Генри Роврой, придерживающийся безукоризненных стандартов личной гигиены, мечтал о ванне. По прибытии на ферму он вспотел не единожды.

Он мог смириться с тем, что несколько последующих лет ему придется прожить в фермерском доме, чтобы сойти за Джима, но не собирался превращаться в Великого Немытого, ни интеллектуально, ни физически.

Но с охотящимся на него мучителем он не мог оказаться голым и уязвимым. И шум душа заглушил бы шаги приближающегося врага.

Единственное, что он мог позволить себе, так это вымыть руки. Быстро заполнив раковину водой, Генри закатал рукава.

От мыла исходил дешевый запах, жалкая имитация аромата роз. И пена не шла ни в какое сравнение с той, что давали сорта мыла, к которым он привык. Собственно, эта пена больше напоминала слизь.

Набивая подвал всем необходимым для того, чтобы пережить крушение общества, Генри намеревался запастись подходящими сортами мыла. Не вызывало сомнений, что выбор шампуня, кондиционера, зубной пасты и прочих туалетных принадлежностей Джимом и Норой также определялся их дешевизной, то есть они никуда не годились.

Состояние ногтей угнетало Генри. Чуть ли не под каждый забилась грязь.

Как он мог обедать с такой грязью под ногтями? Или сельский образ жизни без их ведома начинает сказываться на тех, кто приезжает в деревню? Сегодня ты не вычищаешь грязь из-под ногтей, а через неделю жуешь табак и покупаешь комбинезон с нагрудником, потому что такая одежда тебе нравится.

Генри напомнил себе, что должен следить за подсознательным сползанием в трясину деревенской жизни, не отступать от тех высоких стандартов, которым привык следовать.

На полочке для мыла лежала маленькая прямоугольная щеточка со средней жесткости волосками, определенно предназначенная для того, чтобы вычищать грязь, забившуюся после различных работ на ферме в складки кожи на костяшках пальцев и под ногти. Генри воспользовался ею, чтобы вычистить из-под ногтей все лишнее.

Энергично работая щеточкой, он с ужасом осознал, что более не сможет дважды в месяц пользоваться услугами маникюрши. Теперь следить за состоянием и привлекательностью ногтей и кожицы у их основания ему предстояло самому.

Волосы! Он содрогнулся от ужаса, внезапно поняв, что волосы ему тоже придется стричь самому.

В этой местности, в этом королевстве фермеров и провинциалов, он бы, разумеется, мог найти парикмахера, но подозревал, что здешние парикмахеры больше привыкли стричь овец, и рассчитывать он мог только на стрижку «под горшок». Да и в те дни, когда страна погружается в анархию, идти к парикмахеру такая же глупость, как бродить босиком по змеиной яме.

Вода стала грязной, чуть теплой. Он уже почистил четыре ногтя. Опорожнил раковину и наполнил вновь.

Тер, тер, тер. Опять опорожнил раковину, наполнил водой в третий раз.

Когда руки стали чистыми, Генри почувствовал, что освободился не только от грязи, но и от последних, самых цепких остатков суеверий. Он уверовал, что больше не будет страдать от параноидальных фантазий о воскресших мертвецах. Прощай, Джим.

С помповиком в руке Генри еще раз обошел дом.

На кухне посмотрел на полоску света под дверью в подвал (ручку по-прежнему подпирала спинка стула). Его тревожил свет, идущий снизу, где должна была царить темнота… поднимающаяся из подвала, собирающаяся у двери, заслуживающая доверия.

Генри долго простоял, глядя на дверь и с такой силой сжимая помповик, что в какой-то момент ощутил боль в руках.

Он вернулся в спальню, вновь постоял, глядя на спящего псевдо-Генри из подушек и скатанных одеял. Имитация выглядела убедительно.

Зажег ручной фонарик, выключил верхний свет, щелкнув выключателем у двери. Саму дверь оставил открытой. Коридорного света не хватало, чтобы разогнать глубокий сумрак спальни.

С фонариком в одной руке и помповиком в другой прошел в пустую половину стенного шкафа, откуда ранее вынес вещи Норы. Сел на пол спиной к задней стене, оставив открытой изрешеченную дверь. Выключил фонарик.

Снаружи его мучитель мог видеть, что свет горит только в гостиной, остальные комнаты темные. Скорее всего, он почувствовал бы ловушку и остался бы вне дома, дожидаясь, когда Генри выйдет из него. А вот если бы этот сукин сын решился войти в дом, Генри встретил бы его во всеоружии.

Муляж под покрывалом выглядел как спящий человек.

Если бы мучитель вошел в комнату, включил свет и принялся стрелять в псевдо-Генри, истинный Генри открыл бы ответный огонь из стенного шкафа и отправил бы мучителя к праотцам.

Сидя в темноте, Генри подумал о муляже на кровати. Ясно представил себе, как он выглядит.

Изготовленный из подушек и скатанных одеял, муляж совершенно не отличался от настоящего спящего человека. Совершенно не отличался.

Генри знал, что спящий — всего лишь подушки и одеяла, ничего больше, потому что сам складывал муляж. Он знал. Только подушки и одеяла.

Генри прислушивался к звуку открываемой двери. Прислушивался к осторожным шагам незваного гостя. Прислушивался к скрипу пружин кровати под телом спящего.

Ничего. Ничего. Ничего. Пока ничего.