Глава 9

Уверяла, что она вовсе не голодна. Я повел ее в гриль-бар, где Изабелл одолела огромный бифштекс, объяснив, что аппетит вызван рюмкой шерри. Наевшись, начала позевывать, клевать носом. В четверть восьмого я вручил ей ключ от номера, чтобы она поспала там, пока я буду с Джасом.

Несколько минут мне пришлось подождать, прохаживаясь по асфальтированной дорожке. Он приветствовал меня хриплым ворчаньем из-за руля своего огромного «крайслера». Обращаясь с ним, словно с гоночной машиной, Джас погнал его с места в карьер к северу — к резиденции клана Рупертов — в прохладных голубоватых сумерках с угасающим заревом на западе.

Меня охватило удивительное чувство нереальности, застарелое недоумение, что я, собственно, здесь делаю. Я не знал этого крутого старого метиса, не знал его жену и вовсе не собирался настолько вмешиваться в его жизнь. И не заметил даже, как утратил часть своей независимости. Но мне вовсе не улыбалась роль нанятого служащего. В моей арендуемой постели спала очень странная девушка, а где-то в голубоватых сумерках слишком крепкий сон сковал рослую блондинку и некоего профессора.

— Не знает, что я еду, — пробормотал Йомен.

— Да?

— Он никогда не выезжает. Вечером всегда дома.

— Как мне себя вести там, Джас?

— Никак. Будьте рядом. Наблюдайте, слушайте. Потом скажете мне, насколько ему можно доверять и что показалось подозрительным.

— Вы же его знаете лучше меня.

— В отношениях с Уолтером Рупертом это ничего не означает.

Когда мы отмахали километров двадцать от города, мне пришлось выйти, чтобы отворить огромные ворота и, как только Джас миновал их, закрыть. Потом мы проехали еще почти километр, пока добрались до обширного комплекса домов, хижин, амбаров, сараев, хозяйственных строений. Джас остановился перед самым большим домом, и мы вышли. Всюду вокруг била ключом вечерняя жизнь. Из окон струился свет, доносилась музыка, голоса играющих детей, между домами сновали люди. Две машины удалялись по дороге, которая привела нас сюда.

Из полутьмы вынырнул парень, посветил фонариком.

— Мистер Йомен?

— Я к Уолли.

— Одну минуту, господа.

Вернулся через добрых пять минут.

— Я провожу вас в дом, будьте любезны подождать мистера Руперта. Как только освободится, он придет.

Парень завел нас в большую гостиную с двумя каменными каминами, с трофеями, развешанными по стенам, и глубокими кожаными креслами. Указав на небольшой бар в углу, предложил:

— Пожалуйста, выбирайте сами, господа.

Он удалился. Я смешал напитки себе и Джасу. Приняв стакан, он заговорил:

— Никогда не знаешь, как обернутся дела. Если бы мы остались в одной упряжке, он постепенно, старательно, как муравей, вытеснил бы меня из дела. Но все равно, черт возьми, друзей нужно предостерегать хотя бы из приличия.

Я что-то переспросил, но он меня не услышал. Через минуту громко хлопнула дверь — на пороге стоял огромный старик. Широкоплечий, с большим животом и могучей грудью. Одет как поместный князь — в черном костюме, белой рубашке с темным галстуком. Набычившись, он смотрел из-под седых мохнатых бровей, сверкая лысиной под светом люстры. У него был орлиный нос, как у людоеда. От него веяло мужской силой и уверенностью человека, не знающего сомнений. Веяло энергичностью. Племенной бык, возглавляющий свое стадо. Три жены и куча отпрысков были совершенно естественным результатом заключенной в нем энергии.

— Я не очень люблю беспокоить людей, когда они куют свои деньги, — приветствовал его Джас.

Руперт, не спуская с меня взгляда, прошел в комнату, и я ощутил потребность за что-то извиниться.

— Познакомьтесь — это Тревис Макги, — продолжал Джас. — Работает у меня.

Вроде бы кончив меня разглядывать, Руперт подошел к бару и, наполнив стакан содовой без льда, заговорил:

— Я старался вспомнить, когда ты был здесь в последний раз, Джаспер.

У него был отвратный голос, очевидно, что-то не в порядке со связками. Все слова произносил одинаково невыразительно, как говорящий автомат.

— Когда умерла Катрин.

— Давно, — заключил Руперт, усаживаясь в кресло, причем лицо его скрывалось в полутьме.

Джас наклонился к нему.

— До нас дошла одна информация, Уолли. Власти собираются возбудить против меня дело о неуплате налогов. Атака предполагается фронтальная. Выяснилось, что ты сотрудничал с ними.

— Да.

— И ты не мог намекнуть мне об этом?

— Зачем?

— Черт возьми, хотя бы из вежливости!

Руперт, не отвечая, долго молчал, а потом сказал:

— Джаспер, когда-то давно мы помогали друг другу. Не из особой любви. Вместе проворачивали определенные дела. Чтобы выжить. Хотя это были опасные вещи. Нет закона, который определял бы, до какой черты можно жульничать. Сейчас каждый должен защищаться сам, мы не в ответе друг за друга. Ты спрашиваешь, почему я не предпринял какие-то шаги? Конечно. Но какие? Под присягой подтвердил все, что помню. Документов ведь не существует. Тебе это известно. Я согласился ни о чем не предупреждать тебя. Заключил с ними договор, сделку, а она оказалась даже выгоднее, чем я рассчитывал. И теперь я чист перед законом, Джаспер. Меня они не тронут, и тюрьма по мне не плачет. Если тебя обвинят в мошенничестве, я буду свидетелем. Это входит в условия договора.

— Мерзавец! — прошептал Джас.

— Почему ты не смотришь на жизнь реально? Что мне оставалось? Разорить собственную семью, чтобы спасти приятеля? Не будь идиотом, Джаспер. Если бы ты был осторожнее, мог заметить, что они затевают, и вовремя принять меры. Может, и сейчас еще сумеешь выпутаться, если действовать осторожно и не привлекать их внимания.

— На это мне наплевать, — бросил Джас. Я заметил, что его слова смутили Руперта.

— То есть?

— Наверняка, Уолли, ты не все им сказал.

— Не понимаю.

— Наверняка рассказал им вещи, представляющие меня в худшем свете, но умолчал о сделках, в которых мошенничал сам. Если соберут побольше информации, они еще к тебе вернутся.

— Прошу тебя, Джаспер, говори вразумительнее.

— Они собирались говорить с Моной.

— Ну и что?

— Могла она порассказать о тебе? Мона и ее адвокат что-то раскопали.

— Ну и?..

— Они с ней не говорили.

— Значит, еще придут. Смотри, чтоб она не распускала язык. Что бы ни наболтала, тебе навредят больше, чем мне.

— Ты слышал, что она сбежала с тем учителем?

— Да, ходили слухи.

— Никуда они не уезжали. Кто-то убил обоих, но обставил дело, будто сбежали.

После долгой тишины Руперт произнес:

— Теперь понятно, почему ты не поленился сюда приехать. У меня не твой характер, чувства в таких делах ни при чем. Я говорю «нет». Если кто-то представлял для меня опасность и не было другого выхода, я мог бы и убить. Но те действовали так неумело. Раз ты узнал, что она не сбежала, значит, кому-то не повезло. Я не допускаю никакого риска, действую наверняка. Нет, Джаспер, Мона не была для меня опасна. Когда я начал свою игру, решил ничего не скрывать — даже сплетен, с которыми не имел ничего общего и о которых ты никогда не узнаешь. Я понимал, что ты станешь драться. Только теперь их ничем не удивить, что бы ты ни говорил. Все хорошо продумано. Я плохой друг, по твоим меркам. Возможно, и ты не друг.

Джас, рывком поднявшись с кресла, мрачно смотрел сверху на Уолтера Руперта.

— Меня не запугаешь, Уолли. Многие дрожат перед тобой. Все твои люди тебя боятся, ты держишь их в страхе, чтобы, выполняли любое твое желание. Достаточно тебе дать знак — стреляют, не так ли?

— Нет, Джаспер.

— Откуда такая уверенность?

Руперт, прикрыв глаза, размеренно проговорил:

— Мне всегда известно про каждого, что он делает. Это моя забота. Некоторые мои сыновья пытаются хитрить. Мне очень жаль, что твоя жена умерла. Но ни я, ни мои люди не имеют с этим ничего общего. Доброй ночи, Джаспер.

Он не встал, не сказал ни слова, даже головы не повернул, когда мы выходили.

Я ожидал сумасшедшей гонки, но Джас повел машину очень медленно и осмотрительно.

— Что вы обо всем этом думаете? — спросил он.

— Не знаю. Пожалуй, я ему верю. Такое впечатление, что… это очень незаурядный человек.

Джас фыркнул.

— Незаурядный! Другого такого свет не вынес бы.

— Наверное, он здорово подпалил вас в этой истории с налогами.

— Придется покрутиться.

— Не более?

— Возможно, все это вызовет немного вони. И кое во что мне обойдется. Я сберег большую коробку старой документации. Потяну подольше, насколько удастся, а если прижмут по-настоящему, сразу найду те бумаги. Среди них много подлинных, часть — сомнительных, а некоторые свидетельствуют о том, чего вообще не существовало. Это перевернет все следствие с ног на голову, им придется пойти на переговоры. Если их предложения меня не устроят, обнаружу где-нибудь на складе еще две коробки с документацией. Смогу дать работу хоть десятку государственных ревизоров и адвокатов. Может, до конца своей жизни. А там? Кому тогда будет до этого дело?

— Вы вдвоем были хорошая парочка — лиса и ласка.

— Придержите язык, парень!

— А что делали бедняжки из вашего окружения, когда вы что-нибудь проворачивали?

— Стояли по стойке «смирно». Эти всегда стоят навытяжку. Только свистни — и тунеядцы бегут к тебе, аж ноги подламываются. В этом мире или ты берешь, или берут у тебя. Цифры врут, и подсчитывают их обманщики. Позаботься о добром виски, удобной постели и красивой женщине, а остальным нечего забивать голову. Нас здесь, в этом краю, больше ста пятидесяти тысяч, каждому достанется солнышко, но на одного-двух оно посветит раньше, чем остальные поднимут голову с подушки. Так что греби поскорей, пока можно.

— Йоменовская философия.

— До сих пор действовала безотказно.

Он свернул на подъездную дорожку к дому, и, пока глушил мотор, я отреагировал:

— Да, видно, что действовала отлично, Джас. Вы в прекрасной форме.

Пока мы шагали к дверям, он ответил:

— Только не забывайте, как долго я пребываю в этой хорошей форме!

— Мне вы больше понравились, когда рассказывали, как хоронили зайчика, мистер Йомен.

— Не обольщайтесь. Просто я любил эту женщину.

Он остановился, повернувшись ко мне, а я вдруг заметил в полутьме, как метрах в трех за ним от кустов отделилась темная фигура, увидел блеск узкого лезвия в опущенной руке. У меня перехватило дыхание. Значит, нож сведет с ним счеты, разворотит внутренности. С диким криком я рванулся навстречу — это психологическое оружие, неожиданное и нередко эффективное. Оттолкнув плечом Джаса с тротуара, я сделал выпад влево и с размаху прыгнул направо, ударив ногами размытый силуэт. Крепко стукнув его обоими каблуками, перевернулся на четвереньки и снова взревел. Теперь мы оказались лицом к лицу: он, согнувшись и хрипя, хватал воздух, однако, опомнившись и не обращая на меня внимания, кинулся с ножом на Джаса. Тот, дважды выстрелив в лицо нападавшего, отпрыгнул в сторону, как матадор. Парень рухнул без сил, захрипел, задергался в судороге и затих. Нож звякнул об асфальт.

— Господи, ненавижу ножи, — просипел Джас.

Зажглись лампы в доме, послышались взволнованные голоса. Откуда-то примчались двое мужчин, кто-то включил прожекторы перед домом. Мужчины были в форме.

— Мистер Йомен! Мистер Йомен, с вами все в порядке? Что случилось?

— Все нормально. Мне казалось, Фред велел вам охранять дом.

— Мы ведь и охраняли, клянемся!

— Давайте-ка взглянем, кто это.

Кроме прожекторов, зажглись фонарики. Из дома вышли слуги, боязливо держась в отдалении.

— Кто бы он ни был, с ним все кончено, — сказал один из помощников шерифа. — Это вы его застрелили, мистер Йомен?

— Потому что у меня в руке револьвер и этот нож был нацелен в меня? Почему вы сразу решили, что я его застрелил?

— Я же только…

— Молчите, — бросил Джас.

Я подошел поближе — его перевернули на спину. Молодой. Напомаженная прическа безнадежно погублена. Изуродованное лицо, судя по всему, принадлежало мексиканцу, об этом же свидетельствовали узкие брюки, грязная облегающая рубаха с оторванными пуговицами под хлопчатобумажной курткой. Много я их повидал на улицах города, стоящих у стен, уставившихся на вас взглядом, в котором сквозила задиристость вперемешку с душевной слабостью, ленивыми движениями напоминавших повадки кошек.

Осмотрев его карманы, нашли почти сто долларов, скрученных и скрепленных резинкой. Восемьдесят восемь центов мелочью. Желтую пластмассовую расческу. На руке — золотые часы, показывающие время в разных столицах мира. Черные кожаные туфли на толстой резиновой подошве надеты на босу ногу. На пальце перстень из дешевого металла — две переплетенных змеи.

— Может, у него с головой было не все в порядке, если так ревел, — заметил помощник шерифа. — Ты его знаешь, Чарли? Я — нет. А вы его знаете, мистер Йомен…

— Никто не знает, — оборвал его Джас. — Включите радио и вызовите кого-нибудь, чтобы освободить мою территорию. Это мистер Макги. Он все видел. Мой дом за чертой города. Значит, это дело окружной полиции.

— Сэр, может, пройдете в дом и…

— Фред знает, где меня найти, мы с мистером Макги готовы в любое время ответить на вопросы. Поэтому пускай Фред сначала выяснит, что это за бродяга. Пошевеливайтесь! А вы идите в дом! Мигель, сбегай за простыней, прикрой его! Трев, пошли в комнаты, нужно выпить.

Мы зашли внутрь, Джас захлопнул дверь. Всюду горел свет. В камине были приготовлены поленья. Присев на корточки, он поджег дрова и, не поднимаясь, освещенный бликами огня, усмехнулся через плечо со словами:

— С вашим ростом, парень, двигаетесь вы вполне расторопно. В самом деле — молниеносно и очень эффектно. Напугали чуть не до смерти, когда врезались в меня и затрубили, как старый лось.

— Вы тоже времени не теряли.

— Я же не гангстер. Вы мне дали три-четыре секунды. В последнее время ношу его в кобуре за поясом.

Поднявшись с корточек и достав револьвер, протянул его мне.

Я убрал руки.

— Не стоит добавлять хлопот ребятам из лаборатории, Джас.

Отложив револьвер, он покрутил головой:

— Так орать!

— Криком можно сбить противника с толку. Тогда он действует инстинктивно. А иногда пускается наутек.

— Но вы старались сразить его насмерть?

— Если бы удалось.

Подойдя к бару, Джас приготовил напитки, подал мне стакан.

— Думаете, он действительно собирался меня убить?

— Судя по его действиям — да. Целился своей пикой прямо вам в сердце.

— Что ж, вы заработали надбавку.

— Как вам угодно.

В комнате плясали красные отблески. Он подошел к окну, раздвинул шторы.

— Укладывают тело в машину. В таких кварталах сирену в ход не пускают.

Посмотрев на часы, подошел к радиоприемнику возле бара и включил его, говоря:

— Десятичасовые вечерние новости. Сначала идут местные сообщения.

Раздался голос диктора:

«— …полагают, что это профессор Джон Уэбб из университета в Ливингстоне. Как сообщил шериф Фред Бакльберри, он пропал без вести утром в понедельник. Тело обнаружено сегодня к вечеру, когда рабочие окружной дорожной службы к юго-востоку от города разбирали завал на частной дороге, ведущей к даче мистера Джаса Йомена и его супруги. Работы велись по требованию шерифа, чтобы расчистить путь для машины криминальной лаборатории, направляющейся к даче. Мона Йомен, очаровательная супруга Джаспер Йомена, гражданина нашего города, исчезла во вторник. В последний раз ее видели на даче Йомена. Не исключено, что она стала жертвой преступления. По словам шерифа Бакльберри, полиция не объявила об исчезновении профессора Уэбба и миссис Йомен, чтобы ей не мешали в расследовании. Дальнейшие подробности ожидаются в ближайшее время. Причина смерти профессора Уэбба пока не установлена. На этом мы заканчиваем местные сообщения и… простите, только что получена новая информация. Несколько минут назад перед резиденцией мистера Йомена был застрелен неизвестный. Подробности не сообщаются».

Джас выключил приемник.

— Все, с личной жизнью покончено. Теперь будем жить как в витрине на главной улице. Его нашли под глыбой. Значит, заранее подорвали и сбросили на него. Вот вам и причина смерти. И прекрасный способ спрятать труп.

Я попытался определить логику их действий. Тело засыпали обвалом не случайно. Можно было рассчитывать, что дорогу к такой заброшенной даче освободят не сразу. А когда завал все-таки разберут, труп опознают. Надо же, бедняга профессор! Значит, он не уезжал с миссис Йомен! Тогда, наверное, и ее нет в живых! А если этому мерзавцу удалось бы воткнуть нож в того, в кого он целился, возможно, никогда не обнаружилось бы, что жена Джаса опередила его.