Глава 41

– Лехтенбринк?

Голос Ганса-Ульриха невозможно спутать. Гнусавый, почти простуженный и слишком высокий для шестидесятилетнего профессора.

Эмма узнала бы руководителя отдела судебной медицины Шарите[8] по одному-единственному слову.

Сама же, наоборот, попыталась так изменить голос, чтобы профессор Лехтенбринк не догадался, с кем на самом деле беседует, даже если маловероятно, что он ее помнит. Они редко говорили друг с другом.

– Комиссар криминальной полиции Таня Шмидт. – Эмма представилась именем полицейской, которая ранее допрашивала ее в гостиной. Назвала ему отдел, занимающийся расследованием дела Штайн/Паландт. – Сегодня вечером у вас на столе оказался Антон Паландт, жертва насильственного преступления, произошедшего в Вестенде.

– Откуда у вас этот номер? – сердито спросил Лехтенбринк.

– Он значится в компьютере, – солгала Эмма. На самом деле номер был сохранен под цифрой «9» в быстром наборе их домашнего телефона. Филипп и Лехтенбринк долгое время работали вместе над делом под названием «Пазл»: на протяжении нескольких месяцев серийный убийца оставлял части тела своих жертв в полиэтиленовых пакетах в общественных местах Берлина. На последней неделе, незадолго до поимки преступника, они созванивались почти ежедневно, поэтому личный номер Лехтенбринка все еще был в памяти телефона.

– Безобразие, – возмутился судебный медик. – Этот номер предназначен только для экстренных случаев и нескольких избранных людей. Я требую, чтобы вы его немедленно удалили.

– Я об этом позабочусь, – пообещала Эмма. – Но сейчас, раз уж я дозвонилась…

– Вы звоните в самый разгар вскрытия.

Отлично!

– Послушайте, я правда не хочу мешать. Дело в том, что мы сейчас будем допрашивать виновницу, Эмму Штайн, во второй раз, и было бы невероятно кстати знать причину смерти женщины, которую обнаружили в контейнере для биоотходов.

Фух…

Уже на выдохе она знала, что он клюнул. Судебные медики ненавидят, что в книгах и фильмах их обычно представляют капризными типами, к которым обращаются, когда уже слишком поздно. Им кажется, что их работа недостаточно ценится. При этом они ведь не только разрезают трупы, а часто играют ключевую роль, особенно при допросах свидетелей и подозреваемых. Однажды Лехтенбринк смог доказать виновность преступника просто потому, что его прямо из секционного зала по телефону подключили к комнате, где проводили допрос. Когда убийца пытался представить смерть жертвы как трагический несчастный случай, Лехтенбринк, параллельно с допросом, мог опровергать все доказательства, ссылаясь на результаты исследования телесных повреждений. И сегодня авторитетный эксперт вряд ли захочет упустить возможность сказать свое слово и повлиять на расследование.

– Ну, причина смерти достаточно банальна. Отчет еще неокончателен, но я делаю ставку на множественный отказ внутренних органов вследствие старческой ишемии.

– Вы… издеваетесь? – чуть было не выкрикнула Эмма и от волнения забыла изменить голос для следующего вопроса. – Естественная смерть? Женщину ведь расчленили.

– Postmortem[9]. Похоже на классическое мошенничество, обман соцслужб.

Эмма задалась вопросом, не хватил ли Лехтенбринка апоплексический удар. Или ее саму, потому что слова профессора были лишены смысла, только если он не пытается обмануть ее.

– Классическое мошенничество, когда мошенник с отрубленной голенью забирается в бак для биомусора?

– Ну, не мошенник же. В данном случае это, несомненно, Антон Паландт.

– Не понимаю.

Лехтенбринк снова засопел, но роль опытного ученого, который может научить чему-то наивного полицейского, видимо, нравилась ему все больше.

– Смотрите, фрау Штайн. Я не был на месте преступления, но готов поспорить, что наш преступник живет бедно. Однажды он приехал домой к своей матери, нашел ее мертвой в постели…

– К своей матери? – перебила Эмма Лехтенбринка, который добавил с заметным раздражением:

– Разве я не сказал? Труп в баке для биомусора – с вероятностью, граничащей с достоверностью, – это мать Паландта. Мы еще ждем окончательного анализа челюсти, но жертве в любом случае было за восемьдесят.

Лехтенбринк продолжил объяснять свою теорию, но до Эммы все доносилось глухо, как через вату.

– Во всяком случае, немного поскорбев, сын сказал себе: «Черт, у меня ведь есть доступ к маминому счету. Кто сказал, что я должен звонить в полицию лишь потому, что она умерла?» И он решил официально продлить ее жизнь, чтобы получать ее пенсию.

«У меня ведь нет денег!»

– Соседям он рассказал о длительной зарубежной поездке, курорте или чем-то подобном, но, честно говоря, в Берлине никто не удивится, если пожилой человек вдруг исчезнет из вида. Только запах когда-нибудь обратит на себя внимание, поэтому преступник «хоронит» ее в контейнере для биомусора. Он просто запихивает останки в бак – настоящее свинство во всех отношениях, потому что трупы, как правило, не могут поместиться туда целиком, без ампутации конечностей. Потом ставит контейнер для биоотходов в подвал или сарай, насыпает сверху наполнитель для кошечьего туалета и разбрызгивает тонны освежителя для воздуха. Классика.

«Значит, мой ночной кошмар подсказал мне верный путь», – подумала Эмма.

Паландт оказался не Парикмахером, и она убила не серийного преступника, а вспыльчивого мошенника, самый большой грех которого состоит в том, что из-за нехватки денег он потревожил покой своей усопшей матери.

«Значит, опасность по-прежнему существует!»

Эмма не знала, как ей удалось сдержаться и не выкрикнуть это последнее предложение в трубку.

Ей казалось, что она поблагодарила и быстро попрощалась, но она не помнила ни одного слова. В изнеможении она откинулась на подушки.

«Я убила человека!»

Не Парикмахера!

Паландт не имел к нему ни малейшего отношения.

Его парик, медикаменты, посылка… В паранойе Эмма исказила факты на свой лад, и это стоило невинному человеку жизни.

Эмма закрыла глаза и подумала о крови, которая текла из ран на голове Паландта. Под непрекращающимися ударами ее ножа.

Это, в свою очередь, напомнило ей о луже крови, которую пришлось вытирать сегодня в гостиной.

Самсон!

После пробуждения она ни разу не вспомнила о нем. С робкой надеждой, что хотя бы ему лучше, она набрала номер, чтобы прослушать сообщения голосовой почты. Ее мобильный был конфискован полицией в качестве улики.

– У вас три новых сообщения, – объявил механический голос компьютера.

И правда, первая новость была от доктора Планка, который заверил Эмму, что опасность миновала и Самсон пошел на поправку. Но что еще нужно дождаться окончательных результатов в понедельник, прежде чем его можно будет забрать, и что там с оплатой?

Следующим был Филипп – он озабоченным тоном обещал приехать через несколько минут.

И наконец Эмма услышала еще один голос, настолько возбужденный, что в первый момент не узнала его, потому что Йорго к тому же почти шептал.

– Эмма? Прости меня насчет недавнего. В смысле, что я тебе солгал. Конечно, я передал тебе записку.

Записка!

Про нее Эмма тоже совсем забыла. Телефон пищал, потому что аккумулятор практически разрядился. Нужно было поставить трубку на базу, но тогда Эмма не сможет позвонить. Поэтому она решила спуститься на первый этаж, где, как надеялась, лежал второй, заряженный телефон.

Эмма вылезла из кровати.

– У твоего мужа на мобильном установлена шпионская программа, – говорил Йорго. – Он записывает каждый входящий звонок.

Шпионская программа? Черт возьми, а это что еще означает?

Телефон пропищал три раза, не успела Эмма дойти до двери спальни.

Аккумулятора все-таки хватало еще на одно предложение Йорго:

– Я не хотел, чтобы твой муж узнал о записке, когда прослушает потом наш разговор. Поэтому позвони, пожалуйста, мне на мобильный. Пожалуйста. Это важно. Мы кое-что выяснили. Филипп не хочет тебе говорить, но я думаю, что ты должна знать. В отеле, этом Le Zen…

Пип.

Связь прервалась, и дисплей стал таким же темным, как коридор на первом этаже.

Эмма на ощупь добралась до выключателя, а в голове у нее продолжали звучать последние слова Йорго: «Мы кое-что выяснили…»

Она пошла сначала на кухню, но не нашла второго телефона на базе.

«Филипп не хочет тебе говорить…»

По пути в гостиную голос Йорго умолк, зато Эмме казалось, что в голове у нее снова зажужжала машинка для стрижки волос. Но не постоянно, а короткими, заикающимися интервалами.

«В отеле, этом Le Zen…»

Как дрель.

Как назойливое насекомое.

Эмма подошла к своему письменному столу, на котором сегодня вскрыла посылку Паландта. Домашнего телефона и здесь не нашла, зато обнаружила на столешнице источник жужжания: мобильник Филиппа.

С каждым новым гудком аппарат вертелся в такт виброзвонку. На дисплее зловеще мигало имя звонившего.

Эмма обернулась, но смутное подозрение, что ее муж внезапно возникнет у нее за спиной, не подтвердилось.

Она нерешительно взяла телефон и нажала на значок зеленой трубки, чтобы принять звонок.

– Что вы выяснили в том отеле, Йорго? – робко спросила она.

– Помоги мне! – закричал голос на другом конце провода.