5

Теперь мы шли медленно, стараясь не отставать друг от друга. Анжела взяла меня за руку, и я почувствовал, как ее бьет дрожь. Пьер громко сопел, держа наготове верный «посох», но вначале ничего особенного не происходило. Коридор казался ровным, чистым, с такими же, как и раньше, полированными стенами.

– Есть! – голос Ансельма прозвучал неожиданно и резко. – Смотрите!

Факелы осветили низкую продолговатую нишу. Анжела охнула, Пьер насупил брови и перекрестился. Мертвец. Оскаленный череп, желтые, распавшиеся кости. Он лежал здесь давно – очень давно.

– А креста-то нет, – внезапно хмыкнул Ансельм. – Ай-яй-яй!

Да, креста не было. Ни здесь, ни в соседних нишах, которые тянулись теперь по обеим сторонам коридора. Мертвецы… Рассыпавшиеся в прах остовы.

– Я видел такое, отец Гильом, – страшный коридор, похоже, лишь взволновал итальянца. – В римских катакомбах! Там есть места, где похоронены язычники. Там тоже нет крестов.

Коридор вел дальше – длинные ряды ниш, заполненные тленом. Кое-где не сохранилось даже костей – лишь груды бесформенного праха.

– Очень старые, – бормотал Ансельм. – Но это люди, отец Гильом. Люди, а не демоны!

Вскоре глаза уже перестали реагировать на то, что находилось в нишах. Наверное, здесь хоронили много столетий. Старое забытое кладбище. Я почувствовал невольное облегчение и одновременно – разочарование. В логове демонов все оказалось слишком привычным.

Внезапно рука Анжелы дернулась. Я невольно остановился и тут же услышал удивленный голос итальянца:

– Отец Гильом! Сюда!

Ниша – такая же, как и все остальные. Но на гладкой стене чьи-то руки начертали крест. Краска еще не успела осыпаться. Ансельм поднес факел ближе и вновь удивленно вскрикнул – над нишей была надпись. Неровные черные буквы – обычные, латинские.

– «По-кой-ся в ми-ре…» – прочитал Пьер и перекрестился. Мы последовали его примеру. Я посмотрел на Анжелу – она стояла, отвернувшись.

– Кто это, дочь моя?

– Нет… Не знаю… Не спрашивайте!

Девушку била дрожь. Я понял – она не скажет. Наверняка знает – но будет молчать.

Факелы осветили нишу. Да, могила не была старой. На костях еще сохранились черные клочья того, что когда-то было кожей. Обрывки ткани, длинные рыжеватые волосы. Женщина.

– Т-а-ак, – Ансельм уже пришел в себя и, наклонившись, принялся рассматривать страшную находку. – Иконка… Оловянная, такие в каждом селе купить можно. Отец Гильом, а креста-то нет!

Вначале я не понял, но затем сообразил. На покойнице я не увидел нательного крестика. Иконка – грубое изображение какого-то святого – лежала возле головы, на правой руке – что-то похожее на браслет. Крестика не было.

– Рыжая… – бормотал Ансельм. – Рыжая! Отец Гильом, да это же…

– Жанна де Гарр.

Несколько минут мы молчали, медленно приходя в себя. Итак, пропавшая девушка мертва. Мертва уже несколько лет. Кто-то спрятал ее труп в этом подземелье, позаботившись о том, чтобы в село вернулась самозванка.

Ансельм вновь принялся разглядывать нишу. Анжела отошла подальше и замерла, отвернувшись к стене. Хотелось расспросить ее, но что-то удерживало. Теперь я понимал, почему ей не хотелось спускаться в подземелье.

– Не вижу… – Ансельм склонился над черепом, затем начал рассматривать кости. – По-моему, повреждений нет. Череп целый.

– Так ничего не скажешь, – возразил я. – Ее могли ударить ножом в сердце.

– Да, конечно… – итальянец выпрямился и протянул мне какую-то вещь. – Вот, браслет!

– Брат Ансельм! – Пьер испуганно отодвинулся. – Грех это!

– Сейчас положим на место! – отмахнулся тот. – Смотрите, отец Гильом!

Стеклянный браслет, темно-синий, с рисунком, выполненным белой краской. Какие-то нелепые цветочки…

– Я запомнил. Положите.

Ансельм еще раз поглядел на находку и не без сожаления вернул ее мертвой хозяйке.

– Итак… – начал я.

– Итак, – подхватил итальянец, – Жанна де Гарр – настоящая – мертва. Наверное, было так – перед свадьбой она бежала в замок, и там…

– С нею что-то случилось, – перебил я.

– Была убита. Ее похоронили тут, но потом почему-то прислали в деревню черноволосую. Зачем?

– А чтобы ее в замке не искать, – внезапно заявил Пьер.

– Точно! – итальянец щелкнул пальцами. – Сеньоры очень не хотят, чтобы туда лишний раз кто-то заглядывал!

Я кивнул – все складывалось. Поссорившись с де Пуаньяком, Жанна поспешила туда, где могла найти защиту. Но нашла смерть. Однако ее продолжали искать. Хотя бы Арман, мечтавший о богатом приданом.

– А почему… почему вы думаете, что это Жанна? – тихо спросила девушка. Мы переглянулись.

– Ну… Если следовать логике, – несколько снисходительно начал итальянец, – это может быть кто угодно. Любая рыжая женщина, носившая синий браслет. Но она погибла несколько лет назад – и несколько лет назад исчезла Жанна. Рыжие больше в округе не пропадали. И еще крестик. Его нет – почему?

Ансельм немного выждал и наставительно закончил:

– А вот почему! Самозванка вернулась в деревню – точнее, пришла – с крестиком Жанны! Ведь ее родные, а возможно, и Арман, помнили, какой крестик был у девушки.

– И все же, – тихо, но упрямо повторила Анжела. – Это может быть и не она.

– Теоретически, – согласился я. – Но есть еще одна примета. Проверим, когда вернемся в Артигат. А сейчас – пойдемте. Брат Петр, прочитайте молитву за упокой души.

Коридор вел дальше, слева и справа темнели ниши, но мы уже не заглядывали туда. Царство смерти… Внезапно я подумал, что где-нибудь здесь может лежать брат Умберто Лючини, посланец Его Высокопреосвященства, Но ни креста, ни надписи мы больше не увидели.

Внезапно факелы высветили черный провал в одной из стен. Проход – высокий, неровный. Над ним – остатки надписи, но буквы оказались тщательно заглажены. Ансельм нахмурился и осторожно шагнул в темноту. Мы с Пьером последовали за ним, держа факелы повыше.

Ступенька, вторая… Небольшая лестница вела в пещеру, похожую на полое яйцо. Высокий свод уходил куда-то вверх, на ровных стенах – уже привычные следы зубила, а внизу…

– Господи! – Пьер отшатнулся. – Кровь Христова! Да что же это?

Бедняга произнес это на «ланг д’уи» с диким нормандским произношением, но винить его за это не стоило. Я и сам еле удержался, чтобы не высказаться по-овернски.

Кости – озеро, море костей… Неровные желтые груды тянулись сколько хватало глаз. Сколько здесь их? Сотни? Тысячи?

«Их» – нелюдей.

– Ого… – Ансельм наклонился, разглядывая громадный, вдвое больше человеческого, череп. – Вот это уже пахнет костром.

Череп и вправду выглядел страшновато – гигантские клыки, огромные глазницы, низкий скошенный лоб. А рядом то, что осталось от рук и ног – вернее – лап. Демоны – родственники того, что свел знакомство с нами.

– А хороши! – итальянец нервно рассмеялся. – И что теперь, отец Гильом?

Я не ответил – просто не знал, что сказать. Повисло молчание, нарушаемое лишь бормотанием Пьера – нормандец читал молитву. Я оглянулся – Анжела стояла на пороге и, не отрывая глаз, глядела на страшную картину.

– Аминь, – я перекрестился. – Кто бы вы ни были, покойтесь с миром. Пойдемте.

Теперь мы шли молча, даже не заметив, как исчезли ниши по бокам коридора, как спуск сменился подъемом, а откуда-то сверху потянуло свежим воздухом. Наконец я остановился.

– Анжела, что там впереди?

Девушка дернула плечами:

– Еще один зал. И выход на поверхность.

– Так ты здесь бывать… бывала? – до Пьера что-то начало доходить. Анжела не ответила, и мы продолжили путь. Подъем стал заметнее, и вот под ногами вместо ровного пола появились ступеньки.

– Стойте! – Ансельм махнул рукой и быстро поднялся наверх. Через минуту в темноте блеснул свет факела:

– Поднимайтесь! Здесь тихо.

Наверху действительно было тихо. Небольшой зал, пол которого был засыпан камнями – старыми, покрытыми пылью, и другими, принесенными сюда совсем недавно. Больше ничего тут не оказалось. Факелы почти догорели, и я приказал оставить лишь один. Искать здесь нечего – проход темнел прямо перед нами. Правда, справа я заметил какую-то нишу, но туда заглядывать явно не имело смысла.

– Отдохнем, – решил я. – Брат Петр, доставайте сухари.

Разговаривать не хотелось, даже неугомонный Ансельм приутих. Увиденное уже не казалось чем-то страшным, удивление сменилось совсем иным чувством – печалью и сосредоточенностью, как это обычно бывает, когда возвращаешься с кладбища. Да, дэрги были. Нелепые косматые чудища, способные превращаться в людей. Долго – может, сотни лет, они жили здесь, чтобы исчезнуть навсегда. А потом тут появились их далекие потомки, искавшие места, где можно укрыться от нас – людей.

– Артур, – внезапно проговорил Ансельм, – Арктурос… Теперь вы понимаете, отец Гильом, почему он – Медведь?

Я представил себе Круглый Стол, благородных рыцарей – и чудище, восседающее среди них.

– А ведь мы об этом читали, отец Гильом! Недаром его рыцари многие годы проводили в лесу! Его сестра Моргана – колдунья…

– Брат Ансельм! – вздохнул я. – Это же легенды!

– Легенды? Помните, что говорил сеньор Гуго? Артур – не чистый логр, может, даже – не Пендрагон. Грааль был ему недоступен. А кто нашел Грааль? Кто-то из рыцарей Стола? Нет! Анжела, вы помните?

– О чем вы, отец Ансельм? – устало вздохнула девушка. – Кажется, его нашел Персиваль.

– Верно! А он родился и жил в лесу. Дикарь! Как это?.. «А королевский мальчик рос в своем глухом уединении, вдали от рыцарских забав. Из королевских игр одна была ему разрешена: к лесным прислушиваться звукам, бродил он с самодельным луком и, натянувши тетиву, пускал он стрелы в синеву…» И в то же время при первой же схватке он убивает Красного Итера, причем без оружия!

– Брат Ансельм! – воззвал я. – Если вы вспомнили легенду, вспомните и то, что Персиваль был очень красив.

– В человеческом обличье! А в бою наводил ужас! А почему он был допущен к Граалю? Он же не праведник! За три года – две жены, не считая просто… Его допустили к Граалю потому, что он был родным племянником Анфортаса, Короля-Рыболова. Грааль должны были хранить истинные логры!

– Грааль – священная реликвия есть, – внезапно заговорил Пьер. – Отец Сугерий нам все рассказывать. Грааль – чаша, из которой Господь на Тайной Вечере пил. Как могут оборотни Грааль хранить? Побойся Бога, брат!

Ансельм, похоже, порывался возразить, но аргументы нормандца оказались слишком весомыми. Да, фантазии завели парня слишком далеко. Нелюди хранят Грааль! Если, конечно, Грааль – действительно чаша Христа, а не что-то другое. Ведь говорят же, что это был волшебный котел из хрусталя…

Было о чем подумать. Я прикрыл глаза – и вдруг заметил, что сквозь веки пробивается слабый свет. Да, в зале уже не было темно, хотя факел почти догорел. Я немного вижу в темноте, но теперь не приходилось вглядываться в черный мрак. Воздух светился, и я уже мог разглядеть весь зал – неровные стены, камни на полу. Свет шел откуда-то сзади. Я оглянулся.

Черная ниша исчезла. Вместо нее я увидел светящуюся дверь – высокую, куда выше человеческого роста. Свет был странный – белый, но не холодный, непохожий на мертвое свечение болота или кладбища.

– Брат Ансельм, – я повернулся и указал на дверь. – Видите?

Парень несколько мгновений вглядывался, затем удивленно пожал плечами.

– Нет. Темно, факел сейчас погаснет…

На миг стало страшно. Он не видит. Ни он, ни другие. Снова я сумел заметить нечто, доступное лишь…

Кому? Нечисти?

Я поманил Ансельма и прикоснулся к его руке.

– О Господи!

Ансельм перекрестился. Я поспешил убрать руку и услышал облегченный вздох.

– Предупредили бы, отец Гильом! А красиво!

– Чего красиво? – поинтересовался Пьер. Мы переглянулись. Я покачал головой – посвящать простодушного нормандца в нашу тайну не стоит. По крайней мере, пока.

– Там ниша, – я встал. – Мы с братом Ансельмом посмотрим.

Вблизи свет не казался таким ярким. На миг подумалось, что в потолке просто пробит колодец, выводящий наверх. Но тут же понял – нет, это не дневной свет. Да и ниша оказалась не нишей, а узким коридором, кончавшимся глухой стеной. Короткий коридор, шагов десять, не больше.

– Надо посмотреть, – я кивнул Ансельму и осторожно переступил порог…

Ничего не произошло. Слева и справа – гладкие стены, пол, покрытый толстым слоем пыли. Я огляделся, пытаясь найти источник света, но тщетно. Казалось, светится воздух. Вздохнув поглубже, я почувствовал необычную свежесть, словно где-то рядом только что отгремела гроза.

Я сделал еще шаг и вдруг замер, еле удержавшись, чтобы не броситься назад. Я был не один – у стены, в конце коридора, медленно проступал темный силуэт.

Руки сразу же стали ледяными, в висках застучала кровь, сердце замерло. Медленно, медленно, стараясь не сделать лишнего движения, я снял с груди крест.

– Во имя Господа нашего Иисуса Христа! Изыди!

Ничего не изменилось – темный силуэт остался на месте. Я уже видел – это не демон. Человек – или нечто в человеческом подобии. Я перекрестился, шагнул вперед, и в тот же миг он пошел мне навстречу.

…Шаг, еще шаг… Мы шли, двигаясь одновременно, и на мгновенье показалось, что передо мной – зеркало. Но, конечно, это не так. Тот, кто шел мне навстречу, был не я, хотя что-то знакомое я уже мог разглядеть. Блестящая кольчуга, золоченый шлем, сабля на боку… Сарацин! Страх исчез, в душе проснулся старый, забытый азарт. Значит, и сюда добрались! У меня не было меча, не было даже кинжала, но я не боялся. Давай, парень, кем бы ты ни был! Не страшился я вас живых, не испугаюсь и призраков!

Мы прошли уже половину расстояния, и я смог разглядеть его лицо. Молодой парень – не старше Ансельма. Что-то знакомое было в этих чертах, что-то уже виденное. Призрак был похож на того, кто так часто мне снился – на проклятого Имадеддина, – такого, каким я увидел его впервые под Мосулом. С ним бы я охотно повидался – даже без оружия, даже с призраком. Но это был не он. И в то же время я уже видел это лицо, эти знакомые глаза…

Еще шаг, еще – и мы уже стояли лицом к лицу. Теперь ясно – передо мной не человек, не оборотень – призрак. Сквозь кольчугу неясно проступала каменная стена коридора. Я улыбнулся, он тоже, и тут наши глаза встретились…

Да, я уже видел его. Во сне – когда я гнался за вертким атабеком, но настиг совсем другого – того, кто стоял теперь передо мной. Значит, сон… Но внезапно я почувствовал, что рука, сжимавшая крест, дрогнула.

Я вспомнил. Наконец-то вспомнил!

Конечно, он приходил ко мне во сне. Но я видел это лицо и раньше, так же ясно, как и сейчас. Видел в зеркале – в дорогом багдадском зеркале, куда заставляло меня заглядывать молодое тщеславие. Лицо – мое лицо.

Мы стояли, глядя друг другу в глаза. Я, смиренный сын Сен-Дени, чья жизнь плохо ли, хорошо, но уже прожита, и я же – молодой, еще не знающий сомнений, не ведающий, что такое боль. Правда, вместо белого плаща с малиновым крестом на мне были поганые сарацинские доспехи, и на левой щеке почему-то отсутствовал шрам – память о ране, полученной еще в детстве, на первой моей охоте…

– Кто ты?

Призрак молчал, начиная постепенно бледнеть. Я – другой, исчезал, растворяясь в золотистом свечении.

– Отец Гильом!

Голос Ансельма заставил очнуться. Я бросил последний взгляд на опустевший коридор и повернул назад.

– Что там было? Вы с кем-то разговаривали?

– Да. Пойдем, брат Ансельм!

– Что там у вас быть? – воззвал Пьер. – Мне идти к туда?

Мы в два голоса поспешили остановить порыв достойного нормандца. Я заметил, что Ансельм явно не желает уходить.

– Вы видели призрак? Да? Я читал в одной книге о пещере, где можно встретиться с чем-то самым важным в твоей жизни. Там описывался золотистый свет… Отец Гильом, я тоже хочу попробовать!

– Ты же ничего не увидишь, брат Ансельм!

– Я – нет, – усмехнулся он. – Зато вы увидите!

Менее всего хотелось впутывать в такое дело Ансельма, но я решил не спорить, иначе наша перепалка привлечет внимание остальных. Итальянец перекрестился, пробормотал короткую молитву и шагнул в светящуюся дверь. Я стал у входа.

Темный силуэт возник почти мгновенно. Я сразу же понял – это не двойник Ансельма. Призрак был выше ростом, шире в плечах, его лицо – немолодое, с глубокими морщинами на лбу – обрамляла темная борода. Но все же чем-то они были схожи. Итальянец шел медленно, на ощупь, и так же медленно приближался тот, другой. И тут я заметил то, что, хвала Господу, не мог увидеть Ансельм. Лицо, руки, грудь призрака покрывала черная, засохшая кровь. Скрюченные пальцы с желтыми ногтями впились в ладони. Навстречу Ансельму шел мертвец!

Шаг, еще один… Теперь они стояли лицом к лицу посредине коридора, и я поспешил крикнуть: «Стой!» Кто знает, что будет, если переступить невидимую черту? Я слышал неровное дыхание парня – он что-то чувствовал, хотя и не мог видеть. Несколько мгновений они стояли друг против друга, и вдруг рука призрака начала медленно подниматься. Желтые пальцы распрямились. Странный, неуверенный жест – призрак перекрестил парня, затем окровавленное лицо оскалилось и видение начало таять.

Ансельм все еще стоял у невидимой черты, а я, не решаясь позвать его, пытался сообразить, что делать дальше. Сказать правду? Но я уже знал – нельзя. Молодой парень не зря надел ризу, уйдя от своего прошлого. А теперь прошлое пришло за ним. Кто этот чернобородый? Друг, покровитель? Или враг, простивший его перед смертью? В любом случае следовало молчать. Нет, хуже, следовало солгать. И солгать умно – иначе он поймет.

– Возвращайся, сын мой!

И тут я заметил, что впервые назвал Ансельма «сыном».

– Ну, что там было, отец Гильом? – по тону, нетерпеливому, даже азартному, я с облегчением сообразил, что он ничего не видел и не понял. И слава Богу.

– Я немного испугался. Особенно вначале…

– И не зря, – хмыкнул я. – А ты великий грешник, брат Ансельм! Мне даже негоже говорить, что ты мог увидеть! Ай-яй-яй!

«Ай-яй-яй!» – которое так часто произносил итальянец, заставило его смутиться.

– Не знаю, прошлое или будущее приходило за тобой, но бенедиктинцу негоже иметь такое прошлое, а тем более – такое будущее.

– Женщина?

Я облегченно вздохнул – он клюнул. Оставалось довести дело до конца.

– Твоя догадливость подтверждает, что ты действительно великий грешник. И хватит об этом.

Я неторопливо направился к поджидавшим нас Анжеле и Пьеру. Ансельм заспешил:

– А какая она? Молодая?

– Брат мой! – я перешел на шепот. – Не забыл ли ты устав Святого Бенедикта? Даже если я осмелился взглянуть на нее, то и не подумаю описывать ее прелести. И вообще, отбились вы от рук!

Итальянец смутился и погрузился в раздумья. Нехорошо, когда молодой монах думает о призраке некой прекрасной донны. Но это лучше, чем напоминать ему об окровавленном мертвеце, поднимающем мертвую длань для благословения.

– И чего там быть? – нетерпеливо поинтересовался Пьер. – Чего вы меня не пускать?

– Там в камне проход быть, – хмыкнул Ансельм. – Проход очень узкий быть. Мы по нему туда-сюда иттить. В оном проходе мы никого не встречать.

Нормандец обиженно отвернулся, а я еле удержался, чтобы не дать Ансельму подзатыльник.

– Ну что, пора? – поинтересовался итальянец. – Отец Гильом, кажется, мы недалеко от выхода. Чувствуете – воздух?

Из прохода, темневшего перед нами, действительно веяло свежим ветром. Я велел зажечь оставшиеся факелы.

– Пора.

Брат Петр неторопливо поднялся, но Анжела осталась на месте.

– Дочь моя, – сказал я. – Надо идти.

– Нет… Отец Гильом, давайте вернемся! Мы уже знаем дорогу…

Я удивился – совсем недавно она боялась спуститься в подземелье, где лежат стылые остовы. А теперь…

– А что там впереди? – тут же поинтересовался Ансельм. – Анжела, да не темни!

– Нет! Нет! – в ее голосе вновь слышался страх. – Лучше назад!

– Это ты из-за призраков? – Пьер внушительно качнул «посохом». – Дочь моя, их не надо боять… бояться. С нами отец Гильом есть.

– Вы не понимаете! Это не призраки людей.

Мы переглянулись. Братьям-бенедиктинцам не страшны привидения, но что-то в ее словах заставляло насторожиться.

– А, ты про этих… черных? – вспомнил Ансельм. – Отец Гильом, как думаете?

Что было думать? Там, за толщей камня, уже вечерело. Значит, возвращаться через подземелье мертвецов придется в такое время, когда и на деревенское кладбище заходить не стоит. Под звездным небом как-то спокойнее.

– Пойдем вперед, – решил я. – И да поможет нам Святой Бенедикт!

Анжела больше не спорила, но я чувствовал – ей не по себе. Мне самому хотелось поскорее покинуть мрачное подземелье, и я в который раз пожалел, что девушка не желает ничего рассказывать. Она бывала здесь – и, похоже, не раз. Выходит, Тино-жонглер был постоянным гостем в этих местах?..