42

Первый детектив поскользнулся на книгах. Второй попытался его поддержать и схватился руками без перчаток за дверную ручку. В конце концов оба едва не свалились прямо на мертвое тело, хорошо хоть его не уронили, да и то только потому, что Мансарена был слишком грузен. Еще один полицейский налетел на книжную полку, сшиб ее и в недоумении наблюдал, как из нее посыпались книги — прямо на те, что уже валялись на полу.

— Que mierda!^[249] — прорычал он.

Жанна чуть не расхохоталась. Это все нервы. Никогда еще она не видела, чтобы на месте преступления творился такой бардак. Все до одного полицейские шлепали по кровавым лужам в уличных ботинках, ни один и не подумал надеть перчатки. Никакой ленты заграждения. И на каждом лице читалась богатейшая гамма всех оттенков растерянности.

Мужчина в белом халате — очевидно, исполняющий роль того, кто во французской полиции именуется судмедэкспертом, — пыхтел, безуспешно пытаясь открыть запертый на ключ хромированный чемоданчик.

— Donde esta la llave? Tienes la llave?^[250]

Жанна вспомнила, что уровень квалификации сил охраны порядка в странах Центральной Америки приближается к нулю. Здешние полицейские признавали всего один метод поимки правонарушителей: схватить, если удастся, за руку.

За спиной фотографа, который опасливо ходил вокруг тела, словно труп мог вдруг подняться, Жанна заметила статную фигуру Эвы Ариас. Та выглядела разъяренной. И ярость ее была вызвана непрофессионализмом полицейских. Но не только им. Она злилась на присутствие Жанны — французского следственного судьи и главного свидетеля по делу. Как будто это Жанна несла личную ответственность за случившуюся здесь бойню.

— Нам с вами надо поговорить.

Жанна проследовала за индеанкой в соседнюю комнату. Не дожидаясь вопросов, доложила о результатах своих сегодняшних поисков, подчеркнув роль Мансарены во всей истории. Попутно ей пришлось открыть несколько фактов. Упомянуть о гибели Франсуа Тэна, сожженного заживо. О том, что в дело оказался втянут психиатр, по всей видимости, сейчас находящийся в Манагуа. Наконец, сообщить некоторые подробности о личности подозреваемого, Хоакина. Адвокат, занятый гуманитарной деятельностью, и в то же время — больной аутизмом монстр, ведомый самыми примитивными инстинктами…

Великанша молчала. Лицо ее выражало не больше чувств, чем кора чиламате.

— Почему вы сразу не рассказали обо всем?

— В моем расследовании и без того хватало странностей. Мне не хотелось усугублять картину.

Снова молчание.

— Что вы знаете об Эдуардо Мансарене? — наконец заговорила индеанка.

— То, что прочла в архивах «Ла-Пренсы». Первых успехов он достиг благодаря бизнесу на крови. С приходом к власти сандинистов испарился. Снова возник на горизонте в девяностых.

— Когда к власти вернулись правые.

Судья добавила этот комментарий с холодным бешенством. Она еще не успокоилась после проигрыша на тогдашних выборах. Стояла она возле окна, и на ее лице отражались всполохи света, бросаемые мигалками оставшихся на улице машин.

— Народ Никарагуа проголосовал против войны, — тихо произнесла Эва Ариас. — Не против нас.

— Разумеется, — согласилась Жанна, не испытывавшая ни малейшего желания вступать в спор.

— Вам известно, что Мансарене угрожали?

— Угрожали? Но кто?

Эва Ариас неопределенно махнула рукой. Не знала сама или не хотела объяснять.

— Это-то и есть самое странное, — продолжила она. — Последние недели он ни на шаг не отпускал от себя телохранителей. Не высовывал носа из дому. Никаких женщин. С детьми не виделся. Одиночка. Человек, который всего боится.

Жанну поразила одна деталь. Китаянка, секретарь Мансарены из «Плазма Инк.», говорила, что шеф появится на службе к вечеру. Чистой воды отговорка. На самом деле он не показывался там уже давным-давно…

— Надо разыскать телохранителей, — пробормотала Эва Ариас. — И слуг. Они наверняка кое-что знают.

— Чего же все-таки боялся Мансарена? — не отступалась Жанна. — Кто ему угрожал?

Эва Ариас не ответила. Она смотрела сквозь рейки жалюзи.

— Начиная с этой минуты, — снова заговорила судья, — я запрещаю вам вмешиваться в расследование. Прекратите всякие поиски. Иначе мне придется посадить вас под домашний арест в отеле. Предоставьте это дело нашей полиции.

— Я уже имела возможность убедиться в их компетенции.

Эва Ариас смерила ее уничтожающим взглядом.

— У вас есть отдел криминалистической экспертизы?

Глаза индеанки метали громы и молнии.

— Я же знаю убийцу, — спокойно продолжала Жанна. — Он не принимает никаких мер предосторожности. Во всяком случае, ему плевать, оставляет он следы или нет. Снимите отпечатки на месте преступления. Вы обнаружите целую кучу пальчиков убийцы. И своих людей, естественно.

Великанша по-прежнему не произносила ни звука. Но весь ее вид яснее слов говорил, что она готова взорваться.

— Хоакин, скорее всего, уроженец Никарагуа. Если он хотя бы раз, хотя бы один только раз был замешан в чем-то предосудительном, у вас должны быть его отпечатки. Надо только прогнать сегодняшние по базе данных, и мы немедленно установим его личность.

— Идите за мной, — приказала судья.

Жанна повиновалась.

— Смотрите, — указала ей Эва Ариас.

Весь квартал заполонила плотная толпа народу. Прохожие лепились к решеткам забора и лишенными выражения, словно у зомби, глазами разглядывали двор, освещенный лишь проблесками мигалок.

— Они не понимают, что произошло, — шепнула Эва с самой серьезной интонацией. — До сих пор серийные убийцы носили форму коммандос и действовали группами. И вдруг — убийца-одиночка. Избравший мишенью одну-единственную жертву. Это и слишком мало и слишком много одновременно. Понимаете? Это слишком большая роскошь. — Сквозь холод ее голоса пробилось некое подобие улыбки: — Европейская или североамериканская роскошь.

— Но преступник родом из вашей страны.

— Какая разница?

Эва Ариас повернулась к Жанне. Сейчас ее лицо напоминало маску доколумбовой эпохи.

— У нас нет криминалистической лаборатории. У нас нет базы данных по отпечаткам пальцев. У нас вообще ничего нет, хоть это-то вы понимаете?

— Я могу вам помочь.

— Мы не нуждаемся в помощи. Я провожу вас до полицейского участка. Там вы подпишете свои показания и вернетесь в отель. Дайте мне действовать нашими собственными методами.

— И что это за методы?

Улыбка Эвы Ариас снова застала ее врасплох. За секунду до того, как она расцвела, Жанна ни за что не догадалась бы, что в лице индеанки дрогнет хоть один мускул.

— Начальник нашей полиции — бывший революционер-сандинист. Один из тех, кто брал город Леон. В разгар схватки он добровольно бросился в центральный гарнизон с бомбой в руках. Она не взорвалась, и ему удалось выбраться живым. Вот такого сорта люди руководят у нас расследованиями, мадам.

— Не вижу, как подобный поступок может служить доказательством профессиональной компетенции.

— Потому что вы не местная. Идемте, я провожу вас.

Она сделала шаг назад. На пороге комнаты стоял вооруженный человек. Она уже собралась последовать за ним, когда ее окликнула Эва Ариас:

— А знаете, в смерти Мансарены есть доля иронии.

— Иронии? Вы имеете в виду, что из него выпустили столько крови?

— Я сегодня кое-что о нем разузнала.

Жанна вернулась назад.

— Мансарена был в точности как вы.

— В каком смысле?

— Интересовался каннибализмом. Я кое с кем переговорила по телефону. И могу сказать вам сразу: в Никарагуа никогда не совершалось преступлений с людоедским оттенком. Но благодаря этим разговорам я выяснила одну вещь. Оказывается, Мансарена уже сам звонил им. И задавал точно те же вопросы, что и вы. Только более конкретные. В частности, спрашивал, не происходило ли чего-либо подобного в восемьдесят втором году.

Значит, врач-гематолог вел то же расследование, что и Жанна. Однако у него были сведения, которыми она не располагала. Знал ли он историю Хоакина? Опасался ли угрозы со стороны убийцы-аутиста? Что связывало его с Нелли Баржак, которой он отправил посылку?

Эва Ариас открыла портфель и достала книгу. Это оказался один из тех томов в серебристых обложках, что находились в кабинете Мансарены. У нее в сумке, подумала Жанна, тоже лежит такой…

— Вы, конечно, заметили, что у него вся библиотека состояла из одного и того же издания?

— «Тотем и табу» Фрейда.

— Вам известно, что в странах Центральной и Латинской Америки люди повально увлечены психоанализом?

— Нет, я и понятия не имела. Но в любом случае это не объясняет, зачем ему понадобилось столько экземпляров одной и той же книги.

— Не объясняет. Зато замыкает круг.

Эва Ариас опустила глаза на книжку, на обложке которой играли отсветы мигалок.

— Когда я была студенткой, сразу после революции, я тоже интересовалась психоанализом. Даже собиралась писать диссертацию о значении этой дисциплины для развития демократии в нашей стране. Юношеские мечты. — Она потрясла книгой. — Вы ее читали? Знаете, о чем она?

Жанна попыталась вспомнить, о чем ей говорил Феро. Бесполезно.

— Нет, не знаю.

— О каннибализме. По Фрейду, история человечества начинается с первобытного убийства отца. Мужчины клана убили отца и съели его. Все плохо, что плохо кончается.