Глава 10

Был почти вечер, впереди виднелись очертания Ричмонда, когда я решила позвонить Роуз.

— Доктор Скарпетта, где вы? — Голос моей секретарши был крайне взволнован. — Вы в своей машине?

— Да. В пяти минутах от города.

— Хорошо. Только вам не надо сейчас ехать сразу сюда.

— Что?

— До вас пытается дозвониться лейтенант Марино. Он сказал, что если мне удастся поговорить с вами, передать, чтобы вы позвонили ему в первую очередь. Он сказал, это крайне срочно.

— Роуз, да в чем все-таки дело?

— Вы новости не слушали? А дневную газету не читали?

— Я весь день была в округе Колумбия. Что случилось?

— Сегодня днем был найден мертвым Фрэнк Донахью.

— Начальник тюрьмы? Тот самый Фрэнк Донахью?

— Да.

Не отрывая взгляда от дороги, я вцепилась в руль.

— Что произошло?

— Его застрелили. Пару часов назад был найден в своей машине. Как и Сьюзан.

— Я еду, — сказала я, сворачивая налево и нажимая на газ.

— Не торопитесь. Филдинг уже занимается этим. Прошу вас, позвоните Марино. Вам нужно почитать вчерашнюю газету. Им известно про пули.

— Им?

— Журналистам. Они узнали про пули и взаимосвязь между убийствами Эдди Хита и Сьюзан.

Я позвонила Марино и сообщила, что еду домой. Поставив машину в гараж, я первым делом вытащила из почтового ящика вечернюю газету.

Мне тут же бросилась в глаза фотография улыбающегося Фрэнка Донахью. Рядом была помещена статья под заголовком «УБИЙСТВО НАЧАЛЬНИКА ТЮРЬМЫ». Ниже была еще одна статья с фотографией другого государственного чиновника — с моей. В этой статье в основном речь шла о пулях, извлеченных из тел Хита и Сьюзан, о том, что они были выпущены из одного оружия, и о том, что оба убийства странным образом были связаны со мной. Помимо намеков, опубликованных в «Вашингтон пост», здесь было и кое-что похлеще.

Не веря своим глазам, я прочла о том, что в доме Сьюзан Стори полиция обнаружила конверт с деньгами, на котором были мои отпечатки пальцев. Я проявила «неожиданный интерес» к делу Эдди Хита, явившись незадолго до его смерти в больницу округа Энрико, чтобы осмотреть его раны. Потом я проводила его вскрытие, и именно тогда Сьюзан отказалась стать свидетельницей по его делу и якобы убежала из морга. Когда она менее двух недель спустя была найдена убитой, я появилась на месте происшествия, затем неожиданно отправилась к ее родителям задавать вопросы и настояла на своем присутствии во время аутопсии.

Статья не приписывала мне откровенного злодейства и не указывала его возможных мотивов, но содержавшиеся в ней намеки на мою причастность к делу Сьюзан были одновременно ошарашивающими и вызывающими. У меня могли быть серьезные недочеты в работе. Я забыла взять отпечатки Ронни Джо Уоддела, когда его тело после казни поступило в морг. Недавно я оставила тело убитой жертвы посреди коридора буквально напротив лифта, которым пользовались многочисленные сотрудники, работавшие в том же здании, тем самым ставя под сомнение ряд улик. Я держалась отчужденно со своими коллегами и порой вела себя непредсказуемо. Изменения моей личности увязывались со смертью моего любовника Марка Джеймса. Возможно, Сьюзан, изо дня в день работавшая бок о бок со мной, знала нечто такое, что могло отрицательно сказаться на моей профессиональной карьере. Возможно, я платила ей за молчание.

— Мои отпечатки пальцев? — воскликнула я, стоило Марино появиться у меня в дверях. — Что это за чертовщина с принадлежащими мне отпечатками пальцев?

— Погодите, док.

— По-моему, на этот раз можно уже и в суд подавать. Все зашло слишком далеко.

— Я не думаю, что вам сейчас захочется куда-то подавать.

Вынимая свои сигареты, он шел за мной на кухню, где на столе была разложена вечерняя газета.

— За всем этим стоит Бен Стивенс.

— Док, мне кажется, вам будет интересно послушать то, что я вам скажу.

— Наверняка это он рассказал про пули…

— Черт возьми, док, да послушайте же наконец.

Я села.

— Мне тоже припекает, — начал он. — Я занимаюсь этими делами с вами, и тут вдруг вы становитесь их составной частью. Да, мы действительно нашли в доме Сьюзан конверт. Он оказался в ящике комода под какой-то одеждой. В нем лежали три стодолларовые бумажки. Вэндер пропустил их через свою систему и обнаружил несколько отпечатков. Два из них — ваши. Ваши отпечатки, как и мои, и многих других следователей, находятся в АСИОП для исключительных случаев, например, если мы вдруг оставим свои отпечатки там, где было совершено преступление.

— Я не оставляла отпечатков на местах преступлений. Этому есть логичное объяснение. Должно быть. Может, я бралась за этот конверт где-то в офисе или в морге, и Сьюзан взяла его домой.

— Это явно не служебный конверт, — возразил Марино. — Он в два раза больше обычного и сделан из плотной глянцевой черной бумаги. На нем ничего не написано.

Я посмотрела на него, и в этот момент меня осенило.

— В нем лежал шарфик, который я ей подарила.

— Что за шарфик?

— Моим рождественским подарком Сьюзан был красный шелковый шарфик, купленный мною в Сан-Франциско. По вашему описанию этот конверт похож на тот, в котором он лежал, — черный, из картона или плотной глянцевой бумаги. Он закрывался маленькой золотой пуговкой. Я сама заворачивала подарок. Разумеется, на нем остались мои отпечатки.

— А триста долларов? — спросил Марино, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Про деньги я ничего не знаю.

— Я спрашиваю, почему в том конверте, что вы ей дали, оказались деньги?

— Может быть, она просто куда-то хотела их убрать. Под рукой оказался конверт. Возможно, ей не хотелось его выбрасывать. Не знаю. Не могла же я следить за тем, что она сделает с моим подарком.

— Кто-нибудь видел, как вы дарили ей шарфик? — спросил он.

— Нет. Ее мужа не было дома, когда она распечатала мой конверт.

— Да, он говорит, что не знает ни о каком подарке от вас, кроме розовой пойнсеттии. Он говорит, Сьюзан никак не обмолвилась о том, что вы дарили ей какой-то шарфик.

— Господи, Марино, этот шарфик был на ней в момент убийства.

— Это не объясняет того, откуда он взялся.

— По-моему, вы уже готовы выдвинуть против меня обвинение, — взорвалась я.

— Я ни в чем вас не обвиняю. Вы что, не понимаете? Без этого никуда не денешься. Или вы предпочитаете, чтобы я сейчас здесь с вами полюбезничал, похлопал вас дружески по руке, а потом бы сюда ввалился какой-нибудь другой полицейский и стал напирать с расспросами?

Он встал и принялся расхаживать по кухне, уставившись себе под ноги и засунув руки в карманы.

— Расскажите мне про Донахью, — тихо сказала я.

— Он был убит в своей машине, вероятно, сегодня рано утром. По словам его жены, он выехал из дома около шести пятнадцати. А днем, около половины второго, его «сандерберд» был обнаружен на стоянке возле Дип-Уотер-Терминала с трупом Донахью внутри.

— Это я прочла в газете.

— Послушайте, чем меньше мы будем об этом говорить, тем лучше.

— Почему? Журналисты намекают, что и его я тоже убила?

— Где вы были сегодня утром в шесть пятнадцать, док?

— Я собиралась выезжать из дома в Вашингтон.

— У вас есть свидетели, которые могли бы подтвердить, что вы не разъезжали вокруг Дип-Уотер-Терминала? Это недалеко от офиса судмедэкспертизы, как вам известно. Что-то в двух минутах езды.

— Но это же абсурд.

— Привыкайте. Это только начало. В вас еще Паттерсон вопьется.

До того как стать главным прокурором штата, Рой Паттерсон был одним из самых воинственных и самолюбивых адвокатов по уголовным делам в городе. Мои слова всегда вызывали у него раздражение, так как в большинстве случаев от показаний судмедэксперта отношение присяжных к подзащитному не улучшалось.

— Я никогда не говорил вам, насколько Паттерсон вас терпеть не может? — продолжал Марино. — Вы досаждали ему, когда он был адвокатом: сидели себе невозмутимо в своих строгих костюмах и выставляли его идиотом.

— Он сам выставлял себя идиотом. Я лишь отвечала на его вопросы.

— Не говоря уже о том, что ваш старый дружок, Билл Болтц, был одним из его ближайших приятелей. Думаю, мне не стоит продолжать.

— Да уж, зря вы начали.

— Я лишь знаю, что Паттерсон в вас вцепится. Думаю, он сейчас просто счастлив.

— Марино, вы красный как свекла. Ради Бога, я не хочу, чтобы из-за меня вас хватил удар.

— Давайте вернемся к тому шарфику, который вы, по вашим словам, подарили Сьюзан.

— По моим словам?

— Как называется тот магазин в Сан-Франциско, где вам его продали? — спросил он.

— Это был не магазин.

Продолжая расхаживать, он быстро взглянул на меня.

— Это был уличный базар. Множество киосков и ларьков, в которых продавалась всякая всячина и изделия ручной работы. Типа Ковент-Гардена, — объяснила я.

— У вас остался чек?

— Зачем мне было его сохранять?

— Значит, вы не знаете ни названия ларька, ничего такого. Значит, никак нельзя подтвердить, что вы купили этот шарфик у какого-то умельца или продавца, который пользуется такими черными глянцевыми пакетами.

— Я не могу это подтвердить.

Он продолжал ходить взад-вперед. Я смотрела в окно. На фоне луны проплывали тучи, темные силуэты деревьев качались на ветру. Я поднялась, чтобы закрыть шторы.

Марино остановился.

— Док, мне нужно будет ознакомиться с вашими финансовыми документами. Я не ответила.

— Мне необходимо удостовериться, что вы не брали крупных сумм наличных из банка в последние месяцы.

Я продолжала молчать.

— Вы же не брали, док, верно?

Я встала из-за стола с колотящимся сердцем.

— Вы можете поговорить с моим адвокатом, — ответила я.