Глава одиннадцатая

Сидней дожидался меня в офисе. Вскочив из-за стола, он схватил меня за руку, сжал ее и, подталкивая к креслу, торопливо заговорил:

— Скотт, Вы ужасно выглядите! Вы просто устали! Вам необходимо выпить и несколько часов поспать. Иначе Вы заработаете язву или, не дай Бог, сердечный приступ.

— У меня нет времени болеть. Что сообщают из больницы? Как Грауфорд?

Лорд отпустил мою руку, опустил голову и медленно побрел к столу.

— Скончался, — тихо бросил он, не поворачивая головы. — Около часа назад. Что нам теперь делать. Скотт?

— Этого можно было ожидать. Теперь нам остается ждать. Следующий ход не наш. Теперь за нас возьмется прокуратура. Они могут оспорить решение суда об освобождении Тоби под залог.

Лорд рухнул в кресло.

— Все будет зависеть от судьи. Даже при наличии обвинения в непредумышленном убийстве судья может оставить Тоби на свободе, увеличив сумму залога.

— Что мы можем предпринять в данной ситуации?

— Что Вы имеете в виду?

— Спектакль. Мы можем продолжать? При данных обстоятельствах было бы неразумно потерять то, что мы сейчас имеем — публика валом валит в театр, а нам понадобятся деньги.

Я сидел и молча смотрел на него.

— Не смотрите на меня так! — взвизгнул он. — Что Вы на меня уставились?

— Лорд, — устало вздохнул я, — скажите, Вас интересует что-нибудь, кроме денег?

— Вы говорите так, словно это я виноват в смерти бедного парня. Я чуть с ума не сошел, когда узнал! Но что я могу сделать? Ничего! Вернуть Грауфорда, к сожалению, не в наших силах. В то же время я обязан заботиться о других. Пол Грауфорд умер, с этим ничего не поделаешь! Вы хотите, чтобы я надел траур и лил слезы? А что станет с теми, кто вложил деньги в наше предприятие? Я могу это сделать, но принесет ли это пользу?

— Расслабьтесь, Сид. Сейчас мы ничего не можем сделать. Нужно ждать.

— Чего ждать? — завопил он.

— Дальнейшего развития событий.

— Мы не можем ждать, понимаете Вы это? Не можем! Я не могу отменить спектакль!

— Обещаю — это долго не продлится. Я постараюсь, чтобы дело было рассмотрено в ближайшее время.

— А дальше?

— Суд.

— Вы можете гарантировать, что выиграете?

— Разумеется, нет. Это неразумно. У них полно свидетелей, которые видели, как Тоби на него напал.

— Но это же был несчастный случай. Неужели нельзя убедить в этом присяжных?

— Может быть и можно, но я в это не верю. Слишком крепко мы наступили на хвост прокуратуре. Точнее — помощнику прокурора.

— Вы сможете добиться освобождения Тоби под залог?

— Наверное. Но есть еще кое-кто, кто может повлиять на ход дела.

— Кто именно?

— Некто Мэтью Грауфорд.

— Повлиять? В каком смысле?

— Грауфорд — человек вспыльчивый, неуравновешенный, к тому же он расстроен смертью брата, которого очень любил. Кто знает, что он может выкинуть?

— Тоби в состоянии нанять телохранителя, и не одного.

— Есть еще Эдди Гропер. Я только что беседовал с Лео Бароном, он наотрез отказался. А это означает, что Гропер станет винить в смерти Камилы не кого-то другого, а Тоби.

Лорд застонал:

— Вы предлагали ему деньги?

— Предлагал. Он заявил, что в них не нуждается.

— Бог мой! — взвыл Лорд. — Это — конец!

— Воспользуйтесь моим советом, Сид — готовьте Тоби замену. Я видел этого парня на репетиции — по-моему, он справится.

— Успех спектакля полностью зависит от участия в нем Тоби! Он — звезда! Где я смогу отыскать равноценную замену? Заменить простого исполнителя — одно, заменить звезду — невозможно. Невозможно долго дурачить публику. А отыскать второго Тоби Хаммонда так же реально, как отыскать коммуниста в Ассоциации Промышленников.

— Не знаю, Сид. Это — Ваша проблема. Я со своей стороны сделаю, что смогу, но я не Господь Бог. И не фокусник — я не могу запустить руку в цилиндр и вытащить оттуда новенького Тоби, к которому не станут приставать судьи.

— Вы — наша последняя надежда, Скотт! — Лорд умоляюще сложил руки. — Делайте что угодно, только снимите меня с крючка!

— Я и так делаю, что могу, — огрызнулся я. — Кстати, где Викки? Она знает о Грауфорде?

— Да, она была здесь, когда позвонили из больницы.

— Как она восприняла новость?

— Бедная девочка! Она была безутешна. Но сколько мужества! Она все время не отходила от Тоби, поддерживала его, как могла. Но через час нагрянула целая свора репортеров и набросилась на нее, словно стервятники!

— Где она?

— Я вынужден был дать ей несколько дней отпуска и посоветовал уехать куда-нибудь на время. Иначе эти шакалы попросту растерзали бы ее. Теперь вынужден сидеть у телефона и отвечать на целую кучу идиотских вопросов.

— Она сказала, куда собирается?

— Точно не знаю. По-моему, в Джерси, к отцу. Я не думаю, что репортеры там смогут добраться до нее.

— Так Тоби тоже в курсе?

— Во всяком случае, я ему ничего не говорил. Кто знает, как это известие на него подействует? Еще чего доброго схватится за бутылку, а у него запись на радио. Еще успеет узнать — такое не спрячешь.

— Он должен быть готов к неприятностям. Еще раз говорю Вам: задействуйте дублера, а за Тоби установите самый строгий надзор. Палкой гоните всех от гостиницы!

— Но у него запись!

Бороться с ним было бессмысленно. Сидней не желал ничего понимать, ничего слышать, и думать он тоже не желал. Успех Тоби в последней премьере сослужил ему плохую службу. Лорд решил выжать из ситуации все, что только можно. Прежде всего он оставался продюсером — все остальное отступало на задний план перед надвигающейся угрозой потери прибыли. Лорду грозили крупные финансовые потери, Тоби — потери более ощутимые. Никто не мог сказать, чем кончится судебное разбирательство. Оставалось уповать на то, что судьба будет благосклонна к Тоби Хаммонду. В суде порой всякое случается. Например, свидетель вдруг меняет свои показания или начинает путаться на перекрестном допросе, что производит нужное впечатление на присяжных. Но я понимал, что большинство из них примеряют ситуацию к себе, а здесь у Тоби было очень мало шансов вызвать у них сочувствие. Оставалась популярность. Только она могла повлиять на суд (вдруг среди присяжных отыщется поклонник его таланта?), но рассчитывать на это было безумием. Я слишком много времени провел на судебных заседаниях, чтобы верить в чудеса.

В течение нескольких последующих часов в моем офисе не переставая трезвонил телефон. Кроме того вокруг, словно волчья стая, расположились репортеры десятка газет. Я чувствовал себя загнанным зверем, которому вот-вот воткнут в бок рогатину.

В вечерних выпусках появились первые туманные сообщения, полные намеков и недомолвок. В других жаждали крови. Позже появилось интервью с прокурором, где тот в довольно осторожных выражениях пытался протащить нехитрую мысль, что в Соединенных Штатах закон обязателен для всех без исключения. Далее прокурор пускался в длинные рассуждения о несомненном таланте Тоби, о его бешеной популярности и преданности родному городу, приводя в доказательство несостоявшийся контракт с Голливудом. Далее шли сравнительные выкладки, которые должны были убедить читателей, что сниматься в кино намного выгоднее, чем играть в театре, и что Тоби — великий патриот и бессеребренник.

Странно, — подумал я. — С чего вдруг такая лояльность? На них это совершенно не похоже. Значит, у них есть что-то в запасе, — ударила мысль. — Они что-то готовят и стремятся выглядеть этакими суровыми добряками. Потом они заявят: «Тоби, ты хоть и очень хороший парень, но… извини».

Нужно было срочно узнать, что именно стало известно Мэгоуэну, а в том, что за данной публикацией стоял именно он, я не сомневался.

Я выскочил на улицу, протолкался через толпу репортеров, поймал такси и через двадцать минут был в суде. К счастью, Большое жюри уже собралось на заседание. У меня отлегло от сердца — сегодня они уже ничего не смогут сделать, в противном случае я бы еще сегодня получил уведомление.

Чопорный и преисполненный холодной любезности, Эд Мэгоуэн встретил меня в коридоре и сухим, казенным голосом сообщил, что слушание дела мистера Хаммонда назначено на завтрашнее утро, и мы обязаны явиться не позднее, чем за тридцать минут до начала заседания. Я уверил его в том, что будем непременно, и что он может не волноваться.

— Мне волноваться не с чего, — холодно обронил он. — Волноваться следует Вам, Джордан. — С этими словами он повернулся и ушел.

Судя по тому, что он ни словом не обмолвился об изменении суммы залога, вопрос этот вряд ли подлежал рассмотрению. Это еще больше утвердило меня в самых худших предположениях. Мэгоуэн готовился дать сражение по всем правилам.

Уже смеркалось, когда я вышел из здания суда. Огненный шар солнца опускался за горизонт, в воздухе витала приятная вечерняя прохлада, и я потихоньку направился к себе. Настроение у меня было препаршивейшее. По сути дела, я оказался один на один со всей судебной машиной. Да еще подзуживаемой Мэгоуэном и его соратниками.

Усталый, я добрался до офиса и позвонил Лорду.

— Завтра состоится суд, — сообщил я. — Тоби будет предъявлено обвинение.

— Мы можем что-нибудь сделать?

— Нет. Где Тоби?

— У себя. Я как раз собирался идти к нему — через час начинается спектакль.

— Он уже знает?

— Да.

— Как у него настроение?

— Довольно паршивое. Он никак не ожидал, что простая оплеуха может привести к смерти.

— Смотрите, Лорд! Он может напиться и наделать глупостей.

— Я позволил ему один коктейль для поднятия духа. Он обещал держать себя в руках.

— Ладно, будем надеяться, что на это ума у него хватит. Теперь слушайте меня: Вы должны завтра присутствовать в суде.

— Зачем?

— Сейчас мне некогда объяснять. Поймите — это очень важно. Я позабочусь, чтобы Вам приготовили пропуск.

Несколько минут я сидел, отрешенно глядя в окно и прислушиваясь к гудкам в трубке. Потом опустил ее на рычаг.

За окном была ночь. Кэссиди, поворчав по привычке, сварила мне кофе и отправилась домой — досматривать, как она объяснила, очередную серию очередного бесконечного сериала. Далеко внизу подо мной сновали похожие на муравьев люди, ехали автомобили — огромный город жил, ворочаясь в наступившей темноте, словно исполинское, громко сопящее животное, готовящееся улечься спать.

Люди, за которыми я наблюдал, направлялись сейчас в бары и рестораны, рассаживались в залах кинотеатров и театров, шли на концерты — одним словом — развлекались. Они могли позволить себе это после напряженного трудового дня, и позволяли.

Я — не мог.

Я выбрал себе иную профессию: служение Закону и защиту людей. У множества из них возникали проблемы, и они шли ко мне в надежде отыскать здесь помощь и обрести надежду. Я не мог отмахнуться от их забот потому, что закончился рабочий день, и наступила ночь. Порой доведенный до отчаяния человек приходил ко мне, утратив всякую надежду, полностью сломленный обстоятельствами, уже ни на что не надеющийся, ничему не верящий. А через некоторое время возрождался к жизни…

От размышлений меня оторвал звук открывающейся двери.

Прямо вещественное подтверждение моих мыслей, — улыбнулся я про себя. — Что ж, посмотрим, кого Господь послал мне в этот раз.

Я обернулся. В дверях стояла Лин Харлоу, неестественно прямая, осунувшаяся и бледная, и широко раскрытыми глазами в упор смотрела на меня.

Я молча подошел к столу, подвинул стул, стер с него пыль, сел, перетасовал разложенные на столе бумаги, потом не торопясь закурил и спросил:

— Вы пришли из-за Пола?

— Да, — она едва заметно кивнула. — Совсем недавно узнала.

— И сразу бросились ко мне?

— Я поговорила с Мэтью. Пыталась поговорить, — она нервно сплела пальцы рук. — Он утверждает, что это моя вина.

— Глупости он утверждает, — проворчал я. Встал, отодвинул кресло и предложил ей сесть. Вид у нее был — того и гляди упадет. — Ерунда, — продолжил я, когда она села. — Никто здесь не виноват, а Вы — меньше всех.

— Так не бывает, — покачала она головой. — Человек умер.

— Бывает, — вздохнул я. — Называется — юридический казус.

— Нет. Я согласна с Мэтом — не поведи я себя так с Полом, всего этого кошмара могло бы не быть.

— Пол сам выбрал свою судьбу. Он сам инициировал цепь событий, которые привели его к гибели. Он сам принялся разыскивать Маккея, сам отыскал Викки Гран и принудил ее прийти в этот злополучный кабак…

Лицо ее слегка разгладилось.

— У Вас не найдется сигареты?

Я протянул ей пачку, чиркнул спичкой. Она глубоко затянулась и выдохнула дым через нос.

Что-то странное было в этой девушке, и я не мог понять, что. У нее было все, о чем можно только мечтать: деньги, положение в обществе, целая свита восторженных поклонников, готовых ловить каждое ее слово… Но меня не покидало ощущение, что Лин постоянно испытывает чувство некой неудовлетворенности, что ли. Словно ищет что-то человек, а найти никак не может, и это состояние его гнетет.

— Вы сейчас, думаете, почему я здесь?

Я кивнул:

— Думаю.

— Из-за Мэта. Я боюсь, он совершит какую-нибудь глупость.

— Вы его видели?

— Говорила по телефону. Он бы меня не пустил к себе. Он пьян, пьет целый день.

— Хорошо, я предупрежу Хаммонда.

— У него есть оружие.

— Откуда Вы знаете?

— Видела. Раньше, когда бывала у них дома. Прошу Вас, нужно что-то предпринять. Я не могу… Я очень плохо себя чувствую… Смерть Пола совсем выбила меня из колеи… Но я не хочу, чтобы и у Мэта возникли проблемы. Хватит одного… — Ее подбородок задрожал.

— Знаете что, Лин, отправляйтесь-ка Вы домой, примите успокоительное и постарайтесь хорошенько выспаться. Вот увидите — утром будете чувствовать себя гораздо лучше. А я тем временем посмотрю, что можно сделать. Может быть, попробую поговорить с Мэтом. Пойдемте, я посажу Вас в такси.

На Пятой авеню я остановил машину и распахнул дверцу. Но Лин, как выяснилось, домой не собиралась. Я услышал, как она сказала водителю:

— Центральный Парк, пожалуйста. «Кембридж тауэр».

Что ж, — подумал я, — у богатых свои причуды. Хотя в таком состоянии, в котором находилась она сейчас, вряд ли ее визит доставит радость Роджеру Маккею. Впрочем, это не мое дело.

Такси уехало, и я попробовал добраться до Мэта Грауфорда.

В доме было темно, наружное освещение тоже не горело. Я позвонил — никакого ответа. Позвонил еще раз, еще. Наконец, разозлившись, я вдавил кнопку звонка в стену и держал так целую минуту, результат — тот же. Чертыхнувшись, я отправился домой и оттуда попытался позвонить ему по телефону. Молчание.

Я решил, что Лин несколько приукрасила ситуацию и, скорей всего, Мэтью Грауфорд находится в настоящий момент рядом с телом брата. Так что я отправился в ванную, принял душ, растерся большим банным полотенцем, выпил две таблетки секонала и лег спать. Завтра предстоял тяжелый день.