4

Слева стул пустой, справа занятый. Впереди дверь, на ней табличка с фамилией и званием. Секретаря нет, по рангу, видать, не положено. Не директор, заместитель только. Но все равно начальник, просто так не войдешь.

– Вы, наверное, студентка?

Это справа, там тип пузатый расселся. Если по-нынешнему, то жиртрест с ограниченной ответственностью. Молодой, а брюхо, как у империалиста с плаката.

Оборачиваться Зотова не стала.

– Не студентка. Неужто похожа?

Справа закашлялись, словно муху носом поймали.

– Ну… Сейчас у нас на факультете много бывших военных. Я решил, вы у Родиона Геннадьевича учитесь.

Ольга, подумав, все-таки повернулась, чтобы вконец невежливой не посчитали. Толст, толст парень! Не от голода распух, не от водянки. Щеки такие, что хоть крыс о них бей.

– К сожалению, нет. Шесть классов гимназии, даже аттестат не получила. А вы студент?

Толстяк приосанился, поглядел строго:

– Я аспирант профессора Белина, Блинчик Константин Федорович. Специализируюсь по русскому Средневековью.

Сказано было так, что впору по стойке «смирно» становиться. Бывший замкомэск, поглядев внимательно, языком цокнула.

– Блинчик, Блинчик… Хорошая у вас фамилия, запоминается сразу. А вот скажите мне, товарищ Блинчик, какое у вас мнение по поводу исследований профессора Прозорова? А в особенности тех, которые про культ бога Велеса?

Даже не улыбнулась, словно беляка на допросе колола. Что значит иметь хорошую память! Всего-то раз про неведомого профессора слыхала, но пригодился, дабы спесь аспирантскую слегка сбить.

– Про… – Блинчик повел челюстью, будто лимон укусил. – Прозоров… Д-да, конечно, читал, еще на втором курсе. Антинорманист, ученик Гедеонова, его исследования сейчас всерьез никто не воспринимает. Он, если помните, предлагал запретить слово «варяг», а всех финно-угоров считать славянами. Русопятство, подогретое к ужину, типичный продукт интеллектуального кризиса конца столетия. Дхаров Родиона Геннадьевича он вообще не признавал, считал, что их выдумали фольклористы…

Девушка, кивнув одобрительно, протянула руку:

– Вижу, разбираетесь… Зотова Ольга. По отчеству не надо, не научный я человек, скорее канцелярский.

Ладонь аспиранта, как Зотова и предполагала, была пухлой, словно блинчик на Масленицу. Но не потной, что несколько успокоило.

– Очень приятно… А по поводу Велеса, это вообще, извините, песня. Прозоров настолько увлекся язычеством, что у себя в имении решил построить капище, за что получил на всю катушку вначале от приходского священника, а после от Синода. Крестьяне же на всякий случай решили сжечь барина живьем. Говорят, ученому мужу пришлось убегать среди ночи в самом непотребном виде…

– Пострадал за науку, – невозмутимо рассудила Ольга. – Весело тут у вас! Товарища Соломатина за язычество в Сибирь упекли…

– А у Миллера диссертацию спалили, – подхватил Блинчик даже с некоторым азартом. – За клевету на орден Андрея Первозванного… Что-то наши ученые мужи, однако, задерживаются.

Бывший замкомэск поглядела на украшенную табличкой дверь. Да, чего-то долго.