случайно стало известно о заговоре по подрыву горнопромышленных предприятий и сопутствующих узлов железнодорожного сообщения. Оказалось, что владельцами предприятий являются члены семьи Тоу. Не раскрыв своего истинного имени, я не мог никого предупредить об опасности, поэтому в конце концов проник в дом Тоу и рассказал хозяйке, кто я такой. Должен признаться, поначалу наша беседа проходила несколько натянуто, поскольку эта решительная женщина держала меня на прицеле, покуда я в спешке пытался объяснить, как оказался в её гостиной.
Как только она поняла, о чём я толкую, и — что куда важнее — поверила мне, она не стала терять времени зря. Она тут же дала делу ход и быстро положила заговору конец, никоим образом меня не выдав. В течение всех этих лет мы периодически переписывались, но до сих пор миссис Тоу никогда не прибегала к моим услугам. К счастью, она также не пыталась привлечь меня к защите своего сына. Я бы просто-напросто отказал бедной женщине, и её расположение ко мне тут же улетучилось бы.
Поезд набирал скорость, вагоны равномерно покачивались. Стрелки и развязки остались далеко позади. Выдалось прекрасное утро, дул легкий ветерок, а небеса поражали яркой голубизной. Вскоре поезд начал замедлять ход — казалось, прошло не так уж много времени. Я было решил, что мы вот-вот сойдем на платформу, однако никто из пассажиров не собирался выходить. Тут-то я понял, что поезд замедлил движение лишь для того, чтобы преодолеть запутанный узел параллельных и пересекающихся железнодорожных путей. Я видел, что некоторые из них ведут к огромному кирпичному заводу, из высоких труб которого валил дым.
— Что это? — удивился я.
— Не имею ни малейшего понятия, — отвечал Холмс. — В сущности, об этом городе мне практически ничего не известно. Разве что у него довольно приятное название — Мэривилл.
Итак, в названии этого городка имелось имя моей покойной супруги — Мэри. Сей факт на мгновение даже расстроил меня.
Наконец наш поезд преодолел безумный клубок путей и въехал на крошечную станцию. Довольно новое здание вокзала располагалось между двух железнодорожных полотен, при этом платформы были устроены так, чтобы поезда могли подъехать как с одной, так и с другой стороны. Сбоку от здания находилось несколько складов, окруженных конными повозками, автомобилями и грузовиками.
Сойдя с поезда, я заметил на противоположной платформе людей, по всей видимости ожидавших обратного поезда до Ноксвилла. Все наши попутчики уже успели покинуть наш состав. Он тронулся, и покачивающиеся вагоны медленно потянулись вдаль.
— По-видимому, это последняя остановка маршрута, — пришел я к заключению.
Холмс кивнул, и тут в наш разговор вступил коренастый энергичный парень лет двадцати.
— Вы совершенно правы, — отозвался он. — На поворотной площадке локомотив развернется, к нему прицепят другие вагоны, и поезд направится в Ноксвилл. — Он решительно пожал мою руку, а потом протянул руку Холмсу: — Рэй Рэтбоун, приятно познакомиться. — Он отступил назад и оглядел нас: — Похоже, Вы из Британии?
Мы тут же подтвердили его догадку, представившись. По его ответу можно было понять, что он о нас не слышал.
— Если Вам что-нибудь здесь понадобится, смело обращайтесь. Я таксист, — пояснил он, указывая через плечо на один из автомобилей, припаркованных у станции. — Буду рад помочь и отвезти Вас, куда скажете.
Мимо к лестнице, ведущей с платформы, прошли пассажиры — нам пришлось отступить в сторону. Они шли, странно волоча ноги и потупив взгляд. Пока они спускались с платформы, Холмс пристально наблюдал за ними, затем перевел взгляд на Рэтбоуна и произнес:
— Мы остановимся здесь на пару дней. Мне необходимо кое-что разузнать об университете в Мэривилле. Это далеко? Может, посоветуете гостиницы неподалеку?
Рэтбоун кивнул. На нем были поношенная белая рубашка и выцветшие, но чистые рабочие штаны. У высокой линии волос виднелись капельки пота — утро выдалось жаркое. Он вытащил платок и пробежался им по лбу, стараясь не задеть очки с маленькими круглыми линзами без оправы, торчавшие на носу.
— Отсюда до университета рукой подать, — сказал он. — Вообще-то нужно только вон до того холма дойти. Обычно туда едут только студенты. Они, как правило, прибывают весной да осенью, и всё с большими чемоданами. А вот где бы остановиться… — Он на мгновение задумался. — Да, знаю такое местечко, — заявил он. Засунув платок обратно в карман, он сказал: — Буду рад отвезти Вас туда. Это примерно в миле от университета. Утром я как раз общался с хозяйкой, и она упомянула, что собирается сдать небольшой флигель у дома. Уверен, она не станет возражать, если пару дней Вы там поживете. Пройдемте!
Он подвел нас к видавшему виды фордику. Впрочем, автомобиль содержался в чистоте и хорошем состоянии. Рэтбоун уложил наши сумки и любезно придержал дверцы. Уже через несколько минут мы перепрыгивали железнодорожные пути, выворачивая на грунтовую дорогу.
— Вы были совершенно правы насчет конца маршрута, — произнес Рэтбоун. — Ветка железной дороги Луисвилл — Нэшвилл из Ноксвилла была построена всего пару лет назад, а это уже приносит первые плоды: город растет как на дрожжах. Два года назад у нас появилась библиотека, а у фермы неподалеку даже приземлился аэроплан! Мы решили переименовать несколько улиц, чтобы названия походили на городские. А ещё у нас есть пятиэтажное здание, чем могут похвастаться далеко не все центры в округе. Кстати, в прошлом году население нашего городка составило три тысячи семьсот человек.
Рэтбоун выкручивал руль то влево, то вправо, маневрируя между ухабами, полными воды.
— Не так давно у нас появилась вторая пожарная машина, — с гордостью заявил он. — А мэр Кокс даже задумался о том, чтобы построить постоянную дорогу между нами и Ноксвиллом. Лично мне эта идея кажется отличной, хотя многие считают её преждевременной. Они утверждают, что с момента появления железной дороги город растет так быстро, что меняется и сама местность.
Слева от нас лежали поля, а за ними в отдалении виднелись небольшие жилые районы. Справа показалось несколько зданий.
— Вот и университет, — указал на них Рэтбоун.
Холмс, располагавшийся на переднем сиденье, слегка наклонил голову, а я пересел ближе к правому окну и выглянул наружу. Тут же мы увидели высокую белую башню, на флагштоке которой развевался американский флаг. Башня была в двадцать, а то и тридцать футов высотой и венчала собой трехэтажное здание из красного кирпича. Нижнюю часть здания разглядеть было невозможно, поскольку её загораживали деревья и кусты. По бокам располагались постройки с деревянным каркасом, а также несколько кирпичных сооружений различных размеров.
— Это Андерсон-холл, — пояснил Рэтбоун. — Главный корпус университета. Деревянные постройки — студенческие общежития. Тут есть спортивный зал, библиотека, а через мгновение Вы увидите ферму.
Мы направлялись на восток. Дорога постепенно уходила вверх. В какой-то момент мы взобрались на небольшое возвышение. Вдали, на расстоянии примерно пятнадцати — двадцати миль от нас, виднелись горы Смоки-Маунтинс, хребет системы Аппалачи. В свете утреннего солнца очертания голубоватых пиков выглядели плавными, а вершины сливались вместе. Прямо перед нами на несколько миль протянулась гора, которую венчали три совершенно одинаковых пика. Рэтбоун поймал мой взгляд и пояснил:
— Их называют Три Сестры. На самом деле это разные горы, находящиеся друг от друга в некотором отдалении, но с этого угла они кажутся единой грядой. А это, — указал он направо, — молочная ферма колледжа. Молодежь, обучающаяся в колледже, подрабатывает здесь. Лучшее молоко и сливочное масло в округе.
— Молодежь? — уточнил Холмс. — То есть в колледже учатся и девушки?
— Совершенно верно. Только они работают в швейном цехе, который открылся в прошлом году. — На спуске с пологого холма он слегка притормозил: — Почти приехали.
Автомобиль преодолел узкий мост с односторонним движением, раскинувшийся над мелким потоком. С южной стороны он вливался в широкое озеро, по берегу которого рос камыш, а над водой покачивались стрекозы. Сам мост был приблизительно пять — десят футов длиной. Холмс улыбнулся, когда увидел, что я подметил это.
— Похож на мост, на котором миссис Гибсон совершила самоубийство, верно?
— Да уж, — ответил я, вспоминая о событиях давно минувших дней.
Двигатель взревел, и мы принялись взбираться на холм по другую сторону речушки. Проехав ещё несколько сотен футов, мы сделали поворот, и нашему взору предстало белое двухэтажное здание в пятидесяти футах от дороги, располагавшееся посреди полей зерновых. Кукуруза уже возвышалась на фут в высоту. На расстоянии в несколько сотен футов от дома поля примыкали к деревьям, поднимавшимся из низины.
Припарковав автомобиль на подъездной дороге, Рэтбоун открыл нам дверцы и подвел к крыльцу. Не успел он постучать, как застекленная дверь открылась, и на пороге появилась невысокая женщина с приветливой улыбкой. Рэтбоун представил нас, пояснив, что мы с Холмсом прибыли из Британии для того, «чтобы провести некое важное расследование» (последнему замечанию он даже придал таинственности). Затем он спросил, свободны ли комнаты, о которых хозяйка упоминала ещё утром.
Женщина, миссис Джоунс, подтвердила, что комнаты в небольшой постройке позади дома ближе к сараю свободны.
— Если, конечно, Вас устраивает такой вариант, — добавила она.
Мы с готовностью выразили свое согласие и отправились осматривать жилье.
Здесь мне следует добавить, что хозяйку звали вовсе не миссис Джоунс. Дело в том, что после событий, которые далее произошли в Мэривилле, домовладелица поняла, кем мы на самом деле являемся, и попросила нигде не упоминать её имени. Во исполнение её пожелания я и изменил имя на миссис Джоунс. Должен также заметить, что нам с ней несказанно повезло: она оказалась весьма радушной хозяйкой.
Где-то в сотне футов за домом располагался большой сарай, справа от которого стоял маленький побеленный флигель. В воздухе витали ароматы фермы, смесь запаха вспаханной почвы и домашнего скота. Впрочем, все выглядело довольно опрятно, да и Холмс был доволен тем, что до университета можно добраться пешком. Миссис Джоунс уточнила, что её угодья и поля фермы университета примыкают друг другу, так что Холмс может добраться до учебного заведения как по главной дороге, так и по тропкам, которые пересекают владения.
Мы договорились с миссис Джоунс о краткосрочной аренде флигеля без питания, однако со сменой белья. Затем заплатили Рэтбоуну и вытащили свои вещи из такси. Прежде чем молодой человек успел сесть обратно в автомобиль, Холмс остановил его вопросом:
— У Вас есть дальние родственники в Британии?
— Вполне вероятно, — ответил Рэтбоун. — А что?
— Простое любопытство, — пояснил сыщик. — Пару дней назад мы с доктором Ватсоном гостили у его дальних родственников, а этим утром, узнав, как Вас зовут, я вспомнил, что имею родственные связи с семьей Рэтбоунов. Быть может, Вам что-то известно об истории Вашей семьи?
— Вообще-то, так и есть, — ответил Рэтбоун. — Во всяком случае, какими-то сведениями обладает моя сестра. Потолкую с ней вечерком, а потом доложу Вам. Вы ведь говорили, что приехали на пару дней?
— Совершенно верно, — подтвердил Холмс. — Буду ждать нашей встречи.
Распаковав пожитки, я уточнил у своего друга, каковы его планы.
— Днем я собираюсь сходить в университет, представившись исследователем, — сообщил детектив. — Надо сказать, нам очень повезло, что мы встретили Рэтбоуна. Наша потенциальная родственная связь послужит причиной анализа местных генеалогических записей. В то же время я смогу проверить, обоснованы ли подозрения миссис Тоу в отношении коррупции. А Вы чем намерены заняться, доктор Ватсон?
Я указал на небольшой столик под задним окном, выходившим на юг, на зеленеющие поля. Над вершинами деревьев вдали, выраставшими из низины, виднелись горы.
— Посижу здесь немного, обновлю свой дневник, а потом, наверное, прогуляюсь.
— Превосходно, — ответил Шерлок Холмс. — Значит, встретимся за ужином. — С этими словами он повернулся и вышел.
Я чуть постоял, а затем устроился за столом. Пару минут я потратил на то, чтобы описать в дневнике события прошедших дней. Впрочем, вскоре мои воспоминания вернулись к небольшому мостику, который мы не так давно пересекли. Он весьма походил на тот мост, на котором в начале октября 1900 года погибла миссис Нейл Гибсон. Холмсу удалось блестяще разрешить дело, и вражда, которая поначалу установилась между ним и Гибсоном, переросла в дружеские отношения. Мы с Холмсом безмерно восхищались тем, какое человеколюбие проявил Гибсон, вступив во второй брак. С тех пор, как я навещал нашего прежнего клиента в его поместье, прошло уже несколько лет, но стоило мне только сесть за столик, как все подробности минувших дней, касавшиеся загадки Торского моста, снова нахлынули на меня.
Не так давно в журнале беллетристики «Стрэнд» я опубликовал отчет о «Камне Мазарини», после чего решил, что следующей рукописью, которую я отдам в печать, будет отчет о гибели миссис Гибсон. Я даже не сомневался, что читатели по достоинству оценят описание таинственных событий на мирном деревенском мосту.
Кажется, на это у меня ушло около часа, когда я вдруг вспомнил, что мы с Холмсом даже не ходили на обед. Жалея о том, что Рэтбоун уже уехал, я отправился обратно в город на поиски места, где можно было бы перекусить.
В Мэривилл мы приехали во вторник. Остаток недели я провел, неторопливо изучая городок. Холмс все время пропадал в университете. Время от времени он встречался с местными общественными лидерами, банкирами и прочими важными людьми, осторожно задавая интересующие его вопросы посреди невинных разговоров. Как-то он даже отправился в новую городскую библиотеку, но обнаружил, что там нет никаких материалов, которые могли бы ему пригодиться. В среду днём и я заглянул в библиотеку при университете, которая располагалась в небольшом красивом кирпичном здании с витражами в высоких окнах.
Холмс как раз заканчивал свои дела, а мне удалось побеседовать со священником университета, преподобным Стивенсоном. Он показал мне несколько флигелей, а также площадку, на которой началось строительство самого крупного корпуса на средства, пожертвованные миссис Тоу. Фундамент уже залили, а стены, которые только-только начали возводить, были окружены лесами. Когда Холмс собрался уходить, Стивенсон пригласил нас в пятницу на чай в небольшой домик, располагавшийся в лесу неподалеку от молочной фермы.
На обратном пути к дому миссис Джоунс мы с Холмсом прошлись мимо наполовину отстроенного здания по тропке, пересекавшей ферму. Я поначалу пошел не тем путем, но сыщик вовремя остановил меня.
— Я уже здесь освоился, — пояснил он и добавил, указывая на выбранный мною маршрут: — Эта тропинка ведет к кладовке у дома, в который нас пригласили на чай. — Затем он показал на молодые деревца, растущие в полях: — Ферма существует всего несколько лет, а уже не оправдала надежд. Лишь пара десятков молодых людей, работающих на ней, занимаются изучением сельского хозяйства. В университете поговаривают, что примерно через год курс отменят, и вся местность снова зарастет лесом.
Пока Холмс проводил свои изыскания в университете, я предавался приятному, хоть и бесцельному времяпровождению. В первый день я несколько часов кряду бродил по главной улице, расположенной у вершины хребта, окруженной с трех сторон широкой рекой, которая, вероятно, и послужила причиной выбора места для возведения города. Я гулял по окрестностям, а потом отправился к университету и внимательнее осмотрел незаконченную постройку, которая финансировалась за счет средств миссис Тоу. Затем я прошелся по площадке. Мне даже удалось переговорить с прорабом и выяснить, откуда появились странные трещины в земле около фундамента здания.
— Да это провал грунта, — ответил он. — Такое бывает сплошь и рядом. Тут по всему округу известковая порода, а где известь, там и провалы. — И он указал на низины у фермы позади нас: — Из земли торчит множество камней да ещё ручьи бьют. У подножия горы, где главная дорога, таких не счесть. Тут все пещерами изрыто.
Еще во время прогулки по городу я заметил, что некоторые люди держатся группами и взор каждого, как правило, потуплен, в точности как у тех пассажиров, которые сходили с нашего поезда. В разговоре с Рэтбоуном я уточнил, что ему о них известно.
— Да мало что, док, — ответил он. — Они объявились с неделю назад. Просто сошли с поезда и направились в сторону, противоположную от города. Я слышал, они расположились ближе к северу. Думаю, если они кого и побеспокоят, их тут же отсюда попросят, но пока ничего не слышно.
В четверг вечером миссис Джоунс пригласила нас отужинать вместе с ней и её сыновьями, скромными молодыми людьми, которые вежливо поучаствовали в беседе, прежде чем приняться за еду.
Чуть позже в тот же день мы с Холмсом решили пройтись по главной улице. Я спросил, удалось ли ему отыскать хоть какие-то следы коррупции.
— Увы, доктор Ватсон. Сдается мне, что подозрения миссис Тоу совершенно безосновательны. Быть может, всему виной её возраст, она ведь уже довольно пожилая дама.
Мы остановились у старой кирпичной церкви. Огни фонарей близлежащей оживленной улицы отражались в её окнах. Сама церковь напоминала те храмы, что мне приходилось видеть в Британии, — её словно перенесли сюда из крохотной британской деревеньки. В вышине деревьев у кладбища шелестел ветер.
— Впрочем, время потрачено далеко не впустую, — продолжал Холмс. — Вчера Рэтбоун привез от своей сестры семейные документы. У нас действительно имеются родственные связи, вот только проследить их не так уж легко. Впрочем, родство с англичанами его впечатлило меньше, чем родство с немцами, а по этой ветке ему удалось отследить более глубокие корни.
Пятничный вечер мы провели в небольшом домишке на ферме при университете, хозяевами которого были преподобный Стивенсон и его жена. Их славный кирпичный домик с высокой покатой крышей внутри оказался куда просторнее, чем выглядел снаружи. Я прекрасно провел время, да и Холмс, похоже, расслабился и пребывал в хорошем настроении. На следующий день я принял предложение Стивенсона проехаться по округе, чтобы осмотреть отдаленные участки, которые прошли мимо моего внимания. Холмс решил продолжить свое расследование.
Стивенсон продемонстрировал мне места, где раньше располагались форты — стоянки, которые соорудили первые поселенцы. Изначально на этой территории обосновались индейцы индейцы-чероки. Как оказалось, Великая индейская тропа войны, которая протянулась от северо-запада к отдаленным южным уголкам, пролегала именно через Мэривилл.
— Индейцы совершили несколько атак на эти укрепления. Впрочем, ничто не может сравниться с бойней, которую устроили индейцы-чероки британским солдатам в середине восемнадцатого века.
Стивенсон пояснил, что примерно в двадцати милях к югу располагается разрушенный ныне опорный пункт, форт Лаудон, который соорудили ещё до Американской революции. Несколько лет в нем располагались британские войска. Индейцы индейцы-чероки несколько месяцев осаждали форт, а позднее позволили военным покинуть укрепление, взяв с тех обещание, что они вернутся в Англию.
Военные и их семьи оставили форт. За их плечами уже было несколько миль, когда индейцы нарушили договоренность и зверски убили всех британцев. Честно говоря, я был удивлен: мне всегда казалось, что все разногласия колонистов с коренным населением имели место на северо-востоке, а позднее — на западе. Я рос на книгах Купера, рассказах о ковбоях и индейцах. Когда пару дней назад я гостил у своих родственников на северо-западе, индейцы были упомянуты в разговоре один-единственный раз, когда мне рассказывали о коренном населении, покинувшем здешние земли задолго до колонистов.
Чуть позднее мы уже ехали в автомобиле Стивенсона на север, намереваясь осмотреть мраморные карьеры вдоль реки Теннесси, которые поставляли камень для строительства государственных зданий в Вашингтоне. Справа от меня располагался большой завод, который я приметил ещё в день приезда.
— Это Алюминиевая компания, — пояснил Стивенсон, произнося слово «алюминий» на американский манер. — Самое крупное заводское здание в мире. Первую партию алюминия произвели только в прошлом году.
Далее он объяснил, что несколько лет назад научились получать алюминий из бокситовой руды, и после этого стали искать место под завод, на котором было бы достаточно электричества. Выбор пал на местности к северу от Мэривилла, поскольку она располагается неподалеку от железной дороги, что облегчает транспортировку готовой продукции. Во многих милях оттуда построили плотину гидроэлектростанции и к заводу через деревню протянули электрические кабели. Рассказывая об этом, мой новый друг выразил некоторое недовольство:
— Плотину построили в горах. А поскольку воду стали использовать для приведения в действие электрогенераторов, то горная река превратилась в озеро, затопив окрестности.
Поселение у плотины носило название Калдер-вуд. Обратившись к законодательному собранию штата с предложением возвести город, Алюминиевая компания указала точные координаты его будущего расположения. Все считали, что в его структуру войдет и зона у Калдер-вуда. Предполагалось, что новый город назовут Алькоа, что является акронимом от названия «Алюминиевая компания Америки».
— Однако никто и не предполагал, что координаты не имели к Калдер-вуду никакого отношения. Речь шла об участке значительного размера, который мы называем Северным Мэривиллом. Он располагается вон там, у завода, — уточнил Стивенсон. — Никто даже не взглянул на карту, и заявку утвердили. Так Мэривилл потерял треть территории, и на севере вырос другой город. Все это провернули, конечно, для того, чтобы налоговые поступления отправлялись не в Мэривилл, а новому городу, которым владеет компания.
Должен признать, — продолжил мой новый друг, — они стараются поддерживать городок в хорошем состоянии: проложили улицы, построили дома. Правда, многие из них похожи друг на друга. Говорят, собираются разбивать парки. Думаю, все обернется как нельзя лучше. В противном случае там и строить бы ничего не стали. Эту местность вообще-то раньше называли Трясиной Мэривилла: большие объемы подземных вод, а дренаж не осуществляется. Кто-то даже говорил, что там имеется парочка пещер.
На следующей неделе, в понедельник, Холмс продолжил свои изыскания, а я решил отправиться в Алькоа, чтобы взглянуть на самый крупный в мире завод. Тогда я и не подозревал, чем обернется для меня это путешествие.
Для начала я попросил Рэтбоуна отвезти меня к заводу на такси. Высадив меня, парень предложил подождать, но я отказался, поскольку собирался как следует изучить местность. Первым делом я отправился в главную контору, где в общих чертах узнал о способе получения алюминия, который изобрел Чарльз Холл, об истории самой компании и решении возвести на этом месте город. Впрочем, вскоре мне дали понять, что праздных туристов тут не приветствуют, и я покинул здание, намереваясь прогуляться по улочкам города, прежде чем вернуться на ферму.
Как и сообщил мне мой новый друг священник, многие дома действительно были похожи друг на друга: каждый имел деревянный каркас, и почти все они были одноэтажными. Вся местность была затянута дымом от сотен плит и каминов. Я заметил, что некоторые улицы носили названия по фамилиям известных ученых (Дальтон, Мори и тому подобные). Но, вот происхождение названий остальных — например, Воуз — осталось для меня загадкой.
Проходя по улице Мори, я заметил подростка, стоявшего перед двухэтажным домом, — он поливал деревце. По обеим сторонам улицы, в нескольких футах от дороги, рядами были высажены дубы. Уверен, что позднее улица стала невероятно красивой, но пока что дубы были лишь крохотными саженцами.
Когда я проходил мимо, мальчишка поздоровался со мной. Я остановился и ответил ему, отметив преимущества округи и ухоженность его дома. Он рассказал, что его отец является одним из руководителей компании, и потому их семье предоставлено право на проживание в более крупном, двухэтажном доме. Тут на крыльцо вышла женщина, которая, по всей видимости, приходилась пареньку матерью. Я представился и пояснил, что изучаю окрестности.
— А меня зовут миссис Уэйд, — сказала она. — Это Джеймс, мой сын. — И затем она любезно пригласила меня в дом выпить лимонада.
Миссис Уэйд исчезла за двустворчатой дверью, которая находилась слева от камина и вела в кухню, а я оглядел гостиную. Она тянулась вдоль левой стороны дома; по бокам и в её задней части располагались высокие окна. Хотя утро выдалось довольно туманным, я был уверен, что днём выглянет солнце. На первом этаже дома, чем-то похожего на большой квадратный короб, по всей видимости, было всего три комнаты. Длинная гостиная для торжеств, в которой я остался, занимала левую половину первого этажа. Справа располагались кухня и небольшая столовая, соответственно — в задней и передней части. Лестница, по-видимому, находилась где-то за камином, между кухней и столовой.
Миссис Уэйд вернулась с лимонадом и, присев, принялась вежливо расспрашивать меня об Британии. Где-то посреди нашей беседы я вдруг обнаружил, что её сын чем-то весьма взбудоражен. В конце концов мать не выдержала и спросила:
— Джеймс, в чём дело?
Тот что-то принялся ей нашептывать, но она велела говорить громче.
— Да это же доктор Ватсон! — воскликнул мальчик.
— Все верно, так и зовут нашего гостя.
— Да нет, это тот самый доктор Ватсон. Ну, как в «Шерлоке Холмсе»!
Хозяйка снова на меня взглянула, на этот раз приподняв бровь, будто просила подтвердить заявление сына. Я признал, что действительно являюсь тем самым доктором Ватсоном, и уточнил, что мы с Холмсом приехали в город на пару дней, но нам бы не хотелось, чтобы весть о нашем присутствии распространилась среди жителей.
Миссис Уэйд на мгновение задумалась, качая головой, а потом сказала:
— Раз уж Вы с мистером Холмсом здесь, быть может, Вы могли бы вынести мнение по одному вопросу, который меня беспокоит?
И она поведала мне столь невероятную историю, что я согласился обратиться за помощью к прославленному гению дедукции. Воспользовавшись её телефоном, я связался с университетом Мэривилла и оставил Холмсу сообщение на тот случай, если он ещё в библиотеке. Спустя несколько минут аппарат зазвонил. На том конце провода был мой друг. Я вкратце изложил ему историю миссис Уэйд, и уже через двадцать минут он подъехал к её дому на такси с Рэтбоуном. Выходя из автомобиля, он велел водителю подождать.
Маленький Джеймс был совершенно потрясен, когда увидел, как знаменитый детектив-консультант энергично подходит к дому. Миссис Уэйд была, напротив, спокойна: она пригласила Холмса в дом и предложила ему лимонад и закуски. Но, как только мой друг взял стакан, я тут же заставил хозяйку повторить ему все, что она успела мне рассказать.
В сущности, её история касалась ситуации на близлежащем лесном участке.
— Там сделали что-то вроде парка, — пояснила она, отметив, что Алюминиевая компания, которой принадлежала вся недвижимость городка, намеревалась облагородить территорию.
По словам миссис Уэйд, вокруг организовали зоны отдыха, построили школы. Впрочем, в то же самое время, нетронутыми оставались бескрайние скошенные поля. На них ещё росло множество старых деревьев, в тени которых располагались небольшие бухточки, образованные извилистым ручьем, пересекавшим участок.
Этот маленький ручеек берет свое начало из ключей, которые бьют на склоне в центральной части парка. Вообще, склон представляет собой небольшую скалу. Самый крупный из ключей с песчаной заводью находится у этой скалы. Именно там обнажаются горные породы.
У самого основания скал в земле проходит широкая трещина, простирающаяся глубоко вниз. Разлом тянется приблизительно на тридцать футов слева направо, а высота входа составляет примерно один-два фута. Оттуда дует холодный ветер, а животные никогда не подходят к этому месту близко.
— Я даже не припоминаю, чтобы там на деревьях пели птицы, — продолжала миссис Уэйд. — Джеймс уже упомянул, что я прогуливаюсь по утрам. Так вот, я частенько прохожу мимо этого места, чтобы посмотреть на растущие среди скал полевые цветы. Несмотря на все суеверия, я никогда не ощущала страха и какого бы то ни было дискомфорта, оказываясь возле разлома. Полагаю, там есть какая-то пещера — это бы объяснило огромное количество ключей, бьющих в округе. Знаете, я даже читала кое-какие книги по геологии и понимаю, что обнажившиеся горные породы свидетельствуют о высоком уровне подземных вод, также как и пещеры или провалы грунта.
Холмс кивнул:
— Такой ландшафт называют карстовым.
— Именно, — подтвердила миссис Уэйд, тоже кивая. — Мы живем здесь уже несколько лет, и до недавних пор дела двигались как обычно. Однако в течение прошедшей недели в городок прибыло множество людей, и все они разбивают в полях у парка палаточные лагеря. Они, конечно, ведут себя тихо, но все же они не здешние. Время от времени они прогуливаются по окрестностям и стучатся в дома, уточняя, где можно купить яйца или хлеб. Когда я увидела, как доктор Ватсон заговорил с Джеймсом, я подумала, что он один из этих людей. Поэтому я выбежала, чтобы прогнать его, но, поняв, что дело обстоит иначе, пригласила его на лимонад.
Некоторые местные жители обратились в компанию, которая владеет землей, с жалобами на приезжих, но мистер Тиммонс, один из руководителей, который, по всей видимости, и дал этим людям разрешение ставить палатки, отказался принимать меры. Он заявил, что это участники религиозного движения и что они приехали сюда, чтобы отметить какой-то священный праздник. Мол, как только все закончится, они сразу же уедут. Говорят, жена мистера Тиммонса — а может, и сам мистер Тиммонс — исповедует эту веру. Именно поэтому эти люди приехали сюда и получили разрешение остаться.
Мы с Холмсом переглянулись. За последние несколько дней эти люди не раз попадались нам на глаза — новые группы продолжали прибывать в городок. Мы даже обсуждали их, и однажды вечером, покуривая трубку, я передал Холмсу слова Рэтбоуна, который как раз рассказывал о лагере, разбитом на севере города.
— Сегодня утром, как и обычно, я снова туда отправилась, — продолжила свой рассказ миссис Уэйд. — Я как раз огибала лагерь. Люди, которые там расположились, довольно замкнуты, но вполне дружелюбны. Я решила побеседовать с одной из женщин, и она сказала, что апогей праздника придется на завтрашнее утро и произойдет на рассвете. Она дала понять, что этот сбор знаменует собой нечто особенное и случается не каждый год.
Я уже собиралась покинуть лагерь, как вдруг обратила внимание на белье, подготовленное к стирке, — гору сложенных белых одеяний. Присмотревшись, я поняла, что у них есть капюшоны, а на плече вышита вот эта эмблема. — Женщина наклонилась и взяла в руки листочек бумаги, который до сих пор лежал на столике для закусок лицевой стороной вниз. — Вернувшись домой, я попыталась по памяти нарисовать ее, — пояснила она и продемонстрировала Холмсу набросок символа.
Сам я увидел его несколько минут назад, но этого было достаточно, чтобы я немедленно принялся за поиски своего друга.
Сыщик распахнул глаза, но не двинулся с места и не привел никаких комментариев. Миссис Уэйд наклонилась и передала ему листок. Он поднес его поближе к глазам. Я точно знал, что он видит.
На бумаге был изображен овал в форме яйца, который кольцами обвивала змея. Широкой частью «яйцо» было обращено кверху — над ней зависла голова рептилии. Её хвост выходил из-под нижней части. На овале позади змеи была изображена пара темных пятен, которые напоминали глазницы, и потому «яйцо» походило на череп. По внешнему краю овала шли бледные крестики.
Указывая на них, Холмс спросил:
— А что символизируют эти кресты?
— Вышивка была такой мелкой, что мне не удалось запомнить все подробности, — призналась миссис Уэйд. — Я, конечно, не художник. На шкурке змеи виднелся ромбовидный узор, а морда имела коварное выражение, самодовольное и почти ликующее. По краю черепа располагались мелкие символы вроде букв, но этот алфавит мне не знаком.
Холмс достал из кармана карандаш и что-то нарисовал внизу листа.
— Эти символы похожи на те, что Вы видели на вышивке? — спросил он, подняв лист.
Миссис Уэйд наклонилась поближе и внимательно посмотрела на бумагу.
— Выглядят похоже. Но, я не могу утверждать наверняка.
Холмс кивнул:
— Вполне уверен, что правильно их изобразил, особенно если учитывать череп и змею. Ранее, применительно к другому делу, я уже изучал эти символы. Это огамическое письмо. Иными словами, это письменность древних кельтов, которой порой пользовались друиды.
Несколько лет назад и мне в ходе расследования знаменитого детектива-консультанта довелось кое-что узнать о символах, изображенных миссис Уэйд. Тогда нас с Холмсом вызвали в Стоунхендж, чтобы определить, кто нанес на древние руины изображение змеи. Тогда-то детектив и поведал мне, что изображение змеи, обвивающей яйцо, — один из древних символов создания Вселенной, использовавшихся египтянами, индийцами, друидами, а впоследствии даже масонами. Впрочем, порой вместо яйца изображался череп. Я не сомневался, что текст, записанный Холмсом, представлял собой именно ту фразу, которая много лет назад была нанесена на каменные массивы Стоунхенджа. Приблизительный перевод её означал следующее: «Новой жизни предшествует смерть».
Холмс снова взглянул на рисунок. Нам обоим было известно, что в сочетании с надписью этот символ указывает на смерть. Я заметил, что моему другу хотелось вытащить трубку, но в доме миссис Уэйд он не мог позволить себе спросить разрешения закурить. В конце концов сыщик бросил взгляд на меня.
— Завтра двадцать первое июня, — заметил он.
Я кивнул и уточнил:
— На рассвете?
— Скорее всего. — Повернувшись к миссис Уэйд, Холмс спросил: — Вам, случайно, не известно, пропадал ли здесь кто-нибудь в последнее время? Дети? Или, может, животные?
Миссис Уэйд медленно ответила:
— Нет-нет, мне неизвестно о таких случаях.
Но, тут её перебил Джеймс:
— А как же Тайлер?
— Ах да, Тайлер, — повторила миссис Уэйд, усмехнувшись. — Тайлер Робертс. Он на пару лет младше Джеймса. Живет через пару кварталов. Постоянно не ночует дома. Любит путешествовать и жить в палатке. Он очень самостоятельный мальчик, и его мать уже научилась не волноваться понапрасну, ведь его частенько не бывает дома. Я не знала, что и сейчас его нет, но, в сущности, не вижу в этом ничего странного.
— Он исчез, — упрямо возразил Джеймс. — Его мать как раз спрашивала меня утром, не видел ли я его. Он обычно уходит только на ночь, а сейчас отсутствует уже вторые сутки. Думаю, мама Тайлера начала волноваться. А наша соседка миссис Флойд сказала, что потеряла собаку. Может, та, конечно, сама сбежала, но ведь мистер Холмс спрашивал, не пропадали ли животные.
— Сколько Тайлеру лет? — поинтересовался детектив. — И пожалуйста, опишите его.
— Около двенадцати, — ответила миссис Уэйд. — Для своего возраста он не так уж высок, но весьма силен и задирист. Кожа у него загорелая, а волосы светлые, почти белые. Постоянно ходит в царапинах — видать, попадает в передряги.
Холмс посмотрел на часы и поднялся:
— Миссис Уэйд, судя по Вашему описанию, лица, разбившие лагерь в парке, задумали недоброе. К сожалению, должен просить Вас, чтобы Вы никому не рассказывали ни о своих сомнениях, ни о том, что мы с доктором Ватсоном навещали Вас этим утром. Прошу Вас также ни с кем не обсуждать увиденное в парке. Боюсь, Вам придется это утаить даже от собственного мужа.
— Ничего страшного, — ответила миссис Уэйд. — Когда я в прошлый раз попыталась заговорить с ним об этом, он намекнул, что я сую нос не в свои дела, а все эти люди скоро все равно покинут наш район.
— Благодарю Вас, — отозвался Холмс. — Мы с доктором Ватсоном обратимся в местную полицию. Думаю, дело довольно серьезное. Прошу Вашего разрешения взять Джеймса с собой. Если у нас появятся какие-либо вопросы, он сможет тут же на них ответить. Если Вы не возражаете, возможно, мальчику придется пробыть с нами до утра.
Джеймс тут же изъявил страстное желание отправиться вместе с нами. Миссис Уэйд согласилась, хоть и была взволнована. Она даже несколько раз попросила Джеймса не мешать нам и не влезать в неприятности. Снова поблагодарив её и напомнив о том, что никому не следует говорить о нашем визите, мы направились к такси Рэтбоуна.
Когда мы велели Рэтбоуну отвезти нас в полицию, он пояснил, что в новом городке Алькоа только-только открыли полицейское отделение, а в Мэривилле впервые выбрали начальника полиции в этом году.
— Брюер, — назвал он его имя. — Неплохой человек. А вот до него мы обходились приставом-исполнителем.
В здании суда, которое располагалось в самом центре города, нас познакомили с начальником полиции, несомненно заработавшим военную выправку в ходе недавней европейской войны. Брюер терпеливо выслушал объяснения Холмса по поводу людей, расположившихся лагерем на территории Алюминиевой компании. Сыщик также нарисовал символ, который миссис Уэйд увидела на одеяниях с капюшонами. Джеймс, нервничая, рассказал о пропавших мальчике и собаке. И наконец, Холмс кратко изложил, что, как ему казалось, должно случиться, а также указал на значимость даты двадцать первого июня.
Брюер осознал всю важность происходящего. У него не было никаких сомнений ни в истинности рассказа сыщика, ни в серьезности его намерений. Он лишь ответил:
— Вы совершенно правильно поступили, что обратились ко мне, мистер Холмс. Конечно, я тоже приметил гостей города, и мне было любопытно, для чего они приехали сюда. Если их пригласил кто-то из Алюминиевой компании, то её лучше в это не вовлекать. Впрочем, есть люди, которым я полностью доверяю. Когда Вы хотели бы начать?
Мой друг заявил, что предпочел бы начать операцию немедленно. Начальник полиции принялся собирать команду, а мы с Холмсом попытались все объяснить Рэтбоуну и попросили его подождать. Рэтбоун, конечно, изъявил желание присоединиться к нам. Его даже не удивило, что мы оказались совсем не теми, кем представлялись.
К концу дня Брюер организовал оперативную группу. Каждого кратко проинструктировали, чего следует ожидать. Некоторые из них являлись ветеранами войны, и все представляли именно тот типаж мужчин, в котором мы нуждались. Кое-кому выдали оружие. Остальные удовольствовались импровизированными дубинками из топорищ, купленных в близлежащем магазине. Теперь оставалось лишь ждать, когда сядет солнце.
Холмс объяснил, что компания, с которой нам предстоит столкнуться, по всей видимости, намеревается развести костер после захода солнца. Празднество, несомненно, продлится несколько часов и случайному очевидцу покажется хоть и любопытным, но вполне невинным. Однако ритуал наверняка обернется пагубным событием на рассвете. Мы собирались проникнуть в лагерь друидов после наступления темноты, когда они соберутся у костра. Холмс уточнил, что необходимо быть предусмотрительными, поскольку сектанты, скорее всего, выставят охрану.
— И запомните, — сказал знаменитый детектив, — многие из них совершенно безобидны. Опасными их делает символ смерти. Возможно, речь идет обо всех, а быть может, лишь о нескольких руководителях. В любом случае, будьте начеку.
Когда солнце стало близиться к горизонту на западе, мы расселись по машинам и в объезд направились к дальнему участку парка. Так нас не мог увидеть никто из жителей окрестных домов у парка и завода. Мы с Холмсом и Джеймсом ехали в такси Рэтбоуна. Сыну миссис Уэйд позволили сопровождать нас на том условии, что во время вторжения он останется в машине.
Чуть раньше Холмс с глазу на глаз пояснил, что не хотел бы отпускать Джеймса домой, чтобы тот не раскрыл наши планы родителям.
Когда мы прибыли на место, окрестности уже погрузились во мрак. Мы расположились в полумиле к северу от парка, на заброшенном пастбище с противоположной стороны от домов, принадлежащих компании. Все построились в боевом порядке. Во главе с Холмсом и начальником полиции наш небольшой отряд пустился в путь по заросшим сорняками полям.
Продвигались мы довольно медленно, главным образом потому, что приходилось пробираться сквозь кусты и колючки в темноте, а также то и дело переходить ручейки, текущие из расположенных неподалеку ключей. Луна, если она и была на небе, пряталась за облаками. Я несколько раз споткнулся о каменные глыбы, выглядывающие из травы. Впрочем, по высоте их и сравнить нельзя было с теми холмами, что я видел много лет назад в Дартмуре.
В какой-то момент я разглядел вдали огромный мерцающий костер. Перед ним виднелось бесчисленное множество танцующих теней, движущихся по кругу словно в трансе. По направлению от костра дул легкий ветерок. Я уловил запах дыма и пару раз услышал жутковатые монотонные песнопения танцующих.
Когда мы описали начальнику полиции крупную горизонтальную трещину у скалы, он тут же понял, о каком месте идет речь. Оно располагалось примерно в сотне футов от костра. Огонь сектанты развели на вершине конусовидного холма, и яркий свет пламени лишь усиливал мрак на всей остальной территории. Хотя мы стояли в тени, свет костра отражался на поверхности камней над входом в пещеру. Подозревая, что вокруг может быть выставлена охрана, Холмс и начальник полиции велели двум крупным мужчинам, которые бесшумно двигались рядом, очистить путь.
Мы затаились в тени, пока они, неслышно ступая, прокрадывались к пространству перед валуном. Спустя мгновение я услышал характерный удар топорищем, за которым последовал глухой звук от падения тела на землю. А уже через несколько секунд один из наших бойцов вернулся, делая нам знак продвигаться вперед.
Другой связывал человека в мантии, без сознания лежащего на земле. Я опустился на колени и быстро его осмотрел. Дыхание было глубоким, из чего я заключил, что через некоторое время он придет в себя. Тем временем Холмс провел остальных к трещине. Воспользоваться электрическими фонариками можно было лишь внутри, а для начала следовало проползти в темный проход в кромешной темноте.
Я был несколько встревожен, однако мои спутники, казалось, хранили спокойствие. Начальник полиции спустился первым, за ним последовал Холмс. Дальше настал мой черед. Мне кто-то помог — лица его я не сумел разглядеть. Только когда человек шепнул: «Полегче, док», — я понял, что это Рэтбоун. Просто, как и все остальные, он теперь был в темном одеянии. Я впервые увидел на нем не белую рубашку и выцветшие брюки, а что-то другое.
Трещина уходила в глубину под довольно крутым углом. Вход в пещеру был грунтовым; сверху кое-где лежал гравий. Слабый свет, исходивший от костра, освещал лишь первые несколько футов пути. Поначалу я скользил на ногах, но в дальнейшем продвигаться пришлось на спине. Камни нависали над головой, и я попытался перевернуться, чтобы съехать вниз на животе, однако вскоре понял, что это довольно затруднительно. Спуск теперь проходил куда быстрее. На мгновение я запаниковал, представив, как стремительно падаю вниз, подлетаю к самому краю и проваливаюсь в кромешную темноту.
Впрочем, меня тут же кто-то подхватил и помог мне встать на полу внутренней пещеры. Вскоре мне пришлось отступить, потому что остальные наши попутчики приземлялись ровно на том же самом месте, где только что стоял я. Когда глаза привыкли к темноте, я смог разглядеть, что мы находимся в небольшом зале площадью приблизительно в пятнадцать квадратных футов. При этом пол располагался примерно на четыре фута ниже, чем каменная порода у наклонного входа в пещеру. Каменный пол постепенно уходил все ниже к задней части зала. Казалось, трещина идет ещё глубже.
Последние прибывшие прихватили с собой связанного охранника. Оставить его снаружи означало рано или поздно обнаружить свое присутствие. Холмс шагнул к дальнему выходу из зала и включил фонарик, прикрыв его рукой. Путь вел прямо во тьму. Я присоединился к сыщику; за нами последовали Брюер и Рэтбоун. Мы слышали, как где-то далеко-далеко плещется вода. Все остальные тоже отправились за нами в глубину пещеры.
Не успели мы пройти и сотни футов, как оказались в другом, более просторном помещении. Пересекая соседний коридор, я обратил внимание на стены и пол: казалось, пещеру специально расширяли при помощи каких-то инструментов. Впрочем, отметины и бороздки на камнях выглядели довольно древними, и я не мог понять, часто ли это место использовалось до сегодняшнего дня.
Просторный зал, в котором мы очутились, был примерно в пятьдесят футов длиной и в двадцать футов высотой. Потолок имел округлую форму. В помещении не было ни сталактитов, ни сталагмитов, словно их срубили, чтобы привести помещение в божеский вид. По всему периметру зала, в том месте, где свод резко снижался, соединяясь с полом, располагались крупные валуны. В дальней части слева направо бежал подземный ручей длиной три-четыре фута. Насколько он глубок, в полутьме видно не было. В бликах фонаря поверхность воды казалась черным зеркалом. Быть может, ручей был глубиной в шесть дюймов, а быть может — в метр восемьдесят. По стенам зала можно было судить о том, что в период дождей уровень воды поднимается и заполняет все пространство пещеры.
Холмс прошелся по залу в поисках следов от обуви в пыли. Подозвав меня жестом, великий детектив-консультант указал на камень, расположенный прямо перед ручьем. Видимо, древние люди вырезали кусок породы из пола и вытащили на землю. Монолит был приблизительно в метр восемьдесят длиной и три фута высотой. Его верхняя поверхность была довольно ровной и напоминала узкий стол. Прямо посреди камня лежал кинжал далеко не искусной работы. Его, скорее всего, изготовили кустарным способом: металл, похоже, формовали и точили с помощью каменных орудий. Он выглядел довольно старым, а в такой обстановке — ещё и зловещим. Мы с Холмсом переглянулись: символ, вышитый на одежде, был совершенно правильно истолкован нами.
Мой друг созвал всех вместе и объяснил, что мы не знаем точного времени, когда участники праздника соберутся в пещере. Таким образом, нам необходимо спрятаться за валунами у стен и провести в ожидании некоторое время — вполне возможно, довольно длительное.
Никому не потребовалось дополнительных разъяснений — каждый молча занял позицию. Двое мужчин разместили связанного охранника с кляпом во рту между собой, и мы все затаились. Холмс спрятался последним, освещая фонариком зал, пока все не заняли свои места. Остальные лампы мы погасили. Затем сыщик отыскал свободное местечко рядом со мной и выключил свой фонарь, после чего и пещера погрузилась во мрак.
Никакими словами не описать эти часы ожидания. Прохладный сырой воздух насквозь пропитал нашу одежду. Монотонный звук воды, текущей неизвестно откуда и неизвестно куда, вскоре начал давить на уши. Прошло то ли несколько минут, то ли несколько часов, как мне начало мерещиться чье-то бормотание. Я прекрасно понимал, что всему виной мое воображение, но время от времени испытывал желание подняться и шикнуть на остальных, чтобы те прекратили болтать.
Тяжелее всего, конечно, было выдерживать кромешную тьму. Глаза не желали к ней привыкать. Я постоянно подносил руку к лицу, но так и не смог ничего разглядеть. Вообще-то у меня не такое уж живое воображение, но мне приходилось постоянно напоминать себе, что я сижу в безопасности за валуном и темнота вовсе не наступает на меня. Потом я вдруг решил, что снаружи сгустились тучи и пошел дождь. И мы бы никогда об этом не узнали, если бы не уровень подземного ручья. Иными словами, нас зальет водой, и мы окажемся в ловушке, так и не успев отыскать выход.
О том, что я не один-одинешенек в этом страшном месте, напоминали лишь движения сидевшего рядом Холмса, когда он пытался занять более удобное положение. Я был абсолютно убежден, что рационализм гения дедукции не дает ему даже задуматься о подобных вещах. Наверняка он точно знал, где лежит его фонарик, и был готов в мгновение ока включить его.
Хотя точного времени я не знал, по моим ощущениям до рассвета оставалось около получаса. И тут мы услышали, как кто-то спускается в пещеру. Поначалу до наших ушей донеслись монотонные песнопения. Они все громче вливались в рокот подземного потока. Поначалу я предположил, что опять всему виной мое воображение, но музыка становилась все слышнее. Я стал понемногу различать свет, исходивший из щели, а ведь я провел в темноте довольно много времени. По мере того как проем из грубого камня вырисовывался все ярче, стены вокруг все больше погружались во тьму. И вот в зал вошли люди в мантиях. В руках у них были дымящиеся факелы.
Я сменил положение, внимательно наблюдая за сектантами из-за камней. Люди все прибывали, волоча ноги по пыли. Раскачиваясь и распевая песни, они собирались в центре зала. Горящие факелы были лишь у некоторых, так что нельзя сказать, что свет был ярок. Когда большинство уже прошло внутрь, все стали перемещаться и в итоге разделились на две группы, между которыми образовался проход от устья пещеры до каменного стола у ручья.
В проходе появились трое мужчин. Они важно вышагивали, словно университетские преподаватели, собирающиеся на совет. Мужчина, который шел первым, был худым и высоким. Его белые одежды украшала вышивка, на рукавах виднелись узоры в форме листьев. Он, очевидно, считался лидером группы — с его появлением толпа встрепенулась. Впрочем, монотонные песнопения не ослабли.
Главаря сопровождали двое крупных мужчин в одеждах без орнамента. На их лицах читалась суровая решимость. Каждый из них держал руки на плечах подростка, которого толкал вперед. С места, в котором я укрывался, я мог заключить, что руки мальчиков связаны за спиной и у каждого во рту кляп. Один был светловолосым парнишкой невысокого роста; на каждом шагу он пытался отбиваться. Второй даже не боролся со своим пленителем, но в страхе поглядывал то направо, то налево. С ужасом я узнал в нем Джеймса Уэйда, которому следовало ждать нас в машине.
Мальчиков остановили у длинного стола-платформы. В монотонном гуле теперь можно было различить слова, однако язык был мне не знаком. Гимн был полон шипящих звуков и странных переходов из тональности в тональность. В такой обстановке пение казалось ужасно зловещим, будто бы эти звуки издает сам змий-искуситель в райском саду. Тон хора стал ещё выше, когда светловолосого мальчика — по всей видимости, это и был пропавший Тайлер Робертс, — подняли и положили спиной вниз на платформу. Мальчишка отбивался и пинался, но его крепко держали.
Притихший Джеймс в ужасе наблюдал за происходящим. Я бросил взгляд на часы, насколько это позволял сделать слабый мерцающий свет. Снаружи как раз всходило солнце. Наступило двадцать первое июня, день солнцестояния, первый день лета, день возрождения. Лидер группы, расположившийся у жертвенного стола, замахнулся древним кинжалом и пронзительно завопил, перекрикивая поющих.
— Стоять! — внезапно воскликнул Холмс, вскакивая на ноги.
Люди вокруг прекратили петь и молча уставились на него, однако лидер группы снова завопил, едва Тайлер возобновил попытки освободиться. Кинжал уже опускался вниз, и вдруг я услышал, как рядом что-то будто бы взорвалось. Рука мужчины дернулась, и кинжал полетел в стремительный ручей.
Из-за валуна вышел Рэтбоун — он держал перед собой дымящийся револьвер. Зал наполнялся людьми с ружьями, винтовками и топорищами. Один из сектантов в мантии ринулся было к выходу, но упал на пыльный пол от удара топорищем по голове.
Предводитель группы не двигался и лишь держал окровавленную руку над Тайлером, который не сводил глаз со своего мучителя. От кисти осталось только месиво вместо ладони, откуда торчал сохранившийся большой палец. По запястью текла кровь, пачкая рукав мантии. Позднее Рэтбоун пояснил, что решил остановить выбор на разрывных пулях, которые и разнесли мужчине руку. Надо сказать, Рэтбоун нисколько не пожалел о своем решении.
Мальчиков тут же освободили, а я решил осмотреть руку предводителя. Я перевязал её лентами ткани, оторванными от его же собственной одежды. Лицо мужчины совершенно ничего не выражало, и я предположил, что он находится в состоянии шока. Впрочем, он ничем не показывал, что испытывает боль. Ещё когда он только вошел в пещеру, я подумал, что ни один человек не вселял в меня раньше такой страх. Однако вблизи поверженный лидер оказался всего лишь хроническим алкоголиком средних лет с апоплексической сеткой сосудов на лице. Его плечи и жидкие волосы были покрыты перхотью.
Позднее мы узнали, что на самом деле его зовут Ллойд Дафф и что он основал эту ветвь друидов-возрожденцев всего несколько лет назад в Британии. Впрочем, в какой-то момент ему пришлось переехать в Америку, где он смог продолжить творить свои гнусные дела. Поначалу он был попросту проходимцем, игравшим на слабостях тех, кто искал утешения в древних религиозных ритуалах, не понимая, что творит. Но, постепенно Дафф и сам уверовал в эффектные сцены, которые устраивал. Ему удалось отыскать темную сторону религии.
Именно тогда он познакомился с теми двумя мужчинами, которые в пещере удерживали мальчиков, Лютером Симмонсом и Мэтью Бойдом. С ранних лет эти отщепенцы занимались преступной деятельностью. В сотрудничестве с Даффом они видели личную выгоду. Извращенные знания их главаря в области древних друидских практик позволили им создать совершенно новый культ, который из простого жульничества и вымогания денег у молящихся трансформировался в регулярные жертвоприношения.
Выяснилось, что Дафф, Симмонс и Бойд имеют отношение к ряду убийств, совершенных в Британии и непосредственно связанных с их сектантской деятельностью, которые имели место ещё до их побега в Америку. В конце концов их экстрадировали в Британию; Даффа судили и поместили в лечебницу для душевнобольных, а Симмонс и Бойд понесли заслуженное наказание в виде смертной казни, прошедшей почти незамеченной общественностью.
Тогда же, в пещере, при появлении нашего боевого отряда дух сектантов был сломлен. Толпа направилась к выходу. Они сбились в кучу, словно стадо овец у источника воды. Всех участников действа должны были транспортировать прямо в окружную тюрьму. Всходило солнце. Мы с Холмсом удостоверились, что с мальчиками все в порядке, после чего отправили их домой. Беглый осмотр лагеря друидов показал, что собака миссис Флойд и другие животные тоже находятся в полном здравии — их просто привязали возле шатров.
Холмс подошел к мужчине, которого оставили без сознания, когда он попытался укрыться в подземном зале. Его как раз допрашивал Брюер. Начальник полиции пояснил, что перед нами мистер Тиммонс, сотрудник Алюминиевой компании, который и дал новоприбывшим разрешение разбить в парке лагерь.
— Он утверждает, что они с женой уже давно являются друидами, а сегодня — их священный праздник, — пояснил начальник полиции. — Впервые он обнаружил пещеру несколько лет назад, когда только сюда переехал. Он сразу понял, что в прошлом её использовали для каких-то церемоний. А когда Дафф сообщил ему о том, что собирается быть здесь проездом, Тиммонс предложил воспользоваться пещерой. Тогда Дафф договорился с последователями и новыми членами секты встретиться именно здесь. Лишь после их приезда Тиммонс осознал, что Дафф и кое-кто ещё не столь уж невинны. Он понял, что планируется некое жертвоприношение, но понятия не имел, как этому помешать.
Он опасался противоречить Даффу, поэтому они с супругой просто оставили все как есть. По всей видимости, изначально планы были немного другими и сводились к жертвоприношению потерявшихся домашних животных. Но, как раз накануне главарям секты попался на глаза Тайлер, который исследовал пещеру, поэтому они решили использовать мальчика в своем кровавом ритуале. Тиммонс заявил, что лишь за несколько минут до начала церемонии узнал, что злодеи собирались убить человека. А до тех пор Тайлера держали в палатке Даффа, и потому Тиммонс его даже не видел.
Лишь в пещере бедняга осознал весь ужас задуманного. Он утверждает, что собирался положить этому конец и даже намеревался бежать за помощью. Занятно, что, когда Рэтбоун выстрелил, он все ещё находился внутри пещеры.
— А как они схватили Джеймса Уэйда? — спросил я.
— Ночью Джеймс попросту проследил за нами, — объяснил начальник полиции. — Он не стал дожидаться исхода дела в машине. Охрана друидов поймала его, когда он чересчур близко подобрался к костру. К счастью, сектанты предположили, что это лишь любопытный зевака, проживающий в округе, и даже не подумали спросить, один он явился или
Холмс высказал предположение, что после жертвоприношения Дафф, Симмонс и Бойд планировали покинуть здешние места. А оставшимся сектантам пришлось бы отвечать на расспросы местных жителей о пропаже мальчиков. Позднее Бойд подтвердил догадку. Казалось, ему нет никакого дела до того, что он мог быть причастен к смерти детей.
Тем же утром мы с Холмсом, Рэтбоуном и Брюером снова вернулись в пещеру. Детектив согласился с моим предположением относительно того, что кто-то намеренно расширил пространство зала. Но, даже при слабом дневном свете, проникавшем в пещеру через вход, и включенных фонариках место казалось мрачным.
Вернувшись на свежий воздух, мы принялись обсуждать произошедшее. Начальник полиции заявил, что может ручаться за деликатность своих людей, а значит, никто не узнает о случившемся.
— Местным жителям от этой информации легче не станет, — пояснил он.
Брюер также обратил наше внимание на то, что большинство арестованных, вероятно, даже не понимали, что происходит, пока мальчиков не подвели к жертвеннику. А потом их попросту охватило религиозное исступление, с которым уже невозможно было бороться.
Тут вмешался Холмс:
— Думаю, так и есть. В сущности, доказать обратное невозможно. Однако меня смущает тот факт, что столько людей с охотой согласились приветствовать восход солнца в священный день глубоко в темной пещере. Это наводит меня на мысль, что им заранее был известен смысл ритуала. Как только мы с доктором Ватсоном увидели символ смерти и узнали о том, что неподалеку есть вход в подземелье, мы тут же поняли, что имеем дело с темной стороной друидизма. Наверняка члены секты прекрасно всё осознавали, иначе с чего бы им пропускать восход солнца.
Брюер уточнил, что участников мероприятия попросту арестуют за бродяжничество и выдворят из округа. Он пребывал в полной уверенности, что никто из них не вернется. Даффу и его дружкам предъявят обвинение в попытке убийства, но начальник полиции обещал сделать все возможное, чтобы красочные детали случившегося не стали известны широкой публике.
— Полагаю, пещеру лучше засыпать, — сказал Холмс, указывая на вход. — Подобные места так и притягивают к себе порок. Вы ведь не хотите повторения инцидента?
Брюер согласился и заявил, что его люди немедленно заблокируют вход камнями, а затем взорвут скалу, чтобы сюда больше никто не мог попасть.
— Кстати, я уверен, что нам удастся убедить мистера Тиммонса записать все расходы на счет Алюминиевой компании в целях безопасности, — заметил он. — В конце концов, ему никто не собирается предъявлять обвинений, а значит, за ним должок.
Рэтбоун отвез нас обратно на ферму миссис Джоунс. Мы сменили одежду, а затем вернулись в главный блок. Рэтбоун как раз рассказывал миссис Джоунс о наших ночных похождениях. Тут-то она нас и узнала. Именно тогда она взяла с меня обещание, что я не стану использовать её настоящее имя, если соберусь описывать этот случай. Мы согласились, и взамен женщина пообещала не раскрывать секрет, который поведал ей Рэтбоун.
Чуть позже мы отправились к миссис Уэйд и Джеймсу. Мальчик окончательно оправился. Теперь случившееся казалось ему сном, ужас бесследно рассеялся. Мы не стали рассказывать миссис Уэйд обо всех подробностях произошедшего и заверили ее, что друидов больше нет поблизости, а пещеру собираются уничтожить.
Джеймс отправился к Тайлеру и через пару минут привел приятеля в дом. Тот подтвердил, что Дафф и его люди поймали его, пока он обследовал пещеру. Уже несколько месяцев мальчику было известно, что там есть проход в подземный зал, и он только диву давался, что же тут делают друиды. Все это казалось ему большим приключением, так что произошедшее нисколько его не ранило. Рассказывать о случившемся родителям он не собирался.
Вернувшись в город, мы снова встретились с Брюером. Он доложил, что вход в древнее подземелье вот-вот будет завален. Мы рассказали, как с нами можно связаться, если нужно будет вынести решение по делу. Он взглянул на адреса: мой — в Лондоне, Холмса — в Сассексе.
— Разве Вы живете не на Бейкер-Стрит? — улыбнулся он.
— Уже нет, — с сожалением ответил Шерлок Холмс.
На следующий день Рэтбоун отвез нас на железнодорожную станцию. Мы собирались отправиться в Ноксвилл, а оттуда — в Линвилл, где до отъезда в Англию надеялись завершить все свои дела.
Мы обменялись рукопожатиями, и прославленный сыщик поблагодарил Рэтбоуна за помощь.
— Не стоит благодарности, — ответил тот. — Давненько я не получал такой встряски. Вот только жаль, мистер Холмс, что пещеру завалили. Я бы поставил там будку да стал бы продавать экскурсионные билеты. Вы только подумайте… Дамы и джентльмены, друидская Пещера смерти!
Мы рассмеялись. Рэтбоун помахал нам рукой и направился к такси. Нам предстояла короткая поездка в Ноксвилл. Когда мы устроились в вагоне, Холмс признался:
— А мне эта вылазка доставила удовольствие, доктор Ватсон.
— И мне, — откликнулся я. — Кстати, Вам удалось отыскать хоть какие-нибудь улики, свидетельствующие о коррупции в университете?
— Совершенно никаких. Я несколько раз отправлял телеграммы миссис Тоу и понял, что её подозрения были вызваны чьим-то комментарием в отношении постройки нового здания. По всей видимости, за местом строительства имеются провалы грунта, и кто-то из работников предложил их «прикрыть». Пожилая леди все неверно истолковала и решила, что руководство университета намеревается прикрыть свои махинации. А уже отсюда она вывела заключение о том, что выделенные ею средства будут употреблены недолжным образом.
Я рассмеялся:
— Быть может, Рэтбоун мог бы убедить руководство университета оставить провалы грунта в покое. Это, конечно, не пещера друидов, но билеты туда тоже можно продавать.
Холмс с улыбкой покачал головой:
— А мой американский родственник предприимчив. Прямо как Ваш, Вилли Малколм.
— Да, — согласился я. — Даже беспокоиться не о чем.
— Доктор Ватсон, — задумчиво произнес великий детектив, — а что если однажды у Вилли родится сын или дочь и его ребенок вступит в брак с дочерью или сыном Рэтбоуна? Тогда и между нашими семьями возникнет родственная связь, пусть и дальняя.
— Было бы очень хорошо, мистер Холмс, — ответил я. — Просто прекрасно.
Поезд набирал скорость. Мы были на пути домой. Погрузившись в молчание, мы смотрели в окно на проносящийся мимо восхитительный пейзаж.