16

Арест Хана потряс нефтянку и привел в чувство уже на следующий день. Это сразу же отметил водитель Сторчака, когда утром ехали из загородного дома в Осколкове. Убрали придорожный крест вместе с венками и повядшими цветами, и даже яму от бетонного основания заровняли, а цены на топливо упали сразу на рубль и более, причем во всех крупных компаниях одновременно. Хирургический способ удаления опухоли сработал, теперь следовало ожидать массовой сдачи противника, поэтому Сторчак включил лишь один телефон спецсвязи, чтобы обеспечивать информационную поддержку премьера. Прежде чем принимать пленных, надо было заставить их поволноваться, да и сейчас было не до них. В технопарке он в первую очередь заглянул в коттедж Церковера на краю кукурузного поля.

В комнате, приспособленной под больничную палату, теперь постоянно дежурил священник, возможно поэтому врачей поубавилось, но добавилось аппаратуры и технического персонала. И хотя особняк был под наблюдением внешней охраны, появление непроверенных людей со стороны было сейчас вредным и даже опасным. Это была единственная лазейка на режимный объект, сквозь которую шла утечка информации и могли подсунуть кое-что посерьезнее, тем более медтехнику ввозили в спешке, без особого контроля. Сам новоокрещенный заметно поздоровел, по крайней мере открывал глаза, следил за движениями, шевелил обеими руками, все слышал и, кажется, понимал, но дар речи еще не вернулся. Неподалеку на площадке посреди кукурузного поля дежурил вертолет с пилотом, однако консилиум все еще считал Оскола нетранспортабельным и не позволял вывезти его в клинику, что было бы сейчас правильным.

Увидев Смотрящего, Оскол вновь попытался сесть и что-то сказать, но ему не дали сестры, дежурившие возле постели, как два ангела. Рассказывать что-либо о вчерашних событиях и встречах, тем паче в присутствии посторонних, Смотрящий не стал: при таком обилии завезенной с улицы аппаратуры это было слишком рискованно.

– Хана арестовали, – решился он обрадовать старика общеизвестным уже фактом. – Еще вчера. Прокуратура ведет обыски. Цены на заправках сразу рухнули…

Церковер услышал больше, чем он сказал, и вроде бы даже попытался улыбнуться. Сторчак пожал его руку и ощутил достаточно крепкую, живую ладонь.

– Ничего! – добавил при этом бодро. – Уже есть чем дать отмашку. Последний да будет первым!

Было видно, больной понимает, о чем идет речь, по крайней мере глаза его заблестели – всякая положительная эмоция сейчас работала во благо.

– Я помню, информация – это власть. – Сторчак покосился на запертую дверцу сейфа. – И мне сейчас ее не хватает. И людей не хватает…

Сказал так, словно пожаловался, и был понят: Оскол замычал, силясь что-то ответить, и медсестра перевела:

– Он посылает вас в музей.

– Куда? – переспросил Сторчак.

– В музей. Требует, чтоб вы посетили какую-то выставку.

– Да я бы хоть сейчас в рай, – сказал он Церковеру и глянул на священника, – да грехи не пускают.