Глава 23

Баронесса Мэйнария д’Атерн

Третий день второй десятины третьего лиственя

Капелька крови, сорвавшаяся с клюва чекана, падает мне на грудь и расплывается по коже безобразным красным пятном. А на отточенном острие начинает набухать вторая.

Почти задохнувшись от смрадного выдоха в лицо, непонимающе разглядываю окрашенный алым кусок стали, возникший в горле насильника. Снова дергаюсь, рвусь из последних сил… и вдруг понимаю, что мои руки свободны!

Изо всех сил упираюсь в его грудь, скольжу пальцами по потной и покрытой густым волосом коже, пытаюсь оттолкнуть наваливающееся на меня тело и чувствую, как меня вдавливает в ложе.

Не хватает воздуха…

Судорожно вдыхаю, слышу жуткое клокотание в его груди и натыкаюсь взглядом на льющуюся из его рта струйку смешанной с кровью слюны.

Меня передергивает от омерзения. Бьюсь, пытаясь сдвинуть колени и вдруг ощущаю, что навалившийся на меня мужик начинает валиться в сторону!

Толкаю. Яростно, на выдохе. И вижу, как из-за его спины возникает забрызганное кровью лицо Бездушного.

Несколько мгновений не верю своим глазам. Потом начинаю открывать рот, чтобы заорать от счастья, и вдруг замечаю расплывчатую тень за его спиной.

Взгляд выхватывает тусклую серую полосу, только-только устремляющуюся вперед, и я выдыхаю:

– Сзади…

Широченная шея с чудовищно вздутыми венами летит мне в лицо. Небритый подбородок больно бьет в нос, и я на пару мгновений слепну от боли.

Перед глазами мелькают разноцветные пятна, а из глаз сами собой льются слезы.

Пытаюсь вдохнуть. Чувствую, что тяжесть, придавливавшая меня к ложу, куда-то исчезла. Потом откуда-то издалека слышу жуткий хруст и истошный крик:

– Паскуда-а-а!!!

Смахиваю с лица слезы, таращу глаза, чтобы хоть что-то видеть, и чувствую, что мои губы расплываются в дурацкой улыбке: Кром жив! Он стоит на ногах. А тот мужик, который пытался ударить его мечом, клонится вперед. И прижимает грязные пальцы с обломанными ногтями к лицу, изгвазданному кроваво-красной кашицей.

Мелькает кулак Меченого – и мужик падает на пол, как подрубленный.

«Добей!!!» – шепчу я и прикусываю губу – Кром, наклонившись, поднимает с пола свой чекан. И коротко бьет им по чьему-то черепу.

Некоторое время тупо смотрю, как он добивает раненых, а потом вдруг начинаю чувствовать все усиливающееся жжение в разбитых губах.

Прикасаюсь к ним пальцами и ужасаюсь: они опухли и превратились во что-то жуткое.

Через вечность вспоминаю про разбитый нос, аккуратно ощупываю его и облегченно вздыхаю: он не сломан. Хотя и основательно пострадал.

«Заживет…» – мелькает на краю сознания.

Приподнимаюсь на локте, убираю с лица слипшиеся волосы… и натыкаюсь взглядом на свою обнаженную грудь, заляпанную кровью и слюной.

Непонимающе пялюсь на обрывки нижней рубашки, приклеившиеся к животу, и вдруг понимаю, что вижу себя всю!!! От груди и до середины бедер.

Вспыхиваю. Жмурюсь. Запоздало понимаю, что надо чем-нибудь прикрыться, и вспоминаю, что лежу на плаще. Прикрываю рукой грудь, вскакиваю… чувствую боль в подвернувшейся стопе…

Взгляд натыкается на бьющийся в агонии труп под моими ногами, а потом в затылке вспыхивает солнце.

С трудом открыв глаза, я увидела над собой бледное, как полотно, лицо Крома. И его пальцы, сжимающие кусок тряпки, намазанной чем-то грязно-желтым.

Ощущения пришли потом – когда тряпка коснулась моего лица и осторожно нанесла мазь на верхнюю губу: у меня закружилась голова, начало саднить в затылке и неприятно жечь внутреннюю поверхность правого бедра.

– Вы упали и ударились головой, – глухо буркнул Меченый.

Я вспомнила, как и зачем вставала… и почувствовала, что сгораю от стыда: он видел меня голой! И не только видел, но и… – ощущения в бедре многократно усилились, и я, дико перепугавшись, рванулась изо всех сил и ткнула пальцами в… плотную повязку, сдавливающую верхнюю часть ноги!

– Ножом зацепили. Когда резали шоссы… – увидев ужас в моих глазах, буркнул Бездушный. – Кровило… Сильно… Перевязал…

Я закрыла глаза и закусила губу, чтобы не застонать. Она тут же полыхнула болью, а рот наполнился омерзительной горечью.

Кром возмущенно зашипел:

– Ну-у-у!!! Губы ж разбиты!!!

«Разбиты?» – мысленно повторила я и зажмурилась.

– С-сука!!! Кусаться вздумала?! – С лица мужика в некогда роскошном коралловом жиппоне мгновенно пропадает улыбка, а перед моими глазами мелькает смазанная тень.

Удар… Голову отбрасывает назад… А откуда-то издалека раздается клацанье зубов.

Запоздало понимаю, что зубы – мои. Ужасаюсь. Пытаюсь удержать равновесие и не успеваю перехватить тянущуюся ко мне руку.

Падаю на ложе… Слышу хруст рвущейся ткани и вижу, как разлетаются в разные стороны крючки от камзола.

Понимание того, что меня чуть было не ссильничали, резануло душу, как острый-преострый нож. И… почти ослепило меня яркими, как вспышка факела в ночи, ощущениями: я снова чувствовала пальцы, сминающие грудь и бедра, ощущала смрадный запах из перекошенных ртов, видела похотливые улыбки и обещающие взгляды. Мою кожу жгли пятна крови и слюны, а спину давили складки плаща, в который меня вминали.

Я закрыла глаза руками и, почувствовав запах его пота, разрыдалась…

Слезы лились сплошным потоком, но успокоения не приносили: чем дальше, тем более грязной я себя ощущала. И тем сильнее мне хотелось умереть. А когда я вспомнила, что сама открыла дверь этим зверям, то почувствовала себя никчемной и никому не нужной.

– Все уже закончилось… – донеслось до меня откуда-то издалека.

А потом к пальцам прикоснулось что-то мокрое и холодное.

– Давай я помою вам руки?

Его слова прошли мимо меня – я дрожала, как осиновый лист, и пыталась спрятаться от своих мыслей.

– Ну, вот и все, – донеслось до меня через вечность. – Сейчас я выволоку наружу трупы, потом принесу воды и приготовлю поесть…

Скрипнуло ложе. Я почувствовала, что он встал, и перед моим внутренним взором сразу же возникли картины из недавнего прошлого – как Кром уходил на охоту, как я закрывала за ним дверь… и как открыла ее на не его стук.

– Гля, Данила, деффка!

– Ага… Ку-у-уда па-а-алез? Ма-а-ая!!!

Ощущение, что они где-то рядом, за дверью, было таким четким, что у меня оборвалось сердце. А из груди вырвался полустон-полувсхлип:

– Не уходи!

– Я тут, рядом! – после небольшой паузы отозвался Меченый. – Уволоку их на ту поляну…

– Я с тобой, – выдохнула я. Потом встала и, почувствовав головокружение, изо всех сил вцепилась в его руку.

Кром встревоженно посмотрел мне в глаза и сокрушенно покачал головой:

– Вам лучше прилечь.

При этом руку он вырывать не стал. И даже не поморщился! А в его взгляде вместо ожидаемой брезгливости или презрения я увидела искреннее сочувствие!

Этого не могло быть! Однако было: он смотрел на меня так же, как отец. Или мама. И от его взгляда пустоты в моей душе становилось все меньше и меньше.

Мы стояли так целую вечность. До тех пор, пока Кром не пошатнулся, а на его губах не возникла виноватая улыбка:

– Благословение Двуликого сжигает все силы. Если я не поем и не отлежусь хотя бы день – умру. А мне еще надо вынести трупы и повесить на место дверь.

«Я боюсь остаться одна», – хотела сказать я. Но, заметив капельки пота, выступившие у него на лбу и крыльях носа и оценив лихорадочный блеск глаз и их нездоровую желтизну, заставила себя кивнуть:

– Хорошо. Я подожду. Только не уходи далеко, ладно?

Ушел. К роднику. Но не сразу – сначала вытащил наружу трупы, разжег огонь в очаге, кое-как приладил на место дверь, взял котелок и пообещал не задерживаться.

Я кивнула, проводила его взглядом, потом торопливо села, вжалась спиной в стену, обхватила колени руками и попробовала не трястись. С таким же успехом можно было не дышать. Или не чувствовать тошнотворный запах мочи и крови, пропитавший все и вся.

«Он рядом! Вот-вот вернется!» – не переставая, твердила я. И все сильнее и сильнее вжималась в стену.

А когда дверь, подвешенная на ремнях, скрипнула и распахнулась, я на всякий случай зажмурилась. И открыла глаза только тогда, когда услышала его голос:

– Это я…