VIII. Воз-вращение истоков

Чем в фигуре (нового) начала становится то, что называют “опытом марксизма”? Является ли новое начало, как деконструкция марксизма-ленинизма, просто-напросто забвением этого опыта? Вопрос этот имеет столько же - ни больше, ни меньше -

смысла, что и тот, в котором спрашивается, обязательно ли онтологический переворот мышления оборачивается полным забвением метафизики? Ведь марксизм-ленинизм представляет собой как раз метафизическую эпоху политической онтологии.

В плане мышления Маркс не соучаствует почти ни в чем. Гегель для него является обязательным референтом, который, разумеется, сам по себе не задает ни принципа формулировки того, что “имеется”, ни правила политической ангажированности. Я бы сказал, что прежний марксизм - марксизм из завершившегося цикла марксизации - в целом функционирует как референция “гегелевского типа” - сразу и необходимая, и не предписывающая ничего предопределенного (деЩптппё). Марксизм сам для себя превратился в свое собственное гегельянство. Необходимо сломать этот референт марксистского опыта, разобрать его на части и основательно переделать, чтобы он мог на свой лад участвовать в современном порядке обозначения того, что “имеется”, того, что было у его истоков и сводится к основополагающей гипотезе: “Имеется некая политическая способность, ориентированная на не-господство.”

Политика должна осуществить рискованный прорыв в метафизический диспозитив марксистского знания.

Ленин полагал, что Маркс сформулировал три референта мысли: философский (Гегель и немецкий диалектический идеализм), историко-политический (французское революционное рабочее движение) и научный (английская политическая экономия).

У нас же имеются две вещи. Во-первых, у нас имеется марксистская мысль, которая развивалась в цикле марксизации и которая сегодня разрушена; впрочем - ни больше ни меньше, чем была разрушена гегелевская мысль о конце Истории. И во-вторых, у нас, начиная с китайской культурной революции и вплоть до польского рабочего движения, имеется серия политических событий, чью симптоматическую функцию еще надо оценить, субъект же оных - проинтерпретировать, зная, что в рамках простой филиации уже завершившегося цикла марксизма этот субъект - в том, что касается его истины - осмыслению не доступен.

1.У1П. Воз-вращение истоков

51

Иначе говоря, нам следует заново высказаться по вопросу об источниках марксизма. Возможной дефиницией всего первого цикла существования марксизма будет та, что его источниками были немецкая философия, английская экономия и французская политика. Идея (нового) начала возвещает, что эти три источника сегодня иссякли. И что новый расклад источников нашей мысли, возможно, будет совершенно гетерогенным по отношению к тому, что смогла зафиксировать марксистская традиция.

Если Хайдеггеру пришлось искать в поэме то, что, несмотря на эпохальное воздействие метафизики, для него уже служило источником ее деконструкции, то точно так же и мы должны найти блуждающее истинное высказывание, в котором - несмотря на воздействие марксизации - в конечном итоге выразится то, что она затемняет и подвергает забвению в марксистской политике. Этой политике - в том, что касается ее истоков -требуется не столько доктрина, сколько некая поэма, т. е. интерпретация событий.

Прежде всего существует польское рабочее движение, каковое является, скорее, источником, нежели объектом. Здесь - как и в случае с французским рабочим движением XIX в. - закон творит не его победа, но создаваемый им разрыв.

Я сам подробно разработал тезис, согласно которому, по крайней мере во Франции, теория Лакана о расщепленности субъекта и закате объекта может стать таким источником для формулировки марксистской теории политического субъекта*.

Все это - разрозненные и проблематичные наблюдения. Но ведь и совокупность, образуемая Гегелем, Рикардо и Июнем 1848 г.⁸, тоже вначале не составляла такой уж явной и непротиворечивой идентичности.

Несомненно, чтобы начать заново, следует продумать до конца завершение предыдущего цикла. Первоначальной задачей здесь является рассмотрение “окончания” этого цикла, т. е. действенная критика марксизма-ленинизма, процесс его деконструкции.

Осуществляя эту критику, представляющую собой политическую директиву - одновременно и теоретическую, и практи-

ческую, - мы возвращаем весь марксизм в ситуацию начала для инаугурации другой мысли о политике. Деконструкция марксизма-ленинизма проводит деструкцию марксизма в инстанции (нового) начала. Это расщепление есть жест, посредством которого мы вновь обретаем способность воспринимать само по себе - пусть даже ценой тревоги и опасности - то “имеется” реального, на котором можно основать совершенно новую практику политики.

Мы - наши собственные Эринии, хотя постоянно и отвергаем это. Что верно - то верно, кровь несмываема. Но ведь, скорее, именно антимарксист полагает, что он может отмыть от нее руки. Я же как “марксист” - но как марксист, себя таковым не провозглашающий - задаю вопрос: с помощью какого жеста политика вновь станет мобильной и избавится от сумрачной фикции политического, т. е. от политической экономии и марксизма-ленинизма? Если этот жест невозможен, если его нельзя отыскать, то решение, как в трагедии Софокла, произойдет под знаком немыслимого. Если это так, то - при организованной и провозглашаемой уязвимости гипотезы об истинности политического пролетарского субъекта - марксизм, как в трагедии Эсхила, перенесет утверждающий раскол того закона, которым, к нашему несчастью, он стал.