Глава VI

Пятый клиент и медный ключ

Несколько приключений, в которых принимала участие Агарь, пробудили в ней жажду романтики. Узнать, что за странные истории таятся за заложенными предметами; выяснить, что с ними было в прошлом и проследить судьбу вещей в будущем, — вот что доставляло большое удовольствие девушке, придавая интерес ее, в общем-то, скучной жизни. Она начала осознавать, что романтики в наши дни больше, чем готовы признать современные скептики. Не нужны тропические пейзажи, старинные таверны и разрушенные замки, чтобы породить романтические чувства. Дело в человеческом сердце, человеческой жизни… И даже в ламбетском убогом ломбарде романтика расцветала и распускалась, словно цветок, пробивающийся между скучными городскими камнями. Романтика ежедневно являлась молодой цыганке даже в ее прозаической деловой жизни.

Из гигантского зуба, непогребенных костей и громадного следа Кювье[20] смог воссоздать удивительный доисторический мир. Подобным же образом из какой-то пустяковины, отданной в залог, Агарь узнавала истории, достойные «Тысячи и одной ночи», такие же фантастические, как история Жиля Бласа[21]. Такая же романтическая история скрывалась и за отданным в залог медным ключом.

Человек, который заложил его, с виду напоминал восточного мудреца; а сам ключ искусной работы, позеленевший от патины, возможно, запирал башню дона Родерика[22]. Владелец ключа зашел в ломбард однажды утром незадолго до полудня, и при виде его морщинистого лица и почтенной седой бороды, закрывавшей грудь, Агарь почувствовала, что это не обыкновенный клиент. Грубовато поздоровавшись, старик бросил бумажный пакетик, который звякнул, ударившись о прилавок.

— Посмотрите на это, — резко сказал он. — Я хочу заложить его.

Никоим образом не обеспокоенная грубостью клиента, Агарь развернула пакет и обнаружила в нем скатанный в трубку холст. Размотав его, она увидела небольшой тонкий медный ключ. Выступы бородки были почти на одном уровне со стержнем ключа, так как состояли всего лишь из пяти или шести медных колючек, окружающих через неравные промежутки круглый стержень. Однако головка была богато изукрашенной и необычной, по форме напоминающей посох епископа. В крюке пастырского посоха находились буквы «К. К.», сплетенные в замысловатый вензель. В общем и целом этот ключ, по-видимому очень древний, был красивым и искусно выполненным изделием, но не имел никакой ценности для торговца редкостями. Агарь тщательно осмотрела ключ, покачала головой и бросила его на прилавок.

— Я не дам вам за него и пяти шиллингов, — презрительно сказала она. — Ключ ничего не стоит.

— Ба, девушка! Вы сами не знаете, что говорите. Посмотрите, как искусно он сделан.

— Сделан великолепно, спору нет, но…

— А вензель, вы, слепая летучая мышь! — перебил старик. — «К. К.» означает «король Карл».

— О, — сказала Агарь, снова взяв ключ и поднеся его к окну. — Значит, это исторический ключ?

— Да. Говорят, это ключ от шкатулки, в которой Карл Первый держал предательские бумаги, в конечном счете стоившие ему головы. О, можете смотреть! Ключ настоящий… Он хранился в семье Дантре почти двести пятьдесят лет.

— Вы Дантре?

— Нет, я Люк Парсонс. Дворецкий этой семьи.

— Неужто? — сказала Агарь, остро посмотрев на него. — А как ключ оказался у вас?

— Вы не имеете права задавать такие вопросы, — сердито сказал Парсонс. — Я честно стал владельцем ключа.

— Вполне может быть, но я должна знать, как это случилось. Не злитесь, мистер Парсонс, — поспешно добавила Агарь. — Мы, работающие в ломбарде, должны быть очень разборчивы, вы же знаете.

— Не знаю, — огрызнулся клиент. — Но если вы хотите удовлетворить свое любопытство, скажу: ключ достался мне от отца, прежнего дворецкого Дантре. Ключ передал ему глава семьи шестьдесят лет назад.

— А что это за цифры выгравированы на стержне? — поинтересовалась Агарь, заметив ряд иероглифических знаков.

— Обычные арабские цифры, — ответил Парсонс. — Не больше вашего знаю, что они означают. Если бы знал, был бы богат, — добавил он себе под нос.

— А! Значит, с этими знаками связана какая-то тайна? — спросила Агарь, услышавшая слова клиента.

— Если и существует, вам ее не раскрыть, — неприветливо ответил старик. — В любом случае это не ваше дело! Вы должны всего лишь ссудить мне денег под этот ключ.

Агарь заколебалась. Эта вещь, несмотря на искусную работу, возраст и историческое происхождение, стоила очень мало. Если бы ключ был интересен только этим, она бы не взяла его в ломбард. Но ряд загадочных знаков решил все за нее. Тут была тайна, по словам старика, связанная со спрятанным сокровищем. Вспомнив свое приключение с криптограммой флорентийца Данте, Агарь решила сохранить ключ и, если получится, разгадать тайну.

— Если вы действительно нуждаетесь в деньгах, я дам вам за него фунт, — проговорила она, еще раз бросив взгляд на поношенную одежду клиента.

— Если бы мне не нужны были деньги, я бы не сунулся в вашу паутину, — ответил он. — Фунт так фунт. Оформляйте квитанцию на имя Люка Парсонса. Сторожка, Дантре-Холл, Бакстон, Кент.

Агарь молча сделала все, что было сказано, молча протянула клиенту квитанцию и деньги, и тот молча вышел из магазина.

Оставшись одна, она взяла ключ и, не теряя времени даром, принялась рассматривать буквы на стержне. Агарь узнала уже много секретов, и это породило в ней жгучее желание узнать еще больше. Она была решительно настроена разгадать секрет медного ключа, если изобретательность и настойчивость могут в этом помочь.

Загадочный предмет настолько покрылся патиной, что Агарь не смогла разобрать знаки. С присущим ей проворством она принесла все необходимое и тщательно очистила ключ. Теперь на нем ясно проступили арабские цифры, о которых говорил Парсонс, и Агарь заметила, что они идут по всему медному стержню. Взяв бумагу и карандаш, она тщательно скопировала их, и у нее получилось следующее:

— Странное нагромождение цифр! — проговорила Агарь, глядя на результат своих трудов. — Интересно, что они означают.

Несведущая в науке расшифровки криптограмм, она была не в состоянии ответить на свой вопрос; и после часа бесполезного изучения у нее заболела голова. Тогда она пронумеровала ключ в соответствии с цифрами на квитанции и спрятала его. Но странность этой истории, странная последовательность цифр с затерявшейся меж ними буквой «H» все время заставляли мысли Агарь возвращаться к ключу. Ее снедало любопытство — прародитель всех великих открытий. Она хотела знать, что это за ключ и что означают цифры на нем. Тем не менее, сколько ни думала, она так и не смогла разгадать загадку. Секрет ключа был для нее секретом сфинкса, столь же загадочным, сколь и непостижимым.

Затем Агарь пришло в голову, что за всем этим может скрываться какая-то история, легенда или традиция, способная пролить свет на тайну цифр. Если бы она узнала эту историю, не исключено, что она могла бы извлечь из нее какую-то подсказку. Во всяком случае, Парсонс говорил о спрятанных богатствах, связанных с разгадкой этого шифра. А пытаться решить задачу, не зная, почему цифры выгравированы на ключе — грубо говоря, то же самое, что ставить телегу впереди лошади. Агарь решила, что телега должна стоять в должном месте, а именно — позади лошади. Другими словами, она решила сперва узнать легенду, связанную с ключом, а уже после попытаться разгадать загадку. Чтобы добраться до истины, надо было увидеть Парсонса.

Не успев до конца продумать свой план, Агарь уже начала воплощать его в жизнь. Оставив ломбард под присмотром Болкера, она отправилась в Кент по тому адресу, который Парсонс велел написать на квитанции. Она взяла с собой ключ на случай, если тот понадобится, и вскоре после полудня оказалась на маленькой сельской станции.

Было так прекрасно вновь оказаться в сельской местности, брести по зеленым тропинкам под арками ветвей орешника, вдохнуть аромат фруктовых садов Кента, пробежать по упругому торфу широких вересковых пустошей, золотых от утесника! Такое приволье раскинулось за станцией, и, как объяснил Агари любезный носильщик, за этими просторами она и должна была найти Дантре-Холл, у ворот которого в симпатичном старинном домике обитал угрюмый мистер Парсонс. Туда и направилась Агарь, но, по правде говоря, из-за прекрасных здешних мест почти забыла о цели своего визита.

В ее жилах заиграла цыганская кровь, когда она пробежала через зеленый луг, и на сердце у нее стало так легко, что оно подпрыгивало в груди. Она забыла скучный ломбард; не думала о Юстасе Лорне; не задумывалась о возвращении Голиафа и о том, что тогда она лишится наследства. Она знала лишь то, что она цыганка, дитя дорог, и хотела вновь войти в свое царство. В таком счастливом расположении духа она увидела красные крыши Дантре-Холла, возвышающиеся над деревьями парка, и вскоре подошла к большим железным воротам. За воротами, рядом с величественной аллеей, она заметила сторожку, в которой обитал Парсонс.

Он сидел снаружи, куря трубку. Несмотря на золотистый солнечный свет, аромат цветов и пение птиц, Парсонс был все так же угрюм. Увидев Агарь, показавшуюся между столбами ворот, он вскочил и буквально бросился к ней.

— Девушка из ломбарда! — прорычал он, как рассерженный медведь. — Что вам нужно?

— В-первых — вежливое обращение, а во-вторых — отдых! — хладнокровно объявила Агарь. — Впустите меня, мистер Парсонс. Я приехала повидаться с вами из-за медного ключа.

— Вы потеряли его? — вскричал грубиян.

— Нет, он у меня в кармане. Но я хотела бы узнать его историю.

— Зачем? — спросил Парсонс и с явным нежеланием открыл ворота.

Не ответив, Агарь прошла мимо него в сад, а потом — на крыльцо его дома, где уселась на стул Парсонса. Старику как будто доставила удовольствие ее бесцеремонность, под стать его собственной грубости, и, закрыв ворота, он подошел к ней и уставился на ее прекрасное лицо.

— Вы красивая женщина и смелая, — медленно проговорил он. — Пройдемте в дом и расскажите, почему вы хотите узнать историю ключа.

Любезно приняв приглашение, Агарь последовала за эксцентричным хозяином в аккуратную маленькую гостиную, обставленную по уродливой моде начала Викторианской эпохи. Стулья и диван были из красного дерева с подушками из конского волоса; в центре комнаты стоял круглый стол с беспорядочно разбросанными книгами с золотым обрезом; зеркало в позолоченной раме над камином было задрапировано зеленой газовой материей. Небрежно оклеенные обоями стены украшали резные гравюры с изображением королевы и принца-консорта, а на видавшем виды ковре темно-зеленого оттенка были изображены разбросанные там и сям красные букетики. В общем и в целом то была болезненно некрасивая комната, от которой содрогнулся бы любой человек с художественным вкусом. Агарь, чей взгляд привык к красоте, именно так и содрогнулась, а потом уселась на самом удобном из уродливых стульев.

— Зачем вы хотите знать историю ключа? — поинтересовался Парсонс, грузно плюхнувшись на шаткий диван.

— Потому что хочу разгадать эту загадку.

Парсонс приподнялся, и лицо его побагровело от гнева.

— Нет, нет! Вы не разгадаете ее… Не должны разгадать! Я никогда не помогу ей разбогатеть!

— Кому вы не поможете разбогатеть? — спросила Агарь, удивленная этой вспышкой.

— Гордячке Марион Дантре! Мой сын любит ее, а она его презирает! Он сходит с ума, а она смеется. Если найдут эту картину, она разбогатеет и начнет еще больше презирать моего бедного Фрэнка.

— Картину? Какую картину?

— Ну, конечно, ту, которая спрятана, — удивленно сказал Парсонс. — Указание на то, где находится тайник, кроется в цифрах на ключе. Если вы найдете картину, ее продадут за тридцать тысяч фунтов, которые достанутся жестокой мисс Дантре.

— Я не совсем понимаю, — сказала не на шутку озадаченная Агарь. — Не могли бы вы рассказать мне всю историю с самого начала?

— Как вам будет угодно, — угрюмо ответил старик. — Расскажу об этом как можно короче. Сквайр Дантре, дед той мисс, о которой я говорил — единственной оставшейся в живых из их семейства, — был очень богат и являлся другом Георга Четвертого. Как и все Дантре, он был негодяем и в эпоху Регентства растратил имущество семьи на разные увеселения. Он продал все картины в Холле, кроме одной — «Рождества Христова» кисти Андреа дель Кастаньо, знаменитого флорентийского художника эпохи Возрождения. Король предложил тридцать тысяч фунтов за это сокровище — он хотел купить эту картину для своей страны. Господин Дантре отказался, так как его мучили угрызения совести из-за того, что он ограбил своего единственного сына. Он хотел оставить картину сыну как единственную вещь, уцелевшую от крушения их состояния. Но шло время, у него почти закончились деньги, и он решил продать и эту последнюю ценность. И тогда картина исчезла.

— Как — исчезла?

— Мой отец спрятал ее, — хладнокровно ответил Парсонс. — Тогда никто об этом не знал, но старик признался на смертном одре, что, решив спасти семью господина от разорения, он спрятал картину, пока сквайр Дантре предавался своим безумным оргиям в Лондоне. Когда мой отец признался, расточительный сквайр был уже мертв, и отец захотел, чтобы сын — отец нынешней мисс Дантре — получил картину и продал ее, дабы вернуть семейное состояние.

— И что, он не сказал, где спрятана картина?

— Нет, он умер в тот миг, когда собирался раскрыть тайну, — сказал Парсонс. — Все, что он смог выговорить, это «Ключ! Ключ!». Тогда я понял, что местоположение тайника указано в ряде цифр, выгравированных на медном ключе. Я пытался понять их смысл, как и мой сын, как и сквайр Дантре и его дочь. Но все было тщетно. Никто не смог разгадать загадку.

— Но почему вы заложили ключ?

— Я сделал это не ради денег, можете не сомневаться! — огрызнулся старик. — Иначе я не взял бы за него жалкий фунт. Нет, я заложил его, чтобы ключ был подальше от моего сына. Он все время размышлял над ним, и я подумал, что он может разгадать загадку и найти картину.

— А почему бы и нет? Разве вы не хотите ее найти?

На лице Парсонса появилось злобное выражение.

— Нет! — резко бросил он. — Потому что у Фрэнка хватит дурости, чтобы отдать картину мисс Дантре, женщине, которая презирает его. Если вы разгадаете загадку, ничего не говорите ему, поскольку я не хочу, чтобы эта гордая шлюха разбогатела.

— Я не могу разгадать загадку, — беспомощно ответила Агарь. — Ваш рассказ нисколько мне не помог.

С этими словами Агарь перевела взгляд на стену за спиной угрюмого старого дворецкого. Там, в рамке из черного дерева, висела одна из тех чудовищных вышивок, над которыми так любили трудиться наши бабушки. То был желтый квадрат с вышитыми на нем — или, скорее, пришитыми — буквами алфавита разного цвета и рядом цифр до двадцати шести. Агарь лениво задумалась, почему тот, кто это вышивал, остановился именно на этой цифре… А потом она заметила, что ряд цифр стоит прямо под рядом букв. Мгновенно в ее мозгу мелькнула мысль о том, что означает надпись на ключе. Шифр был чрезвычайно прост. Нужно было только заменить цифры на буквы.

Агарь вскрикнула, вырвав старого Парсонса из раздумий.

— В чем дело? — спросил он, повернув голову. — На что вы смотрите, девушка? А, — добавил он, проследив за ее взглядом. — Этот образец вышивки. Его сделала моя мать — она была редкостной рукодельницей. Но сейчас она ни при чем. Я хочу знать, что там с этой загадкой.

— Я не могу ее разгадать, — объявила Агарь, придерживаясь собственного плана действий по причинам, которые станут ясны в дальнейшем. — Вы хотите забрать ключ? Он у меня с собой.

— Нет, я не хочу, чтобы ключ получил мой сын и сделал богатой ту гордую суку, разгадав загадку. Держите ключ у себя, пока я не попрошу его вернуть. Что, вы уходите? Не выпьете ли молока?

Предложение было радушным, но Агарь отклонила его, не желая преломлять хлеб со зловредным стариком. Быстро найдя отговорку, она ушла и спустя час уже ехала обратно в Лондон, с ключом от шифра в голове. Образчик вышивки открыл ей тайну, потому что, без сомнения, именно из рукоделия своей жены господин Парсонс шестьдесят лет назад почерпнул идею создания этой криптограммы. В вышивке цифры и буквы были расставлены следующим образом:

и Парсонс просто заменил цифры на буквы. Разгадка была столь очевидной, что Агарь задалась вопросом: почему, имея перед глазами ключ-вышивку, дворецкий так и не смог разгадать тайну.

Вернувшись в ломбард, она проверила свои предположения на цифрах, выгравированных на ключе, и прочла надпись.

А потом задумалась, как теперь лучше поступить.

Было ясно, что неразумно будет рассказать обо всем Парсонсу, ведь он ненавидел мисс Дантре. Если с помощью Агари старик найдет картину, он может снова спрятать ее или уничтожить. Должна ли она рассказать обо всем самой мисс Дантре или Фрэнку Парсонсу — отвергнутому влюбленному?

После некоторых раздумий девушка написала последнему, предложив зайти к ней в ломбард. Она сочувствовала ему, услышав его историю от отца, и хотела сама решить, подходящий ли он претендент на руку мисс Дантре. Если он понравится Агари и она сочтет его достойным человеком, она расскажет ему, как найти картину, и тем самым поможет завоевать руку надменной красавицы. Если же он ей не понравится, Агарь расскажет о своем открытии самой мисс Дантре. Приняв такое решение, она стала спокойно ждать сына дворецкого.

Когда он появился и представился, он понравился Агарь по трем причинам. Во-первых, его красота была верным ключом к благосклонности женщины. Во-вторых, у него была открытая натура и он был достаточно умен. А в-третьих, он и в самом деле был глубоко влюблен в Марион Дантре. Последняя причина оказала на Агарь не меньшее влияние, чем остальные, потому что цыганка была в романтическом возрасте и глубоко интересовалась любовью и влюбленными.

— Крайне странно, что мой отец заложил ключ, — заметил Фрэнк, когда Агарь рассказала ему обо всем, не считая объяснения разгадки тайны.

— Может, это и странно, мистер Парсонс, но для вас это обернулось большой удачей.

— Не вижу почему, — проговорил Фрэнк, приподняв брови.

— Почему? — ответила Агарь, достав ключ из кармана. — Потому что я разгадала секрет.

— Что! Вы знаете, что означает этот ряд цифр?

— Да. Когда я нанесла визит вашему отцу, я увидела вышивку с номерами. Она-то и дала мне подсказку. Я разгадала шифр и теперь знаю, где спрятана картина.

Молодой Парсонс с горящими глазам взвился на ноги.

— Где, где же? — почти прокричал он. — Скажите мне скорее!

— Чтобы вы, без сомнения, передали это мисс Дантре, — невозмутимо заметила Агарь.

Энтузиазм молодого человека мгновенно угас, и он, нахмурившись, сел.

— Что вы знаете о мисс Дантре? — резко спросил он.

— То, что рассказал мне ваш отец, мистер Парсонс. Вы ее любите, но она вас не любит, и за это ваш отец ненавидит ее.

— Знаю, — вздохнул молодой человек. — И очень несправедливо ненавидит. Я буду с вами откровенен, мисс Стэнли.

— Думаю, так будет лучше всего, поскольку ваша судьба в моих руках.

— Моя судьба в ваших руках! Что вы имеете в виду?

Агарь пожала плечами, сожалея о его бестолковости.

— Эта картина стоит тридцать тысяч фунтов, — спокойно сказала она. — А у мисс Дантре нет ничего, кроме разоренного Холла. Если я скажу вам, где найти эту картину, вы сможете изменить ее судьбу и сделать ее относительно богатой женщиной. Далее — вы не можете прочитать шифр, а я могу… Теперь вы понимаете!

Молодой Парсонс открыто рассмеялся над ее исчерпывающим описанием сложившейся ситуации и в то же время слегка покраснел, негодующе отрицая мотив, на который намекнула Агарь и который побудил ее к этой речи.

— Я не охочусь за состоянием, — напрямик сказал он. — Если я узнаю, где находится «Рождество» Кастаньо, я, разумеется, расскажу Мар… Я имею в виду, расскажу мисс Дантре. Но что касается того, чтобы торговаться с ней, заставляя выйти за меня против ее воли, — я скорее умру, чем поступлю так подло!

— Ах, мой милый юноша, боюсь, у вас нет деловых способностей, — сухо заметила Агарь. — Я думала, вы любите леди.

— Вижу, вы полны решимости докопаться до истины. Да, я люблю ее.

— А она любит вас?

Парсонс замялся и снова покраснел в ответ на этот очевидный допрос.

— Да, думаю, что немного любит, — наконец сказал он.

— Хм! То есть очень-очень любит.

— Ну, — лукаво сказал молодой человек, — вы женщина и должны лучше разбираться в женском характере. Вам не кажется?

— Возможно. Но вы забыли, что я никогда не видела эту женщину… Или, вернее, ангела — полагаю, вы называете ее именно так.

— Вы странная девушка!

— А вы — влюбленный молодой человек! — парировала Агарь, передразнивая его тон. — Но время идет. Расскажите мне о своем сватовстве.

— Тут мало что можно рассказать, — печально ответил Фрэнк. — Мой отец, как вы знаете, дворецкий семьи Дантре, но, поскольку семья разорилась во времена Регентства, он не обременен обязанностями. Мисс Дантре — последняя из рода, и все, что у нее осталось, это Холл, несколько акров окрестной земли и небольшой доход от аренды двух весьма отдаленных ферм. Я с детства рос вместе с Марион — я называю ее так, поскольку это имя легче слетает с моих губ — и всегда ее любил. Она тоже любит меня.

— Тогда почему она не вышла за вас замуж?

— Потому что она бедна и я беден. О, мое положение сына ее дворецкого не помешало бы нам, если бы я мог обеспечить ее как свою жену. Но отец всегда отказывался позволить мне получить профессию, обучиться какому-нибудь ремеслу, чтобы зарабатывать на жизнь: он хотел, чтобы я сменил его на посту управляющего имением Дантре. В прежние времена то была хорошая должность, но теперь она ничего не стоит.

— И ваш отец не любит мисс Дантре.

— Да, потому что думает, что она презирает меня, хотя это совсем не так. Но она не позволит сказать ему правду, пока не появится шанс на нашу женитьбу.

— Что ж, — сказала Агарь, доставая бумажку, на которой был написан ряд цифр. — Я собираюсь дать вам этот шанс. Этот шифр очень легкий. Достаточно заменить цифры на буквы, вот и все. А — это один, В — два и так далее.

— Я не совсем понимаю.

— Я покажу. Этот узор надо разделить на числа и над каждым поставить букву. Итак, первое число двадцать, а двадцатая буква алфавита — «Т», двадцать первая буква — «U». Потом идут восемнадцатая и четырнадцатая буквы. Какие именно?

Фрэнк сосчитал.

— «R» и «N», — объявил он после паузы. — А! Понимаю! Первое слово — «turn», повернуть.

— Именно. Записанное с помощью чисел 20, 21, 18, 14. Теперь вы все поняли, можно дальше не объяснять. Вот записанный текст.

Молодой Парсонс взял бумагу и прочел следующее:

— Повернуть ключ в левом глазу восьмого херувима! — недоуменно повторил Парсонс. — Не сомневаюсь, что вы правильно решили задачу, но не понимаю, что означает это предложение.

— Ну, полагаю, оно означает, — довольно резко сказала Агарь, — что в левом глазу какого-то херувима есть замочная скважина, в которую надлежит вставить медный ключ с выгравированными цифрами. Без сомнения, если повернуть ключ, стена откроется и картина будет найдена.

— Какая вы умная девушка! — восхищенно воскликнул Парсонс.

— Я пользуюсь своими мозгами, только и всего, — холодно сказала Агарь. — А вы, боюсь, нет. Как бы то ни было — в Дантре-Холле есть ряд скульптур херувимов?

— Да, есть комната, которую называют Комнатой Херувимов, потому что там есть их вырезанные из камня головы. Но как вы догадались, что голов не одна?

— Потому что буква «Н» соответствует цифре восемь; так что, без сомнения, там больше восьми голов. Все, что нужно сделать, — это взять медный ключ, вставить его в левый глаз восьмого херувима и забрать картину. Тогда вы сможете жениться на мисс Дантре и жить на тридцать тысяч фунтов. Если она так же умна, как вы, вам понадобятся все эти деньги.

Абсолютно глухой к иронии Агарь, Фрэнк ушел, произнеся множество восхищенных и благодарственных слов. Он пообещал дать знать, когда обнаружит картину, и пригласить Агарь в Дантре-Холл, чтобы посмотреть на нее. Потом он уехал, и только тут Агарь вспомнила, что так и не вернула себе фунт залога с процентами. Но она утешила себя тем, что сможет потребовать свой фунт, когда спрятанную картину найдут. Основная сумма и проценты — вот что ей требовалось, потому что Агарь, без сомнения, была деловой женщиной.

В тот же вечер Фрэнк сидел в аккуратной маленькой гостиной со своим суровым отцом. Он побывал в Холле и удостоверился в правильности толкования Агари, обнаружив картину; а еще он увиделся с Марион Дантре и рассказал ей о грядущем счастье. Теперь она сможет выкупить акры, потерянные семьей, восстановить и заново обставить старый дом, занять должное положение в графстве и вновь воцариться в Дантре-Холле как его госпожа. Все это Фрэнк рассказал своему отцу, и старик почернел как ночь.

— Ты сделал ее богатой! — пробормотал он. — Эту гордячку, которая смотрит на тебя как на грязь под ногами!

Фрэнк улыбнулся. Он не рассказал отцу, чем закончился его разговор с Марион, и не собирался делать это сегодня.

— Мы поговорим о Марион и ее гордости завтра, — сказал он, поднимаясь. — А сейчас я иду спать. Но ты уже знаешь, как я обнаружил картину и как она была возвращена Дантре согласно желанию деда.

Когда его сын вышел из комнаты, Люк Парсонс остался сидеть со сложенными руками и тупой болью в сердце. Ему было ненавистно, что женщина, которая отвергла Фрэнка, должна была разбогатеть и восстановить свое положение с помощью человека, которого она презирала. Ах, если бы он мог спрятать картину или даже уничтожить ее! Все, что угодно, лишь бы гордая Марион Дантре не заняла высокое положение, чтобы смотреть сверху вниз на его смышленого мальчика. Парсонс чувствовал: чтобы украсть у нее вновь обретенное богатство, забрать картину, он готов даже на преступление.

А почему бы и нет? Фрэнк оставил на столе медный ключ, который следовало вставить в левый глаз херувима. Из объяснений сына Парсонс понял достаточно, чтобы знать, как следует использовать ключ и как его отец изготовил тайник для картины Кастаньо. Замок и ключ, принадлежавший Карлу Первому, оставил старику его хозяин. Замок, удерживавший на месте панель или часть стены, старик вставил в херувима и сделал в его левом глазу замочную скважину, а потом выгравировал на ключе числа шифра, указывающие, где находится тайник.

Парсонс встал и потянулся за медным ключом. Когда он прикоснулся к ключу, все его угрызения совести окончательно исчезли. Он принял решение немедленно пойти в Холл и уничтожить картину. Тогда Марион Дантре не станет богатой и не сможет извлечь выгоду из секрета, который разгадал Фрэнк. Как станет ясно, Парсонс даже не подозревал, что Агарь приняла участие в расшифровке.

Будучи дворецким, он имел ключи от всех дверей усадьбы и мог войти туда в любое время, когда захочет. Ему захотелось пойти немедленно, и с лампой в руке и складным ножом в кармане он отправился в свой разрушительный поход.

Отперев маленькую боковую дверь, выходящую на большую террасу, он прошел по темным подземным переходам, поднялся на верхний этаж и вскоре оказался в Комнате Херувимов. Это была просторная комната с высоким потолком, обшитая потемневшими от времени дубовыми панелями, на которых были вырезаны фрукты, цветы и листва в духе Гринлинга Гиббонса[23]. Между панелями находились искусно вырезанные головы херувимов с вьющимися волосами и крыльями, скрещенными под подбородком.

Лунный свет проникал в широкие незанавешенные окна, и дикие глаза старика ясно увидели все, что было в комнате. Он торопился закончить свое дело прежде, чем луна зайдет, оставив его в темноте. Размахивая фонарем так, что желтый свет скользил по стенам, Парсонс пересчитал головы херувимов между панелями начиная от двери и был вознагражден, найдя того, которого искал. Левый глаз этого херувима был просверлен, и старик вставил в отверстие старый медный ключ.

Когда он повернул его, послышалось потрескивание, и вся панель повернулась влево. За панелью старик узрел картину Андреа дель Кастаньо. Зрелище оказалось настолько неожиданным, что он с криком отступил и уронил фонарь, который немедленно погас. Но это было не важно, поскольку ему хватало света летней луны. В белом сиянии он вновь зажег свечу, а затем, при ее желтом свете и прохладном мерцании луны, осмотрел шедевр живописи, который хотел уничтожить из-за своей извращенной гордости. Картина была неописуемо прекрасна.

Под низкой крышей тростниковой соломы лежало божественное дитя, протягивая ручонки к Богоматери. С руками, скрещенными на груди в экстатическом восхищении, Мария благоговейно склонилась над ним, и в тусклом мраке смиренного жилища можно было рассмотреть высокую фигуру и голову почтенного Иосифа. Выше раскинулось темно-синее ночное небо, испещренное золотыми мазками, в которых угадывались величественные силуэты ширококрылых ангелов, взирающих на землю. В верхней части картины струился яркий свет, исходящий от Бога, и острый луч устремлялся вниз, превращаясь в белый призрак священного голубя.

Изумительная красота картины заключалась в дисперсии и размещении различного света: этого мягкого свечения, исходившего от Дитя, ореола над склоненной головой Марии, великолепия золотистой атмосферы, окружающей ангелов; и самого высокого и изумительного — неистового белого света, слепящего ужаса, струящегося от невидимого божества. Картина была величественной и возвышенной — мечта восхитительного благочестия, шедевр живописи.

На мгновение Парсонс был ошеломлен прекрасным творением, которое собирался уничтожить. Он едва не отказался от своего злого умысла, чтобы сберечь прекрасное видение, которое с таким блеском предстало перед его судом. Но мысли о Марион и ее презрении, о Фрэнке и его безнадежной любви предали ему решимости. С ненавидящим взглядом он раскрыл нож и занес клинок, чтобы вспороть картину.

— Остановитесь!

Парсонс, вскрикнув, выронил нож и резко повернулся, услышав этот повелительный голос. В дальнем конце комнаты со свечой в руке стояла высокая женщина. На ней был наспех накинутый пеньюар, волосы распущены, ноги босые; она бесшумно и стремительно подошла к дворецкому. Это была Марион Дантре, и глаза ее были полны гнева.

— Что вы делаете здесь посреди ночи? — надменно спросила она угрюмого старика. — Я услышала вскрик, шум падения и спустилась.

— Я хочу уничтожить эту картину, — сквозь зубы пробормотал Парсонс.

— Уничтожить «Рождество» Кастаньо? Отобрать у меня единственный шанс восстановить семейное состояние? Вы безумец.

— Нет, я — отец Фрэнка. Вы презираете его, вы ненавидите его. Благодаря ему вы нашли картину, но теперь…

Он снова занес нож.

— Минуту! — сказала Марион, поняв, что движет Парсонсом. — Если вы уничтожите картину, вы помешаете моему браку с Фрэнком.

— Что?

Нож упал на пол.

— Вы собираетесь выйти замуж за моего мальчика?

— Да. Разве Фрэнк вам не сказал? Когда нынче днем мы с ним вместе нашли картину, он попросил меня стать его женой. И я с превеликой радостью согласилась.

— Но я думал, вы презираете его!

— Презираю его? Я люблю его больше всех на свете! Уходите, мистер Парсонс, и благодарите Бога, что он послал меня, дабы помешать вам совершить преступление. Я отдам эту картину Фрэнку в качестве своего приданого. Он возьмет мое имя, и в Холле снова появится сквайр Дантре.

— О мисс Дантре… Марион… Простите меня! — воскликнул совершенно убитый Парсонс.

— Я вас прощаю. Любовь к Фрэнку заставила вас задумать эту глупость. Но ступайте… ступайте! Вам не подобает находиться здесь в такой час!

Парсонс молча закрыл панель, запер ее и повернулся, чтобы уйти. Но, проходя мимо женщины, он протянул руку.

— Что это? — улыбаясь, спросила Марион.

— Мой свадебный подарок — медный ключ, который дал вам мужа и состояние.