9

Склонившись, они стояли над посылкой, адресованной Рунфельдту.

Валландер видел перед собой лишь груду непонятных проводов, реле и черных крошечных коробочек. Зато у Мартинсона предназначение вещей, заказанных Ёстой Рунфельдтом и полученных на деньги полиции, не вызывало сомнения:

— Очень сложное прослушивающее устройство, — сказал он и взял в руки одну из коробочек.

Валландер взглянул на него с недоверием.

— Ты хочешь сказать, что хитроумное электронное оборудование можно заказать в Буросе по почте?

— По почте можно заказать все, что угодно, — ответил Мартинсон. — Давно прошло то время, когда по почте продавали только второсортные вещи. Может, где-то такая практика и сохранилась. Но это товар первоклассный. Другой вопрос, законно ли продавать подобную аппаратуру. Ее импорт строго контролируется.

Они разложили содержимое коробки на рабочем столе Валландера. Здесь оказалось не только оборудование для прослушивания. К своему немалому изумлению они обнаружили в коробке еще металлический порошок и магнитную кисть. Это могло означать только одно: Ёста Рунфельдт собирался снимать чьи-то отпечатки пальцев.

— Как это понимать? — спросил Валландер.

Мартинсон покачал головой.

— Очень странно.

— Зачем продавцу цветов прослушивающая аппаратура? Шпионить за конкурентами? А что ты скажешь по поводу отпечатков пальцев?

Валландер наморщил лоб. Он не знал, что и думать. Аппаратура стоила дорого. Была сложной. Так сказал Мартинсон. И Валландер доверял его оценке. Предприятие, продавшее аппаратуру, называлось «Секьюр» и находилось в Буросе по адресу Гетэнгсвэген.

— Давай позвоним туда и узнаем, не покупал ли Ёста Рунфельдт у них еще что-нибудь, — предложил Валландер.

— Я думаю, они предпочитают не разглашать сведения о своих клиентах, — ответил Мартинсон. — Кроме того, сейчас суббота, да и рано еще.

— Здесь указан телефон круглосуточной службы заказа, — возразил Валландер и указал на сопроводительный документ, лежавший в коробке с самого верху.

— Там, наверно, автоответчик, — сказал Мартинсон. — Я покупал садовый инвентарь по почтовому заказу тоже в Буросе. Так что мне это все знакомо. Даже не рассчитывай, что там кто-то будет круглосуточно сидеть и ждать твоего звонка.

Валландер разглядывал крохотные микрофончики.

— Неужели их можно продавать? Ты прав, тут нужно основательно разобраться.

— Зачем откладывать? У меня в кабинете есть кое-какие бумаги, как раз на этот счет.

Мартинсон вышел, но скоро вернулся обратно. В руках он держал тонкие брошюрки.

— Информация Главного полицейского управления, — объяснил он. — Полезная вещь, между прочим.

— Я стараюсь по возможности прочитывать, — сказал Валландер. — Но порой мне кажется, что они могли бы рассылать поменьше бумаг.

— Так. Вот документ под названием «Установка прослушивающей аппаратуры как средство получения доказательств виновности», — прочитал Мартинсон и положил на стол одну из брошюр. — А вот это, пожалуй, то, что нам надо. Служебная записка «О прослушивающей аппаратуре».

Мартинсон полистал книжечку. Нашел нужное место и прочитал вслух.

— Шведское законодательство запрещает иметь, продавать и устанавливать прослушивающую аппаратуру, — сказал он. — Это, по-видимому, должно означать, что ее также запрещается производить.

— И, следовательно, у нас есть все основания попросить коллег из Буроса заняться фирмой «Секьюр», — ответил Валландер. — Они торгуют незаконно. И закупают товары незаконно.

— Большинство предприятий, торгующих товарами по почте, — вполне солидные фирмы, — сказал Мартинсон. — Такие, как «Секьюр», — редкость. Я думаю, нам еще «спасибо» скажут за то, что помогли от него избавиться.

— Свяжись с Буросом, — попросил Валландер. — Как можно скорее.

Он вспомнил свое посещение квартиры Ёсты Рунфельдта. Ни в ящиках письменного стола, ни в гардеробе он не видел ничего похожего на такую аппаратуру.

— Надо показать посылку Нюбергу, — сказал он. — А пока будем работать с тем, что есть. Хотя мне все это кажется очень странным.

Мартинсон кивнул. Он тоже не мог объяснить, зачем любителю орхидей прослушивающая аппаратура. Валландер убрал содержимое посылки обратно в коробку.

— Я еду в Лёдинге, — сказал он.

— А я нашел человека, который двадцать с лишним лет назад продавал машины Хольгера Эриксона, — сказал Мартинсон. — Через полчаса мы встречаемся с ним в Сварте. Надеюсь, уж ему-то что-нибудь известно о прошлом Эриксона.

Они расстались в приемной. Валландер нес под мышкой коробку с аппаратурой. Рядом с Эббой он остановился.

— Что сказал отец? — спросил он.

— Просил передать, чтобы ты позвонил, когда освободишься.

Валландер с подозрением посмотрел на Эббу.

— Он сказал это с иронией?

Эбба серьезно взглянула на Валландера.

— Твой отец очень милый человек. И очень уважает твою работу.

Валландер только покачал головой — он хорошо знал, как на самом деле отец относится к его работе. Эбба показала на коробку.

— Я заплатила за посылку свои деньги, — сказала она. — Ведь теперь у полиции нет денег на мелкие расходы.

— Отдай счет мне, — ответил Валландер. — Ничего, если деньги тебе отдадут в понедельник?

Эбба кивнула. Валландер вышел на улицу. Дождь закончился, между облаками появились просветы. День обещал быть ясным и по-осеннему красивым. Валландер выехал из Истада, коробка лежала на заднем сиденье. Сейчас, при солнце, местность уже не казалась такой унылой. На мгновение Валландер даже повеселел. Да, убийство Хольгера Эриксона — это кошмар. Но, возможно, для него есть разумное объяснение. И исчезновение Ёсты Рунфельдта само по себе еще не означает ничего плохого. Кстати, прослушивающая аппаратура, назначение которой Валландер пока не знал, могла парадоксальным образом подтверждать, что он еще жив. Раньше Валландер думал, что Ёста Рунфельдт покончил с собой. Но потом он отбросил это предположение. Радость, с которой Рунфельдт, по словам Ваньи Андерсон, ожидал отъезда, плохо вязалась с драматическим исчезновением и предстоящим самоубийством. Глядя из окна машины на яркие картинки осенней природы, Валландер подумал, что темные демоны порой забирают над ним непозволительно большую власть. Он повернул к дому Хольгера Эриксона и припарковал машину. Навстречу ему двинулся человек, в котором Валландер узнал репортера из «Работы». Валландер вышел, держа под мышкой коробку Рунфельдта. Они поздоровались, репортер указал на коробку:

— У вас в руках решение загадки?

— Ничего подобного.

— А если серьезно? Как идут дела?

— В понедельник будет пресс-конференция. Пока говорить особенно нечего.

— А правда, что его сбросили на заостренные стальные трубы?

Валландер удивленно посмотрел на репортера:

— Кто вам это сказал?

— Один из ваших коллег.

Валландер не поверил ему:

— Вы что-то не поняли. Никаких стальных труб не было.

— Но острия были?

— Острия были.

— Камера пыток в шведском поле?

— Я этого не говорил.

— А что вы скажете?

— Что в понедельник пресс-конференция.

Репортер покачал головой.

— Ну, хоть какой-нибудь материал дайте…

— Мы только начали расследование. Установили, что произошло убийство. Но версий пока нет.

— Совсем?

— Давайте пока оставим этот разговор.

Пришлось репортеру прекратить расспросы. Валландер знал, что на него можно положиться. Это был один из тех редких газетчиков, которые ни разу не извратили слов Валландера.

Он вошел в выложенный камнем двор. Вдалеке у канавы полоскался на ветру целлофановый тент. Ограждения еще не убрали. Возле вышки стоял полицейский. Валландер подумал, что оцепление, наверно, уже снято. Как только он подошел к дому, открылась дверь. На пороге появился Нюберг в пластиковых бахилах.

— Я увидел тебя в окно, — сказал он.

Валландер сразу заметил, что Нюберг пребывает в хорошем настроении. Это сулило удачное начало рабочего дня.

— Я принес тебе коробку, — сказал Валландер. — Хочу, чтобы ты взглянул на нее.

— Она имеет отношение к Хольгеру Эриксону?

— К Ёсте Рунфельдту, хозяину цветочного магазина.

Валландер поставил коробку на письменный стол. Нюберг отодвинул листок со стихотворением в сторону и начал разглядывать содержимое коробки. Он сказал то же, что и Мартинсон. Это действительно аппаратура для подслушивания. Очень хитроумная. Надев на нос маленькие очки, Нюберг стал искать штемпель страны-изготовителя.

— Написано «Сингапур», — сказал он. — Но, скорее всего, это не оттуда.

— А откуда?

— США или Израиль.

— А почему написано «Сингапур»?

— Есть предприятия, которые намеренно занижают свой уровень, в целях конспирации. На самом деле военная промышленность интернациональна. В одних странах производят комплектующие, в других собирают готовую продукцию. В третьих ставят штемпель страны-производителя.

Валландер указал на прибор.

— Для чего он?

— Можно прослушивать квартиру. Или машину.

Валландер недоуменно покачал головой.

— Ёста Рунфельдт торгует цветами. Зачем ему нужна эта штука?

— Найди его и спроси, — посоветовал Нюберг.

Они сложили прибор обратно в коробку. Нюберг высморкался. Только тут Валландер заметил, что он сильно простужен.

— Пожалей себя, — сказал он. — Ты хоть когда-нибудь спишь?

— Все эта чертова глина, — вздохнул Нюберг. — Я простудился, пока стоял там под дождем. Неужели нельзя придумать переносной тент, который бы годился и в наших погодных условиях.

— Напиши об этом заметку для «Шведского полицейского».

— Интересно, когда мне этим заниматься?

Вопрос прозвучал риторически. Они шли по дому.

— Я не нашел ничего интересного, — сказал Нюберг. — По крайней мере, пока. Но здесь полно всяких укромных местечек и уголков.

— Я побуду здесь некоторое время, — сказал Валландер. — Мне нужно оглядеться.

Нюберг вернулся к своим помощникам. Валландер присел у окна. На руку ему падал луч солнца. Кожа все еще была загорелой.

Валландер окинул взглядом большую комнату. Вспомнил про стихотворение. Кто пишет стихи о пестрых дятлах? Он взял листок и еще раз прочел строки, написанные Хольгером Эриксоном. Некоторые фразы ему понравились. В юности Валландер хоть и писал стихи в альбомы одноклассниц, поэзией никогда не увлекался. Линда всегда жаловалась на отсутствие книг в их доме. И была права. Валландер оглядел стены комнаты. Богатый торговец автомобилями. Почти восьмидесяти лет от роду. Пишет стихи. Интересуется птицами. Настолько, чтобы поздно вечером высматривать в небе невидимый косяк. А может не вечером, а на рассвете.

Валландер скользил взглядом по стенам. Луч солнца все так же согревал его левую руку. Вдруг Валландеру вспомнилась фраза из заявления, прочитанного им в полицейском архиве: «По словам Эриксона, дверь взломали ломом или другим аналогичным предметом. Пострадавший, однако, утверждает, что из дома ничего не украдено». И дальше, Валландер покопался в памяти. «Сейф преступники не тронули». Валландер встал и направился к Нюбергу, который в это время находился в спальне. Валландер остановился в дверях.

— Ты здесь видел сейф?

— Нет.

— Должен где-то быть. Давай посмотрим.

Нюберг что-то искал под кроватью. Когда он поднялся, Валландер увидел, что на коленях у него надеты защитные чехлы.

— Ты уверен? — спросил Нюберг. — Странно, что я его не видел.

Они принялись методично обыскивать дом. Через полчаса сейф был найден. Его обнаружил один из помощников Нюберга за плитой в кухне. Плита отодвигалась. Сейф оказался вмонтирован в стену. И имел цифровой код.

— Я, кажется, знаю, где шифр, — сказал Нюберг. — Все-таки Хольгер Эриксон не слишком полагался на свою память.

Они вернулись в комнату. Еще раньше в одном из ящиков письменного стола Нюберг обнаружил листок, на котором были в ряд записаны цифры. Когда Нюберг и Валландер набрали код, замок щелкнул. Нюберг отошел в сторону, давая Валландеру возможность открыть дверцу сейфа.

Валландер заглянул в шкаф. И отшатнулся. Попятился назад, наступив Нюбергу на ногу.

— Что с тобой? — спросил Нюберг. Кивком головы Валландер указал на сейф. Нюберг нагнулся. И тоже вздрогнул. Правда, его реакция была более сдержанной.

— Похоже на человеческую голову, — сказал Нюберг.

Повернувшись к помощнику, который после его слов побелел как полотно, Нюберг попросил его сходить за фонарем. Воцарилось напряженное ожидание. Валландера стало мутить. Он сделал несколько глубоких вдохов. Нюберг вопросительно взглянул на него. Но тут принесли лампу. Нюберг осветил внутренность сейфа. Там действительно находилась голова. С отрубленной шеей, открытыми глазами. Она усохла и сморщилась. Поэтому Нюберг с Валландером сразу не могли определить, обезьяна это или человек. Рядом с головой в сейфе лежали несколько ежедневников и записных книжек. Тут в комнату вошла Анн-Бритт. По наэлектризованной сосредоточенности присутствующих она поняла: что-то случилось. Но спрашивать не стала, просто молча встала сзади.

— Позвать фотографа? — спросил Нюберг.

— Достаточно, если ты сам сделаешь несколько снимков, — ответил Валландер. — Все равно ее нужно оттуда доставать.

Он обернулся к Анн-Бритт.

— В сейфе голова. Высохшая голова человека. А может, обезьяны.

Анн-Бритт наклонилась вперед и заглянула в сейф. Валландер отметил, что она даже не вздрогнула. Чтобы не мешать Нюбергу и его помощнику работать, они вышли из кухни. Валландер заметил, что вспотел.

— Голова в сейфе, — сказала Анн-Бритт. — Неважно, высохшая или невысохшая. Обезьянья или не обезьянья. Что это может значить?

— Похоже, Хольгер Эриксон был личностью даже более сложной, чем мы предполагали, — ответил Валландер.

Они ждали, пока Нюберг с помощью ассистента вынет все из сейфа. Было девять часов. Валландер рассказал Анн-Бритт о посылке из Буроса. Анн-Бритт перебрала содержимое коробки, но тоже не смогла дать ответ на вопрос: «Что это значит?» Решили, что, так как Валландер в прошлый раз торопился, нужно снова и более тщательно осмотреть квартиру Ёсты Рунфельдта. Хорошо бы Нюберг мог послать туда кого-нибудь из своих помощников. Анн-Бритт позвонила в отделение, и узнала, что получен ответ на ее запрос: в датскую полицию за последнее время не поступали сведения об утонувших в море людях. У полиции Мальмё и Морской спасательной службы также нет никаких данных о вынесенных на берег телах утопленников. В половине десятого появился Нюберг, неся перед собой голову и остальные предметы, найденные в сейфе. Валландер отодвинул в сторону стихотворение о пестром дятле. Нюберг поставил голову на стол. Кроме нее в сейфе лежали несколько старых ежедневников, записная книжка и коробка с медалями. Однако внимание присутствующих было приковано к голове. Дневной свет рассеял все их сомнения. Голова принадлежала человеку. Чернокожему. Может быть, ребенку. Или юноше. В увеличительное стекло Нюберг увидел, что в некоторых местах кожу проела моль. Валландер поморщился от отвращения, когда Нюберг, наклонившись, понюхал голову.

— Кто может разбираться в высохших головах? — спросил Валландер.

— Музей этнографии, — ответил Нюберг. — Правда, теперь он, кажется, называется Музей народов. Полицейское управление как-то разослало замечательный справочник. Там написано, куда следует обращаться с разными, даже самыми немыслимыми вопросами.

— Значит, давайте им звонить, — сказал Валландер. — Хоть сегодня и выходной, вдруг удастся отловить какого-нибудь консультанта.

Нюберг принялся заворачивать голову в целлофановый пакет. Анн-Бритт присела к столу и начала перебирать разложенные на нем предметы. Медали, лежащие на шелковой подушечке, были иностранными, с надписью на французском языке. Смысл надписей они не поняли. Нюберга тоже спрашивать не стали. По-английски он еще с грехом пополам изъяснялся, но французского наверняка не знал. Потом взялись за ежедневники. Они были старыми, начала шестидесятых годов. На первой странице стояло имя: «Харальд Бергрен». Валландер вопросительно взглянул на Анн-Бритт. Она покачала головой. До сих пор в материалах расследования это имя не упоминалось. В ежедневниках записей было немного. Отдельные часы. Инициалы. В одном месте крупно: «Х.Е.» Это было 10 февраля 1960 года. Больше тридцати лет назад.

Валландер открыл записную книжку. Увидел испещренные мелкими буквами страницы. И понял, что перед ним дневник. Первая запись относилась к ноябрю 1960 года. Последняя — к июлю 1961 года. Почерк был неразборчивым. Глядя на него, Валландер вспомнил, что так и не зашел к глазному. Он одолжил у Нюберга лупу. Стал перелистывать страницы. Выборочно прочитывал фразы.

— Речь идет о Бельгийском Конго, — сказал он. — Кто-то был там во время войны. Воевал.

— Хольгер Эриксон или Харальд Бергрен?

— Харальд Бергрен. Только кто это такой?

Валландер отложил книжку в сторону. Это важно. Нужно прочитать внимательно и не спеша. Валландер не сомневался, что Анн-Бритт и он думают об одном и том же.

— Сморщенная человеческая голова. Дневник с записями об африканской войне.

— И западня с кольями, — подхватила Анн-Бритт. — Напоминание о войне? У меня, например, эта голова ассоциируется с тем миром, где людей бросают на колья.

— У меня тоже, — ответил Валландер. — Не знаю только, что нам это дает.

— Кто такой Харальд Бергрен?

— А вот это нам нужно побыстрее узнать.

Валландер вспомнил, что как раз сейчас Мартинсон, скорее всего, беседует в Сварте с человеком, долгие годы знавшим Хольгера Эриксона. Он попросил Анн-Бритт позвонить Мартинсону на мобильный. Отныне они должны при всяком удобном случае упоминать Харальда Бергрена, чтобы как можно больше узнать об этом человеке. Анн-Бритт набрала номер. Подождала. Потом отрицательно покачала головой.

— Он отключил телефон.

Валландер рассердился. Как можно отключать телефон во время работы!

Правда, сам он тоже был не без греха. Отключал телефон даже чаще других. По крайней мере, временами. Но Анн-Бритт не стала ему об этом напоминать.

— Я попробую его найти, — сказала она и встала.

— Харальд Бергрен. Надо им заняться. Передай это всей группе.

— Хорошо, сделаю, — пообещала она.

Оставшись один в комнате, Валландер зажег настольную лампу. Он хотел открыть дневник, и тут заметил, что под его кожаной обложкой что-то лежит. Очень осторожно Валландер достал фотографию, черно-белую, захватанную руками и в чем-то испачканную. Один угол оторван. Неизвестный фотограф запечатлел троих парней. Они смеялись в камеру, были молоды и одеты в какую-то униформу. Валландер вспомнил фотографию, стоящую в комнате Ёсты Рунфельдта: тропический ландшафт, и он на фоне огромных орхидей. Здесь природа тоже была явно не шведская. Валландер стал рассматривать фотокарточку в лупу. В момент съемки солнце стояло высоко — предметы на фотографии не отбрасывали теней. Парни сильно загорели. Рубашки расстегнуты, рукава закатаны. У ноги каждого — ружье. Они стоят, прислонившись к камню странной формы. Сзади открытая местность. Почва то ли каменистая, то ли песчаная. Валландер пристально вглядывался в лица. Парням было лет по двадцать-двадцать пять. Перевернув фотографию, Валландер посмотрел на обратную сторону. Ничего. Скорее всего, снимок относился к тому же времени, что и записи в дневнике. Начало шестидесятых годов. На это указывали и прически молодых людей. Все они были коротко стрижены. Хольгера Эриксона среди них быть не могло. В 1960 ему было уже за сорок.

Валландер отложил фотографию в сторону и выдвинул ящик письменного стола. Он вспомнил, что видел здесь конверт с несколькими снимками на паспорт. Достав один, он положил его перед собой на стол. Снимок был сделан недавно. На обороте ручкой стоял год — 1989. Хольгеру Эриксону здесь семьдесят три. Валландер разглядывал его лицо. Острый нос, тонкие губы. Он попытался мысленно убрать морщины и представить, как выглядело это лицо в молодости. Потом снова вернулся к фотографии с изображением трех молодых людей. Он внимательно изучал их лица. Крайний слева чем-то напоминал Хольгера Эриксона. Валландер откинулся назад и закрыл глаза. Хольгер Эриксон умирает в канаве. Мы находим в его сейфе высохшую человеческую голову, дневник и фотографию. Внезапно Валландер открыл глаза и выпрямился на стуле. Он снова вспомнил про взлом, о котором Хольгер Эриксон заявил в полицию за год до смерти. «Сейф преступники не тронули». А вдруг тот, кто забрался в дом, не смог найти сейф — ведь мы тоже обнаружили его не сразу. Содержимое сейфа с тех пор вряд ли изменилось. Может быть, именно оно интересовало преступника. Но попытка не удалась, он решил не возобновлять ее. А год спустя Хольгер Эриксон погиб.

Валландер чувствовал, что какая-то логика в этом есть. Лишь одна вещь не укладывалась у него в голове. Преступник не мог не понимать, что когда Эриксон умрет, его сейф рано или поздно будет обнаружен. В крайнем случае, его найдут те, кто унаследует дом. Но все-таки зацепка появилась. А это уже хорошо.

Он еще раз посмотрел на фотографию. Парни улыбались. Как улыбались все эти тридцать лет. Мелькнула мысль, а не сам ли Хольгер Эриксон фотографировал этих солдат? Но ведь он сколачивал состояние, продавая машины в Истаде, Томелилле и Шёбу, и не ездил в далекую Африку, не воевал там. Или все-таки воевал? Ведь пока им лишь краешком глаза удалось заглянуть в его жизнь.

Валландер задумчиво смотрел на лежащий перед ним дневник. Потом он убрал фотографию в карман куртки, взял дневник и пошел к Нюбергу, который в это время обследовал ванную комнату.

— Дневник я возьму с собой, — сказал Валландер. — Ежедневники оставляю.

— Есть что-нибудь? — спросил Нюберг.

— Думаю, да, — ответил Валландер. — Если меня будут искать, я дома.

Выйдя во двор, он увидел, как несколько полицейских снимают ленты ограждения. Тент убрали еще раньше.

Через час Валландер сидел дома за кухонным столом. И медленно разбирал записи в дневнике. Первая была сделана двадцатого ноября тысяча девятьсот шестидесятого года.