Знакомство

Я ожидала его ответа. В конце концов с видимым усилием он взял себя в руки.

– Она смогла покинуть собор и отправиться дальше, – сказал он немного погодя, оглядывая сад. – Похоже – хотя это случается крайне редко, – кто-то из нас обретает способность избавиться от той неодолимой тяги, которая заставляет нас возвращаться в собор каждую ночь, и это дает им возможность отправиться в далекое странствие. Думаю, она, быть может, еще когда-нибудь вернется.

Что-то в его рассказе не сходилось. Если дело обстояло так просто, почему же его охватил ужас, когда я задала этот вопрос? И почему, объясняя случившееся, он не смотрел мне в глаза?

– Как думаешь, ты сам сможешь когда-нибудь избавиться от этой тяги и после этого остаться здесь, со мной?

Когда Кэллум снова посмотрел на меня, в глазах его все еще читалось смятение, и, отвечая, он, похоже, тщательно подбирал слова.

– Боюсь, что нет. Я не могу ей противиться. Несколько раз я пытался, но всякий раз ощущал почти физический дискомфорт. Мне всегда приходится возвращаться.

Он явно видел вопрос в моих глазах.

– Дело не в том, что я не хочу остаться здесь, с тобой, вовсе не в том, правда. Я был бы счастлив остаться с тобой, но я вынужден возвращаться в собор.

Что бы он от меня ни утаивал, я не могла сомневаться в том, что действительно ему дорога. Я смотрела на него, и мое сердце снова сладко замерло. Я улыбнулась.

– Что ж, тогда нам придется просто использовать имеющееся у нас время по максимуму, – поддразнила я и подняла руку, чтобы коснуться сильного плеча, находящегося рядом с моим. Напряженность в его горящих голубых глазах растаяла, и он придвинулся ко мне еще ближе.

Мы провели в саду несколько часов, говоря о самых обычных, нормальных вещах, таких как музыка и фильмы. Поскольку он мог свободно проникать за кулисы всех лондонских концертов музыкальных знаменитостей и всех театральных премьер, ему было что поведать.

Он рассказал, что часто ходит на репетиции своих любимых музыкальных групп, а затем наслаждается их концертами, сидя на самых лучших местах в зале, время от времени пробуя на вкус какую-нибудь короткую мысль или воспоминание. Он был необыкновенно наблюдателен и смешил меня до колик, делясь впечатлениями от наиболее переоцененных широкой публикой музыкальных звезд.

Я попросила его рассказать о моей любимой группе и была рада услышать, что и ему нравятся их песни. Мы оба были на их самом недавнем концерте на крытой арене «Уэмбли», и Кэллум просветил меня насчет того, что именно им требуется в гримерках – я чувствовала, после этого я уже никогда не смогу смотреть на их ведущего певца без понимающей ухмылки.

– А на чей концерт ты собираешься отправиться в следующий раз? – спросила я, желая выяснить, нет ли у меня с ним еще каких-нибудь общих музыкальных пристрастий.

Он слегка наморщил лоб, словно листая мысленный ежедневник.

– Думаю, схожу на большой благотворительный концерт, который должен состояться в «Альберт-холле» на следующей неделе, – решил он наконец и кивнул своим мыслям. – Обычно такие концерты по-настоящему хороши.

– Ни под каким видом! – воскликнула я. – У меня есть билеты на этот концерт – я иду туда с Грейс.

– Отлично – я могу пойти вместе с вами. В кои-то веки смогу получить удовольствие еще и от того, что буду сидеть рядом с кем-то, кого знаю. – И он подарил мне одну из своих самых ослепительных улыбок. – Это может стать нашим первым свиданием с выходом в свет.

– Будет немного странно, если на нашем первом свидании с выходом в свет будет присутствовать еще и Грейс, но я понимаю, к чему ты клонишь, – рассмеялась я. – Тебе придется довольствоваться тем, чтобы дразнить меня, зная, что я не могу ни реагировать, ни отвечать.

– Я это переживу. Может быть, в конце концов мне даже удастся послушать, как ты поешь.

– Это нечестно – ведь ты сможешь наблюдать за всеми знаменитостями еще и за кулисами.

Улыбка исчезла с его лица, и он посмотрел на меня серьезно.

– Не забывай, Алекс, я могу все это видеть, но не в состоянии хоть как-то в этом участвовать. Никто не замечает меня, не спрашивает моего мнения, не говорит мне, что я пою фальшиво, и не пытается вышвырнуть меня вон. Я всего лишь… пассивный наблюдатель. Как бы мне хотелось просто зайти в кофейню и заказать капучино, а потом посидеть, болтая с друзьями.

Я сразу же ощутила раскаяние.

– Прости, я не хотела портить тебе настроение – просто ты только что так удачно рекламировал мне свой стиль жизни.

Это был с моей стороны еще один промах. Он напрягся и отодвинулся от меня.

– Я вовсе не пытаюсь рекламировать тебе этот «стиль жизни». Никого нельзя вынуждать страдать так, как каждый день страдаем мы. Когда я получаю удовольствие, это всего лишь краткая передышка в существовании, полном отчаяния и тоски.

Ситуация становилась все хуже и хуже.

– Я совсем не хочу сказать, что в обозримой перспективе добровольно пополню ваши ряды, – уверила я. – Мне просто нравится, как ты умудряешься извлечь пользу даже из того, что у тебя есть.

Он, как мне показалось, немного смягчился, но между нами все еще оставалась напряженность. Внезапно выражение его лица изменилось, словно до него только что дошла какая-то важная мысль.

– Мне надо уйти, – решительно объявил он. – Я начинаю чувствовать себя несчастным, и именно это заставляет меня искать повод для ссоры. Я пробыл с тобой слишком долго и все это время не собирал счастливых мыслей.

Я вспомнила – Кэллум пробыл со мной почти все время, начиная с обеденных часов, а сейчас уже начинался вечер. Я улыбнулась, чувствуя немалое облегчение от сознания, что причиной вдруг возникшей между нами напряженности стала не я.

– Знаешь, в конце улицы есть кинотеатр. Ты можешь добраться до него за одну-две минуты.

– Хорошая мысль, но вообще-то мне надо вернуться в центр Лондона. Я знаю, Мэтью желает поговорить со мной еще раз.

Я надулась.

– Значит, ты не сможешь вернуться позже?

– Это будет зависеть от того, насколько успешно я смогу собрать нектар и насколько успешно это получится у Мэтью. Мне придется сидеть и ждать его возвращения, а это иногда затягивается надолго. Если получится, я вернусь, но гораздо более вероятно, что это случится только завтра. Ты не обидишься?

– Мне бы очень хотелось увидеть тебя сегодня, если тебе удастся вырваться ко мне, но я все понимаю, правда. Завтра у меня не очень-то напряженный день в школе, так что ты можешь явиться ко мне туда в любое время. Правда, тебе придется вести себя прилично, – подначила я. – Мне предстоит длинная лабораторная работа по химии, и, пока я буду ее делать, меня лучше не отвлекать.

Он рассмеялся.

– Химия кажется мне чем-то еще более скучным, чем математика. Наверное, было бы приятно застать тебя врасплох во время лабораторной.

Я подняла руку и погладила густую гриву его золотисто-русых волос. Он тихо вздохнул, затем отвел голову в сторону.

– Мне правда надо идти. Я люблю тебя. Береги себя. До завтра.

– Удачной охоты. Надеюсь, разговор с Мэтью пройдет хорошо. До завтра. – Я почувствовала, как на долю секунды что-то легко-легко коснулось моих губ, и он исчез.

Сегодня мы были вместе очень долго, это была одна из самых длительных наших встреч. Без него я вдруг почувствовала себя какой-то неполной. Мысль о том, что я не проведу с ним всю свою будущую жизнь, начинала казаться мне столь же невообразимой, сколь и невыносимой. Я сидела на подвешенной раскачивающейся скамейке и смотрела на малиновку, примостившуюся на ветке дерева в нескольких футах от меня и разглядывающую улицу, склонив головку набок.

– Что же мне делать, малиновка? Смогу ли я так жить? Существует ли хоть какой-нибудь способ решить эту нашу с ним проблему?

Малиновка громко защебетала.

– На самом деле это не более вероятно, чем романтическая связь между мной и тобой, да? – Я вздохнула. Малиновка посмотрела на меня другим глазом, издала еще одну трель и улетела. Ее красная грудка промелькнула перед моими глазами, и птицы как не бывало.

Меня захлестнула тоска. Как я ни старалась, я не могла придумать никакого способа, который помог бы нам обойти эту проблему. Все это выходило далеко за пределы законов того мира, который был мне знаком и понятен. Но амулет дает нам возможность входить в контакт друг с другом, вспомнила я. Может, у него есть и какие- то другие, скрытые свойства, которыми мы могли бы воспользоваться. Я посмотрела на него при свете заката и увидела, как камень вспыхивает от проникающих в его глубины солнечных лучей. По поверхности вдруг пробежала тень. Сразу же воодушевившись, я схватила зеркальце и огляделась по сторонам.

– Кэллум? Ты здесь?

Ответа не последовало, а в зеркальце отражался только сад родителей. Должно быть, эта тень мне просто почудилась. Мысленно вздохнув, я собрала вещи и вернулась в дом.

Джош повторял пройденный материал, готовясь к еще нескольким экзаменам, до которых оставались считаные дни, мама и папа были увлечены документальным фильмом. Я сказала, что мне нужно сделать домашнее задание, и направилась в свою комнату.

Я снова была полна чувства бессилия из-за собственной неспособности отыскать решение проблемы Кэллумав Интернете. Я только сейчас осознала, насколько полагаюсь на Всемирную паутину для поиска ответов. Возможно, подумала я, надо вернуться к азам.

Я создала на ноутбуке новый документ и начала записывать все, что узнала об амулете, Зависших и Кэллуме. Начав приводить весь объем информации в порядок, я сразу почувствовала себя лучше. Я содрогалась, когда записывала то, что Кэллум рассказал мне о самоубийстве Кэтрин и о его тщетной попытке ее спасти. Когда я набирала текст, меня осенило. Ну конечно! В Интернете должно быть упоминание об утоплении двух людей. Я быстро сохранила заметки и, открыв Гугл, ввела в поисковую строку слова «Кэллум», «Кэтрин», «мост Блэкфрайерз» и «утопление». Ответ последовал сразу и разочаровал меня. Вообще ничего полезного, но все-таки интересно будет пойти по этому пути дальше, продолжая изыскания. Я посмотрела, что имеется в Сети обо всех самоубийцах, спрыгнувших в реку с моста Блэкфрайерз, потом обо всех утопленниках, утонувших в Темзе вдвоем, но ничего не подходило.

После нескольких часов поисков я наткнулась на документ коронерского суда, в котором были перечислены все случаи утопления в Лондоне начиная с 1970 года. Это тягостное чтение, правда, в последнее десятилетие число погибших резко снизилось, в основном благодаря новым станциям спасательных катеров у мостов, катеров, которые подплывали к людям почти сразу же после того, как они падали в воду.

Но об утопленниках, прыгнувших в Темзу вдвоем, в документе не было ни слова. Возможно, Кэллум что-то напутал в деталях. Я потрясла головой и потянулась, только сейчас осознав, как задеревенело мое тело после того, как я столько времени провела, склонившись над компьютером. Я услышала, как по лестнице в спальню поднимаются мама и папа, и посмотрела на часы. Было уже поздно. Я зевнула, сохранила веб-сайты и выключила компьютер. Можно будет поработать над этим завтра.

Вздохнув с облегчением, я выключила ночник и удобно устроилась под пуховым одеялом. Голова у меня шла кругом, но в сердце моем, в котором жил Кэллум, сиял теплый свет, и, подумав о нем, я невольно улыбнулась. Стоящие перед нами проблемы куда-то отошли, и я почувствовала, что начинаю засыпать.

Я уже почти провалилась в сон, когда почувствовала в руке покалывание, знакомое, но в то же время немного не такое, какое было привычно. Я попыталась сообразить, почему оно другое, и, стряхивая с себя сонливость, потянулась за зеркальцем, бормоча:

– Привет. Я тебя уже не ждала. Что ты здесь делаешь в такой поздний час?

Когда мои глаза приспособились к темноте, меня вдруг пробрала дрожь. Я быстро протянула руку и включила ночник. В зеркале отразилась сидящая за моей спиной совершенно незнакомая мне женщина.

Полностью проснувшись, я оторвала голову от подушки и села прямо.

– Кто вы? И что тут делаете? – прошипела я так громко, как только посмела. Но уже задавая эти вопросы, я поняла, что лицо ее мне до странности знакомо. Его черты были более округлы, чем у Кэллума, но линия носа очень похожа, а длинные густые волосы точно такого типа, как и у него. Передо мной была Кэтрин.

– Значит, ты Алекс. – Это не показалось приветствием или вопросом, это просто утверждение. Ее голос звучал сдержанно, и в нем не было и тени эмоций.

Я выпрямилась еще больше и попыталась убрать из своего тона настороженность:

– Да. И я тоже знаю, кто ты.

Я попробовала окинуть ее взглядом с головы до ног, насколько мне это позволяло маленькое зеркальце. Она была изящна, миниатюрна и, как и Кэллум, одета в старомодный плащ. У нее красивая тонкая шея и горделивая манера держаться. Было очевидно, что красота у этого семейства в генах, потому что она была бесподобна. Ее светло-каштановые волосы рассыпаны по плечам, а в глазах таились такие же золотые искорки, как и у ее брата. Но глаза у нее были не голубые, а ярко-зеленые, и они блестели в свете лампы.

Несмотря на изящество ее форм, от нее исходило чувство всепоглощающей печали. Линия губ, поникшие плечи, взгляд – она была воплощением изумительно красивых отчаяния и тоски.

– Нам надо поговорить. Боюсь, ты ввязалась в то, чего не понимаешь. – Ее голос звучал напряженно, словно ей трудно было выдавливать из себя слова.

Я была настороже. Кэллум явно не питал особо теплых чувств к своей сестре, поэтому я не хотела делать ничего, что могло бы его огорчить, но я также не могла и игнорировать ее.

Я отбросила волосы, упавшие мне на лицо, и застегнула пижаму, стараясь выглядеть так, словно держу ситуацию под полным контролем. И улыбнулась ей так приветливо, как только могла.

– Что ж, я рада с тобой познакомиться. Кэллум часто о тебе говорит.

– В самом деле. – И опять это было не вопросом, а просто утверждением, констатацией факта. Даже если не вспоминать, что Кэллум рассказывал мне о ней, я начинала испытывать к Кэтрин непрязнь.

– Да, он очень много поведал мне о вас всех и о том, почему вы… стали такими. – Я ухитрилась говорить спокойно и дружелюбно. – Он знает, что ты здесь?

Внезапно она коротко рассмеялась.

– Это вряд ли. Он никому не рассказывает, где тебя можно найти.

– Тогда как же ты меня нашла?

– Он не так хитер, как воображает, – ответила она, хотя и не улыбаясь по-настоящему, но все же немного оживившись. – За ним легко было проследить, а потом, когда я подошла ближе, я, разумеется, почувствовала притяжение твоего амулета, и ты была единственной, у кого вокруг головы не оказалось ауры. Так что тебя было легче легкого опознать.

Я вдруг поняла, что она наверняка бродила по нашему дому среди моих беззащитных родных. Я попыталась ничем не выдать своего ужаса и невозмутимо сказала:

– Надеюсь, тебе не было нужды собрать слишком много нектара.

Она фыркнула.

– Здесь не очень-то много радости, так что это не особенно… сытно. – Ее слова удивили меня – мне наш дом никогда не казался несчастливым. Но тут я вспомнила, что вечером делали члены моей семьи: Джош повторял материал по самым нелюбимым предметам, а документальный фильм, который смотрели родители, был о Второй мировой войне. Мысленно я вздохнула с облегчением – мне совсем не хотелось, чтобы у Кэтрин возникло желание проводить время в кругу моей семьи.

– Да, возможно, здесь ты не сможешь найти то, что нужно. Быть может, тебе повезет больше в пабе, который находится в конце улицы.

– Сейчас это неважно, – пробормотала она, затем замолчала. Было очевидно, предстоящий разговор будет трудным.

– Что ж, Кэтрин, это замечательно, что я наконец-то с тобой познакомилась. – Я сердечно ей улыбнулась. – Ты сказала, тебе надо поговорить со мной? Боюсь, сейчас я могу разговаривать только шепотом, иначе перебужу весь дом. Может быть, ты захочешь встретиться завтра, когда нам будет удобно?

Если подождать до завтра, я смогу позвать Кэллума и выяснить у него, как именно, черт возьми, мне следует строить отношения с его сестрой. Задавая ей свой вопрос, я мысленно скрестила пальцы.

– Это невозможно. К тому времени Кэллум вернется, а мне надо поговорить с тобой, пока его нет, иначе… – Она снова замолчала и уставилась в пространство.

– Иначе что? – спросила я. – Разве что-то идет не так?

– Не так? – вскричала она так громко, что я вздрогнула. – Как что-то вообще может пойти не так, когда Зависший связывается с живой девушкой, под завязку набитой свежих приятных воспоминаний и мыслей? Что здесь может быть не так?

Я добавила к своему мысленному портрету Кэтрин злую саркастичность и неумение держать себя в руках.

Я попыталась и дальше говорить все так же спокойно и дружелюбно.

– Извини, – тем же спокойным тоном ответила я, – я явно сказала что-то не то. Почему бы тебе просто не признаться, что тебя беспокоит? – Похоже, в ней шла какая-то внутренняя борьба. Наконец она вздохнула.

– Ты задавала себе вопрос, почему он проявляет к тебе интерес? – Спрашивая, она посмотрела мне прямо в глаза.

Я была не уверена, что понимаю, к чему она клонит, и решила, лучше будет напустить туману.

– Поначалу это, как я полагаю, было любопытство. А теперь… почему один человек вообще увлекается другим?

– Значит, ты не находишь, что в этой внезапной привязанности, которую брат, как он утверждает, испытывает к тебе, есть нечто странное?

Я хотела сказать ей, чтобы она не лезла в чужие дела, но, если я ее рассержу, это делу не поможет, к тому же она явно жаждала мне что-то рассказать.

– Я понимаю, мы с Кэллумом знакомы не очень долго, и понимаю, наше сближение было очень… быстрым. Но такое случается не так уж редко. – Я пожала плечами и посмотрела прямо в ее неподвижные глаза. – Мы испытываем друг к другу очень сильные чувства.

Она покачала головой, и впервые я заметила на ее лице едва заметную натянутую улыбку.

– Похоже, на этот раз у него получилось крепко тебя заарканить, не так ли?

– Что ты хочешь сказать этим своим «на этот раз»?

– Ой, да брось! Ты кажешься сообразительной девушкой. Неужели ты воображаешь, будто амулет оказался в реке просто так? Что ты случайно явилась в собор? Что тебе удалось стать любовью всей его жизни за такой короткий срок? Подумай об этом!

Мое сердце сжала холодная рука страха.

– Что ты хочешь этим сказать? – прошептала я.

– Я хочу сказать, что ты стала жертвой опытного манипулятора. Вообще-то у тебя не было ни шанса. Ты слишком молода и неопытна.

– Я достаточно взрослая, чтобы знать, что делаю. – Я с вызовом вскинула подбородок.

Она издала короткий сухой смешок.

– Неужели? Дай я угадаю. Он сказал тебе, что спрыгнул с моста Блэкфрайерз, пытаясь спасти меня; что он отбирает у людей только малозначительные воспоминания; что еще никогда не испытывал таких чувств к кому-либо другому – мне продолжать?

Я увидела в зеркальце собственное ошеломленное лицо, когда в ужасе взглянула на нее.

– Я не понимаю.

– Он делает это все время. – Она говорила медленно, четко выговаривая слова, как будто беседовала с маленькой и глупой девочкой. – Ты у него не первая и вряд ли будешь последней. И, разумеется, ему также нравятся твои подруги.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Он всегда отдавал предпочтение воспоминаниям молодых девушек, а еще лучше – девушек-подростков. По его словам, у них «текстура» лучше, чем у воспоминаний других людей. Полагаю, он поверить не мог в свою удачу, когда амулет нашла школьница.

– Нет, этого не может быть! Это ужасная мысль. – Наверняка она про все это наврала. Кэллум никогда не поступил бы так с моими подругами.

– Да, – продолжала она все тем же спокойным, ровным тоном, – это ужасно, не так ли? Брат рассказывал мне, что от твоей подруги с длинными темными волосами сумел получить особенно хорошие результаты и что на нее было приятно смотреть, когда он собирал нектар.

Я была так ошарашена, что не могла произнести ни слова. Нет, я не верила, что он крал воспоминания у Грейс. Наверняка она ошибается. Наконец я обрела дар речи.

– Нет! Это все неправда!

– Бессмысленно это отрицать. Ты же сама знаешь – я говорю правду. – Впервые она выглядела встревоженной – а не просто безучастной или раздраженной. – Подумай об этом – зачем еще ты можешь ему понадобиться? Ты всего лишь обыкновенная девушка.

Холодная рука в моей груди сжимала сердце так крепко, что я едва могла дышать. Я попыталась взять себя в руки и начать мыслить рационально. Он и правда был до невозможности красив, но это ничего не значило. Меня всегда учили верить в себя и в свои силы. Ей не удастся с помощью запугивания заставить решить, что я для него недостаточно хороша. Я несколько раз вдохнула и выдохнула, чтобы успокоиться.

– Никто не кажется «обыкновенным» тем людям, которые их любят. Кэллуму и мне просто повезло, мы смогли найти друг друга. Я знаю, это будет немного труднее, чем я себе представляла, но надеюсь, мы отыщем способ быть вместе.

– Но ты и сама должна понимать, что верить в это просто нелепо. Он здесь, а ты там. Он знает, что из этого никогда ничего не выйдет – он просто играет с тобой.

– Но зачем ему это? Какая от этого польза?

– Я вижу, он был весьма… осторожен в своих рассказах. Я права относительно того, что он тебе говорил? Относительно того, как попал сюда?

Я не могла этого отрицать.

– Да. Он мне об этом рассказал.

– И ты ему поверила?

– А с какой стати мне не верить?

– И он ответил абсолютно на все твои вопросы о нас или же отвечал… лишь выборочно? – Она вопросительно вскинула бровь, став в это мгновение еще более похожей на Кэллума.

Я не могла этого отрицать. Я вспомнила все моменты, когда он начинал говорить уклончиво: о Зависшей, которая ушла, о том, что способен делать амулет, и о том, что может случиться, если я сниму браслет. Я отвела взгляд и прочла в ее улыбке торжество.

– Как видишь, он не был с тобой откровенен. Позволь мне заполнить эти пустоты. На самом деле Кэллум, разумеется, всего лишь мальчишка, но он занимается такими вещами столько времени, что успел по-настоящему поднатореть.

– Всего лишь мальчишка? Но сколько же ему тогда лет?

– Никто из нас точно не знает своего возраста, но я полагаю, что он сейчас – вернее, был до того, как попал сюда – в раннем подростковом возрасте. Он может оказаться ужасно инфантильным.

Я ощетинилась.

– Но он вовсе не выглядит таким уж юным.

– О, знаешь ли, наш мир делает с людьми странные вещи. И дело не только в амулетах и чудных плащах. Думаю, он меняет нас и в других отношениях. Кэллум – всего лишь мальчишка.

– Значит, ты явилась сюда, проделав весь этот путь, лишь для того, чтобы открыть мне глаза на его юный возраст? По-моему, дело того не стоило.

Она покачала головой.

– Дело не в этом. Я считала, мой долг – предупредить тебя об опасности.

– О какой опасности?

– О той, которая исходит от Кэллума.

– Но какую же опасность он может для меня представлять? Он там, а я тут. Он никому не может причинить вреда.

– А что именно он рассказал тебе об амулетах?

– Ну, он сказал, что вы пользуетесь ими каждый день, чтобы собирать и хранить счастливые воспоминания других людей. Он сказал, что они оказываются на ваших запястьях, когда вы выбираетесь из реки, и что вы не можете их с себя снять. – Я замялась. – А мой амулет позволяет мне общаться с ним… и с тобой, – добавила я как бы невзначай.

Кэтрин кивнула, как будто мысленно подтверждая то, что уже знала.

– Я так и думала – он ничего не сказал, – прошептала она, словно говоря сама с собой.

– На что именно ты намекаешь? – Мой шепот становился все громче.

– Когда амулет носит кто-то из вас – в твоем мире, – он постепенно собирает все ваши самые лучшие воспоминания. Затем, когда дело сделано, Зависший все забирает. И тогда он сможет уйти. – Она улыбнулась одними губами. – Так сказать, «в отпуск». В его амулете хранится столько всего, что он сможет избавиться от необходимости и дальше каждый день заниматься тяжелым и однообразным трудом по сбору нектара. Он уже проделал это несколько раз. Похоже, он очень остро чувствует, когда кто-то в вашем мире находит такой амулет, и, разумеется, он великолепно навострился в перекачивании огромного количества самых качественных воспоминаний.

Она посмотрела на мое искаженное ужасом лицо и скорчила гримасу.

– Я вижу, что мне придется потрудиться, чтобы убедить тебя. Дай мне подумать, что именно он мог тебе сказать. Что ты первая девушка, которую он полюбил? Что ты трогаешь его сердце, как никогда не удавалось никакой другой? Что ты придала его существованию смысл?

Холодный страх в моей груди начинал распространяться. Мне становилось все труднее сосредотачиваться. Она наверняка все говорит не так. Он мною не манипулирует – я была в этом убеждена. Но он действительно в разное время сказал все то, о чем упомянула она. Может ли это означать, что она говорит правду? Я не хотела этому верить. Должно быть и другое объяснение.

– Нет! – прошипела я, стараясь держать себя в руках. – Я не желаю этого больше слушать. Возможно, у тебя и добрые намерения, но я тебе не верю.

– Просто подумай о том, что сказала. И подумай о том, что тебе сказал он. А потом о том, чего он не сказал. Ну а затем спроси его об Оливии.

Она не могла добавить ничего, что было бы еще хуже.

– Значит, он не сказал тебе об Оливии? – продолжала она, опять покачав головой и отбросив длинную гриву своих золотисто-русых волос обратно на плечи.

– Кто она? – Мой голос звучал глухо.

– Его девушка. Они вместе уже много лет. – Кэтрин продолжала сидеть и пристально наблюдать за тем, как рушится мой мир.

– Я тебе не верю.

– Просто спроси его о ней. Он проводит с ней каждое утро. Послушай, что он скажет, и уж потом решай.

– Почему ты мне все это говоришь? – Я едва смогла выдавить из себя эти слова.

– Мне надоело наблюдать за тем, что он делает с людьми. Он делает эти чудовищные вещи, а затем исчезает на многие и многие месяцы. Это оказывает деструктивное влияние на нас всех и очень расстраивает Оливию, а поскольку она моя подруга, я… я решила положить этому конец.

– И… что же, по твоему, я должна теперь делать?

– Во-первых, перестань носить амулет.

– Кэллум сказал, чтобы я никогда его не снимала, что это опасно.

– Тогда ты должна решить, кто из нас говорит правду. Подумай обо всем этом, потом задай ему эти вопросы, а после этого и решай.

– А что, если я поверю тебе, а не ему? – Я не хотела думать, будто такая возможность вообще существует, что она действительно говорит правду, но мне хотелось узнать, из каких вариантов я смогу выбирать.

– Когда ты поймешь, что я была права, просто надень амулет и позови меня по имени, и я приду. Из этой ситуации есть выход, и я буду рада тебе его показать. Ведь в том, что случилось, виновата не ты.

– Хорошо, – прошептала я. Я была уверена, Кэллум не может быть таким чудовищем, каким она его нарисовала, что она говорит неправду и что у нее недобрые намерения. Но вид у нее был искренний, она сидела на моей кровати с выражением тревоги и участия на лице. Я попыталась сесть еще прямее. – Что ж, спасибо за совет, Кэтрин. Когда я буду разговаривать с Кэллумом утром, то непременно задам эти вопросы.

– Я знаю, что ты их задашь и потом позовешь меня. Правда причиняет боль, но поверь мне, я смогу исправить дело.

Я не ответила, просто смотрела ей в глаза, пытаясь увидеть в них правду. Несколько секунд никто из нас не отводил взгляда, затем она чуть заметно улыбнулась.

– Скоро я с тобой поговорю, – уверенно сказала она. А затем исчезла.

Я быстро огляделась по сторонам, используя зеркальце, чтобы увериться, что ее больше нет в комнате. Я опустила голову на подушку; мысли мои неслись в бешеной скачке. Как я могла поверить хоть чему-то из того, что она наговорила? Но, лежа в постели, я то и дело возвращалась мыслями ко всем тем моментам, когда чувствовала, что он чего-то недоговаривает. Я в подробностях вспоминала все наши беседы, пытаясь воскресить в памяти те мгновения, когда меня охватывала смутная тревога, потому что чувствовала: он не вполне со мной откровенен. Нельзя было не признать, что такие моменты были. Он не раз вводил меня в заблуждение – вернее, позволял мне самой впадать в крайности. И он совершенно точно не упоминал при мне Оливию. Я не хотела верить Кэтрин, но в глубине души сознавала, что в том, что она мне сказала, все-таки есть хотя бы какая-то крупица правды.

Единственный способ все выяснить – это спросить обо всем этом Кэллума. Я сжала браслет на запястье и подумала: снимать его или не снимать? Но я не могла заставить себя расстаться с ним – ведь он был моей единственной связью с Кэллумом, и пока я не выясню, что происходит, я не хотела рисковать тем, что у меня есть.