3

С начала расследования этого дела полиция водила прессу за нос. Газетчикам ничего не удавалось узнать.

Всем было известно, что убитая работала в авиакомпании ЕАА, а до этого — воспитательницей в детском приюте церкви святого Гильома. Поэтому газеты старались получить материал в этих учреждениях.

В авиакомпании на все вопросы отвечали стереотипно: Икута Сэцуко поступила к нам сравнительно недавно, и компании о ее личной жизни ничего не известно.

Безусловно, репортеры не упустили случая подробно расспросить сослуживцев убитой.

Те отвечали примерно следующее:

— Сэцуко обладала очень привлекательной внешностью. Но она почему-то была очень замкнутой и мало общалась с нами. Не про покойницу будет сказано, но, кажется, она не совсем хорошо владела английским. По-видимому, она очень тяжело это переживала.

Слов нет, для стюардессы, работающей на международной линии, слабое знание иностранного языка настоящее несчастье. И если учесть, что отношения среди женского персонала экипажей очень сложны, можно себе представить, как она из-за этого мучилась. Некоторые репортеры даже высказывали мнение, что именно это послужило причиной душевной депрессии, приведшей ее к самоубийству. Так говорили, пока думали, что Сэцуко покончила с собой. Некоторые газеты даже писали об этом. Но когда установили, что Сэцуко Икута была убита, дело приняло другой оборот.

Репортеры побывали и в детском приюте.

— Икута была человеком открытого и веселого нрава, добра к детям и усердна в работе, — отзывались о ней сотрудники приюта. — Никаких связей с мужчинами у нее не было, во всяком случае, никто этого не замечал. Она глубоко верила в бога. Вряд ли причина постигшего ее несчастья кроется в любовной трагедии. Разве можно подумать такое про добрую христианку?

Репортеры посетили и тетку Сэцуко, в доме которой она жила раньше.

— Совершенно не представляю, за что Сэцуко могли убить. Просто ума не приложу! Она всегда была скромной девушкой. Я буквально теряюсь в догадках. Никогда я не замечала, чтобы она была в близких отношениях с кем бы то ни было. А переехала она на другую квартиру потому, что, как говорила, ей оттуда удобнее ходить на работу. Но и после этого она часто приходила к нам и очень часто звонила нам по телефону.

Репортеры отправились к квартирохозяйке.

— Икута-сан переехала к нам совсем недавно, так что мне трудно судить о ней. Одно только скажу, милая она была девушка, открытая такая, приятная, веселая. Вот и в тот день она казалась такой радостной. И оделась нарядно, даже наряднее обычного. А мужчины к ней ни разу не приходили. Случалось, конечно, что она не ночевала дома, но в таких случаях она всегда звонила от тетки, где оставалась ночевать. Всегда предупреждала об этом.

Репортеры не оставили без внимания и церковь святого Гильома.

Здесь, как правило, на все вопросы журналистам с неизменной улыбкой отвечал каноник Билье.

— Да, я хорошо знал Икута Сэцуко, ведь она служила воспитательницей в нашем приюте. Она иногда и сюда приходила на мессу. Это была очень скромная женщина и хорошая христианка. Больше мне ничего не известно.

— Ходят разные слухи о причинах этой трагедии, — сказал один из репортеров. — Некоторые считают, что у нее были любовные связи до переезда в Токио; здесь, говорят, и нужно искать причину. Не исповедовалась ли она у кого-нибудь из ваших священников? Не говорила ли о своих горестях?

— Это мне не известно, да и не может быть известно, — ответил отец Билье. — Священнослужитель обязан хранить тайну исповеди, поэтому никто из нас ничего сказать не может.

— Значит, и предположить вы ничего не можете?

— Какие же мы можем строить предположения?

Репортерам оставалось лишь поблагодарить учтивого и внимательного старшего священника.

Так прошло десять дней. Репортеры ежедневно толпились в такакурском полицейском управлении. Каждая газета образовала бригаду по сбору материалов, в которую входили наиболее опытные сотрудники отделов происшествий, специалисты по уголовным делам и репортеры, зарекомендовавшие себя особенно пронырливыми.

С точки зрения газет розыск шел слишком медленно и как бы самотеком. Казалось, что дело зашло в тупик.

Разумеется, репортерам и в голову не могло прийти, что смерть Сэцуко как-то связана с делами церкви. Все священнослужители произвели на них самое благоприятное впечатление. Особенно старший священник, отец Билье, с лица которого не сходило выражение доброты и благочестия. Такое же приятное впечатление оставили и служащие детского приюта.

Мнения репортеров разделились: одни считали, что любовная трагедия девушки возникла еще до поступления на работу в приют, другие — что это произошло, когда она уже стала стюардессой. Газеты самостоятельно проверили знакомства Сэцуко с мужчинами до ее приезда в Токио и установили, что за ней в Осака ухаживали несколько человек, но ни один из них не встречался с ней в последнее время. Ни одна ниточка из ее прошлого не тянулась к преступлению.

Второе предположение казалось более вероятным.

Стюардесс международных рейсов часто толкают на скользкий путь иностранцы. Особенно в пунктах назначения, когда они там отдыхают до обратного рейса. Естественно, что газеты приложили все усилия, чтобы выяснить подробности на месте, но и там никаких следов обнаружено не было.

Казалось, что преступление не будет раскрыто.

К несчастью, в это время в Токио произошло еще несколько убийств, и первый отдел департамента полиции почти всегда пустовал. Все детективы были в разгоне, так что получать информацию было не у кого. Да и сами газеты не могли бесконечно заниматься убийством стюардессы, появились другие, не менее важные дела.

Все это помогло оперативной группе сохранить свои действия в строгой тайне.

Настало время, когда ряды машин с флажками различных газет, в первые дни загромождавшие улицу перед полицейским управлением, поредели.

Так прошел месяц. Конечно, пресса могла предполагать все, что угодно, но на самом деле оперативная группа не теряла времени даром. Просто полицейские перехитрили газетчиков.

На пресс-конференциях начальник первого отдела департамента полиции неизменно сидел с унылым лицом.

— До сих пор, — заявил он, — мы не располагаем никакими новыми данными по этому делу. Правда, кое-что нам удалось выяснить, но пока ничего определенного сказать нельзя, преступник не найден.

— Похоже, что это убийство так и останется нераскрытым, — заметил один из корреспондентов.

— Нет, мы этого не допустим. Полиция приложит все силы, чтобы найти убийцу. Конечно, расследование несколько затянулось, но наберемся терпения, господа! Кстати, вы ведь, насколько мне известно, тоже не сидите сложа руки, может быть, у вас есть какие-нибудь интересные данные? Так вы уж помогите нам! Давайте работать сообща.

Видно, начальник первого отдела был не лишен чувства юмора. Но репортерам казалось, что за шутками он пытается скрыть свое недовольство.

На самом же деле оперативная группа один конец ниточки уже держала в руках. Она тянулась от Икута Сэцуко к «веселому американцу», а от него к церкви святого Гильома.

Начальник группы Сайто попытался поставить на место «американца» одного за другим патеров церкви святого Гильома. Молодых священников в церкви было всего трое. Все они были тайно сфотографированы, а снимки доставлены в гостиницу, где их показали горничным. Две горничные узнали одного из святых отцов.

— Вот этот очень похож на того американца, — в один голос заявили они.

Однако японцы довольно часто не могут отличить одного европейца от другого. Поэтому свидетельства горничных было недостаточно, чтобы утверждать о полном сходстве патера с американцем.

Но как бы то ни было, обе горничные указали на Торбэка.

Церковью святого Гильома занимались два сыщика — старый опытный детектив Фудзисава и его молодой коллега Итимура. Задача у них была сложная. Во-первых, им не следовало попадаться на глаза репортерам. Те не должны были даже догадываться, что за церковью установлен негласный надзор. По главное заключалось в самом наблюдении за церковью. Тут самая незначительная оплошность могла привести к скандалу. И все же Фудзисава и Итимура решили посетить церковь.

Их принял отец Билье.

Фудзисава задал отцу Билье прямой вопрос:

— В сумке убитой был обнаружен конверт срочного письма с обратным адресом вашей церкви. По штампу на марке было установлено, что это письмо отправлено второго апреля, то есть за день до убийства. Вы ничего не можете сказать по этому поводу?

На лице отца Билье отразился испуг. Однако сыщики пока не догадывались об истинной причине его испуга.

— И в конверте было письмо? — спросил отец Билье на отличном японском языке.

— Нет, письма не было. Нашли только конверт.

Тут лицо отца Билье прояснилось.

— Ну, конечно… это письмо отправила наша церковь, — ответил он спокойно.

— Нам хотелось бы знать его содержание. Понимаете, для ясности…

— Разумеется! Там ничего особенного не было, — ответил отец Билье и улыбнулся. — Недавно в нашей церкви состоялось посвящение в сан нового священника. По этому случаю в семинарии был устроен вечер. На такие торжества обычно приглашаются почти все наши прихожане. Думаю, кто-нибудь из патеров отправил приглашение на этот вечер и этой женщине.

— Вот оно что! А, простите, когда был этот вечер?

— Второго апреля. Посвящение в сан — это весьма торжественная церемония, и все священнослужители присутствуют на ней. Приходят, как правило, и все верующие, чтобы поздравить посвященного.

Второе апреля… День исчезновения убитой! Даты совпадают.

— Простите, если не ошибаюсь, убитая одно время служила в вашем детском приюте? Не была ли она дружна с кем-либо из ваших священников?

— Меня уже об этом несколько раз спрашивали, — ответил отец Билье. — Но я могу сказать только одно: отношения между священниками и верующими носят чисто религиозный характер, один дарует слово божье, другой трепетно внимает ему. Все остальное наша вера запрещает.

— Да, но ведь у верующего могут быть различные сомнения, вопросы или какое-нибудь горе… В этом случае верующий обращается к определенному священнику и делится с ним своими переживаниями. Не так ли?

— Да, конечно, такие случаи бывают. Однако личные отношения тут ни при чем. Если, например, верующий хочет поделиться тем, что его мучает, он делает это наедине со священником, в исповедальне. А пастырь никому об этом не рассказывает, словно этого и не было, ибо тайна исповеди нерушима.

— Мы полные невежды в делах вашей религии, так что, если наш вопрос покажется грубым, заранее прошу извинить, — продолжал Фудзисава. — Скажите, пожалуйста, священники и в городе носят рясу?

— Да, всегда. В любом месте патер обязан носить сутану, — твердо ответил отец Билье. Но тут от внимательного взгляда не ускользнуло бы, что по его лицу промелькнула едва заметная тень.

— Так, значит, священники никогда не ходят в обычном мужском платье?

Отец Билье отрицательно покачал головой.

— Служителю нашей церкви не дозволяется иметь личное имущество. Церковь снабжает его всем. Вот и это одеяние дала мне церковь, — отец Билье указал на свою сутану. — Все наши вещи принадлежат ей, а что принадлежит церкви, принадлежит богу. Мы не имеем карманных денег, которые были бы нашей собственностью. В тех случаях, когда мы пользуемся городским транспортом, то необходимую сумму получаем от церкви. Наша утварь, носильные вещи и даже обувь. Одним словом, все. Ни в чем у нас нет нужды.

Сыщики сочувственно закивали.

— Наши перышки, как у воробушка, все при нас, в них родились, в них и умрем… — сострил в заключение отец Билье.

Фудзисава очень хотелось заговорить о гостинице «Кикицуру», но он не решался. Что-нибудь не так скажешь и, чего доброго, рассердишь этим святого отца. Впрочем, упомянуть об этом никогда не будет поздно. Только бы собрать побольше улик.

— Извините, еще один, может быть, нелепый вопрос. Есть ли у вас в церкви машина марки «рено», голубая, номер РИ-5 1184?

— О, вы прекрасно осведомлены! — засмеялся Билье. — Да, есть… старенькая. Все думаем купить что-нибудь поновее, да никак не соберемся, вот и обходимся пока этой.

— Простите, а кто ею пользуется?

— Я. Ну и другие священники тоже. Ведь у нас в церкви все общее. Так что определенного владельца нет…

Отец Билье посмотрел на сыщиков. На дне его ласковых глаз на мгновение вспыхнул беспокойный огонек.