АЙН

«В Микасу»

В Микасу я прибыл после полудня. Первым, кто меня встретил, был Прет. Мое отсутствие еще скрывали, но геквет был готов завтра же начать розыски. Пришлось выслушать все, что он думает по поводу моих похождений и твердо обещать в дальнейшем не выезжать без охраны. Наконец, он несколько успокоился, предложив тут же снять охрану с покоев Дейотары. Я не возражал, но разговор с сестричкой решил отложить на потом. Мне следовало успокоиться, ей – тоже.

Прет был не прочь услышать о том, где пропадал и что поделывал микенский ванакт, но я предпочел не торопиться. Прежде всего следовало поговорить с богоравным Эрифом. Я распорядился послать за ним десяток стражников, но оказалось, что жрец уже ждет. Велев провести его в мои покои, я на всякий случай прицепил к поясу кинжал и приказал поставить у дверей дюжину шардана.

Увидев меня, богоравный Эриф расплылся в улыбке. Я решил, что первый же смешок вобью ему в глотку вместе с зубами, но жрец явно обладал неплохим чутьем.

– Радуйся, ванакт! – пухлое лицо лучилось благожелательностью. – Вижу, великий Дий, Отец богов, был к тебе милостив.

Я понял – он все знает. Неизвестно как, откуда – но знает. Я вздохнул и мысленно сосчитал до десяти.

– Не хотелось бы ссориться, жрец...

– Ссора со мной – пустяк, – улыбка исчезла, глаза стали серьезными, лишь в глубине по-прежнему светилась насмешка. – Но с Дием, Отцом богов, тебе и вправду ссориться не с руки.

Он был явно готов к разговору.

– Убийства должны прекратиться, жрец, – я посмотрел ему прямо в глаза, заметив, как медленно гаснет его усмешка. – Храмовая стража должна быть распущена.

– Это все? – он задумался, затем, не выдержав, хихикнул:

– Ты и вправду мудр, ванакт. Когда-то твой отец в подобной же ситуации решил отправить моего предшественника в царство Гадеса.

Я вспомнил рассказ Рексенора – кажется, тот не врал.

– Людей больше не будут убивать, – повторил я. – Оставь в покое сельских знахарей и колдунов! Они – не враги Дию.

– Ошибаешься, ванакт, – жрец покачал головой. – Рексенор, которого, думаю, мы скоро увидим на кресте – дурак и вел себя по-дурацки. То, что он поднял на тебя руку – глупость, и за нее он расплатится. Но он делал то, что нужно Микенам. Да, в Старых никто уже не верит, но знахари и колдуны слишком чтят всякую нежить, а это опасно. Чтить должны Дия, ведь он – воплощение Единого, в Которого веришь ты, и в Которого верю я.

Надеюсь, он ничего не смог прочесть на моем лице. Они убивали во имя Единого – что может быть страшнее!

– Мы оба верим в Единого, ванакт. Но толпе нужны идолы. Так пусть же они поверят в Царя над богами! Когда-нибудь они смогут принять правду. А те, которых ты защищаешь, отдаляют этот день.

– Единому не нужны аресты и казни, жрец! – не выдержал я.

– Аресты? – его маленькие глазки удивленно моргнули. – Месяц-другой – и народ сам передушил бы всех колдунов, а заодно кое-кого из жрецов, слишком преданных своим божкам. А ты бы навел порядок и прослыл мудрым и справедливым.

– Мне не нужна такая слава, жрец. И я не хочу, чтобы людей убивали на алтарях Дия, Поседайона – или кого-нибудь еще.

Эриф покачал головой:

– И я не хочу, ванакт. Но мне нужны помощники, а многие из них, подобно Рексенору, верят в полезность кровавых жертв. Всему свое время, ванакт... Ладно, ты больше ничего не услышишь об этом.

Обещание звучало двусмысленно, но я понял – большего не добиться.

– Храмовая стража, – напомнил я.

– Ты поставишь своих гекветов, – улыбнулся Эриф. – Храмы нуждаются в охране – тут ничего не поделаешь.

Я задумался. Кое-чего я все же достиг. Убийств не будет, кровавая распря Ахияве больше не грозит. Пока по крайней мере...

– Рексенор рассказал немало интересного о гибели моего отца...

– Догадываюсь, – жрец кивнул. – Наверное, этот дурак сказал, что ты – сын Ифимедея? И что Главк велел сам убить царицу?

– Да.

Лицо Эрифа на миг стало серьезным, в уголках губ легла глубокая складка.

– Мой отец тоже погиб в те дни, ванакт. Я сам хочу узнать правду, но эта история похожа на омут. То, что рассказал Рексенор – слухи, столь же достоверные, как и все остальные. Есть один человек, знающий правду...

– Арейфоой?

– Он знал – может быть. Но теперь он в царстве Гадеса... Есть еще кое-кто. Помнишь юную деву, что так поразила тебя своей красотой?

– Гирто? – изумился я.

– Да. Говорят, в молодости она была и вправду красива. Говорят ее любил Гипполох, твой дед. Всякое говорят, ванакт. Поэтому она до сих пор жива – и будет жить еще долго... Кажется, она хотела, чтобы ты кого-то убил?

– Колдунью из Козьих Выпасов, – кивнул я. – Но она не умрет.

Наши глаза вновь встретились. Эриф усмехнулся:

– Тогда ей не следует быть колдуньей... Тот храм, где ты встретил Рексенора, кажется, посвящен Рее, Матери богов?

Храм был посвящен Дию, но я сообразил, что спорить не следует.

– Там нужна главная жрица.

Он улыбнулся – и я тоже.

– Жрица Реи будет не по зубам красавице Гирто? – уточнил я.

Жрец хихикнул.

– Тогда скажи мне, Эриф, как Гирто узнала, куда я еду? Что встречу эту девушку?

Он покачал головой:

– Это тоже тайна. Все годы она знала, где ты – в каком городе, в какой стране. Единый не велит верить в колдовство и магию, но Гирто – не просто деревенская ведьма. Помирись с нею, ванакт!

Спорить не приходилось. И тут я вспомнил то, о чем хотел спросить с самого начала.

– Скажи, Эриф, идолы могут двигаться?

Я ждал, что он хихикнет, но жрец лишь улыбнулся.

– Ты объяснишь?

Он покачал головой.

– Нет. Покажу.

Эриф прикрыл глаза, пару мгновений посидел неподвижно, а затем медленно протянул руку. Кресло подо мной заколыхалось, и я почувствовал, что поднимаюсь в воздух. Я охнул. Жрец повел рукой, и кресло не спеша вернулось на место.

– Это нетрудно, – негромко заговорил он. – Но я не открою тайну, ванакт. И никто из нас, посвященных, не скажет тебе...

– Понятно, – усмехнулся я.

– Нет. Думаю, не понятно. Конечно, мы бережем тайну, чтобы поражать толпу. Но не только. Если наш секрет узнают, то тут же попытаются применить его не для невинных фокусов. Представь – движением руки я разрушаю башню или сбиваю с ног целый отряд...

По спине пробежали мурашки. Жрец кивнул:

– Теперь ты понял, и я рад. Как видишь, мы не поссорились, ванакт!

Он хихикнул, я подмигнул в ответ. Мы не поссорились, но поворачиваться к нему спиной я бы не решился.

Три дня я разбирался с делами. Вернулся Мантос, ездивший в дальние гарнизоны на юге, и мы занялись храмовой стражей. Заодно требовалось подготовить суд над благородным Рексенором – тайно казнить негодяя было нельзя. За это время не произошло ни одного нового убийства, и я начал потихоньку успокаиваться.

С Дейотарой мы ни разу не встречались один на один. Ей, а также Мантосу и Прету, я подробно рассказал о своей странной поездке, умолчав лишь о некоторых вещах, непонятных мне самому. Перед царевной я извинился особо, прося простить за недельный караул у ее дверей. Ответом было снисходительное пожатие плечами. Я облегченно перевел дух.

Вечером – это случилось на четвертый день после моего возвращения – я зашел к ней, желая уточнить некоторые мелочи. Девушка держалась спокойно и непривычно вежливо. Внезапно я почувствовал тревогу.

– Может, желаешь спросить еще о чем-нибудь, ванакт? – поинтересовалась Дейотара, когда я узнал все, что нужно.

Ее голос был мягок и тих. Так мурлычет львица, прежде чем ударить насмерть.

– Пожалуй... – я принял вызов. – Ты не помнишь, как звали собаку, которая была у царевича Клеотера? Большая черная псина, кажется ассурская.

...О своем странном сне я не решался расспрашивать ни Эрифа, ни остальных. Но забыть его не мог.

– Собаку? Копаешься в костях, свинопас? – мурлыкнула девушка.

Удар был нацелен прямо в лицо, но я вовремя перехватил ее руку. Сжав пальцы, я ждал что она закричит, но на лице Дейотары появилась лишь привычная злая усмешка.

– Можешь сломать мне кости, Нургал-Син, болванчик на троне! Вижу, ты доволен собой. Доволен, правда?

Я проглотил и это. Отпустив ее руку, я отошел подальше и присел в кресло.

– Могу еще раз извиниться, царевна.

– За семь дней с шардана у дверей? За это можешь не извиняться, свинопас. Ты вообще можешь не извиняться – ни к чему. Ты доволен, что выполнил работу, достойную простого лазутчика – так оставайся довольным! И слепым.

Я понял – это не просто причуды ее характера.

– Все это можно было устроить, не выезжая из Микен. Ты спас сотню-другую козопасов, но проглядел главное.

Она ждала вопроса, но я молчал. Объясняться не хотелось.

– Не интересно? – вновь усмехнулась царевна. – Пока ванакт бегает с секирой по горам на смех киклопам, его лавагет тоже кое-чем занят...

– Что?!

– Да ничего особенного, братец! Твой верный слуга проверял, не скучают ли воины неустрашимого навплийского орха^[94]. Чем не занятие для лавагета?

Она была в бешенстве, но я все еще ничего не понимал. Да, Мантос ездил в Навплию, где стоят два наших орха, причем далеко не худшие. Обычная поездка...

– Еще не понял? – вздохнула она. – Он был у Ктимены. Мантос, твой лавагет спит с этой сукой. Наверное, наставил себе синяков, пока валялся на ее ребрах!..

Ненависть порою делает нас остроумными.

– В конце концов, Дейотара, почему бы и нет?

– Что? – подскочила она. – Думаешь, я берегу ее невинность, которую она потеряла где-то в казарме еще десять лет назад? Ворона ты! Девка, да еще с ее славой, никогда не взойдет на микенский трон! Но ее сын – внук Главка. Понял?

Я невольно сглотнул.

– Она беременна?

– Да! Не знаю, от кого эта стерва забрюхатела – от Мантоса или от первого попавшегося свинопаса. Ей все равно, но мне нет! Она сможет требовать трон для своего ублюдка!

Услышанное мне не понравилось, но я оставался спокоен.

– Но почему? На троне Микасы уже, кажется, кто-то сидит?

– Там сидит самозванец! – оскалилась она. – Ты что думаешь – об этом не знают? Мантос – дурак, но ему вовремя расскажут. А Ктимена прикончит даже родного брата, чтобы отомстить мне и стать матерью ванакта. Из-за твоей глупости мне придется подыхать! Ты...

Кажется, началось... Я пожалел, что не отплыл в Тир еще месяц назад. Хотел помочь привести дела в порядок!

Помог...

– А ты в это время пьянствуешь с киклопами и лишаешь невинности грязных сопливых пастушек! Думаешь, не знаю об этой рыжей ведьме? Может, она тоже забрюхатела?

О Тее я ей не рассказывал, но это мое упущение наверстали другие.

– Царевна, – вздохнул я. – Злость – плохой советчик. Эта девушка мне очень помогла...

– Скрасить время? Интересно, когда ты на ней валялся, она так же визжала, как эта шлюха Ктимена? Хороша парочка – свинопас и ведьма!

– Прекрати! – я начал терять терпение. – Оскорбление – не довод!

– Не довод?! – она задохнулась от злости. – Ну так слушай: она шлюха! Подстилка! Что, не нравится? Твоя рыжая дрянь – всего лишь подстилка для грязного свинопаса!..

Я ударил ее – надеюсь, сильно. Не позволив встать, подхватил извивающееся тело и бросил на ложе. Острые ногти царапнули по щеке, но я лишь рассмеялся:

– Тея – не подстилка. А вот ты сейчас ею станешь!

Я дернул за ворот ее хитона. Дейотара закричала, но я уже прижимал ее руки к ложу, сдирая обрывки одежды.

– Скот! Свинья! – шипела она. – Не посмеешь!

– Всю жизнь мечтал изнасиловать царскую дочь, – хмыкнул я, надавливая локтем ей на горло. – Извини, забыл надеть панцирь...

Ее рот беззвучно раскрылся. На миг я ослабил хватку, давая вздохнуть, а затем произнес, глядя прямо в глаза:

– Дернешься – придушу!

Мой локоть опять сдавил ей горло, и тут Дейотара, наконец, испугалась. Мелькнула мысль дать ей хорошего тумака и оставить в покое, но я понял – она мне этого не простит. Что ж, свою правоту можно доказывать по-разному.

...Она вскрикнула только один раз. Что бы я ни делал, закушенные губы больше ни разу не разжались. Я заметил капельку крови, сползавшую к подбородку. Дейотара не прикрывала глаз, и взгляд ее был взглядом загнанного в ловушку зверя. Царевне было больно и страшно, но ненависть, горящая в ее глаза была сильнее – и боли, и страха...

Я встал и долго не мог попасть рукой в пройму хитона. Дейотара лежала, не двигаясь и не закрывая глаза. Наконец рука ее неловко шевельнулась, проведя по окровавленному бедру.

– Не думала... столько крови...

Голос был незнакомым, хриплым. Кажется, я сдавил ей горло слишком сильно.

Отступать было поздно, извиняться – нелепо. Оставалось доводить дело до конца.

– Кое-что приходится доказывать, царевна. Я сказал, что ты станешь подстилкой, и сказал правду. Ты, кажется, давно этого хотела?

– Ублюдок...

Она привстала, вновь упала на ложе, и, наконец, сумела подняться. Я невольно вздохнул – царевна была красива. Таких женщин мне встречать еще не приходилось. Ненависть, по-прежнему горевшая в ее глазах, делала Дейотару еще более привлекательной.

Она попыталась набросить обрывки хитона, но скривившись, отбросила их в сторону и завернулась в мой фарос.

– Не смей смотреть на меня, свинопас! Чтобы ты не делал со мною, я останусь дочерью ванакта, а ты – грязным наемником!..

– Давай, давай! – подзадорил я. – В следующий раз все-таки надену панцирь, и тогда ты запищишь, не хуже твоей сестрички!

Она не ответила, и вдруг я понял, – царевна что-то решила. По гладкому лбу промелькнули знакомые морщинки – Дейотара что-то прикидывала, словно после прочтения очередной таблички с донесением.

– Завтра ты объявишь о нашей свадьбе, – произнесла она спокойным и равнодушным голосом. – Надо запросить Дельфийский храм, но там задержек не будет. На свадьбе наденешь на меня диадему...

– Почему – диадему? – брякнул я, соображая когда она это все придумала. Не тогда ли, когда я ее насиловал?

– Это означает, ванакт, – пояснила она все тем же равнодушным тоном, – что я буду не просто женой царя, а ванактиссой – соправительницей...

– А не много ли будет, царевна? – я заставил себя усмехнуться, хотя чувствовал себя скверно. Ей надо было родиться мужчиной. Боги ошиблись.

– Не много, ванакт. Когда я стану соправительницей, то сохраню власть, даже если ты женишься на этой рыжей ведьме.

– А может, оставим все как есть, сестричка? Знаешь, мне понравилось!

– Если у меня будет ребенок, я его придушу – как ты хотел задушить меня! – Ее глаза вновь сверкнули огнем. – Ты сделаешь это, Клеотер Микенский! Ктимена – уже не союзник, особенно когда узнает, что ты спал со мною. Мантос сделает все, что она скажет, а Прет...

Она оскалилась, и я вспомнил – первый геквет когда-то сватался к царевне.

– А когда я стану твоей женой, то побеспокоюсь, так и быть, чтобы ты прожил лишние несколько лет – пока не расправлюсь с остальными. Несколько лет жизни – хороший выход для самозванца, правда?

И тут я понял – бежать мне не дадут. Кажется, Тир я увижу нескоро.

Очень нескоро...

– Идет! – произнес я как можно веселее. – Надеюсь, ты знаешь, какие дары нужно послать в Дельфы?

– Не беспокойся! А сейчас – убирайся вон и позови моих служанок. Пусть принесут теплой воды.

– Зайду вечером, – пообещал я, выходя. – Панцирь надевать, ванактисса?

Алебастровый сосуд со звоном разбился о стену у моего виска. Дейотара промахнулась.

...как мне почудилось – нарочно.